Весь день он обдумывал сложившуюся ситуацию. Противостоящий ему профессор Короедов был не просто очень умным человеком. Он прекрасно разбирался в химии и умел просчитывать все возможные варианты человеческого поведения. Во всяком случае, он все просчитывал правильно. И когда изымал рукописи, решив доверить эту миссию Светлане Василевской и Людмиле Убаевой. И когда предполагал возможный визит Дронго и его напарника в бывшую квартиру его супруги. И даже когда Вейдеманис узнавал о его домработнице и наносил визит в его институт. Все эти действия могли быть просчитаны, и Короедов мог все заранее предвидеть.

Тогда получалось, что он мог просчитать и возможный визит Эдгара Вейдеманиса в Киев и последующую поездку в Репки. Сегодняшнюю встречу Короедов тоже просчитал и готовился к ней с особой тщательностью. Дронго не хотел давать лишний шанс своему визави. Поэтому он просидел весь день в своем кабинете, размышляя над происходящими событиями. Нужно было не просто считать возможные варианты, но и предвидеть возможные действия своего оппонента.

Выйдя через поисковую систему на научные работы и связи профессора Короедова, он буквально заставил себя вгрызаться в различные научные работы, не очень понимая в этих запутанных химических формулах.

«Моя учительница химии была бы мною недовольна, — подумал Дронго. — Хотя она и поставила мне хорошую оценку». Его преподаватель химии Грета Артемовна больше всех обожала учившегося в их классе Владимира Громова, который оказался самым хитрым и ловким среди всех остальных. Он начал ухаживать за ее дочкой и этим вызвал абсолютное расположение к себе учительницы химии. В результате Володя получил пятерку по химии, так же мало понимая в ней, как и все остальные. У Дронго такой номер не прошел. Он получил свою заслуженную четверку и с тех пор помнил только элементы таблицы Менделеева и некоторые основные формулы воды или кислорода. Поэтому, читая отчеты проделанных лабораторией Короедова работ, он честно признавался сам себе, что ничего в них не смыслил. Но одна фамилия привлекла его внимание. В институт Короедова приезжал профессор Цутома Мацумото из Высшей школы по изучению окружающей среды в Йокогаме. Это сообщение заинтересовало Дронго. Он начал поиски работ Мацумото и быстро выяснил, что среди интересов японского ученого была работа по дактилоскопии. Заинтересованный Дронго вышел на поиск научных работ Мацумото, благо они были размещены в Интернете не только на японском, но и на английском языке.

Закончив работу к вечеру, Дронго устало расправил плечи, взглянул на часы. Было около шести. Через полчаса, закончив все свои дела, сделав несколько телефонных звонков, он, наконец, вызвал свой автомобиль и, спустившись вниз, попросил водителя отвезти его на улицу Вавилова.

Когда машина въехала во двор, Дронго вылез из салона, огляделся и наклонился к водителю.

— Ты все понял? — спросил он его. — Постарайся ничего не перепутать. Если позвонит Кружков, сразу поезжай к нему. И не выключай свой телефон.

Водитель кивнул, и автомобиль медленно отъехал. Дронго поднялся на нужный ему этаж, позвонил. Дверь открыла полная женщина лет пятидесяти. Она была в синем платье и в белом переднике.

— Входите, — приветливо сказала она, — Григорий Павлович вас ждет.

Дронго прошел в комнату. Профессор сидел за столом. Он развернул кресло в сторону гостя.

— Добрый вечер, — кивнул Короедов, — я думал, что вы не придете. Даже делал небольшие ставки на то, что вы решите отказаться от вашего визита. А вы смелый человек, господин Дронго.

— Вы считаете, что мне может угрожать какая-то опасность в вашей квартире? — спросил Дронго.

— Надеюсь, что нет, — улыбнулся профессор, — чем вас могут испугать несчастный инвалид и больная диабетом пожилая женщина?

— Она не выглядит больной и пожилой. Ей лет пятьдесят.

— Уже пятьдесят шесть. А диабет у нее ужасный. Она сидит на инсулине. Можете себе представить, как она мучается, бедняжка. Садитесь, садитесь. Она сейчас принесет ваш чай. Заодно я попросил ее сделать чай и для меня. Она еще приготовила свои фирменные ватрушки. Можете спокойно есть, никто не будет вас травить.

Гера Даниловна принесла большое блюдо с ватрушками, чай в больших кружках. Варенье, сахар, пирожные.

— Я стараюсь не есть много сладкого, — пояснил Короедов, — сижу на такой своеобразной диете. Чтобы не очень поправляться. Учитывая мой образ жизни, я должен есть больше рыбы и овощей, а не увлекаться сладким, мучным и мясным.

— Вы неплохо выглядите, — сказал Дронго, пробуя чай. Чай был действительно хорошим.

— Пейте, пейте, — добродушно заметил профессор, — можете не бояться. Вас никто не отравит. К тому же вы наверняка подстраховались и сообщили кому-то из ваших друзей, куда именно вы идете. Поэтому я не стану вас травить. Это было бы слишком банально и глупо.

— Надеюсь, — пробормотал Дронго. — Чай у вас вкусный.

— Вот видите, — улыбнулся Короедов. — А сейчас поговорим о наших проблемах. Вы ведь все равно не успокоитесь, пока все не выясните. До самого конца. До донышка. Чтобы никаких сомнений.

— Возможно, — вежливо согласился Дронго, — хотя в вашем случае я готов верить в ваше алиби.

— Спасибо, — хмыкнул профессор, — а я думал, что вы отправите меня на экспертизу. Решите проверить мои ноги. Могу я бегать или не могу. У вас не было таких мыслей?

— Нет. Я же сам видел ваши ноги. Вернее, ваши протезы. Неужели авария была такой страшной?

— Ужасной, — помрачнел Короедов, — отец погиб сразу. Он был за рулем. А мать попытались спасти. Отправили в больницу. Но уже по дороге она умерла. Ноги мне ампутировали сразу, хорошо еще, что им удалось меня спасти. Седьмой класс я тогда так и не закончил. А потом экстерном сдал за седьмой и восьмой. И после десятого отправился на учебу в институт. Хотя тогда у меня были обычные «воинские протезы», как их тогда называли. Обычные деревяшки, на которые я надевал свою обувь. Это уже потом я смог заказать себе удобные протезы и красивую обувь. Тогда ничего подобного у меня не было.

— Вам было четырнадцать лет, — вспомнил Дронго, — и никакого сексуального опыта в этом возрасте?

— Конечно. Но вы молодец. Сразу хватаетесь за нужные моменты. Какой сексуальный опыт может быть у провинциального мальчика в городке, где все друг друга знают? Конечно, ничего у меня не было. Все мальчики обычно проходят стадию онанизма. Или у вас было иначе?

— Не помню, — сдержанно ответил Дронго.

— Все вы прекрасно помните, — возразил довольный профессор. — И, конечно, мне было очень нелегко. Вы читали воспоминания Андрона Кончаловского? Он там пишет, как отец помог ему с первым сексуальным образованием, нашел знакомую, которая занялась с ним оральным сексом. У меня не было ни такого отца, ни подобного опыта. И впервые с женщиной, вернее, с ее подобием, я встретился уже в институте.

— Почему с ее подобием?

— Нашли какую-то пьяницу на вокзале, — пожал плечами Короедов, — привезли к нам в общежитие. Если честно, мне было даже противно до нее дотрагиваться. У нас с ней был только оральный секс. Не буду лгать. Я все равно получил какое-то удовольствие, хотя подобный секс мог отвратить меня надолго от любой женщины, что и произошло уже позже. Кстати, моя супруга, которую вы вчера так усердно разыскивали, сразу после замужества заявила, что оральным сексом заниматься не будет. Это гадко и противоестественно. Если учесть, что, будучи моей лаборанткой, она делала это охотно и неплохо, то мне было очень обидно. Особенно учитывая мое положение. На этой почве у нас иногда случались размолвки.

— Вы сильный человек, — сказал Дронго, — не боитесь говорить о своих бывших проблемах, все вещи называете своими именами.

— Конечно, называю. В моем положении и лицемерить? Глупо и немного смешно.

— У вас были размолвки только на этой почве?

— Не только. Вы все сами прекрасно понимаете. В моем положении не приходилось быть особенно разборчивым. А она была женщина интересная и, должен признаться, очень привлекательная. К тому же она сразу четко наметила себе задачу — выйти за меня замуж. Что было, в общем, не очень сложно. Достаточно было несколько раз мне улыбнуться, несколько раз до меня дотронуться, потом еще несколько раз остаться со мной в лаборатории, занимаясь оральным сексом, и я сдался без боя. До Раисы у меня были в основном проститутки. Как вы понимаете, полноценно ухаживать за женщинами я не мог. Хотя у меня были две знакомые, с которыми я в молодости встречался. Но опыты получались очень неприятными и тягостными для обеих сторон.

— А после свадьбы ее словно подменили?

— Не нужно таким тоном, — недовольно ответил профессор, — не подменили. Но она почувствовала себя хозяйкой. Это уже не бедная лаборантка при профессоре, а законная супруга самого профессора. В общем, у меня не было иллюзий и до брака, а после брака их совсем не осталось. Когда я понял, что она мне изменяет, я решил разводиться.

— И потом вы ее убили?

— Это плод вашего буйного воображения, — добродушно усмехнулся Короедов, — конечно нет. Она умерла сама, в больнице, и я почти искренне ее оплакал. Вот и ответ на ваш вопрос.

— Может, поменяем тему и поговорим о нашем деле? — предложил Дронго.

— А мы об этом и говорим, — возразил Григорий Павлович, — говорим еще со вчерашнего дня. И все, что я сегодня вам рассказал, тоже относится к «нашему делу».

В комнату заглянула домработница.

— Я вам не нужна? — спросила она. — Я могу идти?

— Может, вы понадобитесь нашему гостю, — показал на Дронго профессор.

— Нет, — ответил Дронго, — вы мне не нужны. Большое вам спасибо за чай.

— Не за что. Я тогда пойду, Григорий Павлович. Ужин на плите.

— Спасибо, — кивнул профессор, — и захлопните за собой дверь.

Она вышла. Раздался звук закрываемой двери.

— Итак, — сказал Дронго, — я попытаюсь понять, что именно произошло. Конечно, вы не серийный маньяк и не убийца. Но вы знаете, кто помогает вам в создании подобных рукописей. Именно этот человек, который, возможно, не успел или не сумел получить такого качественного образования, как вы, создал первые две рукописи. Они были на дилетантском уровне, не выдерживали критики профессионалов. Там было много наивного и дилетантского. Тогда третью рукопись вы решили отредактировать. Вы неплохо над ней поработали, и там сразу чувствуется ваш стиль. Но она вызвала настоящий шок в издательстве. Свидетельство маньяка, приправленное таким циником, как вы. Просто гремучая смесь садизма и мизантропии, откровений душегуба и рассуждений человека, не верящего в человечество. Может, поэтому третья, четвертая и пятая рукописи получились столь интересными.

— Спасибо. Вы просто расточаете мне комплименты.

— Не вам, — возразил Дронго, — а вашему соавтору.

— Не хотите верить в мой литературный дар? — хитро улыбнулся Короедов.

— Не хочу. И не могу. Слишком разные люди создавали эти рукописи. Слишком непохожие друг на друга. И это было самой главной и, боюсь, единственной причиной, по которой вы так настаивали на краже рукописей из издательства. И их немедленном уничтожении. Вы справедливо просчитали, что, получив первые две рукописи, а затем все остальные, любой внимательный эксперт сразу обнаружит существенную разницу. И поэтому уговорили Убаеву через Василевскую вернуть эти рукописи вам.

— У вас такая буйная фантазия, что вам нужно создавать фантастические произведения. Никогда не пробовали?

— Нет, — ответил Дронго, — но всегда любил фантастику, в этом вы правы. Итак, у вас был некий соавтор, который и совершал эти серийные убийства, а потом рассказывал их вам с такими невероятными подробностями, которые невозможно придумать, а можно только воссоздать.

— Убийца приходил ко мне домой и все рассказывал. А я потом записывал с его слов, — усмехнулся профессор. — Вы вообще понимаете, что вы несете?

— Примерно понимаю. Вы явно не ожидали, что Сундукова окажется в Саратове и сумеет сравнить детали происшедшего убийства. Вы явно не думали, что в издательстве решат передать рукописи в милицию. Не говоря уже о том, что позднее, когда рукописи исчезнут, они захотят пригласить серьезного специалиста, который займется поисками исчезнувших документов. Именно поэтому вы очень встревожились.

— И сразу решил встретиться с вами? — криво усмехнулся Короедов. — Вы даже не слышите, что именно вы говорите.

— Я считаю, что ваша бывшая супруга знала какую-то тайну, которую вы ото всех скрываете, — спокойно продолжал Дронго, — и поэтому вы ее убили. Полагаю, что любая независимая судебно-медицинская экспертиза при эксгумации тела сумеет доказать, что она была отравлена.

— Не сумеет, — улыбнулся Короедов, — ничего не сумеет. И ни одна экспертиза в мире ничего не докажет. Тело уже полностью разложилось, не осталось даже костных останков. Ваши эксперты ничего не смогут сделать.

— Вы уже добирались до тела, — понял Дронго, — решили подстраховаться? Значит, это вы пытались его извлечь, а не местные бомжи.

— Я не буду вам отвечать, чтобы не подтверждать ваши дикие теории, — ответил профессор. — Во всяком случае, я бы не рекомендовал вам трогать тело несчастной молодой женщины. Удовольствия никому не доставит, а никаких улик против меня вы не найдете.

— Не сомневаюсь. С вашими познаниями в химии можно сделать все, что угодно. Тогда остается только один вопрос. Какой секрет она знала и почему вы решили ее убрать?

— Какая чудовищная глупость, — усмехнулся Короедов. — Она была моей женой и знала все, что может знать супруга. И, конечно, я ее не убивал. Зачем? Какие такие страшные секреты у меня могли быть? Все, что я знаю, уже опубликовано в научных журналах и в сети Интернета.

— Значит, никаких секретов?

— Конечно нет. Мне нравится ваша безапелляционная уверенность в том, что вы можете поймать меня на каких-то неточностях или противоречиях. Но вы напрасно стараетесь. Я человек науки. За мной стоят факты, доказательства, аргументы. Я не оперирую психологией, это не мое. Я всего лишь ищу причинные связи и пытаюсь понять, как в них можно разобраться.

Дронго прислушался. Как будто скрипнула дверь за его спиной, или ему показалось. Он решил не поворачиваться к входной двери, проявляя выдержку.

— Я просто хочу вам сказать, что мы часто не знаем, какой человек находится рядом с нами, — продолжал Короедов. — Вы считаете, что, находясь в таком ужасном положении, я могу быть сообщником неведомого мне убийцы. А не думаете, что сами можете оказаться в подобной ситуации.

— В каком смысле? — не понял Дронго.

— В самом прямом. Среди ваших друзей или знакомых может оказаться человек, который совершает все эти серийные убийства. Мы часто не знаем, что думают даже наши самые близкие друзья или родные.

— Среди моих знакомых нет маньяков.

— Не зарекайтесь, — махнул рукой Короедов, — все не так просто. И не считайте себя умнее всех остальных. Это как минимум глупо.

— Он все еще думает, что может диктовать нам свои условия, — услышал Дронго у себя за спиной.

Он хотел обернуться, но почувствовал, как в голову ему уперлось дуло пистолета.

— Не нужно поворачиваться, — предложил незнакомец, стоявший у него за спиной, — и не дергайтесь. Вам ничего плохого не сделают.

— Убери пистолет, — поморщился профессор, — наш гость не знает, что это зажигалка. Убери свою игрушку и дай нам спокойно поговорить. Иначе он решит, что именно ты был соавтором моих рукописей.

Пистолет убрали. Неизвестный как-то странно хмыкнул. Дронго хотел обернуться, чтобы взглянуть на неизвестного человека, который стоял у него за спиной. И в этот момент позвонил его телефон. Он достал свой мобильный. Это был Эдгар Вейдеманис.

— Их двое! — кричал Эдгар. — Они близнецы. И вместе попали в аварию. Алло, ты меня слышишь? Они близнецы…

Дронго наконец обернулся. За его спиной стоял мужчина, удивительно похожий на сидевшего перед ним профессора. Те же кустистые брови, одутловатое лицо, большая бородавка, серые глаза. И довольная ухмылка.

— Познакомьтесь, — представил гостя профессор Короедов, — это мой брат. Эмиль Павлович Короедов. Как говорят в таких случаях, прошу любить и жаловать…