Когда утром они приехали в прокуратуру, их уже ждал мрачный Вукославлевич.

– Я вас не понимаю, господин эксперт, – начал заместитель прокурора республики. – Мы оказали вам такое доверие, пригласив для расследования этого дела, разрешили ознакомиться со всеми материалами дела, в том числе и с секретными, позволили встретиться с сыном погибшего, с любыми нужными вам свидетелями, даже вызвали засекреченного сотрудника службы безопасности и не возражали против вашего визита в тюрьму. А вы играете в «шпионов» и исчезаете ночью из отеля только для того, чтобы назначить свидание понравившейся вам свидетельнице, с которой вы проводите ночь. Извините, господин эксперт, но, по-моему, это несерьезно. Я очень сожалею, что вынужден говорить вам подобные вещи, но вы могли бы быть более скромнее, учитывая ваш статус.

– Меня обвиняют в том, что я встретился с незамужней женщиной? Или вас беспокоит то, что я изменил своей супруге? – поинтересовался Дронго.

– Нас возмущает тот факт, что вы встречаетесь с важным свидетелем, с которой еще не снято подозрение в совершении этого преступления. И ее причастность или непричастность пока не определена, так как следствие не закончено, – ледяным голосом сообщил Вукославлевич. – Не скрою, что это очень горький урок для всех нас. И если подобное повторится и вы снова попытаетесь уйти от наших сотрудников, мы вынуждены будем с вами расстаться. Я уже доложил обо всем случившемся прокурору республики и в администрацию президента.

– Господин Вукославлевич, если вам что-то не нравится, вы всегда можете разорвать наш контракт, – ответил Дронго. – Могу лишь заверить вас, что буду продолжать работать так, как считаю нужным. А вы можете делать то, что считаете обязательным для себя. Думаю, что так будет правильно.

Прокурор поправил очки, немного подумал, но не стал ничего говорить и быстрым шагом вышел из комнаты. Орлич усмехнулся. Этот эксперт явно не по зубам ни одному из высших чиновников, перед которыми трепетали его руководители.

– Продолжим работу, – громким голосом сказал Дронго. – Давай еще раз просмотрим показания гостей и особенно протокол допроса господина Хриберника.

Они работали около часа, когда позвонил генерал Обрадович.

– Что у вас случилось? – поинтересовался он у Орлича.

– Мы работаем, – доложил капитан.

– Я спрашиваю про сегодняшний инцидент ночью, – рявкнул генерал. – Что у вас там произошло?

– Ничего, – ответил Павел, покосившись на Дронго. – Господин эксперт ушел из отеля, в котором проживал, и встретился с дамой в другом отеле. Он провел там ночь, и это не понравилось господину Вукославлевичу.

– Перестаньте говорить глупости, капитан! – окончательно разозлился Обрадович. – Я же не идиот. Он встречался с Даниэлой Милованович, о чем вы забыли мне сказать. И вообще, очевидно, забыли, что вы не его личный переводчик, а офицер службы безопасности и должны в первую очередь думать о государственных интересах.

– Так точно, господин генерал. Я поехал ночью в отель «Хаятт Ридженси» и остался там до утра…

– Где этот эксперт?

– Он рядом, господин генерал.

– Скажите ему, что так поступать нельзя. Даже если госпожа Милованович ему очень понравилась. Мы ждем от него конкретных результатов. – И Обрадович бросил трубку.

Орлич повернулся к Дронго:

– Звонил генерал Обрадович. Тоже нервничает. Говорит, что вы поступили неправильно.

– Я все слышал, – ответил Дронго, – сербский не настолько далек от русского, чтобы я не понял. Можешь им всем передать, что я позвал ее не для любовных утех. Она понимала, что все наши допросы здесь записываются. А мне необходимо было поговорить с ней наедине, без ненужных свидетелей, чтобы вызвать на откровенность. Неужели это непонятно?

– Значит, у вас ничего не было? – Кажется, Павел даже обрадовался.

– Было, – разочаровал его Дронго, – не вижу смысла скрывать. Она очень красивая и умная женщина. И мне было интересно не только с ней разговаривать… Если бы я был государственным чиновником, то все претензии ваших генералов и прокуроров были бы обоснованны, но я всего лишь частный эксперт и могу вести себя так, как мне нравится. Пусть они поверят мне на слово, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы помешать расследованию. Давай продолжим чтение протоколов.

В двенадцать часов четыре минуты им доложили, что приехали супруги Петковичи. Орлич распорядился, чтобы их сразу пропустили наверх. В комнате появились двое. Мужу было около сорока – среднего роста, с зачесанными назад волосами, глубоко запавшими глазами, узким носом. Он пропустил вперед супругу и предложил ей стул, прежде чем уселся сам. Его жена была изящной, худощавой женщиной чуть моложе его. Глаза у нее были голубые, светлые волосы собраны в красивую, хорошо продуманную и тщательно уложенную прическу. Правильные черты лица, ровный нос, чувственные губы. Дронго обратил внимание на ее походку, когда она вошла. Видрана Петкович ходила, расставляя ступни ног, как часто ходят бывшие балерины. На стул она села, закинув одну ногу на другую. На ней было светлое длинное платье, не скрывающее красоту ее фигуры. Небольшая грудь, довольно высокий рост, тонкие аристократические пальцы. Раскосые глаза и смуглый цвет кожи выдавали в ней итальянскую кровь.

– Меня обычно называют Дронго, – представился эксперт обоим гостям.

– Драган Петкович и моя супруга Видрана, – в свою очередь, представился господин Петкович.

– Извините, что снова вас побеспокоили, – начал Дронго, пользуясь переводом Орлича. – Я знаю, что вас обоих не было в Белграде.

– Да, – подтвердил Петкович, – но мы сразу приняли решение приехать к вам, как только получили повестки, господин эксперт. Нас уже информировали, что вы приехали, и мы поняли, что просто обязаны явиться к вам для дачи любых показаний, которые будут вам нужны.

– Спасибо. В протоколах допросов я обратил внимание, что вы оба достаточно свободно владеете английским и немецким языками. Если разрешите, мы перейдем на английский, чтобы ускорить наше общение и не мучить нашего переводчика.

– Конечно, – согласился Петкович. – Хотя Видрана говорит лучше по-немецки и по-итальянски, чем по-английски, но я могу ей помочь. Слушаю вас, господин эксперт.

– Насколько мне стало известно, в тот вечер в правительственном особняке у Бичелиша состоялась встреча представителей пяти бывших республик Югославии, – начал Дронго, – и согласно первоначальным планам там не должно было быть никого из посторонних.

– Правильно, – подтвердил Петкович, – об этом нас тоже спрашивали. Но дело в том, что еще утром я получил указание нашего премьера поехать на это совещание и помочь господину Баштичу с оформлением всех необходимых документов.

– Баштич знал, что вы должны приехать?

– Конечно. Он сам позвонил мне и сообщил, что нам надо обсудить некоторые вопросы до того, как состоится совещание. Я ему сказал, что должен проводить Видрану в аэропорт, она улетала в Вену. Он предложил поменять ей билет и приехать вдвоем, чтобы мы вместе пообедали, и предупредил, что вызывает еще сотрудницу своего секретариата – госпожу Даниэлу Милованович, и мы будем обедать вчетвером.

– Но ваша супруга и госпожа Милованович не имели права присутствовать на этом совещании.

– Не имели, – согласился Петкович, – но они и не присутствовали. Баштич позвонил начальнику охраны и лично сообщил, что на обеде будут еще две женщины. Он имел право на такое указание. Начальник охраны подтвердил, что ему звонил лично господин вице-премьер.

– И вы вместе пообедали? Кто вас обслуживал?

– Две официантки, которые уехали из особняка еще до появления там гостей. Во время ужина нам помогали сотрудники охраны. Посторонних в доме уже не было. А еду привезли из ресторана, находившегося в самом Бичелише, ее заказывали заранее.

– Еду привезли сотрудники ресторана?

– Что вы, – укоризненно заметил Петкович, – конечно, нет. Ее привезли сотрудники охраны. Насколько я знаю, всю еду проверили, прежде чем передать ее нам.

– Вы имеете в виду уже ужин?

– Да, конечно. На обеде мы были вчетвером.

– Что было потом?

– Ничего. Мы поднялись наверх и поговорили с господином вице-премьером. Господину Баштичу позвонила Даниэла, чтобы напомнить о встрече с его сыном. Он приказал послать за ним машину. Насколько я помню, сын приехал и находился в другой комнате вместе с госпожой Милованович. Моя супруга была в комнате на третьем этаже, где всегда остаются помощники премьер-министра или вице-премьера. Затем мы спустились вниз, когда нам сообщили о приехавших гостях. В комнате, где проходило совещание, посторонних не было, только четверо гостей и мы с Баштичем. Больше никто туда не входил, это абсолютно точно. Затем господин вице-премьер и я вышли из комнаты. Он вызвал Даниэлу и поднялся вместе с ней к себе в апартаменты. Потом она спустилась, и туда поднялся его сын. Насколько я знаю, он вышел оттуда достаточно быстро, но я его не видел. Еще до этого я поднялся на третий этаж, чтобы напомнить Видране об отъезде. Мы спустились вниз, и я посадил ее в машину. Она поехала домой забрать чемодан и отправилась в аэропорт.

– А почему ваша супруга оказалась в комнате помощников на третьем этаже, а не на первом, где были сын господина Баштича и его сотрудница?

– Так положено, – усмехнулся Петкович. – У нас строгая иерархия, которую не принято нарушать. На первом этаже в зале проходило совещание, в другом конце здания была комната для сотрудников, работающих с документами, где находились госпожа Милованович и приехавший сын Предрага Баштича. А на втором этаже обычно селят приехавших гостей или наших министров, но в тот вечер там никого не было. На третьем расположены апартаменты премьера и вице-премьера и между ними комната для их помощников или заведующих отделами, которые прибывают в резиденцию для работы. Так как в этот день присутствовал только я, мне надо было подняться в эту комнату вместе с Видраной, как требовала служба безопасности. Там все четко расписано, можете ознакомиться.

– Они уже подтвердили ваши слова во время допросов, – сообщил Дронго, – но мне хотелось услышать это от вас. Вы отправили жену в аэропорт и сами пошли ужинать с гостями?

– Да, все было именно так. Мы как раз ужинали, когда позвонил господин Баштич. Он сообщил мне, что спустится немного позже, так как хочет просмотреть документы, и не будет с нами ужинать. Я передал его слова гостям, и они с пониманием отнеслись к этому заявлению.

– Никто из них не выходил из этой комнаты?

– Никто, – подтвердил Петкович, – я могу ручаться. Прошло около часа, и я, выйдя в коридор, увидел там нового сотрудника охраны. Я знал, что это высокопоставленный офицер службы безопасности, специально приставленный к нам. Поэтому подошел к нему и попросил напомнить господину вице-премьеру, что мы его ждем. Он поднялся наверх и передал мои слова охраннику, сидевшему у дверей. Тот вошел в апартаменты и обнаружил убитого Баштича. Потом они позвали меня, и я с ужасом убедился, что они правы. Я подумал, что, возможно, мы сможем хоть как-то ему помочь – ведь крови нигде не было видно, и послал за врачом. Среди гостей был врач по профессии – господин Мирослав Хриберник. Он поднялся и тоже подтвердил, что господин Баштич убит. При этом сказал, что господин вице-премьер был убит еще час назад, сразу после телефонного звонка, этот звонок сохранился в моем телефоне. И на его он тоже зафиксировался.

– Вы подходили к балконной двери?

– Нет. Я стоял у тела погибшего.

– Может, кто-то другой подходил?

– Я этого не видел.

– Вы не уходили из апартаментов, пока туда не поднялись другие сотрудники охраны и офицеры полиции?

– Нет, я никуда не уходил. Только прошел в соседнюю комнату и позвонил господину премьер-министру, чтобы сообщить о гибели господина Баштича. Это был мой долг.

– Не сомневаюсь. Вы видели Зорана?

– Конечно. Он был какой-то растерянный и стал сразу кому-то звонить. И вел себя как-то странно.

– Что значит, странно?

– Не совсем обычно. Суетился, нервничал, все время пытался что-то объяснить, дергался. Не знаю, как вам объяснить, но мне не понравилось его поведение. А охранник вел себя просто безобразно… побледнел, вспотел, руки дрожали.

– Николич или Недич?

– Конечно, Николич. Второй вел себя гораздо спокойнее.

– Господин Хриберник все время оставался в комнате, где находился убитый?

– Нет. Он только осмотрел погибшего, сразу выдал свое заключение и спустился вниз.

– И вы еще успели позвонить своей супруге?

– Да, успел. Она сдала билет и вернулась домой. После такого убийства Видрана просто не могла улететь в Вену к нашей дочери.

Дронго понимающе кивнул и обратился к Видране Петкович:

– Вы согласились приехать в особняк с мужем и были вместе на обеде. Женщины обычно гораздо наблюдательнее мужчин. Ничего особенного не заметили?

– Нет, – ответила она, – ничего необычного в нашем обеде не было.

– Как себя вел господин вице-премьер?

– Как обычно. Шутил, смеялся. Он всегда был достаточно коммуникабельным и обаятельным собеседником, – заметил Петкович.

– Сколько лет вы с ним работаете?

– Больше пяти. Но заведующим отделом я стал только в прошлом году.

– Вы знали до этого Баштича?

– Немного знал, он был достаточно известным человеком. И не только в нашей стране.

– Ваша мать была итальянкой? – неожиданно спросил Дронго, взглянув Видрану.

– Да, они жили в Триесте, но потом переехали в Геную. И спустя двадцать лет моя мать познакомилась с моим отцом.

– Может, перейдем тогда на итальянский? – предложил Дронго.

– Пожалуйста. – Кажется, она слегка удивилась.

– Меня очень интересует, как Баштич держался по отношению к своей сотруднице?

Видрана посмотрела на мужа и снова перевела взгляд на Дронго. Петкович нахмурился.

– Я не поняла вашего вопроса, – сказала она.

– Могу повторить его по-английски.

– Нет, вы меня не поняли. Я не поняла смысла вашего вопроса. Давайте лучше вернемся к английскому, иначе мы просто запутаемся, – попросила Видрана.

– Хорошо. В таком случае ответьте, пожалуйста, как Баштич вел себя по отношению к своей сотруднице? По-дружески, фамильярно, официально, слишком панибратски; может быть, наоборот, держался как начальник?

– Нормально. Он не делал между нами различий, – ответила она, немного подумав. – Хотя мне показалось, что он испытывает к госпоже Даниэле определенные симпатии.

– После обеда вы сразу поднялись в комнату, которая была вам отведена?

– Да. Сначала я включила телевизор, потом достала журнал и позвонила дочери. Мы с ней разговаривали, когда поднялся Драган. Затем мы вместе спустились вниз, и я уехала домой. Уже когда я была в аэропорту, позвонил Драган и сообщил мне, что господин Баштич убит. Я была в шоке. Конечно, сразу сдала свой билет и вернулась домой. Хорошо еще, что не отпустила водителя, иначе пришлось бы поздно вечером искать такси.

– Пока вы были в той комнате, вы ничего не слышали?

– Меня об этом уже спрашивали. Нет, ничего.

– Может, какой-то необычный шум или кто-нибудь пытался пролезть через ваш балкон?

– Я не выходила на балкон. Двери были заперты, занавески задернуты. Даже если там кто-то пролезал, я бы не увидела, – сообщила Видрана.

– А как господин Баштич разговаривал наверху с Даниэлой, вы тоже не слышали?

– Нет, не слышала.

– А когда к нему поднялся сын? Возможно, они говорили на повышенных тонах?

– Нет, я ничего не слышала, – спокойным голосом повторила она.

В разговор вмешался ее супруг.

– Этот особняк был построен еще в пятидесятые годы, – заявил он, – и там очень хорошая звукоизоляция.

– Мы проверяли, – подтвердил Орлич. – Даже если говорить достаточно громко, в соседних комнатах ничего не слышно. А если к тому же работает телевизор, и криков не услышишь. Кроме того, спальня – не соседняя комната, а следующая после гостиной. Оттуда вообще невозможно что-нибудь услышать.

– А вам не показалось странным, что в доме, где происходило закрытое совещание, было столько посторонних людей? – спросил Дронго, обращаясь к Петковичу.

– Посторонних не было, – убежденно ответил тот. – Меня трудно назвать посторонним, ведь я его заместитель по партии. Моя супруга была со мной, так как все равно должна была уехать. Госпожа Даниэла Милованович помогала вице-премьеру еще тогда, когда он работал в министерстве иностранных дел. Его сына тоже трудно назвать посторонним. А господина Недича прикомандировали наши спецслужбы. Больше никого в здании не было, если не считать охранников и гостей.

– И тем не менее все эти люди не должны были находиться в этом здании, – твердо сказал Дронго. – Между прочим, бывший руководитель следственной группы Марко Бачанович тоже считает, что это было грубым нарушением существующих должностных инструкций.

– Пусть обращается к премьеру, – посоветовал Петкович, – мы выполняли его распоряжения.

– А раньше вы бывали в этом особняке?

– Конечно. Много раз.

– А ваша супруга?

– Не знаю, по-моему, нет. Ты бывала раньше в Бичелише? – спросил Петкович.

– Нет. Ведь ты не любишь, когда тебе мешают работать, – напомнила супруга.

– А госпожа Милованович там раньше бывала?

– Кажется, да. Один или два раза. Но лучше спросить у нее.

– Значит, за ужином вы сидели впятером, четверо гостей и вы…

– Да, больше там никого не было. Эта встреча была достаточно закрытой, и ей придавалось очень большое значение руководством нашей страны. Вы наверняка знаете, что мы собираемся со временем стать частью единой Европы, вступив и в Европейский союз, и в Шенгенскую зону. Мы ведем переговоры о вступлении в ВТО и вхождении Сербии в зону евро. Во всех случаях нам понадобится хотя бы нейтральное отношение бывших республик Югославии к нашему участию в этих организациях. Согласно статусу почти каждой из них нас не примут, если хотя бы одна страна, уже входящая в эту организацию, выскажется против нашего вступления.

– Тогда понятно, кто именно может стоять за убийством вашего вице-премьера, – предположил Дронго. – Но это могли быть не только внешние, но и внутренние силы, не готовые к компромиссу после стольких лет ожесточенного противостояния между бывшими соседями по одной стране. Или вы со мной не согласны?

– Кто бы это ни сделал, он в любом случае сорвал самую важную встречу наших политиков за последние двадцать лет, – убежденно произнес Петкович, – и я даже могу с вами согласиться. Необязательно искать внешних врагов; вполне вероятно, что и среди наших политиков есть люди, не готовые к тому, чтобы наша страна стала частью единой Европы. Ведь в этом случае мы обязаны будем признать все территориальные изменения, происшедшие с Сербией за последние годы, в том числе и выход Косово из состава нашей страны.

– Косово уже признало большинство европейских стран, – мрачно напомнил Дронго.

– Именно поэтому нас вынудят признать эти изменения, на которые наше правительство пока не может пойти, – сказал Петкович. – Я могу задать вам один вопрос?

– Да, конечно, – заинтересовался Дронго. – Что вы хотите узнать?

– Откуда такое необычное имя – Дронго? У нас принято называть Драганами, так назвали и меня, но я никогда не слышал имени Дронго.

– Это не имя, – усмехнулся эксперт, – это скорее кличка, которая приросла ко мне как родное имя. Так называют небольшую птицу в Юго-Восточной Азии. Она довольно бесстрашная, никого не боится и умеет имитировать голоса других птиц. Мне все эти качества показались достаточно характерными, поэтому вот уже больше четверти века меня так и называют. А у вас красивое имя – Драган.

– Спасибо, – кивнул Петкович. – У вас еще будут ко мне вопросы?

– Последние три. Первый – кто сообщил супруге погибшего о случившемся? И когда это произошло?

– Не знаю, – ответил Петкович, – я ей не звонил. Для этого мы недостаточно хорошо знакомы.

– Вы можете занять место Предрага Баштича в новом кабинете министров?

– Нет, не могу. Он был настоящим лидером – и в нашей партии, и в правительстве. У меня так не получится. Если вы думаете, что я мог убить его, чтобы занять это место, то ошибаетесь. Больше всех в результате этого убийства пострадал именно я. Ведь моя карьера могла сложиться достаточно удачно после новых парламентских выборов. Баштич мог стать премьером и тогда наверняка предложил бы мне министерское кресло.

– Получается, что неизвестный убийца разрушил не только ваши планы, но и сломал вам карьеру.

– Вот именно, – согласился Петкович.

– И последний вопрос. Как вы считаете, Баштич встречался с гостями по политическим мотивам, чтобы набрать дополнительные очки перед выборами, или в силу своей личной заинтересованности в этом процессе?

Петкович задумался. Все ждали ответа. Секунды тянулись удивительно медленно.

– Я думаю… я думаю, что по обеим причинам, – наконец признался он. – Конечно, Баштич думал о выборах и понимал, какой это козырь в его руках. Но он сам тоже верил в возможность достижения каких-то более конкретных результатов, хотя многие считали его откровенным циником, мне кажется, он все-таки верил.

– Ясно. – Дронго взглянул на госпожу Петкович: – К вам у меня тоже два последних вопроса. Когда вы улетели в Вену?

– Только через семь дней, – ответила она. – Нас всех попросили остаться в Белграде, и меня несколько раз допрашивали.

– И второй вопрос. Как вела себя госпожа Милованович? Вы сказали, что господин вице-премьер держался достаточно демократично. А как вела себя его сотрудница? Как равная с ним? Или как хозяйка, в отсутствие его супруги? Или как сотрудница, готовая выполнить любое поручение руководства? Или как его близкий друг?

– Нет, – чуть помедлив, ответила Видрана, – скорее как сослуживец. Они держались как коллеги. Должна отметить, что ее поведение было просто безукоризненным.

– Теперь все, – закончил беседу Дронго. – Мой помощник отметит ваши пропуска. Спасибо еще раз за визит. До свидания. – Он поднялся и пожал руки обоим супругам.

Когда Орлич вышел вместе с ними, Дронго уселся за стол и набросал себе несколько вопросов. Вскоре капитан вернулся и с любопытством спросил:

– Они вам понравились?

– Кажется, становится все интереснее, – громко произнес в ответ Дронго, понимая, что все звуки из этой комнаты записываются, – и теперь нужно проверять совсем другие факты, которые формально, кажется, не имеют отношения к убийству, но очень важны для успешного расследования.

– Странно, а мне показалось, что они только повторили свои предыдущие показания, – удивился Павел.

– Не совсем. Было несколько моментов, на которые следует обратить внимание. И проверить все, о чем мы говорили. Результат может быть более чем удивительным, – пояснил Дронго.