БЕЛЫЙ КОРАБЛЬ

Давным-давно, в конце прошлого века, когда мы с Биллом еще учились в колледже, я уже подрабатывал, настраивая компьютеры, и у меня водились денежки. Небольшие, прямо скажем, но достаточные, чтобы иногда угощать друзей пивом. Казалось бы, пустяк, но, получив нежданно свалившееся на него наследство от какого-то дальнего родственника, Билл не забыл о студенческих вечеринках. Он устроил меня в свою корпорацию на хорошую должность и по старой памяти до сих пор частенько угощает выпивкой в лучших ресторанах Лондона. Иногда мы развлекались в обществе длинноногих девиц из службы эскорта, а иногда просто лениво переговаривались на возвышенные темы, сетуя на несправедливость мира. Честно говоря, ни мне, ни тем более Биллу жаловаться не на что. По крайней мере, в материальном плане. Но человек удивительное существо — даже получив все, он все равно мечтает о большем. Вот и мы с боссом частенько рассуждали, как было бы замечательно, если бы вернулись времена старой доброй Англии: Британия правит миром, а не бегает на побегушках у старшего брата; в метрополию течет поток богатства из колоний, и, конечно же, население острова сплошь аглосаксонское, или хотя бы просто белое — пусть уж кроме англичан живут всякие там поляки и литовцы, но только не черномазые.

Так и на этот раз, когда секретарша проворковала, что меня вызывает Сам, я передал все дела заму и заявил, что сегодня уже не вернусь.

Устроившись в отдельном кабинете с видом на Темзу, заказав выпивку и расстегнув воротник, я приготовился к безобидному трепу на разные темы, но босс выглядел на удивление серьезным, как на совете директоров.

— Рикки, — начал он загадочным тоном, — мы с тобой частенько говорили о былом величии страны, а ты никогда не думал, что все можно исправить?

— Думал, но как? — пожал я плечами. — Мы опоздали, мир уже разделен между Штатами и БРИКСом. Англия можем только выбрать, кому из них служить.

— Верно, опоздали. Но что, если все исправить?

Вопрос поставил меня в тупик, и верный правилу — если не знаешь что сказать, не говори ерунды, я промолчал.

— Не знаешь, — подытожил Билл, — и я тоже не знал. Но несколько лет назад наш исследовательский отдел вышел на интересный патент, а через него — на физика, исследующего высокочастотные поля.

Я не понимал, какое отношение магниты и электроны имеют к политике, и продолжал вопросительно молчать.

— В нюансах я и сам не разбираюсь, — признался Билли, — но по выкладкам получалось, что можно построить хроно-реверсный аппарат. И ты знаешь, ребята из моей лаборатории действительно смогли соорудить такую машинку. Она даже пару раз успешно слетала в прошлое.

— Можно купить акции, пока они дешевые, — машинально заметил я, — если точно знаешь, что сегодня они подорожают.

— Все так и думали, — кивнул Билл, — считая, что я просто хочу нажиться на инсайдерской информации. Но у меня более важные планы, чем прозаическая нажива.

— Возродить империю? — мой голос непритворно вздрогнул. До сих пор я не занимался ничем более значительным, чем куплями и продажами, и возможность вершить судьбами мира меня просто потрясла.

— Верно, и ты единственный, кто об этом знает.

Выйдя из ступора, я попробовал обдумать открывшиеся перед нами возможности, и понял, что не все так просто, как хотелось бы.

— Но как мы сохраним Британскую империю? У нее было слишком много врагов, и она не выдержала конкуренции с ними.

— Ты абсолютно прав! — воскликнул Билл. — Пока Великобритания набирала мощь, её противники тоже не дремали. Америка, Россия, Германия, Франция, Япония. Со всеми нам никак не справиться, а это значит, что надо отправиться далеко в прошлое. Далеко, как только можно, когда враждебных держав еще и в проекте не существует.

— И… как далеко? Во времена англосаксов?

— Нет, ни период семицарствия, ни тем более эпоха викингов не подходят. В общем, я полазил по сайтам альтхистори, особенно по одному Новоросскому, где собираются толковые ребята, создал там тему для обсуждения и пришел к выводу, что только норманны могли удержать нашу страну в единстве. У них существовала жесткая государственная система и, плюс к этому, первые нормандские короли заодно владели частью Франции, что создавало плацдарм для дальнейшей экспансии.

— Генрих Плантагенет? — предположил я.

— Вариант действительно стоящий, но… — босс развел руками, — после некоторых дебатов большинство, в том числе и я, согласились, что начинать следует раньше.

— Так, когда же?

Придвинув стул поближе, Билл наклонился, хотя подслушать нас все равно не могли, и вполголоса начал излагать свои соображения:

— Вот смотри: Во времена Вильгельма Завоевателя все шло хорошо, там ничего трогать не надо. Потом начался короткий период войн между его сыновьями, а затем все владения объединил Генрих Ученый. Это и есть тот период, на который нужно опираться, и от которого следует отталкиваться для создания сверхдержавы. Я все продумал.

После последней фразы я мысленно поежился. Когда кто-нибудь говорит «я все продумал», значит, он что-то пропустил.

— Ты точно все предусмотрел? — с легкой, тщательно отрепетированной ноткой сомнения переспросил я. Босс он и на отдыхе босс, а мне ссориться с ним не к чему.

— Думаю, ничего не упустил, — подтвердил Билли. — Древний язык изучил. Одежду, соответствующую эпохе, себе приготовил. Размеры машины позволяют вместить не только значительные запасы драгметаллов, но и лошадь, чтобы я сразу позиционировал себя как знатное лицо. Слуг найму на месте…

— Стоп-стоп. Это я понял. Речь не об экипировке, а об изменении истории, ведь после смерти короля у нас началась большая гражданская война.

— Вот именно, — торжествующе поднял указательный палец босс. — И все из-за того, что единственный законный сын и наследник монарха Вильгельм Этелинг погиб в юности.

— Знаю, знаю. Про этот случай даже поэма написана: Мольбы и проклятья уже не нужны, спит Белый Корабль под покровом волны. Тогда из всех пассажиров уцелел лишь будущий король Стефан. Он перебрал выпивки и успел вовремя сойти на берег, а все остальные, вместе с Вилли, утонули.

— Вот, а я спасу наследника, заодно получив на принца влияние, и Англо-нормандское государство, вместо того, чтобы заниматься междоусобной войной, завоюет Уэльс, Шотландию и Францию. Ну а дальше все пойдет как по нотам. Испания раздроблена и воюет с маврами, Италия тоже разделена, Германия распадается на части, Россия опять-таки распалась и скоро подвергнется нашествию монголов. В общем, Великобритания станет единственной европейской страной. Соответственно, к 21-му веку мы будем владеть всем миром, войны закончатся, наука достигнет невиданных высот, а люди заселят звезды.

— Планеты, — поправил я мысленно. Спорить по пустякам с боссом, пусть даже он твой друг, конечно, не стоило.

— Итак, ты согласен с моим замыслом?

— План великолепен, — искренне подтвердил я. — А мне ты предлагаешь отправиться с тобой в качестве оруженосца, чтобы потом стать каким-нибудь бароном?

— У тебя другая миссия, — весело подмигнул Билл, — не менее интересная. Ты увидишь новый мир — Британскую империю двадцать первого века, занимающую всю Землю, а может еще и Марс. Семьи у тебя нет, и ничего тебя тут не удерживает. А там ты воочию увидишь, чем закончились мои старания. Кстати, жить в будущем гораздо комфортнее, чем в средневековье, и медицинское обслуживание на уровне. Конечно, меня напичкали прививками и вакцинами, да и запас медикаментов с собой я прихвачу, чтобы лечить и себя и Вильгельма. Но, сам понимаешь, это совсем не то же самое, что хорошо оборудованная клиника с опытными врачами. Ну, так как тебе идея?

А что, кто откажется жить в новом чудесном мире, да еще при этом и прославиться? Пожизненное внимание прессы мне обеспечено, а еще награды от всех правительств за создание их чудесного мира. Впрочем, правительство там только одно — британское, и наверняка мне дадут графский титул. А ученые просто выстроятся в очередь, пытая меня вопросами: Как вы там обходились наземным транспортом, почти без вертолетов, ведь наверняка все дороги у вас забиты пробками? А почему вы набиваете текст руками или голосом, это же так медленно? И зачем сжигали драгоценную нефть? Отчего не строите термоядерные электростанции и даже позакрывали атомные? А почему за полвека не начали колонизировать Луну? А ученых будут отталкивать журналисты и кинопродюсеры. Как-никак, я буду единственным в их мире специалистом по моему миру.

Правда, на секунду мелькнула мысль отказаться и оставить все как есть, но ни малейшей критики подобная идея не выдерживала. Несомненно, идея фантастов о том, что после точки бифуркации вселенная раздваивается, и старый мир никуда не исчезает — это просто бред. Невозможно представить, что из-за гибели некоего живого существа, которые каждый день мрут миллионами, вдруг появится целая вселенная с миллиардами галактик. Нет, если историю поменяли, значит, поменяли полностью, а не добавили новый вариант. Все люди, обитающие сейчас на планете, просто исчезнут, и оказаться в числе неудачников мне не хочется. К тому же, остановить эксперимент я и не смогу, ведь мне просто никто не поверит. А если и поверит, то адвокаты олигарха задержат любое расследование, пока уже не станет поздно.

Впрочем, я тут же устыдился того, что мне могло прийти в голову помешать спасению человечества, и снова погрузился в мечтания. Нет, все-таки двадцать или тридцать кружек дешевого пива оказались лучшим вложением капитала в истории. Я думал, что получил за них хорошую работу, а оказалось, что получил целый мир, который будет лежать у моих ног.

— Рикки, Рикки! — Билл даже потряс меня за плечо, вызывая из прострации. — Итак, вижу, что ты согласен. Извини, что держал проект в тайне от тебя, но сам понимаешь — утечка информации недопустима. Значит так. Ничего с собой брать не нужно, все наготовлено. Набор одежды — свитеры, плащи, брюки разных фасонов, обувь, даже килт. В общем, достаточно, чтобы при любой моде не выглядеть слишком странным. Далее — слитки золота, бриллианты, древние монеты, имеющие нумизматическую ценность. И самое главное — планшет с подробным изложением нашей истории. Больше ничего интересного у нас для них нет, наши жалкие технологии новых британцев не заинтересуют. Кстати, чтобы тебе было легче адаптироваться к тому миру, я преувеличил твою роль в эксперименте и выставил тебя чуть ли не его создателем. Да, и если хочешь, можешь взять с собой еще одного человека, только заранее ничего не говори.

— Нет, не стоит.

— Ну, — неожиданно смутился босс, — я имел в виду, что ты захочешь прихватить некую молодую особу, без которой тебе будет скучно.

Ха, да там миллионы женщин выстроятся в очередь, чтобы только посмотреть на демиурга, создавшего их мир. Нет уж, я там буду такой особенный только один. И тут мне пришла в голову нехорошая мысль:

— Билли, а ты не думал, что они тоже захотят улучшить свою историю?

— Об этом я позаботился, — хищно улыбнулся босс. Точно так же он радовался, когда обходил конкурентов, отбивая у них выгодный заказ. — Никаких технических сведений в планшете, как я уже говорил, не содержится, а твой аппарат — это просто коробка, помещенная внутри поля, синхронизированного по времени с хрономашиной.

— Эмм, поясни, пожалуйста, как эти машины будут действовать одновременно.

— Смотри — я перепрыгиваю в прошлое буквально за миллионную долю секунды, а твоя машина в этот период защищена статичным темпоральным полем, которое сразу не распадется. Когда поле исчезнет, то история уже изменилась, и ты в ее новой версии. Все это уже проделывалось. Публиковали, к примеру, в газете объявление, потом прыгали в прошлое и просили редакцию изменить текст. В результате, во всех газетах содержимое менялось, и лишь в двух экземплярах — том, что носил с собой хронопутешественник, и том, что лежал во втором аппарате, все осталось по-старому. В общем, как бы прошлое не меняли, второй аппарат надежно защитит своего пассажира. Но вот почерпнуть из него технологию хронорезонанса невозможно, и ново-британцы повторить такой фокус не смогут.

— Но они же рано или поздно дойдут до этого сами.

— Абсолютно исключено, — помотал головой Билл. — Тот профессор наткнулся на нужную частоту чисто случайно, просто забив в установку даты рождения своих детей. Вполне допускаю, чтобы кто-нибудь повторил такой опыт, но совершенно нереально, чтобы среди десятков триллионов вариантов невзначай наткнулись на эту же частоту. А только она одна приводит к резонансу темпоральное поле, позволяя небольшими усилиям управлять временем.

— И все же, — продолжал я спорить, — пусть опыт повторить не удастся, но физики наверняка разработают соответствующую теорию.

— Это вряд ли. Рикки, помнишь, чему нас учили в колледже? Все состоит из кварков. Но типов кварков так много, что они, очевидно, не являются элементарными частицами, а тоже состоят из кирпичиков следующего уровня — преонов. Вот только для того, чтобы познать природу этих элементов, надо раздробить кварки на куски, а никакой ускоритель с этим не справится. А по прикидкам профессора, хроны — так он назвал гипотетические частицы, это на два-три уровня ниже кварков. В общем, теорией эту крепость не возьмешь, только исключительной удачей.

* * *

Стартовали мы в ту же ночь. Хотя шеф мне и доверял, но во избежание утечки информации сообщил обо всем лишь в последний день, так что я даже домой не зашел. И, в общем-то, он прав. Мало ли, вдруг я напьюсь и спьяну проболтаюсь, или, зная, что весь старый мир скоро исчезнет, натворю в нем глупостей, и меня арестует полиция. Поэтому из ресторана мы отправились сразу к машине времени.

Чтобы после хроноперехода не очутиться посреди Лондона, аппараты располагались далеко за городом, в пустующей лаборатории. Весь процесс был отлажен, и нам оставалось только забраться в спрятанные среди сплетений проводов аппараты — большой для Билла и маленький для меня.

Процедура переноса действительно заняла доли секунды — красный индикатор погас, и загорелся зеленый. Мне на миг показалось, что в горле и животе образовалась пустота, но это наверняка субъективные ощущения, вызванные подсознательным ожиданием дезориентации и расстройства вестибулярного аппарата.

Открыв люк, я осторожно выглянул, осматривая место приземления. На вид ничего опасного, и людей не видно — не зря Билли выбрал для лаборатории место, непригодное для сельского хозяйства и неудобное для жилья. Вокруг аппарата, насколько было видно при свете луны, простирались холмы, покрытые кустарником и деревьями, а лаборатория и дорога исчезли. Подняв глаза к небу, я заметил, что звезды все на том же месте, что и пять минут назад, когда я заходил в ангар. Воздух ощутимо холоднее, как будто людям удалось справиться с глобальным потеплением. И еще ощутимо пахло дымом, видимо, где-то недавно горели леса.

Ночь я провел, сидя у машины и всматриваясь в окрестности, а когда небо начало сереть, не теряя времени, накинул плащ, нахлобучил шляпу и отправился в столицу. Пару миль я пробирался по редколесью, а потом вышел на дорогу, ведущую, очевидно, к Лондону, и дальше идти стало легче. Старая дорога, мощеная булыжником, в этот час пустовала, а редкие прохожие на меня внимания не обращали.

По моим прикидкам, уже давно должны были начаться пригороды, но местность все еще оставалась пустынной. Наконец, вскоре дорога вильнула, и за поворотом мне открылся вид на город, освещенный восходящим солнцем.

Увидев Лондон, я сначала решил, что попал в Викторианскую Англию — те же низкие кирпичные здания, примитивные дороги и такие же примитивные машины, а еще полное отсутствие в воздухе летательных аппаратов тяжелее воздуха. Но при ближайшем рассмотрении стало ясно, что простенький архитектурный стиль и странные фасоны одежды все же сильно отличаются от викторианской эпохи.

Что обрадовало, речь прохожих не настолько отличалась от современной, чтобы я не мог их понимать. Еще оказалось, что мои плащ и шляпа вполне гармонично вписывались в местный стиль одежды, отличавшийся разнообразием. Найти двух совершенно одинаковых человек здесь, кажется, было невозможно. Но больше ничего радостного в странном Лондоне не было. Никаких сотовых телефонов, планшетов и плееров у прохожих не наблюдалось. Светящиеся вывески в центре города имелись, но в весьма небольшом количестве. Машины иногда проезжали, вернее, неспешно проплывали, пыхтя паром и с трудом обгоняя пешеходов. Повсюду дымили трубы, причем дым из них валил густой, неочищенный фильтрами. Я всерьез задумался о том, что должно быть, здешняя цивилизация давно потратила все мировые запасы нефти и снова вернулась к углю. Но, в любом случае, где же величественные памятники архитектуры, достойные мировой столицы?

Побродив немного по городу и поглазев на убогие достопримечательности, я все же решился зайти в публичную библиотеку и узнать правду, какой бы горькой она не была.

Читальный зал неприятно поразил полным отсутствием дисплеев, впрочем, я уже ничему не удивлялся. После нескольких минут разъяснений того, что мне нужно, книгохранительница поняла, о чем я говорю, и возмущенно ответила:

— Не знаю, мистер, может на континенте в библиотеках и ставят компьютеры, хотя никогда об этом не слышала, но у нас подобная блажь никому в голову не придет. Сюда приходят, чтобы узнать информацию, а не для того, чтобы посчитать цифры. Если вам надо сделать сложные расчеты, то вычислительный центр университета принимает подобные заказы.

Впрочем, видя во мне иностранца, девушка быстро смягчилась и, уточнив, что мне еще требуется, проводила в историческую секцию, где случился новый конфуз. Едва я попросил историю Великобритании за последнюю тысячу лет, как посетители весело рассмеялись. Некоторые, впрочем, реагировали весьма агрессивно, и бросали на меня грознее взгляды. Причину неадекватной реакции аборигенов на невинный вопрос мне объяснил высокий мужчина, листавший подшивку журналов альтернативной истории:

— Вы, мистер, вполне понятно изъясняетесь на английском, но простой вещи не знаете. Наша Британия, конечно, великая, но по-настоящему станет таковой, когда все страны, говорящие по-английски, смогут объединиться.

— Простите, я имел в виду, что Великобритания — это остров вместе с заморскими владениями.

— Шутите? — вскинул брови собеседник. — Клочок джунглей в Африке — это не владения, а сплошные убытки.

— А разве у вас нет городов на… континенте за Атлантическим океаном.

— А как же, два форта — Джеймстаун и Ньюбридж. Между прочим, с каменными башнями.

— И все? — с недоверием переспросил я. — Но ведь там же благодатные земли. Почему их не осваивают? Сначала леса на побережье, потом великую равнину за горами.

— Может еще дойти до русских владений на западном побережье, — звонко рассмеялась стройная девушка, перебиравшая тома по истории Кента.

— Позвольте, но почему нет?

— Там индейцы, — растопырив над головой пальцы, любительница истории наглядно пояснила свои слова. — Перья, боевые кличи у-лю-лю, луки, копья, томагавки. Конечно, армия могла бы с ними справиться, но отправлять солдат за океан, когда они все время нужны здесь, просто безумие. А эти проклятые войны никогда не кончаются.

— Не такое уж это и зло, — мгновенно возразил альтисторик. — Сами подумайте. Население постоянно растет, а девать его некуда. На континенте нам не рады, а ехать в Африку на берега Конго желающих нет. А ведь сбывать излишек населения куда-нибудь нужно. И вот мужчины гибнут на войне, женщины остаются бездетными и численность не превышает той, что может прокормить наша территория. Заодно мы постоянно поддерживаем боеготовность на высоком уровне.

— А что же вы сейчас не на войне, а мистер? — раздраженно перебила его девушка. — Выбираете, на какой фронт поехать — северный или западный?

Мужчина негодующе поднял левую руку и потряс ею в воздухе.

— Я потерял мизинец, когда мы воевали с Йорком. А потом, когда мы уже в союзе с йоркистами вторглись в Уэльс, арбалетной стрелой мне выбило левый глаз. Вот смотрите — он у меня стеклянный. Так что теперь я в запасе, и возьму алебарду, только если враги осадят Лондон.

— Простите, — удивленно переспросил я, — вы сказали стрелой. Но разве у армий нет огнестрельного оружия? Я видел ружья у постовых полицейских, наверно и у солдат такие должны иметься.

— Конечно, есть. Но сами посудите — чтобы вооружить таким дорогим оружием всю армию, никаких денег не хватит.

— Хм, логично. Но, раз вы в совершенстве знаете историю, то расскажите, пожалуйста, после завоевания острова нормандцами страна долго оставалась единой?

— Последний раз была единой при Генрихе Ученом, — нехотя пояснил одноглазый. Видимо, тема развала страны была ему не по душе. — Правда, шотландскому Давиду III удавалось захватить ненадолго почти весь остров, да французы несколько раз вторгались, но иностранные интервенции не считаются.

— Значит, в середине двенадцатого века случилась катастрофа? — задал я уточняющий вопрос.

— Вот именно, после смерти Генриха все и началось. Его сын Вилли Этелинг оказался наихудшим правителем за всю историю острова. Он печально прославился еще в юности, когда ему было восемнадцать лет. Только представьте, наследный принц додумался перед отплытием напоить всю команду корабля — от гребцов до капитана. Пассажиры, естественно, тоже от них не отставали. Они пили весь день, а ночью вся эта невменяемая компания пустилась в плаванье, почти сразу же и закончившееся. Ни малейших шансов у пьяных людей в ледяной воде не оставалось. Увы, но Вильгельм не утонул вместе со всеми. У него вдруг заболел живот и, на нашу беду, он сошел на берег. А теперь представьте, каким было правление этого легкомысленного монарха — постоянная анархия, бунты, внешние вторжения, разлады с прелатами. Еще оставалась надежда, что следующий король исправит ошибки Вильгельма Безземельного но, увы, здоровье короля оказалось железным, и он успел процарствовать достаточно, чтобы у Англии не осталось шансов возродиться снова.

— А что в двенадцатом веке происходило в Европе?

— После того, как французские короли отняли у Вилли Безземельного все владения на континенте, они стали гегемоном Европы. Французы вторгались в Испанию, мешая пиренейским королькам бороться с неверными, вмешивались в дела Германии, постоянно воевали с горожанами Нидерландов. Они возомнили себя всемогущими и отказались признавать власть Папы Римского, конфисковав владения церкви, вследствие чего в католическом мире началась Реформация и он распался. Это было тем более неприятно, что стало невозможно организовывать крестовые походы против православных и магометан.

— Но если Франция столь сильна, — вздрогнул я, — то значит, у нее много колоний по всему миру.

— Зачем же ей осваивать дикие земли за океаном, — удивился мой собеседник, — если их хватало и здесь. Главное — удержать от алчных соседей то, что имеется. Ну, а когда во Франции началась смута, лягушатникам тем более стало не до колоний.

Все ясно, без освоения новых земель европейская цивилизация не получила стимул к развитию и варилась в собственном соку. США — страна мигрантов и безграничных возможностей, куда стекались самые активные люди, так и не появились. Россия в нашей истории только в двадцатом веке начала догонять запад, и лишь усвоив всю европейскую науку, смогла изобретать новое, выйдя в космос. Здесь же у нее не было таких учителей, и начинать ей пришлось с азов. В общем, технологии отстали примерно на век, да и ресурсов колоний у европейский стран почти нет. А тем временем, в Латинской Америке, Африке и, тем более, Азии, появились мощные туземные государства.

Стремление выяснять дальше местную историю у меня пропало, и, поблагодарив консультанта, я понуро ушел.

Планшет я, конечно же, уничтожил. Если бы местные узнали, какого будущего их лишили, они бы меня не помиловали. А все богатства, что лежали в аппарате, я вложил в заморскую экспедицию. Все-таки надо попробовать колонизировать Северную Америку. Вдруг у нашей страны еще есть шанс.

 

УЧИТЕЛЬ РИТОРИКИ

Предисловие переводчика

Начало текста написано греческими буквами, на языке, определенно относящемся к славянской группе, однако не похожему ни на один современный, и имеющему значительную примесь индоиранских и дравидских слов. В лексике присутствуют также германские, греческие и тюркские заимствования, но в небольших количествах. Большинство терминов можно идентифицировать с высокой точностью, хотя иногда, для удобства, они заменены близким по смыслу.

Следует отметить, что в начале текста автор обычно старается переводить встречающиеся ему топонимы, прозвища людей и даже имена на свой родной язык. Причем, зачастую, вместо общепринятого на тот период наименования человека по имени и прозвищу, автор в тексте приводит только кличку, полагая, что историку и так понятно, о ком идет речь. Для сохранения стиля повествования эта манера сохранена, тем более, что доступ к тексту имеется только у специалистов, изучающих данный период истории.

* * *

Леший бы побрал всю эллинскую культуру. Нет, понимаю, что на первый взгляд это слово — культура, в применении к грекам выглядит смешно. Горстка городов, постоянно воюющих между собой, и категорически не способных объединиться, просто обречена быть завоеванной более сильными державами. Вроде бы понятно, что ничего путного из такой разрозненной аморфной нации появиться не может. Но, тем не менее, в Греции существовали неплохие философские школы, выдвигавшие очень даже интересные идеи. Заимствована ли эта философия из Македонии, Египта, Персии, или же туземцы сами создали её, пока неизвестно. Историческую науку этот забытый уголок никогда особо не интересовал. Он знаменит только тем, что рядом с ним обитали македонцы, дошедшие до Индии и создавшие рядом с ней крупную державу. Македонский хронисты даже утверждали, что их басилевс разгромил войско Пора, хотя почему-то последний не только остался править своей землей, но даже и расширил владения.

Итак, по некоторым дошедшим до нас обрывкам сведений стало ясно, что наши ученые мужи недооценили эллинов, и что даже такая убогая культура способна на удивительные сюрпризы. Отправиться в командировку пришлось мне, Даниславу Градиборовичу Тихомирову, как единственному специалисту, владеющему древнегреческим языком, и вызубрившему все сведения о тогдашнем периоде истории Средиземноморья. Конечной точкой прыжка было выбрано время правления Александроса III Филипыча Македонского, так как в этот период в Греции стало значительно меньше войн, и можно было передвигаться сравнительно безопасно.

Чтобы у афинян не возникло вопросов, как я очутился в Греции, меня планировалось высадить не в самой Элладе, а в какой-нибудь отдаленной стране, и уже оттуда на купеческом корабле я вполне легально приплыву в Афины.

План был замечательным, но, к сожалению, произошли технические неполадки. Судя по всему, коротнули какие-то провода в схеме времялета. Не пойму, вроде бы рукотворцы уверяли, что источник питания и катушка темпоприводов основного контура продублированы, не могли же они сгореть все одновременно. Резервный контур подключился автоматически, но его, конечно же, не хватило бы на доставку времялета к месту назначения. Он предназначен лишь для экстренного торможения и жесткой посадки там, где аппарат застала авария.

Отцепив ремни, я кое-как вылез из кресла, оказавшегося почти под потолком, и огляделся. Кроме подсвеченных люминесцентной краской клавиш ничего не светилось — ни дисплеи, ни индикаторы. Переносной планшет, увы, тоже не включался, потому что питался исключительно лишь от бортовой сети. Ни батарейки, ни аккумулятор, ни солнечные панели к нему подключить нельзя в принципе. Чертовы дурацкие правила! А все потому, что служба безопасности не доверяла сознательности исследователей, и приняла меры, чтобы в прошлом у них не было соблазна носить с собой современные устройства. И теперь из-за этих предосторожностей вся аппаратура обесточена, а значит, невозможно узнать координаты, как географические, так и темпоральные. Хотя я примерно запомнил, сколько времени длился полет, но в какой век меня забросило, сказать точно нельзя, ведь траектория движения во времени не линейна. Сначала идет разгонный участок, затем постепенное замедление. Навскидку можно прикинуть, что до цели осталось еще несколько столетий.

Географическое место падения также достоверно неизвестно. Пока аппарат находится во временном канале, его движение приблизительно синхронизируется с движением планеты, которая крутится и вокруг оси, и вокруг солнца, и вокруг центра Галактики, да еще постоянно совершает ряд осцилляций. А «приблизительно», это значит плюс-минус несколько сот верст, ведь держать аппарат во время хронопрыжка постоянно рядом с точкой назначения никакого смысла нет. Главное, на случай аварии, чтобы машина в любой момент могла выскочить над сушей, и желательно, в малонаселенном месте. А вот где это точно произошло, выключенный бортовой компьютер уже не подскажет.

Итак, на технику надежды нет. Остаются только мои знания, сумка с вещами, кинжал, и помимо обычного кошелька, еще спрятанные под хламидой десять фунтов золота. Да, еще есть одна хорошая новость — мне не нужно маскировать аппарат. Снаружи он выглядит как заросший мхом огромный валун, да еще скатился в овраг, где его почти полностью скрыл кустарник.

Выбравшись из буерака, я осторожно прошел по кипарисовой роще в направлении юго-запада, где по моим соображениям должно находиться море. И действительно, вскоре с той стороны подул соленый влажный ветер, подтверждая правильность выбора. Через полчаса путь пересекла прямая дорога, посыпанная щебнем, и передо мной встал выбор: Стоит ли идти по шоссе, рассчитывая, что оно приведет к какому-нибудь городу, или же брести по бездорожью дальше к берегу? А может, стоит опросить прохожих?

Ну, была ни была, все равно когда-нибудь придется приступать к расспросам. Почему бы не начать прямо здесь? К счастью, первый же прилично одетый путник, едущий в легкой колымаге и сопровождаемый рабами, услышав эллинскую речь, любезно согласился просветить меня. Поразмыслив, информатор смог прикинуть, что сейчас идет первый год 173-й олимпиады. Выходит, я угодил прямиком в эпоху Сатакарни II! Далее он поведал, что ближайший порт, Элея, расположен в восьмидесяти стадиях, и чтобы попасть туда, нужно идти по дороге налево. А всего в пятнадцати стадиях направо находится маленький городок, где можно найти гостиницу и купить припасы.

Просветив меня, собеседник отправился дальше по своим делам, оставив меня в задумчивости. Итак, со смерти Великого Александра Филиппыча минуло почти полтора столетия, и ни его, ни Аристотеля мне увидеть уже не суждено. Но это еще меньшая из проблем. Хуже, что надеяться на помощь не приходится. Время аварии никто, естественно, не знает, да и место крушения известно лишь приблизительно. Ни металлоискателем, ни магнитометром аппарат не найти. Маскировка и защитное покрытие, призванные сохранить машину от туземцев, надежно спрячут ее и от спасателей.

И что же тогда мне делать? Единственный в это время постоянный исследовательский центр находится аж в Сатавахане, на востоке Индостана. На путешествие в столь отдаленные края денег у меня, конечно, хватит, но велика вероятность быть ограбленным по дороге. И, что намного опаснее, там сейчас бушует война. Степные племена саков ведут масштабное наступление на индо-греческое царство, лежащее на пути в Индию, и соваться в зону боевых действий чужаку неразумно. Пройдет несколько лет, прежде, чем все успокоится. Обойти вокруг, через пустыни и государство Хань? Нереально. К тому же, в Эллинистическом мире начинает разгораться Митридатова война, так что добраться до Индии в любом случае почти невозможно. Да и если даже туда доберусь, как мне искать базу? По внешнему виду исследователи никак среди местного населения не выделяются, вывесок тоже нет. Правда, можно ходить по городу и насвистывать мелодию из нашего века, или вышить на одежде формулу термоядерной реакции. Но если бы еще знать, из какого времени сами исследователи. Может, они из тридцатого века, или даже сорокового, и совершенно незнакомы с современной мне музыкой и письменностью. Да и не факт, что исследовательский центр расположен именно в Ааравате — столице Сатавахана. К тому же, насколько мне помниться, скоро в монастыре Абхайя-Гири соберется вселенский буддийский собор, продлившийся три года. Это событие века, а значит, было бы логичным, если все местные резиденты постараются проникнуть туда. Меня же в этот монастырь совершенно точно не пустят.

Наконец, оставив проблему путешествия в Сатавахан на потом, я накинул капюшон, закрываясь от припекавшего солнца, и повернул вправо, рассудив, что прежде всего следует осмотреться и освоиться в этой эпохе.

* * *

Городок оказался небольшим, и самым просторным местом в нем являлась главная площадь, служившая как местом сбора граждан, так и сосредоточением торговли. Рядом с ней наверняка можно найти гостиницы, совмещенные с закусочными, а потому именно туда я и направился.

На южной, закрытой от лучей солнца стороне, располагались продуктовые лавки, где торговали мясом, сырами, виноградом, фруктами, зерном, хлебом, и даже пирожными. Специально для рыбы был сооружен маленький бассейн, закрытый сверху деревянной крышей, опиравшейся на столбы. Далее располагались загоны для животных, магазины ткачей, обувщиков, горшечников, менял. К слову сказать, торговали здесь не только из лавок. Прямо на площади продавцы ставили маленькие холщевые ларьки, прилавки, столики, скамеечки, или же носили предлагаемые на продажу изделия в руках. Многие просто выкладывали свой товар прямо на битую черепицу, которой была усыпана площадь.

Народа вокруг было предостаточно. Впечатление такое, что люди из окрестных имений уже несколько месяцев не могли отвезти товары ни на один рынок, и теперь вдруг все устремились сюда. Обычно, соседние городки согласовывали расписание базарных дней, чтобы они не пересекались, но война нарушила обычный порядок, что и привело к столпотворению.

Высмотрев харчевню на углу площади, откуда удобно просматривались и ближайшая улица, и весь рынок, я решил перевести там дух и заодно подкрепиться.

Недавно оштукатуренные стены, аккуратный угловой прилавок из хорошо пригнанных досок и чистый пол внушали доверие к этому заведению, да и на случай пищевого отравления у меня имелись неплохие лекарства. Поэтому я смело сделал заказ, указывая пальцем на требуемые блюда. Расторопные служанки налили красную похлебку из свеклы, капусты, лука и свинины, а на второе дали огромный кусок буйволятины на таком же здоровенном куске хлеба. Запивать еду я предпочел не разбавленным вином, а ячменным квасом, напоминающим привычный мне напиток.

Имея примерное представление об уровне цен, в оплату я кинул серебряную монетку, полагая, что этого должно хватить с лихвой. И верно, девчушка, обслуживавшая посетителей, отсчитала на сдачу пригоршню медяков.

Поглощать пищу здесь можно было и в помещении, и на улице под навесом. Свободных столиков и там и там хватало. Заняв самое удобное для наблюдений место, я достал свою ложку и, выхлебав варево, оказавшееся довольно вкусным, неспешно принялся оглядываться вокруг.

В этот час посетителей в харчевне было мало, потому что время завтрака уже прошло. Лишь несколько путешественников, вроде меня, торопливо перекусывали, да торговцы, вставшие не свет ни заря и уже успевшие продать свой товар, поглощали запоздалый завтрак. Поев, они быстро вставали и уходили по своим делам. Только одна женщина средних лет никуда не спешила. Она неторопливо пощипывала сушеный виноград на пару со своей служанкой, и откровенно скучала, ожидая мужа. Её благоверный отправился в соседнее заведение, обозначенное фривольной надписью «К сестрам», подразумевавшей, естественно, отнюдь не сестер-монашек, и украшенное соответствующим барельефом, а супругу оставил скучать одну. Вот ведь варвары, отменили у себя многоженство, и теперь мучаются из-за этого.

Моя персона абсолютно никого из посетителей не интересовала, и лишь вышеупомянутая особа от скуки поглядывала в мою сторону, но никаких попыток познакомиться не делала. Еще бы, ведь супружеская неверность здесь карается очень строго.

Я окинул взглядом старинную площадь, всех этих людей в смешных одеяниях, и вдруг непривычная атмосфера древнего города накрыла меня волной, заставив дрожать руки. Сознание кричало — я один в чужом мире, и скоро тут погибну! Вцепившись в кружку и сделав вид, что пью, я попробовал успокоиться и взять себя в руки. Самый простой способ для этого — заняться привычной работой. Поэтому, достав из сумки церу — записную книжку из покрытых воском дощечек, я принялся острым стилосом отмечать в ней все, что видел вокруг, надеясь, что в процессе наблюдения ко мне вернутся хладнокровие и рассудительность.

Те мои записи не сохранились, но я просто отмечал все, что попадалось на глаза, лишь слегка стараясь придать заметкам стройность и последовательность. Поэтому получилось у меня примерно следующее:

Тип лица местных жителей в основном средиземноморский, нос прямой или выпуклый. Глаза почти у всех темные, часто совсем черные, но голубоглазые отнюдь не редкость. Белокурых, как я, совсем мало. Темнорыжие и темнорусые волосы здесь уже считаются светлыми.

Рост у горожан небольшой, обычно в пределах четырех локтей, максимум, четыре с четвертью. Мой рост в четыре с половиной локтя здесь редкость.

Женщины в своей свободе ограничены, и поодиночке не ходят, за исключением девиц на каблуках и с раскрашенными в синий цвет волосам. На всем рынке торговок всего несколько, да и те обязательно охраняются рабами. Единственное исключение — сотрудницы харчевен и питейных заведений, но они совмещают обязанности продавца с другими, менее почетными. Так, пока я тут сидел, девушка, продавшая мне еду, уже два раза успела сбегать наверх вместе с очередным клиентом.

Несмотря на прошедшую войну, которая, насколько мне известно, закончилась совсем недавно, местная торговая жизнь бурлит. Наверно, радуясь передышке, люди спешат продать излишки и запастись необходимым. Городку повезло не подвергнуться ужасам нападения. У него деревянные стены, и серьезной осады они бы не выдержали, их бы просто сожгли. Интересно было бы узнать, как в связи с военными действиями изменился уровень цен на предметы различных категорий — что подорожало, а что, наоборот, обесценилось. Но, увы, хотя основы местного варварского языка я изучал, говорить на нем пока не могу и быструю речь не понимаю. К счастью, тут иногда встречаются греки, как среди свободных, так и среди рабов. Говорят они в основном на ионийском диалекте, но есть и те, что болтают на койне. Так что, при особой необходимости, смогу обратиться к ним с расспросами.

Дома почти все одноэтажные, хотя место за стенами ограничено. Но кое-где ведется строительство, и туда постоянно едут телеги с кирпичом и бревнами. Полагаю, после войны некоторые строения поменяли хозяев, и новые владельцы особняков задумали провести капитальную реконструкцию, добавив еще один этаж. Или для сдачи жилья в наем, или для расширения собственных апартаментов. Насколько я знаю, бывает и так, что надстроенный над домом второй этаж оснащается отдельной лестницей и сдается квартирантам.

Я покопался в сумке в поисках новой церы, но не успел её извлечь, как меня вдруг обступили негодующие горожане, что-то возмущенно кричавшие. Понять смысл их претензий оказалось несложно. Они, верно, говорили:

— Смотрите, чужеземец что-то пишет, он шпион!

Меня взяли под руки, подхватили личные вещи и повели на суд, но почему-то не в местные органы власти, а к какому-то заезжему аристократу. Видимо, этот человек принадлежал к очень знатному роду, раз пользовался здесь таким уважением, и я постарался рассмотреть его внимательнее.

Возраст моего судьи, вероятно, приближался к пятидесяти годам, хотя кутежи и невзгоды военных походов наложили дополнительный отпечаток на его лицо и делали старше. Черные, слегка вьющиеся волосы почти не поседели, но зато уже сильно поредели, так что их приходилось зачесывать вперед, дабы прикрыть плешь. Слегка полноватое лицо с сердитыми черными глазами и ровным носом было вполне правильным. По моде, появившейся в Средиземноморье после походов македонцев, лицо эвпатрида было полностью лишено всякой растительности. Примечательно, что от бороды он избавлялся не бритьем, а эпиляцией, так что на его подбородке совершенно отсутствовали шрамы, оставленные ножом брадобрея, чем здесь мало кто мог похвастать.

Сопровождали столь знатную персону несколько десятков человек: несколько благородных эвпатридов в нарядной одежде из хлопка или даже шелка, а также слуги и рабы. По случаю беспокойного времени благородные опоясаны боевыми ремнями, на которых висели мечи, а двое даже щеголяли кирасами. Все прочие спутники, как свободные, так и рабы, вооружены если не мечом, то кинжалом, топором, или дубинкой. Присутствовали даже четверо полностью оснащенных воинов. У них, помимо меча, имелись копья, длинные овальные щиты, полусферические шлемы, снабженные кожаными нащечниками, и короткие кольчуги без рукавов. Довершали снаряжение холщевые полосы, прикрывавшие голени и предплечья. Еще, по тому, как аристократ энергично почесывал плечо, можно было заключить, что у него под одеждой тоже скрывалась кольчуга плотного плетения.

Не снисходя до вопросов, он лишь вопросительно склонил голову набок, надменно глядя на посетителей, и дожидаясь, пока ему не изложат просьбу.

Судя по тому, что вся свита эвпатрида уже накрыла головы капюшонами или широкополыми шляпами, и держала под уздцы лошадей, кавалькада намеревалась трогаться в путь. Поэтому горожане изложили свое дело быстро и, протянув церу, стали молча ждать вердикта.

Взяв в руки мои записи, «князь», как я его мысленно назвал, прочитал содержимое, беззвучно шевеля губами — сказывалась здешняя мода читать вслух. Местами он не удерживался от смешка и даже громкого хохота, а дойдя до конца, удивленно уставился на меня, вскинув брови.

— Меня зовут Данислав сын Градибора из рода Тихомиров. Я историк, вроде Геродота, только начинающий, и недавно взялся изучать историю эллинов. Но про вашу страну мне пока известно мало, ведь я прибыл из далекой земли, лежащей в тысячах стадиях за Понтом, и сведений до нас доходит крайне мало. Могу только перечислить основные войны вашей истории и назвать имена правителей.

Аристократ искренне заинтересовался, так что его лицо стало почти добродушным, и на правильном койне он, наконец, произнес:

— Скажи Анисла, кто у нас правил … ну скажем, шестьдесят девять лет назад?

Мысленно подсчитав нужный год, я через полминуты выдал ответ и, судя по тому, как заулыбались приближенные «князя», оказался прав.

— А три года назад?

Опять длительные подсчеты и снова в точку. Эвпатрид горделиво вскинул голову, и меня, наконец, осенило:

— Я понял, эти правители — твои родственники. Значит, ты …

— Каэср! А Шестак, столь рано покинувший наш мир, это мой брат.

Понятно, этот человек — аристократ из довольно древнего рода и страшно этим гордится. А у самого-то, между прочим, заслуг с воробьиный клюв. В истории от него только несколько строчек осталось, да и то, ни о каких великих свершениях говорить не приходится. Ну, правил какой-то провинцией, доведя при этом её жителей до белого каления, но зато заработав на этой должности кучу денег. Из-за него эта несчастная провинция восстала, и её придется завоевывать заново. Ну, водил полки под началом своего брата, да только про успешные сражения Каэсра историки не упоминают. Ах да, еще удачно сбежал из осажденного города, спустившись со стены по веревке. Подвиг, конечно. Но вовсе не то, чем должен гордиться государственный муж. Вот, собственно, и все достижения. Естественно, после того, как его брат умер, больше ему войско никто не доверял.

— Вот что, Анис… историк, — трудно ему с моим именем, — я направляюсь в столицу, и если у тебя нет срочных дел, можешь поехать со мной. Будешь учить моего сына эллинской литературе. Я, знаешь ли, не хочу, чтобы потомок столь славного рода был обязан своим знаниям какому-нибудь рабу.

Это как раз понятно. Чтобы раб лупил за неуспеваемость благородного эвпатрида, а тот потом с благодарностью носил портрет невольника? Нет, это участь среднего класса, а высшая знать может себе позволить нанять учителем свободного человека. Ну, а мне все равно надо здесь обживаться, так почему бы не вступить в свиту этого «князя».

— Согласен, но у меня условие.

Каэср понимающе кивнул и подал знак упитанному слуге, очевидно, казначею. Но я имел ввиду совсем другое:

— Цена меня совершенно не волнует, но у нас принято, чтобы образование было системным, а так как разные дисциплины преподают несколько учителей, нужно согласовывать программу. Ведь кроме литературы, мальчика еще надо обучать риторике, истории, географии, фехтованию, стратегии, юриспруденции и прочим предметам. А чему именно учить, в каком порядке, и каком объеме, должен решать один педагог, составляющий учебный план, то есть я.

Эвпатрда подобный подход немного озадачил, но правильность данного метода была очевидной, и он охотно согласился:

— Хорошо, ты станешь главным наставником и будешь решать, какие предметы ему необходимо преподавать, и какие темы стоит изучать.

Решив, что вопрос закрыт, Каэср великодушно спросил, нужна ли мне лошадь, однако я с гордостью отказался, посчитав, что репетитору надлежит для солидности обладать собственным средством передвижения.

Несколько минут, пока весь отряд будет собираться в путь, у меня есть, и за это время вполне можно совершить покупку. Вот только нужно сначала кое-что уточнить. Взяв под локоть одного из молодых эвпатридов, рассчитывая, что он обязан свободно владеть эллинским наречием, я тихонько поинтересовался:

— Скажи, у вас один денарий стоит четыре бронзовые монеты или десять медных, так?

— Не совсем. Уже наверно два поколения прошло, как ввели новый расчет, и за денарий дают шестнадцать медяков — блеснул юный аристократ знанием экономической истории.

— Так, а сколько стоит лошадь?

— Не меньше сотни денариев, и то, если брать плохонькую. Мул вдвое дешевле, и если ты хочешь сэкономить, бери ослика.

Поблагодарив за совет, я поспешил к загону с лошадьми, благо он находился неподалеку, и остановился в некоторой растерянности. Вот в чем в чем, а в животных я разбираюсь не очень, несмотря на пройденный курс иппологии. Окинув взглядом выставленных на продажу коней, я засмотрелся на маленькую лошадку, которая, как мне казалось, не должна стоить дорого. Барышник, заметив мой интерес, показал руку с двумя пальцами. Ну что же, две сотни бронзовых монет, это пятьдесят денариев, считай бесплатно. Но, уточнив цену, я был обескуражен. Зеваки, среди которых нашлись грекоязычные, со смехом растолковали, что жест означает четыре сотни.

Нет, не подходит. Я, конечно, без труда могу выложить такую сумму. Но, во-первых, незачем привлекать излишнее внимание алчных людей к своей персоне, а во-вторых, если из-за моего неумелого обращения лошадь падет, то я потеряю солидную сумму. Поэтому после краткого колебания я перенес внимание на мулов. Подобрав крепкий, как мне казалось, экземпляр, я жестом спросил стоимость. Торговец одобрительно кивнул, подтверждая правильность выбора, и поднял руку, поджав два пальца. Что, целых три сотни? И опять взрыв хохота. Оказывается, за осла просили только двести монет.

Продавец, наконец-то уразумев, что встретил полного идиота или же иноземца из дальних стран, что одно и тоже, достал абак, на котором, щелкая костяшками, подтвердил прейскурант.

Подергав животину за узду, дабы убедиться, что ослик не упрямый, я извлек наготовленный мешочек с пятьюдесятью денариями и вручил торговцу для подсчета.

* * *

Аристократ попросил меня немного проехаться рядом с ним и поговорить, что вероятно, было большой честью. Однако никакого подобострастия я изобразить не пытался, и просто говорил, что думаю, тем более, что эвпатрид хотел узнать, как я со стороны оцениваю происходящее в его стране. В общем, беседовали мы на равных, а не как наемный служащий с господином. К тому же, местные лошади довольно низкорослые, не то, что наши донские, да и рост у меня высокий, так что ехали мы с Каэсром почти наравне.

— Жаль, что я попал к вам не в эпоху полуторовекового мира, которая воистину является золотым веком вашей страны, а угодил в период жесточайших войн. Правда, насколько можно судить, этот месяц пройдет спокойно.

— Что, только месяц? — обычная невозмутимость покинула эвпатрида и он округлили глаза. — Почему не больше?

— Посуди сам. О чем сейчас пекутся ваши знатнейшие граждане? Кому достанется командование в походе и, соответственно, вся добыча, верно? Надо признать, все основания рассчитывать на захват несметных сокровищ — золота, серебра, статуй и рабов, у вас есть. Держава Селевкидов давно развалилась, старые эллинские государства приходят в упадок, и право сильного — подчинить их своей власти. Это неизбежный процесс, и вопрос лишь в том, кто станет победителем. Но вместо того, чтобы спокойно договориться, ваши полководцы дерутся за возможность возглавить армию.

— Так Арпин её в любом случае возглавит, это его право, — несколько наивно заявил Каэср.

— Арпин прекрасный стратег, но… — я на миг запнулся, осторожно подбирая слова, — неумелый политик и, к тому же, идеалист. Разве не так? А главное, сейчас войско находится в руках его противника, который не собирается просто так отдавать пост главнокомандующего. Если понадобится, он начнет открытый бунт и захватит вашу столицу, а недовольных просто убьет. Не буду спорить о том, прав он или нет, это просто констатация факта. Мне неизвестно, в каких вы отношениях с этим полководцем, но если в недружественных, то тебе следует поберечься.

— Я не поддерживаю его идеи, но недавно мы вместе воевали, а еще у нас общие друзья и родственники. Меня он не тронет. А бросить Арпина я не могу. Ты наверно знаешь, что когда наша семья находилась на грани разорения, лишь женитьба Арпина на нашей сестре позволила привести дела в порядок. Мы с братом получили огромное приданное и смогли возродить славу нашего древнего рода.

— Хорошо, значит твоей семье ничего не угрожает. Но еще существует проблема ваших союзников. Они проливают за вас кровь, выставляя вдвое больше воинов, чем ваши граждане, а с ними обращались как с покоренными. Им такое положение вещей не нравится, и они поддержат любого, кто захочет расшатать основы порядка.

Собеседник задумался, поняв, что его стране действительно угрожают новые войны в её пределах, а я не удержался от интересующего меня вопроса:

— Каэср, так значит, тебе приходилось водить полки. А сына Страбоны встречать доводилось?

— Он постоянно держался возле отца, впитывая мудрость. При осаде Аскула мальчишка присутствовал на военном совете и говорил довольно здраво, особенно, учитывая его юный возраст. Этот паренек далеко пойдет.

Если откровенно, то очень далеко. Надо же, умудриться в двадцать два года стать императором и осмелиться собственноручно убить законного правителя! Юноше предстоит командовать десятками тысяч солдат и тысячей кораблей, а ведь он не какой-нибудь потомственный монарх, и всего добился сам! В истории подобных случаев крайне мало.

Однако, как ни хотелось мне расспросить Каэсра о прошедшей недавно войне, отнимать много времени у аристократа было неразумно. Поэтому я притормозил мула и поравнялся со своим подопечным. Сына Каэсра, худощавого парнишку лет двенадцати, чьим педагогом мне предстояло стать, звали точно так же, как и отца. Чтобы их различать, главу семейства называли по прозвищу — Косой, а младшего, еще никакого прозвища не заслужившего, именовали просто Каэсром.

— Ты собираешься в будущем водить за собой армию, не так ли? — Взял я с места в карьер.

Мальчишка не задумываясь кивнул. Видно он действительно мечтал о воинской славе, и это волновало его куда больше, чем греческая литература.

— Тогда начнем обучение прямо сейчас. Урок первый: если ты хочешь подбодрить своих уставших бойцов, то должен тоже идти пешком, как и они. Да и вообще, как сказал один из ваших великих полководцев, чего можно ждать на войне от человека, который не умеет даже ходить.

Соскочив с ослика, потому что обучать нужно по принципу «делай, как я», а не «делай, как я скажу», я зашагал рядом с учеником, читая лекцию по стратегии:

— Начнем с разбора сражений Александроса Третьего Великого. Как ты понимаешь, отнюдь не для подражания. Фронтальное столкновение фаланг уже давно кануло в лету. Но у него следует поучиться решимости, упорству, творческому подходу и, в то же время, прагматизму, благодаря которым он смог достичь столь много ограниченными ресурсами …

* * *

Когда отряд сделал привал у реки, я снова не давал отдыха будущему стратегу и преподал новый урок, на этот раз, плаванья. Надо заметить, большинство здешних обитателей, кроме живущих на морском побережье, плавать не умеет. Правда, аристократы любят ежедневно плескаться в бассейнах. В мирное время, разумеется. Но бассейны у них мелкие, и там больше ходят и лежат, чем плывут.

— Итак, юный ученик, повтори слова философа Теофраста.

— «Время — дорогая трата.» — Отчеканил Каэср.

— Так не будем тратить время попусту. Надень крепкий пояс, чтобы я держал тебя за него, и шагай в реку, учиться плавать.

— Но сейчас же весна, — изумленно посмотрел на меня мальчик. — Вода еще прохладная.

Сравнивать теплый средиземноморский климат с нашим резко-континентальным я не стал, и выдвинул иной аргумент:

— Послушай, молодой человек. Когда македонцы сошлись с врагом при Гранике, то они не стали ждать лета, а просто взяли и перешли реку.

Уразумев, юнец беспрекословно разоблачился до набедренной повязки — аналога наших плавок, только кожаной, и, нацепив ремень, полез в реку. Его превеликое усердие и имеющийся опыт плескания в бассейне, вкупе с моими знаниями современных методик, привели к неожиданному успеху. Уже через полчаса мальчишка самостоятельно пересек речку, проплыв полсотни локтей по-лягушачьи.

Признаться, я был горд за Каэсра, одержавшего свою первую победу. Все свидетели его триумфа восторженно рукоплескали не хуже наемных хлопальщиков в театре и усердно махали шляпами. Отчасти, конечно, чтобы подольститься к его отцу, но больше все-таки искренне.

На ночлег мы остановились всего в часе езды от столицы, так как животные уже сильно устали, а разбойников хватало. Что поделаешь, обычная картина после войны. Бывшие примерные граждане, ныне лишенные своих домов, а также воины, не захотевшие возвращаться к скучному труду, заполняли леса вдоль больших дорог и жили за счет путников.

Однако днем стражники наводили порядок и следили, чтобы никто не шалил на путях, так что дороги в стране снова заполнялись мирными путешественниками. Поэтому в гостиницу, намеченную для отдыха, заранее направили гонца, забронировать нам номера, иначе пришлось бы ночевать в сарае.

Служители постоялого двора расторопно поставили животных в стойла и собрали заказы, кто чем будет ужинать и с кем ночевать. На всех штатных девиц для увеселений не хватало, и часть молодежи из свиты эвпадрида отправились кто в булочную, а кто в цирюльню. Они справедливо полагали, что в подобных публичных местах работниц не-умственного труда найдется в достатке.

Поскольку мой ученик был слишком мал для подобного рода развлечений, а мне претила местная антисанитария, то вечер мы посвятили изучению Еврипида. Будущему воину очень понравилось изречение «жизнь наша — борьба», и он взялся за чтение с удовольствием. Забавно, но случай продемонстрировать свою ученость, Каэсру-младшему тут же и представился. Грек-иониец, содержавший гостиницу, лично разносил заказы состоятельным клиентам, но задерганный большим количеством гостей, все перепутал. Он притащил мне терпкое вино и морскую рыбу, которые я терпеть не могу, а также, что переполнило чашу терпения, привел шестилетнюю девочку. В моей стране последнее считается не только преступлением, но еще и самым аморальным грехом, что я с возмущением и начал объяснить трактирщику. Однако ученик, увидев мое разгневанное лицо, ловко спас ситуацию, очень вовремя процитировав Еврипида:

— Каждому человеку свойственно ошибаться…

— …но никому, кроме глупца, не свойственно упорствовать в ошибке, — закончил эллин мудрое изречение.

Сердиться после этого было бы глупо, и я примирительно подытожил:

— Ну что же, как сказал Лукиан, не будем делать из мухи слона.

— Выходит, знание философии помогает улаживать конфликты, — задумчиво сделал вывод Каэср, и тут же с детской непосредственностью поинтересовался:

— Кстати, Дан, если ты философ, то почему без бороды?

Потому что командировку согласовали в самый последний момент, вот почему. А теперь менять имидж уже поздно.

В путь мы вышли, лишь только забрезжила заря, ведь всем не терпелось вернуться домой пораньше. Хотя рассвело лишь недавно, но движение близ столицы было довольно интенсивным. Из города уже возвращались крестьянские колымаги, возившие на рынок свежие продукты. Выезжали или выходили пешком путешественники, шли целые караваны купцов, шагали воинские отряды. Еще вдоль дорог сновали девицы легкого поведения с набеленными лицами и подведенными сажей глазами. Не желая платить арендную плату владельцам домов увеселений, они предпочитали работать в пригородных рощах и на кладбищах.

Столица меня не впечатлила. Народа здесь, правда, ненамного меньше, чем в Александрии Египетской, но планировка просто убожественная. Во всем полисе, насколько мне известно, имелись только две нормальные прямые широкие улицы. Но зато система канализации на удивление продумана: повсюду водостоки, часто попадаются общественные уборные, а где их нет, расставлены большие сосуды, которыми при необходимости могут воспользоваться прохожие. Хоть бы ширмой их прикрыли, что ли. Тьфу ты, варвары.

Но в целом, на фоне обычных полисов средиземноморья, город можно было назвать неплохим. Правда, квартал Субура, в котором проживали мои новые друзья, респектабельностью не отличался. Здесь обитали воры, жулики, торговцы краденым, попрошайки, продажные женщины самого низшего сорта — так называемые двухобольщицы, потому что больше двух медных момент за них не давали. В общем, нищий сброд, у которого, по местному выражению «нет ни денежной сумы, ни раба». Видимо, когда предки Каэсара обеднели, им пришлось съехать из дорогого особняка, и чтобы не терять общественный статус владельца отдельного дома, они за бесценок купили участок в этом неблагополучном месте.

Особняк семьи Каэср был просторным и богатым на вид. Однако, справа и слева от входа проделали двери на улицу и эти комнаты сдавались под лавки торговцев. Правда, товары там продавались более-менее благородные — в одном магазинчике торговали жемчугом, а в другом шелком. И владельцу приятнее, и арендная плата выше. А продавцам роскошью спокойнее, потому что под боком многочисленные обитатели виллы.

Заметив, что я остановился, глазея на лавки, вторгнувшиеся во владения знати, Косой смущенно пожал плечами.

— Наша семья порой переживала трудные времена, а торговцы приносят пусть маленький, но стабильный доход…

— К тому же надо делать добрые дела для своих сограждан, — дипломатично согласился я и вдруг, увидев человека, за которым раб тащил несколько пергаментных и папирусных свитков, громко воскликнул:

— Где он их купил?

— Здесь рядом улица книгопродавцев Аргилет…

Не успев дослушать, я уже с горящими глазами помчался в указанном направлении, вернувшись только через несколько часов, нагруженный горой свитков.

Как полагается вежливым людям я, прежде чем войти, постучался, чтобы хозяева успели перестать избивать своих рабов и гость не услышал их горестных криков. Однако, Каэср явно отличался гуманностью. Даже вернувшись после долгой отлучки он не нашел причины для жестокого наказания провинившихся слуг, никто не кричал и не плакал. Мало того, у него и раб-привратник не был прикован цепью.

Этот самый сторож, увидев меня в окошко, поспешно открыл высоченную створку ворот и любезно принял мои пожитки. Кроме того, резонно полагая, что у путешественника в котомке могло и не быть сменной обуви, он вручил мне домашние сандалии и я, наконец, вошел в гостеприимный дом. Вернее, во двор. Впрочем, тут крытые и открытые дворики чередуются с комнатами, так что сразу и не поймешь, как правильно называть помещения.

Сразу за воротами был небольшой коридорчик, заодно служивший привратницкой, а за ним находился квадратный дворик, по периметру которого располагались жилые и хозяйственные помещения. Две большие комнаты со стороны улицы, как я уже говорил, сдавались под лавки, и вход со двора в них был замурован.

В центре дворика находился небольшой декоративный бассейн, обложенный камнями. Вокруг него разбиты клумбы с не менее чем дюжиной различных видов растений. Правда, во флористике я полный профан, и кроме алоэ, маков и роз, никаких растений узнать не смог. Ах да, еще вроде бы угадывался папирус. Его я помню по картинкам из учебников истории, потому что из него делали местный аналог бумаги.

Вокруг бассейна высились темные, явно не мраморные колонны, обвитые плющом. Помимо декоративной роли, колонны служили подпорками для крыши, закрывавшей дворик от дождя и солнца.

За первым двориком находился проход, через который можно попасть во второй двор, поменьше, вокруг которого также теснились комнатки. Надо заметить, что двери, вернее, занавески, тут принципиально не закрывали, разве что в холодную погоду. Так что можно было сразу понять, где спальня домовладельца, а где каморки рабов. Комнаты, даже хозяйские, совсем небольшие, но для города это норма. В сельских поместьях здешних олигархов порой встречаются огромные особняки, но в пределах города развернуться просто негде.

Привратник подвел меня к гостевой комнате, затем показал где уборная, где колодец, а также где кухня, на случай, если мне вдруг захочется что-нибудь пожевать, не дожидаясь ужина. Обед-то я благополучно пропустил, зарывшись в книжной лавке в старинные свитки. Указал он также маленькую, буквально на одного человека, мыльню. Рядом с ней, в таком же крошечном помещении виднелась ванна, но купаться в ней, это привилегия хозяев дома. Если я вдруг захочу окунуться в воду целиком, то для этого придется идти в общественную баню.

В отведенной мне комнате я снял дорожный плащ и сменил тунику на чистую. Бадья с водой, чтобы омыть ноги, уже стояла наготове. Переодевшись, я осмотрел обстановку своих хором: меблирована комната была, по местным понятиям, роскошно. Правда, шкафы в ней отсутствовали напрочь. В античном Средиземноморье не было такой одежды, которую нужно вешать на вешалку, как наши рубахи и кафтаны. Тут носили просто куски материи, обернутые разными способами вокруг тела и заколотые на плече, а такое одеяние проще складывать в сундуки. Шкафы же, кстати, очень похожие на современные, использовались для хранения книг, посуды или провизии.

Для сна имелась великолепная кровать на шести резных ножках. Понятно, не из слоновьих бивней, а, вероятно, из ослиных костей. Но, все равно, костяные ножки, да еще с изящной резьбой, это роскошь, предназначенная только для знатных гостей. Что интересно, у кровати имелось привычное нам высокое изголовье, а вот изножье отсутствовало напрочь.

Еще в комнате стояли маленький столик с бронзовым светильником, простенький стул, кувшин с водой, и на этом меблировка помещения заканчивалась. Ах да, еще необходимо упомянуть о такой редкости, как маленькое окошко, пробитое под самым потолком.

Пока я разбирал свои покупки, а среди приобретенных книг имелись весьма редкостные манускрипты, время пролетело незаметно, и меня позвали ужинать. Когда я вошел в столовую, мне показалось, что трапеза длится уже долго, столько на полу валялось объедков. Но, присмотревшись, я понял, что кости, рыбьи головы и раковины, лежащие под столом, не настоящие, а изображены искусной полихромной мозаикой.

Слава времени, ужинали сегодня сидя. На парадных ложах возлежали только во время торжественных приемов, а сейчас на них просто сидели, используя вместо скамеек. Всего таких лож было три, расставленных вокруг моноподии — большого стола на одной ножке.

За трапезой присутствовали только домочадцы. Верно, у утомленного путешествием эвпатрида не имелось желания отвечать на расспросы гостей о поездке, и потому он никого из посторонних на ужин не позвал. Помимо меня, самого Каэсра, его жены и сына здесь сидели только вольноотпущенник-управитель и еще какой-то дальний родственник-приживала, живущий тут в качестве вечного гостя. Дочки Каэсра, как я знал, отправились погостить в поместье к одному из своих дядей, и дома их не было. Так что на этом круг семьи и ограничивался.

При моем появлении Каэср картинно указал на меня рукой и важно представил своей супруге:

— Золотце, это Данисла Писатель, философ из дальних стран. Он учит Младшего риторике и литературе.

Его Золотце оказалась сравнительно молодой и очень красивой женщиной, а главное, с умным внимательным взглядом. Правда, аристократка по нашим меркам была чрезмерно накрашена, да еще носила по несколько серег в каждом ухе, но в целом, одета со вкусом. Хотя по статусу ей положено надевать как можно больше украшений, но у неё всего лишь по одному браслету на запястьях и только одна цепочка с большим изумрудом на шее. Шелковая одежда разукрашена яркими цветами, но в меру. На ногах вместо мудреных сапожек простые беленькие кожаные туфельки, скорее, домашние тапочки. Волосы эвпатридки стянуты в высокую прическу, чтобы они не свисали в тарелку и не пачкались.

Раб-прислужник поставил передо мной чашу с водой, помыл мне руки и подал салфетку, после чего я присоединился к общей трапезе, не забывая иногда делать пометки в записной книжке.

Хозяйка дома, узнав, что я прибыл из какой-то неведомой глуши, поначалу смотрела на меня с опаской, считая дикарем. Она, видимо, полагала, что у нас едят вареное мясо, а пьют неразбавленное вино, и не понимала, почему такому варвару доверили учить её чадо. Золотце относилась к обучению наследника рода крайне серьезно, да и сама, как оказалось, была образованной и неплохо владела греческим, поэтому поначалу неодобрительно косилась на меня, хотя выбор мужа оспаривать не смела. Однако когда я сделал тонкий комплимент воинскому искусству её супруга, правда, без уточнения, в каких именно битвах Каэср-старший блеснул своим стратегическим талантом, да еще и процитировали подходящее место из Илиады, она успокоилась. А стоило мне хоть и сдержанно, но довольно лестно отозваться об успехах её сына в учебе, как она растаяла. И не мудрено, кто же сможет устоять, когда нахваливают его детей? В итоге женщина согласилась с тем, что лучшего репетитора им не найти. Уже считая меня за своего, она попросила показать церу и с любопытством просмотрела записи. Когда Золотце вернула блокнот, я дописал в него, что жена Каэсра умеет бегло читать по-гречески.

Хотя сегодня предстояло не торжественное пиршество, а обыденная семейная трапеза, но повара расстарались на славу. Как только еда остывала, на её место приносили новое блюдо. Сначала кусочки жаренного мяса под рыбным соусом, за ними рыба с бобами, опять мясо, на этот раз с сыром, потом сладкие пирожки. Затем колбаски из мелко нарубленного мяса в натуральной оболочке из свиных кишок, гусиная печень, опять жаркое… Все брали пищу понемножку, и, догадываясь о том, что пирушка продлиться долго, я следовал общему примеру и лишь пробовал по чуть-чуть от каждого блюда.

Хотя еды хватало, но за этим ужином больше говорили, чем ели. Делились новостями, рассказывали, что произошло за время отсутствия хозяев, мой ученик декламировал стихи, заученные наизусть. Из желания проявить учтивость ко мне, и заодно, блеснуть ученостью, разговаривали в основном на эллинском. Я иногда развлекал всех какой-нибудь малоизвестной историей об Александросе Македонском, или рассказывал о далекой Индии, полной чудес, и стране желтолицых людей, откуда привозят шелк. Но, все-таки, больше слушал и постоянно строчил стилосом в своей неразлучной цере, записывая все, что видел и что слышал.

Хоть я и старался вкушать поменьше, однако после седьмого блюда почувствовал, что больше не в силах проглотить ни кусочка. К счастью, обед был очень коротким и продлился всего часа три. Видно, хозяин действительно очень устал и хотел лечь спать, а может, он спешил уединиться со своей супругой, по которой сильно соскучился. Каэср даже пару раз прилюдно поцеловал свою дорогую жену, что говорило о том, как сильно он её любит. Впрочем, в домашнем кругу подобное поведение считалось вполне дозволительным.

После ухода хозяев все также поднялись и отправились почивать. Я, уже зевая, собирался лечь спать, но в комнате меня ждал нежданный сюрприз в виде девушки, которую гостеприимный Каэср предоставил в мое полное распоряжение. Ну что же, тронут заботой.

Поправив подушечку на стуле, я устало уселся и критично рассмотрел подарочек, благо, что девица принесла с собой яркий десятифитильный светильник. А девушка-то хороша! Хотя и черноглазая брюнетка, но очень даже симпатичная, к тому же явно не относится к профессиональным блудницам. Только как мне с ней объясняться? Но, к счастью, этот вопрос решился легко. Рабыня оказалась гречанкой, а койне был её родным языком. Вот и чудесно, можно приступить к близкому общению. Но, перво-наперво, помня об уровне местной гигиены, я заставил Афродиту, так её назвали хозяева, сходить в баньку и хорошенько вымыться. И уже потом, задернув занавесь, с энтузиазмом приступил, скажем так, к активному отдыху. К моему удивлению, дело сначала не заладилось. Я, как цивилизованный человек, естественно полагал, что такие игры начинаются с прелюдии, и сначала девушку следует обцеловать с головы до пят. Но это, видите ли, здесь считается неприличным, и рабыня была шокирована подобным обращением. Надо же, а еще гречанка. У настоящих греков, воспитанных в эллинской культуре, таких комплексов нет. Впрочем, у них вообще предрассудков очень мало. Они по нашим меркам, гм, извращенцы. Ну и ладно, не хочет Афродита поцелуев, ей же хуже. Пусть тогда сама показывает, как у них тут принято делать.

Но, надо признать, сердился я на неё зря. Девчонка оказалась на высоте. Если будет время, запишу подробности данного этнографического исследования. Единственный минус — мне не удалось выспаться. Но, разумеется, этим обстоятельством я ничуть не был расстроен.

Когда мы вдоволь наигрались, я взял чистый лист папируса, купленный давеча в книжной лавке, и принялся расспрашивать девицу о туземных обычаях, особенно тех, о которых не пишут в учебниках. Афродита оказалась особой наблюдательной, и поведала мне немало любопытного. Оказывается, если мне придется иметь дело со свободными женщинами, в смысле близких отношений, то там правила… гм, общения совсем другие, чем с рабынями. Не понимаю, зачем такие сложности. Но исследователю всегда интересно узнавать что-нибудь новое, и если представится случай, я обязательно вернусь к данному аспекту местной культуры и проведу соответствующее исследование. Не в этом доме, конечно, и с представительницами низших слоев общества.

Надо признать, терпения записывать сухую теорию у меня хватило ненадолго и, отбросив научные записи в сторону, я предложил Афродите заняться закреплением практических навыков. Уснул я уже под утро, и почти сразу же был разбужен грохотом повозок. Ага, теперь понятно, почему окна на улицу стараются не делать.

* * *

Сразу на следующий день, не дав воспитаннику роздыха, я приступил к занятиям, применяя новейшие методики преподования из нашего века и ведя обучение сразу по нескольким предметам: во-первых, я занимался физическим развитием подопечного, выходя при этом за рамки обычной в этом времени методики. Кстати, замечу, что древнее население отнюдь не было коротышками, как принято считать, но средний рост все же заметно отличался от моих современников. А ведь высокие люди во все времена пользовались уважением. Не случайно монархов именовали «ваше высочество» и «ваше величество». Да и в наше просвещенное время, как показывают исследования, работодатели охотнее продвигают высоких подчиненных, чем низких. А ведь достигнуть высоко роста вовсе нетрудно. Достаточно подростку по полчаса в день заниматься прыжками и аналогичными упражнениями, при нормальном питании, разумеется, и рост в шесть больших греческих ступней ему гарантирован.

Дело облегчалось тем, что тренировками ученик занимался охотно, и особенно ему нравились воинские искусства — верховая езда, борьба и фехтование. Кстати, под предлогом лучшей подготовки к единоборствам, я исподволь прививал воспитаннику навыки амбидекстрии, обучая его одинаково искусно владеть обеими руками. Конечно, делал я это не только для того, чтобы он мог размахивать сразу двумя мечами без риска пораниться, а с целью полноценного развития всех функций обоих полушарий мозга. Человек, который сможет сбалансировано использовать обе половины своего мозга, будет обладать выдающимися способностями, сочетая и аналитическое и образное мышление одновременно.

Помимо физической подготовки к военной службе, я также пичкал ученика знаниями, и тут никто в современном мире не мог составить мне конкуренцию. Ведь помимо примеров из античности я мог привести множество случаев из более поздней истории и, пользуясь опытом тысячелетий, преподавал современные принципы руководства войсками.

Впрочем, как мой юный питомец сможет водить полки, покажет далекое будущее, а вот умение выступать перед публикой понадобится ему очень скоро. Поэтому больше всего времени я отводил ораторскому искусству. Прежде, чем приступать к основным занятиям, мне пришлось взяться за исправление некоторых недостатков дикции Каэсра-младшего. Благо, что современная наука может вылечить даже заикание, а у пациента присутствовали лишь небольшая шепелявость и торопливость речи с проглатыванием окончаний. Все это оказалось нетрудно поправить, так что речь ученика стала очень четкой. Параллельно он тренировал память по моим любимым методикам, применяемым мной еще в студенческие годы.

Затем мы уже вплотную занялись красноречием. Из того, что я помнил из студенческого курса, и того, что находил в свитках, я составил краеугольные камни риторики: законы логики, прикладная психология, планирование выступления, и прочие основные принципы ораторского искусства. Правда, оставалась одна маленькая закавыка. Мне было нетрудно разглагольствовать по-гречески, но местным наречием я пока владел плохо. Однако, моя учеба тоже шла быстрыми темпами, так что скоро никто не сможет по моему говору понять, что я чужеземец.

Через несколько месяцев интенсивной учебы я предложил Косому испытать велеречие сына с помощью нехитрого приема — сначала отстаивая какую-нибудь точку зрения, а потом опровергая её же. Отец выбрал для своего чада тему «деяния Александроса Македонского» и с любопытством приготовился слушать.

Хвалить великого завоевателя, понятно, нетрудно. Но когда речь зашла о его недостатках, младший продемонстрировал образчик подлинного красноречия. И армию-де создал не Александрос, а Филипп, и Персия уже сама на куски разваливалась, и демократию в Греции он уничтожил, и с покоренными народами обходился неласково, и от отца отрекся, назвавшись самозвано сыном бога. Да и держава его, в конце концов, сразу распалась.

В общем, абсолютно ничего нового юный ритор слушателям не сообщил. Но умение отобрать нужные факты, скомпилировать их и умело преподнести аудитории, потрясло Косого. Прониклась вдохновенной речью и мать моего ученика, после проведенной презентации начавшая смотреть на сына как-то иначе. Кажется, я понимаю, в чем дело. Она страшно гордилась своим происхождением от какого-то древнего царя и мечтала, что её ребенок займет подобающее место среди туземной знати, став полководцем или верховным жрецом. Но теперь, похоже, ей пришла в голову мысль посадить своего отпрыска на трон. А что, идея вовсе не так бестолкова, как кажется. Способностей у мальчишки хоть отбавляй. Вот только он слишком умен для того, чтобы пытаться надеть на себя диадему, грубо поправ все традиции и законы. Нет, если он захватит власть, то обставит все благопристойно. Для умных людей внешние атрибуты не имеют значения, им важнее реальное господство, и желательно такое, чтобы народ не замечал, кто им правит.

Одним из следствий этого выступления, кроме возросшего ко мне уважения со стороны эвпатрида, стало то, что оплата за обучение, и без того немаленькая, выросла в несколько раз. Да, хотя я жил на всем готовом в роскошном жилище, но Каэср еще и щедро платил мне полновесными монетами. Я-то принципиально не назначал плату, потому что не знал, насколько уровень моей компетенции как педагога соответствует местным требованиям. А оказалось, что как преподаватель риторики я намного опередил время.

Между тем, если учебный процесс Младшего проходил блестяще, то о политических событиях того же сказать было нельзя. Лично меня это не удивляло, а вот туземцы были потрясены. Они еще недавно радостно собирали войско, намереваясь поживиться чужими землями, а именно, владениями Митридата, а теперь оказалось, что на их город тоже могут напасть. Нет, ну меня подобная наивность просто потрясает. С чего они решили, что их жалкий городишко стал неприкосновенным? Его уже не раз в истории штурмовали враги, и еще много раз будут захватывать в будущем.

Конечно, с моей стороны было бы глупо не извлечь пользы из послезнания, если, к примеру, я могу предсказать глобальное падение котировок на рынке недвижимости. Горожане предчувствовали надвигающуюся беду и цены на дома резко пошли вниз. Можно уже сейчас прикупить хороший домик, но лучше подождать еще немного, и через неделю я смогу на свои средства приобрести целый особняк, да еще в приличном районе. Остается только подумать, как лучше оформить сделку, да еще присмотреть обстановку для своего нового жилища.

Да, иногда хорошо уметь предвидеть будущее. Как я и ожидал, солидный участок с новенькими хоромами отдали практически за символическую цену. Купчую оформили через моего покровителя, мне-то, как иностранцу, владеть недвижимостью не дозволялось. С мебелью, надо полагать, проблем тоже не будет. Кое-что осталось от прежних хозяев, а остальное закажу у столяров по своему вкусу. А вот с отоплением не заладилось. Конечно, в субтропиках это не предмет первой необходимости. В северном Средиземноморье даже зимой снега обычно не бывает. Но вот для бани обогрев помещения очень даже необходим. Вот в Греции уже давно начали возводить хипокаутосы, а здесь, в варварской стране, подобного новшества отродясь не видывали. Сколько я не расспрашивал подрядчиков и строителей, но никто подобную диковинку сооружать не брался. Жаль, придется подождать несколько лет, пока войны стихнут, и можно будет выписать эллинских мастеров. Конечно, я понимаю, что с прогрессорством рисковать не стоит. Но мир не перевернется от того, что в моей парилке появятся теплые полы. Это же не порох с электричеством внедрять.

Семейство Каэсра, как и многие горожане, напуганные неслыханным событием, сбежало в свое поместье, подальше от столицы. Поэтому, как войско Суллы взяло приступом город и прошло по нему, словно буйный поток, сметая немногочисленных защитников, я воочию не видел, о чем нисколько не жалею. Мне хватило расспросов многочисленных свидетелей, а для истории гораздо лучше, если летописец останется в живых и сможет поведать миру о произошедших событиях.

К счастью, как мне и было заранее известно, пожаров во время штурма случилось довольно мало, а попытки грабежей командиры сразу пресекали. Сулла повел себя мудро и быстро навел порядок в захваченном полисе, заменив сбежавших муниципальных служащих другими, и вскоре мы вновь вернулись в родные пенаты. К нашему облегчению, особняк совершенно не пострадал, и Косой на радостях тут же выпил несколько кубков старинного вина, позвав меня в собутыльники. Слегка опьянев, он начал жаловаться на ужасные времена и нравы, порицая всеобщий разврат, обжорство и пьянство. Мне меньше всего хотелось выслушивать пьяные причитания, но как оказалось, начавшийся разговор имел для меня очень важные последствия.

* * *

— Патриции не хотят жениться и оставлять потомство, — печально вздыхал Гайус Каэср, сетуя на своих несознательных современников. — Или же они заключают браки и разводятся по несколько раз подряд из политической выгоды. А ведь в былые времена за это выгоняли из сената. Я еще помню, как во времена моей юности цензор из знаменитейшего рода Фабиев убил своего сына, уличенного в прелюбодеянии. А куда делась скромная пища, которой граждане питались до пунических войн, а Данислав? Посмотри на наших нобилей, у них через одного огромный живот. А ведь еще сто лет назад за излишний вес могли исключить из сената. А хлеб!

Каэср обеими руками схватил большой толстый каравай и поднес к моему лицу, как будто я его плохо видел.

— Смотри, Данис. Я ем хлеб, испеченный в моем доме, и еще полвека назад все квириты могли похвастать тем же! А теперь везде понаставили пекарни, и граждане покупают хлеб, приготовленный чужими руками. Что может быть хуже?!

— Какой ужас! — поддакнул я. — Что же будет дальше, женщины начнут наследовать имущество?

Рассмеявшись от души забавной шутке, сенатор несколько повеселел и, вспомнив, что не только у него бывают проблемы, участливо спросил, закончил ли я ремонт своего дома.

— Мне бесконечно приятно наслаждаться твоим гостеприимством, благородный патриций, но я уже почти обставил особняк и собираюсь вскоре туда переехать.

— Не беда, ты же все равно постоянно будешь преподавать Младшему, верно?

Глаза Каэсра прищурились и на мгновение блеснули, как у атакующего леопарда, так что я энергично закивал, подтверждая, что от своего ученика никуда не денусь и даже буду вместе с ним выезжать на виллу, если потребуется.

Выпив за мою покупку, а потом еще раз за мою самостоятельную жизнь, Гайус вдруг вспомнил одно очень важное для меня обстоятельство и задумчиво подпер рукой подбородок:

— Слушай, Дан, если уж ты стал домовладельцем, да еще в столице, то тебе для солидности надо сменить греческую хламиду на романскую тогу.

Придя к этому неожиданному выводу, он решительно приподнял кубок и стукнул им по столу.

— Завтра же пойдем оформлять гражданство.

От такого предложения я опешил, ведь получить романское гражданство — заветная мечта миллионов людей, а мне предлагают его вот так просто.

— Ну, конечно, не совсем просто, — задумчиво почесал лоб мой патрон. — После того, как Сульпиций, этот ублюдок, не давший моему родственнику баллотироваться в консулы, открыто торговал гражданством для иностранцев, получить разрешение от сената стало очень сложно. Самый простой путь теперь — стать вольноотпущенником.

От такого поворота я снова опешил, и в смятении пробормотал, что не хочу в рабство, пусть даже временно.

— Да никто тебя в рабство не берет, — успокаивающе поднял ладонь сенатор. — Просто напишут заявление, что отпускают такого-то на волю. Тебе дадут ограниченное гражданство без права служить в армии и припишут к какой-нибудь трибе, вот и все.

— А как они докажут, что имеют на меня право? — продолжал я беспокоиться. — Ну, там купчая на раба?

— А не надо, — махнул рукой патриций. — Скажут, что родители от тебя в детстве отказались, а они подобрали, вот и основание для владения. Осталось только придумать подробности. Хм, внешность у тебя совсем не римская и не греческая, так что будешь, например, галлом. И знаешь что, давай-ка тебе имя выберем. Лучше всего назвать в честь величайшего оратора всех… — Косой осекся, вспомнив, что для меня их страна всего лишь задворки мироздания, и более скромно подытожил. — В честь лучшего оратора нашего города — Марка Антония. Значит, я поищу среди своих клиентов какого-нибудь Антония и попрошу его оформить документы. А прозвище… Ты же все время пишешь, вот и будешь так называться — пишущий. По-гречески — Гнипхон. Кстати, раз ты так хорошо разбираешься в литературе и владеешь ораторским искусством, то можешь открыть в своем доме школу риторики. И поверь, в учениках из благородных семейств у тебя недостатка не будет, даже если ты назначишь за обучение самые высокие расценки в истории.

Ну нет, я никогда не буду требовать плату. Если студентам понравится, они сами усыпят меня золотом.

Итак, с завтрашнего дня я Маркус Антониус Гнипхон, владелец школы риторики для сенаторов! Неплохо устроился, кажется. Чувствую, мой ученик Гайус Юлиус Каэср Младший войдет в историю уже тем, что обучался у меня. Впрочем, зная его характер и способности, он не успокоится, пока не прославится на весь мир или не сложит голову в романских междоусобицах. К сожалению, последний вариант более вероятен. Ведь в борьбе за власть Младшему неминуемо придется столкнуться с величайшим деятелем Рома — Помпеем Великим, а его все историки единодушно считают непобедимым. Но ничего, с таким учителем, как у моего ученика, тоже можно стать великим политиком и замечательным полководцем. Поживем — увидим, чем все закончится.