Постер фильма «Северная звезда»

В Москве интерес Голливуда к советской теме не остался незамеченным. В октябре 1942 года уполномоченный Всесоюзного общества культурных связей с заграницей Бузыкин направил письмо председателю ВОКСа Лидии Кисловой, в котором сообщал:

Сейчас в Голливуде производится несколько картин об СССР. Люди, связанные с производством картин об СССР, испытывают большие трудности, так как они не знают советских людей, их быта, привычек, психологии и т. д. Сценаристы, пишущие сценарии, тоже нуждаются в советах компетентного советского человека, который мог бы подметить не только неправильности в сценариях, но помог бы подсказать, как нужно правдиво отразить то или иное явление советской жизни… Нужно шире использовать интерес Голливуда к СССР и не только помочь ему в постановке уже намеченных картин о Союзе, но и выдвинуть с нашей стороны идеи о других фильмах, помочь в составлении либретто и разработке сценариев.

Среди прочего Бузыкин информировал начальницу, что руководителю делегации советских киноинженеров Ирскому «не удалось ни проникнуть в студию, ни поговорить с постановщиком фильма» (речь идет о фильме «Миссия в Москву»). Между тем «до нас дошли сведения, что в фильме возможны антисоветские выпады». Однако посол СССР в США Максим Литвинов отказался вмешиваться.

Бузыкин же считал такое вмешательство необходимым, поскольку «в сценариях есть и исковерканный русский язык, и многочисленные элементы „клюквы“ (самовары, бороды), и т. п. искажения советской действительности… и преувеличение роли Америки и симпатии к Америке в советской жизни (Калинин в фильме „Миссия в Москве“ курит только американские папиросы)».

После долгих раздумий Кислова решила дать ход этому делу и в марте 1943-го написала заведующему отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Георгию Александрову письмо под грифом «секретно», в котором пересказала сюжет фильма «Песнь о России», завершив пересказ риторическим вопросом:

но разве не станет эта и другие американские картины еще лучше, если их проконсультируют, а если нужно, и поправят наши компетентные представители?

Кислова предложила созвать совещание писателей и кинематографистов для обсуждения мер по улучшению голливудской продукции о Советском Союзе. И такое совещание было созвано. Его участники выразили полную готовность помочь Голливуду со сценариями и составили перечень тем, на которые следовало бы эти сценарии написать. Некоторые пошли еще дальше. «Дело дошло до того, — сообщал информатор НКВД, — что одна группа подала в Комитет кинематографии предложение уехать в Америку и делать советскую кинематографию оттуда».

В конце концов было решено направить в Голливуд в качестве уполномоченного Комитета по делам кинематографии режиссера Михаила Калатозова, который увез с собой наспех состряпанные сценарии. Калатозов провел в Голливуде полтора года, начиная с июля 1943-го, но ни один из проектов ему так и не удалось реализовать.

Вернемся к фильму «Северная звезда».

Мы оставили жителей советской деревни во власти оккупантов. Но борьба только начинается.

На борту советского бомбардировщика три члена экипажа, включая Колю. Он дремлет.

Пилот (Коле): Что-то ты притих.

Коля : Я не спал 30 часов. У меня сегодня было четыре боевых вылета. Этот пятый.

Пилот: Удачно?

Коля : У меня не бывает неудачно. Сбили два самолета, взорвали трубопровод и разбомбили два орудия у реки.

Пилот: Тогда готовься сделать это снова. Мы будем над ними через три минуты. Посмотрим, какой ты мастер.

Коля: Я-то мастер, неужто не слышали обо мне? А у тебя это первый вылет, сынок?

Пилот: Первый на войне, папочка. Я был в отпуске.

Коля: Ничего, не дрейфь. Со мной не пропадешь.

Коля выходит из кабины.

Штурман (насмешливо): Это его обычная манера разговаривать.

Пилот: Знаю, летал с ним.

Немцы встречают самолет зенитным огнем. Пилот погибает. С помощью штурмана Коля вытаскивает его из-за штурвала, управляет самолетом сам. Новый залп немецких зениток. Штурман хватается за живот, сползает на пол.

Коля: Куда ранили?

Штурман: Не знаю… Ничего не чувствую… Помнишь, в летной школе нам говорили — если не чувствуешь боли, значит, дело плохо.

Коля: Перестань! Пустая болтовня все это. Погоди, сейчас подлетим к дороге, отбомбимся, и я доставлю тебя на землю через 10 минут. (После паузы.)

Дело обстоит хуже, чем я думал. Ползи в хвост, открывай люк и прыгай. Ничего не бойся, что бы со мной ни случилось. Давай же, ползи! Машина слишком сильно повреждена, мягкой посадки не будет. Попробую что-нибудь другое… Второй пилот мне здесь не нужен. Не спорь, держись бодрее и не мешай мне! Я и один справлюсь. Приготовься прыгать! (Оборачивается на штурмана. Тот умер.) Да, спрыгнуть тебе не удалось… (Сам себе.) Ну что ж, теперь приготовься ты. Я сделаю это ради своего отца, самого себя, моей деревни и людей, которых я никогда не знал. Громкие слова. Надо соответствовать. Я падаю, и вам не сдобровать! Я падаю туда, куда я хочу упасть, потому что я отличный бомбардир и пилот тоже!

Коля направляет машину на колонну танков. Самолет взрывается, горят танки.

Поздний вечер. Доктор Курин и Надя дежурят у постели Софьи, которую пытали немцы. За окном немецкий часовой. Входит Анна, говорит шепотом.

Анна: Детей накормили сегодня в больнице ужином.

Курин: Знаю. Им это необходимо.

Анна: Ужин был хороший, я видела. Зачем они это сделали? Раньше им не давали ничего, кроме скверного хлеба.

Курин: Что ты хочешь сказать, Анна?

Анна: Дети остались в больнице. Сидят на скамейках, я видела. Ужин давно кончился. Зачем они их там держат?

Охваченный страшным предчувствием, доктор Курин пробирается к больнице, заглядывает в открытое окно. Дети сидят смирно в большой комнате под присмотром немецкого дежурного. Курин шепотом окликает девочку, сидящую ближе всех к окну.

Курин: Саша!

Девочка: Он сказал, мы должны оставаться здесь. Миша и Соня ушли туда и…

Из операционной выходит санитар, грубо хватает девочку, тащит ее в операционную.

Доктор Курин в операционной. Его взору предстает ужасная картина: раненым немецким солдатам переливают кровь изможденных советских детей. Переливанием занимаются фон Харден и Рихтер. Не в силах вынести увиденное, Курин хватает скальпель и замахивается на Рихтера. Тот испуганно зовет охрану.

Рихтер: Уведите его отсюда! Арестовать его!

Фон Харден: Не нервничайте так, доктор Рихтер. В этой комнате вы хорошо защищены от жалкого нападения старика. (Солдату.) Свободен!

Фон Харден и Курин проходят в ординаторскую. Фон Харден снимает перчатки и моет руки.

Фон Харден: Знаю, вам трудно это понять. Нам не хватает плазмы. Мы берем кровь для наших раненых везде, где можем, и там, где доноров легко держать под контролем. Я просматривал вашу больничную библиотеку. Я забыл, что доктор Курин, знаменитый патологоанатом, русский. Странно встретить вас в этой деревушке. Вы приезжали в Лейпцигский университет делать доклад. Это было лет 30 назад. Я был студентом, и мне не дозволили слушать вас, но я помню… Сигарету?

Курин: Я говорил тогда, что врач должен видеть все, что может случиться с человеком. Я старый человек и повидал многое. Но как может врач не только брать кровь у детей, но выкачивать ее до последней капли…

К Курину подходит мальчик, у которого только что взяли кровь, и, обессиленный, падает ему на руки.

Курин: Вы позволите?

Фон Харден: Разумеется.

Курин уносит ребенка, слыша за спиной разговор фон Хардена и Рихтера.

Рихтер: Доктор фон Харден, вы хотите сказать, что этот человек не будет арестован?

Фон Харден: Если вы, доктор Рихтер, желаете быть воином, вам следует рискнуть своей жизнью. Доктор Курин — знаменитый ученый. Он не тот, кто убивает, а потому не опасен для нас.

Тем временем Карп и юные подпольщики Демьян, Марина, Клавдия и Гриша выполняют ответственное задание: они должны доставить на двух подводах оружие партизанам. Но для того чтобы подводы могли пересечь дорогу, необходимо хоть ненадолго остановить движение немецкой автоколонны. Демьян принимает решение атаковать колонну. Он рисует на песке план действий.

Демьян: Я пройду лесом сюда и буду ждать, пока они обогнут холм. Когда появятся мотоциклисты, я открою по ним огонь. Они начнут стрелять в ответ. Будьте готовы. Вы должны быть здесь. Как только начнется стрельба, езжайте через дорогу. За выстрелами они не услышат шум подвод и не обратят на вас внимания. Они будут заняты мной. Я надеюсь.

Он берет с подводы винтовку. К нему подходит Марина.

Марина: Если стрелять будут двое, один с одной позиции, другой — с другой, у тебя будет больше шансов.

Демьян: Нам не пристало говорить о том, что будет лучше для одного из нас. Вы должны доставить винтовки. Вот что вы обязаны сделать и сделаете.

Их разговор слышит Клавдия. Никому ничего не сказав, она тоже берет винтовку и крадется по лесу вслед за Демьяном. Ей страшно. Она никогда не стреляла. Она не любит оружие.

Клавдия: Пожалуйста. Дедушка, Анна… Пожалуйста, кто-нибудь… Сделайте так, чтобы у меня получилось, как получается у других… Сделайте, чтобы я не боялась… чтобы я не плакала… пожалуйста…

Из-за поворота появляются мотоциклисты. Демьян стреляет. Мотоцикл опрокидывается. Немцы открывают ответный огонь. Один из солдат ракетницей подает сигнал головной машине. Колонна останавливается. Подводы пересекают дорогу. Демьян отстреливается. Клавдия стреляет тоже. Немецкая пуля попадает ей в живот. Смешная, наивная Клавдия, которой не нравится звук выстрелов, умирает. К ней подбегает Демьян. В этот момент немец бросает в них гранату. Дым рассеивается. Клавдия и Демьян лежат неподвижно.

Демьян не погиб, он только ранен. Оружие доставлено партизанам, и они атакуют немецкий гарнизон деревни. Партизанский натиск настолько силен и внезапен, что немцы в панике бегут из деревни, ожесточенно отстреливаясь.

Доктор Курин с револьвером в руке входит в операционную. Несмотря на доносящиеся звуки боя, фон Харден хладнокровен. Он оперирует. Ассистирует ему Рихтер.

Курин: Я решил нанести вам еще один визит, доктор фон Харден.

Фон Харден продолжает операцию.

В ординаторскую входят фон Харден, Рихтер и Курин.

Фон Харден: Прошу вас, доктор Курин.

Курин: Вам не нравится доктор Рихтер?

Фон Харден: Мне не нравятся некомпетентные врачи. (Моет руки.) Мне не нравится многое из того, что я делал последние девять лет.

Курин: Вам не нравятся дети, умирающие от бескровия?

Фон Харден: Мальчик умер?

Курин: Вы знали, что он умрет!

Фон Харден: У него взяли слишком много крови. Сожалею.

Курин: Я верю вам, когда вы говорите, что сожалеете.

Фон Харден: Я сожалею о многом, доктор Курин. Больше всего я сожалею о том, что мир не таков, каким мы его знали.

Курин: Я слышах о таких людях, как вы. Цивилизованные люди, которые сожалеют. (Кивает на Рихтера.) Нет, не эти. Они пойдут туда, куда прикажет им хозяин. Но такие, как вы, презирающие таких, как он, — для меня они и есть настоящая мерзость. Люди, исполняющие фашистскую работу и притворяющиеся перед самими собой, что они лучше тех чудовищ, для кого они исполняют эту работу. Люди, совершающие убийства и смеющиеся над теми, кто отдал им приказ убивать. Именно такие, как вы, предали свой народ таким, как он. (Стреляет в Рихтера и сражает его наповал.) Знаете, доктор фон Харден, вы неправы во многом. Я — человек, который убивает. (Стреляет в фон Хардена.)

Одержав победу, партизаны вместе с детьми, женщинами и стариками покидают деревню. Сидя на телеге рядом с Демьяном, Марина произносит финальный монолог.

Марина: Война не оставит людей такими, какими они были. Все люди поймут это и увидят, что войн не должно быть. Мы сделаем эту войну последней. Мы сделаем мир свободным для всех. Земля принадлежит нам, народу. Если мы сражаемся за нее. И мы будем сражаться!