–　Ты вернёшься, пока я ещё буду здесь?　– спросила Цугуми, глядя на Кёити остекленевшим взглядом. Выражение её лица было таким печальным, какое бывает у людей, которые сдерживают слёзы.

Кёити улыбнулся:

–　Конечно, через два-три дня.　– Потеряв Гонгоро, он выглядел как человек, утративший равновесие, как будто он лишился ноги или руки. И он действительно остался в этой незнакомой для него местности без одной из опор.

–　Да, ты уже не ребёнок и можешь покинуть своих родителей,　– произнесла Цугуми.

Приближался вечер, и лучи солнца играли на поверхности моря. Цугуми и Кёити, разговаривая, шли по дамбе, которая тянулась вдоль берега моря, направляясь к гавани. Мы также пошли проводить Кёити и наблюдали за ними сзади на некотором расстоянии. Ёко была готова расплакаться, а я чувствовала себя странно рассеянной, ощущая на своих щеках дуновения осеннего ветра. На следующей неделе я тоже должна была вернуться в Токио.

Сколько уже раз я видела это сверкающее море с последней полоской яркого солнечного света на западе, которая медленно уступала место вечерней тени.

На пристани было оживлённо от большого количества пассажиров, ожидавших последний в этот день теплоход, который должен был прибыть через несколько минут. Кёити уселся на свой рюкзак, который сбросил на землю, позвал Цугуми и усадил её рядом с собой. Они смотрели в морскую даль, и их сидящие рядом фигуры выглядели несколько удручённо, но вместе с тем были наполнены внутренней решимостью, присущей собаке, ожидающей своего хозяина.

На берег непрерывно набегали остроконечные волны, которые определённо извещали о приближающейся осени. В это время море всегда вызывало у меня в груди давящее чувство, но в этом году оно пронизывало сердце ещё более глубокой печалью. Глядя на расставание Цугуми и Кёити, я машинально то сжимала руками виски, то бросала в море наживку для рыб, которая валялась под ногами, и с трудом сдерживала слёзы, слушая звучавшие с поразительной монотонностью одни и те же слова Цугуми: «Когда вернёшься?» или «Если у тебя появится время, не звони, а лучше на день раньше садись на поезд и приезжай». Ясный голос Цугуми накладывался на шум волн и звучал как поразительно красивая музыка. «Хотя мы и расстаёмся, ты ни на минуту не забывай меня»,　– дважды повторила Цугуми, будто разговаривая сама с собой.

Рассекая волны, из глубины моря подошёл теплоход. Цугуми встала, Кёити накинул на плечо рюкзак.

–　Итак, всего хорошего,　– попрощался он, посмотрев в нашу сторону.　– Мария, ты скоро уезжаешь, и если мы разминёмся, то тогда до скорой встречи. Когда будет готов наш отель, приезжай и останавливайся у нас.

–　Конечно, если ты устроишь мне недорогой номер,　– сказала я и пожала ему руку.

–　Это само собой разумеется,　– ответил он и тепло ответил на моё рукопожатие.

–　Кёити, почему бы тебе не жениться на мне? Мы поселили бы в саду отеля множество собак и назвали бы его «Собачий дворец»,　– предложила Цугуми невинным голосом.

–　Надо об этом подумать,　– ответил Кёити и горько усмехнулся. Затем он пожал руку Ёко, которая уже была в слезах, и сказал: – Спасибо за заботу.

Матросы установили трап, и пассажиры, встав в очередь, один за другим начали посадку.

–　Ну, скоро увидимся,　– сказал Кёити и повернулся к Цугуми.

–　Если ты попытаешься ограничиться только рукопожатием, я тебя прибью,　– неожиданно заявила Цугуми и бросилась к нему на шею.

Это длилось всего одно мгновение. Не вытирая текущие ручьём слёзы, она подтолкнула Кёити к трапу. Он молча пристально посмотрел на неё и последним взошёл на палубу.

Дав прощальный гудок, теплоход начал медленно отходить от пристани, направляясь туда, где граница неба и моря постепенно становилась всё больше размытой, пока не исчезала совсем. Стоявший на палубе Кёити всё время махал рукой, а Цугуми, сидя на корточках, только пристально смотрела, как удаляется теплоход.

–　Цугуми!　– позвала её Ёко, когда корабль исчез из виду.

Со словами «торжество закончилось» Цугуми встала и со спокойным лицом продолжила говорить, ни к кому не обращаясь:

–　Из-за того, что пропала собака, он должен возвращаться. Что ни говори, нам ещё только девятнадцать. В общем, это были детские летние каникулы.

Сказанное ею совпало с мыслями, которые проносились у меня в голове. Затем, как будто это были последние кадры кинофильма, мы все трое стояли на краю пристани, смотрели в морскую даль и на меняющиеся цвета неба, которое освещалось лучами заходящего солнца.

Хотя уже прошло пять дней, Кёити всё ещё не вернулся. Когда он звонил, Цугуми, рассердившись, часто бросала трубку.

Однажды я сидела у себя в комнате и писала эссе, которое должна была представить в университет по окончании каникул. Неожиданно раздался стук в дверь, и вошла Ёко.

–　Что случилось?　– встревожилась я.

–　Послушай, ты не знаешь, куда в последнее время каждый вечер уходит Цугуми?　– спросила Ёко.　– Её и сейчас нет дома.

–　Может, она пошла погулять?　– предположила я.

После отъезда Кёити Цугуми была постоянно раздражена, и в последнее время её настроение настолько ухудшилось, что каждый раз, когда я, жалея её, проявляла к ней внимание, она только срывала на мне злость. Поэтому я оставила её в покое.

–　И Пуч у себя в будке,　– с беспокойством добавила Ёко.

Я покачала головой. Обычно я не могла понять мотивы поступков Цугуми, но в этот раз, кажется, начала о чем-то догадываться.

–　Будет возможность, я её обязательно спрошу – сказала я, и Ёко, кивнув, вышла из комнаты.

Почему никто из близких Цугуми людей не понимает существа её характера? И Кёити, и Ёко верили Цугуми, когда она, похоже, нарочно демонстрировала своё горе и искусно показывала, что ею движет печаль, а не ненависть. Но она отнюдь не станет молча переносить убийство её любимой собаки. Она обязательно отомстит, и именно поэтому она куда-то уходит каждый вечер. Но с таким слабым здоровьем надо быть просто идиоткой, чтобы замышлять что-то серьёзное.

Думая об этом, я окончательно расстроилась, но решила, что не могу высказать эти мысли Ёко.

Вскоре, судя по звукам, исходящим из её комнаты, Цугуми вернулась. Одновременно послышалось тявканье собаки. Я пошла в её комнату и, раздвигая дверь, сказала:

–　Что ты делаешь? Привела с собой Пуча? Тётя Масако ведь выгонит его…　– Недосказав фразу, я, удивленная, замолчала. Это, конечно, не был Гонгоро, так как его уже не было в живых, но это была собака той же породы и поразительно на него похожая.

–　Это что?　– спросила я.

–　Я взяла её взаймы, но должна сразу же вернуть,　– рассмеялась Цугуми.　– Ты ведь знаешь, что я очень люблю собак.

–　Не завирайся,　– только и сказала я, сев рядом с ней.

Гладя собаку, я стала напряжённо думать. Я уже давно не испытывала ощущения соперничества в стремлении отгадать следующий ход противника. Если моё предположение не совпадёт с планами Цугуми, то она замкнется и ничего больше не скажет.

–　Ты собираешься показать собаку этим парням, не так ли?

–　Великолепно, ты действительно сообразительна,　– сказала Цугуми, слегка улыбнувшись.　– Когда ты уедешь, мне опять придётся жить в обществе дураков, которые меня не понимают. А это очень утомительно.

–　Тебя никто не понимает?　– рассмеялась я.

–　Хочешь послушать, что было сегодня вечером?　– спросила Цугуми, обнимая собаку.

–　Конечно хочу.

Я теснее придвинулась к ней. В этот момент, сколько бы лет ни прошло, мы опять стали детьми, которые делятся своими секретами. Атмосфера ночи стала более напряжённой, и сердце забилось сильнее.

–　Я тщательно расследовала, к какой группе принадлежат эти подонки. Меня ведь часто ночами не было дома?

–　Да, я это заметила.

–　Так вот. Ничего особенного. Они выглядят взрослыми, но на самом деле учатся в старших классах средней школы. Местные хулиганы. Их любимым местом сбора является бар-закусочная в соседнем городке.

–　Цугуми, и ты туда ходила?

–　Да, сегодня вечером. Конечно, руки дрожали.　– Сказав это, Цугуми для подтверждения своих слов вытянула вперед руку. Я, взглянув на руку, продолжила слушать с напряжённым вниманием.　– Держа в руках собачонку, я поднялась по лестнице в бар-закусочную. Она расположена на втором этаже. Эти парни не больше чем трусливые подонки, и я уверена, что никто их них не обладал мужеством запачкать свои руки убийством собаки. Определённо, они выбросили Гонгоро в море, привязав к нему какой-то груз, но думаю, что они не видели, утонул он или нет. Наверное, это так и было.

Когда я вновь подумала о Гонгоро, у меня от гнева всё потемнело перед глазами. А Цугуми продолжала:

–　Следовало, по моим расчетам, только показать им эту собачонку. Однако если бы они там оказались все, это могло бы плохо закончиться, подумала я. Они могли догнать меня, и тогда – моя песенка спета. Поэтому когда открывала дверь, действительно дрожала от страха. Но я открыла её. К счастью, за стойкой сидел только один из них, лицо которого я хорошо запомнила. Увидев меня с собакой, он обомлел и испуганно смотрел то на меня, то на собаку. Затем я с треском захлопнула дверь и сбежала по лестнице. Опасаясь, что, если он догонит меня, я не смогу с ним совладать, я спряталась внизу под лестницей. К моей радости, этот тип только открыл дверь и сразу закрыл её. Но ноги у меня тряслись.

–　Потрясающее приключение,　– прокомментировала я.

–　Да, у меня даже поднялась температура,　– с гордостью рассмеялась Цугуми.　– Но мне кажется, что в детстве я переживала подобные кризисы почти каждый день. Что, я совсем деградировала?

–　Дело не в деградации, а в том, что ты слаба физически. Поэтому тебе не следует проявлять чудеса храбрости и тягаться с этими парнями,　– сказала я.

После рассказа Цугуми я немного успокоилась.

–　Я посплю,　– сказала Цугуми, залезая в постель.　– Ты не привяжешь собачонку около дома? Сажать её в будку Пуча опасно, так как они могут украсть и её. Поэтому привяжи её под верандой или где-нибудь ещё.

Цугуми выглядела очень усталой, поэтому я согласилась и встала, держа в руках собачку. Когда я прикоснулась лицом к её маленькой головке, у меня неожиданно вырвалось:

–　Она пахнет как Гонгоро. Цугуми, вздохнув, согласилась.

В комнате было совершенно темно. Сквозь сон я услышала, что вдалеке раздаются какие-то звуки. Когда я повернулась на другой бок, то различила, что кто-то, рыдая, тяжело поднимается по лестнице. Это пугающее ощущение чего-то нереального, исходящего из темноты окончательно разбудило меня. По мере того как сознание становилось всё более ясным, я поняла, что звуки приближаются, но какое-то мгновение я, как в кошмарном сне, не могла сообразить, где проснулась. Когда глаза привыкли к темноте, передо мной возникли мои руки, лежащие поверх белого пододеяльника. Затем раздался скрип открывающейся двери.

Это в комнате Цугуми, взволнованно определила я и на этот раз, окончательно проснувшись, вскочила с кровати. Послышалось: «Цугуми». Это был голос Ёко.

Выйдя из комнаты в тёмный коридор, я увидела, что дверь к Цугуми открыта. Цугуми в темноте сидела на постели, сверкая широко распахнутыми глазами. Перед ней стояла покрытая грязью Ёко и, дрожа от рыданий, неотрывно смотрела на свою сестру. Под её взглядом Цугуми застыла без движений с испуганным выражением лица.

–　Ёко, что произошло?!　– поинтересовалась я. Мне пришла в голову страшная мысль, что на неё напали эти парни. Однако Ёко тихо спросила:

–　Цугуми, ты знаешь, что я сейчас сделала? Не говоря ни слова, Цугуми медленно кивнула.

–　Такие вещи вытворять нельзя,　– сказала Ёко, вытирая лицо грязными руками. Затем, собравшись с силами, чтобы подавить свои непрекращающиеся рыдания, она заявила: – Ты просто не сможешь так жить дальше.

Я не имела ни малейшего понятия, что произошло, а только смотрела на двух сестёр, которые противостояли друг другу. Цугуми неожиданно опустила глаза, резким движением выхватила из-под подушки полотенце и протянула его Ёко.

–　Прости меня.

У меня перехватило дыхание. Должно быть, случилось что-то чрезвычайное, раз Цугуми извиняется.

Ёко с легким кивком взяла полотенце и, вытирая слёзы, вышла из комнаты. Увидев, что Цугуми закрылась одеялом с головой, я, не зная, что мне здесь дальше делать, вышла из комнаты и спустилась по лестнице вслед за Ёко.

–　Что произошло?　– Мой вопрос необычно громко прозвучал в тёмном и тихом коридоре, и я понизила голос: – Всё в порядке?

–　Да, теперь всё в порядке,　– сказала Ёко, и на её лице появилась улыбка, хотя, была ли это улыбка, в темноте было трудно определить, но я почувствовала это по тону голоса Ёко.

–　Ты думаешь, для чего использовала Цугуми эту собачонку?

–　Что? Я её недавно привязала к веранде.

–　Мария, ты поддалась обману.　– При этом Ёко не могла удержаться, чтобы не усмехнуться.

–　Ты знаешь, что Цугуми делала ночами?

–　Она искала этих парней, не так ли?　– Сказав это, я ахнула. Ведь Цугуми могла по телефону узнать об этой закусочной в другом городе.

–　Она рыла яму,　– сказала Ёко.

–　Что?!　– опять громко переспросила я, и Ёко поманила меня в свою комнату.

Там горел яркий свет, и всё, что до этого происходило в темноте, стало казаться каким-то необычным сном. Ёко вся была покрыта грязью, и я посоветовала ей пойти принять ванну, но она отказалась.

–　Сначала послушай, какое со мной случилось приключение,　– ответила она и рассказала мне историю о яме.

–　Это была потрясающая яма. Глубокая. Как она только смогла её вырыть? Куда относила землю? Несомненно, она делала это каждую ночь после того, как все ложились спать, а утром закрывала её доской и поверх засыпала землёй… Я крепко спала, но почему-то неожиданно проснулась. Когда прислушалась, мне показалось, что кто-то стонет. Мне стало очень страшно, но я так и не могла определить, кажется мне это или нет… Но всё-таки было похоже, что звук исходит из сада, и я встала и пошла посмотреть. Ты ведь знаешь, когда происходит что-то непонятное, всегда хочется пойти и посмотреть, хотя это и вызывает дрожь во всём теле. Я открыла заднюю калитку и шла на ощупь в сплошной темноте. Но звук, похоже, исходил не из дома, а оттуда, где была будка Пуча. А что, если это грабители? Но тогда почему не лаял Пуч? Во всяком случае, я решила пойти и посмотреть на Пуча. В потемках запахи лучше различаешь, не так ли? Так вот, когда я вышла в сад, в нос мне ударил более резкий, чем обычно, запах свежей земли. Я остановилась, склонив голову, и вновь услышала стон… из-под земли. Подумав, что вряд ли это возможно, я приложила ухо к земле и удостоверилась, что это действительно так. Постепенно глаза привыкли к темноте, и, всмотревшись, я увидела, что рядом с Пучем, ты не поверишь, сидит Гонгоро. Я была ошеломлена и на какое-то мгновение потеряла чувство реальности. Но, внимательно всмотревшись, я увидела, что окраска этой собаки немного отличается от масти Гонгоро, и что было ещё более поразительным, так это то, что в пасти обеим собакам были вставлены своего рода кляпы. Я вернулась в гостиницу за фонарём и осветила собачью будку. Действительно, это был не Гонгоро. Я принесла лопату и как сумасшедшая стала копать перед собачьей будкой, где вскоре показалась толстая доска. Я стукнула по ней лопатой, и снизу раздался стон. После этого я совсем обезумела от отчаяния. Взявшись за конец доски двумя руками, я сдвинула её в сторону и посветила фонарём вниз. Там я, к своему ужасу, увидела человека, сидевшего в страшно узкой и глубокой яме. Ты представляешь, как мне стало страшно? Его рот был заклеен, на лбу запеклась кровь, он протягивал ко мне свои покрытые грязью руки. Когда я узнала в нём одного из тех парней, которые украли Гонгоро, перед моими глазами всплыло лицо Цугуми. Я поняла, что это дело её рук. Но как трудно было вытащить этого парня. Я протягивала ему руки, но он несколько раз срывался вниз, настолько глубокой была яма. Я вся испачкалась, но мне всё-таки удалось его вытащить. Когда я освободила его и всмотрелась в его лицо, то он оказался просто ребёнком, по виду ещё школьником, и был готов вот-вот расплакаться. Мы оба просто плюхнулись на землю и сидели усталые, не в состоянии вымолвить ни слова. Конечно, нам не о чём было говорить. Я всё думала о Цугуми, о том, что с ней случалось с детских лет, и мне стало по-настоящему грустно. Так я и продолжала сидеть перед вырытой Цугуми глубокой ямой и уже не могла больше удержаться от слёз. Пока я так сидела с растерянным видом, он, пошатываясь, вышел через калитку на улицу. Мне надо было что-то сделать с этой ямой, и я прежде всего закрыла её доской, которую засыпала землёй… После этого я вернулась в дом.

Закончив свой рассказ, Ёко взяла с собой смену белья и спустилась в ванную. Моя голова была забита разными мыслями, и я, как в забытье, вернулась в свою комнату. Проходя мимо комнаты Цугуми, я заколебалась, зайти мне к ней или нет, но всё-таки отказалась от этой идеи, представив себе, что она может чувствовать после всего произошедшего.

Я знала, что не в характере Цугуми не доводить что-либо до конца, но я испытывала головокружение при одной мысли о том, что она совершила сегодня ночью, и сколько сил у неё ушло на подготовку и осуществление задуманного ею плана. Она рыла эту яму поздно ночью, чтобы никто не заметил, и уносила куда-то вырытую землю. Это трудно себе даже представить.

И одновременно она искала по всему городу собаку которая была бы похожа на Гонгоро. Возможно, она уговорила хозяина дать её ей на некоторое время или просто купила её. Затем, ловко обманув меня, она рассказала о своём посещении бара-закусочной и, опасаясь моих предчувствий, успокоила меня тем, что попросила привязать собаку к веранде. Когда все в доме легли спать, она перенесла похожую на Гонгоро собаку в будку к Пучу, вставила кляп в глотки обеих собак с тем, чтобы они не лаяли на незваного гостя, и убрала с ямы доску, которая маскировала её и одновременно предотвращала падение в неё постороннего человека. Вместо доски она закрыла яму тонким картоном и превратила её, таким образом, в настоящую ловушку.

Если бы они пришли всей компанией, то план Цугуми наверняка бы провалился, но она, видимо, рассчитывала на то, что придёт один, тот, которому она в баре продемонстрировала собаку. Тем не менее она караулила ночью, точно не зная, придёт он или нет. Не исключено, что он собирался притащить своих друзей в другую ночь, а сам предварительно хотел удостовериться, действительно ли это Гонгоро, который уже давно должен был быть мёртв.

При его появлении сидевшая в засаде Цугуми подошла сзади и чем-то ударила его по голове. Когда он отключился, она заклеила ему рот и сбросила его в яму. Затем она закрыла яму доской, засыпала её землёй и вернулась в свою комнату.

Я не могла себе представить, как такое в действительности возможно. Но Цугуми это сделала. И всё шло как намечено за исключением того, что Еко услышала стон попавшего в ловушку. Я не могла понять, откуда у Цугуми такая энергия, позволившая разработать и осуществить свой тщательно разработанный план, и какую она преследовала во всём этом цель.

Будучи не в состоянии заснуть, я, лёжа в постели, продолжала перебирать в уме детали произошедшего. Уже приближался рассвет, и небо на востоке, как мне показалось, слегка побелело. Я встала и взглянула в сторону моря, однако там, где определённо должно было быть море, всё было покрыто темнотой ночи. Постепенно этот вид всё глубже стал проникать в моё сонное сознание.

Цугуми пожертвовала своей жизнью!

То, что поняла Ёко, сейчас вдруг с шокирующей ясностью потрясло и меня. Кёити и её будущее значило для Цугуми меньше, чем желание совершить задуманное. Цугуми хотела убить человека. В конце всей этой операции, во время которой она превзошла предел своих физических возможностей, она всё ещё глубоко верила, что смерть этого парня ничего не стоит по сравнению со смертью любимой ею собаки.

Вновь и вновь перед моими глазами всплывала картина странного возбуждения Цугуми, когда она прошлой ночью рассказывала о своих приключениях. Цугуми совершенно не изменилась. Её любовь к Кёити, годы и месяцы, которые она провела с нами, предстоящая новая жизнь после переезда, Пуч – всё это не привело к каким-либо изменениям в её характере. С детских лет она жила только в своём собственном мире.

И каждый раз, когда я думала обо всём этом, передо мной, как тёплый солнечный свет, возникал образ улыбающейся Цугуми с собакой, похожей на Гонгоро, на руках. Она выглядела совершенно невинной и ослепительной.