Они выпустили Марлоу из тюрьмы Уондсуорт промозглым сентябрьским утром, вскоре после восьми утра. Когда перед ним открылись ворота, он слегка задержался, прежде чем шагнуть на свободу, и дежурный охранник подтолкнул его в спину.

— До скорого! — цинично бросил он.

— В аду увидимся, — огрызнулся через плечо Марлоу.

И пошел вниз по главной улице, угрожающе большой, с плечами, выпирающими из-под тесного дешевого плаща, который ему выдали в заключении. Он немного задержался на углу, рассматривая утреннюю улицу, порывы ветра бросали ему в лицо холодные брызги дождя. На противоположной стороне он увидел бар-закусочную. Марлоу немного помедлил, нащупывая в кармане мелочь, но потом все-таки решился и пересек улицу, по которой двигались редкие автомобили.

Когда Марлоу открыл дверь бара, в тишине звякнул колокольчик. Внутри никого не было. Он сел у стойки на один из высоких стульев и стал ждать. Немного времени спустя из задней двери показался седой мужчина. Он посмотрел на Марлоу поверх старомодных очков в стальной оправе, и его лицо расплылось в медленной улыбке.

Он долго лежал ничком на сене, тяжело дыша, будто его поврежденные легкие старались набрать побольше воздуха. Потом с усилием сел, опершись спиной на упаковочный ящик.

Вагон был старый и изношенный, и сквозь многочисленные щели в стенках внутрь пробивался тусклый свет. Постепенно дыхание Марлоу стало ровнее, он поднялся и снял плащ и пиджак. Рана на руке оказалась менее серьезной, чем ему представлялось. Это был поверхностный разрез в три или четыре дюйма длиной, там, где острие ножа проникло сквозь рукав. Он достал носовой платок и перевязал рану, затянув узел зубами.

Марлоу продрог и поплотнее натянул пиджак, чтобы защититься от ветра с холодным дождем, проникавшим в щели. Уже застегивая плащ, он случайно обнаружил, что упаковочные ящики были адресованы какой-то бирмингемской фирме. Выходит, колесо сделало полный оборот? Он удрал из Бирмингема пять лет назад тоже в грузовом поезде. А теперь он на пути туда же. Мастерс удивился бы, знай он это.

Марлоу снова сел, опершись спиной на ящики, и попытался сообразить, что теперь предпримет Мастерс. Может быть, устроит так, чтобы каждый полицейский в Лондоне получил его, Марлоу, описание? Фолкнер, несомненно, сделает что-то в этом же духе, но на свой лад. Марлоу нахмурился и нашарил сигареты. Значит, Лондон теперь для него исключался полностью. Если каждый проходимец в городе будет выслеживать его, то он не продержится там и получаса.

Он поглубже засунул руки в карманы и постарался трезво оценить свое положение. Может быть, еще удастся найти нужное решение. Провести неделю-другую в Мидленде или где-то на севере, пусть все уляжется. А потом он сможет спокойно вернуться и забрать то, что положил в депозитный сейф в одной фирме рядом с Бонд-стрит.

Когда он появился в комнате, Марии там не было, а ее отец возился у серванта с бутылкой и парой бокалов. Его лицо расплылось в широкой улыбке, он быстро подошел к Марлоу и подал ему бокал.

— Это бренди, лучшее, что есть в доме. Я снова чувствую себя молодым.

Марлоу выпил бренди, поблагодарил и кивнул в сторону окна, где в этот момент заработал мотор фургона.

— Это последнее, что вы слышите от Кеннеди.

Старик пожал плечами, и его глаза погрустнели.

Утро было холодное, но без дождя. Остатки тумана висели над полями позади дома, когда Марлоу переходил через двор к амбару. Он услышал голоса там, внутри, и задержался на пороге, закурив сигарету, прежде чем войти.

Холодный, влажный воздух облепил его, как мокрое покрывало, и он невольно вздрогнул. Помещение было ярко освещено несколькими мощными электрическими дампами, висевшими на проводах. Мария Магеллан и пожилой мужчина были поглощены работой — они грузили ящики и мешки на трехтонный грузовик "Бедфорд", стоявший посередине амбара. Два других грузовика находились в тени поодаль.

— Доброе утро! — быстро обернувшись, поздоровалась Мария, когда Марлоу прошел вперед и попал, в круг света.

— Здесь прямо как в леднике, — ответил он.

Девушка пожала плечами:

Марлоу сидел в ногах кровати папы Магеллана. Было начало десятого утра, и старик только что закончил с плотным завтраком, принесенным ему Марией. В окно слегка бил дождь.

— Больше дождя, больше ревматизма, — сказал Магеллан и выругался. — Это какой-то заколдованный круг, а тут еще проклятая зима надвигается.

Марлоу сочувственно улыбнулся:

— Не обращайте внимания, папа, пару дней в постели — и снова все будет в порядке.

Магеллан хмыкнул.

Долина безмолвия

За снежными вершинами, блестевшими под лучами восходящего солнца, небо переливалось оттенками голубого и темно-синего. Внизу простиралось темное глухое ущелье. Только монотонное жужжание мотора самолета "Бивер", пробиравшегося в Тибет сквозь лабиринт гор, нарушало вековую тишину.

Джек Драммонд зверски устал, а тут еще тупая боль в затылке справа. Сказывались бессонные ночи, обильные возлияния, да и возраст давал о себе знать. Годы уже не те, чтобы летать здесь, в самом худшем для полетов месте мира, на высоте шестнадцати тысяч футов, да к тому же в негерметизированной кабине.

Улыбнувшись, он повернулся к Чангу:

— Там, под вашим сиденьем, в черном термосе кофе. Я бы тоже не отказался.

Дом наслаждений

Драммонд вышел из парной, бросил полотенце на покрытый плиткой пол и нырнул в бассейн до самого дна, чтобы коснуться рукой яркого мозаичного изображения богини Кали, Великой Матери, которая невидящим взором смотрела сквозь зеленую воду в вечность, как и тысячу лет назад.

Он вынырнул, и тут из облака пара возникла одна из девушек, обслуживающих клиентов, и склонилась над краем древнего бассейна с подносом, на котором стоял красивый кофейник и тонкие чашечки. Драммонд подплыл к ней, и девушка подала ему в воду чашечку кофе.

Она была, как и ее подружки, потрясающе красива, с правильными чертами лица и огромными, подведенными черным глазами. Ее зеленое шелковое сари намокло и облепило точеную фигуру и выпуклости грудей.

Пока Драммонд потягивал кофе, он слышал где-то поблизости грубый смех и громкий голос Хамида, гулко отдававшийся от стен. Хамид распевал первую строку Зухмее-Дил, баллады неизменно популярной на северо-западной границе и в одно время даже бывшей любимым маршем стрелков Хибера.

Ночные путники

Джанет вышла из-под душа, быстро вытерлась и, обернув полотенцем свое стройное тело, прошла в спальню. Окно на террасу было открыто, и она стояла в тени, выглядывая наружу.

Луна вышла из-за туч и залила всю Джуму ярким молочным светом. Домики с плоскими крышами сбегали вниз, к реке. На горизонте небо было усеяно звездами.

Казалось, ничто не нарушало тишину чудной ночи, лишь иногда лаяли собаки. Но вот внизу на улице появились факелы, потом раздались мерные монотонные удары барабана и звуки какого-то струнного инструмента. В теплом воздухе послышался смех.

В дверь отчетливо постучали, Джанет быстро обернулась и спросила:

Богом забытый край

Они перелетели через перевал, где ветер с гор достигал чудовищной силы. Дымка от жары уже затягивала горизонт, и они поднялись на высоту 9000 футов, чтобы преодолеть горы, отделяющие Индию от Бальпура.

Джанет Тейт сидела на переднем пассажирском сиденье рядом с Драммондом, позади нее находился Хамид. Она была в белой блузке с воротником, выпущенным на кашемировый свитер, кремовых габардиновых брюках и пальто из овечьей шкуры, которое дал ей Драммонд.

Хамид налил кофе в пластмассовую чашку и подал ей.

— Вот теперь мы держим курс на Бальпур, — сказал он. — Горы на востоке — это Бутан, а там, в дымке, Ассам. Китайцы ворвались сюда в 1962 году.

Обед во дворце

Через французское окно, выходящее на белую балюстраду, были видны силуэты стройных кипарисов, выделяющиеся на фоне вечернего неба. Из сада доносился непрестанный стрекот цикад.

Внутри мягкий рассеянный свет отражался от хрустальных графинов, от золотых и серебряных приборов на столе. В середине ханского тюрбана сиял огромный рубин, словно уголек, раздуваемый легким ветерком.

Хану было семьдесят лет, но он выглядел очень импозантно в сшитом в Лондоне шерстяном смокинге с шелковыми отворотами. Его лицо все еще было лицом бойца, гордое и сильное, с некоторым оттенком высокомерия, присущего человеку, рожденному, чтобы повелевать.

Он сидел во главе стола, Джанет Тейт слева от него, и он обратился к ней с улыбкой на отличном, выверенном английском: