Дронго позвонил, долго ждал ответа, потом негромко произнес:

— Добрый вечер.

— Здравствуйте, — ответила женщина.

— Это говорит тот самый эксперт, который проводит расследование убийства вашего мужа, — представился он.

— Я сразу узнала ваш голос. Почему-то я была уверена в том, что вы снова позвоните мне и даже захотите увидеться со мной. Ведь это вы были сегодня в больнице у Юлия Лазаревича, не так ли?

— Да, — подтвердил Дронго. — Я действительно хотел бы увидеться и переговорить с вами.

— Приезжайте, — разрешила она и прекратила разговор.

Он не стал ей говорить, что находится рядом с домом. Просто сидел в машине и о чем-то думал.

Вейдеманис, который привез его сюда, взглянул на друга и с тревогой спросил:

— Что-то случилось? Не хочешь подниматься к ней?

— Не в этом дело. Просто тяжело, — честно признался Дронго. — В последнее время мне постоянно кажется, что я занимаюсь не совсем своим делом. Может, мне уйти на покой и начать сочинять мемуары или крутые детективы? Говорят, что в молодости я неплохо писал в наших стенгазетах.

— Придется переквалифицироваться в писатели? — пошутил Эдгар.

— Скорее в управдомы. Так говорил Остап Бендер. Ладно, пойду. — Дронго выбрался из машины и прошел к дому.

Консьерж внимательно просмотрел документы визитера и сказал, что госпожа Монахова уже успела предупредить его о скором появлении гостя.

Дронго поднялся на шестой этаж, позвонил и довольно долго ждал. Наконец-то дверь открылась.

Тамара стояла бледная, с темными кругами под глазами. Она выглядела даже еще хуже, чем несколько дней назад.

Женщина была одета в черные брюки и темно-серый джемпер. Она собрала волосы в пучок и снова зябко ежилась, как будто ей было холодно.

— Входите, — разрешила Тамара и прошла в гостиную.

Дронго прошагал следом за ней, устроился на уже знакомом диване. Тамара снова уселась в углу, глядя на гостя потухшими глазами. Наступило неприятное молчание.

— Я была уверена, что вы снова придете, — проговорила женщина через какое-то время. — Как только вас увидела, все сразу поняла. Вы будете говорить или молчать? Я даже не знаю, что хуже.

— Буду говорить, — мрачно сказал Дронго. — Я успел побывать в больнице, где вы потеряли ребенка и наблюдались перед этим…

— Я знаю, — сказала женщина.

Дронго было понятно, что она держится из последних сил.

— Там я узнал о вашей болезни, — достаточно жестко произнес он.

Тамара знала, что Дронго полностью в курсе ее проблем, но все-таки не ожидала этих слов. Лицо ее дрогнуло, обмякло. Она отвернулась и громко, в голос, заплакала.

Дронго поднялся, прошел на кухню, налил в чашку кипяченую воду из чайника и принес хозяйке квартиры, которая все еще плакала.

— Выпейте, — предложил Дронго.

Она оттолкнула его руку и сказала:

— Не нужно.

Он поставил чашку на столик рядом с ней и прошел на свое место.

— Значит, вы все знаете, — заявила Тамара и вздохнула. — Так о чем нам еще говорить?

— Я вам сочувствую.

— Не нужно. — Женщина поморщилась. — Вы ведь не психолог, а сыщик. Вы обязаны найти и изобличить убийцу, а не вытирать женские слезы.

— Я вижу свою миссию несколько иначе. Моя задача — помогать людям. Всем, кому еще можно.

— Так вы думаете, что я в числе тех, кому еще можно помочь?

— Не знаю, — откровенно признался Дронго. — Пока я только пытаюсь понять все, что там произошло. Давайте я начну говорить, и если в чем-то ошибусь, то вы меня поправите. — Женщина молча пожала плечами. — Итак, я принял решение взяться за это расследование. Меня с самого начала поразил тот факт, что никто толком не услышал второго выстрела, — проговорил Дронго. — Должен сказать, я абсолютно убежден в том, что все события, происходящие в этом мире, имеют свои причины. Если мы не можем объяснить какие-то из них с точки зрения нормальной логики, то сами в этом виноваты. Нам нужно было просто внимательно исследовать их.

Тамара молчала. Теперь она слушала гостя спокойно, больше не показывала свои эмоции.

— Вы приняли решение покончить со своим браком столь радикальным и жестоким способом, — продолжал Дронго. — Очевидно, вы понимали, что при любом раскладе именно вас прежде всего и обвинят в этом преступлении. Но в тот день на дачу должны приехать секретарша вашего мужа, которую вы ненавидели, и родственник его первой супруги. Вы понимали, что нужно использовать эту возможность. Не буду вас спрашивать, знали ли вы код на дверце сейфа. Полагаю, что да. Ваш супруг был вполне предсказуем. Конечно же, он поставил в код день и месяц рождения своей любимой дочери. Вы открыли сейф и достали оружие. Но понимали, что выстрел могут услышать люди, которые все время были в доме. Поэтому вы попросили Александру Львовну приготовить курицу, которую она должна была отнести в машину к Михаилу. Вы ведь почти никогда не едите стряпню вашей кухарки. А в тот день вдруг почему-то захотели, чтобы она приготовила и сама отнесла курицу в вашу машину. Затем вы послали туда же и второго водителя. Якобы за журналами и газетами, которые вы так и не забрали, оставили на столике.

Женщина молчала и глядела куда-то в сторону, а Дронго продолжал:

— После этого вы подождали, пока Монахов войдет в кабинет, и выстрелили ему в грудь. Конечно, все это вас потрясло. Вы ведь понимали, что совершили преступление. В этот момент в доме никого не было. Вы быстро вышли во двор и поехали в свою городскую квартиру. Вам было известно, что вскоре в дом приедут секретарша и помощник вашего мужа. Они-то и обнаружат его труп. Возможно, вы даже не собирались скрывать свое преступление, просто хотели, чтобы вам не мешали. Вы же прекрасно понимали, что именно вас и обвинят в этом убийстве. В доме больше никого не было. С другой стороны, на оружии не были найдены отпечатки ваших пальцев. Я разговаривал с Михаилом. Он считал, что вы из-за своей беременности почувствовали себя плохо и попросили его остановить машину у аптеки. Рядом с ней находилось полицейское управление, но Михаил просто не обратил внимания на это обстоятельство. На самом деле вы хотели прийти в полицию и заявить об убийстве мужа. Наверное, в этот момент вам стало хуже. Вы решили сначала отправиться домой. Тем более что у вас была договоренность с Юлием Лазаревичем о прерывании беременности. Вы были так сильно потрясены, что вскоре попросили Михаила отвезти вас в больницу. К этому времени тело вашего мужа уже было найдено. Но вы ведь обратились с просьбой об аборте еще задолго до убийства своего супруга. У вас были более чем веские причины так поступить.

Женщина снова вздрогнула. Но на этот раз не заплакала. Просто сжала губы.

— Тут-то и произошло нечто невероятное, — продолжал Дронго. — После вашего отъезда прошло два часа. В доме появились Мила Левшова и Дима Апрелев. А рядом с особняком как раз проходил охранник Хасмамедов. В это время раздался выстрел. Я обратил внимание, что свидетели в один голос говорили о большом количестве крови. А вы ведь попали ему под сердце, и пуля прошла навылет. Он не умер, через два часа пришел в себя и пополз к пистолету, который вы бросили на пол. Алексей сумел его поднять и выстрелить в стену, пытаясь привлечь внимание. Но на этом его силы закончились, и он скончался, не дождавшись помощи. Когда несчастный охранник открыл окно, получился сквозняк. Дверь с силой захлопнулась. Ваза упала на пол и разбилась. На оконной раме появилась трещина. Люди вбежали в кабинет и увидели охранника, который выпрыгнул на улицу и попытался сбежать. Слава погнался за ним, подвернул ногу и упал. В результате все решили, что убийцей был именно этот Хасмамедов.

— Я этого не хотела, — тихо произнесла Тамара.

— Конечно. Вы ведь не могли знать, что он окажется рядом с домом, когда Монахов придет в себя и пальнет в стену. Экспертиза доказала, что выстрел был сделан с пола, снизу вверх. Но следователь Вавилов решил, что ваш муж оступился, упал и сделал первый выстрел. Потом Хасмамедов его убил. Можно сказать, что здесь получилось почти невероятное стечение обстоятельств. Вы не убили своего мужа, а только тяжело ранили. Вы ведь не киллер, и рука у вас дрогнула. Алексей упал и потерял сознание от шока. А потом там, на свою беду, оказался Хасмамедов. Вот так произошло это убийство.

— Зачем вы пришли, если все знаете и сразу поняли суть дела? — неожиданно спросила Тамара. — Могли бы просто рассказать обо всем следователю, чтобы меня арестовали. Теперь мне все равно. Или вы хотели насладиться своим триумфом?

— Нет, не хотел. Я не закончил. Вы узнали о том, что беременны, почти сразу поняли, что супруг заразил вас сифилисом. Положительная реакция на эту болезнь наверняка уже была зафиксирована в вашей медицинской карте. Тогда вы приняли решение избавиться от ребенка. Конечно, вы знали, что ваш муж был большим поклонником женской красоты и при этом не любил предохраняться. Это привело к еще одной трагедии. Выяснилось, что он заразил и своего личного секретаря — Милу Левшову.

— Вы думаете, что это он? — не скрывая презрения, спросила Тамара. — А если она? Вы ведь наверняка уже с ней общались. Эта сговорчивая особа всегда готова встретиться с любым мужчиной. Меня трясло, когда я вспоминала о ней. Но она вполне устраивала Алексея. Такую мерзавку нельзя было пускать в дом. Она умудрилась даже оставить однажды свою помаду в моей ванной комнате. А может, сделала это нарочно, чтобы позлить меня. Но я все видела и понимала. Просто молчала, не хотела разрушать наш брак, хотя давно знала, что ничего хорошего из него не выйдет. Он не пропускал ни одной женщины, ни единой юбки. Говорили, что он спал со всеми женщинами, которых брал на работу. Даже умудрился соблазнить супругу своего двоюродного брата, который приехал к нам домой и устроил скандал Монахову. Я была невольным свидетелем их весьма оживленной беседы. Брат потом развелся со своей женой. Есть такие мужчины, жуткие бабники. Хотя моя тетя уверяла меня в том, что все они одинаковы, готовы изменять всегда, при любом удачном раскладе.

— Она была слишком категорична.

— Вы всегда были идеальным мужем? — зло спросила Тамара. — Кажется, в прошлый раз вы говорили несколько иначе.

— Не был, — признался Дронго. — Но это не повод для убийства.

— Это должна решать ваша жена, — ответила Тамара. — Я ведь долго терпела все его выходки и очень хотела детей. Когда тест на беременность подтвердил, что я жду ребенка, мне казалось, что я самая счастливая женщина на свете. А потом я узнала, что заражена этой гадостью. Я не могла даже смотреть на мужа. Как он посмел такое сделать? Тогда я твердо решила, что не стану рожать и разведусь с ним. Но потом я нашла помаду Левшовой и поняла, что развода будет недостаточно. Он даже после этого встречался с женщинами. Я решила поставить точку. Чтобы он больше не смог сделать кого-то несчастной точно так же, как и меня. Испытать чью-то добродетель. Да, твердо решила поставить точку, — проговорила Тамара с нескрываемым ожесточением.

— Вы решили за вас обоих и за вашего ребенка.

— Да. Именно так. Решила за всех нас. Сама не знаю почему, но я надела медицинские перчатки. Не хотела оставлять отпечатки пальцев на пистолете. Может, решила, что подумают на кого-то другого. Не знаю. Но я понимала, что меня все равно разоблачат. Ведь в доме не было никого, кроме меня. Я просто хотела немного оттянуть этот миг. Сделать аборт, а потом отправиться в тюрьму.

— В прошлый раз я обратил внимание на то, что здесь нет его фотографий. Все они остались в его кабинете. Причем та, на которой вы сняты вдвоем, была разбита. Следователь решил, что она упала на пол при хлопке двери, когда разбилась ваза. Но теперь я понимаю, что это вы столкнули ее вниз.

— Да. Я не могла видеть эту фотографию, убрала отсюда все его карточки. Что еще вы хотите узнать?

— Вы выбрали неправильный путь, — мрачно произнес Дронго. — В результате вашего решения погибли еще двое людей.

— Что вы сказали? — Тамара подняла голову. — Каких людей? Кто еще погиб? О чем вы говорите?

— Бывший секретарь вашего мужа Мила Левшова, — сообщил Дронго. — сегодня ее убил Леван Солагашвили.

— Как это убил? Что вы такое говорите?

— Он тоже был ее близким другом. Очевидно, ваш супруг умудрился заразить свою секретаршу, которая затем передала эту грязную болезнь господину Солагашвили. А тот решил поступить точно так же, как и вы. В общем, эта история закончилась трагически дважды, даже трижды. Узнав о том, что болен, Солагашвили устроил ей скандал и в порыве ярости задушил бывшего секретаря вашего мужа. Сказался его бешеный темперамент.

— Не вижу в этом ничего трагического, — заявила Тамара и пожала плечами. — Не нужно путать. Я была законной женой Монахова и хотела родить ему наследника. А он умудрился перепутать семейное ложе с хлевом, заразил меня и нашего будущего ребенка грязной болезнью. Что же касается этого неизвестного мне грузина, то он просто не должен был связываться с такой дрянью. Вот и получил по заслугам, как и она. Бог его наказал. Я не вижу здесь ничего трагического. Скорее это дешевая мелодрама. Напрасно вы говорите о трех трагедиях, очевидно, имея в виду меня и эту парочку. Они не вызывают у меня никаких чувств, кроме полнейшего презрения к ним.

— Нет, — сказал Дронго. — Я упомянул о трех погибших. Первым был ваш муж, которого вы застрелили, решив отомстить ему столь страшным способом. Второй оказалась Мила Левшова, которая стала жертвой праведного гнева темпераментного Левана Солагашвили. Но была еще третья жертва.

— Я вас не понимаю.

— Сегодня в тюрьме повесился охранник Хасмамедов. Несчастный парень узнал о том, что его дело будет вторично передано в суд, и понял, что на этот раз не дождется оправдания. К тому же следователь угрожал ему пожизненным сроком. Вот молодой человек и решил покончить жизнь самоубийством.

— Что вы говорите?.. — прошептала глубоко потрясенная женщина. — Как такое могло произойти?

— Стреляя в своего мужа, вы полагали, что совершаете своеобразный акт возмездия за его амурные похождения и своего неродившегося ребенка. Но когда человек берет на себя функции судьи, он обязан понимать, что любой человеческий суд не всегда является абсолютной инстанцией. Даже в вашем, признаюсь, очень трагическом и неприятном случае вы не имели права решать, кому жить, а кому умереть.

— А он имел право так себя вести? — спросила Тамара с болью и ожесточением. — Или я должна была спокойно развестись, сделать аборт, остаться на всю жизнь без детей и жить нищей на улице? Он не дал бы мне ни копейки, просто выгнал бы меня из дома. Вы считаете, что я должна была поступить именно так?

— Я уже сказал вам, что человек не может решать вместо бога. Я вам не судья. Я всего лишь пытался понять, каким образом произошло это убийство, которое привело к двум другим трагедиям.

— Мне плевать на эту девицу, которая спала со всеми подряд. Может, она и заразила моего мужа. А вот этого парня мне очень жалко.

Дронго молчал.

На глазах женщины появились слезы.

— Я этого не хотела, — призналась Тамара. — Я вообще думала сначала застрелить его, а потом и себя, но не стала этого делать из-за ребенка. Мне было неприятно подумать, что я умру в таком положении. Но тогда я твердо решила сделать аборт, чтобы не иметь ничего общего с этим негодяем.

— В результате погибли еще два человека, — напомнил Дронго.

— Не нужно меня в этом обвинять! — сорвалась на крик женщина. — Я этого не хотела. Даже смерти этой Левшовой. Я думала, что они приедут и найдут его убитым. Пусть посмотрит, к чему привело ее распутство. Я не знала, что в этом убийстве обвинят охранника, что Монахов умрет не сразу и успеет еще выстрелить. Я не могла этого предвидеть.

— Не кричите, — сказал Дронго. — Лучше выпейте воды.

Тамара взяла чашку и в ярости бросила ее в стену. Она разбилась. Вода разлилась по стене.

— Хватит! — закричала женщина. — Зачем вы сюда явились? Хотели рассказать мне о том, какая я гадина и убийца, да? Но я ничуть не жалею о том, что застрелила Монахова. Совсем, нисколечко! Он сломал мою жизнь, все время меня обманывал, постоянно мне изменял. Убирайтесь отсюда! Я не хочу больше с вами разговаривать. Пусть меня арестуют, но я не пущу вас к себе.

— Я больше не приду, — сказал Дронго, поднимаясь с дивана. — Прощайте, Тамара Георгиевна. Мой вам совет. Пойдите к следователю Гайдаеву и напишите обо всем, что случилось. Сами, по своей доброй воле. Этим вы реабилитируете хотя бы память несчастного молодого человека, который повесился в результате необоснованных обвинений. Возможно, суд учтет ваши добровольные показания и трагическую историю и вынесет вам самый снисходительный приговор. — Дронго пошел к выходу.

— Подождите, — услышал он за спиной. — Стойте.

Дронго остановился, не поворачиваясь к ней.

Она шагнула ближе, обошла его, встала напротив, взглянула ему в глаза.

— Вы думаете, я могу заслужить прощение? — спросила Тамара.

— Не знаю, — ответил Дронго. — Я не могу решать. Но судьи…

— Нет, — перебила она гостя. — Я говорю не о земном, а о другом суде, вечном. Неужели вы считаете, что и там меня не простят? Или хотя бы не поймут?

Дронго прошел к двери, открыл ее, обернулся и сказал:

— Вы совершенно зря считаете, что я могу отвечать на такие вопросы.

Внизу он уселся в машину и пробормотал какое-то весьма вычурное ругательство.

Вейдеманис взглянул на него и спросил:

— Ты все ей сказал?

— Да.

— Думаешь, она пойдет к Гайдаеву?

— Не уверен.

— Ты сообщил ей о самоубийстве Хасмамедова?

— Да.

— Как она теперь будет с этим жить?

— Сложно. Мне показалась, что она поняла, насколько страшный и опасный путь выбрала… — Он не успел договорить.

С шестого этажа вниз полетела женщина. Без крика. Она глухо стукнулась об асфальт. Рядом кто-то истошно закричал.

— Это Тамара, — печально произнес Дронго, даже не глядя в ту сторону. — Она сделала свой выбор еще раз.