Москва. 11 мая

В больницу они приехали в половине пятого. Суровая медсестра подтвердила, что к ним привезли молодую женщину и она находится сейчас в девятнадцатой палате.

– Как ее самочувствие? – спросил Романенко.

– Нормальное, – ответила медсестра, поджав губы. Очевидно, она была из числа тех бескомпромиссных дам, которые в изнасиловании склонны обвинять саму потерпевшую. Медсестра имела двух невесток и потому считала, что женщины виноваты во всех смертных грехах. Не сыновей же винить. А мужа она давно потеряла.

– Как это нормальное, – заволновался Романенко, – ведь ее изнасиловали!

– Внутренних повреждений нет, – с плохо скрываемым отвращением заявила медсестра, – да и наружных тоже. Небось пыталась кого-то соблазнить, вот и попалась. Говорят, из дома ее привезли. Не чужих же она в квартиру пустила?

– Вы, бабуся, прямо как адвокат говорите, – заметил Дронго, – но защищаете не женщину, а насильников.

– А зачем она двери открыла? Зачем мужиков пустила? У нас в деревне бабу никто снасильничать бы не мог, такой крик подняла бы на всю деревню. Да и как они ее раздели? На теле ни царапины нет. Своими глазами видела. А ты говоришь насильники. Нечего было оголяться перед ними. Наверно, сама согласилась сразу с двумя мужиками, а потом опомнилась, да поздно. Вот и прихватило сердечко. Стыдно ей стало.

– Ну, бабушка, ты прямо как Цицерон, – сказал Дронго. – Следователи у нее были?

– Сидит один молоденький, – вздохнула медсестра, – краснеет и вопросы задает. Да разве такой поймет что-нибудь? Она уже в сознание пришла, но молчит. Известное дело, бабы народ живучий.

– Все, убедила, – кивнул Дронго, – веди нас к этой живучей. Только поскорее, у нас мало времени.

– Бывают же такие стервозы, – сказал он тихо. – Хотите поспорим, что дочерей у нее нет. И мужа нет.

– Совсем не обязательно, – ответил Романенко, – но поспорить могу. На рубль.

– Скажите, пожалуйста, – обратился Дронго к медсестре, – у вас есть семья?

– А как же, – ответила женщина. – Два сына, оба женаты, но такого блуда никогда не допустят. Они своих жен в строгости держат.

– А дочь у вас есть?

– Бог миловал, – ответила она, поднимаясь по лестнице, – а то выросла бы вертихвосткой. Мне невесток хватает.

– Один ноль, – согласился Романенко. – А как насчет мужа?

– Интересно, как бы ваш муж отнесся к этой женщине? – продолжал Дронго.

– Так же, как я, царство ему небесное. Он у меня помер, почитай, десять годков будет. А мы с ним в строгости жили, в согласии.

– Поразительно, – пробормотал Романенко, – нет, спорить с вами нельзя. Ваша проницательность даже пугает.

– Она не способна понять женской боли, – заметил Дронго, – и во всех грехах винит женщину. Это характерно для старых дев и не имеющих дочерей женщин. А насчет мужа я просто догадался чисто интуитивно, по всяким мелким деталям.

Кроме Мары, в палате лежали три женщины, они с интересом прислушивались к вопросам Савина, на которые Мара не отвечала, отвернувшись к стене. Увидев Романенко, Савин быстро поднялся. Обычно делами об изнасиловании занимались сотрудники районной прокуратуры, но, учитывая связь женщины с Чиряевым, Романенко поручил допросить ее Савину.

Мара пришла в себя еще по дороге в больницу. Воспоминания о случившемся были невыносимы. Надо сказать, что особой боли она не испытала, мучили отвращение и стыд. Все истязания бандиты отложили на потом, вначале хотели позабавиться с ней и получить удовольствие. Тем более что, обессилев от страха, она не оказывала никакого сопротивления. Удовольствие они получили, последнее в жизни, и так и остались лежать бездыханными в ее квартире.

Мара не могла поверить в случившееся. Какие-то неизвестные появились в квартире, застрелили ее мучителей, ничего не взяли и ушли. Как стыдно, что они видели ее в таком состоянии. Эти люди ее спасли. Она их не знала и, возможно, никогда не узнает.

За полчаса, проведенных у постели Мары, Савин не добился от нее ни слова. Врачи не нашли у нее никаких повреждений, ни внутренних, ни внешних, и положили ее в палату для выздоравливающих. Ее соседками оказались три женщины, одна из которых была проститутка, избитая сутенером, и это Мару шокировало. Быстрее, чем ожидала, она оправилась от шока, как только узнала, что все бандиты мертвы. Но отвечать на вопросы следователя при посторонних Мара не хотела.

– Она молчит, – доложил Савин, разведя руками.

Романенко нахмурился. Он хотел что-то сказать, но Дронго остановил его, кивнув на соседок Мары.

– Будьте любезны, – обратился он к женщинам, – выйдите на несколько минут.

Он знал, что эта палата для выздоравливающих и своей просьбой он женщин особенно не обременит.

– Из-за этой шалавы мы должны в коридоре стоять, – возмутилась проститутка, но вышла вслед за двумя другими соседками. Мара повернулась и увидела Дронго. Сразу оценила и его костюм, и стильный галстук. Странно. Он не похож на обычного следователя. У тех казенные лица и форменная одежда. Может, он из другого ведомства?

– Извините, – сказал Всеволод Борисович, опустившись на стул, пододвинутый ему Савиным. – Мы хотели бы с вами поговорить.

– О чем? – спросила Мара. – Вы ведь и так все знаете.

– Не все. Мы не знаем, кто к вам пришел и почему вы открыли дверь.

– Мой водитель, этот негодяй Шуляков, – с ненавистью произнесла она, – позвонил в квартиру. Больше я ничего не помню. Я потеряла сознание и пришла в себя только в больнице.

– Вы знали этих людей?

– Одного знала, Матвея Очеретина. Бандит и насильник. Двое других, насколько я поняла, его телохранители.

– Зачем они пришли?

– Не знаю.

– Они чего-то просили, требовали?

– Нет, ничего.

– Почему вы сразу не позвали на помощь? Вы могли закричать, подбежать к окну, выбить стекло.

– Мне это не пришло в голову.

– Но зачем все-таки они пришли? Вы ведь и раньше видели Очеретина?

– Да, встречала, – она старалась не смотреть на сидевшего рядом Дронго. Для нее оба следователя, и молодой, и пожилой, существовали лишь постольку, поскольку досаждали ей своими вопросами. Другое дело Дронго. В нем она сразу почувствовала мужчину. Но после предательства Фанилина ничего, кроме отвращения, мужчины у нее не вызывали. Поэтому она и не смотрела на Дронго.

– Где и когда вы с ним встречались? – спросил Романенко.

– В разное время и в разных местах. – Она боялась упоминать имя Чиряева, что могло повлечь за собой последствия еще более тяжелые. Только сейчас она поняла, что бандиты наверняка ворвались к ней в квартиру по приказу Чиряева. Иначе не посмели бы. Значит, он видел фотографии. Эта мысль повергла ее в отчаяние.

– Вы не можете вспомнить, где именно? – настаивал Романенко.

– Не могу, – ответила она с раздражением, – я ничего не помню. Я ничего не знаю. У меня болит голова.

Видя, что она на грани истерики, Романенко поднялся и, пожав плечами, взглянул на Дронго. Тот поднялся следом. Но вдруг сказал:

– Оставьте нас, я сам с ней поговорю.

– Хорошо. Только недолго. У нее может начаться истерика, – предупредил Всеволод Борисович, вместе с Савиным выходя из палаты.

– Успокойтесь, пожалуйста, – сказал Дронго, снова садясь на стул.

– Теперь вы хотите меня терзать? – спросила она.

– Нет, не собираюсь, – мягко ответил Дронго, – давайте договоримся так. Я не буду вам задавать вопросов. Выскажу только свои предположения.

– Зачем мне ваши предположения? – спросила с вызовом женщина. – Жизнь моя кончена.

– Пока нет, – возразил Дронго, – но, если будете упорствовать, можете не выйти из этой больницы.

– Что вы имеете в виду? – почему-то шепотом спросила она.

– Выслушайте меня. – Он наклонился к ней. – Вчера вы встретились со своим приятелем, и то, что произошло между вами, кто-то сфотографировал, запечатлев самые откровенные позы. Эти фотографии мы нашли в кармане Очеретина. Они помечены вчерашним числом. Кто-то прислал их ему. А он переправил снимки Чиряеву. Взбешенный, Чиряев приказал своим людям убить вас, но перед смертью поиздеваться над вами.

Она слушала, затаив дыхание, завороженная взглядом его темных глаз, чувствуя, как страх леденит душу.

– Чиряев приказал разобраться с вами, – продолжал Дронго, – а водитель, приставленный к вам, помог убийцам проникнуть в квартиру. Прежде чем вас убить, они решили с вами поразвлечься. Чем это кончилось, вы знаете. Потом в квартиру ворвались уже другие убийцы и перестреляли насильников.

– Да, – растерянно сказала она, – наверно, так все и было.

– Возможно, вы потеряли сознание и не помните, кто расправился с насильниками. Возможно, вы их даже не видели. Они вас не тронули, потому что подумали, что вы либо без сознания, либо мертвы. Но они снова придут, узнав, что вы живы. Обязательно придут. И не только они. Именно в вашей квартире убили Очеретина и его боевиков. Возможно, фотографии подбросили специально, чтобы заманить бандитов в вашу квартиру. И если это дойдет до Чиряева, вам несдобровать. Вы не сможете доказать, что ничего об этом не знали. Теперь представьте себе его состояние. С одной стороны, он узнает, что вы изменили ему, а с другой – что в вашей квартире погибли его люди. Он воспримет это как явное издевательство с вашей стороны.

– Вполне возможно, – согласилась она, – надо ему позвонить, рассказать все, как было.

– А фотографии? – холодно напомнил Дронго. – Или вы думаете, они существуют только в одном экземпляре? Если есть пленки, их можно напечатать.

– Что же мне делать? – простонала она. – Чего вы от меня хотите?

– Правду, – сказал Дронго, – мне нужны факты, и получить их я могу только от вас. Итак, кто был с вами вчера? Имя?

– Я вспоминать о нем не хочу. Альфонс, негодяй. Он меня предал.

– Его фамилия?

– Егор Фанилин. Мразь, сволочь, – она подбирала ругательства пообиднее и вдруг, вспомнив о фотографиях, даже глаза закрыла от ужаса. – Ваши сотрудники видели фотографии?

– Нет, только следователь, тот, что постарше, который безуспешно пытался вас допросить, – соврал Дронго, – если мы с вами договоримся, обещаю, фотографии будут уничтожены.

– Даете слово?

– Даю.

– Егор Фанилин, – повторила она и дала его адрес.

– Где происходила ваша встреча?

– В очень красивом доме, шикарной квартире. Мы поехали туда на его машине. Подождите. Я вспомнила адрес. Мичуринский проспект. Новостройка. Квартира шестьдесят шесть. Я еще подумала, что шестерка не очень счастливое число. Номер дома не помню. Помню, что новый. Там их несколько справа от дороги.

– Квартира шестьдесят шесть, – кивнул Дронго. – Я запомню. Скажите, Очеретин был другом Чиряева?

– Его правой рукой. Поэтому я впустила их, думала, они по делу пришли.

– Вы действительно не видели, кто убил Очеретина и его людей?

– Не видела. Потеряла сознание. У меня такое ощущение, что искупалась в грязи. Попросите, чтобы меня отпустили домой. Мне здесь плохо. Хочу помыться, привести себя в порядок, но врачи считают, что я должна побыть здесь еще несколько дней. Вводят мне какие-то лекарства.

– Чтобы вы, не дай бог, не забеременели, – предположил Дронго.

– Я не могу забеременеть, – уверенно сказала она, – я знаю свои дни. Очень хочется домой.

– Домой вам сейчас нельзя, – заметил Дронго, – опасно. Снова могут нагрянуть преступники. У вас есть деньги?

– Дома только полторы тысячи. Но у меня есть почти новая «Ауди». Может, продать ее? Один мой друг этим занимается.

– Про друзей забудьте. Хотя бы на время, – посоветовал Дронго. – Где ключи от машины и документы?

– Дома. В серванте. Вы не могли бы продать мою машину?

– Попрошу следователя заехать к вам за ключами. Постараюсь в ближайшее время продать вашу машину. Вы можете где-нибудь спрятаться на несколько дней?

– Могу. У подруги.

– Никаких подруг, я же вам сказал. – Дронго вздохнул. – Ладно, что-нибудь придумаем. Последний вопрос – кто звонил вам обычно от имени Чиряева?

– Его адвокат Аркадий Тумасов или же Анатолий Шпицын. Он тоже близкий друг Чиряева. Такой же, каким был Очеретин.

– Вы знаете, где работает Шпицын?

– Он глава охранного агентства не то «Чаран», не то «Чачаран».

– Может быть, «Чагчаран»? – сказал Дронго.

– Да, кажется, так. Прежнего главу агентства убили, и его место занял Шпицын.

– И давно он там работает?

– Не очень. Несколько недель. Точно не знаю. Он дважды звонил мне, оставил свой телефон, даже передал через моего водителя свою визитную карточку. Я обратила внимание на название агентства, потому что раньше там работал знакомый Чиряева. Бывший сотрудник милиции. Кажется, Артемьев. Я его несколько раз видела, он приезжал к Чиряеву на дачу. С женщиной по имени Алевтина. Старое русское имя, я поэтому и запомнила. Так вот, этот Артемьев погиб. Водитель мне рассказал. Этот паршивый слизняк, который казался мне порядочным человеком.

После перенесенных испытаний ей хотелось высказаться. Излить душу. В какой-то мере она чувствовала себя отмщенной: насильники за свое злодеяние поплатились жизнью.

– Спасибо за информацию, – сказал Дронго, – я выйду на минутку. – Дронго покинул палату и сказал Романенко, курившему в коридоре: – Ее надо срочно увезти из больницы. Ни Чиряев, ни его враги не оставят ее в покое.

– Куда я ее увезу? – с горечью произнес Романенко. – Это в Америке есть фонд защиты свидетелей, который получает средства из федерального бюджета, а у нас сотрудникам месяцами зарплату не выдают. Мы бумагу за свой счет покупаем. А вы говорите «увезти».

– У нее есть деньги, – сказал Дронго, – правда, небольшая сумма. Есть машина. Попрошу кого-нибудь из знакомых срочно продать ее. С деньгами она сможет хотя бы на время укрыться.

– Сейчас она пока проходит по уголовному делу как потерпевшая, – напомнил Романенко, – но если будет доказана ее связь с Чиряевым, она из потерпевшей может превратиться в свидетеля, а то и в обвиняемую. Скорее всего машина куплена на деньги Чиряева, и в этом случае подлежит конфискации.

– Всеволод Борисович, на данный момент она потерпевшая, – напомнил Дронго, – и важный свидетель. Ваша задача уберечь свидетеля до суда. Мы уже потеряли Труфилова. Нам нужно ее спасти. Представьте, сколько всего она вынесла.

– Что вы предлагаете? – спросил Романенко.

– Поместить ее в какой-нибудь закрытый санаторий для сотрудников ФСБ или МВД и держать там, пока не найдется покупатель на ее машину. С деньгами она сможет куда-нибудь уехать, а потом продать еще и квартиру. Если у вас нет денег, чтобы защитить свидетеля, то должно по крайней мере хватить мужества не мешать ей защищаться самой.

– Она вам все рассказала?

– Почти все. Не вызывает сомнений, что всю эту грязную историю затеяли враги Чиряева. Подставили несчастную женщину, заманили Очеретина в ее квартиру и убили. Это своего рода грозное напоминание Чиряеву о неуплаченном долге.

– Хорошо бы она согласилась выступить в немецком суде, – произнес Романенко.

– Вам очень хочется, чтобы ее убили? Она ведь не расскажет ничего нового. Не тот человек Чиряев, чтобы откровенничать с женщиной. Мы только зря потеряем время и дадим ему лишний шанс. А мы обязаны загнать его в угол.

– При этом отпустив на свободу, – сказал Романенко, – ладно, ладно, не хочу с вами спорить. Сделаем все, как вы говорите.

– И последнее, – попросил Дронго, – если можно, уничтожьте эти гнусные фотографии.

– Это вещественное доказательство, – возмутился Всеволод Борисович, – вы толкаете меня на преступление.

– Оставьте несколько «нейтральных» снимков, где они запечатлены в ресторане, – предложил Дронго, – совсем не обязательно приобщать к делу целую пачку.

– С вами невозможно спорить, – вздохнул Романенко, – что-нибудь еще?

– Больше ничего. Надо забрать ее отсюда немедленно. А потом поехать на Мичуринский проспект. Очень любопытно попасть там в одну квартиру. Но учтите, фотографии можно уничтожить только завтра. Сегодня они нам понадобятся. Необходимо найти квартиру, где состоялось свидание Мары с мужчиной, который так подло ее подставил.

– Может, нам его поискать?

– Думаю, это бесполезно. Вряд ли убийцам нужен отработанный материал. Я уверен, его убрали еще вчера, сразу после злополучного свидания. «Мавр сделал свое дело. Мавр может уходить».

– Скажите честно, вы уверены, что мы сумеем что-либо доказать? – вдруг спросил Романенко.

– Уверен, – ответил Дронго, – и не просто доказать. Мы отправим всех мерзавцев на скамью подсудимых и покажем обществу, как страшно, когда переплетаются интересы чиновников и бандитов.

 

Москва. 11 мая

Если бизнес идет особенно хорошо, жди беды. Он помнил эти слова мудрого Насыра, когда тот поручал ему этот магазин. В нашем деле, любил повторять Насыр, никто не застрахован от неожиданностей. Куда спокойнее работать с небольшими партиями товара, не гнаться за бешеными деньгами. Это как в казино, когда ставишь крупную сумму на цвет, можно разбогатеть, а можно и проиграть. Или выпало зеро, и ты оставался с половиной своего выигрыша. И кому-то доставалась другая половина.

Ахмад Джанкишиев приехал в Москву из далекого Бишкека. Раньше город назывался Фрунзе, словно в насмешку над жителями, многие из которых, не выговаривая буквы «ф», называли свой город «Прунзе». И смешно, и обидно. И хотя легендарный полководец не имел к этому никакого отношения, благодарные киргизы с радостью восприняли весть о возвращении городу прежнего названия.

К началу девяностых, когда во всей стране, в том числе и в Бишкеке, уровень жизни резко снизился, Ахмад уже прочно обосновался в Москве. Он переехал сюда еще в начале восьмидесятых, когда было относительно легко переправлять любые партии товара из республики в Москву. Именно этим он и занялся, быстро находя оптовых покупателей. Однако заработки были маленькими и непостоянными. Все изменилось в восемьдесят четвертом году, когда удалось выйти на людей хромого Абаскули и наладить поставку уже совсем другого товара в Москву.

Риск был велик, но и прибыль соответствующая. И Ахмад, прожив в Москве пять лет, смог, наконец, купить себе квартиру и выписать жену и детей. Дети, хвала аллаху, росли умными и послушными. Учились в русской школе и говорили на чужом языке так же хорошо, как и на родном, в то время как Ахмад так и не смог избавиться от акцента.

Ахмад был верующим, но это не мешало ему переправлять товар хромого Абаскули, и по воскресеньям он замаливал свой грех в мечети, которую исправно посещал. Но в душе его постоянно жил страх. Из Киргизии шли партии опиума, которым была богата республика. Ни милиция, ни пограничники, ни служба безопасности, ни таможенники не могли остановить этот поток наркотиков. Они находили своих покупателей в Москве и дальше распределялись между мелкими продавцами, завлекающими в свои сети все больше и больше людей.

Ахмад строго соблюдал негласные правила, никогда не задавал лишних вопросов, отдавал, кому нужно, товар, не требуя увеличить ему процент. За это и пользовался уважением у других продавцов и покупателей «белой смерти», которые ценили его за порядочность и надежность и охотно вели с ним дела.

Дважды за эти годы к нему приходили сотрудники милиции. И дважды уходили ни с чем. Ему всегда вовремя сообщали о возможной проверке, и запрещенный товар хромого Абаскули заранее изымался из контейнеров, в которых оставляли только разрешенные к провозу продукты и сувенирные товары из небольшого магазинчика Ахмада. Проверяющие уходили ни с чем, а кто-то из их начальников получал определенную сумму с дохода, о размерах которой Ахмад мог только догадываться. Так продолжалось несколько лет. Он зарабатывал не так уж и много, но при его бережливости вполне хватало на обеспеченную жизнь и даже на благотворительность, которой он постоянно занимался, никогда не забывая о том, каким образом ему достаются деньги.

Его магазин был перевалочным пунктом наркокурьеров из Киргизии, которые каждый раз платили ему. В девяносто первом начались перебои с поставками. Иногда приходили очень большие партии, а бывало, курьеры месяцами не появлялись. В девяносто втором к нему в магазин заявились три молодых парня.

Не из милиции. Ахмад не раз видел таких. В спортивных костюмах, коротко постриженные, с тупыми, ничего не выражающими лицами, накачанными мускулами. Обычно они заходили в магазин за сигаретами или пивом. Но на этот раз один из парней, дыхнув на Ахмада водочным перегаром, коротко произнес:

– Есть разговор.

Вообще покупатели попадаются разные. И каждого нужно выслушать. Может, эти интересуются партией сигарет или привезли на продажу товар. Он иногда принимал разную мелочь от челноков, чтобы не вызывать подозрений своими отказами.

– Давай поговорим, – согласился Ахмад и сказал своему помощнику: – Присмотри тут без меня, Сейран, – после чего вместе с одним из парней прошел к себе в кабинет, закуток, отделенный от склада фанерной перегородкой.

– Ну что, хозяин, – нагло спросил парень, усаживаясь напротив Ахмада. – Сразу договоримся или будешь артачиться?

– Не понял, – улыбнулся Ахмад, – о чем нам с тобой договариваться?

– Ты ваньку не валяй, – посоветовал накачанный, – весь рынок знает, чем ты тут занимаешься.

– Торгую, как и все, – пожал плечами Ахмад. – Что вам нужно?

– Нас Женя послал. Женька-Истребитель, может, слышал?

– Не слышал. Зачем он вас послал?

– Ты, старик, дураком не прикидывайся, – сказал парень, – иначе сам знаешь, что будет. Мы твой магазинчик быстро в обход возьмем. Сгорит как спичка, пикнуть не успеешь. И ты вместе с ним сгоришь. Устраивает такой вариант?

– Уходи, – помрачнел Ахмад, – у меня своя торговля, у вас своя. Уходи.

Он знал, что на рынках вовсю орудуют рэкетиры. Но к нему они не заходили, боялись. Все бандиты в округе знали, какая у Ахмада «крыша». Возможно, эти парни ошиблись, не туда зашли, мелькнула мысль. Ахмад не хотел крови.

– Уходите, – сказал он, – вы еще молодые. Напрасно заявились сюда.

– Ты опять не понял, старик, – угрожающе произнес парень. – Нас не просто так прислали. А чтобы тебя предупредить. С завтрашнего дня сядешь на «счетчик». Каждый месяц будешь Жене платить две косых. И все будет тип-топ.

– Две тысячи баксов? – не поверил Ахмад. – Да ты рехнулся, парень.

Ахмад был худощавым и очень подвижным. И хотя череп у него был лысый, он каждый месяц тщательно его брил, так что вымогатель явно пережал, назвав его стариком. Да и лет ему было не так уж много – недавно минуло пятьдесят.

– Ты, старик, дурака не валяй, или соблюдай порядки, или уматывай отсюда подобру-поздорову. В свой Таджикистан. Советского Союза больше нет, все теперь свободны.

Ахмад не стал говорить, что он из Киргизии. Парня вряд ли это интересовало. Ему нужны были деньги.

– Денег я вам не дам, – сурово сказал Ахмад, – не на того напали. Пусть вам другие платят. Я сам по себе, к вашему рынку отношения не имею. И товар у вас не беру.

– Твой товар особенный, – насмешливо произнес парень, – знаем, чем торгуешь.

– Это дело мое, – вскочил Ахмад, – вон отсюда!

– Ах ты, дерьмо, – парень вскочил, но Ахмад так врезал ему, что тот свалился со стула. Такого парень не ожидал и с удивлением смотрел на Ахмада. Откуда ему было знать, что в молодости Ахмад занимался боксом и даже выступал на всесоюзных соревнованиях.

– Ладно, – сказал парень, – мы еще встретимся.

Он развернулся и вышел из кабинета. Все трое с чем пришли, с тем и ушли.

– Сейран, – сказал своему помощнику Ахмад, – сейчас тебе лучше уйти отсюда. И завтра не приходи. Не беспокойся, зарплату получишь сполна.

– Что-нибудь случилось? – спросил Сейран. Ему было уже тридцать. Он только недавно переехал в Москву и все еще плохо говорил по-русски.

– Ничего, ничего. Уходи поскорее. А мне надо позвонить. – Ахмад взял мобильный телефон, набрал нужный номер:

– Мамед-ага, у меня проблемы. Приходили трое, угрожали, потребовали, чтобы я платил каждый месяц две тысячи долларов.

– Пошли их подальше.

– Я так и сделал. Они сказали, что их послал какой-то Истребитель. Поэтому я и звоню тебе.

Мамед-ага был главным поставщиком Ахмада, на котором держался их бизнес.

– Давно приходили? – поинтересовался Мамед-ага.

– Недавно. Минут пять назад.

– Закрой дверь и никого не пускай. Сейчас подъеду к тебе с ребятами. Пора раз и навсегда с этим покончить.

– Ладно. – Ахмад отключил телефон и, обернувшись, увидел Сейрана. – Я же тебе велел уходить, – крикнул Ахмад, – что ты здесь делаешь?

Снаружи донесся шум подъехавшей машины.

– Черт возьми, – разозлился Ахмад, – иди в кабинет. Возьми там большую палку и носа не высовывай. Даже если меня убьют. Понял?

– Понял, – кивнул Сейран и убежал.

– Ну ладно, сволочи, – ухмыльнулся Ахмад, – давайте, заходите. Посмотрим, что вы будете делать...

Рэкетиры просто так не приходят. И Ахмад замер в ожидании, приготовившись к самому худшему. Но вместо боевиков в магазине появился невысокого роста худощавый мужчина в темном костюме, при галстуке.

– Какой вы, однако, упрямый, – сказал он с нотками осуждения в голосе, покачав головой. Прошел к прилавку, осмотрелся. – Неплохой магазинчик.

– Что вам нужно? – спросил Ахмад.

– Неужели не понятно? – улыбнулся мужчина. – Вы выставили за дверь людей, даже не поинтересовавшись, кто их послал. А потом будете обижаться, когда у вас появится куча проблем.

– О своих проблемах подумайте, у меня их нет и не будет.

– Ну зачем вы так, – улыбнулся мужчина, поправляя галстук, – я ведь могу подумать, что вы честный человек. А вы человек нечестный. И все вокруг это знают. Торгуете наркотиками, совращаете, так сказать, несовершеннолетних. И еще грозите мне проблемами.

– Я не торгую наркотиками, – решительно заявил Джанкишиев, – обыщите мой магазин, и, если найдете хотя бы грамм, я буду платить вам.

– Не сомневаюсь, что не найдем. Конечно, вы не торгуете наркотиками. Вы оптовый перекупщик. Перевалочный пункт. Получаете товар и оптом его сдаете. Нам все известно. Но это не меняет дела. Просто вы получаете гораздо меньший процент, чем могли бы получать, если бы сбывали наркотики непосредственно продавцам.

– Убирайтесь! – закричал Ахмад.

– А вот это уже серьезно, – холодно заметил незнакомец, – даю вам на размышления день. Или вы завтра в два часа платите деньги, или вас навещают ваши старые знакомые с очень неприятными для вас последствиями. Выбор за вами.

– Вон отсюда!

– Надеюсь, вы предпочтете первое. А за грубость я вам начислю проценты. И попрошу Женю взыскивать их неукоснительно. Как вы думаете, двадцать процентов за грубость достаточно?

– Я не желаю с вами разговаривать! Убирайтесь!

– Тогда двадцать пять. Итого две пятьсот. До свидания. Приготовьте к завтрашнему дню деньги. – Незнакомец кивнул и вышел из магазина.

Джанкишиев в изнеможении прислонился к прилавку. Вздохнул. Кажется, у него появились проблемы. Вдруг он услышал за спиной шаги и резко обернулся. Это был Мамед-ага, тот самый оптовый покупатель, с которым столько лет торговал Ахмад. Он ворвался в магазин в сопровождении боевиков.

– Где они? – крикнул Мамед-ага, мужчина лет тридцати восточного типа, с узким лицом, пышными усами, вьющимися волосами, черными густыми бровями и носом с горбинкой. – Куда подевались?

– Уехали, – устало ответил Ахмад, – они требовали деньги. Твои деньги, Мамед-ага. У меня лишних нет. Значит, две с половиной тысячи я должен отдавать из твоих.

Мамедага выругался. Стремительный и энергичный, он был известен на всех базарах города.

– Кто это был? – зло спросил он.

– Не знаю. Сказали от Жени-Истребителя. Знаешь такого?

– Знаю немного. Беспредельщик он. На чужую территорию полез. Здесь не его район. Беспредельщик, – гневно повторил Мамед-ага.

– Они ничего больше не говорили?

– Они нет. Только недавно заявился еще один. При галстуке, интеллигентный такой. Не кричал, не ругался, только деньги требовал. Еще двадцать пять процентов прибавил за то, что я выгнал его.

– Высокий, худой?

– Точно, – кивнул Ахмад.

– Их человек, – сплюнул Мамед-ага, – знаю я этого гада. Он давно с Чиряевым. Толик Шпицын. Его вся Москва знает. «Щипцами» кличут за его хватку.

– Что же мне делать?

– Ничего. Живи как раньше. Скажи только, что он тебе говорил?

– Обещал завтра прийти за деньгами в это же время.

– Завтра, – ухмыльнулся Мамед-ага, – ладно, завтра мы ему отходную и пропоем.

– Я столько лет здесь работаю, Мамед-ага, и никогда ничего подобного не было.

– И не будет. Женя, видно, решил мускулами поиграть. Показать, кто здесь хозяин. Так что без отходной нам не обойтись. Иначе они нас съедят. Эти ребята слов не понимают. На силу мы им силой ответим. По-другому нельзя.

– Они в своем городе, – возразил Ахмад.

– А мы на своей территории, – стоял на своем Мамед-ага, – знаешь, сколько мы платим за разрешение здесь работать. Всем платим. От хозяев рынков до постовых милиционеров, от мэра до прокурора. И завтра мы их проучим.

– Ты понимаешь, что говоришь? У меня семья, дети. После того, что случится, я больше не смогу здесь работать.

– Ты и так не сможешь, если мы сейчас промолчим. Пойми, Ахмад, другого выхода нет. Уступим раз – они нам на голову сядут. Мы чужаки, это ты верно сказал. И должны держаться все вместе. Через твои руки столько денег прошло, а ты все боишься. Ты завтра даже из магазина не выйдешь. Все сделают мои люди. Я же не предлагаю тебе стрелять. Сиди в своем магазине, будто знать ничего не знаешь.

Ахмад вздохнул. Не хотелось спорить. Каждому преступному бизнесу приходит конец, как бы хорошо он ни был налажен. Ахмад пошел в свой закуток, где сидел дрожавший от страха помощник. И хотя он плохо знал русский, но из разговоров понял достаточно, чтобы испугаться. Ахмад приказал парню не приходить завтра и закрыл магазин несколько раньше.

На следующий день Сейран не появился, послушался хозяина. Сам же Ахмад приехал позднее обычного, вошел в магазин и стал расставлять все по своим местам. Он обратил внимание, что соседние магазины закрыты. На дверях висели замки. Видимо, их хозяева узнали, что здесь может произойти. Здесь ничего нельзя скрыть, и это страшнее всего. Ахмад вздохнул. Платить рэкетирам нельзя, это Ахмад и сам понимал, без Мамед-аги, не платить тоже нельзя, боевики не смогут охранять его круглые сутки. Ситуация тупиковая, выхода нет.

Странно, что к нему явились за деньгами. Что вообще нагрянули эти парни. Ведь до сих пор он имел дело только с Мамед-агой. Тот, в свою очередь, выходил на крупного московского авторитета, которого все боялись и о котором говорили шепотом. Что произошло? Почему они так обнаглели? Может быть, авторитет уже не может защищать Мамед-агу и его поставщиков? Тогда дело плохо. Совсем плохо. Но ведь поставщик товара хромой Абаскули, а у него тысячи людей.

Спустя некоторое время снаружи донеслись шаги. Покупателей практически не было. Все стороной обходили магазин, словно какое-то проклятое место. Ахмад стоял у прилавка, когда появились двое. Одного он узнал, это был боевик Мамед-аги. Похоже, чеченец.

– Мы посидим тут у тебя, – сказал боевик, кивнув напарнику.

И они устроились на стульях у дверей, не пряча автоматов. Ахмад пошел в кабинет, понимая, что предотвратить бойню не удастся.

В назначенное время к магазину подъехали два автомобиля, из которых вышли четверо боевиков Евгения Чиряева в спортивных костюмах, ставших униформой рэкетиров и вымогателей в начале девяностых. Они даже опомниться не успели, когда со всех сторон грянули выстрелы, поразив всех четверых. Одного, еще живого, хрипевшего от ужаса и боли, добили выстрелами в упор. Боевики, укрывшиеся в магазине, даже не вышли. Хватило и тех, что устроили засаду вокруг магазина.

Появившиеся через час сотрудники милиции обнаружили четыре трупа, но убийц найти не смогли. Напрасно участковый стал наезжать на Ахмада. Все понимали, что здесь произошло. Отныне сюда никто не смел соваться. Было ясно, что у этого небольшого магазинчика могущественная «крыша».

Слух о случившемся разнесся по всему рынку, по всем соседним магазинам. Теперь, здороваясь с Ахмадом, все в страхе отводили глаза. Он чувствовал себя словно прокаженный. Это было очень обидно.

Его младший брат Сабир, переехавший сюда через два года после него и поступивший в аспирантуру, сначала стал кандидатом химических наук, а позже доктором и работал теперь в одном из московских научно-исследовательских институтов. Коллеги его уважали, Ахмад это знал и всегда ставил брата в пример своим детям. Брат добился всего честным путем, и Ахмад в душе завидовал ему, поскольку тот занимался любимым делом и жил достойно, в полном соответствии с божьими и человеческими законами. Брат женился на русской, его сын пошел по стопам отца, поступил на химический факультет МГУ и учился на последнем курсе. Ахмаду нравилась жена брата, она соблюдала их обычаи и научилась готовить киргизские блюда. Лариса работала в одном институте с мужем и была не просто хорошей женой, но и прекрасным другом.

Ахмад часто думал, как несправедливо устроена жизнь. Он своим грязным бизнесом, нарушая законы пророка, зарабатывал намного больше, чем брат, честный труженик. Вот уже третий месяц в институте у Сабира не выдавали зарплату. А в девяносто шестом не платили целых полгода. Но Ахмад ничего не знал. Сабир не рассказывал. Рассказала его жена Лариса жене Ахмада. Они тогда были в гостях у Сабира, пили чай на балконе, вспоминали молодость, а перед уходом Ахмад незаметно положил на сервант тысячу долларов.

На следующий день к нему в магазин приехал Сабир. Ни слова не говоря, он протянул деньги брату.

– Возьми, – сказал он, – мы пока не бедствуем.

– Ты же не получаешь зарплаты, – изумился Ахмад.

– Ничего. Как-нибудь проживем. Возьми свои деньги, Ахмад, мне они не нужны.

Сабир уже повернулся, собираясь уйти, и тут Ахмад спросил:

– Почему?

– Не могу, ты должен меня понять. Не могу я взять эти деньги.

– Брезгуешь? – понял, похолодев, Ахмад.

– Да, – честно признался Сабир, – догадываюсь, чем ты занимаешься. Я не вправе тебя осуждать, ты мой старший брат. Ты заменил нам отца и помогал матери в трудное время. Я буду помнить об этом всегда. Но денег у тебя не возьму. Извини, Ахмад, у каждого свои принципы. Извини, пожалуйста.

Сабир ушел, а Ахмад долго сидел задумавшись, не зная, то ли обижаться, то ли злиться. Злиться? Но на кого? На себя или на брата, на судьбу? Деньги, которые вернул брат, он отнес в мечеть, надеясь хоть таким образом искупить вину. И тогда он впервые понял, что каждому воздается по его деяниям. И он, нарушающий законы пророка, обречен на мучения и в этой жизни, и в будущей, скрывая свой грех от жены и детей. А его брат, который не так обеспечен, как он, может спокойно смотреть близким в глаза. Жизнь, в общем, устроена достаточно мудро, за все нужно платить. Нет, он не хотел, да и не мог ничего менять, теперь уже было поздно заняться чем-то другим, но его постоянно мучила совесть, и он зачастил в мечеть, замаливая грехи.

Дочь училась в институте, а сын, которым так гордился Ахмад, уже закончил учебу и собирался стать архитектором. У него была девушка, и отец с нетерпением ждал того дня, когда он отправится к ее родителям просить согласия на брак. Правда, ни девушка, по национальности украинка, ни сын явно не спешили получать родительское благословение, что огорчало Ахмада, почитавшего традиции предков.

К вечеру, перед самым закрытием, у магазина появился тот самый тип, который приходил в девяносто втором. Ахмад его сразу узнал и понял, что ничего хорошего ждать не приходится. Если спустя столько лет он снова решился прийти, забыв о той страшной бойне, значит, он либо убежден в своей силе, либо ненормальный. В любом случае следовало ждать больших неприятностей.

– Ну, здравствуй, – сказал Толик, – вот мы и встретились снова.

– Здравствуй, – ответил Ахмад, строго глядя на вошедшего. Сейран уже ушел, отпросившись пораньше, и Ахмад остался один.

– Вот и встретились, – с явной угрозой повторил Шпицын. В этот момент в магазин вошли еще двое.

– Напрасно вы опять приехали, – мягко сказал Ахмад, – вы же помните, чем кончилось все в прошлый раз. Не нужно было вам приходить.

– Очень хорошо помним, – ухмыльнулся Шпицын, – поэтому и пришли. Думаешь, черномазые опять тебя защитят?

Он сделал знак одному из вошедших. Тот достал автомат. Значит, так угодно аллаху, подумал Ахмад. Теперь он заплатит за все грехи. Какое счастье, что дети уже выросли. И Сейран ушел раньше...

Это была его последняя мысль. Автоматная очередь прошила его и бросила на пол. Он уже не слышал, как Шпицын приказал поджечь магазин.

 

Москва. 11 мая

Романенко вызвал всех свободных сотрудников на Мичуринский проспект. К шести часам вечера они уже знали, что только в двенадцати домах есть квартиры под номером шестьдесят шесть. Еще через час половина квартир была проверена. По распоряжению Романенко один из сотрудников увез Мару Киршентале в санаторий МВД. Перед этим Савин заехал к ней домой, взял деньги и передал женщине.

К семи часам остались две непроверенные квартиры, но там никого не было. Удалось установить, что одна из них принадлежит уехавшему в Норвегию дипломату, а вторая – бизнесмену, который отдыхал на Канарских островах. Оба покинули Москву довольно давно. В квартиру дипломата часто приезжала дочь, а в квартиру бизнесмена – брат, который устраивал здесь шумные оргии. Как выяснилось, сам бизнесмен – известный деятель шоу-бизнеса, отличался нетрадиционными сексуальными взглядами. Еще полтора часа заняли поиски его брата. Наконец оперативники получили возможность войти в квартиру и довольно быстро убедились, что это та самая квартира, в которой состоялось свидание Фанилина с Марой.

Брата бизнесмена взяли под стражу, и Романенко собирался лично его допросить, когда Дронго дозвонился, наконец, до Онкологического центра, узнал, что операция закончилась, выбежал из квартиры и, поймав машину, поехал на Каширское шоссе.

В коридоре больницы он увидел мать и дочь Эдгара Вейдеманиса и Галину Сиренко, которая разговаривала с дежурившим здесь сотрудником милиции. Дронго боялся услышать страшную весть и, направляясь к женщинам, всматривался в их лица. Ему показалось, что девочка плачет. Неужели все кончено?

– Как закончилась операция? – спросил он у Галины.

– Нормально, – ответила та, – врачи говорят, что сделали все возможное. Удалили левое легкое. Сложнейшая операция. Целых шесть часов продолжалась. Но они считают, что шансы есть. Если в ближайшие два-три дня сердце не подведет, он будет жить.

– Поэтому Илзе и плачет? – догадался Дронго.

– Да. От радости. Профессор сказал, что операция прошла нормально. Весь день они держались. Я таких людей не видела, прямо-таки железные. Только сейчас девочка не выдержала и заплакала.

Дронго подошел к Илзе, положил руку ей на плечо. Старая женщина подняла на него полные слез глаза.

– Пойдемте, – сказал Дронго, обняв их за плечи.

– Врачи говорят, что он будет жить, – всхлипнула Илзе.

– Обязательно будет, – улыбнулся Дронго, – мы все в это верим.

Вдруг он заметил в конце коридора двух неизвестных, то и дело поглядывавших в их сторону. Дронго нахмурился. Не хватало только бандитов в больнице. С другой стороны, если они не идиоты, то должны были вычислить, что родственники Вейдеманиса и сам Дронго появятся здесь именно в день операции. Он нарочито медленно подошел к Галине.

– Обернись незаметно, – сказал он ей, стоя к неизвестным спиной, – оружие при тебе?

– Конечно. Заряжено. Что случилось?

– Видишь двоих в конце коридора, у выхода. Мне кажется, они следят за нами. Только не дергайся.

Галина слегка повернула голову и незаметно кивнула.

– Они здесь уже несколько часов. То и дело поглядывали на нас. Я думала, у них тут родственник. Один даже несколько раз прошел мимо нас.

– Они ждали меня, – сказал Дронго, – вычислили, что я приеду в день операции. Черт возьми, я должен был предусмотреть такой вариант. Нельзя рисковать жизнью женщин.

– Надеюсь, ты не имеешь в виду меня? – спросила Галина, глядя ему в глаза.

– Нет, не имею, – улыбнулся Дронго, – может, одолжишь мне пистолет?

– Нет, моя задача – вас охранять. Я майор милиции, а ты эксперт. Не забывай об этом.

Он посмотрел на ничего не подозревавшего сержанта, который курил у окна, а вообще дежурил у палаты больного. Пистолет у него был в кобуре. Пока достанет, пройдет несколько секунд.

– Дай мне пистолет, – попросил Дронго, – и уведи женщин. Только в противоположную сторону.

– Там нет выхода, я проверяла. Двери закрыты.

– Заведи их в любую комнату. Пойми, им нужен только я. В любой момент они могут открыть огонь.

– У тебя нет с собой оружия?

– Нет. Как обычно. И уведи сержанта, чтобы не пострадал.

– Послушай, – возмутилась она, – ты собираешься устроить дуэль прямо в больнице? Их двое, а ты один. К тому же не спал всю ночь. Ты эксперт, а не убийца.

– Я тебе не говорил, – сказал Дронго, не глядя в сторону двоих у выхода, – в свое время я был чемпионом по стрельбе из пистолета. Могу вмиг отстрелить им конечности, они и опомниться не успеют.

– Ты нарочно так говоришь, чтобы меня успокоить?

– Я покажу тебе дома диплом, – пообещал Дронго с улыбкой, – дай пистолет.

– По-моему, тебе нравятся подобные ситуации, – сказала она, доставая пистолет и засовывая его под пиджак Дронго.

– Уведи женщин, – попросил он, – и не показывайтесь, пока все не закончится. Не хватает только, чтобы их ранили.

– Я предупрежу сержанта.

– Он мне не сможет помочь, – возразил Дронго, – не нужно его подставлять. Он растеряется и помешает мне.

– Я попытаюсь, – она медленно, с улыбкой, направилась к сержанту. Тот вытянулся. Он уже знал, что Галина сотрудник МУРа. Галина что-то ему сказала, он побледнел, покачал головой. Она продолжала говорить, он еще больше побледнел и кивнул. Затем они подошли к родным Вейдеманиса. Галина что-то сказала его матери.

Дронго повернулся к ним боком. Между ним и потенциальными убийцами стояли мать и дочь Вейдеманиса, Галина и сержант. Дронго надеялся, что двое неизвестных не станут стрелять, пока женщины не уйдут. Все четверо двинулись в его сторону. Он продолжал за ними наблюдать. Сержант шел слева от женщин, оказавшись ближе всех к Дронго. Неизвестные явно заволновались, заговорили друг с другом. Галина с женщинами и сержант приближались. Сержант шел, опустив голову, что удивило Дронго. Вот они поравнялись с ним, пошли дальше. Еще немного, и они в безопасности.

Но бандиты не стали ждать. Предположив, что Дронго последует за удаляющейся четверкой, они выхватили пистолеты.

– Ложись! – крикнул Дронго, буквально швырнув на пол проходившего мимо сержанта. Галя, схватив Илзе за плечи, упала вместе с ней. Только мать Вейдеманиса продолжала стоять, повернувшись лицом к бандитам.

– Ложись! – снова закричал Дронго и бросился наперерез убийцам, пытаясь прикрыть собой старую женщину и выстрелив несколько раз на ходу. Первый бандит упал, пуля попала в грудь. Второй успел выстрелить, и Дронго с ужасом обернулся: не пострадала ли мать Вейдеманиса. Галина Сиренко в этот момент, лежа на полу, развернулась и, обеими руками держа пистолет, нажала на спуск. Грянул выстрел. Второму бандиту пробило череп.

Дронго подошел к старой женщине и глазам своим не поверил. Она по-прежнему стояла с высоко поднятой головой. Живая и невредимая.

– Вы не ранены? – спросил Дронго.

– Мои раны здесь, – она показала на сердце. – Бог спас меня, потому что я должна увидеть, как мой сын выйдет из больницы. Должна его обнять. А он должен меня похоронить. Поэтому убийцы оказались бессильны.

Поднялась на ноги Галина.

– Ты отобрала у сержанта пистолет, – сказал Дронго, – воспользовалась своим служебным положением. И не стыдно тебе?

Илзе поднялась следом. Сержант все еще лежал на полу.

«Неужели его убили?» – подумал Дронго с тревогой. Галина склонилась над сержантом, ощупала парня, заглянула в глаза. Тот был в отключке. Когда она потрогала его голову, стал приходить в себя. Галина улыбнулась.

– В следующий раз действуй полегче. Он так ушиб голову, когда грохнулся на пол, что, кажется, получил легкое сотрясение, – она усмехнулась, – но, похоже, ты спас ему жизнь. Они хотели убить сначала его. Он был единственный в форме. На меня вообще не обратили внимания.

Дронго наклонился, приподнял сержанту голову. Легонько шлепнул по лицу. Тот открыл наконец глаза, скривился от боли.

– Что произошло? – спросил парень.

– Ничего особенного, – улыбнулся Дронго, – просто ты вторично родился.

Он оставил сержанта и подошел к лежавшим на полу бандитам. На шум прибежали врачи. Бандит, в которого стрелял Дронго, был еще жив, но тяжело ранен: одна пуля попала в живот, другая пробила легкое. Второй бандит был убит наповал. Вокруг раненого хлопотали врачи. Дронго наклонился к нему.

– Кто? – спросил он. – Кто послал тебя?

– Иди ты... – грязно выругался бандит.

Дронго взял его пистолет, валявшийся рядом. Когда врачи его унесли, Дронго подошел к Галине.

– Позвони в милицию, пусть приедут. С этого раненого нельзя спускать глаз. Охрану у палаты Эдгара необходимо усилить.

– Знаешь, о чем я подумала? – тихо спросила Галина. – Как ты выдерживаешь все это?

Дронго не ответил, только сказал, протягивая ей пистолет:

– Спасибо, ты меня очень выручила.

 

Москва. 11 мая

Среди ночи Павлика разбудил телефонный звонок. Звонили не по городскому телефону и не по обычному мобильному, а по второму мобильному – секретному, этот номер он никому не давал. Обычный мобильный был для знакомых и друзей, секретный – для очень близких друзей. Павлик схватил трубку.

– Здравствуй, дорогой. – Это был голос Мамед-аги, и Павлик вздрогнул. Этот лезгин являлся доверенным лицом хромого Абаскули, поставлявшего в город наркотики. Георгий получал свой товар оптовыми партиями через Мамед-агу и его поставщиков.

– Что случилось? – спросил Павлик. – Почему ты так поздно звонишь?

– Дело есть, – сказал Мамед-ага, – я тут, около твоей двери. Открой и увидишь меня.

– Ты один? – спросил Павлик.

– Конечно, один. Мои люди в машине остались. Открой, надо срочно поговорить.

Павлик пошел открывать. Мамед-ага вошел в квартиру, закрыл дверь и показал головой на ванную. Вошел туда и открыл кран. Он видел в каком-то фильме, что именно так поступают разведчики, чтобы их невозможно было подслушать. Павлик молча следил за ним.

– Они напали сегодня на наш магазин. Убили моего человека. Сожгли весь товар, – в бешенстве прошептал Мамед-ага.

– Как это убили? – Павлик не верил своим ушам. Он ожидал чего угодно, только не этого.

– Не знаешь, как убивают? – разозлился Мамед-ага. – Никогда не видел?

– Подожди, – прервал его Павлик, – ты хочешь сказать, что кто-то напал на ваш магазин, убил вашего человека и сжег ваш товар?

– Усек, наконец, – Мамед-ага сжал кулаки, – старика убили. Двадцать лет сидел в магазине, никому не мешал. Я знаю, кто это сделал. Они еще в девяносто втором вымогали деньги, но тогда мы их проучили. Помнишь, кто наехать на нас пытался? Толик Шпицын. Соседи говорят, что видели сегодня похожего на него человека.

– Шпицын, – выдохнул Павлик, мгновенно все поняв. Чиряев, очевидно, воспринял убийство Очеретина и присланные ему фотографии как вызов ему. И решил нанести ответный удар. Получалось, что Чиряев первым начал войну. Ведь убийство Очеретина было всего лишь предупреждением Истребителю, задолжавшему крупную сумму денег. Но вместо того, чтобы заплатить, он начал войну.

– Что будем делать? – в ярости спросил Мамед-ага. – Молчать мы не собираемся. Думаешь, мы позволим наших людей убивать и наш товар жечь? Думаешь, мы фраера, да?

– Ничего я не думаю, – огрызнулся Павлик, – и не ори.

Он посмотрел на часы. Уже за полночь. Но времени терять нельзя. Он тяжело вздохнул. Будь оно все проклято. Опять с него спросят. Скажут, ошибся, не сумел запугать Чиряева. Еще свалят на него и поджог магазина. Хотя его люди все сделали правильно. Подставили Фанилина, потом убрали его. Очеретина и его людей тоже убрали. Но Чиряев, вместо того чтобы испугаться, озверел и решил нанести удар. Даже сидя в тюрьме. Чтобы показать свою силу. Павлик поморщился и зло посмотрел на лезгина. Нужно было что-то решить.

– Чего молчишь? Думаешь, как бы из игры выйти? Бросить нас хочешь, да? Георгия хочешь предать? Мы справимся, но я хотел тебе все рассказать, как старому другу, чтобы ты Георгию доложил. Без его помощи мы войну не можем начать. Пусть решает, как поступить. Это его товар сожгли. Мы партию для него готовили.

– Да погоди ты, – прервал его Павлик. Как бы то ни было, звонить нужно. Павлик вышел из ванной, достал аппарат и, подумав, на всякий случай вернулся в ванную. Набрал номер мобильного Георгия.

– Слушаю, – ответил Георгий. До Павлика донеслись звуки музыки, возбужденные голоса. Веселье было в самом разгаре.

– Это Павлик, – быстро проговорил он, – важный разговор есть.

– Отложим на завтра. – Видимо, Георгий хотел отключиться, но Павлик успел сказать:

– У нас неприятности.

– Какие неприятности? – спросил Георгий и крикнул кому-то: – Потише.

– Большие неприятности. Если разрешите, я прямо сейчас к вам приеду.

Он разрешил, и Павлик взял с собой Мамед-агу. Через полчаса они уже были у Георгия. Тот слушал молча, не перебивая. На лбу набухла жилка и дрожала, как всегда, когда он нервничал.

– Значит, они начали войну, – произнес, наконец, Георгий. – Первыми начали. Ему надо бы понять, почему мы послали ему фотографии. Почему убили Очеретина. Но он ничего не понял.

– Я пошлю людей, они его найдут в Берлине, – предложил Мамед-ага.

– Нет, – ответил Георгий, – пока не надо. Подождем завтрашнего суда. Он просто так не решился бы. Ни за что.

– Мы всех его людей достанем, – горячился Мамед-ага.

– Не спеши, – посоветовал Георгий, – он один на такое не пошел бы. Кто-то его поддерживает, кто-то обещал ему помощь. Он не рискнул бы идти один против всех. Весь город знает, что он задолжал три миллиона долларов. И если после этого он еще и наш товар сжег, дело здесь нечисто. Значит, надеется на чью-то помощь. Очень уверен в себе. В тюрьме сидит, а ведет себя как хозяин.

– Ты собираешься все так оставить, – не поверил Мамед-ага, – хочешь, чтобы мы это проглотили? Человека нашего убили, товар сожгли. Я тебя не узнаю.

– Да кто ты такой, чтобы меня не узнавать? – разозлился Георгий. – Торговец наркотиками, дерьмо, вошь базарная. А я вор в законе. Ты меня с собой не равняй.

Мамед-ага испугался и стал извиняться. Он, конечно, забылся. Никто не смел разговаривать так с Георгием. Георгий махнул рукой, мол, ладно, прощаю.

– Что теперь делать? – спросил Павлик. – Как быть?

– Ничего не делать, – подвел итог Георгий, – ждать до завтра. Выдадут его Москве, плакали тогда наши денежки, так хоть отомстим ему.

– А вдруг не выдадут? – спросил Павлик.

– Тогда ему придется найти деньги до пятнадцатого, а потом умереть, – сказал Георгий, – в любом случае он сам вынес себе приговор. Ему не жить. Главное – решение немецкого суда. Чиряев должен молить бога, чтобы его не выдали Москве. Если, конечно, еще не забыл бога.

 

Москва. 11 мая

Вечером Дронго привез женщин к себе. Прошлую ночь они тоже провели у него в квартире. И он неожиданно поймал себя на мысли о том, что они не раздражают его, не мешают ему работать. Наоборот, он чувствовал себя гораздо спокойнее, зная, что родным Вейдеманиса не грозит опасность. Сотрудники ФСБ, дежурившие у дома, уже знали о случившемся в больнице и встретили их мрачным молчанием.

– Соседи подумают, что ты нас усыновил, – сказала Галина.

– Не подумают, – возразил Дронго, – у меня часто бывают люди, приходят со своими проблемами.

– Мог бы согласиться со мной хотя бы из вежливости, – заметила она.

Едва войдя в квартиру, Дронго поспешил к своему компьютеру. Там его уже ждала информация, переданная Зиновием Михайловичем. Дронго очень устал и хотел принять душ, но не терпелось узнать важное сообщение. В это время в кабинет постучали. Вошла Галина.

– Ты, наверно, проголодался, – сказала она, – пойди поешь, мы кое-что приготовили.

– Спасибо. Сейчас не хочу, – он поднял на Галину глаза. – Ты очень помогла мне в больнице. Я так боялся за всех вас. Признаться, не ожидал, что ты отберешь пистолет у сержанта.

– Я поступила, как ты, – сказала она. – Ты давил на меня морально, отбирая оружие, а я воспользовалась своим званием. Сержант не мог отказать майору. Кстати, из-за тебя я не была сегодня на службе.

– Разве ты не хотела ехать в больницу?

– Конечно, хотела. Но я думала, ты оставил меня с женщинами, чтобы отвлечь от тяжелых мыслей после вчерашнего. Не думала, что все так серьезно.

– Очень серьезно, – признался Дронго, – и дело не в бандитах. С ними мы как-нибудь справимся. Необходимо выяснить, кто поддерживает Чиряева, кто охотился за Труфиловым, чтобы помешать ему дать показания на суде. Кто затеял подлянку против тебя?

– Надеешься их найти?

– Обязательно найду. Ты только подумай, что происходит. На Чиряева ополчились настоящие уголовники. Убивают его людей, нападают на его женщину, подбрасывают гнусные фотографии, находят альфонса, охотятся за нами. Таковы их методы борьбы, и с этим все ясно. Но против них на стороне Чиряева сражается кто-то другой. Он свел тебя с Хатылевым. Сумел вычислить и убрать Труфилова. Найти Попова, руководившего всей операцией. Обычные уголовники на это не способны. За этим стоит человек опытный, настоящий профессионал, через которого можно выйти на более серьезных людей. Именно этот человек меня и интересует.

– Тебя увлекает сам процесс борьбы с ним?

– Еще бы! Невероятно интересно, какой он сделает следующий ход.

– Значит, не будешь ужинать?

– Пока нет. Пока все не закончу. Не беспокойтесь. Я обычно сам себе делаю бутерброды. И салат тоже.

– Можно узнать рецепт?

– Очень простой. Надо мелко нарезать свежие огурцы и помидоры, посыпать солью и высушенной травой, которую мне присылают с Кавказа. Даже не знаю, как она называется по-русски. Сверху положить немного уксусного салата. Вот и все.

– Потом покажешь мне эту траву, – сказала она, – когда-нибудь приготовлю по твоему рецепту салат.

– Договорились. – Он снова повернулся к компьютеру. Дронго никогда не включал свой индивидуальный компьютер и ноутбук в общую сеть, опасаясь вирусов. И вдруг заметил на втором компьютере, подключенном к Интернету, запись:

– Дронго, ты все равно проиграешь.

Надо же! Такого с ним еще не случалось. Кто-то узнал данные его компьютера и переслал эту запись. Дело было не в записи, а в человеке, который ее послал.

– Не уверен, – ответил он, быстро напечатав ответ, – надеюсь выиграть.

– Проиграешь, – снова отстучал компьютер, – выйди из игры, пока не поздно.

– Хотелось бы знать, кто ты, – написал Дронго.

– Этого ты никогда не узнаешь, – сказал неизвестный.

– В таком случае обращайся ко мне на «вы», – потребовал Дронго.

– Ты не лишен чувства юмора, – ответил неизвестный, – только напрасно ввязался в эту историю.

– Почему?

– Эту задачу тебе не решить. Слишком сложная. Не поможет даже поддержка того, с кем ты вчера встречался.

Дронго нахмурился. Чересчур хорошо был осведомлен говоривший.

– Тебя подвели информаторы, я ни с кем не встречался, – заявил Дронго.

– Не нужно врать, ты встречался с Премьером.

Это был уже вызов.

– Я видел его по телевизору. Но если ты считаешь, что у меня такие связи, могу лишь гордиться.

– Напрасно. Он битая карта. Как и ты сам. Все равно проиграете.

– Когда выйдешь на связь в следующий раз?

– Завтра вечером. Только не пытайся меня вычислить. Не получится. До свидания.

Экран погас. Несколько секунд Дронго сидел, размышляя, затем позвонил Зиновию Михайловичу.

– Со мной разговаривал неизвестный по Интернету, вы можете его вычислить?

– Он еще на связи?

– Нет. Только что отключился. Я не догадался вам сразу позвонить, беседа была довольно содержательной.

– Постараюсь что-нибудь сделать, – пообещал Зиновий Михайлович, – но в следующий раз позвоните, когда он будет на связи. Только не ночью, – быстро добавил он, – дайте хоть сегодня поспать.

– Отдыхайте. – Дронго положил трубку, снова поднял и набрал номер Романенко.

– Всеволод Борисович, вы допросили брата этого бизнесмена? Любителя «клубнички»?

– Придется утром его отпустить, – огорченно сказал Романенко, – против него ничего нет. Он лишь предоставил квартиру своим знакомым.

– Сказал, кому именно?

– Сказал. А что толку? Мы и без него это знали. Ключи от квартиры у него попросил какой-то Вадим, знакомый его брата. Постараемся этого Вадима найти, не знаю, правда, что это даст. Предоставить в распоряжение друзей на один вечер квартиру еще не преступление.

– Вы задержали его всего на сутки, а могли бы на семьдесят два часа. Закон разрешает.

– Зачем? Подержу до утра и выпущу. Как только найду этого Вадима.

– Отпустите его днем, – попросил Дронго, – утром я хочу поговорить с Хатылевым и арестованным водителем. Это очень важно.

– Ими занимается ФСБ, – услышал он в ответ, – и я уже ничего не могу сделать.

– Почему не вы? – удивился Дронго.

– Не знаю. Таков приказ начальства: передать обоих задержанных сотрудникам ФСБ.

– Но Хатылева должны допросить вы, и никто другой. Он причастен к убийству Труфилова, – напомнил Дронго.

– У меня приказ заместителя генерального прокурора, – сухо сообщил Всеволод Борисович, – а приказы не обсуждаются.

– Когда вы должны их передать ФСБ?

– Завтра утром.

– В котором часу?

– В десять или в одиннадцать, как только за ними приедут. А мне еще надо оформить все документы.

– Завтра в девять давайте отправимся с вами в тюрьму и допросим обоих, – предложил Дронго, – можно даже в половине девятого. От этого зависит выступление Рогова в немецком суде. Вы должны позвонить ему до того, как начнется заседание. Так что приезжайте в тюрьму в половине девятого. Выпишите на меня пропуск как на вашего помощника. В девять мы должны быть на месте. Сотрудники ФСБ подождут вас в прокуратуре. Вы приедете туда в десять или одиннадцать. В Берлине в это время будет девять.

– Вечно вы впутываете меня в истории, – вздохнул Романенко. – Ладно. Согласен. Как у вас дела?

– Чуть лучше, чем у бандита, которого застрелила Галина Сиренко.

– Вы по-прежнему отказываетесь от охраны? Тогда наняли бы частных телохранителей.

– Обязательно. Обращусь в агентство «Чагчаран», – пошутил Дронго, – кажется, там есть подходящие кандидаты.

– Утром буду вас ждать у тюрьмы.

Дронго положил трубку и снова принялся за работу. От напряжения и усталости слипались глаза. Но полученные результаты были ошеломляющими, и сон как рукой сняло.

– Неужели такое возможно? – прошептал он, потянувшись к телефону, но тут же убрал руку.

– Еще не время, – подумал Дронго, – пожалуй, мне предстоит сыграть самую интересную в моей жизни партию.

Этой ночью он спал в гостиной. Спал, как всегда, чутко и скорее почувствовал, чем услышал, когда в первом часу ночи в гостиную вошла мать Вейдеманиса. Она поправила на нем одеяло и, наклонившись, поцеловала в голову. Затем вышла, а он еще долго не мог уснуть, понимая, в каком состоянии сейчас эта старая женщина. В пятом часу утра его разбудило какое-то движение за дверью. Он догадался, что это Галина. Она почему-то не входила, а он прислушивался к биению собственного сердца. Как быть, если она войдет? Как отказать женщине после всего, что с ней случилось? В то же время он не хотел ее обманывать. Она была прекрасным товарищем, но не волновала его как женщина. А притворяться он не умел. Только бы она не вошла. И, словно угадав его мысли, Галина тихонько вернулась к себе.

Дронго снова заснул. Вот уже много лет он каждую ночь видел сны. И хорошо их помнил. Сны были необычные, даже несколько странные, и Дронго их записывал в блокнот с изображением панды, который купил специально для этой цели.

Утром он поднялся раньше всех, быстро побрился, принял душ, выпил чашку чая и уже в восемь часов вышел из дома, чтобы в половине девятого встретиться с Романенко возле тюрьмы. Наступило двенадцатое мая.

 

Москва. 12 мая

– Как вы думаете, почему я соглашаюсь на ваши невероятные предложения? – спросил Романенко у Дронго.

Они сидели в одной из комнат тюрьмы, ожидая, когда приведут Хатылева.

– Может быть, вам просто нравится со мной соглашаться, – пошутил Дронго.

– Прекратите, – отмахнулся Романенко, – я серьезно.

– Я тоже серьезно. Надеюсь, вы понимаете, что я не собираюсь вам помешать. Скорее пытаюсь помочь.

– С кем вы встречались десятого числа? – вдруг спросил Романенко.

– А почему вы спрашиваете?

– Разное говорят, – сказал Романенко, – одни утверждают, что вы встречались с Генеральным прокурором, другие – что с директором ФСБ. Третьи – что с главой президентской администрации. А мо-жет быть, с самим президентом?

– Откуда такие слухи?

– Не знаю. Все считают, что вы выполняете чье-то задание. Лично меня просил о сотрудничестве Генеральный прокурор, но, насколько мне известно, с вами он не встречался.

– Я вообще ни с кем не встречался, – сказал Дронго, – если не считать генерала Потапова из ФСБ, моего старого знакомого.

– Возможно, это лишь слухи, – сказал Романенко.

В это время ввели Хатылева.

– Садитесь, Хатылев, – сказал Романенко, когда конвоир вышел, – нам нужно с вами поговорить.

– Я подам жалобу прокурору, – заявил Хатылев, усаживаясь на стул, – ваша сотрудница избила меня при задержании.

– Не валяйте дурака, – сказал Дронго, – во-первых, вас избила не сотрудница Романенко. Он следователь прокуратуры, а она майор милиции. Во-вторых, она ваша близкая знакомая, и у нее были на то причины сугубо личного характера. И наконец, в-третьих, советую вам не подавать такой жалобы. Сокамерники могут это истолковать по-своему, мол, вы не мужчина, если позволили женщине себя избить, и сами знаете, что в этом случае будет.

– Нет, – испуганно сказал Хатылев, – не нужно ничего говорить. Я не буду подавать жалобы.

– Прежде чем вас передадут сотрудникам ФСБ, – продолжал Дронго, – хочу задать вам несколько вопросов. Кто, кроме Попова, с вами встречался? Только без вранья.

– Очеретин и Шпицын. Я вам все рассказал. Больше я никого не знаю.

– Вы умный человек, Хатылев, – сказал Дронго, – хотя и подлец. Так что подумайте и постарайтесь вспомнить, как вел себя Попов, когда возникала непредвиденная ситуация. Сразу говорил, что надо делать, или спустя некоторое время?

– Сразу он никогда ничего не говорил. Был очень осторожен. Указания давал только на следующий день. По телефону. В лучшем случае через несколько часов.

– Все ясно. – Дронго переглянулся с Романенко. – Теперь вспомните свой разговор с ним о Галине Сиренко. Где он происходил? У него дома?

– Нет. В какой-то полутемной квартире.

– Вы уверены, что он был там один? И почему в темной? Свет отключили?

– Не знаю. Горели только светильники, шторы были задернуты. Я подумал, что так и надо, и ни о чем не стал спрашивать.

– А когда вы узнали про Труфилова? При каких обстоятельствах Галина вам про него рассказала? – спросил Дронго.

– Я скажу, только вы ей не говорите.

– Не буду. Не ради такого мерзавца, как вы, а ради нее, чтобы не нервничала.

– В постели, – выдавил Хатылев, – она всегда откровенничала в постели.

– Ну и подонок, – поморщился Романенко.

– Когда именно это произошло?

– Ночью. Она сказала, что он летит утром в Берлин, и я сразу позвонил Попову.

– А насчет показаний Ахметова?

– Вы же все это знаете. Я приехал к ней, и она мне сказала, что в десять вечера Ахметов будет давать показания. Сообщить об этом Попову из ее квартиры я не мог и поспешил уйти, чтобы позвонить ему по мобильному.

– В котором часу это было?

– В половине восьмого. Или около восьми, точно не помню.

– Теперь последний вопрос, – сказал Дронго, взглянув на Романенко.

– У нас еще есть время, – кивнул Всеволод Борисович.

– Скажите, Хатылев, вы хоть понимаете, какой вы мерзавец?

Хатылев вздрогнул, но ничего не ответил. Только опустил голову.

– Уведите, – крикнул конвоиру Романенко.

Когда Хатылева увели, Дронго обратился к Романенко.

– Нет сомнений, операцию разрабатывал не Попов. Он был только связным. Кто-то очень умный стоит за всем этим. Это он «заказал» Труфилова, он вычислил провал Хатылева и убрал Попова руками того же убийцы.

Дверь открылась, и конвоир ввел второго задержанного – Константина Шулякова. Водителя. Тот в нерешительности остановился у дверей.

– Садитесь, – сказал Романенко.

Водитель опустился на стул, переводя взгляд с Дронго на Романенко. Проведя ночь в камере, он выглядел жалким и насмерть перепуганным. Боялся, что его убьют, и глаз не сомкнул, ожидая нападения.

От Дронго это не ускользнуло, и он сказал:

– У нас мало времени, расскажите все, как было.

– Я уже рассказывал, – дернулся Шуляков, – добавить мне нечего.

– Вы соврали, – сказал Дронго, – говорили, что все время сидели в машине и лишь потом поднялись наверх. Но я думаю, что это не совсем так. Ведь это вы позвонили в квартиру, заставив хозяйку открыть дверь. Потом спустились вниз и не знали, что там случилось, пока снова не поднялись в квартиру. Но поднялись вы не просто так, как утверждаете, а потому, что заметили убийц и заподозрили неладное. Вы сказали, что открыли дверь, увидели убитого Очеретина и взяли его мобильный. Просто так. Я вам не верю.

– Откуда вы все знаете? – с ужасом спросил водитель.

– Догадался, – поморщился Дронго.

– Я вошел и взял его мобильный, – прошептал Костя.

– В такой момент человек меньше всего думает о телефоне, – возразил Дронго, – вы впервые в жизни увидели человека, убитого с такой жестокостью. Это вас видела соседка на лестничной площадке, когда вам стало плохо. И в таком состоянии вы взяли мобильный телефон? Ни за что не поверю.

– Чего вы от меня хотите? – спросил Шуляков с несчастным видом.

– Правду. Зачем вы вошли в квартиру? Вам ведь хозяйка не разрешала входить без вызова. Но вы вошли и взяли мобильный телефон, несмотря на то, что там был убитый. Отсюда вывод: телефон в этот момент позвонил. Я прав?

– Да, – выдохнул Костя, – позвонил. И я открыл дверь.

Романенко не мог сдержать восхищенного восклицания. Его поражала проницательность Дронго, способного превращать второстепенные детали в неопровержимые аргументы.

– Кто звонил Очеретину? – спросил Дронго.

Водитель опустил голову. Он боялся назвать имя.

– Кто ему звонил, я спрашиваю? Отвечай! – Дронго перешел с задержанным на «ты».

– Шпицын, – выдавил водитель. – Анатолий Шпицын.

– И что сказал?

– Спросил, что случилось.

– Он знал, что случилось? – быстро переспросил Дронго.

– Кажется, знал. В общем, он все знал, – признался водитель.

– Ты видел людей, которые вошли в дом?

– Видел. На них была форма представителей фирмы, торгующей питьевой водой. Они пробыли в квартире недолго, и, как только ушли, я поднялся.

– Времени много прошло?

– Не понял, – поднял голову Шуляков.

– Я спрашиваю, ты поднялся в квартиру сразу после ухода этих людей или немного погодя?

– Где-то через полчаса.

– Значит, через полчаса после убийства Шпицын позвонил и поинтересовался, что произошло? Правильно?

– Да, – ответил водитель и жалобным тоном спросил: – Когда меня отпустят, ведь я ни в чем не виноват.

– Если не считать, что ты помог мерзавцам войти в дом несчастной женщины, – заметил Романенко.

– У меня нет больше вопросов, – Дронго поднялся. – Послушай, парень, – обратился он к Шулякову, – подумай о своей жизни. Может, тебе повезет и суд вынесет достаточно мягкий приговор, учитывая, что женщина осталась жива, а подонки, которые ее изнасиловали, убиты. Подумай о своем будущем. Прощай.

Когда Шулякова увели, Дронго сказал Романенко:

– Вы только представьте, как они работают. Шпицын узнал о случившемся, едва убийцы покинули дом. Такое впечатление, что неизвестный нам преступник всемогущ.

– Что вы намерены делать?

– Вы ведь собирались отпустить хозяина квартиры, – напомнил Дронго, – а для этого необходимо найти Вадима.

– Погодите, – сказал Романенко, – что же я скажу Рогову? Какие он должен дать показания в немецком суде?

– А что вы можете ему сказать? – пожал плечами Дронго. – Ведь у вас нет убедительных доказательств. Чиряева не выдадут России. Думаю, вы это понимаете.

– И вы так спокойно об этом говорите? – Романенко поднялся.

– Абсолютно спокойно. Для нас это даже лучше. Ведь в этом случае ему придется найти три миллиона долларов за каких-то три дня. В настоящий момент меня интересует только один человек, тот, что планирует все операции и осуществляет связь между чиновниками и уголовниками. Тот, который умудрился связаться со мной через Интернет.

– Вы не думаете, что это кто-то из ваших знакомых? – спросил Всеволод Борисович.

– Я в этом убежден, – ответил Дронго.

 

Берлин. 12 мая

Заседание суда началось, как обычно, с формальной процедуры опроса. Чиряев, сидевший на скамье подсудимых, то и дело с тревогой поглядывал в сторону Рогова. На заседании суда, кроме Тумасова, присутствовал немецкий адвокат, а также переводчик.

Двое из троих судей были женщины. Они с явным сочувствием смотрели на Чиряева, когда Тумасов рассказывал о его тяжелой жизни, о детстве, проведенном в колониях для малолетних, о безвременно умершем отце. Он, разумеется, умолчал о том, что отец подзащитного имел четыре судимости и погиб в колонии, что сам Чиряев еще подростком был осужден за грабеж. Вообще о преступлениях подзащитного адвокат говорил мимоходом.

Рогов выступил неудачно. Главный свидетель Труфилов был мертв, а боевики Чиряева почти поголовно отказались давать против него показания. Так что Рогов приводил уже всем известные факты причастности Истребителя к преступным группировкам, без каких-либо убедительных доказательств.

На некоторые вопросы судей он вообще не мог ответить конкретно. Зато Чиряев, заранее подготовленный адвокатами, отвечал в высшей степени убедительно. В перерыве судебного заседания Тумасов, радостно блестя глазами, подошел к подзащитному.

– Кажется, все в порядке, – сказал он, – мой немецкий коллега считает, что можно готовить деньги. Тебя не выдадут Москве и отпустят под залог.

– Может быть, меня отпустят без залога? – спросил Чиряев.

– Ты с ума сошел, – взволнованно произнес адвокат. – Даже под залог тебя отпустят с трудом.

– Но в этом случае мне понадобятся деньги, – мрачно сказал Чиряев, – много денег.

– Предпочитаешь отправиться под конвоем в Москву? – разозлился Тумасов. – Иногда тебя совершенно невозможно понять.

– Ладно, – отмахнулся Чиряев, – делай как знаешь. Если надо, заплатим залог. Только бы меня не выдавали Москве. Крутись как хочешь, но чтобы сегодня в этом деле была поставлена точка.

– Я и так делаю все, что в моих силах.

В этот момент Рогову, находившемуся в другом конце зала, позвонил Романенко.

– Как у вас дела? – спросил он.

– Плохо, – признался Рогов, – у него блестящие адвокаты. И немецкий, и наш Тумасов. Мы вместе с приехавшим со мной прокурором пытаемся объяснить суду, кто такой Чиряев. Но они не очень-то нам верят. Без убедительных доказательств в Европе невозможно обвинять человека. А все наши доказательства основаны на показаниях Труфилова. Мы не успели перестроиться, кто думал, что все так получится.

– Не волнуйтесь, – успокоил его Романенко, – ничего страшного, пусть все идет своим чередом.

– А если суд нам откажет? – удивился Рогов.

– Как-нибудь переживем.

– Всеволод Борисович, – еще больше удивился Рогов, – вы сами говорили, как важно привезти Чиряева в Москву, чтобы он дал показания против Ахметова. А теперь, похоже, изменили свое мнение. Что случилось?

– Ничего особенного. Тут один человек хочет с вами поговорить.

Рогов услышал голос Дронго.

– Добрый день, не переживайте. Мы продумали два варианта действий: один, если Чиряева выдадут, другой – если откажут в выдаче.

– Удивительный вы человек, – улыбнулся Рогов, – похоже, у вас есть варианты на все случаи жизни. Как нам вести себя дальше? Не настаивать на его выдаче?

– Конечно, настаивайте, – сказал Дронго, – чтобы адвокаты не разгадали нашей тактики. Мы и в Берлине можем сделать жизнь Чиряева не очень приятной.

– Спасибо, что успокоили, – засмеялся Рогов, – все понял.

На этом разговор закончился.

Рогов не стал говорить в суде о показаниях двух боевиков Чиряева, свидетельствовавших против него. Изумленный Тумасов приписал это своему адвокатскому мастерству: другая сторона, видимо, поняла, что он сможет легко опровергнуть и эти свидетельские показания, якобы полученные под пытками. Немецкие судьи были убеждены, что в российских тюрьмах и колониях заключенные подвергаются пыткам и издевательствам.

И в какой-то мере они были правы, считая пыткой само пребывание заключенного в переполненной камере, рядом с туберкулезными больными, или в сибирском лагере, где по деревянным баракам гуляет ледяной ветер. Однако в России понятие о пытках было совсем другое. В стране, где несколько миллионов человек содержались в зонах, где преступность побила все мировые рекорды, сокамерники, а главное, сами сотрудники милиции позволяли себе действия, никак не согласующиеся с понятием западноевропейцев о гуманности.

После второго перерыва стало ясно, что Чиряева не выдадут российской стороне. Рогов уже ни на чем не настаивал, прилетевший с ним прокурор вообще молчал, представляя себе, как его будет распекать начальство за неудачу. К вечеру судьи единогласно приняли решение отказать российской стороне в выдаче Евгения Чиряева и освободить его под залог в триста пятьдесят тысяч долларов.

Судьи еще не разошлись, когда Тумасов бросился обнимать Чиряева, а сидевшие в зале чиряевские боевики преподнесли ему цветы. Подруга одного из них, экзальтированная дамочка, даже прослезилась. В зале царила эйфория. Бандиты и сам Чиряев благодарили обоих адвокатов. И только Рогов с прокурором стояли грустные.

Чиряев на радостях подмигнул Рогову, а прокурор, едва сдерживая ярость, процедил сквозь зубы:

– Я бы этого мерзавца собственными руками удавил.

– Не стоит, – возразил Рогов. – Напрасно Чиряев радуется. Думает, все неприятности позади. Не знает, что они только начинаются. В его судьбу вмешался человек, от которого ему не уйти. Для Чиряева было бы лучше, если бы его выдали Москве.

– Что вы имеете в виду? – не понял прокурор.

– Видите ли, кроме человеческого, есть еще и суд божий. Но Чиряеву он не поможет. Бог, возможно, и простил бы его, но человек, о котором я говорю, никогда не простит. И не остановится на полпути. Поэтому мне даже жалко этого негодяя.

Он улыбнулся и тоже подмигнул Чиряеву, не понимавшему, чему так радуется майор ФСБ.

 

Москва. 12 мая

Вадим, о котором говорил брат хозяина квартиры, оказался владельцем небольшого артистического кафе, находившегося в центре города, заведения достаточно популярного и модного. Здесь собиралась молодежь, иногда заходили известные актеры, эстрадные певцы, режиссеры, художники. Словом, в этом богемном уголке Москвы непосвященные были нежеланными гостями. Милиция подозревала, что здесь приторговывают легкими наркотиками, но проверки никаких результатов не дали. Создавалось впечатление, что кто-то предупреждал владельца о возможном появлении милиции.

Кафе еще не открылось, когда туда приехали Романенко и Дронго. Но хозяин уже был на месте, придирчиво проверяя работу обслуживающего персонала. Кафе открывалось обычно под вечер и функционировало до утра. Вадим принял их в своем кабинете, обитом красным шелком и панелями из березы. Он сидел в вертящемся кресле, поворачиваясь из стороны в сторону. Бросались в глаза его ярко-зеленая рубаха и крест на груди. С его прыщавого лица не сходило выражение самовлюбленности. Большие деньги, красивые девочки и полезные связи придавали ему уверенность. В правом ухе у него красовалась серьга. На левой руке поблескивал золотым циферблатом «Ролекс». На овальной формы столе не было ничего, кроме массивной бронзовой пепельницы. На другом столе, слева от владельца кафе, стояли компьютер и несколько телефонов.

– Вы хотели меня видеть? – небрежным тоном произнес Вадим, даже не поднявшись, когда они вошли.

Романенко покоробило от такого откровенного хамства. Дронго, напротив, оставался совершенно спокоен. Ему даже нравилось распознавать различные типы людей, как коллекционеру оценивать экземпляры для своей коллекции. Не дожидаясь приглашения, он сел на стул, его примеру последовал и Романенко.

Вадим удивленно вскинул бровь. Обычно сотрудники правоохранительных органов прямо с порога начинали качать права, и он ставил их на место, демонстрируя свое могущество. А эти двое, ни слова не сказав, просто взяли стулья и сели. Это его озадачило и заинтриговало.

– Вы из прокуратуры? – первым заговорил Вадим.

Романенко хотел ответить, но, взглянув на Дронго, промолчал, лишь поправил очки. Дронго тоже молчал. И улыбался. Вадим почувствовал, что теряет контроль над ситуацией, и занервничал.

– Вы хотите мне что-то сказать?

– Хочу, – ответил Дронго. – Восхищаюсь вашими предпринимательскими способностями. У вас потрясающее кафе.

– Спасибо, – еще больше удивился Вадим. – Что привело вас ко мне?

– Всегда интересно пообщаться с таким необыкновенным человеком, как вы, узнать, каким образом можно в столь молодые годы приобрести такую популярность.

Вадим даже не улыбнулся. Что-то мешало ему поверить в искренность незнакомца. Может быть, присутствие того, кто с ним пришел и мрачно смотрел на владельца кафе сквозь стекла очков.

– Хватит трепаться, – вдруг резко сказал Вадим, – что вам нужно? Зачем пришли? У меня все чисто. Можете проверить. Документы, поставки, продукты, девочки. Все чисто. Никаких наркотиков, никаких проституток.

– Потрясающий человек, – продолжал ерничать Дронго, – все успевает: и кафе содержать, и клиентов шантажировать сделанными тайком фотографиями.

– Какие фотографии, – побледнел Вадим, – какие клиенты?

Дронго вдруг вскочил, бросился на владельца кафе, схватил за горло, повалил на стол и грозно произнес:

– Кончай валять дурака, сукин сын. Из-за твоих фотографий убили человека и изнасиловали женщину. Кто тебе приказал их сделать? Имя, мне нужно имя!

Вадим, весивший не больше семидесяти килограммов, чувствовал себя в руках Дронго слабым котенком. Железные пальцы сжимали горло. Романенко не нравились подобные методы, но он молчал. Дронго тоже не любил насилия, но знал, что только так может добиться результата.

– Не понимаю... какие фотографии... – хрипел Вадим. Впервые в жизни он растерялся. Просто был в шоке.

– Кто приказал сделать фотографии? На квартире твоего друга, на Мичуринском проспекте. Кто? – Дронго все сильнее сжимал ему горло.

– Не надо... Вы меня задушите...

– Имя, – требовал Дронго. Он хорошо знал таких типов. Никакие аргументы на них не действуют. Уверенные в своей безнаказанности, наглые, самодовольные, они боятся только грубой физической силы. Попытки оппонента договориться воспринимают как его слабость.

Дверь открылась, и в комнату вбежал здоровенный амбал, телохранитель хозяина. Такого же роста, как Дронго, только шире в плечах. Он попытался помочь хозяину, но Дронго свободной левой рукой схватил со стола тяжелую пепельницу, со всего размаха опустил ее на голову телохранителя, и тот рухнул на пол.

– Так нельзя, – сказал Романенко, – здесь не Дикий Запад.

– Быстро говори имя. – Дронго не ослаблял хватки.

– Павлик... – прохрипел Вадим, – Павлик-Чертежник. Это он просил сделать фотографии.

– А наркотики тоже он поставляет?

– Какие наркотики? – Тут Вадим готов был стоять насмерть.

Дронго наконец ослабил хватку.

– Ты знал, кого фотографируешь? Знал эту женщину?

– Нет. Да. Ничего я не знал.

– Все ты знал. И зачем нужны фотографии – тоже.

– Нет, – твердил Вадим. – Я не знал, что он пошлет к ней своих людей. Мне приказали передать фотографии Матвею. Я не знал, что его убьют.

Дронго снова сдавил его горло.

– Врешь, ты не просто знал. Ты работаешь на два фронта, Вадим. И хочешь быть везде чистеньким. Сам сделал фотографии, сам отправил их к Очеретину. А утром, узнав, что Павлик послал туда своих киллеров, позвонил другой стороне, чтобы предупредить. Всем стараешься услужить. Но так не бывает. Ты предал и тех, и других, и теперь они будут тебя искать.

– Нет, я ничего не говорил. Я ничего не знаю...

– Кому ты звонил? Только быстро, кому сообщил о людях Павлика, которые поехали к Маре домой? Шпицыну?

– Нет, – выдохнул Вадим, – я такого не знаю...

– Говори! – требовал Дронго.

Вадим хотел что-то сказать, но в этот момент вдруг заработал его персональный компьютер. На нем появилась запись:

– Ты, как всегда, опоздал, я...

Дронго отпустил Вадима. Доли секунды было достаточно, чтобы сориентироваться в ситуации, и он наклонился к телохранителю.

– Надо уходить, – закричал он, – сейчас тут произойдет взрыв.

Романенко вскочил, ничего не понимая, но сработала привычка доверять эксперту. Он поспешил к двери, пропустив вперед Дронго, тащившего телохранителя.

– Быстрее, – крикнул он, повернувшись к Вадиму.

Вадим с удивлением смотрел на убегавших, затем перевел взгляд на компьютер и прочел:

– Ты, как всегда, опоздал, я тебя опередил.

– Беги, – крикнул уже из коридора Дронго.

«Странно, – подумал Вадим, – что за глупые игры с компьютером».

В этот момент раздался взрыв. Компьютер разлетелся на куски. Вадим не успел опомниться, как его разнесло в клочья.

Отовсюду слышались испуганные крики, в кабинете полыхало пламя, и оттуда вырывались клубы дыма. Дронго выбрался из-под штукатурки и щепок, которыми его завалило, когда он упал на пол. У Романенко вид был не лучше.

– Как вы узнали, что будет взрыв? – ошеломленно спросил он.

– Догадался, – выдохнул Дронго, – кажется, этого типа я спас, – он показал на телохранителя, – а вот его хозяин оказался нерасторопным.

Мимо бежали работники кафе. Истошно кричала секретарша. Но не оттого, что ее ранило, рана была пустячной – в кабинете лежал на полу Вадим. Вернее то, что от него осталось.

– Я не понял, кому звонил этот Вадим, – сказал Романенко, поднимаясь и отряхивая одежду.

– Он сделал фотографии для Павлика, по его приказу послал их Матвею Очеретину. А утром узнал, что Павлик направляет своих киллеров на квартиру Мары, и позвонил кому-то, предупредив об убийцах.

– Откуда вам это известно?

– Водитель сообщил, что позвонивший Шпицын уже знал о случившемся. Прошло всего полчаса после убийства. И никто, кроме водителя Шулякова, в квартире не появлялся. Значит, Павлика выдал кто-то из его людей. Логично предположить, что это сделал тот, кто уже знал о фотографиях.

– И кому же Вадим позвонил?

– Тому, кто устроил этот взрыв. Жаль, Вадим не успел назвать его имени. Впрочем, вряд ли владелец кафе его знал. Неизвестный слишком осторожен, чтобы сообщать свое имя такому ненадежному типу.

Дронго оглядел себя.

– Придется заехать домой переодеться, – сказал недовольно.

– Опасно с вами рядом находиться, – признался Романенко, – кто-то устроил на вас настоящую охоту.

– Фактор страха, – пояснил Дронго, – он меня боится больше, чем я его. И ненавидит гораздо сильнее. Ненависть – это месть труса за испытанный им страх, кажется, это сказал Бернард Шоу.

– Как вы думаете, кто заложил здесь взрывчатку? – спросил Романенко.

– Тот, кто сумел просчитать мои действия, – ответил Дронго, – тот самый неизвестный, о котором я вам говорил.

Заметив, что телохранитель приходит в себя, Дронго протянул ему руку, помогая подняться.

– Ты уж меня извини, я не хотел причинять тебе вред. Я твой должник.

Телохранитель растерянно посмотрел на Романенко.

– Он уже с тобой рассчитался, – сурово сказал Всеволод Борисович, – спас тебе жизнь. Теперь вы в расчете.

Телохранитель никак не мог прийти в себя и ошалело смотрел на незнакомцев. Завыла пожарная сирена. К ним подошел сотрудник милиции.

– Ваши документы? – обратился он к Романенко.

– Пожалуйста. – Тот достал удостоверение. – Кажется, мы вас опередили.

 

Москва. 12 мая

Они поехали к Романенко домой, и пришлось объяснять его жене и дочери, почему они в таком виде. Правду, разумеется, скрыли, сказали, что ездили на строительство нового дома. То же самое произошло на квартире Дронго. Семья Вейдеманиса ждала сообщений из больницы. Они уже знали, что Эдгар пришел в себя, открыл глаза и почти тотчас же снова уснул.

Романенко объявил женщинам, что вечером их перевезут в санаторий ФСБ, где будут постоянно дежурить сотрудники контрразведки. Прежде чем уйти, он как бы невзначай сказал Галине:

– Я связался с твоим начальством. Ты остаешься в моей группе, завтра выходишь на работу.

Она кивнула, слегка покраснев, но ничего не сказала. Вместе с Романенко Дронго отправился в прокуратуру. По дороге позвонил Зиновию Михайловичу.

– Что-нибудь узнали?

– Нет. Пока невозможно его вычислить, тем более что он подключался через спутник. Судя по переданному сообщению, человек он опытный. Или же на него работает классный специалист.

– Два часа назад он снова вышел на связь в одном кафе, – сказал Дронго, – я вам продиктую адрес, проверьте и его.

– У вас появился помощник? – поинтересовался Романенко.

– Для обработки информации я иногда пользуюсь услугами специалистов. Нам нужно решить, что делать дальше. Но сначала позвоните Рогову.

В это самое время в немецком суде был объявлен перерыв, и Рогов успел поговорить и с Романенко и с Дронго.

– В выдаче Чиряева Москве отказано, – закончив разговор, заявил Дронго, – таким образом, наша операция вступает в завершающую стадию. Сейчас поедем к вам и попробуем определиться.

В кабинете у Романенко он взял лист бумаги, жирной чертой разделил пополам.

– Здесь, – сказал Дронго, указав на одну половину листа, – мы поместим Чиряева, Шпицына и того неизвестного, который держит их под контролем, подсылает убийц к важным свидетелям и который дважды связывался со мной через компьютерную сеть.

– А если и убийца, и аналитик один и тот же человек? – предположил Романенко.

– Нет. Аналитик не стал бы собой рисковать, Труфилова убил кто-то другой, настоящий мастер своего дела, напрямую связанный с аналитиком. Тем, кто стоит за всем этим и руководит операциями.

– Тут, – продолжал Дронго, указав на вторую половину листа, – мы поместим Павлика-Чертежника, о котором нам сообщил Вадим. На этого Павлика мне необходимы данные, чем больше, тем лучше.

– Я уже запросил, – сказал Романенко, – еще когда мы были в кафе.

– Допустим, Чиряева нам не выдадут и он останется в Берлине. В этом случае он должен срочно, до пятнадцатого числа, погасить долг в три миллиона долларов своим противникам. Убийство Очеретина – это ему предупреждение.

– Согласен. Но в Берлине ему негде их взять, а приехать сюда он не может.

– Согласен. Тогда он обратится к неизвестному нам аналитику, чтобы тот решил эту проблему, получив деньги в «Роснефтегазпроме», чьи интересы Чиряев так ревностно защищал. Нам останется проследить, куда пойдут деньги. Но в казино могут привезти наличные, чтобы было удобнее внести их на счет. Тогда придется вычислить того, кто это сделает.

Дронго подвел под именами черту и поставил вопрос.

– Когда водитель поднялся наверх, Шпицын уже знал о случившемся. Вадим позвонил кому-то, кто предупредил Шпицына. Но кому? Это очень важно.

– Как же это узнать? Хотите, чтобы я его задержал?

– Конечно. Покушение на убийство. Это его боевики были в больнице.

– А если не его? Один убит, другой тяжело ранен. У меня нет никаких доказательств. Кстати, вам известно, на какой машине они приехали в больницу?

– Неужели на фургоне, развозившем воду?

– И это вы знаете? Просто невероятно.

– Шуляков сказал, что видел двух парней в голубой униформе. Я подумал, что убийцы могли получить приказ сначала устранить Очеретина и его телохранителей, а потом и меня. И сделал правильный вывод.

– Но тогда это не были люди Шпицына?

– Конечно, нет. Наоборот, его конкуренты. Те самые, которым Чиряев задолжал три миллиона долларов. Но вы могли этого не знать и задержать Шпицына по подозрению в убийствах. Тем более что у вас есть формальный повод. Показания Шулякова. Водитель четко заявил, что Шпицын знал о случившемся через несколько минут после убийства. А кто, кроме убийцы или заказчика преступления, может это знать? – усмехнулся Дронго.

– Вы сами себе противоречите. Вы же слышали, что сказал Вадим. Он предупредил кого-то.

– Вадим нам этого не сказал. Не успел сказать. А про Шпицына мы уже знаем, – улыбнулся Дронго, – я не хочу вас вводить в заблуждение, Всеволод Борисович, конечно, Шпицын не посылал этих боевиков. Их послал кто-то другой, тот, что приказал сначала убрать Очеретина, а потом и меня. Я даже знаю, за что они мне вынесли смертный приговор. Месяц назад я подставил их людей в Париже. Хашимова и его киллеров. Но Шпицына надо задержать. Чтобы у Чиряева не осталось помощников в городе. Очеретин убит, а Шпицына вы подержите трое суток. Или хотя бы одни. Если суд откажет в выдаче Чиряева, тот начнет искать аналитика, надеясь через него достать деньги и откупиться от кредиторов. К тому же вряд ли его отпустят просто так, наверняка потребуют залог. Тогда у него вообще не останется денег.

– Хорошо, – согласился Романенко, – задержу Шпицына на сутки. Не больше.

– Подождите, – прошептал Дронго, – его телефоны. Как я сразу не догадался. Позвоните прокурору. Нужно проверить телефоны Шпицына в агентстве. Мобильный и городской. Кто именно звонил ему в течение тридцати минут после убийства. Даже конкретнее – за минуту до того, как Шуляков поднялся наверх. Зная точное время, мы установим личность звонившего. Нужно запросить телефонную станцию. А еще лучше, отправиться туда самим, не теряя времени.

Романенко снял трубку:

– Савин, Гарибян, срочно ко мне. Важное дело. Мы выезжаем.

– Посмотрим, что из этого выйдет, – задумчиво произнес он.

– Мы знаем точное время, – сказал Дронго, – остается проверить, кто ему звонил. Именно в это время. Заодно проверим, с кем связывался Вадим по своим телефонам. Ведь он тоже звонил именно в это время. Какое счастье, что телефоны автоматизированы и все разговоры фиксируются компьютерами. Поехали быстрее.

Чтобы получить разрешение руководства нескольких телефонных станций на допуск к распечатке компьютерных данных телефонных разговоров, пришлось потратить около трех часов. Только в седьмом часу вечера они наконец узнали, что за минуту до того, как Анатолий Шпицын позвонил Матвею Очеретину, с ним самим связался по мобильному некий Алик Галкин. Романенко затребовал информацию на Галкина и довольно быстро выяснил, что Алик Галкин – известный уголовный авторитет по кличке Шахматист. Но что любопытно, Вадим звонил по номеру, не зарегистрированному на телефонной станции на чье-то конкретное имя, а принадлежавшему охранному агентству «Чагчаран». И именно по этому номеру позвонили самому Шахматисту до того, как он перезвонил Шпицыну. Круг замкнулся. Теперь следовало узнать, кому принадлежал этот телефон. К удивлению всей группы, выяснилось, что такого номера телефона в агентстве не было. Пришлось выяснять по конкретному адресу. Еще через несколько минут Романенко и Дронго держали в руках полученное сообщение. Телефон был зарегистрирован на охранное агентство «Чагчаран», но включен совсем в другом месте. В квартире Алевтины Жучковой, бывшей любовницы убитого главы агентства.

– Жучкова, – изумленно произнес Романенко, – думаете, это она тот неизвестный аналитик, от которого исходили все приказы?

– Конечно же, нет, – ответил Дронго, – я с ней однажды встречался. Глупое похотливое животное. Кто-то использовал ее квартиру и телефон.

– Только не говорите, что это Артемьев, ее бывший любовник.

– Почему, – как-то загадочно спросил Дронго, – мертвецы имеют гадкую привычку иногда оживать.

– Не те мертвецы, – вступил в разговор Гарибян, – я сам был на его вскрытии. Там работали наши эксперты. Мы проверяли его отпечатки пальцев. Это был точно Артемьев. Так что ожить он не мог. Вы же знаете, отпечатки пальцев подделать невозможно. Там работали два наших патологоанатома. Они могут подтвердить.

– Значит, не веришь в оживших мертвецов? – усмехнулся Дронго.

– Никогда не верил и не поверю, – убежденно ответил Гарибян, – ему вскрыли череп у меня на глазах. Это точно был Артемьев, мы все проверили.

– Разумеется, – поморщился Романенко, – у нас есть акт вскрытия. Это был Артемьев. Поэтому меня удивило, что телефон обнаружен в квартире Жучковой.

– А меня нет, – по-прежнему загадочно ответил Дронго, – который сейчас час? Надо к ней съездить.

В этот момент Романенко позвонили. Он, выслушав сообщение, сказал:

– Я все понял, – и отключил связь. Бросил взгляд на Дронго.

– Вы, как всегда, оказались правы. Немецкий суд отказал нам в выдаче Евгения Чиряева и выпустил его под залог в шестьсот тысяч марок.

– Примерно триста пятьдесят тысяч долларов, – прикинул Дронго, – значит, у нас в запасе всего два дня. До пятнадцатого мая Чиряев просто обязан найти деньги, чтобы заплатить кредиторам. Поедем к Жучковой, посмотрим на ее «мертвеца».

– Все равно не поверю, – убежденно заявил Гарибян, – даже если своими глазами увижу. Можете посмотреть акт вскрытия.

– Правильно, – кивнул Дронго, – нужно быть материалистом. И все-таки полезно иногда верить в оживающих мертвецов.

 

Москва. 12 мая

К дому Жучковой подъехали вчетвером. Гарибян достал пистолет, проверил.

– Как думаете, вампиров берут обычные пули? – пошутил он.

– Не знаю, – ответил Дронго, – проверим на месте.

Савин тоже достал табельное оружие, но, когда поднялись на нужный этаж, Дронго попросил всех уйти с лестничной клетки и позвонил в дверь. В квартире несколько секунд стояла тишина. Затем раздались шаги, кто-то подошел к двери.

– Кто там? – раздался знакомый женский голос.

– Здравствуй, Алевтина, – поздоровался Дронго, – может, ты меня еще помнишь. Мы с тобой встречались месяц назад.

– Конечно, помню. – Женщина открыла дверь, окинув гостя взглядом с головы до ног. Она была в цветастом домашнем платье, волосы собраны в пучок. – Такой мужчина, – произнесла со значением, – я все думала, когда ты заявишься.

– Хорошо, что ты меня помнишь, – кивнул Дронго.

– Разве тебя забудешь? Это ты сделал меня нищей. Пришел с сообщением о смерти Артемьева. И не называй меня Алевтиной. Забудь это деревенское имя. Я теперь Анжелика.

– Поздравляю, – пробормотал Дронго, – где же твои ангелы?

– Какие ангелы? – не поняла женщина.

– Был такой фильм «Анжелика – маркиза ангелов». Не видела?

– Не видела.

– Странно, – пробормотал Дронго, – в мое время это был самый популярный фильм. Все зачитывались книгами про Анжелику.

– У меня тоже есть про нее книга, – кивнула Жучкова, – только я ее не читала...

Договорить она не успела. В квартиру ворвались Савин и Гарибян. Следом вошел Романенко.

– Фу, как неинтеллигентно, – возмутилась Алевтина-Анжелика, – могли бы и поаккуратнее. Что вы здесь ищете? Может, твои вещички? – обратилась она к Дронго.

– Какие вещички? – спросил он.

– Всеволод Борисович, – крикнул Савин, – можно вас на минутку?

Они прошли в комнату. На столе стоял компьютер, подключенный к телефонному аппарату. Рядом находился еще какой-то аппарат.

– Ничего не трогайте, – предупредил Дронго, сделав им знак выйти из комнаты, и сам тоже вышел.

– Что это такое? – спросил он уже из коридора.

– Компьютер, – удивилась Жучкова, – обманул девушку и еще вопросы задает. Кто это такие?

– Хорошие люди, – успокоил ее Дронго, – не волнуйся. Скажи, кто установил у тебя компьютер?

– Слушай, чего тебе надо? – разозлилась она. – В тот раз пришел, чтобы о смерти моего друга сообщить. Теперь – чтобы напугать до смерти. Я думала, это твои вещички. Думала, совесть у тебя есть. Но ты хочешь и второго моего друга убрать? А еще такой представительный мужчина.

– Про совесть поговорим в следующий раз, – сказал Дронго, – рассказывай про компьютер. Как он здесь оказался. Кто подключил его к твоему телефону?

– Это не мой телефон, – возмутилась она, – мой на кухне и нормально работает. Это чужой телефон.

– Так, – вздохнул Дронго, – все ясно. Идем на кухню, сядем и во всем спокойно разберемся.

– А я и так спокойна, – сказала хозяйка. – Это ты психуешь, весь дергаешься.

Она прошла на кухню, села на небольшой диванчик у стола.

– Давай по порядку. Кто установил компьютер?

– Откуда мне знать? Хороший человек установил, сказал, что друг. Я думала, это ты.

– Ты, Жучкова, дурака не валяй, – посоветовал Савин, – откуда у тебя компьютер?

– Столько мужиков на одну бабу навалились. Я же объясняю. После смерти Артемьева, как раз на седьмой день, мне позвонил один человек. Сказал, что его друг и что хочет со мной встретиться. Ну я и поехала на свидание.

– Вы его видели? – быстро спросил Романенко.

– Фигушки, – скривилась Жучкова, – он меня обманул. Целых четыре часа прождала его в ресторане, а он не пришел. Столик правда заказал и все оплатил. А потом мне письмо от него прямо в ресторан принесли. Написал, что приехать не может, и сообщил, что у меня дома компьютер поставили и телефон. Я, честно говоря, испугалась, думала, вор какой, в ресторан позвал, а сам, пока я там сидела, мою квартиру обчистил. Приехала, смотрю, все в порядке. Только в комнате компьютер стоит и подключенный к нему телефон. И еще этот черный ящичек.

Она вздохнула, оглядела насторожившихся мужчин.

– Думала, разыграли меня, потом на столе еще одну записку нашла. Там он написал, что они с Артемьевым были друзьями, что ему нужна моя помощь, и просил ничего не трогать. Объяснил, что нужно делать. Когда телефон звонит, кнопки на компьютере не нажимать. Раза два он звонил, попросил написать что-то на компьютере. Я написала. Вот и все.

– И денег он тебе не оставил? – с иронией спросил Дронго.

– Ишь какой ушлый, – покачала она головой, – где ты был, когда я бедовала? Конечно, оставил. Немного. На пропитание.

– Сколько же он тебе на пропитание отстегнул? Только честно, я все равно узнаю.

– Ну, тысячу. – Она помолчала, потом с вызовом добавила: – Две. – Видя, что он не верит, перешла на крик: – Три тысячи оставил бедной женщине на месяц! Успокойся.

– Чтобы ты кнопки не нажимала? – пошутил Дронго.

– Да, – подтвердила она, – а ты не смейся. Он звонит иногда, говорит, что я молодец. Что помогаю ему. У него голос глухой, как у тебя.

– Модулятор голоса, – заметил Дронго, – он изменял голос, чтобы она его не могла опознать. Вы можете найти сейчас Лукина, пусть приедет и разберется с этим компьютером!

– Сейчас позвоню, – кивнул Романенко.

– Только по своему телефону, – попросил Дронго.

Пока Романенко связывался с Лукиным, сам он позвонил Зиновию Михайловичу.

– Сейчас его компьютер подключен к телефону, – тихо сказал Дронго, – проверьте этот номер.

– Я перезвоню ему, чтобы проверить, – сообщил Зиновий Михайлович, – только трубки не поднимайте.

– Договорились, – Дронго убрал свой аппарат и подошел к Романенко, уже закончившему разговор.

– Потрясающая система, – произнес Дронго, – он нашел своеобразный передаточный пункт, находясь на связи с нужными ему людьми и в то же время оставаясь абсолютно неуязвимым. Он начинает мне нравиться. Но чем дальше, тем больше я убеждаюсь в том, что это именно тот человек, о котором я думаю.

– Вы не можете назвать его имя? – спросил Романенко.

– Немного погодя назову, – ответил Дронго, – надо все проверить.

– Неужели вы думаете, что это Артемьев?

– Конечно, нет, – улыбнулся Дронго. – Гарибян присутствовал при его вскрытии. Он прав, отпечатки пальцев подделать невозможно. Но можно придумать другой трюк.

– Ему позвонил сюда Вадим и сообщил, что убийцы поехали убирать Матвея Очеретина, – сказал Романенко, – а этот неизвестный перезвонил Галкину по номеру, подключенному к компьютеру, и предупредил его об этом. После чего Галкин позвонил Шпицыну. Я правильно понял?

– Конечно, правильно. Но Шпицына все равно нужно задержать. Хотя бы на сутки. Вывести его из игры, изолировать Чиряева от его помощников. Одного он уже потерял, остался еще один.

– Я, в общем, понял ваш план, – кивнул Романенко, и в этот момент зазвонил телефон. Савин хотел снять трубку, но Дронго остановил его. – Не нужно, это проверяют телефон по моей просьбе.

Савин посмотрел на Романенко и, ничего не сказав, вернулся на кухню.

– Думаете, мы его найдем? – спросил Всеволод Борисович.

– Обязательно найдем, – убежденно ответил Дронго, – мы, можно сказать, уже совсем близко. Осталось сделать еще один шаг.

– Вы знаете, что мне сообщили из прокуратуры? В городе началась война двух группировок. Вчера убили главного оптового торговца наркотиками на Киевском вокзале и сожгли его магазин. У МВД есть подозрение, что это сделала группа Шпицына, отомстив таким образом за смерть Очеретина. Мы можем спровоцировать большую войну в городе, – с тревогой сказал Всеволод Борисович.

– Именно поэтому необходимо задержать Шпицына, – сказал Дронго, – а также навестить Павлика-Чертежника. Иначе наш друг, который подключил этот компьютер, успеет с ним покончить.

В этот момент из гостиной донесся какой-то странный звук. Наученный горьким опытом, Романенко приказал сотрудникам увести женщину и сам замер в коридоре, когда Дронго осторожно вошел в комнату.

– Поздравляю, – прочел он на экране компьютера, – ты сумел вычислить и эту связь.

Дронго невольно попятился, представив себе, что в любую минуту может произойти взрыв.

– Не беспокойся, – прочел он следующую фразу, – на этот раз взрыва не будет. Не думал, что ты сможешь вычислить и этот телефон.

Тут зазвонил мобильный телефон Дронго. Он даже вздрогнул от неожиданности.

– Быстро уходите оттуда, – сказал Зиновий Михайлович, – уже работает дистанционное устройство. Осталось тридцать пять секунд до взрыва. Я вижу, как бегут секунды. У него компьютер соединен с бомбой.

– Тридцать пять, я успею. Опять бомба, – крикнул он Романенко, – уведите людей.

– И ты уходи, – закричал Всеволод Борисович.

– Тридцать, двадцать девять, двадцать восемь, двадцать семь... – считал Дронго.

Он вошел в комнату и прочел запись на экране:

– Хочешь, скажу, кто умрет следующим?

– ТЫ, – набрал на компьютере Дронго, продолжая отсчитывать секунды, – двадцать три, двадцать две, двадцать одна...

– Не торопись, – прочел он следующую запись, – ты все равно ничего не успеешь сделать. Ты ведь уже знаешь, что они убили Матвея Очеретина. Мне нужна женщина, которую ты прячешь. Где она, скажи?

– Семнадцать, шестнадцать, пятнадцать... – отсчитывал Дронго, набирая текст. – Давай поменяемся, – предложил он, – я скажу тебе, где женщина, а ты выдашь мне своего убийцу.

– Убийца мне еще понадобится, а женщину я все равно найду.

– Одиннадцать, десять, девять... – Дронго набрал следующую фразу: «Я знаю, кто ты, – осталось семь секунд. – ТЫ ВОСКРЕСШИЙ!»

Пять секунд. Компьютер не отвечал. Дронго ждал ответа. Четыре. Три... Он бросился в коридор, продолжая считать секунды, две... Он был уже в коридоре. Нужно торопиться. Одна... Он выскользнул в прихожую. Хорошо, что они догадались оставить открытой дверь. Но он не выбежал на площадку. В этот момент раздался оглушительный взрыв.

От удара взрывной волны заложило уши, Дронго прижался к капитальной стене, и это его спасло. Он поднялся, посмотрел на сорванную с петель металлическую дверь. Дронго все рассчитал верно. Шагни он за порог, и на него обрушилась бы тяжелая дверь. Он вовремя отбежал в сторону.

– Дронго, – закричал Всеволод Борисович, – вы живы, черт бы вас подрал?

– Жив. – Дронго поднялся. Куском штукатурки ему поранило лоб. Он вытер ладонью кровь и поморщился, бросив взгляд на свой шелковый галстук – на нем было алое пятно. Дронго носил только итальянские костюмы от «Валентино» и шелковые галстуки от «Живанши» и «Кристиана Диора». Уже второй галстук испорчен. В Москве он не пользовался услугами химчистки, не доверял, делал это только за рубежом.

– Послушай, – взволнованно произнес Всеволод Борисович, не заметив, что перешел с Дронго на «ты», – послушай, что я тебе скажу. С минуты на минуту здесь будут сотрудники ФСБ. Этот сукин сын – опасный террорист. Им должны заняться специалисты из антитеррористического центра ФСБ. К тому же он психопат. Мы ничего не можем с ним сделать. Твоя логика бессильна против взрывчатки.

– У меня сильно рассечен лоб? – спросил Дронго.

– Да, сильно, – кивнул Романенко. – Ты слышал, что я сказал? Он шизофреник. И мы передаем это дело ФСБ. Хватит заниматься самодеятельностью.

– Я знаю, кто стоит за этими взрывами, – спокойно сказал Дронго. – Разрешите мне продолжить расследование.

– Нет! Вы не вправе вести самостоятельное расследование. – От волнения он снова перешел на «вы». – Сожалею, что обратился к вам. Считайте наше сотрудничество законченным.

Дронго, шатаясь, вышел на площадку, сел прямо на ступеньку. К нему подошел Савин.

– Я вызвал «Скорую», – сообщил он.

– Не нужно, – отмахнулся Дронго, – я чувствую себя нормально, только лоб немного поцарапан.

Вслед за Савиным к Дронго подошел Романенко, сел рядом.

– Извините, – пробормотал он, – сам не знаю, чего наговорил вам. Этот взрыв выбил меня из колеи. Не ожидал, что он повторит свой трюк.

– Он хочет убрать всех свидетелей, которые могут дать показания против Чиряева. Ему зачем-то нужен этот уголовник, – устало произнес Дронго.

– Как нам его обнаружить?

– Распорядитесь усилить охрану бывшей любовницы Чиряева, которую вы отправили в санаторий. Пошлите туда кого-нибудь из своих людей. Неизвестный все равно до нее доберется. Не знаю как, но доберется.

– Гарибян, возьми кого-нибудь из сотрудников МУРа и срочно поезжай за женщиной, которую мы укрыли в санатории... погоди, – он посмотрел на Дронго, – туда сейчас поехала Галина с родными Вейдеманиса.

– Быстрее, – вскочил Дронго, – быстрее. Он вычислит этот санаторий. Мы должны были догадаться. Он будет следить за ними и вычислит этот санаторий. Когда они выехали?

– Сорок минут назад, – Романенко посмотрел на часы, – уже подъезжают к санаторию.

Дронго достал телефон, набрал номер Галины и, услышав ее голос, спросил:

– Где вы находитесь?

– Подъезжаем к санаторию.

– Кто из охраны находится в машине, кроме тебя?

– Сотрудник ФСБ. Он за рулем. Почему ты спрашиваешь?

– За вами «хвост» есть?

– Кажется, да. Мы его заметили на выезде из города. Темный джип. Я думала, это охрана.

– Можете от них оторваться?

– У нас старая «Волга». Не получится.

– Есть по пути пункт ГАИ?

– По-моему, нет. За санаторием есть, километрах в десяти.

– Направляйтесь туда. Не сворачивайте с трассы. В джипе бандиты. Если не можете оторваться от них, лучше не пытайтесь.

– Я поняла, не волнуйся.

– У сотрудника ФСБ есть оружие?

– Нет, – помолчав, ответила Галина, – он просто водитель. У меня есть.

– Проклятье, – пробормотал Дронго, – езжайте к посту ГАИ. Мы передадим по трассе, чтобы вас встречали.

– Хорошо.

– Как я не догадался, что бандиты могут их выследить? – мрачно произнес Романенко.

– Нужно было дать им охрану, а не оставлять офицеров возле моего дома, – заметил Дронго.

– Мы дали им машину ФСБ, – ответил Всеволод Борисович, – кто мог предположить, что за ней увяжется «хвост»? Тем более что с ними Галина.

– Позвоните в ГАИ, пусть передадут по трассе, чтобы их встретили. И пусть вышлют туда своих людей. Скажите, что бандиты преследуют автомобиль с сотрудниками ГАИ.

– Мне ехать? – спросил Гарибян.

– Нет, – ответил Дронго, – все равно не успеете.

Он убрал телефон и посмотрел на часы. Романенко звонил в милицию, а Савин – в ФСБ. Дронго понимал, что они не успеют, и очень волновался.

– Может, все-таки успеем? – спросил Романенко.

– Нет, – ответил Дронго, – у нас своих дел полно. Сначала нужно задержать Шпицына. Хотя бы на сутки. А затем поехать к Шахматисту. Только раньше загляну домой, переоденусь.

– Скоро вы испортите все свои костюмы, – усмехнулся Всеволод Борисович.

– Ничего. Зато найду этого мерзавца.

– Они могут подстерегать вас у дома, – заметил Романенко.

– Нет. Он почти уверен, что я погиб. И до завтра не узнает, что это не так. Сейчас главное – спасти Галину и женщин.

– Я предупредил ГАИ, – сказал Романенко, – может, еще раз позвонить Галине?

– Не нужно ее отвлекать. Подождем, – сказал Дронго, – на трассу все равно не успеем.

И в этот момент снова позвонил его телефон.

 

Москва. 12 мая

Галина оглянулась. Джип находился метрах в пятистах от них.

– К санаторию не сворачивайте, – предупредила она водителя, – езжайте прямо, до поста ГАИ.

– Понял, – кивнул водитель. Всю жизнь он проработал в КГБ—ФСБ. Сейчас ему уже было пятьдесят.

– Где-нибудь будет железнодорожный переезд? – спросила Галина.

– Нет. Дорога прямая. Но в трех местах можно свернуть.

– Не нужно. У поста ГАИ мягко притормозите.

Она снова оглянулась. Рассмотреть с такого расстояния, сколько человек находится в джипе, было невозможно.

– Илзе, – вдруг сказала она, – давай поменяемся местами.

Девочка кивнула, не сказав ни слова. Старая женщина оглянулась и тоже промолчала.

– Только не останавливайте машину, – сказала Галина водителю.

Перелезая на заднее сиденье, после чего Илзе перебралась на переднее, Галина достала пистолет, проверила. Хорошо, что она успела добавить патроны после того, как Дронго накануне воспользовался ее пистолетом в больнице.

– Проехали поворот на санаторий, – сообщил водитель.

«Может быть, зря не свернули, – подумала Галина. – Ведь там могут оказаться вооруженные сотрудники ФСБ. Но скорее всего там просто отдыхающие. Видимо, Дронго прав. Нужно доехать до поста ГАИ».

– Они увеличили скорость, – заметил водитель, слегка повернув голову. – Похоже, хотят нас догнать.

«Разгадали нашу тактику, ведь они знают о санатории», – подумала Галина.

– Прибавьте скорость, только не сразу, постепенно.

– Они уже совсем близко, – сказал водитель через некоторое время.

– Постарайтесь оторваться.

Он кивнул. И почти тотчас же сказал:

– Я не могу оторваться, они приближаются.

– Ясно. – Она бросила телефон Илзе. – Позвони Дронго и объясни ситуацию. А вы держитесь правее, – обратилась она к водителю, – и если джип нас догонит, берите резко в сторону и съезжайте с дороги. Вы меня поняли?

– Да. Но они могут открыть стрельбу.

– Я тоже могу, – сказала она, доставая пистолет, – как только свернем, ложитесь все на пол. Если со мной что-нибудь случится, бегите в поле и к машине не возвращайтесь.

– У меня нет оружия, – напомнил водитель.

– Знаю. Вы тоже бегите в поле.

Илзе дозвонилась до Дронго и передала аппарат Галине.

– Джип увеличил скорость, я буду стрелять, если они приблизятся.

– Машина ГАИ уже выехала вам навстречу, – сказал он, – через несколько минут будет рядом с вами. Постарайтесь продержаться.

– Поняла. Сделаем все, что сможем. Только пусть они поторопятся.

– Милиция выслала к вам вертолет.

– Надеюсь, они успеют. Свернуть с трассы мы не можем, наша машина по полю не пройдет.

Она отключила связь и сказала водителю:

– Как только они приблизятся, резко сверните, покиньте машину и бегите. Я останусь.

– Дайте мне пистолет, я уже пожил свое, мне терять нечего.

– Я сама знаю, что делать!

Джип был уже совсем близко. «Только бы они не открыли огонь», – словно заклинание, повторяла про себя Галина. Но стрелять, похоже, они не собирались, видимо, хотели взять их живыми или же заставить водителя остановиться, а потом уже наверняка всех перебить.

Сто метров. Старая «Волга» не могла оторваться от современного джипа «Ниссан». Семьдесят метров. Теперь уже было видно, что в машине сидят четверо. Пятьдесят метров. Галина судорожно сжимала пистолет. Руки стали влажными. Она вдруг поймала себя на мысли, что испугалась. Впервые в жизни ей стало страшно. Не за себя, за сидевших рядом людей. Тридцать метров. Уже видны были лица преследователей. Двадцать метров. Снова проверила пистолет. Десять метров. Джип был совсем рядом.

– Сворачивай! – крикнула водителю.

Он резко взял вправо. Джип на полной скорости проехал несколько метров и резко затормозил. Из него выскочили бандиты. Галина тоже выпрыгнула из машины и сделала несколько выстрелов. Она понимала, что сопротивление бесполезно. Бандиты уже бежали к ней. Двое с автоматами. Она выстрелила еще раз, кажется, попала одному из нападавших в плечо. В этот момент раздался рокот вертолета и завыли сирены мчавшихся со всех сторон милицейских машин.

– Давайте, быстрее сюда! – кричала Галина. Из вертолета поступила команда сложить оружие. Один из бандитов стал целиться в Галину, но выстрелом из вертолета его ранили в руку, и он с воплем выронил автомат. Милицейские машины были уже совсем близко.

 

Москва. 12 мая

В девять часов вечера Романенко поехал в ресторан, где в это время Анатолий Шпицын ужинал со своими телохранителями, и, ни слова не говоря, сел за его столик. Дронго сел за соседний и стал наблюдать за главой охранного агентства.

– Кто ты такой? – спросил Шпицын. После поджога магазина он чувствовал себя главным авторитетом Москвы. Теперь, по крайней мере, все узнали, какие дела он способен вершить. Он даже стал подумывать о том, чтобы из Шпицына снова стать Спицыным, как-то лучше звучит. И именно в тот момент, когда удачная мысль пришла ему в голову, за столик к нему сел незнакомец.

Романенко снял очки, протер стекла, снова надел и сказал:

– Я Всеволод Борисович Романенко, следователь по особо важным делам прокуратуры России. Вы Анатолий Шпицын?

– Да, – кивнул перепуганный Шпицын. Он знал, что такое особо важные дела.

– Следуйте за мной, вы задержаны!

Шпицын бросил взгляд на телохранителей. Те ошеломленно переглядывались и даже не подумали оказать сопротивление. Романенко встал и направился к выходу. Шпицын последовал за ним, даже не возмутившись. Дронго усмехнулся. Преступники часто оказываются гораздо трусливее, чем можно предположить. Впрочем, Шпицын не был настоящим уголовным авторитетом. Всего лишь бывшим адвокатом и бывшим юрисконсультом. Он и мечтать не мог о таком уважении, каким пользовался вор в законе. Кроме того, он хорошо представлял себе, что значит не подчиниться или оказать сопротивление следователю по особо важным делам. После этого он мгновенно превратился бы в изгоя, почти неприкасаемого. Никогда и нигде ни один преступник, ни один вор в законе не оказывал сопротивления чиновнику такого ранга. Шпицын, юрист по образованию, все хорошо понимал.

Через час Романенко со своими людьми отправился к Шахматисту. Тот жил за городом, на даче. Когда группа Романенко на трех автомобилях подъехала к дому, охранники Шахматиста решили, что готовится нападение, и мгновенно достали автоматы. Лишь чудом удалось избежать столкновения, в последний момент один из охранников узнал местного начальника уголовного розыска.

Оперативников впустили, и они стали изымать оружие у телохранителей, не оказывавших никакого сопротивления. Лишь в особых случаях уголовные авторитеты разрешали открывать огонь. Все знали, что бывает за убийство сотрудника милиции или прокуратуры. Уголовные авторитеты почти никогда на это не шли, только молодые беспредельщики, не знавшие кодекса чести настоящих бандитов.

Трехэтажный дом был окружен несколькими строениями. Хозяин дачи пригласил оперативников в огромную, метров в пятьдесят, гостиную на втором этаже с видом на лес. Здесь ярко пылал камин, манили к себе изящные и очень удобные диваны и кресла. Завершали картину выстроенные в ряд на столике бутылки с дорогим французским коньяком.

Оружие, как выяснилось, хранилось на даче незаконно, не было зарегистрировано, и трое из четверых телохранителей были задержаны.

– Почему вы так поздно приехали? – удивился Галкин. Он был одет в легкие светлые брюки и синюю футболку с короткими рукавами. В гостиной было тепло.

– Хотели с вами поговорить, – сказал Романенко, усаживаясь в глубокое массивное кресло, Дронго занял соседнее.

– Извините, – улыбнулся хозяин, – вы следователь-важняк, я сразу понял. А это что за господин?

– Наш эксперт, – ответил Романенко, – помогает нам в расследовании этого дела.

– Очень хорошо. Надеюсь, он не гипнотизер. Кстати, что у вас с головой? – улыбнулся Галкин.

– Ничего особенного, в темноте наткнулся на ветку, – ответил Дронго.

– Вы больше похожи на телохранителя, чем на эксперта, – пошутил Галкин. – Выпить хотите? – обратился он к Романенко.

– Нет, – Романенко посмотрел на часы. – Уже поздно, вы правы. У ваших телохранителей обнаружено незарегистрированное оружие. Мы всех их задержим, а оружие конфискуем.

– Это незаконно, – усмехнулся Галкин, – вы ехали сюда, ничего не зная про оружие – и только потом обнаружили его. Так не полагается.

– Ношение незарегистрированного оружия – это нарушение закона. И серьезное нарушение, – сказал Романенко, – кстати, мы можем задержать и вас, как хозяина дома.

– У меня в доме оружия нет, – развел руками Галкин, – можете произвести обыск. А телохранители живут в соседнем доме. Кстати, оружие привезли сюда из частного охранного агентства «Чагчаран». У нас есть на него разрешение, но об этом лучше спросить у моего адвоката.

– Я вам верю, – сказал Романенко, – мы приехали с вами поговорить. Пока только поговорить. Иначе я давно предъявил бы вам ордер на арест.

– Так поздно приехали, чтобы поговорить? – усмехнулся Галкин.

– Нам нужно было встретиться с вами именно сегодня.

– Давайте я вам налью коньячку. Напрасно отказываетесь, коньяк первосортный.

– Не нужно, – возразил Романенко, – у нас к вам важное дело.

– Не сомневаюсь, – Галкин не переставал улыбаться, – иначе вы не поехали бы в такую даль, да еще на ночь глядя. И что же это за дело?

– Вы знаете Анатолия Шпицына?

– Впервые слышу. Никогда не знал.

– Только что вы сказали, что знаете его.

– Вы чего-то не поняли. Я такого не говорил.

– Вы сказали, что ваше оружие зарегистрировано в частном агентстве «Чагчаран». А Шпицын глава агентства.

– Возможно, – согласился Галкин. – Но это меня нисколько не интересует. Я говорил только об агентстве и вовсе не обязан знать, кто его возглавляет.

– Вы с ним разговаривали, – сказал Романенко, – у нас есть доказательства.

– Я разговариваю с десятками людей. Что из этого? Сегодня утром, к примеру, я вел разговор с продавцом газет. Это не значит, что он мой друг.

– Хватит, Галкин, – прервал его Романенко, – я устал, и у нас нет времени. Вчера вы позвонили Шпицыну за минуту до того, как он перезвонил другим людям. И сообщили ему что-то настолько важное, что тот даже позвонил трупу.

– Как вы сказали? Трупу? Это интересно. Не знал, что существует связь с потусторонним миром.

– Вы ее наладили, – вмешался тут в разговор Дронго.

– Я? Наладил? О чем вы говорите?

– О связи с потусторонним миром, с покойником.

– С каким покойником? – запсиховал Галкин.

– С трупом. Вам нравится вести беседы с трупом, – пояснил Дронго.

– Хватит, – вышел из себя хозяин, – не хочу больше с вами разговаривать. Все это какой-то бред.

– А я хочу, – мрачно заявил Дронго. – Вы ошибаетесь, если думаете, что все кончилось. Для вас все только начинается.

– Не понимаю, о чем вы говорите. – Он плеснул себе в бокал коньяку. Рука у него при этом дрожала.

– Вы все прекрасно понимаете, – спокойно продолжал Дронго, – могу напомнить, как это было. Кредиторы Чиряева, опасаясь, что он не вернет долг, подставив его бывшую любовницу, сделали гнусные фотографии, которые отправили и Чиряеву, и его помощнику Очеретину.

Квартиру, где были сделаны снимки, предоставил Вадим и, чтобы подстраховаться, позвонил вашему другу. Тот, в свою очередь, перезвонил вам. У нас есть телефонные распечатки, поэтому отпираться бессмысленно, вы ведь умный человек, Галкин, все понимаете. Когда вы позвонили Шпицыну, Очеретин был уже убит. А Шпицын, видимо, не доверяя вам, перезвонил Очеретину и нарвался на водителя, который как раз в этот момент поднялся в квартиру. Если бы водитель не взял мобильного телефона Очеретина, мы бы ничего не узнали. Но он услышал телефонный звонок, открыл дверь, взял аппарат, и разговор был зафиксирован компьютером. Вот, собственно, и все.

– Болван, – в сердцах сказал Галкин, и непонятно было, относится это к Шпицыну или к водителю.

– Вам позвонил человек, которому вы, безусловно, доверяете, – продолжал Дронго, – ему удалось подключить телефон к компьютеру. И все получилось бы. Но он не учел одного фактора. Самого важного, фактора страха. Он боится быть узнанным. Боится, что его вычислят. И я действительно его вычислил.

– Не желаю вас слушать, – заявил Галкин, – не понимаю, о чем вы говорите.

– Прекрасно понимаете. Думаю, у вас есть другой его телефон.

Галкин залпом выпил коньяк.

– Нет у меня никакого телефона. Я ничего не знаю.

– Есть, – убежденно сказал Дронго, – но вы его нам не дадите. Потому что боитесь этого воскресшего мертвеца больше, чем всех вместе взятых прокуроров и следователей на свете. Я прав?

– Кажется, я знаю, кто вы такой, – сказал Галкин, плеснув себе еще коньяка и залпом выпив его. Он быстро пьянел.

– На Чиряеве висит долг в три миллиона долларов, – продолжал Дронго, – а он вместо того, чтобы его возвратить, приказал своим людям начать войну в городе. И об этом вы тоже знаете. Но войну вы могли начать только в одном случае: рассчитывая на поддержку воскресшего мертвеца.

Романенко слушал, не произнося ни единого слова. Знал по опыту, что лучше не мешать Дронго, который неизменно добивался успеха.

– Вы рассчитывали, что Чиряев либо останется в Берлине, либо его выдадут Москве, а вы приберете к рукам все его имущество. Но в этом случае вам пришлось бы платить все его долги, и, если вы решили поддержать Шпицына в его войне, значит, знали точно, что эти долги кто-то заплатит.

– У вас богатая фантазия, Дронго, – выдавил Галкин, – так, кажется, вас зовут?

– Совершенно верно, – кивнул Дронго, – спасибо, что узнали меня. Впрочем, и обо мне вам наверняка рассказал наш общий знакомый. Но вы просчитались. Начав войну, не учли, что на сцене появится группа Романенко и ваш покорный слуга и спутают вам карты.

– Не выйдет, – бросил Галкин, – ничего у вас не получится. Мы войны не хотим.

– И именно поэтому сожгли товар наркоторговцев, которым Чиряев тоже задолжал? Чтобы окончательно испортить его отношения с кредиторами? Чтобы он не смог сюда вернуться и вы прибрали бы к рукам всю его собственность?

– Ничего мне не нужно. Я обычный бизнесмен.

– С пятью судимостями, – с иронией присовокупил Дронго.

– Ну и что? – зло спросил Галкин. – Я давно завязал.

– А теперь послушайте меня, Шахматист. Вы ведь умеете просчитывать ходы, недаром получили такую кличку, – продолжал Дронго, бросив взгляд на Романенко и получив его молчаливое одобрение. – Кто-то придумал подлый трюк с Галиной Сиренко, свел ее с подлецом Хатылевым. Кто-то через бывшего сотрудника КГБ Арсения Попова передавал инструкции Хатылеву. Примерно так же использовали и Вейдеманиса.

– Не слышал такой фамилии.

– Охотно верю. Но именно он искал по всей Европе Труфилова.

– И этой фамилии не слышал.

– А вот в это позвольте не поверить. Наверняка слышали. Более того, вы знали, что именно он будет давать показания против Чиряева. Теперь дальше. Кто-то очень точно рассчитывал все мои действия. И не только мои, но и всей группы Романенко. Но самое интересное, когда ему нужно было что-то передать Жучковой, он не звонил ей, а писал записки, чтобы не узнала голоса, если когда-нибудь его слышала. Ясно одно: это был не Артемьев. Артемьева застрелили месяц назад.

– Зачем вы мне все это рассказываете? – спросил Галкин.

– Вы знаете, кто за всем этим стоит. Более того, именно он позвонил вам, сообщив о возможном убийстве Очеретина, и этим выдал себя. Такая мгновенная реакция только у одного человека. У того, на которого вы рассчитываете, чтобы занять место Чиряева. Это ваш главный козырь, Галкин. Если хотите, могу назвать его имя.

– Уходите, – вскочил на ноги Галкин, – убирайтесь! Я не хочу с вами разговаривать.

– Вам больше покойники по душе? – невозмутимо осведомился Дронго. – С полковником Кочиевским вы ведете беседы.

Ошеломленный, Романенко дернул рукой, сбросив на пол стакан. Галкин с ненавистью посмотрел на Дронго и прошипел:

– Жаль, вы не стали сегодня трупом. А ведь могли!

– Передайте ему, что я жив, – сказал Дронго, – но не буду настаивать на эксгумации его несуществующего трупа. И скажите, что я его все равно достану. До свидания.

Когда они сели в машину, Романенко сказал:

– Может, объясните, что происходит?

– Я с самого начала был убежден, что неизвестный аналитик кто-то из посвященных в детали всех этих событий. По почерку догадался. Во-первых, желание о себе заявить. Люди маленького роста страдают обычно «наполеоновским комплексом». А Кочиевский, можно сказать, коротышка. Во-вторых, он использует бывших сотрудников КГБ и МВД, не доверяя уголовной шпане. Это, если хотите, его фирменный знак. Жучкова вполне могла узнать его голос, видимо, в свое время он звонил Артемьеву. Поэтому он и пользовался модулятором, изменявшим голос, или же писал ей записки. Мгновенная реакция всегда была отличительной чертой Кочиевского. Ну и наконец сам факт его гибели. Ведь он не застрелился. Сгорел в собственной машине, что маловероятно для полковника военной разведки. Экспертиза показала, что он сначала застрелился, а потом сгорел.

Вспомните, Гарибян говорил, что отпечатки пальцев подделать невозможно. А там был сгоревший труп. Стал бы Кочиевский думать о своем трупе после того, как застрелился? Вряд ли. У полковника всегда была железная логика. Приятно иметь дело с достойным противником. Хотя сегодня он заставил меня дважды переодеваться. Он знал, где я живу, знал, в какой больнице Вейдеманис, и еще множество всяких деталей, известных лишь ему одному. Экспертиза установила, что он поджег машину и в этот момент застрелился. А я думаю, что он застрелил какого-то беднягу, подбросив труп в машину, и сжег ее, чтобы замести следы.

– Вы меня почти убедили, – сказал Романенко, – но, если это действительно Кочиевский, вам грозит нешуточная опасность.

– Нет. Пока нет. Галкин не рискнет звонить ему прямо сейчас. Подождет до утра, чтобы найти другой телефон. Наши разговоры о телефонных распечатках его явно смутили. Он найдет способ связаться завтра с «погибшим» полковником. Но если я прав, совершенно непонятно, почему Кочиевский все еще в Москве. Что ему нужно? Почему он так упорно поддерживает Чиряева? Почему свел Галину с Хатылевым и следит за расследованием дела? Почему не угомонится? Почему?

– И вы знаете ответы на все эти вопросы?

– Знаю. Деньги. Ради них он воскрес и готов буквально на все. Ему плевать на Чиряева. Он использует Галкина, играя на его честолюбии. Но главное для него – три миллиона долларов. Я понял, почему он стремится избавиться от меня. Я фактор страха. Он боится только меня. Однажды он проиграл мне, имитируя самоубийство. Теперь ему нужно меня убрать, чтобы без проблем завладеть деньгами. За три миллиона долларов он будет драться. Этим и объясняется его интерес к вашему расследованию и желание освободить Чиряева. Ради этого он и устранил Труфилова. Ему нужен живой и невредимый Чиряев, чтобы завладеть тремя миллионами долларов. Он собирается обмануть всех и знает, что только я могу ему помешать.

– Вы уже помешали, – сказал Романенко, – знаете, мне бы хотелось взять вас к нам на работу. Вы ведь юрист по профессии.

– Все не так просто, – усмехнулся Дронго, – вы же знаете, что это невозможно.

– Теперь я уверен в успешном завершении нашего расследования, – сказал Романенко.

– Пока не надели наручники на всех чиновников, связанных с Ахметовым, говорить об этом рано.

 

Москва. 13 мая

Этой ночью он остался в своей квартире совершенно один. Несмотря на его возражения, Романенко приказал оставить у дома охрану с офицерами ФСБ на всю ночь. В третьем часу, уже собираясь лечь, Дронго спустился вниз и увидел, что оба офицера мирно спят в машине. Он постучал в стекло.

– Что случилось? – спросил один из них, моментально проснувшись.

– Можете ехать домой, – сказал Дронго, – вам разрешено. Звонил Романенко.

– У нас свой начальник, – возразил, протирая глаза, второй офицер.

– Он тоже звонил, – отмахнулся Дронго, – уезжайте. Спасибо за все.

Он поднялся наверх и лег спать. Утром проснулся в одиннадцать часов, радуясь, что никто его не разбудил. Прошел на кухню, заварил чай, выпил чашку, побрился, оделся и уже собрался уходить, когда заработал подключенный к Интернету компьютер.

– Ты все-таки меня вычислил, – передал полковник.

«Молодец Галкин, – усмехнувшись, подумал Дронго, – нашел-таки возможность сообщить Кочиевскому, что я его разоблачил».

– А ты думал, у меня ничего не получится? – спросил Дронго.

– Ты очень везучий, – сказал полковник.

– Надеюсь, мой компьютер не взорвется? – спросил Дронго.

– Ты еще и шутник. Не боишься меня? Вдруг я стою у тебя за дверью?

– Не боюсь. Тебе только что сообщили обо мне. Ты думал, меня уже нет, но ошибся.

– Чего ты хочешь? – спросил полковник.

– Ты знаешь чего, – ответил Дронго, – помочь Романенко завершить расследование. И знаю, чего хочешь ты.

– Тогда не будем друг другу мешать.

– Не получится. Я тебе не верю.

– Ведь можно договориться, – сказал полковник.

– После того, как ты столько раз на меня покушался?

– А ты меня убил, – сказал Кочиевский, – мои родные считают меня мертвым. Мне тяжелее, чем тебе.

– Ты сам себя убил, потом воскресил.

– Я не хочу начинать все сначала. С меня хватит. Я хочу исчезнуть из Москвы и никогда больше здесь не появляться.

– На каких условиях будем договариваться? – спросил Дронго. Он вдруг вспомнил про Зиновия Михайловича, поднял трубку, набрал нужный номер.

– Прежде всего ты должен согласиться на переговоры.

– Нет. Прежде всего ты мне скажешь, на каких условиях собираешься вести переговоры. Чего именно хочешь?

В это время Зиновий Михайлович снял трубку и Дронго быстро сказал ему:

– Он сейчас связался со мной. Постарайтесь выяснить, где он находится.

– Если я скажу, чего хочу, ты поймешь, чего я не хочу.

– Не нужно хитрить. Говори условия.

– Ты оставляешь меня в покое на два дня, после чего я сдаю тебе всю компанию. Всех покровителей Ахметова. Согласен?

– Давай наоборот. Ты сдаешь мне всех покровителей Ахметова, а я тебя не трогаю два дня.

– Исключено.

– Тогда не обещаю тебе спокойной жизни.

– Напрасно ты ввязался в эту игру, рано или поздно проиграешь. Задействованы слишком мощные силы.

– Не люблю сдаваться в середине игры, думаю, еще не вечер. Посмотрим, что будет дальше.

– Тебе все равно не дадут закончить расследование, давай договоримся по-хорошему.

– Мне нужны имена и факты.

– Тебе никто не говорил, что ты упрямый идиот?

– Зачем ты послал своих боевиков в больницу? – вопросом на вопрос ответил Дронго. – Это ведь была глупость.

– Это киллеры Чертежника пришли отомстить тебе за Хашимова. Мой киллер никогда не ошибается, ты это знаешь.

– Гарантирую тебе один спокойный день в обмен на твоего киллера.

– Не поменяю его даже на три. Это моя страховка на крайний случай.

– Опять офицер КГБ. Или на этот раз МВД? Ты ведь не любишь иметь дело с уголовниками.

– Догадайся сам, – полковник явно занервничал, – у тебя слишком богатое воображение. Ты слишком много знаешь. Тебе пора умереть.

– Не согласен, поскольку не в пример тебе не смогу воскреснуть. Кого ты убил, кого подставил вместо себя?

– Никого. Это был я.

– Не рассказывай сказки. Я не поверил в обгоревший труп, потому что знаю, на какие подлости ты способен. Тебе нужно было сжечь труп, чтобы не было отпечатков пальцев.

– Не лезь не в свое дело.

– Значит, это был кто-то другой? Я ведь могу потребовать эксгумации трупа. Представляешь, какой поднимется скандал?

– Не нужно. Мои родные и так настрадались. Ты ведь человек гуманный.

– Кого ты убил?

– Бомжа. Обычного бомжа. Он даже не понял, как все случилось. А потом я вырвал свои коронки и бросил в машину. Пришлось лечить зубы, но это было убедительно. Кроме тебя, все клюнули. Я даже ходил на свою могилу, носил цветы. Ощущение необычное. Не хочешь попробовать?

– Не хочу. Мне и на этом свете неплохо. И у меня нет под рукой бомжа. Помнишь, ты говорил, что я не найду Труфилова. Но я его нашел.

– А я его убил.

– Теперь я найду тебя.

– Не успеешь. Я тебя убью. Ты мне очень мешаешь.

– Зачем тебе нужна женщина Чиряева?

– Не скажу. Ты и так слишком много знаешь.

– Теперь ты до нее не доберешься. Она под надежной охраной. Все женщины, за которыми ты охотишься, под охраной.

– Ничего, кого нужно, я...

С экрана исчезло изображение. Дронго подождал с минуту – ничего. Еще через минуту позвонил Зиновий Михайлович.

– Он применил специальный код, невозможно пробиться. Как только я попытался взломать его шифры, он сразу отключился.

– Понятно. Даже приблизительно нельзя определить, откуда он звонил?

– Пытаюсь. Он выходит на вас через спутник и кодирует свои сигналы. Очень трудно.

– Постарайтесь. – Дронго положил трубку, взглянул на часы. Половина двенадцатого. Позвонил Романенко.

– Есть какие-нибудь новости?

– Лучше бы их не было, – сказал Всеволод Борисович.

– Опять что-нибудь случилось?

– На рассвете сожгли агентство Шпицына, предварительно оглушив одного из охранников. В городе идет настоящая война. Звонили из прокуратуры. Считают, что часть вины за это лежит на нас. Хорошо бы арестовать этого Чертежника. Если его киллер, которого вы ранили в больнице, даст против него показания, я его немедленно возьму под стражу.

– Ни в коем случае, – возразил Дронго, – нужно дать им два дня. Они пока выжидают. Это еще не война. Скорее разведка боем. Вы обратите внимание, охранника не убили, а только оглушили. Они ждут, когда Чиряев заплатит долг. Два дня ничего не предпринимайте.

– Прокурор города может дать санкцию на арест Чертежника без моего ведома. Все и так знают, что идет борьба между группами Чиряева—Галкина и наркоторговцами, контролирующими это прибыльное дело.

– Уговорите его не торопиться. Скажите, что вам нужны всего два дня. Надо дать им возможность себя проявить. Вы сообщили в ФСБ, что необходимо установить контроль за казино «Мажестик»?

– Конечно. МУР внедрил туда своего агента. ФСБ взяла под контроль все их счета. Как только появится такая сумма, сразу начнем проверку. Три миллиона невозможно спрятать.

– Их можно украсть, – возразил Дронго.

– Можно, конечно, – согласился Романенко, – но не так это просто. Тому, кто захочет заплатить за Чиряева, придется внести всю сумму наличными. Это три «дипломата» денег. Как их пронести в казино, если вокруг дежурят наши люди?

– Надеюсь, что так и будет, – сказал Дронго. – А знаете, я был прав. Галкин нашел возможность связаться с Кочиевским, и тот вышел со мной на связь. Он просит на два дня оставить его в покое. Ясно, они ему нужны, чтобы добраться до этих денег.

– И что вы ему обещали?

– Посадить его в тюрьму. А заодно и остальных, причастных к их махинациям.

Романенко попрощался, сказав, что непременно переговорит с прокурором города.

 

Москва. 13 мая

В кабинете президента компании «Роснефтегаза» собрались трое. Сам президент компании, высокий полный мужчина лет шестидесяти с зачесанными назад волосами и мясистым одутловатым лицом, и его гости: бывший вице-премьер правительства, мужчина лет сорока пяти, тоже высокий, и бывший заместитель министра внутренних дел, пятидесятилетний генерал, среднего роста, с продолговатым лицом, приплюснутым носом и кустистыми бровями. В его зеленых глазах, казалось, затаилась тоска, еще с того времени, как его несколько лет назад отправили на пенсию. Теперь он возглавлял службу безопасности «Роснефтегаза», заняв эту должность после трагической гибели ее руководителя, полковника ГРУ в отставке Олега Кочиевского.

Президента компании охраняли несколько десятков людей, разбросанных по всему зданию, сотрудников бывшего Шестнадцатого управления Комитета государственной безопасности, специалистов по компьютерной технике и электронному оборудованию. По всему периметру здания была установлена аппаратура, исключавшая возможность прослушивания. Генераторы шумов, скэллеры и скремблеры последнего образца. Особо охранялся восемнадцатый этаж, где находились кабинеты руководителей компании.

– У нас, как всегда, проблемы, – недовольно сказал президент, – я был против использования этой шпаны в наших целях, но вы, генерал, настояли. И теперь возникли большие сложности. В свое время вы с покойным Кочиевским убедили меня в том, что можно прибегнуть к их услугам. Чем это кончилось, вы уже знаете.

– Мы ошиблись, – примирительно сказал бывший вице-премьер, – нужно было искать другие пути. Но мы не имели времени. А предложение Кочиевского показалось вполне приемлемым.

– Приемлемым, – взорвался президент, – пусть теперь возвращается с того света и решает возникшие по его вине проблемы. Я всегда был против использования уголовных элементов. С ними опасно иметь дело.

– Благодаря им, – напомнил бывший вице-премьер, – нам удалось получить контрольный пакет акций компании «ЛИК». Если бы Кочиевский не направил туда Труфилова, если бы не провел работу среди акционеров, мы столкнулись бы с серьезными трудностями. А потом он использовал свои связи, чтобы оказать некоторое давление на чиновников в Тюмени.

– Вы забыли, что погиб один из сотрудников аппарата губернатора Тюменской области, – сказал президент, – уголовное дело до сих пор не закрыто. Вполне возможно, что это результат оказываемого давления.

– Нет, – возразил генерал, – мы никогда не применяли подобных методов, только получали от них информацию.

– Ладно, хватит, – отмахнулся президент, – мы не в прокуратуре, врать мне не нужно. Вы использовали уголовную шпану, чтобы добиться максимального результата, и теперь пытаетесь оправдаться. У нас и так хватало проблем. Теперь появятся новые, связанные с вашими бандитами.

– Эту идею подкинул Ахметов, – напомнил бывший вице-премьер, – я тоже был от нее не в восторге, но сейчас мы должны сделать все, чтобы вытащить Ахметова из тюрьмы.

– А что можно сделать? Мы наняли ему лучшего адвоката в стране. Сам Давид Самуилович ведет его дело.

– Если до лета ему не смогут предъявить обвинений, он будет освобожден. Уже год идет следствие, и пока безрезультатно, – сказал бывший вице-премьер, – через прессу поднимем шум по поводу затянувшегося следствия. Дадим несколько сообщений по телевизионным каналам. В общем, все, как обычно. Начнем «гнать волну». Обратимся к известным журналистам. Представим дело так, будто с Ахметовым хотят свести счеты враги. В прокуратуре зреет недовольство затянувшимся следствием. И если не будут найдены доказательства вины Ахметова, им придется его освободить. Но это произойдет лишь в том случае, если мы поможем Чиряеву, который работал с Ахметовым и Кочиевским в одной связке. Цена этой помощи вам известна. Нужно перевести на его счет три миллиона долларов, которые он задолжал своим компаньонам. Полагаю, это не такая уж большая сумма, если учесть доходы, которые принесла нам компания «ЛИК».

– Я так и думал, что ваш Ахметов будет нам дорого стоить, – проворчал президент.

– Наш Ахметов, – улыбнулся бывший вице-премьер, – надеюсь, вы не забыли, как много он сделал для вашей компании.

– Он получил за это приличные деньги, – сказал президент, – три миллиона долларов. И такую же сумму мы должны заплатить уголовникам.

– Мы платим за собственное спокойствие, – возразил бывший вице-премьер, – судите сами. Если мы поможем Чиряеву, он останется в Европе. И тогда Бергман добьется освобождения Ахметова в течение нескольких месяцев. Без показаний Труфилова и Чиряева у прокуратуры не будет сколько-нибудь убедительных доказательств. И после освобождения Ахметова все дело против Минтопэнерго и «Роснефтегаза» развалится.

– Может быть, решить вопрос другим, более дешевым способом, – заметил президент. – Этот уголовник может просто умереть.

– Исключено, – возразил бывший вице-премьер, – сразу станет ясно, кто именно был заинтересован в его смерти. И тогда долги Чиряева будут платить те, кто его убрал. У них принято платить по долгам. Уголовники начнут дергаться, обратят на себя внимание прокуратуры, ФСБ. А мы потеряем авторитет как ненадежные партнеры, которые в трудный момент бросают своих друзей. Репутация дорого стоит.

– Какая там репутация, – проворчал президент, – если мы имеем дело с бандитами. Ладно, черт с ними. Заплатим. Куда переводить деньги?

– Переводить нельзя, – вмешался генерал, – нас могут сразу засечь. Нужно платить наличными.

– Три миллиона наличными? – ужаснулся президент. – Где мы их возьмем?

– Потрясите своих управляющих, – предложил первый вице-премьер, – у каждого из них минимальный месячный доход от пятидесяти до семидесяти тысяч долларов. Соберите их, объясните, что нужны деньги. Думаю, они поймут. У вас люди толковые.

– Только этого не хватало, – сказал президент, – подумают, чего доброго, что я вымогаю взятки.

– Они знают, сколько вы стоите, – с улыбкой возразил гость, – и не только они, всем известно, что вы стоите миллиард долларов. И что взяток никогда не брали. Вся страна знает о вашей честности.

Он не стал уточнять, откуда у президента такой капитал. Не упомянул, что он нажил его за несколько лет, расхищая государственные запасы нефти и газа. Более наглого расхитителя в стране не было. Но с точки зрения появившихся у власти молодых чиновников в начале девяностых, хищение миллиардов долларов государственных средств, приобретение по дешевке заводов и фабрик, махинации с энергоресурсами, которые на внутреннем рынке можно было купить по бросовым ценам и продать за рубеж по ценам мировым, все это было вполне нормальным и морально оправданным бизнесом. Многие из них ворочали миллионами долларов и действительно не брали взяток наличными, не воровали. Они просто ввели своеобразный налог на подписи. Все знали, что подпись вице-премьера в бытность его у власти стоила пять процентов от совершаемой сделки. И ему переводили колоссальные суммы на его счета в зарубежных банках.

История человеческой цивилизации еще не знала столь масштабного грабежа собственного государства.

– Мы передадим деньги Чиряеву, – кивнул генерал, – и дело будет закрыто.

– Три миллиона, – повторил президент, – ладно. Найдем три миллиона долларов наличными. Но вы можете гарантировать, что Ахметова освободят и дело спустят на тормозах?

– Конечно, – улыбнулся бывший вице-премьер, – это же в наших интересах. Сделаем все как нужно.

– И на этот раз без ошибок, – предупредил президент. – Мы и так потеряли ценного сотрудника в лице Кочиевского. Никогда себе этого не прощу.

Генерал отвернулся. Наверное, ему больно вспоминать о своем прежнем начальнике, подумал президент. И хотя Кочиевский был полковником, а его заместитель генералом, последний всегда признавал превосходство Кочиевского. Загляни сейчас президент в лицо генералу, он удивился бы. Бывший заместитель министра внутренних дел улыбался. Он, пожалуй, был больше всех доволен результатами совещания.

 

Москва. 13 мая

Дронго сидел у компьютера, когда приехал Романенко. Был уже восьмой час вечера. Дронго провел гостя на кухню, где они обычно обсуждали свои проблемы.

– Женщин мы спрятали на военной базе, – сообщил Романенко. – Туда не пробраться. Галина осталась с ними. Она передает вам привет. Звонить оттуда нельзя, и у них отобрали мобильные телефоны.

– Им придется пробыть там всего два дня, до пятнадцатого.

– Чем больше я думаю над этой операцией, тем больше у меня возникает вопросов. Вы сказали, что выдача Чиряева Москве нам невыгодна. Но разве не удобнее было бы держать этого бандита в нашей тюрьме? Возможно, тогда нам удалось бы спутать Кочиевскому все карты.

– Ничего бы у нас не получилось. Кочиевский опытный аналитик и наверняка предусмотрел два варианта развития событий. Первый, наиболее желательный для него, – это если бы Чиряев остался в Германии. И второй, менее желательный, – это выдача Чиряева Москве. Кочиевский приготовился к обоим. Но не учел, что нас тоже больше устраивает первый вариант.

– Ну и что? Ведь Чиряев остался в Берлине, значит, план Кочиевского сработал?

– Не совсем, – Дронго откинулся на стуле. – Кочиевский попросил меня на два дня оставить его в покое. Видимо, рассчитывает за это время каким-то образом завладеть деньгами Чиряева и исчезнуть. Для этого, собственно, он и разыграл спектакль с самоубийством, а теперь опекает Чиряева. Но как только получит деньги, уберет Чиряева, чтобы тот не рассказал, куда делись три миллиона долларов.

Мне все время не давала покоя мысль о том, почему Кочиевский, столь удачно имитировавший самоубийство, проявляет такую активность. Ведь он мог уехать за рубеж и вернуться через несколько лет, когда все забудется. Деньги у него наверняка есть. Зачем ему понадобился Чиряев и вся эта компания? Но тут я вспомнил про три миллиона долларов. Ради таких огромных денег Кочиевский мог рискнуть. Более того, вы не поверите, но именно Кочиевский организовал арест Чиряева в Берлине в прошлом году. После того, как Истребитель сделал все, что ему велел Кочиевский, тот сдал его немецким властям, якобы за неуплату налогов с недвижимости.

Итак, что мы имеем? С одной стороны, Кочиевский опекает Чиряева, убирая всех до единого свидетелей, чтобы Истребителя не выдали Москве. С другой – сам отправляет его в тюрьму, чтобы держать на коротком поводке. Обычно полковник не прибегал к услугам уголовников, доверял только бывшим офицерам КГБ или МВД. Тогда почему он использовал в Тюмени Евгения Чиряева? Я попросил своего помощника проверить через информационный центр МВД уголовные дела Чиряева. Выяснилось, что одиннадцать лет назад его группировку взял тогда еще полковник милиции Муравьев. Интересно, что Чиряев получил по минимуму, а его боевики – по максимуму. Муравьев вскоре стал начальником управления, затем начальником отдела в Министерстве внутренних дел и, наконец, заместителем министра. Там он получил генерала и почти сразу был уволен из органов за злоупотребление служебным положением. Дело было в девяносто четвертом, и никто не стал с этим разбираться.

– И где теперь этот Муравьев?

– Не поверите, – усмехнулся Дронго, – в «Роснефтегазе», начальник службы безопасности, эту должность раньше занимал Кочиевский, а Муравьев был его заместителем. Все. Ничего больше доказывать не нужно. Именно Муравьев предложил Кочиевскому использовать уголовника Чиряева. Для полковника ГРУ Кочиевского Чиряев был слишком одиозной личностью. Для бывшего сотрудника уголовного розыска, который в свое время вел дело Чиряева, Истребитель являлся самой подходящей фигурой. Но Кочиевский внес изменения в их план. Когда Чиряев сделал все, что от него требовалось, и улетел в Берлин, его арестовали. Помните, вы говорили, что очень удивлены этим арестом. Получилось, что немецкая полиция узнала обо всем гораздо раньше, чем наше отделение Интерпола. Арест был предрешен. Кочиевский хотел оградить себя от неожиданностей.

– Возможно, вы правы, – кивнул Романенко, – но это значит, что Кочиевский исчезнет через два дня с деньгами и мы ничего не сможет сделать.

– Сможем, – уверенно заявил Дронго. – Во-первых, Кочиевскому нужно через кого-то выходить на связь с внешним миром, и это должен быть человек, которому он доверяет и которому может сказать о деньгах. Таким человеком является генерал Муравьев. Никого другого я здесь не вижу. Во-вторых, только через генерала могут пройти деньги, которые нужно вносить наличными. Вы же знаете, что именно руководство этой крупнейшей компании стояло за махинациями в Минтопэнерго и на всех нефтяных аукционах. Остается ждать, когда Муравьев попытается передать деньги в казино, под видом возвращенного Чиряевым долга. Только вряд ли эти деньги дойдут до владельцев казино. Их разделят между собой Кочиевский и Муравьев. Поэтому они и стараются отвести все подозрения от Чиряева.

– Если деньги не будут внесены в срок, Чиряеву придется отвечать, – напомнил Романенко, – и тогда он может заявить, что никаких денег не получал.

– Вот это самый важный момент. У Кочиевского есть человек, выполняющий все его приказы. Профессиональный убийца, связанный и с Чиряевым. Это наверняка бывший сотрудник правоохранительных органов, который в то же время пользуется доверием бандита. Таков стиль работы Кочиевского, вы же помните фирменный стиль. Скорее всего именно этому убийце предстоит убрать Чиряева в тот момент, когда полковник завладеет деньгами. Сами деньги должны появиться в казино не позднее завтрашнего вечера. Кочиевский все рассчитал правильно. Теперь ему остается отобрать деньги у бандитов, обмануть своих бывших хозяев в «Роснефтегазе» и скрыться. А чтобы гарантировать себе спокойную жизнь, убрать Чиряева. Вот и весь его план.

– Красиво, – кивнул Романенко, – операция продумана до мелочей. Молодец Кочиевский. А ведь мог использовать свою энергию на добрые дела.

– Не получилось, – вздохнул Дронго, – вспомните, что творилось в начале девяностых. Из правоохранительных органов тысячами, десятками тысяч выгоняли лучших специалистов. Даже в сталинские времена не громили аппарат контрразведки и милиции с такой силой, с какой это делали в начале девяностых победившие демократы. Вовсю шло сокращение армии. Куда было деваться офицерам? Одни подались в охранники или телохранители. Другие – в криминальный бизнес, обиженные на свою страну, которая их предала. Возможно, Кочиевский мог стать одним из лучших офицеров военной разведки. Возможно даже, он им был. Но его выгнали. Представляете его состояние? Умный, толковый, умеющий аналитически мыслить человек оказывается на улице, без работы и без средств к существованию.

– Похоже, вы готовы его оправдать.

– Я готов его понять. Мы все оказались в разбитой лодке. С той лишь разницей, что у Кочиевского отняли только любимую работу. А у меня гораздо больше. Страну, которую я любил и до сих пор люблю. Женщину, которую убили в девяносто первом. Любимую работу. Я вам не рассказывал, но в начале девяностых я оказался в трудном положении. Как раз тогда ко мне обратились представители грузинской мафии. Предложили за баснословный по тем временам гонорар найти исчезнувшего сына известного авторитета.

– И вы согласились? – спросил, волнуясь, Романенко.

– Согласился, – кивнул Дронго, – у меня не было ни денег, ни надежды. Каким-то чудом я нашел парня. Оказалось, он попал в грязную историю со спецслужбами. Так что я не оправдываю Кочиевского, а пытаюсь его понять.

– Но вы же не стали их пособником, – возразил Романенко, – не стали работать на мафию.

– Мне повезло, – вздохнул Дронго, – мои аналитические способности оказались востребованными. Только это помогло мне выжить. Но что было делать остальным?

– Не знаю. Мне кажется, вы не правы. Так можно оправдать любую подлость.

– Подлость невозможно оправдать. Но понять слабого человека можно. Кочиевского выгнали из разведки. А у него семья, дети. И никаких средств к существованию. Что ему было делать?

– Он был начальником службы безопасности. Там зарплата в сто раз больше моей. Ему не хватало?

– Возможно, не хватало. Разные бывают потребности. А тут он увидел, что творится вокруг. Как все воруют, обманывают, становятся миллионерами, расхищая государственное имущество, грабя страну. Он просто оказался способным учеником. Понял, что не существует отныне никаких моральных запретов, что все дозволено: убивай, грабь, прелюбодействуй, совершай все мыслимые и немыслимые преступления. И тут он решил, что может сыграть не последнюю роль в этой преступной игре.

– Вспомните, скольких людей он погубил!

– Именно поэтому он обречен. Я все равно его найду.

– Что делать со Шпицыным? Он подал жалобу прокурору, его адвокат грозит нам неприятностями.

– Можете его отпустить. Мы теперь точно знаем, что именно Галкин выходил на связь с Кочиевским. Но для его же блага ему лучше остаться здесь еще на два дня.

– Остается только вычислить убийцу, который работает на Кочиевского и пользуется доверием Чиряева.

– Я уже вычислил, – сказал Дронго. Романенко ничего не сказал, только взглянул на него. Поднялся, провел рукой по волосам, снял очки, протер, снова надел. Подошел к окну, посмотрел вниз. Потом повернулся к Дронго:

– Хотите сказать, что, сидя дома, вычислили убийцу Труфилова?

– И Попова, – добавил Дронго. – Это оказалось не так сложно, как вы предполагали.

– Подождите, подождите, что значит не так сложно? Знаете, Дронго, я стал верить в чудеса. После того, как вы вычислили воскресшего Кочиевского. Вам известно имя убийцы?

– Известно. Точнее, я знаю его кличку. Все проверено. Это тот самый профессиональный убийца, о котором мы с вами говорили.

– Как? – пробормотал Романенко. – Как вы нашли?

– Муравьев – бывший сотрудник милиции, а Кочиевский – бывший полковник ГРУ. Ни один из них не мог до конца поверить бандиту Чиряеву. Я с самого начала предполагал, что они внедрили в банду Чиряева своего человека. С другой стороны, Чиряев, достаточно опытный, не подпустил бы к себе кого попало. Другое дело бывший сотрудник милиции или КГБ. Лучше милиции. Уголовники не любят офицеров КГБ, считают чужими и называют аристократами. Зато с офицерами милиции довольно быстро находят общий язык. И такой человек должен был постоянно находиться рядом с Чиряевым, даже отправиться с ним в Германию, чтобы подстраховать ситуацию в Берлинском аэропорту.

Оставалось проверить список пассажиров, летевших в одном самолете с Чиряевым, и сравнить со списком вылетавших из Тюмени после знаменитого аукциона по продаже акций компании «ЛИК». Две фамилии, кроме чиряевской, совпали. Один – бывший помощник Чиряева – Матвей Очеретин. Другой – бывший сотрудник латвийской милиции, капитан Франц Баугис. Я попросил прислать его данные. Оказалось, он был уволен из органов МВД еще в девяностом. В девяносто втором переехал в Москву. С тех пор нигде не работал и следы его терялись. Удалось раздобыть только его характеристику. Храбрый, решительный, необычайно жестокий. Чемпион Риги по стрельбе. Вам достаточно этих данных?

Романенко надел очки. Снова снял. Снова надел.

– Я... Мы... Не знаю, что и сказать, Дронго. С вами никто не может сравниться. Никто. Что вы собираетесь предпринять?

– Собрать всех пауков в одну банку, – ответил Дронго, – мне жаль, что погиб офицер ФСБ, сопровождавший Труфилова. Остальных мне не жаль, они сами залезли в эту банку, стараясь перехитрить других пауков, и погибли – Труфилов, Попов, Фанилин, Вадим. У меня есть план, и я намерен осуществить его завтра, чтобы покончить раз и навсегда со всеми этими пауками и помочь вам завершить расследование.

– Надеетесь получить доказательства вины Ахметова?

– И не только его, – ответил Дронго, – если завтра «Роснефтегаз» заплатит три миллиона долларов бандитам, может возникнуть интересный вопрос – за что они платят?

– Но как поймать их с поличным, как узнать, где именно они будут передавать деньги? Выяснить это за оставшиеся сутки практически невозможно.

– Не нужно ничего выяснять. Сейчас изложу вам мой план. Он продуман во всех деталях, хотя доля риска в нем есть.

 

Москва. 13 мая

Чтобы срочно встретиться с нужным человеком, Дронго задействовал все свои связи. Только в одиннадцать вечера ему сообщили по телефону, что встреча состоится. Дронго понимал, как сильно рискует, но другого выхода не было. В казино «Мажестик», где по просьбе Дронго должна была состояться встреча, он приехал в половине двенадцатого.

Он никогда не брал с собой оружия, не изменил своей привычке и на этот раз. При входе в казино его обыскали и, не найдя оружия, провели по коридорам и лестницам в находившийся в глубине здания небольшой кабинет. Видимо, здесь работал кто-то из служащих, обстановка была весьма скромная. В отличие от кабинета директора, можно было не опасаться прослушивания. Тот, кому Дронго назначил встречу, видимо, знал об этом.

Дверь открылась, в кабинет вошел Георгий. Дронго поднялся. Георгий прошел к столу, подумал немного и, не говоря ни слова, сел. Дронго тоже сел.

– Не думал, что вы такой смелый, – сказал Георгий. – Не верил, что придете.

– Напрасно. Хотя уверен, что именно вы приказали Чертежнику послать в больницу киллеров. Но, слава богу, все обошлось.

– Я ему не приказывал, – быстро возразил Георгий, – но вас действительно могли убить. И сегодня еще не поздно. Вы помешали нам, подставили наших людей. И сейчас мешаете. Мы этого не прощаем.

– Не сомневаюсь. Но я здесь не для того, чтобы выяснять, кто кому больше насолил.

– Мы не собирались мстить лично вам, – сказал Георгий, – но вы многим мешаете.

– Польщен, – сказал Дронго, – в ваших устах это звучит как комплимент. Но у меня к вам конкретный разговор.

– Я вас слушаю! – Георгий скрестил руки на груди.

– Вчера немецкий суд отказал Москве в выдаче Чиряева и освободил его под залог.

– Мы знаем, – кивнул Георгий, – какое это имеет к вам отношение?

– Никакого. Если не принять во внимание, что Чиряев задолжал вам три миллиона долларов.

– Это слухи, которые распространяют наши враги, – усмехнулся Георгий. – Откуда у бедного человека три миллиона долларов? Таких денег нет ни у меня, ни у моих друзей.

– И не будет, – заметил Дронго, – вас завтра собираются обвести вокруг пальца. – Георгий молчал. Только жилка на лбу начала набухать и забилась. Наконец он произнес:

– Я согласился на встречу с вами потому, что меня об этом просили очень уважаемые люди. Но не думайте, что я вам верю. Или намерен обсуждать с вами какие-либо дела. Что бы вы ни сказали, вы уйдете отсюда живым. Сегодня, сейчас, – подчеркнул он, – я дал слово. Дальше гарантий дать не могу.

– Вы умный человек, Георгий, – сказал Дронго, – и не можете думать, что я пришел к вам просто так, познакомиться. Я здорово рисковал, и если решился на встречу, значит, дело у меня важное и очень срочное.

– Говорите, что за дело, – бросил Георгий.

– Хочу вас предупредить, никаких денег вы завтра не получите, – сказал Дронго. – За Чиряева долг заплатят другие. Но не вам.

– Мы никаких денег не ждем, – заявил Георгий, – все это выдумка, ложь.

– Ждете, – уверенно сказал Дронго, – все знают, что Чиряев вам задолжал три миллиона долларов. В качестве последнего предупреждения Чиряеву вы убили его помощника. Кстати, с его женщиной вы обошлись самым гнусным образом. Не ожидал я от вас. Вы же восточный человек.

– Хватит, – разозлился Георгий, – что вам нужно?

– Предлагаю заключить союз. Только на завтрашний день. Мне нужны люди, которые привезут деньги. Я должен их задержать.

– Ну и задерживайте, при чем тут я?

– За ваше согласие я заплачу высокую цену.

– Хотите меня купить? – криво улыбнулся Георгий. – Но я не продаюсь. Ни за какую цену.

– Есть такая цена, – уверенно заявил Дронго.

– Послушайте, – Георгий нахмурился, – мне не нравится то, что вы говорите. Думаете, если я вор, значит, дешевка? Вы меня с другими не путайте. Так что давайте кончать этот разговор. – Он поднялся и пошел к двери.

– Цена – ваша жизнь, – спокойно произнес Дронго.

Георгий остановился, повернулся к Дронго, подумал немного и снова сел.

– Ничего не понимаю. При чем тут моя жизнь? И вообще, кто вы такой?

– Завтра при передаче денег вас убьют, это сделает профессиональный убийца, и вам от него не укрыться.

– У меня своих профессионалов хватает.

– Но у вас нет денег, – возразил Дронго, – отказаться от них вы не можете, иначе счет будет предъявлен вам. Три миллиона долларов наличными вы должны внести на счет казино. Не знаю, где и как вы получите эти деньги, но мне точно известно, что в казино вы не вернетесь. Вас убьют. У вас нет ни единого шанса остаться в живых.

– Думаете, я не понял, зачем вы пришли, – усмехнулся Георгий. – Хотите все разузнать? Но я вам все равно ничего не скажу. Ни про деньги, ни про себя. Как хотите, так и думайте. За Чиряевым долг есть, это весь город знает. И он день ото дня растет. Его боевики лавку хромого Абаскули сожгли. Люди Абаскули войну хотят начать в городе. Я с трудом их удерживаю А тут заявляетесь вы с сообщением, что меня завтра убьют. Хотите всех обмануть? Не получится.

– Не верите, не надо. Я только хотел вас предупредить и объяснил, зачем мне это нужно. – Дронго поднялся.

– Не уходите, – сказал Георгий, – расскажите все, что вам известно.

– Завтра вас уберут при передаче денег, – твердо заявил Дронго. – Чиряева тоже убьют. Исчезновение денег спишут на войну между вами.

– Зачем вы пришли? Чтобы мне помочь?

– Я же вам объяснил зачем. Вы меня интересовали меньше всего. Особенно после недавней перестрелки в больнице, когда меня чуть не убили ваши киллеры. Мне нужны те, кто должен вам передать деньги.

– Хорошо, – немного подумав, сказал Георгий, – если все это правда, что вы потребуете взамен?

– Людей, с которыми вы будете встречаться. Они мне нужны живыми. Я предлагаю честный обмен. Проще было бы вас не предупреждать. Подождать, пока вас убьют, и взять их на обратном пути. Но я не хочу рисковать. Они могут скрыться.

– Хотите, чтобы я их выдал, – догадался Георгий, издав короткий смешок, – еще до того, как они со мной встретятся? За дурака держите? Теперь я понял, зачем вы пришли. Думаете, я вам поверю?

– Не думаю, – ответил Дронго, – просто предлагаю другой вариант. Вы предпринимаете меры безопасности, пересчитываете деньги, которые вам передадут, и убеждаетесь в том, что я вас обманул. Но если я сказал правду, вы платите мне, выдав этих людей живыми. Согласны? Все без обмана.

Георгий помолчал, обдумывая ситуацию.

– Выходит, если меня убьют, вы сказали правду, а не убьют – обманули.

– Постарайтесь обезопасить себя и тогда убедитесь, что я сказал правду. Денег вам не видать. И я очень боюсь, что вы не справитесь с ними, если даже возьмете с собой полсотни телохранителей.

– Почему не справлюсь? – мрачно спросил Георгий.

– Поверьте мне на слово, – сказал Дронго, – я это точно знаю.

– Давайте сделаем по-другому, – вдруг предложил Георгий, – вы поедете с нами на встречу. Только сначала переоденетесь, чтобы не могли послать никакого сигнала. И все увидите своими глазами. Если я не получу денег и останусь в живых, – он сжал кулаки, – на куски разрежу мерзавцев.

– Они тут ни при чем. Тот, кто затеял всю эту операцию, сейчас далеко. А они мне нужны как свидетели.

– Понятно. – Георгий тяжело вздохнул и погрузился в размышления. Потом спросил: – Значит, того, кто приказал меня убить, там не будет? Я вас правильно понял?

– Почти. Если хотите, поеду с вами.

– Хочу. Только учтите, ваши друзья вам не помогут.

– Но вы должны гарантировать, что я останусь в живых.

– Если не обманули, останетесь. А обманули, мы вас сами убьем. На месте.

– Наоборот, должны поблагодарить. Ведь в этом случае вас не убьют и отдадут деньги. За что же меня убивать?

– Не понимаю, чего вы добиваетесь? – тихо спросил Георгий. – Зачем голову в петлю суете? Острых ощущений захотелось?

– Человек, о котором я веду речь, очень опасный, – сказал Дронго, – у вас и ваших людей нет ни единого шанса выстоять против него. Он уберет вас, а потом Чиряева. Меня он тоже хочет убить. Чтобы покончить со всеми, кто может ему помешать.

– Он такой ловкий? – ухмыльнулся Георгий. – Со мной будут мои лучшие люди.

– Они не смогут его остановить.

– Мы его убьем, – уверенно заявил Георгий, – кем бы он ни был.

– Он уже умер однажды. А потом воскрес. Его невозможно уничтожить.

– Кто же он? – в ярости вскочил Георгий.

– Полковник Олег Кочиевский, – ответил Дронго.

Георгий пошатнулся. Посмотрел на Дронго и шепотом произнес.

– Он умер месяц назад. Я был на его похоронах.

– Он жив, – сказал Дронго, – и завтра до вас доберется.

– Полковник Кочиевский жив, – пробормотал Георгий, растерянно опускаясь на стул, – теперь понятно, почему они сожгли лавку Абаскули. Они ничего не боятся. Знают, что он жив.

Он потер переносицу и едва слышно спросил:

– Так вы поедете с нами?

– Да, – кивнул Дронго, – вы не должны умереть, мне нужны живые свидетели.

– Клянусь богом, если все это правда, мои люди будут свидетелями, – процедил сквозь зубы Георгий, – но если нет...

– Завтра, – холодно произнес Дронго, – завтра все выяснится. Куда мне приехать?

– Что? – Георгий задумался и не слышал вопроса.

– Куда я должен приехать? – повторил Дронго.

– Если вы нас обманули... – прошептал Георгий.

– Ну, хватит, – поморщился Дронго, – если бы я хотел тебя обмануть, он перешел на «ты», не пришел бы сюда. Да и зачем мне тебя обманывать? Чтобы убить? Так это можно сделать в другом месте. Даже американский президент не застрахован от пули. Денег ты и так не получишь. А получишь, значит, я тебя обманул. Ну и на здоровье. Владей своими деньгами. Так в чем же дело? И нечего мне угрожать. Я тебя не боюсь! Иначе не пришел бы сюда.

– Ты тоже очень опасный человек, – севшим вдруг голосом сказал Георгий, в свою очередь обращаясь к Дронго на «ты», – ведешь двойную игру. Но завтра играть будем по моим правилам. И никто, даже сам господь бог не поможет тебе.

– Куда мне приехать? – в третий раз спросил Дронго.

– Сюда приезжай, – ответил Георгий с заметным акцентом, как обычно, когда волновался, – завтра в два часа дня. Я тебя жду.

– До свидания, – Дронго вышел из комнаты.

Оставшись один, Георгий долго сидел, уставившись в одну точку. Потом достал свой мобильный и набрал нужный номер.

– Павлик, – сказал он, – мне понадобятся твои люди. Все, кого ты сможешь найти. И сам приезжай ко мне. Нужно позвонить Мамед-аге, чтобы тоже привез людей.

 

Москва. 14 мая

Дронго проснулся раньше обычного, в половине девятого, было душно, и он вышел на балкон глотнуть свежего воздуха. По ночам он опускал стальные жалюзи, которые даже из автомата невозможно было пробить. Дом был элитный, с надежной охраной, однако он оборудовал квартиру по последнему слову техники. В кабине лифта установил микрофон, чтобы слышать разговоры тех, кто к нему поднимался. Внизу, в подъезде, и на лестничной клетке – видеокамеры, с помощью которых следил за гостями. У дома стояли еще две камеры, замаскированные, на которые Дронго выхлопотал специальное разрешение. В самой квартире он сделал две двери, снабженные хитроумной системой глазков, позволявших ему видеть пришедших к нему, не стоя за дверью. В кабинете были скремблеры, исключавшие возможность прослушивания.

Дронго знал, что все эти приспособления защищают только от уголовников. Настоящие профессионалы давно научились определять все, что происходит в доме, по колебаниям оконного стекла, не говоря уже о направленных лучах и других суперсовременных технических новинках.

Он поселился в Москве в середине девяностых и получал тогда гонорары, позволившие купить большую квартиру и оборудовать ее всевозможной техникой. В Москве он проводил шесть-семь месяцев в году. Ему не сиделось на месте, и он часто путешествовал, успев несколько раз обогнуть земной шар. Кроме Антарктиды и Австралии, побывал на всех континентах, встречая повсюду удивительных людей и восхищаясь окружающей красотой.

Дронго принадлежал к особой категории неисправимых романтиков, способных до последнего вздоха радоваться всему прекрасному. Его поражала энергетика американской цивилизации с ее устремленными ввысь многоэтажками, ставшими символами американской культуры, где каждый дом, казалось, состязался своей высотой с соседними. Ему нравился величественный покой древнего Востока, с запечатленной в камне неторопливостью бытия, нравились реки, плавно катящие свои волны, нравились люди, стремившиеся познать мир. Его восхищала Африка с ее буйной растительностью, где человек чувствует себя единым целым с природой. Его восхищали близкие ему по темпераменту латиноамериканцы и их страна, воплотившая в себе различные культуры и народы. С не меньшим восхищением он относился к Европе с ее знаменитыми, уходящими в далекое прошлое памятниками.

Он был человеком мира, любившим и ценившим цивилизацию. Выросший на Кавказе, где словно в котле были перемешаны десятки народов и культур, религий и традиций, он с детства впитал в себя эту полифонию красок и наслаждался ею.

Дронго прошел в библиотеку. Он отдавал себе отчет в том, на какое рискованное дело решился. Но это был единственный шанс успешно закончить расследование, выйдя на главных покровителей Ахметова. Дронго ходил от полки к полке, где стояли любимые книги. Советчики и друзья. Учителя и наставники. Он приходил в библиотеку как в храм.

Непрочитанные Джойс и Пруст ждали своей очереди. Они были для него знакомыми незнакомцами. Когда-нибудь он отправится с ними в путешествие, открывая для себя их миры. Здесь же стояли Хемингуэй, Ремарк, Фолкнер, Уэллс, Моэм. Чуть в стороне – Дюма, Бальзак, Мопассан, Мериме, Золя, Жюль Верн, Майн Рид, Вальтер Скотт. Марк Твен соседствовал с О'Генри, Джен Лондон – с Хаггардом. На полках справа были писатели-фантасты: Шекли и Брэдбери, Азимов и Желязны, Гаррисон и Хайнлайн, Саймак и Андерсон. Рядом – братья Стругацкие и Станислав Лем.

Он собрал всю серию ЖЗЛ. Но не все, собранные им книги, были любимыми. Он терпеть не мог современные детективы. Криминальные романы с тупоголовыми героями, бесконечными убийствами, потоками крови, нецензурной бранью и откровенно натуралистическими постельными сценами, столь популярные во всем мире. Но он отдавал должное Жоржу Сименону и Рексу Стауту, Агате Кристи и Уилки Коллинзу, Эдгару По и Артуру Конан Дойлу, Юлиану Семенову и братьям Вайнерам.

Отдельно стояла русская классика. Толстой, Достоевский, Гоголь, Чехов. Последнего Дронго боготворил, считая величайшим мастером слова. Булгаков соседствовал с Платоновым, Эренбургом, Зощенко. Дальше шли Бунин, Горький, Ильф и Петров.

К литературным критикам Дронго относился скептически. Их оценка творчества того или иного писателя или поэта никак не влияла на Дронго. Он высоко ценил прозу Валентина Распутина и Юрия Бондарева, преклонялся перед Шолоховым, вопреки появившимся в прессе статьям некоторых критиков, никогда не считал его плагиатором. А вот модных постмодернистов не признавал, их произведения казались ему скучными и неинтересными. Он не любил Солженицына, не понимал Маяковского, с удовольствием читал «шестидесятников» – Вознесенского, Евтушенко, Окуджаву.

Четыре полки занимала поэзия. Дронго, владевший пятью языками, мог по достоинству оценить и Байрона, и Физули, и Франсиско Кеведо. Но предпочтение отдавал Пушкину, Лермонтову, Тютчеву, Пастернаку, Ахматовой, Цветаевой, Блоку, Есенину, Мандельштаму. Из восточных поэтов – Низами, Насими, Физули, Хафизу, Хайяму. Роберт Бернс был на английском и русском.

Дальше шли полки с его современниками: Габриэль Гарсиа Маркес и целая плеяда его латиноамериканских друзей – Борхес, Карпентьер, Отеро Сильва, Кортасар, Фуэнтос, Амаду. Современный автор изумительных философских детективов Умберто Эко.

Библиотека была огромной. В отдельном шкафу хранились книги Сартра, Камю, Монтеня, Кафки, Томаса Манна и Генриха Манна, Сэлинджера. Если он погибнет, его книги, его верные друзья, останутся одни. Попадут в чужие руки. И Дронго с болью окинул их взглядом, словно заранее прося прощения за невольное предательство.

Сегодня решающий день, возможно, последний в его жизни. Он старался об этом не думать. Вдруг зазвонил телефон. Кто бы это мог быть? Сейчас половина десятого. Все друзья и знакомые знают, что в это время он еще спит. Дронго подошел к телефону, включил автоответчик.

– Это я, – услышал он голос Джил. – Я из Бостона. – Она говорила по-английски. – Надеюсь, не разбудила. Не знаю, сколько у вас сейчас времени, но ты, кажется, поздно ложишься.

– Джил, – он схватил трубку. – Почему ты в Бостоне. Что случилось?

– Здравствуй, – засмеялась она, – ничего не случилось. Все в порядке. Я приехала сюда на несколько дней вместе с группой студентов, которые прилетели в Гарвард на научную конференцию.

– Как хорошо, что ты позвонила, – сказал Дронго. Хотел добавить, что очень скучает, но раздумал. Ему вообще чужда была сентиментальность, он считал, что мужчине она не к лицу.

– Мне так тебя не хватает, – проговорила она, – все время мечтаю о встрече. Почему ты никогда не звонишь?

Он не сказал, что ему стоит больших трудов не звонить. Дронго не мог избавиться от мысли, что они принадлежат к разным мирам, что им не суждено быть вместе и что когда-нибудь она его забудет.

– Сам не знаю, – ответил он, – наверно, боюсь быть назойливым.

– Но ты ни разу не звонил, – рассмеялась она. Джил не умела на него обижаться. Но сегодня у нее в голосе появились какие-то новые нотки.

– У тебя все в порядке? – спросил Дронго.

– Наоборот, – снова засмеялась Джил, – все не в порядке.

Что-то не так. Она слишком веселая. Или это ему показалось? Она действительно забыла, сколько времени сейчас в Москве, или сделала вид, что забыла? Что с ней случилось?

– Джил, когда мы можем увидеться?

– Я завтра возвращаюсь в Лондон. Когда ты сможешь туда прилететь?

– Завтра. Вернее, послезавтра. Шестнадцатого мая, – пообещал он.

– Правда, прилетишь? – спросила она.

– Разве я тебя когда-нибудь обманывал?

– Нет, – счастливо засмеялась Джил, – никогда. – И, помолчав, сказала: – Знаешь, я не хотела тебе говорить по телефону. Но лучше сказать прямо сейчас. Все равно не смогу вытерпеть и через час опять позвоню.

– Что случилось? – У него сильнее забилось сердце. Неужели она полюбила кого-то? Впрочем, этого следовало ожидать. Наивно было рассчитывать на постоянство их отношений.

– Я хотела тебе сказать... – она запнулась.

Он почувствовал, как задергалась щека, так обычно бывало в моменты сильных волнений.

– Я была у врача, – продолжала Джил.

Он нахмурился. Неужели заболела? В ее возрасте? Чем она могла заболеть? Почему же она тянет, не говорит?

– Ты меня слышишь? – спросила она.

– Конечно, слышу. Что случилось? Зачем ты ходила к врачу?

– У меня будет ребенок. – Дронго почувствовал, как уплывает из-под ног пол, и схватился за стену.

– Что ты сказала? – прошептал он.

– У нас будет сын! Врач сказал, что я в полном порядке.

– Сын, – словно эхо повторил он. Странные существа мужчины. Такая новость их и радует, и пугает, как нечто из ряда вон выходящее. Его бросило в жар.

– Сын, – это слово его заворожило, – как ты узнала? – Он задал идиотский вопрос, который наверняка задал бы любой мужчина на его месте.

– Как узнала? – засмеялась она. – Говорю тебе: была у врача. Знаешь, я решила его оставить. И обо всем рассказать отцу.

– Сын, – не переставал повторять Дронго и вдруг закричал: – Я обязательно приеду! Слышишь?

– Конечно, слышу, – голос ее дрогнул от слез, – я буду тебя ждать.

– А тебе можно лететь самолетом?

– Можно, конечно, можно. Я знала, что ты обрадуешься. Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – ошеломленный, произнес Дронго.

Положив трубку, он опустился в кресло и еще несколько минут просидел, словно постепенно осознавая это событие. Почему он сказал, что прилетит шестнадцатого? Ведь можно это сделать сегодня. Он поднялся с кресла и тут вспомнил, что сегодня это исключено. Что сегодня в два часа он должен пойти к Георгию. И если ошибся в своих расчетах, никогда больше не вернется домой. Одному Богу известно, как не хотелось ему идти в это проклятое казино.

Снова зазвонил телефон. Была половина десятого. Он машинально снял трубку.

– Доброе утро, – сказал Романенко, – извините, что беспокою так рано. Вы не передумали?

Одна секунда, вторая, третья...

– Нет, – выдавил Дронго, – не передумал.

– Тогда наш эксперт сейчас выезжает, – сообщил Романенко, – в десять часов будет у вас. До свидания.

Дронго положил трубку и закрыл глаза.

«Джил, – подумал он про себя, – я обязательно приеду шестнадцатого».

 

Москва. 14 мая

После ухода эксперта Дронго посмотрел на часы. Была половина двенадцатого. Если все пройдет нормально, через два с половиной часа он должен быть в казино. Дронго позвонил Галкину.

– Алло, кто говорит?

– Ваш друг, – пошутил Дронго.

– Опять вы, не желаю с вами разговаривать. До свидания.

– У меня к вам интересное предложение.

– До свидания, – повторил Галкин, но отключаться не стал.

– Мне нужно поговорить с нашим другом, – сказал Дронго, – найдите его. Это очень важно.

– Я не могу его найти, не знаю номера его телефона, – быстро проговорил Галкин и отключился.

Дронго прошел к своему компьютеру. Он был уверен, что Галкин найдет возможность сообщить Кочиевскому о его звонке. Ждать пришлось минут двадцать. Очевидно, Галкин искал чужой телефон, чтобы гарантировать себя от прослушивания. Наконец появилась запись.

– Надеюсь, ты меня не забыл.

– Стараюсь не забывать, – ответил Дронго, – как себя чувствуешь?

– Тебя волнует мое здоровье?

– Немного волнует. Боюсь, сегодня у тебя ничего не получится.

– О чем ты?

– О ДЕНЬГАХ! – Он набрал это слово большими буквами.

Через секунду-другую появилась запись.

– Не понимаю, о каких деньгах идет речь?

– Ты должен сегодня получить три миллиона, – написал Дронго.

– Молодец, – прочел он, – хорошо работаешь. Но это не мои деньги.

– Поэтому ты хочешь их украсть!

– Ты совсем чокнулся. Я полковник военной разведки, а не вор.

– Поздравляю. А я-то думал, ты убийца и нечистоплотный тип. Оказывается, ты еще не забыл об офицерской чести.

– Что тебе нужно?

– Ничего. Хотел предупредить, что сегодня у тебя ничего не получится.

– Почему именно сегодня?

– ДЕНЬГИ! – снова написал Дронго.

– Иди ты... – Кочиевский отключил связь. Цель достигнута. Он занервничал. Непременно захочет подстраховаться. Это именно то, что нужно.

Дронго пошел одеваться. «Выйдя из дома, размышлял он, надо сразу поехать в казино, чтобы не вызвать подозрений у тех, кто за ним будет следить. А следить за ним обязательно будут. В то же время надо быть осторожным. Кочиевский может прислать своих людей».

Дронго оделся, долго выбирал галстук. Темный костюм, темный галстук, голубая сорочка. Он сознательно тянул время. Нужно все до мелочей рассчитать. Ровно в час позвонить Галкину. Без одной минуты час он набрал номер Шахматиста.

– Здравствуйте, это опять я.

– Перестаньте звонить, – разозлился Галкин, – мне придется изменить номер телефона.

– Послушайте меня, Галкин, – быстро проговорил Дронго. – Сегодня Георгию должны передать три миллиона долларов наличными, которые ему задолжал Чиряев. Это произойдет вечером в казино.

– Какие три миллиона? – спросил Галкин, прикинувшись, что ничего не понимает, но голос его дрогнул.

– Вы знаете какие, – ответил Дронго. – Но деньги Георгию не отдадут. Кочиевский хочет всех обмануть и завладеть деньгами.

– Что вам от меня нужно?

– Если деньги пропадут, а Чиряев погибнет, вы не сможете занять его место, – сказал Дронго, – все его имущество будет продано за долги. И платить их будете вы. Надеюсь, вы меня поняли? До свидания.

Он быстро отключил связь. Теперь нужно ждать. Галкин не подозревает, что за ним следят сотрудники ФСБ. Изменит номера своих телефонов и воспользуется каким-нибудь каналом, чтобы связаться с Кочиевским. Но спокойно сидеть он не будет, обязательно начнет дергаться после разговора со мной. Теперь все зависит от степени его алчности. Если он готов разделить деньги с Муравьевым и Кочиевским, позвонит полковнику и постарается увидеться с ним до вечера. Если не позвонит, значит, делиться не собирается. И в этом случае соберет своих боевиков и будет драться. Дронго посмотрел на часы. Начало второго. Примерно через полчаса надо выйти из дома, сесть в машину и отправиться в казино. Это самый опасный момент. По договоренности с Романенко, машина потом уедет в прокуратуру, чтобы гарантировать безопасность водителя.

Дронго пошарил в карманах. Носовой платок. Немного денег. Его обязательно будут обыскивать. Телефон нужно оставить дома. Он вообще не любил носить с собой мобильные телефоны. Но в последние дни приходилось это делать. Что это в кармане? Он достал крестик. Тот самый крестик, который ему подарила мать Вейдеманиса. Подумав немного, положил крестик в карман.

Прежде чем выйти из дома, просмотрел экраны компьютеров. Все в порядке. Похоже, Кочиевского теперь волновали только деньги. Наверняка возьмет с собой вечером Баугиса на операцию. Все рассчитано. Каждый шаг. Дронго окинул взглядом свою квартиру. Если все пройдет нормально, он вернется сюда ночью. Или утром. Или не вернется никогда.

Он подошел к столу, взял лист бумаги и написал крупными буквами: «Джил, я тебя очень любил. Извини, что все так получилось. Хотел быть счастлив с тобой». Он запечатал конверт, написал лондонский адрес Джил. Позвонил Романенко:

– У меня на столе конверт, если со мной что-нибудь случится, отправьте по назначению.

– Может, не стоит рисковать? – с тревогой спросил Всеволод Борисович.

– Мы уже все решили, – сказал Дронго, – ваш эксперт ушел полтора часа назад.

– Как вы? – спросил Романенко.

– В полном порядке. Действуйте по плану. В случае какой-либо неожиданности думайте прежде всего о деньгах. Слышите? Только о деньгах. Это важнее всего. До свидания.

– Удачи, – пожелал Всеволод Борисович.

– Спасибо.

Положив трубку, Дронго еще раз огляделся, передвинул конверт на столе и вышел, заперев дверь на все замки. Ключи он собирался отдать своему водителю.

«Вот и все, – подумал Дронго, – теперь посмотрим, кто кого».

 

Москва. 14 мая

Шпицына отпустили накануне вечером, и он, подав жалобу прокурору города и начальнику управления по надзору за следствием, приехал домой злой и раздраженный. Голова буквально раскалывалась, и он вызвал врача, чтобы измерить давление. Жена, насмерть перепуганная, всю ночь не спала. Только под утро Шпицын забылся тяжелым сном, и она, отправив ребенка к сестре, села на кухне, дожидаясь, когда он проснется. В час дня, когда муж еще спал, зазвонил телефон. Жена схватила трубку.

– Здравствуйте, кто говорит?

– Позови мужа, – раздался незнакомый голос.

– Он спит, кто его просит?

– Разбуди, – приказал незнакомец.

Не смея больше возражать, женщина пошла в спальню.

– Что случилось? – сонным голосом спросил Шпицын, повернувшись на другой бок.

– Толик, Толик, проснись!

– В чем дело?

– Тебя к телефону.

– Кто еще там? – открыл он наконец глаза.

– Не знаю. Какой-то мужчина. Похоже, важный начальник.

– Принеси трубку, – сказал муж, снова закрывая глаза.

Она принесла из другой комнаты телефон.

– Слушаю, – сказал Шпицын.

– Ты еще спишь? – узнав голос, Шпицын сразу вскочил. Это был Шахматист.

– Уже не сплю, – сказал он. – Меня задержали на сутки. Только вчера вечером отпустили.

– Почему так быстро? – спросил подозрительный Галкин.

– Я подал две жалобы, – объяснил Шпицын. – У меня все-таки юридическое образование.

– Мог бы и не попадаться, – презрительно заметил Галкин, – давай быстро ко мне. Нужно собрать всех наших. Ты меня слышишь?

– Да, конечно. Когда мне приехать?

– Прямо сейчас.

Закончив разговор, Шпицын пошел умываться.

Жена с ужасом смотрела на него, не понимая, что происходит.

– Вызови машину, – крикнул муж, – пусть приедут ребята. Позвони в агентство, скажи, чтобы всех собрали. Поняла? Всех до единого.

Через полчаса Шпицын отправился к Галкину на дачу.

К дому одна за другой подъезжали машины с боевиками.

– Что случилось? – спросил Шпицын.

– Где твои люди? – заорал в ответ Галкин.

– В агентстве.

– Сегодня в казино привезут деньги, – сообщил Галкин, – надо поставить там наших людей, чем больше, тем лучше, чтобы даже муха не залетела. Чтобы каждый второй был нашим человеком. У тебя есть в казино свои люди?

– Один человек есть. Но мы его не трогаем, чтобы Георгий не догадался.

– Задействуй и его, – сказал Галкин, – пусть держит нас в курсе. Оружие пусть ребята оставят в машинах и отгонят их от казино. Нас хотят наколоть, деньги могут уплыть. Три миллиона долларов наличными, которые задолжал Чиряев. Допустить этого нельзя.

– Все понял, – выдохнул Шпицын, – все сделаю.

Он повернулся и поспешил к своей машине. Тогда Шахматист вызвал одного из своих людей и взял у него телефон. Тот привез несколько аппаратов, собранных по всему городу. Галкин позвонил Вольфу.

– Надо встретиться, – сказал он, – немедленно.

– Приезжай, – ответил Вольф.

Галкин, человек опытный, понимал, что за дачей могут следить, и выехал в микроавтобусе, предварительно завалив его пустыми коробками. Кроме водителя, там никого не было. Микроавтобус медленно тронулся с места и поехал в противоположную от центра сторону. Через сорок минут, свернув в сторону небольшого поселка, остановился. Галкин вылез и пересел в другую машину, ждавшую его на дороге. Он и не подозревал, что наблюдение за ним ведется с помощью специальной техники с расстояния в несколько километров.

Еще через полчаса Галкин приехал к Вольфу в гольф-клуб. Они покинули помещение и отошли подальше от телохранителей, чтобы их никто не подслушал. Им и в голову не могло прийти, что с другой стороны поля за ними следил сотрудник ФСБ, умевший читать по губам.

– Что случилось? – спросил Вольф. – Мы же договорились встречаться только в особых случаях.

– Сегодня особый, – быстро проговорил Галкин, – вечером в казино привезут деньги.

– Три миллиона? – переспросил Вольф. – Они готовы заплатить долги Чиряева?

– Да. Заплатят Георгию, чтобы обошлось без шума.

– Ну и прекрасно, – сказал Вольф, – значит, войны в городе не будет.

– Будет, – выдохнул Галкин, – в казино деньги не поступят. Надежный источник сообщил, что уплывут, а Чиряев будет убит. И тогда его долг повиснет на нас.

– Как это не поступят? Куда уплывут?

Галкин с опаской огляделся, набрал в легкие воздуха и сказал:

– Их заберет полковник Кочиевский.

– Он же умер, – ошеломленно произнес Вольф.

– Он живой, – возразил, глядя в сторону, Галкин.

Вольф схватил его за горло.

– Сволочь! И ты все время молчал?

– Я не думал... не знал... – Галкин попятился и, споткнувшись, упал. Вольф пнул его изо всех сил ногой в бок.

– Гнида, – сказал со злостью, – решил всех наколоть. Думал, Кочиевский поможет тебе занять место Чиряева? Или просто на наши деньги позарился?

– Нет, – ответил весь перепачканный Галкин, пытаясь подняться. – Откуда я мог знать, что Кочиевский пойдет на обман? Мне казалось, он поддерживает Чиряева.

– Поддерживает, – передразнил его Вольф, – никого он не поддерживает. Возьмет денежки и сбежит. А нам припомнят все. И эти деньги, и художества Чиряева, и твоего идиота Шпицына, который сжег магазин Абаскули. Все припомнят, – побагровев, орал Вольф.

– Не думал, что он способен на такое, – зло ответил Галкин.

– Нужно было думать. Этот подонок всегда заботился только о собственной шкуре. Сам знаешь, сколько он получал в своей компании, а брал деньги буквально за все. Сволочь, мерзавец, – орал Вольф, топая ногами, – ничего, я ему покажу, – он достал телефон, набрал номер генерала Муравьева.

Тот сразу снял трубку.

– Слушай меня внимательно, генерал, – сказал Вольф, – если сегодня в казино не поступят деньги, завтра твои хозяева узнают, что это ты помог своему бывшему шефу украсть три миллиона. Ты меня понял?

– С ума сошел? – крикнул Муравьев. – Как ты смеешь звонить мне! Какие деньги? Какой бывший шеф?

– Сам знаешь какой. Воскресшая сволочь. Твой друг. Сам отвезешь деньги и сам будешь их охранять, – крикнул Вольф, – иначе выгонят тебя из компании.

– Ты как со мной разговариваешь, морда уголовная! – заорал в ответ генерал. – Ты кто такой, чтобы мне угрожать!

– Мое дело предупредить, генерал. Мы тебя пальцем не тронем. Но весь город узнает, что должок за тобой. Сам понимаешь, что это значит.

Вольф отключил аппарат, дернув с досады головой.

– Пусть только попробует не привезти деньги, – в ярости произнес Вольф. – Сколько у тебя будет людей в казино?

– Много, – отряхиваясь, ответил Галкин, – я приказал собрать всех наших людей. Человек семьдесят будет в здании и еще человек сто вокруг здания.

– Хорошо, – сказал Вольф, – и не надо хитрить. Если я узнаю, что ты от меня еще что-то скрываешь...

– Не надо, – поморщился Галкин. – Это дурачок Чиряев вообразил себя важной персоной. А я тебя никогда не обманывал.

– Уже обманул. Поедешь сам в казино?

– Нет. За мной, возможно, следят. Это опасно. Я и так рискнул, приехав сюда.

– За тобой следят?

– Не уверен. Но все может быть.

– Кто будет в казино?

– Толик Шпицын. Его вчера отпустили.

– Может, он стучать согласился, потому и отпустили.

– Нет. Магазин поджигали его люди. Он сам был там.

– Тем более. Может, он решил защиту поискать от Георгия и его людей. Ему нельзя доверять.

– Он человек Чиряева. Если сдаст нас, вина падет на Истребителя.

– Поэтому ты и не едешь в казино, – догадался Вольф. – Надо же, какой хитрожопый. Всегда таким был. Не зря тебя Шахматистом прозвали. Любишь всякие трюки придумывать. Ладно, посмотрим, что будет вечером.

– Посмотрим, что будет вечером, – повторил читавший по губам сотрудник ФСБ своему напарнику и добавил: – Они возвращаются в дом.

– Поехали, – сказал напарник, – нужно срочно передать их разговор.

 

Москва. 14 мая

Дронго приехал в казино ровно в два часа дня. Двое охранников тщательно его обыскали, вытащили из кармана крестик, носовой платок, деньги и лишь после этого провели в другую комнату, заваленную старыми вещами. Очевидно, Георгий сознательно менял комнаты, чтобы исключить возможность прослушивания.

– Здравствуй, – сказал Георгий. Он был одет в темный костюм и в темную водолазку.

– Добрый день, – кивнул Дронго.

Георгию передали найденные у Дронго мелочи. Он удивленно взглянул на крестик.

– Вы верующий? – спросил он. – Христианин? – Сегодня он снова обращался к Дронго на «вы».

– Это подарок матери моего друга. По ее мнению, он приносит удачу.

– Извините, – сказал он, – крест останется пока у меня. Я его обязательно верну. Деньги тоже.

– Надеюсь, – сказал Дронго.

– Будете сидеть здесь до вечера, – сказал Георгий, – в комнате не очень уютно, но ничего не поделаешь, я должен застраховаться от обмана.

– Это ваше право, – пожал плечами Дронго. – Только принесите мне газеты или книги. Тошно сидеть без дела.

– Вам принесут газеты и журналы, все, какие только есть в киоске, разумеется, свежие.

– Спасибо, – кивнул Дронго.

– Послушайте, – сказал Георгий, – я человек простой и не могу разобраться в ваших премудростях. Сейчас вам принесут одежду, вы переоденетесь, а свою отдадите мне, может, в ней спрятан какой-нибудь передатчик.

– Нижнее белье тоже снимать?

– Непременно. Хорошо, что волос у вас мало. Передатчик в них не спрячешь.

– У меня на груди волосы, – рассмеялся Дронго, – проверять не будешь?

– Не буду. Кстати, у меня тоже на груди волосы, – улыбнулся Георгий. – Вы сегодня не выходили из дому, мы следили.

– Но с переодеванием у меня будут проблемы...

– Какие проблемы?

– Я человек брезгливый и ни за что не надену чужое белье.

– Обижаете. Кто говорит о чужом белье? Все будет прямо из магазина. Только скажите свой размер.

– Обувь тоже придется менять?

– Обязательно. Обувь в первую очередь.

– Вряд ли вы найдете то, что мне нужно, – сказал Дронго. – Ладно. Обувь у меня сорок шестого размера. Желательно фирмы «Балли».

– «Балли» покупать не будем, – улыбнулся Георгий.

– Почему? – удивился Дронго.

– Говорю же вам, мы люди простые, но хитрые. Может, вы специально назвали эту фирму. Ваши люди сидят сейчас в магазине и собираются продать нам определенную пару ботинок сорок шестого.

– Только не ботинки, – вскинулся Дронго, – сейчас на дворе май.

– Я оговорился. Купим туфли. Что еще?

– Рубашку. Тоже сорок шестого. Желательно приличный галстук. Только не с вещевого рынка за пять долларов.

– Зачем вы нас обижаете. Нехороший вы человек, – вздохнул Георгий, – плохо о людях думаете.

– Сначала купите, потом посмотрим, – сказал Дронго. – Ремень. Носки. Майку можете не покупать. И плащ не нужен. – Последнюю фразу он произнес намеренно, но Георгий не стал возражать. Только слегка напрягся, и Дронго понял, что все рассчитано верно.

– Какой размер костюма?

– Пятьдесят шесть – пятьдесят восемь. Пиджак непременно широкий в плечах. Иначе он на меня не полезет. И рост самый большой.

– Слушайте, где вы одеваетесь? – удивился Георгий. – В магазине «Великан»? Раньше «Руслан» назывался. А глядя на вас, не скажешь.

– И еще носовой платок, – вспомнил Дронго, – только новый. Когда принесут одежду?

– Часа через два-три, – прикинул Георгий. – А газеты прямо сейчас принесут.

– Спасибо. Когда будете получать деньги, меня позовите.

– Позову, позову, – улыбнулся Георгий, – обязательно позову.

Он вышел, мягко закрыв за собой дверь. Дронго остался один. Георгий не соврал. Через пятнадцать минут принесли целую кипу газет и журналов. Еще через два с половиной – одежду. Он разделся в присутствии трех охранников и отдал свою одежду. Один из них внимательно осмотрел Дронго и кивнул, разрешив одеваться. Костюм оказался мешковатым, ремень коротким. Галстук вообще походил на шарф, и Дронго его выбросил.

– Ну, ребята, – сказал Дронго, – дизайнера у вас явно не было. Хоть бы посмотрели, что покупаете.

Боевики ничего не сказали и вышли из комнаты. Часы он не надел, зная, что их отнимут.

Время тянулось медленно. В комнате отсутствовали окна, и даже приблизительно невозможно было определить, который сейчас час. Пожалуй, седьмой, подумал Дронго. Наконец дверь открылась и в комнату вошел Георгий.

– Сейчас вам поесть принесут. Небось жажда замучила? Почему воды не попросили?

– Думал, сами догадаетесь.

– Извините, это я виноват.

Вскоре принесли еду и воду. Даже бутылку коньяка, но от него Дронго отказался. Предпочитал красное вино. Есть он тоже не стал, только выпил воду. В семь часов снова появился Георгий.

– Почему не едите?

– Не хочу. Пока не хочу.

– Дело ваше. Сейчас мы с вами поедем в одно место.

– Поедем? Разве деньги привезут не в казино?

– Не нужно задавать лишних вопросов, – сказал Георгий, – раз поедем, значит, так нужно. И нечего волноваться. Если я получу деньги, сразу привезу вас обратно. А не получу, значит, вы правду сказали и волноваться надо мне, а не вам.

– Поехали, – согласился Дронго, – надеюсь, меня не заставят бегать голым?

– Шутник, – пробормотал Георгий.

Ему уже доложили, что в залах гораздо больше людей, чем обычно, и среди них много боевиков Чиряева. Георгий приказал вызвать всех свободных охранников, полагая, что соперники готовят какой-то сюрприз. В зале был даже Анатолий Шпицын, посмевший явиться со своими телохранителями. Те у входа сдали оружие, но Георгий все время был в напряжении.

В половине восьмого он приказал всем быть наготове и вызвал к служебному входу свой автомобиль. Они с Дронго сели в него и поехали в сопровождении нескольких машин.

– Может, скажете, куда мы едем? – спросил Дронго.

– Куда нужно, туда и едем, – сурово ответил Георгий.

Кавалькада машин неслась по улицам города. Еще две машины держались чуть поодаль, проверяя, нет ли преследователей. Вскоре они выехали за город, где их ждал вертолет.

– Пошли, – бросил Георгий.

– Хорошо, что не самолет, – заметил Дронго, – терпеть не могу летать.

В вертолет сели впятером. Георгий, Дронго, пилот и два охранника. Вертолет взлетел в ночной темноте, направляясь куда-то на юг. Через полчаса приземлился на площадке, где ждали два джипа с водителями. Дорога лесом была недолгой. Дважды их останавливала охрана, проверяя, кто сидит в машине. Наконец они подъехали к массивному трехэтажному зданию в глубине лесного массива, принадлежавшему компании «Роснефтегаз». Десять лет назад сюда приезжали на охоту руководители партии и государства. Но затем здание выкупила богатая компания, отремонтировала, и теперь здесь встречали наиболее почетных гостей «Роснефтегаза».

Охранников Георгия в здание не пропустили, так же, как и Дронго. Он остался в машине. Георгий, выходя из машины, с улыбкой ему кивнул.

– Вы не верили, что мне дадут деньги. А я вам говорил, что все будет в порядке.

Георгий вошел в дом и стал подниматься по лестнице, а Дронго смотрел из окна машины на красивое здание, потом перевел взгляд на домики егерей, находившиеся поблизости.

Георгия тщательно обыскали и лишь затем провели в каминный зал, где его уже ждали двое. Президент компании «Роснефтегаз» и генерал Муравьев. Оба стояли у окна.

– Хорошо, что вы сами приехали, – сказал генерал, – мы хотели убедиться, что все будет в порядке.

– В полном порядке, – кивнул Георгий, подходя к ним в ожидании рукопожатия. Но президент компании лишь мрачно кивнул, Муравьев тоже не протянул ему руки, очевидно, чтобы не раздражать президента. Тот откровенно презирал уголовников, с которыми вынужден был общаться.

– Мы приготовили деньги, – недовольно морщась, сказал президент, – можете забрать их прямо сейчас. Но учтите, мы платим долги этого типа в последний раз. Никаких дел с вами мы больше иметь не хотим и не будем. Вы меня поняли?

– Разумеется. Вы и не имели с нами никаких дел. Только с Чиряевым, – справедливо заметил Георгий.

– Мы просто нанимали его для определенной работы, – сурово заявил президент, – и в том, что случилось, есть доля нашей вины. Он столько месяцев отсидел в тюрьме. Мы потеряли Кочиевского, – при этих словах Георгий метнул взгляд на Муравьева, но у того ни единый мускул не дрогнул в лице.

– В общем, мы согласились оплатить все его долги и на этом закончить наши дела, – сообщил президент, – три миллиона долларов наличными. Надеюсь, вы не будете их пересчитывать?

– Нет, конечно, – Георгий не мог не чувствовать некоторого уважения к этому человеку. Оно основывалось на его огромном влиянии и баснословных капиталах, которыми тот владел. Георгий мыслил конкретными категориями. Если человек стал одним из самых богатых и самых влиятельных в стране, значит, у него есть и ум, и сила. Георгий хорошо знал, что достичь этого не так просто. Тут нужны огромная энергия и недюжинные способности. Чем больше труда и таланта вкладываешь в дело, тем большую отдачу получаешь. Иначе говоря – успех равен затраченной на него энергии. А президент достиг, можно сказать, недосягаемых вершин.

– Здесь деньги. – Президент указал на большой чемодан и отвернулся. – Берите его и уходите. Или вызовите кого-нибудь из ваших людей, если одному вам его не поднять, – добавил он, глядя в окно.

– Я справлюсь, – Георгий посмотрел на чемодан, – извините, но я хотел бы его открыть.

– Что? – Президент повернулся к Георгию, глаза его метали молнии. – Вы смеете нам не доверять?

– Мы вам доверяем, – произнес Георгий, – но у нас есть сведения...

– Ну, знаете, – возмутился президент, – это переходит всякие границы. Забирайте деньги и уходите!

– Мы все уладим, – засуетился Муравьев. – С вашего разрешения я сам с ним поговорю.

– Заканчивайте поскорее, – раздраженно бросил президент и, не попрощавшись, вышел.

– Вы с ума сошли? – напустился на Георгия Муравьев. – Разве можно говорить такие вещи в присутствии самого президента. Он подумает, что вы чокнулись. Он ведь не наперсточник, а президент крупнейшей европейской компании. Для него три миллиона вообще не деньги. Как вы могли себе такое позволить?

– Хватит, – поморщился Георгий, – меня без конца обманывают все кому не лень. Вы же знаете, что случилось у Киевского вокзала. Там убили нашего человека и сожгли магазин.

– Это был не ваш человек, – возразил Муравьев, – а человек Абаскули. Берите деньги и уходите.

– Я должен сначала открыть чемодан.

– Не доверяете? – презрительно бросил генерал.

– Не знаю. Я теперь никому не верю. Особенно после того, как воскрес ваш полковник.

– Тише, – слегка побледнев, генерал оглянулся на дверь, – хватит болтать глупости. Берите деньги и убирайтесь отсюда! Там три миллиона долларов. Никакого полковника нет. Он давно сгнил в земле.

– Тогда тем более не нужно волноваться, – заметил Георгий, открывая чемодан. Пачки денег были аккуратно уложены. Георгий их сосчитал. Тридцать пакетов по десять пачек в каждом. Стодолларовые купюры. Итого: три миллиона долларов. Он раскрыл один пакет, сорвав целлофан и сняв обертку. Деньги были не фальшивые, тут сомнений не возникало. Все правильно. Тридцать пакетов по десять пачек в каждом.

– Убедились? – с иронией спросил генерал. – Теперь мы с вами в расчете. Вот телефон. Позвоните в казино, скажите, что деньги получили. Директору казино. И еще Вольфу, который был гарантом наших отношений.

– Почему я должен ему звонить? – спросил Георгий.

– Мы же не берем с вас расписки, – резонно заметил генерал. – Как иначе мы сможем доказать, что передали вам деньги. Или вы предпочитаете расписку?

Георгий подошел к телефону, набрал нужный номер.

– Добрый вечер, – недовольным тоном произнес Георгий, – у нас все в порядке. Деньги получены.

– Тогда полный расчет? – спросил Вольф.

– Пока нет, – ответил Георгий, – если твои люди нападут на нас по дороге в казино, этот долг перейдет к тебе.

– Мои люди не нападут. Они не станут меня подставлять, – тяжело задышал в трубку Вольф.

– Тогда все в порядке, – сказал Георгий и позвонил директору казино.

– Деньги у меня, – сообщил он. – Действуй по плану, – и положил трубку.

– По какому плану? – не понял Муравьев.

– Получить деньги – это только полдела. Их нужно еще привезти в казино и оприходовать, – заметил Георгий, – а казино сейчас окружили боевики Чиряева. Может, нам придется пробиваться с боем?

– Бандиты, – пробормотал генерал, – у вас нет ничего святого.

– Зато у вас есть, – разозлился Георгий, – вы своему «мертвецу» посоветуйте уехать отсюда. Чтобы людей не пугал.

– Он умер месяц назад, – гневно сказал генерал.

– Тогда не нужно так нервничать, – возразил Георгий. Чемодан оказался неподъемным, и Георгий стал толкать его ногой.

– Я вызову кого-нибудь, – предложил Муравьев.

– Нет, – возразил Георгий, – я теперь с этим чемоданом не расстанусь. Пока не доберусь до казино. Прощайте.

Как только Георгий вышел, генерал набрал нужный номер.

– Они все знают, – сказал он, то и дело поглядывая на дверь, – как теперь быть?

– Ты сделал все, что нужно? – спросил Кочиевский.

– Конечно. Как договорились.

– Значит, нет проблем. И не звони больше. Я тебя сам найду.

Кочиевский отключил связь, Муравьев посмотрел в окно. Два боевика помогли Георгию дотащить чемодан до машины. Георгий устроился на заднем сиденье джипа, туда же втиснули чемодан.

– Вот и все, – сказал Георгий, глядя на Дронго, – деньги у меня. Напрасно вы волновались. Никто не посмеет их тронуть. Никто, понимаете? – Он не мог скрыть своей радости.

– Посмотрим, – сказал Дронго, отвернувшись, чем сильно испортил Георгию настроение.

 

Москва. 14 мая

Обратно они возвращались тем же путем. Сначала джипы вывезли их из леса, при этом охранники снова проверяли каждого из приехавших. Затем вертолет поднял их в воздух вместе с тяжелым чемоданом, который внесли в кабину два телохранителя. У вертолетной площадки их ждали автомобили, уже готовые отправиться в путь. Они расселись по машинам и выехали на трассу. Автомобили шли ровно, словно на параде, на максимальной скорости. Дронго взглянул на часы в машине. Половина десятого вечера.

– Если все будет хорошо, – добродушно произнес Георгий, – я даже не обижусь за вашу шутку. И подарю вам этот костюм.

– Лучше верните мой, а то два дня назад я испортил сразу несколько костюмов.

– Обязательно верну, – пообещал Георгий, – вот только доставим деньги в казино.

Неожиданно машины резко свернули в сторону и, проехав метров пятьсот, остановились.

– Автандил, – позвал одного из своих людей Георгий, – собери у всех мобильные телефоны и принеси мне.

Через несколько минут все мобильные телефоны были собраны в «Мерседесе» Георгия. Еще минут через пятнадцать подъехал мусоровоз, из него вышел водитель, который отдал ключи Георгию. Тот кивнул двум телохранителям. Они надели форму мусорщиков и забрались в кабину мусоровоза. Затем открыли мусоросборник и забросили туда чемодан с деньгами. После чего мусоросборник закрылся и машина медленно тронулась с места.

– Двигайтесь осторожно, – приказал Георгий, – не торопитесь. Остальные пусть едут за ними, но на большом расстоянии, – напомнил он.

Два автомобиля с боевиками тронулись через пять минут, следуя за мусоровозом. Сам Георгий залез в машину и приказал водителю ехать на дачу.

– Пусть теперь ждут меня, – улыбнулся он Дронго, – я сегодня вообще не появлюсь в казино. Они ведь ждут меня, хотят узнать, кто деньги привезет. И ваши друзья меня ждут. Никому в голову не придет, что деньги в мусоровозе. Три миллиона долларов наличными.

– Здорово придумано, – сказал Дронго, – но Кочиевский все равно что-нибудь сделает.

– Слушайте, хватит меня пугать мертвецами, – разозлился Георгий, – приедем сейчас на дачу, вы отдохнете, успокоитесь, вина выпьете, поужинаете. Как только деньги привезут в казино, я вас отпущу. Еще и домой отвезу. Только прошу вас, не портите мне настроение. Хотя бы сегодня. Видите, как я все придумал? И вам нечего волноваться. И чиряевским бандитам тоже. Кто в мусоровоз полезет деньги искать? Никто. Пусть теперь меня дожидаются. – И он, очень довольный, расхохотался.

– Умный вы человек, Георгий, только не радуйтесь раньше времени. Давайте дождемся, когда деньги привезут в казино.

Дронго вел себя так, словно все шло по намеченному им плану. Они довольно быстро добрались до дачи, где их уже ждали. Дронго, сославшись на головную боль, попросил разрешения лечь. Георгий удивился, но не стал возражать. И Дронго отвели в одну из комнат, приставив к нему двух охранников.

Георгий тем временем позвонил в казино, потребовав сообщить ему, как только мусоровоз въедет во двор. Он бы очень удивился, узнав, что, несмотря на все меры предосторожности, Дронго все-таки умудрился дать сигнал следовавшей за ним группе сотрудников ФСБ.

С самого начала Дронго был уверен, что передача денег не может состояться в самом казино. Именно поэтому он позвонил Галкину, зная, что тот не будет сидеть сложа руки и прикажет своим боевикам окружить казино. Дронго знал также, что руководство компании «Роснефтегаз» не станет доставлять деньги в казино, рискуя попасть в поле зрения правоохранительных органов. Он не сомневался, что Георгий сам поедет за деньгами.

Дронго знал, что его будут обыскивать, но не мог предположить, что отберут даже одежду. Впрочем, любые неожиданности не были исключены, поэтому он попросил Романенко прислать ему эксперта из службы внешней разведки, специалиста по радиоэлектронной аппаратуре. Нужно было соорудить «маяк» – устройство, посылающее сигнал на достаточно большое расстояние. «Маяк» в виде капсулы, которую можно проглотить. Для эксперта это не являлось проблемой. «Маяк» был срочно изготовлен ночью, и утром эксперт под видом разносчика газет пришел к Дронго и передал ему эту капсулу. Это и был «маяк». Дронго проглотил капсулу и с этого момента, куда бы он ни направлялся, за ним следовали сотрудники ФСБ. При этом Дронго нельзя было есть, поскольку пища могла исказить сигналы. «Маяк» затем выводился из организма естественным путем. Но Георгию такое даже в голову не могло прийти. Его хватил бы удар, узнай он, что сотрудники ФСБ засекли мусоровоз с тремя миллионами долларов и теперь вели его, ожидая дальнейшего развития событий.

В одиннадцатом часу вечера мусоровоз въехал в центр города и направился в сторону казино. До него оставалось всего несколько минут езды, когда водитель почувствовал запах гари и оглянулся. Из мусоросборника валил дым. Водитель лихорадочно нажал на тормоза.

– Нельзя останавливаться, – сказал напарник.

– Посмотри, там дым, как бы чемодан не сгорел.

– Открывай мусоросборник, – крикнул напарник, выскочив из машины, – нужно проверить.

Но не успел он сделать и нескольких шагов, как получил удар по шее и растянулся на земле. Водитель вылез с другой стороны, открыл мусоросборник, огляделся и поднялся наверх, чтобы проверить, почему идет дым. Но в этот момент кто-то дернул его за ноги, он свалился на землю и, ударившись головой, потерял сознание.

Двое неизвестных, стоявших внизу, затолкали водителя и его напарника в мусоросборник, закрыли его, залезли в кабину и быстро отъехали, свернув в переулок. Когда через минуту здесь появились машины сопровождения боевиков Георгия, все было уже спокойно.

Обе машины вскоре въехали во двор казино. Один из боевиков взял у директора мобильный телефон и позвонил Георгию.

– Мы уже на месте, – доложил он.

– Прекрасно, – обрадовался Георгий, – деньги выгрузили?

– Какие деньги? Мусоровоза еще нет.

– Как нет? – едва не задохнулся от гнева Георгий. – Ищите его, хоть из-под земли достаньте!

Он швырнул трубку, схватил пистолет и бросился в комнату, где отдыхал Дронго.

– Где наши деньги? – заорал он. – Куда они делись?

– Я вас предупреждал, что Кочиевский украдет деньги, – напомнил Дронго.

– Где мои деньги? – кричал Георгий.

– Они вас обманули, – сказал Дронго, – у них был план.

– Я их достану, – ревел Георгий, – всех найду. Они меня накололи.

В этот момент прогремели выстрелы. Георгий обернулся, наставил пистолет на Дронго, прохрипел:

– Ты умрешь первым. Ты тоже меня обманул.

– Узнайте, что случилось, – посоветовал Дронго, – может, они хотят вас убить?

– Что случилось? – крикнул Георгий, выглянув в коридор.

– На нас напали, – ответил один из телохранителей, – бегите, батоно Георгий.

В этот момент автоматной очередью выбило окно в комнате. Георгий пригнулся. Дронго толкнул его на кровать, и через секунду пулями пробило стену, возле которой стоял хозяин дома.

– Спасибо, – прошептал Георгий.

– Давай сюда пистолет, – крикнул Дронго, но Георгий покачал головой. На них сыпались осколки стекла, над головой свистели пули. Нападение, очевидно, было спланировано, так как почти сразу погиб один из охранников, а оставшиеся вяло отстреливались. Силы оказались неравны: трое охранников Георгия против восьмерых нападающих. Исход нападения был предрешен.

– Они нас перебьют, – крикнул Дронго, – нужно уходить.

– Куда? – в отчаянии крикнул Георгий. – Я всех людей в казино отправил. Не думал, что такое случится.

– Нужно было думать, – зло крикнул в ответ Дронго.

И вдруг стрельба прекратилась. Слышались только крики. Затем раздалось еще несколько выстрелов, но уже за забором, подальше от дома. Потом все стихло.

– В чем дело? – Георгий поднял голову. – Почему прекратилась стрельба?

– Кажется, вы родились в рубашке, – прошептал Дронго, – недаром говорят: «Кому суждено быть повешенным, в воде не утонет».

– Что? – не понял Георгий. – Кого будут вешать? Меня?

– Все кончилось, – сказал Дронго, поднимаясь с пола.

Снизу, со двора, донеслись голоса множества людей. Сотрудники ФСБ подпустили боевиков Вольфа к даче, намереваясь взять их всех вместе. Правда, нападавшие открыли огонь раньше, чем рассчитывали контрразведчики, но уже через несколько минут все было кончено. Двое из нападавших погибли. Остальные шестеро были задержаны. Ни одному не удалось уйти, сотрудники ФСБ перекрыли отступление к автомобилям, на которых приехали бандиты.

Рогов поднялся в комнату, где находились Дронго с Георгием.

– Вы арестованы, сдайте оружие, – обратился он к Георгию.

Тот поднял пистолет, целясь в Дронго:

– Вы меня все-таки обманули, – процедил сквозь зубы.

– Я спас вам жизнь, – напомнил Дронго, – если бы не сотрудники ФСБ, вас бы убили.

Рука Георгия, державшая пистолет, задрожала. Дронго даже не шелохнулся. Георгий подумал и опустил пистолет. Потом бросил на пол.

– Может, вы и правы, – устало сказал он, – стар я уже в такие игры играть. Зря я вам не поверил. Возьмите мой пистолет, он мне больше не нужен.

Рогов положил пистолет в карман. Подошел к Дронго.

– Все идет по плану, – сказал, улыбаясь. – Романенко уже приготовил ордера на аресты.

– Сегодня будет убит еще один человек, – сказал вдруг Георгий.

– Кто? – обернулись к нему Дронго и Рогов.

– Анатолий Шпицын. Он организовал поджог магазина. Его застрелят при выходе из казино. За него уже уплачены деньги.

– Звони Романенко, – крикнул Дронго, – нужно его предупредить.

Рогов достал из кармана мобильный, а Георгий посмотрел на Дронго и задумчиво произнес:

– Вы странный человек. Зачем всех спасать? Какое вам дело до меня или до Толика Шпицына? Это наши разборки.

– Так нельзя, – сказал Дронго, – у вас уже внуки. А у Толика Шпицына маленький ребенок. Не могу я детей сиротами оставлять.

– Понятно, – кивнул Георгий, – теперь я знаю, почему вы всегда выигрываете. Вы не в одиночку работаете. С напарником.

– С каким напарником? – не понял Дронго. – Кого вы имеете в виду?

– Господа бога, – Георгий посмотрел вверх, достал из кармана крестик. – Он на вашей стороне. – И Георгий протянул Дронго на раскрытой ладони реликвию семьи Вейдеманисов.

– Да, – срывающимся от волнения голосом произнес Дронго, – бог на моей стороне.

 

Москва. 14 мая

Вертолеты стали кружить над охотничьим домиком, где теперь размещалась компания «Роснефтегаз». Сначала из-за леса появился один вертолет, за ним второй, третий. Охранники поглядывали на небо, не понимая, откуда взялись эти крылатые машины. Здесь никогда не садились вертолеты. Только на вертолетной площадке, в пяти километрах отсюда, и уже оттуда гости на ожидавших их машинах добирались до места.

Но сидевшие в вертолетах люди, видимо, не знали правил. Кроме того, вертолеты были большие, многоместные, не похожие на те легкие машины, которые курсировали между городом и загородной резиденцией компании «Роснефтегаз».

Первый услышал стрекот вертолета Муравьев и озабоченно посмотрел наверх. Сразу три вертолета. Муравьев нахмурился. Как начальник службы безопасности компании он обязан был знать о приглашении в резиденцию. С другой стороны, президент компании в последнее время был не очень доволен его деятельностью и мог пригласить гостей, не предупредив об этом генерала.

Ничего, с неожиданной злостью подумал Муравьев, если все пройдет нормально, через несколько дней он пошлет подальше эту компанию вместе с ее президентом и займется собственным бизнесом. Сразу станет богатым и независимым.

Муравьев отошел от окна и, подумав, поспешил на третий этаж. Там находились комнаты отдыха, и он едва не столкнулся с президентом, появившимся в коридоре.

– Что происходит? – недовольно спросил президент. – Опять вы придумали нечто оригинальное? Насколько мне известно, вертолеты обычно садятся в пяти километрах отсюда.

– Это не наши вертолеты, – растерянно ответил генерал, – я думал, к вам прилетели гости.

– В отличие от ваших, мои гости приличные люди, – мрачно заметил президент, – так что выясните, кто к нам пожаловал.

Генерал повернулся и побежал вниз. Не успел он спуститься, как вертолеты приземлились и из них высыпали бойцы спецназа.

– Это нападение, здесь бандиты, открывайте огонь, – крикнул он одному из стоявших рядом с ним офицеров. Полковник Кочиевский всегда набирал в службу безопасности и в охрану бывших офицеров милиции и КГБ. Именно это и подвело Муравьева.

– Открывайте огонь! – снова крикнул он. – Чего ждете?

– Это спецназ, – удивленно сказал офицер, – мои бывшие товарищи.

– Это бандиты! – крикнул Муравьев, побелев от страха.

– У бандитов не может быть столько тяжелых вертолетов и такого оружия, – возразил офицер. – Посмотрите, их человек сорок. А вы говорите – огонь.

– Идиот! – закричал Муравьев, пытаясь выхватить у него автомат.

Но молодой офицер оттолкнул генерала:

– Нельзя в них стрелять, это наши товарищи. Они в щепки разнесут весь дом. – Это была чистая правда.

Бойцы, выскакивая из вертолетов, бежали прямо к зданию.

«Будь оно все проклято, – подумал Маравьев, повернув к дому. – Все равно вы меня не найдете».

Бойцы спецназа тем временем, не встречая сопротивления, вошли во двор, оцепили дом. Командир отряда подошел к охранникам.

– Добрый вечер, прошу сдать оружие моим бойцам.

– Что случилось? – спросил один из сотрудников службы безопасности компании.

– Ничего, – улыбнулся командир, – спасибо, что не стали стрелять. Впрочем, другого мы и не ожидали.

Едва войдя в дом, командир встретил президента компании.

– В чем дело? – спросил тот. – Что происходит? Почему вы проводите свою войсковую операцию у нашего здания?

– Это не войсковая операция, – сказал командир, – извините, но мне приказано арестовать всех, кто находится в доме.

– И меня? – дернулся президент.

– Так точно, – кивнул командир.

– Я буду жаловаться премьер-министру, – гневно сказал президент, – я позвоню президенту России. Вы что, меня не узнали?

– Узнали. Именно за вами мы и пришли, – сказал, входя в дом, Романенко.

– Кто вы такой? – спросил президент компании.

– Всеволод Борисович Романенко. Следователь по особо важным делам прокуратуры России. У меня ордер на ваш арест и арест ваших заместителей. А также начальника службы безопасности вашей компании генерала Муравьева. По нашим сведениям, он сейчас в доме.

– Вы можете объяснить, в чем меня обвиняют?

– В хищении государственных средств, в намеренном занижении реальной цены целого ряда приватизируемых объектов, в незаконно проведенных аукционах, в связях с криминальными элементами, которым вы совсем недавно выплатили три миллиона долларов. Продолжать?

– Не нужно. Вы разрешите мне позвонить? – спросил он.

– Если своему адвокату или семье, пожалуйста.

– Я хочу позвонить премьер-министру.

Романенко взглянул на командира спецназа. Тот молчал, очевидно, предоставив это решать следователю. Перед ними был не просто бандит, а известный всей стране человек.

– Найдите Муравьева, – сказал Романенко и повернулся к президенту: – Можете звонить.

Президент пошел к себе в кабинет в конце первого этажа, где были установлены телефоны прямой связи, сохранившиеся еще с прежних времен. Он подошел к аппарату правительственной связи, подумал немного и набрал номер прямого телефона премьер-министра. Несмотря на позднее время, тот был еще на месте.

– Добрый вечер, – начал президент компании.

– Здравствуйте, – раздался в трубке голос премьер-министра.

– Извините, что беспокою вас так поздно. Ко мне приехали из прокуратуры, хотят арестовать. Я счел необходимым вас проинформировать.

Наступила пауза. Слышно было лишь, как тяжело дышит премьер-министр. Наконец он спросил:

– Вам предъявлено обвинение?

– Да.

– Думаете, это провокация? Обвинения беспочвенны?

Теперь задумался президент компании. Он был человеком мужественным и сказал правду:

– Нет, не беспочвенны. При желании можно найти просчеты в работе любого человека.

– Да, пожалуй, – премьер-министр подумал, что в сложившейся ситуации может разыграться грандиозный скандал, вплоть до отставки правительства. С другой стороны, он сам требовал найти виновных. Но не предполагал, что Дронго заберется так высоко. Арест президента крупнейшей компании мог повлечь за собой непредсказуемые последствия.

– Передайте трубку следователю, – попросил премьер.

– Вас к телефону, – обратился президент компании к Романенко.

Всеволод Борисович взял трубку.

– Кто говорит? – спросил премьер-министр.

– Следователь по особо важным делам Романенко, – дрогнувшим от волнения голосом ответил Романенко. Ему ни разу не доводилось беседовать с особами такого высокого ранга.

– Какова цель вашего приезда в компанию «Роснефтегаз»?

– У нас есть санкция на обыск и арест, – ответил Романенко.

– В чем именно обвиняется президент компании?

– Он обвиняется по нескольким статьям.

– Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? Президент компании, один из известнейших людей в стране. И если нет веских доказательств его вины, у вас будут неприятности по службе.

– Полчаса назад, – сказал Романенко, – руководство «Роснефтегаза» передало три миллиона долларов наличными главе преступной группировки Георгию Чахаве. Прямо здесь, в резиденции президента компании в присутствии генерала Муравьева.

– У вас есть доказательства?

– Есть.

– Передайте трубку президенту компании.

– Это правда? – сурово спросил премьер-министр. – Вы передали названную сумму криминальному авторитету?

– Да, – ответил президент, – правда.

– Извини, – перешел на «ты» премьер-министр, – я не могу тебе помочь. Извини. Доложу президенту страны, пусть принимает решение.

– Да, понимаю. Спасибо за все. – Президент компании положил трубку и повернулся к Романенко, протягивая руки:

– Мне наденут наручники?

– Нет, – ответил следователь, – конечно, нет.

Он чувствовал себя очень неловко. Появился командир спецназа.

– Муравьев сбежал, – сказал он, – мы сейчас прочесываем окрестности. Ушел через окно.

– Мерзавец, – сказал президент, – я знал, что у него не хватит мужества отвечать за свои поступки. Таким же был Кочиевский. Покончил с собой, вместо того чтобы понести заслуженное наказание.

– Не хочу вас огорчать, – возразил Романенко, – но полковник Кочиевский жив. Он всего лишь имитировал собственную смерть, подставив вместо себя другого человека.

– Теперь это уже не имеет никакого значения, – хмуро заметил арестованный, – за все отвечать буду я.

 

Москва. 14 мая

Мусоровоз неторопливо двигался в противоположную от казино сторону. Потом заехал во двор. Из кабины вышли двое. Открыли мусоросборник, достали чемодан с деньгами. Пересели в рядом стоявшую машину, забросив чемодан в багажник, и машина медленно выехала со двора.

Сидевший рядом с водителем Франц Баугис достал телефон, набрал номер.

– Все в порядке, груз получили.

– Я вас жду, – ответил Кочиевский.

– Через полчаса будем.

Автомобиль набирал скорость. Баугис то и дело оглядывался, опасаясь преследования. Он специально выбрал «Волгу» старого образца, чтобы не привлекать внимания гаишников.

Когда машина выехала на трассу, он снова обернулся.

– Все чисто, – сказал напарник, – никого нет. Я проверял.

Им в голову не могло прийти, что за ними следят с момента их нападения на мусоровоз. Сотрудники ФСБ сначала определили, где именно поменяли машину, переложив чемодан из автомобиля Георгия в мусоровоз. Затем довели мусоровоз до города и позволили Баугису с его напарником завладеть им, перебросив чемодан в другую машину.

Автомобиль довольно долго ехал по трассе, затем свернул в сторону одноэтажных домишек, до сих пор встречающихся на окраине столицы. Баугис плавно затормозил у одного из домов и, кивнув напарнику, вышел из автомобиля. Они открыли ключом дверь, внесли чемодан, после чего Баугис позвонил по мобильному:

– Мы на месте.

– Уходите немедленно, – услышал он голос Кочиевского, – Муравьев сообщил, что это засада.

Но уйти они не успели. В дом ворвались сотрудники ФСБ и задержали обоих. Когда они открыли чемодан, напарник невольно вскрикнул. Тридцать пакетов по десять пачек в каждом лежали в этом неприметном синем чемодане. Три миллиона долларов наличными. Напарник, не знавший, что в чемодане, даже заплакал. Баугис спокойно смотрел на деньги. После отмены смертной казни в России его ждало пожизненное заключение без единого шанса на помилование. Поэтому деньги его совершенно не интересовали.

К этому времени казино оцепили, и началась проверка документов. Всех подозрительных задерживали. Первым взяли Анатолия Шпицына. Возмущению его не было предела. Не успел освободиться, и снова схватили. Он так бурно протестовал, что ему надели наручники. Одновременно началась «зачистка» улиц вокруг казино. Все стоявшие вблизи здания автомобили были оцеплены спецназовцами. У прибывавших боевиков отбирали оружие. В эту ночь был нанесен один из самых мощных ударов по преступным группировкам в Москве.

Павлика-Чертежника взяли прямо в автомобиле. Он даже не протестовал. Оказался мудрее Шпицына.

Галкина задержали на даче. Он не удивился, был готов к этому после встречи с Вольфом. Он больше всего опасался мести врагов и воспринял арест как спасение. В тюрьме будет легче доказать свою непричастность к пропаже денег. Долги Чиряева его больше не интересовали.

Все кончилось. Кочиевскому не удалось завладеть деньгами. Преступники не смогли доставить чемодан в казино. Руководители компании «Роснефтегаз» были взяты под стражу, но Кочиевский и Муравьев бесследно исчезли. И это не давало Дронго покоя.

Романенко передал данные обоих в МВД и ФСБ, рассчитывая, что их не выпустят из города. Следователь приехал, когда в казино уже шла облава, Дронго ждал его в машине.

– Деньги у нас, – сообщил Романенко, усаживаясь рядом, – сейчас идут аресты по всему городу. Мы завершили очень важное и полезное дело.

– Пока не завершили, – возразил Дронго, – Кочиевский все еще на свободе.

– Куда он денется? Мы возьмем его в ближайшие несколько дней. Без денег он никому не нужен. Не понимаю только, каким образом он собирался отобрать их у Георгия. Неужели планировал нападение на казино?

– Нет, конечно, – ответил Дронго, – Кочиевский рассчитал все до мелочей. Был уверен, что сам Георгий не повезет деньги в казино, а поручит это телохранителям, опасаясь, во-первых, нападения конкурентов, а во-вторых, обыска машины сотрудниками правоохранительных органов, когда невозможно будет объяснить, почему в багажнике такая фантастическая сумма.

Полковник, очевидно, обратил внимание на мусоровоз, трижды появлявшийся во дворе казино за последние два дня, и понял, что Георгий решил обмануть всех. Именно тогда в чемодан было вмонтировано устройство, позволявшее с довольно большого расстояния привести в действие находившуюся в чемодане смесь. Она не горела, только дымилась, поэтому деньги не могли сгореть. Зато дым заставил охранников, перевозивших деньги, остановиться. Баугис находился рядом с казино, держа в руках устройство. Оставалось лишь дождаться мусоровоза.

Был у Кочиевского и запасной план на случай, если деньги все же попадут в казино. Тогда устройство включалось внутри здания, и Баугису предстояло определить местонахождение чемодана по густому белому дыму. Но тут, следует сказать, шансы на успех резко падали. Кочиевский знал, с какой стороны подъезжают к казино автомобили, и на светофоре был установлен автоматический включатель системы. Проехать, минуя светофор, не было никакой возможности. Заметив дым, который шел из мусоросборника, Баугис должен был остановить машину с деньгами.

Планируя этот вариант, Кочиевский учитывал фактор страха Георгия, понимая, что тот повезет деньги тайком, без охраны, чтобы не подставляться чиряевским боевикам. Расчет полковника оказался абсолютно правильным. Георгий действительно хотел доставить чемодан без лишнего шума.

– А мы его захватили, – выдохнул Романенко.

– Да. Но Кочиевский здорово рисковал. А это на него не похоже. Чемодан могли выбросить, переложив деньги в сумки или в «дипломаты». Я не могу понять, в чем дело. Ведь он знал, что я буду в казино и попытаюсь проконтролировать доставку денег. Значит, фактор страха должен был присутствовать и у самого Кочиевского. Почему он разрешил Муравьеву отдать деньги? Почему был уверен, что все равно их заберет. Вот что меня беспокоит. Странно и то, что он не встречал Баугиса.

– Я вас не понимаю... – начал было Романенко, но в этот момент дверца машины открылась и появился сотрудник ФСБ.

– Мне только что позвонили, – сказал он, – проверка показала, что деньги в чемодане фальшивые.

Романенко в шоке взглянул на Дронго, но тот откинулся на сиденье и стал хохотать.

– Не вижу ничего смешного, – сквозь зубы процедил Романенко.

– Вот сукин сын, – сквозь смех сказал Дронго, – всех обманул. И бандитов, и чиновников, и друзей. Молодец! Они с Муравьевым решили не рисковать и подменили деньги. Георгию такое в голову не могло прийти. К тому же он волновался и не стал как следует проверять содержимое чемодана.

– Что же делать? – спросил Романенко. – Вы так спокойны, будто ничего не случилось. Где теперь этих мерзавцев искать?

– Там же, где находятся деньги, – улыбнулся Дронго. – Доллары доставили Муравьеву в охотничий домик, чтобы он передал их Георгию. Подменить чемодан генерал не мог, мог только установить устройство, о котором я говорил, и подменить деньги прямо на месте.

– Но зачем такие сложности? – удивился Романенко. – Гораздо проще было бы заложить в чемодан взрывчатку и взорвать его в казино.

– Такой вариант Кочиевскому не годился. Ему было важно отвлечь нас, чтобы мы до последней минуты следили за чемоданом. Он даже Баугиса подставил, лишь бы отвести подозрения от себя.

– Где все-таки деньги? – нетерпеливо спросил Романенко.

– Наверняка в «Роснефтегазе», – сказал Дронго, – в охотничьем домике. Как только там закончится обыск и ваши люди уйдут, Муравьев, который скрывается где-то поблизости, вернется за ними.

Романенко позвонил момандиру отряда спецназа.

– Не уехали? – спросил он.

– Обыск закончили, возвращаемся на базу.

– Отставить! – вне себя от волнения крикнул Романенко. – Деньги в доме. Муравьев прячется где-то рядом. Летите назад.

– Вас понял, – сказал командир, – не волнуйтесь. Второй раз он от нас не уйдет.

– Надеюсь, они успеют, – проговорил Романенко, отключив связь.

Муравьев видел, как вертолеты поднялись в воздух. Он уже давно знал место, куда можно спрятать деньги и спрятаться самому. Это было специально выдолбленное углубление в подвале, совершенно незаметное, закрываемое изнутри железной дверью, обитой снаружи итальянской плиткой. Даже простукивание ничего не давало. Слой цемента был достаточно плотным, плитка хорошо пригнана к стене. Стена и стена. Этот тайник был в свое время сделан Кочиевским. Замену настоящих денег на фальшивые тоже придумал Кочиевский, целый год собирая фальшивки. Муравьев, по сути дела, был только исполнителем. Перенес деньги в тайник, заменив их на фальшивые, и прикрепил к чемодану устройство, которое Кочиевский изобрел еще год назад, когда сдал Чиряева немецкой полиции. Увидев бежавших к дому спецназовцев, он спустился в подвал и закрылся в тайнике, где в двух сумках хранились деньги. Он сам не знал, сколько просидел в подвале, ожидая, когда во дворе и в доме стихнет наконец шум. Главное, не появиться раньше времени. Но вокруг стояла тишина. Он осторожно вышел из тайника, оставив сумки на месте. Входная дверь была опечатана. В доме – ни души. Всех, видимо, увезли спецназовцы.

Муравьеву хотелось кричать от радости, как когда-то в детстве. Все шло по плану. Тайник Кочиевский придумал на всякий случай, объяснив Муравьеву, что все внимание будет приковано к чемодану с фальшивыми деньгами, а где настоящие, так никто и не узнает.

Муравьев вернулся в подвал. Все позади. Деньги у него. Настоящие, не фальшивые. Он свободен и богат. Аресты, начавшиеся в компании, его больше не волновали. Через два дня он будет далеко от Москвы. Вызовет жену, если, конечно, захочет. А то заведет молодую любовницу. Или десять любовниц. Деньги вот они, перед ним. Баснословная сумма.

Еще раз обойдя дом и убедившись, что никого нет, он, весело напевая, подошел к воротам гаража, сорвал печать. Перенес сумки в «Фольксваген», снова огляделся и влез в машину.

Муравьев не переставал улыбаться. Через полчаса он встретится с Кочиевским, передаст ему одну сумку, получит заграничный паспорт на чужую фамилию, и тогда все дороги перед ним будут открыты. С такими деньгами он везде желанный гость.

Он свернул в сторону от дороги, чтобы не попасться на глаза охранникам у выезда из поселка. «Кочиевский действительно гений, – размышлял Муравьев. – Провернуть такую операцию!»

Поглощенный своими мечтами, он не услышал шума моторов. Неожиданно на дороге появилось световое пятно, которое переместилось затем на машину.

– Внимание, – донесся до него сверху голос, словно трубный глас архангела, – водитель автомобиля «Фольксваген», остановите машину!

Сердце будто оборвалось. Он выглянул из окна. Над ним летел вертолет.

– Нет! – закричал он, прибавляя скорость. – Нет!

Вертолет настигал его. Машина не могла уйти далеко по проселочной дороге, тем более что здесь не было поворотов.

– Нет, – по-звериному выл Муравьев, потеряв над собой контроль, – не отдам.

– Остановите машину, – неслось из вертолета.

Сто шестьдесят, сто восемьдесят, двести километров. Он выжимал из автомобиля все, что возможно. Ее бросало на ухабах, но Муравьев ничего не замечал.

– Не отдам, – кричал он, размазывая по лицу слезы, – не отдам!

– Остановите машину, генерал Муравьев, – неслось сверху.

Вдруг он увидел, что мчится прямо на дерево. Дорога резко поворачивала вправо. Выворачивая руль, он нажал на тормоза. На полной скорости машина, несколько раз перевернувшись, врезалась в дерево. Генерал, так и не дотянувшись до сумки с долларами, умер.

 

Москва. 15 мая

Только под утро Дронго в сопровождении сотрудников ФСБ поднялся в свою квартиру. Раздеваясь на ходу, он прошел в спальню. Впервые за долгое время он спал без сновидений. Проснулся в десять утра и долго лежал, устремив взгляд в потолок. Затем поднялся, пошел в ванную. Под горячими струями воды легче думалось. Стоя с закрытыми глазами, он перебирал в памяти события вчерашнего дня.

Муравьева нашли в двадцати километрах от охотничьего домика. Рядом лежали две сумки, набитые деньгами. Романенко не спал всю ночь. Прокуратура еще не знала такого количества арестованных и задержанных. Нечто подобное случалось только во время облав и зачисток. Но на этот раз среди арестованых были известные на всю страну чиновники, возглавлявшие компанию «Роснефтегаз», а также руководители компании «ЛИК» и нескольких других нефтяных и газовых компаний.

Дронго представил себе, как отреагирует на все эти события пресса. Подробностей журналисты еще не знали. Приняв душ, Дронго побрился, после чего позвонил в компанию «Бритиш эйруэйз» и заказал себе билет на завтрашний рейс Москва – Лондон.

На столе лежало письмо, которое он написал Джил. Дронго хотел его разорвать, но потом передумал. Сентиментальность была ему чужда. По его глубокому убеждению, мужчина должен был доказывать свою любовь делами, а не словами.

Его размышления прервал телефонный звонок. Это был Романенко.

– Мы работали всю ночь. Арестованы четырнадцать руководителей «Роснефтегаза» и других нефтяных компаний. Они сейчас дают показания. Система лжебанкротств, сознательного занижения реальной цены приватизируемых объектов, массовая коррупция, хищения, использование уголовников для запугивания конкурентов. Целый букет обвинений. Есть факты. Похоже, в Минтопэнерго полетят еще головы.

– Поздравляю, – сказал Дронго.

– Это вас надо поздравлять. Без вашей помощи...

– Нет. Я всего лишь просчитывал варианты. Всю работу сделала ваша группа. Передайте им мою благодарность. Особое спасибо Гале Сиренко. Без ее помощи я бы не справился.

– Есть новости из больницы? – спросил Романенко.

– Нет. – Дронго напрягся. – Что-нибудь случилось с Эдгаром?

– Он проснулся после наркоза. Чувствует себя нормально. Врачи убеждены, что опасность миновала. Он будет жить. Утром звонила его мать, плакала от радости. Вам позвонить не решилась, чтобы не разбудить.

– Спасибо за сообщение. Сейчас поеду в больницу, – взволнованно проговорил Дронго.

– Это опасно, – возразил Романенко, – мы пока не нашли Кочиевского.

– И не найдете, – сказал Дронго, – он теперь далеко. В Москве его держали только деньги.

– Надеюсь, вы правы, – произнес Романенко.

Закончив разговор, Дронго включил телевизор и в этот момент увидел на экране компьютера запись:

– БРАВО!

Дронго усмехнулся.

– Что дальше?

– Ничего, – ответил Кочиевский, – теперь я умер по-настоящему.

– Не думаю, – ответил Дронго, – для покойника ты слишком энергичен.

– Не думал, что у тебя получится, – передал Кочиевский, – я вроде бы предусмотрел все.

– Значит, не все. Теперь до следующего раза.

– Следующего раза не будет, – заявил Кочиевский, – позвони своему оператору, который хотел меня вычислить. Я уже за пределами России. Звоню из Таллина. Не пытайся меня найти. Я сейчас уезжаю.

– Не могу пожелать тебе счастливого пути.

– А я не могу пожелать тебе спокойной жизни. Жаль, что мы не работали с тобой в паре. Зря я связался с этим кретином Муравьевым. Прощай.

Экран погас. Видимо, Кочиевский действительно покинул страну. Дронго посмотрел на письмо, адресованное Джил, и улыбнулся.

По всем телевизионным каналам передавали сенсационные сообщения о проведенных в Москве арестах. Диктор сообщил, что через несколько минут выступит премьер-министр. Дронго выключил телевизор. Теперь он думал только о Джил.