Г.К. Честертон
Двенадцать человек
Недавно, когда я размышлял о нравственности и о мистере X. Питте, меня схватили и сунули на скамью подсудимых. Хватали меня довольно долго, но мне это показалось и внезапным и необыкновенным. Ведь я пострадал за то, что живу в Баттерси, а моя фамилия начинается на Ч. Оглядевшись, я увидел, что суд кишит жителями Баттерси, начинающимися на Ч. Кажется, набирая присяжных, всегда руководствуются этим слепым фанатическим принципом. По знаку свыше Баттерси очищают от всех Ч и предоставляют ему управляться при помощи других букв. Здесь не хватает Чемберпача, там - Чиззлопопа; три Честерфилда покинули родное гнездо; дети плачут по Чеджербою; женщина жить не может без своего Чоффинтона, и нет ей утешения. Мы же, смелые Ч из Баттерси, которым сам черт не брат, размещаемся на скамье и приносим клятву старичку, похожему на впавшего в детство военного фельдшера. В конце концов, нам удается понять, что мы будем верой и правдой решать спор между Его Величеством королем и подсудимым - хотя ни того, ни другого мы еще не видели.
В ту самую минуту, когда я подумал, не решают ли этот спор преступник с королем в ближайшей пивной, над барьером появилась глава подсудимого. Обвиняли его в краже велосипедов. Он был как две капли воды похож на моего друга. Мы вникли в кражу велосипедов. Мы выяснили, какую роль сыграл в ней Его Величество, какую - подсудимый. И после краткого, но веского спора мы пришли к выводу, что король в это дело не замешан. Потом мы занялись женщиной, которая не заботилась о детях, и поняли по ее виду, что никто не заботится о ней.
И вот, пока перед моими глазами проходили эти лица, а в мозгу мелькали эти мысли, сердце переполнила жестокая жалость и жестокий страх; никогда и никто не сумел их выразить, но именно они с сотворения мира таятся почти во всех стихах и поэмах. Очень трудно объяснить их; может быть, кое-что разъяснится, если я скажу, что трагедия высшее выражение бесконечной ценности человеческой жизни. Никогда еще я не подходил так близко к страданию; и никогда не стоял так далеко от пессимизма. Я бы не говорил об этих тяжелых делах - говорить о них слишком тяжко; но я упоминаю о них по особой причине. Я говорю о них потому, что из горнила этих дел вышла не лишенная знаменательности общественная или политическая формула. Четко, как никогда, я понял, что такое суд присяжных и почему мы должны сохранить его во что бы то ни стало.