Самое большое удовольствие – это вкусно пообедать. Он никогда не понимал, каким образом среди христианских грехов существует и грех чревоугодия. Ведь хлеб – это тело Христово, а вино его кровь. И, вкушая хлеб и вино, христиане общаются с богом. Так почему же Он запрещает им наслаждаться чревоугодием. Он не понимал этого запрета. Может, потому, что сам был евреем. Арон Гринберг. Бывший советский гражданин, ставший гражданином США, по своему второму гражданству имеющий паспорт Доминиканской Республики, а по третьему гражданству – паспорт Эквадора. Может, не понимал еще и потому, что среди его грехов грех чревоугодия был самым незаметным. Арон Борисович был грешен. Он предавал друзей, любил женщин, в том числе и жен своих друзей, обманывал знакомых, разводя их на большие деньги. Но сегодня была суббота. Ему нравилась фраза, гласившая, что суббота для человека, а не человек для субботы. Он бы приделал к этой фразе и все остальные дни недели, объявив, что каждый день недели для человека, а не человек для этих дней.
Ему шел уже шестьдесят пятый год. Арон был довольно известным бизнесменом, работающим на севере Соединенных Штатов. Он перебрался сюда еще в девяносто третьем году. До этого Гринберг жил во Франции, где очень неплохо существовал на Лазурном Берегу. Но времена изменились, и он решил, что будет лучше, если он переедет в США. Арон Борисович был довольно известным человеком в Москве еще в шестидесятые годы, более сорока лет назад, когда его, известного фарцовщика и валютчика, знала вся богемная Москва.
К большому удивлению всех его знакомых, Гринбергу всегда удавалось выходить сухим из воды. Современные молодые люди даже не смогут понять, что в шестидесятые годы продавать и покупать валюту было так же смертельно опасно, как изменять Родине или стрелять в партийных вождей. Когда Хрущев потребовал наказать валютчиков, уже арестованных по знаменитому делу Рокотова, выяснилось, что в статьях Уголовного кодекса для такого рода преступников предусмотрено, по мнению вождя, слишком мягкое наказание. И тогда статью изменили.
Рокотова и его подельников осудили на смертную казнь. Юристы всего мира возмущались, принимали обращения, исключали советских юристов из различных демократических федераций, но ничего не помогло. Всех арестованных примерно наказали, а Гринберг остался на свободе. Некоторые шепотом говорили, что Арону Борисовичу повезло не потому, что он такой успешный и удачливый, а потому, что умный. Он сразу понял, что играть в подобные игры с государством очень опасно. И с удовольствием пошел на сотрудничество, когда ему предложили стать негласным осведомителем КГБ. Теперь одной рукой он продавал валюту своим знакомым, а другой сообщал, кому именно и сколько он продал. Остальное было на усмотрение органов.
Уже в семидесятые годы многие начали подозревать, что информированный Гринберг работает на обе стороны. Но Арона Борисовича подобное обстоятельство абсолютно не смущало. В эпоху тотального дефицита он мог достать любой французский костюм, хорошую пару итальянской обуви, японский видеомагнитофон или немецкий телевизор. Он был как волшебник, достающий из своей шляпы любую вещь. Разумеется, за хорошую плату.
В конце семидесятых ему разрешили выезжать за рубеж в составе туристических групп, откуда он привозил подробную информацию о поведении своих товарищей. В начале восьмидесятых он выполнял мелкие поручения КГБ, когда нужно было угостить гостя где-нибудь в Париже, не вызывая особых подозрений, или сойтись с женщиной, которая интересовала тот или иной отдел безопасности. Гринберг был просто незаменим. Умный, начитанный, великолепно владевший французским и английским, он начал еще чаще выезжать за рубеж. Говорили, что даже получил какое-то звание офицера в КГБ. Но, возможно, это были только слухи.
В восемьдесят третьем он уже имел постоянную визу во Францию, куда довольно часто ездил. Казалось, что все так и будет продолжаться. Но неожиданно произошел невероятный скандал. Французская контрразведка решила нанести удар по советским разведчикам, используя первый попавшийся предлог. Было очевидно, что кто-то сдал всю разведывательную сеть в этой стране. В один мартовский день восемьдесят третьего года из Франции были высланы одновременно сорок шесть сотрудников КГБ и ГРУ во главе с резидентом Первого Главного управления КГБ СССР Николаем Николаевичем Четвериковым, проработавшим на этой должности более пяти лет. Во Франции проходили муниципальные выборы, на которых правящая социалистическая партия потерпела сокрушительное поражение. Президенту Миттерану пришлось существенно изменить состав правительства, сократив его с двадцати пяти человек до четырнадцати, среди которых были два коммуниста и один левый радикал. В этих условиях намечавшийся шпионский скандал мог больно ударить по левой коалиции, которую могли заподозрить в симпатиях к Советскому Союзу. И французская сторона сознательно пошла на обострение ситуации, выслав из страны беспрецедентное количество сотрудников разведслужб СССР.
В свою очередь, Москва тоже выслала из страны столько же дипломатов и разведчиков Франции, и на некоторое время между странами наметились серьезные разногласия. В Москве начали проверку возможной утечки информации и довольно быстро выяснили, что всю сеть агентов КГБ мог сдать только Арон Борисович Гринберг, так часто совершавший вояжи между странами. Гринберга отозвали в Москву, но хитрый лис, почуяв неладное, решил попросить политического убежища у французов, которое тут же и получил. Заодно он объявил о своей готовности сотрудничать и с американцами.
Гринберга заочно судили и приговорили к расстрелу за предательство. Кроме сорока шести высланных сотрудников, еще двадцать два человека во Франции были арестованы. Но скандал сыграл и свою положительную роль. В сентябре в Париж прибыл министр иностранных дел Громыко, который договорился с Миттераном об урегулировании всех спорных вопросов. А когда американцы подняли шум по поводу сбитого корейского самолета, называя Советский Союз «империей зла», французские союзники их не поддержали, вызвав бурную негативную реакцию в Вашингтоне.
Гринберг остался во Франции, а через несколько месяцев в Москве сменился очередной генсек. Началась перестройка. К девяносто первому во Франции начало появляться слишком много выходцев из его бывшей страны. Гринберг почувствовал себя немного неуютно. В девяносто третьем он решил перебраться в США. Сначала в Сиэтл, а затем в Детройт, где и открыл свою новую компанию. Сперва он еще опасался мести своих бывших коллег и держал при себе нескольких телохранителей. Но жизнерадостному сибариту и эпикурейцу подобный надзор просто мешал встречаться с красивыми женщинами, ходить в рестораны и вообще наслаждаться жизнью. Поэтому постепенно он убрал всех телохранителей, оставив при себе только одного.
Но с тех пор прошло уже двадцать три года. Гринберг умел считать варианты. Ему казалось невероятным, что о нем могут вспомнить спустя столько лет. К тому же уже не существовало ни Советского Союза, ни грозного КГБ, а сам Арон Борисович уже несколько раз совершал визиты в Киев и в Санкт-Петербург по делам своего бизнеса. И всегда очень успешно. Никого в новой России уже не интересовал американский гражданин Арон Гринберг, когда-то эмигрировавший во Францию. И когда ему позвонила женщина, которая представилась дочерью Ольги Тугушевой, с которой он был хорошо знаком, Гринберг не почувствовал никакого подвоха. Ольга была красивой женщиной, у него был с ней роман на протяжении нескольких месяцев. Возможно, что эта девочка даже моя дочь, с некоторой долей сентиментальности подумал Арон Борисович. С Ольгой были связаны такие прекрасные воспоминания. Он назначил встречу дочери своей старой знакомой в своем офисе на Гранд-бульваре. На воскресенье. И забыл об этом звонке.