Мирослав Сусликов задумчиво смотрел в монитор. Там, в мониторе, у памятника Кириллу и Мефодию шел санкционированный митинг ультраправых сил. Бабушки в вязаных шляпках и бритоголовые юноши-чернорубашечники, прикрываясь агитационными листовками от неожиданно ярких лучей майского солнца, рассеянно слушали заходившегося в крике патлатого оратора, энергично размахивавшего нетрудовыми руками под провисшим баннером с призывом «Гей, славяне!». Согласованная с мэрией мощность динамиков позволяла Сусликову слышать речь вполне отчетливо.

«Хотя нас тут немного, но за нами – большинство! – вопил оратор. – Да, большинство! Кормильцы в этой стране – это мы, русские! Выходцы с Кавказа только делают вид, что кормят нас – фруктами на рынке, шаурмой в ларьках и спагетти карбонара в своих псевдоитальянских ресторанах. Снимите их лаваш со своих ушей! Откажитесь от него в пользу бородинского хлеба! Бойкотируйте их! Выращивайте на даче истинно славянские яблоки и кушайте дома! И не покупайте сосисок имени Микояна – под такой маркой не может быть полезных для русских сосисок! Таганка и Останкино – вот где набивают в натуральные кишки подлинный российский фарш!»

Оратор замолк, отер пот со лба и отсморкался. Публика, решив, что он уже закончил, жидко захлопала. Патлатый возбудился. Запихнув обратно в карман мятый носовой платок, он продолжил: «Не надо аплодисментов, друзья! Аплодисменты – это чуждая нам традиция! Вы только осознайте: на каждом шагу – влияние проклятого Запада. За моей спиной таджикский декханин прочесывает немецким культиватором прошлогоднюю траву в сквере! Опрятно? Опрятно, говорите? Немецкая опрятность русским людям не к лицу! Тем более в исполнении азиатских басмачей! Это днем он чешет траву! А ночью?

Худенькая сибирская блондинка Агнесса Никонорова упорно штурмовала московский рынок труда. Три месяца назад с еще непочатым дипломом инженера-строителя и бьющимся сердцем она решительно покинула родной Омск. Агнесса летела в Москву с розовой мечтой о теплом месте под столичным солнцем. Но конец февраля, на который пришлось ее прибытие, был по-сибирски холодным, как и комнатка в бибиревской панельке, в которой жила ее давняя подружка по драмкружку в омском дворце искусств «Шинник». Однако несмотря на прохладный прием, Москва Агнессе понравилась. Помимо обычного для любого большого города запаха выхлопных газов, в ней был еще и особый запах, нехарактерный для большинства российских городов – это был запах денег. Оставалось лишь найти источник и припасть к нему. И она старалась. Для начала нужна была хоть какая-нибудь работа. Например, по специальности. Из Интернета она знала, что в бурно строящейся столице инженеры-строители были востребованы. Но Агнесса столкнулась с чудовищной половой дискриминацией. Никто не хотел воспринимать ее всерьез. Кадровики строительных компаний не могли уложить ее телесную прозрачность и голос Снегурочки с детского утренника на грубое ложе матерящегося прораба. А все проектные бюро были густо засижены выпускниками МАРХИ и МИСИ.

Но Агнесса не сдавалась, просто откорректировала вектор поиска. Если она со своим красным дипломом омского разлива и не могла конкурировать с московскими собратьями по цеху, то с выпускницами секретарских курсов о-го-го как могла. Даже московских, даже при… Да при чем угодно. А пока суть да дело, надо было что-то кушать. Агнессин желудочек хоть и был размером с кулачок, но пищи тоже периодически требовал. А потому, подштукатурив личико и завив локоны соседской плойкой, Агнесса стала ходить по центральным ресторанам. Нет, не с целью поесть за чей-то счет, этого у нее, честной девушки, и в мыслях не было. Она хотела временно трудоустроиться официанткой. И преуспела. Ее взяли в круглосуточное кафе «Шантан-ж», что на Китай-городе, администратором: водить клиентов от гардероба до столика. Работа непыльная, хоть и малооплачиваемая, кормили два раза за двенадцатичасовую смену и спать разрешали в гардеробе до утреннего открытия метро.

…В тот судьбоносный день все сигнализировало Агнессе – что-то значительное грядет в ее судьбе. На пути из метро ей на плащ капнула птичка. Другая на ее месте могла и огорчиться – плащ испорчен, – но не она. Она точно знала, что этот знак – к деньгам, и жалела об одном – о том, что коровы не летают. Прикрыв отмеченное место шарфиком, Агнесса поспешила дальше. Но по прямой пройти не удалось – ступени на выходе из парка были оккупированы митингующими. Обходить было долго и некогда, и Снегурочка, тряхнув накрученными локонами, решительно шагнула на импровизированную трибуну. Скучающие поодаль фоторепортеры оживились и стали прицеливаться. Оратор, не видя Агнессы, среагировал на фотокамеры и вскинул левую руку, под которую и попалась девушка. На кадрах они получились в обнимку, и уже через час Агнесса лицезрела свое фото в новостях «Яндекса» со вдохновляющей подписью: «Славянофил Дубовицкий в обнимку с молодой порослью». За заход в Интернет через компьютер охраны она расплатилась своим обедом, и хоть осталась голодной, была очень довольна: весь район омского «Шинника» уже лицезрел свою Снегурочку на московской трибуне и писал ей одобряющие смс-ки. Поэтому, когда на входе в кафе перед ее взором вдруг нарисовалась объемистая фигура ее старого знакомца Данилы Кувалдина, Агнесса даже не удивилась.

Ким Борисович Неуемный пребывал в дурном настроении. В этом не было ничего особенного. Дурное настроение посещало его с завидной регулярностью в начале и середине каждого часа бодрствования. Но сегодня дурное настроение было не просто результатом регулярной флуктуации. Для этого была внешняя причина. Его опять грубо обрубили на заседании олигархического профсоюза. Не дали вставить свои три копейки в коллективное покаяние Президенту. Предложили помолчать. Ему, председателю комитета по портативной этике! Волки поганые. Почувствовали опасность – зубы спрятали, хвосты поджали. Нахапали народного добра – вот и трясутся. Скромнее надо быть и податливее. Тоже мне, герои перестройки. Теперь всем в тину зарыться захотелось. Да больно размеры значительные – никакой тины для прикрытия не хватит. Вот лично он чист, ничего у государства не брал. И даже то, что удалось прихватить его папеньке по случаю приватизации в начале девяностых, растворялось потихоньку на покрытие расходов личной жизни и общественных притязаний. Но он еще докажет этим, этим, этим… Слов не хватало. Зато Неуемного переполняли идеи. Он задыхался от идей. Просто ему не выпало большого шанса проявить себя. Пока не выпало. Но все еще было впереди. Ким верил в знаки судьбы. Он их искал. Покупал счастливые номера на машины, исследовал трещины в асфальте, когда случалось попасть пешеходом на тротуар, и даже запрещал прислуге снимать паутину в загородном доме – пауки несли в дом процветание.

И сегодня утром ему тоже был добрый знак. У него сильно чесалось левое ухо – а это означало, что кто-то говорил о нем очень хорошо. Поэтому на дневное заседание он ехал в приподнятом настроении и без всяких сомнений вызвался отредактировать текст письма Президенту. И категорический отказ своих, с позволения сказать, однокорытников шокировал его – это противоречило знаку, ниспосланному свыше. «Надо срочно наведаться к лору, – подумал Ким. – Может, просто грибок подцепил». Машина Неуемного медленно ползла по Кремлевской набережной. Ким уже злился. Он вообще не терпел медлительности. Ни в чем. Все решения он принимал быстро, так же быстро и отменял, и принимал новые. На повороте с набережной движение вообще встало. В ухе нестерпимо свербило. Точно грибок. Зазвонил телефон: «Клара, пом» – высветилось на экране.

– Ну, что еще? – вместо «здравствуйте» проронил Неуемный. – Клара, сколько раз я должен повторять вам, чтобы вы меня не беспокоили во время заседания!

– Заседание закончилось полчаса назад, Ким Борисович, я справлялась в канцелярии. Но я бы все равно не стала вас беспокоить, однако согласно вашей инструкции, я вам незамедлительно сообщаю о звонке из Кремля.

– Клара, когда вы научитесь выражаться точно?! Кремль большой. Вы должны были сообщить мне, кто и по какому вопросу.

Вася сидел в ресторане «Парий», жевал жгучую пиццу и сосредоточенно листал записную книжку в мобильном телефоне. Перед ним стояла непростая задача – срочно найти среди своих людей пару пацанов без отсидок и фикс, с растительностью на голове и мозгами под прической. Хорошо, что Данила Мастер подвернулся, вовремя он его из Омска дернул. А еще кого? Можно было бы кого-нибудь из уцелевших при массовой посадке из Челнов вызвонить, завтра первым же самолетом и присвистели бы… Нет, ну его к ляду, про Челны надо теперь забыть навсегда. Будто бы никогда там и не бывал.

Вася снова углубился в бегущие строки на экране мобилы. Если бы Сусликов предупредил хоть за пару дней. Но внезапность – фирменный стиль Мирослава. И Васю он ценит именно за быстроту реакции. Похоже, придется Пашу Жука из Чечни звать. Рисковый человек – Паша. Настоящий карьерист-камикадзе. Ради скоростного социального лифта высшим московским образованием пожертвовал. Да что там образованием. Жизнью рискует каждую минуту. Снайперских пуль в Чечне на всех карьеристов с лихвой хватит. Равно как и погребов для заложников.

А Сусликов Пашу рад будет видеть. Он же его туда послал. И Васин выбор одобрит. Вася набрал номер.

– Жучок? Привет! Живой?

– Живой. У меня же иммунитет.

Адмиралов, Затонов, Карасев и Неуемный томились в приемной Сусликова. Все молчали и делали вид, что чем-то заняты. Адмиралов стоял у окна, спиной к публике, машинально доставая и засовывая обратно в карман пачку сигарет. Затонов, на лице которого отражалась вечная скорбь всего еврейского народа, царапал в блокноте что-то судьбоносное. Карасев заинтересованно рассматривал журнал «Административный ресурс». И только один Неуемный ерзал на стуле без дела, время от времени бросая на окружающих немотивированно-победоносные взгляды. Но ни один из них не понимал, почему они оказались здесь вместе. Все внутренне напрягались и жаждали разъяснений. Но никто им ничего разъяснять не спешил. Секретарша Лидия Георгиевна лихо стучала двумя пальцами по компьютерной клавиатуре, вперив подслеповатые глаза в бумагу, лежащую на столе. Дверь в кабинет Сусликова была плотно закрыта, и из-за нее не доносилось ни звука. Трудно было понять, есть ли за дверью хозяин, один ли он или с посетителем. Звуки клавиатурной долбежки разбавлял лишь уличный шум из открытого окна: отдаленный гул машин да чириканье воробьев.

Пауза становилась нестерпимой. Все ждали развязки, но все же вздрогнули, когда дверь кабинета распахнулась и из него вышел Сусликов. Адмиралов быстро развернулся к собравшимся передом, к окну задом. Сидевшие проворно встали. Неуемный вскочил, роняя на пол победоносный взгляд. Его лицо приняло вид задумчивой гири. Нахмуренный Сусликов наделил собравшихся кивком головы и жестом указал на вход в переговорную. Никому не пожав руки, он первым прошел в дверь и сел на свое место, не дожидаясь, пока дойдут до необъятного стола под зеленым сукном замешкавшиеся в дверях визитеры.

Наконец они кучно преодолели проем и ринулись к стульям. Сусликов, наблюдавший за ними, краем глаза отметил подозрительное движение на зеленом сукне. По столу полз рыжий таракан.

– Это Чаевников, – указал Сусликов на таракана и щелчком послал его в полет. – На кого Бог пошлет.

Таракан приземлился на Неуемного.