Зима пришла в предгорье рано. Снег, легкий, как белая придорожная пыль, падал и падал, кучками ложась вокруг засохших стеблей пижмы. Восточный ветер хлестал по деревянному домишку на крутом склоне и швырял снег в сад, на фруктовые деревья.

Близился вечер. Старик с седой бородкой клинышком смотрел на фруктовый сад. За его спиной у печки сидела жена и щипала гусиные перья. Лопатки ее, точно обломки крыльев, топорщились в полумраке. Старик, причмокивая, сосал свою трубку и не отводил глаз от снежной бури за окном.

— Восточный ветер! — бормотал он. — Самый что ни на есть восточный!

Старуха поднялась, кинула беглый взгляд в окно, и глаза ее заслезились. Белые перышки порхали по комнате, снаружи вихрился снег, и разница между тем, что было снаружи, и тем, что внутри, определяла печка — тепло, исходившее от нее.

— Авось к ночи утихнет! — сказала старуха.