Когда Свон пришла в себя, рядом сидел улыбающийся Алекс и гладил ее по щеке. Хлопнула дверь, и в комнату ворвался Эдуард. Он был настолько красив, что Свон задохнулась от внезапно нахлынувшего чувства счастья. Отросшие темные волосы развивались за спиной бегущего мужчины, на его лице горел яркий румянец: принц еще не остыл от пыла боя. Увидев Свон, он кинулся к ней навстречу и заключил в тесные объятия.

И Свон пропала. Невероятная радость смыла волной все переживания. Прижатая к телу Эдуарда, она с наслаждением слушала, как гулко бьется его сердце. А когда дыхание мужчины коснулось ее волос, а его губы стали покрывать поцелуями ее лицо, она отмела все сомнения. Не может быть врагом человек, так пылко выражающий чувства к женщине.

– Наконец-то я тебя поймал, – выдохнул Эдуард.

Его страстный порыв и смутил Свон, и обрадовал. Раньше она видела в принце холодного государственного деятеля, но теперь он предстал перед ней взволнованным, нежным и…влюбленным?

За спиной кашлянул Алекс, и принц, немного придя в себя, отпустил девушку, сделав шаг назад.

– Не убегай больше, пожалуйста. Нам о многом нужно поговорить.

Свон, как завороженная, смотрела на Эдуарда. Она не успела сказать и слова, как он опять приблизился к ней и, наклонившись, коснулся губами ее губ. Поцелуй получился быстрым, жадным, ошеломляющим.

– Жди меня здесь и никуда не уходи.

Легкое пожатие руки, и наследник скрылся за дверью, только слабый запах то ли лимона, то ли апельсина, который источала его одежда, по-прежнему витал в воздухе.

Алекс, подмигнув раскрасневшейся от смущения Свон, выкрикнул: «Привет от мамочек!», и убежал следом за принцем.

Прислушиваясь к шуму на нижних этажах, она поняла, что в замке продолжается бой. Подойдя к двери, увидела двух гвардейцев, которые тут же преградили ей дорогу.

– Простите, леди, вас выпускать не велено. Идет бой и его высочество опасается за вашу жизнь, – вежливо, но твердо предупредил один из них и закрыл перед ее носом дверь.

Свон в растерянности вернулась вглубь комнаты и поймала в зеркале, стоящем у шкафа, свое отражение. На лице цвела глупая улыбка, а пальцы замерли у губ, которые хранили поцелуй принца. Подойдя ближе, Свон пристальнее вгляделась в лицо, и не смогла сдержать крика.

Ушат холодной воды не оказал бы такого отрезвляющего действия, как седая прядь, видневшаяся у виска. Лихорадочно отодвинув волосы с лица, Свон бессильно застонала. Сеть морщин множилась прямо на глазах, щеки теряли девичью упругость, а кожа тускнела и становилась сухой, как старый пергамент. Рывком она расстегнула платье и сдернула его вниз вместе с нижней рубашкой. Еще вчера налитые груди висели плоскими складками, бедра утратили округлость, а ребра и тазовые кости стали выступать так сильно, словно перед зеркалом стояла не молодая дева, а измученная тяжелой работой и болезнью женщина.

Как она могла забыть о словах Камиля?! Лихорадочно одевшись, девушка заметалась по комнате. Что делать? Предстать перед принцем в таком виде? Ей невыносимо увидеть брезгливость на его лице. Дождаться его и умереть от стыда? Или еще лучше – угаснуть глубокой старухой на его руках? А в это время появится ненавистный Камиль и убьет принца за Кольцо жизни? Такого допустить нельзя!

Но и изменить ничего не получится. Кольцо, как она не дергала его, сниматься не хотело. Заветные слова она так и не узнала, поэтому смерть казалась неминуемой.

Ее начавшуюся истерику прервал стук в окно. Свон совсем забыла о драконе! Он нетерпеливо опять постучал когтем по стеклу.

Девушка рывком открыла ставни. Дракон сначала не заметил произошедших изменений в Свон и начал быстро говорить о Леоль, но запнулся на середине слова.

– Что с тобой? Ты как-то странно выглядишь. Заболела?

– Я превращаюсь в старуху и скоро умру, – вздохнула плачущая Свон. – Камиль надел на меня Пелену смерти.

– Так сними ее!

– Я не могу, – Свон не захотела пускаться в объяснения. – А почему ты еще здесь?

– А кто бы мне крикнул «Арроу»? Моего погонщика убили, жрецы пользуются аркой Бахриманов, а остальные боятся подойти, – дракон повертел головой, оглядывая пространство вокруг себя. Благо, окно выходило на задний двор, и никто из сражающихся людей не крутился под ногами. – Давай, спускайся, время не ждет. Леоль нужна помощь.

– Я не могу выйти. Гвардейцы меня стерегут.

– Забирайся на мою голову, и я спущу тебя.

Когда Свон двигала кресло к окну, то поняла, что к внешним изменениям прибавилась слабость.

– Надень теплую одежду, – посоветовал дракон. – Нам предстоит лететь высоко, поэтому будет холодно.

Свон быстро надела меховую жилетку. Порывшись в шкафу, нашла шерстяные чулки и прихватила с постели теплое одеяло, решив, что оно пригодится ей и Леоль.

С трудом забравшись на каменный подоконник, Свон никак не могла решиться перебраться на голову дракона. И тогда ему пришлось поторопить ее:

– Ты можешь не застать Леоль живой, – тихо проговорил он. И Свон тут же прыгнула на его плоскую голову. Сердце обмирало, пока дракон плавно опускал ее вниз. Очутившись на земле, она спросила, где найти Леоль, и поспешила к входу в замок.

Никто не останавливал пожилую женщину, метавшуюся между бегущими слугами и королевскими гвардейцами, охваченными пылом погони за наемниками жрецов.

В ее голове, словно молот, стучали слова Гри: «Можешь не застать Леоль живой». Что случилось с той? Неужели Халид навредил жене? Но он же так ждал сына!

Найдя в лабиринте коридоров замка нужные покои, Свон открыла дверь и тут же споткнулась о мешок, лежащий у порога. В комнате царил сумрак, и, только упав, Свон почувствовала, что под ней лежит не мешок, а человек. Мертвый мужчина смотрел на нее стеклянными глазами. В ужасе она отползла к стене, и тут же наткнулась на еще один труп. Женщина ничком лежала у кровати, а рядом с ее головой валялся большой чепец служанки.

В душной комнате пахло кровью.

Свон вырвало раз, потом – другой. Позывы продолжались до тех пор, пока желудок полностью не очистился. Как только она смогла дышать, у нее началась истерика. Свон не сразу поняла, что вой, рвавший тишину комнаты, исходит от нее.

– Мамочки, мамочки, – скулила она, отползая в сторону окна, откуда через плохо задвинутые занавеси пробивался свет.

С трудом поднявшись на ноги, она дернула портьеру и та сорвалась вниз, впуская в комнату потоки солнечных лучей. За окном мелькнула голова дракона. От неожиданности Свон вздрогнула, но, увидев, что Гри пристально смотрит в одну точку, проследила за его взглядом и обнаружила Леоль. Она лежала на высокой кровати, прижимая к себе окровавленные простыни.

– Кто вы? – спросила она слабым голосом, когда Свон склонилась над ней. – Моя девочка умерла. Видите, она не дышит.

Леоль развернула покрывало, показывая бледное личико ребенка.

Очередной удар подкосил ноги, и Свон рухнула на колени. Под ногами хлюпало, и подол платья быстро намок. Посмотрев вниз, она увидела, что все вокруг залито кровью. Чья это была кровь? Служанки, Леоль? А может, это душа Свон истекает кровью?

Сильно кружилась голова и тошнило. Волосы прилипли ко лбу, мешали. Желая их убрать, Свон подняла руку, с ужасом видя, что она тоже по локоть в красной жидкости. Ей едва удалось заглушить в себе желание кричать.

«Надо взять себя в руки! Леоль нужна помощь и поддержка!» – пыталась она вернуть здравый смысл, встретившись взглядом с умирающей женщиной.

– Халид сам убил малютку, когда лекарь поздравил его с дочерью. Потом расправился с ними, – несчастная опустила глаза туда, где лежало два трупа. – Зачем я не послушалась Свон? Зачем обозвала ее лгуньей и выгнала?

Свон поднялась, желая помочь женщине, которую покидала жизнь: на кровати неудержимо росло пятно крови.

– Леоль, подскажи, что делать? Может у тебя есть какой-нибудь магический амулет? Или снадобье, чтобы остановить кровь? Подожди, я посмотрю в сумке лекаря.

Леоль схватила горячей рукой запястье незнакомки, останавливая ее. Ей нужно было выговориться.

– Лекарь предупреждал, что я больше не смогу родить: слишком слабое здоровье. А Халиду, оказывается, не нужны дочери, – Леоль заплакала. – И я не нужна.

Свон попыталась выдернуть кисть из хватки умирающей, и та отпустила ее, но взмолилась:

– Не уходите.

– Нет-нет, я не уйду! Я только посмотрю, чем можно помочь.

Тихий плач Леоль вскоре сменился стонами. Бледное лицо исказилось от напряжения. Она выпустила из рук мертвую девочку, приподнялась над подушками и, уцепившись за простыни, протяжно завыла. Новый поток крови хлынул из-под ее согнутых в коленях ног, и под мокрой простыней кто-то тоненько пискнул.

– Ребенок? – спросила с изумлением, упавшая на подушки Леоль. – Еще один! Живой?

Свон отогнула край покрывала и увидела маленький кряхтящий комочек. Весь красный, но целый и невредимый.

– Перережьте пуповину. На столике есть нож, – глаза Леоль сияли лихорадочным блеском.

Передвинув скользкое тело ребенка на сухое место, Свон нашла нож, лежащий рядом с другими инструментами лекаря, перерезала пуповину, завязав ее нитью у животика младенца. Свон доводилось помогать Берте при родах одной из служанок в замке Шовеллер.

Найдя пеленку и намочив ее в тазу с водой, она аккуратно вытерла маленькое тельце. От соприкосновения с холодной тряпкой ребенок заплакал.

– Это мальчик, – сказала Свон матери, заворачивая его в пеленки.

Леоль протянула слабые руки, желая быстрее прижать сына к себе, и Свон положила его ближе к матери, улыбающейся сквозь слезы. Та гладила его личико, шептала что-то нежное, а глаза лучились счастьем.

Пока Леоль была занята сыном, Свон переодела девочку в чистое белье и положила на другую сторону кровати.

– Как он прогадал! – мать подняла глаза на Свон, до сих пор не узнавая ее. – Прошу вас, не отдавай сына Халиду. Спрячьте мальчика! Назовите его Петром, как моего отца. Там, – она указала пальцем на изголовье кровати, – висит медальон. Возьмите его с собой. На нем нарисован мой портрет. Я подарила его Халиду, но он не захотел носить, думая, что это безделица. Медальон старинный, он переходит из поколения в поколение и служит доказательством принадлежности к нашему роду. Без него ни один человек не может претендовать на наследство графа Пигеон.

За окном маялся дракон, переживая за женщин. Свон, скрывая слезы, сидела возле Леоль и напряженно прислушивалась к ее словам, ведь голос роженицы становился все глуше. Ребенок на руках матери заснул, не ведая, что это были первые и последние объятия родного человека.

Через полчаса всхлипывающая Свон забрала дитя из рук мертвой женщины. Завернув его в теплую шаль, подняла его одной рукой. Другой рукой подобрала сумку лекаря, куда уложила все, что может пригодиться в дороге. Оглянувшись в последний раз на бездыханные тела, Свон покинула комнату.

Она благодарила Бога, что никого не встретила, пока шла по галереям и переходам. На Свон было надето самое простое платье, из вещей, найденных в гардеробе Леоль, а свою одежду, испачканную кровью, она бросила у шкафа. Меховая накидка надежно скрывала ребенка от глаз посторонних.

Где-то плакала женщина, хлопали двери, на верхних этажах слышался топот бегущих людей. Кругом валялись вещи и разбитая мебель. Со двора несло гарью. Когда Свон завернула за угол замка, то увидела, что горит ее комната: огонь вырывался наружу через окно.

Дракон приплясывал от нетерпения. Свон забралась на его спину по опущенному крылу, устроила ребенка у себя на коленях, завернувшись с ним в одеяло, и как можно громче крикнула: «Арроу». Гри легко взлетел. В этот самый миг до беглянки донесся зов, полный отчаяния: «Свон! Свон!!!». В этом крике она узнала голос Эдуарда.

Замок быстро уменьшался в размерах, а встречный ветер сдувал слезы с лица пожилой женщины, сидящей на драконе.

– Дохо! – крикнула она, и еще раз повторила более уверенно. – Дохо! Держи путь на север!

Если бы Свон отправилась одна, дорога до Дохо заняла бы гораздо меньше времени. Но ответственность за судьбу малыша – наследника большого состояния, на которое наложили лапу жрецы рода Бахриман, делало ее осторожной и рассудительной не по годам.

Перелетев на драконе через водную гладь (замок Леоль, оказывается, находился на острове), Свон попросила Гри приземлиться у ближайшей рыбацкой деревни.

Малыш порой жалобно пищал, потом засыпал тревожным сном. Он нуждался в молоке и чистых пеленках. Свон вслушивалась в его дыхание, боясь, что сын Леоль последует за матерью в призрачный мир.

Гри знал ближайшие земли, как своих пять когтей, поэтому приземлился не в маленькой деревеньке, а в довольно приличном прибрежном городе. В Туксе существовала всего одна центральная улица, зато там стоял ряд харчевней, предлагающих ночлег для путешественников и торговцев рыбой. В одной из них Свон надеялась получить еду и теплую воду для малыша.

Дракон высадил Свон за холмом, боясь привлечь к себе ненужное внимание. Он собирался поохотиться, но лесов, с пасущимися жирными оленями, не наблюдалось. Поэтому он пускал голодную слюну, вспоминая упитанных коров, замеченных им в часе лета от Туксы.

– Не бери с собой все драгоценности из шкатулки Леоль, – советовал Гри, наблюдая, как Свон собирается. – Мало ли желающих поживиться за счет беззащитной женщины с младенцем в руках? Двух колечек достаточно. Не торопись возвращаться, отдохни. Приходи сюда на рассвете.

Свон перекинула сумку через плечо, прижала к себе малыша и, как с горки, скатилась по крылу дракона на землю.

Гри покачал белой головой, видя, с каким трудом она поднялась на ноги. В разговоре со Свон он обмолвился о ее беззащитности, потому что не хотел лишний раз напоминать, как она выглядит. Зеркало в харчевне непременно отразит пожилую даму пятидесяти лет.

– Свон! – окликнул он ее. – Ты забыла сказать мне «Арроу».

Она оглянулась, крикнула «Арроу!» и прикрыла личико младенца от взметнувшейся пыли. Дракон растворился в вечернем небе.

До Туксы Свон добралась в сумерках. Улица озарялась светом, падающим из окон домов, и только по толпам людей, вываливающихся из питейных заведений или входящих туда, представлялось возможным отличить питейные заведения от жилищ горожан.

Зайдя в первую же харчевню, Свон отказалась от мысли остаться там. За прилавком стоял мужичок в засаленном фартуке. Его неприятное лицо с бегающими крысиными глазками, густой винный дух и запахи плохой кухни, отшибали всякое желание задержаться или проситься на постой.

В Туксе Свон обнаружила преимущества в ее нынешнем почтенном возрасте: к ней не цеплялись выпившие посетители, поэтому она спокойно вышла на улицу. Повезло только с четвертой харчевней: помещение блистало чистотой и в нем не околачивались любители крепкого пойла. Улыбка розовощекой полногрудой молодки, вышедшей навстречу, окончательно убедила ее в правильности выбора.

Криста, так звали внучку хозяйки харчевни «Гнездо голубки», провела посетительницу в небольшую комнату на втором этаже, где кроме кровати стоял сундук с плоской крышкой, а на нем – кувшин с водой и полотенце.

Когда в руках Свон заплакал ребенок, Криста ойкнула от неожиданности.

– Мне нужно накормить малыша. Помогите найти молока, – попросила Свон, разворачивая шаль.

– Ой, какой маленький! Это ваш внук? – склонилась над ребенком разговорчивая молодка.

– Да, его мать умерла в родах. Он ничего не ел более суток, только пил.

Криста опять ойкнула и убежала вниз. Через некоторое время в комнату вошла горбатая старуха, с трудом передвигающая опухшие ноги, и опирающаяся на клюку.

– Криста сказала, тебе нужна помощь с младенчиком? – кряхтя, она села на сундук. – Ну, покажи мне его. Не бойся. Я не только хозяйка харчевни, но еще и знахарка. У меня приличный дом. Здесь не ошивается всякое отребье в поисках выпивки и развлечений. В моей «Голубке» горячительные напитки не принимают внутрь, а растирают ими тело, коли болезнь скрутила.

Свон поднесла голенького ребенка ближе к старухе. Та, отложив клюку, потрогала его головку, осмотрела сморщенное тельце, засунула малышу в рот палец, а потом понюхала его.

– Слабый. Родился раньше срока. Близнец еще был? Последыш, значит. Трудно такого выходить, но если живой останется – на высокую ступень взойдет. Я вижу его будущее по знакам, только мне ведомым.

– Бабушка, пожалуйста, помогите, – взмолилась Свон, доставая из кармашка жилетки кольца и протягивая их старухе.

Та недовольно посмотрела на немолодую женщину:

– Называй меня Гретой. Какая я тебе бабушка?

Она взяла в руки драгоценности, взвесила их на ладони, попробовала на зуб, а потом коротко бросила.

– Жди.

В дверях Криста, столкнувшись со старухой, вскрикнула от неожиданности и едва удержала таз с горячей водой. Грета клюкой ударила внучку ниже поясницы и поковыляла прочь.

– Сейчас мы нальем сюда прохладной водички и искупаем нашу детку, – хлопотала над тазом молодка. Потрогала локтем воду, посюсюкала, беря малютку в руки, и начала купать его тельце. – У меня двое: мальчик и девочка. Большие уже.

Вскоре вернулась Грета, неся узелок, в котором обнаружились бутылочка с молоком, бурый порошок в склянке и белый камень, названный старухой «амулетом для дитятка».

Вымытого начисто малыша накормили молоком через соску, смешанным с водой и бурым порошком. Грета объяснила, что порошок она готовит сама из стосил-дерева. Это снадобье делает любое молоко пригодным для маленьких детей, даже козье или коровье. Все с умилением смотрели, как Петушок (так назвала его Криста) сосал, причмокивая, а потом качнул вспотевшей от усилий головкой, отказываясь от бутылочки, и тотчас же заснул.

Старуха попросила распеленать младенчика и, шепча, приложила амулет к покрасневшему пупку.

– Он сохранит его жизненные силы. Когда дитятко поправиться, будет здоровье приумножать. А вы следите за цветом камешка: коли покраснеет – плохо малышу, коли почернеет – смерть рядом. И не обязательно болезнь смертная. Худой человек, желающий ему зла, тоже камешком высвечивается.

Утром отдохнувшая Свон пришла к холму, где ее уже ждал сытый дракон. Рядом с его туловищем на траве были разбросаны обглоданные кости.

Гри порадовался за младенчика, который за ночь заметно окреп. А его няньку беспокоило то, что молоком запастись на долгий срок не удастся, поэтому придется часто останавливаться там, где пасутся коровы.

Проблема с молоком решилась на следующем привале. Пока Свон купала Петушка в крестьянском доме, куда попросилась на ночлег взамен на драгоценный камень, дракон притащил к месту встречи корову. Довольный своей смекалкой, он приплясывал на месте, рассказывая, что собирается таскать буренку в лапах во время перелета. И даже показал, как это будет выглядеть. Сделав в воздухе с обезумевшей от страха коровой три круга, Гри заметно утомился и отказался от своей затеи.

Однако его идея прижилась. Свон успешно обменяла корову, которую дракон отказался тащить туда, откуда взял, на малорослую козу. Весь оставшийся путь до Дохо ее перевозили в большой корзине, надежно прикрепленной к пассажирской беседке, и отпускали пастись, пока каждый занимался своими делами: Свон малышом, дракон поиском пропитания.

Только через полтора месяца их путешествие подошло к концу. В каждом селении, где путешественники останавливались на ночлег, они расплачивались деньгами, вырученными за драгоценности у одного из ростовщиков в крупном городе. Свон выбрала, на ее взгляд, не самые дорогие изделия, но полученная сумма обрадовала ее: нянька запаслась теплыми вещами для Петушка, пополнила запасы порошка стосил-дерева да набрала еды для себя и козы. Впереди их ждал горный край, где дули холодные ветра, а снега на скалистых склонах не таяли даже летом.

Расспросив местных жителей, Свон узнала ориентиры, которых им нужно держаться, чтобы добраться до крепости Дохо. Что ожидает их в северном замке графа Шовеллер, она старалась не загадывать. Все равно иного пути не видела.

Еще одно обстоятельство торопило ее пристроить ребенка – время. Свон каждый день замечала, как изменялись ее руки: они покрылись старческими пятнами и морщинами. Умываясь утром, она чувствовала, насколько тонкой и дряблой сделалась кожа лица, а некогда роскошная коса потеряла золотистый оттенок. Сколько ей еще осталось? Ответа Свон боялась.

Иногда снились кошмары: будто она лежит на снегу, где-то рядом плачет Петушок, а над ней склоняется Камиль и хищно ожидает, когда она сделает свой последний вдох. Просыпаясь в поту, Свон теснее прижимала к себе мальчика, боясь, что тот умрет вслед за ней или сгинет в людском мире, не помня своего рода. Нескрываемый ужас вызывало видение, в котором за Петром являлись жрецы. В этом сне она видела его молодым и красивым, но с холодными, как лед, равнодушными глазами.

Нет, Свон не могла допустить, чтобы из Петушка вырос второй Халид, убивающий детей и женщин! Она помнила, какие надежды возлагали жрецы Бахримана на сына Халида – он должен со временем принять сан Верховного жреца и получить власть над всеми землями, добытыми путем гибели матерей.