Арчил сделал все быстро и аккуратно. Труп несчастного Алексея завернули в ковер и вынесли к машине. Затем мы поехали ко мне на дачу. Час туда, час обратно, еще полтора часа, чтобы вырыть могилу и закопать тело. В общем, в город мы вернулись поздно вечером. Я все время звонил с дачи в наш офис на проспекте Мира, но слышал лишь автоответчик. Этого не могло быть. Рая — существо исключительно дисциплинированное. Я уже начал волноваться, но Арчилу ничего не говорил. Только в девятом часу вечера, когда мы возвращались, я попросил Арчила заехать на проспект Мира.
Когда мы подъехали к офису, было уже достаточно темно. Я подошел к двери и заглянул внутрь. У нас темные тонированные стекла, поэтому с улицы практически ничего не видно. Тогда я позвонил. Митя в любом случае должен быть в офисе, он сегодня ночью дежурил. Но мне никто не ответил. Я взглянул на Арчила. Тот молча следил за моими попытками проникнуть в офис. Ключей у меня не было. Зачем носить ключи от помещения, где всегда есть дежурные? Но теперь попасть в здание я не мог.
Арчил позвал одного из своих ребят, и тот достал нож. Он возился недолго, минуты две. Наконец дверь распахнулась, и мы вошли внутрь.
Рая сидела на стуле. В голове у нее было небольшое отверстие. Не нужно было гадать, как появилось это отверстие. Очевидно, ей выстрелили в голову с порога. Митя лежал рядом с дверью в мой кабинет. Наивный дурачок, он не успел даже вытащить свой газовый пистолет. Его убили несколькими выстрелами в спину.
В моем кабинете царил такой же кавардак, что и на Кутузовском. Мы с Арчилом осторожно вошли внутрь. Арчил молча стоял рядом и старался ничего не трогать. Мы вышли из кабинета. Дверь в кабинет Югансона была закрыта. Я дернул ее сильнее. Она была закрыта на замок. Похоже, Арнольду Хендриковичу повезло больше других — он успел уйти до того, как здесь побывали убийцы. А вот Мукану Калибековичу повезло меньше. Его подвела его исключительная пунктуальность — он никогда не уходил домой раньше шести часов вечера. Он был одиноким человеком, вдовцом, и, похоже, ему нравилось находиться на работе, где всегда были люди.
Дамкаева убили не сразу. Сначала ему выстрелили в живот, а уже потом добили. Может, они добивались от него дополнительной информации? Напрасно старались. Старик был как кремень. Но с другой стороны, он ничего и не знал. А как Югансон? Что с ним? Бросившись к телефону, я набрал номер домашнего телефона Арнольда Хендриковича. Телефон не отвечал. Я набрал номер его мобильного телефона. Тот был отключен. Нужно срочно ехать к Югансону.
— Я думал, у тебя большие проблемы, — сказал наконец Арчил, — но я ошибался. У тебя не проблемы, дорогой, тебе нужно думать о том, как спасти свою жизнь. Если люди входят в офис и стреляют с порога, значит, это очень опасные люди. Очень.
— Поехали к Югансону! — закричал я, теряя терпение.
— Нужно вызвать милицию, — рассудительно сказал Арчил. — Такое количество людей невозможно спрятать. У них есть родные, друзья, близкие. Они будут волноваться.
— Поехали к Югансону, а потом вернемся сюда, — меня душили спазмы ненависти: налаженное дело было развалено из-за одной несчастной кассеты.
— Поехали, — согласился Арчил, — но потом ты вернешься сюда и сам вызовешь милицию. Нам здесь появляться во второй раз не нужно.
— Конечно, — согласился я, выходя из офиса.
Хорошо еще, что на улице было темно и вход в нашу контору находился с обратной стороны дома. Иначе нас могли заметить посторонние, и милиция стала бы искать меня и Арчила с его людьми по подозрению в убийстве моих же сотрудников.
Мы сели в машину и отъехали от конторы. Меня трясло как в лихорадке. Арчил, сидевший со мной на заднем сиденье, взглянув на меня, что-то сказал по-грузински водителю. Тот достал маленькую бутылку коньяка и передал нам. Она была наполовину пуста, но там еще оставалось граммов пятьдесят.
— Выпей, — сказал Арчил, — тебе нужно успокоиться.
Я молча сделал несколько глотков. Коньяк, однако, меня не успокоил. Меня вообще сейчас было трудно успокоить. Югансон жил на Краснопрудной. От проспекта Мира это недалеко. Мы были на месте уже через десять минут. Я посмотрел на окна квартиры Югансона. На четвертом этаже горел свет.
— Он дома, — сказал я Арчилу. — Может, и они там?
— Подожди, — сказал Арчил, — пойдем вместе.
Он что-то сказал одному из своих людей, тот полез в багажник и протянул мне коробку из-под обуви.
— Открой и возьми, — сказал Арчил, — только осторожнее, он может быть в масле.
Я открыл коробку. Там лежал завернутый в масляную тряпку пистолет «макаров». Я знал, что это «макаров». Достав носовой платок, я вытер пистолет. Теперь я чувствовал себя гораздо увереннее. Вместе с людьми Арчила мы поднялись наверх. Подошли к двери, прислушались. Я позвонил в дверь, чуть отойдя от нее, готовый встретиться лицом к лицу с убийцами. Одного я боялся: что за дверью будет молчание. Но вот послышались шаги, и я увидел, как в глазок кто-то посмотрел. Затем дверь распахнулась и на пороге появился живой и невредимый Югансон.
«Наверно, он не открыл дверь убийцам, — подумал я. — А ломать дверь они не решились. Ведь невозможно без грохота выломать стальную дверь». Арнольд Хендрикович, увидев меня, не удивился. Он не удивился и при виде остальных. Он был знаком с Арчилом и поэтому не стал спрашивать, кого я привел с собой. Кивнув головой, он предложил нам войти в квартиру.
Мы с Арчилом вошли, а двое его людей остались на лестничной площадке. Югансон прошел к дивану, сел, и только тут я заметил на его лице огромный синяк. Я пригляделся. Синяк был свежий.
— Что случилось? — спросил я нашего психолога.
— У меня были гости, — объяснил мне Югансон.
— Какие гости? Зачем вы открыли им дверь?
— Я не открывал. Я приехал с работы, поужинал, а затем спустился вниз, чтобы купить молоко и минеральную воду. Когда вернулся домой, они уже ждали меня перед дверью. Пришлось впустить их и даже побеседовать.
— И они вас не тронули? — я не очень верю в такие чудеса.
Похоже, Югансон рассказал им все, что они хотели знать.
— Как видите, тронули, — он показал на синяк, — и вообще я понял, что это настоящие садисты. С такими лучше не спорить. Человеческая жизнь для них не представляет никакой ценности, Петр Аристархович, никакой.
— Чего они хотели? — в такой момент меня меньше всего интересовали его философские воззрения.
— Во-первых, их интересовало, где находится ваша квартира. Я догадываюсь, что они поехали к вам.
— И вы им сказали?
— Конечно, сказал. В такой момент, когда нужно выбирать между кошельком и жизнью, я всегда выбираю жизнь.
— Что еще?
— Они хотели узнать, где вы прячете какие-то кассеты. Я догадался, что им нужны кассеты с записями наших девочек. И сказал, что вы храните их у себя дома. Я надеялся, что им трудно будет попасть к вам. Ведь ваш дом так хорошо охраняется…
«Он еще пытается подвести логическую базу под свою трусость», — я хотел высказать все, что думаю о нем, но промолчал. Неизвестно, как бы я поступил на его месте. Но странно, что они оставили его в живых. Ведь, получив информацию, они обязаны были уничтожить такого свидетеля.
— Что еще они хотели?
— Спрашивали, как выйти на базу данных о наших девочках.
Этого я не знал и не смог сказать. База данных есть только у вас и у Семена Никитина. Меня такие вещи никогда не интересовали.
— Что еще? Почему они не убили вас?
— Я проявил достаточное благоразумие. Но думаю, не из-за этого. Они сломали мой мобильный телефон и перерезали шнур городского. Но они были уверены, что рано или поздно вы приедете ко мне. И они просили меня передать вам буквально следующее: «Нам нужна кассета с записью и имена трех девочек, которые были сняты на пленку». Вот, собственно, и все. Поэтому меня оставили в живых, хотя дело не обошлось без рукоприкладства.
— Как они выглядели? — спросил Арчил.
— Как могут выглядеть убийцы? Двое высоких громил с пустыми глазами садистов, сильные, ловкие, здоровые, мордастые. И третий, кажется, их руководитель. Он невысокого роста, чуть лысоват, узкие плечи, глубоко запавшие глаза, острый нос. Неприятные маленькие ладони. Говорит тихим спокойным голосом. Вот, собственно, и все. По именам они друг друга не называли.
Арчил нахмурился. Я взглянул на него.
— Ты знаешь, кто это мог быть?
— Не хочу гадать. Если это те, кого я подозреваю, то положение еще хуже, чем ты думаешь, — загадочно ответил Арчил.
— Они оставили свой телефон, — показал на столик Арнольд Хендрикович.
Я подошел к столу и взял листок с номером телефона. С номером мобильного телефона. Показал его Арчилу:
— Можно вычислить по телефону, кто эти люди?
— Нет, конечно, — ответил Арчил, — телефон может быть зарегистрирован на любое имя.
— Может быть, мне вызвать милицию и показать им этот телефон? — меня уже трудно было остановить.
— Не нужно, — мрачно ответил Арчил, — если это тот человек, о котором я думаю, то милиция здесь не поможет. Она тебе не поможет, — повторил он.
— Кто это? Ты можешь сказать, кто эти люди?
— Пока не знаю. Нужно проверить. В любом случае давай позвоним, узнаем, чего они хотят. Набери номер.
— Может, записать разговор на пленку?
— Не нужно пленки, — вздохнул Арчил, — не нужно вообще суетиться. Сядь, успокойся и набери номер. А потом мы поговорим.
Я привык доверять профессионалам. Арчил был таким профессионалом. Я взглянул на него. Он как-то изменился с того момента, когда Югансон описал загадочного человека. Мне показалось, что Арчил испугался.
— Что происходит, Арчил? — тихо спросил я. — Ты сдрейфил?
— Звони, — упрямо сказал он, ничего не объясняя. Я набрал номер. Один звонок, второй. Наконец на другом конце раздался мужской голос:
— Кто это?
— Меня просили позвонить.
Я с трудом сдерживался, чтобы не выругаться. Этот убийца сегодня отправил на тот свет моего племянника и трех сотрудников. А я должен с ним разговаривать, вместо того чтобы послать к нему человека с автоматом в руках.
— Подождите, — сказал неизвестный.
Я ждал целую минуту. Наконец услышал другой голос:
— Я вас слушаю.
Очевидно, это был тот самый человек, о котором мне говорил Югансон. Невысокого роста. Это он наступил своей маленькой ногой на руку умирающего Алексея. У меня прервалось дыхание, но я держался из последних сил.
— Что тебе нужно? — прохрипел я. — Чего ты лезешь в мои дела?
— Это ты полез не в свое дело. Если ты сутенер, то и оставайся им и не лезь в политику, дурачок. В общем так. Мне нужна кассета, имя оператора и адреса трех девочек, которые там были. И учти: запись у нас все равно есть. Девочек мы найдем и без тебя. Нам нужен оператор и кассета.
Он не знает, что Лепина с девочками снимал убитый Алексей. Парень им ничего не сказал. Я почувствовал, что уже не могу сдержаться.
— Я тебя… достану, — прохрипел я, — сам зубами загрызу…
— Зубы сломаешь, — спокойно парировал собеседник, — и не нужно так грозно. У тебя есть время до утра. Потом мы за тобой придем. Нам нужна кассета, оператор и девочки. У тебя есть время до десяти утра. Если надумаешь — звони. Если нет, мы придем за тобой. Ты меня понял?
— Нет, — закричал я, — не понял! Это я приду за тобой. Это ты пожалеешь, что родился на свет. Я тебя достану из-под земли. Я тебя…
Он не стал слушать и положил трубку. Я убрал аппарат и посмотрел на Арчила. Тот с мрачным видом, отвернувшись, сидел на стуле. Югансон пожал плечами. Конечно, он трус, но что я мог ему сказать?
— Чего они хотят? — спросил Арнольд Хендрикович.
Я отмахнулся. Разговаривать не хотелось. В тишине неожиданно раздался телефонный звонок. Звонил мой телефон. Неужели убийца передумал и хочет поговорить со мной еще о чем-то? Нет. На аппарате высветился номер телефона Никитина. Только его сейчас и не хватало!
— Я тебя слушаю, — устало сказал я Семену.
— У нас все в порядке, — весело сообщил он.
— Что — в порядке? — не понял я.
В этот момент моя голова была занята совсем другими проблемами.
— Дипломат с женой уже здесь, в клубе. Им очень нравится. Он заплатил деньги. Спрашивает, можно ли сюда приходить в другое время. Гимнасту я звонил. Они с женой сейчас приедут. В общем все о’кей.
— Потом поговорим, — я отключил телефон. Сейчас я не мог думать ни о чем.
Я взглянул на Арчила. Тот понял, что нужно объясниться. Но ничего не сказал. Только поднялся и вышел в прихожую.
— Подождите меня, — попросил я Арнольда Хендриковича и вышел в прихожую следом за Арчилом.
— Что случилось? — спросил я Арчила.
— Я пока ни в чем не уверен, — признался Арчил, — но постараюсь узнать все за несколько часов и сообщить тебе. Но если подтвердится то, что я предположил, то тогда тебе нужно уезжать. Если я не ошибся, то у тебя в городе защиты не будет. Они найдут тебя в любом месте. И никто тебя не сможет защитить. Ни милиция, ни ФСБ, ни бандиты. Никто. Нужно все бросить и бежать. Куда-нибудь за границу. Лет на десять — пятнадцать. Чтобы о тебе забыли.
— Кто это был? — разозлился я.
Арчила не так-то легко напугать, но если и он испуган, значит, у этих убийц очень серьезная «крыша».
— Я все узнаю и позвоню, — сказал Арчил, — давай мы тебя отвезем обратно в офис. Тебе нельзя здесь оставаться.
Я вернулся в комнату, чтобы попрощаться с Югансоном. Тот сидел за столиком. Перед ним стояла бутылка его любимого мартини.
— Вы должны меня понять, — сказал Арнольд Хендрикович, — я не переношу физической боли.
— Конечно, не переносите, — согласился я, — до свидания. И не нужно нас провожать.
Мы вышли из квартиры, и я захлопнул за собой дверь. Век живи, век учись. Над Дамкаевым посмеивались все — и наши охранники, и девочки, и Раечка. Он коверкал русский язык, неуверенно выражал свои мысли, страдал одышкой, был добродушным и смешным старичком. Но когда наступил его смертный час, он умер, как герой, ничего не сказав, несмотря на пытки, которым его подвергли.
Югансоном все восхищались. Он всегда был одет с иголочки. Остроумный, ироничный, веселый, жизнерадостный. Даже его легкий прибалтийский акцент вызывал доверие. Он казался таким надежным, сильным. А в результате выяснилось, что он трус и себялюбец. Век живи — век учись. Я закрыл дверь и, спускаясь по лестнице в окружении людей Арчила, вспомнил голос убийцы. Я знал, что никогда не забуду этот голос. И даже если убийцу поддерживают все бандиты и все спецслужбы мира, то и тогда я до него доберусь. Такой уж у меня сучий характер. Таким я уродился.