Всю дорогу, пока я смотрела на океан ослепительно сияющих облаков в иллюминаторе нашего самолета, меня не покидало странное чувство. Если бы кто-нибудь сказал мне сейчас, что я сплю и вижу сон, я бы охотно ему поверила. С другой стороны, точно так же я поверила бы и в то, что вся моя предыдущая жизнь – это тоже всего лишь далекий – далекий, пригрезившийся мне сон.

Я еще ничего не успела сообразить, а уже лечу на остров Сайпан. Мы примчались в аэропорт как сумасшедшие и взяли билеты в бизнес – класс – никаких других в наличии не оказалось. Теперь я сижу в огромном кресле (даже и не знала, что такие бывают), наслаждаясь непривычно просторным личным пространством. Этим утром мы встали очень рано, и, пока самолет ехал по взлетной полосе, я пребывала в сладкой полудреме. Но вот мы взлетели, и теперь надо было чем-то себя занять – я то врубала свой плеер на полную мощность, то пыталась сосредоточиться на книжке. Мне не хотелось заснуть и пропустить момент приземления на райский остров, поэтому я бодрилась, как могла. В книжке рассказывалась история одного святого, который с тем же рвением, с которым дети собирают всякие игрушки – побрякушки, коллекционировал «роллс-ройсы» и драгоценные запонки. Это была страшно интересная и очень грустная история.

Все, что происходило вокруг, как нельзя больше соответствовало моему внутреннему чувству «здесь и сейчас». Не берусь перечислить все мелкие составляющие этого приятного ощущения, однако со всей уверенностью заявляю, что ту невыразимую свободу, которую я вдруг испытала в самолете, никоим образом нельзя отнести только на счет выпитого во время полета пива.

В соседнем кресле спал Рюичиро. Он заснул мгновенно, сразу после того, как откинул спинку кресла и пристегнул ремень. Я вдруг заметила, что у него почти такие же брови, как у моего брата. Лицо Рюичиро имело свойственное спящим людям выражение сладкого одиночества и какой-то духовной отдаленности. Он, как спящая красавица, путешествовал по миру своих снов. Путешествие, к которому я никогда не смогу присоединиться.

Позади нас сидел Кодзуми. Мы ехали на Сайпан к нему в гости.

Кодзуми был очень странным. Такого странного человека я не встречала в жизни. Я даже в книгах про таких людей не читала. И по телевизору ничего подобного не видела. Две недели назад Рюичиро позвонил в «Берриз» и рассказал мне про своего друга, который переехал жить на Сайпан. «Было бы неплохо, чтобы вы с ним встретились. Разве тебе не хочется узнать, к кому мы едем в гости?» – сказал Рюичиро и пообещал ближе к ночи привести своего приятеля ко мне в бар.

«Конечно, какие проблемы»,　– ответила я и повесила трубку. И тут же с тоской подумала о том, что зря я все это затеяла. Кому нужна эта поездка на Сайпан? Еще месяца не прошло, с тех пор как я брала отпуск, чтобы поехать на море с братом. Да хозяин просто уволит меня, и дело с концом. А тут еще этот Кодзуми… Со слов Рюичиро я приблизительно составила себе представление о его развеселом друге – владельце маленького сэндвич-бара и пункта проката, в котором можно было взять напрокат снаряжение для подводного плавания. Ну что это, скажите, за жизнь? Я представила себе до черноты загорелого, худощавого парня. Этакого заядлого ныряльщика, который не дурак выпить и обожает женщин.

И зачем только я согласилась?

С другой стороны… Я представила себе, как ныряю в теплую, ласковую воду… Я ведь никогда не была в тропиках, и неизвестно, появится ли у меня еще когда-нибудь шанс туда съездить. И самое главное – я буду вместе с Рюичиро! Разве этого недостаточно, чтобы захотеть поехать куда угодно? Плевать на всех его друзей, плевать на хозяина. Надо брать отпуск и ехать. В конце концов, это моя единственная жизнь, другой не будет.

И я вдруг поняла, что с нетерпением жду этой поездки. Пришла пора окунуться в любовь.

–　Меня тут приглашают прокатиться на Сайпан.　– сказала я маме.　– Ничего, если я съезжу? Вы без меня справитесь?

–　Конечно справимся. А с кем ты едешь?

–　С Рюичиро.

–　У меня будет только одна просьба – постарайся не сразу покончить с собой,　– она засмеялась.

С братом я тоже поговорила.

–　Ёшио, я еду на Сайпан с Рюичиро. Хочешь поехать с нами?

–　Ну… я бы, конечно, с радостью поехал, но…　– Он помолчал.　– Кажется, мне лучше еще немного походить в школу.

–　Ну смотри. Если передумаешь, всегда можешь нам позвонить.

–　Я не умею звонить за границу.

–　Это просто. Сейчас я тебе все напишу. Английский для этого знать не надо.　– Я написала на листке бумаги набор необходимых кодов.

Он взял листок у меня из рук, просмотрел его наискосок и вдруг спросил:

–　Саку, тебе Рюичиро по-настоящему нравится или это у вас так – ничего серьезного?

Опять вопрос на засыпку…

–　А почему ты спрашиваешь?

–　Ну… мама, когда влюбляется, она каждый 'вечер куда-нибудь ходит. А ты всегда дома.

–　Наверное, это потому, что я не умею влюбляться.

–　Значит, это судьба?

–　Ну… В каком-то смысле, наверное, судьба. Нам с Рюичиро никак не убежать друг от друга. Вот и получается, что выбора как бы нет.

–　Ха! Я как раз то же самое хотел сказать,　– радостно сообщил брат.　– У вас просто нет выбора.

Я смотрела на него и не могла понять – он говорит это, потому что ревнует или потому что предвидит наше с Рюичиро будущее.

Я чувствовала, что моя любовь – это что-то столь же невероятное и ослепительное, как та летающая тарелка, которую мы с братом видели в синтоистском храме. Для того чтобы изменить будущее, для того чтобы у нас появился выбор, нам с Рюичиро надо во что бы то ни стало держаться друг друга. Не важно, что будет потом, но сейчас мы должны крепко взяться за руки и совершить прыжок – иначе потеряемся в водовороте стремительно меняющейся жизни.

Это похоже на какой-нибудь изыск типа «механизма автоматического открывания дверей». Такого рода изобретения иногда показывают по телевизору в передачах для буйных изобретателей: бильярдный шар катится по трубе и падает в ведро с водой, вытесненная шаром вода выплескивается наружу и течет на мельницу, мельница крутится, срабатывает включатель, вслед за ним еще один, и наконец после многошаговой цепочки бессмысленных на первый взгляд действий цель достигнута – нам показывают открывающуюся дверь.

Ветер подул в нужную сторону, и изобретатель вдруг стал миллионером.

Разбогател, что называется, на соломе.

Повезло. Бывает и такое.

… Человек, зависящий от другого человека, бессилен. Но на самом-то деле это кажущееся бессилие. Он может все.

Он черпает силу из бессилия, он играет и в процессе игры совершает прыжок за прыжком. Здесь можно ошибиться и тем не менее уцелеть. Но сирена внутри тебя не выключается ни на миг. Загораются лампочки: «Неверно!», «Сейчас!», «Не так!». Противиться этим сигналам невозможно, и ты раз за разом прыгаешь в никуда…

Рюичиро, как и обещал, пришел тем вечером в «Берриз» и привел с собой Кодзуми, который настолько не соответствовал моим представлениям о «смуглых парнях, живущих на пляже», насколько это вообще было возможно. Никакого загара не наблюдалось. Его матово – белая кожа была начисто лишена пигментов. Светлые, почти прозрачные глаза, льняные волосы.

Кодзуми оказался альбиносом.

«Вот это да!» – подумала я, пока Рюичиро представлял нас друг другу.

–　Приятно познакомиться,　– белокожий Кодзуми улыбнулся от уха до уха. Пусть южного загара он так и не приобрел, но южная улыбка была при нем.

В тот вечер посетителей в баре не было.

–　Так ты в Японии?!　– Хозяин страшно удивился, увидев Рюичиро, и тут же принялся его о чем-то расспрашивать.

Теперь мы с Кодзуми были предоставлены самим себе. В полусумраке бара он казался гипсовой статуей.

–　На Сайпане меня ждет жена,　– неожиданно сказал он. Я чуть со стула не упала. Хорошенькое начало для светской беседы. Неужели я похожа на одну из тех девушек, которые только и ждут случая завести роман с другом своего парня?!

–　Да что вы говорите!　– сказала я.

Кодзуми пропустил мою язвительную реплику мимо ушей.

–　Мне кажется, вы с ней обязательно подружитесь,　– он снова улыбнулся своей широченной улыбкой.

–　Она родилась на Сайпане?

–　Нет. Она японка. Ее зовут Сасэко.

–　Сасэко?! Не может быть!

Наверное, это было не очень-то вежливо с моей стороны, учитывая, что я видела Кодзуми в первый раз в жизни. Но я просто не смогла удержаться от этой вполне естественной реакции. Назвать дочку Сасэко? Господи, кому это могло прийти в голову?! Назвали бы ее сразу: Дырка или Давалка…

–　Значит, все-таки может,　– сказал Кодзуми.　– Да ты не смущайся, я уже привык. Все удивляются, когда в первый раз слышат. У нее родители были очень жестокие. Если тебе интересно, я могу рассказать историю ее имени. Хочешь?

Я кивнула.

–　Ее мама была алкоголичкой. Она окончательно спилась и умерла к тому моменту, как Сасэко исполнилось три года. Незадолго до этого случайно выяснилось, что папа Сасэко ей вовсе не папа и что ребенок родился от кого – то, с кем мама девочки переспала по пьяни. Он пришел в бешенство и, не сказав неверной жене ни слова, отправился в мэрию и изменил девочке имя. Назвал ее Сасэко. Мама, между прочим, про это так и не узнала.

–　Н-да…

–　Вот. А так как папа Сасэко был якудзой, то ему не с руки было возиться с маленьким ребенком. Поэтому он отдал девочку в приют, где она и жила, пока ей не исполнилось шестнадцать. Потом она встретила какого-то парня и вместе с ним приехала на Сайпан. Ты только подумай, в первый раз в жизни она оказалась там, где над ее именем никто не смеялся. Никто из сайпанцев не называл ее Давалкой. Им даже в голову это не приходило.

–　Ничего себе!

Мне было странно, что, рассказывая эту историю, Кодзуми не перестает улыбаться. И голос у него тоже был какой-то странный – хриплый и монотонный.

–　… С тех пор как я познакомился с Сасэко, в ее жизни многое изменилось. Оказалось, что у нее есть сверхъестественные способности. И она наконец-то нашла свое призвание.

–　А что у нее за способности?

–　Как я уже говорил, родители Сасэко были не в восторге, когда она родилась. То есть желанным ребенком ее никак не назовешь. Так вот, еще в утробе матери она чувствовала эту нелюбовь. Она знала, что снаружи ничего хорошего ее не ждет, что весь мир против нее, только вот выбора у нее особенно не было. Из утробы не убежишь. Младенец даже не может перестать чувствовать и слышать те вещи, которые ему неприятны… Сасэко привыкла терпеть и ждать, но, в конце концов, боль и тоска стали настолько невыносимы, что с ней произошла внутренняя метаморфоза. Ей открылся некий новый путь, и она научилась общаться с «иными».

–　Какими такими иными?

–　С духами.

«Ну вот, приехали,　– подумала я.　– Только духов во всей этой истории и не хватало».

–　И теперь вместо того, чтобы ублажать мужчин, она утешает духов. Это ее работа. Она поет во время ритуала поминовения.

–　Поет?!

–　Ну да. Ты обязательно должна послушать!　– с гордостью сказал он.

–　Я слышала, у вас на Сайпане духов – тьма – тьмущая.

–　Ага, тьма – тьмущая,　– согласился Кодзуми и поднялся с места.　– Извини, я на несколько минут тебя оставлю.

Он пошел в уборную.

–　Ну что, поговорили?　– спросил Рюичиро, наконец повернувшись ко мне.

–　Где ты его откопал? Он же ненормальный.

–　Зато очень честный. Он никогда не врет. Никогда.

Ну раз Рюичиро говорит, что Кодзуми не врет, значит, не врет. И, следовательно, все, что он мне рассказал,　– это чистая правда. Хотя все это очень и очень подозрительно.

На прощанье я сказала Кодзуми:

–　Ну что ж, передавай жене привет. Только вряд ли она захочет со мной дружить, я ведь даже в духов не верю.

–　Не беспокойся. Обязательно захочет.

Луна освещала ночную улицу. Прозрачные глаза Кодзуми красиво сияли в лунном свете. И я вдруг поняла, что он вовсе не сумасшедший, хотя говорит довольно странные вещи, да и выглядит, прямо скажем, не совсем обычно. И аура у него особенная – воздух вокруг него пахнет, как пустынный пляж, залитый светом луны, или как тенистое кладбище в яркий полдень. Тесно переплетаясь, в нем сосуществуют свет и смерть. Такой вот он человек. Раньше я таких не встречала.

Я рассеянно водила глазами по строчкам. В наушниках еле слышно играл рэп. Утробно гудел мотор самолета. Меня начало клонить в сон. И вдруг…

Самолет резко тряхнуло. От толчка я сразу пришла в себя, и первое, что подумала, было: «Эйко!» Я физически ощутила ее запах, увидела ее лицо, почувствовала прикосновение – все эти ощущения захлестнули меня с невероятной силой.

Я не могла пошевелиться. Сердце бешено колотилось. Голова кружилась. Самолет уже давно выровнялся, однако мне никак не удавалось справиться с этим непонятным приступом.

Почему? Почему я так переживаю эту вспышку памяти?

Ее голос, рассыпавшиеся по плечам волосы – я вдруг увидела каждую мелочь, каждую деталь. И в то же время – я увидела всю ее целиком. Эйко. Воспоминания нахлынули и закружили меня, увлекли, выдернули из настоящего. Это было невыносимо. Я резко поднялась с кресла и пошла в туалет, хотя мне вовсе туда не хотелось.

Запершись в маленькой серой кабинке, я первым делом несколько раз глубоко вдохнула. Надо было успокоиться.

Кажется, похожая сцена была в «Сиянии» Стэнли Кубрика. Мальчик просил о помощи, посылая мысленные сигналы. Кажется, ему удалось кого-то позвать. Или все-таки нет?… Неужели с Эйко что-то произошло?

Когда приступ паники прошел, я вернулась на свое место. Теперь оставалось ждать приземления – я смогу позвонить Эйко из аэропорта. Еще несколько минут назад я была в таком ауте, что эта простая мысль даже не пришла мне в голову.

Я поудобнее устроилась в кресле, и в этот момент Рюичиро открыл глаза.

–　Мы уже почти прилетели,　– с улыбкой сказал он. Загорелась надпись «Пристегните ремни», из динамиков раздался голос стюардессы.

–　Просьба пристегнуть ремни и приготовиться к посадке,　– сказал голос.

В иллюминаторе я увидела несколько маленьких островков. Они ослепительно зеленели на необъятной поверхности океана. Океан был окрашен во все оттенки голубого. Волны закручивались белыми барашками. Сверху все выглядело как на открытке.

–　Как красиво!　– сказала я.　– Просто восхитительно!

–　Здорово, правда?　– подхватил заядлый путешественник Рюичиро. Глаза его сверкали.

«Так вот, значит, какой он на самом деле. Теперь понятно, почему ему так нравится путешествовать»,　– подумала я.

Он обращается со своими чувствами, как с дрожжевым тестом, и, в конце концов, они поднимаются, переполняют его и преображаются в виде историй… В виде книги.

–　Красота!　– донесся с заднего сиденья голос Кодзуми.

–　А ты разве еще не привык?　– спросила я, повернувшись к нему.

–　А разве к этому можно привыкнуть? Я каждый раз поражаюсь… Послушай, я хотел тебя спросить… Несколько минут назад тебя кто-то позвал. Ты слышала?

Я испугалась.

–　Кто?

–　Я не разглядел. Кажется, женщина. Очень красивая. У нее высокий голос. Она такая… тоненькая…

–　Ты что, тоже слышал?　– спросила я, догадавшись, что он говорит про Эйко. Что же это за место такое, куда мы летим? Прямо альтернативная реальность. И, похоже, к этому придется привыкнуть. Может быть, это мой единственный шанс вспомнить все позабытое…

–　Как приземлимся, ты лучше сразу ей позвони,　– сказал Кодзуми, проигнорировав мой вопрос. В его голосе не было ни капли беспокойства. Он произнес это как что-то само собой разумеющееся. Таким голосом обычно говорят: «Сегодня холодно, лучше надеть пальто».

Я посмотрела на Кодзуми и сказала:

–　Хорошо. Я позвоню.

Мы вышли из самолета и погрузились в жаркий и влажный, словно разбавленный горячей водой, воздух.

Может, это небо слишком синее?

Может, эта зелень чересчур сладкая и сочная?

«Подождите меня на выходе»,　– попросила я и, предварительно разменяв деньги, отправилась на поиски международного телефона – автомата. Я нашла его почти сразу и поспешно принялась набирать номер Эйко, то и дело путаясь в кнопках. Наконец в трубке раздались длинные гудки. В аэропорту было шумно, и гудки казались еле слышными. Шестой, седьмой, восьмой… Почему же никто не подходит?

Все это было очень странно, потому что мама Эйко редко отлучается, а если все-таки выходит из дома, то в доме всегда остается прислуга.

Я уже собиралась повесить трубку, когда услышала чей-то голос.

–　Алло?　– Это была домработница. Я немного успокоилась.

–　Можно поговорить с Эйко?

–　Извините, сейчас никого нет дома. Я выходила по делу и только что вернулась. Даже не знаю, куда все ушли. Это очень странно, потому что никто меня ни о чем не предупредил.

От моего спокойствия не осталось и следа. Я сообщила домработнице свое имя и название отеля, сказала, что мне обязательно надо поговорить с Эйко.

–　Пожалуйста, пусть она мне перезвонит, как только сможет.

–　Да – да, конечно, я ей передам,　– ответила мне женщина.

Я повесила трубку. А что еще мне оставалось делать?

Когда я пристроилась в самом конце очереди на таможенный досмотр, таможенники как раз проверяли багаж Рюичиро и Кодзуми. Еще через несколько минут, когда я вышла в зал ожидания, я увидела их обоих – они стояли немного в стороне от выхода и разговаривали с молодой женщиной. Я предположила, что это жена Кодзуми. Ее длинные черные волосы очень эффектно оттенял розовый брючный костюм. Рюичиро заметил меня и помахал мне рукой. Женщина обернулась и посмотрела в мою сторону. Я застыла на месте. «Где я ее видела? Ну где?» Вспомнила! Я видела ее в Кочи, на мониторе видеофона. Это она. Это ее лицо.

Узкие глаза. Нос пуговкой. Пухлые губки. Вся ее фигура источала какой-то сладкий легкий аромат. Она радостно улыбалась, будто и не мне вовсе, а кому-то далекому, кого нельзя увидеть обычным зрением. Ее внешний вид – толстый слой косметики, ярко наманикюренные ногти – вызывал определенные ассоциации и наводил на мысль, что людям сложно менять привычки… В ней чувствовалась умиротворенность, но не как у святых, а сродни той, что бывает у очень пьяных людей или у наркоманов. В последние месяцы, незадолго до своей смерти. Маю тоже была очень спокойной…

Я улыбнулась ей в ответ.

Она протянула мне правую руку и сказала:

–　Приятно познакомиться, Сасэко.

У нее был низкий бархатный голос. Бездонный.

–　Сакуми,　– произнесла я, пожав протянутую руку.　– Мне тоже очень приятно.

И в этот момент она сказала:

–　Ой!

–　В чем дело?　– тут же вскинулся Кодзуми.

–　Вот это да! Представляешь, Кодзуми, оказывается, ты у нас не один такой.

–　Вы это о чем?　– поинтересовалась я.

–　Сакуми, должна тебе сказать, что ты наполовину мертвая,　– Сасэко ослепительно улыбнулась.

Я растерялась.

Рюичиро с интересом следил за происходящим.

–　Сасэко! Как тебе не стыдно!　– сказал Кодзуми.

Она продолжала улыбаться. Потом тихонько сказала:

–　Так ведь в этом нет ничего плохого.

«И правда, что в этом плохого?» – вдруг подумала я.

–　После того как одна твоя половина умерла, вторая заработала в полную силу. Ты как будто переродилась, понимаешь? Такое очень редко бывает. Некоторым людям это удается с помощью йоги, но они обычно посвящают этому всю свою жизнь,　– попыталась она успокоить меня.

Должна сказать, что это ей удалось.

Вчетвером мы сели в машину Кодзуми и поехали в отель. Всю дорогу Кодзуми предлагал нам остановиться у них с Сасэко. Но, в конце концов, мы с Рюичиро убедили его, что в отеле нам будет ничуть не хуже. А уж им с Сасэко точно будет гораздо удобнее. Кроме того, отель, в котором мы намеревались поселиться, находился буквально в десяти минутах ходьбы от их дома. Сама же местность называлась Сусупе и лежала к северу от Гарапана.

Южное небо было ясным и светлым, ветер раскачивал густые заросли, начинавшиеся сразу за обочиной. Дорога была абсолютно пустой. Ничего, кроме джунглей по обеим сторонам. Рассеянно глядя в окно на несущийся навстречу монотонный пейзаж, я почувствовала, что в глубине души происходит что-то непонятное.

Я как будто «превращалась» в кого-то, или, наоборот, кто-то «превращался» в меня (кажется, английский глагол become подходит здесь гораздо больше).

Мне сдавило грудь. Воздух вдруг стал тяжелым и всем своим грузом лег на сердце. Деревья, кустарники, травы ожили и казались причудливыми сказочными животными, а небо и земля еле виделись сквозь дрожащее марево. Все вокруг меня двигалось, только я оставалась неподвижной.

Может быть, меня просто укачало? Я вдохнула поглубже, но ничего не изменилось. На секунду мне показалось, что невидимая, но всегда очень четко ощущаемая граница между моим телом и душой вдруг исчезла. Это было невыносимое чувство. Темное и мучительное.

Но в этот момент машина въехала в Сусупе, и кошмар отпустил меня. Я с готовностью сразу же о нем забыла. Откуда мне было знать, что это только начало? Первые шаги на новой земле.

Сусупе был похож на декорацию для кинофильма. Островки зелени тут и там прикрывали незаполненные прорехи в городском пейзаже. Машины гоняли по улицам, поднимая огромные клубы белой пыли, и это только усиливало ощущение нереальности.

Машина проехала мимо отеля, в котором мы с Рюичиро должны были остановиться.

–　Давайте сначала заедем к нам домой,　– сказал Кодзуми.　– Тут на машине две минуты ехать.

Их дом выходил оранжевым фасадом на дорогу. Снаружи он казался очень просторным.

–　Бар с другой стороны. Сейчас я вам покажу.

Мы вышли из машины.

–　Теперь туда,　– сказала Сасэко, указывая рукой куда-то в глубь участка.

Вокруг дома вела маленькая тропинка.

Мы двинулись по ней.

–　Тут у них очень симпатично,　– сказал Рюичиро, оглядываясь по сторонам.

Через секунду мы прошли казавшиеся совершенно непроходимыми заросли кустарника и очутились на пляже. Перед нами раскинулся бескрайний океан.

Значит, бар – это одно из помещений в задней части дома. Выход на океанский берег. Очень разумно.

Синий океан был спокойным, вода у берега – почти прозрачной, белый песок – гладким и теплым.

–　Мы вернулись,　– сказала Сасэко мужчине-японцу, стоящему за прилавком.

Мужчина кивнул и ответил:

–　С возвращением.

Потом посмотрел на нас с Рюичиро и добавил:

–　Добро пожаловать.

Я довольно улыбнулась. Лицо мужчины было покрыто густой щетиной. Тело – бронзовым загаром. Классический тип. Любитель серфинга, девушек и пива.

–　Давайте присаживайтесь,　– Сасэко махнула рукой в сторону столиков, стоявших прямо у магазина.　– Надо что-нибудь выпить.

Столики были накрыты голубыми скатерками. Над каждым из них стоял зонтик от солнца. А сверху висело яркое южное солнце. Свет и тень.

Мы сели за самый крайний столик, ближе всего к океану. Немного в стороне за одним из столиков сидела компания американских туристов в пестрых пляжных одеяниях. Других клиентов пока не было. Американцы ловко управлялись с гигантскими сэндвичами. Загорелый бородач, который до этого хозяйничал за стойкой, теперь шел в нашу сторону с подносом, на котором стояли какие – то, судя по виду, очень сладкие, напитки. Но на полпути его немного задержал Кодзуми, который ставил машину на стоянку и поэтому появился на пляже только сейчас. Они оживленно о чем-то заговорили.

Казалось, что под тропическим солнцем Кодзуми неизбежно должен растаять. Но он не таял. Он сжился с Сайпаном. Он стал здесь своим.

Солнце понемногу поджаривало наши обнаженные руки, ветерок охлаждал вспотевшие лбы – но не стаканы, которые активно потели на подносе. Мы ждали. Разговор все продолжался.

За несколько минут я настолько успела привыкнуть к этому месту, что мне стало казаться, будто я живу здесь уже который год.

Наконец двое говорунов подошли к нам. После того как мы получили свои напитки, Кодзуми радостно сообщил, что они вместе с бородатым уезжают за товаром.

–　Вы тут пока отдыхайте. А вечером сходим куда-нибудь. Выпьем, поужинаем. Я вам еще позвоню.

Мы помахали ему рукой на прощанье и снова остались втроем.

–　Видите столики вон там, чуть дальше? Это пляжный бар вашего отеля,　– сказала Сасэко, указывая пальцем на ряды белых столиков немного в отдалении. С той стороны ветер доносил обрывки какой-то легкой музычки.　– Видите, как близко.

–　Так у нас не отель, а океанская вилла,　– улыбнулся Рюичиро.

–　Ага,　– улыбнулась в ответ Сасэко.　– Тут эти виллы на каждом шагу. Но главное, что только руку протяни и дотянешься до закусок, пива и прочих прохладительных напитков.

–　Но ваши сэндвичи, разумеется, самые вкусные,　– сказал Рюичиро.

–　Судя по количеству посетителей в обеденное время, так оно и есть.

–　Ну для нас-то у вас найдется свободный столик?　– спросила я.　– Мы очень хотим пообедать вашими замечательными сэндвичами!

И в этот момент со мной произошло то же самое, что в машине по дороге сюда,　– воздух начал давить на меня со всех сторон. Голова закружилась, стало трудно дышать.

Голубое небо, океанский бриз, вкуснейшие сэндвичи – все унеслось куда-то далеко – далеко. И ожидание поездки, и чувство освобождения – ничего не осталось. Только острая боль в груди. Она никуда не уходила. Не отпускала ни на мгновение. Как приступ сенной лихорадки, как грипп, как горная болезнь.

Что же это такое?

Неужели это как-то связано с Эйко?

Мне стало тоскливо. Я задержала дыхание, вгляделась в себя, ища ответа на этот вопрос, и поняла, что Эйко здесь ни при чем.

Но тут Сасэко вдруг тряхнула своими прекрасными волосами, и они рассыпались по ее плечам, по груди…

Она закрыла глаза, словно защищая их от ослепительных брызг, которые вот-вот разлетятся во все стороны. А я, наоборот, не отрываясь, во все глаза смотрела на это зрелище и видела все как при замедленной съемке: волосы описали в воздухе прекрасную, безукоризненную дугу, блеснули И рассыпались на множество маленьких молний – змеек.

Удивительно, но моя таинственная боль отступила.

Но на этот раз я не забыла о ней. Хотя мне уже не верилось, что секунду назад я могла ощущать что-то подобное. Что же это такое? И почему-то оно есть, то его нет? Кажется, Сасэко имеет к этому какое-то отношение…

Я вопросительно взглянула на нее.

–　Ты чего?　– поинтересовался Рюичиро, который тоже почувствовал что-то неладное.

–　Ничего страшного,　– Сасэко улыбнулась.　– Не обращай внимания. Просто у меня голова немного тяжелая. Наверное, от жары. Здесь такое часто бывает.　– И она посмотрела на меня.

Я молча кивнула.

Почему-то мне вспомнился наш с Кодзуми разговор о духах.

Множество призраков, обитающих в джунглях, на пляже, в распаренном воздухе. Люди, которые когда-то здесь умерли. Сотни тысяч. Остров – могила.

Значит, Кодзуми действительно не врал!

Наверное, в Японии тоже есть духи и призраки, просто их гораздо меньше. Но на этом острове их такое количество, что даже я, человек к таким вещам не очень-то чувствительный, ощущаю их присутствие. А может быть, в последнее время мои экстрасенсорные способности улучшились благодаря общению с Ёшио… Кстати, вполне вероятно.

Или это из-за Сасэко, которая утешает здешних духов своими песнями?

Или из-за того, что я наполовину мертва?

Может быть, я продолжаю умирать, сама того не замечая?

Последняя мысль была особенно неприятной. Ведь если вдуматься, то вся наша жизнь – это движение к смерти. С каждой секундой мы приближаемся к собственному концу. Но при этом каждую секунду в нас рождаются новые клетки. Одна за другой, одна за другой. И все дрожит и излучает свет и постоянно изменяется. Может быть, я по какой-то странной причине выскочила из этого замкнутого круга и теперь двигаюсь непонятно где и непонятно куда?

Разумеется, я не надеюсь на вечную молодость. Но мне жаль, жаль эхи клетки, которые рождаются, уже провидя свою смерть. Ведь они не могут не знать об этом. Они знают все.

Над пляжем распускался прекрасный закат. Шум волн сделался тише, приглушеннее – он словно растворялся в наступающих сумерках. Бесшумно подрагивающие от ласковых прикосновений ветерка пальмы постепенно окрасились в оранжевый цвет.

–　Какой красивый закат,　– умиротворенно сказала Сасэко и принялась напевать себе под нос песенку, которая доносилась сюда со стороны пляжного бара. Слушая эту песню, я вспомнила те мелодии, которые слушала по радио, когда была маленькой девочкой. Такие знакомые, милые, мягкие… Почему-то мне показалось, что я наконец-то поняла, кто я и где мое место в этой жизни.

Небо повисло над нами гигантским куполом. Под небом – океан.

Вот так бы и сидеть, глядя на закат, и просто вилять хвостом, как восторженный пес, и чтобы обязательно где-нибудь рядом была парочка влюбленных… Что может быть лучше?

Благословенное время.

Как жаль, что оно уходит так быстро.

Я следила за солнечным диском, пока он окончательно не исчез в океане.

Сасэко продолжала напевать себе под нос ту самую песенку. Мелодичные звуки причудливо переплетались в воздухе, и, казалось, их можно было даже увидеть. Они источали необычайно приятный аромат. Это была самая прекрасная песня в мире. Это был самый прекрасный голос: хриплый, сладкий, сильный, но тоже время трепещущий.

Так я в первый раз услышала пение Сасэко.