Он не любил летать самолетами, но в современном мире полностью отказаться от этого вида транспорта практически невозможно. И дело не только в расстояниях. Поезд, идущий от Баку до Москвы, будет находиться в пути почти трое суток, если в очередной раз не взорвут железнодорожную колею, связывающую две столицы. При этом нет никакой гарантии, что вас не взорвут вместе с вагоном, в котором вы находитесь. В последние годы маршрут изменился, и если раньше поезда шли через Грозный и Ростов, то теперь их пустили в обход, через Волгоград. Но, даже несмотря на такое изменение, гарантий безопасности практически не было, а пребывание в таких вагонах в течение двух с половиной дней превращалось в сущую пытку. Тогда как самолет летел всего два с половиной часа. Примерно такая же ситуация была и с поездками в Европу, когда из Баку нужно было добираться до Стамбула, откуда уходили поезда в Европу. В последние годы все время лоббировался вопрос о строительстве железнодорожной ветки Баку — Тбилиси — Карс. Но и эта дорога не могла быть безопасна от покушений курдских боевиков, которые уже много лет боролись с турецким правительством. Ради справедливости стоит сказать, что курды понимали разницу между азербайджанцами и турками, хотя первые были всего лишь огузскими турками, а вторые — османскими. Курды старались не ссориться с азербайджанцами, но зато беспощадно убивали представителей турецкой армии и государства. Разумеется, и в Стамбул приходилось летать на самолете, не говоря уж о поездках в азиатские страны — Японию, Китай, Таиланд, Индию или в страны Западного полушария, куда вообще невозможно было переправиться по земле, а путешествие по воде занимало не дни, а недели.

Зато в Европе было очень удобно пользоваться именно поездами, ведь небольшие расстояния и скоростные экспрессы делали путешествие не только удобным, но и быстрым. Поезда даже соревновались с самолетами. Во всяком случае, на поездку в аэропорт, оформление билетов, вылет из Парижа в Лондон и на дорогу в город из аэропорта уходило гораздо больше времени, чем те два часа, за которые экспресс «Евростар» доставлял вас из одного города в другой.

Хотя и здесь следует заметить, что обслуживание, питание и сами поездки стали гораздо менее комфортными, чем при открытии Евротоннеля в конце девяностых. Среди скоростных поездов сумел сохранить свои традиции и привычный комфорт лишь испанский АVЕ, курсирующий между Мадридом и городами Андалузии. И еще — немецкие экспрессы, которые отправлялись точно по расписанию и сочетали удобство поездки с неплохим комфортом. При этом экспресс мог доставить вас за четыре часа из Кёльна в Берлин, то есть практически пересечь за это время всю Германию.

Дронго поднялся и посмотрел на себя в зеркало. Немного уставшие глаза, уже тронутые сединой виски, тяжелый подбородок, крупные черты лица. Ему уже далеко за сорок, давно не мальчишка. Нужно меньше путешествовать. Но он знает, что не сможет жить иначе. Завтра утром поезд прибудет в Берлин, и он поедет в отель «Бристоль», чтобы остановиться там на сутки. Затем он сядет на скоростной экспресс, отбывающий в Цюрих, а уже оттуда пересядет на поезд, идущий в Рим. И через три дня наконец обнимет Джил и детей.

Дронго услышал голоса в коридоре. Похоже, по вагону ходила официантка, принимавшая заказы. Он немного приоткрыл дверь. Официантка стояла у первого купе, что-то записывая в свой блокнот. Очевидно, у пассажирки из этого купе были какие-то особые поручения. Официантка все исправно записала и прошла дальше. Дронго открыл ей дверь. Девушка была совсем молодой, не больше двадцати лет.

— Что вы будете заказывать? — спросила она. — Только учтите, что у нас лимит на тысячу рублей, и если…

— Я все знаю, — улыбнулся он. — Принесите мне первое и второе примерно часа в три или в половине четвертого. Что у вас на первое?

— Солянка или борщ.

— Тогда лучше солянку. Говорят, ее не может испортить даже плохой повар.

— У нас хороший повар, — обиженно сказала девушка.

— Не сомневаюсь. Это я пошутил. Что на второе?

— Курица и свинина. Что вам больше нравится?

— Давайте курицу.

— А какой гарнир заказать? Есть рис, макароны и жареный картофель.

— Давайте рис. И еще какой-нибудь салат.

— А на ужин?

— Это мы решим днем, — улыбнулся он. — Насколько я помню, на границе мы будем уже к семи часам вечера. Я могу просто не успеть поужинать.

— Мы работаем до шести, — сообщила она и прошла дальше.

Дронго не стал закрывать дверь и услышал ее разговор с пассажирами соседнего купе. Официантка громко постучалась, и дверь почти сразу открылась. Он услышал приятный женский голос.

— Завтракать мы не будем, собираемся отдохнуть. Запишите нас на обед. Примерно в два часа дня. Первое не нужно, только второе. Мне курицу. А ему… Если есть свинина, можете принести. Вместе с салатами и рисом. Нет, жареную картошку не нужно… Ты хочешь жареную картошку? — спросила она у мужчины.

Очевидно, он в это время был в санузле, так как его глуховатый голос Дронго не различил. Но официантка услышала и кивнула.

— Вам рис, а ему жареный картофель, — записала она. — Что закажете на ужин?

— Что-нибудь легкое. Посмотрите в меню, что у вас есть из диетических блюд. Если ничего нет, то принесете нам две бутылки кефира. Его тоже нет? Тогда еще две порции греческого салата с сыром и две порции зелени. Достаточно. Примерно часам к восьми вечера.

— Нет, — ответила официантка, — к восьми часам вечера нас уже отцепят. Мы едем с вами до Бреста. Примерно до семи вечера. Значит, нужно заказывать на шесть, не позже.

— Тогда принесите два салата, — распорядилась женщина.

Официантка прошла к следующему купе. Пассажир разрешил ей открыть дверь. Дронго услышал, как он перечисляет блюда, которые хотел бы съесть на завтрак, на обед и, наконец, на ужин. Он явно собирался превзойти лимит…

Дронго уже было собрался закрыть дверь, когда увидел, что по коридору идет один из тех двоих мужчин, которые курили у их вагона. Он закрыл дверь, прислушался. Мужчина подошел к третьему купе и постучал в дверь, потом вошел, неплотно закрыв за собой створку.

— Что случилось? — услышал Дронго вопрос пожилого пассажира, следующего в соседнем купе.

— Пока все нормально, — ответил пришедший, — мы проверили и два соседних вагона. Подозрительных нет или почти нет…

— Закрой дверь плотнее, — посоветовал пассажир, — а потом мы поговорим.

Дверь захлопнулась. Дронго подумал, что его любопытство в данном случае не будет очень уж предосудительным, если он послушает, о чем говорят по соседству. И он припал ухом к стене, хотя разговор был чуть слышен.

— Там никого нет, — докладывал мужчина, — в вагоне едут пожилые люди, две семейные пары, дети, старики, женщины. В нашем вагоне первое купе занимает женщина лет сорока — очевидно, едет к мужу или сыну. Во втором купе высокий незнакомый мужчина, но он предупредил проводника, что у него дипломатический паспорт, и мы поняли, что его не нужно опасаться…

— Почему? — насмешливо спросил пожилой пассажир. — Разве так трудно купить дипломатический паспорт любого соседнего государства? Просто цена будет другой.

— Но он не стал бы соваться с таким паспортом на границу, — резонно возразил гость, — чтобы лишний раз не подставляться.

— Это верно, — согласился пожилой. — А кто едет в четвертом купе?

— Какой-то бизнесмен. Гаврилко Анатолий Александрович. По внешнему виду похож на торговца бубликами. Суетливый, полный, маленького роста. Чего-то, похоже, боится — заперся в своем купе и не выходит.

— Может, он и не боится, а играет, — заметил пожилой. — Ладно, все. Нужно следить за всеми. И за женщиной, и за дипломатом, и за этим Гаврилко. За всеми троими. Принеси мне оружие. Хочу, чтобы у меня в купе был пистолет.

— Принесу, — согласился гость.

— Мы будем проходить границу, — напомнила женщина, — у нас могут возникнуть неприятности. Ты говорил, что оружие принесут нам после того, как мы пройдем границу.

— Не беспокойся, — ответил пожилой, — здесь его не найдут. А как быть с вашими «пушками»?

— Рядом едет Костя, — сообщил гость, — если нужно, он подстрахует. Мы так и договорились, что он выходит в Бресте с нашими «игрушками». А мы потом нужные вещи сможем достать и в Германии.

— Правильно, — согласился пожилой. — И будьте осторожны. Костя, кажется, местный? Пусть он сразу уходит, не дожидаясь, пока на него обратят внимание местные пограничники. Все понятно?

— Сделаем, — ответил мужчина. — Я вам больше не нужен?

— Ты мне всегда нужен, Захар. Но сейчас можешь возвращаться обратно в свой вагон. Ты звонил в Берлин?

— Да, там все нормально. Нас встретят прямо на вокзале.

— Это хорошо. Предупреди Руслана, что спать вы сегодня будете по очереди.

— Он знает. Но нам говорили, что этот вагон закроют от остальных. Здесь едут особенные пассажиры, и вход в него обычно закрывают.

— Правильно делают. А сейчас иди. Если понадобится, я вас вызову. У меня оба мобильника включены.

— У нас тоже, — ответил Захар и вышел из купе.

«Кажется, у меня не очень приятные соседи», — подумал Дронго, прислушиваясь, как Захар уходит по коридору.

— Альбина, ты ничего не бойся, — продолжал пожилой пассажир, — сегодня ночью мы уже будем в Польше, а завтра — в Берлине. Оттуда сразу уедем в Италию. Там нас уже никто не достанет.

— Надеюсь, что не достанет, — согласилась Альбина. — Ты ведь помнишь, что они сделали с нашей машиной на прошлой неделе? Я все это до сих пор во сне вижу.

— Нам ничего не грозило, — возразил ее спутник, — ребята все равно проверили бы машину, прежде чем пускать нас туда. А те, кто взорвал машину, просто хотели меня напугать. Если бы хотели убить, то дистанционное управление сработало бы в тот момент, когда мы сидели внутри. Они хотели только напугать, а не убить.

— А сейчас?

— А сейчас хотят убить. Ладно, не нервничай. С нами едут несколько человек охраны. Как только мы доберемся до границы с Польшей, все будет в порядке. Ребята сдадут оружие, и с нами поедут только двое — для подстраховки: Захар и его напарник.

— Ты думаешь, этого достаточно?

— Конечно, достаточно. Меня не так-то просто убить, Альбина. Я ведь человек везучий и пуленепробиваемый. Знаешь, сколько раз меня хотели убить? Раз пять или шесть. А я, как видишь, все еще живой и здоровый, хоть и словил несколько пуль и меня пару раз воскрешали врачи. Но ничего, на здоровье не жалуюсь.

— Постучи по дереву, — посоветовала его спутница, — и не нужно ничего заранее говорить.

— Не буду стучать. Я не суеверный, — рассмеялся пожилой мужчина.

— Ты у нас молодец, — рассудительно сказала его спутница, которая больше годилась ему во внучки, чем в подруги, — и сил у тебя еще много.

— Надеюсь, что молодой. Особенно это приятно слышать от тебя, — довольным голосом хрюкнул пожилой. — Иди сюда…

Дронго отпрянул от стены. Дальше слушать было не только неэтично, но и бессмысленно. Он открыл дверь в свой санузел. Кран над умывальником срабатывал от сенсоров, когда рука оказывалась под ним. Дронго тщательно помыл руки, словно опасаясь какой-либо инфекции. Вернулся в купе и услышал, как к соседям снова стучат. Это был Захар. Очевидно, он принес обещанное оружие. Дверь открылась не сразу, женщина приводила себя в порядок. Затем Захар ушел, и в вагоне воцарилась тишина, прерываемая лишь приглушенными звуками из второго купе. Но на них никто из пассажиров не обращал никакого внимания.

Поезд, набирая скорость, двигался в сторону Белоруссии. Российско-белорусскую границу пассажиры даже не заметили. Примерно к трем часам дня по российскому времени они прибыли в Минск. Официантка начала разносить заказанные обеды. Дронго взглянул на здание городского вокзала. Последний раз он был в Минске ровно десять лет назад с группой известных журналистов и писателей. Поразительно, что средства массовой информации исправно вещали о диктаторском режиме в Белоруссии, о притеснениях инакомыслящих, об апокалиптических картинах в этой стране. Все было ложью. Город чистый, уютный, домашний. Люди улыбались гостям, улицы поражали своей ухоженностью и чистотой. В этот день президент Белоруссии открывал памятник погибшим евреям — жертвам фашистского геноцида. Гости были поражены, ведь им рассказывали совсем о другой стране. Вечером за ужином один из российских журналистов, называющий себя «демократом», насмешливо улыбаясь, пытался объяснить гостям, что в этой стране сохранился «советский строй образца шестидесятых». Не дослушав его до конца, Дронго резко оборвал зарвавшегося гостя:

— Не нужно так плохо говорить о людях, которые нас принимают. И об обществе, в котором по-прежнему ценятся порядочность и честность. Зато здесь не считают деньги мерилом ума и таланта. Наверное, у них тоже есть недостатки, но давайте уважать их достоинства. Ведь они сумели сохранить их даже в столь сложное время.

Журналист лишь махнул рукой, не став спорить. Это было десять лет назад.

Дронго вглядывался в лица людей. Поразительная нация, в который раз подумал он о белорусах. За всю жизнь не встречал ни одного непорядочного белоруса. Наверное, они где-то есть — и непорядочные, и лживые. Но он никогда таких не встречал. А может, их и нет вообще? Может, этот народ, так ощутимо пострадавший во время войны и так решительно поднявшийся на борьбу с фашистскими оккупантами, оказался выше, чище, умнее своих соседей? Оставшиеся в живых не озлобились, не превратились в маргиналов, словно зараженные той высокой духовностью, которую белорусский народ проявил во время войны. Просто поразительный народ. Говорят, что французы скуповаты, итальянцы транжиры, англичане сдержанны, немцы рассудительны, а белорусы светятся от своей святости. Немного смешно, но, по существу, верно.

Поезд медленно отходил от станции. До границы было еще несколько часов. Из-за того что европейская и бывшая советская колеи разной ширины, поезда простаивают на границе по нескольку часов, ожидая, пока поменяют колеса. Интересно, что этот процесс механизирован, и пассажиры даже не замечают, как он проходит. Но пребывание на границе все равно затягивается на три-четыре часа. Пограничники и таможенники с обеих сторон могли бы пропускать гораздо больше составов, если бы не это досадное ограничение.

К шести часам вечера официантка прошла по купе, собирая грязную посуду. Она принесла салаты в соседнее купе. Дважды приходил Захар, который осторожно стучался в дверь, проверяя, как себя чувствуют пассажиры третьего купе. Когда он пришел перед самой границей и ему открыли дверь, Дронго услышал, как молодая женщина негромко вскрикнула.

— Что случилось? — спросил ее спутник.

— Ноготь сломала. На правой руке, — пояснила его спутница.

— Ничего, — рассмеялся он, — нарастим тебе ноготь в любой берлинской парикмахерской.

— Костя уходит, — сообщил Захар, — мы остаемся вдвоем.

Дронго в очередной раз подумал, что эти двое слишком плотно опекают пожилого пассажира из соседнего купе. Очевидно, они его телохранители. Но почему тогда они передали ему оружие, а сами не взяли купе рядом с ним, в этом вагоне? Скорее всего, для того, чтобы не привлекать к нему ненужного внимания сотрудников милиции или пограничников. Но почему? Кто едет в соседнем купе? Для чего нужна подобная маскировка?

К семи часам вечера состав был уже на границе. Первыми появились белорусские пограничники, осматривающие вагон. За ними пошли таможенники. Двери всех четырех купе были открыты. Дронго присел на край кровати, развернул газету. Он слышал, как в коридоре негромко переговаривались проводники. Пограничники забирали паспорта, громко называя пассажиров по именам и фамилиям. В первом купе ехала Наталья Робертовна Лакшина. В четвертом купе свой паспорт отдал Анатолий Александрович Гаврилко. Во втором купе был сам Дронго. И наконец, он услышал, как выкликнули имена пассажиров третьего купе. Альбина Марковна Брустина — так звали эффектную блондинку — и Георгий Нодарович Цверава. Когда Дронго услышал имя своего соседа, он вздрогнул. Этого не могло быть. Таких совпадений просто не бывает. Теперь он точно знал, кто едет за стенкой и кем приходятся Захар с Русланом этой странной парочке. Они действительно были телохранителями. В купе престижного вагона находился один из самых известных «воров в законе» Георгий Цверава, или, как его называли в блатном мире, Жора Бакинский. Он был родом из Баку и успел прославиться своей невероятной жестокостью и восемью судимостями, которые скопились к шестидесяти шести годам.

«Вот какой сосед мне достался», — невесело подумал Дронго, уже подозревая, что остаток путешествия может пройти совсем не так спокойно, как его начало.