Пока я разъезжала по северам и югам, дома никто не сидел без дела. Было бы странно ожидать от людей, занятых интересным для них делом, проявления лени и разгильдяйства. Мое отсутствие никак не влияло на ход работы. Штакельберг и Грозный, получив от меня очередные заготовки музыкальных произведений, дружно доводили их до ума, стремясь добиться возможного совершенства. Тем более, что на этот раз они были заняты тем, что могло им принести громкую славу. Оба они держали на меня обиду за «Прощанье славянки». И обоим я обещала компенсацию за нанесенную обиду. В долгий ящик я ничего не откладывала. Пришел день, я уединилась с ними и выложила приготовленный заранее козырь. Услышав то, что им предлагалось исполнить, они не стали скрывать своих чувств. Возликовали одновременно и прусская душа Штакельберга, и русская душа Грозного. Они даже готовы были чисто по христиански простить мне свои обиды.
— Фройлян! То что вы сейчас предложили, далеко от совершенства. Но это неважно. Мы с коллегами сможем все значительно улучшить! Мы сделаем эту вещь великой!
— Вот только текст, — поморщился Иван Васильевич.
— Иван Васильевич! Милый Вы мой человек! Ну ни разу я не поэтесса. Что смогла, то и изобразила! Сможете сделать лучше, я вам буду только благодарна за это.
— У нас тоже поэтов в хоре нет. А те, что есть в салоне Алексеевой, такого не потянут. Тут нужен иной человек. Который сумеет так сложить стих, что и без музыки человек для вражин страшным станет. Нет сейчас таких. Во всей России нет.
— И что тогда делать?
— Оставьте как есть, — махнул рукой Иван Васильевич, — то, что вы не сумели сказать словами, мы скажем голосами. Так даже интереснее будет.
Действие этой песни мы проверили на Нахалкове. Прослушав ее, он заявил, что именно этого ему и не хватало. Текст пусть будет таким, какой есть. Все-равно другие поэты помочь нам не в состоянии. Главное — создать нужный настрой. А уж он со своей стороны выжмет из этого все, что только можно выжать.
Не бездельничали и остальные мои соратники. Им тоже было что мне показать.
«— Командир! Они появились!
Доклад Бугорской застал Сергея в тот момент, когда он с пацанами заканчивал монтаж собранной накануне стартовой установки в бывшем транспортном отсеке.
— Штурман! Что за доклад? Они — это кто?
— Докладываю, средствами пассивного наблюдения обнаружен выход станции противника и двух кораблей из «тени» Проксимы. Начинаю определение текущих координат и траектории движения станции и кораблей.
— Сейчас подойду. Продолжайте наблюдение.
Сейчас — это где-то через час. Если противник не выходит на рубеж атаки, то бежать сломя голову нет смысла. Лучше закончить то, что начали».
— Вообще то Мария Ивановна, все Вы допустили ошибку, когда писали сценарий первой части фильма, — высказал мне свое замечание наш астроном Лаврентий Петрович Великих, — я понимаю, что правители Гипербореи считали, что экспедиция столкнется только с опасностями природного свойства. Но тем не менее, посылать в экспедицию стоило не менее четырех кораблей.
— Лаврентий Петрович, а разница какая? Если люди не предполагали наличия врагов, то что один корабль, что четыре, пидоргам без разницы. Корабли все-равно не имеют средств ведения боя на дальних дистанциях. Металл-оргов пидорги наштампуют сколько угодно, так что абордажный бой в любом случае закончится не в нашу пользу.
— Честно говоря, это не оправдание. Конечно, некоторой наивностью и я страдал, но после удара по Челябинску и пролета разведчиков над Мельбурном, я на такие вещи смотрю уже иначе. Думаю, что в будущем, люди не будут настолько наивны.
— Это после этих событий вы так рассуждаете, а до них?
— Согласен! До этих событий, только ваш фильм предупреждал о затаившейся до времени опасности.
— А почему все- таки четыре корабля?
Оказывается, все дело в определении координат в пространстве. Собственные координаты может определить и один корабль. Ничего сложного тут нет. Обычный метод обратной угловой засечки от небесных светил. Расчеты конечно непростые, но «Афина» и «Арес» для того и созданы, чтобы избавить людей от рутинных и громоздких вычислений. Возможны и другие методы, но этот будет основным. Но все меняется, когда требуется определить положение в пространстве сторонних объектов. Тут будет определяющим метод прямой угловой засечки. Конечно, можно его дополнить чем то вроде радиодальномера, ибо трилатерация по определению точней триангуляции, это любой геодезист подтвердит, но применять активные средства разведки героям сейчас не с руки.
— Вы вместе с Алексеевой в «Приключениях Алисы» описывали навигационные спутники и совершенно правильно уверяли, что их должно быть не меньше четырех. Так и здесь.
— Но ведь у нас один корабль!
— Ничего страшного! Выход есть!
Оказывается, над этим уже подумали. В качестве спутниковой группировки предлагалось использовать саму «Астру», старую носовую часть и парочку автоматических разведывательных зондов. Пока противник был в «тени», у экипажа была возможность создать саму группировку и задать ей траекторию движения. И вот пожалуйста, непрерывное наблюдение за противником можно вести. Правда, остается проблема коррекции орбиты, но это решаемый вопрос.
«— Нина, через какое время мы с ними пересечемся?
— Сергей, точного времени я назвать не могу. Просто по нескольким засечкам мы не можем точно определить орбиту станции. По мере сближения с ней и продолжения наблюдения, точность будет расти…
— Хорошо, тогда примерно. Сколько в нашем распоряжении времени?
— В районе трех месяцев. Вы еще не отказались от своей идеи?
— Окончательно не решено, рассматриваем другие варианты, но этот основной».
По многим причинам, нами было решено, что первым объектом, который атакуют наши герои, будет станция пидоргов. А вот способ атаки… Сколько мы не перебирали вариантов, ни один из них не приводил к полному уничтожению станции. Прежде всего потому, что она была слишком огромна. Такие объекты уничтожаются путем длительной бомбардировки. У одиночного корабля таких возможностей точно нет. Есть только возможность нанести ей повреждения. Но как это сделать? Попадание боеприпаса в саму станцию само по себе не решит проблему.
— Не считайте пидоргов идиотами. Надеяться только на сверхпрочную броню они не будут. В их случае мощная броня, на которую все-равно можно найти управу, это только частичное решение проблемы живучести станции. Живучесть станции в бою, будет обеспечиваться не тотальным бронированием, а в первую очередь объемно-планировочным решением. Те помещения, выход из строя которых не имеет ровно никакого значения для продолжения боя, расположат на внешней стороне. Вторым ярусом пойдут помещения, значение которых в бою невелико. И так далее. В итоге, вы можете увидеть груду обломков снаружи, но все что в глубине, будет целым и невредимым. А в глубине как раз самое важное и будет. В том числе и производственные мощности, которые помогут восстановить станцию.
— А энергетические установки?
— Находятся в самой глубине и недоступны нашему воздействию.
— Все так плохо?
Оказывается не все. Уничтожить или вывести ее полностью теми средствами что имеются не выйдет. Но можно сделать ее неопасной для землян на длительный период. Как бы хорошо не была защищена станция, но обойтись без наружных систем разведки, связи и наблюдения у пидоргов не выйдет. И если в результате внезапной атаки уничтожить и вывести из строя только их, то она ослепнет и оглохнет, превратившись в итоге в обычную мишень. Ну а там при наличии достаточного времени с ней можно много чего сотворить. Остаются правда корабли пидоргов, но тут уже никуда не денешься. С ними придется вести открытый бой. Но это уже второй вопрос. Главное, что у экипажа «Астры» уже появляются возможности к ведению такого боя.
«План выхода на рубеж атаки, командир докладывал на собрании Общего Круга.
— Злыдни оставили нас в покое лишь потому, что считают «Астру» обычным космическим мусором. Тем не менее резкие маневры их насторожат. Наблюдение за пространством они все-таки ведут и дрейф от управляемого полета отличить сумеют. Значит нам необходимо аккуратно сблизиться с ними в состоянии дрейфа. Если наш курс будет вести точно на станцию, то они во избежание столкновения нас попросту уничтожат. Если курс «Астры» будет проходить по ходу движения станции — могут также на всякий случай «позаботиться» о нас. Но если станция оставляет дрейфующий корабль позади себя, то вряд ли это вызовет у них беспокойство.
— Откуда мы можем знать, что придет им в голову?
— Не можем. Гарантии что все будет так, как я сказал, никто не даст. Но это единственная возможность вывести ее из игры.
— Предлагаешь близким стартом сжечь им всю переферийку?
— Именно таким образом!»
Меня сразу заинтересовал вопрос: каким образом наши герои определили потребную для сближения траекторию полета, если им не были известны параметры движения станции пидоргов. Оказалось, что ничего страшного в этом нет.
— Первая коррекция полета производится по данным первичных наблюдений с помощью маневровых двигателей На таком расстоянии их работу засечь будет невозможно.
— Но изменение траектории движения все-равно засекут?
— Засекут, не спорю. Вопрос только на какую величину изменится направление движения.
Дальше меня просвещали в таком вот духе: Любое небесное тело движется хоть и вакууме но отнюдь не в пустоте. Если бы было не так, то те же кометы летали бы по прямой. На движение небесных тел всегда есть чему воздействовать. При этом одни воздействия ослабляются со временем, а другие усиливаются. Учесть это одномоментно ни у кого не выйдет, хоть какой компьютер имей. Что это нам дает? А то что точно вычислить траекторию движения ни у кого не выйдет.
— Той же Нинке Бугорской, при расчете курса наша «Афина» выдаст на экран не одну линию движения, а целый пучок вероятных траекторий. Я бы назвал это вероятностным тоннелем движения корабля. Да и то, это будет справедливо для относительно короткого участка движения. Если корректируя курс, мы не выходим за пределы вероятностного тоннеля движения, то это не вызовет тревоги у наблюдателя.
— Вы знаете, я конечно еще школьница и к тому же блондинка, но по математике у меня стоит «отлично». По моему разумению, незаметно не вызывая тревоги можно поменять курс только тогда, когда мы очень далеко. Но чем мы ближе, тем меньше у нас возможностей для существенного и не подозрительного изменения курса. Я права?
— Браво барышня! Вы правы. Вот только подправлять курс нужно в течении первых двух недель. А дальше особой нужды в этом не будет.
— А остальная группировка? Я про ваш «навигационный рой» спрашиваю. Вы его точно правильно расположили? Глядя на вашу схему я в этом сомневаюсь.
— Вы это о чем? Ну ничего себе! А ведь вы правы!
Но хлопоты со съемкой фильма для меня давно уже не труд а развлечение. В этом я убедилась сразу, как только вернулась с Каспия. Гертруда фон Шверин действительно была женщиной деловой и дельной. Не успела я разобрать после поездки свои вещи, как по почте пришло сообшение от нее о том, что гестапо уже закончило составлять «черные списки» на депортацию неблагонадежных и очередь теперь за мной. Вслед за этим сообщение поступило другое: Deutsche Kolonialbank KG перевел в недавно созданный Банк Ордена первый транш. Это был всего-лишь аванс. Его размер привел моего дядюшку, поставленного во главе нашего банка в изумление.
— Машенька! Нас ведь теперь аудитами замучают! Ты хоть понимаешь, во что мы вляпались?
Честно говоря я это понимала не очень хорошо. Чтобы осознать это, требовалось время, которого перестало хватать. Да и навыков нужных у меня не было. Скажите на милость, вы пробовали когда-нибудь организовать переселение в Заполярье сотни тысяч человек? Так ведь мало их поселить, их нужно еще обустроить, да следить за тем, чтобы они от тоски и безнадеги не разбежались и не стали бунтовать. Я с этим точно не справлюсь. Нужны помощники. Только нет у меня подходящих. А ведь деньги уже «капают» и за их расходование придется давать отчет немецким спонсорам. В отчаянии я кинулась за утешением к отцу Кириллу. Получить от него дельный совет я не рассчитывала. Мне просто нужно было перед кем-то излить душу. И хорошо, что я пошла к нему. Правда попасть на исповедь оказалось непросто. Отец Кирилл с некоторых пор стал очень известен, а потому жаждущие излить перед ним свою душу хватало. Внезапно свалившаяся на него популярность ничуть не испортила его. Хотя ему не раз и не два предлагали более выгодный приход, он продолжал оставаться верным своему чисто рабочему району. Поэтому приходилось важным персонам проявлять должное смирение и одолевать греховную гордыню.
Вникнув в суть беспокоивших меня проблем, отец Кирилл посоветовал положиться на него и промысел божий, и потерпеть еще неделю. Ровно через неделю я узнала о том, что же такое задумал мой духовник. Честно говоря, узнав, я засомневалась в успехе, ибо задумал он необычное: поручить организацию и руководство «ГУЛагом» челябинскому городничему.
— Я понимаю твои сомнения. Как человек он не только далек от совершенства, но вот как руководитель, этот пройдоха будет на своем месте. Да и деваться ему сейчас некуда. То, что он творил совсем недавно, даром ему не пройдет. Родственники пострадавших от его произвола, уже созрели для того, чтобы подать на него в суд. Да и старые его делишки потихоньку всплывают. В общем, от тюрьмы и сумы он сейчас недалек.
— Считаете, что ему стоит протянуть руку?
— И спасти его от беды, — вполне серьезно уверял меня отец Кирилл.
Именно ему удалось приглашенного на собеседование грешника, быстро убедить в том, что только своевременная отставка и ссылка на Север способна избавить его от пребывания в узилище, а семью от нищеты.
— Внемлешь голосу разума — будешь спасен через искупление грехов своих. Не внемлешь — господь наш отвернется от тебя, — по-военному коротко и четко подвел итог наш священнослужитель.
Дураком городничий не был и чувствовать ситуацию умел. То, что задница его может начать пригорать, он и сам догадывался. Мы ему предложили весьма неплохой выход: с глаз долой — из сердца вон! К тому же, как опытный управленец он знал, что лучше сидеть хоть и у черта на куличках, но зато возле большой денежной реки, чем править крупным городом с недостаточными денежными средствами. Поэтому если он и колебался, то совсем не долго. Дав свое согласие, он не стал тянуть кота за хвост. Подав в отставку, он забрал с собой семью и рванул на Север, отбывать наложенную на него епитимью.
Таким образом дело у нас с мертвой точки сдвинулось. Нужно отдать должное, что немцы тоже хорошо старались. Одними деньгами их помощь не ограничилась. Все необходимое для обустройства поселенцев поставляли они. Электростанции, котельные, комплекты быстровозводимых зданий… Даже про колючую проволоку и охранную сигнализацию не забыли. Оставалось дело за малым: уговорить нужных людей на переселение.
Охмурять немцев было поручено нашей несравненной Бонифации Ипатьевне. Той тоже немного времени потребовалось на раскачку. Не знаю, каким образом, но ей удалось найти прекрасных зазывал. Ими оказались музыканты из Мекленбурга, исполняющие свои вещи в стиле «танц-металл». Называлась их группа красиво и патриархально: «Mutter».
Парни эти были как раз из тех самых «горячих голов» от которых так жаждали избавиться власти Рейха. Известности у них считай не было, потому что в одобренные «Священым Союзом» форматы они не укладывались. Соответственно студии звукозаписи их всячески отфутболивали и чтобы свести концы с концами, автору музыки и слов приходилось работать то столяром, то корзинщиком. Тим Линдеманн, как звали этого парня, подходил нам со всех сторон. Неплохой поэт, спортсмен, чья спортивная карьера прервалась после полученной травмы и вполне приличный певец. И команда у него состоит из непростых парней. Что подкупило нашу Бонифацию в этих ребятах, так это отсутствие конформизма. Никто из них не стал пресмыкаться ради того, чтобы стать известными людьми. Уж если их песни не нравятся официозу, то пусть он катится ко всем чертям! Как и их лидер, парни зарабатывали себе на бутерброд с маслом вполне квалифицированным физическим трудом. А пели и играли чисто для души. И доигрались! Добропорядочные бюргеры и раньше «стучали» на них в полицию, находя тексты их песен «слишком вызывающими». А потому, после неоднократных предупреждений и штрафов, ребят «замели» и препроводили в узилище. Там они и пребывали в ожидании суда, когда на них каким то образом вышла наша Бонифация. Ну а дальше все решилось в нашу пользу. Оплатив назначенный судом штраф из своих личных средств, наша лихая профанесса приступила к обработке вчерашних узников.
— Ни их взгляды, ни те вещи, что они исполняют, мне конечно не нравятся. Но ведь нельзя лишать возможности высказывать свои взгляды даже тем, кто тебе не нравится, — рассказывала она мне, — к тому же, предстоит работать с совершенно определенной аудиторией, на которую принятые во всем мире способы агитации не действуют. С отморозками должен говорить отморозок.
Вот так эта самая «Mutter» оказалась у нас. Уяснив, что от них требуется, ребята засучили рукава и спустя месяц после их приезда, мы приступили к съемке клипов и записи песен. Бонифация в таких делах чувствовала себя как рыба в воде. Беспощадно эксплуатируя всех, кого сочла полезными для дела, она в рекордные сроки выдала видеоальбом названый вызывающе: «Reise, Reise!»
Почему так? Русскому человеку трудно понять все богатство немецкого языка. Я лично перевела это название слишком буквально: «Путешествуй, путешествуй!» Зато Штакельберг, который очень даже неплохо владел русским языком, перевел нам иначе: «В путь-дорогу!» Меня такое толкование устраивало гораздо больше. Но оказалось, что и пруссак не прав. Ибо слишком он далек от флотских дел. Проходивший срочную службу в Кригсмарине ударник группы, заявил нам, что в ВМС Германии так подается команда «Подъем!» Вот это как раз в большей степени отвечало содержанию видеокадров. Действительно, бесконечные ряды зловещего вида роботов, экипажи, занимающие по тревоге свои боевые посты, брутального вида десантники в доспехах… Мужественные голоса, подающие отрывистые команды… Море крови и ошметков тел… Впечатляет! Хотя о чем это песня, не понимали даже те, кто знал немецкий язык. Завораживало одно только звучание слов. После прослушивания песни очень хотелось встать в строй и маршировать в сторону показанной в последних кадрах укрытой снегами базе землян…
— Я думаю, что это произведет нужное впечатление на пораженный тоталитаризмом разум, — вынесла вердикт после просмотра наша «секретарша дьявола».
— А нас не привлекут к суду за употребление методик психокодирования?
— Ничуть! Это конечно запрещено, но если начинать за это преследовать, то судьи прикончат весь рекламный бизнес.
Не знаю, как там с неокрепшими умами, но я точно поражена. Жаль, что этого не видит мой сын. Он бы точно впечатлился.
И настал день, когда студия «Бонифация-фильм» обрушила все отснятое и озвученное на неокрепшее сознание добропорядочных бюргеров. В первый день было много просмотров в сети но комментарии отсутствовали. Второй день донес до нас реакцию народа. Судя по комментариям, народ был в шоке и в выражениях не стеснялся. Положительных отзывов практически не было.
— Не стоит придавать этому большое значение, — терпеливо объясняла нам ситуацию Бонифация, — отрицательная популярность это тоже популярность. Те, кому это не нравится, нам совершенно не интересны. Мы ведь не с ними будем работать. Нам нужна та сотня тысяч человек, которые проходят по спискам гестапо, как враги Рейха.
Не теряя времени, Бонифация вместе с группой «Муттер» рванула в Росток где и возник первый фан-клуб поклонников их творчества. Город содрогнулся от ужаса и в знак протеста, ответил на происки врагов Рейха гей-парадом. Но было уже поздно. Бонифация была права когда говорила о работе с целевой аудиторией. Росток стал настоящей Меккой для поклонников «Муттер». Они начали съезжаться со всей Германии. Обстановкка сразу накалилась. Газеты писали о вспышке насилия, необычайно большой даже для портового города. Во всем винили «Муттер» и общественность требовала выдворения этой группы из Германии и запрете на демонстрацию кадров с их творчеством.
— Голубушка! Я не понимаю, что вы задумали, — начала выговаривать мне по телефону обеспокоенная графиня фон Шверин, — мы с вами о таком не договаривались. Я понимаю, что у вас своя методика воздействия на сознание, но то, что мы наблюдаем, не лезет ни в какие ворота. Моему мужу звонят влиятельные в обществе люди и требуют принять меры. Я пока что удерживаю его от необдуманных шагов, но если ему прикажет наш кайзер…
А Бонифация и ее команда продолжали отжигать. В сеть выкладывались все новые и новые музыкальные клипы, затрагивающие уже иную тематику. Например о жизни гиперборейских ученых и инженеров в «шарашках». Глядя на то, как физически крепкие молодые люди совершают утренние пробежки босиком, как с хохотом обтираются снегом или раздевшись до плавок ныряют в прорубь, Германия испытывала настоящий ужас.
«Откуда это варварство? Зачем героизировать в своих выступлениях культ атлетических тел, огня, мускулов и барабанной дроби?» — вопрошал солидный «Шпигель».
А «Муттер» не обращая внимание на скандалы продолжали свою разрушительную деятельность. Они вошли в раж и им трудно уже было остановиться. Власти Ростока, потерявшие контроль за развитием ситуации, уже не знали как правильно поступить. Поклонники разрушительного творчества съезжались со всей Германии. И не только Германии. Австрийцы, швейцарцы, фламандцы и валлоны, шведы и датчане… В общем, все побывали перед нами. А потом игра в либеральные ценности закончились и Бонифацию вместе с группой поперли из Рейха. Поклонники были огорчены.
— Я не прощаюсь с вами, — сказал им на прощание Тим Линдеманн, — на свете есть место, где всякий может найти свой шанс. Это место находится на просторах возрожденной Гипербореи и называется GULAG. Только там можно обрести свободу во всех смыслах этого прекрасного слова. Там люди учатся правильно относиться к окружающим и ценить добро. Там все просто и откровенно и лжецы сами себя разоблачают. Там создается великое будущее и смываются прилипшие к нам пороки. Там жить тяжело и опасно, но именно это отсеивает всех недостойных. Мы выбираем GULAG!
Под прикрытием скандала, Бонифация параллельно вела тихую и незаметную работу. Шла вербовка перспективных молодых людей, упомянутых в гестаповских списках. Фактически Бонифация успела только сформировать аппарат вербовки. К тому моменту, когда она была выдворена из Германии, большими успехами она похвастаться не могла. Потому что это было только начало ее работы. Но это было неважно. Машина была запущена и продолжала работать даже при отсутствии создательницы.
— Мне очень жаль, что родная страна по-свински обошлась с этими ребятами, — говорила мне Бонифация, после того как отчиталась о результатах своей работы, — они конечно те еще мракобесы и лично я не разделяю их взглядов, но они талантливы! Тамошние извращенцы не понимают того, что изгоняя их и тех кто подобен им, они лишают свою страну высокого будущего.
— Не переживай ты так Бонни, для человечества эти люди не пропали. Германия еще будет ими гордиться. Когда-нибудь. Зато мы можем уже гордиться тем, что первыми нашли истинные жемчужены в навозной куче и вовремя поддержали этих людей чем только можно. Я не только «Муттер» имею в виду. Те, кто последует за ними, еще прославят свои имена.
— Хочется верить в это…
— Кстати, Бонни, мне не нравится это название: «Бонифация-фильм». Мне кажется, что твой приорат нужно назвать как то иначе.
Бонифация застыла передо мной с открытым ртом. Она поверить не могла свалившемуся на нее счастью. Моя сервиентка конечно мечтала стать приором, но не могла рассчитывать на то, что это произойдет так быстро. Более того, она считала, что у той же Марго гораздо больше шансов на это. Ведь приорат — это круто! Выше приора только магистры, которых она до сих пор в глаза не видела. А уж про гроссмейстера и говорить не стоит.
— А как же наша Марго?
— Марго конечно старательная девочка, но ей еще предстоит немало потрудиться. Впрочем, ей предстоит скоро стать кавалерственной дамой. Разрешаю тихо шепнуть ей об этом на ушко.