Со всех окрестностей замка Шовеллер сбежался люд, чтобы поглазеть на невиданное зрелище: приземление огромного дракона, на спине которого сидел погонщик. Кузнец бросил молот, забыв про раскаленный кусок железа на наковальне, крестьяне прекратили сеять зерно, оставив в поле торбы с рассадой, рыбаки упустили невод, испугавшись черной тени, пронесшейся над ними и на мгновение закрывшей солнце.

От крика восторга многоголовой толпы задрожали мозаичные витражи церкви, когда недалеко от нее приземлился еще один дракон. Он взялся из ниоткуда! Просто пронесся порыв ветра, скинувший с голов служанок чепцы, взметнулось облако пыли, и перед глазами возбужденных людей появился белый дракон, аккуратно сложивший перепончатые крылья. Его массивную шею венчала гордо вскинутая голова. Умные глаза с вертикальными зрачками окинули взглядом волнующийся народ, и на морде дракона (а в этом могли поклясться все присутствующие) расцвела улыбка. В воздух взлетели те головные уборы, которые не сдернул ветер, поднявшийся при приземлении ящера.

Дети, визжа от радости, бегали от дракона к дракону, и никакая сила не могла заставить их остановиться. Они не слышали грозные предупреждения охраны замка и не менее грозные окрики их матерей, боявшихся, что непослушные чада окажутся задавленными в сутолоке.

Блэк с облегчением понял, что Гри не грозит унижение, наоборот, тот купался в лучах славы. По сравнению с боевым драконом, которого сразу увели, сам принц позволил Гри перемещаться в любом направлении, обратившись к дракону с почтением, выражая тем самым немыслимое доверие крылатому ящеру.

Эдуард специально устроил представление, чтобы показать собравшимся, как дорого он ценит дружбу с принцем бохов, о которой незамедлительно поведал, стоя на возвышении. Гри произнес ответную речь, что вызвало шквал аплодисментов, любовь обитателей замка и его окрестностей «к такому славному дракону».

Цвет кожи Роки Блэка тоже вызвал интерес, но здесь на помощь пришел Дак, которого поначалу никто не узнал. Он плечом к плечу прошел с другом в замок, подтверждая этим, что гость ему ровня. Служанки хихикали и толкали локтями друг друга, показывая глазами, как они довольны, что в замок прибыли такие интересные мужчины. Но вдруг повариха Берта ахнула:

– Божечка мой! Да это же наш милорд Дак!

И по толпе понесся шепот: «Дак?», «Неужто Дак?», «Ах, как возмужал!», «Ах, как хорош!», что явно льстило молодому человеку. Он прекрасно помнил свое последнее неудачное возвращение в замок, когда близнецы вытолкнули его из кареты. Дак сам чувствовал изменения, произошедшие с ним, и ему было чем гордиться.

Свон воспользовалась тем, что ее друзья и принц развлекали охочих до зрелищ людей. С помощью охранников она спустилась с Гри, изображая из себя бойкую старушку. Свон поймала настороженный взгляд Эдуарда, улыбнулась ему и поспешила затеряться в толпе. Когда она вынырнула около матушек, возбужденно обсуждающих гостей, то опять заметила, как на нее глянул принц, сведя брови к переносице. Не удержавшись, старушка показала ему язык, а Эдуард чуть заметно покачал головой, осуждая ее за озорство. Принц немного задержался на лестнице под предлогом того, что приветствует встречающих его графиню и ее дочерей, и, убедившись, что Свон, наконец, привлекла внимание матушек и направляется с ними в сторону кухни, позволил увлечь себя внутрь замка.

Когда за спинами мамушек появилась незнакомая старушка, те не обратили на нее внимания: в последнее время в замок прибыло множество лекарей и знахарок, пытающихся вылечить графа, хотя всем давно стало ясно, что дни его сочтены. Хорошо одетая пожилая женщина с длинной косой, спускающейся на плечо, отчего-то показалась им знакомой, и повариха со старшей кухаркой ответили улыбкой на ее приветствие. А старушка вдруг полезла обниматься, и женщины в недоумении переглянулись. Но их лица засветились от удовольствия, а в голосах появилось больше сердечности, когда они услышали, что гостья принесла им весточку от Свон, подхватили ее под руки и повели на кухню. Все слуги замка переживали за их девочку, а скупые сведения о сироте были настолько противоречивы, что матушки не знали, что и думать. А тут вести о Свон! Нетерпение подгоняло женщин, и старушка едва успевала перебирать ногами.

Но, не доходя до кухни, гостья свернула направо и шепнула поварихе и кухарке, что должна поговорить с ними без свидетелей. Она сама повела в комнату, которую те долгие годы делили со Свон. Не переставая удивляться, как легко старушка ориентируется в замке, женщины дошли до спальни, где незнакомка удивила их еще больше. Старушка открыла дверь, достав ключ из тайника, оборудованного когда-то Свон.

– Не стоит делать такие большие глаза, – улыбаясь, произнесла седовласая женщина. – Все, что знает Свон, знаю и я.

Убедившись, что за ними никто не следует, она надежно закрыла дверь. Потом прошла к окну и, плотно притворив его, задернула занавески в цветочек, ненадолго задержав на ткани руку. Казалось бы, простой ситчик, а у старушки на глаза навернулись слезы.

Она помнила, что сама шила эти незатейливые шторки. Оглядевшись, Свон заметила, что в комнате ничего не изменилось, даже ее кровать оказалась заправлена так, как любила она: три подушки разного размера находились поверх покрывала, образуя пирамидку.

Вздохнув от переполнявших ее чувств, гостья села на кровать, развязала ленты плаща, скинула его с плеч и произнесла:

– Наконец, я дома!

Матушки, следившие за передвижением незнакомки, сели на другую кровать, не зная, что еще ожидать от странной гостьи.

– Извините нас за настойчивость, – прочистив горло, решилась высказаться Берта, – но не покажете ли вы нам письмо от нашей девочки?

Амалия кивнула головой, подтверждая слова старшей подруги.

Гостья перевела на них свой взгляд, где плескались слезы, и улыбнулась. Уголки ее губ дрожали, и матушки заволновались: вдруг незнакомка принесла печальную весть?

– Да, милые мои! Не только покажу письмо, но и саму Свон!

Гостья завозилась с перчатками. Сосредоточившись на них, она не замечала, как переглянулись подруги, как Берта возвела глаза к потолку, дав знак Амалии, что у гостьи, наверное, с головой не все в порядке, и как кухарка с беспокойством глянула на дверь, решая, сможет ли она ее быстро открыть в случае необходимости. Занятые переживаниями, они не заметили, как Свон, прошептав положенную фразу, сняла Кольцо жизни, а следом и скинула Пелену.

– Ах! – в один голос воскликнули матушки, увидев, что с кровати поднялась и спешит к ним, раскинув руки для объятий, их любимая девочка.

Еще долго женщины не покидали комнату: к ним посылались гонцы-мальчишки с напоминанием, что пора бы им появиться на кухне; потом стучались в дверь помощницы поварихи, спрашивая, что готовить для вновь прибывших гостей; потом требовал их выйти управляющий. Но все неизменно получали резкий ответ: “Что хотите, то и делайте! Не до вас!”.

Пока матушки не узнали все, что случилось с их дорогой Свон, они комнату не покинули. Все трое плакали и смеялись, закрывали глаза от ужаса и краснели, понимая, что сироте пришлось вытерпеть в плену, негодовали, ужасались и умилялись, поздравляли и трогали живот в надежде почувствовать, как там толкается их внук.

– Я прошу вас ни делом, ни словом не выдавать меня и не рассказывать о том, что узнали. Всем сообщите, что я знахарка Грета, которую привез с собой господин Дак. Я по-прежнему осталась вашей дочуркой. Не вздумайте обращаться ко мне на “вы” и “Ваше Высочество”. Иначе принц Эдуард тут же опять спрячет меня, и я не смогу провести с вами несколько дней, дарованных судьбой. Что будет дальше, мы пока не можем знать, но я надеюсь, что всем бедам придет конец, и мы опять будем вместе.

Конечно, Свон не стала делиться с матушками тайной рождения Эдуарда. Только ему и королю Артуру Пятому под силу разрешить сложный вопрос. И о гибели королевы не упомянула. Пусть правители Эрии сами известят народ.

Вскоре у дверей комнаты появился Дак и попросил знахарку Грету пройти с ним к больному отцу. Свон тут же надела на себя кольца, превратившись в старушку, поправила волосы, закрутила косу на затылке, надела подобающий знахарке чепец, извлеченный из сумки, где звякали пузырьки с настойками от Сары, сделала серьезное лицо и вышла к Даку. Тот глянул на матушек, на лицах которых нашел широкую улыбку, кивнул головой на их отработанный годами поклон, и увел Свон туда, где ее с нетерпением ждал Эдуард.

Принц метался по отведенным ему покоям. Что с ней? Не выдаст ли она случайно себя? Чтобы как-то его успокоить, Дак сам околачивался недалеко от комнаты матушек, зорко следя за дверью. Роки челноком сновал между ним и Эдуардом, извещая последнего, что беспокоиться не о чем.

Только увидев старушку, принц успокоился. Он втащил ее в свои покои, потребовал быстро снять кольца и, убедившись, что под Пеленой действительно Свон, притянул к себе и жадно поцеловал.

– Не уходи от меня далеко, – прошептал он, заглядывая в ее счастливые после поцелуя глаза. – Я болею без тебя.

– Тише, тише, – Свон гладила принца по голове, пытаясь успокоить и его, и себя. – Скоро всё образуется. Помните, всегда помните, что я люблю вас.

По учащенному стуку сердца она чувствовала, насколько Эдуард волнуется. Что принесет предстоящая встреча с графом? Не опровергнет ли он свое отцовство? Может, они невольно участвуют в игре, затеянной таинственным врагом?

Вскоре в дверь постучали. Эдуард сам одел на Свон кольца и, дождавшись действия Пелены, позволил Даку войти.

– Граф Шовеллер готов вас принять, Ваше Высочество, – известил тот.

– Ты идешь со мной, – сказал Эдуард Свон, которая только открыла рот, чтобы задать вопрос.

Граф лежал в западном крыле в жарко натопленной комнате. Свон поразил цвет его лица. На фоне белоснежного белья его кожа имела землистый оттенок и плотно обтягивала торчащие кости некогда красивого мужчины. Провалившиеся глаза были мутны, и только неровное дыхание подсказывало, что человек еще жив.

Лекарь, склонившись над безвольной рукой, считал пульс, и результат счета явно его не радовал. Увидев посетителей, он склонился в приветственном поклоне и, не разгибаясь, покинул комнату. Дак несколько задержался в коридоре, раздавая тихим голосом распоряжения, затем проверил, чтобы дверь за ним плотно закрылась.

Встав у изголовья кровати, он кашлянул, и граф Шовеллер перевел глаза на Эдуарда:

– Ваше Высочество, – он попытался встать, но принц жестом приказал ему оставаться на месте. А сам опустился в кресло, где недавно находился лекарь.

– Кто это? – граф указал дрожащей рукой на Свон.

Дак, наклонившись к отцу, шепнул:

– Его Высочество пожелали, чтобы госпожа Грета присутствовала при разговоре.

– Милорд, – начал принц, – я приношу извинения, что вынужден тревожить вас, но вопрос государственной важности требует немедленного разъяснения.

– Давайте без соблюдения формальностей, – с трудом произнес граф. – Силы мои на исходе, и я могу не успеть сказать все то, о чем мечтал долгие годы.

Принц помедлил, но в итоге кивнул.

– Я могу говорить откровенно при госпоже Грете? – еще раз уточнил граф.

– Да, у меня от нее нет тайн.

– Тридцать лет назад, – начал граф, – я встретил девушку необыкновенной красоты, она просила моей помощи, и я не смог отказать. Признаюсь, двоякие чувства обуревали меня: страх стать предателем Эрии и страстное желание обладать девушкой. Оправданием моего падения может стать только одно: я ее любил. Сначала Лиза не отвечала на мои чувства, занятая устройством своей жизни, но потом она все же ответила взаимностью. Результатом нашей любви стал ребенок. Но я не мог назвать его сыном. Он родился в браке с другим мужчиной. Наши свидания с Лизой, прерывающиеся только на время ее беременностей, продолжались вплоть до недавнего времени, и могу поклясться, что чувства с годами не ослабели, хотя я тоже завел семью и вырастил пятерых детей. Как ни стыдно признаться, но больше всех я любил первенца. Стараясь находиться как можно ближе к нему, я запустил воспитание остальных детей, и теперь пожинаю плоды своего невнимания.

Он посмотрел на Дака. Тот стоял спокойно, и только желваки выдавали бушующие в нем чувства.

– Влюбленный всю жизнь только в одну женщину, я прощал ей все. Видел, что ее сердце черство, что она играет людьми, как шахматными фигурами, передвигая их в нужном ей направлении. Я сам был одной из этих фигур. Боясь перечить ей, тайно пытался уменьшить зло, которое она причиняла. Жалею, что не успел спасти Роуз Лорийскую, узнав в последний момент, что Лиза раздобыла «адов огонь». С помощью умного дракона я похитил ее дочь-малютку и велел доставить сюда, но скрыл от семьи, кем она является. Поверьте, у меня в мыслях не было использовать сироту против королевы, я просто хотел, чтобы на совести Лизы не было убийства дитя.

– Вы знали, кто отец Свон? – Эдуард внимательно слушал сбивчивую речь графа.

– Да, от самой Лизы. Она билась в истерике, считая, что девочка погубит ее. Глупость предсказателя, что дочь королей в союзе с черным и белым станет причиной смерти Лизы, довела ее до безумия. По-другому я не могу объяснить ее поступки. Как вы, Ваше Высочество, узнали о том, что Свон принцесса?

– С нее не снялось Кольцо жизни.

– Хм, как всё просто. Могу я назвать вас сыном, как давно мечтал?

– Нет. Я ценю то, что вы были рядом, когда юным принцам пришлось взять власть в свои руки, что однажды спасли Свон, но не могу назвать вас отцом. У меня есть отец – король Артур. Я не знаю, как он отнесется к тайне моего рождения, но он навсегда останется единственным человеком, которого я мог бы назвать отцом.

Граф закрыл глаза, на небритую щеку медленно скатилась слеза.

– Я прощаю все ваши прегрешения перед короной только потому, что вы любили. Я понимаю, что ради любви можно пойти на преступление. Но я не могу понять, как вы могли шантажировать любимую женщину незаконнорожденным сыном, пытаясь выгородить своих законных детей. Я никогда не признаю близнецов и ваших дочерей родными. У меня есть те, кто мне близок и кого я безгранично ценю: Свон, Уильям и Дак. Мне достаточно.

Принц встал, но горячая рука графа схватила его за пальцы:

– Я любил. Любил мою дорогую Лизу, Вас, моего сына. И я поплатился за эту слепую любовь – Лиза меня отравила, вы от меня отказались. Прошу об одном, пощадите свою мать. Красивые женщины не всегда умны.

– Вы знаете, что она вас отравила, и просите о снисхождении для нее?

– Да. Скажу больше. Когда ваша мать покинет бренный мир, прошу вас, поместите частицу моего праха у ее ног. Я находился там при жизни, не откажите же мне в милости после смерти.

Эдуард задумался. Как сказать смертельно больному человеку, что идола, которому он поклонялся всю жизнь, больше не существует?

– Я подумаю. Я посоветуюсь с отцом. Прощайте.

– Подождите! Передайте, пожалуйста, Свон, что я сожалею. Пусть она попробует простить меня.

– Я передам.

Подав руку старой женщине, принц Эрии покинул комнату больного. Утром граф, встретившийся накануне со всеми своими дочерьми и сыновьями, кроме сына Уильяма, о котором и не подозревал, отошел в иной мир.

До покоев, отведенных принцу, они шли в молчании. Свон боялась невольно разбередить рану, нанесенную Эдуарду настоящими родителями. Она понимала, ЧТО принц переживает и почему не был с графом милосердным. Он не принял его как отца и не простил сиротское детство Свон.

Она отгоняла от себя мысли, лезущие назойливой мухой. В них отсутствовала и толика упрека, только понимание и сочувствие, но, по сути, сейчас Эдуард находился в ее шкуре: без пяти минут сирота, туманное будущее, злорадность врагов, в случае, если откроется его происхождение. Объявит ли он о нем или скроет факт незаконнорожденности? Что еще рассказала Аделаида, когда Эдуард выпроводил из комнаты Дака и Роки? Может, с ней связаны его отчаяние и съедающее чувство вины? Как открывшаяся тайна заставит действовать Эдуарда?

Свон молила Бога, чтобы найти правильные слова утешения, чтобы нечаянно не осложнить ситуацию и не разрушить тем их будущее, о котором она мечтала. Только вместе, только вдвоем. Кем бы он ни был. Она ни на минуту не сомневалась, что не отказалась бы от любимого, будь он даже сыном каторжника, не знающего своего рода-племени.

Она и сама чувствовала неуверенность в своем статусе, помня последние слова бабушки, болью отзывавшиеся в ее сердце. Беатрис Шестая разочаровалась во внучке. Не станет ли недовольство королевы поводом отлучить Свон от наследства? Никогда она не гналась за богатством, а теперь вдруг почувствовала, как ей важно оставаться принцессой. Ей хотелось принести вместе с приданным Северную Лорию, чтобы Эдуард оставался правителем. А он хороший правитель. Свон видела, что, благодаря братьям, Эрия процветает, раздирающие королевство войны прекратились, народ не бедствует.

По разумению Свон существовала еще одна причина, из-за которой Эдуарду следовало скрыть свое происхождение: война с Бахриманами. Не отступятся ли союзники, если узнают, что во главе битвы находится бастард, вовсе не имеющий отношения к королю Артуру Пятому?

В образе старухи Свон не могла ни обратиться к Эдуарду со словами поддержки, ни хотя бы прикоснуться: слишком много глаз и ушей следили за ними. Торопливо следуя за ним, она видела, каких сил стоило ему сдерживаться. Его прямая напряженная спина и скорый шаг выдавали бурлящие в нем чувства. Он летел в свои покои, чтобы быстрее донести туда свою боль. Туда, где не будет свидетелей его слабости. Но что ждет Свон за дверью?

Придворные, видя каменное лицо принца, расступались перед ним и замирали в поклоне. Он словно ножом резал людскую массу на две части, и никто не осмеливался обратиться к нему и прервать его стремительный проход.

Двери в покои открылись для принца, но перед Свон гвардеец сделал шаг, не давая пройти следом. Эдуард даже не оглянулся и не услышал ее возгласа. Дверь закрылась.

Свон бросило в жар, но она тут же начала оправдывать любимого. Она уже сомневалась, что Эдуард видел ее, когда спешил к себе. Может, выйдя из покоев графа и отпустив ее руку, он думал, что она осталась с Даком? Или иной неизвестной ей причиной руководствовался гвардеец, получив приказ никого не пускать?

Нерешительно потоптавшись с минуту, она приготовилась было потребовать вызвать принца, и уже открыла рот, как тишину прервал женский возбужденный окрик:

– Грета! Грета! Вот ты где!

По коридору неслась Амали. Крылья огромного чепца полоскались за ее спиной, словно простыни на веревке в ветреную погоду.

– Что случилось? – Свон отошла от гвардейца, перехватившего пику в другую руку, будто он ожидал прорыва двух женщин в покои наследника и готовился отразить атаку.

– Там такое происходит! – перешла на шепот кухарка, покосившись на не спускающего с них глаз охранника. – Тебе следует посмотреть. Иди за мной.

Она развернулась и почти побежала. Свон осталось только вздохнуть. Только что она неслась за принцем, теперь нужно припуститься за кухаркой. И Кольцо Смертельной пелены не снимешь, чтобы резвости прибавилось! Еще раз вздохнув, она откликнулась на немой вопрос оглянувшейся Амали словами: «Да иду я, иду!» и прибавила шаг, чувствуя тяжесть в ногах.

«Бог мой! Да я еще и беременная! – вдруг вспомнила Свон и сбавила скорость. – Пусть весь мир подождет, надо подумать и о себе».

Когда она доплелась до покоев графа, а именно туда ее привела Амали, то услышала страшную ругань, доносившуюся из комнаты умирающего. Голос графини перебивался то рокочущими голосами близнецов, то взвизгиванием сестер.

– Они ищут завещание! Граф еще не умер, а они уже устроили свару!

– Где Дак?

– Там, внутри. Он порывался выйти, но близнецы втащили его назад.

– А где охрана? Почему она не вмешивается?

– А кто отдаст ей распоряжение? – вопросом на вопрос ответил слуга, стоящий в компании сбежавшейся прислуги. – Старый граф немочный и вот-вот отойдет в мир иной, а кто станет новым графом еще неизвестно. Мы и сами не знаем, кому подчиняться.

– Ну-ка, быстро разошлись по своим местам! – гаркнул появившийся управляющий. – Кто бы ни стал нашим хозяином, подчиняетесь вы мне!

Одного его грозного взгляда хватило, чтобы слуги кинулись в разные стороны.

– Амали, марш на кухню, – более спокойно сказал он кухарке, прячущейся за спиной старухи-знахарки, прибывшей вместе с принцем.

– Его Высочество распорядился сопровождать личного лекаря короля, – не моргнув глазом, соврала Амали, подтолкнув для подтверждения Свон вперед. Той только и пришлось, что важно качнуть головой в ответ.

– Не могли бы вы вызвать сюда начальника охраны? – спросила она. – Как лекарь, я беспокоюсь о здоровье графа, которому сейчас наносится непоправимый вред.

На управляющего так подействовали слова Амали “Его Высочество, лекарь короля”, что он сам тут же понесся в сторожевую башню.

Когда в коридоре не осталось ни души, кроме Амали, Свон осторожно открыла дверь в покои графа и увидела удручающую картину: все вещи были раскиданы, даже горшок, стоявший под кроватью, лежал вверх дном, а графиня рылась под графом, которого повернули на бок ее дочери. Рычащего в бессильной злобе, Дака удерживали близнецы. На лицах троих мужчин наливались кровью синяки, а один глаз Дака и вовсе заплыл.

– Прекратить! – Свон крикнула, что было сил. Она сама не ожидала, что способна на такой яростный вопль, но, как ни странно, он подействовал на разбушевавшихся родственников.

– Как собственный лекарь Его Величества короля Артура Пятого, я требую покинуть комнату всем вам.

– Всем? – графиня Алель выпрямилась и сдула с лица локон, выбившийся из прически.

– Всем до единого, – Свон посмотрела каждому в лицо, – Я принесла настойку, только что присланную из столицы. Она облегчит боль, которую испытывает больной.

Все как один посмотрели на графа Себастьяна. В пылу ссоры они забыли о нем. Их ослепила цель: найти завещание, а граф воспринимался, как часть интерьера, мешающая поискам.

Между тем, несчастный граф испытывал боль не только физическую, но и душевную. Его семья только что показала себя во всей дикости, и Себастьяна Шовеллер терзали муки стыда и собственного бессилия. Никогда прежде он не плакал, а сейчас не смог сдержать слез.

Свон решительно встала между ним и тремя женщинами. Уперев руки в бока и гордо задрав голову, она стала нерушимой преградой, которую не так легко убрать с пути алчным родственникам умирающего. Свон не ответила на вопросительный взгляд Дака. Она, молча, дожидалась, когда те, что прежде помыкали ею, послушаются и покинут комнату.

Настрой и твердость лекаря короля не дали усомниться, что ее требование правомочно, и графиня с отпрысками покинула комнату.

– Спасибо, – услышала из-за спины Свон тихий голос графа.

– Простите, но у меня нет лекарства, что может облегчить вашу боль, – Свон повернулась лицом к нему. – Я вынуждена была соврать.

– Спасибо. Вы мне дали прекрасное лекарство, выгнав всех из комнаты, – граф пытался поднять руку, чтобы вытереть слезы, но не смог. Свон взяла платок и промокнула мокрые щеки человека, когда-то спасшего ее от смерти.

– У меня был тяжелый день, – продолжил извиняться граф. – И совсем не осталось сил.

– Я понимаю, – Свон подтянула смятую простыню и поправила сбившееся покрывало.

– Посидите со мной, – он задержал ее руку в своей. Свон опустилась на стул и не стала отнимать ладонь. Может быть, графу нужно чувствовать человеческое тепло?

Оба молчали. В дверь заглянул начальник охраны, через некоторое время гвардеец принца, но двое, держа друг друга за руки, не обратили на них никакого внимания. На замок опустилась ночь, служанка принесла свечи, подняла горшок, подтерла под кроватью пол и выскользнула за дверь.

Дыхание больного стало ровным, он даже уснул на короткое время, но атакующая его боль возобновилась, он морщил лицо и вздыхал.

– Я так виноват, – вдруг произнес он. – Столько натворил глупостей! Я прожил жизнь не так, как следовало. Ложь, кругом ложь.

Свон стало жалко умирающего человека. Его слова и тон свидетельствовали о глубоком раскаянии, и ей захотелось поддержать его.

– Вы любили.

– Не того, кого следовало. Не ту женщину.

– Но вы любили своих детей.

– Я был ослеплен и не видел никого вокруг, кроме Лизы и старшего сына. Вы видели, что у меня получилось с младшими. Не на кого опереться. Что будет с графством?

– Младший сын Дак достоин вашей любви, – Свон решила заступиться. – Я его знаю. Он верный друг, добрый человек, он мог бы показать вам свою любовь, если бы вы ему позволили.

– Значит, я и перед ним виноват. Не увидел, не узнал…

– Расскажите ему о ваших чувствах.

– Если успею. Мне у многих хотелось бы попросить прощения. Особенно у Свон. Я так хотел ее увидеть и покаяться. Но мои поступки трудно простить. Принцесса, испытавшая унижение в моем доме, не сможет…

– Я вас прощаю, – Свон не выдержала. Она знала, что графу нужно получить прощение. Уйти в иной мир хоть с каким-то облегчением.

Граф с удивлением посмотрел на старую женщину. Решив, что она просто хочет утешить его, слабо улыбнулся. С сожалением он выпустил ее горячую руку из своей.

– Я вас прощаю, граф Себастьян Шовеллер, – твердо произнесла Свон. – Я вам благодарна за то, что вы послали за мной дракона, за то, что сожалели о гибели моей мамы, за то, что любили Эдуарда, за то, что спрятали Дака от гнева королевы, сослав в Дохо. Правда. За его ссылку я особо благодарна. Там он сделался мужчиной.

Пока она произносила слова, граф не спускал глаз с ее лица, так неуловимо изменяющегося. Еще мгновение и перед ним сидела не пожилая женщина, а пышущая здоровьем Свон.

В это самое время дверь в комнату открылась, от испуга Свон вздрогнула, и кольцо Пелены покатилось под кровать. Она закрыла лицо руками и опустила голову на кровать. Сверху на ее волосы легла ладонь графа.

– Вон отсюда! – крикнул он грозным голосом, и дверь моментально закрылась.

Перед Свон опять предстал хозяин замка и Советник короля.

– Никого не впускать! – громко добавил он, не разглядев, кто приходил.

Беседа Свон и графа продолжалась до утра. Граф умер, вскоре после того, как Свон, вновь став пожилой женщиной, покинула его комнату и позвала к отцу Дака, сидевшего на полу у двери.

На посветлевшем лице Себастьяна Шовеллер застыла улыбка. Он покинул мир, зная, что через три месяца у него родится внук, Свон любит его старшего сына Эдуарда, присмотрит за младшим сыном Даком, и что жизнь он прожил все-таки не напрасно.

О чем он говорил с Даком, осталось неизвестным, но младший сын графа Шовеллер больше не считал себя нелюбимым.

Второй человек, сидевший на полу у двери покоев, поднялся на встречу Свон. Не обращая внимания на стражу, он крепко обнял пожилую знахарку, взял ее на руки и понес к себе. Эдуарду было наплевать, что о нем подумают слуги. Он едва дождался Свон, не решаясь войти еще раз после гневного приказа отца. Как ни крути, а граф Шовеллер был его отцом.

Уложив уставшую Свон на кровать, он снял с нее Пелену, раздел и лег за ее спиной, тесно прижавшись всем телом и обняв руками. Вечером, занятый думами, он не сразу заметил, что Свон нет в его покоях. Заглянул в ванную комнату, гардероб. Спросив у гвардейца, не покидала ли покои пожилая женщина, понял по запинающейся речи стража, что произошло недоразумение, и кинулся на кухню, надеясь застать Свон там.

Слуги в недоумении провожали взглядами бегающего по замку принца. В довершение всего, охрана у покоев больного пришла в невероятное изумление, увидев, что Его Высочество прикрыл дверь и сел на пол, послушавшись грозного окрика графа. Правда, чуть погодя к нему присоединился Дак. Он сел рядом, прикрывая рукой подбитый глаз. Они, молча, ждали, когда старая знахарка покинет комнату.

На следующий день поздним утром в покоях принца раздался тихий, но настойчивый стук. Приставленному к Его Высочеству слуге было строго запрещено входить в комнату без разрешения.

Заспанный принц, появившийся у двери, получил в руки срочную депешу от короля, требующего немедленно вернуться в столицу.

– Вот и все, – обреченно произнес принц, складывая послание. Он оглянулся на крепко спящую Свон. Он так и не успел сказать ей, как сильно ее любит. Но захочет ли она остаться с ним, когда он перестанет быть наследником королевства и вернет себе титул матери – герцог Винталь? Он бы еще помучил себя сомнениями, но в дверь опять постучали.

На этот раз на пороге стоял Дак.

– Ваше Высочество, граф Себастьян Шовеллер умер, – Дак стеснялся заплаканных глаз, голова его была опущена.

Эдуард втянул его в комнату и обнял. Не как сюзерен обнимает своего вассала, а как брат обнимает брата.

– Отец оставил завещание, – тихо произнес Дак, оглянувшись на плотно прикрытую дверь. – Он вручил его мне еще до того, как встретился с вами. Он хотел, чтобы вы открыли его первым.

Эдуард протянул руку, но Дак отрицательно покачал головой.

– Оно здесь, в ваших покоях. Я вчера побоялся оставлять его в своей комнате или в другом доступном моим родственникам месте, поэтому сунул его за портрет короля, – отодвинув раму, он вытащил свернутый пергамент, украшенный графской печатью.

Эдуард развернул сверток и обнаружил, что завещания два.

– Отец пожелал, чтобы вы сами решили, какое из них настоящее, – добавил Дак. На его лице читалось волнение, он знал содержание завещаний. Только одной частью они различались, в остальном были идентичны: близнецам и сестрам доставалась четверть состояния, графине Алель возвращалось имение ее родителей, принесенное в качестве приданного и небольшое довольствие на безбедную жизнь. Даку в одном случае доставался титул графа Шовеллер и основное состояние, в другом не получал ничего, кроме родительского благословения. Все доставалось старшему сыну графа Эдуарду.

Дочитав первое и второе завещание, Эдуард поднял глаза на брата. Заплывший глаз Дака сравнялся с цветом его лица. Напряжение достигло предела.

Принц улыбнулся и порвал одно из завещаний, другое вручил Даку.

– Приветствую вас, граф Шовеллер, надеюсь, вы будете преданы короне.

Не зная, что полагается отвечать и уместно ли еще раз обнять брата, Дак растеряно крутил в руках завещание, в котором основным наследником значился он. В этом варианте и словом не упоминался старший сын графа Эдуард.