Еще через час с лишним Дронго вернулся в отель. На часах было уже около семи. Процедура опознания не заняла много времени. Несчастного Чечулина убили, дважды выстрелив в упор, а затем добив контрольным выстрелом в голову. Очевидно, что безжалостный убийца стоял и довольно долго наблюдал, как тяжелораненый Захар пытается вылезти на берег. И только затем выстрелил. Дронго вернулся в отель в подавленном настроении. Каждый раз сталкиваясь с человеческой низостью и подлостью, с убийством или предательством, он поражался не столько низменности проявлений чувств конкретных людей, сколько степенью их безнравственности и презрения к чужим жизням.

Вернувшись в свой номер, он еще долго не мог успокоиться. Затем прошел в ванную, умылся и, вернувшись в комнату, позвонил своему соседу. Гаврилко опять долго не отвечал, словно в одной небольшой комнате так сложно было снять трубку телефона. Наконец он ответил:

— Слушаю.

— Я хотел бы переговорить с вами, — сообщил Дронго, — если вы, конечно, разрешите.

— Когда?

— Прямо сейчас.

— Это так важно?

Ему явно не хотелось принимать гостей, но Дронго настаивал.

— Хорошо, — согласился Гаврилко, — тогда через двадцать минут. Я буду вас ждать. Только ненадолго. Не больше чем на полчаса.

— Хорошо, — согласился Дронго. Такое ощущение, что этот человек просто не любит общаться с другими людьми. Или что-то скрывает.

Ровно через двадцать минут он постучал в дверь номера своего соседа. И увидел, как тут же открылась дверь соседнего номера, откуда выглянул мужчина. Это явно был сотрудник полиции, находящийся здесь по приказу комиссара Реннера. Он внимательно, даже не скрывая своего интереса, посмотрел на Дронго и только тогда, когда Гаврилко открыл дверь, закрыл свою. Дронго вошел в номер.

— Садитесь в кресло, — предложил Анатолий Александрович, усаживаясь на стул. Он был настолько маленького роста, что когда сидел на стуле, его ноги не доставали до пола. Он изучающе смотрел на Дронго.

— Итак, я вас слушаю, — сказал он. — Зачем вы так настойчиво рвались ко мне? Хотите узнать какие-то новые подробности? Но я ничего не знаю. Я вам об этом уже говорил. Тогда зачем? Считаете, что я должен был слышать, как там убивают пассажиров? Но я обычно крепко сплю. Если даже вы, профессиональный эксперт, не слышали ничего, то почему кто-то считает, что я мог услышать нечто особенное?

— Откуда вы узнали такие подробности про меня? — уточнил Дронго.

— Я немного понимаю по-немецки и слышал, как вас хвалили сотрудники полиции. Ну и прекрасно. Если вам нравится, можете остаться здесь и делать все, что вам заблагорассудится. А нас увольте. Завтра утром я надеюсь уехать отсюда. И меня никто не посмеет остановить. Достаточно и того глупого обстоятельства, что я поддался на ваши уговоры и потерял целый день в этом отеле. Плюс еще полторы сотни евро.

Как и все люди невысокого роста, он был прижимистым и скуповатым.

— Вы все еще не хотите осознать степень грозящей вам опасности, — печально сказал Дронго.

— Нет, это вы не хотите осознать, что нужно отпустить несчастных случайных свидетелей, которые так же случайно оказались в этом вагоне. Абсолютно случайно. И теперь вынуждены сидеть и ждать, пока сюда не придут убийцы. Ситуация просто катастрофически фантасмагоричная.

— Возможно, вы правы, — согласился Дронго. — Я могу узнать, кому вы звонили после того, как вам вернули ваш мобильный телефон?

— Лакшина уже успела рассказать, — усмехнулся Гаврилко. — Роскошная женщина. Только очень болтливая. Я звонил своему компаньону. Он сообщил мне, что они хотят поменять машины на нашем самом прибыльном участке, чтобы увеличить добычу вдвое. Но я против этого. Там и так все нормально работает, а покупка более дорогих машин сразу снизит себестоимость нашей продукции. Боюсь, что мой компаньон не воспринимает подобных объяснений. Он хочет выжать все и немедленно. А так бизнес делать нельзя, это знает любой, даже начинающий бизнесмен.

— И больше вы никому не звонили?

— Давайте посмотрю и вспомню.

Он достал свой телефон. Посмотрел исходящие звонки.

— Я еще звонил своему агенту во Франкфурт, — сообщил он, глядя на номера телефонов, — и последний звонок, примерно час назад, сделал своей маме. Вот, собственно, и все.

— А вам кто звонил?

— Сейчас тоже посмотрю. Входящие звонки. Два раза мой компаньон. Один раз журналист из Питера — они готовят статью о нашей работе на комбинате. И какой-то неизвестный мне номер. Человек позвонил и вежливо поинтересовался, где я хочу сидеть. В каком ряду. Я ничего не понял, а оказалась, что он звонит из оперы, предлагает мне билеты.

— И все?

— Конечно, все. Можете сами посмотреть мой аппарат. Мне нечего скрывать.

— Вы слышали про Георгия Цвераву?

— Я уже сто раз говорил всем, что никогда в жизни не слышал. И не знал ни его, ни его молодой жены. Или она не была его супругой?

— Нет, — ответил Дронго, — она была его убийцей.

— Не говорите глупостей, — испугался Гаврилко, — какой убийцей, если их обоих застрелили.

— Вы так думаете?

— Конечно. Я видел, как выносили их тела. Это было ужасно, просто ужасно.

— И вы больше ничего не видели?

— Не ловите меня за язык, — завизжал Гаврилко, — я уже всем говорил, что ничего не видел и не слышал. Неужели непонятно? Я так и написал в своей объяснительной.

— Вы понимаете, что сюда вместо меня могут прийти совсем другие люди. И они попытаются вытрясти из вас все, что вы знаете. И если сейчас у вас есть какая-то информация, которую вы скрываете, но которую я должен знать, то не нужно ее скрывать. Постарайтесь вспомнить и рассказать мне все, что вы знаете.

— Какой вы упрямый человек, — всплеснул руками Гаврилко. — Неужели вы ничего не понимаете? Я же вам сказал, что ничего не видел и ничего не знаю. И даже если меня начнут поджаривать на медленном огне или пытать электричеством, то и тогда я ничего не смогу рассказать.

— Ясно, — сказал Дронго, поднимаясь из кресла, — извините, что я вас отвлек. Вы уже обедали?

— Конечно. Здесь очень приличный ресторан, хотя и дорогой. Но я заказал себе грибы в устричном соусе, и мне их принесли. Вы никогда не пробовали грибы в устричном соусе?

— Нет, — ответил Дронго, подходя к двери. — Закройте дверь, — попросил он на прощание, — и никому ее не открывайте. Так будет лучше для вас.

— И не собираюсь. Это только вас я могу сюда пустить после пяти часов вечера. Больше сюда никто не войдет. До свидания. — Гаврилко протянул свою маленькую ладошку, и Дронго пожал ее, а затем вышел в коридор.

Он услышал, как за ним закрывается дверь. Из соседнего номера снова выглянул все тот же полицейский. И проводил его долгим взглядом. Дронго снова вернулся в свой триста четырнадцатый номер.

«Если один из них врет, то делает это весьма убедительно, — подумал Дронго, — ни женщина, ни мужчина не хотят ни в чем признаваться. Будем считать, что я им обоим поверил. Меня отметаем, осел не в счет, как говорилось в знаменитой комедии Гайдая. В данном случае я, как эксперт, должен верить им на слово. Тогда кто? Проводники? Ни в коем случае. Кто-то из поездной бригады? Тоже невозможно. Они все возвращаются обратно домой. Тогда кто же должен был помочь Брустиной в случае ее неудачи? Кто этот человек? Можно допустить, что так хорошо подготовленная операция могла провалиться из-за того, что Брустина могла просто проспать или заменившая ее женщина поскользнуться в тамбуре. Все это выглядит очень правдоподобно. К тому же серьезные люди, которые готовили это преступление, должны были понимать, что нельзя делать ставку на один-единственный вариант. Но тогда кто?»

Дронго прошел в ванную комнату, умылся, вернулся и устроился в кресле. И в этот момент зазвонил его телефон.

— Решила вам позвонить, — услышал он голос Лакшиной, — все никак не могу успокоиться после разговора с вами. Обычно меня приглашали на ужин, а тут впервые в жизни пригласили на обед.

— Это было обеденное время, а я с самого утра ничего не ел, — признался Дронго.

— Поэтому решили заодно проверить и меня. И как я — выдержала вашу проверку? По пятибалльной шкале?

— Лучше по десятибалльной. На девятку.

— Почему не на десятку?

— Это было бы почти совершенством, а совершенства в природе, как известно, не бывает. Почему вас не устраивает девятка?

— Устраивает, — рассмеялась она, — еще как устраивает. Что вы собираетесь делать сегодня вечером?

— Еще не решил. У вас есть какие-то предложения?

— Не знаю. Мне звонили и предлагали билеты в оперу. Какой-то неизвестный мужчина. Я вежливо отказалась.

— Странно. Анатолию Александровичу тоже предлагали билеты в оперу. Может, это такой шифр?

— Или просто билеты в оперу, — весело сказала она. — Можно я зайду к вам?

Он взглянул на прибранную кровать, на стоявший в шкафу чемодан. Здесь все в порядке.

— Давайте, — согласился он, — у меня редко бывает такой — почти идеальный — порядок.

Через минуту Наталья постучала к нему в номер. Он посторонился, пропуская ее в комнату. Она переоделась и теперь была в светлом платье до колен, светлых колготках и белой обуви на немного более высоком каблуке, чем прежде. Она вошла в комнату, осмотрелась и прошла дальше, к креслу. На этот раз она сняла свои линзы и надела модные тонкие очки без оправы, которые очень ей шли, придавая лицу утонченную строгость и интеллигентность.

— Значит, вы говорили и с нашим третьим пассажиром, — поняла она. — Так мне и надо. Я думала, что вам интересно разговаривать именно со мной. А вы, оказывается, всего лишь проводили свои психологические эксперименты, пытаясь во время откровенных разговоров уточнить, кто из нас мог быть сообщником бандитов. И вам не стыдно?

— Абсолютно не стыдно, — признался Дронго, — я делаю свою работу. Разговаривать с вами мне было очень приятно. Но попутно я, конечно, пытался понять: могли или не могли вы сотрудничать с этими преступниками. Может, даже на бессознательном уровне. Но пришел к выводу, что не могли.

— Спасибо. Вы меня очень обрадовали. Значит, весь ваш пафос был предназначен только для того, чтобы сделать этот дурацкий вывод о том, что я не могу быть сообщницей бандитов. Смешно.

— Не совсем. Дело не только в этом. Я же говорю вам о бессознательном уровне.

— Этого я не поняла. Просто моего образования и даже звания доктора наук не хватает, чтобы понять ваши откровения.

— Вас могли использовать втемную, когда вы сами даже и не подозревали бы о том, что вас используют.

— Каким образом?

— Например, перевозить в ваших вещах запрещенные препараты. Ведь вы, не зная, где спрятаны эти препараты, могли даже не открывать своих чемоданов и вели бы себя абсолютно естественно перед таможенниками. Что и нужно для нелегальной перевозки запрещенных товаров.

— А если бы нашли, то меня сразу бы посадили, — сказала Лакшина. — Неужели мне могли что-то подбросить?

— Я говорил о бессознательном…

— Это Фрейд говорил о бессознательном, а не вы, — дернулась она. — Впрочем, вы правы. Могли, конечно, принести и подложить что-нибудь в купе. Но в любом случае я не стала бы молчать, если бы обнаружила подобные предметы.

— Кажется, я в это поверил, — кивнул он, улыбаясь.

— Не нужно со мной соглашаться, — возмутилась она, поправляя очки.

— Между прочим, так гораздо лучше, — сказал Дронго, показывая на ее очки. — Не носи€те больше линзы, они меняют выражение вашего лица и ваше настроение.

— Учту ваши пожелания, — согласилась она. — У меня к вам необычная просьба. В вашем мини-баре есть какой-нибудь спиртной напиток? Одна из этих маленьких бутылочек, которыми они так любят заполнять мини-бары.

Он подошел к мини-бару, открыл его.

— Что именно вы хотите?

— Давайте какой-нибудь ликер, — попросила она, — мне все равно.

Он достал небольшую бутылочку.

— А теперь достаньте два бокала, — попросила Лакшина, — и разлейте в них эту бутылочку.

— Будет очень немного, — предупредил он.

— Много и не нужно, — заметила она.

Он честно разлил содержание бутылки по двум бокалам. Она поднялась и подошла, поднимая бокал. Он поднял второй.

— Сегодня у меня был самый интересный разговор в моей жизни, — призналась Наталья.

Она явно ждала, что он скажет что-то подобное. Но Дронго молчал. Лакшина покачала головой.

— Мужчины иногда превращаются в идиотов, — произнесла она безо всякого гнева. — Давайте выпьем на брудершафт. Вы умеете пить на брудершафт?

— Конечно, — ответил он, поднимая руку с бокалом.

Их руки перекрестились. Каждый выпил из своего бокала.

— Теперь нужно целоваться, — напомнила она, — чтобы остаться друзьями.

Дронго было смешно. Кажется, у него дежавю. Когда-то он сам поцеловал другую женщину, после того как они выпили на брудершафт. А сегодня женщина предлагает ему такой способ тесной дружбы. Он неловко повернул голову и поцеловал ее в щеку.

— Да, — сказала она, — теперь мне все понятно. Кажется, я упустила свой последний шанс.

Она поставила бокал на столик. Усмехнулась. И, неожиданно схватив его сильными руками, поцеловала в губы. Поцелуй был долгим и вызывающе глубоким. Когда она наконец отпустила его, он ощутил вкус ее губ. Они пахли малиной. Или это было послевкусие ликера? Она выжидающе смотрела на него.

— И долго вы будете стоять в такой застывшей позе? — спросила его женщина. — Или мне следует самой раздевать вас? Кажется, вы настолько шокированы, что не можете даже поднять руки.

— Да, — пробормотал он. Ему не хотелось говорить, что сильный и волевой психиатр вызывал у него гораздо больше подозрений, чем хныкающий и сомневающийся сосед из соседнего номера. Но сказать подобное в такой момент — значит смертельно оскорбить женщину на всю оставшуюся жизнь. Мужчина легче смиряется с отказом. Он находит для себя тысячу различных поводов утешить свою гордость. Она недостойна меня, она недотрога, она слишком глупа, она слишком горда, она фригидна… И, наконец, она хочет, но именно сегодня не может и поэтому стесняется об этом сказать. Мужчины готовы придумать любой повод, чтобы утешить свое самолюбие и начать поиски нового объекта. У женщин так не получается. Они не столь охотно идут на откровенный контакт, но если они готовы идти на него, то отказ мужчины воспринимается ими даже не как обида, а как оскорбительный жест, свидетельствующий о том, что она вообще перестала нравиться представителям сильного пола и ее жизнь закончилась раз и навсегда, даже несмотря на возраст. Дронго об этом знал.

— Я не совсем представляю, как мне нужно поступать, — пробормотал он.

— Вы никогда не были с женщиной? — Ее очки были слишком близко.

— Я начинаю вспоминать, — признался он, — но боюсь оказаться несостоятельным.

— Почему? — не поняла она.

— Насколько я понял, самое большое удовольствие вы получили на своей даче, когда позвали туда охранника, работающего у соседей и он применил грубую силу. Боюсь, что у меня так не получится, — сказал он, сдерживая улыбку.

Она расхохоталась. И сняла очки, положив их на тумбочку. Дальше все было гораздо проще.