В 1929 году Евгений Абалаков вместе с братом Виталием совершили первое дальнее путешествие. От города Бийска по таежному берегу реки Бие братья Абалаковы дошли до Телецкого озера. Отсюда, перевалив высокий и малоизученный хребет Корбу, они вышли к верховьям реки Абакан и по ней спустились до Енисея. Но Енисею на плоту доплыли до Красноярска.
В следующем году Евгений и Виталий Абалаковы отправились в новый поход. На этот раз их путь лежал в Саяны, где они совершили переход по Бирюсинско—Козырскому узлу.
Эти первые походы еще не преследовали каких–либо научных целей, они были наполнены романтикой близкого знакомства с суровой, прекрасной природой Сибири. Но уже эти ранние странствия с их радостями и горестями зажгли в горячих молодых сердцах яркое пламя любви к таинственным горным просторам, наполнили их желанием разгадать вековые тайны гор. В 1945 году Е. Абалаков писал: «С улыбкой вспоминаем теперь свои первые путешествия. С таким снаряжением, конечно, нечего было и думать о подъеме на самую легкую снежную вершину. Но эти первые путешествия дали нам очень много: они сделали нас сильными, выносливыми и ловкими, закалили нашу волю, развили находчивость и наблюдательность».
О том, как проходили эти путешествия, рассказывается в очерке Е. Абалакова «Путь к горным вершинам» и в его дневнике «Саяны».
Путь к горным вершинам
[2]
Я вырос в сибирском городе Красноярске. Это удивительно живописный город, окрестности его напоминают Жигули или Швейцарию. Совсем недалеко от города начинаются места необыкновенной красоты — дикие гранитные скалы Столбы. Среди красноярцев, наверное, немного найдется таких, которые не поднимались бы на Столбы.
Там, на Столбах, и мы с братом, лазая по отвесным скалам, взбираясь на скалистые обрывы, получили первое «боевое крещение» и впервые познакомились с суровой и прекрасной природой Сибири. Все свободное время мы проводили в тайге, углубляясь в ее дебри на десятки километров. Ходили туда и летом, и поздней осенью, и зимой. Нередко ночь заставала нас в глухо стонущей под напором ветра осенней тайге. Приходилось ночевать и в болоте и на снегу.
Мы научились хорошо разбираться в карте, а также отыскивать нужное направление в сложном лабиринте скал по деревьям и камням, по направлению ветра, ночью — по звездам, а в густом тумане — по компасу.
Вскоре мы задумали с товарищами совершить дальнее путешествие по Алтаю. Маршрут наметили такой: от Бийска подняться по реке Бие до Телецкого озера, перевалить через высокий и малоизученный хребет Корбу в верховья реки Абакан и по этой порожистой и неизученной реке спуститься в Енисей. А оттуда — рукой подать до Красноярска.
Наш путь лежал по безлюдной тайге, где на сотни километров не встретишь человеческого жилья. Поэтому нам прежде всего следовало подумать о снаряжении. Но денег у нас было мало.
Я вырос в сибирском городе Красноярске… (автопортрет)
Пришлось взять с собой только самое необходимое: крепкие ботинки, трусы, брюки из прочной бумажной материи, по три–четыре рубашки (с таким расчетом, чтобы в зависимости от температуры надевать их от одной до всех), компас, карту, топор, финский нож, котелок, кружки и ложки. Палатки у нас не было, и мы захватили кусок клеенки, который должен был защитить нас от сырости и холода. Из–за Такого примитивного снаряжения пришлось перенести немало неприятностей, и только крепкая закалка позволила нам пройти весь маршрут до конца.
Дойдя до Телецкого озера, наши товарищи не решились следовать далее и вернулись домой. Мы с братом продолжили путешествие вдвоем.
На хребет Корбу поднимались по дремучей тайге. Пробираясь медвежьими тропами, мы руководствовались компасом и картой. Неподалеку от перевала лес поредел. Огромные деревья сменились карликовыми березками и елями, а вскоре и они исчезли. Склоны зеленели сочными горными лугами, усыпанными яркими весенними цветами.
Вечером похолодало. Синеватая дымка опустилась на темные провалы таежных долин и на далекие снежные вершины. Нужно было подумать о том, как устроиться на ночь, чтобы не замерзнуть. Пригодился хворост, предусмотрительно захваченный нами снизу. Мы обогрелись у большого костра и сварили кашу. Когда костер прогорел, разгребли золу и устроили на нагретой земле постель из травы. Одеялом нам служила клеенка. Тепла хватило на всю ночь, и мы не очень озябли.
Наутро предстояло решить сложную задачу — наметить направление спуска. В хаосе хребтов и долин трудно было ориентироваться даже по карте.
Переход оказался очень трудным.
Наконец добрались до Абакана. Его прозрачные холодные волны с шумом катились вниз. Мы срубили маленький плотик–салик, прочно скрепив бревна жердями (без единого гвоздя). Для управления установили два больших весла — «греби».
Вначале течение Абакана было сравнительно спокойным. Но вскоре река вошла в узкое ущелье и, грохоча, понеслась через пороги.
Потребовались все самообладание, вся сила и ловкость, чтобы провести салик среди скал. Водовороты затягивали наш «корабль» под воду, а громадные холодные волны, обрушиваясь, грозили потопить его. Часто мы плыли, стоя по пояс в воде.
К концу третьего дня кончились продукты. Мы питались душистыми кедровыми орехами и ягодами. Это поддержало нас до первой деревни.
Оборванные и похудевшие, но довольные победой, мы вышли, наконец, на широкий простор Енисея и вскоре добрались до Красноярска.
Несмотря на все перенесенные в пути невзгоды, мы вернулись окрепшими и закаленными. А сколько привезли с собой новых знаний и впечатлений!
Неподалеку от Красноярска начинаются места необыкновенной красоты — дикие гранитные скалы Столбы…
Рисунок Е. Абалакова
С тех пар мы окончательно «заболели» путешествиями.
На следующий год отправились в Саянские горы. Снежные вершины покорили нас своей суровой красотой, и мы стали убежденными альпинистами.
Саяны
[3]
Бирюсинско—Казырский узел
17 июля. После бессонной ночи и хлопотливых сборов наконец погрузились в поезд. В вагоне жара, как в бане. Народу тьма. Часа через три тронулись. Город уплывает. Стальной мост через Енисей словно движется навстречу.
Свернули от гор на голые холмы. Но за станцией Зыковой опять вклинились в лохматые горы. В Клюквенной освободились от главной массы кулечников и корзинщиков и дышать стало легче. В окно врывается струя пыльного и прохладного воздуха. Темнеют лиственницы и сосны. Достали молока, подкрепились.
К семи часам вечера поезд вырвался на широкую долину. На юге синеют солидные вершинки гор. Подъезжаем к невзрачной деревянной станции. Нижнеудинск. Прощай, душный вагон!
Сидим в зале ожидания, пользуемся большим вниманием у досужих местных обывателей.
С лошадьми кое–что выяснилось. Видимо, придется брать верховых.
18 июля. Вчера обстоятельно осмотрели «город». Если сказать, что это большая деревня, — не ошибешься. Нижнеудинск раскинулся по берегам Уды. Речонка ладная, шириной примерно с протоку. Несется бурно с тавернами. Вода не очень мутная, но какая–то красновато–бурая.
С юга вылезают горы. Они–то и интересуют нас больше всего.
19 июля. Все готово к походу.
Для начала брызнуло дождем. Здорово промочило. Но не успели мы доехать до предгорий, как дождь прекратился, видимо, вылился весь.
Первая остановка на реке Рубахина. Обсохли окончательно, подсушили сумки, напились чаю, заваренного в кристальной рубахинской воде, навьючили лошадей и двинулись дальше вверх по речке. К вечеру свернули в левый ложок и после подъема вышли в широкий оглаженный лог, где и заночевали.
20 июля. Поднялись в шестом часу. Погода благоприятствует нам: кругом ясно.
После чая, когда все было навьючено, включились в походный порядок. В этот день достигли перехода к Бирюсе.
Дорога сворачивает. Вылезаем на голый хребет. Густой тайги на большом пространстве почти нет. Верхушки хребтов покрыты молодой порослью березы, лиственницы, кедра.
Отсюда мы впервые увидели на горизонте солидные хребты с пятнами белков. К вечеру перевалили большую гору и вышли на небольшой ложок, где повстречали несколько приисковых рабочих. Спросили их, далеко ли до Бирюсы.
— Да верст четырнадцать будет, — ответили они.
Решили ехать, хотя солнце было совсем уже низко. Когда добрались до перевала — начало темнеть. Спускались уже совсем в темноте. Камень, грязь. Лошаденки не идут. Крутяк порядочный. Я босиком шлепаю уже без разбора.
Но всему приходит конец. Внизу зашумело, и вскоре мы оказались у «манящей Бирюсы». Река мутная. Движемся вдоль берега. Из–за грязи лошади совсем не идут. Еле тащимся. Но, наконец, выбрались.
Логовина стала шире, и вскоре нас обрадовал собачий лай. Прибыли на жительство перевозчика. Замерзли. Костер обогрел. Сготовили на нем что–то вроде супа ил консервов, во всяком случае вполне съедобное. Ночь провели под крышей.
21 июля. Сумки перевезли на лодке. Лошадей перевели бродом. Дорога, говорят, впереди тяжелая: будут большие болота под названием «Семь грехов».
Внизу зашумело, и вскоре мы оказались у «манящей Бирюсы».
Рисунок Е. Абалакова
Грешки начали встречаться почти сразу, а затем и грехи подоспели. Ужасного ничего не оказалось, но все же поныряли мы изрядно.
Перевалили через хребет. Спуск по славному кедрачу. Влево от перевала остался поворот на Слюдянку и слюдяные разработки. Дальше идем с двумя погонщиками скота. Дорога сносная.
До Медвежьего лога добрались уже в темноте. Почти у самой стоянки подстрелили птицу. Суп получился хороший. Но мясо зубы брали с трудом.
22 июля. Встали в четыре часа. К вечеру рассчитывали перевалить гору. Она оказалась значительно ближе. Хребтик изрядный. Верхушки голые. Отсюда лучше рассмотрели белки. Они были значительно ближе. Засняли.
Спустившись по сплошным осыпям, догнали погонщиков скота. До прииска Сергиевского, говорят, верст десять. Подзакусили.
В первом часу мы были у реки Большая Бирюса. Серко, который должен перевозить нас, вдруг заупрямился, забрыкался. Настойчиво усаживаюсь на него и кое–как загоняю в реку. Здесь он «удивил» такими прыжками, что с трудом удерживаюсь мертвой хваткой. А впереди еще уйма бродов.
Дошли до прииска Сергиевского. Несколько домишек. Людей не видно. Версты через три опять прииск. Несколько бараков и домишки.
К вечеру добрались до прииска Покровского. В пути одна лошадь увязла в трясине по брюхо. С большим трудом вытащили ее. На прииске нас встретили довольно ласково. Отвели нам целый клуб: четыре стены, крыша и даже сцена в нашем распоряжении.
23 июля. Отоспались хорошо. Утром занялись подготовкой к походу. Достали около четырех килограммов сушек. Больше ничего не было. Выйти придется завтра, ибо сегодня погода испортилась, да и выходить лучше с утро пораньше.
24 июля. Дождик стих. Кругом мокро.
Вода в Бирюсе все еще высокая, правда за ночь немного спала. Надеемся, что и в Мархое не утонем, хотя слава про него идет дурная.
Подъем начали небольшим логом, чуть пониже притоков, по еле заметной мокрой тропе. Вымокли сразу до пояса. Дальше двинулись по гривке через небольшой лужок и начали первый серьезный подъем. Тяжело. Спину ломит от сумки. Ноги вязнут в глубоком мхе, чуть не до колен. Жара. Выше пошла почти голая гривка. Идти легче. Небо в беспросветных тучах — к дождю и туману.
Наконец влезли и очутились над Мархоем. Их два: один бежит на нас с юго–запада, другой справа, почти прямо с юга.
Спуск происходил чуть не по отвесу. Трава скользит. Сколько уже раз падали! Недалеко от реки вдруг обрыв, скала. Долго маялись, пока спустились. Внизу первый чай и обсушка после брода; благо солнышко решило нас обогреть.
Дальше пошли берегом южного Мархоя. Тропа то теряется, то появляется вновь. Мелкий низкорослый лесок. Выше лысеют голые хребты, а дальше виднеются пятна белков.
Решили подняться на хребет. Пыхтим долго и вылезли на пролом. Лог перерезает весь хребет. Пришлось опять спуститься.
Идем вверх до вечера. Уже в темноте готовим суп и ложимся спать под шум бурливого Мархоя.
25 июля. Идем дальше вверх. Тропа ладная, сравнительно сухая и ровная. Так довольно долго шли до левого притока, бурно вырывающегося из ущелья.
Вскоре идем уже без всякого намека на тропу. Сперва высоким лесистым берегом, потом по руслу, прыгая с камня на камень и облазывая скалы с водопадами. Белки уже на виду. На речке частенько встречается лед. Сама речка стала значительно уже. Лесок все время редкий с большим преобладанием лиственницы. Мошек и комаров, к счастью, мало. Так мы шли до дневного привала под корявым кедром.
В этот день нам не суждено было двинуться дальше. Сгустились тучи и вскоре полил проливной дождь. Он шел с небольшим перерывом до самого вечера. Пришлось устраиваться под этим развесистым кедром на ночевку. Дождь лил всю ночь.
26 июля. Кедр оказался водопроницаемым. Поэтому ночь показалась нам достаточно влажной, и мы встали совсем отсыревшими. После некоторой обсушки и «подкармливания» двинулись дальше.
Вскоре плохонький лесишко кончился, пошла тундра. Вышли к бурному ручью. По бокам поднимаются хребты, как бы обрезанные плотной каймой туманов, от которых спускаются полосы снега.
Дошли до характерной воронки. На дне ее подкрепились последними сушками и шоколадом и полезли на самый хребет. Сплошная осыпь. Движемся с камня на камень. Кажется, подъему конца не будет. С частыми передышками долезли, наконец, до самого верха, на острую каменистую гриву.
Вид чудесный. По одну сторону громадный лог, окаймленный хребтами и снежными вершинками. По другую — хребты, хребты в клочьях облаков, клубящихся как в котле.
Освещенные солнцем вершины отливают перламутром. Фотографировать решили со следующей более приподнятой вершинки, но когда залезли на нее, оказались в белом мраке облаков и уже ничего не увидели. Дальше взяли направление примерно на юго–запад и пошли по гребню хребта в сплошном тумане. Падал снег. В одном месте вершина хребта перешла в неширокое сильно заснеженное плоскогорье. Впечатление было такое, будто идем зимой по равнине; оно усилилось еще более, когда сквозь туман пошел мокрый снег.
Версты через три подошли к спуску и остановились в нерешительности: далеко внизу шумят потоки, но сквозь туман абсолютно ничего не видно и ориентироваться невозможно. Если верить карте — это должны быть верховья Уды, близ которых и лежит наш путь. Что эти истоки не Удинские — мы тогда еще не подозревали. Отходящий хребет в тумане отыскать было невозможно. Оставался только спуск, к которому мы и приступили.
Прошло немного времени, туман начал рассеиваться и перед нами в глубине показались две долины. Левая шла в южном направлении, затем сворачивала к западу. Нами она так и осталась неосмотренной. Мы двинулись к правой логовине. Вскоре путь преградил ручей с быстро прибывающей водой. С россыпей спустились в тундровую долину.
Дальше вышли в широкую логовину, лежащую почти под прямым углом к первой. В какую сторону потечет эта еще незнакомая нам речка? Как выяснилось вскоре, речка повернула вправо. Влево же остался не менее большой лог с еле заметным возвышением, на котором брала начало другая река, но какая — для нас и это осталось неизвестным. Могу только сказать, что такого странного водораздела я никогда не видал.
До вечера шли мы этой чудесной тундрой, окаймленной белковыми хребтами. Виталий ранил двух куропаток, но они куда–то скрылись и найти их не удалось.
Немного прояснело. Ночь обещала быть холодной. А тут ни хворостинки. Пришлось надрать подсохших прутиков карликовой березки и вылить — на них флакончик бензина. После неимоверных усилий вскипятили котелок и улеглись на березовом настиле. Спалось неважно. Было «прохладно», а под утро выпал иней.
27 июля. Вскочили сразу же с восходом солнца. Чтобы согреться, пришлось сделать зарядку. Поглотали шоколаду с галетами, смоченными в воде, и начали укладываться к походу.
Хребты, хребты в клочьях облаков, клубящихся, как в котле.
Рисунок Е. Абалакова
Вдруг саженях в десяти от речки в кустах березняка что–то заворочалось, закувыркалось, затем темной кучей выкатилось на голое место. В первую минуту мы думали — олень. Но когда это «что–то» остановилось, мы увидели огромнейшего медведя.
Медведь несколько (раз медленно повернулся, затем, вытянув морду, потянул воздух. Увидев нас, он повернул и, не торопясь, пошел прочь. Мы так загляделись на зверя, что и про фотоаппарат забыли.
Река пошла прямо на запад по широкой тундровой долине. Это направление не менялось, и мы прониклись надеждой, что эта река и есть Казырь. Затем долина стала спускаться круче. Появился кедрач, сперва редкий и низкий, затем все гуще и выше и, наконец, перешел в хорошую таежку.
Мы шли уже но тропе. Но после обеденной остановки тропа затерялась, вернее, мы ее потеряли. Пришлось идти косогорами. Помаялись крепко, но, наконец, снова напали на тропу. Идти стало совсем легко.
Ночевка под развесистым кедром. Уснули опять под шум реки, на этот раз, кажется, Казыря (чего нам очень хотелось и в чем не было еще окончательной уверенности). Спали хорошо.
28 июля. Двигаемся дальше.
Тропа то подходит к реке, то взбегает на косогор и, обходя береговые скалы, идет крутяками со сплошной завалью колодника и гарями. На одной гривке наткнулись на поле голубики, почти спелой. Присели и полакомились вволю. Речка бежит и шумит где–то внизу, зажатая горами, образующими ущелье.
К двенадцати часам подошли к первому броду. В этом месте с правой стороны в речку впадает большой приток. Тропа около него переходит явно на левую сторону, так что волей–неволей приходится лезть в воду. Попробовали около слияния — не тут–то было: чуть зайдешь выше колен — зверское течение, сшибает с ног и волной захлестывает сумки. А впереди значительно глубже. После первой неудачной попытки поднялись выше. Наконец, преодолевая яростное сопротивление потока, по каменистой косе выбрались на противоположный берег. Вымокли до предела.
Остановка. На обед скудная порция сухариков. Ботинки «сдохли» и развалились окончательно. Закрепил подошвы проволокой, но радости мало.
Тропа крутит косогорами. Кругом тайга. Ночевка под кедром на косогоре. Подсушились, как смогли, ибо кругом влажно и сыро. Спим на пихтовых ветвях.
29 июля. Сырое утро. Почаевничали и дальше! Дождя хотя и нет, но мы мокры до нитки. Опять идем косогорами со спусками и подъемами, иногда ровными берегами, на коих тропа разбегается «на 33 струи» и приходится — «веселое» занятие! — разыскивать ее.
Начали попадаться удобные для плочения коски и лес пошел крупнее. К вечеру подошли к хорошему месту для плочения — как раз около большого притока слева.
Впервые за эти дни сытный ужин: выловили пару солидных линьков и поджарили их на сале.
30 июля. Спали неплохо. Только под утро доняли комары. Они не оставляли нас без внимания и во время плочения.
Виталий пошел приглядывать деревья, а я подался на ближайшую возвышенность обследовать окружные белки. Пробирался с трудом и довольно долго.
Было, наверное, не меньше двух часов дня, когда я вылез на голую опушину. Белки кругом, как сплошное кольцо волн. Жаль, тучи закрывали много интересных вершин, особенно на юге, где, видимо, проходит самый мощный хребет. Сделал снимки. Удалось заснять и юг. Обратно спускался веселее. Прямо «катом» и жуткими протоками.
Завтра — сгонка плота. К ужину опять пара линьков.
31 июля. Утро ясное. Почаевничали и принялись подтягивать бревна к реке. Хлопот много, особенно когда ставили бревна «на попа». Так и летали вместе с бревнами.
Чуток сплавили бревна по протоке, в которой вода оказалась как лед: ноги не терпят. Врубки делали почти до самого вечера. Ропжи были уже готовы. В греблях провернули дырки.
1 августа. Сегодня занимались подгонкой и устройством «надворных построек». Работы хватило на полдня.
Но вот салик готов и бодро всплыл на воде. Пригнали его к нашему шалашу. На прощанье роскошный обед: шесть линьков с кашей.
Вывели салик на быстрянку и вдруг заклинились на самый завал. Салик — набекрень и стоп! Снимались долго и упорно. Наконец вышли на фарватер, и нас понесло!
Прохладно. На остановке обнаружили целые заросли смородины. Наелись, как никогда, и набрали два котелка с собой.
С запада надвигается огромная туча. Молния и отдаленный гром. Одной молнией красиво зажгло дерево за соседним бугром. Кругом все притихло.
Сварили котел «варенья» из смородины и четырех кусков сахара. Получилось замечательно.
2 августа. Погода мрачная. Вскоре и дождь пошел, да такой, что промочил насквозь. Вид у нас очень жалкий.
Горы мрачно окутаны тучами и обрывками туманов.
К вечеру повезло: натолкнулись на избушку–малютку. Спали крепко, хотя после лесных ночевок под кедрами показалось душно.
3 августа. Немного прояснилось. Солнышко изредка прорывается сквозь тучи, однако на встречном ветру мы не чувствуем его тепла. Частенько попадаются гуси, но они осторожны и при нашем приближении неизменно улетают.
Все ниже и ниже шиверы*. Вода так и хлещет. Слышится изрядный шум. Из–за поворота — беляк сплошной. Нас подняло, хлестнуло и кинуло чуть ли не на берег. Удержались.
Дальше — опять шум… С обеих сторон высятся камни. Течение зверское и все ускоряется.
Вдруг посредине реки — скала, а за ней сплошной рев, и поток несется огромной волной прямо по каменистому коридору. Жутко! Летим влево прямо на клокочущий в камнях поток. Раз! Двинуло, свернуло, и уже в самом горле порога посадило нас на камень. Вода пошла поверх салика.
Нужно немедленно выбираться на берег. Салик застрял ненадежно и его ежеминутно может сорвать в пучину.
Виталий пытается перейти на соседний камень. Течение зверское. Камень скользкий. С трудом выбрался. Выбросив на берег ботинки, палки, топор и прочие вещи, двинулся я. Босые ноги не чувствуют твердой опоры. Течение все время сбивает. Однако и я выбрался благополучно.
А на пути к берегу еще такой же поток. Процедура переправы началась сначала. Только успел переправиться первый из нас, как салик сняло с камня и он подался к самому порогу, беспомощно размахивая греблями. Тоскливым взглядом проводили салик до поворота, за которым только его и видели.
Мы на берегу. Закоченели до неподвижности в суставах. Немного ниже на скалах увидели несколько кедров. Дотащились до них. Виталий решил бежать за саликом. Его долго не было. Я гукал, но без отклика. Вернулся он без салика. В одном улове чуть было не догнал, но садик продернуло. Грустно. Поймаем ли дальше?
Весь наш «Москвошвей», галеты, крупа и прочее оказались насквозь подмоченными. Занялись просушкой, и когда все было уже сухое — неожиданно хлынул такой дождь, что за малым исключением все приняло прежний вид, т. в. промокло насквозь.
Надвигается ночь. Пороги ревут. У кедра соорудили балаган. Спали, к удивлению, даже хорошо.
4 августа. Опять просушка. А там — котомки на плечи и в пеший ход на розыски беглеца.
С Виталием опять разошлись. Верст пять шли порознь. На восьмой версте вдруг раздался радостный клич Виталия.
Салик мирно стоял в заводи, подпертый к камням. Ура! Ура! За исключением одной гребли все в целости.
Опять пошел ливень. Отсиживаемся под елью, но дело безнадежно. Нужно искать ночлег. Нашли два больших кедра. Обсушились и согрелись у громадного костра.
5 августа. Гребь готова. Отплываем. Река спокойна. К полудню впереди опять зверски зашумело. Из предосторожности пристаем к берегу. Впереди большой порог. Крутит отчаянно.
Высаживаемся. Надеваем сумки на себя. Я остаюсь спускать салик. Виталий идет вперед ловить его. Привязываю греби и пускаю. Поплыл!..
Виталию после последнего прибоя удается вспрыгнуть на салик и зачалить его в улове. Салик отстояли.
Ночуем в избушке (и, как после узнали, на «соболинке») — со всеми удобствами: и кедрач с шишками рядом, и малинник, и целые заросли кислицы.
6 августа. Задержались утром долгонько: все шишки пекли, да пощелкивали орехами. Зато отъехали со всем уютом: соорудили скамью, сидим, как дома, щелкаем орехи, а скорлупу сплевываем прямо в воду.
Неожиданно салик поднесло под небольшой забой и… блаженство кончилось — нас выкупало до основания. Я, по крайней мере, плавал по–настоящему. Весь уют смыло.
К вечеру опять натолкнулись на избу, но уже без кедрача и ягоды, зато с настоящей железной печкой, что было очень кстати.
Уже давненько перешли на жесткую пищевую норму, а в последние дни едим только два раза: утром чай, вечером каша. Недостающее восполняется по мере наличия ягодой и орехами.
Опять порог. Чуть не втянуло! Виталий на камнях в конце порога. Я в плесе ниже. Раздеваюсь на случай, если придется плыть за саликом. Но он проскочил удачно. Вскоре опять погрузились и поплыли.
7 августа. Тишь да гладь! Ни облачка. Солнце печет. Несет почти сплошным плесом. Миновали ряд избушек (всего насчитали 14) и ни одного живого человека! Так что до сих пор не знаем, где плывем.
У одной избушки обнаружили необычайно крупную спелую малину и объелись ею до изнеможения. Прошли подряд три порога. К вечеру течение почти остановилось. Вдруг из–за поворота показались хаты, а затем и целая деревня. Пристали несколько ниже. Виталий вызвался идти за продуктами.
Вернулся нескоро и с ошеломляющими сообщениями: оказывается, прошли мы только Безыбай. А выше были Маецкий и Кляцкий пороги. Впереди еще Убинский (через десять верст), Нижний и затем Гуляевский. Вот так номер!
Запасов крайне мало. Хорошо подкормились сухарями в двух избушках, да Виталий еще подтащил сухарей, молока и яиц. Спим под кедриком.
8 августа. Жарим картошку и всласть пьем чай на заимке Понамарьевской у Егора Гуляева. Пополнили запасы мукой (8 фунтов) и двинулись дальше.
Плывем к Убинскому порогу. Несет тихо. Вот показалась избушка, дальше которой, говорят, плыть опасно.
Остановка. Привычно снимаем греби и вещи и идем тропой по берегу. Пока ничего страшного нет. Неожиданно ударил ливень. Отсиживаемся под кедром, чтобы сохранить сумки. Наконец дождь излился весь. Дошли до самого порога. Вал изрядный. Но идет ровно, корытом. Что–то скучно стало поворачивать назад за саликом, да и времени ушло много, пока пережидали дождь. Решили бросить нашего беглеца и дальше идти пешим ходом.
Прошли порош, должно быть, версты две, и вылезли на дорогу. Грязь непролазная. От обужки отвалилась последняя подошва, так что я уже топаю босиком.
Солнце печет. Хребты плавают в кольцах тумана. Дорога пошла хорошая. К вечеру дошли до бараков лес–треста. Достали там сахару, крупы. Встретили старика–проводника Соловьева.
Ночевали в пустом бараке, населенном только клопами, и тут с нежностью вспоминали свои ночевки под кедрами.
На следующий день добираемся до Гуляевки. Порог «Нижний» шумит здорово, и валы бьют. Ввалились в крайнюю избу. Угостились молоком и чудесными шаньгами.
Целый день в деловых бегах за лодкой и шелевкой. К вечеру сменяли ружье на лодку, масло, картошку. Придаток ладный!
Завтра плывем.
Спим на сеновале. Как бы не проспать — больно хорошо и удобно!
10 августа. К общему удивлению проснулись довольно рано. На завтрак молоко и хлеб. Выменяли еще коврижку хлеба, распрощались — ив лодку. После салика непривычно как–то.
В плесах старательно подгребаем.
Солнышко греет вовсю. Деревни идут одна за другой.
Прощай тайга, тишина и безлюдье!