Он никогда не любил эту страну. Впрочем, если его бы попросили уточнить, какую страну он любил, он бы не сумел ответить. Родившийся в шестьдесят четвертом, Константин Уранов был одним из тех мальчиков, которых называли в столице «мажорами». С раннего детства у него было все. Отец был генералом-связистом, а мать занимала большую должность в профсоюзах, была одним из руководителей профсоюза культуры. Он был единственным ребенком в семье. И поздним ребенком, отцу было уже далеко за сорок, а матери тридцать шесть. Может, поэтому он был особенно любимым. Врачи вынесли категорический приговор – у его матери не могло быть больше детей.

С раннего детства его окружала любовь и забота родных и близких. В их роскошной пятикомнатной квартире с ним постоянно находилась няня, которая поселилась в одной из комнат, чтобы всегда быть с мальчиком. Его отдали в лучшую школу с французским уклоном, нанимали частных педагогов. Он выучил два иностранных языка – французский и английский, причем на первом он говорил так же хорошо, как и на русском. В летние месяцы они выезжали на дачу или отдыхали в Восточной Германии, куда часто приглашали отца. Войну его отец закончил в Берлине двадцатитрехлетним майором. И Героем Советского Союза. Может, поэтому он уже в сорок лет был генералом и отвечал за линии правительственной связи.

Закончив школу, Константин поступил в МГИМО, куда обычно отдавали отпрысков известных фамилий. Это был один из лучших вузов страны. Обучение давалось ему легко. Иностранные языки он хорошо знал, а все остальные предметы можно было сдавать, особенно не напрягаясь. К тому же довольно быстро выяснилось, что у студента фотографическая память, когда он легко запоминал целые страницы текстов.

Если не считать небольшого недоразумения, происшедшего с ним на третьем курсе, можно было считать его студенческие годы почти лучшими в его жизни. На третьем курсе он поехал кататься с приятелем, учившимся с ним на одном курсе. Приятель приехал в Москву из Грузии, его отец был одним из главных виноделов солнечной республики. У мальчика была «Волга», которую ему подарил отец в день восемнадцатилетия. На этой машине они и перевернулись. Оба попали в больницу, а одна из находившихся в салоне девочек погибла. Скандал удалось замять. Но неприятный осадок остался. К тому же отец Константина решил не отдавать свою «Волгу» сыну, о которой тот давно мечтал. Пришлось терпеть до пятого курса, когда наконец отец передал ему ключи от машины.

Как и все поздние дети, Константин был развитым и умным ребенком. К тому же и обладал приятной внешностью. Впервые он познал женщину в пятнадцатилетнем возрасте, когда переспал с одной из кухарок, работавших на соседней с ними даче. Затем были другие женщины. Молодые и красивые. Но мысль о том, что впервые он потерял девственность с сорокалетней немолодой женщиной, к тому же занимавшей определенную, гораздо более низкую, ступень на социальной лестнице, была ему отвратительна. Может, поэтому он относился к своим будущим подругам свысока, лишь позволяя им любить себя и часто забавляясь полусадистскими играми.

В восемьдесят шестом, когда он заканчивал институт, его послали на стажировку в Великобританию. Он пробыл там только три месяца, но ему понравился Лондон с его двухэтажными автобусами, чопорными горожанами, красными будками телефонов. Более всего ему понравился независимый образ жизни англичан. Когда он вернулся в Москву, ему предложили работать в органах Государственной безопасности.

Он закончил институт на «отлично», великолепно владел двумя языками, его семья представляла собой образец гордости советского народа. Отец – генерал-лейтенант и Герой Советского Союза, а мать – крупный профсоюзный деятель. Казалось, что все идет так, как должно было идти. Ему понравилась заграничная командировка, и он с радостью согласился снова пойти учиться. Теперь уже на профессионального разведчика.

Учеба снова давалась ему легко. Правда, педагоги отмечали его трудный характер, некоторый снобизм в отношениях с товарищами, индивидуализм, пренебрежение к общепринятым нормам поведения. Но пока он держался в определенных рамках, его терпели. В девяностом году неожиданно умер отец. В девяносто первом Уранова послали в командировку, но не во Францию, куда он надеялся попасть со своими знаниями языков, а в Сенегал. Это было обидно и несправедливо. Тогда впервые он подумал, что отец ушел очень не вовремя. Если бы он был жив, то, возможно, Константин получил бы распределение в лучшее место. В Сенегале было жарко и грязно. К тому же на юге начались волнения местных племен. Единственное, чем можно было заняться, это напиваться до истерики в местных барах и спать с темнокожими красавицами, у которых был свой, специфический запах.

В стране в это время намечался полный развал. В конце девяносто первого года Уранова отозвали. К тому времени аппарат КГБ уже разделили на разведку и контрразведку, и Константин приехал на службу в Ясенево, где находилась штаб-квартира бывшего Первого Главного управления. Ему отчасти повезло – несмотря на все реорганизации и сокращения, его оставили в штате и послали в Швейцарию. Но там он пробыл недолго, только полтора месяца. Он завел романтическую связь с супругой австрийского посла, и его сразу отозвали в Москву. Это было не просто обидно. Он знал, кто именно виноват в его отзыве. Уранову сообщили, что им был недоволен местный резидент в Швейцарии. Который сам встречался с супругой одного из дипломатов. Но ничего доказать было невозможно. Уранова оставили еще на целый год в Москве. Он понимал, что к нему присматриваются. Но его деятельная натура искала выхода. Мать к этому времени постарела и жила в основном на даче. Константин уговорил ее сдать их роскошную квартиру, а сам переехал к ней на дачу.

У него появились деньги. Большие по тем временам. Он стал позволять себе пропадать в дорогих ресторанах, встречаться с актрисами. В аппарате СВР уже не было ни партийной, ни комсомольской организаций, чтобы следить за нравственным поведением своего сотрудника. Но ему сделали замечание, обратив внимание на его разгульный образ жизни. Тогда он объяснил появление денег сданной в аренду квартирой, и к нему не было больше претензий.

В девяносто третьем намечалась командировка в Бельгию. Он был уверен, что теперь наконец пошлют и его. Но вместо него туда послали другого сотрудника, который гораздо хуже Уранова знал французский язык, но был племянником одного из новых членов правительства. Это было не просто несправедливо, это было почти как оскорбление. Константин чуть не сорвался, напившись до истерики в выходные дни, так что матери пришлось вызывать «Скорую помощь».

Ему казалось, что все знают о том, как его обошли. О том, как с ним несправедливо поступают. Долгое сидение в Москве сделало его мрачным циником. К тому же в конце девяносто третьего года начались открытые столкновения между президентом и парламентом. Константин Уранов даже не скрывал, что его симпатии на стороне парламента. Но не потому, что он считал себя приверженцем их идей. Уехавший в Бельгию вместо него сотрудник имел дядю, который всецело поддерживал президента. Может, поэтому Уранов и поддерживал другую сторону.

Парламент был расстрелян из танков, его сторонников арестовали, предали суду. Уранов, уже получивший звание майора, не стал заместителем начальника, хотя его документы были уже утверждены. Кто-то вспомнил о его излишне радикальных высказываниях, и назначение было отменено.

Узнав об этом, он уехал с работы раньше времени и едва не врезался в другую машину, когда возвращался на дачу. На следующий день он впервые позволил себе встретиться с американским вице-консулом, про которого он знал, что тот работает на ЦРУ. Первый разговор был осторожным прощупыванием.

Вице-консул сразу понял состояние Уранова. Неудовлетворенность своим положением, обида, зависть – все эти компоненты смешались в его собеседнике, готовя горючую смесь для предательства. Через три месяца Константин Уранов согласился работать на американцев. Он начал работать, еще находясь в Москве. На следующий год его наконец послали в Бельгию, отозвав прежнего сотрудника, проявившего свою полную некомпетентность. Но Уранова уже ничего не радовало. Он еще восемь месяцев передавал сведения американцам, пока не почувствовал за собой наблюдение. На Рождество, за несколько дней до наступления нового, девяносто пятого года, его отправили в командировку во Францию. В поезде он обратил внимание на двоих мужчин, которые, сменяя друг друга, следили за ним. Он понял, что это последнее испытание. Ему уже не верили. Он не стал дожидаться, пока его арестуют. На Северном вокзале Парижа, куда прибыл состав, он взял такси и сразу поехал в американское посольство, находившееся на площади Конкордия. Его наблюдателям оставалось только проводить его долгими взглядами, когда он входил в здание посольства. На следующий день американцы вывезли его в Штаты.

В первое время он пытался быть полезным, вспоминал все свои связи, исписал целый том воспоминаний о своей работе в Сенегале, Швейцарии и Бельгии. Его не интересовала судьба сданных им агентов. В Сенегале четверых приговорили к смертной казни. В Швейцарии его агент получил двадцать лет тюрьмы. Но это мало интересовало Константина Уранова, который привык думать только о себе. И первые два года он провел на специальной базе ЦРУ, где его охраняли. Но затем он просто исписался. Больше никаких секретов он не знал. И поэтому сразу стал неинтересен своим новым хозяевам. Ему выплатили небольшую сумму денег и разрешили устраиваться там, где он хочет, пообещав выдать новые документы. Ему действительно разрешили жить в Америке и даже выдали грин-карту. Через полгода он получил и американское гражданство, но это его не особенно обрадовало.

Сначала Уранов выбрал Нью-Йорк, но там ему не понравилось. Об угрозе со стороны своих бывших коллег он даже не думал. Вся его прежняя жизнь была далеко в прошлом. Огромный и перенаселенный Нью-Йорк вызывал его раздражение. Он пробовал устроиться на работу, но ничего не получалось. Тогда он переехал в Лондон, который когда-то ему так понравился. В Лондоне за все нужно было платить их паундами – фунтами стерлингов, которые стоили почти в два раза дороже долларов. Он устроился на работу в кулинарный журнал, подрабатывал статьями о лучших ресторанах города, куда его бесплатно пускали. Он поправился, у него появился второй подбородок, пивной животик, нависавший над брюками. Несмотря на еще молодой возраст, появились и мешки под глазами. Он выглядел на все пятьдесят, хотя ему шел только тридцать четвертый год.

Из Лондона он снова уехал в Америку. Но до этого успел уговорить свою мать, оставшуюся в Москве, продать их квартиру. Мать все время болела и не понимала, почему он не может вернуться в Россию. Но квартиру она продала, получив за нее почти триста двадцать тысяч долларов. В девяносто восьмом, еще до августовского дефолта, это были большие деньги. Уранов даже не мог предположить, как обманули его мать, купив у нее пятикомантную квартиру за такую сумму. Она вполне могла получить в два раза больше.

Однако переслать даже эту сумму она не успела. Грянул дефолт, и на все переводы денег было наложено табу. Более того, по новым законам не разрешалось вывозить деньги из страны. Никто не имел права взять с собой даже сто незадекларированных долларов. Константин сходил с ума, сидя в Лондоне и понимая, что ему не добраться до денег. Мать по его совету положила деньги в банк, уже после дефолта, чтобы не хранить их на даче. Это было опасно и глупо. Но деньги лежали в Москве, а он находился в Лондоне. Тогда он и принял решение вернуться в Нью-Йорк. Еще полтора года он потратил на то, чтобы найти нужных людей и попытаться получить свои деньги. Некоторые предлагали за подобный перевод выплатить «комиссионные» в размере пятидесяти процентов. Это было очень много, и он не соглашался. Наконец он нашел посредников, которые согласились выплатить ему шестьдесят пять процентов от общей суммы, получив ее в Москве. Он был к тому времени в таком положении, что согласился даже на эти грабительские условия.

Ему выплатили сто девяносто пять тысяч долларов. Через несколько месяцев все ограничения были сняты и можно было легко переводить любые суммы денег, выплачивая за это минимальные проценты. Узнав об этом, он просто взбесился. Но деньги он уже потерял. Он пытался вкладывать деньги в какие-то проекты, но у него ничего не получалось. Он никогда не был бизнесменом и поэтому так и не смог удачно вложить деньги. Через несколько лет они закончились. Мать к этому времени уже тяжело болела. Он часто говорил с ней, жаловался на свою судьбу. Если бы кто-то из знакомых встретил его сейчас, он бы не узнал в этом неопрятном беззубом старике молодого и красивого Константина Уранова. Наконец он уговорил мать переехать в дом престарелых, за который она заплатила последними деньгами, оставшимися у нее после продажи мебели и имущества из их прежней квартиры. Мать согласилась, ей действительно было плохо, и она нуждалась в уходе. Но мысль о том, что она может продать их дачу с огромным участком земли на Николиной Горе и обеспечить себя до конца своей жизни хорошими сиделками и неплохой квартирой, ей даже не приходила в голову.

Дача была почти развалившимся небольшим двухэтажным домиком, ценность которого не играла существенной роли. Зато земля, на которой стоял этот домик, дорожала с каждым днем. Участок удалось продать за четыреста пятьдесят тысяч долларов. За такой участок можно было получить и шестьсот тысяч, но какой маклер или риелтор сможет упустить свою выгоду? Но на этот раз почти все деньги дошли до Константина. Он оставил матери только десять тысяч, рассудив, что в доме престарелых ей и не понадобится большая сумма.

Теперь он был богатым человеком. Он сделал себе зубы, купил небольшую квартиру в Лос-Анджелесе, приобрел машину, обновил свой гардероб и начал предлагать свои услуги продюсерам в качестве переводчика. Языки он знал хорошо, а его машина и внешний вид производили благоприятное впечатление. Он даже начал встречаться с одной начинающей актрисой, поверившей в его многочисленные связи. Постепенно удалось найти и приличную работу. Единственное, что его несколько огорчило за последние три года, была смерть матери. Ее похоронили чужие люди на каком-то кладбище за городом. Вопреки ее желанию быть похороненной рядом со своим супругом. Если бы Константина спросили, как называется место, где была похоронена его мать, он бы сразу и не вспомнил. Впрочем, он выпил за упокой ее души и даже прослезился, вспоминая, сколько хорошего она ему сделала.

В этот день он поднялся раньше обычного, чтобы успеть заехать к знакомому продюсеру. Джейн спала рядом. Он взглянул на нее и усмехнулся. На его взгляд, она была слишком бездарной и достаточно неуклюжей. Впрочем, в постели эти недостатки были не так заметны. К тому же она обладала приятной внешностью. Он увидел, как одеяло сползло с нее, обнажая грудь. И взглянул на часы. У него еще есть немного времени. Можно ее разбудить. Он всегда так делает, когда ему хочется. И его менее всего интересует, готова ли она разделить его желание. Он привык везде и всегда исполнять только свои желания. Поэтому он протянул руку и дотронулся до ее груди. Она недовольно убрала его руку. Но он упрямо сдавил ей сосок, и она проснулась.

– Мне больно, – сообщила Джейн, но он уже наваливался на нее всем телом. Она вздохнула и окончательно проснулась, уже готовая его принять.