«Дело 64»… Они приволокут похитителя назад, в шестьдесят четвертый год периода Сёва, закуют его в наручники. Задача совершенно невыполнимая, хотя они уже четырнадцать лет живут в период Хэйсэй, при императоре Акихито. Как будто голос из прошлого позвал их назад. Сато… 20 миллионов иен… Подражатель? Или…

Миками втащил Микуру в комнатку сбоку от актового зала. Сува вошел следом и дрожащими руками разложил для них складные стулья.

– Давайте подробности! – велел Миками, садясь.

Микура остался стоять.

– Жертва – девочка, старшеклассница из города Гэмбу.

Девочка… Старшеклассница…

Если подумать, сходство с «Делом 64» не так уж велико. Жертва учится не в начальной школе, а в старших классах, она скорее ровесница Аюми. Население Гэмбу составляет 140 тысяч человек. Гэмбу находится в центре префектуры, в пятнадцати километрах к востоку от города Д. Там юрисдикция участка Г.

– Вот! – Микура достал из внутреннего кармана пиджака два листка бумаги.

В глаза Миками бросилась официальная шапка:

«Кому: Пресс-клубу, управлению полиции префектуры Д.

Тема: Договор о неразглашении.

11 декабря 14 года периода Хэйсэй.

Директор уголовного розыска, управление полиции префектуры».

Миками принялся жадно читать.

«11 декабря 14 года периода Хэйсэй в округе, подконтрольном участку Г., возбуждено дело о похищении, подробности которого изложены ниже. На срок действия данного договора уголовный розыск обязуется держать представителей прессы в курсе последних событий. Однако, по нашему мнению, освещение дела в прессе может представлять угрозу для безопасности жертвы. Поэтому предлагаем включить в договор о неразглашении следующие условия:

– Представители прессы воздерживаются от интервью и обнародования прочей информации до завершения следственных действий.

– В том случае, если жертва будет найдена или помещена под стражу для ее защиты или будет решено, что освещение в СМИ больше не представляет угрозы для жертвы, представитель пресс-клуба проводит совещание с директором уголовного розыска касательно окончания срока действия данного договора.

– После согласования подробностей пресс-клуб назначит дату окончания срока действия данного договора.

– На время следствия (и, следовательно, срока действия данного договора) представитель пресс-клуба имеет право обсуждать с представителями уголовного розыска различные поправки к данному договору».

Миками пробежал глазами текст и перевернул страницу. Наибольший интерес, конечно, вызывали подробности дела.

«Подробности похищения с целью выкупа старшеклассницы из города Гэмбу».

Далее текст был написан от руки, небрежным почерком.

«Жертва В. (17 лет). Старшая дочь А. (49 лет, работает не по найму) и Б. (42 года, домохозяйка). Ученица второго года обучения частной старшей школы».

Увидев, что персональные данные пострадавших не раскрываются, Миками почувствовал, как у него дергается щека.

«О похищении сообщили 11 декабря в 11:27. Отец жертвы, А., позвонил в центральную диспетчерскую префектурального управления по номеру 110 и сообщил о том, что его дочь похитили».

Миками посмотрел на часы –2:35. Значит, после того, как отец жертвы сообщил о похищении, прошло уже три часа. Он продолжил читать:

«Звонки от похитителя:

№ 1. На домашний телефон с мобильного телефона В. 11 декабря в 11:02. К телефону подошла Б. Похититель не назвался, говорил измененным голосом (гелий или нечто подобное), потребовал выкуп.

«Ваша дочь у меня. Если хотите снова увидеть ее живой, завтра к полудню приготовьте двадцать миллионов иен». Б. позвонила А. на работу. А. сообщил о похищении по номеру 110.

№ 2. 11 декабря в 12:05. Похититель, как и в прошлый раз, говорит измененным голосом. Звонок произведен с мобильного телефона В. К телефону подошел А., срочно приехавший домой.

«Говорит Сато. Мне нужны старые купюры. Положите деньги в самый большой чемодан, какой можно купить в «Марукоси». Принесите его в то место, которое я укажу завтра. Приезжайте один».

Ведутся срочные следственные действия. Конец».

От ужаса Миками лишился дара речи. Сходство с «Делом 64» казалось невыносимым: преступник назвался Сато, потребовал к полудню следующего дня приготовить ему 20 миллионов иен старыми купюрами, велел отцу жертвы купить в «Марукоси» самый большой чемодан, приказал ехать на место встречи в одиночку. Совпадала даже такая деталь: похититель не представился во время первого звонка, а во время второго назвался Сато… Так же как тогда! Единственная разница – голос похитителя. «Голос мужчины от тридцати до сорока лет, хрипловатый, без особенностей произношения». На сей раз похититель изменил голос.

Тот же человек… повторное преступление? Судя по описанию, такую возможность исключать нельзя. Тем не менее чутье подсказывало Миками: тут что-то другое. Когда они расследовали «Дело 64», ничто не предполагало, что похититель совершает преступление забавы ради. Он торопился, срочно требовал большой выкуп. Не похоже, чтобы тот же самый преступник решил напомнить о себе, обставив все как в прошлый раз. Даже если предположить, что старшеклассницу похитил тот же самый преступник, он, скорее всего, постарался бы убрать любое сходство с «Делом 64», чтобы о связи между двумя похищениями никто не догадался.

Миками показалось, будто ему снова не хватает воздуха.

Нет, не прошлое зовет их. Они живут сейчас, в период Хэйсэй. И нынешнее похищение не связано с «Делом 64».

– Пожалуйста, позаботьтесь о том, чтобы договор о неразглашении был подписан безотлагательно!

Микура говорил властно и равнодушно. «Безотлагательно!»… Миками посмотрел на него:

– Как вы смеете!

– Что?

– Прошло целых три часа после того, как стало известно о похищении! И вы в самом деле думаете, что журналисты обрадуются и пойдут нам навстречу спустя такой долгий срок, да еще получив такой несуразный текст?!

– Не понимаю, почему нет. И потом, насколько я помню, с того момента, как мы сообщаем журналистам о преступлении, автоматически вступает в силу временное соглашение…

– Совершенно верно. – Такая мера предосторожности не позволяла СМИ воспользоваться промежутком до подписания постоянного договора о неразглашении. – А если они откажутся давать подписку? В таком случае по окончании срока действия временного соглашения они вольны будут предавать подробности дела огласке! Уясните, наконец: журналисты соглашаются на наши условия только потому, что мы обещаем держать их в курсе дела, причем обязуемся отчитываться о ходе следствия при первой же возможности.

– Мы передали вам подробности…

Миками помахал в воздухе листками бумаги:

– Да здесь почти нет информации! Мне нужны все подробности за последние три часа – о ходе следствия, а также все, что вам известно о похищении. Как только представители прессы узнают о том, что случилось, сюда нагрянут сотни репортеров и операторов из Токио! Вы не сможете контролировать их при таком отношении!

– Ну хорошо, – с обиженным видом ответил Микура. – Я могу и сам предоставить дополнительные сведения, насколько они мне известны.

– Что ж, я слушаю. Во-первых, мне нужны их имена. Начнем с жертвы.

Сува достал записную книжку и листал ее. Колпачок ручки он так и не снял.

– Я не могу назвать вам их имена.

– Что-о?! – не выдержал Миками. Его переполнял гнев. Он читал немало материалов, посвященных отношению прессы к похищениям, но не мог припомнить случая, чтобы префектуральное управление скрывало персональные данные. – Это еще почему?

– Здесь ничего не поделаешь.

– Почему?

– Потому что… словом, есть вероятность, что мы имеем дело с мистификацией. Кто-то намеренно подражает «Делу 64».

– Мистификация? Вы считаете, что мы имеем дело с мистификацией, только потому, что все напоминает «Дело 64»?

– Не только.

– Тогда объясните, что происходит! Похититель звонил с мобильного телефона жертвы, так? – Миками посмотрел в записи. – Похититель звонил с мобильного телефона В. Все предельно ясно! Значит, на домашнем телефоне родителей девочки установлен определитель номера. И следователи уже должны были получить распечатку разговора в телефонной компании. – В таком случае… – Значит, у вас есть все основания полагать, что похититель нашел, а может, и украл телефон дочери? У вас есть доказательства такой версии?

Микура шумно вздохнул и покачал головой:

– Нет, я другое имею в виду. Сейчас… в данный момент мы не можем исключить вероятности того, что девочка все подстроила сама.

Сама?! Миками нахмурился. Девочка инсценировала собственное похищение?!

– Видите ли, девочка проблемная. Дома она появляется редко, в основном для того, чтобы попросить у родителей денег или взять чистую одежду. Она записана в старшую среднюю школу, но все время – день и ночь – проводит со своими друзьями. По правде говоря, родители не знали, где она, уже несколько дней, после того как она в очередной раз ушла из дому. Мы предполагаем, что она либо сговорилась с каким-то своим знакомым, либо кто-то подучил ее так поступить. Неизвестно, на самом ли деле она пытается вытянуть из родителей двадцать миллионов иен либо делает все просто в шутку. Судя по их рассказам, она на все способна.

Миками чувствовал: тут что-то не так.

– Девочке семнадцать лет. Хотите сказать, что она сама или ее знакомые специально изучали материалы четырнадцатилетней давности, знакомясь с «Делом 64»?

– С мобильного телефона она способна за несколько минут связаться и с людьми постарше, в том числе с кем-нибудь из местных якудза. И даже если ее сообщник моложе, сведения о «Деле 64» найти нетрудно. Достаточно лишь вбить в поисковик слово «похищение»… и сразу всплывает масса ссылок на «Рокуён». Дело так и не раскрыто, значит, похищение прошло успешно, так что нетрудно понять, почему они взяли его за образец.

Миками не мог согласиться с Микурой. Тут концы с концами не сходились. Все казалось выдуманным, притянутым за уши. Сплошные гипотезы и домыслы.

– Вы поэтому не хотите обнародовать имя девочки?

– Согласитесь, это достаточное основание. Представьте, мы предадим ее имя огласке, а потом выяснится, что похищение – мистификация.

– Предадим огласке, говорите? Не поймите меня неправильно. Мы сообщаем журналистам имя девочки в частном порядке. На период действия договора о неразглашении они не имеют права напечатать ни слова. Таким образом, до окончания срока действия договора имени никто не узнает. И даже если похищение окажется мистификацией и договор о неразглашении придется аннулировать, они все равно не имеют права обнародовать имя девочки, потому что она подпадает под действие закона о защите прав несовершеннолетних. Опасности, что ее имя станет широко известно, нет.

– Нет, все будет не так. Как только договор о неразглашении отменят, представители прессы ринутся к ее дому. Напоминаю, возможно, старшеклассница сама инсценировала собственное похищение. Для таблоидов такой сюжет – золотая жила: деньги, мужчины, разрыв семейных отношений. Они драться будут за то, чтобы первыми взять интервью у нее и ее родителей! Выплывет ее имя наружу или нет, ее близкие вынуждены будут выдерживать самую настоящую осаду.

Миками надоело слушать отговорки… Но еще больше ему надоело самому их выдумывать.

– Здесь в игру вступит наше управление по связям со СМИ; мы позаботимся о том, чтобы ничего подобного не произошло. Предоставьте дело нам!

– Не могу, речь идет о тяжком преступлении. Девушка в результате может оказаться в центре крупного скандала. Так бывает всякий раз, когда речь заходит о похищении и выкупе. А если выяснится, что все подстроено, она станет мишенью для гнева.

– Именно поэтому я и предлагаю предоставить дело нам! А что, если похищение – не мистификация? Если вовремя не подписать договор о неразглашении, начнется настоящая неразбериха!

– Вот почему мы готовимся к любому варианту развития событий. Сохраним ее личность в тайне, но передадим прессе все, что нам известно о деле. Как я только что вам сказал.

– Ее персональные данные должны быть переданы журналистам. Это не обсуждается. Если вы не уполномочены решать подобные вопросы, ведите меня к Аракиде!

– Подобные вопросы решаю я. Больше вам никто не ответит, – решительно ответил Микура.

Миками посмотрел на часы. Он буквально излучал гнев и досаду. Положение ухудшалось с каждой секундой. Репортеры еще не знают о похищении, а ведь отец девочки позвонил в полицию три часа двадцать четыре минуты назад! Давно пора было взять с них подписку о неразглашении. Миками снял зажим, скреплявший два листка бумаги, и протянул Суве листок с подробностями дела:

– Снимите копию.

– Слушаюсь!

– И сразу же поставьте в известность членов пресс-клуба.

В глазах Сувы мелькнул страх.

– Как есть – без имен?

– Совершенно верно.

Сува смотрел в пространство; несомненно, он живо представлял себе шквал возмущения со стороны репортеров. Повторение вчерашнего дня… Члены пресс-клуба наверняка решат, что полиция снова скрывает от них важные сведения, несмотря на только что данное обещание. К тому же речь идет о таком тяжком преступлении, как похищение с целью выкупа… Все СМИ проявляют особое внимание к такого рода делам.

– Сува!

– Но… Миками-сан… – Сува смотрел на него с тем же выражением, что и вчера. Миками вспомнил их разговор.

«Как только мы предоставим право получать полные сведения, станет почти невозможно снова отобрать его. Они будут драться еще ожесточеннее, чем если бы у них такого права никогда не было».

«Вот почему мы у них ничего не отберем. Доведем дело до конца».

Они закроют только что приоткрытое окно.

Но тянуть нельзя, положение слишком серьезное. Есть и другие причины для того, чтобы как можно скорее известить представителей прессы. Их нельзя недооценивать. У каждого репортера имеется собственная сеть осведомителей по всей префектуре. Если кто-то заметит что-то необычное в Гэмбу… Если они начнут вынюхивать, не зная, что произошло похищение… И если похититель заметит их деятельность…

Миками закрыл глаза и сразу увидел перед собой Аюми с распухшим от слез лицом. Ничто не указывало на то, что они столкнулись с мистификацией. На чаше весов жизнь семнадцатилетней девочки – тут важна каждая секунда.

– Сделайте копию – быстро! Через пять минут представители прессы должны дать подписку о неразглашении!

– Они ни за что не дадут подписку о неразглашении без имен. Начнется бунт. Мы даже не сможем ничего с ними обсудить.

– Передайте, что мы вот-вот обо всем объявим; они скоро узнают дополнительные сведения. Одним словом, действуйте. Делайте что хотите, но чтобы договор был подписан!

– Не могу, тем более что…

– Можете. А имена я добуду. Вас я прошу только об одном: постараться до тех пор сохранять спокойствие. Когда-нибудь вы сами станете директором по связям с прессой – учитесь.

Все замолчали. Сува покосился на Миками, сел на стул, прикусив губу, и сунул листки в блокнот. Миками выжидательно посмотрел на Микуру.

– Я не могу дать вам их имена, – сказал тот.

Миками достал записную книжку и ручку. Неожиданно в голову ему пришла еще одна мысль.

– Вам известно, мужчина похититель или женщина?

– Что, простите?

– Меня интересует измененный голос. Гелий? Что говорит мать девочки?

– М-м-м…

– Микура, у меня нет времени!

Микура хотел было возразить, но все же кивнул:

– Она не может наверняка сказать, был ли голос, который она слышала по телефону, мужским или женским.

Не переставая записывать, Миками задал следующий вопрос:

– А что насчет акцента, каких-то особенностей речи?

– Она ничего не может сказать. Кажется, голос не был особенно запоминающимся, тем более что он был изменен с помощью гелия. Но, конечно, какой-то акцент она бы заметила.

– Во время первого разговора похититель не назвал своего имени?

– Мать девочки уверяет, что нет. Правда, она тогда была очень расстроена.

– Говорил ли похититель что-нибудь вроде «Она умрет, если вы обратитесь в полицию»? Как вы помните, четырнадцать лет назад преступник предупредил об этом во время первого же звонка.

– По-моему, нет.

Взгляд Миками переместился на руки Сувы.

– И тем не менее ее родители сообщили о похищении только через двадцать пять минут. Что они делали до того?

– Пытались дозвониться дочери на мобильный. Они боялись, что их дочь убьют, если они сообщат нам. Они долго спорили, сообщать нам или нет.

Сува захлопнул блокнот и встал. Миками закончил писать, вырвал страничку из записной книжки и протянул ее Суве вместе с первой страницей, полученной от Микуры.

– Я на вас рассчитываю.

Сува отвесил глубокий поклон.

– Значит, жду продолжения, – негромко сказал он и трусцой выбежал на лестницу. Миками понимал, что он не может вернуться без имен. Приняв решение, он снова повернулся к Микуре. И тут в кармане зазвонил телефон. Посмотрев на экран, он увидел, что ему звонит Исии.

– Миками, вы бы не могли…

– Произошло похищение.

– Похищение?

– Сейчас я выясняю подробности. Сува на пути в управление по связям со СМИ. Позвоните ему, – сказал Миками перед тем, как нажал отбой. Но он еще успел услышать дребезжащий голос Исии:

– Но ведь в таком случае комиссар не сможет…

Миками захлопнул крышку и положил телефон на стол. Визит комиссара! О нем он совсем позабыл. А Исии как будто остался совершенно равнодушен к похищению. Настоящая канцелярская крыса! Для него важнее всего не само дело, а только то, как оно скажется на визите комиссара.

А все-таки Исии прав. Совершенно прав. Теперь комиссар Кодзука к ним не приедет. Сейчас о его визите не может быть и речи.

Им предстоит расследовать новое похищение. Немыслимо даже думать о приезде комиссара. Тем более его приезд официально посвящен другому похищению, которое случилось четырнадцать лет назад… Трудно представить более нелепое положение. Интересно, как поступит комиссар? Все-таки проведет инспекцию, только назовет ее поездкой на линию фронта? Или воспользуется похищением как предлогом для того, чтобы захватить власть в префектуральном управлении? Может быть, он привезет с собой целую команду бюрократов, которые возглавят оперативный штаб, тем самым демонстрируя всем, что НПА сыграет руководящую роль? Нет, слишком рискованно.

Если похитителя не поймают, представители НПА потеряют очень много. Они потеряют лицо в глазах всей страны и уже не смогут отобрать должность директора уголовного розыска. Скорее всего, визит отложат или вовсе отменят. Ну а сейчас – если только похищение не раскроют по горячим следам – ни о каком визите не может быть и речи.

Миками почти ничего не почувствовал. При мысли о том, что комиссар не приедет, он не испытал ни разочарования, ни облегчения. Радости тоже не было. Какая ирония судьбы! Все как будто предопределено… Призрак «Рокуёна» ставит крест на инспекции «Рокуёна». Префектура все-таки стала Далласом, но вовсе не из-за префектурального управления и даже не из-за его уголовного розыска, а из-за похитителя, который назвался Сато.

– Достаточно пока? – раздраженно спросил Микура.

Миками снова бросил на него внимательный взгляд. Заглянул в глаза, пытаясь понять, о чем он думает. По-прежнему муравей, но муравей, уверенный в себе. Так он сегодня держался с самого начала. Трудно было поверить, что его, всего три с половиной часа назад, назначили одним из ведущих следователей по делу о похищении – которое, впрочем, могло оказаться мистификацией. «Рассматривают случившееся как мирную передышку», – неожиданно подумал Миками, хотя мысль показалась ему отвратительной. Похищение спасло уголовный розыск от визита комиссара.

– Если у вас больше нет вопросов, я…

– Разумеется, у меня есть вопросы! У меня еще масса вопросов! Ваши сведения устарели на три с половиной часа! – рявкнул Миками, отбрасывая всякое притворство и снова открывая записную книжку. – Итак… мать девочки пыталась перезвонить на ее мобильник. И что?

– Не смогла дозвониться.

– То же самое и сейчас?

– Да. Сигнал не отслеживается; скорее всего, из телефона вынули батарейку.

– Какой у нее провайдер?

– «До-Ко-Мо».

– Вы дозвонились до кого-нибудь из ее друзей?

– Нет – родители даже их фамилий не знают…

Миками перелистнул страницу.

– Выходит, они ее плохо воспитали?

– Они ее подавляли. Судя по всему, ее склонность к правонарушениям стала результатом того, что они слишком вмешивались в ее жизнь, когда она училась в начальной и средней школе.

– Кто так считает?

– Главный психотерапевт. Родители однажды привели девочку к нему.

У Миками зазвенело в ушах.

– Зачем она приходила домой несколько дней назад?

– За чистой одеждой.

– Как она себя вела? Заметили родители что-то необычное?

– Она не говорила с родителями, но для нее такое поведение обычно.

Миками перевернул страницу.

– Получали ли они какие-то предупреждения о похищении?

– Им кто-то звонил несколько раз и молчал в трубку.

– Сколько раз? – У Миками снова зазвенело в ушах.

– Они точно не помнят, но мы еще не закончили их опрашивать.

– Когда им вот так звонили?

– Дней десять назад.

– А номер?

– Что?

– У них ведь есть определитель, верно?

– Ах да. По их словам, звонили из телефона-автомата.

Миками почувствовал, как в голове со скрипом приоткрылась дверца. Нельзя допускать, чтобы во все вмешивались его личные чувства…

– Есть еще что-то достойное упоминания?

– По словам матери, как-то она заметила рядом с домом незнакомый черный фургон.

– Когда?

– Три-четыре дня назад.

– Может быть, кто-то затаил на них злобу?

– Они так не считают.

– А телефон? Не находили ли недавно потерянный мобильник?

– Что вы имеете в виду?

– Девочка не подавала заявление в кобан о пропаже мобильного телефона?

– Мы таких вопросов не задавали. Но если бы она обратилась в полицию, произошедшее уже нельзя было бы назвать похищением…

– Вы запрашивали местные посты?

– Нет, мы…

– Срочно запросите! Причем наводите справки не только о телефонах… девушки чаще всего носят мобильники в сумках.

Микура равнодушно, едва заметно кивнул. Миками перевернул страницу и продолжал:

– Когда в дом к потерпевшим приехали оперативники? Сколько их?

– Точного времени не знаю. Пять человек.

– Удалось записать второй звонок похитителя?

– Нет; оперативники не успели вовремя доехать.

– Из какого района звонил похититель?

– Что?

– Я спрашиваю, какая базовая станция поймала сигнал? Каждая станция сотовой связи ловит сигналы в радиусе трех километров… Вы ведь связались с «До-Ко-Мо»?

– Пока известно только одно: звонили с территории нашей префектуры.

Микура уклонился от ответа. Может, он что-то скрывает?

– Выясните и дайте мне знать.

– Хорошо, я спрошу.

– У вас написано, что отец похищенной девочки работает не по найму; значит, он предприниматель? Что у него за предприятие?

– Если я вам скажу, вы сразу его вычислите.

– Хорошо, значит, его фирму легко найти… Какой-нибудь магазин?

– Д-да, наверное, и так можно сказать.

– Где он находится?

– В Гэмбу, в центре города.

– Родители девочки – состоятельные люди?

– По их словам, им придется продать все, чтобы собрать выкуп.

– Есть ли у девочки братья и сестры?

– Да, младшая сестра.

– Сколько ей лет?

– Одиннадцать. Она учится в шестом классе начальной школы.

– В шестом классе… – Миками перестал записывать и задумался. Похититель выбрал старшую, а не младшую из двух сестер.

– Вот именно – кстати, это одна из причин, почему мы решили, что девочка сама инсценировала свое похищение. – В голосе Микуры послышались горделивые нотки.

– Может быть, похититель оказался растяпой. Или дело имеет сексуальный подтекст. А может быть, похититель – кто-то из ее знакомых. У вас, наверное, много версий?

– Да, есть несколько. – Микура отвечал равнодушно.

Что-то в этом было не так.

Похищение произошло совсем недавно, можно сказать, только что. Почему же уголовный розыск так напирает на возможную мистификацию? Не потому ли в словах Микуры не чувствуется особой тревоги? Может быть, у них есть улики, нечто вполне осязаемое, указывающее на то, что похищение подстроено. Тогда все сходится. Возможно, уверенность Микуры вызвана не отменой приезда комиссара, а оптимизмом, какой он испытывает в связи с исходом дела. Миками захлопнул записную книжку.

– Почему вы держите административный департамент в неведении?

– Что, простите?

– Я заметил в актовом зале представителей отдела общественной безопасности, службы собственной безопасности, даже дорожной полиции… Почему они в курсе дела, а нас вы ни о чем не проинформировали, хотя прошло уже три с половиной часа?

– Это лишь вопрос приоритетов, – без колебаний ответил Микура. – Если найдутся еще какие-то вещи, принадлежащие девочке, придется отправить на место отряд по борьбе с беспорядками. Сотрудники дорожной полиции могут проверять документы и номера машин под предлогом того, что в префектуре эпидемия. Они также могут собирать отпечатки пальцев. Служба общественной безопасности может…

– А где же плановый отдел? – перебил его Миками. – Ведь вам первым делом необходимо прикинуть бюджет…

– Мы сразу об этом не подумали. Но тут как раз все можно уладить задним числом, чего нельзя сказать об активных следственных действиях.

– По-вашему, связь со СМИ тоже можно наладить задним числом? Вас не беспокоит, что подумает о случившемся пресса? Это распоряжение Аракиды?

– Н-ну… – Микура замялся, и Миками понял, что попал в цель.

– Вы намеренно ничего нам не говорили! Ведь так?

– Нет, не так…

– И долго вы собирались держать нас в неведении? Ведь если бы не мой приход…

Микура молчал.

– Вы понимаете, что вы натворили? Пропала девушка, школьница. Ее родителям кто-то звонил, предположительно похититель. А вы думали о чем угодно, только не о самом деле! Стыд и позор! Внутренние распри не должны влиять на ход следствия, тем более в таком деле! Нет… вы использовали похищение… как месть Токио? Как предупреждение? Как страховку? Как вы могли поддерживать нечто столь предосудительное?

– Стыдно должно быть вам.

Сделав вид, что не слышал последних слов Микуры, Миками продолжал:

– Вам доподлинно известно, что похищение – мистификация. Вот почему вы так реагируете.

– Ничего нам пока не известно. Возможно, похищение и мистификация, только и всего. Главное для нас – найти похитителя и призвать его к ответу. А если вам кажется, будто мы нарочно держали вас в неведении, у вас паранойя! Вы обвиняете нас только потому, что вам кажется, будто вас третируют.

– Если все так и есть, как вы говорите, зачем вы тогда сохраняете в тайне их имена?

– Я уже вам говорил. Пока есть хоть малейшая вероятность, что похищение – мистификация девочки-подростка…

– Я сейчас не о прессе говорю! Я спрашиваю, почему вы скрываете их имена от административного департамента!

На столе завибрировал телефон Миками. Не сводя взгляда с Микуры, он ответил на звонок и услышал голос Курамаэ:

– Миками-сан, мне удалось выяснить, где находится начальник Мацуока. Он поехал в участок Г. на одной из патрульных машин.

– Вы уверены?

– Да. В дежурной части одновременно зазвонили пять или шесть телефонов, и я машинально снял трубку ближайшего ко мне аппарата… в общем, звонили из участка Г.

– Хорошо, молодец. Возвращайтесь в кабинет; пусть Сува введет вас в курс дела.

Миками нажал отбой. Микура смотрел на него так, словно у него был наготове ответ.

– Продолжайте!

– Мы не считаем нужным делиться важными сведениями с административным департаментом. Вы продали нас Токио.

– Знаете, мне надоело слушать ваши домыслы. Если вы настаиваете, что, возможно, речь не идет о мистификации, назовите имена девочки и ее родителей.

Микура еле слышно вздохнул и холодно ответил:

– Похищение не касается администрации. И никого, кроме нас, тоже.

Миками почувствовал, как у него раскалывается голова. «Вот истинная сущность органов. Полиция – в высшей степени замкнутая организация». Раньше и Миками придерживался того же мнения. За много лет работы детективом он относился к своей исключительности как к чему-то совершенно естественному. Но… Теперь он смотрел на все как бы с противоположной стороны.

«Похищение не касается администрации. И никого, кроме нас, тоже».

Он заранее знал, что скажут репортеры: «А. работает не по найму. Откуда нам знать, может, таких людей и вовсе не существует в природе?»