Постер кинофильма «Песнь о России»
Через полгода после вступления США во Вторую мировую войну, в июне 1942 года, в структуре американского правительства появилось новое учреждение — Управление военной информации. Задачей ведомства была координация пропаганды действий администрации Франклина Рузвельта как внутри страны, так и за рубежом, в том числе средствами кинематографа, который был тогда самым эффективным средством пропаганды.
Кинопроизводство оставалось в руках частных предпринимателей, никакими цензурными полномочиями Управление не обладало, но рассчитывало на лояльность и патриотизм продюсеров. Уже летом 1942-го оно разослало по киностудиям памятку, в которой рекомендовало кинематографистам, прежде чем они приступят к реализации очередного проекта, задать себе несколько вопросов, в первую очередь: «Поможет ли этот фильм выиграть войну?» Вопрос номер три звучал так: «Не подорвет ли этот фильм наши военные усилия, создавая ложный образ Америки, ее союзников или мира, в котором мы живем?»
Образ России как союзника особенно беспокоил Рузвельта. Американцы еще не забыли пресловутый пакт Молотова — Риббентропа, да и о сталинском терроре знали немало. Одной из картин, снятых по личной просьбе президента, была «Миссия в Москву» кинокомпании Warner Brothers, встретившая прохладный прием как публики, так и профессионалов. Фильм был номинирован на «Оскара» за лучшие декорации в черно-белом кино, но не получил и этой награды. Другим ответом на персональное обращение Рузвельта стала «Песнь о России» компании MGM.
В отличие от сухих политических материй «Миссии», эта вторая картина должна была рассказать традиционную голливудскую историю романтической любви американца и советской девушки на фоне грозных военных событий. Но где и как они могли бы познакомиться? Американские туристы не гуляли тогда по улицам Москвы, советские девушки по улицам Нью-Йорка тем более. Григорий Александров в комедии «Цирк» нашел выход из положения: Любовь Орлова играет американскую цирковую артистку, приезжающую на гастроли в Советский Союз. По этому же пути пошли и авторы «Песни о России». Ее главный герой — знаменитый американский дирижер Джон Мередит. Дополнительным фактором, который должен был привлечь публику, стала музыка Чайковского, которую в Америке очень любят.
Итак, Джон Мередит — судя по всему, весной 1941 года — прилетает на гастроли в Москву. На аэродроме его встречает толпа восторженных поклонников и советский чиновник Петров.
Петров: Господин Мередит, как поживаете? Мы так счастливы! Меня зовут Петров. Я — член Центрального комитета искусств в правительстве. И от имени 190 миллионов наших граждан я приветствую вас, Джон Мередит, в Москве и в нашей стране.
Встречающая (подсказывает): Генри Хиггинс.
Петров: Да, и горячий привет вашему менеджеру господину Генри Хиггинсу! Мы хотим сказать вам, что, хотя небо и покрыто облаками, для нас сегодня прекрасный день, и мы гордимся тем, что вы, господин Джон Мередит, один из величайших дирижеров нашего времени, приехали сюда, чтобы поделиться с нами великолепием своей музыки, Это наполняет наши сердца благодарностью. Слава культурным достижениям нашего свободного народа!
Сквозь толпу с трудом пробивается миловидная девушка, она кричит в спину знатному иностранцу:
«Мистер Мередит, могу я поговорить с вами?»
Гость оборачивается, но толпа уже затерла девушку.
Мередит со свитой входит в вестибюль гостиницы, где на него набрасываются журналисты:
— Мистер Мередит, каковы ваши впечатления от Москвы?
— У вас есть какое-нибудь заявление для «Правды»?
Та же девушка выкрикивает:
— Мистер Мередит, я должна поговорить с вами! Это очень важно!
Но дирижер уже скрылся за дверью.
Однако настойчивая девушка все же находит способ обратить на себя внимание знаменитости. После репетиции оркестра, когда Мередит обсуждает со своим импрессарио и чиновником Петровым график своих выступлений, со сцены вдруг доносятся звуки рояля — за инструментом сидит та самая девушка. Она исполняет Первый фортепианный концерт Чайковского. Мередит с интересом прислушивается, поднимается на сцену… Музыканты оркестра, уже оставившие свои инструменты, возвращаются и начинают аккомпанировать… Мередит властным жестом дирижера прерывает исполнение.
Мередит: Изумительно! Кто вы?
Надя: Я хочу поговорить с вами.
Мередит: О'кей.
Разговор продолжается в номере гостиницы.
Мередит: Вы сказали, что хотите говорить со мной. Так говорите же.
Надя: С того момента, когда вы прилетели в аэропорт, я пыталась добраться до вас, гонялась за вами по всей Москве. А теперь, когда я наконец-то оказалась с вами лицом к лицу, я не знаю, с чего начать… Я хотела привлечь ваше внимание… Я слышала, что в Америке любят людей, вызывающих интерес дерзким и оригинальным способом…
Мередит: Мой интерес вы определенно вызвали. Вы понимаете, насколько вы талантливы? Откуда вы? Где вы учились?
Надя: Я приехала из маленького села Чайковское. Оно названо так в честь нашего великого композитора. У нас там прекрасная музыкальная школа. В августе после сбора урожая у нас проходит музыкальный фестиваль. Вот для чего я приехала в Москву и хотела встретиться с вами.
Мередит: Очень рад, что у вас в Чайковское есть фестиваль. И рад, что вы приехали в Москву.
Надя: Мистер Мередит, будьте, если возможно, нашим почетным гостем!
Мередит: Вы обращались в Центральный комитет искусств? Они, как вам известно, организуют все мои выступления.
Надя: Да, обращались. Профессор Мешков сделал это, как только узнал, что вы приезжаете в нашу страну.
Мередит: А кто такой Мешков?
Надя: Он возглавляет нашу школу. Он обращался в Центральный комитет, но комитет сказал «нет». Мешков и все его ученики убиты горем. Я сказала ему, что сама поеду в Москву и приглашу вас лично.
Мередит: Понятно.
Надя: Вы приедете?
Мередит: Вы так настойчивы…
Надя: Пожалуйста, скажите «да».
Мередит: Поговорим об этом позже. Вы знаете хорошее заведение поблизости, где можно поужинать?
Надя: Но вы так и не ответили мне!
Мередит: Я умираю с голоду. Вы наверняка тоже. Вы должны познакомить меня со всеми блюдами знаменитой русской кухни.
Надя: Но я должна что-то сообщить профессору Мешкову…
Мередит: Терпеть не могу ужинать в одиночестве.
Мередит со своей новой знакомой входят в роскошный ресторан. На эстраде ансамбль в атласных косоворотках. Дирижера все узнают — от посетителей до официанта. Барышня из-за соседнего стола просит у него автограф, страстно заглядывая ему в глаза. Мередит предоставляет право заказа своей спутнице. Она заказывает закуски, борщ, пирожки, лососину, бефстроганов, котлеты пожарские, шашлык и чай. На десерт — пирог и мороженое.
Меню в ресторане, фильм «Песнь о России»
Мередит: Вот теперь я чувствую себя в России. И не могу свыкнуться с этой мыслью.
Надя: Почему?
Мередит: Тут все так славно проводят время…
Надя: Что в этом плохого?
Мередит: Да ничего. Просто я всегда думал, что русские — грустные меланхолики, которые только и делают, что занимаются самокопанием. Эта картина для меня неожиданность. И вы тоже неожиданность.
Надя: Я?
Мередит: Если бы я встретил вас не в Москве, я бы принял вас за американскую девушку.
Надя: Американскую? Да я до вас даже никогда не встречала ни одного американца!
Мередит: Выходит, я первый?
Надя: Да.
Мередит: Как вас зовут?
Надя: Надежда Ивановна Степанова.
Мередит: Виноват?
Надя: Надежда Ивановна Степанова.
Мередит: А покороче нельзя? К вам что, всегда так обращаются?
Надя: Нет, мистер Мередит. Ко мне обращаются «Надя».
Мередит: Ко мне обращаются «Джон».
Лед отчуждения сломан. Джон и Надя проводят время в прогулках по Москве, которая сияет чистотой, здоровьем и счастьем.
Их диалоги становятся все более откровенными, но Надя не готова к близости.
Надя: Джон, расскажи мне о себе что-нибудь еще. Что заставило тебя приехать сюда?
Мередит: В Россию? Я интересовался вашей музыкой с тех пор, как впервые услышал Патетическую симфонию Чайковского. Мне было тогда 14 лет. Я никогда не слышал такой музыки прежде, и она тронула меня за душу. Я закрыл глаза и попытался представить себе людей той земли, где была создана эта печальная и красивая музыка. Я решил, что, как только мне представится возможность, я увижу их наяву.
Надя: И ты нашел все, что воображал?
Мередит: Да. Даже больше. Я нашел тебя. Ты замечательная, Надя. Не знаю, как теперь уезжать отсюда.
Надя: Ты уедешь скорее, чем тебе кажется. У тебя кончатся американские сигареты.
Наконец между ними происходит решительное объяснение.
Мередит: Если бы мы были в Америке и меня попросили бы описать тебя, я сказал бы: чудо что за девушка!
Надя: Это было бы очень приятно услышать. Но мы в Москве.
Мередит: В Москве я чувствую, что должен выражаться иначе… Откуда у тебя этот свет в глазах? Этот голос, превращающий слова в музыку?
Надя: Очень хорошо. Продолжай.
Мередит: Мне было бы легче описать тебя, если бы ты рассказала больше о себе.
Надя: Что ты хочешь, чтобы я рассказала? Я обыкновенная русская девушка из маленького села… И должна там оставаться, если у меня есть хоть капля здравого смысла.
Мередит: Почему? Тебе не нравится Москва?
Надя: Очень нравится.
Мередит: Значит, из-за меня?
Надя: Боюсь, из-за нас обоих.
Для поцелуя необходима соответствующая декорация. Надя и Джон где-то на крыше — не то на закате, не то на рассвете.
Надя: Мы знакомы всего четыре дня…
Мередит: О чем ты? Мы знакомы целую вечность. Я люблю тебя, Надя.
Надя: «Вечность», «люблю тебя»… Это просто удобные слова. Разные люди вкладывают в них разный смысл.
Мередит: Послушай, дорогая. Мне не до тонкостей. «Я люблю тебя» значит «я хочу тебя», «я без ума от тебя». «Вечность» значит «сейчас». Много лет, которые я потерял даром, пока не встретил тебя. Много лет, которые мы будем вместе.
Надя: Нет, Джон. Прошу тебя, не надо…
Мередит: Что значит «нет»? Объясни.
Надя: Это неосуществимо. Мы потеряли чувство реальности, доверились своим чувствам…
Мередит: Разве мы не должны были?
Надя: Довериться чувствам — возможно. Но терять чувство реальности нельзя никогда!
Мередит: Надя!
Надя: Мы слишком разные: в социальном, культурном отношении… Мы даже никогда не обсуждали эти вопросы…
Мередит: Мы обсудим их после, наутро… Надя, я люблю тебя и никуда не отпущу!
Однако так стремительно начавшаяся любовная история неожиданно обрывается. На очередном концерте, закончив дирижировать, Мередит оборачивается на ложу, где только что сидела Надя, — и видит пустое кресло. Надя исчезла…