Я все время смотрю на Костю и пытаюсь представить себе, что он чувствует. Первый раз в жизни в Америке. После его Таджикистана, где он служил, и Зеленовки, куда его возила мать, такое место покажется особенно шикарным. Хотя я думаю, что все места, в общем, одинаковые. Дороги, дома, луга, поля, леса, люди. Везде все одинаковое. Другое дело, как ты относишься к конкретному пейзажу. Наверное, какой-нибудь монгол любит свою степь и находит ее поэтичной и волнующей, а житель горного Памира, наоборот, считает, что самое красивое — это его горы. Возможно, эскимосы полагают, что лучше их бескрайней тундры ничего нет. И самое интересное, что все правы. Человек привыкает к тому месту, где живет, и его маленькая родина кажется ему самым красивым и лучшим местом на планете. Вот почему родившиеся в третьем-четвертом поколении на этой земле дети американских поселенцев полагают, что Америка — лучшая страна на свете. И ничто не может быть лучше родины уродливых урбанистических идолов, механизированный еды, отношений, выстроенных на юридических нормах и полном невежестве. Хотя я могу ошибаться — среди американцев встречаются разные люди.

Костя не смотрит по сторонам и довольно равнодушно наблюдает, как мы мчимся в первоклассном автомобиле по превосходной дороге. Неужели ему не интересно? Или подобная маска равнодушия — всего лишь защитная реакция на резкую смену впечатлений? Я по-прежнему наблюдаю за ним и одновременно внимательно слежу за нашими преследователями. Ну почему они не могут оставить меня в покое хотя бы на сегодня? Почему им нужно было испортить такой день? Впрочем, они как раз поступают логично. У них есть конкретная цель — постоянно быть рядом со мной, не допускать посторонних контактов.

И для достижения своей цели они готовы пойти на все. Но мне кажется, что они немного переигрывают. Если бы им был нужен только профессионал, они бы давно решили эту проблему. В Америке этого добра хватает. Как, наверное, хватает его и в других странах, где может объявиться богатый заказчик, способный оплатить убийство своего обидчика. В этом нет никаких проблем. Нужны деньги, иногда даже не очень большие. И нужен профессионал. Не обязательно даже такого класса как я. Достаточно найти человека, умеющего стрелять. А так как Америка — стреляющая страна, здесь не должно быть сложностей. И тем не менее у них есть проблемы, которые они пытаются решить именно за мой счет. Это я уже понял.

— Далеко от аэропорта до вашего дома? — интересуется Костя.

— А ты думал, я живу рядом?

Мы с Сашей хохочем: сказывается неподготовленность Кости к американским условиям.

— Я живу совсем в другом штате, — объясняю я ему. — От аэропорта четыреста с лишним километров. Мы приедем в наш городок только вечером.

— В вашем штате нет аэропорта? — не понимает Костя.

— Международного нет. А вообще здесь в каждом городе есть аэропорты, — поясняю я, — у многих собственные самолеты, на которых они летают по своим делам. Мы с Сашей решили, что будет лучше, если мы приедем за тобой на машине. Заодно посмотришь наши места. Мы поедем по очень красивой дороге. Поэтому я и не прилетел за тобой на самолете.

Он изумленно смотрит на меня. Потом долго молчит и наконец спрашивает:

— У тебя есть персональный самолет? Ты что, Рокфеллер?

— Нет, конечно. У меня небольшой пятиместный самолет. Но на нем можно долететь из нашего городка до Бостона. Однако получить разрешение на приземление в нашем международном аэропорту почти невозможно. Пришлось бы приземляться где-нибудь в другом месте, а потом добираться сюда на машине.

— Ничего себе, — уважительно говорит он, — значит, у тебя есть собственный самолет. Рассказать ребятам в Питере, не поверят, решат, что я их разыгрываю. Такого не бывает.

— Почему не бывает? Здесь у всех свои самолеты. Ничего в этом странного нет. И стоит такой «кукурузник» не очень дорого. Зато его обслуживание и стоянка в аэропорту влетают в копеечку.

Я, конечно, не собираюсь ему говорить, что не полетел на самолете специально. И совсем не из-за Бостона. Просто мой самолет действительно стоит на небольшом аэродроме соседнего городка, и я сознательно решил им не пользоваться. Когда самолет целых три месяца находится вне пределов твоего контроля, с ним может случиться все что угодно. Меня ведь предупреждали, чтобы я был готов к любым неожиданностям. Мне совсем не хочется сажать в один лайнер обоих детей и устраивать нечто похожее на «русскую рулетку». Кроме того, мне еще нужно заехать в Огасту, причем сделать это так, чтобы за мной не следили.

С другой стороны, я уже устроил нечто похожее на «рулетку», если позволил втянуть себя в такую историю, и теперь за мной нагло едет «Линкольн континенталь», преследуя меня от самого аэропорта. Нет, так дальше нельзя. Нужно было с самого начала как-то объяснить этим типам, что ко мне не стоит относиться столь пренебрежительно. Но это мой старый трюк. С одной стороны, они знают, что я бывший профессиональный киллер, а с другой, подсознательно считают меня инвалидом.

Как не вовремя прилетел Костя. Я все последние годы мечтал о том, как мы с ним встретимся, как поедем на рыбалку. И теперь мечтаю. Когда он неделю назад позвонил и сказал, что наконец собрался ко мне, со мной чуть не случилась истерика. Впервые в жизни я не знал, как мне реагировать. Ведь, с одной стороны, я так долго его ждал, так мечтал встретиться, много раз придумывал, как заманить его к себе, высылал ему приглашения. А с другой стороны, его приезд именно сейчас означает, что я стал несколько слабее. Мне придется отвлекаться, чтобы защитить не только Сашу, но и Костю. Насчет Саши я уже давно решил, но теперь пришлось несколько скорректировать свой план.

Никто не знает, что моя дальняя родственница, троюродная сестра, переехала два года назад в Сиэтл. Даже Саша не знает. Я, словно предчувствуя подобные неприятности, никому не рассказывал о своей родственнице. Хотя дважды с ней встречался уже здесь, в Америке. Один раз в Нью-Йорке, когда она только приехала. И второй раз в Сиэтле, куда я летал в прошлом году якобы по делам. Никто не знает про мою родственницу. Зато она знает про меня и, если я не ошибаюсь в людях, готова на меня молиться. Дважды при встречах я помогал ей деньгами. Один раз дал пять тысяч долларов, а другой раз еще три.

Для американцев подобные подарки немыслимы. Да и для наших тоже. Я ведь не в долг давал, а просто как помощь. Она плакала в первый раз, когда брала деньги, клялась, что вернет. А во второй раз даже не верила, что я ей снова их даю. Уже не плакала, только сказала, что они с мужем будут молиться за меня. Не знаю, как она молилась, но, наверное, не слишком усердно, если я попал в такую неприятную историю. С другой стороны, доверие, основанное на родственных чувствах, — довольно зыбкое понятие. Тем более — троюродная сестра. А вот если я перешлю ей десять тысяч долларов вместе с Сашей, она будет охранять мою девочку, как самый драгоценный бриллиант, находящийся в ее доме. Я ей, конечно, намекнул и про деньги, и про премию. Объяснил, что в случае необходимости отправлю Сашу к ней и девочка должна пожить в Сиэтле несколько месяцев. Нужно было слышать, с каким восторгом согласилась моя «кузина». Она неплохой человек, но в Америке все быстро привыкают к тому, что здесь главный бог — это Доллар. Купюра с изображением американского президента Франклина. Несчастный старик и подумать не мог, что станет всеобщим символом, самым главным божеством на земле в начале следующего миллениума. Его лысая голова с нестриженными длинными волосами, кривой нос, второй подбородок и узкие тонкие губы известны всему миру. Вот и моя троюродная сестра попала под власть бумажек с изображением этого человека. Я сразу понял, что ее муж — пустое место. Ни заработать денег, ни устроиться, ни прокормить семью он не может. Слишком «советским» оказался он в свои сорок пять лет.

Еще когда мы встретились в Нью-Йорке, он долго рассуждал про недостатки в России, обличал чиновников, порицал существующую налоговую систему, рассказывал, как ему не давали работать. Я слушал и понимал, что вижу перед собой танцора, которому мешают его яйца. Слушал и понимал, что моя родственница, обреченная на существование с этим ничтожеством, почти так же обречена на нищету и жизнь на пособие. У них росла дочь, и я решил им помочь, подумав о Саше. В конце концов получалось, что их дочь и моя Саша — четвероюродные сестры. Не бог весть какая родня, но все-таки приятно, что в Америке есть родственница. К тому же девочка была на два года старше Саши и росла довольно смышленной для своих лет. Вот тогда я и решил помогать своей родственнице. Она неплохой человек, но если вместе с моей дочерью она получит и приличную сумму денег, то за Сашу можно не беспокоиться.

Оставалась проблема Кости. Но он был мужчиной, к тому же прошедшим службу в пограничных войсках. Я был далек от мысли, что он мне может пригодиться, хотя это было бы красиво. Даже немного по-голливудски. Сын приезжает из России, чтобы помочь отцу-инвалиду живущему в Америке, справиться с мафией. Они вдвоем всех убивают, и потом — «хеппи энд». Только в жизни так не бывает. Ни один отец не станет вызывать собственного сына для участия в разборках такого рода. Никогда и нигде. Наоборот, постарается уберечь собственное чадо от участия в подобной катавасии.

— Ты, наверное, миллионер, если имеешь собственный самолет? — слышу я голос Константина.

Он никак не может поверить в само существование этого самолета. Зачем я про него рассказал! Теперь у Кости будет не совсем верное восприятие действительности. Впрочем, всегда лучше все говорить честно и откровенно. Так проще. Не нужно будет потом лгать и изворачиваться.

— Во всяком случае, не бедствую. А что касается миллионеров, то их в Америке столько, что нельзя точно сосчитать. Наверное, каждый сотый или каждый двухсотый. Я где-то читал, но статистику точно не помню. Это у нас в России человек стоил столько, сколько у него было денег на счету или в кармане. Здесь считают по-другому. Твои акции, твоя недвижимость, твои вложения, в общем, набежать может прилично. Но учти, что все акции могут в один день погореть, и ты снова окажешься не очень обеспеченным человеком. Но пока акции компаний у нас растут вот уже десять лет, и количество миллионеров в Америке за эти годы удвоилось или утроилось.

— Значит, ты тоже миллионер? — Косте важен мой статус.

— Я ненуждающийся человек.

Ему трудно понять, а мне не хочется говорить на эту тему. Иначе придется объяснить, каким образом однорукий инвалид заработал свои миллионы долларов. На убийствах и элементарном рэкете бандита, семью которого я спас. Зачем Косте знать такие подробности?

Я снова смотрю на преследующий нас «Линкольн континенталь». Если я не ошибаюсь, там сидят мои «старые знакомые». Это даже лучше, чем я мог предположить. Не нужно разыгрывать драму оскорбленного отца. У меня такой зуб на этих подонков! Почки болят до сих пор. Кажется, они решили не отставать. Значит, мы с ними встретимся. Я резко сворачиваю на Гринленд. Мои преследователи сразу же поворачивают вслед за мной. Это окончательно убеждает меня, что я не ошибся. Эти сволочи испортили мне первый день общения с сыном.

— У тебя деньги есть? — неожиданно спрашиваю я у Кости.

Он молчит, глядя перед собой.

— Ты не обижайся, — пытаюсь я ему втолковать. — Я спрашиваю не для того, чтобы тебя обидеть. Мы сейчас пойдем обедать. Вдруг ты каким-то образом потеряешься и тебе понадобятся деньги, чтобы хотя бы позвонить на мой мобильный телефон. Или взять машину, чтобы доехать до нашего городка.

— Немного есть, — нехотя выдавливает он, — и вообще спасибо, денег мне не нужно. Я приехал тебя повидать.

— Я не хотел тебя обидеть. Думал, как лучше.

Дурацкий разговор у нас получается с сыном. Это называется встретились через столько лет! Только как я могу с ним нормально разговаривать, если вижу в зеркале моих преследователей?

Он внимательно смотрит на мои руки. Кажется, ему интересно, как действует моя левая рука. Ведь он помнит меня безруким инвалидом, каким я вернулся с войны. Это сейчас все называют настоящим именем, никто не скрывает, что была война. А раньше это называлось «выполнением интернационального долга». В гробу я видел такой долг. И такой интернационал. Афганские моджахеды почти на сто процентов состояли из тех самых крестьян, которых мы должны были освобождать.

— Как тебе с рукой, — показывает он на мою левую руку, — не тяжело?

— Нет, конечно. Первое время было тяжело, потом сделали новый протез, и стало гораздо легче. Посмотри, у меня даже пальцы сгибаются. А для вождения автомобиля можно иметь и обычный протез. Я когда права получал, мне многие не верили, что у меня одна рука. А потом мне выдали права, и я получил возможность садиться за руль. В России меня бы высмеяли и выгнали из ГАИ. Или, как сейчас там это называется, из ГИБДТ Язык можно сломать, но права не получишь все равно. А в Америке нельзя обижать глупых, больных, просто сумасшедших и, конечно, инвалидов. Все для людей, все для них. Поэтому права мне здесь выдали и посоветовали поменьше сидеть за рулем. Я, конечно, не послушался и правильно сделал. Теперь я заядлый гонщик.

И рука у меня неплохо действует. Когда нужно, разумеется.

Он еще раз смотрит на мою руку.

— Ты не волнуйся, Костя, — успокаиваю я сына, — мы доедем нормально, руку мне сделали почти как настоящую.

— А я и не волнуюсь, — усмехается Костя, — просто интересно смотреть, как ты водишь автомобиль.

Я молча сворачиваю еще раз. Ладно, посмотрим, что с ними будет. Если они так хотят, мы с ними сыграем. Только счет у нас пока неравный. Два — ноль в их пользу. Они ведь несколько раз у меня в гостях были. И в первый раз я, конечно, непростительно вспылил. Нельзя было так себя вести. Но когда они сказали о Саше, я почувствовал, что теряю над собой контроль. Нужно было сдержаться. Нужно было терпеливо выслушивать их предложения. Но тогда я не сдержался и получил по заслугам. Все было так, как должно было быть. Не больше и не меньше. Но вторая встреча проходила уже под моим контролем. И там я сознательно уступил этим мерзавцам. Мне нужно было создать иллюзию неуверенного в себе человека, чтобы понять, что им нужно. Я смотрю на своих преследователей. Почему они так хотят испортить мой самый радостный день? Впрочем, они вообще хотят отправить меня куда-нибудь подальше. Например, на электрический стул или в газовую камеру. Хотя я думаю, что до этого не дойдет. Мне кажется, у них более изощренный план. Но лучше все по порядку…