Правильно говорят, что понедельник день тяжелый. У нашего Михалыча должны были сломаться зубы, так крепко он сцепил их, чтобы не выдать волнения.

– Может, ты объяснишь, что происходит?

– Я вспомнил, что месяц назад в санатории несколько раз фотографировался с отдыхающими. На мне как раз была эта спортивная форма. Я позвонил жене, и она подтвердила, что у нас есть похожая фотография с этим типом, фамилии которого я даже не помнил.

Михалыч недоверчиво посмотрел на полковника:

– И ты только сейчас вспомнил об этом?

– Поэтому я и пришел вам это рассказать. Почему вы поехали к нему домой? И почему ничего не сказали Кочетову, который приехал на квартиру?

– Мы нашли уже после его отъезда в автомобиле Скрибенко аптечку с деньгами, – пояснил Звягинцев, – восемьдесят тысяч долларов. И мне показалось это подозрительным. Ответственный сотрудник Кабинета Министров ночью приезжает к известному рецидивисту с большой суммой. Это ведь не так просто. Обстоятельства требовали, чтобы мы проверили все на месте.

– И что вы нашли, кроме этой фотографии?

– Практически ничего. Квартира у него обычная, довольно скромная, полученная еще в старые времена. Он не похож на связного мафии или ее руководителя. Это был растерянный, запутавшийся человек, от страха решивший выброситься из окна.

– Нужно было как-то ему помешать, – с досадой сказал Горохов. Я всегда в душе невольно им восхищался. Но сегодня он мне почему-то не кажется красивым. Мне не нравится подобное совпадение, и при всем желании я не могу до конца верить ему. Эта фотография – очень неприятное зрелище, если вспомнить о деньгах, которые мы нашли в машине, и о том, как часто Коробков уходил от наших сотрудников.

– Мы пытались помешать и получили пулю от Коробка. Вот как раз Дятлов ее и получил, – показал на Влада подполковник, – поэтому нам пришлось открыть огонь на поражение. Хорошо еще, что один из бандитов оказался раненым.

– Как с семьями? Успели сообщить? – спросил Горохов.

– Нет. Решили утром их не будить. Я сам поеду к ним.

– Ясно, – поднялся полковник. Мы все встали следом за ним.

– Ребята, – сказал он на прощание, – я вам приказывать ничего не могу. Вы все ночью не спали, товарищей потеряли, имеете право на отдых. Только эта вся история мне очень не нравится. Кто-то нас решил подставить. Поэтому вы и должны все сами расследовать. – Он помолчал и посмотрел на нашего командира: – А тебе, Михаил, спасибо. Раз пришел ко мне с этой фотографией, значит, пока числишь меня в своих товарищах. Спасибо хоть за это. – Полковник вышел из комнаты, закрыв дверь.

– Фотография останется у вас? – спросил Бессонов. – Мне не нужно ее проверять?

И тут Михалыч нас удивил. Все-таки мозг у него работает не так, как у других людей.

– Нужно, – сказал он. – Пойди в лабораторию, пусть дадут официальное заключение.

Бессонов, как и мы все, ничего не понял. Но переспрашивать не стал. Забрал фотографию и первым вышел из комнаты.

– Я поеду сначала к Зуеву, – тяжело сказал Михалыч, – а вы, ребята, действуйте.

– А нас пустят в здание Кабинета Министров? – спросил Ион. Это он правильно спросил. Против бандитов мы весьма значительная сила. А вот против чиновников мы ничто. Даже меньше, чем ничто. Обычные капитан и старший лейтенант милиции со своими маленькими звездочками.

– Объясните, что вы выполняете специальное задание, – нахмурился Михалыч, помолчал немного и добавил: – Или позвоните Горохову. Но дайте мне все данные по этому Скрибенко.

Перед тем как уйти, я положил кассету, изъятую у журналистки, на стол.

– Хорошо, – довольно равнодушно сказал подполковник. Когда мы выходили, я еще услышал, как он звонил в уголовный розыск.

– Когда могут выдать тела Зуева и Байрамова? – спросил я Иона уже в другой комнате.

– Дня через два, – ответил капитан, – сначала проведут обычную процедуру опознания. Я просил этих прокурорских лизоблюдов не вызывать родных и близких наших ребят. Опознание мы можем провести сами, чтобы не тревожить людей. Их разнесло так, что лучше не смотреть. – Он сжал кулаки. Зуев однажды спас ему жизнь, и мы все знали об этом.

– Наверно, Горохов уже пишет рапорт о случившемся, – добавил Ион, стягивая с себя брюки.

В штатском я, конечно, смотрюсь неплохо. Во всяком случае, так считает моя мама. А вот на Ионе костюм сидит как на корове седло. Такое ощущение, что он родился в камуфляжной форме. Мы взяли служебную «Волгу» и поехали в Кабинет Министров. Вообще-то Ион был прав. Нас полтора часа не пускали. Просто издевались, доказывая, что нужны специальные пропуска и наши паспорта. Служебные удостоверения сотрудников милиции им не подходили. Потом выяснилось, что мы обязаны сдавать оружие. И хотя мы никакого оружия с собой не взяли, нас заставили пройти через специальный контроль металлоискателя на проверку оружия. И только после этого нас принял какой-то важный чиновник шестого разряда, маленький, пузатый, лысый, полный необыкновенного достоинства и самомнения.

– Почему вы не обратились по инстанции? – обиженно интересовался он, надувая детские губки. – Вы могли обратиться к руководству московской милиции, те вышли бы на министерство, а министр позвонил бы к нам. У вас существует субординация или нет?

– Существует, – кивнул Петрашку, – но иногда мы действуем не так, как положено.

– Очень плохо, – поднял толстый короткий палец чиновник, – вы всегда должны строго соблюдать субординацию.

– У нас погибли товарищи, – вдруг сказал Ион, – погибли сегодня утром. У обоих остались семьи. А вы рассказываете нам о субординации.

Чиновник на миг запнулся, смутился, чуть покраснел, но быстро восстановил равновесие.

– Какой ужас! Этот бандитизм на улицах никогда не кончится. К сожалению, наши правоохранительные органы не могут навести должный порядок в этом вопросе.

– А когда хотят навести, им не дают этого сделать, – добавил вдруг очень невежливо капитан. Чиновник нахмурился.

– Что вам нужно? – спросил он.

– Нам нужны все данные о вашем сотруднике Скрибенко.

– Он замешан в каком-то преступлении?

– Он погиб, – объявил Ион, с удовольствием наблюдая за изумленным чиновником, – и мы хотели бы узнать некоторые подробности его биографии.

– Какой ужас, – прошептал чиновник, на которого смерть его коллеги подействовала сильнее, чем смерть двух наших товарищей. Я много раз обращал внимание на эту странную закономерность. Когда убивают сотрудников милиции или военнослужащих, все соболезнуют с легким оттенком безразличия. Многим кажется, что нам и так платят деньги за то, что мы рискуем своими жизнями. Никто и не вспоминает, что мы получаем гораздо меньше тех же чиновников, а убивают нас гораздо чаще. Я уже не говорю о военнослужащих, которые месяцами вообще не получают зарплаты, даже в полосе военных действий. Наверно, это естественная реакция людей, считающих риск профессиональным делом лишь некоторой категории людей и не относящих себя к этой категории.

– Вы можете дать нам его личное дело? – Ион начал терять терпение.

– Я думаю, это возможно, – осторожно сказал чиновник, – вы должны направить официальный запрос к нам через ваше министерство. А мы вышлем туда выписку из личного дела Скрибенко.

– Вы меня не поняли, – с трудом сдерживаясь, сказал Ион, – этот Скрибенко уже погиб. Он уже у вас не работает. Вместе с ним сегодня погибли наши товарищи. Мы приехали сюда, чтобы ознакомиться с его личным делом. Здесь и немедленно.

– Но это невозможно, – развел руками чиновник, – нужно согласие вице-премьера, курирующего аппарат Кабинета Министров. А его сегодня не будет на работе, он в отъезде.

– Нам нужно личное дело Скрибенко, – уже чуть повышая голос, сказал Петрашку, – это ваша проблема, с кем ее решать. – Чиновник уловил раздражение в голосе Иона. Он был опытным придворным лакеем и умел угадывать по голосу посетителей, когда можно и нужно на них кричать, а когда нужно и немного уступить.

– Хорошо, – сказал он примирительно, – не нужно так нервничать. Мы оформим все соответствующим актом, который вы подпишете с нашими сотрудниками. А потом мы вас ознакомим с его делом.

– Давайте быстрее. Речь идет о жизни и смерти других наших товарищей, – сказал Петрашку, – и если мы будем так тянуть время, может случиться непоправимое. В таком случае вы лично будете отвечать. – Вот эти слова на чиновника подействовали. Это был его язык, и он его понимал.

– Мы оформим все в моем кабинете, – сразу застрекотал он, – но личное дело отсюда выносить нельзя.

Мы были согласны на все. Еще через полчаса нам наконец принесли личное дело Скрибенко. Слава богу, что его сестра все-таки не соврала. Он действительно раньше работал в отделе административных органов и курировал органы милиции. Как это интересно было читать. В секретариат его перевели несколько лет назад. Судя по личному делу, это был исправный служака, тянувший лямку в этом ведомстве уже много лет. Он не выделялся ничем особенным, был обычным чиновником. Школа, институт, освобождение от армии, научно-исследовательский институт, работа в Госплане, перевод в Кабинет Министров, тогда еще называвшийся Советом Министров. Вся его карьера умещалась на одном листке. С женой он развелся, но на дочь решением суда с него брали двадцать пять процентов от зарплаты на алименты. И такой человек вез в своем автомобиле восемьдесят тысяч долларов? Конечно, он был только порученцем. Ни на что другое он был бы просто не способен.

– У него были близкие друзья, знакомые? – спросил Ион.

– Мы здесь все друзья, – немного обиделся чиновник.

– А близкие друзья?

– Наверно, были, – пожал плечами чиновник, – мы же не вписываем такие данные в личное дело.

– Кто сидел с ним в кабинете?

– Сейчас узнаю, – он поднял трубку и через полминуты сообщил, что с погибшим сидели Вера Ильинична Мухина и Алексей Савельевич Кожухов. Но Кожухов сейчас в отпуске.

– Вы можете пригласить сюда Веру Ильиничну? – попросил Ион.

– Хорошо, – неохотно согласился чиновник, и через пять минут в кабинет вошла высокая женщина неопределенного возраста, в темном платье и в темных очках. Ей можно было дать от тридцати восьми и до бесконечности. Она строго посмотрела на нас сквозь темные очки и, подождав, пока ей разрешат сесть, уселась напротив нас.

– Извините, что отрываем от работы, – сумел выдавить из себя Ион, – мы хотели бы узнать побольше о вашем коллеге Скрибенко. Вы ведь работали с ним в одном кабинете?

– Почему работала? – удивилась женщина. – Мы работаем до сих пор.

– Дело в том, что он погиб.

Она не вскрикнула, не испугалась, не заплакала. Просто поправила прическу, потом очки.

– Понимаю, – она взяла себя в руки.

– Вы не замечали каких-нибудь странностей в его поведении в последнее время? Может, он как-то изменился или начал вести себя по-другому?

– Нет. Он был очень скромный и спокойный человек. Нет, нет. Никаких изменений не было.

– Когда вы видели его в последний раз?

– В пятницу.

– У вас один телефон в кабинете?

– Сейчас один, а раньше было три.

– К нему звонил кто-нибудь в пятницу?

– К нему звонило много людей. Я не могу вспомнить, кто именно звонил в пятницу.

– С кем он близко дружил?

Женщина взглянула на нас и, чуть улыбнувшись, сказала:

– В нашем ведомстве не дружат. Здесь работают.

– Значит, вы были просто коллеги?

– Просто коллеги. Здравствуйте, до свидания, сегодня прекрасная погода, дежурные слова, дежурные улыбки.

– Но у него были личные друзья?

– Наверно, были. Хотя я не думаю. Он по природе своей был человеком замкнутым. Даже после развода не женился, а жил вдвоем с сестрой. Нет, я о его друзьях не слышала.

– Он был храбрым человеком?

Она снова улыбнулась.

– Думаю, нет. Он был очень осторожен, пунктуален, всегда строго придерживался своего распорядка дня. Он выполнял в основном поручения заведующего секретариатом Липатова.

– Этот Липатов на работе? – спросил я у чиновника.

– Вы с ума сошли, – тот покачал головой, – вы совсем не понимаете, куда попали. Кто вам разрешит отвлекать от дел товарища Липатова? Он заведующий секретариатом, его утверждают на президиуме Кабинета Министров. К нему на прием записываются за три месяца. А вы хотите его тоже допросить?

Ион отвернулся. В таких случаях лучше ничего не говорить, чтобы не нарываться на скандал.

– У него была машина? – спрашиваю я, чтобы разрядить обстановку.

– Нет, – отвечает мне женщина, – свои «Жигули» он продал в прошлом году.

Мы с Ионом смотрим друг на друга: ведь так легко было проверить, за кем числится эта «Волга». Но мы, найдя деньги, не стали ничего проверять, оставив машину на стоянке.

– Ты помнишь номер автомобиля? – спрашивает Ион.

– Конечно, – отвечаю я и, не спрашивая разрешения, двигаю телефон к себе, набирая номер дежурного ГАИ.

– Доброе утро, – называю я наш код и прошу указать, за кем числится «Волга». Когда знаешь номер, установить владельца нетрудно. Через минуту дежурный сообщает, что автомобиль принадлежит Липатову Георгию Сергеевичу. Вот это уже почти скандал. Я вижу выжидательные лица всех троих людей, находящихся со мной в кабинете.

– Чей автомобиль? – глухим голосом спрашивает Ион.

– Он принадлежит Липатову, – сообщаю я, стараясь не выдавать своего волнения. Кажется, нашей компетенции явно не хватит на расследование этого дела. Сюда должен приехать сам Михалыч.

– Какая машина? – нервно спрашивает чиновник. – При чем тут машина? При чем тут Липатов?

– Как к нему пройти? – очень невежливо перебивает его Ион. – Где он сидит?