Двигались ли вы когда-нибудь на ходулях? Сажени в две длиной? Странные ощущения, не правда ли? Нечто подобное испытывал сейчас и я. Разве что саженей насчитывалось куда поболе. Макушки деревьев колыхались где-то на уровне груди, спутанные и переплетенные кроны приходилось попросту рвать, как встречную паутину, ломая ветви, сшибая на землю десятки потайных гнезд. Густой попался лесок! Что называется - дремучий. Оттого и хруст стоял страшный. Когда заваливалось особенно крупное дерево, в небо взмывали стаи перепуганных пичуг. Последние, само собой, принимались стрекотать на всю округу, обозленной мошкарой кружили перед глазами, то и дело бросались в смехотворные атаки. Чертовы пернатые! Они выдавали меня с головой!.. Вот и эта деревушка, несмотря на ранний час, проснулась и переполошилась прежде времени.

Замерев на опушке, я медлительно втянул ноздрями пряный воздух, азартно прищурился. Доброе утро и пахнет по-доброму. С самого первого мига пробуждения. Теперь я отчетливо видел место, к которому приближался. Извилистые, сотканные из древесных змей плетни, крытые соломой двухскатные крыши, белые глиняные мазанки - пастораль да и только! Солнце едва взошло, и деревушка точно ветхим одеяльцем была покрыта хлопьями тумана. И все равно, даже подернутая серой мутнинкой, она казалась красивой. Уютные, ладно расположенные хатки, лепестковые блюдца подсолнухов - на все это хотелось глядеть и глядеть. Нет, не зря я пришел сюда с сурового севера! Давно хотелось порадовать взор, погреть измурзанную шрамами шкурку под щедрым солнышком.

Кубань… Сладкая, теплая и удобная во всех отношениях. Здесь даже пыль особенная - мучнистая, мягкая, отдающая уютом. Ландшафт, правда, подкачал - преимущественно степной, без гор и буераков, а в степи меня издалека примечают. И сеют панику задолго до встречи. Как варан же волочить брюхо по земле я не приучен. Привык, знаете ли, шагать на своих двоих. Потому и порадовался этому лесочку. Село притаилось в самой чащобе, надеясь на защиту лесного бога, на крепость сосновых стволов. Только это все равно что возлагать надежды на пресловутое «авось». Оно, как известно, срабатывает далеко не всегда. Вынюхал я людишек! Вчера на вечернем закате, когда. потянуло дымным ветерком. уж аромат-то выпекаемого хлебушка я всегда отличу! А тут ещё и петушок по утру крикнул пару раз. Тихонько так кукарекнул, но я услышал. И, конечно же, встрепенулся. Потому как петушок - ориентир верный!..

Щурясь, я разглядел, как на том конце села люди пестрыми ручейками разливаются кто куда. И одеты во что ни попадя. Не стали меня дожидаться хуторяне, - в бега подались. От беды подале. Жаль… Всхрапнув я сделал несколько шагов и придавил стопой ближайшую хатку. Она хрупнула и осела, выбросив пыльное облако. Точно гнилушку раздавил. И правильно! К хлебосольству следует приучать. Не мытьем, так катаньем. Если все кругом начнут разбегаться, как же мне жить тогда поживать? Тыквами да гарбузами, извиняюсь, питаться? Ну уж нет! Тыквы - оно, конечно, тоже полезно - особенно для печени с селезенкой, но я вам не вегетарианец. С дюжину, может, и сгрызу, а больше просто не полезет в нутро.

- Эй! Страшило лихое! А ну, геть отседова!..

В карту я заглянул ради проформы и тотчас развеселился. Еще лет десять тому назад на подобного рода схемах прежде всего помечались театры, цирки, планетарии и прочие очажки культуры. На современной карте города под первыми номерами шли травмпункты, больницы, районные отделения милиции и юридические консультации. Что называется - на злобу дня. А точнее - вечера. Такое уж занималось над страной время суток. Вот и мы не собирались оригинальничать. Час для «стрелки» был подгадай самый удачный. Десятки подготовительных дел были переделаны, дюжина задачек решена, предстоял завершающий аккорд. Как раз начинало смеркаться, потенциальные свидетели, набив животы яичницами, супами и котлетами, усаживались подле телеэкранов, чтобы принять на десерт заокеанский сладенький суррогат. Еще один сорбит, заменитель сахара к чаю и жизни. Играла на руку и погода. Сплошная пелена туч обложила город, с небес густо валил снег. Хлопья напоминали разлапистых мохнатых пауков, искристой вязью обволакивающих пространство. Сахарная каша липла к лобовому стеклу, бородой нарастала на дворниках. Водитель время от времени фыркал, но я-то был довольнехонек. Месил себе мятную резинку и слушал вполуха Элтона Джона. Из всех четырех колонок по углам салона неслось одно и то же. Квадрофонический Элтон пытался доказать миру, что верит ещё в любовь, несмотря на дирижабли, небоскребы и разное-несуразное. А я, думал, что хорошо, конечно, верить - при его-то бабках! Хотя песенка мне все равно нравилась. Ее кстати, пытался наигрывать в офисе Гоша Кракен. Глуповатый парень, между нами говоря, ремнем таких мало дерут в детстве, - однако стоит ему сесть за рояль, как я растекаюсь по всевозможным плоскостям, становясь мягким, как воск, и всепрощающим, как морская медуза. Потому что играть Гоша умел замечательно. Более всего меня изумляли его пальцы - коренастые обрубки землекопа и качка, с черными ободками обломанных ногтей, с характерными мозолями каратиста на костяшках. Дрянь-руки, но по клавиатуре они порхали, как две большие африканские бабочки. Гоша-Кракен напоминал мне в такие минуты тюленя, который, соскальзывая в прорубь, вмиг расстается с мешковатой неуклюжестью, превращаясь в подводную балерину. За то, наверное, и держал его, не гнал в три шеи, как иных недотеп…

- Эта борзота, пожалуй, может опоздать, - озабоченно предположил Ганс. - Если у них все те же «Мерсы», как пить дать, завязнут.

Он был прав. Даже наши «Ниссаны» ползли черепахами по заснеженной дороге. Застрявших мы видели дважды. Но кукситься в платок я не собирался. В конце концов нас это не касалось. Опаздывающий платит за все! Не. успеют - хорошо, а успеют - ещё лучше. Любой расклад нас вполне устраивал.

Джип свернул с шоссе, немного повиляв среди сосен, выбрался к отвалам.

По слухам, здесь размещалась когда-то грандиозная промышленная свалка. С доброго десятка заводов свозили битую керамику, шлакоблоки, лом и прочую рухлядь. Оттого и получились холмы, которые с течением времени вполне самостоятельно поросли невинной травкой и стали косить под естественный ландшафт. Горы а ля каньон Колорадо, блин! Типа малых Альп, только на Урале!

Делу время, потехе час. Братва читала какую-то дешевую газетенку и от души веселилась.

- ..Холодным оружием будет считаться нож, если толщиной обушка в основании лезвия последний превысит два с половиной миллиметра… Слышь, Гошик, твой тесак, получается, вполне легальный, можешь не прятать!

- А вот тут ещё круче… На территории жилища гражданин имеет право хранить любое холодное оружие, однако на ношение этого же самого оружия он обязан иметь разрешающую лицензию.

- Е-мое! Значит, что в доме, то по закону? Хоть кистень с арбалетом, хоть палаш?

- А если пневматика повышенной мощности, тогда как? Тоже имею право?

В тогда-то собственную жизнь я вынужден был расписывать по минутам. Настолько поджимало со всех сторон. Те исчерканные красными чернилами календарные листки до сих пор приходят в кошмарных снах.

«..12:00 собеседование с козлами-бухгалтерами, 12:30 подарки налоговым комиссарам, 13:00 цветы и торт первой фифочке мэра, парфюмерию - второй, 15:30 стрелка с казанцами…»

И так далее, и тому подобное. Я был почти богат, я был почти всемогущ, но я совершенно не принадлежал самому себе. Мое время выпивала работа, она же закусывала моим здоровьем, а пучки нервов, словно перышки лука, макала в кровавое желе моего мозга. С тех пор многое изменилось, и беспощадную полосу препятствий я умудрился преодолеть. Это оказалось чертовски нелегко - склепать корабль, который шел бы своим ходом, не зарываясь ежеминутно носом в волны, не заваливаясь на борт. Однако в конце концов что-то остойчивое и водоплавающее у меня все же слепилось. Разумеется, конструкция трещала по швам и рыскала по курсу, однако, подчиняясь румпелю, сноровисто, капризно, но она двигалась в нужном направлении. Из согбенного и напряженного жокея я превратился в ленивого кучера, время от времени подергивающего вожжи. Пара банков и дюжина фирм делали свое дело, исправно пополняя казну Ящера. Приносила барыш и черная торговля, частники платили дань, высоколобые бухгалтеры вели двойную и тройную документацию, отмазывая конторы от налогового маразма, майоры и полковники в силовых ведомствах получали от моих парней премиальные, кладя под сукно неприятные бумажки, приструнивая особо ретивых выпускников юридического. Все, что от меня требовалось, сводилось к сущей мелочи: в критические моменты подавать голос и наводить шорох среди вольнодумцев. Судя по всему, с этим я тоже выучился справляться блестяще. Империя Ящера ширилась и процветала, шесть замов вовсю наушничали друг на дружку, голодными крысоедами хавали зазевавшихся коллег. Кто-то рос, кто-то буксовал, кого-то выпинывали из конторы, кого-то выносили вперед ногами. Такая уж у нас наблюдалась жизнь. Вождю нации было все до фонаря, до фени и по барабану, страну прибирали к рукам джигиты с юга и востока. Особо тщеславные, не прошедшие в свое время по конкурсу во ВГИК, выныривали на телеэкранах с депутатской эмалью на груди. Иные шли дальше, становясь советниками первых лиц страны, отчего последняя все более кренилась, угрожая хрустнуть первозданным позвоночником и подобно «Титанику» малым ходом отправиться в царство Тартара. Глядя на весь этот балабонящий с высоких трибун кодлан, хотелось либо катить из страны куда глаза глядят, либо стрелять и стрелять. Из «Гюрзы», из «Иглы», из всемирно признанного «Калашникова», из чего угодно! Исплевать было - в кого. От мишеней рябило в глазах, зудящие пальцы приходилось стискивать в кулаки. И фокусы с сигаретками проделывались легче легкого. Злость питала загадочную силу, и, запираясь в кабинете, я гонял по столу бумажные шарики, заставлял враскачку шагать спичечные коробки. Но это мало развлекало. Швейная машинка времени с монотонностью прошивала строку, дни вытягивались в серенький пунктир. От скуки порой начинало выворачивать наизнанку. Потому что отчетливо понимал: карьера - такой же обман, как все остальное, и этажом выше последует то же самое. Снова придется кого-то топить, кого-то улещивать, кому-то тонко намекать, а кого-то брать грубовато на калган, стряхивая с пути, как стряхивают с плеча докучливую мошку. И нового, увы, не получится. Не забрезжат розовые горизонты, стройные женщины не станут любить слаще, а число врагов наверняка удвоится и утроится. И тем же разбитым корытом будут маячить перед глазами опухшие рожи замов, будут улыбаться и щебетать девочки из кордебалета, и никуда не деться от собственной зубастой армии, готовой порвать глотку любому по одному твоему слову. И главный вопрос - зачем и на хрена - с повестки дня никто не снимет. Ни я сам, ни кто другой.

Конечно, можно было двинуть в президенты, благо сепаратизм сейчас в моде, а то и посадить на трон кого-нибудь из своих, но вопросительные интонации оставались. Для чего, на фига и зачем?.. Не столь уж приятно вместо дюжины душить тысячи, а вместо банкиров трясти города и целые народы. Ящера по крайней мере боятся и уважают, а кто нынче уважает президентов с министрами?

Отменив встречу с металлоторговцем из Новосиба и раздумав ехать к пьяной женушке, я бездумно колесил с Фимой по вечернему городу, болтая о чепухе, на которую эта юная девчушка после двух рюмок стремного «Амаретто» с готовностью отвечала. Мы заехали на заснеженную дачу, по двору которой бродил пушистый кавказец размером с доброго теленка. Щенок не накопил ещё злости и запросто позволял чесать себя за ухом. Однако уже сейчас в медовых его глазках читалось: а не съесть ли вас, друзья мои? Так сказать, на всякий пожарный?.. Сторож с гладкоствольным семизарядным чешским автоматом стоял тут же рядышком, подробно докладывая о малых и больших происшествиях. Где-то что-то опять спалили, в третий раз взломали домик соседей. Сторож даже видел, кто именно ломал, не поленился даже долбануть из своего автоматика, однако милицию вызывать не стал. Может, и правильно, что не стал, но мы его не слушали. Будни нас не интересовали. Предпочтение отдавалась нюансам, и Фима до слез ухохатывалась над котенком, который бродил за кавказской овчаркой, как привязанный. Друзья-антиподы явно ладили, и когда котенок проваливался в - сугробы по самые уши, кавказец терпеливо его отрывал. Делать на даче было больше нечего. Выпив со сторожем по стопарику и заставив моряков Ганса слепить под руководством Фимы приличных габаритов снеговика, мы расселись по машинам и вновь понеслись в город.