Вместо вступления

Иногда ему казалось, что все происходящее напоминает непонятный сценарий, разработанный с таким расчетом, чтобы вовлекать его как можно чаще в различные происшествия и события, которые могли происходить только с ним. Словно это был некий замысел высших сил, создаваемый ими именно для него и для подобных упражнений. Но его аналитический прагматичный ум не отказывался всерьез считаться с подобным предположением. Для этого он был слишком большим агностиком, верившим в безусловную силу разума, способного решать самые сложные задачи без вмешательства потусторонних или высших сил.

Он давно обещал Джил совместный отдых в Испании, куда их приглашали многочисленные знакомые и друзья, но каждый раз что-то срывалось или откладывалось, и Джил терпеливо соглашалась подождать. Теперь, когда дети были уже достаточно взрослыми, они могли позволить себе поездку вдвоем на отдых в Испанию. Она сама выбрала отель «Кемпински», находившийся в полутора километрах от Эстепоны на побережье Коста дель Соль, совсем недалеко от всемирно известной Марбельи, и им уже заранее был заказан номер.

После перелета они поужинали в номере, решив не спускаться в ресторан, находившийся на территории отеля. Всего их в отеле было четыре, и в четвертом гости обычно завтракали. Ночью он неожиданно проснулся. Их двухкомнатный номер-сьют оказался достаточно просторным. В первой комнате стояли два больших кожаных дивана и два кресла по разным сторонам журнального столика. А во второй – спальне – размещались большая двуспальная кровать, встроенные стенные шкафы и компактный письменный стол для работы. А проснулся он от ощущения надвигающейся тревоги, от безотчетного страха, неожиданно овладевшего им.

Он набросил халат и вышел на просторную веранду. Светила яркая луна, перед ним до горизонта расстилалась зеркальная гладь моря, а с правой стороны виднелся кусочек суши. Отсюда в хорошую погоду можно было увидеть африканский берег. Этот ночной пейзаж напоминал сюрреалистическую картину, таившую в себе некую загадочность. Он ясно различал береговую линию. На веранде было достаточно прохладно. Здесь вообще удивительный климат. Благодаря холодному течению, идущему из Атлантического океана, огибая Гибралтар и Пиренейский полуостров, именно в этих местах на побережье Коста дель Соль почти всегда прохладно, и температура моря не поднимается выше двадцати двух – двадцати трех градусов. Тогда как гораздо севернее, у побережья Валенсии, море теплее градусов на четыре-пять.

Почти все номера отеля были с большими просторными верандами, на которых стояли большие цветочные горшки с экзотическими растениями. Система поливки, проложенная прямо по верандам, позволяла увлажнять эти растения, давая им столь необходимую для жизни влагу.

«Что со мной происходит? – недовольно подумал он. – Почему я не могу спокойно заснуть? Откуда это ощущение тревоги и страха?» И посмотрел в сторону спальни, где на своей половине огромной кровати спала Джил, укрывшись легким одеялом. В номере работали кондиционеры. Ему казалось, что он понимает природу своих ощущений, и это было самое неприятное и печальное. Его пугал вид спящей Джил. Да, именно ее присутствие не позволяло ему спокойно заснуть. Признаваться в подобном, даже самому себе, было ужаснее всего. Ему даже стало стыдно, словно она могла услышать его мысли. Он всегда физически ощущал присутствие другого человека рядом с собой. В Москве и в Баку, в своих квартирах, он обычно оставался один, а в их доме под Римом они с Джил имели отдельные спальни. Так было принято в семье графини Джил Вальдано, так было удобнее и ему самому. Теперь же, когда они снова оказались вместе, в одной комнате, он чувствовал ее присутствие, слышал ее дыхание, и это мешало ему расслабиться, несмотря на то, что он ее очень любил.

«Вот так, – продолжали роиться в голове невеселые мысли, – все правильно. Это должно было рано или поздно случиться. Моя психика в результате всех этих расследований и происшествий стала настолько ущербной, что я не заметил, как сам стал немного психопатом». Хорошо, что Джил не проснулась, иначе ему пришлось бы объяснять причину своего внезапного пробуждения. Он привык находиться в одиночестве. Это не значит, что он был аскетом и не терпел присутствия женщин. Но многолетняя привычка никому не доверять, опасаясь возможного предательства, сделала из него почти параноика. Он нахмурился. Кажется, так было с самого детства. Еще мать говорила ему, что он спит как волк, просыпаясь при малейшем шуме и реагируя на каждого, кто входил в его комнату.

Вот и теперь в присутствии любимой женщины он не мог нормально заснуть, чувствуя непонятную тревогу и страх.

Ему уже около пятидесяти, и они женаты достаточно давно, но он настолько привык к своей самостоятельной жизни и к своим расследованиям, что не мыслит существования без этой напряженной работы мысли. Но, с другой стороны, так дальше невозможно жить, иначе он действительно станет просто неадекватным человеком. Он резко повернулся, закрыл за собой дверь на веранду, вернулся в спальню и прошел в ванную комнату, чтобы умыться.

Почти всему миру он известен под именем непонятной птицы Дронго. Конечно, в отеле зарегистрировался под своим привычным именем и фамилией, однако многие уже знают о его расследованиях, и эта кличка становится по-своему нарицательной. Недавно он получил письмо из Соединенных Штатов Америки от поэта Евгения Евтушенко. Тот был наслышан о странном эксперте по имени «Дронго» и решил даже написать шутливые стихи, посвященные расследованиям аналитика. Стихи были хорошие, хотя и немного ернические. Евтушенко справедливо жаловался, что его хорошую знакомую – поэтессу Лиснянскую, родившуюся в Баку, – почти никто не знает и ее книги выходят мизерными тиражами, тогда как о приключениях Дронго знают миллионы людей. В своих стихах он называл поэтессу «Бакиней». Было смешно и даже забавно читать это послание.

Дронго внимательно посмотрел на себя в зеркало и невесело усмехнулся: «В конце концов, ты начнешь подозревать даже самого себя и станешь законченным психопатом».

Многочисленные расследования убеждали аналитика в непостоянстве человеческой натуры, в непостижимой природе зла и добра в каждом индивидууме, в непредсказуемости действий преступников, пытавшихся спрятаться за изощренными уловками. «Нет, – решительно подумал он, – я все еще нормальный человек. Просто, наверное, что-то приснилось, какой-нибудь кошмарный сон, который я не сумел запомнить». Плюс еще работающие кондиционеры, из-за которых в спальне было достаточно прохладно. Плюс присутствие Джил, которую он так зримо чувствовал.

Дронго повернулся, решительно прошел к кровати, лег и накрылся одеялом. Кажется, Джил шевельнулась. Он повернулся к ней. Она улыбалась во сне, и он тоже непроизвольно улыбнулся. В конце концов, нужно помнить, что он хочет провести с этой женщиной оставшуюся часть жизни и дожить с ней до глубокой старости. Значит, нужно чаще бывать дома и выкинуть из головы свои дурацкие фобии.

Он еще не знал, что именно в этом отеле снова проведет расследование очередных преступлений, которые будут настолько продуманными и запутанными, что для их раскрытия понадобится именно такой эксперт, как Дронго. Он закрыл глаза и заставил себя погрузиться в сон.

 

Глава первая

Завтрак в отеле сервировали в ресторане на первом этаже. Как и положено в отелях подобной категории, столы были завалены различными продуктами, где можно было выбрать для себя любые сорта сыра, рыбу, мясо, фрукты, различные выпечки и, конечно, знаменитый испанский хамон. Они спустились вместе с Джил и стояли у стойки метрдотеля, который должен был проводить их к столу, когда за спиной послышался громкий и недовольный женский голос:

– Ты опять ничего не понял, Фигуровский. Мы должны будем поехать туда прямо сегодня, чтобы встретиться с ними. А ты решил, что это будет только завтра.

– Но ты сама говорила, что мы встретимся с ними в среду, – виновато оправдывался мужчина.

– Мы должны были встретиться с ними в среду, но потом решили увидеться в этом клубе во вторник. И не нужно делать вид, что ты ничего не понял. Ты просто не хочешь ехать сегодня в Марбелью и заходить в тот самый ювелирный магазин, в котором мы с тобой уже были.

– Я тебе сказал, что это невозможно. Ты значительно превысила свой возможный лимит. Сколько можно тратить денег на эти побрякушки?

Дронго увидел выражение лица Джил. Она все прекрасно поняла. Незнакомцы говорили слишком громко, не стесняясь присутствия посторонних. А может, они видели стоявших перед ними людей и считали, что эти двое не понимают по-русски. Дронго повернул голову. За их спинами стоял довольно плотный мужчина лет пятидесяти, среднего роста, с большим выпирающим животом, каштановыми волнообразными волосами и круглой головой. Большие очки дополняли его облик. Он был в светлых шортах, доходивших ему до колен, и цветной сине-белой майке. Рядом с ним стояла высокая, выше своего партнера на целую голову, молодая женщина в светлых коротких шортах и белой майке, под которой не было бюстгальтера; правда, она в нем и не нуждалась. Упругая молодая грудь, красивые высокие ноги, светлые глаза, рассыпавшиеся по плечам длинные светлые волосы. Эта блондинка могла быть дочерью господина Фигуровского, так как на вид ей не больше тридцати. Несмотря на то что спустилась в майке и шортах, да еще и без нижнего белья, она не забыла надеть часы известной фирмы с плавающими бриллиантами и обувь на высоких каблуках, делавшую ее еще выше.

– Можно узнать, о каком «лимите» ты говоришь? – ядовито поинтересовалась женщина. – В последнее время ты стал просто непохожим на себя.

– Хватит, Зоя, – уже начиная раздражаться, прервал ее Фигуровский, – мне уже надоели твои вечные упреки. После того как мы сюда приехали, ты уже успела потратить в Марбелье больше трехсот тысяч евро. По-моему, пора остановиться. Еще немного, и ты захочешь этого слона из холла отеля.

В холле отеля Кемпински стояла копия известной скульптуры Сальвадора Дали – слон на вытянутых длинных тонких ногах. Табличка извещала, что оригинал этой скульптуры, сделанной великим испанским художником, можно приобрести, обратившись к менеджеру отеля. Очевидно, Фигуровский говорил именно об этом слоне.

Подошедшая девушка-метрдотель улыбнулась и проводила Дронго вместе с Джил к их столику, – они достаточно легко общались в Испании, так как язык был похож на итальянский, – а затем быстро вернулась за следующей парой. С ними она говорила уже по-русски и провела их к большому столу, накрытому на шесть персон. Очевидно, это была одна из тех сотрудниц, которых нанимали специально для прибывающих туристов из России и стран СНГ. Обычно в пятизвездочных испанских отелях категории «гранд люкс» в штате обязательно предусматривались сотрудники, говорившие по-русски и по-арабски. Европейские языки они хорошо знали, это входило в обязательные условия при приеме на работу в гостиницах подобного типа. В самом «Кемпински» работали, конечно, и немецкие специалисты, для обслуживания своих соотечественников, – ведь эта всемирно известная сеть отелей принадлежала немцам.

– Я что-то не очень поняла, – обратилась Джил к мужу. – Мне кажется, она недовольна тем, что он не хочет покупать ей очередное украшение и не хочет с кем-то встречаться.

– Да, – кивнул Дронго, глядя на прошедшую мимо пару. – Сразу заметно, что он из разбогатевших в последние годы нуворишей, а она – его далеко не первая супруга.

– Может, она его дочь или подруга, с которой он приехал на отдых? – предположила Джил.

– Нет, – ответил Дронго, – она его жена, иначе бы так с ним не разговаривала. Любовницы и подруги, с которыми отдыхают приехавшие толстосумы, обычно разговаривают совсем другим тоном – менее требовательно и не так жестко. Это его молодая жена, которая требует соответствующей «платы» со своего законного супруга.

– Зачем тогда он в таком возрасте берет себе женщину, которая годится ему в дочери? – поинтересовалась Джил.

– Между прочим, у нас тоже довольно большая разница в возрасте, – с долей иронии проговорил Дронго.

– Девять лет, – вспыхнула Джил, – не так много. И не забывай, что у нас несколько другие отношения. Насколько помню, я никогда не позволяла себе разговаривать с тобой в подобном тоне.

– Вы – графиня, госпожа Вальдано. За вами триста лет аристократических корней вашей семьи, – напомнил Дронго. – А она, возможно, раньше торговала бананами, помогая своей маме или бабушке, и пыталась всеми силами пробиться в манекенщицы или стать моделью. У нее совсем иной опыт, чем у тебя.

– Почему бананами? – не поняла Джил.

– Я вспомнил Наталью Водянову, самую известную топ-модель из России. Помнишь, ты рассказывала мне, что познакомилась с ней и ее мужем Портманом, когда была в Лондоне. Она в молодости торговала бананами, помогая родным, а потом выбилась в топ-модели и стала супругой лорда Портмана.

– Насколько я знаю, они собираются разводиться, хотя у них уже трое детей, – напомнила Джил.

– Что только подтверждает мои слова, – слегка усмехнулся Дронго. – Она переросла и свой новый имидж. Успешная женщина, зарабатывающая миллионы очень нелегким трудом, не хочет больше терпеть рядом мужа-бездельника, который в жизни не работал и не заработал ни одного фунта. Когда она впервые попала в Париж, ей хотелось закрепиться и стать достаточно самостоятельной и успешной. А сейчас она понимает, что необходимо развиваться дальше. Все правильно.

– Эта дамочка, которая стояла у нас за спиной, тоже «развивается»? – не скрывая своей иронии, спросила Джил.

– Своеобразным образом. Возможно, она гораздо умнее, чем нам кажется. Понимает, что их брак недолговечен, и пытается выжить из него все возможное. Такое тоже бывает.

Он не успел закончить фразу, когда мимо них прошла компания людей, громко говоривших по-русски. При этом было сразу понятно, что все четверо нерусские. Первая пара была с характерными азиатскими лицами, вторые – явно кавказцы. Они переговаривались, обмениваясь шутливыми репликами. Четверка прошла к большому столу на веранде и весело поздоровалась с сидевшей за столом первой парой.

– Эти тоже говорят по-русски, но они явно нерусские, – заметила Джил.

– Первая пара из Казахстана или Киргизии, – предположил Дронго, внимательно посмотрев в сторону, – нет, скорее из Казахстана. Ему под пятьдесят, ей немного больше сорока. Вторая пара – из Грузии или Армении. Думаю, что из Армении. У грузин совсем другой, более характерный акцент, когда они говорят по-русски. Ему около сорока, ей примерно столько же.

– Как ты можешь определить, откуда эти люди? – удивилась Джил. – Особенно национальность?

– Это достаточно просто. Ты всю жизнь живешь в Европе и, взглянув на человека, почти сразу определяешь его национальность – даже если не совсем точно, то достаточно приблизительно. Итальянца невозможно перепутать с англичанином, немца – с испанцем, скандинава – с греком. А вот если ты будешь смотреть на азиатов или афроамериканцев, они все будут для тебя на одно лицо. Но это не так. Китайцы отличаются от японцев, а те – от вьетнамцев или корейцев. Достаточно присмотреться более внимательно, чтобы сразу понять эти различия. Точно так же на Кавказе. В Москве всех прибывших с юга обычно называют «кавказцами», хотя сами люди, живущие на Кавказе, почти сразу определяют, кто именно перед ними – грузины, армяне, азербайджанцы, чеченцы, лезгины, осетины… Это не так сложно, как кажется.

– Теперь буду знать, – рассмеялась Джил. – Хорошо, что ты иногда соглашаешься путешествовать со мной, чтобы объяснять подобные нюансы.

Рассевшаяся за большим столом четверка оживленно беседовала. Кавказского мужчину называли Паруйром, и Дронго понял, что был прав – это была армянская пара. Его спутницу звали Аидой, что тоже было характерно для армян, обычно дававших детям такие имена, как Гамлет, Отелло, Ромео, Джульетта. Справедливости ради стоит отметить, что и среди азербайджанцев, живших до восемьдесят девятого года в Армении, тоже было много людей с подобными именами. Женщине на вид под сорок, красивое лицо, умные внимательные карие глаза, ровные черты лица, пышные волосы. Она чем-то напоминала Дронго девочку из соседнего класса, которая так нравилась всем мальчишкам. Шестидесятые-семидесятые годы были временем «полифоничного звучания» города, когда в их классах учились представители десятка национальностей – азербайджанцы, русские, армяне, грузины, евреи, лезгины, греки, татары, украинцы.

И среди них была самая красивая на все три параллельных класса девочка – Инна Родина, высокая, похожая на гимнастку, с длинной косой почти до пояса и удивительно правильными чертами лица, в которую были влюблены все мальчики школы. И еще одна девочка – Сати Погосян, которая отличалась особенной красотой и шармом. Ее родители работали в городском ТЮЗе, и Сати сразу после уроков спешила в музыкальную школу, благо та находилась через улицу…

Сидевшая за столом вторая пара обращалась друг к другу по именам, и он услышал их имена – Дастан и Линара. Было видно, что все шестеро приехали вместе, видимо договорившись отдохнуть именно на юге Испании, в этом известном на весь мир отеле.

Обычно по утрам Дронго ограничивался чашкой чая и ломтиком бисквита. Но на отдыхе позволял себе съедать утром яичницу, а здесь, в Испании, не отказывал себе в удовольствии попробовать настоящий испанский хамон из черной свиньи. Предусмотрительные испанцы держали колбасу и мясо из говядины и телятины отдельно от хамона – ведь среди приехавших гостей были евреи и мусульмане. Хотя, кажется, в этом отеле отдыхающие не делились по национальностям, предпочитая пробовать ломтики свеженарезанного красного хамона. По социальному положению гости также не особенно выделялись, так как позволить себе отдых в отелях подобной категории могли только весьма состоятельные люди. Ужин или обед в одном из ресторанов обходился в двести или триста евро на одну пару, что было весьма дорого для страны, в которой цены гораздо ниже общеевропейских.

– Ты так смотришь в их сторону, словно это твои знакомые, – заметила Джил.

– Одна из них напомнила мне девочку из нашей школы, – признался Дронго.

– Может, это она и есть? – улыбнулась Джил.

– Не она, – вздохнул Дронго, – ее звали иначе. И ей должно быть столько лет, сколько мне сейчас, а эта дама гораздо моложе. Нет, это не она. Кстати, я был прав. В этой четверке двое казахи, а другая пара – армяне. Но необязательно, что они из Казахстана и Армении. Вполне возможно, они приехали из России или Украины, а может, даже из Германии или Чехии. Во всяком случае, они знают друг друга достаточно давно.

– На этих курортах всегда много людей, говорящих по-русски, – сказала Джил, – двадцать лет назад в Испании невозможно было найти даже одного человека, приехавшего из России.

– Двадцать лет назад эта страна называлась Советским Союзом, и тогда трудно было выезжать за рубеж по туристическим путевкам, тем более в капиталистическую страну, – объяснил Дронго. – Я был одним из очень немногих людей, кому разрешалось выезжать, но не в качестве туриста, а только в служебные командировки.

– Я всегда подозревала, что ты раньше был шпионом, – рассмеялась Джил.

– Видимо, плохим шпионом, если страна, на которую я работал, развалилась, а мне пришлось стать эксперт-аналитиком, – проворчал он.

– Надеюсь, что здесь ничего подобного не случится.

– Я тоже надеюсь, хотя лучше не загадывать. Слишком много «скелетов в шкафу» у каждого из нас. Если взять любую пару, сидящую за одним из соседних столиков, то можно, проследив их жизнь, обнаружить различные темные пятна, загадочные происшествия, скрытые тайны. Одинаковый набор почти у всех. Не потому, что люди такие плохие или изначально порочные. Просто у каждого есть свои тайны, которые он часто скрывает даже от своего партнера. У каждого из нас в душе свое «кладбище», куда мы никого не пускаем. И там похоронены не только наши друзья, но и наши воспоминания, наши тайны.

– И твое «кладбище» самое большое, – мрачно произнесла Джил.

– Да, возможно, ты права. – Дронго замер, потом тяжело вздохнул.

– В таком случае могу тебе сказать, что у меня нет такого «кладбища». Я никогда и ничего от тебя не скрывала. Во-первых, потому, что люблю тебя до сих пор, а во-вторых, это все равно бесполезно. Мне часто кажется, что ты умеешь читать мысли других людей, предсказывать их возможные действия по малейшим деталям их поведения, угадывать их поступки.

– Тебе не кажется, что ты достаточно субъективна?

– Возможно. А я этого и не скрываю.

Фигуровский и его супруга, поднявшись, пошли наполнять свои тарелки, продолжая о чем-то спорить и не обращая внимания на окружающих. За ними потянулись и остальные две пары.

– Она все-таки заставит его отправиться в Марбелью и потратить еще сотню тысяч евро, – предположил Дронго.

– Не понимаю, как можно так себя вести! – возмутилась Джил.

– Это новая порода, в Москве их называют «кланом новых амазонок», – сказал Дронго. – Молодые женщины, которые умеют выжимать максимум из любой ситуации. Они умудряются находить себе достаточно богатых покровителей, затем выходят замуж за известных спортсменов или бизнесменов. Потом, если карьера у спортсменов не продолжается, а бизнес у бизнесменов идет достаточно вяло, бросают первых мужей и выходят замуж во второй раз, уже имея стартовый капитал. За более успешных спортсменов, бизнесменов, деятелей шоу-бизнеса, даже политиков. Если опять не повезет, пробуют выйти замуж в третий раз. Даже имея одного, двух или трех детей. Для этого необязательно быть самой привлекательной и соблазнительной. Достаточно иметь ясную цель, обладать сильным характером и наработанными связями. Хотя, должен признать, ухоженное тело и симпатичная внешность очень помогают в решении этих вопросов.

– Ты, вижу, большой специалист по этим «амазонкам», – лукаво заметила Джил.

За их спиной раздался негромкий голос – мужчина обращался к своей спутнице:

– Видишь, Михаил Матвеевич тоже здесь со своей супругой.

– У него молодая жена.

– Она у него третья, – пояснил мужчина. – Между прочим, вы с ней ровесницы. Ей тоже в прошлом году исполнилось тридцать, как и тебе.

– Его тянет к молодым, – не успокаивалась женщина.

– Вот именно. Он у нас весьма любвеобильный господин. Только давай сядем так, чтобы эта сволочь меня не увидела. Если бы я знал, что они будут отдыхать здесь всей компанией, никогда бы сюда не приехал.

– Можем и уехать, – предложила женщина.

– Уже поздно. У нас оплачена целая неделя вперед. Придется терпеть их соседство еще несколько дней.

Дронго повернул голову и увидел, как по залу ресторана проходит новая пара. Мужчина – чуть выше среднего роста, худощавый, с запоминающимся аскетическим лицом и коротко остриженными, уже седыми волосами. Женщина выглядела достаточно подтянутой и была одета в светлое легкое длинное платье, а волосы повязала косынкой. Запоминающееся, немного удлиненное лицо, карие глаза, светлые волосы. Обоим, на вид, чуть за тридцать.

– Господин Вязанкин, вы можете пройти на веранду, – услышали они голос метрдотеля, которая обратилась к гостям на русском языке.

– Нет, – возразил мужчина, – я лучше посижу в зале. Спасибо, нам здесь удобнее.

– Новая пара, и, кажется, они не любят этого толстяка, – покачала головой Джил.

– Очень не любят, – кивнул Дронго, – а как ты поняла?

– Он назвал его «сволочью».

– Я при тебе никогда так не выражался. Откуда ты знаешь это слово? – удивился он.

– Не забывайте, господин эксперт, что в нашем римском доме я часто смотрю различные каналы, в том числе и на русском языке, – усмехнулась Джил, – а там иногда говорят такие ужасные слова…

– Понятно. Судя по недовольному виду супруги Фигуровского, он все-таки сегодня не поедет в Марбелью, – заметил Дронго, взглянув на пару, которая продолжала препираться. – Хотя, возможно, ей удастся его переубедить, и тогда он уступит.

– Кажется, мы уже позавтракали, – решила Джил, – пойдем отсюда. Я даже не подозревала, что ты у нас такой крупный специалист по подобным дамочкам. Теперь же начинаю думать, что ты слишком много времени проводишь один, без меня.

Когда они поднялись, Фигуровский и его супруга набирали в свои тарелки колба€сы и сыры, продолжая спорить.

 

Глава вторая

Это было странно и необычно, но он не любил купаться в море. Он вообще был странным человеком. Выросший в Баку, рядом с удивительно теплым морем и длинными песчаными пляжами, предпочитал проводить свободное время за книгами, тогда как большинство его сверстников отправлялись купаться. Может, потому, что он не любил тратить много времени на подобные упражнения. Всего-то надо – войти, окунуться и выйти. Он не совсем понимал, как можно часами пропадать на пляже, и тем более не понимал, как можно специально загорать под солнцем, хотя, как истинный южанин, любил солнце и жару. При сорока градусах по Цельсию в тени чувствовал себя достаточно комфортно. А вот минусовая температура сразу выбивала его из колеи. Может, поэтому он так не любил короткие зимние дни в Москве, когда температура иногда опускалась до критической отметки в двадцать или даже тридцать градусов ниже нуля, и предпочитал на это время уезжать в Баку или в Рим.

Дронго был странным человеком не только в своем непонятном отношении к морю. Он боялся летать на самолетах, не любил кофе и за всю свою жизнь не выкурил ни одной сигареты. Занимаясь в молодости различными видами спорта, уже в зрелом возрасте никогда не ходил в гимнастические залы для поддержания формы и не понимал, как можно проводить время за поднятием тяжестей или бегом на месте. Его по-прежнему больше всего в жизни интересовали новые книги, экзотические маршруты и города, в которых он еще не успел побывать, а также люди, каждый из которых был ему интересен своей индивидуальностью и неповторимостью. Он любил женщин, и женщины отвечали ему взаимностью. Хорошо понимал людей, прощая им их ошибки и заблуждения, но беспощадно разоблачал самых изощренных преступников, полагая, что со Злом можно и нужно бороться, справедливо считая, что Зло обладает куда большей притягательностью, силой, умением притворяться, мимикрировать, видоизменяться, чем Добро. Но в конечном счете Зло – всегда самопожираемая субстанция, и в этой вечной схватке Добра со Злом конечная победа остается за Добром. И он искренне полагал, что борется именно на стороне Света против силы Тьмы. Возможно, успешное расследование многих преступлений пробудило в нем некое сознание того, что у него особая миссия на Земле – противостоять Злу в любом его обличье.

Джил тоже выросла у моря, вилла ее отца находилась на Лигурийском побережье, но в отличие от своего мужа она очень любила купаться и прекрасно плавала. Именно поэтому, когда они спустились вдвоем к пляжу, Джил сразу пошла к воде, а он предпочел остаться в шезлонге, удобно устроившись с новой книгой по мировой архитектуре, которую захватил с собой из Москвы.

Углубившись в чтение, он вдруг услышал, как рядом с ним остановилась у соседних лежаков еще одна пара. Характерный голос женщины спросил:

– Хочешь купаться?

– Да, конечно. А ты разве не пойдешь?

– Нет. Я посижу здесь. – Она добавила несколько слов по-армянски, и муж, кивнув в знак понимания, пошел в воду один. Дронго узнал Паруйра, которого видел сегодня утром за завтраком, а его супруга устроилась совсем рядом на лежаке и закрыла лицо панамой. Кажется, ее звали Аида, вспомнил он. На ней был черно-синий закрытый купальник, на глазах темные очки. Видимо, она решила поспать или просто позагорать.

Увлекшись книгой, Дронго даже вздрогнул, когда раздался телефонный звонок, доносившийся из пляжной сумки Аиды.

– Да, Марина, здравствуй, – услышал он ее голос, – у нас все в порядке. Приехали сюда, в Испанию, целой толпой. Вшестером. И сам Михаил Матвеевич тоже с нами. Да, Зоя тоже здесь. По-моему, не очень. Они все время спорят и конфликтуют. Нет, я не думаю. Если так будет все время продолжаться, ему это просто надоест. Не знаю, Марина, это его дело, я в такие игры не играю. Нет, нет. Мы пробудем здесь еще пять дней. – Затем она довольно долго слушала свою собеседницу, не перебивая ее, и наконец сказала: – Все правильно. Только ты забыла, что это уже третий его брак. Он сам решает, как ему удобнее жить. Конечно, Паруйр был очень недоволен его решением по поводу слияния компаний. Он так ему и сказал, но разве можно переубедить Фигуровского? Если он что-то решил, его уже никак не заставить отказаться от этого решения. Хотя Паруйр сразу сказал, что теряет на этом почти полтора миллиона своих денег, Фигуровский даже не захотел его выслушать.

Марина в ответ что-то долго говорила в трубку, пока Аида не перебила ее:

– У нас так не получится. Мы не готовы к подобным решениям и, наверное, никогда не будем готовы. Да, спасибо, Марина. И тебе тоже. До свидания. Обязательно передам твой привет. Спасибо.

Она убрала телефон в сумку и взглянула на сидевшего рядом незнакомца. Он как раз закрыл книгу и стал держать ее в правой руке так, что она смогла увидеть название и понять, что он читает по-русски. Аида сняла очки и нахмурилась.

– Вы понимаете по-русски? – спросила она.

– Да, – ответил Дронго, – понимаю.

– И слышали, как я разговаривала по телефону. Извините, я думала, что вы итальянец или испанец. Кажется, вы говорили со своей знакомой по-итальянски.

– Это моя супруга. Она итальянка.

– Тогда все понятно. Вы, кстати, тоже очень похожи на итальянца. Но, судя по всему, вы с Кавказа. Из Тбилиси?

– Нет, из Баку.

– А я из Еревана, – усмехнувшись, сказала она без всякого вызова, просто для информации.

– Это я уже понял. Слышал, как вы с мужем обращаетесь друг к другу. Паруйр – типично армянское имя.

– Зато Аида встречается и у итальянцев, – заметила она.

– Встречается, – согласился Дронго, – но вы иногда машинально переходите на армянский, и перепутать просто невозможно.

– Вы понимаете армянский?

– Нет. Хотя в Баку жили достаточно много людей, говоривших на армянском языке.

– Это я знаю, у нас там были знакомые. Вы давно приехали в этот отель?

– Два дня назад.

– А мы здесь уже четыре, – сообщила она, – приехали всей компанией, вшестером.

– Это я тоже успел заметить. А вы раньше бывали в Испании?

– Только один раз, в Барселоне. Три года назад. Но здесь мне нравится гораздо больше.

– Значит, вы все работаете в одной организации?

– Не совсем. Мы скорее партнеры, поэтому и решили отдохнуть все вместе. Хотя, полагаю, это была не самая лучшая идея. Отдыхать нужно в одиночку, чтобы не переносить сюда все проблемы.

У нее опять зазвонил телефон. Аида извинилась и достала трубку. На этот раз звонила кто-то из ее родственниц. Она довольно быстро завершила разговор и убрала телефон в сумку. Затем снова взглянула на своего соседа и неожиданно предложила:

– Наверное, нам нужно познакомиться. Вы все время живете в Италии?

– Временами. Чаще в Москве или в Баку.

– Тогда понятно. А мы в основном в Москве. Аида Казарян и мой муж – Паруйр Торосян. Мы с ним бизнесмены. Только он занимается металлами, а я – косметическими салонами.

– Очень приятно. Меня обычно называют Дронго. Я – эксперт-аналитик по вопросам преступности, а мою супругу зовут Джил Вальдано.

– У вас очень красивая жена.

– Спасибо. Я могу сказать, что вашему супругу тоже повезло.

– Надеюсь, – рассмеялась она, – будем считать, что в наших парах повезло всем четверым.

Паруйр вышел из воды и быстрым шагом направился к жене. Она снова надела темные очки. Подойдя, он что-то негромко сказал ей. В это время вернулась и Джил, и обе пары разошлись в разные стороны.

– Я обратила внимание что ты разговаривал с этой симпатичной брюнеткой, загоравшей рядом с тобой, – заметила Джил. – Кажется, она одна из тех, кто говорил в отеле по-русски.

– У тебя хорошая память, – ухмыльнулся Дронго, и больше они эту тему не обсуждали.

Вечером Дронго и Джил заказали столик на террасе в ресторане средиземноморской кухни «Ла Бриза». Кроме этого ресторана, в отеле было еще два. Ресторан испанской кухни – под аркадами левого крыла, и рыбный ресторан в стеклянном павильоне рядом с пляжем. И если приглашенные повара ресторанов работали безупречно, то набранные местные официанты умудрялись испортить все впечатление своей нерасторопной работой и частыми опозданиями. В пик летнего сезона в отеле набирали слишком много местных жителей, которые проходили всего лишь ускоренную подготовку и не всегда соответствовали ресторанам такого класса.

По ночам многие гости заказывали спиртное, благо выбор вин был достаточно большим. Дронго обычно заказывал местное испанское вино хорошего качества. Они сидели с Джил за столиком, когда рядом устроилась чета Вязанкиных.

– Кажется, этой компании нигде нет, – заметил мужчина, оглядываясь по сторонам.

– Я сегодня с такой опаской шла на пляж, – призналась женщина, – все боялась, что он меня узнает.

– Вряд ли, – возразил Вязанкин, – прошло больше пяти лет. Хотя кто знает, вполне возможно, что он тебя запомнил. Ты, наверное, одна из очень немногих, кто посмел ему отказать.

– И поэтому он должен был меня запомнить, – поняла женщина. – Эх, Виталий Вязанкин, ты очень наивный человек.

– Надеюсь, что еще долго буду таким, – пробормотал Вязанкин. – А ты, Светлана, все еще боишься его?

– Опасаюсь, – призналась она, – во всяком случае, мне не хотелось бы с ним встречаться и разговаривать. Возможно, он даже не помнит меня, ведь в его жизни было столько разных интрижек.

– Если бы ты вышла за меня замуж, все могло быть совсем по-другому.

– Мы уже много раз обсуждали эту тему, Вязанкин. Не забывай, что у меня растет сын, а у тебя есть дочь. И мы не должны спешить. Иначе мой бывший муж увезет сына к себе, и я не смогу его вернуть. Ты должен меня понимать.

– Надоело жить все время с оглядкой. Пока ты работала у Фигуровского, нужно было терпеть этого борова. Вдобавок проблемы с твоим бывшим мужем. Слишком много проблем, тебе не кажется?

– Не нужно так говорить, – попросила Светлана, – все скоро закончится. Мальчику уже двенадцать. Через два года он станет достаточно взрослым, чтобы самому выбирать, где ему хочется жить, и тогда мы сможем официально оформить наши отношения.

– Надеюсь, – вздохнул Вязанкин.

Джил, слышавшая этот разговор, покачала головой.

– Судя по их словам, тот полноватый господин со своей молодой и весьма требовательной супругой – не очень хороший человек, если они о нем так отзываются, – сказала она по-итальянски.

– Им нужно отсюда срочно уехать, – почему-то разволновался Дронго. – Судя по их разговору, с тем господином их связывает какая-то давняя неприятная история. И они напрасно испытывают судьбу. Территория отеля не такая большая, и рано или поздно они с ним все равно столкнутся.

– Пусть они сами решают, как им поступать, – предложила Джил, – а мы лучше допьем это прекрасное вино. Пью за тебя! – Она подняла свой бокал.

– А я за тебя, – улыбнулся Дронго.

После ужина они вышли погулять по пляжному берегу. Ужины в Испании традиционно очень поздние, и на часах было уже около одиннадцати вечера. У стеклянного павильона рыбного ресторана прогуливалась еще одна знакомая пара, которую они видели сегодня утром, – Дастан и Линара. Он был одет в белые брюки и светлую рубашку, на ней – легкое платье кремового цвета. На вид Дастану около сорока, характерные раскосые глаза, немного короткие ноги, достаточно развитый торс, темные волосы, уже тронутые сединой. Линара была ненамного моложе. Запоминались ее большие глаза навыкате и несколько тяжелый подбородок. Они не обратили никакого внимания на проходивших мимо Дронго и Джил, тем более что слышали, как незнакомая пара переговаривается по-итальянски. Дастан, обращаясь к супруге, сказал:

– Зоя все-таки увезла Михаила Матвеевича в Марбелью. Кажется, она хотела купить какое-то ювелирное украшение.

– Эта дамочка – просто настоящий вампир, – убежденно произнесла Линара. – Жуткая агрессия в сочетании с безапелляционной уверенностью в своей правоте. Я иногда ей завидую. У меня так не получается разговаривать с Фигуровским.

– Твой отец должен был дать ему в компаньоны не тебя, а твоего брата, – недовольно заметил Дастан, – все знали, какая хватка у Михаила Матвеевича.

– Мой брат не стал бы из-за бизнеса переезжать в Москву, – возразила Линара, – он уже четыре года живет в Нью-Йорке и вскоре собирается получать американское гражданство. И у него там свой налаженный бизнес. Поэтому отец решил, что будет правильно, если компаньоном Фигуровского стану я. Тем более что я окончила институт по этому профилю и всегда помогала отцу в его работе.

– Он просто не понимал, с каким монстром тебе придется работать, – тем же недовольным тоном продолжал Дастан. – А насчет Зои ты права, можно сказать, они нашли друг друга. После двух разводов Фигуровский получил такую стерву, о которой можно только кино снимать. Между прочим, она раньше была супругой футболиста Клецкова. Помнишь, был такой известный футболист – Олег Клецков?

– Не помню. Ты ведь знаешь, что я не интересуюсь футболом.

– Он играл за сборную, выступал в английских и немецких клубах, считался одним из лучших полузащитников. А потом получил одну травму, вторую, начал хуже играть, вылетел из состава сборной и приехал играть за местные клубы. Кажется, сейчас он как раз в Казахстане, играет за какую-то нашу команду. Естественно, теперь ему платят в сто или в тысячу раз меньше, чем раньше. Вот она его и бросила, быстро найдя замену в лице Фигуровского.

– Я всегда удивляюсь, как эти дамы умудряются так ловко устраиваться, – заметила Линара.

– Их «особый капитал» – тело и лицо, которым они успешно торгуют, – пояснил Дастан, – в общем, все правильно. Красивая женщина должна получать дивиденды за свою красоту.

– А умная должна умирать с голоду? – недовольно спросила Линара.

– Нет. Умная может заработать и сама, а красивой нужен богатый муж. В общем, все правильно, – повторил он, – все так и должно быть…

– Твоя первая супруга тоже была достаточно симпатичной, – тихо напомнила Линара.

– У нас другой случай, – рассмеялся Дастан. – Мы поженились еще студентами, и оба не совсем представляли себе, что такое настоящий брак, поэтому довольно быстро расстались. А когда я женился на тебе, мне было уже за тридцать и я был достаточно взрослым и ответственным человеком.

– Но Гулсум была очень красивой молодой женщиной, – повторила Линара, – неужели ты ее не вспоминаешь?

– Мы расстались уже давно, – ответил Дастан, – и она явно не похожа на Зою Фигуровскую-Клецкову. Другой типаж, другие взгляды. Она всегда была немного романтической дурочкой. Можешь себе представить, вышла замуж за какого-то инженера и, оставив столицу, уехала с ним в Ташкент. Такой идиотизм!

– Откуда ты знаешь?

– Встретил в прошлом году в аэропорту ее младшую сестру, и она мне все рассказала. Гулсум всегда была немного непрактичной, и, признаюсь, ее выбор меня не очень удивил. Вот такая история. Нет, я, к счастью, не имел дела с такими женщинами, как Зоя. Ни моя первая жена, ни ты совсем на нее не похожи. И надеюсь, что никогда не будете похожи.

– Надеюсь, – улыбнувшись, согласилась Линара. – Представляю, как трудно достичь такого совершенства в вымогательстве подарков. Слава богу, что мне не приходится так унижаться. Отец всегда говорил мне, что у женщины должен быть свой счет, чтобы она не зависела от мужа. Но раз Фигуровский все-таки согласился поехать, значит, она молодец, сумела добиться своего. А это самое главное.

Они повернули к зданию отеля.

– Такое ощущение, что мы специально ходим и всех подслушиваем, – хмыкнула Джил, взглянув на Дронго.

– В отеле живет человек сто пятьдесят, поэтому мы встречаемся почти со всеми, – ответил он. – И не забывай, что они так громко и уверенно разговаривают еще и потому, что принимают нас за иностранцев, не понимающих их языка.

– А я чувствую, будто попала в Москву, где все говорят по-русски, – заметила Джил.

– Сейчас по-русски говорят почти на всех известных курортах, – сказал Дронго, – и это необязательно только русские. Этот язык связывал все народы бывшего Советского Союза. Через русский язык становились известными местные поэты и писатели; каждый из них мечтал быть переведенным и опубликованным именно на русском, так как это открывало дорогу в большую литературу. Сейчас на этом языке говорят граждане Украины и Казахстана, Латвии и Киргизии, Беларуси и Азербайджана, Узбекистана и Молдовы. В некоторых республиках по-русски говорят гораздо меньше – это Литва, Эстония, Грузия, Армения. Но, в общем, русскую речь можно сейчас услышать на лучших высокогорных курортах Швейцарии и Австрии, в Китае и Америке, на Лазурном Берегу, почти на всех испанских курортах, и даже в Стамбуле, где русский становится вторым после турецкого. Представляю, как «переворачиваются в гробу» турецкие султаны, столько лет воевавшие с Россией. Хочу тебе честно признаться: это действительно удивительный язык. Если бы я был русским человеком, тогда все было бы понятно – просто расхваливаю свой язык. Но я нерусский и, возможно, поэтому могу абсолютно объективно и честно оценить великий язык Пушкина и Толстого, Достоевского и Чехова, Гоголя и Пастернака. Собственно, я всегда тебе говорил, что для меня вся литература делится ровно пополам – мировая и русская. Такой совестливости, такой исповедальности, такого проникновения в души людей, такой откровенности и вместе с тем такой высоконравственной литературы нет больше нигде в мире.

– А итальянская литература? – ревниво спросила Джил. – Забыл? От Данте, Петрарки, Боккаччо, Тассо до Пиранделло, Моравиа, Павезе, Кальвино и твоих личных знакомых Умберто Эко и Дарио Фо. Тебе не кажется, что ты не совсем объективен?

– Возможно, – согласился Дронго, – но я говорил о пространстве бывшего Союза, когда русский язык и русская литература объединяли писателей разных национальностей, верований и языков. Ты можешь справедливо сказать, что есть великая литература на английском, французском, испанском, немецком, японском, китайском, арабском, фарси… перечислять можно долго. Но я все-таки останусь при своем мнении – вся литература делится ровно пополам.

– Жаль, что мне трудно даются книги на русском, – задумчиво произнесла Джил, – легче читать на английском и французском. Но я постараюсь. Особенно хочется почитать Чехова. Мне кажется, что если я смогу одолеть его на русском языке, то узнаю тайну его пьес, которую разгадать просто невозможно.

Они вошли в здание отеля, поднялись по лестнице в просторный холл и увидели супругов Фигуровских. У Зои в руках было сразу несколько больших пакетов. Очевидно, ей удалось убедить супруга «увеличить ее лимит» еще на одну сотню тысяч. Дронго и Джил проводили их веселыми взглядами и расхохотались. Они еще не знали, что уже послезавтра вечером в отеле произойдет загадочное убийство.

 

Глава третья

Утром они спустились к завтраку перед самым закрытием ресторана. Впрочем, большинство отдыхающих так и делали, просыпаясь довольно поздно. Сказывались к тому же и поздние ужины. Уже известная компания, состоявшая из трех семейных пар, располагалась за большим столом на веранде. Они успели прийти сюда еще несколько минут назад и теперь ждали официантов, обмениваясь репликами. Официанты быстро расставляли приборы, несли тарелки, кофейники, чайники, чашки. Сегодня было довольно прохладно, и Дронго вместе с Джил прошли на веранду, так как внутри ресторана свободных столиков уже не было. Увидев их, Аида кивнула Дронго в знак приветствия. Он вежливо поздоровался.

Буквально вслед за ними появился и Вязанкин со своей подругой. Они тоже вышли на веранду, хотя было заметно, как не хотелось Вязанкину проходить мимо большого стола, за которым сидел Фигуровский. Тот равнодушно взглянул на проходившую мимо пару, видимо, не узнал их. Вязанкин демонстративно уселся спиной к большому столу. Рядом устроилась Светлана.

Через некоторое время вся шестерка поднялась, чтобы пройти к столам, где можно было выбрать соответствующую еду. Только Паруйр чуть замешкался – в этот момент ему кто-то позвонил на мобильный телефон. Он быстро пробормотал в трубку нечто невнятное и присоединился к своей компании. Пока они наполняли свои тарелки, Вязанкин и его спутница терпеливо ждали, когда Фигуровский и его супруга вернутся к столу, и тогда Вязанкин, быстро поднявшись, прошел мимо большого стола.

Дронго взглянул на Джил. Она налила себе кофе с молоком и собралась пройти к столам, чтобы выбрать себе продукты на завтрак. Дронго присоединился к ней, попросив повара сделать ему яичницу. За свой столик они вернулись через несколько минут. За соседним столиком Аида недовольно заметила:

– Наверное, кофе уже холодный.

– А я не пью очень горячий, – ответил ей Фигуровский.

– Сейчас попрошу официанта принести еще один кофейник, – предложил Паруйр.

Подскочивший официант налил Аиде кофе из свежего кофейника.

– Здесь хороший кофе, – произнесла она, взяв чашку и сделав несколько глотков.

Официант налил кофе и Зое, супруге Фигуровского. Она не успела потянуться за своей чашкой, как Фигуровский сделал из своей большой глоток и тут же громко закашлял. Расплескивая кофе, поставил чашку обратно на стол.

– Что случилось? – спросила Зоя. – Кофе оказался слишком горячим?

– Нормальный, – ответила за него Аида. Но Фигуровский продолжал кашлять. Лицо его побагровело, он словно задыхался. Зоя быстро поднялась и сильно хлопнула его несколько раз по спине, словно он подавился чем-то. На них уже стали обращать внимание остальные посетители. Было видно, что Фигуровский с каждой минутой чувствует себя хуже и хуже. Сидевший в углу веранды неизвестный гость, с выбритой головой и резкими чертами лица, даже поднялся, показывая официантам на бизнесмена. У него была седая щеточка усов, серые глаза, большие уши, прижатые к идеальному черепу. Один из официантов быстро принес большой стакан холодной воды, и Михаил Матвеевич залпом выпил воду, жестом попросив официанта принести еще один стакан. После второго стакана ему стало гораздо лучше, он даже попытался улыбнуться, достав носовой платок и вытирая выступившие слезы, но лицо по-прежнему оставалось багровым.

– Все нормально, – прохрипел он, – ничего страшного. Наверное, подавился хамоном. Взял слишком большой кусок.

– Вы всегда берете слишком большие куски, Михаил Матвеевич, – достаточно саркастически заметил Паруйр.

– Да, – согласился Фигуровский, – у меня такой характер.

Однако ничего больше он есть не захотел. Было заметно, что он все еще не пришел в себя. Зоя испытующе смотрела на своего мужа. Тот улыбался и пил воду, не притрагиваясь ни к еде, ни к своему кофе.

Аида и Линара переговаривались, не понимая, что именно произошло. Паруйр предположил, что Фигуровский подавился большим куском хамона, Дастан возразил, что это могла быть косточка от сливы. Как бы там ни было, Фигуровскому дали еще стакан воды, и он тут же выпил его. Зоя пожала плечами и вернулась на свое место. Фигуровский снова закашлялся, правда, на этот раз слабее прежнего. Вдруг он неожиданно произнес:

– Нужно вообще меньше есть. Мой диетолог считает, что я должен проходить специальные курсы для похудения, и мне необходимо сбросить десять – пятнадцать килограммов. Наверное, он прав. Утром я как раз не забыл принять свое лекарство.

– Тебе нужно меньше есть, – раздраженно проговорила Зоя, – чтобы нас так не пугать.

Все расслабились, начали громко разговаривать, шутить. Официант отошел от их столика, а наблюдавшая за ними дежурная облегченно улыбнулась. Джил, взглянув на Дронго, заметила:

– Он действительно очень тучный человек.

– Возможно, – согласился Дронго, – ему действительно следует похудеть.

Справа от них сидела семейная пара иностранцев. Достаточно молодые, где-то около сорока. Мужчина – светловолосый, даже скорее белобрысый, с круглым лицом, в очках, с пухлыми губами, одет в длинные коричневые шорты и белую майку. Женщина – в купальном костюме, обмотанная прозрачным парео вокруг пояса, темные волосы затянуты ленточкой. Светлые глаза, ровные черты лица. Очевидно, они из Финляндии, так как оба говорили по-фински. Во всяком случае, так ему показалось. Или это не совсем финский? Мужчина попытался подняться, чтобы оказать помощь Фигуровскому, когда тот начал задыхаться, но супруга удержала его за руку, что-то быстро сказав. Дронго еще подумал, что самыми сложными языками в Европе традиционно считали финский и венгерский.

Фигуровский и его компания быстро ушли, а оставшиеся на веранде Вязанкин и его спутница начали громко обсуждать произошедший эпизод.

– Нажрался и начал рыгать, – зло пробормотал Вязанкин. – Все ему мало, все ему кажется недостаточно.

– Не нужно так говорить, – попросила Светлана. – Я так испугалась, когда он стал задыхаться. Он так сильно покраснел.

– Похоже, что ты до сих пор хорошо к нему относишься, – несколько ревнивым голосом произнес Вязанкин.

– Мне просто стало его жалко, – призналась она.

– А вот он тебя не пожалел, когда выгнал с работы. И меня не пожалел, когда разорвал контракты. Ты все забыла? Короткая же у тебя память. Он самый настоящий сукин сын. Просто прошло уже пять лет, и он нас с тобой не узнал. Или еще хуже – узнал и сделал вид, что не узнает.

– Вязанкин, почему ты такой злой?

– А ты, Хворостова, почему такая добрая, готовая все забыть и простить? Я лично – не готов. Давай уйдем отсюда, а то мы снова начнем ссориться, а я не хочу, чтобы кто-нибудь из гостей услышал наш спор и решил, что мы приехали сюда специально следить за этим прохвостом. Пойдем…

Они поднялись, направляясь к выходу. Почти сразу следом за ними вышла финская пара. Женщина что-то негромко говорила своему спутнику, и тот кивал, соглашаясь с ней.

Джил взяла свою чашку с кофе и усмехнулась.

– Кажется, это кофе так на него подействовал. Может, у него аллергия?

– Вряд ли, – возразил Дронго, – иначе он вообще не стал бы его пить.

Они пошли к выходу. Неожиданно Дронго достал из кармана носовой платок и, проходя мимо стола, за которым сидел Фигуровский, опустил краешек платка в его чашку.

– Что ты делаешь? – испуганно спросила Джил.

– Ничего. Просто я подумал о своем. Вечная привычка видеть во всем нечто подозрительное. Наверное, у меня развилась своеобразная мания преследования, – пробормотал он.

– Тебе нужно бросать свое ремесло, – убежденно сказала Джил.

Они поднялись в холл. Проходя мимо стойки портье, Дронго обратил внимание на женщину, которая направлялась в их сторону. Эти высоко поднятые скулы, немного раскосые глаза, темные волосы, чувственные губы! Женщине было явно за сорок, но она сохранила свою пластику и достаточно стройную фигуру. Увидев Дронго, она остановилась, и по ее округлившимся глазам он понял, что она его узнала. Он тоже сразу ее узнал, тем более что встречались они совсем недавно, полтора или два года назад. Или даже чуть раньше…

– Здравствуйте, синьор эксперт, – шагнула к нему незнакомка. Она говорила на итальянском, точно зная, что Дронго ее поймет.

– Добрый день синьора Гуарески, – заставил себя улыбнуться Дронго.

Она обняла его и поцеловала в щеку. Небрежно кивнула Джил, бросив на нее мимолетный равнодушный взгляд, и снова повернулась к эксперту:

– Как я рада тебя видеть!

– Я тоже рад, – не очень искренне пробормотал он. – Разрешите вас представить друг другу. Графиня Джил Вальдано, моя супруга, и синьора Стефания Гуарески, известный итальянский адвокат.

– Очень приятно, – протянула ей руку Джил.

Стефания слегка замешкалась, затем, спохватившись, протянула свою.

– Да, конечно, мне тоже приятно. Я не знала, что у такого известного эксперта супруга из рода Вальдано.

– Кажется, он сам в этом еще не уверен, – пошутила Джил.

– Ты… вы здесь отдыхаете? – поинтересовалась Стефания.

– Да. Мы приехали на несколько дней. А вы здесь одна?

– Конечно, нет, – улыбнулась синьора Гуарески, – со мной мой друг Освальдо. Мы решили заехать сюда, а потом полетим в Лос-Анджелес. Как вы живете? Жаль, что мы не встретились раньше. А с Каролиной после того случая вы больше не виделись?

Вопросы становились опасными, и Дронго невольно покосился на Джил. Кажется, впервые он оказался в подобной глупой ситуации.

– Я с ней больше никогда не виделся, – пришлось ему признаться. А про себя он подумал: «Представляю, как могла бы отреагировать Джил, если бы узнала о происшедшем на Мадейре свидании». Тогда в его номере оказались обе женщины, и они провели ту ночь втроем. Причем инициаторами подобного необычного свидания были именно они.

– Жаль, – спокойно сказала Стефания, ей словно нравилось его дразнить, – а я все время думала о вашем благородстве. Вы поступили тогда необычайно деликатно, разрешив ей уехать.

Еще не хватает, чтобы она вспомнила, при каких обстоятельствах они встречались. Нет, нужно завершать этот опасный разговор.

– Я просто проводил расследование и понял, что ее вина не столь убедительна, как казалось вначале, – пробормотал Дронго.

Стефания улыбнулась. Кажется, она считала достаточно забавной ситуацию, в которой они оказались. В этот момент из кабины лифта вышел тот самый лысый господин, с головой, напоминающей идеальный бильярдный шар, и поспешил к ним.

– Позвольте вас познакомить, – очаровательно улыбнулась Стефания, – это мой друг Освальдо Ферман, а это – господин Дронго. Он известный в мире эксперт. И его супруга – графиня Вальдано.

– Дронго? – переспросил Освальдо, протягивая руку. – Что это такое? Кажется, есть такая птица?

– Да. Меня обычно так называют, – сказал Дронго, пожимая пухлую ладонь Освальдо.

– Весьма необычно, – заметил Освальдо, протягивая руку и Джил. – А по каким вопросам вы эксперт? Финансовые консультации? Сейчас все заняты в этом бизнесе.

– Нет. Я эксперт по вопросам преступности.

– И очень известный эксперт, – добавила Стефания, – можешь мне поверить.

– Как интересно. А я как раз эксперт по финансовым вопросам, – сообщил Освальдо. – Значит, мы оба – эксперты. Очень забавно. Вы собираетесь долго здесь пробыть?

– Несколько дней.

– Тогда увидимся вечером за ужином, – предложил Освальдо, – посидим после ужина в баре, если вы не возражаете.

– Обязательно, – согласился Дронго.

Стефания кивнула им на прощание, еще раз взглянув на Джил, на этот раз внимательнее, словно оценивая молодую женщину. Ее фигуру, молодость, цвет лица, платье, даже выражение ее глаз. Затем перевела взгляд на Дронго, и в ее глазах мелькнули вызов и усмешка. Он понял это и, вежливо улыбнувшись Стефании, подумал: «Только этого не хватало, встречаться с ней, когда рядом ее друг и моя жена. Кажется, синьора Гуарески все так же предпочитает самый экстремальный секс».

– Ты ничего не хочешь сказать? – спросила Джил, когда эта пара наконец отошла от них.

– Я должен что-то объяснять? – очнулся от своих мыслей Дронго. – Это просто моя знакомая.

– Если не хочешь, можешь ничего не говорить, – предложила Джил.

– Хочу. Мы познакомились с ней на Мадейре. Помнишь, я тебе рассказывал о том, как там начался ураган и мы оказались отрезаны от Большой земли. Тогда там пропала уникальная кукла, и никто не знал, куда она могла исчезнуть. Мне пришлось искать куклу и ее похитительницу. Кстати, Каролина, о которой она говорила, и была той похитительницей.

– И поэтому вы так близко подружились с синьорой Гуарески? – Джил все-таки обратила внимание на более чем дружеский поцелуй Стефании.

– Мы с ней действительно подружились, – признался он. Лгать дальше не хотелось, а говорить правду было невозможно.

– Кажется, я должна начать ревновать, – заметила Джил, – но ты так спокойно отвечаешь, что я даже не знаю, как реагировать.

– Могу сказать то, о чем всегда тебе говорил. Возможно, я не самый идеальный муж. Возможно, иногда позволяю себе увлекаться, особенно находясь достаточно далеко от тебя. Но ни разу в жизни я даже не думал о том, чтобы поменять тебя на какую-то другую женщину. В этом смысле я тебе никогда не изменял. Этого достаточно?

– Не совсем, – улыбнулась она. – Не думаю, что подобный ответ мог бы удовлетворить какую-либо женщину. Но ответ по-своему честный. Хотя и лукавый. И твои «увлечения» мне тоже не особенно нравятся.

В таких случаях лучше промолчать. Он уже и так сказал гораздо больше, чем следовало. Кажется, Джил успокоила только разница в возрасте – Стефания была явно старше нее. У женщин вырабатывается своеобразное чувство соперничества и зависти к более молодым конкуренткам и снисходительное чувство собственного превосходства к более старшим. «Надеюсь, что Стефания будет вести себя гораздо спокойнее в присутствии своего друга», – подумал Дронго. Хотя, учитывая раскованность и свободный образ мыслей синьоры Гуарески, поручиться невозможно. В любой момент она может выкинуть все, что угодно. Нужно постараться избегать встреч с этой парой и сделать все, чтобы они меньше контактировали друг с другом, иначе Джил действительно может обидеться. Он покосился на жену. Кажется, она о чем-то задумалась. Только ревности Джил ему не хватало для полноты ощущений! Он пока не знал, что уже вечером следующего дня произойдет событие, которое опрокинет все его прежние страхи и сомнения, породив новые, еще более опасные, когда меньше всего будет вспоминаться прежняя встреча со Стефанией.

 

Глава четвертая

Эстепона и отель находились почти на самом краю Европы – там, откуда начинается не только Испания, но и вся континентальная часть Европы. Из-за достаточно холодного течения в этих местах обычно бывает более чем прохладно. Сегодня днем снова поднялся ветер, и Дронго с Джил решили пообедать в Марбелье, отправившись туда сразу после завтрака. В этом курортном городе жизнь не прекращалась ни на минуту, особенно по ночам, когда работали ночные клубы, рестораны и бары. В отличие от Сен-Тропе и Лазурного Берега Марбелья считалась более демократичным курортом, где можно было найти клубы и рестораны по своим возможностям и кошелькам. К тому же недалеко отсюда находилась знаменитая Ибица, где миллионеры и бомжи одинаково раздевались, предпочитая смешиваться с остальными нудистами. Несмотря на такое обилие обнаженных тел, опытные женщины сразу угадывали среди них богатых и очень богатых людей.

Когда Дронго с женой уже подъезжали к центру города и проехали мимо нескольких закрытых клубов, выходивших на пляж, Джил неожиданно поинтересовалась, каким образом можно узнать в абсолютно голом человеке богатого владельца яхты или мультимиллионера, если на нем нет ни часов стоимостью в сотни тысяч долларов, ни дорогой одежды, ни ключей от автомобиля ручной сборки, ни телефона «Вирту»? Как «женщины-охотницы» безошибочно вычисляют в толпе голых мужчин очень богатых людей? Ведь на элитный пляж может попасть и не очень богатый, заплатив входную плату или каким-то образом став членом клуба.

– Это не так трудно, как ты думаешь, – пояснил Дронго, – даже голые люди очень сильно отличаются друг от друга. Выражение глаз, походка свободного и абсолютно уверенного в своей силе человека, ведь большие деньги позволяют ему держать спину прямо. Затем запах его парфюма или лосьона после бритья – у очень богатых людей запахи бывают соответствующие. Стильная прическа. И, наконец, самое важное – руки и ноги, особенно ноги, по которым можно почти безошибочно узнать богатого человека.

– У них ноги растут иначе, чем у остальных? – пошутила Джил.

– Нет. Ноги такие же. Иногда даже не очень красивые. Это только в сказках и в кинофильмах бывают миллионеры-красавцы, похожие на греческих богов. В реальности они вполне могут быть с заметным животом или другими жировыми наслоениями, хотя справедливости ради стоит признать, что очень богатые люди весьма пристально следят за своим здоровьем и своей фигурой. Самое главное – педикюр на ногах. Его позволяют себе достаточно обеспеченные. Посмотри внимательно на ноги мужчины, и ты сразу определишь его материальный достаток. Руки иногда приводят в порядок и не очень богатые, но потратиться на педикюр могут только вполне обеспеченные господа. Это тоже показатель. И потом, не забывай, что в дорогих парикмахерских мужчинам не просто стригут голову и сотворяют оригинальные прически. Им убирают волосы из ушей, чистят носы от торчащих волосинок, которые всегда выглядят неэстетично, аккуратно поправляют брови. Наконец, косметологи убирают бородавки и родинки, которые могут быть в разных местах на лице, выдавая в их хозяине плебея. Эти детали сразу показывают руку элитного мастера и мужчину, согласного потратить несколько сот долларов на свою внешность, что тоже явное свидетельство его материального благополучия.

– Целая наука, – поняла Джил, – боюсь, мне ее так и не постигнуть. Я, к счастью, не бываю на нудистских пляжах. Ты знаешь, что мои подруги даже смеются надо мной! Но мне трудно преодолеть смущение и раздеться в присутствии сотен других людей.

– Можешь не переживать, – рассмеялся Дронго. – Я до сих пор боюсь ходить в немецкие сауны, где обычно моются все вместе – мужчины и женщины. Никак не могу привыкнуть. Но я восточный мужчина, со мной все понятно. А вот ты – европейская женщина, которая не вписывается в реалии современной и свободной Европы. Насколько я помню, ты осуждала и однополые браки.

– Какой кошмар, – вздохнула Джил, – не понимаю, как католическая церковь может терпеть такое! Просто не понимаю и никогда не пойму.

– В одной из самых католических стран мира – в Испании – подобные браки уже разрешены, – напомнил Дронго. – Я уже не говорю о пуританских Штатах или Великобритании. Ты отстаешь от жизни.

– Наверное, отстаю, – согласилась Джил. – Но мне кажется, что подобными разрешениями мы разрушаем традиционную Европу, создавая некий гибрид какого-то аморфного общества, лишенного нравственности и своей идейной идентичности.

– Вы слишком категоричны, графиня, – пошутил Дронго.

– И слишком отстала от жизни, – грустно призналась она, – может, поэтому и вышла замуж за тебя. Надеюсь, что в соответствии со своей религией ты не станешь брать четырех жен и четыреста наложниц.

– Я не справлюсь с таким количеством, – притворно вздохнул он. – И потом, я агностик по своей вере, о чем ты прекрасно осведомлена. Хотя это был бы интересный опыт.

– Вся твоя цивилизованность и твой агностицизм сразу слетают с тебя, как только речь заходит о природных инстинктах, – легонько стукнула его кулаком в бок Джил.

– Конечно, – усмехнулся Дронго и тут же получил еще один толчок в бок. Оба понимающе улыбались.

У почты Дронго попросил водителя такси остановиться и, оставив Джил в машине, быстро вошел в помещение. Ему удалось найти женщину, понимавшую английский, которая дала адрес местного отделения DHL. Вернувшись к такси, он попросил водителя сначала отвезти их туда.

– Зачем тебе туда нужно? – удивилась Джил. – Надо отправить посылку или письмо?

– Да, у меня есть одно срочное сообщение, – не стал уточнять Дронго.

Когда машина остановилась у здания экспресс-почты, он быстро вышел, снова попросив Джил немного подождать. Здесь говорили по-английски, и он довольно быстро выяснил, что посылка в Москву дойдет за три дня, но можно заплатить в три раза дороже, и тогда она дойдет за двадцать четыре часа. Что он и сделал, заплатив нужную сумму. Затем, оформив документы, позвонил своему напарнику Эдгару Вейдеманису в Москву и предупредил его об отправленной посылке. После чего наконец вышел из здания и направился к машине.

Расплатившись с водителем, Дронго предложил Джил прогуляться по центру города. А после небольшой прогулки они нашли итальянский ресторан «Да Бруно», где решили пообедать. Он любил итальянскую кухню, выбирая обычно итальянские и французские рестораны в Европе. Едва они уселись за столик, как в зал ресторана вошла знакомая пара. Очевидно, они тоже приехали посмотреть Марбелью. Виталий Вязанкин и его спутница даже не обратили на них внимания. Они прошли в глубь зала, устраиваясь рядом с большим деревянным шкафом, на полках которого стояли десятки бутылок.

– Нам, видимо, никуда от них не деться, – шепотом произнесла Джил.

– Все приехавшие хотят увидеть Марбелью, – возразил Дронго, – это как раз понятно. И, конечно, выбирают достаточно известные рестораны. Между прочим, ты не обратила внимания, что в этом ресторане меню напечатано и на русском языке? Именно поэтому здесь бывают и гости из России, а также из стран СНГ. Поэтому не обращай на них внимания.

Спутница Вязанкина вдруг посмотрела в их сторону и сказала, обращаясь к своему другу:

– Кажется, эти двое из нашего отеля. Я запомнила этого мужчину, он похож на профессионального спортсмена.

Вязанкин посмотрел в их сторону и буркнул:

– Наверное, тебе показалось.

– Нет, – настойчиво повторила Светлана, – я точно его запомнила. Разве можно его не запомнить? Он выше всех на целую голову. И у него такой внимательный взгляд. Это точно они.

– Может быть, – согласился наконец Вязанкин. – Ну, значит, зашли пообедать. Что здесь особенного?

– А если нет? – тихо спросила она, еще раз оглядываясь на Дронго.

– Что ты хочешь этим сказать? – мрачно спросил Вязанкин.

– Не будь таким наивным. Они могут быть приставлены к нам, чтобы следить. Об этом ты не подумал?

– Они не знают русского языка, – не очень уверенно проговорил Вязанкин.

– А если знают? – продолжала настаивать Светлана. – Да и зачем им знать русский язык, достаточно внимательно наблюдать за нами. Посмотри на его плечи, на его руки. Этот человек может быть профессиональным сыщиком.

– Сыщики обычно бывают худые и в очках, – улыбнулся Вязанкин, – они должны работать головой, а не мускулами. Если у него такие плечи, значит, он раньше, скорее всего, работал охранником или телохранителем. С таким ростом и такими мускулами невозможно быть вдобавок интеллектуалом. Бог не дает всего сразу. Либо накачанные мускулы, либо накачанные мозги. Одно из двух.

– Это они говорят о тебе, – насмешливо сказала Джил, прикусив нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. – Но, в общем, говорят правильные вещи. Ты – явное исключение из правил. Сыщик должен быть как Коломбо – немного растяпа, немного неряха, в старом плаще и с блуждающим взглядом простофили. Или как Эркюль Пуаро – забавный человечек со своими смешными усами, прилизанными волосами и массой всевозможных комплексов. А может быть, немного наркоманом, как Шерлок Холмс, или неподвижным толстяком, как Ниро Вульф. Ты явно не вписываешься ни в один из этих образов.

– Отпущу себе живот и вспомню про свои комплексы, – пообещал Дронго. – Но меня интересует другое. Почему они считают, что за ними должна следить полиция? Что они такого незаконного делают, чтобы за ними было возможно наблюдение? Или собираются сделать?

– Это тебе лучше отвечать на такие вопросы, – рассудительно произнесла Джил. – И вообще, хватит говорить об этой парочке. По-моему, они нарочно уезжают из отеля, чтобы не встречаться с этим синьором Фигуровским, который чуть не поперхнулся сегодня за завтраком и в чашку кофе которого ты так негигиенично опустил краешек своего носового платка.

Дронго согласно кивнул и на протяжении всего обеда старался больше не смотреть в сторону загадочной пары. Когда им принесли десерт, он снова услышал голос Светланы:

– Хорошо, что Михаил Матвеевич меня не узнал. Хотя прошло только пять лет…

– Для него это огромный срок, – пояснил Вязанкин. – Можешь себе представить, какое количество женщин, знакомых и незнакомых, у него было за это время? И с каким количеством он заново познакомился? Поэтому твое лицо и не осталось в его памяти. Для этого жирного борова ты – всего лишь одна из сотен или тысяч женщин, в окружении которых он находится.

– Вязанкин, не говори таких гадостей, – поморщилась Светлана. – Я надеялась, что он запомнил меня гораздо лучше остальных.

– Я тоже так думал. Тем более что ты ему отказала. Это, наверное, был один из редких случаев в его жизни, поэтому он постарался забыть тебя как можно скорее. А может, сразу узнал тебя и делает вид, что вы незнакомы. Может, ему стыдно за все случившееся?

– Ты сам веришь в свои слова?

– Нет, не верю. Конечно, ты права. Он ничего не стыдится и никогда не раскаивается. И вероятнее всего, что он тебя узнал, но не хочет показывать этого в присутствии своей молодой жены, чтобы та не устраивала ему сцен ревности.

– Ничего, – саркастически заметила Светлана, – если даже она уличит его в очевидной измене, то явно не побежит с ним разводиться. Скорее заставит его купить ей в качестве «штрафа» новое колье или кольцо с бриллиантами, чтобы компенсировать «свои потери». – И они дружно рассмеялись.

Дронго подозвал официанта, чтобы оплатить счет, и тот поинтересовался, понравилась ли гостям их кухня.

– Очень понравилась, – ответил Дронго, оставляя чаевые в размере пятнадцати процентов от стоимости счета.

Когда они поднялись, чтобы выйти из ресторана, зазвонил его телефон. Он достал аппарат, по привычке бросил в трубку: «Да», а затем добавил по-русски: «Слушаю тебя». И сразу понял, что совершил ошибку, поймав взгляды Вязанкина и его спутницы. Те тоже услышали его слова и растерянно переглянулись.

– Они все-таки следят за нами, – убежденно произнесла Светлана.

Дронго досадливо поморщился. Нельзя допускать подобных «ляпов». Просто он увидел высветившийся номер на дисплее телефона и сразу понял, что звонит из Москвы его напарник, поэтому отреагировал чисто механически. Если бы на телефоне появился английский номер, он бы, конечно, ответил по-английски, а если бы это был итальянский код «0039», то ответил бы по-итальянски.

Когда они вышли на улицу, Вязанкин, проводив их долгим взглядом, пожал плечами.

– Пусть следят, если хотят. Они все равно нам ничего не сделают. И если сегодня вечером они посмеют снова появиться в нашем отеле, напомни мне, чтобы я к ним подошел и сказал пару «ласковых» фраз. Думаю, они сумеют понять мой русский язык.

– Не надо, – испуганно попросила Светлана, – это может быть опасно. Не нужно с ними связываться. Может, они приехали сюда специально для того, чтобы устроить такой скандал? Они слышали, как мы о них говорили, и он наверняка нарочно начал говорить по-русски, чтобы нас напугать.

– Я им покажу, как нас пугать, – сжал кулаки Вязанкин.

В Марбельи было гораздо теплее, чем в Эстепоне, здесь холодное течение довольно далеко от берега. К югу от города располагались известные отельные комплексы, самым знаменитым из которых был всемирно признанный «Пуэнто Романо» со своим неповторимым уникальным ботаническим садом.

Побродив по улочкам города еще около часа, Дронго и Джил сели в такси, чтобы вернуться в отель к ужину. По дороге Джил все время молчала и, только когда они уже подъезжали, взглянула на него и спросила:

– Ты думаешь, они замышляют нечто плохое?

– Не знаю, – ответил он.

– Мы с тобой оба слышали, что они боятся возможного наблюдения за собой.

– Вероятно, они слишком переоценивают свое собственное значение, – усмехнулся Дронго.

В холле отеля сидели Зоя Фигуровская и Аида Казарян. Увидев входивших, Аида улыбнулась и кивнула гостю. Тот ответил кивком. Заинтересовавшаяся Зоя оглядела незнакомца внимательным, чуть более, чем полагается в подобных случаях, долгим взглядом и, не стесняясь, спросила у Аиды:

– Ты его знаешь? Я думала, они иностранцы. Во всяком случае, его спутница точно иностранка. Да и похож он на итальянца.

– Нет, – ответила Аида, – я видела, как он читает на пляже книгу на русском языке. И мы с ним немного поговорили. Он из Баку, почти мой земляк.

– Я даже не могла себе такое представить, – призналась Зоя, – думала, нам придется помирать здесь со скуки. Фигуровский сразу после обеда ложится храпеть на несколько часов. Он считает, что это полезно для здоровья. А я должна терпеливо ждать, пока он отоспится… Хотя сейчас он, кажется, не вылезает из туалета. По-моему, он просто переел. Может, завтра сами махнем в Марбелью? Там столько разных клубов.

– С удовольствием, – согласилась Аида, – только мой в отличие от твоего никогда днем не спит и сейчас наверняка говорит по телефону. Нужно еще убедить его в том, что нас можно отпустить одних в Марбелью.

– Конечно, можно, – встрепенулась Зоя, – а с кем еще нам общаться? Линара все время помнит, что она компаньон наших мужей, и ведет себя как мужик, а не как женщина. Среди отдыхающих либо старые маразматики, либо семейные пары с детьми. Тоже мне, всемирно известный курорт… Зимой мы были в Куршевеле, вот там по-настоящему интересно. А здесь ничего нет. Только «обжираловка» в ресторанах и плохой пляж с камнями.

– У тебя такая фигура, что многие даже завидуют, – призналась Аида, – на тебя «обжираловка» явно не действует.

– Еще как действует! Просто я заставляю себя не есть того, что мне хочется, особенно эти замечательные пирожные. И еще по три часа сижу в фитнес-центре, каждый раз буквально заставляя себя сбрасывать вес, иначе сразу превращусь в корову.

– Ну, до этого еще далеко, – успокаивающе сказала Аида.

Дронго поднимался в кабине лифта вместе с Джил и думал о тревогах Вязанкина и его супруги, еще не зная, что ему предстоит уже завтра днем. Вечером они с Джил решили не спускаться в один из трех работающих ресторанов, а заказать ужин в номер. Джил заказала себе легкий салат и фрукты, пояснив, что не голодна. А может, она просто не хотела лишний раз встречаться со Стефанией. Дронго так и не понял выражения ее лица и просто остался вместе с ней в номере.

 

Глава пятая

На следующий день Джил записалась в косметический салон на шестнадцать часов. Утром за завтраком они обратили внимание, что за большим столом нет Фигуровского и его супруги. Подошедшему метрдотелю остальные гости объяснили, что их друг плохо себя чувствует, поэтому заказал себе завтрак в номер. Вязанкин и его спутница тоже не появились в ресторане. Зато Дронго увидел улыбающуюся Стефанию, спускавшуюся вниз в купальном костюме, с наброшенной сверху длинной прозрачной накидкой, и ее друга, одетого в бриджи и темную майку. Очевидно, они с Джил все-таки напугали Вязанкина и его спутницу, раз те не пришли завтракать.

Вернувшись в номер, Дронго сел перед своим ноутбуком в поисках нужной ему информации. Джил спустилась в галерею магазинов, чтобы выбрать понравившихся ей быков, искусно вырезанных местным анадалузийским мастером из различных пород дерева. Было одиннадцать утра, когда зазвонил телефон. Это был Вейдеманис.

– Добрый день, – начал он, – как вы там отдыхаете?

– Здравствуй. Отдыхаем неплохо, но не нужно тянуть время. Что показала экспертиза?

– Ты никак не можешь спокойно отдыхать? – хмыкнул Вейдеманис. – Тебе обязательно нужно вляпаться в какую-нибудь нехорошую историю?

– У меня такой характер. Что там обнаружили? Я ведь знаю, что ты получил мою посылку сегодня в девять тридцать утра. Проверил по ноутбуку. Что показала экспертиза? – снова нетерпеливо спросил Дронго.

Вчера он отправил носовой платок, вымоченный в чашке кофе Фигуровского, в Москву на срочную экспертизу. Ему показался подозрительным этот странный кашель, на который все обратили внимание. Он попросил Эдгара срочно сделать анализ этого напитка. И вот теперь Вейдеманис звонил ему, чтобы сообщить результаты проверки.

– Это был яд, – сказал Эдгар, – комбинация сильнодействующего натрия, цианида и… Сейчас прочту тебе их заключение…

– Перешлешь мне по Интернету на мой электронный адрес, – предложил Дронго. – Я хочу знать другое. Ошибка исключена?

– Абсолютно. Проверяли в лаборатории МВД. Я попросил по старой дружбе твоего знакомого Иосифа Марковича.

– Он сам проверял?

– Сам. Убежден, что это яд, причем в достаточно большой концентрации.

– Человек умирает мгновенно?

– Нет. Хоть там присутствует и цианид. У человека развивается кашель, начинается отек легких, может остановиться сердце. Но в идеале на смерть нужно некоторое время, два или три дня. Если человек принимает какие-нибудь лекарства, разжижающие кровь, то вполне вероятно, что протянет несколько дней. Это не цианистый калий, который убивает мгновенно. Но, по-моему, жертве от этого не легче. Последние несколько дней он будет мучиться. Может быть расстройство желудка и кровавая рвота – в общем, все симптомы тяжелого заболевания.

– Понятно. Спасибо, мне было важно получить эти результаты.

– Будь осторожен, – предупредил Вейдеманис, – этот отравитель вполне может потренироваться и на тебе.

– Это я понимаю. Поэтому принимаю чашки только из рук Джил.

– Жены обычно травят своих мужей даже чаще, чем все остальные, – рассмеялся Эдгар, – хотя к Джил это наверняка не относится.

– Надеюсь, – усмехнулся Дронго.

Сыщик убрал телефон и начал быстро переодеваться. Через несколько минут он уже стоял у дверей сьюта, в котором жили Фигуровские. Позвонив, терпеливо ждал, пока ему откроют, но довольно долго никто не отзывался. Он нахмурился, прислушался и снова позвонил. Наконец услышал, как за дверью раздались быстрые шаги. Дверь открылась. На пороге стояла очень недовольная Зоя. Она была уверена, что это пришли проверять их мини-бар, и вообще не хотела подходить к дверям.

– Что еще нужно? – рявкнула она, открывая дверь. На ней был белый махровый халат отеля. Увидев незнакомца, Зоя удивилась. Нахмурилась.

– Здравствуйте, – вежливо сказал Дронго по-русски.

– Добрый день. – Она испытующе смотрела на незнакомца. Ей было интересно, зачем он постучался к ним в номер. – Что вам нужно?

– Я хотел бы переговорить с вашим супругом.

– Он… – Зоя оглянулась, – он сейчас занят. У вас к нему есть какое-то деловое предложение?

– Я бы не стал вас беспокоить в этом случае, – улыбнулся Дронго. – Или вы считаете, что я похож на обычного коммивояжера, который пытается вручить вашему супругу залежавшийся товар?

– Не считаю, – ответила Зоя, – я видела вас во время завтрака. Но Михаил Матвеевич сейчас занят. Давайте попозже.

– Не могу, – сказал он, – мне нужно срочно с ним увидеться.

– Но он сейчас не может, он в ванной.

– Именно поэтому я и хотел бы с ним увидеться, – настойчиво повторил Дронго.

– Я же вам сказала, что сейчас он занят. – Она усмехнулась. Этот мужчина ей нравился, но он был слишком настойчив. Другого она бы давно послала подальше, но с этим просто интересно.

– Вашего мужа пытались убить, – сказал Дронго, – и именно поэтому мне важно с ним увидеться. Возможно, у нас не так много времени.

Кажется, это сообщение не произвело на нее никакого впечатления. Она даже улыбнулась.

– Вы говорите о случае во время вчерашнего завтрака? Но у него уже все в порядке. Вчера вечером мы вызвали врача, он прочистил ему желудок. Ничего опасного. Наверное, просто переел хамона. Можете не беспокоиться, от этого не умирают.

– И тем не менее… – продолжал настаивать Дронго, но в этот момент из ванной вышел сам Фигуровский, в белой майке и больших «семейных» трусах в цветочек, доходивших почти до колен. Увидев незнакомца, он даже не удивился и не смутился. Только кивнул в знак приветствия, проходя в комнату, чтобы набросить на себя халат.

– Михаил Матвеевич, это к тебе пришли, – пояснила Зоя. – Наш гость уверяет, что тебя пытаются убить.

– Кто хочет меня убить? – Фигуровский набросил халат, с трудом умещавшийся на его дородном теле, и вернулся к дверям. – Что вы хотите? Кто вы такой?

– Извините, что я вас беспокою. Я – эксперт по вопросам преступности, и меня обычно называют Дронго. Я хотел предупредить вас, что вчера вас пытались отравить.

– Недоброкачественным хамоном? Или старым кофе? – рассмеялся Фигуровский. – Но из этого кофейника пили все, в том числе и моя жена. Можете не волноваться, господин эксперт. Вчера вечером я вызвал врача. Мне сделали укол антибиотика и прочистили желудок, так что отравление мне явно не грозит. Вы напрасно побеспокоились.

– Я хотел вас предупредить…

– Спасибо. Но нельзя быть таким бдительным, особенно когда вас об этом не просят. Хотя я понимаю, что с вашей профессией иначе нельзя. Если бы все гости умирали в отелях от переедания, сюда бы никто не приезжал, – добродушно заявил Фигуровский. – Но все равно спасибо за предупреждение. Теперь перейду на рыбу и курицу. Вы еще хотите мне что-то сказать?

– Нет, – ответил Дронго, едва сдерживаясь, – больше ничего. Извините, что я вас побеспокоил.

Фигуровский кивнул и закрыл дверь.

«Глупый самодовольный индюк!» – зло подумал эксперт, идя по коридору.

– Тоже мне, самодеятельный Пинкертон, – громко сказал Михаил Матвеевич. – Он вчера увидел, как я кашляю, и решил, что меня хотели убить. Совсем ненормальный. Иногда такие инициативные идиоты хуже обычных болванов. Могут придумать все, что угодно.

– Да, – задумчиво согласилась Зоя, – но мне показалось, что он не похож на идиота.

– Еще как похож, – убежденно произнес Фигуровский. – Прибежал утром в чужой номер, ломился в нашу дверь, угрожал, что меня хотят убить… Интересно, кто именно хотел? Ты или Аида? Вы ведь сидели рядом со мной.

– Во всяком случае, не я, – усмехнулась Зоя. – Или ты в этом сомневаешься?

– Ни в коем случае, – рассмеялся Михаил Матвеевич, – тебе это нужно меньше всех остальных. Зачем тебе становиться вдовой в таком возрасте? Гораздо удобнее иметь рядом состоятельного и зрелого мужчину, который спит с тобой не так часто, как ему хотелось бы… – Он попытался привлечь ее к себе, но она выскользнула из его рук.

– Хватит! Тебе еще нужно принять лекарство. Может, этот неизвестный эксперт прав и тебя действительно пытались отравить. Прими «Аугментин», который прописал тебе врач. Он сказал, что это довольно сильный антибиотик.

– Приму, – улыбнулся Фигуровский. – Я помню, что он сказал, – сегодня весь день лежать и никуда не выходить. А еще принимать эти лекарства и пить много воды. Ты куда-то собралась?

– Поеду с Аидой в Марбелью, – сказала Зоя, – мы с ней еще вчера договорились. Она говорит, что там есть очень интересный клуб. Мы едем в четыре часа, она обещала зайти за мной. Поедем на арендованной нами машине, я сама сяду за руль.

– Поезжай, – согласился Михаил Матвеевич, – только больше ничего не покупай. Можешь просто выбрать и отложить покупку. Кажется, у тебя уже пустая кредитная карточка. Я дам тебе две тысячи евро. И будь осторожнее за рулем.

– Что можно купить на две тысячи евро? – скривила лицо Зоя и пошла в ванную, сильно хлопнув дверью.

Дронго все еще находился в коридоре на их этаже. Он понимал, что поступает некорректно и не совсем красиво, но вернулся и стоял у двери, подслушивая беседу Фигуровского с его супругой, которые говорили, стоя в прихожей, благодаря чему весь их разговор был хорошо слышан. Когда Зоя наконец хлопнула дверью, он повернулся и пошел к кабине лифта. Спустился на свой этаж, прошел в номер. Джил уже вернулась, купив двух симпатичных быков на красивых эбонитовых подставках. На них были таблички с именами мастера.

– Посмотри, какая прелесть! – восхищалась Джил. – Нужно купить еще пару подобных быков в подарок нашим друзьям.

– Как хочешь, – согласился Дронго. – Кажется, мне придется сегодня опять поехать в Марбелью.

– Ты действительно следишь за этими Вязанкиными? – рассмеялась Джил.

– Это его фамилия Вязанкин, а ее – Хворостова, – напомнил Дронго. – Но я не собираюсь за ними следить. Я даже не знаю, где они сегодня будут обедать или ужинать. Мне нужно в Марбелью по своим делам.

– Поэтому ты вчера заходил на почту и отправлял посылку, – вспомнила Джил.

– Да, – кивнул он, – и мне нужно поехать туда сегодня. Но не сейчас, а ближе к вечеру, когда ты пойдешь в салон.

– Тогда пообедаем вместе у бассейна, – решила Джил.

Дронго заказал такси на четыре часа дня, предупредив, что машина должна его ждать за пятнадцать минут до назначенного времени, и отправился обедать вместе с Джил. Без пятнадцати четыре он вышел из отеля и сел в уже поджидавшую машину. Водитель не знал никаких языков, кроме испанского, и Дронго с трудом удалось упросить его остановиться на дороге, ведущей в Марбелью, и подождать, пока мимо проедет машина с женщинами из «Кемпински». Только зеленая купюра в сто евро убедила водителя, что с ним не шутят.

Ждать пришлось долго. В какой-то момент Дронго даже решил, что пропустил их, хотя понимал, что, если две женщины договариваются на четыре часа, раньше этого времени они выехать практически не могут, а «позже» может растянуться на неопределенное время. Наконец в половине пятого от отеля отъ-ехал внедорожник «Ниссан». За рулем сидела Зоя, рядом устроилась Аида. Они ехали по направлению к Марбелье. Дронго тронул водителя за плечо и показал на эту машину. Тот согласно кивнул, и они отправились следом, держась от них примерно на расстоянии в сто метров. Водитель намеренно не сокращал его, чтобы не привлекать внимания.

Они уже подъезжали к городу, когда машина свернула вправо, на дорогу, ведущую к какому-то клубу. У здания клуба Зоя вышла из салона, передала ключи стоявшему охраннику и вместе с подругой вошла в здание. Ее машина вырулила на стоянку перед клубом, и Дронго понял, что дамы пробудут в клубе довольно долго. Он расплатился с водителем и тоже прошел в клуб «Морские львы». Судя по ценам, установленным рядом со стойкой дежурного, он был по-настоящему элитарный. Во всяком случае, за вход просили больше ста пятидесяти евро для не членов клуба, причем особо оговаривалось, что напитки и еда будут поданы за отдельный счет. Кроме того, отдельным пунктом шли требования к прибывшим гостям. Они обязательно должны проживать в одном из отелей, список которых был вывешен на стене. Это были самые дорогие и роскошные отели побережья. Рядом висел прейскурант c ценами, которые тоже были в несколько раз выше обычных. За бутылку воды предлагалось платить до двенадцати евро, а обычный сэндвич мог стоить все пятнадцать. Дронго подумал, что это клуб миллионеров. Конечно, следовало войти, посмотреть, с кем именно общаются приехавшие дамы, и, если возможно, даже услышать, о чем именно они говорят. Его несколько озадачила спокойная реакция Зои на известие о том, что ее супруга хотят убить. Обычно жены, тем более молодые, реагируют на подобные известия куда более эмоционально. И сам Фигуровский был, судя по всему, не очень встревожен предупреждением.

Нужно было принимать какое-то решение. Основная часть текстов, висевших при входе в клуб, была на испанском языке, но те, которые были на английском, Дронго исправно прочел, выяснив, что клуб существует уже более тридцати лет. Очевидно, его открыли сразу после смерти генералиссимуса Франко, когда началось бурное развитие туристического бизнеса в Испании.

– Добрый день, дорогой друг, – услышал он за спиной знакомый насмешливый голос и обернулся.

В клуб вошли Освальдо и Стефания. На нем была какая-то морская фуражка, делавшая его похожим на известного российского режиссера. Стефания была одета в светлое длинное платье, которое ничего не скрывало, а наоборот, подчеркивало все ее формы, в том числе и то явное обстоятельство, что она приехала сюда, не надев нижнего белья. Но подобные мелочи, кажется, не смущали женщину.

– Здравствуйте, – протянул он руку Освальдо.

– Где вы были? – спросил тот. – Мы вчера искали вас по всему отелю. Хотели вместе с вами посидеть в баре.

– Мы поздно вернулись из Марбельи, – соврал Дронго.

– Тогда понятно, – улыбнулся Освальдо. – Приехали в клуб?

– Да, хотел посмотреть…

Освальдо подошел к стойке дежурного и протянул свою черную именную карточку. Тот быстро провел регистрацию.

– Три человека, – уточнил Освальдо.

– Конечно, сеньор, я все сделал, – кивнул дежурный. – Вы – почетный член клуба, поэтому еда и напитки включены в ваш индивидуальный счет и предоставляются бесплатно.

– Я знаю, – сказал Освальдо, забирая карточку.

– Не думала, что ты захочешь сюда приехать, – успела шепнуть Стефания. – А где твоя молодая супруга?

– Я один, – сообщил Дронго.

– Это я уже поняла. Но как она могла отпустить тебя одного?

– Я сказал, что еду в Марбелью. – Он все еще не совсем понимал, что именно происходит.

– Ты сказал ей, что едешь в клуб «Морские львы»? – улыбнулась Стефания. – Неужели правда?

– Сказал, что еду в Марбелью, – повторил Дронго, не совсем понимая, почему поход в этот клуб должен быть обставлен с таким ерничеством.

– Вы впервые сюда приехали? – уточнил подошедший Освальдо.

– Да, в первый раз.

– Тогда вам будет интересно. Пойдем раздеваться. Мужские раздевалки с левой стороны, а женские – с правой. Вы уже поняли, что можете заказывать здесь любые напитки и еду.

– Да, понял. Но я не совсем готов к посещению пляжа, – признался Дронго.

– Почему? – Оба удивленно взглянули на него.

– Я не взял с собой плавки, – пробормотал он.

Освальдо и Стефания переглянулись и неожиданно громко рассмеялись.

– Он не читает по-испански, – пояснила Стефания.

– Нужно было ему объяснить, – улыбнулся Освальдо, снимая фуражку и вытирая лысину платком. Затем снова надел ее. – Это самый известный клуб нудистов на всем побережье Коста дель Соль, поэтому плавки вам не нужны. Идемте, синьор эксперт, для членов клуба есть индивидуальные ячейки.

Стефания насмешливо кивнула. Положение действительно становилось щекотливым, если не сказать идиотским. Дронго оглянулся по сторонам, словно ища защиты, и увидел, как в клуб вошла еще одна молодая пара. Им было не больше двадцати пяти. Они подошли к стойке дежурного, чтобы зарегистрироваться.

– Идемте, – снова повторил Освальдо.

«Сумасшедший идиот!» – выругал себя Дронго, покорно следуя за Ферманом в мужскую раздевалку. Он подумал, что будет просто неудобно сбежать, после того как Освальдо оплатил его входной билет.

 

Глава шестая

Раздевалка была вся в мраморе и зеркалах. На полках стояли флаконы с различными кремами и маслом, будто, натираясь маслом, мужчина мог выглядеть гораздо лучше своей фактической физической формы. Освальдо привычно разделся, укладывая вещи, свои телефоны и эту дурацкую морскую фуражку в индивидуальный шкафчик со своим номером, и показал Дронго на пустующее отделение, предлагая последовать его примеру. Кажется, его нисколько не смущала собственная нагота. Дронго присел на мраморную скамью, стараясь не смотреть в его сторону. Интересно, как он сам будет выглядеть, когда разденется и выйдет на этот дурацкий пляж к нудистам? Он ведь старается не ходить даже в немецкие сауны, где обычно вместе парятся мужчины и женщины. А здесь большой пляж, на котором десятки или сотни людей. Нет, это невозможно. Лучше прямо сейчас выйти отсюда, чем позориться таким смешным и необычным способом. Он просто не сможет заставить себя выйти на пляж.

– Вы идете? – нетерпеливо спросил Освальдо. В одежде он смотрелся гораздо лучше, отметил Дронго. Ему уже за пятьдесят, и все недостатки его физической формы присутствуют на теле. Свисающий, довольно большой живот, дряблые руки и ноги, на ногах к тому же просматриваются вены. Возможно, он страдает варикозом, со злостью подумал Дронго. И этот тип еще смеет ходить на пляж нудистов в таком возрасте и виде! Хотя, наверное, в таком возрасте это и интересно. Любопытно, что Стефания знала о специфике этого клуба и ничего не сказала Дронго. Очевидно, она находила ситуацию достаточно забавной. Или это была ее своеобразная месть за события на Мадейре, где ей пришлось оказаться в номере вместе с другой женщиной?

– Да, – обреченно кивнул Дронго, – конечно, иду.

«Нет, это просто немыслимо, – снова подумал он, стягивая майку и снимая брюки. – Неужели в этом проклятом клубе нельзя оставаться хотя бы в трусах или в какой-нибудь набедренной повязке. А эта Зоя со своей подругой – тоже хороши! Нашли, куда приезжать загорать… Как будто им мало места на собственном пляже в «Кемпински»! Могли бы раздеться и загорать там, на них никто не обратил бы внимания…»

А теперь нужно решаться и выходить вместе с Освальдо, который терпеливо ждал, пока наконец его гость разденется.

«Европейская цивилизация, – продолжал размышлять Дронго, распаляя себя все больше и больше, – дряхлая и умирающая. Они поощряют нудистские пляжи, разрешают однополые браки, создают все новые и новые свингерские клубы, пропагандируют секс-школы и секс-академии – одним словом, делают все, чтобы вдохнуть энергию в умирающую Европу. И все равно уступают натиску арабов во Франции, турок в Германии и индусов с пакистанцами в Великобритании. А еще сюда готовы переселиться миллионы китайцев, южноамериканцев и афроамериканцев, энергетика которых просто зашкаливает за обычные европейские нормы и которые готовы заполонить Европу, разрушая старую цивилизацию и их моральные нормы, уже не пригодные для новых жителей Старого континента».

– Боюсь, что Стефания уже нас ждет, – перебивая его мысли, напомнил Освальдо.

«И ему даже не стыдно. – Дронго заставил себя раздеваться дальше. – Его любимая женщина сейчас предстанет голой перед посторонним мужчиной, и он говорит об этом абсолютно спокойно… А ведь за его спиной несколько тысяч лет самой высокой цивилизации – сначала греческой, потом римской, потом эпохи Возрождения, эпохи Просвещения и, наконец, современного мира. В конце концов, практически вся мировая философия написана на немецком языке, а они не видят ничего предосудительного в совместных саунах… Черт возьми, вместо того чтобы столько философствовать самому, лучше было повернуться и уйти, пока было можно. Под любым предлогом…»

Он наконец разделся. Просто заставил себя стянуть с себя одежду. Поднялся, чувствуя нарастающее смущение и стараясь не смотреть на себя в зеркало. Освальдо взглянул на него и кивнул, приглашая следовать за ним. Кажется, в его глазах мелькнула насмешка. Дронго покорно пошел за ним. Он был выше своего «проводника» на целую голову и, пока они выходили из раздевалки, старался держаться за Освальдо. На выходе их ждал сотрудник клуба, выдавший им полотенца. Освальдо взял свое в руки, а Дронго набросил на себя, как тунику, спереди, словно он уже принимал душ и теперь вытирался таким странным образом. Но полотенце несколько успокоило его. Прикрывшись таким образом, можно было выйти и на пляж.

– Почему так долго? – шагнула к ним Стефания.

В руках у нее не было полотенца – очевидно, она оставила его на своем лежаке у моря. Женщину абсолютно не смущала ее нагота. В конце концов, если подумать, почему она должна была комплексовать? В свои сорок с лишним Стефания выглядела лучше многих молодых синьорит, которых было так много на этом пляже. Хотя живот, конечно, чуть обвисал, как бывает практически у всех женщин после тридцати пяти – так называемый «фартук», о котором знают все врачи, – но в целом впечатление было гораздо более приятное, чем от созерцания двух мужчин, появившихся рядом с ней. Дронго, выходя из раздевалки, посмотрел на свое отражение в раскрывающихся стеклянных дверях и поморщился. Если Освальдо имел растительность на груди и ногах, то его более молодой гость просто напоминал волосатую обезьяну. Во всяком случае, именно так подумал о себе эксперт, сцепив зубы от злости.

– Наш гость немного задержался, – пояснил Освальдо.

Дронго успел подумать, что с полотенцем ему гораздо комфортнее, когда к нему подошла одна из дежурных по пляжу. Кроме карточки, висевшей на синей ленточке у нее на шее, на девушке больше ничего не было. Несмотря на двадцатилетний возраст, ее абсолютно не смущало такое количество голых мужчин. Ладно скроенная фигура, небольшая девичья грудь – сразу видно, что загорает она без ненужного на этом пляже купальника.

«Они иначе воспитаны, – подумал Дронго, – им внушают, что в человеческой наготе нет ничего предосудительного или постыдного. В общем, наверное, это правильно. Вся мировая культура построена на созерцании и восхищении человеческим телом. Но это христианская культура. А в моей стране полторы тысячи лет был запрет даже на изображение одетых людей, не говоря уже о женщинах, ходивших под темной паранджой». Когда в конце двадцатого века в просвещенной Европе и в США появилась традиция присутствия мужа на родах своей супруги, она довольно быстро стала общепринятой нормой в развитых государствах, вызывая ненависть и неприятие у ортодоксальных представителей других религий. Дронго до сих пор считал подобное зрелище не особенно эстетичным и был против присутствия мужа при рождении ребенка. Хотя сознавал, что, возможно, в нем говорят его комплексы.

– С полотенцем ходить нельзя, – пояснила девушка, показывая жестами, что нужно оставить полотенце рядом с душевыми кабинами или положить на один из пустых лежаков у моря.

– Она говорит, что с полотенцем нельзя, – любезно перевела Стефания. – Отдайте ей полотенце, она отнесет его к нашим местам на пляже.

– Зачем ей утруждаться, – лицемерно произнес Дронго. Однако дежурная продолжала терпеливо ждать. Очевидно, на этом нудистском пляже были свои строгие запреты. Если на обычных пляжах нельзя было ходить раздетым, то здесь нельзя было ходить в купальнике и в плавках. Девушка протянула руку, и Дронго, стараясь скрыть свое смущение, стащил с себя полотенце и передал его ей, мысленно готовый убить в этот момент девчонку за настойчивость.

Стефания внимательно его осмотрела, не скрывая своей заинтересованности, как обычно осматривают лошадь, затем взглянула на своего друга. Учитывая, что Дронго был на целую голову выше, она улыбнулась, сравнивая своего нынешнего партнера с прежним. Сравнение было не в пользу Освальдо. Дронго почувствовал нарастающее возбуждение. Он не знал, что с собой делать, ситуация выходила из-под контроля и не зависела от него – слишком много было на пляже обнаженных женщин.

– Кажется, вы несколько возбуждены, – улыбаясь, заметила Стефания.

– Да, мне нужно немного отдохнуть, – сказал он. – Если разрешите, я пока посижу у душевых кабин, а потом присоединюсь к вам на пляже.

– Отдохните, – насмешливо согласилась Стефания. Она повернулась и, взяв за руку своего друга, пошла по направлению к морю. Уходя, еще раз оглянулась и помахала рукой.

Дронго сел на скамейку около душевых кабин, стараясь не смотреть на проходивших мимо людей и немного успокоиться. «Как быстро с меня слетает налет цивилизации, – недовольно подумал он. – И я совсем не похож на этих европейцев, которые, кажется, совсем не реагируют друг на друга. Может, поэтому у них такая рождаемость и такие проблемы, поэтому они придумывают таблетки, пьют пачками виагру, левитру и всякую гадость, а потом удивляются, что их население стареет и уменьшается, даже несмотря на эти пляжи и сауны, клубы и закрытые вечеринки. А с другой стороны, полное отсутствие всякой морали и нравственности… Если даже Стросс-Кан готов спать с уродливой гориллообразной горничной, по явному согласию обеих сторон, можно представить себе уровень его морального разложения. Конечно, он никого не насиловал, у тщедушного старика не хватило бы сил на эту здоровую женщину. Но сам факт его совокупления с горничной говорит о полном разложении нравов. Хотя чему удивляться, если тот же Стросс-Кан и его супруга уже давно являются гостями известного свингерского клуба в Париже? Интересно, какое удовольствие можно получать, наблюдая за тем, как чужой мужчина спит с твоей женщиной? Наверное, в этой изощренности есть некий элемент садомазохизма, столь популярного на Западе».

Дронго увидел двух молодых женщин, которые прошли недалеко от него, держась за руки. Было очевидно, что это влюбленная пара. «Красивые женщины, – отметил он про себя. – Неужели они тоже не смогли найти себе подходящих мужчин?» Вышедшая из воды Стефания махала ему рукой, подзывая к себе. Кажется, он немного успокоился, и теперь можно быстро добежать до воды и прыгнуть в волны. Пока добежит, будет видна его спина, а потом можно взять полотенце с лежака, якобы для того, чтобы вытереться, и с его помощью вернуться обратно. Самый неприятный момент – это пробежать несколько метров до лежаков, но он должен подловить момент, когда на него не будут смотреть остальные. Впрочем, он явно преувеличивает свое значение, на него и так никто не смотрит. Здесь полно молодых и красивых мужчин, которые моложе лет на двадцать и выглядят гораздо более презентабельно. Загорелые упругие тела, играющие мускулы, красивые шевелюры – на любой вкус. Зачем кому-то следить за мужчиной его возраста с уже начинающей оплывать фигурой? Когда-то много лет назад он даже позволил себе вступить в схватку с великим Миурой, сумев продержаться несколько секунд. Но это было давно. Сейчас он не решился бы повторить подобный подвиг.

Дронго почувствовал даже некоторую злость и обиду на самого себя. В конце концов, ничего необычного нет, здесь все ходят раздетыми. Он медленно поднялся и пошел к морю, стараясь не торопиться и не смотреть по сторонам. Самое смешное, что здесь действительно почти никто и ни на кого не смотрит. Даже немного обидно. Он надеялся, что в этой толпе отдыхающих не встретит приехавших сюда Зою и Аиду.

– Ты уже успокоился и готов купаться? – спросила Стефания, подходя к нему ближе и тряхнув длинными волосами. С ее тела стекали крупные капли воды.

Он старался не смотреть в ее сторону, иначе подсознательно вспомнит ту длинную ночь на Мадейре, когда они вместе с Каролиной остались в его номере. Так. Стоп! Дальше вспоминать не нужно, иначе снова придется бежать к душевым кабинам.

– Признаюсь, что такие места не для моего восточного сознания, – пробормотал Дронго.

– Если бы я не видела тебя на Мадейре, то могла даже поверить, – насмешливо произнесла Стефания. – Освальдо любит сюда приезжать; говорит, что его заряжают энергией эти молодые тела.

– Меня они только раздражают. Слишком много людей, – признался Дронго. – Сколько здесь человек? Сто или двести?

– Сегодня на пляже больше четырехсот, – спокойно ответила Стефания, – я видела регистрацию в журнале. Даже если некоторые ушли, все равно больше трехсот человек. Ты все еще нервничаешь? Странно, ты казался мне достаточно современным человеком.

– Я притворялся, – ответил Дронго, – и вообще, чувствую себя полным идиотом, стоя в таком виде перед женщиной.

– Можно подумать, что ты никогда не стоял раздетым перед другими женщинами. Да и передо мной тоже стоял. В чем проблема?

– Во мне. Там у меня собственный выбор, а здесь три сотни людей, которых я не знаю, знать не хочу и, возможно, никогда в своей жизни больше не увижу, но при этом должен знакомиться с анатомическими особенностями их тел.

– Ты все слишком усложняешь, – сказала Стефания. – Вот, кстати, идут две дамы из нашего отеля…

Он не успел ее остановить, как она уже подняла руку и помахала им, подзывая к себе.

Дронго с ужасом увидел, что женщины направляются в их сторону, и резко отвернулся. Бежать было поздно. Стефания, увидев выражение его лица, спросила:

– Чего ты испугался? Все в порядке. Эти дамы из нашего отеля, и кажется, они говорят по-русски. Можешь с ними даже поговорить. Хотя они, по-моему, могут изъясняться и по-английски.

Он услышал за спиной веселые голоса Зои и Аиды. Последняя говорила по-английски.

– Здравствуйте, синьора Гуарески, – сказала она. – Спасибо за рассказ об этом клубе. Чудесное место. Моей подруге очень понравилось. А это ваш друг?

Они шагнули ближе, и Дронго оказался с ними на одной линии. «Надеюсь, я все-таки не покраснею», – в который раз подумал он и чуть повернул голову. Аида сразу узнала его, вспыхнула от смущения, становясь пунцово-красной, и машинально закрылась рукой, словно руками можно как-то прикрыть все тело. Стефания улыбнулась. Эти женщины из России были для нее непостижимой загадкой. Зоя непонимающе посмотрела на Аиду. Она стояла рядом, чуть выше ростом своей подруги. Глядя на эту женщину, становилось понятно, почему в нее влюблялись многие мужчины. У нее была удивительно стройная и красивая фигура. Скульпторы могли бы лепить с нее статую, отмечая идеальные пропорции женского тела. В отличие от своей подруги Зоя абсолютно не смущалась. Она часто загорала топлес на пляжах Испании или Италии и не видела в этом ничего противоестественного. Учитывая, что на этих пляжах Зоя появлялась в бикини, напоминающем узкую черную полоску, не только ничего не скрывающую, но, наоборот, все подчеркивающую, можно сказать, что она была готова к подобным взглядам мужчин, восхищенно смотревших на ее совершенное тело. Но Аида была просто в шоке. Она еще держалась, пока рядом были незнакомые мужчины, но когда увидела Дронго, то готова была провалиться сквозь землю.

– Это господин Дронго, известный эксперт по вопросам преступности и тоже гость нашего отеля, – пояснила Стефания.

Теперь уже Зоя с интересом взглянула на него. Сыщик чувствовал себя не голым, а буквально выпотрошенным, словно с него содрали кожу. В отличие от него и Аиды Зоя чувствовала себя достаточно уверенно и нисколько не смущалась своей наготы. Она взглянула на Дронго, кивнула в знак приветствия и сказала:

– Кажется, это вы сегодня приходили в наш номер.

Аида стояла, отвернувшись. Было заметно, как она волнуется и тяжело дышит. Ей явно не понравилась эта неожиданная встреча, и она испытывала жуткий дискомфорт. Аида была, конечно, достаточно симпатичной, но на ее теле сказывались роды двух мальчиков, и на животе еще видны были слабо заметные следы растяжек. Дронго решил, что хватит ее мучить, и старался не смотреть в ее сторону.

– Я хотел всего лишь предупредить вашего супруга, – сказал он. – Извините, я иду купаться.

– Подождите, – предложила Зоя, – идемте вместе. Мы тоже недавно приехали. Аида, пойдем купаться.

Она буквально потащила упирающуюся подругу за собой. Дронго пытался держаться боком, хотя это у него не очень получалось. Но в воду он вбежал одним из первых и сразу почувствовал себя гораздо спокойнее. Аида тоже поспешила окунуться, а Зоя, наоборот, входила в воду очень медленно, откровенно рассматривая выходивших из воды молодых мужчин.

– Кажется, ей здесь нравится, – заметил Дронго, обращаясь к Аиде.

– Наверное, нравится. – Аида все еще не готова была поднять на него свои глаза. Тоже восточный менталитет, понял он и поинтересовался:

– Зачем вы сюда пришли? Вы же видите, что Зое здесь явно нравится. А моя знакомая Стефания вообще не испытывает никаких комплексов. Но такие места явно не для нас.

– Но вы тоже сюда пришли, – возразила Аида, – и я вижу, что пришли один, без своей жены.

– Вы могли бы прийти сюда со своим мужем? – спросил Дронго.

– Никогда в жизни! Он бы меня просто не понял.

– Как и она меня, – кивнул Дронго. – Поэтому мы здесь, а они остались в отеле.

– Я не думала, что встречу здесь знакомых, – призналась Аида.

– А я вообще не знал, что это клуб нудистов. Думал, обычный закрытый пляж для членов какого-нибудь элитарного клуба. Откуда я мог знать, что «Морские львы» – это нудисты всех мастей со всего мира? Тоже мне, львы… Скорее выщипанные курицы, так будет точнее.

В воде, которая скрывала их почти по горло, они чувствовали себя намного спокойнее и увереннее.

– Хорошая вода, – весело сказала подплывшая к ним Зоя. – Здесь гораздо теплее, чем у нас в отеле, вы так не считаете? – обратилась она к Дронго.

– Наверное. Хотя я не очень люблю купаться в море. Мне больше нравятся удобные ванные и душевые, – признался он.

Мимо проплыл какой-то молодой мужчина с характерной запоминающейся внешностью.

– Кто это был? – заинтересованно спросила Зоя. – Кажется, я его где-то видела.

– Это Питер Келлер, известный футболист, – пояснил Дронго.

– Так и есть, – хлопнула по воде Зоя, – я его раньше видела в команде своего первого мужа. Сейчас постараюсь его догнать.

– Не заплывайте далеко, – предупредил Дронго, – иначе я не смогу вас спасти. Я плохо плаваю.

– Ничего, – улыбнулась она, – меня спасет этот футболист, – и поплыла в его сторону.

– У нее нет никаких тормозов, – усмехнулась Аида. – А зачем вы приходили к ним в номер? Что-то случилось?

– Мне показалось, что Фигуровский не случайно так долго кашлял. Возможно, кто-то хотел его отравить.

– Этого не может быть, – убежденно сказала Аида. – Мне ведь тоже налили кофе из этого кофейника, и я его выпила. Как видите, со мной ничего плохого не случилось. Значит, он просто подавился.

– Возможно, я ошибаюсь, – согласился Дронго, решив, что здесь не место и не время спорить. – Посмотрите туда. Кажется, ваша подруга уже о чем-то беседует с этим футболистом. Учитывая, в каком они виде, это самый лучший способ для знакомства.

– Мы тоже не особенно одеты, – напомнила Аида.

– Но мы не плаваем друг за другом, – возразил Дронго.

Издалека слышался смех Зои. Она говорила по-английски со своим новым знакомым, сблизившись с ним на опасно близкое расстояние.

– По-моему, пора выходить, – предложила Аида. – Только давайте сделаем так. Сначала вы выйдете и, не оборачиваясь, дойдете до душевой, а потом уж я. На сегодня было слишком много стриптиза, вполне достаточно.

– Согласен, – улыбнулся Дронго. – В таком случае мне придется бежать до душевых изо всех сил.

– Почему? – не поняла она.

– Кроме вас, здесь еще около трехсот человек, из которых две трети – молодые женщины.

– Если у вас столько проблем, вы могли бы и не приходить в такое место, – заметила Аида.

– Я вам уже объяснил, что это получилось случайно. – Эксперт оглянулся по сторонам. – Я готов выходить, можете отвернуться.

– Кажется, мы – единственная пара на этом пляже, кто так глупо себя ведет.

– Да, но переделать себя уже не сможем. Я пошел к душевым кабинам.

Аида отвернулась, а Дронго вышел из воды и спешным шагом направился к душевым кабинам. Затем, подумав немного, прошел дальше, прямо в раздевалку. За его спиной почти бежала Аида. Она тоже не могла привыкнуть к подобному эксгибиционизму. Дронго так и просидел в мужской раздевалке почти полчаса, пока наконец не появился Освальдо и открыл шкафчик, доставая одежду. Он так и не понял, почему эксперт больше не вернулся на пляж столь элитного места, каким считался на побережье клуб «Морские львы».

 

Глава седьмая

Освальдо и Стефания любезно предложили Дронго подвезти его до отеля, и он принял их приглашение, решив, что эксперименты на сегодня пора заканчивать. У Освальдо был открытый «Мерседес», и Дронго разместился на заднем сиденье. Освальдо вел машину уверенно, хотя и выжимал из своего автомобиля довольно большую скорость.

Когда они отъехали, Стефания обернулась к нему.

– Кажется, наша знакомая решила задержаться, – сказала она, улыбаясь. – Этот футболист произвел на нее сильное впечатление своими формами и шармом…

– Надеюсь, что она вернется к своему мужу сегодня вечером, – пробормотал Дронго.

– Не уверена, – рассмеялась Стефания, – хотя ее подруга так краснела и смущалась, увидев вас, что, возможно, сумеет уговорить госпожу Фигуровскую уйти с пляжа немного раньше.

– Мы все еще не привыкли к подобным забавам, – признался Дронго. – Вторая женщина – с Кавказа, где очень строгие моральные запреты. Она не думала, что увидит меня на этом пляже, как и я не ожидал ее там встретить.

Он, естественно, не сказал, что намеренно следил за обеими дамами, но не знал, что «Морские львы» – нудистский клуб.

– Сейчас запреты не в моде, – усмехнулась Стефания, – как раз наоборот. Время абсолютной свободы, когда никто не стесняется в своих чувствах и желаниях.

Она могла бы напомнить Мадейру, где они сначала играли во французский покер, который так поразил Дронго, не привыкшего к подобным играм. Но Стефания только сделала выразительное лицо и отвернулась. Он сам должен был догадаться, на что она намекала.

– Мне кажется, что европейская и американская мораль сегодня не вполне соответствует традиционным нормам нравственности и морали, принятым в других странах, – сказал Дронго. – Весь остальной мир живет по своим законам, сохраняя целомудрие и некоторую закрытость. Я не говорю о мусульманском мире, но есть еще китайская или индуистская цивилизации, которые тоже достаточно закрыты.

– Мир меняется, – возразил Освальдо, – я был на нудистском пляже в Калифорнии, где членами клуба являются в основном японцы и китайцы. Должен сказать, что я чувствовал себя почти как в Азии. Хотя в Латинской Америке тоже многое изменилось. Вы были на пляжах Рио?

– Конечно, был. Но и там нравы несколько отличаются от европейских.

– Значит, они скоро подтянутся, – убежденно произнес Освальдо. – Должен вам сказать, коллега, что любые моральные запреты только вредят обществу. Они загоняют проблемы внутрь, не позволяют людям в полной мере раскрываться или раскрепощаться. И эти запреты тоже действуют на подсознание и психику людей.

– Я думаю, что каждый сам выбирает степень своего раскрепощения, – заметил Дронго.

– В каком смысле? – не понял Освальдо.

– Не уверен, что всем мужчинам может понравиться, когда их любимые женщины появляются раздетыми в обществе других мужчин, как и не всем женщинам может нравиться появление своих мужей в обществе обнаженных женщин. Такая точка зрения тоже имеет право на существование.

– Это уже ханжество, – возразил Освальдо. – Вы, наверное, знаете, что в Америке и Европе получило довольно большое распространение свингерство во всех его проявлениях. Я уже не говорю о приглашаемых в дом специалистах по семейному сексу, которые помогают супругам раскрепощаться. По-моему, это правильно.

– Я всегда считал себя вполне продвинутым человеком, но, боюсь, подобные «эксперименты» не для меня, – честно признался Дронго. – Очевидно, для подобных упражнений я недостаточно «продвинутый».

– Чтобы наверняка знать об этом, нужно пробовать, – вмешалась в разговор Стефания, снова поворачиваясь к нему. – В следующий раз приезжайте в этот клуб со своей супругой…

Он чуть не выпал из машины. Если бы подобное предложение исходило от мужчины, его можно было бы воспринять как дикое оскорбление. «Другой менталитет, другие нравы, – в который раз подумал Дронго. – Кажется, Стефания все прекрасно понимает и нарочно меня дразнит». А вслух сказал:

– Обязательно, только боюсь, что следующего раза просто не будет. Она явно не поймет моих «новомодных» увлечений.

– Жаль. – Стефания многозначительно подмигнула ему.

Машина, не сбавляя скорости, двигалась по шоссе на юг.

– Этот синьор, супруга которого сегодня была на пляже, – один из довольно известных российских бизнесменов, – вспомнил Освальдо, – я встречался с ним дважды на различных деловых форумах. Вам, наверное, неизвестно, что я работаю в основном с бизнесменами из Восточной Европы.

– Да, я обратил внимание, что вы даже поднялись, собираясь оказать ему помощь, когда он почувствовал себя плохо вчера за завтраком.

– Он так сильно поперхнулся, что я немного испугался, – признался Освальдо. – К счастью, все обошлось.

– Не уверен, что обошлось, – мрачно пробормотал Дронго.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Освальдо, посмотрев в зеркало заднего обзора.

– Мне кажется, что он не совсем поперхнулся. Боюсь, его пытались отравить.

– Вы, как эксперт по проблемам преступности, во всем видите криминальную составляющую, – добродушно улыбнулся Освальдо. – А я думаю, что он просто поперхнулся. Если бы у него было что-то серьезное, его жена не отправилась бы сегодня в наш клуб.

Дронго не стал возражать, и они уже молча доехали до отеля. Он первым вышел из машины, за ним вышла Стефания. Освальдо передал ключи одному из сотрудников отеля, его позвали к портье, где его ждало срочное сообщение. Когда Освальдо ушел, Стефания обратилась к Дронго:

– Надеюсь, мы сможем увидеться в оставшиеся несколько дней? Или ты будешь разыгрывать из себя примерного мужа?

– Ты все еще не понимаешь, что так нельзя себя вести, – быстро ответил Дронго. – А в вашем клубе я оказался случайно. Действительно случайно. Я при-ехал туда, даже не зная, что это пляж для нудистов.

– Мог бы соврать, что приехал увидеться со мной.

– И получить удовольствие от созерцания голого Освальдо? – мрачно пошутил Дронго.

– А ты стал злым. Зачем ты туда приехал? Только не лги, что оказался там случайно. Я все-таки профессиональный адвокат и иногда умею логически мыслить. Ты следил за этими дамочками из нашего отеля?

– Наверное. Но не для того, чтобы наслаждаться их обществом.

– Да, это я тоже заметила. Ты так нервничал, когда они к тебе подошли.

– А ты хотела, чтобы я распахнул объятия и бросился к ним навстречу в таком виде?

– Во всяком случае, не стоило так комплексовать. Тем более что одна из этих дам комплексовала еще сильнее. Она была просто пунцовая от смущения.

– Не все готовы принимать современные нравы.

– Об этом мы уже говорили. Значит, мне не стоит надеяться на новую встречу?

– Не стоит.

– Тебе не кажется, что это несколько идиотская позиция? – заметила Стефания. – Значит, когда ты достаточно далеко, то позволяешь себе встречаться с женщинами, а когда она рядом, сразу вспоминаешь о супружеском долге… Твой долг измеряется в километрах? Можно узнать расстояние, на котором ты сможешь встречаться с другими женщинами?

– Очень большое, – признался Дронго. – И учти: у меня есть некие дурацкие принципы, которые я всегда соблюдаю. Я не встречаюсь с женщинами, мужей и друзей которых знаю. Считаю это абсолютно неприемлемым поведением. И точно так же я не встречаюсь с женщинами, которые знакомы с моей супругой. Хотя бы для того, чтобы не унижать ее и не давать другим чувствовать некое моральное превосходство.

– Глупая точка зрения, – добродушно бросила Стефания, – я всегда подозревала, что в тебе сидит восточный деспот. Но теперь все понятно. Значит, отныне мои шансы равны нулю. Интересная ситуация… Должна тебе заметить, что за последние полтора года ты не потерял формы. Я имею в виду нижнюю часть твоего тела. И почти не поправился.

– Ты нарочно меня дразнишь? – разозлился Дронго. – Ты так внимательно осматривала всех мужчин, которые были на пляже?

– Всех знакомых мужчин, – ответила она, сделав ударение на втором слове.

– Там были и другие знакомые? – изумился он.

– А ты как думаешь? Почему все самцы считают, что только они имеют право выбирать женщин. Учитывая, что между мужчинами и женщинами давно установилось равенство, такое признание не должно тебя особенно удивлять.

– Я не удивляюсь, я восхищаюсь, – признался Дронго.

– Это другое дело, – усмехнулась Стефания.

– И сколько там было «знакомых»?

– Достаточное количество. Интересно, а сколько у тебя было таких «знакомых» женщин? Я не спрашиваю число, но убеждена, что речь идет о четырехзначной цифре. Или я ошибаюсь?

– Синьора Гуарески меня явно переоценивает, – поклонился Дронго. – Я изменял только три раза в жизни, из них два – с вами и Каролиной.

– Я сейчас заплачу от умиления, – всплеснула руками Стефания. – Тебе не стыдно так лгать?

– А тебе? Ты ведь прекрасно все понимаешь. Тем не менее специально меня дразнишь. А в клубе я оказался не случайно. Мне кажется, что сеньор Фигуровский не мог просто так подавиться. Боюсь, что его хотели отравить.

– Опять криминальная история, – скривилась она, – деньги, преступления и женщины. Что еще есть интересного в твоей жизни?

– Еще книги и путешествия, – закончил он за нее.

– Неплохо, – согласилась она. – Только учти, что первые два пункта твоих увлечений могут представлять опасность не только для тебя, но и для всех окружающих. Не всегда попадаются такие преступники, как Каролина; иногда они бывают очень опасными, особенно женщины.

– Это я знаю, – коротко ответил Дронго.

– Будь осторожен, – успела посоветовать ему Стефания, прежде чем к ним подошел Освальдо.

Они попрощались с Дронго и отправились в свой номер. Он тоже поднялся к себе. Джил была уже в номере. Увидев вернувшегося мужа, она удивленно взглянула на часы.

– Уже седьмой час вечера.

– Я задержался, – виновато проговорил Дронго. – Немного не рассчитал. Но меня привезли обратно на своей машине синьор Ферман и его подруга.

– Стефания, – сразу поняла Джил. – Вы были вместе?

– Вместе с ее другом, – подчеркнул Дронго и подумал: «Представляю, как она возмутится, если узнает подробности моего посещения этого дурацкого клуба. Попасть в такую историю, когда сам не знаешь, как себя вести. И самое обидное, что никто не поверит, что я оказался там абсолютно случайно, так как меня беспокоит этот яд в чашке кофе Михаила Фигуровского».

– Надеюсь, что вы весело провели время, – ровным голосом произнесла Джил.

– Не нужно меня подозревать, – попросил он. – Я уже говорил тебе, что никогда не был ангелом, но вести себя как скотина я тоже не умею. И это правда. А Стефания была со своим мужем.

Он ведь действительно не изменял Джил, хотя его появление на этом пляже нельзя было назвать нормальным поведением, и в девяносто девяти случаях из ста любая женщина не приняла бы подобного поведения, поэтому чувствовал себя достаточно уязвимым и виноватым.

– Пойдем на ужин, – предложила Джил. – Когда ты будешь готов?

– Через двадцать минут, – ответил он.

Они спустились в холл, чтобы пройти к испанскому ресторану под аркадами на левой стороне отеля, и увидели входивших в отель Зою и Аиду. Заметив Дронго, Зоя хищно улыбнулась и многозначительно кивнула. Аида снова покраснела и быстро отвернулась. Джил непонимающе посмотрела на обеих женщин, перевела взгляд на Дронго, но ничего не стала спрашивать. Они зашли в ресторан. Уже после того, как сделали заказ, Джил поинтересовалась:

– Эти дамы тоже были в Марбелье?

– Кажется, да. Они ездят в город как на работу.

– Надеюсь, они не отвозили тебя туда на своей машине. – Джил говорила спокойным и ровным голосом, хотя могла бы поинтересоваться, почему Аида так явно смутилась, увидев Дронго при входе в отель.

Больше они на эту тему не разговаривали, предпочитая не вспоминать о его поездке в Марбелью. Еще через полчаса в ресторане появились сначала Дастан с Линарой, а потом и Паруйр с Аидой. Последняя снова вспыхнула, увидев Дронго, и постаралась пройти мимо, даже не поздоровавшись. Четверо знакомых уселись за большой стол, накрытый на лужайке, и заказали себе легкие закуски, салаты, вино, воду. Было заметно, что они ждут третью пару.

– Может, он плохо себя чувствует? – спросил Паруйр. – Я заходил к нему утром, и он сказал, что принимает таблетки и чувствует себя не очень хорошо.

– А я звонила ему только час назад, – сообщила Линара, – и он сказал, что чувствует себя гораздо лучше и обязательно спустится вниз, чтобы поужинать вместе с нами. Еще сказал, что звонил в Москву и подтвердил подписание нашего контракта на следующей неделе.

– Это как раз не очень хорошая новость, – сразу возразил Паруйр. – Вы ведь знаете, как много денег я потерял в прошлый раз. И боюсь, что он снова подпишет общий договор без учета наших интересов.

– В своей обычной манере, – вставил Дастан.

– Мы пока не знаем подробностей, – напомнила Линара. – Давайте дождемся Михаила Матвеевича и все узнаем у него самого.

– Он опаздывает, – посмотрел на часы Паруйр. – Может, подождем еще немного, прежде чем закажем основные блюда?

– Наверное, он все еще плохо себя чувствует, – предположила Линара. – Ладно, подождем.

Аида все время молчала, стараясь не смотреть в сторону соседнего столика. Прошло еще десять минут.

– Это становится уже неприличным, – заметил Паруйр, доставая мобильный телефон. – Сейчас позвоню и узнаю, когда они наконец спустятся.

Он набрал номер Фигуровского и довольно долго ждал, после чего опустил руку.

– Не отвечает. Наверное, они уже вышли, и он оставил свой телефон в номере.

– Сейчас спустятся, – произнес Дастан, – не будем спешить. Они ведь всегда опаздывают.

– Зоя должна успеть надеть на себя все свои бриллианты, – желчно пошутила Линара, – Дастан звонил им все утро, но Зоя сказала, что они будут завтракать в своем номере.

Прошло еще несколько минут.

– Я поднимусь и узнаю, в чем дело, – решил Паруйр. – В конце концов, это просто некрасиво.

– Лучше я сам поднимусь, – предложил Дастан, – сейчас быстро сбегаю и узнаю, почему они задерживаются. Я сегодня утром тоже звонил к нему несколько раз. Кажется, Зою раздражает наше повышенное внимание. – Он поднялся и быстро вышел из-за стола.

Оставшиеся трое гостей переглянулись друг с другом.

– Наверное, опять почувствовал себя плохо, – предположил Паруйр. – Как вы считаете, Линара?

– Не знаю. Он в последнее время стал таким рассеянным и нервным, – призналась Линара. – Мне кажется, что Зоя действует на него не лучшим образом. Она слишком молода и амбициозна.

– Только не говорите этого Михаилу Матвеевичу, – посоветовал Паруйр, – по-моему, он несколько другого мнения. Ему всегда нравились молодые женщины.

– В следующий раз он женится на подростке, – недовольно заметила Линара. – Чем старше становится, тем моложе женщины ему нравятся. А Зоя, похоже, готова в любой момент найти ему подходящую замену… А вы почему молчите, Аида, разве вы не согласны?

Аида взглянула на нее и неопределенно пожала плечами. Чуть повернула голову, чтобы посмотреть на Дронго, словно ожидая, что он может вмешаться в этот разговор, и промолчала, никак не прокомментировав слова Линары. Очевидно, в этот момент они обе вспомнили о ее кроссе за проплывшим мимо футболистом.

– Сколько можно ждать? – снова посмотрел на часы Паруйр. – Теперь пропал и Дастан. Может, нам следует послать теперь и за ним?

– Я ему позвоню. – Линара достала телефон и стала набирать номер своего мужа. После долгого ожидания она растерянно произнесла: – Он не отвечает. Что там происходит? Я просто не понимаю.

– Мне это уже надоело, – вскочил со своего места Паруйр. – Я сам пойду и узнаю, что там произошло.

Он поспешил выйти из ресторана. Женщины остались вдвоем.

– Почему он все-таки не отвечает? – раздраженно спросила Линара, снова набирая номер мужа.

– Кажется, у них что-то произошло, – тихо сказала Джил, – они все уходят искать этого полного синьора. Ты видишь, как они нервничают? Это как-то связано с тем, что ты намочил свой платок в его чашке кофе и потом отправил его по DHL. Не удивляйся, я уже довольно долго живу с тобой и тоже немного стала аналитиком.

Они улыбнулись. И в этот момент Линара громко спросила:

– Дастан, что происходит? Почему ты не отвечаешь на мои звонки? Что? Не может быть! – произнесла она упавшим голосом. – Да, да, я все понимаю. Конечно, мы сейчас к вам поднимемся. Какой кошмар! Сейчас мы придем. – Она опустила телефон и взглянула на сидевшую рядом Аиду.

– Что случилось? – тревожно спросила Аида.

– Михаил Матвеевич умер.

Джил вздрогнула, услышав это сообщение.

– Как это – умер? – не поняла Аида. – От чего?

– Не знаю. Дастан сказал, что он умер. Там в номере врачи и сотрудники отеля. Сейчас вызывают полицию. Нужно подняться к ним. Позову официанта, чтобы расплатиться, и пойдем туда.

– Конечно, – согласилась Аида и еще раз взглянула на Дронго.

Он сидел, глядя перед собой и ничем не выражая своего отношения к случившемуся. Даже Джил испуганно замерла в ожидании его возможной реакции. К соседнему столику подошел официант. Линара расписалась в счете и быстро поднялась, забирая свою сумочку. Аида, взяв свою, тоже поднялась, и обе женщины поспешили из ресторана.

– Они сказали, что он умер, – шепотом произнесла Джил. – Ты слышал?

– Да, – глухо ответил Дронго, – я ждал именно подобного. Нужно было действовать более решительно. Теперь уже поздно об этом говорить.

– Это не твоя забота, – напомнила Джил. – Что ты думаешь делать?

– Как обычно, – ответил Дронго.

– Что значит, как обычно? – спросила она дрожащим голосом.

– Искать убийцу, – пояснил он. – Нужно найти того, кто убил Фигуровского.

 

Глава восьмая

Ужин был скомкан. Джил не захотела больше ничего есть, настаивая, чтобы они поднялись к себе в номер. В холле отеля они встретились со Стефанией и Освальдо, которые, очевидно, спускались к ужину.

– Вы слышали, что случилось? – спросила Стефания. – Говорят, что один из гостей отеля сегодня умер. Неужели отравился? Здесь такие нерасторопные официанты, но еда всегда отменного качества…

– Этого не может быть, – убежденно произнес Освальдо, – отели «Кемпински» известны на весь мир. Здесь работают лучшие повара. Никогда в жизни не поверю, что клиент отеля мог отравиться. Этого просто не может быть!

– На улице стоят две машины полиции, – показала Стефания. – Весь отель только об этом и говорит, а ты еще сомневаешься… Вот господин эксперт может тебе подтвердить, что таких случаев по всему миру сколько угодно.

– Боюсь, синьора Гуарески, что не смогу быть на вашей стороне, – ответил Дронго. – Таких случаев в сети этих отелей я тоже не припомню. Боюсь, что он не отравился, а его намеренно отравили.

Стефания нахмурилась.

– Вам нужно обязательно, чтобы произошло какое-нибудь гадкое событие, – мрачно сказала она, – и тогда вы сможете в очередной раз продемонстрировать всему миру свой высокий профессионализм.

Джил вспыхнула и хотела что-то возразить, но Дронго опередил ее:

– Если вас послушать, получается, что я только и мечтаю о преступлениях, которые должен раскрывать. А я, наоборот, мечтаю о том, чтобы все злодеи были изобличены, и никто больше не решался на подобное преступление.

– И синьора, еще вы забываете, что его чаще всего просят помочь, – вставила Джил, – и просят очень настойчиво.

– В любом случае нам всем повезло, – примирительно произнес Освальдо, – если рядом с нами такой профессиональный эксперт, который легко сможет раскрыть любое преступление. И если даже несчастного бизнесмена отравили, для господина Дронго не составит труда быстро изобличить убийцу.

– В реальности все бывает совсем не так, как мы хотим, – заметил Дронго.

– Пойдем, – несколько более напряженным голосом предложила Джил, – мы уже поужинали.

Стефания сухо кивнула на прощание.

Когда они вошли в кабину лифта, Джил все-таки не выдержала и, вспыхнув, воскликнула:

– Что она себе позволяет? Считает, что ты получаешь удовольствие от всех этих ужасных преступлений? Или тебе нравится общаться с такими негодяями?

– Нет. Она имела в виду, что я могу помочь там, где бывает нужно. И люди обращаются ко мне, зная, чем именно я занимаюсь.

– Тебе давно пора заканчивать с этим, – убежденно сказала Джил. – Ты мог бы преподавать в университетах, читать лекции по криминалистике или писать книги.

– Преподавателя из меня не получится, не хватит терпения, – пошутил Дронго, – а писать книги буду после шестидесяти. Если, конечно, получится, в чем лично я несколько сомневаюсь. Еще неизвестно, какую книгу я напишу и будут ли ее читать; а мои расследования объективно уже помогли многим людям.

Они прошли в свой номер.

– Надеюсь, ты не собираешься бежать в номер синьора Фигуровского и предлагать свою помощь? – спросила Джил. – По-моему, это было бы достаточно несерьезно.

– Я никогда сам не навязываюсь, – сказал Дронго, – только в том случае, если меня попросят. Люди не любят, когда вмешиваются в их дела. Особенно этого не любят покойники.

– У тебя и юмор стал какой-то мрачный, – пожала плечами Джил. – Неужели ты думаешь, что его действительно убили?

– Убежден. Могу поспорить – и не проиграю.

– Почему?

– Помнишь, как я намочил краешек своего носового платка в его кофе?

– Конечно, помню, и послал платок на экспертизу.

– Мне позвонил Вейдеманис и сообщил, что в кофе был яд. Кто-то пытался отравить за завтраком господина Фигуровского.

– Какой ужас, – испугалась Джил. – Значит, его действительно убили? А ты знал, что его хотят убить, и даже не попытался его защитить?

– Пытался. Я пытался ему объяснить, даже напросился к нему в гости. Но этот самодовольный индюк не хотел меня слушать. Да и его молодая супруга действовала не лучшим образом.

– Это, наверное, она его отравила, – уверенно высказалась Джил, – я просто уверена в этом. У них такая большая разница в возрасте. Сразу видно, что ей нужна не его любовь, а его кошелек. А теперь, после смерти мужа, она получит все его состояние. Это точно она его отравила. Кстати, она сидела рядом с ним во время завтрака.

– Думаю, что это будет основная версия, которую сразу начнут проверять сотрудники полиции, – предположил Дронго. – Но боюсь, что ее муж тоже мог догадываться об истинных чувствах своей супруги и не стал бы так глупо переписывать все имущество на нее, сделав ее единственной наследницей. Судя по их отношениям, его очень сильно раздражали безумные траты жены.

– Тогда кто его убил? – спросила Джил.

– Пока не знаю. Лучше закажи чай, и мы немного успокоимся. Возможно, он умер в результате обычного сердечного приступа, а мы придумали изощренное преступление, которого не было…

– А яд в его чашке? – напомнила Джил.

– Может, ее просто плохо помыли, – улыбнулся Дронго. – Сегодня днем сидевшая рядом с ним женщина сказала мне, что пила из этого кофейника и чувствует себя прекрасно. Возможно, мы ошибаемся.

– Ты издеваешься? – обиделась Джил.

– Нет, просто хочу тебя успокоить. Не нужно так нервничать. В конце концов, этим делом занимаются испанские власти, и мы не имеем к нему абсолютно никакого отношения…

Не успел он закончить свою фразу, как раздался осторожный стук в дверь. Джил взглянула на него и недовольно проговорила:

– Кажется, за тобой пришли. По-моему, испанские власти уже успели узнать, что ты живешь в этом отеле.

Дронго покачал головой. Ни один следователь или полицейский инспектор не станет приглашать к себе эксперта, случайно оказавшегося в отеле. Это не позволит ему сделать собственная профессиональная гордость и служебные полномочия, которые не дают возможности привлекать для расследования тяжких преступлений иностранцев без необходимых полномочий и соответствующих согласований со своим руководством. Он подошел и открыл дверь. На пороге стоял молодой человек – очевидно, один из сотрудников отеля.

– Простите, сеньор, что вынужден вас побеспокоить, – извинился пришедший, – но у нас в отеле произошло неприятное происшествие. Один из наших гостей плохо себя почувствовал. Кажется, у него случился сердечный приступ. Приехала полиция, и комиссар Аламейда попросил вас спуститься к нему для разговора.

– Почему именно меня? – уточнил Дронго.

– Не знаю, синьор, – виновато ответил гость. – Меня просто попросили пригласить вас вниз для беседы. Он в кабинете директора. Вы можете спуститься со мной прямо сейчас?

– Конечно. – Дронго обернулся к Джил и успокаивающе произнес: – Не волнуйся, ничего страшного.

– Можешь идти, раз ты такой незаменимый. Надеюсь, хоть ночевать сегодня вернешься?

– Обязательно, – заверил ее Дронго, выходя следом за посланцем.

Внизу, в приемной директора, стояли два сотрудника полиции. На диване сидела Зоя с опухшими от слез глазами. Рядом с ней с двух сторон устроились Аида и Линара. Мужчин видно не было. Увидев вошедшего Дронго, Зоя встрепенулась и подняла голову.

– Это он, – громко сказала она, показывая на вошедшего. – Он приходил сегодня к нам и предупреждал Михаила Матвеевича о том, что его могут убить. Он все заранее знал. И потом еще следил за нами в клубе.

Дверь отворилась. На пороге стоял мужчина ниже среднего роста с большой головой. Он был неуловимо похож на покойного каудильо, о котором в Испании уже начали забывать. Комиссар Фелиппе Аламейда работал на этой должности уже четыре года и стяжал себе славу непримиримого борца с преступностью. У него были смешные, карикатурные усики в виде щеточки над верхней губой, мелкие черты лица, выпученные глаза и гипертрофированное чувство собственного достоинства, какое бывает у маленьких людей, искренне считающих себя центром Вселенной.

– Успокойтесь, сеньора, – предложил он на не очень хорошем английском, – мы сумеем узнать все обстоятельства этого дела. Но пока не знаем точно, от чего именно умер ваш супруг. Успокойтесь и не волнуйтесь. Мы все проясним со временем.

Дронго стоял у дверей, несколько ошеломленный подобным приемом. Он действительно приходил сегодня утром к Фигуровскому, пытаясь предупредить его о грядущей опасности. И, конечно, в глазах полиции он и должен стать главным подозреваемым, иначе откуда он мог знать о возможном убийстве Фигуровского? Судя по словам комиссара, его снова попытались отравить, и на этот раз более успешно, чем в первый.

– А вас я прошу зайти ко мне, – позвал Дронго комиссар. – Вы говорите по-английски?

– Да.

– А по-испански?

– Нет.

– В таком случае нам понадобится переводчик. У нас есть синьора Эрика, которая работает в этом отеле и хорошо говорит на английском и испанском. Она уже едет к нам.

Дронго вошел следом за комиссаром в кабинет директора. Почти сразу появилась Эрика, высокая худая блондинка лет тридцати пяти. Очевидно, она была немкой – акцент сразу чувствовался, хотя говорила она безупречно. Кроме комиссара, в кабинете находился еще один относительно молодой человек лет тридцати. Внешность у него была достаточно приятная, только большой нос с горбинкой немного портил впечатление. Возможно, это был следователь, но Аламейда не стал его представлять.

– Ваше имя, фамилия, год рождения и гражданство? – сразу спросил комиссар, и Эрика тут же перевела.

Дронго обстоятельно назвал свои данные.

– Судя по всему, вы не были лично знакомы с умершим, – уточнил комиссар.

– Нет, никогда его раньше не знал и не видел, – ответил эксперт.

– В таком случае как вы можете объяснить свое появление в номере сеньора Фигуровского сегодня утром и свои слова?

– Мне показалось, что я могу ему помочь, так как подозревал, что ему может угрожать опасность.

– Какая опасность? Откуда? Кого именно вы подозревали и почему решили предупредить сеньора Фигуровского?

– У меня были достаточно веские причины так думать.

– Какие причины? – нетерпеливо спросил комиссар. Он сразу возненавидел этого высокого мужчину, который был выше него на тридцать или сорок сантиметров. К тому же этот тип никак не хотел объяснить свое непонятное поведение.

– Я был уверен, что ему угрожает реальная опасность, – продолжал Дронго. – Дело в том, что вчера утром за завтраком он неожиданно поперхнулся. Можете расспросить об этом всех, кто сидел с ним за одним столом, и сотрудников ресторана. Он почувствовал себя очень плохо и, только выпив несколько стаканов воды, сумел успокоиться. Я подумал, что это не похоже на обычное переедание или на случайно попавший в дыхательные пути кусок хамона.

– Почему вы так подумали? Вы врач по профессии?

– Нет. Юрист и психолог.

– И это дает вам право ставить диагноз незнакомому человеку, который сидит за соседним столом? – возмутился комиссар. – Вы всегда так делаете? А потом вы ворвались к нему в номер и начали ему угрожать…

– Я не угрожал.

– Его жена нам все рассказала. Вы угрожали погибшему, что его могут убить. Это ведь была настоящая угроза. Как иначе можно воспринять ваши слова?

– Как предупреждение.

– Правильно. Как последнее предупреждение, – кивнул Аламейда. – Вы предупредили сеньора Фигуровского, а потом поехали за его женой, чтобы проследить, куда именно она отправится. Она встретила вас на пляже, где отдыхала со своей подругой. Подруга тоже подтвердила, что видела вас на пляже. Или вы решили, что они тоже плохо себя чувствуют, и захотели отправиться туда, чтобы им помочь?

– У вас странная логика, комиссар, – поморщился Дронго. – Я говорю вам о том, что ему внезапно стало плохо, а вы не верите ни одному моему слову.

– Не верю, – подтвердил Аламейда. – У нас столько проблем с русской мафией… Если вы приехали из Рима, это еще ни о чем не говорит. Я знаю, что ваша супруга – гражданка Италии, но вы не итальянец и не являетесь гражданином России. Откуда такая забота о случайном госте, который сидел за соседним столом? Говорите правду! – рявкнул комиссар. – Мы не сомневаемся, что его отравили. Все характерные признаки налицо. Сегодня утром вы вошли в номер сеньора Фигуровского и положили яд в его стакан, довершив преступление, которое не смогли завершить предыдущим утром за завтраком. Возможно, что вы – профессиональный киллер и прибыли сюда для охоты на этого бизнесмена. В любом случае вы сработали очень топорно. И вы – единственный и главный подозреваемый в этой истории. Я буду вынужден вас задержать на трое суток.

– На каком основании?

– Не нужно делать из меня идиота, – разозлился Аламейда, – вы все прекрасно понимаете. Как только мы получим результаты экспертизы, я предъявлю вам обвинение в преднамеренном убийстве. И мы сумеем доказать, что именно вы входили в номер сеньора Фигуровского и отравили его под надуманным предлогом защиты. Супруга убитого вас опознает и подтвердит вашу виновность. Вы проиграли, сеньор киллер!

В этот момент раздался телефонный звонок. Аламейда снял трубку, выслушал сообщение и счастливо улыбнулся. Затем торжественно поднялся со своего места и многозначительно взглянул на Дронго.

– Сеньора Эрика, переводите все слово в слово, – попросил он. – Сообщите нашему киллеру, что экспертиза уже закончилась и все подтвердилось. Сеньор Фигуровский был отравлен. В его стакане нашли сильнодействующий яд. Учитывая, что никто больше не входил в его комнату, я уже не сомневаюсь, что разговариваю с возможным отравителем, который под любым предлогом должен был войти в комнату и подсыпать яд. Скажите, что сегодня он поедет с нами, а завтра утром я предъявлю ему официальное обвинение в убийстве.

 

Глава девятая

В комнате стояло напряженное молчание. Следователь с некоторым любопытством смотрел на неизвестного мужчину, который так глупо и скоро подставился. Комиссар торжествующе улыбался.

– Вам уже нечего сказать? – поинтересовался он, задав этот вопрос на плохом английском.

– Конечно, есть, – спокойно ответил Дронго. – Эрика, переводите, пожалуйста, слово в слово, все, что я скажу! Арестовать меня он не имеет права. Когда я направлялся сюда, я примерно представлял, зачем меня нашли так быстро и что именно мне может сказать господин комиссар, поэтому захватил с собой свои документы. И ни по одному из них он не может меня арестовать. У меня голубой паспорт международного эксперта ООН – и нужно согласие Генерального секретаря или секретариата ООН на мое задержание, – а также дипломатический паспорт моей страны. – Дронго достал оба паспорта и положил их на стол перед комиссаром.

Эффект был оглушающий. Эрика перевела его слова, и комиссар растерянно опустился в кресло. Внимательно изучил оба паспорта и перевел взгляд на следователя, словно ища у него поддержки. Следователь поднялся и подошел тоже посмотреть документы незнакомца. Затем поднял глаза на Дронго и уточнил:

– В какой именно области вы международный эксперт?

– По расследованию тяжких уголовных преступлений, – ответил Дронго.

– И поэтому вы отправились к нему в номер, – понял следователь.

– Именно поэтому, – кивнул Дронго. – Я был уверен, что ему грозит опасность. Если бы господин комиссар спокойно меня выслушал, а не стал бы сразу обвинять в этом убийстве, я рассказал бы ему обо всем, что именно случилось. Я не охотник за головами жертв, я охотник за головами убийц, сеньор Аламейда.

– Вы приехали сюда, чтобы следить за Фигуровским? – спросил следователь.

– Нет, я приехал на отдых. Но, как профессионал, сразу обратил внимание на некоторые детали, в том числе и на его не совсем адекватное поведение утром за завтраком. И я точно знаю, что его пытались отравить еще во время завтрака. Но тогда его спасло то обстоятельство, что он слишком долго выбирал себе еду на столиках в зале. Его кофе был отравлен, но, когда он вернулся к столу, кофе уже остыл, и он добавил себе горячего из кофейника, немного снизив концентрацию яда в своей чашке. А затем, выпив совсем немного, сразу почувствовал себя плохо. Он принимал другие лекарства, и, очевидно, это его спасло. А также несколько стаканов воды, которые он чуть ли не залпом выпил. Ясно одно – его пытались отравить именно в то утро…

– Почему вы так уверены? – поинтересовался следователь.

– Я сделал анализ содержимого его чашки, – пояснил Дронго.

– Какой анализ? – вмешался комиссар. – В отеле? Как вам удалось?

– Не в отеле. Когда сеньор Фигуровский и его друзья удалились, я намочил свой носовой платок в его чашке и послал на экспертизу в Москву. Там этот платок проверяли в специальной лаборатории, где подтвердили, что в чашке был яд.

– Но вы сказали, что он подлил себе кофе из кофейника, – напомнил комиссар. – Почему вы считаете, что хотели отравить именно его?

– Яд был в его чашке, – убежденно произнес Дронго. – Из кофейника наливала себе кофе сидевшая рядом женщина, и с ней ничего не произошло. Поэтому я точно знаю, что яд был в чашке. А это означает, что убийца сидел с ним за одним столом и, воспользовавшись ситуацией, бросил туда яд.

– Необязательно, чтобы это был кто-то из его соседей, – предположил проницательный следователь. – Это мог сделать и кто-то из гостей отеля, кто проходил мимо его столика. Вы ведь не можете утверждать, что все время следили именно за его чашкой.

– Не могу, – согласился Дронго, – но заключение экспертизы я смогу предоставить вам довольно быстро. Достаточно распечатать акт экспертизы, который послан на мой электронный адрес.

Комиссар и следователь посмотрели друг на друга.

– Кто может подтвердить ваши слова? – спросил все еще не веривший до конца комиссар Аламейда.

– Руководитель службы безопасности Андалузии сеньор Диего Таррега, – ответил Дронго, – или комиссар Рибейро. Он тоже меня знает. Скажите, что здесь находится Дронго. Меня обычно так называют.

Услышав это прозвище, следователь изумленно взглянул на гостя, но Аламейда достал свой телефон и набрал номер. Затем попросил позвать начальника полиции Рибейро – очевидно, тот уже получил повышение.

– Сеньор Рибейро, здравствуйте, – поздоровался комиссар, – вас беспокоит комиссар Аламейда. Извините, что доставляю вам беспокойство поздним звонком. Я нахожусь в Эстепоне, где в отеле «Кемпински Байя» убили одного русского туриста. И здесь присутствует международный эксперт, который утверждает, что его зовут Дронго и вы лично его знаете.

– Уже полночь, комиссар, – недовольно напомнил начальник полиции. – Хотя… как вы сказали? Дронго? Вы ничего не перепутали?

– Нет. Именно Дронго! Вы о нем когда-нибудь слышали? Что-нибудь знаете?

– Конечно, знаю, – сразу ответил Рибейро. – Это великий сыщик, Аламейда. Вам очень повезло, если он оказался рядом с вами. Можете больше ничего не предпринимать – он сам найдет и изобличит убийцу. Передайте ему телефон, чтобы я мог с ним переговорить и убедиться в том, что это и есть Дронго.

– Он просит вас, – растерянно произнес Аламейда, протягивая трубку Дронго.

– Здравствуйте, сеньор Рибейро, – вежливо поздоровался эксперт.

– Рад вас слышать, – сказал начальник полиции, – неужели вы опять случайно оказались именно там, где должны быть? И на вас случайно вышел Аламейда… Никогда в жизни не поверю.

– Не случайно, – подтвердил Дронго. – Я обратил внимание на некоторые обстоятельства и попытался спасти жизнь этому несчастному, для чего вошел в его номер. Поэтому сеньор комиссар считает, что именно я мог его убить.

– Скажите, что он ошибается, – рассмеялся Рибейро. – Неужели вы не можете спокойно приехать и уехать из нашей страны?

– Очевидно, не получается.

– После того как вы провели столько блистательных расследований и даже нашли известного на всю Европу «Ангела Боли», вы стали очень популярным человеком у нас в Испании, – признался Рибейро. – Надеюсь, мы еще увидимся и я смогу пригласить вас на стакан доброго испанского вина. Хотя я помню, что вы не очень-то любите выпивку.

– Обязательно увидимся, и спасибо за приглашение.

– Передайте телефон комиссару, – попросил начальник полиции.

Дронго передал аппарат Аламейде.

– Послушайте, Аламейда, – посоветовал Рибейро, – этот человек сумеет найти любого убийцу, раскрыть самое запутанное преступление. Неужели вы никогда не слышали о Дронго? Именно он нашел «Ангела Боли», о котором писали все наши газеты. Можете ему абсолютно доверять. Вы меня поняли?

– Конечно, – ответил все еще не пришедший в себя от изумления комиссар Аламейда и растерянно опустил телефон.

– Значит, вы тот самый эксперт, – понял следователь, протягивая руку. – Я – Антонио Лопес. Позвольте пожать вашу руку. Я много о вас слышал.

Комиссар не стал протягивать руки. Он только огорченно вздохнул. У него была такая красивая версия, и можно было доложить о раскрытии убийства в течение короткого времени.

– Когда вы сможете передать нам акт экспертизы? – мрачно поинтересовался он.

– Прямо сейчас, – ответил Дронго, – могу распечатать это сообщение у портье. Мне кажется, важно обратить внимание на упорство, с каким убийца пошел на преступление. Очевидно, у него не было времени, если он решил действовать столь стремительно. Сначала неудавшееся отравление за завтраком, затем удавшаяся попытка уже в номере самого Фигуровского…

– Тогда это могла быть его молодая супруга, – предположил Лопес. – Ведь именно она вспомнила о том, что вы приходили к ним в номер. И именно она была рядом с ним за завтраком и в его номере, когда он отравился.

– Во всяком случае, она одна из основных подозреваемых, – согласился Дронго. – Но за столом их было шестеро. Три пары, которые приехали сюда все вместе и, насколько я понял, были компаньонами в крупном деле. Сеньор Паруйр Торосян со своей супругой и еще одна пара казахов, Дастан и Линара. Их фамилии я не знаю, но они были все вместе.

– Мы проверили, – сообщил Лопес, – Дастан Кумарбеков и Линара Молдобаева. Они супруги, хоть и с разными фамилиями. Когда Дастан Кумарбеков поднялся в номер, сеньор Фигуровский был уже мертв. И в номере, кроме самой сеньоры Фигуровской, находился наш сотрудник отеля, поспешивший на помощь.

– Шесть человек, – подтвердил Дронго, – и есть еще одна пара из России, которая тоже вызывает у меня некоторые вопросы. Судя по всему, они ненавидели покойного. Некто господин Вязанкин, который прилетел сюда со своей знакомой.

– У нас есть в списке гость из России, сеньор Вязанкин, – подтвердил Лопес, просматривая список гостей.

– Среди этих восьмерых и нужно искать возможного убийцу, – предположил Дронго. – Хотя необходимо учитывать, что покойный был достаточно крупным бизнесменом, и для того чтобы его устранить, заинтересованное лицо могло пойти и на крайние меры. Например, подкупить официантку, которая должна была положить яд в чашку господина Фигуровского. Вы уже знаете, как отравили погибшего во второй раз?

Комиссар и следователь переглянулись.

– Знаем, – ответил Аламейда, – вы опять правы. Яд был на этот раз в его стакане, который стоял рядом с ним на тумбочке. Стакан с томатным соком. Мы его тоже отправили на экспертизу.

– Значит, этот стакан ему принесли из ресторана, – понял Дронго. – Там был один такой стакан или два?

– Один, – сказал Лопес, – сеньора Фигуровская не любит томатный сок. Она так и сказала нам об этом – предпочитает апельсиновый или яблочный. Мы уже допросили официанта, который обслуживал их номер. Но соки разливались в самом ресторане, и там все в порядке. Соки к Фигуровским отнесли еще днем, до вашего появления в их номере. Сеньора Фигуровская сразу выпила свой сок и уехала в Марбелью, а ее муж оставил сок на тумбочке рядом с собой, решив немного поспать. И только вечером выпил этот яд, который был в его стакане.

– Тогда возможен другой вариант, – предположил комиссар, – когда Фигуровский спал, кто-то вошел в его номер и незаметно подсыпал яд.

– Не думаю, – возразил Дронго. – Убийца, конечно, человек достаточно отчаянный, но не настолько глупый. Он не мог точно знать, как поведет себя Фигуровский. Тот мог не спать или проснуться и поднять шум. Справиться с таким упитанным человеком было бы достаточно трудно, особенно если убийца женщина. Нет, я абсолютно уверен, что яд не мог попасть в его стакан в тот момент, когда он дремал.

– Тогда его могла положить туда только его супруга, – разочарованно заметил Аламейда.

– Не только, – задумчиво произнес Дронго. – Я знаю, что, когда они уезжали, за Зоей Фигуровской зашла ее подруга – Аида Казарян, которая тоже была в номере.

– Об этом мы не знали, – встревожился Аламейда.

– Затем дальше, – продолжал Дронго, – утром в номер Фигуровских заходил ее супруг Паруйр Торосян. Я сам слышал, как он говорил об этом. Значит, у нас есть уже несколько подозреваемых.

– Уже достаточно поздно, сеньор комиссар, – напомнил следователь, посмотрев на часы. – Может, закончим на сегодня? Отпустим всех по номерам, чтобы завтра в более спокойной обстановке всех допросить?

– Да, наверное, вы правы, – недовольно согласился Аламейда, – но у дверей я все равно оставлю нашего дежурного. И завтра с самого утра начнем работать. Сеньор эксперт, спасибо за вашу помощь, – быстро добавил он.

– Я пока еще ничем не помог, – возразил Дронго, – но постараюсь сделать все от меня зависящее в поисках убийцы.

Аламейда с трудом сдержался, чтобы не возразить. Он хотел сказать, что они не нуждаются в помощи какого-то там эксперта, который носит такую непонятную кличку. Но с другой стороны, он помнил слова начальника полиции. Может, действительно этот странный человек сумеет помочь в раскрытии столь загадочного убийства и вычислить возможного преступника? Ничего нельзя исключать. Все равно, если удастся найти убийцу, все заслуги будут приписаны самому комиссару и следователю Лопесу. А если не найдут, то именно этот эксперт и станет основным виновником неудачи. Поэтому пусть он старается, вреда от этого не будет, а польза может получиться достаточно ощутимая. Все это быстро промелькнуло в его голове.

– Надеюсь, что завтра вы сможете быть вместе с нами, сеньор эксперт, – торопливо добавил Аламейда.

Лопес и Эрика с некоторым недоверием взглянули на комиссара, так решительно поменявшего свое мнение. Они не слышали всего того, что сказал Рибейро комиссару.

– Спасибо, – кивнул Дронго на прощание, – я постараюсь вам помочь.

Он поднялся, забрал свои документы и вышел из кабинета. Аламейда посмотрел на Лопеса.

– Неужели действительно он такой известный эксперт?

– Очень известный, – ответил следователь. – Некоторые его расследования стали настолько хрестоматийными, что их изучают криминалисты во всем мире. Я даже не мог себе предположить, что смогу когда-нибудь увидеть этого человека.

– Еще посмотрим, чем он сможет нам помочь в этом расследовании, – нервно заявил Аламейда. – Сеньора Эрика, прошу вас завтра утром быть на месте, чтобы мы могли вместе поработать.

– И он знает русский язык, – напомнил Лопес, – значит, будет работать с этой компанией гостей, прилетевших из Москвы, без переводчиков.

– Может, нам вообще ничего не делать, а подождать, пока он сам найдет убийцу? – саркастически улыбаясь, спросил Аламейда.

– Мы могли бы у него поучиться, – добил его последней фразой Лопес, – он известный на весь мир профессионал.

Комиссар хотел сказать какую-то гадость насчет такого учителя и даже открыл рот, но передумал. Если ничего не выйдет, все расскажут, что он с самого начала не давал работать этому эксперту. Но все равно, пусть знает, что он не верит в таких фокусников.

– Посмотрим, как он будет искать убийцу, – упрямо повторил Аламейда.

 

Глава десятая

Дронго вернулся в свой номер, когда на часах было уже около двенадцати. Джил, конечно, не спала. Она сидела в кресле и читала книгу. Он подошел ближе, взглянул на автора. Умберто Эко, один из самых любимых авторов Джил. Умеющий сочетать занимательность детективного жанра с глубокой философией и потрясающим погружением в тему. В отличие от нашумевших романов Дэна Брауна, рассчитанных на явно невзыскательный вкус толпы, Умберто Эко был писателем для интеллектуалов, особо почитающих этого автора как нового гуру за умение занимательно выстраивать сюжет и глубину поставленных вопросов.

– Надеюсь, что роман интересный, – сказал Дронго.

– Очень. Но твой «роман» тоже должен быть достаточно занимательным, – произнесла Джил. – Почему так долго?

– Проверяли мою личность. Выяснили, что я эксперт по вопросам преступности, и решили подключить меня к расследованию этого убийства.

– Они узнали об этом случайно, ты ничего им не говорил?

– Они узнали об этом от меня, и я им об этом, конечно, сказал. Но потом они проверили через начальника полиции, который меня лично знает, и убедились, что все в порядке.

– И ты опять будешь искать неизвестного преступника, – вздохнула Джил. – Мне иногда кажется, что подобное занятие даже доставляет тебе некоторое удовольствие.

– Во всяком случае, я умею это делать достаточно хорошо. Так говорят другие.

– Надеюсь, ты не забудешь о том, что мы приехали сюда на отдых, – напомнила Джил.

– Ни в коем случае. Но сама подумай, где еще они сумеют найти в Эстепоне специалиста, знающего русский язык и понимающего проблемы этой шестерки.

– Ты думаешь, что убийца кто-то из них?

– Пока ничего не могу сказать, понятно одно – убийца находится рядом. Он сделал неудачную попытку за завтраком и решил повторить ее уже в номере Фигуровского. Нужно прежде всего выяснить для себя – почему он так торопился, почему он отчаянно пытался убрать Фигуровского в эти несколько дней. И тогда мы поймем, кому было выгодно устранение господина Фигуровского.

– И там был еще этот человек, тоже прилетевший из России, – напомнила Джил, – кажется, Вязанкин. Он очень нехорошо говорил про погибшего.

– Я об этом помню, – кивнул Дронго, – и думаю, что нужно иметь в виду и эту странную пару. Но давай отложим наши рассуждения до завтрашнего утра.

– Давай, – согласилась она. – Я уже поняла, что в этой поездке моим спутником будет сеньор Эко, а не ты.

– Обещаю не оставлять тебя надолго, – улыбнулся Дронго. – Самое большое – на день или два.

На следующее утро, уже за завтраком, они обратили внимание на спустившуюся в ресторан Зою Фигуровскую. Она была в легком брючном костюме, с собранными волосами. Происшедшее событие, конечно, наложило на нее отпечаток, глаза были припухшие и красные, но обувь на высоких каблуках она все-таки надела, как и золотой браслет оригинальной работы на руку. Ее спутники проявляли к ней понятное внимание, стараясь не расстраивать лишними расспросами.

– Я думала, что она не выйдет к завтраку, – поразилась Джил. – Неужели у нее хватает сил еще спускаться в ресторан после случившегося?

– Как видишь, – мрачно ответил Дронго. – Она, конечно, расстроена его смертью, но сейчас больше думает о наследстве, оставшемся от мужа. И как только полиция разрешит, сразу покинет этот отель, чтобы заняться именно этими проблемами.

После завтрака они поднялись в холл отеля, где увидели Вязанкина и его спутницу. Он говорил с кем-то по телефону, возбужденно размахивая руками.

– Можешь себе представить, эта скотина все-таки сдохла! Честное слово, я начинаю верить в Бога. Нет, мы, конечно, ничего не знаем, но здесь говорят, что его отравили. – Он огляделся по сторонам и, убедившись, что, кроме Дронго и его спутницы, рядом никого нет, тихо продолжил: – Все так и случилось, как должно было случиться.

– Вот видишь, – сказала Джил, – он очень подозрительный человек. И так радуется смерти своего ближнего. Это непорядочно и очень неприятно…

– Боюсь, что люди уже давно не оперируют такими терминами, как «порядочность» или «непорядочность», – грустно заметил Дронго; очевидно, у него были свои личные причины для подобных рассуждений.

Они увидели входящих в отель комиссара Аламейду и следователя Лопеса. Кроме Эрики, их сопровождал еще молодой человек лет двадцати пяти. Следователь первым шагнул к Дронго:

– Я всю ночь читал сообщения о ваших расследованиях в Интернете, – признался он, – и в Википедии столько про вас написано… Неужели все это правда?

– Конечно, нет. Там всегда все немного преувеличено, – усмехнулся Дронго.

– Идемте в наш кабинет для допросов, – предложил комиссар Аламейда, – и начнем с его супруги. Пусть она хотя бы вспомнит, кто еще навещал ее мужа вчера днем. А это – сеньор Навас. Он учился в Москве и поможет нам с переводами на русский язык. Хотя еще должен прибыть российский консул. Он обещал приехать к десяти часам.

Они прошли в кабинет директора. «Слишком много людей», – недовольно подумал Дронго. И в этот момент в кабинет вошел еще один человек. Ему было лет тридцать пять. Светлые редкие волосы, круглое лицо, очки, мягкий, округлый подбородок. Это был сотрудник российского посольства Вадим Дмитриевич Колосов. Он представился, пожал всем руки, сообщил о том, что посольство готово взять на себя транспортировку тела погибшего в Москву. Очевидно, в посольстве уже знали о финансовых возможностях погибшего.

– Об этом пока рано говорить, – недовольно заметил комиссар Аламейда, – мы только начали проводить расследование, и раньше, чем через несколько дней этот вопрос не может быть решен. Наши эксперты уже подтвердили, что сеньор Фигуровский был отравлен, а не умер от сердечного приступа, поэтому обычное оформление документов в этот раз просто невозможно.

– Да, я понимаю, – согласился Колосов, – но мы хотели бы максимально уменьшить срок выдачи тела погибшего для последующей его отправки на родину.

– Сделаем все, что сможем, – кивнул комиссар. – А это – сеньор Дронго. Он, кажется, ваш соотечественник.

Колосов повернулся к эксперту:

– Вы из России?

– Я приехал из Италии, но большую часть времени живу в Москве, – пояснил Дронго. – Вы же знаете, что всех, кто приезжает из республик бывшего Союза, все еще по привычке называют «русскими».

– Знаю, – улыбнулся Колосов. – Мне сказали, что вместе с Фигуровским прилетели еще две семьи из Москвы.

– Да, – подтвердил Дронго, – одна армянская, другая казахская. Но наши следователи будут упрямо называть всех «русскими». Их можно понять. Мы же не отличаем басков и каталонцев от остальных испанцев. Или шотландцев и ирландцев – от англичан. Так и они не вникают в наши национальные отношения.

Все расселись по стульям, и Аламейда попросил пригласить супругу погибшего. Как только она вошла, Колосов поднялся с места и подошел к ней.

– Примите наши соболезнования, – проникновенно сказал он, пожимая руку вдове. – Можете не сомневаться, что мы будем защищать ваши интересы, госпожа Фигуровская, и сделаем все, чтобы в максимально короткий срок получить разрешение на ваш выезд обратно в Москву и передачу тела российской стороне. Все расходы посольство готово взять на себя, с учетом последующей оплаты этих расходов вашими представителями. Мы намерены защищать ваши интересы и перед испанскими официальными лицами, для чего вам нужно будет подписать соответствующие документы.

– Конечно, – согласилась Зоя.

Она успела поменять костюм на темно-синее платье. Ничего более темного, очевидно, у нее просто не было. Но часы и серьги с крупными сапфирами она не забыла надеть. И сделать неплохой макияж, прежде чем появиться перед комиссаром и следователем.

Колосов вернулся на свое место, а Зоя села на предложенный ей стул, закинула ногу на ногу и попросила разрешения закурить. Комиссар согласно кивнул головой. Она достала сигареты. Лопес поднялся и, щелкнув зажигалкой, подвинул к ней небольшую пепельницу.

– Сеньор Навас, прошу вас переводить мои слова, – начал следователь. – Прежде всего я хотел бы выразить наши соболезнования сеньоре Фигуровской по поводу смерти ее мужа. Вчера она была в таком состоянии, что мы провели только короткую беседу, стараясь не утомлять сеньору ненужными вопросами.

– Спасибо, – кивнула она, не меняя выражения лица. Возможно, ее волновали сейчас совсем другие вопросы.

– Понимаю, как вам тяжело, но хотел бы узнать о характере ваших отношений с сеньором Фигуровским.

– У нас были превосходные отношения, – нагло заявила Зоя, – мы очень любили друг друга и даже ни разу в жизни не поссорились.

Дронго вспомнил их постоянные споры и постарался скрыть улыбку.

– У него не было врагов? – уточнил Лопес.

– Конечно, были. Он ведь известный бизнесмен, а у таких людей всегда полно разных завистников и недоброжелателей. Как и у меня, – горько призналась Зоя. – Материальное благополучие и обеспеченная жизнь вызывает ненависть у большинства людей. К большому сожалению…

– Вы не совсем поняли мой вопрос, – уточнил следователь. – Я имею в виду здесь, в отеле, были у него недоброжелатели?

– Откуда им здесь взяться? – удивилась Зоя. – Или вы думаете, что они ездят за нами по всему миру? Мы приехали сюда своей компанией, вшестером. И все друг друга достаточно давно знают. А наши враги и недоброжелатели остались в нашей стране и, к счастью, не ездят по таким курортам.

Лопес выслушал перевод и задал следующий вопрос:

– Ваш муж был человек в возрасте. Вы его первая жена?

– Нет, третья, – спокойно ответила Зоя. – У него были две жены и двое детей от первых браков. У нас пока совместных детей не было, хотя он усыновил моего сына.

– Вы были замужем?

– Да. Мой муж был известным спортсменом, футболистом, – сообщила Зоя. – Но я не совсем понимаю, какое отношение имеет наша прежняя жизнь к этому убийству. Или вы думаете, что кто-то из его прежних жен решил таким странным способом ему отомстить? Или мой бывший супруг? Уверяю вас, такое бывает только в дурных детективных романах. В жизни самое главное сегодня – это деньги, а не романтические отношения между бывшими супругами. А отравиться Фигуровский мог в результате некачественной пищи или какого-нибудь недосмотра сотрудников отеля на кухне.

Она потушила сигарету и с вызовом посмотрела на следователя. Он дослушал перевод и задал очередной вопрос:

– Вчера сеньора Фигуровская вспомнила, что к ним в номер заходил сеньор эксперт, который присутствует при нашем разговоре. Я хотел бы уточнить, кто еще вчера входил в ваш номер?

– Больше никто, – ответила Зоя. – Этот неизвестный просто ворвался к нам и заявил, что моему мужу… моему бывшему мужу… – невольно поправилась она, – угрожает опасность. Больше никто не входил, во всяком случае, в то время, пока я была в номере.

– Но я стоял на пороге и не прошел в комнату, – напомнил Дронго.

– Да, – согласилась Зоя, – он действительно не прошел дальше порога. Просто я его дальше не пустила.

– Почему вы не сказали нам вчера об этом? – разозлился комиссар, когда услышал ответ.

– Вы меня не спрашивали, – спокойно ответила Зоя. – Вы спросили, кто из незнакомых мне людей мог вчера оказаться в нашем номере, и я вспомнила вот этого господина. Больше меня ничего не просили вспомнить.

– Значит, кроме этого господина, у вас никого не было, – уточнил Лопес.

– Нет. Никого. Хотя дважды приходили официанты из рум-сервиса. Больше никого…

– А сидящий здесь сеньор утверждает, что у вас были посетители, – снова не выдержал Аламейда.

– Какие посетители? – спросила Зоя, гневно взглянув на Дронго. Очевидно, этот тип вызывал у нее все большее и большее раздражение. Но пока она не упоминала, что виделась с ним в клубе «Морские львы». Возможно, не хотела говорить о посещении этого клуба в присутствии российского представителя. Она достала вторую сигарету и нервно закурила. Лопес снова щелкнул зажигалкой.

– У вас была госпожа Казарян, – напомнил Дронго.

– Она вам, по-моему, понравилась, судя по тому, как вы плескались вместе, – ядовито заметила Зоя. – Да, ко мне заходила госпожа Казарян, это супруга компаньона моего бывшего мужа. Мы вместе с ней поехали в Марбелью. А этот тип, кажется, следил за нами, – показала она пальцем на Дронго.

– Почему следил? – спросил Аламейда. – С чего вы взяли?

– Мы встретили его в Марбелье, – пояснила Зоя, не став уточнять, где именно. У этой женщины было поразительное чутье на всякого рода опасности. Она понимала, что не стоит афишировать свою поездку на нудистский пляж в день, когда погиб ее муж, поэтому она просто добавила: – Мы были вместе с Аидой на пляже и встретили там этого господина.

– Вы подтверждаете ее слова? – уточнил Лопес.

– Да, – кивнул Дронго, – подтверждаю. Но мы встретились случайно.

– А вы подтверждаете, что к вам заходила госпожа Казарян? – обратился уже к Зое следователь.

– Да, заходила, и мы вместе уехали.

– И больше никто?

– Кажется, нет.

– Господин эксперт утверждает, что был еще один гость, – напомнил Лопес.

– Какой гость? – недовольно спросила Зоя, выслушав перевод, и посмотрела на Дронго, ожидая ответа от него. Но он молчал. Вместо него вопрос задал следователь:

– К вам приходил еще и супруг сеньоры Казарян – сеньор Торосян.

– Да, действительно, – несколько растерянно призналась Зоя, – он тоже заходил утром, узнать, как здоровье моего мужа. Я об этом совсем забыла. Они с моим мужем были компаньоны, поэтому я не видела ничего необычного в том, что он зашел проведать моего супруга. Но ваш эксперт, как вы его называете, прав. К нам действительно заходил господин Торосян. Они готовили с мужем одно соглашение, и я знала, что они все время обсуждают какие-то важные детали.

– Может, кто-то еще к вам заходил, о ком вы тоже забыли?

– Не делайте из меня идиотку! – вспыхнула Зоя. – У нас не проходной двор, чтобы любой, кто хотел, мог к нам зайти. Я уже сказала, что никого из посторонних в нашем номере не было. Пусть лучше они проверят своих официантов, которые сначала подают кофе с ядом, а потом сыпят другой яд в томатный сок.

– Мы уже проверили и кухню, и всех официантов, которые обслуживали номера, – сообщил следователь, – и пока ничего не обнаружили. И нам кажется подозрительной та настойчивость, с которой неизвестный убийца хотел отравить вашего мужа.

– Мне она тоже кажется подозрительной, – согласилась Зоя.

– Вы в курсе, что он оставил завещание? – уточнил Аламейда. – Может, вам известно его содержание?

– Понятия не имею. Но я знаю российские законы, – спокойно ответила Зоя. – По нашим законам в случае смерти супруга его вдова гарантированно получает половину его состояния, а остальная половина делится по завещанию.

Дронго подумал, что эта молодая женщина слишком хорошо подкована юридически. Правда, она не учла, что, возможно, Фигуровский оставил завещание с учетом того факта, что почти все его состояние и имущество было нажито до брака с Зоей, а значит, не подлежало обязательному разделению как нажитое в совместном браке. Похоже, об этом госпожа Фигуровская, ставшая в одночасье богатой вдовой, и не подозревала.

– Может, он собирался переписать завещание? – продолжал гнуть свою линию комиссар Аламейда.

Зоя выслушала перевод и нахмурилась.

– Эти господа, очевидно, считают, что я каким-то образом узнала о том, что мой бывший муж собирается изменить завещание, и поэтому его отравила. Переведите им, чтобы они не пороли чушь, чертовы придурки. Я любила своего мужа, и он тоже любил меня. И мы собирались прожить вместе еще много лет. Ни о каком изменении завещания не могло быть и речи. И вообще, не нужно задавать мне такие подлые и провокационные вопросы.

Переводчик все исправно перевел, включая «чертовых придурков», которые в испанском переводе звучали как «дураки дьявола». Комиссар и следователь переглянулись. Колосов усмехнулся. Дронго хранил молчание.

– И вы никого не подозреваете? – спросил Лопес.

– Подозреваю, – уверенно ответила Зоя, – вот этого вашего эксперта, который свалился неизвестно откуда и все время пытался быть рядом с нами. Подозреваю ваших поваров, которые положили яд в стакан моего мужа, подозреваю ваших официантов, которые носили эти чашки и стаканы. Хватит, или мне нужно расширить список?

Было заметно, что она начала нервничать. На щеках от волнения появились красные пятна. Кажется, этот допрос и вопросы наследства раздражали и огорчали ее больше, чем смерть бывшего мужа. Так подумал не только Дронго, но и все остальные. Кажется, эта вдова недолго будет страдать в одиночестве. Учитывая деньги, которые ей все-таки достанутся, она будет очень желанной партией для многих мужчин.

– И еще, – сказала в заключение Зоя, – я хотела бы знать, когда именно мне разрешат покинуть это место и улететь в Москву для организации похорон моего мужа? Господа могут ответить мне на этот вопрос?

Следователь и комиссар переглянулись. Аламейда чертыхнулся и отвернулся, а Лопес осторожно произнес:

– Мы надеемся, что расследование будет завершено уже скоро и через несколько дней сеньора Фигуровская сможет покинуть Испанию. Но она должна понимать, что мы делаем все, чтобы найти и изобличить возможного преступника. И поэтому мы попросили их группу немного задержаться в нашей стране.

– Задержаться, – презрительно повторила Зоя. – Они просто держат нас в этом отеле и думают, что таким образом заставят кого-то признаться в убийстве. Но среди наших знакомых все очень состоятельные и обеспеченные люди. Это не та шантрапа, которая травит людей крысиным ядом. Я им советую еще раз проверить свою кухню и выяснить, что именно там происходит. – Она подождала, пока переводчик переведет, и поднялась со стула. Взглянула на сидевших в комнате мужчин, на притихшую Эрику. – Это ваша задача – найти убийцу. А я ничем вам больше помочь не могу. Потрясите вашего эксперта, может, он еще что-нибудь вспомнит. – Уже выходя, обратилась к Дронго:

– Ничем особенным вы меня не поразили. А такие амбиции… – И вышла, громко хлопнув дверью.

Переводчик перевел и эти слова, которые никто не понял. Но Дронго понял и чуть не рассмеялся. Эта женщина была великолепна даже в своем гневе. К тому же она знала, как именно уязвить мужчину.

 

Глава одиннадцатая

После ее ухода Колосов обратился к комиссару Аламейде:

– Простите, сеньор комиссар, но я не совсем понимаю, почему наши соотечественники должны оставаться в вашем городе. После происшедшей трагедии супруге погибшего и без того очень тяжело находиться в номере, где умер ее муж. А вы заставляете ее здесь оставаться, причиняя ей моральные страдания…

– Мы можем поменять ей номер, – предложил Аламейда, – но пока она должна задержаться в нашем городе. Вы же понимаете, что мы обязаны найти убийцу.

– Убийца находится среди тех, кто был рядом с ними, – пояснил Лопес, – и мы не можем никого отпустить, пока не найдем преступника.

– Но можете сделать исключение для вдовы погибшего, – заметил Колосов.

– А если убийцей сеньора Фигуровского была именно его супруга? – спросил Лопес. – Не забывайте, что она является главным подозреваемым в этом убийстве. Она сидела рядом с погибшим за завтраком, она была с ним в номере, перед тем как уехать в Марбелью с подругой. И именно ей наиболее выгодна была смерть богатого мужа. Ведь в качестве его вдовы она получает достаточно крупную сумму. Вы сами слышали, что она не первая его жена, а он тоже не первый ее муж. Мы не можем так рисковать, сеньор Колосов. Вы можете дать гарантии ее невиновности?

Колосов долго молчал. Затем негромко произнес:

– Я доложу обо всем нашему послу в Мадриде. Он сам примет соответствующее решение. Если понадобится, обратится в ваше Министерство иностранных дел. И в Министерство внутренних дел.

– Это ваше право, – сказал Лопес.

– В таком случае позвольте вас покинуть. – Колосов поднялся со своего места.

– Но здесь еще две пары ваших соотечественников, – удивился следователь.

– Кумарбеков и Молдобаева – граждане Казахстана, – сообщил Колосов, – а супруги Торосян, думаю, обойдутся и без моего участия. До свидания. – Не пожимая никому руки, он кивнул и вышел из комнаты.

– Кажется, он недоволен, – заметил Аламейда.

– Он должен понимать мотивы наших решений, – возразил Лопес.

– У нас мало времени, – сказал комиссар, – один или два дня. Потом мне позвонят из Мадрида, и я вынужден буду разрешить отъезд этой группы или хотя бы вдовы. У нас не так много времени, Лопес.

– Я понимаю, сеньор комиссар. Давайте пригласим сеньору Казарян. Кажется, она вместе с вдовой ездила в Марбелью и была последней, кто заходил в номер погибшего.

Лопес попросил Эрику вызвать Аиду Казарян. Пока мужчины ждали появления очередного свидетеля, Лопес обратился к Дронго:

– Вы все время молчали, но я не совсем понял ее последнюю реплику, обращенную к вам. У меня все время было такое ощущение, что она что-то недоговаривает, а вы не пытаетесь ее уличить. Или мне так показалось?

– Наверное, показалось. – Дронго отметил проницательность следователя. – Я видел, как она нервничает и не хочет в присутствии сотрудника российского посольства усложнять обстановку, – пояснил он.

В комнату вошла Аида, одетая в бежевый костюм-двойку. Сейчас она выглядела даже немного старше своих лет. Увидев Дронго, женщина замерла и снова покраснела. Он отвернулся. Кажется, они будут всю жизнь испытывать неловкость из-за этого дурацкого клуба. Обоим было стыдно.

Она осторожно присела на край стула, словно собираясь в любой момент вскочить и сбежать. Лопес приветливо кивнул новому свидетелю.

– Сеньора Казарян, вы являетесь супругой сеньора Торосяна, который был компаньоном погибшего Фигуровского? – уточнил он.

– Да, – ответила она.

– Я могу узнать, как давно вы знакомы с семьей Фигуровских?

– Достаточно давно. Мой муж уже восемь лет является компаньоном компании, главным акционером которой был покойный Михаил Матвеевич. Мы хорошо знали еще прежнюю супругу Фигуровского – Елизавету. И, конечно, тесно общаемся с его нынешней женой, простите, вдовой.

– Вы с ней близкие подруги?

– Я бы не сказала, – она снова покраснела, очевидно вспомнив нудистский клуб, – но у нас достаточно дружеские отношения.

– У них были конфликты в семье?

– У них, правда, разные взгляды на жизнь и на ее траты, но особых скандалов не было. Во всяком случае, я не помню.

– Вы знали о возможном завещании сеньора Фигуровского?

– Нет, ничего не знала. По-моему, он не собирался умирать и вряд ли оговаривал какое-то специальное завещание.

– Значит, вы дружили семьями? Все приехавшие?

– Не совсем, – немного подумав, ответила Аида. – Дело в том, что компаньонами изначально были сам Михаил Матвеевич и Карибай Молдобаев, это отец нашей Линары. Но затем подключился мой муж, а отец Линары передал ей свою долю акций. И мы стали часто встречаться.

– Значит, другая пара появилась позднее.

– Гораздо позднее.

– Что вы можете сказать о них?

– Нормальные люди, – ответила Аида. – Она очень толковая и целеустремленная женщина, а он довольно начитанный и грамотный интеллектуал.

– Почему интеллектуал? – неожиданно вмешался в разговор Дронго.

Аида снова не смогла скрыть своего смущения. Она запнулась, помедлила и наконец сказала:

– Он довольно знающий человек. И очень начитанный. К тому же окончил ВГИК, режиссерский факультет, если вы помните, что это такое.

– Помню, – улыбнулся Дронго.

От Лопеса не укрылось замешательство Аиды, поэтому он решил сразу уточнить:

– Вчера вы встречались с сеньором экспертом?

Она вспыхивала моментально, несмотря на достаточно смуглую кожу. И снова помедлила с ответом, потом все-таки подтвердила:

– Да, вчера мы случайно встретились в Марбелье на пляже.

– И вы тоже считаете, что сеньор эксперт оказался там намеренно? – спросил Лопес.

– Нет, не думаю, – ответила Аида, и Дронго в душе поблагодарил ее за этот ответ.

– Вчера вы были последней, кто входил в номер сеньора Фигуровского, – напомнил следователь. – Вы ничего необычного там не заметили?

– Нет, не заметила. Я заходила за супругой Фигуровского, Зоей. Мы договаривались вместе отправиться в Марбелью.

– И вы не входили в спальню?

– Некорректный вопрос, – нахмурилась Аида. – Как я могла войти в чужую спальню, когда там находился муж Зои? И зачем мне туда входить? Нет, я, конечно, туда не входила.

– Вы сидели рядом с сеньором Фигуровским, когда он подавился за завтраком? – вмешался Аламейда.

– Да. Сидела рядом с ним. С другой стороны сидела его супруга.

– И вы не заметила, кто именно трогал чашку с кофе сеньора Фигуровского?

– Никто не трогал, кроме него самого. Официантка налила ему кофе и подала чашку. Хотя Зоя, кажется, предложила ему молоко, но он отказался. Он вообще пил кофе без молока, а из соков любил томатный и никогда не пил апельсиновый или яблочный.

– Ему наливали кофе из кофейника?

– Да. А потом из этого же кофейника наливали кофе и мне. Он просто подавился. Если бы в кофейнике был яд, он бы подействовал и на меня. Но, как видите, я сижу перед вами живая и здоровая.

– Ваш муж был компаньоном погибшего сеньора, – напомнил Лопес. – Скажите, у них были враги?

– Наверное, были конкуренты или соперники, но я точно не знаю. Стараюсь не вмешиваться в дела моего мужа.

Лопес взглянул на Дронго, словно приглашая его снова принять участие в допросе.

– Простите, что я вам напоминаю, – заговорил тот, – но когда несколько дней назад мы разговаривали с вами, вы сказали, что нужно отдыхать одним, чтобы не возить с собой служебные проблемы. Нечто в этом роде.

– Да, я так сказала. – Аида упрямо старалась не смотреть на него, чтобы снова не покраснеть.

– И еще вы сообщили неизвестной мне Марине, что ваш муж потерял на слиянии полтора миллиона. Простите, я не подслушивал, но вы говорили достаточно громко.

– Вы всегда оказываетесь там, где вас меньше всего ждут, – не выдержала Аида, взглянув наконец ему в глаза, – и это уже не в первый раз.

– И тем не менее вы говорили о том, что ваш супруг потерял полтора миллиона, – настаивал Дронго. – Извините, что вынужден быть столь бесцеремонным, но речь идет о поисках возможного убийцы, который очень спешил и был готов на все, чтобы убрать Фигуровского.

– Слишком бесцеремонны, – согласилась она.

– И все-таки я просил бы вас ответить на мой вопрос.

– Мой муж не имеет никакого отношения к убийству, – гордо произнесла Аида, – и потерянные полтора миллиона долларов не могут превратить его в убийцу. Даже такая немаленькая сумма.

– Значит, он потерял эти деньги, – настаивал Дронго.

– Да, потерял, – подтвердила она. – Но это тот случай, когда сохранение нормальных отношений со своим компаньоном гораздо выше потери полутора миллионов. Что еще вас интересует? – уже с некоторым вызовом спросила она.

– Вы напрасно так нервничаете, – мягко заметил Дронго, – я и сам чувствую себя не в свой тарелке. Но я эксперт по вопросам преступности, и моя задача – попытаться найти возможного убийцу.

– Тогда вы ищете не там, где нужно, – резко бросила Аида, – среди нас нет такого человека.

– Он именно среди вас, – убежденно произнес Дронго, – и боюсь, что он очень торопился. Поэтому его нужно найти как можно скорее.

– Это все ваши фантазии, – криво усмехнулась она.

Переводчик исправно переводил их разговор комиссару и следователю. Наконец Аламейда, не выдержав, предложил:

– Давайте закончим с ней и допросим ее мужа, ведь именно ее супруг был компаньоном погибшего и может сказать, какие деньги он потерял и что между ними произошло.

Лопес согласно кивнул. Он все еще не совсем понимал, что именно связывало эксперта с этой женщиной, которая так смущалась и краснела, когда он обращался к ней.

Когда Аида ушла, он спросил у Дронго:

– Вы раньше знали эту женщину?

– Конечно, нет. Просто я случайно слышал ее разговор по телефону и поэтому был вынужден задавать такие вопросы.

– Странно. Мне показалось, что она смущается, когда вы с ней разговариваете. Может, она знала вас раньше?

– Нет. Точно нет, – уверенно ответил Дронго.

В комнату вошел Паруйр Торосян. Он спокойно кивнул всем в знак приветствия и так же спокойно уселся на стул, ожидая вопросов.

– Вы давно знакомы с погибшим? – решил не терять времени Лопес.

– Почти восемь лет, – ответил Торосян, – мы вместе работали.

– Какого мнения вы были о нем?

– Деловой человек. Очень хваткий. Очень целеустремленный. Безжалостный, умеющий просчитывать последствия своих финансовых операций. Настоящий бизнесмен.

– А человеческие качества?

– Сибарит. Любил хорошие рестораны, красивых женщин. Вы же видели его третью жену… В офисе ходят смотреть на его сотрудниц, как на показ моделей. Что еще?

– Я спросил о его человеческих качествах, – терпеливо напомнил следователь.

– Жесткий, даже жестокий. Требовательный. Любил пошутить в компании друзей. Злопамятный. Одним словом, типичный бизнесмен. С другими качествами стать крупным бизнесменом просто невозможно.

– Не очень лестная характеристика, – заметил Лопес.

– Я старался говорить достаточно объективно, – пояснил Паруйр.

– Вы действительно потеряли недавно большую сумму денег из-за действий вашего партнера?

– Кто вам рассказал об этом? – мрачно осведомился Паруйр, – Зоя или Аида? А может, Линара? Кто вам об этом сказал?

– Это не так важно. Важно другое. Это правда или нет?

– Правда. Я действительно потерял больше полутора миллионов и очень серьезно разругался с Михаилом Матвеевичем. Но я его не убивал из-за этого. Прошло уже достаточно много времени.

– А другой ваш партнер? Или, вернее, партнерша? Ведь свою долю акций ей завещал отец? Я имею в виду сеньору Линару Молдобаеву.

– Об этом вы тоже знаете… Да, она получила от отца наследство и довольно уверенно ведет все дела. Но она как раз деньги не теряла – скорее наоборот, только богатела, так что к ней не может быть никаких претензий.

Лопес опять взглянул на Дронго, словно приглашая его снова принять участие в разговоре.

– Господина Фигуровского пытались убить дважды, – сказал Дронго по-русски, и Паруйр даже вздрогнул от неожиданности.

– Вы так хорошо говорите по-русски… – пробормотал он. – А я думал, что вы итальянец или испанец.

– Нет, вы ошиблись.

– Вы из Тбилиси? Хотя нет, может, с Северного Кавказа?

– Из Баку. Но, если разрешите, я продолжу. Господина Фигуровского пытались убить дважды, и я хочу понять, почему убийца так спешил. У вас предусматривалась какая-то крупная сделка, которая снова могла нанести ущерб либо вашим интересам, либо интересам госпожи Молдобаевой?

– Да, мы планировали очень крупное соглашение. Но в данном случае Михаил Матвеевич все согласовывал с нами. Мы об этом постоянно говорили, еще когда встречались в Москве за совместным ужином и все вместе обсуждали этот проект. После заключения этого соглашения мы стали бы богаче на несколько миллионов долларов. Каждый из нас, – пояснил Паруйр.

Аламейда и Лопес переглянулись.

– Значит, смерть сеньора Фигуровского именно сейчас была вам невыгодна? – уточнил следователь.

– Абсолютно невыгодна, – подтвердил Паруйр. – Дело в том, что у меня только двадцать процентов. А еще по сорок было у самого Фигуровского и госпожи Линары. Если бы сделка, которую мы планировали, удалась, то все получили бы достаточно неплохие дивиденды. Речь идет о сумме примерно в пять или шесть миллионов долларов, которую мы могли бы поделить в соответствующих пропорциях. Согласитесь, что, узнав про такие деньги, вы сразу поменяете свое мнение и не станете искать убийцу среди нас. Наоборот, мы должны были изо всех сил беречь Фигуровского, который был для нас курицей, несущей золотые яйца. Поэтому всякие подозрения в наш адрес можете отбросить. Нам всем очень невыгодно было терять Михаила Матвеевича именно сейчас.

– Серьезные доводы, – согласился комиссар, – когда речь идет о таких больших деньгах.

– Вот именно, – подтвердил Паруйр. – Так что не ищите возможного преступника среди нас. Это абсолютно исключено. Развитие нашей компании шло по восходящей, и уже через несколько лет мы должны были войти в десятку крупнейших компаний мира, поэтому смерть Фигуровского стала для нас всех большим ударом.

– Ваша сделка будет приостановлена или отменена? – уточнил Лопес.

– Нет. Ни остановить, ни отменить ее уже невозможно, все документы практически готовы и подписаны. Смерть Михаила Матвеевича практически ничего не изменит. Я даже думаю, что это было не убийство, а скорее несчастный случай.

– Это было убийство, – подтвердил Аламейда, – наши патологоанатомы провели вскрытие еще вчера.

– Тогда ищите в другом месте, – посоветовал Паруйр. – Я рассказал вам все, что знаю.

– Вчера вы входили в номер Фигуровских? – спросил Лопес.

– Да, входил. Узнать, как его здоровье. Мы все очень волновались за него, поэтому я решил зайти и узнать. Мне показалось, что он чувствует себя гораздо лучше и уже пришел в себя после той злосчастной чашки кофе.

– Это был не кофе, – пояснил Лопес, – его отравили томатным соком. В стакане с томатным соком был яд.

– Но этого не может быть! – изумленно воскликнул Паруйр. – Там никого не было. Я ушел, а потом наши жены уехали в Марбелью. Получается, что он сам себя отравил? Но он был абсолютно не тем человеком, который был способен на самоубийство!

– Тем не менее он отравился. И боюсь, что это было не самоубийство, – покачал головой Лопес.

Паруйр задумался, пожал плечами.

– Ничего не понимаю.

– Вам не кажется, что это убийство было выгодно его супруге – сеньоре Фигуровской? – спросил Аламейда.

– Возможно, – помрачнел Паруйр. – Но она не настолько глупа, чтобы не понимать перспектив развития компании. Зачем убивать собственного мужа, который достаточно быстро из обычного миллионера превратится в мультимиллионера? Мне кажется, это не совсем логично.

– Она была его третьей супругой, – напомнил комиссар. – Вдруг она узнала, например, что он собирается заменить ее новой пассией? Вы же сами сказали, что он был сибаритом и любил красивых женщин.

– Насколько я знаю, он не собирался делать этого в ближайшей перспективе, – сообщил Паруйр.

– А если сеньора Фигуровская решила, что сама будет управлять компанией, в которой у ее мужа сорок процентов? – предположил Лопес.

– Она просто не смогла бы руководить такой компанией. Ей пришлось бы обязательно найти кого-нибудь, кто сумел бы управлять ее состоянием, – уверенно ответил Паруйр. – Я же вам сказал, что вы напрасно ищете возможного убийцу среди нас. Его здесь просто не может быть.

Лопес взглянул на комиссара, и тот недовольно пожал плечами. Дронго тоже не стал ничего уточнять.

– Я хотел бы узнать ваше мнение о другой семье, – продолжил следователь.

– Ничего плохого или подозрительного сказать не могу. Линара – прекрасный бизнесмен и очень уверенно ведет все свои дела. Видимо, ей передалась хватка ее отца. У нее были проблемы с первым мужем, сыном очень высокопоставленного чиновника в Казахстане. Кажется, он увлекался разной дурью, я имею в виду наркотики… Она разошлась с ним довольно давно. Дастан – ее второй муж. А он – умница, эрудит, всегда поражает нас своими знаниями. Мне кажется, он безумно любит Линару и готов сделать все, чтобы ей было хорошо. Очень гармоничная пара.

– Других знакомых в этом отеле у вас нет? – спросил Лопес.

– Нет. Хотя одного мы знаем. Это известный бизнесмен и инвестор Освальдо Ферман. Я видел его несколько раз за завтраками, и мы здоровались. Он приехал сюда с высокой красивой итальянкой. Но близко мы незнакомы, только встречались несколько раз на разных экономических форумах. Хотя Миша Фигуровский, кажется, знал его лично.

– Где вы были вчера? Желательно более подробно, – попросил комиссар.

– Утром мы позавтракали и пошли на море, – начал вспоминать Паруйр. – Затем немного поели прямо на пляже и вернулись в свой номер. Аида уехала вместе с Зоей в Марбелью, а я остался в номере. Немного поспал. Потом спустился вниз, к бассейну, и пробыл там часа полтора. Меня видели многие из отдыхающих. Я еще заказал себе коктейль и расписался. Можете проверить. Вечером мы отправились на ужин, договорившись, что туда придут и Фигуровские. Но мы их ждали довольно долго. Потом Дастан поднялся к ним, и мы узнали, что Михаил Матвеевич умер. Вот, собственно, и все.

Лопес снова посмотрел на сидевших рядом мужчин и, поняв, что других вопросов больше не будет, разрешил Паруйру уйти. Когда Торосян вышел, он обратился ко всем присутствующим:

– А если он прав и убийцу нужно искать не среди этих приехавших? Уже всплыло, например, имя сеньора Фермана…

– Давайте закончим с допросами и решим, что нам дальше делать, – предложил комиссар. – Кажется, даже наш уважаемый эксперт пока не может определиться и решить, кого именно ему следует подозревать в первую очередь.

– Пока не могу, – согласился Дронго. – Но мы уже узнали достаточно много, чтобы продолжить допросы. А сеньора Фермана я знаю лично. Трудно представить, чтобы такой известный бизнесмен мог быть замешан в столь банальном отравлении.

«На этот раз, кажется, наш известный эксперт ничего не добьется», – почему-то радостно подумал комиссар Аламейда, словно само расследование не имело к нему никакого отношения. Ни он, ни сидевший рядом следователь Лопес, ни сам Дронго даже не могли предположить, что убийца уже имел детально разработанный план, и второе убийство должно было состояться завтра на рассвете…

 

Глава двенадцатая

Следующим на допрос был приглашен Дастан Кумарбеков. Он вошел в комнату, вежливо поздоровался со всеми, подождал, пока ему разрешат сесть. Оглядел собравшихся и неожиданно обратился к Дронго по-русски:

– Говорят, что в нашем отеле случайно оказался известный эксперт. Очевидно, это вы?

– Да, – кивнул Дронго, – я действительно случайно оказался в отеле, куда приехал на отдых.

– Правильно сделали, – восторженно заметил Дастан, – здесь превосходное место для отдыха. Если бы не эта дурацкая смерть Михаила Матвеевича, все было бы нормально.

– Почему дурацкая?

– А как иначе назвать смерть человека, который внезапно умирает в расцвете сил? И все понимают, что это не обычная смерть от внезапного инфаркта, а самое настоящее убийство.

– В таком случае встает вопрос: кто убийца? – поинтересовался Дронго, обратив внимание, что переводчик переводит их слова на испанский.

– Полагаю, что кто-то из гостей отеля, – пояснил Дастан. – Насколько я знаю, в отеле остановилась еще одна пара гостей из Москвы – молодая симпатичная женщина и ее друг или муж, точно не знаю. Но он явно не скрывал своего крайне негативного отношения к покойному. Я видел, как он смотрел на проходившего мимо Фигуровского. Это невозможно было не заметить – взгляд, способный испепелить человека.

– Как его фамилия? – сразу спросил Аламейда, решив, что пора вмешиваться.

– Не знаю. Но он живет в нашем отеле, и, думаю, вы легко его найдете. Можно просто проверить по спискам гостей.

– Мы так и сделаем, – заверил его комиссар. – Скажите, сеньор Кумарбеков, вы вчера заходили в номер к погибшему?

– Да, – ответил Дастан, – конечно, заходил.

– Когда? – насторожился Аламейда.

– Вчера вечером, когда мы ждали их за ужином. Паруйр очень нервничал и все время им звонил. Тогда я решил подняться, чтобы самому все проверить. Но когда я поднялся к ним в номер, все было уже кончено. Он лежал, уже не подавая признаков жизни. Там был и сотрудник отеля.

– И больше вы к ним не заходили? – Это спросил уже Лопес.

– Нет, конечно. Зачем мне нужно было бы к ним заходить? Мы все волновались за здоровье Михаила Матвеевича. Но можно было позвонить и узнать, как он себя чувствует. Зачем лишний раз беспокоить Фигуровского и его супругу. Нет, я, конечно, не заходил.

– А ваша супруга?

– Нет, наверное. Она бы наверняка мне сообщила, если бы поднималась к ним. Думаю, что нет.

– Вы знали о готовящемся крупном соглашении?

– Нет. Почти ничего не знал. Но сегодня ночью, уже после случившегося, супруга подробно рассказала мне об этой сделке, и я узнал, что они готовили очень крупное соглашение. Жаль, что все так глупо получилось. Но обычно я не вмешиваюсь в дела своей жены, тем более в ее бизнес.

– У вашей супруги сорок процентов акций компании, – напомнил Лопес, – кажется, она получила их от своего отца?

– Точно так, – ответил Дастан, – он был крупным бизнесменом, вице-президентом банка, заместителем министра финансов, потом первым заместителем министра промышленности. И, наконец, ушел в отставку, решив, что пора постепенно отходить от дел, передав основной капитал своей дочери. Хотя у него есть сын, но тот достаточно далеко, на другом конце Америки.

– Значит, ваша жена знала о готовящемся крупном соглашении?

– Конечно, знала. Она ведь основной акционер и должна была быть в курсе всех дел.

– Вы давно знакомы с семьей Фигуровских?

– Лично я – недавно, а Линара достаточно давно.

– Я могу узнать ваше истинное отношение к погибшему? – спросил следователь.

– Очень уважительное. Этот человек сделал себя сам, начав буквально с нуля. Бедная женщина – его супруга, которая теперь осталась одна. Он был требовательным и очень авторитарным руководителем, но добивался успеха, а это в конечном счете самое важное. Для бизнесмена главное – поставить цель и идти к ней, невзирая на возможные неудачи и промахи. Невзирая ни на какие потери. Это всегда трудно и связано с большим риском. В этом смысле он был идеальным бизнесменом.

– Кому может быть выгодна его смерть?

– Конкурентам, конечно. Они ведь понимают, как важно было устранить именно Михаила Матвеевича, который собирался развернуться в мощную компанию.

– В отеле есть ваши знакомые или люди, с которыми вы раньше встречались?

– Нет, – удивился Дастан, – конечно, нет. А почему вы спрашиваете?

– Сеньор Торосян сообщил нам, что знает при-ехавшего сюда сеньора Освальдо Фермана, – пояснил Лопес. – Вы с ним знакомы, может, раньше встречались?

– Первый раз в жизни слышу эту фамилию, – уверенно ответил Дастан. – Нет, не встречал и не знаю. И вообще, не думаю, что среди отдыхающих могут быть наши знакомые.

– Где вы были вчера весь день? – поинтересовался Аламейда.

– Сначала в отеле, – ответил Дастан, – утром мы завтракали. Потом вызвал машину и поехал в Эстепону. Там мы вместе с Линарой пробыли несколько часов. Пообедали и вернулись ближе к четырем часам вечера. Она осталась отдыхать в номере, а я отправился в тренажерный зал. Бегал по дорожке часа полтора, потом вернулся в номер, принял душ и немного отдохнул. А уже затем вместе с супругой мы пошли на ужин.

– Кажется, вы – второй супруг сеньоры Молдобаевой. Я могу узнать, где сейчас находится ее первый муж?

– Вы думаете, что он решил приехать сюда и таким необычным образом отомстить? – рассмеялся Дастан. – Убить Фигуровского, чтобы сорвать их сделку? Нет, для этого у него не хватило бы ни сил, ни ума, ни желания. Не знаю, кто вам сообщил о ее первом муже, но, пожалуйста, ничего не спрашивайте о нем у самой Линары. Это очень болезненная для нее тема. Он лечится в закрытой наркологической клинике, кажется, в Австрии. Как видите, это явно не тот подозреваемый, о котором вы должны думать.

– Как давно вы женаты?

– Около трех лет. Я работал вторым режиссером в театре, а она как раз была спонсором одного из наших спектаклей. Так мы и познакомились. Линара – чудесная женщина, но перенесенная травма с первым супругом иногда дает о себе знать. Поэтому, когда будете ее допрашивать, учтите, что она очень ранимый и легко срывающийся эмоциональный человек. И ради бога, ничего не спрашивайте о первом муже. Для нее эта тема – табу.

– Вы не заметили, кто именно подходил к вашему столу во время завтрака, когда Фигуровскому стало плохо? – спросил комиссар.

– Все подходили и проходили мимо, – задумался Дастан. – У нас был самый большой стол, и он находился в центре, на террасе ресторана. Понятно, что многие проходили мимо. Я сам дважды уходил в зал, чтобы наполнить свою тарелку, и конечно, не следил за людьми.

– Вы можете идти, – разрешил следователь.

Дастан поднялся, попрощался и вышел из комнаты.

– Мы зря теряем время, – недовольно прохрипел Аламейда. – Остался последний свидетель. Боюсь, что так мы ничего не добьемся.

– Вы можете предложить что-то другое? – поинтересовался Дронго. – Другие методы допросов? Например, «испанский сапог» инквизиции?

Аламейда плохо понимал английский и решил, что Дронго сказал об испанских методах допроса. Но сидевшие в комнате Лопес и два переводчика поняли его слова и улыбнулись.

– Пригласите сеньору Молдобаеву, – обратился следователь к Эрике. Она вышла за последней свидетельницей. Та уже сидела в соседней комнате. Видимо, пришла сюда вместе с мужем, который готов был ее поддержать.

Линара вошла в комнату, поздоровалась, села на стул. Она была в светлом платье и держалась достаточно спокойно. Так же спокойно надела очки, которые состарили ее лет на десять и сделали похожей на строгую учительницу. В обычной жизни она чаще пользовалась линзами.

– Сеньора Молдобаева, вы являлись одним из основных компаньонов в компании погибшего сеньора Фигуровского, – уточнил Лопес.

– Да, – подтвердила она, – у меня сорок процентов акций.

– Вы давно знали погибшего?

– Достаточно давно. Эту компанию основали еще мой отец и Михаил Матвеевич. Потом отец передал мне все дела, и в компании появился еще третий основной акционер – Паруйр Торосян.

– И вы знали, что готовится большое соглашение?

– Конечно, знала. Мы обсуждали все проблемы на совете директоров. Хотя я была против быстрого заключения договора, но Фигуровский настоял. Я считала, что можно немного подождать, пока изменится конъюнктура, а Михаил Матвеевич считал, что сейчас самое подходящее время. И убедил нас в необходимости и важности этого соглашения.

– Значит, его смерть может изменить ваши планы?

– Это большая трагедия, – вздохнула Линара, – но планов компании она не нарушит. Сделка уже подготовлена и будет заключена, независимо от того, кто из основных акционеров будет на ней присутствовать. Все полномочия на подписание этого соглашения есть у генерального директора нашей компании. Поэтому смерть Фигуровского никак не может повлиять на него. Если, конечно, не говорить о моральной стороне этого преступления.

– Сеньор Торосян считает, что смерть Михаила Фигуровского нанесла большой вред вашей компании.

– Правильно считает. Фигуровский был основной движущей силой компании, и теперь без него нам будет гораздо сложнее. Нужно еще решить, что именно делать с его сорока процентами акций. Вы же видели его супругу и понимаете, что она не может управлять таким капиталом. Надо посмотреть завещание Михаила Матвеевича, но уже сейчас понятно, что Зоя явно не тот человек, чтобы распоряжаться такими деньгами. Потребуются ее представители в совете директоров, если по завещанию Фигуровского именно ей оставлен этот капитал.

– Значит, после смерти мужа она может стать наследницей довольно крупного состояния?

– Полагаю, что да. Но если на этом основании вы станете обвинять ее в убийстве, думаю, это не самый лучший вариант. Ей нужен был живой Фигуровский, который мог оплачивать ее безумные траты и увлечения.

– У них были сложные отношения? – быстро спросил Лопес.

– Обычные для такой семьи, – пояснила Линара, – когда человек уже в возрасте женится на молодой женщине, годящейся ему в дочери. К тому же с таким бурным прошлым. Кем только она не была – моделью, актрисой, ведущей на телевидении… У нее ведь сын от другого мужчины, какого-то футболиста, который раньше был ее мужем. Хотя это не мое дело. Но отношения были достаточно сложные. Она все время требовала денег на свои покупки, а он возмущался ее невероятными расходами. Такое типичное несовпадение взглядов на жизнь. Ей хотелось прожигать его деньги, а ему хотелось приумножать свой капитал.

– Простите, госпожа Молдобаева, вам не кажется, что на этой почве Зоя могла решить избавиться от своего мужа? – задал неожиданный вопрос Дронго.

– Вы не испанец? – удивилась Линара.

– Я эксперт по вопросам преступности, – пояснил он.

– Но я видела вас в отеле с молодой женщиной.

– Это моя жена. Хотя разница в возрасте у нас совсем не такая, как у Фигуровского с его молодой супругой, – улыбнулся Дронго.

– Я этого не говорила… Но я думала, что вы тоже отдыхающий.

– Правильно думали. Меня пригласили быть своеобразным консультантом.

– Однако вы хорошо говорите по-русски, – заметила Линара, – а я считала, что вы – итальянцы.

– Спасибо. Моя жена – итальянка. Вы можете ответить на мой вопрос?

– Конечно. Но у вас очень однобокий взгляд на проблему. Она никогда бы не пошла на такое преступление. Это абсолютно исключено. Без Фигуровского она ничего не сможет сделать. Ноль без палочки. Вы же с ней разговаривали. Это одноклеточное существо с приятной внешностью и неплохой фигурой.

«Женщины умеют давать уничтожающие оценки представительницам своего пола», – подумал Дронго и спросил:

– Вам не нравился этот мезальянс?

– Мне было все равно, – ответила Линара, – хотя, признаюсь, я с трудом выносила ее присутствие за нашим столом. Она слишком примитивно мыслит, чтобы отравить своего мужа, а потом управлять его капиталами. Все ее проблемы – хорошо провести время, купить новое украшение или дорогое платье.

– И тем не менее вы считаете, что мы должны исключить ее из числа подозреваемых?

– Безусловно. И главное – зачем ей идти на такое преступление? Михаил все равно исполнял все ее прихоти, задаривал различными драгоценными безделушками. Она не вылезала из дорогих бутиков, даже здесь, на отдыхе. Зоя из очень бедной семьи, она приехала в Москву из Воронежа, где жила с матерью в коммунальной квартире. Можете себе представить уровень нищеты, из которой она вылезла за счет своей внешности? Конечно, ей пришлось через многое пройти.

– Сомерсет Моэм считал, что страдания озлобляют человеческую душу, делая людей мизантропами, – заметил Дронго.

– Вы читали Моэма? – удивилась Линара. – Я не думала, что в наше время кто-то читает этого английского классика. Мне казалось, что его любит только Дастан. Поздравляю, у вас хороший вкус.

– Вернемся к Фигуровским, – предложил Дронго.

– Вернемся, – согласилась она. – Кстати, его вторая жена тоже была чем-то похожа на Зою. Но, конечно, не обладала такими развитыми инстинктами, как нынешняя. Чем моложе и красивее женщина, тем она бесцеремоннее и наглее. Но это мое личное мнение.

Дронго смотрел на это вогнутое лицо, на очки, скромный наряд и думал о несоответствии жизненных установок Линары Молдобаевой и Зои Фигуровской. Первая выросла в обеспеченной семье, вышла замуж за представителя своего круга, росла в достатке и богатстве, получив от отца акции крупной компании. Конечно, Линаре не повезло с первым мужем, но это было всего лишь последствием скоропалительного брака, который обычно заключается в восточных странах между представителями известных и обеспеченных семей. А вот Зоя пробивалась в жизни сама. И это был сложный путь с самого дна, откуда ей пришлось подниматься путем тысячи ухищрений и уловок. Даже страшно себе представить, какие тернии приходится преодолевать провинциальной девушке, попавшей в столицу с внешностью Зои. Ей просто очень повезло, что она не оказалась на панели или в приживалках у богатого «папика», а сумела все-таки вытащить себя из грязи и нищеты. Дронго был не совсем согласен с Линарой. Зоя, которая смогла устроить свою жизнь таким образом, как минимум заслуживала уважения.

– Что вы думаете о другой паре своих компаньонов? Кажется, ваш отец передал двадцать процентов акций Паруйру Торосяну? – уточнил он.

– Да, передал. Они тогда закупили большую партию товара, и компания должна была выплатить Торосяну около двух миллионов долларов. Но мой отец предложил выдать акциями. Только не двадцать процентов, а по десять. Десять дали мы, а десять – дал Фигуровский. Ведь до этого у отца было пятьдесят процентов и одна акция, а у Фигуровского соответственно – около пятидесяти, что всегда его очень раздражало. И тогда отец предложил взять третьего компаньона, которому они передавали двадцать процентов акций. В результате контрольного пакета не было ни у кого. А у нас с Михаилом Матвеевичем оставалось по сорок процентов акций, что устраивало прежде всего самого Фигуровского.

– Давайте больше говорить о ваших личных отношениях внутри группы, чем об этих акциях, – недовольно вмешался комиссар Аламейда. – Я все-таки хочу понять, какие они были. Например, с супругами Торосян.

– Прекрасные. Аида – очень тонкая, понимающая женщина. Она биолог по образованию, кандидат наук. Ее муж – достаточно знающий и умелый бизнесмен. Мы всегда очень дружили, иначе не приехали бы отдыхать все вместе.

Аламейда нахмурился, но не стал больше ничего уточнять. Лопес задал последний вопрос:

– Вы ничего не знаете о возможном завещании погибшего сеньора Фигуровского? Возможно, ваш отец что-то говорил об этом. Или вы сами слышали.

– Ничего. Разве в нормальном обществе принято задавать такие вопросы? По-моему, они глубоко личного плана, и никто не стал бы интересоваться у Михаила Матвеевича деталями его завещания. Это просто неэтично.

– У меня больше нет вопросов, – сказал Лопес. – Спасибо вам, сеньора Молдобаева, вы можете идти.

Она поднялась и вышла из комнаты. Аламейда посмотрел на Дронго:

– Вот и все наши свидетели, они же и подозреваемые. Что нам теперь делать?

– Не все, – ответил Дронго, – это еще не все.

 

Глава тринадцатая

Комиссар нахмурился. Возможно, он чего-то не понял при переводе.

– Они говорили о паре, приехавшей из Москвы, которые живут в этом отеле, – напомнил Дронго, – и я сам слышал, как эта пара не очень лестно отзывалась о погибшем. Полагаю, что их тоже нужно пригласить для допроса.

– Как их фамилии? – сразу спросил Аламейда.

– Вязанкин и Хворостова. Я думаю, их нужно приглашать по одному. Сначала его, а потом и ее.

– Сделаем. – Комиссар взглянул на следователя, и тот вместе с Эрикой быстро вышли из комнаты.

– Скажите, чтобы нам дали кофе, – попросил Аламейда, обращаясь к другому переводчику, и Навас поспешил выполнить просьбу комиссара. Когда они наконец остались вдвоем, Аламейда обратился к Дронго по-английски:

– Не могу понять, чего именно вы добиваетесь этими ненужными допросами. Если даже среди этой компании и есть убийца, он никогда не признается, что был в номере Фигуровского. Или вы рассчитываете, что таким образом мы поймаем их на неточностях и сумеем вычислить преступника?

– Господин комиссар, мой метод достаточно прост. Из опыта моей жизни я знаю, что человек практически не может все время лгать, безостановочно лгать, так как рано или поздно собьется и обязательно выдаст себя. Это во-первых. Во-вторых, разговаривая с людьми, мы узнаем обстановку вокруг погибшего, его взгляды, характер, отношения, привычки. И соответственно узнаем людей, которые с ним общались, что, безусловно, помогает в раскрытии преступления. И наконец, в-третьих. Без подобных допросов невозможно установление общей картины, столь необходимой для успешного раскрытия преступления. Таковы мои простые правила. И я полагаю, что мы должны продолжать эти допросы.

– Я не совсем хорошо говорю по-английски, – признался Аламейда, – но понял, что вы хотите допросить еще одну пару. Давайте попробуем. Хотя я думаю, что и это будет дохлый номер.

Вскоре все ушедшие вернулись. Навас принес кофе, но Дронго попросил принести ему чай. Эрика тут же вышла, чтобы организовать чай. В комнату вошел Виталий Вязанкин. Он поздоровался, несколько испуганно глядя на сидевших людей. Переводчик представил ему находившихся в комнате:

– Комиссар Аламейда, следователь Лопес и международный эксперт Дронго. Вы сеньор Вязанкин?

– Да.

– Садитесь, – пригласил его переводчик.

– Сеньор Вязанкин, – сразу начал Лопес, – вы знаете, что именно произошло в нашем отеле вчера вечером?

– Знаю. Умер российский бизнесмен Михаил Фигуровский. Об этом все говорят.

– Он не умер. Его отравили.

– Тем хуже для него, – равнодушно бросил Вязанкин.

– Вы были с ним знакомы?

– Нет.

– А ваша спутница?

– Нет. – Вязанкин машинально дотронулся до носа и отвел глаза. Даже если бы Дронго не знал о том, что он лжет, эти жесты его сразу выдавали. Лопес и Аламейда тоже обратили внимание на поведение свидетеля.

– Значит, никто из вас обоих никогда не знал и не слышал про сеньора Фигуровского? – уточнил следователь.

– Н-нет, – не очень решительно ответил Вязанкин и снова отвел глаза в сторону.

Лопес взглянул на Дронго, разрешая ему дальше проводить допрос.

– Господин Вязанкин, мне кажется, что вы несколько забывчивы, – заговорил Дронго по-русски, и Вязанкин вздрогнул от неожиданности.

– Значит, вы все-таки знаете русский язык, – пробормотал он, – а я думал, что нам показалось.

– Знаю, – подтвердил Дронго, – вам ведь меня представили. Я – международный эксперт по проблемам преступности. Но в отеле оказался случайно, приехав сюда отдыхать с женой. Я хотел бы задать вам несколько вопросов.

– Какие вопросы?

– Начнем с того, что вы знали, кто такой Михаил Матвеевич Фигуровский и чем именно он занимается.

– С чего вы взяли?

– Маленькая ложь порождает очень большое недоверие, Вязанкин. Учтите, что в отеле произошло убийство, и вы можете стать главным подозреваемым.

– При чем тут я? – встрепенулся Вязанкин. – Какое я имею отношение к этому господину?

– Или ваша спутница, – добавил Дронго. – Кажется, она раньше работала у господина Фигуровского?

Вязанкин смутился и, нахмурившись, отвернулся:

– Значит, вы все время подслушивали, о чем мы говорили?

– Я не подслушивал. Просто слышал. Вы подтверждаете, что ваша спутница работала у Фигуровского?

– Да, работала. Я не хотел впутывать в эту историю Светлану. Она и так много всякого натерпелась.

– Вы солгали, утверждая, что не были раньше знакомы с Фигуровским, – вмешался Аламейда.

– Я не хотел, чтобы вы ее дергали, – упрямо повторил Вязанкин.

– Она работала в компании Фигуровского? – уточнил Дронго.

– Да. Пять лет назад. Нужно сказать, что все работающие в центральном офисе их компании проходят такой своеобразный фейсконтроль. Чтобы была высокая, симпатичная, обязательно ходила на каблуках и носила чулки. Вот такие требования. Не компания, а выставка дорогих шлюх, – с ожесточением произнес Вязанкин, – и, конечно, Светлане невозможно там было работать. Поэтому она и ушла.

– Давайте поподробнее, – попросил Дронго. – Я слышал, как вы назвали его «сволочью». Можно узнать, почему?

– Можно, – кивнул Вязанкин. – Этот жирный боров приставал ко всем своим сотрудницам. Он считал, что каждая должна пройти через его постель. Вот такой сволочью он был. Платил хорошие деньги и требовал дополнительных услуг. Конечно, все девочки боялись и уступали. Он дарил им дорогие подарки, платил хорошую зарплату и пользовался своим положением. Сукин сын! – снова не выдержал Вязанкин.

– Перестаньте выражаться, – строго потребовал Дронго, – я не люблю, когда в моем присутствии произносят подобные слова. Итак, она работала в компании Фигуровского и, когда он начал к ней приставать, решила уйти?

– Да, все так и было.

– Когда это случилось?

– Пять лет назад. Мы только начали встречаться. Она была разведена, и у нее был семилетний сын. Она родила его очень рано, практически в восемнадцать лет. А потом разошлась со своим мужем.

– А вы?

– Я был еще женат и не мог на ней жениться, хотя практически уже не жил со своей женой. Мы встречались со Светланой, когда этот негодяй потребовал, чтобы она поднялась к нему в квартиру – та располагалась прямо над офисом, чтобы было удобно. Специальная квартира для свиданий, через которую он пропустил многих женщин. Светлана несколько раз отказывалась, и это закончилось ее увольнением. Она очень тяжело переживала. У нее даже случился выкидыш. Наш ребенок тогда погиб. Этого я никогда не прощу Михаилу Фигуровскому… – сжал кулаки Вязанкин.

– Он уже умер, – напомнил Дронго.

– Да, я знаю. И очень сожалею, что не я лично его прибил. Правда, я не стал бы его травить, это глупо и не по-мужски. Я бы размозжил ему череп и проткнул бы его брюхо, чтобы он помучился перед смертью.

Комиссар и следователь, выслушав перевод, переглянулись. Этот человек так ненавидел покойного, что вполне мог оказаться убийцей. Но вместе с тем он достаточно искренне обо всем говорил, настаивая, что не стал бы травить Фигуровского.

– И вы сразу узнали его спустя столько лет?

– Конечно, узнали. Как мы могли его не узнать! Я давно хотел устроить королевский отдых Светлане и решил выбрать именно этот великолепный отель на побережье Коста дель Соль. А оказалось, что этот тип тоже прилетел сюда вместе со своей женой и целой компанией!..

– Вы знали кого-нибудь из тех, кто прилетел вместе с ним?

– Нет, не знал. Точно не знал, я вас не обманываю. Но Светлана сказала, что иногда видела в их офисе кавказского мужчину, который прилетел вместе с Фигуровским. И еще она узнала женщину-казашку, дочку основателя фирмы. Она тоже несколько раз приезжала в офис. Правда, Светлана говорит, что эту даму раздражали сотрудницы компании на высоких каблуках и в мини-юбках, поэтому молодые женщины старались не попадаться ей на глаза. Однажды она устроила истерику, встретив девочку в совсем короткой юбке и без чулок, да еще в легкой блузке, сквозь которую просвечивал бюстгальтер. Кричала и требовала немедленно уволить эту особу из компании. Говорила, что такие дамы компрометируют их офис…

– Уволили?

– Да. Но, насколько я знаю, Фигуровский перевел ее в филиал, поближе к дому. Он умел быть благодарным за оказанные услуги.

– Кто вы по профессии?

– Раньше был технологом, сейчас биржевой маклер, – ответил Вязанкин. – Нам всем пришлось менять свои профессии.

– А где работает ваша подруга?

– В другой компании, рядом с домом. Она получила наследство от бабушки, продала свою однокомнатную квартиру и купила двухкомнатную. Теперь они с сыном живут на шоссе Энтузиастов. Это, конечно, не центр города, но зато рядом с метро и работой. Все очень удобно.

– Когда она получила наследство?

– Через несколько месяцев после своего увольнения из компании Фигуровского, – вспомнил Вязанкин. – Как говорят в таких случаях, в жизни бывают две полосы – белая и черная, которые идут попеременно друг за другом. Бабушка жила в Санкт-Петербурге и работала завучем в школе. Видимо, смогла сделать неплохие сбережения.

– Вы пока не зарегистрировали ваши отношения?

– Нет. У Светланы сложные отношения с бывшим мужем. Она боится, что в случае нашего брака муж заберет сына к себе. Просит подождать еще два года, пока мальчику исполнится четырнадцать лет и он сам сможет выбирать, где ему хочется жить. Я согласился подождать.

Эрика наконец принесла чай, поставила чашку на столик рядом с Дронго. Тот посмотрел на Лопеса:

– Кажется, здесь все понятно.

– Когда вы намереваетесь уехать? – спросил следователь.

– Через четыре дня. Мы приехали на неделю, – пояснил Вязанкин.

– Вы больше ничего не хотите нам сказать?

– Нет, не хочу.

– У меня остался последний вопрос, – неожиданно сказал Дронго. – Могу я узнать, почему вы опасаетесь полиции? Я сам слышал, как вы об этом говорили.

– Я думал, что Фигуровский нас узнает, – опустил голову Вязанкин, – но он не узнал ни меня, ни даже Светлану. Хотя она сильно изменилась с тех пор… На нервной почве у нее начали выпадать волосы, появились проблемы с кожей. Я как-то пошел в его офис, чтобы набить ему морду, но меня, конечно, дальше охраны не пустили. Тогда я на следующий день исцарапал две его машины на служебной стоянке, у меня еще оставался пропуск Светланы. Это было все, что я мог сделать. – Он тяжело вздохнул. – Сейчас это кажется таким нелепым и смешным.

– Вы можете идти, сеньор Вязанкин, – сказал Лопес, – только не говорите никому о нашем разговоре.

Вязанкин встал, как-то обреченно махнул рукой и вышел из комнаты. Эрика вышла следом за ним.

– Судя по его словам, погибший был отвратительной личностью, – покачал головой Лопес.

– Обычным бизнесменом, – грустно заметил Дронго, – таких развелось очень много еще в девяностые годы. Они считают, что если платят собственные деньги, то имеют право на все. Унижать, обижать, пользоваться, ломать своих сотрудников и сотрудниц. Шальные деньги делают их просто безумными. Такое чувство вседозволенности, когда за деньги можно купить все, что угодно, – от самолетов и кораблей до понравившихся женщин. А сотрудники должны быть благодарны и не смеют отказывать, ведь хозяин платит из собственного кармана. Такая психология паразитов, в большинстве своем кравших деньги из государственного бюджета. Когда вам будут рассказывать сказки про умелых бизнесменов, сделавших себе состояние в девяностые годы, можете смело им не верить. Практически все состояния делались на разворованные бюджетные средства, на приватизации природных ресурсов. Великий Толстой замечал, что нельзя быть немного порядочным человеком, как нельзя быть немного беременным. Если вы воруете деньги из бюджета, вам трудно быть порядочным во всем остальном. Это уже как диагноз. Вор не может быть приличным человеком.

– Вы, наверное, социалист, – нахмурился Аламейда.

– А я за социалистов, – сообщил Лопес, – и я согласен с сеньором экспертом. Эти нувориши везде одинаковые – и у нас в стране, и у них. Просто у нас нет таких возможностей быстрого обогащения, какие были у них.

В комнату осторожно вошла Светлана, одетая в джинсы и светлую майку. Глядя на нее, можно было понять, что несколько лет назад она была очень красивой женщиной, а сейчас выглядела словно потухшая лампа. Она взглянула на Аламейду. Тот показал на стул, разрешив ей садиться.

– Сеньора Хворостова, спасибо, что пришли, – начал Лопес. – Позвольте представить сидящих здесь людей. Комиссар Аламейда и международный эксперт Дронго. А я – следователь Лопес. Вы уже, наверное, знаете, зачем мы вас позвали?

– Да, погиб Михаил Фигуровский, – сказала Светлана.

– Вы были с ним знакомы?

– Была.

– При каких обстоятельствах произошло знакомство?

– Я работала в головном офисе его компании. Сначала в техническом отделе, потом в секретариате.

– Сколько вы там проработали?

– Около полутора лет.

– Я могу спросить – почему вы ушли?

– По личным причинам.

– Простите, сеньора, но нам нужен более подробный ответ. Почему вы ушли из компании?

– Не сработалась с некоторыми руководителями, – коротко объяснила Светлана.

Лопес посмотрел на Дронго, приглашая его принять участие в разговоре, и тот недовольно подумал: «Самую грязную работу они поручают мне. С другой стороны, правильно. Ведь именно я слышал их разговоры и могу задавать вопросы на русском».

– Госпожа Хворостова, я буду говорить с вами на русском языке, – начал Дронго.

Она вздрогнула, испугалась и внимательно посмотрела на него.

– Вы из Москвы? Вы следили за нами?

– Нет. Разумеется, нет. Я приехал сюда на отдых и случайно оказался втянутым в это загадочное преступление. Поэтому хочу задать вам несколько вопросов. И учтите: здесь произошло убийство, так что я рассчитываю на ваши искренние ответы.

– Я вас слушаю.

– Вы уволились из компании из-за Фигуровского? Только отвечайте предельно честно, мы ведь многое уже знаем.

– Да, – выдохнула она, – из-за него.

– Он приставал к вам?

– Да. Он не пропускал ни одной симпатичной молодой женщины в своем офисе.

– И вы ему отказали?

– Да. – Последнее «да» было произнесено совсем не так, как два предыдущих. Дронго нахмурился.

– У вас есть сын от первого брака.

– Да.

– И ваш друг Вязанкин тогда еще не был успешным биржевым маклером.

– Да.

– И наверняка у вас были некоторые проблемы с финансами?

– Да, были.

– Тем не менее вы отказали Фигуровскому и ушли из компании. Все правильно?

– Да.

– А потом вы получили наследство вашей бабушки, поменяли квартиру и устроились на работу в другую компанию.

– Да. – Светлана отвечала довольно односложно.

– Интересно, какую именно сумму вы получили от бабушки?

– Пять… десять тысяч долларов.

– Вы хотели сказать, пятьдесят?

– Нет, десять.

– И вы обменяли свою квартиру?

– Да. Продала свою и купила новую.

– И Фигуровский не узнал вас через столько лет?

– Не узнал. Я очень изменилась.

– Простите за вопрос: у вас был тогда выкидыш?

– Кто вам сказал?

– Был или нет?

– Был. Я лежала в больнице на Пречистенке.

– Там главный врач Элеонора Михайловна?

– Откуда вы знаете? – подняла на него испуганный взгляд Светлана.

– Элитная больница, одна из самых дорогих. Сколько вы тогда заплатили?

– Не помню… Зачем вы меня об этом спрашиваете? Какое отношение имеют эти подробности к смерти Фигуровского?

– Самое прямое. – Дронго взглянул на Эрику и неожиданно попросил: – Сеньорита, вы можете выйти из комнаты на несколько минут?

– Да, конечно. – Эрика поднялась и вышла.

– А теперь я вам расскажу, что было на самом деле, – строгим голосом заговорил Дронго. – На самом деле вы, конечно, достаточно долго сопротивлялись натиску этого чудовища, но затем сдались. Он ведь умел быть настойчивым и искренне считал, что все ему обязаны за хорошее место работы и приличную зарплату. Судя по больнице, в которой вы лежали, именно он оплатил это лечение. Она очень дорогая и элитная, для избранных. И там специализируются на абортах. У вас ведь был не выкидыш, а аборт. И ребенок не от Вязанкина, а от самого Фигуровского. Я не ошибся?

Она смотрела на него расширяющимися от ужаса глазами, в которых стояли слезы…

– Затем он вас, конечно, уволил. Лишние проблемы ему были ни к чему. Он заплатил вам достаточно хорошую сумму при увольнении, которая позволила вам объявить о получении наследства от умершей бабушки и даже обменять свою квартиру. Своему другу вы, естественно, ничего не рассказали, придумав историю про бабушкино наследство и ваше принципиальное нежелание спать с Фигуровским.

Светлана вдруг навзрыд заплакала. Лопес нахмурился, а Аламейда покачал головой, выслушав перевод.

– Вы жестокий человек, Дронго, – заметил Лопес. – А еще смеете говорить об «испанских сапогах»…

– Я не жестокий, я очень жестокий. Только я ненавижу не этих несчастных женщин, а их патронов, искренне считающих себя хозяевами новой жизни, – нахмурился Дронго. – Просто хорошо понимаю положение этой женщины. Одна без мужа поднимала сына и работала в крупной компании на приличной зарплате. Не всякая рискнет в ее положении отказать своему боссу. Она и не смогла отказать. Узнав, в какой именно больнице она лежала, я сделал верные выводы. – Он поднялся, подошел к плачущей Светлане, протянул ей свой чистый носовой платок и попросил:

– Успокойтесь, я не собираюсь рассказывать об этой истории вашему другу. Успокойтесь и не плачьте. Нам нужно было знать правду, чтобы представить себе, каким именно человеком был Михаил Матвеевич Фигуровский.

– Он был не таким уж чудовищем, каким вы его нарисовали, – всхлипнула она, – просто все так получилось. Я сама виновата – неправильно рассчитала и «залетела». А потом уже было поздно…

– Не вините себя, – сказал Дронго, – и оставьте себе мой платок. Можете выпить и мой чай – кажется, он уже остыл. Обещаю вам, что Вязанкин никогда не узнает, о чем именно мы говорили в этой комнате. Это останется нашей маленькой тайной.

– Спасибо, – всхлипнула она еще раз.

Дронго протянул ей чашку с холодным чаем.

– И он вас не узнал, встретив в отеле?

– Нет, не узнал, даже не посмотрел в мою сторону. Это и понятно. У него каждую неделю была новая женщина; конечно, он не мог меня помнить. Пять лет прошло.

– Успокойтесь и не волнуйтесь. – Дронго сел на свое место. – Представляю, как переживал тогда ваш друг… А остальных приехавших вы знали?

– Видела несколько раз в нашем офисе господина Торосяна. Я вспомнила его фамилию. И, конечно, дочь Молдобаева – Линару. Она была еще хуже, чем Фигуровский. Девочки специально стирали макияж и прятали обувь на каблуках, когда она появлялась в офисе. Говорят, у нее был какой-то неудачный брак с первым мужем, поэтому она ненавидела всех красивых и успешных женщин, вызывавших у нее просто бешенство. Даже потребовала как-то уволить одну нашу девочку, ходившую в особенно короткой мини-юбке. Но потом Фигуровский перевел ее в наш филиал. Знакомые девчонки говорили, что эта госпожа успокоилась только тогда, когда вышла замуж во второй раз.

– А прежнюю жену Фигуровского вы знали?

– Елизавету Никитичну? Конечно, знала. Такая холодная и неприступная северная дама. Кажется, у нее в роду были шведы или датчане. Красивая женщина, которая не захотела терпеть выходки своего мужа. Она сейчас с дочерью живет в Англии.

– Ясно. У меня больше нет вопросов. И не нервничайте, все уже в прошлом.

– Кто его убил? – спросила Светлана.

– Это мы и пытаемся выяснить.

– Его отравили?

– Его убили. Но если вас интересует, каким образом, – то да, его действительно отравили.

– Тогда это могла сделать женщина, – предположила Светлана. – Или его жена, которая тоже могла узнать о его похождениях, или Линара Молдобаева, которой он просто не нравился. Они были слишком разными людьми, и она всегда считала, что компанию создал ее отец, что было правдой, а Фигуровский обязан своим положением их семье, что не совсем правильно, так как Михаил Матвеевич много и долго работал для успеха их общего дела.

Поразительно, что даже спустя столько лет она не готова была говорить о своем бывшем боссе только в черных красках. «Поистине, душа женщины – более чем загадка», – подумал Дронго. Он посмотрел на Лопеса и тот согласно кивнул, разрешая отпустить свидетеля.

– Вы можете идти, – сказал эксперт.

Светлана поднялась и, вздохнув, вышла из комнаты, унося с собой и его носовой платок.

– Надеюсь, теперь мы допросили всех свидетелей? – поинтересовался Аламейда. – Только время потеряли, ничего не выяснив…

Он не успел договорить, когда в комнату буквально вбежала Эрика.

– Там нашли горничную, которая видела, как вчера днем одна русская женщина входила в номер погибшего! – крикнула она с порога.

 

Глава четырнадцатая

Все сразу поднялись со своих мест, а Эрика так же быстро снова выбежала.

– Значит, убийцей может быть женщина, – удовлетворенно произнес комиссар Аламейда, – я так и думал. Мужчина не стал бы прибегать к подобным методам.

– Да, сеньора Казарян входила в номер погибшего, – напомнил Лопес.

– Возможно, это и была Светлана Хворостова, – предположил комиссар. – Она, конечно, расплакалась, и мы все расчувствовались, а наш эксперт даже любезно одолжил ей свой носовой платок. На самом деле она решила отомстить за потерянного ребенка и свою жизнь, решив, что в этом отеле появился удобный случай поквитаться со своим бывшим мучителем, который принес ей столько страданий. Скорее всего, он ее узнал, но нарочно не показывал этого, чтобы не вызывать ненужных подозрений у своей жены и друга Хворостовой. Тогда все выглядит абсолютно логичным. Она пыталась отравить его за завтраком, а потом отправилась в его номер. Он, конечно, открыл ей дверь, любезно пригласил в комнату. А она, воспользовавшись моментом, бросила яд в его стакан и ушла. Он выпил свой томатный сок только вечером, когда она ужинала в ресторане и таким образом имела почти абсолютное алиби. Да, теперь все сходится.

– Не сходится, – возразил Дронго.

– Почему?

– Она не могла знать, что встретит здесь эту компанию и своего бывшего босса. А раз не знала, то не могла и подготовиться к преступлению. Можете объяснить мне, откуда у нее появился такой сильнодействующий яд? Она что, могла купить его в обычной испанской аптеке без рецепта? Никогда не поверю. Тогда откуда? И еще одно обстоятельство. Я могу допустить, что она отправилась в номер к Фигуровскому, чтобы поговорить с ним, и только затем решила его отравить. Но за завтраком? Когда он мог умереть, ничего не сказав и тем более даже не узнав, кто именно его отравил? В этом случае месть лишена всякого смысла. Поэтому я убежден, что она не могла быть убийцей Фигуровского.

– Вы готовы разбить любую успешную версию, лишь бы не соглашаться с нами, – прошипел разочарованный Аламейда.

В комнату вошла пожилая женщина лет шестидесяти в розовом фирменном халате отеля.

– Сеньора видела, как в номер погибшего входила незнакомая женщина.

– В платке? – уточнил Аламейда.

– На голове у нее был какой-то платок, – вспомнила горничная.

– Ну, вот и все, – радостно сказал комиссар, – теперь мы знаем имя убийцы, и у нас есть свидетель. Когда это было?

– Примерно в начале шестого.

– Так и есть, – не скрывал своего возбуждения Аламейда. – Эрика, приведите сюда Светлану Хворостову. И возьмите с собой кого-нибудь из сотрудников полиции. А вы сядьте и подождите, – предложил он горничной. Затем взглянул на Дронго и победным тоном произнес: – Ваши методы несколько устарели, сейчас другое время. Нужно работать иначе.

Дронго промолчал, а Лопес нахмурился. Ему тоже трудно было поверить, что убийцей могла быть Хворостова. В томительном ожидании они провели несколько минут.

– Надеюсь, что она не сбежит с вашим носовым платком, – издевательски произнес комиссар.

Еще через несколько минут дверь наконец открылась, и на пороге снова появилась Светлана. Она вошла в комнату и протянула носовой платок Дронго:

– Большое спасибо. Извините, что я его немного намочила.

– Ничего, – ответил он, убирая платок в карман.

– Эта женщина? – спросил комиссар у горничной, показывая на вошедшую Хворостову.

– Нет, – ответила та, – там была другая сеньора.

– Ты же сказала, что она была русская, а в отеле больше нет русских сеньор, – закричал Аламейда, теряя терпение, – тем более с косынкой на голове!

– Это была не она, а другая русская, – упрямо повторила горничная.

– Эрика! – рявкнул комиссар. – Возьмите офицера полиции и обойдите с этой горничной всех русских женщин, которые живут в отеле. Их всего три, не считая Хворостовой. Пусть она покажет, кого именно имела в виду.

Эрика и горничная вышли из комнаты.

– Мне остаться? – спросила Светлана. – Я не совсем поняла, зачем меня еще раз сюда позвали.

– Вы можете идти, – разрешил Лопес. – Когда она вышла, он обратился к комиссару: – Вы напрасно так нервничаете, сеньор комиссар. Дело в том, что у нас есть свидетельские показания сеньора эксперта. Вчера с пяти до шести сеньора Фигуровская и сеньора Казарян были на пляже в Марбелье, где он лично их видел. Не доверять ему мы просто не можем. Значит, единственный, кто мог входить в номер, – это сеньора Линара Молдобаева. Нужно было сразу отправить горничную к ней на опознание.

– Посмотрим, – процедил комиссар. Он не хотел так просто смиряться с очередным фиаско.

Ждать пришлось недолго. Уже через пять или шесть минут в комнате снова появились горничная, Эрика, один из сопровождавших их офицеров полиции и сама Линара. Голова у нее действительно была повязана косынкой.

– Это была она, – подтвердила горничная.

– Зачем вы носите косынку? – спросил комиссар.

– Нравится, поэтому и ношу, – удивленно ответила Линара. – Не понимаю смысла вашего вопроса. Я ведь не ортодоксальная мусульманка, закрывающая себя хиджабом. Просто после моря у меня бывает мокрая голова и слегка растрепанные волосы. Или в вашей стране запрещено носить косынку?

– Нет, конечно, – кивнул комиссар. – Эрика, вы свободны и уведите с собой горничную… Значит, вы, сеньора Молдобаева, скрыли от нас тот факт, что вчера вечером заходили в номер сеньора Фигуровского?

– Я не заходила, – возразила Линара, – я постучалась к нему, чтоб узнать, как он себя чувствует. Он сам открыл мне дверь и пригласил войти. Сказал, что Зоя с Аидой уехали в Марбелью. Как-то неудобно входить в номер к постороннему мужчине, но я увидела в конце коридора горничную и подумала, что еще более неудобно стоять в коридоре перед дверью. Поэтому вошла в номер, но в комнату не проходила, осталась в прихожей. Мы поговорили минуту или полторы, и я сразу ушла.

– Почему вы не сказали, что были в его номере? – спросил Аламейда.

– Я не входила в комнату, – пояснила Линара, – я уже вам объяснила, что стояла в коридоре.

– Один на пороге, другая в коридоре, – рявкнул комиссар, явно имея в виду самого Дронго. – Хватит этих уточнений! Получается, что вы тоже были в номере Фигуровского.

– Не была. Я не хожу по номерам чужих мужчин, – гневно заметила Линара. – И переведите комиссару, чтобы он не забывался. Я все-таки замужняя женщина.

– Успокойтесь, – посоветовал Дронго комиссару, – теперь мы знаем и эту деталь. Давайте отпустим госпожу Молдобаеву.

– О чем вы говорили?! – крикнул Аламейда.

– Пусть он не кричит, – поморщилась Линара. – Я только спросила, как себя чувствует Михаил Матвеевич, и сразу ушла. Поэтому и не стала вдаваться в подробности, что заходила к нему в номер в отсутствие его жены. Повторяю, это неприлично.

– Она еще смеет думать, что жена приревновала бы ее к своему мужу, – прохрипел Аламейда.

– Этого не нужно переводить, – попросил у переводчика Лопес. Тот согласно кивнул головой, и следователь повернулся к Линаре: – Идите, сеньора Молдобаева, извините за беспокойство.

– С таким истеричным комиссаром вы никогда не найдете убийцу, – покачав головой, убежденно сказала она.

– А это вы можете перевести, – любезно попросил Дронго переводчика, который перевел испанцам последнюю фразу ушедшей женщины. Аламейда покраснел, но промолчал.

– Нужно опросить еще раз всех горничных и сотрудников отеля, которые работали вчера вечером, – предложил Дронго. – И уточните, кто именно носил столик с заказанной едой в номер Фигуровских.

– Мы уже узнали, – сообщил Лопес, – это была сотрудница отеля, которая работает здесь уже одиннадцать лет. Сеньора Кармен Мурильо.

– Хорошие имя и фамилия, – улыбнулся Дронго. – У меня была одна знакомая из туристического агентства, которую тоже звали Кармен Мурильо. Можно, я сам переговорю с этой работницей еще раз? Думаю, она не знает других языков, и мне понадобится помощь нашего переводчика.

– Хорошо, – согласился Аламейда, – мы все равно должны еще побеседовать с менеджером отеля и просмотреть все записи на камерах наружного наблюдения. Возможно, вечером здесь были посторонние люди.

– Спасибо. Сеньор Навас, – обратился Дронго к молодому человеку, – вы можете пойти вместе со мной?

– Конечно, – сразу согласился переводчик.

Они вышли из комнаты, и Аламейда проводил их неодобрительным взглядом.

– Только демагогия и пустопорожняя болтовня, – мрачно произнес он, – ничего конкретного. Потеряли практически целый день. Даже обидно. Мы согласились с методами этого русского – и ничего не смогли выяснить. Нужно вызвать сюда бригаду экспертов и провести более детальный осмотр номера Фигуровского.

– На стакане ничего не нашли, – напомнил Лопес, – никаких следов.

– Если убийца был в их номере-сьюте, то вполне мог оставить там какие-нибудь другие следы, – возразил комиссар. – В любом случае я пригласил на вечер бригаду экспертов из Севильи. Пусть более внимательно все осмотрят. Вреда от этого явно не будет.

Дронго вместе с переводчиком спустились к портье, чтобы уточнить, где находится Кармен Мурильо. Им сообщили, что она скоро должна приехать. Оставив Наваса в холле отеля, Дронго поднялся в своей номер. Джил сделала удивленное лицо:

– Только три часа дня. Неужели вы так быстро закончили?

– Пока нет, – виновато признался он, – но на сегодня, кажется, все. Осталось только поговорить с одной из сотрудниц отеля, которая работает в рум-сервисе и приносила вчера днем еду и напитки Фигуровским.

– И потом я получу своего мужа обратно? – шутя, поинтересовалась Джил.

– Безусловно, – кивнул Дронго.

– Кто все-таки убийца? Ты уже знаешь?

– Если бы все было так просто, я был бы Эркюлем Пуаро или Шерлоком Холмсом.

– Насколько я помню, они оба были неженаты, – усмехнулась Джил. – И, кажется, патер Браун у Честертона и Ниро Вульф у Рекса Стаута тоже были холостяками.

– Зато комиссар Мегрэ был женат, – в той же шутливой манере возразил Дронго.

– Он был на официальной службе, – напомнила Джил, – а не частным детективом, как некоторые. Поэтому не спорь, лучше поскорее заканчивай это неприятное дело.

– Я сам этого хочу, – пробормотал Дронго и, поцеловав жену, снова спустился вниз, где его ждал переводчик.

– Она уже должна приехать, – сообщил Навас.

– Значит, скоро приедет, – взглянул на часы Дронго.

– Можно, я задам вам вопрос? – спросил молодой человек.

– Конечно, можно.

– Я хотел у вас узнать, каким образом вы в течение нескольких минут смогли все понять, когда разговаривали с последней сеньорой? Сумели за пять минут понять то, что ее друг не понимает уже пять лет…

– Я говорил, что это было несложно. Понимаете, Навас, я неплохо знаю обстановку в Москве и понимаю, как трудно молодой женщине, оставшейся без мужа и без должной поддержки, в одиночестве поднимать сына. К тому же они жили в однокомнатной квартире, которая осталась ей после развода, и отсюда легко сделать вывод, что ее первый муж явно не обеспечивал свою прежнюю семью. Затем – работа. Крупная компания в центре города, платят очень неплохо. И еще любвеобильный начальник, который не самый плохой «сукин сын». Он, конечно, пользуется услугами своих сотрудниц, но щедро их одаривает и – обрати внимание на такую деталь – даже рискуя вызвать гнев своего компаньона, я говорю в данном случае о Линаре, не увольняет женщину, а переводит ее в другое место. Я начал складывать детали этой мозаики. Завуч обычной школы в Санкт-Петербурге не могла оставить большого наследства, максимум пару тысяч долларов. А тут – сумма, позволившая купить двухкомнатную квартиру. И самое главное, что сама Светлана механически оговорилась. Она хотела назвать настоящую сумму в пятьдесят тысяч, которую ей, очевидно, выплатил Фигуровский, но передумала и сказала – десять. Наверное, именно о такой сумме она и сообщила своему другу.

Конечно, было практически невозможно отказать своему шефу. Таких принципиальных уже не осталось. Не потому, что не осталось порядочных женщин, просто в стране, которую раньше называли СССР, сразу в пятнадцати республиках отменили такое понятие, как совесть. Мужчинам и женщинам объяснили, что совесть и мораль – это пережитки коммунистического прошлого. Морально все, что приносит деньги, а вместо совести должен быть счет в банке. Ведь Светлана совсем молодая женщина, значит, двадцать лет назад, когда «отменяли совесть», ей было чуть больше десяти. И она выросла в девяностые, когда девочки ее возраста мечтали о карьере валютных проституток, а мальчики хотели быть членами «бригад», чтобы безнаказанно грабить, убивать и насиловать. Ну и, наконец, элитная больница. Чтобы туда попасть, ей нужно было заплатить очень приличную сумму. Стало понятно, что за нее платил кто-то другой, и этот «кто-то» явно не Вязанкин. Я соединил все детали и получил нужный результат. Все очень просто.

– Это вы так говорите, что просто, – улыбнулся переводчик, – на самом деле все это нужно еще осмыслить.

– Очень важно в разговоре с людьми наблюдать за их поведением, выражением лиц, тембром голоса, за их глазами, – пояснил Дронго. – Движение тела, выражение глаз, даже темп в разговоре могут многое вам подсказать. К сожалению, я не знаю многих европейских языков – французского, испанского, немецкого; владею только английским и итальянским, но в целом могу понять, о чем говорят на другом языке, уловив выражение и мимику лица говорящего.

– А русским? – напомнил Навас. – Вы превосходно говорите по-русски.

– Это родные языки, – улыбнулся Дронго, – азербайджанский, турецкий, фарси и, конечно, русский. Было бы смешно, если бы я не знал этих языков.

В отель вошла женщина лет пятидесяти.

– Это сеньора Мурильо, – показал на нее портье.

Дронго и переводчик подошли к немного напуганной женщине.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Дронго. – Извините, что беспокою вас, сеньора Мурильо. Вы, наверное, знаете, что произошло вчера в вашем отеле.

– Конечно, знаю. Вчера со мной разговаривал сеньор комиссар.

– Мы как раз по этому делу. Это вы относили еду и напитки в номер погибшего российского бизнесмена?

– Да, я получила все на кухне и сама отнесла.

– А пока вы поднимались наверх, вы нигде не останавливались?

– Нет. Меня об этом уже спрашивали. Это запрещено, сеньор. Я дошла до дверей и постучалась, чтобы они приняли заказ. Мне открыла молодая красивая женщина. Я вкатила столик, она расписалась и дала мне монету в два евро. Я поблагодарила и ушла.

– И все?

– Да, все.

– Вспомните, может быть, вы где-то останавливались по пути наверх?

– Нет, нигде. Это запрещено, – повторила женщина.

– И никто к вам не подходил?

– Н-нет, – она чуть запнулась.

– Кто-то подходил? – быстро уточнил Дронго, наблюдая за ее лицом.

– Нет, нет, никто. Только когда я вышла из кабины лифта, впереди стояла женщина. Она споткнулась и чуть не упала, кажется, подвернула ногу. Нет, не так, она упала, и я поспешила к ней на помощь и помогла подняться. Она сначала споткнулась, а потом упала. Но сеньор комиссар меня об этом не спрашивал.

– Какая женщина?

– Не знаю. Наверное, гостья нашего отеля.

– Вы сможете ее узнать?

– Конечно, сеньор. Но это была не русская, если вы спрашиваете про них.

– Переведите ей, пожалуйста, что из трех женщин, которых мы подозреваем, только одна русская. Две другие восточного типа – Линара, с азиатским типом лица, и Аида, с южным. Только Светлана типично славянской внешности. Давайте сделаем так. Сейчас вы обойдете все три номера и постучите в них, показав женщин, которые там находятся, сеньоре Мурильо.

– Этого нельзя делать, – выслушав перевод, испугалась Кармен, – запрещено беспокоить постояльцев.

– Скажите ей, что вся ответственность будет на мне, – попросил Дронго, – и постарайтесь показать ей всех троих. Пусть она точно определит, кто именно подвернул ногу, когда она направлялась со своим столиком в номер Фигуровского. Мне это очень важно знать.

– Хорошо, – согласился Навас. – Но давайте все-таки получим разрешение у комиссара или хотя бы у следователя Лопеса. Сеньора права, этого нельзя делать без специального разрешения.

– Идемте к следователю, – устало согласился Дронго.

Они прошли к кабинету директора, где сидел один Лопес, комиссар в этот момент куда-то вышел. Дронго объяснил свой план следователю.

– Попробуйте, – согласился Лопес, – но мне кажется, что вы все усложняете, сеньор эксперт. Получается, что кто-то из женщин нарочно отвлек внимание сеньоры Мурильо, чтобы ее сообщник мог всыпать яд в стакан с томатным соком. Тогда здесь целый заговор…

– Давайте проверим, – предложил Дронго.

– Пройдите вместе с сеньорой по номерам, – разрешил переводчику следователь, – и пусть с вами поднимется один из офицеров полиции, иначе вас просто не поймут. Хотя нет, лучше идите вдвоем. Так будет неофициально и намного спокойнее. Скажите, что хотите поговорить с женщиной, которая оставила вчера свой кошелек в баре. Или нечто в этом роде. Вы меня поняли, Навас?

– Все понял, – кивнул переводчик.

Когда Кармен и Навас удалились, Лопес обратился к Дронго:

– Думаете, мы что-нибудь найдем?

– Посмотрим, – неопределенно ответил эксперт.

– Комиссар решил вызвать сюда бригаду из Севильи, – сообщил Лопес, – они проверят еще раз сьют, где погиб сеньор Фигуровский. Его вдову уже переселили в другой номер.

– Возможно, комиссар прав, – равнодушно заметил Дронго, – только мне кажется, что убийцу мы так не поймаем. Это было продуманное и спланированное преступление, в этом я убежден. Одного я не могу понять: почему убийца так торопился?

Лопес молчал. Он тоже не знал ответа на этот вопрос. Им принесли две чашки кофе, и Дронго в очередной раз попросил принести ему чай. Они просидели в этом кабинете довольно долго, около сорока минут, пока наконец не вернулись Навас и Мурильо.

– Нашли женщину? – поинтересовался следователь.

– Нет, – ответил Навас, – мы видели сеньору Казарян, затем сеньору Молдобаеву и сеньору Хворостову. Ни одна из них не была в коридоре. Сеньора Мурильо считает, что та гостья была очень похожа на немку.

– Может, на итальянку? – вспомнил Стефанию Дронго.

– Нет, на немку, – убежденно заявила Кармен Мурильо.

– Значит, это не наш вариант, – понял следователь. – Вы можете быть свободны, сеньора Мурильо. – Оставшись вдвоем, Лопес долго молчал, потом вдруг спросил: – Что-нибудь еще?

– Нет. Подождем, пока поработают ваши эксперты, – решил Дронго, – а я вернусь к своей жене, иначе она действительно на меня обидится.

– Полагаю, что да, – улыбнулся Лопес. – Я бы на ее месте точно обиделся.

В этот вечер за ужином все обитатели отеля разговаривали вполголоса, словно боялись нарушить покой усопшего, которого увезли из отеля еще вчера. Ближе к одиннадцати вечера Дронго и Джил поднялись к себе в номер. Она открыла дверь и замерла. В коридоре, прямо перед ними, на полу лежал листок бумаги.

– Что это? – тревожно спросила Джил.

– Ничего, – поднял лист Дронго. На другой стороне было напечатано расписание работы ресторанов на завтра, а также температура воздуха и воды. Такие листки бумаги обычно оставляли каждый вечер на столике. Очевидно, горничная просто уронила его. – Как видишь, – успокоил он Джил, – ничего страшного.

– Давай уедем, – неожиданно попросила Джил, прижимаясь к нему, – я начинаю бояться. Сама не знаю, чего.

– Не нужно ничего бояться, – обнял ее за плечи Дронго.

Ночь прошла спокойно. Рано утром их разбудил телефонный звонок. В трубке раздался победный голос комиссара Аламейды:

– Все кончено, сеньор эксперт! Мы нашли убийцу. Наши эксперты вчера обнаружили под кроватью ручку, закатившуюся в угол. И на ручке есть отпечатки пальцев…

– Чьи? – быстро спросил Дронго.

– Пока не знаем, – признался Аламейда, – но в любом случае это не отпечатки пальцев погибшего, мы уже успели проверить. Поэтому я распорядился взять отпечатки у всей этой шестерки, а также у сеньора Вязанкина и его спутницы. И еще… – он замялся.

– Хотите взять отпечатки пальцев у меня, – понял Дронго.

– Если вы не возражаете, – ласково предложил комиссар, – это окончательно снимет с вас всякие подозрения.

– А может, вы напрасно прибегаете к такому варварскому методу? – спросил Дронго. – Ведь отпечатки пальцев каждого из прибывающих в Шенгенскую зону уже есть в вашем компьютере. Вам не кажется, что легче было бы просто проверить?

– Не легче, – признался комиссар, – здесь Эстепона, а не Мадрид. И не забывайте, что некоторые получают шенгенскую визу, не сдавая своих отпечатков, а некоторые въезжают по своим паспортам, даже не получая визы…

– Имеете в виду меня, – усмехнулся Дронго.

– И вас тоже. Ведь с вашими документами вы можете въезжать в большинство стран мира без виз. Так что мы лучше проверим всех и уже через час будем точно знать, чьи отпечатки пальцев остались на найденной ручке. Эксперты утверждают, что отпечатки свежие.

– А если это отпечатки пальцев супруги Фигуровского? – предположил Дронго.

– Тогда мы будем знать, что ошибались, – ответил комиссар. – Не забудьте спуститься вниз и пройти в кабинет директора. Соответствующая аппаратура уже подготовлена.

– Хорошо. – Дронго положил трубку и, обернувшись, поймал взгляд Джил. – Все в порядке, – успокоил он ее, – кажется, они нашли чьи-то отпечатки и теперь собираются их проверить.

Через сорок минут он спустился вниз и услышал, как, выходя из кабинета директора, громко возмущалась Линара:

– Нас превратили в обычных бандитов! Сначала меня снова вызвали, чтобы меня опознала какая-то горничная, потом другая сотрудница отеля с переводчиком заявились к нам в номер. А теперь еще и эти отпечатки пальцев!.. За кого они нас принимают? За разбойников с большой дороги?

– Не нужно так волноваться, – пытался успокоить ее Дастан, – ты же хотела пойти загорать, вот и иди и ни о чем не беспокойся. Здравствуйте, господин эксперт, – сказал он, увидев Дронго. – Вы не знаете, когда все это закончится?

– Не знаю. Надеюсь, что скоро.

– Мы тоже надеемся. Я собираюсь в Эстепону купить лекарство для Линары. У нее началась мигрень. Вы не знаете, где ближайшая аптека?

– Понятия не имею, – ответил Дронго. – Вызовите такси и предложите водителю отвезти вас в аптеку.

– Я так и сделаю. Спасибо. – Дастан бережно взял супругу за руку и провел ее к лифту.

Дронго сдал свои отпечатки пальцев. У Лопеса было виноватое лицо.

– Я просил Аламейду избавить вас от этой процедуры, но он не послушался, – признался следователь.

– Ничего, – улыбнулся Дронго, – ничего страшного. Если это поможет нашему другу комиссару, я готов еще раз повторить эту процедуру.

– Мы скоро все узнаем, – пообещал следователь.

Дронго вышел из кабинета и вернулся в номер к Джил. Еще через несколько минут они сидели за завтраком. Но этот день должен был оказаться самым необычным днем в истории отеля. Они еще не успели выпить чай, как в ресторан ворвался комиссар Аламейда.

– Нашли! – бросился он к Дронго, стараясь унять свое возбуждение. – Мы нашли, кому принадлежат эти отпечатки.

– Говорите тише, – попросил Дронго, – сядьте и успокойтесь. Или, еще лучше, давайте выйдем. Иначе весь ресторан будет прислушиваться к вашим словам.

Он поднялся, и они с комиссаром вышли из ресторана. В коридоре Дронго наконец спросил Аламейду:

– Чьи отпечатки пальцев были на ручке?

– Отпечатки пальцев сеньоры Линары Молдобаевой, главного компаньона погибшего, – радостно заявил комиссар. – Как видите, мы тоже умеем работать. Теперь уже нет никаких сомнений. Именно поэтому она не «вспомнила» о том, что была вчера в номере погибшего. Она заходила к нему в спальню, это бесспорно. Теперь у вас не осталось никаких сомнений, сеньор эксперт? Я уже предложил Лопесу задержать сеньору для точного установления всех мотивов ее преступления. Убийца не сможет отвертеться, как он объяснит наличие его отпечатков в спальне убитого?

Дронго молчал, бесстрастно следя за победными рассуждениями комиссара Аламейды.

 

Глава пятнадцатая

Вместе с комиссаром они поднялись в кабинет директора. Там уже был переводчик Навас, который терпеливо ожидал, когда приведут Линару Молдобаеву. Через несколько минут комиссару сообщили, что ни женщину, ни ее мужа нигде не могут найти. Их не было ни у бассейнов, ни в номере, ни в ресторанах.

– Найдите, – разозлился Аламейда, – этого просто не может быть. Ищите и найдите, куда бы они ни сбежали. Откройте их номер, скажите, что я разрешил.

Вошедший Лопес покачал головой. Ему явно не нравилось развитие событий, но он предпочитал молчать, не вмешиваясь в распоряжения комиссара. Еще через пять минут сообщили, что в номере Молдобаевой находятся все ее вещи, даже зубная щетка, так же как и вещи ее мужа.

– Они поняли, зачем мы взяли отпечатки пальцев, и сбежали, – процедил сквозь зубы Аламейда. – Свяжитесь с нашими патрульными постами у Гибралтара и в Марбелье, пусть проверяют все машины. Пошлите описание супругов. Скажите, что у них типично азиатские лица, пусть останавливают все машины с азиатами и проверяют их документы. – Он взглянул на Дронго. – Нужно было задержать всех здесь, пока мы не закончим проверку. Она, конечно, была в комнате своего компаньона. Возможно, считала, что он несправедливо получил сорок процентов, или вообще не хотела иметь в компаньонах такого развратника. Вы слышали, как про нее говорила Хворостова? Она ненавидела смазливых молодых женщин, которых принимал на работу ее компаньон. И у нее был достаточно истеричный характер. Все совпадает, Фигуровского отравила она.

– Это пока еще не доказано. Ручка с ее отпечатками пальцев, найденная в спальне погибшего, не может считаться решающим доказательством, – заметил Дронго.

– А ее исчезновение? – торжествующе спросил комиссар. – А бегство ее мужа? Все совпадает, мы просто не обратили внимания на показания горничной и рассказ Светланы Хворостовой. Нужно было еще вчера задержать сеньору Линару, чтобы она не смогла сегодня так легко покинуть территорию отеля. Интересно, куда они могли сбежать? Как вы считаете?

– Не знаю. Но, кажется, ее муж собирался поехать в Эстепону, в аптеку, и хотел вызвать такси, – вспомнил Дронго.

Аламейда бросился к телефону. Поднял трубку.

– Как его звали? – торопливо спросил он. – Такая трудная азиатская фамилия…

– Дастан Кумарбеков, – по слогам произнес Дронго.

– Говорит комиссар Аламейда, – обратился комиссар к портье. – У вас заказывал такси в город сеньор Кумарбеков?

– Да, сеньор комиссар. Примерно полчаса назад. Точнее, заказ был принят в девять часов сорок девять минут, а машина пришла минут через десять-двенадцать. У нас все отмечено…

Аламейда перезвонил одному из своих инспекторов.

– Эстебан, узнай, какое такси было в отеле «Кемпински Байя» примерно в десять часов утра и куда водитель отвез мужчину азиатской наружности. Возможно, с ним была и женщина, тоже с характерной азиатской внешностью. – Он положил трубку, тяжело вздохнул. – Надеюсь, что они не успеют далеко уехать, если, конечно, водитель еще жив.

– Я не думаю, что дело дойдет до таких крайностей, – сказал Лопес.

Они прождали совсем недолго, Эстебан перезвонил буквально через несколько минут:

– Мы нашли машину, сеньор комиссар. Таксист взял мужчину азиатской наружности у отеля в десять ноль четыре и высадил его у аптеки через одиннадцать минут. Показал ему, где находится остановка такси, чтобы тот мог добраться обратно в отель.

– Понятно. – Аламейда повернулся к Лопесу: – Он сбежал и, наверное, готовит машину для своей супруги.

– Может, он еще вернется, – вставил Дронго.

– Не будьте наивным человеком, – бросил ему комиссар, – уже понятно, что они сбежали.

В этот момент в комнату вошел один из сотрудников полиции.

– Вы просили сообщить, сеньор комиссар, – доложил он, – в отель вернулся сеньор Кумарбеков. Только что приехал на такси. Мы остановили его в холле и попросили подождать.

– Приведите его к нам! – рявкнул Аламейда, стараясь не смотреть на остальных мужчин, находившихся в комнате.

Лопес и Дронго переглянулись и понимающе улыбнулись. Даже Навас не сумел сдержать издевательской ухмылки. Через минуту в комнату вошел с пластиковым пакетом в руках Дастан Кумарбеков.

– Где вы были? – сразу начал комиссар. – Куда вы ездили?

Навас перевел его вопросы.

– Опять что-то случилось? – спросил Дастан. – Я ведь сказал вашему эксперту, что еду в Эстепону. Я вызвал такси и поехал в аптеку. Можете проверить у портье.

– Мы уже проверили, – кивнул комиссар, еле сдерживая свое нетерпение. – А куда вы направились потом? Ведь вас высадили у аптеки?

– Я купил лекарства и пошел оплатить нашу испанскую телефонную карточку. Положить деньги на счет.

– Положили?

– Конечно. Вот квитанция. Там указано точное время до минуты, когда я внес деньги.

Современные кассовые аппараты выдавали чек, в котором указывалось точное время совершения сделки. На чеке было указано – десять часов двадцать семь минут.

– А в аптеке я был до этого, – спокойно продолжал Дастан, показывая лекарства. – Вот, кстати, чек из аптеки. – На нем было десять часов девятнадцать минут.

– А где вы были после того, как положили деньги на вашу телефонную карточку? – спросил Аламейда уже другим тоном.

– Зашел в магазин, чтобы посмотреть новые журналы и газеты. Мы с женой немного говорим по-английски. Я купил два журнала и тоже получил чек. Он у меня где-то в пакете. – И Дастан поднял пакет.

– Не ищите, – разрешил комиссар. – А потом?

– Потом прошел на остановку такси и приехал сюда. И как только приехал, меня сразу задержали ваши офицеры, прямо в холле отеля. И привели к вам. Кстати, я нашел чек на журналы. Вот, пожалуйста…

На чеке было указано время – десять часов тридцать четыре минуты.

– Спасибо, – сказал комиссар, – я бы вам поверил и без этого чека. Все равно дорога оттуда сюда занимает не меньше десяти минут. А где ваша супруга?

– Загорает на пляже, – улыбнулся Дастан. – А где еще она может быть?

– Мы не можем ее найти, – сообщил комиссар, – и нам это кажется подозрительным.

– Как это, не можете найти? – растерялся Дастан. – Она была в отеле. Надела купальный костюм и собиралась идти на пляж. Господи, может, там что-то случилось? Разрешите, я сам все проверю.

– Конечно. Возьмите с собой нашего офицера, – предложил Аламейда.

Дастан бросил пакет на стул и выбежал из комнаты.

– Несчастный человек, – покачал головой комиссар, – он даже не предполагает, на каком чудовище женат. Она спланировала и осуществила убийство своего компаньона, а он, видимо, ничего об этом не знал…

– Судя по чекам, он действительно был в Эстепоне. Можно проверить еще и водителя, который привозил его обратно, – предложил Лопес.

– Не нужно. Наши сотрудники видели, как Кумарбеков приехал на такси. Этого вполне достаточно. Понятно, что он приехал из Эстепоны и находился там все это время. Но куда в таком случае могла исчезнуть его супруга?

– Возможно, она сбежала и от своего мужа, – усмехнулся Лопес.

– Не нужно шутить, – разозлился комиссар. – Все очень серьезно, Лопес, слишком серьезно, если его жена отравила своего компаньона, а потом сбежала.

– Мне непонятны ее мотивы, – признался Дронго. – Зачем убивать человека, который так умело руководил компанией, умножая доходы самой Линары? Она и так получала большие дивиденды. А его деньги она получить все равно не сможет. Тогда зачем? Версию о том, что ее раздражало поведение Фигуровского, вообще не будем рассматривать. Она была достаточно серьезным человеком, чтобы не влезать в его личную жизнь. Это его право – встречаться, с кем он хочет, где хочет и когда хочет. Может, она и сорвалась один раз, когда увидела в офисе какую-то молодую особу в вызывающем наряде, но это еще не значит, что из-за такого пустяка она будет убивать своего компаньона. Это просто несерьезно, сеньор комиссар. Должны быть более глубокие причины для убийства.

– Причины есть, – возразил комиссар. – Компанию создал ее отец, и она считала, что Фигуровский незаслуженно владеет таким огромным пакетом – в сорок процентов акций.

– Предположим. И она его отравила. Что потом? Все равно акции Фигуровского ей бы не достались ни при каких обстоятельствах. У него оставались вдова, двое детей, и понятно, что эти акции должны были перейти к наследникам погибшего.

– Возможно, она считала его слишком опасным в качестве компаньона, – предположил комиссар. – Я не могу и не хочу гадать, почему все так произошло и какие причины были у этой женщины для убийства. Но она его убила, и теперь у меня есть доказательства.

– Ручка с отпечатками ее пальцев – еще не доказательство, – спокойно заметил Дронго.

– А ее нежелание вспомнить о посещении номера Фигуровского? – напомнил комиссар. – Она ведь призналась только после показаний горничной, которая ее опознала. И эта непонятная косынка, которую она якобы носит на голове после купания в море… Видимо, пыталась замаскироваться под Хворостову, чтобы ее никто не узнал.

– Только с помощью платка, наброшенного на голову? – усмехнулся Дронго.

– Не нужно иронизировать, сеньор эксперт, – разозлился Аламейда. – Как только мы найдем исчезнувшую сеньору, мы узнаем все подробности, и вам будет очень неудобно за свои иронические замечания.

– Слава богу, что на ручке не нашли моих отпечатков пальцев, – заявил Дронго. – Можно, я уйду, пока вы продолжаете поиски?

– И побыстрее возвращайтесь, – крикнул ему комиссар, – я надеюсь завершить расследование уже сегодня!

«Самодовольный болван, – подумал Дронго, – он ничего не хочет понимать или слушать».

В холле он увидел Стефанию и Освальдо, которые ждали, пока принесут их чемоданы. Освальдо стоял у стойки портье, чтобы расплатиться и подписать итоговый счет. Он всегда сам проверял все счета, никогда не позволяя себе провести «экспресс чекаут», при котором счет высылался потом по почте, а с кредитной карточки списывалась нужная сумма денег. Стефания говорила по телефону. Увидев свои чемоданы с характерными логотипами известной французской фирмы, она показала на машину, стоявшую у отеля. Чемоданы понесли к автомобилю, чтобы уложить их в багажник.

– Вы разве уезжаете? – удивился Дронго, обращаясь к Стефании.

– Решили уехать, – подтвердила она, убирая телефон в сумочку.

– Вы должны были уехать завтра или послезавтра, – напомнил он.

– Верно. Но у Освальдо важные дела в Риме и в Лос-Анджелесе.

– И все-таки, что-то случилось? – спросил он.

– Ты произвел на нас такое неотразимое впечатление своими внушительными формами, что Освальдо решил уехать отсюда, – пошутила Стефания. – Он понял, что с тобой нельзя вместе появляться на пляже. Тем более на пляже нудистов.

– Недавно одна из наших дам, которые оказались с нами на пляже, заметила, что формы как раз были более чем скромные, – в тон ей ответил Дронго.

– Очевидно, у нее гораздо больший опыт, чем у меня, – удивилась Стефания. – Это не та высокая блондинка, которая подошла к нам на пляже? С ней еще была одна женщина постарше; она так дико смущалась, что мне было ее даже жалко.

– Мне тоже, – кивнул Дронго, – мы все-таки не совсем европейцы. Для нас подобное общение выглядит не слишком комфортным. Я думал, что ты это должна была понять.

– Сразу поняла. Только не поняла, зачем ты туда поехал. Или ты не знал, какой это клуб?

– Конечно, не знал. А теперь скажи – почему вы так неожиданно решили уехать? Только не нужно про наши формы, этот вопрос мы с тобой уже обсудили.

– Ты потрясающий человек, – улыбнувшись, произнесла Стефания. – Такое невероятное сочетание восточного иррационализма, учтивости и скрытности с европейской толерантностью и рациональностью…

– И все же ответь мне серьезно, – попросил он.

– Если серьезно, то позавчера в отеле погиб российский бизнесмен, которого Освальдо немного знал. Кажется, его звали Мигуровский или Фигаровский. У них такие трудные фамилии… Вчера все говорили только об этом. А сегодня утром мы узнали, что у многих постояльцев отеля берут отпечатки пальцев. Освальдо решил, что пора уезжать. Он очень дорожит своей репутацией и не хочет, чтобы его имя связывали с какими-то преступлениями, которые здесь произошли, и вообще со всеми этими событиями. Он – известный финансовый эксперт, и любая тень сомнения на его репутации может пагубно сказаться на его бизнесе.

– Очевидно, прогулки по нудистскому пляжу не являются пятном на его блестящей репутации, – пошутил Дронго.

– О чем ты говоришь? – не поняла Стефания. Она действительно его не понимала.

– Ничего. Это я тоже пошутил. Значит, Освальдо решил уехать. Очень вовремя. Кажется, здесь назревают еще более серьезные события, – тихо сообщил Дронго.

К ним подошел Освальдо. Он был в белых брюках, белой рубашке и в своей неизменной сине-белой морской фуражке – очевидно, носил ее уже по привычке.

– Мы уезжаем, – сообщил он Дронго. – Решили, что нам нужно возвращаться в Италию. Оттуда я полечу в Лос-Анджелес.

– Вы знали погибшего?

– Немного. Но я не хотел бы давать показания следователю, чтобы мое имя каким-то образом фигурировало в полицейских сводках. Моя репутация финансового эксперта должна быть безупречной, иначе мне просто не поверят люди, с которыми я работаю. Как и ваша, господин Дронго. Вы ведь тоже стараетесь соблюсти реноме своей профессии?

– Моя профессия как раз подразумевает общение с не очень порядочными и совсем неприличными людьми, – признался Дронго.

– Каждому свое, – согласился Освальдо, протягивая руку. – Я был очень рад с вами познакомиться. У меня чудесная вилла под Флоренцией. Стефания часто там отдыхает. Если когда-нибудь будете во Флоренции, можете мне позвонить, мои телефоны у нее есть, я с удовольствием выпью с вами нашего домашнего вина.

– Спасибо, обязательно воспользуюсь вашим приглашением, – пообещал Дронго.

Освальдо повернулся и пошел к машине, стоявшей перед входом в отель. Стефания протянула руку.

– Жаль, что мы так быстро уезжаем, – прошептала она, – я бы с удовольствием повторила нашу встречу на Мадейре.

– Когда-нибудь в будущем, – усмехнулся Дронго, – в другом месте и в другое время.

– Все вы, мужчины, одинаковые, – вздохнула Стефания. – А я уже решила, что ты идеальное воплощение мужского характера. Не изменяешь своей жене, ведешь здоровый образ жизни и даже не разучился смущаться, когда оказываешься в обществе обнаженных женщин.

– Еще одна фраза в этом роде, и я начну снова смущаться, – сказал Дронго.

– Береги себя. – Стефания чмокнула его в голову. Он поцеловал ей руку, и она быстро вышла из отеля, устремляясь к машине.

Дронго все еще стоял и, улыбаясь, смотрел, как они отъезжают, когда рядом с ним появился Лопес. Он тоже посмотрел вслед отъехавшему автомобилю. Дронго почувствовал состояние следователя и взглянул на него. У Лопеса было абсолютно другое выражение лица, словно на него надели восковую маску.

– Что случилось? – спросил эксперт, уже не сомневаясь, что произошло нечто ужасное.

– Мы ее нашли, – сумел произнести следователь с каменным выражением лица. – Она убита…

– Что?! – не поверил Дронго. – Что вы говорите?

– Она убита, – повторил Лопес, – мы нашли ее мертвой на пляже. Кто-то ее отравил…

 

Глава шестнадцатая

Линара Молдобаева сидела в шезлонге. На ней было надето парео, лицо скрыто под темными очками, на голове – шляпа с широкими полями. Именно поэтому проходившие мимо сотрудники полиции дважды не обращали на нее никакого внимания, принимая за обычную отдыхающую.

Когда Дастану сообщили о случившемся, он громко разрыдался. В стакане апельсинового сока, стоявшем на столике рядом с погибшей, был найден сильнодействующий яд.

Тело несчастной перенесли в машину «Скорой помощи» и увезли в городской морг на вскрытие. Дастан решил поехать вместе с ними, чтобы быть в больнице, около своей жены. Он просил не делать вскрытия, но понимал, что эту просьбу все равно проигнорируют. Комиссар Аламейда испытал настоящий шок, узнав о том, что главная подозреваемая мертва, и только в растерянности молчал, позволяя следователю распоряжаться всеми делами. Лопес отправил тело погибшей в городской морг, попросив срочно провести вскрытие. Он тоже был растерян и не знал, что предпринять дальше – ведь погибшая, казалось, унесла все тайны с собой.

Войдя в кабинет директора, ставший своеобразным штабом, Лопес молча прошел к столу и сел рядом с комиссаром. Так они молчали несколько минут. Затем следователь взглянул на Аламейду и убежденно произнес:

– Нужно позвать Дронго.

– Зовите, – разрешил комиссар, – все равно мы уже ничего не сможем изменить.

Лопес поднял трубку и попросил пригласить переводчика Наваса и сеньора Дронго. Переводчик появился через минуту, а Дронго пришлось ждать еще минут двадцать.

– Он нарочно опаздывает, чтобы показать нам свое недовольство, – предположил Аламейда.

Наконец Дронго появился и вежливо извинился за свое опоздание:

– Мне пришлось долго успокаивать свою супругу. Она в ужасном состоянии, даже представить не могла, что подобное может случиться, ведь еще два дня назад оба гостя были живы.

– Для нас это тоже крайне неприятное событие, – согласился Лопес, – и мы до сих пор не понимаем, что здесь произошло. В первом случае мы подозревали сеньору Линару, а кого подозревать во втором? Если яд идентичный, это означает, что здесь действовал один убийца. Тогда кто этот человек?

– У нас не осталось никого из подозреваемых, – подтвердил комиссар. – Может, вы нам подскажете, кто мог убрать обоих гостей?

– Вы были уверены, что убийца Фигуровского – Линара Молдобаева, – напомнил Дронго.

– Я и сейчас в этом не сомневаюсь, – подтвердил Аламейда. – Но в таком случае не понимаю, кто тогда убийца самой Молдобаевой? Ведь если она отравила своего компаньона, то должна была понимать, насколько опасно оставлять стакан рядом с собой и подпускать к нему чужого человека.

– А если это был не чужой? – спросил Лопес…

– В каком смысле?

– Может, кто-то из ее знакомых?

– Тогда кто именно?

– Не знаю. Но это не мог быть ее муж, у него абсолютное алиби. Дело даже не в квитанциях, где указаны его покупки с точностью до минуты. Мы легко можем проверить, был ли он действительно в этих магазинах, или кто-то другой совершал за него покупки. Но на входе в отель установлены камеры, и там четко зафиксировано, когда он уехал и когда вернулся.

– Из Эстепоны в отель ехать минут десять, – вмешался Дронго, – значит, он не мог здесь по-явиться еще раз и снова уехать. Это исключено. Тогда остаются трое из приехавших: супруга погибшего – Зоя Фигуровская и семейная пара – Паруйр Торосян и Аида Казарян.

– А из компаньонов остался в живых только Торосян, – напомнил Лопес. – Выходит, он и остается главным подозреваемым. Если его, конечно, не убьют завтра или послезавтра.

– Не нужно так говорить, – нахмурился комиссар, – я становлюсь суеверным.

– И еще была пара – Вязанкин и Хворостова, – добавил Дронго, – это те, кто лично знал обоих погибших.

– А один эксперт уже уехал, – напомнил Лопес. – Сегодня утром он и его супруга выехали отсюда на два дня раньше намеченного срока. Может, есть смысл узнать, куда они уехали?

– Не стоит, – сказал Дронго, – господин Ферман очень известный бизнесмен и финансовый инвестор. Любые слухи или даже подозрения могут сказаться на его финансовой деятельности. Это очень опасно, он сразу предъявит вам свои претензии и выставит счет за подрыв его репутации на многие миллионы долларов. А если вы ничего не сможете доказать, он вас просто разорит. И еще учтите, что его подруга – Стефания Гуарески, тоже довольно известный римский адвокат. Я бы очень советовал вам не трогать эту пару.

– Хотите нас напугать? – поморщился Аламейда.

– Всего лишь предупредить. Вы просто вылетите с работы и всю оставшуюся жизнь будете платить по счетам. Вас устраивает такой вариант?

– Мы должны найти убийцу, – упрямо проговорил комиссар, – кто бы это ни был. Закон один для всех.

– Когда умерла Линара Молдобаева? – спросил Дронго.

– Между десятью и одиннадцатью утра, – ответил Лопес.

– Они завтракали, потом отправляли свои чемоданы, – сказал Дронго. – Можно просчитать их действия с точностью до минуты. Ни один из них просто не имел времени выйти из отеля, дойти до пляжа, отравить женщину и вернуться обратно. А самое главное доказательство – что они не были настолько хорошо знакомы с погибшей, чтобы оказаться рядом с ней на пляже. Нужно опросить всех, кто там был – официантов, барменов, сотрудников отеля, всех без исключения, возможно, кто-то что-нибудь вспомнит. И показать для опознания всех четверых из той шестерки, которая приехала вместе с погибшими. Всех четверых, включая мужа погибшей.

Навас еле успевал переводить его слова, чтобы комиссар все точно понял. Наконец оба замолчали.

– Сделаем, – быстро согласился Аламейда. – Я соберу всех, кто сегодня был не только на пляже, но и рядом с ним. Всех, без исключения. – Он поднялся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– Вы думаете, мы сможем вычислить убийцу? – поинтересовался Лопес. – У меня такое ощущение, что здесь действует какая-то мистическая сила. Хотя я никогда не верил в подобные чудеса.

– Я тоже не верю в чудеса. Всегда есть конкретный исполнитель и конкретные причины, заставляющие идти на преступление, – сказал Дронго. – Нужно понять мотивы, разобраться, кому оно могло быть выгодно, и найти вполне конкретного убийцу.

– Легко сказать, – меланхолично заметил следователь.

– Я должен вернуться к жене, – поднялся Дронго, – она очень волнуется. А я попытаюсь немного подумать над тем, что именно здесь происходит, и к вечеру что-нибудь придумать. До свидания.

Он вышел из комнаты, прошел в холл отеля, поднялся на лифте на свой этаж и позвонил в дверь. Джил почти сразу открыла.

– Нужно смотреть в глазок, – напомнил Дронго.

– Я узнаю тебя по шагам, – хмыкнула она. – Ну, что вы там решили?

– Пока ничего. Тело несчастной уже отправили в морг.

– Какой ужас! Когда об этом думаю, начинаю по-настоящему бояться. У тебя неприятная профессия. И почему ты не хочешь, чтобы знали твое настоящее имя, а не эту непонятную кличку Дронго?

– Мне это очень удобно, – объяснил Дронго, – во всяком случае, помогает оставаться инкогнито во время моих расследований.

– Тебе пора бросать эту профессию, – предложила Джил, – и окончательно переселяться к нам. Деньги у нас есть, ты можешь преподавать криминалистику…

– Не получится, – признался Дронго, – я уже привык к своей невероятной жизни. Мне будет скучно работать обычным преподавателем.

– Это я слишком хорошо знаю, – вздохнула Джил.

И в этот момент к ним позвонили.

– Опять, – нахмурилась она. – Когда все это закончится?

Дронго подошел и открыл дверь. На пороге стояла Аида. Было видно, что она сильно волнуется.

– Простите, что решилась зайти к вам, – быстро произнесла Аида, – но мне показалось, что именно с вами я должна срочно переговорить.

– Проходите. – Дронго пропустил ее в номер, приглашая войти в гостиную. Из спальни вышла Джил.

– Добрый день, – поздоровалась Аида, снова краснея, – я вас не потревожила?

– Нет, – ответила Джил, – располагайтесь и не волнуйтесь. Я не буду вам мешать. – Она повернулась и вышла, оставив их наедине.

Аида уселась в кресло, Дронго расположился напротив.

– Вы можете объяснить мне, что здесь происходит? – взволнованно заговорила она. – Два отравления подряд! Это невозможно объяснить простым совпадением или случайностью. И оба были компаньонами, как и мой муж. И теперь я боюсь, что завтра наступит его очередь…

– Полиция пытается найти возможного убийцу, – пояснил Дронго, – но пока все безрезультатно. Что касается двух случаев подряд, то я соглашусь с вами, что это выглядит не только дико, но и достаточно нелепо. Однако в обоих случаях ваши знакомые были отравлены одним и тем же сильнодействующим ядом.

– И вы даже никого не подозреваете?

– Тогда нужно подозревать кого-то из оставшихся в вашей компании, – честно ответил Дронго, – и я думаю, что вы должны понимать, кто именно сейчас у полиции главный подозреваемый. Как раз ваш супруг, который остался единственным компаньоном и владельцем двадцатипроцентного пакета акций.

– Но он никого не убивал! – всплеснула руками Аида.

– Это обычная логика. Вы рассуждаете со своих позиций, справедливо считая, что он последний из оставшихся акционеров, поэтому и опасаетесь за его жизнь. А следователь и комиссар рассуждают со своих позиций и считают его главным подозреваемым.

– Это ужасно, – вздохнула она. – И я действительно боюсь за него. За нас всех. Насколько я поняла, нам не разрешат отсюда уехать, пока не закончится расследование. А оно может продолжаться еще несколько дней… Бедную Зою переселили в другой номер. Ей, правда, дали президентский сьют, но все равно она в таком плохом состоянии, что я даже не знаю, как ее утешить.

– Думаю, что она достаточно быстро утешится, – возразил Дронго, – и в данном случае это не цинизм с моей стороны, а обычный рационализм – с ее. Она не пропадет в этой жизни.

– Не нужно так говорить, – попросила Аида, – ей действительно тяжело. Она ведь уже привыкла к тому, что все проблемы за нее решал Михаил Матвеевич. А теперь снова нужно все начинать заново… Это достаточно трудно, когда привыкаешь к тому, что о тебе заботятся.

– Зато она стала богатой вдовой.

– Не факт, – сказала Аида. – Дело в том, что никому не известно, какое завещание оставил Михаил Матвеевич. Вполне возможно, что бо€льшую часть имущества он переписал на своих двоих детей и она не сможет почти ничего получить, кроме, возможно, сорока процентов акций, которые на сегодняшний день стоят около восьми миллионов долларов.

– Очень неплохое наследство, – кивнул Дронго. – А почему вы думаете, что Фигуровский мог оставить жене именно эти акции?

– Он говорил об этом моему мужу. Сказал, что собирается завещать свою лондонскую квартиру сыну и первой жене, а свою московскую квартиру – второй жене и дочери. Они с Зоей жили на его даче. Он хотел разделить все свои банковские активы между двумя детьми, а жене отписать акции компании. Состояние Фигуровского оценивалось миллионов в пятьдесят или шестьдесят. Согласитесь, что Зое будет обидно узнать, что ей досталось только восемь миллионов, да и то в акциях, которые могут сразу упасть в цене, когда на бирже узнают о смерти Фигуровского.

– Даже если они упадут в два раза, и тогда она получает очень достойные деньги, – заметил Дронго. – И кроме того, вполне может передать акции кому-нибудь в доверительное управление.

– Да, конечно. Но все равно ей придется очень тяжело. За Фигуровским она была как за каменной стеной. Хотя он, конечно, далеко не идеальный муж, – вздохнула Аида.

– Об этом мы много слышали, – согласился Дронго, – но я полагаю, что их брак был союзом двух людей, которые не строили иллюзий относительно характеров друг друга.

– Что вы хотите сказать? – вспыхнула Аида. – Опять про этот клуб? Я там оказалась совершенно случайно. Даже не думала, что это будет такой клуб, иначе не позволила бы себе там появиться. И тем более не рассчитывала встретить там знакомых.

– Как и я, – признался Дронго, чуть понизив голос. – Но я имел в виду как раз не наше посещение клуба, а достаточно свободные взгляды самой Зои, которая чувствовала себя очень уверенно. И ее мужа, который был известен в своей компании как отменный ловелас. Сейчас, кажется, говорят «ходок».

– Да, – усмехнулась Аида, – в Москве говорят именно так. У меня к вам две просьбы. Одна – насчет меня, вторая – насчет моего мужа.

– Начнем с первой, – предложил Дронго.

– Я прошу вас нигде и никогда не вспоминать о нашей встрече в этом клубе, – чуть смущаясь, проговорила Аида, – это может серьезно скомпрометировать не только меня, но и моего мужа. Вы ведь прекрасно понимаете, какие взгляды в нашей республике на подобные «вольности».

– Считайте, что нашей встречи не было, – улыбнулся Дронго. – А вторая просьба?

– Насчет мужа. Прошу вас, если вы почувствуете, что ему может угрожать опасность, сразу дайте нам знать. Может, нам вообще лучше не есть в ресторанах отеля и пить воду только из закрытых бутылок?

– Не думаю, что это панацея от всех бед, – сказал Дронго, – но советую вам быть осторожнее.

– Да, я понимаю, – согласилась Аида, – простите, что побеспокоила вас. И не забывайте о моих просьбах. – Она поднялась. Дронго тоже поднялся. – Спасибо, что выслушали меня, – быстро произнесла она, перед тем как выйти из комнаты, и осторожно захлопнула за собой дверь.

В гостиную вошла Джил.

– Что за встреча у вас была в этом непонятном клубе? – поинтересовалась она.

– Ты все слышала?

– Конечно. У тебя такой громкий голос.

– Теперь буду знать.

– Так что это за клуб?

– Закрытый клуб для избранных, куда никого из посторонних не пускают, – честно ответил Дронго. – Я попал туда благодаря рекомендациям синьора Фермана и Стефании Гуарески.

– Тогда понятно. И эти дамы, приехавшие из Москвы, тоже там были?

– Конечно.

– В таком случае все ясно. И еще один вопрос. Почему она не хочет, чтобы ты вспоминал об этом?

– Там иногда бывают дни для нудистов, а она об этом не знала, когда пошла туда. Поэтому ей было очень неудобно встретить меня в таком «элитарном» месте.

– Тебе нужно было раздеться и присоединиться к нудистам, – рассмеялась Джил. – А может, тебе гораздо приятнее проводить время вместе с этими дамочками?

– Нет. Мне приятнее всегда быть рядом с тобой, – несколько лицемерно произнес Дронго, стараясь больше не возвращаться к этой щекотливой теме.

Он еще не знал, какие удивительные метаморфозы ждут его в ближайшее время.

 

Глава семнадцатая

На часах было около шести вечера, когда ему позвонил Лопес.

– Мы опросили всех, кто мог видеть погибшую на пляже, – сообщил он, – нашли сотрудника, который дежурил там. Утром пляж был почти пуст, только одна пара наших гостей – кажется, немцев или финнов. И больше никого. Никто из наших русских друзей на пляже не появлялся, в этом можно не сомневаться. На всякий случай мы показали фотографию Дастана Кумарбекова в тех магазинах, чеки от которых он нам показывал. Во всех трех магазинах подтвердили, что он сегодня там был. Получается, что мы потеряли самого важного свидетеля или самого главного подозреваемого. Зависит от того, с какой стороны посмотреть.

– Кумарбеков уже вернулся?

– Еще два часа назад. Он в ужасном состоянии. Мы буквально насильно отправили его в ресторан, выпить кофе и немного поесть. Боюсь, что завтра здесь появится посол России и посол Казахстана, хотя у этой пары было российское гражданство. Комиссар Аламейда сказал ему, что хочет послать своих сотрудников, которые более внимательно осмотрят вещи погибшей, и Кумарбеков дал свое согласие. Сейчас они как раз работают в их номере, может, что-нибудь и найдут.

– Понятно. Держите меня в курсе дела, если возможно. – Дронго положил трубку и посмотрел на Джил. Она ничего не спросила, только пожала плечами. Примерно через полтора часа они решили спуститься в ресторан, чтобы поужинать, но тут снова позвонил следователь.

– Вы можете спуститься в кабинет директора? – нервно спросил он.

– Опять что-то случилось?

– Да. Чрезвычайные обстоятельства. Комиссар уже здесь и просит вас срочно спуститься.

Виновато посмотрев на Джил, Дронго произнес:

– Меня опять зовут.

– Я уже поняла. Иди, конечно. Только будь осторожен.

Он спустился вниз по лестнице, прошел к кабинету директора. Там уже сидели комиссар и следователь. Было заметно, как сильно они волнуются.

– Посмотрите, – протянул ему какой-то листок бумаги Аламейда.

Это была копия письма погибшей. В нем она писала, что чувствует опустошенность и депрессию и не знает, как ей быть, особенно в разговорах с Фигуровским, который все время давит своим авторитетом и безобразно ведет себя по отношению к своим сотрудницам.

– Вы нашли оригинал письма? – спросил Дронго.

– Да, среди ее вещей. Оно лежало в ее записной книжке, за обложкой, – сообщил Аламейда. – Мы уже отправили его на экспертизу, но даже визуальное сравнение с ее почерком позволяет утверждать, что письмо написано ее рукой.

– Кому оно адресовано?

– Адресата нет. Это всего лишь половина письма.

– Вы показали его Кумарбекову?

– Да. Он в очень плохом состоянии, но утверждает, что никогда раньше его не видел и ничего о нем не знает. Мы отправили письмо на срочную экспертизу вместе с образцами ее почерка. Чтобы получить быстрое заключение, письмо переслали в Мадрид, там есть специальная лаборатория. Через два часа уже получим конкретные результаты.

– Странно, – задумчиво произнес Дронго. – Я мог ожидать всего, чего угодно, но только не этого письма.

– Оно все объясняет и все меняет, – заявил Аламейда. – Эта женщина так и не смогла оправиться от своего неудачного первого брака, что сказалось на ее психическом состоянии. Все говорили о ее возможных эмоциональных срывах, различных депрессиях. Очевидно, она чувствовала, что в компании выглядит явно лишним элементом на фоне предприимчивого и делового Михаила Фигуровского. К тому же ее очень раздражало его брутальное поведение. В какой-то момент она просто захотела положить этому конец и пошла на сознательное устранение своего компаньона. Возможно, у нее были и другие, не личные, а очень корыстные мотивы. И тогда она решилась на этот отчаянный шаг, но забыла свою ручку в спальне Фигуровского. Я думаю, наш эксперт не станет придумывать возможность интимной встречи погибшей с Фигуровским. На фоне его супруги она смотрится более чем непрезентабельно. – Комиссар торжествующе поднял руку. – Она поняла, что совершила страшное преступление, и просто не выдержала. К этому мы сами ее подтолкнули, начав демонстративную проверку отпечатков пальцев. И она поняла, что проиграла. Поэтому сама приняла яд и заснула, сидя на пляже. Вот, собственно, и разгадка всей этой истории.

Он посмотрел на Дронго, словно ожидая аплодисментов. Но тот молчал. Молчал и Лопес.

– Давайте дождемся результатов экспертизы, – наконец предложил Дронго, – а я пока вместе с женой пойду на ужин, иначе это расследование, в конце концов, разрушит мою семью. Встретимся с вами через два часа, сеньоры, когда мы будем знать результаты экспертизы. – Он повернулся и вышел.

– Не хочет признавать чужого превосходства, – пробормотал Аламейда, – но ему все равно придется согласиться с моей версией.

Дронго зашел за Джил, и они вместе спустились в ресторан «Ла Бриза». Через полтора часа Лопес снова позвонил, как раз в тот момент, когда они вернулись после ужина в свой номер, и Дронго в очередной раз спустился вниз. Его встретил ликующий Аламейда.

– Все подтвердилось, – крикнул комиссар, – это ее письмо! Эксперты в этом абсолютно убеждены. Теперь нет никаких сомнений: это она сначала отравила своего компаньона, а затем покончила с собой.

– Когда было написано письмо? – спросил Дронго.

– Эксперты считают, что несколько месяцев назад, – сообщил Аламейда, – но это уже не так важно. Возможно, она вынашивала свои планы в течение достаточно долгого времени, поэтому и хранила это «исповедальное» письмо. Возможно, писала его отцу или мужу. И это все объясняет. Мы уже сейчас можем объявить, что убийца сеньора Фигуровского найден, и закрыть это уголовное дело.

Дронго взглянул на Лопеса:

– Вы тоже так считаете?

Следователь молчал. Было понятно, что он колеблется, с одной стороны, не решаясь оскорбить комиссара своим скептицизмом, а с другой – понимая, что все происшедшее напоминает плохо разыгранную криминальную комедию.

– Пока не знаю, – наконец признался Лопес.

– А если все это хорошо подготовленная инсценировка? – предположил Дронго. – Ведь вы не нашли ее отпечатков пальцев в спальне…

– Как это не нашли? Именно там мы их и нашли, – возразил комиссар.

– Это были не ее отпечатки, а ручка с отпечатками, – напомнил Дронго, – а ее вполне могли вам подбросить. И отрывок из письма, так кстати оказавшийся в ее записной книжке, тоже вызывает у меня большие подозрения.

– Тогда получается, что у нас по отелю ходит неизвестный убийца, о котором мы ничего не знаем, – разозлился комиссар. – В таком случае, сеньор эксперт, я прошу вас назвать его имя. Не можете? Тогда не мешайте нам работать. Я считаю, что мы сделали свою работу и нашли разгадку обоих преступлений. В первом случае сеньора Фигуровского отравили, во втором – это было самоубийство. И на этом дело о преступлениях в отеле будет закрыто. Вы услышали мои слова, сеньор эксперт. Я плохо говорю по-английски, но готов повторить это вам через переводчика. – Он покраснел от возбуждения и, уже никого не слушая, махнул рукой и выбежал из кабинета.

– Вы должны понять состояние комиссара, – немного виновато развел руками Лопес. – Два подряд преступления в таком элитарном отеле… Ему уже звонили из Севильи и Мадрида. Если так пойдет дальше, то у него тоже будут большие неприятности. Мы – туристическая страна, сеньор Дронго, и в период экономических кризисов это самая прибыльная отрасль нашей экономики. Мы не можем позволить, чтобы на территории самого элитного отеля южного побережья происходили такие события.

– Я вас понимаю, – кивнул Дронго, – но мне кажется, все слишком тщательно продумано, чтобы быть правдой.

– У нас не осталось больше никаких зацепок, – заметил Лопес, – и никаких других версий.

– Я сегодня попытаюсь просмотреть сайт их компании, – сказал Дронго, – а заодно хотел бы узнать, кого именно видел на пляже сотрудник отеля. Какую немецкую пару?

– Возможно, это были не немцы, – предположил Лопес, – но уж точно не русские, мы все проверили.

– Тем не менее я хотел бы с ним переговорить. А еще у меня к вам большая просьба. Мне нужно знать, когда и где члены группы, прибывшие вместе с Фигуровским и Молдобаевой, получали шенгенские визы и когда в последний раз пересекали границы Шенгенской зоны. Думаю, это можно организовать достаточно быстро, получив данные через ваши компьютеры.

– У вас появилась какая-то версия?

– Хочу проверить некоторые свои подозрения. Можете сделать запрос быстро?

– К сожалению, только утром, сейчас уже поздно. И ответ может прийти не так скоро, как вы думаете.

– Сделайте запрос утром, – согласился Дронго, – только уточните данные по всем четверым, оставшимся в этой компании. А еще лучше, по всем шестерым – ведь семейные пары должны были получать шенгенские визы вместе. Заодно сделайте запрос и на пару Вязанкин – Хворостова.

– Я все сделаю, – заверил его Лопес.

Дронго вышел из кабинета в расстроенных чувствах. Он понимал негодование комиссара и сомнения следователя. В эту ночь он почти не спал, сидя перед своим ноутбуком и читая данные с сайта компании. Джил иногда входила в комнату, где он работал, благо в их номере было две комнаты, и он мог работать, не мешая ей спать. К утру он составил небольшой список вопросов, на которые у него пока не было ответов. В десять часов утра ему позвонил Лопес.

– Мы сделали срочный запрос, – доложил он.

– Спасибо, – поблагодарил его Дронго. – Я почти всю ночь просидел над их официальным сайтом, читая информацию об этой компании. Удивляюсь, как люди могут сознательно выставлять в Интернет все свои недостатки и достоинства?

– Что-нибудь выяснили? – поинтересовался следователь.

– Кажется, что-то начинает прорисовываться, – признался Дронго, – по пока я занят проверками своих подозрений и возможных версий. И мне очень нужен тот самый служащий отеля, который дежурил на пляже. Как его зовут?

– Можете узнать у портье, – посоветовал Лопес, – он скажет точнее. Я его уже предупредил. Кажется, Антонио, хотя не уверен. Это достаточно распространенное имя на побережье.

После разговора со следователем Дронго поспешил вниз. Портье подтвердил слова дежурившего вчера на пляже Антонио, что к погибшей женщине никто не подходил, и на пляже почти никого не было, кроме пары иностранцев.

– Кто это были?

– Ему показалось, что немцы или скандинавы, – сообщил портье, – но точнее он сам вам расскажет. Он сейчас в отеле, и я могу его позвать.

– Позовите, – попросил Дронго.

Появившийся через десять минут Антонио подробно рассказал, кто именно был на пляже, даже показал на пару, сидевшую за столом в ресторане. Это были иностранные туристы, очевидно, все-таки скандинавы, приехавшие сюда отдыхать. Мужчине было за пятьдесят. Высокий, белобрысый, с немного смешным утиным носом и пухлыми губами. Женщина чуть моложе, где-то около сорока, с темными волосами и светлыми глазами. Дронго вспомнил, что встречал их несколько раз за завтраками и обратил внимание на их речь. Это скорее гости из Финляндии, так как язык их был достаточно сложным. Он поблагодарил Антонио, вернулся к портье и поинтересовался у него:

– У вас в отеле есть гости из Финляндии?

– Нет, сеньор, – ответил портье, проверив по компьютеру списки гостей.

– А из Швеции?

– Они уехали неделю назад, – снова после минутной проверки сообщил портье.

– Может, из Дании или Норвегии?

– Нет. У нас давно не останавливались гости из этих стран.

– Странно. – Дронго отчетливо слышал, как гости разговаривали на малопонятном языке и были похожи на скандинавов. Может, прибалты? – Проверьте еще гостей из Литвы, Латвии и Эстонии, – попросил он.

– Из Латвии у нас были гости в прошлом году, – сообщил портье, – сразу четыре семьи. Они отдыхали две недели. Но на сегодняшний день, кажется, у нас никого нет. Сейчас проверю… – После небольшой проверки он подтвердил: – Гостей из этих стран в отеле нет. Хотя подождите. Есть пара гостей из Эстонии, семья Хааваоке. Сеньор Антс Хааваоке и его супруга Делия. Они должны уехать через три дня. Да, сейчас они в нашем отеле. Гости из Эстонии, – подтвердил портье и назвал их номер.

– Понятно, спасибо! – уже на ходу крикнул Дронго и почти бегом помчался к кабине лифта.

Он вышел на третьем этаже и направился к номеру эстонских гостей. Остановился перед дверью и неожиданно услышал, как эстонка разговаривает, и довольно прилично, на русском языке. Дронго прислушался.

– И они должны понимать, что мы не можем здесь долго оставаться после случившейся трагедии, – говорила она кому-то.

«Повезло», – радостно подумал Дронго и позвонил в дверь.

 

Глава восемнадцатая

Дверь открыла незнакомка. Если ее мужа, безусловно, выдавала светлая кожа и белобрысая голова, то женщина была скорее южного типа, чем скандинавского. У нее были зеленые глаза и достаточно темный цвет кожи.

– Что вам угодно? – спросила она по-английски.

– Вы – госпожа Делия Хааваоке? – уточнил Дронго.

– Да, это наша фамилия, – оглянулась она на мужа, сидевшего на диване. – А кто вы такой?

– Я – международный эксперт по расследованиям тяжких преступлений. К сожалению, в отеле произошла трагедия, погиб человек.

– Да, мы слышали об этом, – спокойно ответила Делия, – но я не совсем понимаю, почему вы пришли именно к нам?

– Вы говорите по-русски?

– Конечно, говорю, – улыбнулась женщина, – я училась в Москве и хорошо знаю русский язык. А вот мой муж учился в Таллине и изъясняется очень плохо, хотя все понимает. Он эстонец, а у них совсем иной темп речи и несколько отличное мышление.

– Тогда я должен переговорить с вами, – предложил Дронго.

– Входите, – впустила его Делия.

Он вошел в небольшой номер. Мужчина поднялся, приглашая гостя сесть на диван. Дронго немного поколебался, но все же прошел в комнату и пожал руку господину Хааваоке. Затем присел рядом с ним на диван.

– Все считают, что вы либо из Скандинавии, либо из Германии, – улыбаясь, начал он.

– У моего мужа мать финка, – пояснила Делия, – наверное, поэтому все так считают. Плюс еще этот сложный и непонятный эстонский язык.

– Почему «непонятный»? – обиделся Хааваоке. – Все очень даже понятно для тех, кто знает язык с детства. – Он действительно очень плохо говорил по-русски.

– Вы были на пляже вчера утром, когда там погибла женщина? – спросил Дронго, переходя на английский.

– Да. Мы гуляли с женой по берегу, – подтвердил господин Хааваоке, – и никого не видели. Нас уже спрашивали об этом. – По-английски он говорил гораздо лучше.

– И вы все время были вместе? – уточнил Дронго.

– Мы не уходили с пляжа. Я только дошел до отеля, чтобы принести из нашего номера джемпер Делии. Было достаточно прохладно, и она боялась простудиться. Но Делия все время была на пляже и видела, что никто из посторонних не подходил к убитой женщине.

– Значит, в это утро никого там не было?

– Недалеко от нее сидела пожилая женщина, кажется, немка, – вспомнила Делия, переходя на русский, – но она не вставала со своего места и не подходила к погибшей. Нет, мы ничего не видели и ничего не можем сказать.

– Понимаю, – огорченно кивнул Дронго и поднялся. – Простите, что я вас побеспокоил. Как звали немку, вы, конечно, не знаете?

– Не знаем, – подтвердила Делия, – но вы можете легко узнать об этом у нашего портье. Там есть данные на всех постояльцев отеля, в том числе и на приехавших из Германии.

– Я так и сделаю, – заверил ее Дронго, выходя из комнаты.

Он медленно пошел по коридору, достал мобильный телефон и набрал номер своего друга и напарника Эдгара Вейдеманиса, оставшегося в Париже.

– Эдгар, у меня к тебе исключительно важное дело. Мне нужно, чтобы ты срочно проверил некую Делию Хааваоке, это ее фамилия по второму мужу. Она училась в Москве, примерно в конце восьмидесятых – начале девяностых. Сейчас ей сорок два или сорок три. Постарайся узнать все, что сможешь. И еще наведи справки о Гулсум Кумарбековой. Сейчас у нее другая фамилия, и она находится в Ташкенте. Узнай, кто ее супруг и где именно она работает. Это очень срочно, – добавил он на прощание.

– Сделаю, – ответил Вейдеманис. – Было бы гораздо лучше, если бы ты прислал копию ее паспорта.

– Я не могу отнять его у госпожи Хааваоке, – напомнил Дронго. – Сделай запрос через Шенгенскую зону, возможно, тебе удастся быстрее получить ответы, чем официальным лицам с юга Испании.

– Постараюсь пробить все данные, – пообещал Эдгар.

Дронго убрал телефон в карман. Немного подумал и, резко повернувшись, пошел к номеру, в котором жили Паруйр и Аида. Сегодня он сам решил к ним зайти. Когда он позвонил в дверь, ее открыла Аида и который раз при виде Дронго вспыхнула от смущения.

– Что вам нужно? – тревожно спросила она, оглядываясь. – Зачем вы пришли?

– Поговорить с вашим мужем, – сказал Дронго.

– О чем? – нахмурилась Аида.

– О его компании. Разрешите войти или позовете его сюда?

– Лучше подождите, – попросила она, – у нас не совсем убрано. Я сейчас немного приберусь, и вы войдете. Вам лучше разговаривать с ним в номере. Если вам нужно, я могу даже уйти.

– Нет необходимости, – ответил Дронго. – Я же сказал, что у нас разговор будет сугубо деловым. О его компании, в которой у вашего мужа двадцать процентов акций.

Аида закрыла дверь, но буквально минут через пять снова открыла ее и пригласила Дронго войти. Паруйр был в спортивном костюме темно-синего цвета. Он пожал ему руку, предложил сесть на небольшой диван, стоявший в глубине комнаты, и спросил, что именно будет пить гость.

– Ничего, – ответил Дронго, – я не очень пьющий человек.

– Правильно, – усмехнулся Паруйр, – берегите печень. Сейчас это очень важно.

– Нет, вы меня не поняли. Я вообще непьющий. А к вам зашел узнать некоторые детали о работе вашей компании, которые не нашел в Интернете. Должен признать, что у вас очень неплохой сайт; он в весьма убедительной манере дает не только информацию, но и предоставляет возможность узнать историю возникновения и развития вашей организации. Ее капитализацию и акционирование.

– Да, нам сделали очень солидный сайт, – согласился Паруйр, – мы тогда заплатили этой компании около пяти тысяч долларов. Но они поработали на славу. Что вы хотели узнать?

– Дело в том, что сотрудники полиции нашли записку погибшей Линары – точнее, часть записки, обращенной к неизвестному другу. Возможно, к отцу или к мужу. Там очень нелестная характеристика личных качеств Фигуровского. Неужели она действительно так считала?

Паруйр взглянул на супругу. Она молчала.

– Наверное, считала, – осторожно сказал он, – хотя, безусловно, ценила его деловые качества. Но его было слишком много, даже в нашем офисе. Он вел себя, мягко выражаясь, весьма спорно, что очень раздражало Линару. Она несколько раз ему об этом говорила при мне.

– Как он реагировал?

– Обычно смеялся. Но однажды оборвал Линару и заявил ей, что он вполне взрослый человек, чтобы отвечать за свои поступки.

– И она не возражала?

– Нет, тогда она промолчала. Линара была достаточно умной женщиной и понимала, что не должна вмешиваться в его личную жизнь. Ведь она сама тоже не позволяла никому вмешиваться в ее семейную жизнь, даже своему отцу.

– Что вы имеете в виду? – насторожился Дронго.

– Насколько я слышал, отец был против ее брака с неизвестным режиссером и снова искал для нее подходящую партию. Но она предпочла поступить по-своему.

– Похвальное решение, – заметил Дронго.

– Фигуровский тоже пытался ее наставлять, – продолжал Паруйр, – ведь отец Линары специально оговорил условия передачи ей акций, чтобы управление ими не могло быть передано мужу. Ее отца, конечно, можно понять, но Дастана такое отношение очень обижало, особенно когда Михаил Матвеевич приглашал нас к столу и называл наши семьи по именам акционеров. Семья Фигуровских, семья Торосян, семья Молдобаевых… Это была шутка в его манере. Конечно, Линара и не думала обижаться, но Дастана подобные выпады явно задевали, хотя он предпочитал молчать и не связываться с Фигуровским, даже когда тот женился на очень молодой женщине.

– Зоя раньше была актрисой. Может, они были знакомы с Дастаном?

– Не думаю. Иначе мы бы знали об этом. А Зоя только пишет о том, что была актрисой, хотя на самом деле никогда ею не была. Пробовала себя в каких-то полулюбительских спектаклях. Пыталась стать ведущей на телевидении… Нет, они точно не были знакомы.

– Кто теперь будет руководить компанией после смерти Фигуровского?

– Это решит совет директоров. Возможно, мне доверят эту миссию, возможно, кому-то другому. Я пока не знаю, не могу вам точно сказать. Слишком все неопределенно.

– Ясно. Спасибо за вашу откровенность. – Дронго поднялся, собираясь уходить.

– Странный у нас разговор, – неожиданно сказал Паруйр, тоже вставая с места. – Мы ведь оба понимаем, о чем именно не договариваем. Карабахская проблема до сих пор не решена, а мы делаем вид, что ее словно не существует между двумя нашими народами.

– Еще как существует, – нахмурился Дронго. – Столько погибших и изувеченных с обеих сторон, и никакого просвета не видно…

– Вы прекрасно знаете, что мы только защищались после погромов армян в Сумгаите и в Баку, – заявил Паруйр.

– Но при этом первыми подняли эту проблему, заявив о выходе Нагорного Карабаха из состава республики.

– Право людей на самоопределение еще никто не отменял, – напомнил Паруйр.

– Как и государственный суверенитет, – парировал Дронго. – Мне кажется, что мы сами загнали эту проблему в безысходный тупик. Ваш народ, переживший страшные потрясения в начале века, невольно спроецировал их на своих соседей – азербайджанцев, которые тоже являются турками. Только те – османские турки, а эти – огузские. И в результате прежние обиды стали нынешними, а тема геноцида начала века стала повторяться с пугающей регулярностью уже в веке двадцать первом. Вы все время оглядываетесь назад, и это не дает вам возможности смотреть вперед, в будущее. А сидящие в Баку недалекие историки и политиканы, демагогически заявляя, что ничего и никогда не было, просто подставляют себя под справедливую критику, выставляя себя не очень знающими и серьезными учеными и политиками. В результате страдают оба народа, а серьезная проблема уже много лет не решается. Мне кажется, что нужно более внимательно изучить предложение официальной Анкары, которая предложила создать совместную турецко-армянскую комиссию по всем вопросам армянской трагедии начала прошлого века. А заодно попытаться выйти на новый уровень доверия между народами, населяющими Кавказский регион. Доверие будет очень трудно восстанавливать, но это единственный выход, ведь на этой земле три братских народа – грузины, армяне и азербайджанцы – уже много лет жили в одном государстве, и жили достаточно дружно. Необязательно восстанавливать то государство, но можно научиться быть цивилизованными соседями. Вековая вражда французов и немцев закончилась их полным и безусловным союзом. Может, нам стоит обратить внимание на их опыт?

– Я согласен, – сказал Паруйр, – остается только убедить наших политиков.

Дронго вышел из номера, чувствуя страшную усталость. Эти несколько последних дней немного выбили его из колеи. Он подумал, что нужно разрешить себе небольшой отдых, и пошел к себе, но тут зазвонил его мобильный.

– Где ты ходишь? – спросила Джил. – Тебя срочно ищет следователь. Кажется, у него есть какое-то важное сообщение.

– Я так устал, что не готов слушать никаких сообщений, – признался Дронго.

– Тогда никому не звони и никуда не ходи, – предложила Джил. – Возвращайся в номер и ложись отдыхать. А я отключу все телефоны и никого к тебе не пущу.

– Тогда мы потеряем время, и убийца снова воспользуется этим обстоятельством, – возразил Дронго. – Именно сейчас – самое важное время. Нужно наконец распутать этот клубок и понять, кто стоит за этими двумя убийствами.

– И ты уже понял? – спросила она.

– Во всяком случае, я знаю уже очень много, чтобы составить примерную картину преступлений. Не хватает незначительных деталей, но я получу их в оставшиеся несколько часов. Возможно, у Лопеса есть для меня важное сообщение именно этого плана.

– Тогда позвони ему, – вздохнула Джил. – Я все поняла: ты не успокоишься, пока не найдешь этого убийцу. В тебе словно сидит какой-то запрограммированный ген, отвечающий за справедливость в нашем мире. Тебе не кажется, что ты несколько переоцениваешь свои возможности?

– Я в ответе за всю красоту этого мира, – напомнил Дронго, – так говорил один из английских королей, и мне очень нравится это выражение. Извини, я действительно начинаю уставать. Но нам нужно довести это расследование до конца.

– Пригласи меня, когда все закончится, – попросила Джил. – Очень интересно послушать, кто это мог сделать и каким образом вы его разоблачили.

– Обязательно, – пообещал он и перезвонил Лопесу: – Что опять произошло? Или комиссар снова нашел другой кусочек бумажки, где она пишет о готовящемся очередном убийстве?

– Нет, – рассмеялся Лопес, – совсем не так. Мы получили данные по нашему запросу. Супруги Фигуровские получали многократные годовые визы в посольстве Швейцарии. Зимой они ездили на высокогорный курорт, а в апреле были в Португалии. Супруги Торосян – Казарян получали визы во французском посольстве и были во Франции весной этого года. Супруги Кумарбеков – Молдобаева получали визы в посольстве Германии, где они дважды бывали. Еще она вылетала в Польшу, а он – в Эстонию. И, наконец, пара Вязанкин – Хворостова. Им выдали визы накануне приезда в нашем посольстве. Но у них визы одноразовые, и всего на две недели. Достаточно? Или вам нужны еще какие-то подробности?

– Более чем достаточно, – довольным тоном проговорил Дронго. – Остается узнать некоторые подробности, и я смогу рассказать вам, кто и как придумал и совершил эти убийства.

– Только учтите, что ваши доказательства должны быть безупречными, ведь комиссар требует закрыть это дело, – напомнил Лопес.

– Безусловно. Я сделаю все, чтобы Аламейда не смог придраться к выстроенной логике моих рассуждений, – пообещал Дронго.

 

Глава девятнадцатая

Он уже многое знал. Но для создания общей картины ему нужна была информация Вейдеманиса, поэтому он терпеливо ждал, когда наконец позвонит Эдгар. Телефонный звонок из Москвы раздался в седьмом часу вечера.

– Извини, что не позвонил раньше, – пробормотал Вейдеманис. – Я понимаю, как тебе важно получить эту информацию, но узнать ничего не смог. В Министерстве образования нужно искать данные за конец восьмидесятых годов прошлого века, а они неполные и не всегда могут считаться достаточно проверенными документами. Поэтому я решил проверить в архивах. Но после четырех туда никого не пускают. Если твое дело терпит, завтра мы все узнаем. Это я тебе могу обещать.

– Надеюсь, что у тебя все получится, – вздохнул Дронго. – Мне действительно очень важны эти данные, постарайся завтра их найти.

– Обязательно, – заверил его Вейдеманис. – Передай привет своей очаровательной супруге.

– Передам. Она тоже будет с нетерпением ждать именно твоих известий, – усмехнулся Дронго.

Он перезвонил Лопесу и сообщил ему:

– Если все будет нормально, завтра утром вы сможете узнать имя убийцы.

– Мне так и передать комиссару? – не поверил Лопес.

– Можете передать, – сказал на прощание Дронго. – И пусть приедет сюда, чтобы лично выслушать мой рассказ.

Ближе к восьми они с Джил пошли на пляж, где находился стеклянный павильон большого рыбного ресторана. За соседним столиком расположились Паруйр с Аидой; с ними вместе сидела и Зоя. Сегодня в ресторане танцоры фламенко исполняли свой танец, и собралось достаточно большое количество гостей, чтобы увидеть этих мастеров.

– Вдова Фигуровского недолго горевала по мужу, – заметила Джил, узнавшая Зою, – она уже заявилась на ужин и танцы фламенко.

– Она никогда его не любила, – напомнил Дронго. – Ей нужны были его деньги и связи, а не его любовь или пылкие объятия. Теперь она избавилась от вторых и получила первое. Что, собственно, и следовало ожидать.

– Хотя бы из приличия она могла остаться в своем номере, – все еще не могла успокоиться Джил.

– Не нужно так волноваться, – посоветовал Дронго. – В этой жизни рано или поздно все встает на свои места. Раз она решила, что ее траур закончился, еще не успев толком начаться, значит, все так и должно быть. Не станем ее осуждать – ведь сам покойный прекрасно понимал эти правила игры, когда выбирал себе в жены молодую женщину, годившуюся ему по возрасту в дочери.

– Создается впечатление, что ты готов ее оправдать, – вспыхнула Джил.

– Понять – не значит оправдать, – возразил он. – Я всего лишь сказал, что ее трехдневный траур закончился, и она решила со своими друзьями спуститься в ресторан и посмотреть на танцоров фламенко. Ее этика и мораль позволяют вести себя подобным образом.

– Хорошо еще, что не пришел другой, у которого отравили супругу, – шепотом сказала Джил. – Значит, он ее по-настоящему любил.

– А может, он просто умнее, чем Зоя, и не хочет подставляться подобным образом, – предположил Дронго. – Давай немного посидим, поужинаем, а когда представление закончится, пойдем к морю.

– Никогда не замечала в тебе особенной любви к морю, – усмехнулась Джил.

– Я же не сказал «купаться». Я сказал «пойдем к морю». Мы можем прогуляться по берегу, подышать свежим воздухом…

– Значит, твое расследование ни к чему не привело? И вы так и не смогли установить, кто убийца?

– Все гораздо сложнее, – объяснил Дронго. – Преступления были продуманы и осуществлены с такой изощренной фантазией, что их расследование оказалось по-своему одним из самых запоминающихся и интересных. Если я, конечно, не ошибаюсь. Завтра утром Вейдеманис сообщит мне последние детали, и я смогу наконец пригласить всех, чтобы рассказать о своей версии происшедших событий.

– Пусть завтра, – согласилась Джил, – только учти, что люди могут просто разъехаться. Никому не нравится жить в отеле, в котором вас могут отравить.

– Ты права, – задумчиво проговорил Дронго. – Извини, я сейчас вернусь. – Он поднялся и вышел из ресторана. Войдя в холл отеля, прямиком направился к портье.

– Кто-то завтра выселяется? – уточнил эксперт, обращаясь к нему.

– Три пары, – сообщил портье. – Кстати, время брони заканчивается только у одной, остальные уезжают раньше срока.

– Кто именно? – спросил Дронго.

Портье сообщил ему эти фамилии.

– И они никак не объясняют мотивы своего странного поступка?

– Никак. В первом случае нас убеждают, что мы имеем дело с больным человеком, который отправляется в больницу на операцию. А во втором справляются о вылетах в Германию и собираются уехать без объяснения причин.

– Тоже достаточно удобное объяснение – ничего не объяснять, – усмехнулся Дронго.

– Что вы сказали? – не понял портье.

– Ничего, просто я иногда позволяю себе размышлять вслух.

Портье понимающе кивнул и отошел. Дронго вернулся в ресторан и сел за столик рядом с Джил.

– Сегодня что-то очень быстро, – одобрительно заметила она. – Если ты всегда будешь отлучаться на такой небольшой срок, возможно, я смогу примириться с трудностями твоей профессии.

Уже поздно вечером в своем номере Дронго снова сел за свой ноутбук, изучая нужную ему информацию. Затем достал телефон и позвонил следователю Лопесу:

– Добрый вечер, господин Лопес. Извините, что беспокою вас так поздно, но у меня к вам очень важное дело.

– Я вас слушаю.

– Завтра из отеля должна выписаться и уехать одна пара. Я хотел попросить вас задержать их на несколько часов, но перехватить не в самом отеле, а по дороге в аэропорт – если можно, конечно.

– Вы уже знаете имя убийцы? – удивился Лопес.

– Думаю, что да. Но я жду подтверждения из Москвы. А пока прошу вас об этой услуге. Мне очень важно, чтобы вы перехватили их на трассе, а не в самом отеле.

– Мы все сделаем. Но учтите, если эта пара окажется непричастной к этим преступлениям, у меня лично будут серьезные неприятности. Без санкции прокурора и без уведомления своего начальства я должен буду задержать двоих людей… Если они пожалуются, меня выгонят с работы навсегда.

– Надеюсь, что до этого не дойдет, – рассмеялся Дронго и отключился.

Закрыв свой ноутбук, он пошел в спальню, с наслаждением растянулся на кровати и не заметил как уснул. Впервые за последние несколько дней он спал относительно спокойно, без всяких сновидений.

На следующий день, сразу после завтрака, ему позвонил Вейдеманис.

– Хорошо, что есть эти два часа разницы между нами и вами, – начал Эдгар. – Я успел побывать в архивах и все выяснил. Сначала справка на эту Гулсум. Она теперь известная актриса в Ташкенте, и ее знают как Гулсум Ходжаеву, по фамилии ее мужа, главного инженера большого хлопкового комбината. Теперь о втором поручении. Я все тщательно проверил. Она училась в кинематографическом институте на режиссера. Как раз в то время, о котором ты говорил.

– Больше ничего не можешь мне сообщить?

– Могу, – ответил Вейдеманис, – еще один невероятный факт. Супруг этой женщины погиб от отравления как раз осенью девяносто первого. Угадай с трех раз, кто именно был главным свидетелем происшедшего?

– Тот, о ком я думаю?

– Конечно. Вот такой вечный алгоритм безнравственности. Спустя даже двадцать лет.

– Очень интересно. Давай сделаем так. Вышли мне на мой электронный адрес все, что тебе удалось узнать, даже мелкие подробности. Мне будет интересно прочитать твое сообщение.

– И ты даже не представляешь, насколько, – убежденно произнес Эдгар. – Когда я тебе все пошлю, ты удивишься такому невероятному совпадению. Правда, при других обстоятельствах, но почерк схожий.

– Пересылай, – решил Дронго, – и больше нигде не появляйся, чтобы не спугнуть убийцу раньше времени. Ему могут позвонить и сообщить о нашем возросшем интересе, а преступник – человек умный и внимательный. Он сразу поймет, что мы его вычислили, и, возможно, попытается не только незаметно уйти, но и замести все следы.

– Не волнуйся, я сделаю все как нужно, – заверил его Эдгар.

Дронго еще раз позвонил Лопесу:

– Мне опять понадобится ваша помощь.

– Что еще? Нужно кого-то пристрелить при попытке к бегству? – пошутил следователь.

– Нет. Мне нужен паспорт одного из приехавших гостей. Даже если вашему сотруднику придется его украсть. Обещаю вернуть его уже сегодня днем в целости и сохранности.

– Я могу узнать, что вы еще придумали?

– Ничего. Нужен паспорт, чтобы проверить мою версию. Сумеете организовать? Согласитесь, что мне самому не совсем удобно подбирать нужные ключи и копаться в чужих чемоданах. Ваши сотрудники сделают все достаточно быстро и профессионально.

– Хорошо. Но давайте договоримся, что это будет ваша последняя просьба. Когда вы хотите собрать нас с комиссаром и рассказать об истинном убийце?

– Сегодня. Часа через два.

– Это было бы замечательно, – сказал Лопес, – но учтите, сеньор Дронго, что об этом расследовании знают уже и в Мадриде. Нам нужно быть предельно внимательными и осторожными, иначе мы просто не сможем ничего доказать.

– Не сомневайтесь, попытаюсь быть весьма убедительным, – парировал Дронго.

Вскоре он получил подробное сообщение от Вейдеманиса. Джил испуганно заглянула в комнату, услышав громкие восторженные восклицания мужа.

– Какой он молодец! – говорил тот. – Сумел все замыслить и осуществить, повторяя прежнее преступление.

– О ком ты говоришь? – удивленно спросила она.

– Скоро узнаешь, – поднял голову Дронго, – я ведь обещал пригласить тебя на «сеанс разоблачительной магии». Сама все услышишь и узнаешь.

Теперь он уже ни в чем не сомневался. Теперь он точно знал, кто, где, когда и при каких обстоятельствах сначала пытался отравить Фигуровского, затем отравил его со второй попытки. И, наконец, знал, что смерть Линары Молдобаевой не была самоубийством.

Дронго прошел в ванную комнату и взглянул на себя в зеркало. Он даже не заметил, как начал меняться. Все эти преступления, порочные наклонности людей, их низменные инстинкты и коварные замыслы так или иначе сказывались и на его здоровье и на его внешности, словно он действительно принимал на себя боль несчастных жертв, горе сирот и гнев родных, остающихся без любимого человека. Дронго закрыл глаза. Кажется, и на этот раз ему удалось достаточно точно вычислить преступника. Сколько так будет продолжаться? Джил права, это не может быть вечно. А с другой стороны – ничего другого он просто не умеет делать, даже преподавать криминалистику, о чем часто просит Джил… Нет, у него нужная и важная профессия. Он помогает людям верить в саму возможность победы Добра над Злом, в конечное торжество Справедливости, что бывает важно для многих и многих людей.

– Вот так, – негромко произнес Дронго, – начинаем последний акт этой трагедии.

 

Глава двадцатая

Дронго попросил всех собраться в кабинете директора, куда принесли дополнительные стулья. Кроме комиссара Аламейды и следователя Лопеса, здесь находились оба переводчика, а также приглашенные Дронго свидетели, так или иначе оказавшиеся втянутыми в эти преступления. Зоя Фигуровская села рядом с Аидой. В свою очередь, Паруйр уселся с другой стороны от своей супруги. Вязанкин и Хворостова устроились на стульях ближе к окну, взяв друг друга за руки, словно опасались, что здесь их могут разлучить. Наконец недалеко от них устроился Дастан. Он был, видимо, не в себе и все время качал головой, что-то тихо приговаривая. Все понимали, что смерть Линары на него сильно подействовала. И все ждали, что именно расскажет им Дронго. Аламейда, все еще не совсем понимавший, что именно происходит, недовольно оглядывал всех присутствующих, пытаясь определить, кто из них мог быть убийцей и почему он сам не сумел сделать определенный вывод, который уже сделал этот непонятный эксперт. В этот раз вопреки обычным правилам Дронго решил пригласить Джил, чтобы она услышала все, что он скажет. Джил сидела в углу, с опаской и тревогой оглядывая собравшихся, словно ожидала от них какого-то подвоха.

Дронго подошел к столу, посмотрел на собравшихся, затем обернулся к комиссару:

– Я думаю, мы можем начинать.

– Давно пора, – недовольно проговорил Аламейда. – Расскажите нам наконец свою версию этих преступлений.

– Как вам известно, – начал Дронго, – накануне подписания большого контракта сюда приехала компания российских бизнесменов, совладельцев крупной акционерной фирмы. Три пары наших гостей, которые решили отдохнуть в этом красивом месте и великолепном отеле. Как вам известно, фирма создавалась известным казахским бизнесменом и предпринимателем Карибаем Молдобаевым. Он подключил к этому проекту начинающего тогда бизнесмена Михаила Фигуровского, и они достаточно быстро раскрутились, сумев поднять капитализацию компании почти в восемь раз. Это я узнал из официальных данных, которые есть на сайте компании. В какой-то момент им понадобились свободные средства, и тогда к делу подключился Паруйр Торосян. Он согласился взять свои деньги в виде двадцати процентов акций, которые соответственно были ему выданы обоими компаньонами. При этом Молдобаев сознательно ограничил себя в контрольном пакете, так как имел пятьдесят процентов плюс одна акция.

Комиссар поморщился. Он не совсем понимал, зачем нужны такие подробности. Пока переводчик переводил, он демонстративно обратился к следователю:

– Я пока ничего не понимаю. – Это было сказано громко, чтобы его услышал и сам Дронго.

– Итак, появился третий компаньон, – продолжал Дронго. – Но прежде всего я хочу обратить внимание на отношения внутри этих пар. Заранее прошу меня извинить за некоторые подробности, которые вынужден здесь огласить.

При этих словах насторожилась Светлана и выдернула руку из ладоней Вязанкина. Она опасалась, что Дронго расскажет, кто был отцом ее ребенка и что на самом деле произошло пять лет назад. Она не знала, что стоявший в центре комнаты эксперт никогда в жизни не стал бы оглашать подобную информацию, способную нанести такой сильный вред ее отношениям с любимым человеком.

– Первая семейная пара – Фигуровские, – продолжал Дронго, – здесь все понятно с первого взгляда. Человек, перешагнувший средний возраст, был достаточно любвеобильным, чтобы позволить себе увлекаться молодыми женщинами. И своей третьей женой он выбрал, безусловно, очень красивую женщину.

– Спасибо хоть на этом, – скривила губы Зоя, – я думала, что вы начнете говорить про меня гадости.

– Зачем? Я ведь могу оценивать достаточно объективно в отличие от вас, – уколол он ее, не забыв о том, что именно она сказала ему, выходя после допроса. «Очевидно, некоторые комплексы есть и у меня, – недовольно подумал про себя Дронго. – В моем возрасте уже достаточно смешно и глупо обращать внимание на язвительные слова молодой женщины». Он не хотел признаваться даже самому себе, что его мужское самолюбие было все-таки задето. – Фигуровский был достаточно увлекающимся человеком, – продолжил Дронго, – и иногда это вызывало неприятные конфликты, как было с уволенной из его офиса Светланой Хворостовой…

Она напряглась…

– … которая отказала ему в интимной встрече и была за это уволена, – закончил Дронго.

– Как вам не стыдно! – вспыхнула Зоя. – Как вы смеете говорить такие вещи о покойном!

– Светлана сидит здесь, – показал на Хворостову Дронго, – и она может подробно рассказать, как ее бывший босс склонял своих сотрудниц к сожительству.

– Черт знает что! – окончательно разозлилась Зоя. – Вы еще скажите, что его убили из-за этого.

– Нет, – печально произнес Дронго, – в наше время редко убивают из-за женской чести или мужского достоинства. Только деньги – самый мощный и действенный стимул, ради которого идут на любые преступления.

– Сеньора Фигуровская, прошу вас сохранять спокойствие и дать нашему эксперту возможность высказаться, – вмешался Лопес. Навас перевел его слова.

– Ваш эксперт просто недостойный человек, – громко произнесла Зоя и отвернулась.

– Продолжим, – не обращая внимания на ее выпад, спокойно сказал Дронго. – Вторая пара – Торосян и Казарян. Здесь тоже все понятно. Познакомились достаточно давно. Судя по сообщениям в Интернете о совладельцах компании, у них двое сыновей. Я хочу вас поздравить, госпожа Казарян. Для матери двоих взрослых сыновей вы очень хорошо сохранились.

Эксперт просто сделал комплимент, но прозвучал он весьма двусмысленно, учитывая их совместное нахождение на нудистском пляже. Дронго сам понял это, когда Аида вспыхнула и опустила глаза. Муж непонимающе взглянул на нее. Только Зоя все поняла и усмехнулась.

– И, наконец, третья пара – Дастан Кумарбеков и Линара Молдобаева.

Дастан поднял голову и внимательно посмотрел на эксперта.

– Очень гармоничная и приятная пара, – продолжал Дронго, – причем все свидетели в один голос отмечают большую эрудицию и интеллект господина Кумарбекова.

– Сейчас уже не стоит об этом говорить, – громко вздохнул Дастан.

– Стоит, – возразил Дронго, – тем более что вы так блестяще задумали и осуществили оба убийства.

Все замерли, а Джил даже вздрогнула – она никак не ожидала подобного.

– Вы с ума сошли? – скривил рот Дастан. – Что вы несете?!

– Именно вы, Дастан Кумарбеков, задумали и осуществили оба убийства, – твердо повторил Дронго.

Аламейда прислушался к переводчику. Может, действительно этот эксперт знает нечто такое, чего они так и не смогли узнать?

– Интересно, как это я мог сделать? – спросил Дастан. – В день смерти Михаила Матвеевича я вообще не входил в их номер. А когда убили мою жену, я был в Эстепоне. Вы можете проверить мое алиби по минутам.

– Все верно, – согласился Дронго, – и именно это обстоятельство вызвало у меня первые подозрения. Все было обставлено слишком нарочито. Не думаю, что кто-нибудь, кроме вас, сохраняет квитанции об оплате лекарств в аптеке или покупки журналов, каким бы педантичным ни был. А вы – человек творческий, увлекающийся. И вдруг такая мелочность. Сохранили все счета, где было указано точное время ваших покупок. И тогда я спросил себя – для чего он это сделал? Ответ был очевиден: вам необходимо было абсолютное алиби, чтобы никто не мог вас даже заподозрить.

– Какая чушь! – презрительно бросил Дастан.

Следователь отметил, что признаки нарочитого горя тот уже не испытывал. Наоборот, с нарастающим интересом следил за откровениями эксперта.

– Вы разработали и осуществили оба убийства с потрясающей виртуозностью, – продолжал Дронго, – и я думаю, что ваши преступления станут своеобразной «классикой жанра». Такой непостижимый алгоритм безнаказанности, который вы удачно применили.

– Давайте подробнее, – не выдержал Аламейда, – мы пока ничего не понимаем.

– Он иногда себя выдавал в разговорах, – сказал Дронго, – когда говорил, что цель оправдывает любые средства, что настоящий бизнесмен должен поставить цель и идти к ней, невзирая ни на какие трудности. Это ваши слова?

– Ну и что? На этом основании я – убийца?

– Конечно, нет. Еще в разговоре со своей супругой вы очень нелестно отозвались о своей первой жене, которая училась с вами во ВГИКе. Было видно, как вы презираете ее за переезд в Ташкент. Кстати, она достаточно известная актриса в Узбекистане, стала исполнять ведущие роли, так что с профессиональной точки зрения она ничего не потеряла, а даже приобрела. Но дело не в этом. Вы солгали в главном, сказав, что ничего не знали о готовящемся контракте. Господин Торосян рассказал нам, что все детали предстоящего соглашения они много раз обсуждали, когда вы собирались вшестером, и вы не могли не слышать этих разговоров. Но вам было выгодно заявить, что вы ничего не знали. Конечно, все эти мелкие детали – еще не доказательство вашей вины, но дьявол в мелочах, господин Кумарбеков.

Дастан молчал, теперь уже не перебивая эксперта.

– Вы были не очень удачливым режиссером на вторых и даже третьих ролях, – безжалостно продолжал Дронго, – и, конечно, когда встретили Линару Молдобаеву, поняли, что это ваш единственный шанс. Она пережила трагедию с первым замужеством, была несколько истеричной и замкнутой женщиной, которая ненавидела всех счастливых соперниц, иногда позволяя себе даже срываться. Очевидно, ее отец специально предложил ей пакет акций, чтобы она переехала в Москву и немного успокоилась. Но на свою беду она встретила вас. Вы два дня мастерски разыгрывали безутешное горе по своей погибшей жене…

– Не кощунствуйте, – гневно перебила его Зоя, – это переходит уже всякие границы!

– А на самом деле вы замыслили и осуществили оба убийства, – все так же спокойно продолжал Дронго. – В историю детективного жанра ваши преступления войдут как образец. Единственно, в чем вам не повезло, – что в этом отеле оказался такой эксперт, как ваш покорный слуга. Самое поразительное заключалось в том, что из вашей шестерки у всех – я подчеркиваю, Дастан, у всех остальных – не было алиби в деле Фигуровского. И только вы один были вне подозрений. Такое непонятное совпадение. И во второй раз оно повторилось. Подозревать можно было кого угодно, только не вас с вашими квитанциями, где время было расписано по минутам.

– Но как он смог это сделать? – растерянно спросила Светлана.

– И еще один важный момент – томатный сок, который пил Михаил Фигуровский. В разговоре с нами госпожа Казарян вспомнила, что все присутствующие прекрасно знали: Фигуровский пьет только томатный сок, тогда как его супруга предпочитает апельсиновый или яблочный.

– Правильно, – сказала Зоя, – об этом все знали.

– Значит, яд в томатный сок попал не случайно. Убийца точно знал, что этот сок был предназначен для Фигуровского. А теперь вспомним о ручке, которую нашли за кроватью. Поразительно, что на ней оказались отпечатки пальцев Линары. А еще ее записка двусмысленного содержания. Экспертиза установила, что эта записка написана несколько месяцев назад и не имеет никакого отношения к сегодняшнему дню. Дастан нарочно подбросил ручку в спальню погибшего, чтобы подозрение пало на его супругу, ведь она была в номере Фигуровского. Причем подбросил именно тогда, когда сам появился у кровати погибшего. А потом «случайно» нашлась и эта записка. Все было разыграно как по нотам. Все-таки вас недооценивают в театре, господин Кумарбеков, вы достаточно неплохой режиссер.

Дастан смотрел на Дронго невидящим взглядом. Он уже сознавал, что эксперт будет продолжать свои разоблачения, и ждал последнего удара.

– Но как он совершил эти убийства? – спросил комиссар. – Вы ничего не сказали о том, как он их совершил.

– Сейчас все узнаете. – Дронго подошел к дверям и, приоткрыв их, пригласил в комнату Кармен Мурильо. Женщина вошла, опасливо оглядывая присутствующих.

– Пусть она расскажет, как относила заказанную еду и напитки в номер Фигуровского, – обратился он к переводчику, – только ту часть, когда рядом с ней случайно упала женщина.

– Я вышла из кабины лифта со столиком, – ответила Кармен, услышав перевод, – и рядом со мной, прямо у лестницы, неожиданно упала женщина. Она подвернула ногу. Я помогла ей подняться и сесть в лифт. Потом отнесла столик с заказом в номер-сьют…

– Достаточно, – сказал Дронго. – Здесь есть еще один свободный стул, пусть она пока сядет. Такая вроде незначительная деталь – споткнулась незнакомка, не имевшая никакого отношения к этим преступлениям. Но на самом деле очень даже имевшая. Эта была сообщница господина Дастана Кумарбекова, которая прилетела сюда за два дня до появления этой шестерки. Все было разыграно безупречно. Сначала они пытались отравить Фигуровского за завтраком, но тогда ему просто повезло. Затем эта сообщница разыграла нарочитое падение, а Дастан, находившийся рядом, успел подсыпать яд в стакан томатного сока, пока сеньора Кармен Мурильо помогала незнакомке подняться. Итересно, что потом нога у женщины совсем не болела.

И, наконец, убийство Линары Молдобаевой. Дастан нарочно уехал в Эстепону, заказав себе такси и сделав даже меня свидетелем своего отъезда, а его сообщница прошла мимо сидевшей в шезлонге Линары, бросив яд в ее стакан.

– Это уже выдумки, ваши дурацкие фантазии, – выдавил из себя Дастан, – у вас нет никаких доказательств.

– Кроме одного. Сегодня утром из отеля выписалась семья Хааваоке. Муж и жена. Мужа зовут Антс Хааваоке, и он, очевидно, ничего не знает о ваших замыслах. А его жена, Делия Хааваоке, на самом деле не эстонка, а литовка Делия Ренчис. И я достаточно легко выяснил, что госпожа Ренчис и вы вместе учились во ВГИКе, на режиссерском факультете. Испанским следователям даже в голову не могло прийти, что в конце восьмидесятых во ВГИКе вместе учились литовцы, казахи и представители других республик. Они об этом не знают. И самое поразительное, что двадцать лет назад, когда вы учились вместе в этом славном учебном заведении, произошло похожее преступление. Только тогда погиб супруг Делии Ренчис – Юозас Трейцис. И знаете, как погиб? У его жены было абсолютное алиби, она находилась в Вильнюсе, когда он отравился. Их соседом по общежитию были вы, господин Кумарбеков. Еще одно невероятное совпадение. Я убежден, что яд, которым отравили Трейциса, и яд, которым отравили вашу жену, абсолютно идентичны. Просто госпожа Делия Ренчис вернула вам долг через двадцать лет, ведь вы тогда помогли ей избавиться от мужа.

Возможно, она была вашей тенью все эти годы, помогая в ваших преступных замыслах. Очевидно, вам удалось уговорить свою бывшую супругу переписать завещание на вас, и после ее смерти вы автоматически становитесь владельцем сорока процентов акций. Но вы опасались Фигуровского. Он решительно пресекал все попытки вмешиваться в работу компании. И, конечно, он бы не поверил в случайную смерть своей компаньонши. Поэтому в первую очередь нужно было убрать самого Фигуровского. Вероятно, вы собирались потом убедить его вдову передать вам и ее пакет акций в доверительное управление, тем более что все знали о намерениях Михаила Матвеевича оставить эти акции своей молодой жене, а недвижимое имущество и другие деньги разделить между детьми.

– Нас еще не ознакомили с завещанием, – снова вмешалась Зоя.

– Это всего лишь ваши выдумки и инсинуации, – скривился Дастан, – вы придумали эти глупости и высосали их из пальца. Никого я не убивал и ничего не планировал. А господин Трейцис тогда умер, отравившись грибами. Это было в девяносто первом году, так что никакого сравнительного анализа ядов быть не может. Насчет моей первой жены – я действительно сожалею, что она уехала в Ташкент. А свою вторую жену я очень любил и ценил, несмотря на все ваши глупые предположения.

– И вы не учились на режиссерском факультете вместе с Делией Ренчис, ставшей теперь Делией Хааваоке? – спросил Дронго.

– Учился, – кивнул Дастан, – но с тех пор прошло уже двадцать лет, и мы могли просто не узнать друг друга…

– Случайно оказавшись вместе в этом отеле, – закончил за него фразу Дронго.

– Они уже улетели, поэтому вы говорите мне такие немыслимые ужасы, – усмехнулся Дастан. – У вас нет ни одного доказательства.

– Есть, – сказал Дронго, доставая паспорт Кумарбекова. – Это, кажется, ваш документ.

– Он лежал у меня в сейфе, – гневно вспыхнул Дастан. – Как вы посмели его забрать!

– Посмотрите, здесь есть отметки о пересечении вами Шенгенской зоны. И два раза стоит штамп Эстонии. За неделю до выезда сюда вы съездили в Таллин на один день, чтобы договориться. Увидев этот штамп, я больше ни в чем не сомневался. Тем более что в отеле была только одна эстонская пара.

– И на основании этого штампа вы обвиняете меня в двойном убийстве? – с вызовом спросил Дастан.

– Нет, – ответил Дронго, – я обвиняю вас и вашу сообщницу в двойном убийстве на основании и ее показаний. – Он шагнул к дверям, несколько театрально их раскрыл и громко позвал:

– Госпожа Хааваоке, вы можете войти.

Дастан вскочил на ноги. Этого он явно не ожидал. В комнату медленно вошла его сообщница.

– Я больше так не могла, – призналась она, – просто не могла… – Лицо ее стало белым как мел.

И тогда Дастан зарычал от гнева и бешенства. В комнату вбежали двое офицеров полиции и надели на него наручники. У Дастана началась неконтролируемая истерика. Джил изумленно смотрела на него и на Дронго. В ее глазах застыли слезы.

 

Эпилог

Он попросил разрешения приехать в тюрьму, чтобы встретиться с задержанным Дастаном Кумарбековым. Следователь разрешил ему эту встречу. Комиссар Аламейда был в восторге от проведенного расследования, наконец окончательно поверив в эксперта и признавая его талант. Дронго прошел в комнату для свиданий. Лопес и еще один офицер полиции ввели задержанного в наручниках. Дронго поднялся при их появлении.

– Господин Лопес, – обратился он к следователю, – вы можете снять с него наручники? Я хотел бы поговорить с ним наедине.

– Это опасно, сеньор эксперт, – предупредил его Лопес, взглянув на мрачное лицо Дастана, – он сейчас сам не контролирует свое поведение и может напасть на вас.

– Ничего страшного, – ответил Дронго, – я думаю, вы будете где-то поблизости и в случае чего придете мне на помощь.

Лопес взглянул на широкие плечи эксперта. Тот был на целую голову выше и следователя, и задержанного, и даже офицера полиции, вошедшего вместе с Дастаном. И гораздо мощнее. Справиться с таким атлетом даже разъяренному обвиняемому будет достаточно сложно.

– Хорошо, – улыбнувшись, согласился следователь, – мы оставим вас одних. Снимите с него наручники, – приказал он офицеру.

Тот быстро снял наручники и вместе с Лопесом вышел из комнаты. Дастан с некоторым интересом взглянул на Дронго.

– Вы смелый человек, – мрачно сказал он, – я не думал, что после всего случившегося вы заявитесь ко мне в тюрьму и решитесь остаться со мной один на один.

– Я хотел с вами поговорить, – просто сказал Дронго.

– О чем? Вы уже сказали все, что могли.

– Очевидно, не все. Я пришел, чтобы с вами договориться.

– О чем?

– Мне искренне жаль несчастную женщину, которую вы втянули в свои преступления. Вы знаете, что она тоже задержана?

– Это не я ее втянул, – усмехнулся Дастан, – это она меня втянула двадцать лет назад.

– Я вас не совсем понимаю.

– И не поймете.

– Может, объясните? Я поэтому и пришел к вам.

– Какая разница? – отмахнулся Дастан. – Все равно все закончилось. Или вам нравится копаться в человеческом дерьме?

– Я пришел, чтобы помочь госпоже Хааваоке, – повторил Дронго, – и полагаю, что мы сможем договориться.

– О чем договариваться? После вашей блистательной речи нас отправят на электрический стул.

– Вы прекрасно знаете, что в Европе нет смертной казни. Не ерничайте, Дастан. Нам обоим нужно подумать, как спасти несчастную женщину, которая стала невольным соучастником ваших преступлений.

– Не совсем невольным, – возразил Дастан и нахмурился. – Мы тогда были молоды. Ее муж учился на четвертом курсе, а мы были на первом. Они с Делией поженились. Он был намного старше нас, лет на восемь. И все время пил, иногда позволяя себе срывать на ней свое раздражение. Она часто ночевала у нас в комнате. Мы жили вместе с Гулсум, которая училась на актерском. Однажды, когда она отсутствовала, Делия в очередной раз прибежала к нам. В общем, мы стали любовниками. Так продолжалось некоторое время, пока она не сказала, что не может больше терпеть и собирается посыпать каким-то порошком маринованные грибы, которые он так любил. Я, конечно, ее отговаривал. Мать у нее была химиком и имела доступ к этим сильнодействующим ядам. Она, разумеется, не догадывалась о том, что именно задумала ее дочь. Все прошло идеально. Делия улетела в Вильнюс, а я зашел вечером к ее мужу и достал эту банку грибов. Там были еще двое, но они не притронулись к грибам. Юозас скончался через два дня, и никто даже ничего не заподозрил. Время было плохое, осень девяносто первого. Тогда все разваливалось, распадалось на части, и неудачливый литовский оператор, учившийся на режиссера, когда ему было уже под тридцать, практически никого не волновал. Никто даже не поинтересовался, почему и как он умер. Просто выдали справку, что он отравился грибами.

– Что было потом?

– Ничего. Его похоронили, Делия довольно быстро уехала к себе. Мы иногда переписывались, два раза случайно встретились. Потом я развелся с Гулсум, пытался устроиться на работу в Киеве. Но кому нужен казахский режиссер в самостийной Украине? Ничего не вышло. Вернулся в Казахстан, однако там тоже ничего не получилось. Режиссеры театров влачили жалкое существование. Дважды пытался заняться бизнесом, продал квартиру матери, но у меня опять ничего не получилось. Такие, как Молдобаев, захватили все, что могли, уже в новой республике – «хлебные должности», посты, деньги, власть, природные богатства. Если ты не из клана и не имеешь должность, ты никому не интересен. Поле шести лет таких скитаний я решил снова вернуться в Москву. – Дастан замолчал, но Дронго не торопил его.

– Ну, а в Москве как раз был уже бум нулевых, – снова заговорил Дастан, – к власти пришла команда Путина и начался бурный экономический рост. Это тогда один из миллиардеров сказал: «У кого нет миллиарда, пусть идут в ж…» В общем, правильно сказал. Москва – город для очень богатых. Тогда ты там свой; у тебя будет много друзей, много красивых женщин, много разных возможностей. Не поверите, как мне было сложно! Ночевал у друзей и знакомых, где попало, часто голодал, одевался как бомж, ездил на метро, с моей азиатской внешностью рискуя ежеминутно нарваться на скинхедов, которым могла просто не понравиться моя физиономия… Даже противно вспоминать. Питался кое-как в закусочных, заработал себе язву. Уже готов был на все плюнуть и снова уехать к себе в Казахстан, когда меня взяли вторым режиссером в молодежный театр. Там тоже была своя мафия, и мне практически ничего не светило. Но зато я получил гарантированный кусок хлеба, начал как-то обживаться, снял угол в коммунальной квартире у одной противной старушки. И тут я познакомился с Линарой, которая спонсировала один наш спектакль. Я сразу понял, что она собой представляет, – типичная бизнес-леди. После развода она зареклась иметь дело с мужчинами. Да и мужчины не очень-то резво на нее охотились. Если не знать о ее деньгах… вы же ее видели… Но я знал о ее деньгах. В общем, сделал все, чтобы ей понравиться. И даже больше. Разыгрывал из себя влюбленного, дарил ей розы, залез в дикие долги, но своего добился – она согласилась выйти за меня замуж. Правда, ее отец меня сразу невзлюбил. Он навел некоторые справки и узнал о моих неудачных попытках наладить собственный бизнес и метаниях между Казахстаном и Россией. Он был мудрым человеком и сразу все понял, поэтому предупредил дочь, что свои дела она должна вести сама. А еще сказал Фигуровскому, чтобы тот меня и близко к бизнесу не подпускал, чем и подписал приговор. И своей дочери, и Михаилу Матвеевичу…

Дастан снова помолчал, словно обдумывая, что именно ему нужно сказать.

– Несколько лет мы жили вместе. Мне было очень трудно все время притворяться, разыгрывать из себя влюбленного. Но постепенно привык, хотя постоянно думал о ее деньгах. Она давала мне их только на карманные расходы, свято выполняя волю отца и не подпуская меня к бизнесу. А Фигуровский вообще откровенно меня презирал, считая альфонсом, живущим за счет богатой жены. Это было так оскорбительно! Пока Фигуровский, Торосян и моя жена обсуждали важные дела, мы с Зоей и Аидой играли в карты. В «дурачка». Вот таким дурачком я себя и ощущал. А потом наконец узнал о том, что готовится крупное соглашение. Я уже начал разбираться в делах и понимал, что они сумеют резко увеличить капитализацию всей компании. Мне так хотелось стать наконец свободным, жить как я хочу. Поэтому, узнав о том, что мы собираемся сюда приехать, я подумал, что это идеальное место для устранения обоих. И паразита Фигуровского, и моей жены, которую я просто не мог уже видеть. Я вспомнил о Делии. Все эти годы я помнил о ней, как и она обо мне, ведь она была моя должница. Я слетал на один день в Эстонию, чтобы с ней договориться. Они тоже купили путевки и прилетели сюда в отель. Дальше все было просто. Сначала я попытался отравить Фигуровского за завтраком, но он добавил себе кофе и выпил сразу много воды, прочищая желудок. Затем я понял, что они будут заказывать себе еду в номер. Как раз в тот момент, когда им позвонила Линара, он сказал, что закажет себе еду прямо в номер. Про томатный сок действительно все знали, что он его любит. Я попросил Делию разыграть сцену с вывихом ноги и, пока служащая отеля помогала ей подняться, незаметно подсыпал яд в стакан. Фигуровский выпил его только вечером, перед ужином.

– И вы подбросили ручку?..

– Когда поднялся к ним, Михаил Матвеевич был уже мертв. Я бросил ручку на пол и оттолкнул ее в сторону стены. При первом осмотре ее не увидели, это меня очень беспокоило, но потом все-таки нашли. Когда начали снимать отпечатки пальцев, я все понял. С Делией у нас уже была договоренность. Я спрятал записку Линары среди ее вещей, у нее иногда бывали такие приступы мигрени или депрессии, что она могла написать подобную глупость. А потом демонстративно уехал, отмечаясь в каждом магазине, где успел побывать. Делия увидела, как Линара пошла на пляж и улеглась в шезлонге. Проходя мимо нее, она успела бросить яд в стакан. У меня было абсолютное алиби, а эстонскую пару никто и не подозревал. Я был уверен, что все пройдет спокойно, и после найденной записки все решат, что именно Линара отравила Фигуровского и покончила с собой. Все, кроме вас…

– Об этом я и хотел с вами поговорить, – сказал Дронго. – Мне кажется, будет несправедливым, если за двойное убийство вы оба сядете пожизненно. У вашей подруги две дочери-подростка, и им нужна мать, хотя она и совершила страшное преступление. Но совершила его под вашим нажимом и воздействием. Может, мы немного уточним ваши показания? Как в первом, так и во втором случае именно вы подсыпали яд в стаканы. Заказали супруге апельсиновый сок и уехали в Эстепону. – Он говорил достаточно громко, чтобы его было слышно. – Вы все равно получите по максимуму, а ваша сообщница может отделаться более легким наказанием. Если все было так, как я вам сказал, – с нажимом сказал Дронго.

– Странно, – произнес после недолгого молчания Дастан, – почему вы так заботитесь о Делии? Я могу узнать причины?

– Она была всего лишь орудием в ваших руках, а не убийцей. Двадцать лет назад ее бывший муж просто вынудил ее совершить подобное преступление. Но тогда были хоть какие-то причины, которые можно привести в ее оправдание. В ваше оправдание никаких причин я привести не могу. Вы – сознательный убийца, решившийся отравить двоих людей, одним из которых была ваша жена. И все ради денег. Вы знали, что если разведетесь с Линарой, то просто останетесь нищим. Возможно, вы даже заключили брачное соглашение.

– Какой вы догадливый, – со злобой процедил Дастан. – Конечно, ее отец позаботился, чтобы мы заключили именно такое соглашение. В случае развода я ничего не получал. Но, как любящий отец, он не мог и не хотел думать о возможной смерти своей любимой дочери.

– И вы этим воспользовались. Срок давности по убийству Юозаса уже прошел, а вы, очевидно, шантажировали Делию, заставив ее принять участие в вашем спектакле.

– Я попросил ее о помощи, и она согласилась…

– И все из-за денег, – негромко повторил Дронго. – Чтобы стать наконец обеспеченным человеком, вы готовы были пойти на все. Женились на нелюбимой женщине, терпели издевки ее партнеров, шантажом заставили участвовать в ваших преступлениях женщину, которую вы когда-то любили, и совершили два убийства. Вам нет никаких оправданий, Дастан.

– Не делайте из меня чудовища, – попросил Кумарбеков, – я всего лишь обычный человек. Разве мало людей, готовых ради денег пойти на все? На любые унижения, издевательства, перешагнуть через друзей, знакомых, даже родственников, совершить любые преступления… Сейчас девяносто девять процентов людей считают, что ради больших денег можно пойти на любое преступление, на любое убийство, на любое воровство. Или вы думаете иначе?

– Философия безнаказанности. Очень удобно, когда вас не ловят в первый раз, повторить свою попытку, – сказал Дронго. – Если бы вам удалась и вторая, возможно, в ближайшем будущем вы бы снова решились на подобное преступление. Ведь все вопросы можно решить при помощи одной таблетки или щепотки порошка.

– Насчет Делии, – угрюмо заметил Дастан. – Все было действительно так, как вы сказали. А насчет остального… Знаете, я и так наказан судьбой. Мне уже за сорок. Большая часть жизни прожита. Детей у меня нет и, очевидно, никогда не будет. За спиной только страдания, унижения, голод и вечная неудовлетворенность. А впереди – испанская тюрьма, возможно, пожизненная. И еще я хочу вам сказать: на самом деле самое большое испытание – находиться рядом с нелюбимой женщиной. Меня в последнее время просто трясло от нее. Вы же видели, она напоминала жабу. Отвратительную жабу. И еще она требовала мужского внимания почти все время. Это меня просто добивало. Вся моя жизнь оказалась одной сплошной мукой. Наверное, бывает и так. Одним жизнь – «золотая ложка во рту и шелковая сорочка», а другим – только мучения и страдания.

– Вы могли с ней просто развестись.

– И снова стать нищим? Это было выше моих сил.

– Мне больше нечего вам сказать, – поднявшись, подвел печальный итог Дронго. – В конечном счете ваша несчастная жена хотела только любви и понимания, а нарвалась на хищника, которому нужны были только ее деньги. Я вас не жалею, Дастан, вы сами выбрали свою судьбу. Прощайте.

Он повернулся и вышел из комнаты. И еще успел подумать, что редко позволял себе в жизни быть настолько безжалостным.