В половине девятого темно-синяя «Ауди» подъехала к дому Валентины. В машине сидели Арчил и двое его боевиков. Сразу за ними затормозил второй автомобиль. Это была красная «Шкода», в которой было еще трое боевиков. Арчил догадывался, кто именно стоял за убийствами, и опасался, что у него могут попытаться отбить Валентину.

Выйдя из автомобиля, он огляделся по сторонам. Кажется, ничего подозрительного. Арчил приказал двоим из приехавших проверить подъезд, прежде чем он поднимется в квартиру Валентины. Они вошли в подъезд. Все было тихо. В машинах остались трое боевиков. Рядом с ними на сиденьях лежали автоматы.

Арчил поднялся наверх в сопровождении боевиков и позвонил в дверь. Когда Валентина посмотрела в глазок, он громко сказал, что хотел бы позвонить от нее. Валентина сразу открыла дверь. Эта молодая женщина всегда нравилась Арчилу. В ней было что-то особенное, она отличалась от других девочек Лютикова. Высокая, стройная, красивая, уверенная в себе, породистая — он любил таких женщин. Дважды Лютиков присылал к нему Валентину и ни разу не взял денег.

— Собралась? — спросил Арчил.

— Да, — кивнула она на сумку. — Все собрала.

— Паспорт не забудь, — напомнил Арчил и показал на сумку одному из своих людей; тот забрал ее. Они спустились все вместе, и Валентина села в «Ауди» рядом с Арчилом. Машины готовы были тронуться, когда на противоположной стороне улицы затормозил зеленый «Рено».

Арчил увидел сидевшего в нем человека и машинально потрогал оружие. Водитель, повернув к нему голову, тихо спросил:

— Что делать? Уезжать?

— Подожди, — приказал Арчил. Сидящие в «шкоде» боевики приготовили автоматы, но не стреляли, ожидая приказа Арчила. Из «Рено» вышел невысокий тщедушный человек с глубоко запавшими глазами. Подняв ладони, он медленно пошел к «Ауди». Арчил негромко выругался и вышел из машины, приказав водителю не стрелять без его сигнала.

Перейдя улицу, незнакомец приблизился к Арчилу. В его машине сидело двое. Силы были явно неравны. Пятеро боевиков Арчила только и ждали его сигнала. У тщедушного не было ни единого шанса уйти живым, если он решится применить силу и отбить молодую женщину.

— Здравствуй, Арчил, — печальным голосом сказал тщедушный.

— Здравствуй, Ивар, — кивнул в ответ Арчил, — я еще вчера понял, что это ты зверствуешь. Твой почерк вся Москва знает.

— Ты на меня не наговаривай. У тебя под началом сколько боевиков? А у меня только несколько человек.

— Мои боевики людей не режут, — раздувая ноздри от негодования, сказал Арчил, — и невинных людей не убивают. Сколько ты вчера народу положил? Я ведь сразу понял, что это был ты. Как только мне психолог обо всем рассказал. Он только не сказал, что вы с ним земляки. Побоялся, наверно.

— Мы с ним побеседовали, — равнодушно сказал Ивар, — ты ведь знаешь, чьи задания я выполняю. Мне поручили, и я делал свою работу.

Ивар был одним из тех убийц, которые нагоняли ужас на всю Москву. Его не посылали на обычные убийства. Он должен был появляться со своей «бригадой» только там, где нужно было продемонстрировать не только силу, но и неслыханную жестокость. Ивар был своего рода карателем для всех зарвавшихся бандитов и рэкетиров города. Говорили, что указание ему давал сам Кудлин, правая рука Валентина Рашковского.

— Что ты от меня хочешь? — спросил Арчил.

— Отдай нам девочку. Мы как раз за ней приехали.

— Нет, не отдам. Если хочешь, можешь взять силой, — Арчил оглянулся на своих людей и хищно улыбнулся.

— Зачем силой? — грустным голосом спросил Ивар. — У тебя ведь ребята с автоматами. А у меня только двое и те с обычными пистолетами. Вы нас за секунду уберете. Мы даже не успеем пикнуть.

— Тогда разговор закончен, — решительно сказал Арчил.

— Не совсем, — так же равнодушно проговорил Ивар, — я тебя подожду здесь, пока ты вернешься.

— Не нужно ждать, — усмехнулся Арчил, — я уезжаю.

Он повернулся и пошел к машине. Трудно было заставить себя повернуться к врагу спиной, но он это сделал. Если Ивар поднимет руку, его разнесут в клочья. Но Ивар стоял и терпеливо ждал, пока Арчил подойдет к машине. И в этот момент зазвонил мобильный телефон. Нервы были так напряжены, что Арчил вздрогнул. Осторожно достав мобильник, он открыл дверцу автомобиля.

— Слушаю, — сказал он, усаживаясь в машину.

— Здравствуй, Арчил, — услышал он голос Валериана Гогоберидзе.

Если бы в этот момент позвонил умерший отец Арчила, он был бы удивлен куда меньше. Гогоберидзе был коронованным королем грузинской мафии, высшим авторитетом в среде преступных группировок, одним из тех, чье слово считалось законом на всем пространстве бывшего Советского Союза. Арчил видел этого человека лишь дважды, но его хриплый голос запомнил на всю жизнь.

— Это Валериан говорит, — услышал он. — Что у тебя за проблемы с какой-то женщиной?

— Никаких проблем, батоно Валериан, — переводя дыхание, сказал Арчил. — Мой друг попросил отвезти его женщину в аэропорт, — добавил он на грузинском.

— Друг попросил? — переспросил Гогоберидзе.

На Кавказе были свои понятия о чести, и даже «вор в законе» не стал бы их нарушать. Именно поэтому Гогоберидзе уточнил:

— Это его жена?

Врать такому человеку было нельзя, и Арчил, вздрогнув, взглянул на Валентину.

— Нет, — выдавил он, — не жена.

— Может быть, это его любимая женщина? — продолжал допрос Гогоберидзе.

Ивар стоял там, где они расстались, и молча наблюдал за происходящим. Нужно было отдать должное его мужеству: в любую секунду кто-то из боевиков мог не выдержать и разрядить автомат в его сторону.

— Нет, батоно Валериан, она не его любимая женщина, — убитым голосом признался Арчил.

— Тогда скажи мне, кто она ему? — уточнил Гогоберидзе.

Арчил взглянул на Валентину. Бедная женщина. Она и не подозревает, что разговор идет именно о ней. Или подозревает? Она смотрела в другую сторону, словно прощаясь с этой жизнью.

— Это проститутка, которую попросил вывезти ее сутенер. Простите меня, батоно Валериан, что говорю о таких вещах.

— И ты хочешь помочь этой проститутке?

— Меня попросил мой друг…

— Я тоже считал тебя своим другом. И хочу попросить тебя об одной услуге…

Арчил замер от ужаса. Он знал, о чем именно его попросит Гогоберидзе.

— Отдай эту женщину людям, которые за ней приехали. Так нужно, Арчил. Ты окажешь мне большую услугу. А другу скажи, что тебя попросил твой земляк, которому ты не мог отказать. Ты меня слышишь?

— Да, конечно, я вас слышу.

— Ты меня хорошо понял?

— Конечно, — с трудом произнес Арчил, — я все понял.

— До свидания, — Гогоберидзе отключился.

Арчил почувствовал, как тяжелая капля пота сползает с его лба. Он смахнул пот.

— Что-нибудь случилось? — спросила Валентина, увидев, как он изменился в лице.

— Нет. Ничего. Ничего, — повторил он, снова выходя из машины.

— Что нам делать? — спросил водитель.

— Ждать меня, — крикнул Арчил.

Он быстрыми шагами подошел к Ивару. Тот стоял на месте, спокойно ожидая разъяренного Арчила.

— Будь ты проклят, убийца! — гневно прошипел Арчил. — Думаешь, тебе все дозволено? Я тебя, гниду, своими руками потом удавлю. Ты теперь мой «кровник». Такого оскорбления я не прощу.

— Хорошо, — согласился Ивар. Казалось, его ничто не может выбить из колеи. — Посади женщину в нашу машину.

— Сам сажай, — прохрипел Арчил, — но клянусь, я тебе этого не прощу. Такого оскорбления…

Ивар прошел мимо него к машине. Пустые угрозы его не интересовали. Это был человек дела. Спокойно, словно в машинах не было боевиков Арчила, он подошел к автомобилю и, наклонившись, печальным голосом сказал Валентине:

— Может, вы пересядете в нашу машину?

— Ты кто такой? — ощетинился сидевший рядом с водителем боевик, но получил толчок в бок.

Подошедший Арчил молча наблюдал, как Валентина выходит из машины. Ивар шел рядом с ней. Он даже придержал ее за руку, когда из-за поворота показался микроавтобус. Они перешли дорогу и сели в «Рено» Ивара. Почти сразу из машины вышел один из людей Ивара и попросил передать вещи Валентины. Водитель взглянул на Арчила. Тот кивнул головой.

Он смотрел на «Рено» и чувствовал себя последним подлецом. Ему было горько и обидно, что с ним так обошлись. Но отказать Гогоберидзе значило не просто подписать себе смертный приговор. Это означало превратиться в изгоя, стать отверженным, подставить под удар семью, родственников, друзей… Отказать высшему преступному авторитету, своему земляку, было невозможно. И Арчил это прекрасно понимал. Он стоял и смотрел, как вещи Валентины грузят в машину. Затем автомобиль уехал. Сидевшие во второй машине боевики Арчила так ничего и не поняли. Когда «Рено» скрылся за поворотом, он достал свой мобильный телефон и набрал номер Лютикова.

— Петр, это Арчил говорит, — убитым голосом сказал он.

— Что случилось? — спросил Лютиков. — Вы уже в аэропорту?

— Нет, — выдавил Арчил, — мы в городе. Я позвонил тебе сказать, что твой друг — подлец. Трус и подлец, Петр. И ты меня пойми, если сможешь. Простить меня я не прошу.

— О чем ты говоришь? — испуганно произнес Лютиков. — Почему я должен тебя понимать?

— Я отдал Валентину чужим людям, — сообщил Арчил непослушными губами, — тем самым, которые были вчера у твоего психолога. Я еще вчера понял, кто это был…

— Как это отдал? — перебил его Лютиков. — Почему?! Как ты мог отдать им Валентину?

— Мне приказали, позвонил такой человек, которому я не мог отказать. Никак не мог.

— И ты отдал им Валентину?! — закричал Лютиков. — Ах ты, сукин сын! Что ты наделал?!

— Я не смог ее защитить. Прости меня, Петр. Я позвонил тебе, чтобы сказать об этом. И еще я хочу тебе посоветовать. Уезжай из Москвы. Иначе тебя достанут. Быстро уезжай. Я знаю, кто был у тебя в офисе. Ты его не сможешь остановить. И ничего не сделаешь, даже если пойдешь в милицию. Они придут и убьют тебя даже в кабинете министра внутренних дел. Ты меня понял, Петр?

Лютиков молчал. Он был раздавлен свалившимся несчастьем, ошарашен поведением Арчила. Только теперь он начал понимать, с каким Злом столкнулся и как зыбко его нынешнее состояние.

— Что мне делать, Арчил? — вдруг прошептал Лютиков. — Ты ведь понимаешь, что они меня в покое не оставят, даже если я уеду отсюда.

— Не знаю, — мрачно ответил Арчил. — Я ничем не могу тебе помочь. Прости меня Петр, я не смог ее защитить.

Лютиков отключился. Арчил взглянул на свой телефон и вдруг с бешенством швырнул его на землю. Куски разбитого аппарата разлетелись вокруг.

— Батоно Арчил, — обратился к нему один из боевиков, — что с вами?

— Как ты сказал? — обернулся к нему Арчил с налитыми кровью глазами. — Какой я «батоно»! Я самый настоящий сукин сын. Я подлец, предавший друга.

Для него была невыносима сама мысль, что он оказался вынужден предать друга и сдать женщину, пусть даже и проститутку. Это противоречило его пониманию чести. Для мужчины с Кавказа честь была превыше всех понятий, существующих в природе. И оказаться предателем было самым страшным наказанием. Арчил заскрипел зубами от бешенства.

— Убью, — прошипел он, вспоминая Ивара, — все равно найду и убью этого мерзавца.