Его встречали в аэропорту. Он даже не успел дойти до своей машины и увидеть водителя, который ждал его у выхода из терминала. Два вежливых и предупредительных сотрудника Машкова забрали его небольшой чемодан и пригласили отправиться вместе с ними. Дронго смог только перезвонить водителю и попросить, чтобы тот его не ждал. А через сорок минут они уже были в том же самом кабинете, где заседала объединенная комиссия.

Все офицеры оказались в сборе. Дронго кивнул Машкову, мрачно поглядывающему на своего старого друга, поздоровался с остальными.

Генерал Богемский демонстративно отвернулся, увидев входящего Дронго. Он по-прежнему продолжал считать, что нельзя подключать к работе такой представительной комиссии подозрительных экспертов, не являющихся сотрудниками спецслужб. Сидящая рядом с ним ответственный сотрудник ФАПСИ Татьяна Чаговец строго глянула на Дронго. Она была согласна с мнением генерала Богемского и не понимала, почему этому эксперту опять разрешили появиться на заседании комиссии. Полухин вежливо кивнул в ответ. И только Нащекина улыбнулась, но более ничем не выдала своего отношения. Остальные отнеслись к «воскрешению» Дронго достаточно спокойно.

— Вы хотели встретиться с нами, — сухо начал Машков. — Можете кратко пояснить суть вашего анализа?

— Дайте мне пятнадцать минут, — попросил Дронго, доставая папку с материалами, — мне нужно только пятнадцать минут.

— Начинайте, — разрешил Машков.

И Дронго начал рассказывать. Он показывал статьи, сравнивал различные репортажи, отмечал схожие места, обращая внимание на продуманную рекламную кампанию в декабре, когда почти все газеты дружно выдали материалы по качеству спектакля «Чайка», и февральскую кампанию, когда те же газеты и те же журналисты подняли ажиотаж вокруг исчезнувшего тележурналиста. Сходство было столь очевидным, что отрицать его было невозможно.

— Все это прекрасно, — прервал Дронго генерал Богемский, — но при чем тут работа нашей комиссии? Мы занимаемся серьезными вопросами безопасности первых лиц государства, ищем профессиональных террористов, которые могут представлять угрозу для страны, а вы привезли нам какие-то несерьезные статьи по поводу слез актрисы во втором акте и хорошей игры другого актера в третьем. Вам не кажется, что эти сравнения не имеют к нам абсолютно никакого отношения?

— Поэтому они и проводят такую кампанию, — возразил Дронго. — Я убежден, что генерал Гейтлер очень хорошо знает и ваши методы охраны, и вашу агентурную работу, и даже ваше стандартное мышление, генерал. Извините меня за откровенность. — Он заметил, как Полухин с трудом скрывает улыбку. В конце концов пора было вернуть хотя бы часть своего долга этому Богемскому.

— Что вы хотите сказать? — разозлился тот.

— Гейтлер решил применить нестандартный ход, используя средства массовой информации. Он абсолютно верно рассчитал, что вы и ваши сотрудники не станут обращать внимания на рецензии критиков и журналистов по поводу спектакля «Чайка». Ведь такого рода статьи формально не имеют к вам никакого отношения.

— Верно. Не имели и не имеют. Если кто-то любит театр, это не значит, что он террорист. И мы не обязаны читать все рецензии критиков.

— Вы обязаны думать, генерал, что ваш противник не глупее нас с вами. В декабре он провел пробную акцию. Почти одновременно несколько журналистов, известных своей ангажированностью и беспринципностью, вдруг бросились отмечать прекрасный спектакль Сончаловского. Обратите внимание, что ни один из них никогда ранее не писал на эти темы. Но теперь каждый посчитал своим долгом похвалить постановку. Создавалось общее мнение о ней, как о новом прочтении известной чеховской пьесы, по телевидению шли о ней репортажи, во всех газетах появились положительные рецензии. Как реагирует на это власть? Вспомните, когда рекламная кампания достигла своего пика, президент принял решение посмотреть этот спектакль. И не только он один. По моим данным, на спектакле побывали многие члены правительства, депутаты, послы. Это, безусловно, был результат рекламной кампании, усиленный слухами и ажиотажем вокруг этой постановки. Не спорю, спектакль может быть действительно хорошим, но атмосферу вокруг него создают средства массовой информации. Я обратил внимание на такую деталь. В сентябре эту постановку критики вяло поругивали, и билеты на нее почти не раскупались. В декабре, когда начался рекламный шум по поводу того же самого спектакля, стоимость билетов на него возросла до заоблачных высот.

— Никто не отрицает возможностей рекламы, — вмешалась Чаговец, — театр можно только поздравить с прекрасными пиар-менеджерами, которые так успешно разрекламировали спектакль. Это их право. Иногда реклама навязывает нам абсолютно некачественный товар. Но люди привыкли верить рекламе. Почему это вас так волнует?

— В январе президент решил посмотреть спектакль, — пояснил Дронго, — он отправился в театр вместе с супругой. Генерал Богемский, вы можете мне ответить, не нарушая служебной тайны, кто, кроме самого президента, мог знать об этом его намерении?

— Никто, — ответил Богемский. — Президент достаточно самостоятельный человек. Он принимает решение и сообщает об этом руководителю службы охраны генералу Пахомову.

— Который никогда и никому не расскажет о том, куда собирается поехать глава государства, — закончил за своего собеседника Дронго.

— Не расскажет, — подтвердил Богемский. — Даже я не могу узнать, куда и когда поедет президент. Это известно только ему самому и руководителю службы охраны.

— А теперь на минуту представьте, что кроме этих двоих есть еще и третий, абсолютно посторонний человек, который точно знает, куда собирается глава государства. Этот человек таким образом выстроил собственную стратегию, чтобы подвести главу государства к мысли о посещении этого спектакля. Вся рекламная кампания была направлена на то, чтобы такой визит состоялся. И он состоялся. Следовательно, наш неизвестный противник способен заранее просчитать возможность появления главы государства где угодно и заранее к этому подготовиться.

Все замерли. Богемский посмотрел на Машкова, затем резко покачал головой.

— Чушь какая-то! — громко заявил он. — Мы проверяем Иголкина до сих пор. Это абсолютно опустившийся тип, неврастеник, страдающий шизофренией. Неужели вы думаете, что такого идиота мог использовать генерал Гейтлер? Это несерьезно. Мы проверили Иголкина, применив новые достижения нашей фармакологии. Он абсолютно точно не был связан ни с какой из организованных групп.

— Согласен, — улыбнулся Дронго, — Иголкин всего лишь досадный сбой в плане генерала Гейтлера. Или наоборот — его абсолютное алиби. Ведь именно поэтому он теперь повторяет такую же рекламную акцию, совершенно уверенный, что вы допросите Иголкина по всем статьям, применяя, как вы говорите, «новые достижения нашей фармакологии», и успокоитесь. Вы убедились, что Иголкин не был подготовлен неизвестным террористом, и вся кампания по рекламе спектакля ничем вам не угрожала. Но Иголкин запутал вас еще больше. И вы не стали анализировать действия человека, за безопасность которого вы отвечаете. Ваши спецслужбы привыкли анализировать все: возможные действия террористов, их заказчиков, агентуру, связи. Одним словом, все, что имеет отношение к охране первых лиц государства. Все, кроме одного, — вы никогда не анализируете возможные действия самого президента. А генерал Гейтлер именно на этом построил свою новую стратегию.

В наступившем молчании генерал Богемский посмотрел на окружающих его офицеров.

— Я работал еще в пятом управлении КГБ СССР, — побагровев, выдохнул он. — Кто вы такой, чтобы меня учить?

— Подождите, — вмешался Машков как более старший по званию, — мне кажется, наш эксперт прав. Мы ведь действительно не анализируем возможные реакции главы государства. А Гейтлер, похоже, решил этим воспользоваться.

— Да, — кивнул Дронго, — а теперь посмотрите, какая шумиха поднялась в газетах по поводу исчезнувшего Абрамова. В каждой статье или выступлении по телевидению исподволь проводится мысль, что поисками такого известного журналиста должен заняться лично президент. Или по крайней мере они должны вестись под его личным контролем, о чем, собственно, уже объявлено. Возьмите последние статьи, в которых навязчиво обращается внимание на то, что освобожденных французских журналистов в аэропорту встречал сам президент Франции, а бывшую заложницей итальянскую журналистку на родине встречал премьер-министр Италии. Эти статьи написали те же самые журналисты, которые так восторженно хвалили спектакль. Одни и те же люди в одних и тех же газетах. Будто получили установку на написание этих статей. Я уже сейчас могу сказать, что ажиотаж вокруг Абрамова будет нарастать. А затем его неожиданно освободят. Или произойдет что-то в этом роде. Может, его тяжело ранят или попытаются убить. Но когда его привезут в Москву, если его вообще увозили из города, то возможное покушение произойдет во время предполагаемой встречи Абрамова с президентом.

Нащекина нахмурилась. Предположение, высказанное Дронго, было непривычно смелым. Полухин взял ручку и что-то быстро записал. И в этот момент Татьяна Чаговец покачала головой.

— Вы ошибаетесь, — убежденно заявила она, не скрывая злорадства, — Абрамов похищен и сейчас находится на Северном Кавказе. Два дня назад неизвестные похитители попытались выйти на связь с его телеканалом. Мы установили, что звонок был из Пятигорска.

Теперь все смотрели на Дронго.

— Это ничего не доказывает, — возразил он. — Чтобы сбить нас с толку, они могли отправить нужного человека в Пятигорск и позвонить оттуда. Звонок был из конкретного дома?

— Нет, с мобильного телефона.

— И где был куплен мобильный телефон?

Чаговец нахмурилась. Ей не нравился этот импровизированный допрос. Но все ждали ее ответа.

— В Подмосковье, — зло ответила она, — телефон был куплен здесь.

Дронго посмотрел на Машкова:

— У тебя еще есть вопросы?

— Это не доказательство, — крикнула Чаговец, уже не сдерживаясь, — они нарочно купили здесь номер телефона.

— Нужно проверить, — задумчиво произнес Машков.

— Подождите, — вмешался Полухин, — я думаю, наш гость высказал очень здравые мысли. Нас собрали здесь, чтобы мы работали на государство, а не пытались проявить свои амбиции.

Машков несколько удивленно посмотрел на Полухина. Обычно этот человек молчал, предпочитая не вступать в споры. Дронго понял, что обязан подвести черту.

— Я предлагаю начать проверку, — твердо произнес он. — Надо выйти на заказчиков этой рекламной кампании, установить тех, кто платил журналистам за их заказные статьи. Необходимо определить круг поиска нужных нам лиц и начать эти поиски. Я убежден, что таким образом вы сможете выйти на самого журналиста Абрамова и возможных будущих организаторов террористического акта. У вас почти нет времени.

Теперь все ждали решения Машкова. Он был председателем объединенной комиссии.

— Алексей Николаевич, — обратился он к генералу Полухину, — свяжитесь с прокуратурой, и пусть они передадут нам дело Абрамова. Думаю, будет правильно, если мы начнем проверку всех журналистов, которые так «отметились» за последние несколько месяцев. Но надо учесть, что среди них определенно есть и порядочные люди, которые совершенно искренне переживают за своего пропавшего коллегу. Проверку придется проводить быстро, но очень деликатно. Сегодня в газетах появились фотографии Абрамова. О них передали все ведущие информационные агентства мира. Если господин Дронго прав, то у нас совсем мало времени.

Полухин кивнул в знак согласия.

— А что касается вас, — добавил Машков, — я думаю, члены комиссии не будут возражать, если господин Дронго останется на время в Москве. Разумеется, ему придется дать подписку о полной конфиденциальности его сотрудничества с нами. — Он строго посмотрел в сторону своего друга и неожиданно улыбнулся.

— Это просто совпадение некоторых фактов, — вмешался генерал Богемский.

— Будем считать, что версия господина Дронго — всего лишь одна из множества, которые мы проверяем, — согласился Машков, — но полностью игнорировать ее мы просто не имеем права. Или вы не согласны со мной генерал Богемский?

— Согласен, — буркнул тот, чувствуя на себе взгляды всех остальных.

Нащекина подмигнула Дронго. Все уже понимали, что это день его возвращения.