Безмолвный дом

Хьюм Фергюс

Любой обитатель тихого и благопристойного лондонского квартала на Женевской площади знает, что от старинного особняка, называемого Безмолвным домом, надо держаться подальше. Ведь о нем ходит дурная молва, и ни один здравомыслящий человек никогда не поселится здесь. И поэтому, когда в доме появился новый жилец, местное общество тут же начало кипеть слухами. Тем более что жилец очень странный – нелюдим со шрамом на щеке, почти никогда не показывается на улице… Молодой адвокат Люциан Дензил, снимающий комнату по соседству, также стремится узнать, что за чудак въехал в дом с такой дурной славой. Краткое знакомство с ним лишь разжигает его любопытство. Когда же обитателя особняка находят заколотым у себя дома, Люциан загорается желанием выяснить историю его жизни – и смерти…

Fergus Hume "The silent house"

Безмолвный дом / Фергюс Хьюм; [пер. с англ. Л. Соловьевой] – М.: Эксмо, 2013. – 352 с.

ISBN 978-5-699-64495-7

© Соловьева Л., перевод на русский язык, 2012

Глава I

Арендатор безмолвного дома

Люциан Дензил считался неопытным адвокатом, и гардероб его отличался от традиционных длинных одежд собратьев по профессии. Да и жил он достаточно далеко от храма Фемиды. По личным причинам, никак не связанным с денежным вопросом, он расположился в комнатах на Женевской площади, в Пимлико

[1]

. Каждый день он ходил в гостиницу «Сарджент Инн», где располагался его офис, и находился там с десяти до четырех. Он делил его с другом – таким же неопытным и бедным адвокатом.

Такое положение вещей едва ли можно было считать завидным, но Люциан, молодой и независимый при своих трехстах фунтах в год, был полностью удовлетворен своим положением. Ему только исполнилось двадцать пять, и он считал, что у него еще вполне достаточно времени преуспеть в своей профессии. В ожидании исполнения желаний он часто размышлял, манерно застыв над тарелкой овсянки. Все могло быть много хуже.

Женевская площадь напоминала своего рода болото на краю большой реки городской жизни, которая неслась мимо нее со скоростью и шумом, не нарушая мир в пределах, очерченных площадью. Единственный длинный узкий переулок вел от ревущей центральной улицы на тихую четырехугольную площадь со стенами из высоких серых зданий, где жили владельцы меблированных комнат, городские клерки и два или три художника, представлявшие своего рода местную богему. В центре площади располагался оазис – зеленая лужайка, окруженная ржавой железной решеткой высотой в рост человека, перемежавшаяся со старыми вязами и расчерченная узкими дорожками желтого гравия.

Окружающие здания выглядели чрезвычайно представительно – безукоризненно чистые ступени крыльца, окна с белоснежными занавесками и ухоженные цветки в горшках. Стекла в окнах блестели подобно алмазам, ручки дверей и металлические пластины сияли желтым блеском, не было никаких веток или сухих травинок, брошенные бумажки не нарушали опрятный вид площади.

За одним исключением Женевская площадь была образцом чистоты и благопристойности. Такую тихую гавань можно было найти в любом сонном кафедральном городке, но едва ли в грязной, дымной, беспокойной столице – Лондоне.