Охранник растерянно кивнул и побежал к лифту. Второй дежуривший в коридоре был сотрудником полиции, переодетым в штатский костюм. Он быстро достал оружие, тревожно глядя на Дронго и Мовсани.

– Не понимаю, – растерянно произнес режиссер, – кого могут убивать, если я нахожусь здесь. Может, это Хитченс? Но кто может его убить? Кто здесь был? – спросил он, обращаясь к офицеру полиции.

– Никого, – пожал плечами тот. – Там никого нет. К вам приходила ваша знакомая и...

– Про знакомую потом расскажете, – нервно перебил его Мовсани. – Кого там сейчас убивают? Кто кричал?

– Не знаю, – растерялся сотрудник полиции, – туда приходили только двое журналистов. И оба оттуда вышли. Там никого не должно быть... Я не знаю...

Он дернул рукой.

– Осторожнее с оружием, – посоветовал Дронго, – не нужно так дергаться.

Раздался мелодичный звон. Створки кабины раскрылись, и из них выбежали сразу несколько человек. Впереди всех был Эмиль Сафаров. Он держал запасные ключи.

– Открывайте, – приказал Дронго.

Дверь открыли. Все достали оружие.

– Лучше охраняйте его, – показал на режиссера Дронго, – и не размахивайте своими пистолетами.

Он первым вошел в номер. В гостиной было тихо.

– Пустите меня, – приказал Мовсани, – я должен видеть, что там происходит. Я должен увидеть, кого там убили.

Вместе с двумя вооруженными охранниками он тоже вошел в большую гостиную. Дронго сделал им знак оставаться на месте и вошел в спальню. На полу лежал человек. Вокруг головы уже расплылось темное пятно крови. Рядом валялся тот самый тяжелый торшер из бронзовой стружки, сделанный на заказ для этих апартаментов. Дронго наклонился. Никаких сомнений. Кто-то нанес удар несчастному по голове. Сначала нужно понять, кто этот убитый и как он здесь оказался. Он понимал, что нельзя ничего трогать, и поэтому наклонился, чтобы посмотреть.

– Ничего не трогайте, – попросил кто-то за его спиной. Дронго даже не обернулся. Почти лег на пол. Это запоминающееся лицо, эти круги под глазами. Никаких сомнений. Убитый был немецким журналистом Питером Зегером. Дронго поднялся.

– Это Хитченс? – нервно спросил Мовсани. – Его убили?

– Нет. Это журналист, который должен был к вам прийти. Питер Зегер.

– Кто? – удивился режиссер. – При чем тут Зегер?

– Не знаю. Но это он. Я его узнал.

Мовсани наклонился к убитому.

– Ничего не трогайте, – теперь уже попросил Дронго, несколько растерянно глядя на убитого. Его смущало темное пятно застывшей крови.

– Не трогаю, – Мовсани отошел. – Это действительно он. Какое несчастье.

– А где Хитченс? – поинтересовался Дронго. – Почему его нет? Куда он пропал?

Они взглянули на дверь, отделявшую их от номера Хитченса. Дронго подошел к дверям, попытался их открыть. Они были заперты изнутри. Он громко постучал. Потом еще раз. В комнату начали входить и другие люди. О случившемся уже передали и руководству МВД, и руководству МНБ, но никто не знал, кого именно убили, и поэтому сразу несколько генералов и полковников с почти состоявшимися инфарктами уже направлялись на своих машинах в отель «Европа». Каждый с ужасом спрашивал себя, что именно сделают с ним и как будут срывать с него погоны, если режиссера действительно убили.

Дронго продолжал стучать. Он обернулся к стоявшим за его спиной людям.

– Нужны ключи и от соседнего номера, – убежденно произнес он, – наверняка там что-то случилось.

– Сейчас принесу и вторые ключи, – пообещал Эмиль Сафаров, выбегая из номера.

– Наверно, сначала убили этого немецкого журналиста, а потом прошли в другой номер и убили английского телохранителя, – рассудительно сказал кто-то из стоявших в номере.

– Не нужно гадать, – резко прервал его Дронго. – Сейчас приедут сотрудники прокуратуры, и они все проверят на месте. Не нужно пока ничего говорить.

Он не успел закончить фразы, когда дверь открылась. На пороге стоял Хитченс. Он успел переодеться. Был в голубой рубашке и светлых брюках. На нем была подмышечная кобура, в которой находился пистолет.

– Что произошло? – ровным голосом спросил он. – Я услышал ваши голоса и открыл дверь.

– Она была закрыта с вашей стороны, – уточнил Дронго.

– Да, – кивнул Хитченс, – хотя я ее никогда не закрывал.

– Вы в этом уверены?

– Абсолютно. Что здесь произошло?

– Я вам стучал. Разве вы не слышали?

– Нет. Я был в ванной. Простите меня, но я был в ванной комнате, находящейся в другом конце, рядом с моей спальной. Я ничего не слышал.

– Пройдите и посмотрите, – предложил Дронго.

Хитченс медленно прошел. И вернулся через минуту, даже не изменившись в лице.

– Это Питер Зегер, – спокойно сказал он.

– Я его тоже узнал, даже в таком состоянии, – заметил Дронго, – и вы ничего не слышали?

– Нет. Ничего. Мы приехали давно, но я чувствовал себя не очень хорошо. У нас есть специальное лекарство, которое принимают в случае... когда начинается диарея, вы меня понимаете?

– Переели, – усмехнулся Дронго. – Наверно, смешивали разные сорта мяса.

– Возможно, – согласился Хитченс. – Непривычная еда. Но дело даже не в этом. Они все употребляли спиртное. А мне наливали такую белую соленую жидкость без алкоголя.

– Айран, – догадался Дронго. – Теперь понятно, почему ваше лекарство не очень действовало. Жирный айран.

– Это такой тип вашего йогурта, только очень соленый и более водянистый. В общем, я чувствовал себя не совсем нормально, – признался Хитченс, – и поэтому не мог слышать, как вы стучитесь ко мне в дверь.

– Кто-то закрыл дверь с вашей стороны, – сказал Дронго, – затем пришел в номер Мовсани и нанес удар по голове несчастного журналиста.

– В таком случае этого убийцу легко вычислить, – предположил Хитченс, – достаточно опросить дежурных охранников и узнать, кто последним входил в этот номер.

– Не совсем, – возразил Дронго. – Дело в том, что мы были в коридоре, когда несчастный звал на помощь. Мы слышали его крики, которые затем стихли. Значит, убитый и убийца были в этом номере, когда мы послали за ключами. С тех пор мы никуда не отлучались.

– Что вы хотите сказать? – нахмурился Хитченс. – По-вашему, получается, что никто не мог убить Зегера?

– Никто не выходил ни из вашего номера, ни из номера Мовсани, – продолжал Дронго, – я лично находился в коридоре и могу засвидетельствовать этот факт. Со мной был еще один сотрудник полиции и сам Мовсани. Мы слышали крики о помощи, а затем мы открыли дверь вторым ключом и нашли Зегера убитым. В этом номере больше никого не было. В вашем были только вы. Выводы можете сделать сами.

Хитченс усмехнулся, показал на оружие.

– Господин Дронго, я уже столько лет работаю в нашем ведомстве, что мне уже давно не нужна эта игрушка. Чтобы убить человека, мне достаточно пальцев одной руки. И я бы не стал применять ни оружие, ни этот тяжелый торшер. Надеюсь, что в этом вы не сомневаетесь?

– Не сомневаюсь, – кивнул Дронго, – как не сомневаюсь и в том, что вы не были в этой комнате. Но тогда кто и как убил Зегера? В сверхъестественную силу я не верю. Двери были закрыты, и мы их сами открыли. С вашей стороны двери тоже были закрыты. Тогда куда исчез убийца? Вы думаете, что он открыл окно и выпрыгнул с девятого этажа?

В комнату вбежал Эмиль Сафаров. У него были ключи от второго номера. Он тяжело дышал.

– Вот этот молодой человек дежурил в коридоре, – вспомнил Хитченс. – Достаточно допросить его, и мы все узнаем.

– Хватит, – неожиданно закричал Мовсани, – у меня в номере убили человека! Моего гостя, который шел ко мне на интервью. Наверно, перепутали со мной. Что мне теперь делать? Где спрятаться? Куда бежать? Я немедленно уезжаю в аэропорт.

– Самолет вылетает только утром, – напомнил Хитченс.

– Мне все равно, – дернулся Мовсани. – Уже находят труп в моей спальне. В следующий раз это будет мой труп. За два дня два покушения. С меня достаточно. Я собираю вещи и уезжаю. Лучше проведу ночь в охраняемом аэропорте, куда убийца не доберется, чем останусь в этой комнате с трупом.

– Пройдите в мой номер, – предложил Хитченс. – Мы обязаны остаться, чтобы ответить на вопросы сотрудников прокуратуры.

– На сколько остаться? На день, на два, на десять? – закричал Мовсани.

Он выбежал в соседний номер и, усевшись за столом, принялся кому-то звонить.

– У него истерика, – тихо проговорил Эмиль Сафаров. – Наверно, убийца действительно перепутал. Но там никого не было, честное слово, никого.

– Я тебе верю, успокойся, – посоветовал Дронго. – Через несколько минут здесь будет полно всякого начальства. Поэтому успокойся и вспомни все как было. Итак, кто последним был на этом этаже? Только точно.

– Последним... последним... – Было заметно, как он нервничает.

– Последним был турецкий журналист, – неожиданно сказал сотрудник полиции, который дежурил в паре с Сафаровым, – я его запомнил. Он говорил по-турецки.

– Вы пустили его в номер? – спросил Дронго.

– Да. Он сказал, что идет к господину режиссеру, а мы знали, что там находятся его английский телохранитель и другой корреспондент, – пояснил офицер полиции.

– Ничего не понимаю. Давайте по порядку. Кто пришел последним?

– Турецкий журналист, – нервно ответил офицер полиции, понимая, что каждое его слово будет проверено несколько раз и в случае любой неудачи он гарантированно вылетит из органов.

– Когда он пришел?

– За две минуты до вашего появления.

– Что было дальше? Он прошел по коридору. Что он сказал?

– Он сказал... Он поздоровался по-турецки. Сказал «Мерхаба», и я понял, что это турок, – ответил офицер. У него было скуластое лицо, узкие глаза, припухшие веки. Очевидно, он был выходец из казахской зоны, представители которой резко отличались от остальных азербайджанцев. В них было больше азиатских черт. Считалось, что они наследники кипчаков.

– Дальше, – требовал Дронго, понимая, что каждая секунда может быть последней и их засаду сейчас прервет появление больших начальников.

– Дальше я не знаю, – виновато ответил офицер.

– Он постучался в дверь. Подождал. И потом вошел в номер, – пояснил Сафаров, – но сразу вышел. Сказал, что там никого нет и он вернется через двадцать минут. Он был в номере не больше минуты.

– О чем вы их спрашиваете? – Хитченс не понимал, о чем они говорят. – Нужно обыскать оба номера, проверить здание. Может, убийца спустился на веревке?

– Это в шпионских фильмах убийцы спускаются на веревках, – устало заметил Дронго, – у нас так не бывает. Подождите, мне интересно знать, кто здесь был последним.

– Но вы сами сказали, что слышали крики убитого, – удивился Хитченс.

– Это еще ничего не доказывает. Я вам потом расскажу о невероятном случае, который у меня был в Монпелье. Итак, турецкий журналист ушел. А кто был до него? Еще кто-то приходил?

– Да, – сразу ответил Сафаров, – была журналистка. Сада Анвар. Она сказала, что забыла свою заколку. Мы знали, что она ночью была в номере господина Мовсани, извините меня. И поэтому ее пустили. Она тоже вышла почти сразу. Больше никого не было.

– Как никого? А немецкий журналист? Он прошел мимо вас? Или вы его не видели?

– Мы его видели, – переглянулись Сафаров и сотрудник полиции, – но он не входил в номер господина Мовсани. Он вошел в соседний номер.

– Что было дальше?

– Ничего, – пожал плечами Сафаров, – больше ничего интересного не было.

– Он пришел до того, как Мовсани спустился вниз, или после?

– Не помню, – честно ответил Сафаров, – я не помню. Мы смотрим только за тем, кто приходит к Мовсани. Такой у нас приказ. А кто выходит или уходит, это не наше дело.

– Откуда вышел сам Мовсани?

– Я не смотрел, – снова признался Сафаров.

– А вы? Вы видели? – спросил Дронго у офицера полиции.

– Наверно, из своего номера, – выдохнул тот, – откуда он еще мог выйти?

– Убийца, наверно, залез через окно, – сказал начитавшийся детективов Сафаров, – или прятался в номере.

– Где прятался? – разозлился Дронго. – В шкафу? Под кроватью? Под раковиной в ванной комнате? За диваном? Где он мог прятаться? Что ты такое несешь? Убийца реальный человек и не мог залезть в окно на девятом этаже. Посмотри сам. Все окна закрыты.

Он подошел и нервно стал одергивать занавески. Окна действительно были закрыты. Все... кроме одного. Оно было открыто. Дронго посмотрел вниз, на асфальт.

– Вот видите, – сказал ему Эмиль Сафаров, – наверно, убийца отсюда сбежал.

– Иди сюда, – позвал его Дронго, – посмотри сам. Как он мог отсюда сбежать? Прыгнул? Или улетел? Смотри отсюда. Ты видишь веревку, по которой он мог бы спуститься? Или крылья, которые он себе приделал?

– Что здесь происходит? – раздался грозный голос у них за спиной.