Эрика Франкарт прилетела в Москву утром четвертого февраля рейсом голландской компании «КЛМ» из Амстердама. Она переехала из Бельгии в Голландию, чтобы вылететь оттуда в Россию, получив визу сразу на месяц. В аэропорту Шереметьево-2 ее встречал Карл Гельван. Они были знакомы друг с другом, поэтому Эрика лишь кивнула ему и позволила взять свою объемистую сумку.

Они вышли из аэропорта и направились к стоянке, где Гельван оставил машину, по дороге почти не разговаривали. Карл удрученно думал о своей бывшей сотруднице, которую уже начали искать. Казалось бы, две посланные записки должны были успокоить ее родных, тем не менее на фирму уже заходил сотрудник милиции, куда обратилась мать пропавшей молодой женщины. И хотя пока оснований для возбуждения уголовного дела не было, стало ясно, что рано или поздно милиция начнет планомерные поиски пропавшей и, возможно, нагрянет к ним в офис с обыском. Гельван даже не мог взять на место Ксении нового работника, чтобы не вызывать ненужных подозрений.

Эрика Франкарт впервые оказалась в Москве и вообще в России. Но местные достопримечательности ее не особо интересовали. Она знала, что прилетела сюда для работы. Дзевоньский всегда хорошо платил.

Гельван сразу повез ее за город, на дачу, где ее уже ждали Дзевоньский и Гейтлер. Эрика вошла в дом, поднялась в гостиную и замерла, глядя на обоих мужчин. Следом вошел Гельван, осторожно отпустил ее сумку на пол.

— Приехали, — почему-то объявил он.

— Здравствуй, Эрика, — по-немецки произнес Дзевоньский, — хорошо, что ты прилетела. Познакомься, это наш друг, герр Йозеф Шайнер из Праги. Он специалист по архитектуре.

Она сухо кивнула в знак приветствия. Высокая женщина с грубыми чертами лица. У нее были странные раскосые глаза и широкие скулы, словно среди ее предков затесались азиаты, пришедшие из далеких степей в Центральную Европу. На самом деле ее мать была венгеркой, и в Эрике Франкарт угадывались доставшиеся ей по наследству черты древних мадьяров и гуннов. Она работала с Дзевоньским уже несколько лет, он мог всецело положиться на ее исполнительность и добросовестность.

Гейтлеру женщина понравилась. Именно такой он себе ее и представлял, за исключением внешности. Но и здесь были свои плюсы. Ее можно было принять за гостью из Средней Азии, которых довольно много в последние годы появилось в Москве. Или за российскую гражданку из Башкирии.

В первый же день Эрика Франкарт спустилась вниз, и Абрамов с изумлением увидел, что вместо прежнего надзирателя у него теперь надзирательница. Мысли о побеге снова замелькали в голове. Но теперь он почему-то чувствовал постоянную слабость, еще не догадываясь, что в воду, которую он так жадно пьет, ему добавляют наркотики.

Вечером Дзевоньский спросил у своего напарника, как ему понравилась приехавшая гостья.

— Нормально, — откликнулся тот, — хотя увеличение числа людей всегда внушает мне опасения.

— Вашему плану это не повредит, — успокоил его Дзевоньский. — Кроме всего прочего она сможет ассистировать врачу, когда он здесь появится. Самое главное, что кроме нас двоих никто ничего не знает. Ни один человек. Даже хирург, который будет задействован в нашем проекте. Никто.

— Это единственное, что меня утешает, — буркнул Гейтлер.