ВМЕСТО ВСТУПЛЕНИЯ

Повсюду царило ликование. Прорвавшие Берлинскую стену люди веселились прямо у Берлинских ворот, столько десятилетий служивших символом раздела немецкой нации. Ненавистную Стену крушили, к восторгу собравшихся, прямо на глазах. Били кирками, молотками, просто руками. Молодые парни и девушки танцевали на Стене, размахивая руками. В эту ночь два Берлина, бывшие столько лет разными городами, наконец, объединились. Хлынувшие с Восточной стороны толпы народа прорвали Стену и соединились со своими родными с другой стороны города.

Он был одним из немногих, кто в эту ночь не разделял восторга собравшихся. Старательно объезжая места особого скопления людей, он искал любую возможность проехать из Западной зоны в Восточную. Но сегодня, когда перестала существовать граница и была разрушена Стена, сделать это было непросто. Казалось, можно пройти откуда угодно. Пограничники в эти дни словно позабыли о своих обязанностях. Но идти через контрольные пункты было невозможно. Повсюду стояли толпы людей.

Пробившись к одному из подобных пунктов, он около часа пытался пробиться на Восточную сторону. Люди в эту ночь словно обезумели, многие жители Восточного Берлина стремились попасть в Западный. Пограничные пункты ранее были символами не только немецкой нации, но и всего мира, четко поделив его пополам. Словно оказалась зримым воплощением безумного мира, разделившегося на два лагеря и пытавшегося победить в ожесточенной «холодной» войне.

Наконец он сумел вырваться из толпы и быстро зашагал по улице. Машину пришлось оставить в Западном Берлине. В эти ночные часы улицы Восточного Берлина были непривычно пусты. Словно все население города было стянуто к Стене. Конечно, это была только видимость. Толпа, состоящая в основном из молодых людей, определяла настрой города. Пожилые люди, не согласные с ними, предпочитали отсиживаться дома.

Ему пришлось идти минут пятнадцать, пока наконец он не свернул на тихую улицу в поисках телефонного автомата. Подойдя к телефону, он еще раз оглянулся. Быстро поднял трубку, набрал номер.

— Это я, — сказал он торопливо, — только что прибыл с другой стороны. У меня срочное сообщение от Барона.

— Где ты находишься? — спросил его знакомый голос.

Он назвал адрес.

— Я сейчас приеду, — пообещал его собеседник. — Жди меня на месте. Никуда не отлучайся.

Он повесил трубку.

Через пятнадцать минут подъехала темно-синяя «Шкода». Он хорошо знал сидевшего за рулем. И, не раздумывая, нырнул в машину.

— Добрый вечер, — сказал прибывший, — где твоя машина?

— Оставил на другой стороне. На машине сегодня ночью проехать невозможно.

— Понятно, — мрачно кивнул встречающий гостя. — Все словно сошли с ума. Устроили такую вакханалию… Какие сведения от Барона? — Он мягко тронул автомобиль, оглядываясь назад. Все было спокойно.

— Он просил передать, что имеет точные данные, подтверждающие активизацию западногерманской разведки в Югославии. С участием сотрудников восьмого управления Министерства иностранных дел разрабатывается план по дестабилизации положения в этой стране и, как следствие, развал ее на несколько автономных частей, включая Хорватию и Словению, через которые будущая Германия сможет выйти к Средиземному морю.

— Будущая Германия, — зло усмехнулся сидевший за рулем, — кому это все нужно? Какая она будет?

— Я просто передаю его сообщение, — связному не понравилось настроение приехавшего, но он не стал с ним спорить.

— Вон там будущая Германия, — показал его собеседник, — орут от радости. Завтра они пройдут приступом на наше ведомство, и уже завтра вечером мы все будем висеть на фонарных столбах. Эгон Кренц оказался просто болтуном. А Хонеккер не мог больше оставаться. Его бы не поддержал Горбачев, а без русских танков мы ничто. Блеф. Пустое место. — Он резко свернул к каналу, проезжая мимо равнодушно стоявшего пожилого прохожего. Тот, похоже, никуда не спешил.

— Это не мое дело, — строго ответил связной, — я должен сегодня вернуться в Западный Берлин.

— И ты тоже такой, — зло сказал встречающий, — все вы бывшие моралисты. А сам наверняка радуешься, что успел вовремя устроиться в Западном Берлине. И теперь не пропадешь в любом случае.

— Я выполнял задание.

— знаю я ваши задания. Только ходите тудаи обратно. А мы все сидели в этом дерьме. Тебе ничего не грозит, ты у нас чистенький. Документы в порядке, образцовый гражданин Западной зоны. А нам всем что делать? Куда бежать? В Советский Союз? Так где гарантия, что Горбачев не выдаст нас, если сдал всю нашу страну, целиком, без остатка.

Он подъехал к каналу и остановился недалеко от моста.

— У тебя нет никаких директив для агентуры? — связному все меньше нравился этот разговор.

— Ты так торопишься?

— Конечно. Мне нужно быстрее вернуться… Так есть какие-нибудь директивы?

— Есть, — усмехнулся его собеседник, — конечно, есть. Сейчас я их тебе вручу.

И, достав из внутренней кобуры пистолет, он, не раздумывая, выстрелил в сидевшего рядом с ним человека, вышибая ему мозги. Салон машины забрызгала кровь.

— Директивы, — скрипнул зубами встречавший, — ему еще нужны директивы. Проклятые сволочи! Испортили мне всю жизнь.

Выйдя из автомобиля, он перетащил тело убитого на свое место. Быстро обыскал карманы, доставая из них документы, деньги и чиклюключи от машины. Затем, достав свой паспорт и несколько ненужных бумажек, сунул их в карман убитого. Тщательно вытер рукоятку пистолета и вложил его в левую руку погибшего, чтобы была версия самоубийства.

— Директивы, — все время хрипел он от ненависти, — им еще нужны директивы.

Поставив автомобиль на холостой ход, он вылез из него и толкнул машину по направлению к каналу. Через несколько секунд послышался удар о легкие деревянные ограждения, поставленные здесь рабочими. Машина, проломив препятствие, почти беззвучно вошла в воду. Он еще некоторое время смотрел, как наполняется водой салон и его «Шкода» уходит под воду. И только когда все было кончено, тяжело вздохнул, словно действительно расставался с прежней жизнью. Раз и навсегда. Позади был трудный путь. Впереди ждала неизвестность. Но она его уже не пугала.

Он еще раз посмотрел на то место, где исчезла машина, и пожал плечами, словно оправдывая сам себя.

— Директивы, — сказал он нервно, — какая все это глупость.

 

ГЛАВА 1

ПОЛГОДА СПУСТЯ

Он сидел в автомобиле и терпеливо ждал, когда удастся въехать на основную дорожку, ведущую ко входу в туннель. На часах было уже половина пятого, и он начинал нервничать, постукивая пальцами правой руки по рулю. В любом случае нужно было ждать, пока наконец рассосется эта гигантская пробка, протянувшаяся от самого Нью-Йорка до Манхэттена.

Он еще надеялся, что удастся проскочить этот туннель, сумев выехать на Манхэттен до того, как машины, следовавшие одна за другой, плотно сольются в единый автомобильный поток, из которого уже будет невозможно выбраться. Но он ошибся. Впрочем, это и неудивительно. Пока улаживались все необходимые формальности в аэропорту, пока он ждал прибытия самолета из Берлина и, наконец, пока появился этот Шмидт, прошло более трех часов. И все три часа в аэропорту он нервничал, ожидая в любой момент громких криков полиции либо таможенных служб. Он даже предъявил свой дипломатический паспорт и получил специальную карточку, чтобы пройти внутрь, поближе к стойкая сотрудников иммиграционных служб, которые проверяли всех прибывших в страну гостей.

Но все прошло благополучно. Шмидт появился, правда, одним из последних, проходя паспортный контроль. С визой все было в порядке, и он вышел на площадку без чемоданчика, который предусмотрительно сдал в багаж. Никогда в жизни они так не ждали появления багажа на линии транспортера, как в этот раз. Но наконец чемоданчик был получен и сейчас лежал на переднем сиденье его автомобиля, рядом с водителем. А сам Шмидт улетел обратно рейсом в Берлин. Опасаясь опоздать к самолету, он не успел даже выпить своей чашечки кофе.

Теперь, сидя за рулем, водитель иногда посматривал на этот чемоданчик. Может, в нем действительно заключается какой-то выход из той тупиковой ситуации, в которую они все попали? Или это была лишь иллюзия спасения. Он еще не знал ответа на этот вопрос, но понимал, что должен прибыть в посольство как можно быстрее.

Советник постоянного представительства Германской Демократической Республики при ООН Андреас Грунер был сравнительно молод. Ему шел тридцать шестой год. Высокий блондин, с резкими, будто высеченными чертами лица, он являл собой почти нордический тип, обладая к тому же высокой подвижной фигурой с развитой грудной клеткой спортсмена. Для непосвященных он был всего лишь высокопоставленным дипломатом. И только немногие посвященные знали, что Андреас Грунер был резидентом восточногерманской разведки в Нью-Йорке, успешно осуществлял свою истинную деятельность под дипломатическим прикрытием.

Несмотря на почти летнюю солнечную майскую погоду, Грунер был в темном костюме. Он действительно сознательно выбрал одежду не по сезону, ибо в этот темный костюм, надеваемый на дипломатические приемы, был вмонтирован специальный скэллер, позволяющий исключать возможность прослушивания разговоров его владельца.

Включив кондиционер, он посмотрел на часы. Если так пойдет и дальше, на работу в свой офис он приедет не раньше шести вечера. А ему еще нужно повидать Земпера, заместителя постоянного представителя, который обязан передать ему тот самый конверт с инструкциями.

Но на этот раз ему повезло. Автомобили перед ним двигались все быстрее. И наконец он выехал к туннелю, миновав который можно было более спокойно двигаться в сторону центра Манхэттене, где находилось и их представительство. К зданию он подъехал без двадцати шесть. Кивнул улыбающемуся дежурному охраннику, сидевшему внизу, и вошел в лифт, держа в руках полученный ваэропорту чемоданчик. В здании располагалось сразу несколько постоянных представительств. Он поднялся на свой этаж. Привычно позвонил в дверь. Никто не отозвался. «Неужели все ушли, — нахмурился Грунер. — И Зампер тоже? Это на него похоже. Он обычно был пунктуален».

Грунер позвонил еще раз. Снова никто не отозвался. Он достал свои ключи и, отперев первую дверь, вошел в небольшой коридорчик. Если его видят, они должны открыть ему вторую дверь. Она открывается автоматически, как, собственно, и первая. Но снова никакого намека на то, что его увидели. Он достал ключи от второй двери. Открыв ее, шагнул внутрь. Неужели Зампер действительно уехал, не дождавшись его? Но в коридоре горит свет. Он прошел к комнате постпреда. Дверь заперта. И хотя у него были ключи от всех кабинетов, эта дверь сейчас интересовала его менее всего. Прошел дальше. Так и есть, у Зампера горит свет. В таком случае, почему этот идиот не открыл дверь? Грунер с мрачным лицом толкнул дверь в кабинет Зампера.

За столом, положив голову на руки, сидел Зампер. Он, кажется, даже не услышал вошедшего Грунера. И лишь когда Грунер подошел совсем близко, он поднял голову. Глаза были опухшие, красные. Или он плакал?

— Что случилось? — спросил Грунер. — Почему вы не открываете мне дверь?

— Они пошли на все условия, — неуверенно выдавил Зампер.

— Что произошло?

— Правительство согласилось подписать все условия Колля. Уже к концу года произойдет полное объединение страны, — сказал, тяжело Зампер. — У нас с вами больше нет нашей страны, — герр Грунер. Германской Демократической Республики больше не существует.

— А куда делись все наши сотрудники? — не сообразил Грунер.

— К нам позвонил из постпредства ФФРГ какой-то клерк и приказал всем явиться к постоянному представителю ровно в шесть часов. Вот наши туда и поехали.

— Как «поехали»? — нахмурился Грунер. — Все бросили работу и поехали в их представительство?

— Конечно. Все понимают, что нашей страны больше нет. Теперь произойдет объединение и двух представительств. Каждый из них хочет уцелеть в Нью-Йорке. Поэтому поехали все.

— И наш постпред тоже?

— Он в Вашингтоне, у нашего посла.

— А остальные? Неужели Майснер тоже поехал? — не поверил Грунер.

— Он агитировал всех остальных, — вздохнул Зампер. — Никогда бы не подумал, что люди способны так измениться. Вы ведь помните, каким неистовым поборником идеи был Майснер. Ведь он был секретарем нашей парторганизации. А сегодня сам опечатал кассу и запер всю партийную документацию в своем сейфе. Говорит, никогда не верил в этот хонеккеровский социализм.

— Вот сукин сын, — беззлобно заметил Грунер, — а вы почему не поехали? Из-за меня?

— Я… я не могу, — сказал Зампер, — не из-за вас. Хотя я обязан передать вам конверт. Но не из-за вас. Просто я не могу. И не хочу. Меня слишком многое связывало с той, уже несуществующей страной. Вы ведь знаете, Грунер, стоя вступил в партию еще во время войны. Потом мы вместе с русскими восстанавливали Берлин. Я был совсем молодым человеком. Я не могу изменять своим принципам. Это не для меня.

— Поэтому вы сидите здесь, — понял наконец Грунер. — Шли бы лучше домой.

— Мне позвонила Марта, — вздохнул старик, — она боится за нашего сына. Он работал в «Штази». Что сейчас будет, Грунер? Они наверняка все останутся без работы? Или их посадят в тюрьму?

— Не знаю, — угрюмо ответил Грунер, вспомнив о собственной судьбе, — я ничего не знаю. Во всяком случае, при любом варианте событий не следует сидеть здесь и плакать. Идите лучше домой. Или примите реальность, как это сделал Майснер.

Старик покачал головой. Потом медленно поднялся, подошел к своему сейфу, открыл его и достал запечатанный конверт.

— Это для вас, — протянул конверт и, не удержавшись, спросил: — А вы не поедете к этим типам, в их постпредство?

— Я подумаю, — сквозь зубы ответил Грунер.

Он вышел из кабинета, не забыв захватить с собой чемоданчик. Прошел к своей комнате. Открыл и вошел внутрь. Закрыл дверь и прислонился к ней, словно боясь, что кто-то может войти. Он закрыл глаза. Этого следовало ожидать. После того как осенью прошлого года пала Берлинская стена, все стало окончательно ясно. Его государство было обречено на заклание. Вопрос был лишь во времени. Он открыл глаза и посмотрел на лежавший рядом с ним чемоданчик. Он знал, что в нем может быть. Именно поэтому Шмидт так спешно летел в Нью-Йорк. И так же быстро улетел отсюда, чтобы успеть вернуться ночью в Берлин, уже ставший единым городом, хотя формально и находящийся в двух государствах.

Грунер поднял листок бумаги, стал медленно читать текст, отпечатанный за несколько недель до сегодняшнего дня. Или они все предусмотрели еще тогда?

«С момента получения данного сообщения вы переходите на нелегальное положение. И начинаете операцию „Переход“, цель которой вам известна. Полученная сумма денег должна быть размещена на счетах местного отделения „Сити-банка“. Связь через известный вам канал в Буэнос-Айресе. Желаем успеха».

Он понял, что все действительно давно решено. Они успели подготовиться к такому событию. Неужели предвидели действительно все? В том числе и поведение таких мерзавцев, как Майснер? Он по-прежнему стоял, прислонившись к двери. Несчастный Зампер. Все, во что он верил, оказалось разрушенным. Больше не было ни его страны, ни его партии. Как все это должно быть для него страшно.

Грунер наклонился к чемоданчику, поднял его и положил на стол. Набрал нужный код, достал ключи, открыл замок. Чемоданчик был плотно набит сто долларовыми купюрами. Здесь было ровно три миллиона долларов, это Грунер уже знал. Сверху лежала папка. В ней находились билет на сегодняшний рейс в Аргентину и новенький паспорт на имя Альфреда Кохана. С его собственной фотографией. И, конечно, с испанской визой. Он долго смотрел на фотографию, словно пытаясь узнать самого себя. Отныне ему предстояло жить под этим именем. Андреас Грунер, бывший резидент восточногерманской разведки, в эту минуту исчез. И родился новый бизнесмен из Южной Америки — Альфред Кохан.

 

ГЛАВА 2

ГОД СПУСТЯ

Она еще раз оглядела свой автомобиль. Кажется, припарковала правильно. Этот элемент вождения все чаще давался ей с трудом. Взглянула на часы. Есть еще несколько минут. И побежала к нужному ей пятиэтажному дому. Вход в этот блок был закрыт. Требовалось набрать нужную последовательность цифр. Открыла дверь. За второй дверью сидел охранник. Он, конечно, ее узнал, но здесь были свои строгие правила, и она достала из сумочки удостоверение, развернула его фотографией к охраннику. И только после этого щелкнул замок, и вторая дверь медленно начала открываться.

Она побежала по лестнице. В этом здании, расположенном достаточно далеко от площади Дзержинского, размещалось одно из подразделений Первого главного управления КГБ СССР. Одно из подразделений советской разведки, называемое в документах группой «Кларисса».

Сама идея создания подобной группы из аналитиков-профессионалов, психологов, экспертов, использующих в своей деятельности новейшие достижения медицины и психологии, была практически реализована около двадцати лет назад, когда в начале семидесятых, после замен в руководстве советской разведки, было принято решение об изменении подходов к определенным проблемам.

В этой группе работали самые красивые женщины и самые обаятельные мужчины. Группа часто добивалась больших успехов там, где пасовала обычная логика и обычные методы работы профессионалов. Полковник Марина Чернышева была одним из лучших сотрудников группы «Кларисса». Только недавно ей исполнилось сорок лет, но, несмотря на достаточно солидный для женщины возраст, она выглядела так, словно годы проходили мимо нее. Подтянутая, всегда собранная, обладавшая почти мальчишеской фигурой, с короткой стрижкой, Чернышева по праву считалась одним из лучших аналитиков среди нескольких десятков сотрудников, составлявших ядро группы «Кларисса». Сегодня она спешила к бессменному руководителю группы генералу Маркову.

В приемной, как обычно, сидел дежурный офицер. Увидев вошедшую женщину, он быстро поднялся, кивнул на дверь:

— Они вас ждут.

— Он не один? — несколько удивилась Чернышева. В их ведомстве не любили коллективных бесед.

— У него там гость. Он просил, чтобы вы сразу вошли, как только приедете.

Она нахмурилась. Откуда мог появиться этот неведомый гость? Но уже через несколько секунд она входила в кабинет генерала.

— Добрый день, — приветствовал ее Марков, — проходите, садитесь. А заодно и познакомьтесь. Это товарищ Циннер. Полковник Чернышева, — представил он вошедшую своему гостю.

Это был человек лет шестидесяти, с маленьким лисьим лицом. Острые глаза буквально впивались в женщину. Марина почувствовала на себе колючий взгляд незнакомца. Холодно кивнула и, проходя к столу, села напротив мужчин. Она уже поняла, что гость генерала — иностранец. И это ее очень удивило. Сюда обычно не пускали иностранцев, даже самых верных союзников. Последние два года наглядно продемонстрировали, как союзники в Восточной Европе превращаются в нейтрально-враждебные государства.

— Товарищ Циннер из Берлина, — сказал Марков, — он работал в ГДР. Возглавлял аналогичную группу, со схожими задачами, в разведке немецкого государства, работавшую против Западной Германии. Сейчас проживает у нас.

— Ясно, — кивнула Чернышева.

Вот почему сюда пустили этого типа. Он просто сбежал из собственной страны. Она знала, какое количество высокопоставленных генералов и офицеров восточногерманских спецслужб во главе с Маркусом Вольфом бежали после объединения Германии в Советский Союз. И хотя формально процесс объединения все еще продолжался после падения Берлинской стены, этим людям уже не было места в новой Германии. Но что означают слова генерала об аналогичной группе в ГДР? Она никогда не слышала о такой группе. Словно подслушав ее мысли, Марков сказал:

— Это был самый засекреченный проект наших немецких товарищей. План самого Вольфа. Были отобраны красивые и обаятельные молодые люди, которые переехали в ФРГ, чтобы начать атаку на сердца старых дев — женщин в возрасте за тридцать, уже не надеявшихся встретить своих партнеров и прозябающих в одиночестве. Разумеется, все женщины такого типа должны были работать в ведомствах особого рода, имевших отношение к правительственным чиновникам, обороне и разведке ФРГ, так интересовавших наших друзей и нашу разведку.

— «Наступление на секретарш», — усмехнулась Чернышева. — Я об этом слышала.

— Дальше вам расскажет товарищ Циннер, — показал на своего коллегу генерал Марков.

— Это было не только «наступление на секретарш», — продолжал Циннер. По-русски он говорил хорошо, но с сильным акцентом. — Мы разработали целую программу. Там были разные люди. Мы использовали любые отклонения возможных агентов. Вы меня понимаете?

— Не совсем.

— Если, это были, как вы говорите, старые девы, мы посылали молодых мужчин. Если это были «розовые», хотя нет, вы говорите — «голубые», в общем, гомосексуалисты, мы посылали людей соответствующей сексуальной ориентации. Если это был мужчина, желающий развлечься на стороне, то с ним знакомили красивую женщину. Мы использовали наклонности каждого из нужных нам людей. И это давало очень большой эффект. Особенно с женщинами. Они обычно бывали болтливы. Знаете, как бывает с женщинами, когда после долгих лет одиночества она встречает своего «принца»?

— Не знаю, — довольно резко парировала Чернышева, — никогда не ощущала на себе.

Марков усмехнулся. Циннер испуганно замахал руками.

— Конечно, нет. Я не это имел в виду. Такая красивая женщина, как вы, наверняка безо всяких сексуальных отклонений.

— Мне тоже так кажется, — холодно подтвердила полковник.

— Наша программа была рассчитана на десять лет. Мы начали ее разработку в восемьдесят первом. Она давала поначалу очень большой эффект, но после восемьдесят девятого года мы по разным причинам оборвали все связи и вынуждены были ликвидировать нашу группу.

— А руководство отдела эмигрировало в нашу страну, — добавил за Циннера генерал Марков.

— Я это уже поняла, — кивнула Чернышева. — Речь идет, очевидно, о восстановлении утерянных связей?

— Да, — ответил Марков, — всегда восхищаюсь твоим умением мгновенно понять ситуацию. Нам нужно восстановить утерянные связи.

Когда он переходил с ней на «ты», это означало высшую степень доверия. И одновременно высшую степень сложности.

— Искать гомосексуалистов, развратников и неудовлетворенных старых дам в коридорах власти, — пошутила Чернышева, — не очень приятная задача.

— Мы обязаны восстановить все связи, — упрямо сказал Марков. — У товарища Циннера есть необходимая документация. Придется выходить на самых необходимых нам людей. Независимо от их сексуальной ориентации. Чем она изощреннее, тем лучше. Агент будет более тесно привязан к нам. Но действовать придется самостоятельно, не рассчитывая на поддержку местной резидентуры КГБ. Мы не можем их задействовать. Сейчас стоит вопрос об общей реорганизации нашей агентуры в объединенной Германии. Руководство ПГУ уже отозвало из Бонна Шишкина. И сейчас по-новому организуется работа четвертого отдела.

— Разумеется, при этом мы должны учитывать мнение наших немецких товарищей, — подчеркнул он в заключение.

— Мне придется возглавить эти поиски? — поняла Чернышева.

— Как обычно, — кивнул Марков, — посмотри, кто лучше подходит для такой работы. Ты ведь у нас лучший специалист по проблемам сексуальной ориентации агентов.

Даже Циннер уловил в словах генерала насмешку. А Чернышева невозмутимо парировала:

— Только под вашим чутким руководством, товарищ генерал. У меня просто нет такого опыта.

 

ГЛАВА 3

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Около двух лет продолжалась уникальная ситуация открытых границ. Советский Союз еще существовал, но границы противостояния двух Германий уже не было. Не было Стены, столь наглядно разделявшей Берлин и весь мир пополам, не было прежних жестких кордонов. Но в Восточной зоне Германии по-прежнему находилась огромная группировка советских войск, а в Западной — по-прежнему стояли войска НАТО. И каждая сторона в полной мере пыталась воспользоваться сложившейся парадоксальной ситуацией, в которой перемешались свои и чужие.

Преимущество в этой патовой ситуации, как это ни покажется странным, было у советской стороны. Изначально было понятно, что объединение произойдет на условиях победителей, которые в данном случае будут диктовать свои правила игры. А победителями в данном случае были представители западной стороны. Было ясно и другое. Советские войска должны будут уйти из объединенной Германии. А это означает, что советская разведка — Первое главное управление КГБ СССР и Главное разведывательное управление, представлявшее военную разведку, — получила абсолютные возможности готовиться к размещению по всей стране своей будущей агентуры, которая должна будет функционировать уже после ухода советских войск из Германии.

Уникальность ситуации была и в том, что практически все руководство бывшей восточногерманской разведки перебралось в СССР и во главе с легендарным Маркусом Вольфом готовило «новые» кадры для будущей Германии. Только после августа девяносто первого Вольф покинет пределы СССР и переберется в Австрию, а уже затем предстанет перед судом в Германии, но так и не расскажет ничего о своей деятельности. А пока, в девяностом году, он вместе с группой генералов бывшей «Штази» находится в Москве и помогает в подготовке будущих агентов.

Чернышева начала работу вместе с Циннером. Он предоставил в распоряжение руководства советской разведки необходимую документацию. Ознакомившись со всеми документами, она в полной мере оценила всю изощренность плана руководителя восточногерманской разведки, одного из самых опытных профессионалов в мире — Маркуса Вольфа.

Две недели ушло на ознакомление с документами. А ещев один день генерал Марков лично сел за руль, и они вместе с Мариной Чернышевой выехали за город, на одну из конспиративных дач ПГУ КГБ, где в это время жил сам Маркус Вольф. Она с удивлением, смешанным с восторгом, познакомилась с этим человеком, ставшим легендой еще при жизни. Бесчисленное количество исследований и книг, посвященных этому человеку, не сумели раскрыть даже в небольшой мере весь характер и изощренный ум этого разведчика. Вольф, в свою очередь, с интересом разговаривал с Чернышевой, отмечая необычайно широкую эрудицию и аналитические возможности сидевшей перед ним женщины. В беседе принимал участие и Циннер, приехавший сюда на другом автомобиле.

— Это вы поедете в Германию? — спросил Вольф в самом начале беседы.

Разговор шел на русском языке. Они находились в большой просторной комнате, усевшись в удобные, глубокие кресла, стоявшие вокруг столика. В комнате лишь однажды появилась пожилая женщина, расставившая на столике фрукты, печенье, пиво и бутылку красного вина.

— Да, — подтвердила Чернышева, с тревогой ожидая приговора.

— У вас большой опыт, — одобрительно сказал Вольф. — А как вы говорите по-немецки?

— Плохо, — честно призналась Марина, — я лучше знаю испанский, английский, французский.

— Плохо, — он не удивился. Только поднял вопросительно бровь, глядя на Маркова, словно в ожидании объяснений.

— Все очень просто, — улыбнулся генерал. — В Германии понимают, что мы сразу начнем восстанавливать вашу сеть агентов и настороженно следят за любым человеком, пересекающим границу. Любой иностранец в Западной зоне, имеющий контакты с чиновниками из правительственных учреждений либо прибывающий в Бонн вызывает подозрение. Поэтому наши аналитики разработали план, при котором в Бонн поедет мексиканская журналистка, не совсем хорошо знающая немецкий язык. В таком варианте это вызовет меньше подозрений. Ведь ни одна разведка мира не пошлет на сложное задание агента, не знающего язык страны, где он должен работать. В таком случае это может быть кто угодно, но не разведчик. А инсценировать плохое знание языка практически невозможно. Поэтому мы приняли решение применить такой необычный вариант.

Вольф улыбнулся.

— Интересное решение. Я об этом думал раньше. Иногда мы использовали подобный трюк, когда наша агентура была завербована в третьих странах и направлялась на работу в Западную Германию. Их контрразведка ждала специалистов-немцев, хорошо владеющих родным языком. А вместо этого появлялся англичанин или итальянец, которого можно было подозревать в чем угодно, но только не в работе на спецслужбы ГДР. Поздравляю, коллега, это действительно очень оригинальный ход. А проблема Клейстера? Вы рассказали о ней своему сотруднику?

Марина насторожилась. Она впервые услышала фамилию Клейстера.

— Пока нет, — Марков отреагировал излишне спокойно. — Но и этот вариант учитывался, когда мы принимали окончательное решение, кто именно поедет в Германию.

— Мы тогда не успели разобраться, — нахмурился Вольф, — и мне очень не понравилось это запутанное дело. Нашего сотрудника Ульриха Катцера, обычно выходившего на связь с Клейстером, нашли мертвым в канале. Полицейские считали, что это было самоубийство, но убитый почему-то выстрелил в себя левой рукой. А я лично знал Катцера. Он не был левшой. И мне тогда не понравилось, что человек, никогда не державший пистолета или ручки в левой руке, в решающий момент стреляется, прикладывая пистолет именно слева.

— Вы считаете, что его убили? — понял Марков.

— У нас были такие подозрения. Но все развалилось слишком быстро. Во всяком случае, Клейстер исчез и с тех пор мы его не видели. Аодин из наших агентов позже подтвердил, что именно через Клейстера передал крайне важные для нас сообщения по Югославии. Это как раз то, что сейчас интересует и вашу разведку.

— Надеюсь, ваши агенты сумеют перестроить работу и приспособиться к новым условиям, — Марков говорил скорее для Чернышевой, чем для немцев.

— Там три агента, — напомнил Циннер, — три наших сотрудника, которые сумели закрепиться в Бонне еще до падения Берлинской стены. Это были лучшие наши агенты. И задание у них было достаточно сложное. И хотя вся операция проходила в русле директив по плану «наступление на секретарш», у этих троих объекты были куда интереснее. Начальник отдела канцелярии канцлера страны, руководитель пресс-службы западногерманского МИДа, кстати, представительница очень известной фамилии, и высокопоставленный сотрудник разведки. Для разработки легенд психологов и сексопатологов, психиатров и аналитиков. Но временно связь с нашими агентами была законспирирована. Мы считали нецелесообразным раскрывать их подлинные имена. В декабре восемьдесят девятого мы вывезли всю документацию в Москву.

— Надеюсь, что всю, — кивнул Марков, — иначе нашим сотрудникам придется очень нелегко.

— Всю, — подтвердил Вольф, — но действовать все равно нужно осторожно. Все трое наших офицеров были посланы еще тогда, когда мы верили в свои идеалы, когда существовала наша страна и наша разведка. После падения страны они вполне могут отказаться от сотрудничества с нами. Формально их даже нельзя обвинить. Они присягали государству, которого нет.

— Вы сомневаетесь в их надежности? — сразу спросил Марков.

— Это было в другую эпоху, — честно сказал Вольф, — я не могу поручиться за каждого из них. Раньше, действительно, мог. Но сейчас не могу. Я думаю, что вы меня правильно понимаете.

— Конечно, — мрачно ответил Марков, — у нас похожие проблемы с нашими союзниками в Польше, Венгрии, Болгарии. Старые связи нарушены, приходится устанавливать новые.

— Это три агента имели доступ к самой секретной информации, — медленно произнес Вольф. Он налил в два стакана красного вина, передавая один из них сидевшей рядом с ним Марине. — Мы планировали их внедрение довольно давно. Операция проводилась в несколько этапов. Закрепление, обретение связей, знакомство, женитьба, доступ к информации.

— Им разрешалось говорить своим женам, на кого именно они работают? — заинтересовалась Чернышева.

— Как правило, они не раскрывались полностью. Речь могла идти о неких общих интересах самой Западной Германии. Но в виде исключения мы иногда давали согласие на подобный шаг.

— Этим троим вы тоже давали разрешение на подобные откровения?

— Не давали. Но агенты могли и сами проявить некоторую инициативу. Это были сотрудники, имевшие право на самостоятельные действия.

— Во всех трех случаях была использована одна и та же схема?

— Практически, да. Во всех трех случаях были выбраны женщины, работавшие в интересующих нас учреждениях и не сумевшие устроить личную жизнь. Разумеется, мы отбирали и с учетом личностных характеристик каждой и их потенциальных возможностей.

— Что это означает? — спросила Марина. Вольф мягко улыбнулся. Отпил немного вина.

— Говоря о потенциальных возможностях, мы оценивали шансы той или иной женщины найти себе мужчину.

Марина выдержала его насмешливый взгляд. Но чуть покраснела.

— Вы имеете в виду, что подобрали самых бесперспективных?

— Вот именно, — кивнул Вольф, — тех, кто уже не мог надеяться найти себе подходящего мужчину. В силу физических либо психологических причин. И вдруг появляется молодой, красивый, богатый… Это действует довольно убедительно. Вы меня понимаете?

— Это довольно жестоко, — заметила Чернышева.

— Мы не оперируем таким понятием, товарищ полковник, — спокойно произнес Вольф. — У нас несколько другие критерии отбора. Использовать любую возможность, чтобы прорвать оборону противника, — это универсальный принцип любого нападения.

— Противника, — повторила Чернышева, — а ведь речи идет о несчастных женщинах.

Марков с интересом следил за беседой, не вмешиваясь в разговор.

— Я не хочу быть циником, — усмехнулся Циннер, — но, по-моему, вы напрасно так переживаете за женщин. Они получают то, чего никогда не смогли бы получить. Хорошего, верного, красивого спутника жизни. Разве это так плохо? В конце концов, они ничего не теряют, а только приобретают.

— По-моему, вы все-таки циник, — поморщилась Чернышева. Она видела внимательный взгляд Маркова и понимала, что он, как обычно, наблюдает за ее реакцией. Но неприятие подобного «метода в разведке» было достаточно искренним.

— Я думаю, мы все понимаем ваше негодование, — снова пригубил свое вино Маркус Вольф, — но вы должны понять и нас. Это был очень эффектный и надежный способ проникновения нашей агентуры в закрытые ведомства противника. Мы получали агентов, которые уже прошли многократную проверку и в чьей лояльности никто не сомневался. Чтобы закрепиться в канцелярии канцлера в БНД, нашему сотруднику понадобилось бы много лет. Знакомство с женщиной позволяло существенно ускорить процесс проникновения нашей разведки и тайны другой стороны.

— У нас просто не было никаких других возможностей, — добавил Циннер, — иначе мы бы не смогли проникнуть ни в Пуллах, нив МИД, ни в канцелярию канцлера.

— И вы были уверены, что все эти агенты способны выполнять любые ваши поручения? Спросила вдруг Чернышева. — Вам не кажется, что всегда существовал определенный риск провала ваших агентов?

Опытный Вольф, почувствовав, что она сейчас спросит, промолчал. А Циннер, кинув на него осторожный взгляд, сказал:

— Пока с ними были их мужчины, мы были уверены в их искреннем желании сотрудничать с нами. А почему вы спрашиваете?

— Я вдруг подумала, что будет, если кто-нибудь из подставленных вами женщин вдруг узнает, почему именно ей привалило «такое счастье» в виде ее очаровательного спутника жизни. Разочарование в таком случае бывает очень жестким. И месть может быть довольно неприятной для вашего нелегала.

— Мы просчитывали этот вариант с нашими аналитиками, — строго ответил Циннер. — В случае необходимости агенту предлогалось немедленно свернуть всю работу и возвращаться.

— А если ему некуда возвращаться? — задала очередной вопрос Чернышева. — Вы понимаете, какой конфликт может возникнуть между обманутой женщиной и ее спутником?

— Что вы хотите сказать? — нервно дернулся Циннер.

— Ничего. Я просто просчитываю варианты. Мне кажется, что это будет самое трудное задание в моей жизни. Вы попытались воздействовать на биологическую природу женщины, на ее подсознание. И я совсем не уверена, что ваши аналитики сумели просчитать все возможные варианты. В такой ситуации возможно любое непредсказуемое развитие ситуации, особенно с учетом психических свойств обманутых женщин.

— Да, — сказал Маркус Вольф, — и именно поэтому я не могу сегодня поручиться ни за одного из моих агентов.

Циннер хотел было возразить, но, шумно вздохнув, промолчал.

Она успела увидеть и выражение лица Вольфа, и выразительный взгляд генерала Маркова. Они возвращались вдвоем с Марковым, который снова сел за руль. Почти все время он молчал. Только перед въездом в город, глядя перед собой, он сказал:

— Я понимаю, что тебя волнует. Конечно, придется очень сложно. Развал ГДР плюс подобная ситуация, где действуют в паре разочаровавшийся агент и его нелюбимая жена. В такой ситуации нужен не разведчик, а психолог. Вернее, психиатр. Поэтому я и решил послать тебя. Очень важно, чтобы ты прочувствовала атмосферу каждой семьи, попыталась понять чувства каждого из агентов. Можем ли мы положиться на них, сумеют ли они перестроиться, как будут развиваться их отношения дальше. Все это нас очень волнует. И тебе будет очень трудно. Может быть, так трудно, как тебе не было никогда. Тебе придется стать немного сексопатологом, немного психиатром, немного аналитиком.

Он помолчал и добавил:

— И совсем немного женщиной. А еще лучше, если ты вообще забудешь, что ты женщина. И учти, что мы до сих пор не знаем, куда исчез связной Клейстер. Это может очень осложнить твою работу.

Она посмотрела на него, но ничего не сказала. Только выходя из автомобиля, когда он остановился в ста метрах от ее дома, спросила на прощание:

— А почему вы решили поручить именно мне это дело?

— Марков посмотрел на нее сквозь закрытое стекло своей «Волги». Потом медленно вывернул руль и отъехал, так и не произнеся ни слова. А она быстро пошла к своему дому. Кажется, Марков объяснил ей, почему все-таки он выбрал именно ее. Ведь он так выразительно промолчал.

 

ГЛАВА 4

ЗЕПП ГЕРЛИХ

Зепп Герлих считал себя счастливым человеком. Родившись в голодном сорок шестом, он выжил благодаря тетушке, забравшей его к себе. И хотя нельзя считать полностью счастливым человеком ребенка, лишившегося матери уже в первые часы после своего рождения, тем не менее это был единственный досадный случай в его жизни, происшедший, очевидно, по недосмотру небесной канцелярии. Семья тетушки жила в Кайзерслаутерне, менее других пострадавшем от бомбардировок и налетов вражеской авиации. Там и рос маленький Зепп, пока в десять лет за ним не приехал отец, чтобы забрать его обратно.

Только в Магдебурге Зепп узнал, что его отец партийный функционер, которому в порядке исключения было разрешено переехать в Западную Германию и забрать сына. На дворе был пятьдесят шестой год, а положение в Венгрии волновало всю Европу и весь мир. И линия противостояния, проходившая по Германии, казалась натянутой струной, которая в любой момент может лопнуть.

Именно поэтому отец не особенно распространялся о своей истинной работе, чтобы не волновать пожилую сестру его жены, уже привыкшую к малышу и расстававшуюся с ним со слезами на глазах. Но процесс адаптации Зеппа Герлиха прошел относительно безболезненно. Он закончил среднюю школу, поступил в институт. Казалось, все шло нормально. Но после завершения института молодой Герлих не пошел в инженеры-строители, а прямиком направился в разведку, куда его пригласили еще во время учебы в институте.

Герлих готовился в течение нескольких лет, а затем выполнял специальные задания в Южной Америке, куда уверенно проникали немецкие и чехословацкие разведчики, помогая с кубинскими и никарагуанскими революционерами осваивать КГБ прежде «неосвоенные земли».

В начале восьмидесятых тридцатипятилетний красавец Зепп Герлих оказался откомандированным в распоряжение отдела Циннера. Подготовка профессионального разведчика продолжалась недолго. Задание поначалу ошеломило его, но привыкший к дисциплине Герлих понимал, что шансы на успех могут быть чрезвычайно высоки.

Через полтора года в Кайзерслаутерне у престарелой тетушки объявился Зепп Герлих, который легально переезжал к родственникам после смерти своего отца. Никто, правда, не уточнял, что отец Зеппа умер пять лет назад, а он воспылал любовью к тетушке лишь тогда, когда это понадобилось восточногерманской разведке.

Переехав на Запад, Зепп Герлих основал свою небольшую фирму по продаже недвижимости. Очевидно, дела у него пошли совсем неплохо, если вскоре он открыл филиал своей конторы в Кельне. Налоговые службы не заинтересовал тот невероятный факт, что за полтора года своей «успешной» деятельности, в результате которой он открыл филиал своей компании, Герлиху удалось продать лишь три дома, да то чисто случайно.

Но в отделе Циннера никогда не жалели денег на проведение секретных операций. К тому же все эти операции обычно планировались с учетом психологии выбранного объекта и возможности успешных действий внедряемого агента. И Зепп Герлих купил роскошный «Ягуар», потратив на это почти все деньги, лежавшие на его счету.

По странной случайности контора мистера Герлиха была расположена в доме, где жила пожилая фрау Векверт. Раз в неделю, обычно по субботам, навестить старую женщину приезжала из Бонна ее дочь — Элоиза Векверт, работавшая в канцелярии канцлера. Женщине былотридцать восемь, и она была до сих пор не замужем. Даже при мимолетном взгляде на Элоизу становилось ясно, что она никогда не была замужем. Строгий взгляд, старомодные очки, белая, всегда тщательно выглаженная блузка, длинные, значительно ниже колен юбки и, конечно туфли. Узкое, чуть вытянутое лицо, тонкие сжатые губы. При всем желании ее нельзя было назвать особенно красивой. Очевидно, фрейлин Векверт это осознавала, ибо ее вечно строгий пронзительный взгляд из-под очков вполне соответствовал ее имиджу решительной и замкнутой женщины, одно появление которой наводило трепет на всех ее сотрудников. К этому времени она уже была руководителем отдела.

По «непонятному» совпадению именно по субботам приезжал в филиал своей конторы Зепп Герлих. И именно в то самоевремя, когда фрейлейн Векверт навещала свою мать. Не обратить внимание на молодого красавца в роскошном «Ягуаре» было невозможно. И вскоре строгое лицо Элоизы начало несколько смягчаться, когда она встречала Герлиха.

А однажды он даже помог старой фрау Векверт поднять в дом тяжелую сумку. И с тех пор даже несколько раз вещал пожилую женщину, став прекрасным слушателем для скучающей одинокой дамы. В эти часы Зепп Герлих обычно слегка дремал, стараясь не шевелиться, чтобы не обидеть близорукую фрау Векверт. Но неизменно был любезен и обходителен.

Развязка наступила довольно скоро. Прибывшая в одну из очередных суббот Элоиза Векверт узнала о любезном соседе от своей матери. Пожилая женщина, не скрывая своего восхищения обходительным владельцем «крупной фирмы недвижимости», рассказывала о нем в превосходных тонах, не преминув намекнуть дочери, что для нее это была бы блестящая партия.

«Старые девы», какой и была Элоиза Векверт, обычно чувствительны к подобным замечаниям. Кроме того, после тридцати пяти, теряя с каждым годом надежды на обретение семейного счастья и вообще мужчины, они замыкаются в себе, утешая себя разного рода, прописными истинами и нелепыми сентенциями, словно специально придуманными для таких случаев. «Лучше быть одному, чем жить вдвоем, но в одиночестве» — лозунг старых дев всех времен и народов, скрывающих естественную тягу любой нормальной женщины к мужскому вниманию.

Такие женщины часто становятся неуемными моралистками и мужененавистницами, не понимая, что путают причину и следствие. К сорока годам им кажется, что они всегда не любили мужчин, оставаясь стойкими и последовательными в своих убеждениях, и, как следствие, поэтому и оказались столь стойкими в защите своих женских добродетелей. На самом деле все гораздо проще. Именно из-за того, что на эти самые добродетели никто и не думал покушаться, женщины оставались «старыми девами» и, как следствие, начинали ненавидеть всех мужчин, предпочитающих им красивых пустышек. Себя они, конечно, считали невероятными интеллектуалками, что зачастую соответствовало истине, так как внутренняя энергия женщины, оставшейся без должного мужского внимания, часто направлялась на разного рода интеллектуальные занятия. Просто потому, что другие занятия им были недоступны.

Элоиза Векверт полностью соответствовала этому образу. Она была интеллектуалкой, мужененавистницей, сделавшей успешную карьеру «старой девы», искренне считающей, что смазливое личико нравиться мужчинам куда больше, чем ум и душа женщины. Но появление Зеппа Герлиха впервые поколебало это мнение.

Агенты «папаши Циннера» не полагались на свое обаяние и красоту. Ситуацию для них просчитывали опытные психологи и сексопатологи. Они выбирали личностный тип именно такого агента, который должен был соответствовать вкусам намеченного объекта. Поведение, манеры, речь, одежда, даже легенда подбирались с учетом вкусов женщины, чтобы произвести на нее ошеломляющее впечатление.

Именно поэтому во время одного из своих визитов Зепп Герлих «забыл» на столе в доме матери Элоизы томик поэзии Рильке. Элоиза была очарована. Она и не представляла, что деловые мужчины находят еще время для ее любимого Рильке. И решила сама вернуть книгу, не понимая, что попадает в спланированную ловушку.

В следующую субботу она вышла из дома матери раньше обычного. Ее автомобиль «БМВ» — не последнего года выпуска — стоял рядом с «Ягуаром» Герлиха. Она подошла к автомобилю, ожидая, когда появится Герлих. Заметив стоявшую у машины даму, он торопливо попрощался со своим сотрудником и вышел на улицу. На нем был строгий классический костюм и подобранные в тон одежды туфли, галстук, сорочка. Фрейлейн Векверт должны были понравиться подобные «мелочи».

— Добрый вечер, фройляйн Векверт, — мягко сказал он, подходя.

— Добрый вечер, — попыталась улыбнуться женщина. Именно попыталась, так как делала это впервые с определенно целью — чуть-чуть понравиться.

— Как ваша мать? — любезно осведомился Герлих.

— Благодарю вас, герр Герлих. Мама всегда говорит о вас в таких восторженных тонах.

— Она очень умная женщина, — кивнул Герлих.

— Я принесла вашу книгу. Вы оставили ее на столике, в квартире моей мамы.

— Спасибо, — обрадовался Герлих, — я очень люблю эту книгу и все время думал, где именно мог ее оставить.

— Вы любите Рильке, — поняла женщина. На этот раз ее улыбка получилась более естественной.

— просто обожаю, — чтобы знать больше, он выучил несколько стихотворений прежде неизвестного ему поэта. Он хотел процитировать строчки, но вспомнил, что психологи советовали делать ему это только в постели либо в другой интимной ситуации. Цитировать стихи на улице было нельзя. В этом был налет мелодраматичности, и это могло не понравиться Элоизе Векверт.

Он взял книгу и сдержанно поклонился, уже точно зная, что произойдет. Женщина безуспешно пыталась завести свою машину. Ее автомобиль всегда стоял рядом с его машиной, и Герлих уже давно изготовил запасной комплект ключей. А сделать так, чтобы ее машина не смогла завестись, было совсем нетрудно.

Он спокойно понаблюдал, как она пытается завести мотор, и лишь потом подошел к ее машине.

— Кажется, у вас проблемы? — улыбнулся Герлих.

— Да, — озабоченно призналась женщина, — она почему-то не заводится. Не понимаю, что могло случиться.

— Давайте я попробую, — предложил он.

Она охотно, даже слишком охотно уступила ему свое место. После нескольких неудачных попыток он пожал плечами.

— Нужно позвонить в Центр, сообщить о неисправности вашего автомобиля, хотя сегодня субботний вечер. Они могут провозиться довольно долго. Может, мы вызовем техников, а я повезу вас домой?

Она чуть смутилась. Но предложение было заманчивым. Ей нравился этот красивый высокий мужчина, удачливый бизнесмен и любитель поэзии Рильке. Поэтому приняла его предложение, не понимая, что делает очередной шаг к мышеловке.

Он отвез ее в Бонн, где она жила, почти не произнеся по дороге ни слова. Именно по такому сценарию все должно было развиваться. Подсознание женщины должно было само продолжить их разговор. Во время встречи с фрейлейн Векверт нужно было изображать строгого романтика, любителя поэзии и сдержанного мужчину. Именно такой образ должен был понравиться Элоизе Векверт. И именно таким предстал перед ней Зепп Герлих. Мужчина ее мечты, в которого она должна была влюбиться. И на которого с этого момента должна была работать.

 

ГЛАВА 5

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Севилья — один из самых красивых городов Испании. Хотя в этой стране трудно выделить какой-то конкретный город. Блестящая Барселона, аристократическая и электрическая в своей архитектуре; великолепный, похожий на пышно одетого сеньора, солнечный Мадрид: древний Толедо с его средневековыми улочками и площадками: средиземноморский город-порт Малага, в котором отчетливо просматривается смешение стилей и вкусов, что столь характерно для городов Южной Испании. Но даже среди них выделяется Севилья, сказочная жемчужина на юге страны, омываемая волнами Гвадалквивира.

В жаркие летние дни город вымирает во время сиесты — послеполуденного отдыха — и лишь с наступлением вечерней прохлады оживает, чтобы снова затихнуть далеко за полночь. Но сейчас, глубокой осенью девяносто первого года, даже во время сиесты в городе попадаются прохожие, а некоторые магазины, даже презрев важность традиционного отдыха, продолжают работать.

Отель «Альфонсо XIII» был расположен в историческом центре старого города. Открытый еще в тысяча девятьсот двадцать девятом году, этот роскошный отель насчитывал сто сорок шесть обычных номеров, восемнадцать сюитов и королевские апартаменты, в которых обычно останавливались приезжие арабские шейхи, на которых не столь сильно действовало жаркое солнце Севильи, немилосердно выжигающее все вокруг.

Внешне здание отеля напоминало небольшой пятиэтажный дворец, в архитектуре которого отчетливо просматривался так называемый «мавританский стиль». Правую башню с колоннадой и арками дополняли две остроконечные башенки на крыше, расположенные между словами «Отель Альфонсо XIII». Вокруг здания бурно цвела субтропическая растительность и выделялись высокие пальмы, посаженные в саду перед отелем.

Даже в номерах выдерживался единый стиль, при котором широкие кровати были с пышными пологами, а тяжелая мебель и люстры дополняли общее впечатление. Именно в этом отеле остановился прилетевший из Аргентины Альфред Кохан. С раннего утра он уже успел поговорить со своим компаньоном в Севилье и позвонить в Буэнос-Айрес, где находился центральный офис его международной компании.

Ровно в одиннадцать часов утра он вышел из отеля, направляясь к площади Испании, рядом с которой был расположен парк Марии-Луизы. Очевидно, его запланированная встреча должна была состояться именно в этом парке, если, придя на место, он посмотрел на часы и начал медленно прогуливаться по дорожкам. Еще через двадцать минут со стороны площади появилась женщина.

Остановившись, он смотрел, как она подходила к нему. Высокая, красивая, волевой подбородок, ровный прямой нос, чуть раскосые глаза. Она шла к нему не сворачивая, и он знал, что это была именно та самая женщина, ради которой он перелетел в Европу и собирался снова вернуться в Германию.

— Добрый день, — просто сказала женщина, подойдя близко и протягивая руку. — Вы Альфред Кохан? — По-испански она говорила очень хорошо.

— Да, — он пожал ей руку, недоумевая, как они нашли подобного агента. И спросил, что полагалось при их первой встрече:

— Откуда вы прилетели?

— Из Мексики. Меня зовут Мария Чавес.

— Тогда все в порядке, — кивнул он, — я жду именно вас.

Было довольно солнечно, хотя наступление осени чувствовалось уже и в самой Севилье. Они зашагали по дорожке парка. Гравий мягко хрустел под ногами.

— Вы хорошо говорите по-испански, — одобрительно сказал Кохан, — это ваш родной язык?

— Почти, — призналась она, — еще я одновременно говорю по-русски и по-английски.

— Вы знаете немецкий?

— Почти не знаю. Понимаю почти все, но говорить не могу. Наши аналитики считали, что это к лучшему. Невозможно все время притворяться.

— Может быть, — согласился он. — Надеюсь, вы объясните мне все необходимое. Меня нашли и вызвали с другого конца света, лишь объяснив, что я должен сотрудничать с вашей разведкой.

— Это вас не устраивает?

— Мне казалось, что я должен буду закрепиться, освоиться. Я только начинал свою деятельность, когда пришел вызов. Вы понимаете мои мотивы?

— Конечно, — сказал она, — но у нас нет времени. Мы обязаны спасти все, что еще можно спасти. Если хотите, речь идет и о судьбе ваших товарищей.

— Не нужно меня уверять, что КГБ действует исключительно из гуманных соображений. Вас, конечно, интересует и агентурная сеть в Западной Германии. Наша бывшая агентурная сеть.

— Вы отказываетесь? — спокойно спросила женщина.

— Надеюсь, у вас нет приказа о моей ликвидации? — Он не шутил. Он просто спрашивал.

— Нет. — Она остановилась и взглянула на него. — Меня просил передать вам привет бывший руководитель Маркус Вольф. Он сказал, что вы всегда были умным и толковым резидентом. И сами разберетесь, что к чему. Еще он просил добавить, что речь идет о Юрге не. Он сказал, что вы знаете, о каком Юрге не он говорит.

Он выдержал ее взгляд. Не отвел глаз. Только спросил:

— Больше ничего:

— Это все, что я должна была вам сказать.

— Ясно. Теперь все ясно. Отныне я должен переквалифицироваться и из бывшего сотрудника нашей разведки и превратиться в сотрудника вашей.

— Вашей разведки больше не существует, герр Кохан, — терпеливо напомнила Марина. Они снова возобновили движение.

— Зато пока существует ваша, — пробормотал он, — нет, ничего. Все правильно. Я об этом много думал. Кто-то должен был подобрать столь ценный материал, как рассыпанные по всему миру наши бывшие резиденты и нелегалы. Хорошо, что это сделали вы, а не американцы. Так нам будет легче перестраиваться. Мы все-таки были союзниками.

— И останемся ими.

— Не нужно себя обманывать, сеньора Чавес. Моей страны больше никогда не будет. Будет другая Германия, может быть, более счастливая, более сильная. Но страны в которой я вырос, которой я присягал, в которой стал офицером, больше нет. И я теперь автоматически становлюсь другим агентом. Другим человеком, если хотите Немцем, работающим против собственной страны на чужую разведку. Во всем мире таких людей называют предателями.

Он говорил спокойно, словно анализируя случившееся. Это ей нравилось. Он избегал надрыва, ненужный эмоций. Просто вслух рассуждал, словно советуясь сам с собой.

— Впрочем, свой выбор мы уже сделали, — добавил он в заключение, — довольно давно. Подозреваю, что герр Вольф знает меня лучше меня самого. Что мы должны делать?

— Вам не рассказали в Аргентине?

— Только в общих чертах. Встретить в Испании Марию Чавес и вместе с ней проверить агентурную сеть нашего «папаши Циннера». Все правильно?

— Правильно. Только почему «папаша Циннер»?

— Так мы его называли. Вы знаете, чем именно занимался его отдел?

— Знаю. Троих сотрудников его отдела мы и должны проверить. Они работали в Западной Германии, и связь с ними была потеряна еще в конце восемьдесят девятого. Резидент, находившийся в контакте с этими агентами и попытавшийся выйти на связь с Вольфом, был ликвидирован. И мы до сих пор не знаем, кто это сделал. Связь со всеми троими была потеряна, и мы решили восстановить ее именно теперь.

— Об этом я уже догадался, — кивнул Кохан. — В каком отеле вы остановились?

— Отель «Becguer», это на улице Католиков.

— Да, чуть удивился Кохан, — кажется, экономия средств коснулась и вашей разведки. Раньше связные и резиденты КГБ всегда останавливались в лучших отелях города.

— Мы располагаем вашими средствами, герр Кохан, — улыбнулась Марина, — я не могу жить в «Альфонсо XIII».

— У вас красивая улыбка, — внезапно сказал он, — и вы умеете слушать. Кажется, мы с вами сработаемся. Но откуда вы знаете, где именно я остановился?

— Это было нетрудно, — призналась женщина, — нужно было только позвонить в лучшие отели Севильи. И почти сразу получить необходимую информацию.

— Вы аналитик? — понял Кохан.

— Да. Я в разведке уже почти двадцать лет.

— Вы прекрасно выглядите, — он был младше ее всего на несколько лет. Но если для мужчины около сорока — это настоящий расцвет, то для женщины после сорока — бабья осень. Последние годы перед теми изменениями, после которых она не сможет зачать. И хотя большинство женщин к этому времени и не помышляют о родах, становясь даже бабушками в этом возрасте, тем не менее ощущение потери бывает болезненным и тяжелым ударом.

Казалось, избавление от неудобства, столько лет причинявшего определенные трудности раз в месяц и становившегося так что серьезной проблемой для женщины, решавшей избегать ненужных осложнений, должно радовать любую из них. Но ощущение утраты все равно бывает оглушительным ударом. И даже не потому, что с этим связаны определенные физиологические перемены. Женщина словно перестает быть готовой выполнять свою главную, самую основную функцию в этом мире. И, может быть, бесплодие молодой женщины — самое ужасное и самое страшное из наказаний, придуманных Сатаной. Ибо Бог не может быть так немилосерден.

Марина благодарно взглянула на Кохана и улыбнулась. Кажется, они оба подумали об одном и том же. Им предстоит провести вместе несколько дней, возможно, несколько недель. И им нужно будет узнать друг друга ближе. Намного ближе. Чтобы в трудный момент отчетливо представлять себе — можно ли положиться на своего напарника.

— Мы будем действовать самостоятельно, или нам дадут помощников?

— В полном режиме автономии, — улыбнулась женщина. — Они считают, что лучше, если мы провалимся вдвоем, а не потащим за собой всю цепочку агентуры.

— Может быть, они и правы, — сдержанно согласился он.

— Операция разрабатывалась с учетом мнений Вольфа и Циннера, — пояснила Марина.

— Когда мы выезжаем в Германию? — спросил Кохан.

— Завтра. Мы должны вылететь в Бельгию, где для нас заказаны билеты на корабль «Кантабрия», совершающий рейс в Гамбург. Каюта первого класса.

— Две каюты, — по привычке уточнил Кохан.

— Одна, — сухо сказала Марина. — Наши аналитики решили, что будет лучше, если мы поедем в одной каюте. В таком случае все будут считать, что некоторая замкнутость пары вполне объяснима тем обстоятельством, что мы с вами скрываем свои близкие отношения. Вы мой шеф, а я отныне ваш новый секретарь. Надеюсь, вы понимаете, что это только легенда?

— Да, — вдруг впервые широко улыбнулся за все время беседы Альфред Кохан, — вы могли бы начать прямо с этого. Ваши аналитики разрабатывают очень привлекательные легенды. Кажется, я готов выполнять все их рекомендации буквально.

На этот раз смеялись оба собеседника. Они словно чувствовали, что именно случится на корабле.

 

ГЛАВА 6

ЗЕПП ГЕРЛИХ

Провожая в первый раз Элоизу Векверт, он ничего не сказал, лишь сдержанно поклонился на прощание, выслушивая благодарность женщины. Затем две недели он не появлялся в своем кельнском офисе. Однако следил за домом, где находился его офис и квартира матери фрейлин Векверт. Он видел, как старательно она приезжала к матери каждую субботу и даже задерживалась у своего автомобиля, стараясь увидеть так понравившегося ей бизнесмена.

И лишь когда она приехала к матери в третью субботу, он наконец позволил себе появиться в своей машине, выехав из-за угла, и даже сделать вид, что обрадован этой неожиданной встречей. Элоиза не скрывала своей радости. В этот день он впервые при гласил ее в маленький ресторанчик. И снова главным девизом его встречи с женщиной была сдержанность. Он не имел права торопиться. Элоиза должна была убедиться в его абсолютной надежности.

Они мило беседовали о ничего не значащих мелочах, он мягко шутил, помня предостережение психологов не казаться слишком назойливым и вульгарным. Зепп Герлих и до этого имел немало встреч с женщинами. Под конец вечера он уже не сомневался, что западня захлопнулась. Женщина попалась в ловушку во многом благодаря прогнозируемому собственному характеру и собственной судьбе.

Герлиху было интересно наблюдать за женщиной, сверяя свои собственные наблюдения с предполагаемым мнением психологов, подготовивших буквально каждый его шаг. Продуманность плана, точная последовательность действий, знание ее психологии давали ему неоспоримое преимущество в этой дуэли. Легко побеждать на дуэли, когда твой противник убежден, что ты всего лишь репетируешь свою роль и вместо пистолета у тебя деревянный макет театрального реквизита.

В этот вечер он снова проводил Элоизу, даже не попытавшись прикоснуться к ее руке. Но когда он приглашал ее на танец и дотрагивался до нее кончиками пальцев, он чувствовал, как она вздрагивала. И это лучше всего остального говорило о подлинном состоянии ее чувств.

Последующие три свидания шли по нарастающей. Пока наконец сама Элоиза не пригласила его к себе домой. В этот вечер у нее играла тихая музыка и был приглушенный свет. Герлих понимал, что именно должно произойти, но чувствовал себя словно дебютант, впервые осмелившийся вызвать на матч более сильного соперника. Ему и раньше приходилось встречаться с женщинами. Но в подобной ситуации он был впервые. Он не хотел признаваться даже самому себе, что непривычно робел, столкнувшись с этой сильной женщиной, которой сегодня ночью он должен был продемонстрировать все свои лучшие мужские качества.

Проблема была лишь в том, что опытный Герлих, имевший немало различных связей на стороне, никогда раньше не имел дело с девственницами. Так получилось в его жизни, что все девушки, с которыми он встречался. Имели уже необходимый опыт, он никогда и ни для одной из них не был первым мужчиной. И сегодня ему предстояло пережить этот сложный момент, о котором он не рассказывал, психологам.

Все получилось не так, как они предусмотрели. Он не сумел быть нежным и любящим мужчиной в постели во время их первого свидания. Скорее, наоборот, это она пыталась овладеть инициативой, несмотря на очевидный стыд. Элоиза впервые в своей жизни в этот вечер разделась перед посторонним мужчиной. И впервые испытала непривычную боль, когда неловким движением Зепп Герлих лишил ее девственности. Но именно его неловкость и скованность сыграли положительную роль. Такого психологи просто не могли придумать.

Зепп и Элоиза промучились несколько минут, прежде чем удалось обрести необходимое равновесие и найти оптимальную позу, но именно эта неопытность уже зрелого мужчины поразила более всего суровую душу Элоизы Векверт. И с этого дня она окончательно поверила в любовь Зеппа Герлиха.

Через два месяца они поженились. На этом настоял сам Герлих, и Элоиза с этого дня стала фрау Герлих, о чем нисколько не сожалела. Она не думала о рождении ребенка: ее карьера была слишком важной, чтобы можно было ее прервать даже на некоторое время. К тому же врачи вынесли абсолютно однозначный приговор, что она никогда не сможет иметь детей. И поэтому Элоиза Герлих отдалась одинаково страстно двум вещам: своей любви и своей работе. Именно в таком порядке семья становилась отныне для нее не менее важной, чем ее профессиональные успехи.

Иногда в постели, принимая ту или иную позу, она страстно шептала мужу: «За все. За все», — словно признавалась себе, что глупо потеряла столько лет и теперь пыталась наверстать упущенное. Герлих был по-прежнему тактичным и внимательным мужем, пока хорошо шли его дела. Но вскоре пришлось закрыть основной офис компании в Кайзерслаутерне. Дальше дела пошли еще хуже.

Отдел Циннера уже торопил Герлиха, приказывая ему усилить нажим на женщину. Был разработан комплекс мер: от внезапно сгоревшего дома, который не успели застраховать, до банкротства фирмы-компаньона Герлиха в Голландии. Все удары судьбы Элоиза принимала мужественно, пытаясь подбодрить своего мужа. Она даже отдала ему часть собственных денег, видя как ухудшаются дела его компании. Но спасти компанию от краха уже ничто не могло. Это было предусмотрено первоначальным планом, разработанным в отделе Циннера, и было осуществлено, как задумано. Фирма объявила о своем банкротстве. А Зепп Герлих дважды появлялся дома пьяным, вызвав в первый раз своим появлением шок у любящей супруги. К этому моменту с начала переезда Зеппа в Кайзерслутерн, то есть с момента начала операции, прошло ровно полтора года.

Именно в этот момент он знакомит ее с Питером Далглишем, потомком шотландцев, приехавшим из штата Коннектикут. В этой роли выступает связной «папаши Циннера» — Генрих Клейстер, которому также уготована специальная роль в намечающемся спектакле.

Элоиза с отчаянием наблюдает за поведением мужа. Она видит, как из красивого, холеного, уверенного в себе мужчины он превращается в нытика, неудачника и все чаще находит забвение в спиртном. Элоиза готова была даже обратиться к консультации опытных врачей-психологов. Но ей не пришлось воспользоваться столь нетрадиционным способом сохранения семьи.

Однажды Герлих пришел совсем другим. Он был чисто выбрит, непривычно оживлен. И лишь поздно вечером, когда по телевизору начали демонстрировать его любимый футбол, Элоиза обратила внимание, что муж не сидит в своем обычном кресле. Встревоженная супруга нашла мужа на веранде, где он сидел, задумчиво глядя на собственные носки.

— В чем дело, Зепп? — спросила Элоиза, выходя на веранду.

— Ни в чем, — равнодушным голосом ответил он, не поворачивая к ней головы.

Она прошла к его креслу, уселась напротив.

— Ты не хочешь мне ничего сказать? — спросила встревоженная его непонятными перепадами в настроении Элоиза.

— Пока ничего, — угрюмо буркнул Зепп.

— Что значит «пока»? — уточнила Элоиза, нахмурив брови. Особых изменений в своей прическе и внешности она не выносила и не стала особенно меняться даже после замужества. Поэтому, когда она нахмурила брови, превратилась в типичного западногерманского чиновника, озабоченного состоянием работы своего отдела.

— Это значит, что пока я не намерен говорить на эту тему, — огрызнулся Зепп.

Они никогда не конфликтовали до этого разговора, и его манера вести беседу не могла понравиться Элоизе.

— Я могу все-таки узнать, почему ты в таком настроении? — холодным тоном спросила она. — Или ты действительно считаешь, что мне не обязательно знать, почему ты сидишь здесь в полном одиночестве и даже не смотришь сегодняшний важный матч по футболу? Ты ведь всегда так любил футбол.

— Мне стало неинтересно, — пожал плечами ее супруг, — я могу не смотреть футбол. Или ты читаешь это моей обязательностью по дому?

Элоиза закусила губу. С ним явно что-то происходило. Она хотела встать и уйти, но что-то удерживало ее. Может, она вспомнила все последние месяцы их «счастливой жизни».

— Что происходит, Зепп? — тихо спросила она. — Я хочу тебе помочь.

Он молчал довольно долго. Словно тянул театральную паузу, заранее наигранную в отделе Циннера. И наконец выдавил, словно само решение об этом давалось ему нелегко:

— Я собираюсь уехать.

— Уехать? — в ее голосе были одновременно тревога, протест, изумление, страх, непонимание. Но более всего было тревоги, и он это тонко чувствовал. От этой сцены зависела вся его дальнейшая жизнь с Элоизой, зависело выполнение задания, ради которого он столько месяцев жил в Западной Германии.

— Да, — кивнул он. — Я не могу более здесь оставаться. Моя фирма будет признана окончательным банкротом, офис компании закроются повсюду. У меня не идут дела, Элоиза, и я собираюсь уехать.

— Куда уехать? — спросила женщина, не понявшая еще, как он может об этом говорить.

— В Южную Америку. Возможно, там я добьюсь большего. Я вчера встречался с шотландцем. Помнишь, я тебя с ним познакомил. Питер Далглиш. Он предлагает довольно интересную работу в Парагвае.

— Он не шотландец, он американец, — улыбнулась женщина. Важно было, чтобы это замечание сделала именно она. Элоиза, сама того не замечая, лезла напролом прямо в уготовленную для нее нишу.

— Какая разница?

— Просто уточняю. Так что он тебе предложил?

— Работать на их компанию в Парагвае. И обещал заплатить довольно неплохие деньги. Хотя я честно предупредил его, что мне будет трудно отсюда уехать. Мы говорили с ним и сегодня. Его интересы довольно специфичны, но, я думаю, с ним можно работать.

— И ты хочешь уехать? — голос Элоизы предательски дрогнул.

— Я пока обдумываю это предложение. Но, честно говоря, Элоиза, это единственное, что мне остается. Я все-таки хочу снова встать на ноги и постараться вернуть то, что уже потерял. Мне трудно оставаться без дела, я просто не так устроен.

— Я знаю, — улыбнулась супруга, — но с отъездом ты мог бы пока повременить.

— Во всяком случае, я пока ничего не решил, — признался он. И только затем, поднявшись с кресла, поманил ее пальцем в комнату. А уже там схватил за плечи. Его поцелуи всегда возбуждали ее до крайности. Не нужно было даже прибегать к разного рода ухищрениям. От его поцелуев она млела, а от его объятий просто теряла голову.

Иногда он задавал себе вопрос, как именно он относится к этой женщине. В первое время любые интимные встречи проходили с определенным усилием с его стороны. Но постепенно он привык, находя иногда ее страсть даже забавной, а ее маленькие груди, никогда не знавшие мужской ласки, несколько пикантными. Но в целом она не особенно волновала его физически, и после первого свидания, где он оказался не на высоте, в дальнейшем подобных проколов уже не случалось, и он выполнял свои супружеские обязанности по возможности страстно и регулярно.

На сегодняшнее задание он обязан был постараться несколько больше обычного. И это ему удалось. Следующий акт этого постыдного спектакля он провел в постели. Уже после того, как она. Расслабленная и счастливая, лежала рядом с ним, он осторожно спросил:

— Ты не могла бы оказать мне одну услугу?

— Конечно, дорогой, — улыбнулась Элоиза.

— Далглиш просил узнать о нашей позиции по югославскому вопросу. Он собирается вложить туда деньги и хотел бы знать более конкретную позицию Германии.

— Это можно прочитать в газетах, — она водила указательным пальцем по его груди.

— Его не интересует то, что пишут газеты. Его интересует конкретная позиция Германии. Позиция Германии. Позиция нашего канцлера. Твой отдел ведь как раз занимается этим вопросом. Ты могла бы дать объективную справку.

Она продолжала водить пальцем по его груди.

— Ты сошел с ума, — услышал он ее легкий смех, — это государственная тайна.

— Ну и что? — спросил он мягко. — Далглиш не агент КГБ. Он американец, и это ему нужно для работы.

Ее палец замер.

— По-моему, здесь нет ничего предосудительного, — торопливо сказал Зепп.

Она убрала руку.

Он понял, что несколько поспешил. Повернувшись на бок, он увидел, как она замерла, глядя в потолок.

— Этого нельзя делать, Зепп, — тихо сказала Элоиза.

Он едва не выругался. Придется все начинать начала. Но сперва все нужно было обратить в шутку.

— Можно, — скал он, — в постели все можно.

И потянул ее к себе. «Господи, — подумал он с неприязнью, — как мне все это надоело».

Еще через десять минут, когда она, раскрасневшаяся и счастливая, тяжело дышала, откинувшись на подушку, он тихо попросил:

— Элоиза. Сделай то, что просил Далглиш. Это ведь не такая большая тайна.

— Посмотрим, — вздохнула женщина. В конце концов, она сама сказала, что Далглиш — американец. А какие могут быть секреты у западных немцев от американцев.

— Ладно, — сказала она через несколько минут, — я подумаю, что можно сделать для твоего Далглиша. Только пусть он не забирает тебя в Парагвай. Я все еще люблю тебя, Зепп Герлих. И не собираюсь никуда отпускать.

«Кажется, все в порядке», — холодно подумал Герлих. Ее рука по-прежнему покоилась на его груди.

 

ГЛАВА 7

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Они встретились в аэропорту. На этот раз женщина была в темно-синем брючном костюме. Бросался в глаза ее ярко-красный шарф. Он первым заметил ее. Подойдя, он приветливо поздоровался.

— Вы отлично сегодня выглядите, — искренне сказал Кохан.

— Спасибо, — кивнула Марина. В поездках за рубежом она обычно представлялась как Мария Чавес. Так было гораздо удобнее. Не нужно было придумывать себе легенду, меняя ее после каждой поездки.

Она знала, что Кохан — не настоящее имя агента, который на этот раз будет работать с ней в паре. Но по строгим правилам конспирации она не имела права знать подлинное имя человека, с которым должна была проверить агентурную сеть и, возможно, рискнуть своей жизнью, если один из агентов оказался уже раскрытым западногерманской контрразведкой.

В самолете у них были билеты первого класса. Усевшись в первом ряду, он сразу заказал себе красное вино, а она попросила мартини. Но обратила внимание на его выбор. Видимо, что-то мелькнуло в ее глазах, если после того, как принесли вино, он, не поворачивая головы, объяснил:

— Я живу в Аргентине и поэтому должен привыкать к местным традициям. А там больше любят вино, чем пиво.

— Вы всегда так чувствуете настроение своего партнера? — тихо спросила она.

— Иногда, — усмехнулся он. — Просто я подумал, что вы обязательно обратите на это внимание.

— Я действительно обратила внимание, — призналась Марина, — но решила, что вы просто больше любите вино. Среди западных немцев встречались и такие.

— Но я ведь типичный восточный немец, — улыбнулся он уголками губ, — а у нас всегда предпочитали пиво. Или русскую водку.

— Вы родились после войны? — спросила она.

— Да. Мои родители жили тогда в Дрездене. Вернее, в том месте, где еще что-то оставалось от города. Они переехали туда из Лейпцига. Отец был партийным функционером, и его перевели в Дрезден почти сразу после войны. Я был четвертым ребенком в семье. Просто мы жили несколько лучше других.

— Они живы?

— Нет, — просто сказал он. — Они разбились, когда мне было четырнадцать лет. Говорили, что это было сделано специально. Шепотом рассказывали про «Штази». Но никто ничего так и не узнал. Уже позже я попытался что-либо выяснить, но никаких документов на этот счет мне найти не удалось. Или мне их просто не дали. Никто ведь не знал, как я поведу себя, вдруг узнаю о причастности собственного ведомства к смерти моих родителей. А ваши родители живы?

— Мама жива, — кивнула она.

— Вы могли бы не говорить правды, — посмотрел на нее Кохан. — Вы ведь наверняка располагаете нашим бывшим архивом и могли узнать про меня всю правду. А я про вас могу ничего не знать.

— Я привыкла доверять напарнику.

— Он поднял свой бокал с вином.

— За ваше здоровье, мой очаровательный секретарь. — Он залпом выпил вино и подозвал к себе стюардессу. В салонах первого класса они возникали почти мгновенно.

— Нам нужна машина, — попросил он девушку, — позвоните в Бильбао, пусть закажут нам автомобиль. Мы поедем в порт. Там отходит наш корабль.

— Хорошо сеньор, — улыбнулась стюардесса, отходя.

Марина посмотрела в иллюминатор. Внизу проплывали города и селения. Эстремадуры. Она повернулась и увидела, что он смотрит на нее. Ей нравился его взгляд. Мягкий и строгий одновременно. Теплый и сдержанный, воплощающий в себе эти оттенки.

— Я все-таки не совсем понимаю, почему прислали именно вас? — честно признался он.

— Вас что-то смущает?

— Наше задание. Вы красивая женщина. Нет, это не комплимент, это просто констатация факта, — быстро сказал он, заметив ее невольное движение правой руки, словно она собиралась возразить, — но мы ведь будем встречаться не просто с агентами. Вы меня понимаете? Вернее, не с обычными агентами. Мы должны встретиться с людьми, выполняющими очень специфические задания.

— Я это знаю, — спокойно ответила Марина.

— В таком случае непонятно, почему все-таки послали именно вас. Вы понимаете, как может подействовать на напарника агента ваше появление?

— Вы говорите об их спутницах? — поняла Марина.

— Да. Об их неустроенных и нелюбимых женщинах, — сухо произнес Кохан.

— Почему не любимые? — не поняла Марина. — По-моему, специфика ваших агентов и заключается в том, чтобы эти женщины поверили в то, что они любимы и счастливы. Иначе на чем строится весь расчет?

— На иллюзии, — жестко сказал Кохан, глядя ей в глаза. В широком кресле первого класса можно было повернуться всем телом, и он, повернувшись, смотрел Марине прямо в глаза. — На иллюзии, — повторил он.

— Вы считаете, что женщины все понимают? — поняла она.

— А как вы сами думаете? — Его глаза гипнотизировали.

Она закусила губу. И медленно отвела взгляд. Потом сказала:

— Это жестоко. Я об этом как-то не подумала.

— Наверное, вы подсознательно это понимали, — возразил он, — и ваши руководители, пославшие вас сюда, тоже все отлично сознавали. Ведь женщины всегда лучше чувствуют, когда их любят на самом деле, а когда только притворятся. Представляете, какой шок испытали жены наших «соблазнителей», когда отчетливо поняли, почему именно за ними ухаживали эти внезапно появившиеся «принцы»?

— Вся эта затея, по-моему, была аморальной с самого начала, — честно призналась Марина.

— Как сказать, — пробормотал Кохан. — Ее разрабатывали лично Вольф и Циннер. Они понимали, что комплексы старины Фрейда — самое сильное оружие, и умело ими пользовались. Вообще, отношения двух людей — это самая большая тайна Вселенной.

На этот раз повернулась она. Его глаза по-прежнему были мягкими и строгими одновременно.

— Всегда? — шепотом спросила она.

— Всегда, — также шепотом ответил он.

И больше они не сказали друг другу ни слова. Самолет пошел на посадку.

В аэропорту Бильбао их ждала машина. Уже сидя в автомобиле, Кохан тихо спросил у нее по-английски, чтобы не понял водитель:

— Эта история с исчезновением связного. Она не была связана со смертью Ульрика Катцера?

— Да, — подтвердила Чернышева, — Клейстер тогда пропал, а Катцера, обычно выходившего с ним на связь, нашли мертвым в канале. Полицейские установили, что это было обычное самоубийство. Тогда не очень разбирались с этими вопросами. После объединения Германии по ГДР прокатилась волна самоубийств.

— Я помню, — мрачно сказал Кохан, посмотрев за окно, — у многих был просто шок. Оказалось, что вся их жизнь прожита напрасно и все нужно начинать с самого начала. А для людей это всегда страшнее всего.

Он обернулся, нахмурился и тихо сказал Чернышевой:

— Я думал, что мне только кажется. Но теперь я не сомневаюсь: за нами следят. От самой Севильи. Мне кажется, что это вносит некоторое разнообразие в наше путешествие.

Чернышева не стала оборачиваться.

— Вы уверены? — тревожно спросила она. — О нашей встрече в Севилье никто не должен был знать.

— Абсолютно. Я поэтому и молчал все время, пытаясь выяснить, кто это может быть. Теперь знаю, что не мои соотечественники. У них несколько другой стиль. Они не стали бы так плотно меня опекать. Это не похоже на обычную работу контрразведки.

— Тогда кто это может быть?

— Не знаю. Но за нами определенно следят. Я думаю, что не стоит продолжать наш разговор в автомобиле, — совсем тихо закончил Кохан. — Вы поезжайте в порт, а я постараюсь все проверить.

Она не стала возражать. Он дотронулся до плеча водителя, попросив его остановить машину. И быстро вышел из автомобиля, махнув рукой на прощание. На этот раз она обернулась. Кохана уже не было видно. Очевидно, он вошел в какой-то из близлежащих домов.

«Откуда это наблюдение?» — тревожно подумала Чернышева. О ее поездке в Германию знали лишь несколько человек: Марков, Вольф, Циннер. Немцы, при всем желании, не смогли бы связаться с кем-то из посторонних, контроль за ними был достаточно плотный. Тогда утечка информации произошла из руководства ее собственной группы. Но это вообще абсурд. Подозревать генерала Маркова и его сотрудников просто глупо. Они работали вместе многие годы, и она знала каждого из посвященных очень хорошо. Оставался сам Кохан.

Возможно, что наблюдение за ним было организовано с самой Аргентины. По предварительно наработанному плану она должна была встречаться с Коханом в Севилье, прилетев сюда из Барселоны. Но уже в ходе самого выполнения операции она несколько изменила ее ход. Самолет не вылетел из Барселоны из-за погодных условий, и ей пришлось добираться автобусом до Мадрида, откуда она и прилетела в Севилью. А это означало, что в любом случае наблюдатели, если бы утечка шла из Москвы, встречали бы в аэропорту самолеты из Барселоны и никак не могли бы знать о случившемся в барселонском аэропорту.

Единственным объяснением случившегося был какой-то досадный прокол Кохана, после которого за ним и было установлено это наблюдение. Но тогда кто и почему решил взять Альфреда Кохана под свой контроль? И как в таком случае они смогут выполнить порученное им задание? Марина тревожно подумала, что в этой операции они предоставлены самим себе. И пока они не разберутся, кто именно идет за Коханом, они не имеют права приступать к выполнению задания.

 

ГЛАВА 8

АЛЬФРЕД КОХАН

Еще в Севилье, в своем отеле «Альфонсо XIII», он обратил внимание на двух подозрительны типов, все время крутившиеся у его столика во время завтраков. Но тогда он не придавал этому значения. В знаменитом отеле всегда было много аферистов и проходимцев со всей Европы, ищущих наивных обладателей тугих кошельков. Но после встречи с Марией Чавес он встревожился. Выйдя из парка, обнаружил этих двоих на соседней улице в явной растерянности, словно они искали потерявшегося друга. Затем он увидел их в аэропорту.

Ему еще не хотелось в это верить. В самолете он их не обнаружил. Возможно, они взяли билеты эконом класса и летели в третьем салоне авиалайнера. Но когда он засек их в аэропорту Бильбао, никаких сомнений уже не было: за ним следили. Оставался открытым лишь вопрос: кто именно и кому это было нужно?

Он понял и другое. Эти подозрительные мужчины не могли принадлежать ни к одной из существующих разведок либо контрразведок мира. Это как-то успокаивало и тревожило одновременно. Логика рассуждений Кохана была понятна: ни одна спецслужба не стала бы так нагло подставляться, пуская за ним агентов, следующих за Коханом буквально по пятам от Севильи до Бильбао. По правилам конспирации, в Бильбао его должны были «вести» другие сотрудники. И самое главное: профессионалы, располагавшие аппаратом сотрудников и необходимой группой для проведения оперативных мероприятий, не потеряли бы его в Севилье, а значит, его разговор в парке был бы обязательно зафиксирован.

Если бы это были его соотечественники, они бы наверняка постарались установить все связи, подключились бы в Севилье к его телефонам, установив на прослушивание его номер. И самое главное: один из агентов обязательно оказался бы в салоне первого класса в самолете Севилья — Бильбао. Но кроме них — Чернышевой и его — в салоне находились лишь две пожилые женщины, приехавшие, очевидно, из Скандинавии и продремавшись весь час пути до Бильбао.

Если бы это были американцы, то сменяемость агентов была бы абсолютной. Ни ЦРУ, ни ФБР не стали бы так глупо подставляться, используя одних и тех же людей для наблюдения за объектом, заставив их перелететь из Севильи в Бильбао. И обязательно бы сняли соседний номер рядом с Коханом. А он не видел, чтобы эти типы поднимались вместе с ним в лифте либо по лестнице. Они появлялись только в ресторане, из чего он сделал вывод, что жить в таком роскошном отеле им явно не по карману. Тогда кто эти двое? И почему они следят именно за ним? Это следовало установить немедленно.

Он вышел из такси, заметив, как метрах в ста позади остановилась их машина. Очевидно, взятая напрокат в аэропорту. Через несколько секунд из автомобиля вышел один из наблюдателей. А второй остановил автомобиль, но не последовал за машиной Чернышевой. Кохан усмехнулся. Можно было не сомневаться в своем предположении. Сотрудники любой спецслужбы не стали б упускать напарника Кохана, если у них был приказ о взятии под наблюдение самого Кохана и всех встречающихся с ним людей. Значит, дело было в другом. Он несколько успокоился. Вошел в подъезд соседнего здания. Поднявшись на второй этаж, убедился, что отсюда есть выход в соседний дворик. И снова спустился, спрятавшись за выступом.

Ждать пришлось недолго. Едва наблюдатель вошел в подъезд, как внезапно появившийся Кохан нанес ему сильный удар в лицо. И, не давая опомниться, хватил его за шиворот, быстро обыскивая карманы. Оружия не было. Конечно, они не стали бы рисковать и проносить пистолеты в самолет. Он уперся коленом в горло хрипевшего человека, засунув руку в правый карман своего пиджака, где находилась ручка. При желании ее вполне можно было принять за дуло пистолета.

— Кто вы такие? — грозно спросил Кохан. — Что вам нужно?

Лежавший на полу хрипел. Очевидно, Кохан ударил его слишком сильно. Пленник пытался что-то сказать, но задыхался и не мог произнести ни слова. Кохан чуть убавил давление на его горло и снова спросил:

— Почему вы за мной следите?

— Мы… вы… нас наняли, — по-испански этот тип говорил с характерным акцентом, и это несколько смутило Кохана. Неужели все-таки это БНД?

— Кто вас нанял?

— Мы сыскное частное агентство. Нас наняли следить за вами. Мы из Гамбурга.

— Откуда вы знали, что я буду в Севилье?

— Мы не знали. Мы следим за вами с Буэнос-Айреса. А уже оттуда прилетели в Севилью.

Это поразило его более всего. По-видимому, кто-то вышел на законспирированную сеть разведки, о которой не должен был знать ни один, посторонний человек. Откуда неизвестный, заплативший детективам, мог знать, что Альфред Кохан находится в Аргентине? И почему поручил следить за ним? Значит все-таки утечка информации идет не от его спутницы, а от него.

— Кто вас нанял? — задал следующий вопрос Кохан и, чуть повернув голову, увидел второго из наблюдателей, входившего в подъезд. Он попытался вскочить, но лежавший на полу схватил его за ногу. Ударив его со всего размаху другой ногой, Кохан все-таки вскочил на ноги, оттолкнул от себя согнувшегося от боли первого наблюдателя и, не дожидаясь, пока к нему подбежит второй, прыгнул к лестнице. Пока ошеломленные сотрудники детективного агентства соображали, что именно он собирается делать, Кохан был уже на площадке второго этажа. И лишь когда детективы бросились следом, он быстро сбежал вниз по внутренней лестнице и, проскочив внутренний дворик, выбежал на улицу. Здесь ему повезло. Он поднял руку, и рядом затормозило такси. Через минуту он был уже далеко, а выбежавшие на улицу наблюдатели, тяжело дыша, искали его по всему кварталу.

В порт он приехал через сорок минут после столкновения с наблюдателями, на всякий случай сделав несколько пересадок, проверяя, нет ли за ним наблюдения. В порту его нетерпеливо ждала Марина Чернышева. На корабль они поднялись вместе.

— Кто это был? — спросила женщина, когда они оказались на верхней палубе.

— Я не знаю, — признался он. — Это были детективы из частного сыскного агентства в Гамбурге. Их наняли, чтобы они следили за мной из самого Буэнос-Айреса. Признаюсь, что в Аргентине я не замечал их наблюдения, иначе не привез бы с собой «хвост» в Севилью.

— Как вы думаете, кто это все же может быть?

— Понятия не имею. Но кто-то, знавший о моем предполагаемом закреплении в Аргентине. Это наверняка человек из руководства нашего отдела. Таких было несколько — двое, трое, не больше.

— Может быть, мы попытаемся проверить? — предложила Марина.

— Если сумеете. Вольфу нужно сообщить в Москву, что кто-то узнал о моем аргентинскомимени. Ведь меня на самом деле зовут совсем по-другому. Это обязательно должен быть человек из нашего отдела. Нужно проверить всех, кто готовил мой визит в Аргентину.

— Понимаю. Постараюсь передать все уже сегодня. Мне нужно будет связаться с Хельсинки.

— Вы хотите воспользоваться карабельным телефоном?

— Конечно. Для этого у нас разработана своя система связи. Вы не считаете, что это может быть продуманной игрой?

Внизу на причале раздавались крики, извещавшие об отходе судна. Пассажиры, разместившиеся на палубе, уже махали руками провожающим. С причала слышались слова прощания.

— В како смысле продуманной игрой? — хмуро спросил Кохан.

— Какая-то хитроумная разведка решила специально засветить подобное агентство, чтобы выяснить, кто такой на самом деле Альфред Кохан. Последить за вашей возможной реакцией. Такую возможность вы полностью исключаете?

— Практически, да. Как интересную версию я могу ее принять. Но только как версию. Любая разведка мира, узнавшая о том, что под именем Альфреда Кохана скрывается в Аргентине некто другой, к тому же обладающий солидным состоянием, давно взяла бы в оборот такого агента. И просто не разрешила бы мне вылететь в Севилью.

— Согласна, — вздохнула Марина, — логика у вас безупречная.

— Я только что хотел сказать вам подобный комплемент. Идемте посмотрим наши апартаменты. Чемоданы наверняка уже там.

Они спустились вниз, проходя по коридору, где располагались двухкомнатные апартаменты, заказанные для сеньора Кохана и его секретаря сеньоры Чавес. Апартаменты на «Кантибрии» поражали своей роскошью. В первой комнате стоял большой глубокий диван с двумя креслами и удобным столиком. Другой столик стоял в правом от входа углу рядом со стулом и был предназначен для работы. Здесь же находился мини-бар. Во второй комнате была большая двуспальная кровать и выход в ванную комнату, приятно радующую своими немалыми для корабельных помещений размерами. К апартаментам был прикреплен специальный официант, который обязан был выполнять любое желание живущих в них туристов.

— Каким-то шестым чувством официант понял, что гости, которых он будет обслуживать на этот раз, не муж и жена. У работников сферы обслуживания на подобные пары был очень чуткий нюх. Ибо от такой пары можно было ожидать гораздо больших дивидендов, чем от обычных супругов, уже порядком надоевших друг другу.

Если бы официанта спросили, чем именно отличаются пары супругов от иных пар, он бы никогда не смог ответить. Но тем не менее почти всегда определял правильно. Может быть, сам того не ведая, он умело читал в глазах супругов раздражение и усталость друг от друга, тогда как в глазах даже знакомых давным-давно любовников не было подобной обреченности загнанных в угол зверей.

— Вам что-нибудь нужно? — тонким, почти женским голосом спросил официант, с понимающе улыбкой глядя на вошедших в апартаменты пассажиров.

— Как вас зовут? — невозмутимо спросил Кохан.

— Анхель, — улыбнулся официант.

— Сколько мы будем плыть до Гамбурга?

— Два дня.

— Надеюсь, пока мы будем в пути, вы больше здесь не появитесь, Анхель. Вы меня хорошо поняли?

— Да, — сказал изумленный официант и выскочил из каюты. Марина улыбнулась. Кохан совсем неплохо смотрелся в роли жесткого типа, не терпящего панибратства.

Она села на диван напротив него. Кохан достал из бара бутылку красного вина.

— Хотите? — спросил он, открывая бутылку.

Она кивнула головой.

Кохан разлил вино в высокие бокалы. Поставил бокал на маленький столик перед ней. Затем опустился в кресло напротив.

— Ваше здоровье, поднял свой бокал. И, сделав несколько глотков, невозмутимо добавил: — Если хотите, я буду ночевать на этом диване, а вы в другой комнате.

— А вы как хотите? — прямо спросила она, глядя ему в глаза.

— По-моему, на будет удобнее вдвоем в спальне.

— Он не отвел глаз.

— Тогда договорились. — Свое вино она выпила до конца.

В эту ночь они познавали друг друга. Для обоих это было лишь дорожное приключение, позволяющее несколько разнообразить тревожную командировку. Именно поэтому оба в полной мере проявили всю доступную им технику, доставляя друг другу чисто эстетическое и физическое удовольствие. Оба относились к случившемуся достаточно иронично, как и можно относиться к подобным встречам, не связанными узами любви.

Может, именно поэтому и получили такое удовольствие от этой встречи, ибо наличие большого чувства не помогает, а часто мешает сексу. В таком случае влюбленные не очень думают о своих действиях, не пытаются получить наслаждение, не применяют особого изощренную технику познавания другого. В таких случаях всегда достаточно рядом любимого человека, заменяющего весь мир. И этот мир, принадлежащий влюбленным, заполнен одними чувствами, в которых нет места ничему другому.

Марина Чернышева не была влюблена в Альфреда Кохана. Она даже не знала его настоящего имени. Но взаимная симпатия и просто чувство одиночества, знакомое каждой женщине, остающейся достаточно долго без мужчины, сделали свое дело. Она и не думала отказывать ему, наслаждаясь в эту ночь виртуозной техникой партнера и даря ему подобную же радость.

Ранним утром, уже в шестом часу, утомленный Кохан шепотом произнес:

— Кажется, мы уже отработали за все время нашей экспедиции.

— Давай попробуем еще раз, — счастливым голосом предложила она.

— И все продолжилось.

 

ГЛАВА 9

ЗЕПП ГЕРЛИХ

Важнее всего было получить принципиальное согласие Элоизы на передачу информации «Далглишу». Разумеется, она не должна была знать, что представившийся американским бизнесменом знакомый ее мужа на самом деле является связным восточногерманской разведки. Через месяц Герлих сказал еще об одной просьбе своего знакомого. Элоиза два дня не разговаривала с ним, но в конце концов уступила и принесла нужные данные. А еще через две недели Герлих решил «серьезно» побеседовать со своей супругой.

Разговор состоялся на той самой веранде, где она когда-то застала его сидящим в одиночестве. На этот раз Герлих начал разговор первым. Элоиза сидела рядом, просматривая сегодняшние газеты. На ней была ее привычная домашняя одета: темная блузка с короткими рукавами и мягкие вельветовые джинсы, к которым она очень привыкла.

— Ты знаешь, — начал разговор Герлих перед окончательной вербовкой собственной супруги, — я в последнее время начал многое понимать.

— Что именно? — Она читала интересную статью и не хотела отвлекаться по пустякам.

— Некоторые вещи я открыл для себя заново. А на некоторые просто начал иначе смотреть.

— Прекрасно, — она по-прежнему не отвлекалась от газеты, — может, это позволит тебе преодолеть твою депрессию.

— Я имел ввиду не свою депрессию, — чуть раздраженно сказал он.

Она по—прежнему читала газету.

— Это касается наших сообщений Далглишу.

Она подняла глаза от газеты.

— Что ты имеешь в виду?

— Характер наших сообщений этому американцу.

На этот раз она убрала газету. Нахмурилась.

— Ничего не понимаю. Ты ведь говорил, что он скоро должен уехать.

— Это он так говорил, — терпеливо пояснил Герлих.

— Ну и что? Он до сих пор не убрался из нашей страны?

— Сегодня мы с ним встречались еще раз.

— Так, — она поднялась с кресла и прошлась по веранде.

Герлих знал: когда она так ходит, значит, она сильно нервничает.

— Что еще нужно от тебя этому типу? — недовольно спросила Элоиза. — По-моему, он обязан был давно убраться из нашей страны. Ты уже и так выполнил все его просьбы.

— У него есть конкретное предложение. — хмуро сказал Герлих. Всю игру и текст он продумал заранее.

— Какое предложение? Что еще может предложить этот тип? Мы и так выполнили все его просьбы. По-моему, тебе просто пора прекратить с ним всякие отношения. Все его разговоры о помощи — просто блеф.

— Он предлагает сотрудничество с американским правительством.

— С кем? — изумилась женщина. От неожиданности она опустилась в кресло. — Ты собираешься переехать в США? Тебе уже не хочется ехать в Парагвай?

— Мы говорим не об этом. Он, оказывается, работал на ЦРУ.

— На кого?

— На Центральное разведывательное управление США.

— Ты сошел с ума, Зепп. Ты ведь говорил, что он обычный бизнесмен.

— Очевидно, он сочетает оба качества. Разведчика и бизнесмена. Он предлагает нам сотрудничество.

— Что? — она вскочила с кресла. — Ты, кажется, спятил?

— Нет Он объяснил мне, что ему нужно всего лишь уточнять некоторую информацию по международным вопросам. Взамен он будет хорошо платить. Я смогу выбраться из того положения, в которое попал, вернуть долги, в том числе и твои, наконец, стать полноправным членом общества. По-моему, здесь нет ничего противозаконного.

— Но за что он будет тебе платить?

— Я же тебе объяснил. Ты всего лишь будешь раз в месяц давать необходимую информацию.

— Мне кажется, что ты сошел с ума. Это мерзко, подло! Это невозможно! — закричала она.

— Почему? — он знал, в какой момент разговора она может закричать. — Почему мерзко? Ты ведь сама жаловалась на засилье американцев. Говорила, что канцлер никогда не предпримет ничего важного, не посоветовавшись с американским президентом. Так в чем же дело? Американцы и без того будут знать все, что хотят знать. Вернее, они и без того обо всем информированы. Они наши стратегические союзники. Ты можешь объяснить, что тебя смущает?

— Я не хочу быть предательницей, — твердо объяснила женщина.

— По отношению к кому? — разозлился Герлих. — Они и так все знают. Далглиш объяснил мне. Что они хотят иметь независимый источник информации. Я не вижу в этом ничего предосудительного.

— А я вижу! — громко крикнула она, уходя с веранды.

Через секунду послышался стук от удара двери в их спальне. Он сел на веранде в кресло. «Сукины дети эти психологи», — устало подумал Герлих. Они приблизительно правильно предсказали и эту ее реакцию. Теперь следовало переходить к последней картине в этом завершающем акте. Он легко поднялся и вошел в комнату, направляясь к спальне. Дверь она, конечно, не закрыла. Он открыл дверь и вошел внутрь. Жена лежала на кровати, уткнувшись в подушку. Психологи были убеждены в ее нервном срыве. Но они не считали, что она может заплакать.

Элоиза плакала. Это было очевидно. Но плакала беззвучно, молча, как плачут сильные мужчины и сильные женщины. Зепп впервые почувствовал, как в его душе шевельнулось чувство стыда. Но это было лишь мимолетное чувство. В конце концов, он здесь, чтобы выполнить задание своей разведки. Именно из-за этого задания он и проводит дни и ночи с нелюбимой женщиной, вынужденный ночами обнимать не очень совершенное тело Элоизы.

Хорошо, что она не могла прочесть его мысли, иначе не вынесла бы столь страшного удара. Он сел рядом, погладил ее по волосам. Рука скользнула по плечам женщины.

— Напрасно ты так, — мягко сказал Зепп. — Видишь проблему там, где ее нет. Ты когда-нибудь слышала, чтобы хоть одного западного немца наказали за сотрудничество с американцами?

— Это разные вещи Зепп, она подняла голову от подушки, — как ты этого не понимаешь?

— Я действительно не могу этого понять, Элоиза, — возразил он, — и не хочу. Я не вижу ничего страшного в этих месячных обзорах. В конце концов, они могут просто платить тебе как ежемесячному обозревателю для одной из американских газет.

— Это совсем другое дело.

— Это одно и то же. Надо всего раз в месяц добросовестно отвечать на некоторые вопросы, интересующие американцев. Что в этом дурного?

— У нас просто разные позиции, — вздохнула женщина, поднимаясь с постели.

В этот вечер больше не было произнесено ни слова. Но в эту ночь Зепп спал в другой комнате. Так продолжалось несколько дней, пока наконец Элоиза гневно не сказала:

— Черт с тобой, Зепп. Принеси мне этот вопросник негодяя Далглиша, и я посмотрю что могу для него сделать.

И с этого дня Элоиза стала одним из основных агентов «папаши Циннера». А Зепп Герлих получил сообщение о присвоении ему очередного воинского звания — полковника. Начальство расценивало его успешную операцию по высшему разряду, наградив еще и медалью. Несчастная Элоиза даже не знала, что за ее согласие верный супруг получил столь высокие знаки отличия.

В другой Германии, в Восточном Берлине, в эти дни состоялась встреча Циннера и присланного из Москвы заместителя генерала Маркова — генерала Чернова. В отличие от прагматичного и осторожного Маркова, его заместитель был более циничен и более беспринципен. И потому гораздо быстрее нашел общий язык с таким же беспринципным и циничным человеком, как Циннер. Немецкий разведчик рассказал ему о ходе операции по внедрению агентуры в Западной Германии, о нетрадиционных способах проникновения агентов в нужные управленческие структуры ФРГ. Чернов был явно заинтересован.

По его предложению решено было систематически обмениваться информацией между отделами Циннера и Маркова. Особенно Чернова заинтересовал метод «папаши Циннера» в отношении нескольких женщин, уже добившихся немалых профессиональных успехов в своем деле. С обычными секретаршами все было ясно. Смазливые дурочки либо старые девы, готовые отдаться первому принцу, они почти не оказывали никакого сопротивления, «посланцам» Циннера. Но самостоятельные, деловые женщины, даже оставшиеся в силу разных причин без мужчин, были трудной проблемой.

Чернов понимал, как сложно и интересно работать именно против таких женщин, продумывая их возможные действия и посылая агентов с подробным планом, разработанным целыми группами психологов и психиатров. Циннер рассказал ему об агенте Бароне — Заппе Герлихе, так удачно начавшем работу со своей супругой — Элоизой Векверт.

— Вы использовали метод убеждения в сочетании с обманом по использованию получаемой информации, — одобрил действия немецких коллег генерал Чернов, — и вы считаете, что подобный метод может быть применен во всех трех случаях, о которых вы говорили?

— Нет, — улыбнулся довольный Циннер, — конечно, нет. В каждом индивидуальном случае мы строго рассчитывали объекта вербовки. Барон применил свой метод, но остальные двое действовали совсем другими способами. При этом один из них применил более чем нетрадиционное решение, основанное на подсознании объекта и его запугивании.

— Вы использовали и такие методы? — не поверил Чернов.

— Товарищ генерал, — улыбнулся Циннер, — мы используем все, что может принести успех. В данном случае наши психологи и сексопатологи рекомендовали именно этот метод как наиболее действенный. И мы решили его применить. Агент Монах полностью следовал нашим инструкциям. Более того, мы сумели вовремя подключить к операции нашего специалиста. Результат оказался выше всяких похвал. Там даже не пришлось прибегать к обману. Агентурный источник знает, что работает на нас, и делает это сознательно.

— Я передам в Москву все ваши рекомендации, — улыбнулся на прощание генерал Чернов, — мое восхищение тоже. А материалы по Монаху меня тоже интересуют. Особо интересуют — добавил он, многозначительно усмехаясь. — Ваши успехи вызывают восхищение.

— Это не мои успехи — возразил довольный Циннер, — это скорее результат продуманной творческой работы группы наших психиатров и психологов. Оказалось, что человек — животное, вполне предсказуемое. И самое интересное — полностью управляемое. Нужно просто знать где. Когда и на какие болевые точки давить. Все три агента добились больших спехов только за счет наших психологов.

— Неплохо, — снова одобрил Чернов, — но меня беспокоит одно обстоятельство. Что случится, если вдруг ваши агенты потеряют связь с вами? Они не могут воспользоваться услугами ваших психологов?

— Нет. Но мы дублируем связь и такого не может случиться.

— Я просто подумал о том, что человек, привыкший к подобному комфортному состоянию, когда все его проблемы решают ваши врачи, может оказаться в очень трудном состоянии, лишившись поддержки. Как человек, у которого вдруг отбирают костыли.

— Мы не предусматриваем такое развитие событий, — равнодушно ответил Циннер. — Убеждены, что всегда сможем держать ситуацию под контролем.

Этот разговор состоялся в ноябре восемьдесят седьмого года. Ровно через два года падает Берлинская стена. А уже в будущем году будет принято решение об объединении Германии. Циннер даже в страшном сне не мог представить, что произойдет через несколько лет. И не знал, что слова приехавшего из СССР генерала окажутся пророческими. Лишенные «костылей», агенты начнут действовать на собственный страх и риск. И попытка самостоятельного хождения кончится для некоторых из них просто трагически.

 

ГЛАВА 10

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Весь следующий день они почти не выходили из каюты. Им было интересно вдвоем, и они не скрывали этого друг от друга. В один из перерывов, когда он попросил принести из ресторана обед, они отдыхали, сидя на кровати. Кохан, вспомнив об инциденте в Бильбао, невесело заметил:

— Мои наблюдатели обязательно будут ждать меня в Гамбурге. Они не знали, зачем я прилетел в Бильбао, но они могут это легко вычислить.

— Каким образом? — Она сидела, прикрывшись до пояса.

— Наше такси. — Мы заказали его в аэропорту, а потом, когда я сошел, машина отвезла тебя в морской порт. Если у них есть хотя бы капля здравого смысла, они найдут машину и выяснят, куда именно ты поехала. А узнать, что мы сели на судно, которое направляется в Гамбург, совсем нетрудно. Кстати, я так и не понял, почему все-таки мы поплыли именно на этом корабле. По-моему, было бы логичнее полететь самолетом.

— Наши аналитики считают, что так будет выглядеть гораздо естественнее… Любой разведчик мира предпочел бы самолет этому кораблю. Бюрократы есть повсюду. И ни одно руководство разведки по нормальной логике просто не имеет права разрешить свои агентам два дня плыть на корабле в апартаментах первого класса, ничем не занимаясь.

Она вспомнила. Что не одета. И, чуть подняв одеяло, добавила:

— Не занимаясь своими служебными обязанностями. Поверить в то, что агенты ничем не занимаются. Невозможно. И поверить в два пустых дня тоже невозможно. На этом и строился весь расчет наших аналитиков.

— Оригинально. — улыбнулся Кохан, — я не думал о таком подходе. Но, по существу, правильно. В таких случаях руководство любой разведслужбы думает одинаково. Но мне не понравились эти двое. В них было нечто чужое. Они не чувствовали себя достаточно уверенно в Испании. Понимаешь, в их действиях чувствовалась какая-то скованность.

— Ты считаешь, что они из бывшей ГДР? — поняла Марина.

— Мне кажется. И эта встреча была не случайной. Я с самого начала подозревал, что здесь замешан кто-то из моих бывших коллег. Один из наблюдателей уверял меня, что они частные детективы. Нужно все продумать как можно тщательнее. В Гамбурге они вполне могут быть вооружены. Какой у нас график встреч? — шепотом спросил он.

— Первая встреча в Бонне, — напомнила Чернышева. — кстати, можешь говорить громче. Я сегодня утром проверила нашу каюту. Подслушивающих устройств здесь нет.

— Когда ты успела? — удивился Кохан.

— Когда ты принимал ванну. Кроме того, у меня включен скэллер. Поэтому мы можем говорить спокойно.

— Вчера ночью ты ходила звонить. Все прошло нормально? Тебе удалось передать нашу просьбу проверить. Кто именно мог знать о моем пребывании в Аргентине?

— Конечно. Я получила указание форсировать наши встречи.

— Первая встреча у нас с Бароном?

— Да. Я запомнила все имена и клички. Барон — это Зепп Герлих. Нужно сказать. Что он проявил себя с самой лучшей стороны. Сумел добиться большого успеха, завербовав начальника отдела канцелярии канцлера. Которая к тому же его собственная жена. Ты его знал?

— Немного знал по прежней работе, — признался Кохан, — но я думал. Что агенты «папаши Циннера» занимаются в основном секретаршами и стенографистками. Обработать начальника отдела — это большой успех.

— Думаю, да. Все три агента, с которыми мы должны встретиться, передавали самую важную информацию. Вот уже целый год они молчат. Молчат после исчезновении связного Клейстера, который выходил с ними на связь. Наша задача — попытаться восстановить утраченные связи.

— Ты знаешь имена каждого?

— Конечно. Барон, Ворон и Монах. Я только не поняла, кто из них Юрген. Ты знал такого агента — Юргена?

— Знал, — кивнул Кохан, не желая больше распространяться на эту тему.

А она не стала задавать больше никаких вопросов. Они немного помолчали.

— Так что нам делать в Гамбурге? — спросила Чернышева.

— Нужно придумать какой-нибудь план, чтобы сбил с толку наших преследователей. У тебя есть оружие?

— Нет, конечно.

— У меня его тоже нет. Один раз они уже попались на мою уловку. Второй раз больше не попадут. Нужно придумать что-нибудь новое.

Они говорили еще около двух часов, и в результате план был выработан. Правда, он был несколько рискованным и опасным, но, судя по встрече в Бильбао. Это был единственно возможный вариант.

К вечеру этого дня один из пассажиров «Кантибрии» почувствовал себя плохо. Капитана корабля это особенно удивило. Они проходили Ла-Манш, который англичане упорно именуют английским каналом и в котором качка на корабле особенно усиливается. К утру пассажиру стало совсем плохо, и по распоряжению капитана «Кантибрии» к портовому причалу была вызвана карета «Скорой помощи».

Шенгенское соглашение осенью девяностого года еще не было подписано, но между Испанией и Германией уже тогда существовал довольно облегченный визовый режим. Прибывшего из страны басков гостя погрузили на носилки и увезли в машине «Скорой помощи».

А двое наблюдателей, так осрамившихся в Бильбао, сжимая в карманах своих плащей пистолеты, уже неторопливо ожидали появления герра Альфреда Кохана. Они уже знали, что он прибывает в Гамбург именно на этом судне. Прошли первый пассажир, второй. Пятый, десятый, прошли почти все, но Кохана не было. Вышла даже женщина, с которой он летел из Севильи в Бильбао. Она вышла, громко стуча каблуками и все время глядя в сторону стоявших у стойки людей, которых описал ей Кохан. Но те не тронулись с места. Их интересовал только Альфред Кохан и ничто не могло заставить покинуть свои места до появления нужного им человека. А она. В свою очередь, постаралась запомнить обоих преследователей. Один был низкого роста. Широкоплечий, с короткой стрижкой полукругом и немного смешными веснушками на лице. Это был Рот, тот самый, который вошел в подъезд и оказавшегося на полу звали Алоис Бреме. Это был более молодой человек, чуть выше среднего роста, с красивой длинной прической. Впечатление портили маленькие глаза и узкий нос, делавший его похожим на большую крысу.

Выходили последние пассажиры, а наблюдатели по-прежнему нетерпеливо переминались, ожидая своего «подопечного», который так нагло и бесцеремонно обошелся с ними в Бильбао. Они еще не успели никому доложить о случившемся с ними в испанском городе, но уже твердо знали, что на этот раз Альфред Кохан от них не уйдет. У них был категорический приказ не выпускать из-под наблюдения этого человека. В случае любой попытки к бегству задержать его и вызвать человека. Согласившегося им заплатить.

Бреме и Рот не были частными детективами в полом смысле этого слова. Испуганный Бреме даже под дулом несуществующего пистолета Кохана не сказал всей правды. Это были бывшие сотрудники «Штази», перебравшиеся сюда из бывшей ГДР после снятия государственных границ между двумя Германиями. Оба надеялись, что, открыв частное сыскное бюро, сумеют заниматься тем, чем занимались в хонеккеровской Германии. Они не учли только того обстоятельства, что их документы остались в «Штази». И в один из октябрьских дней девяностого года и нашел человек, которого они менее всего хотели бы видеть.

Этот человек приказал им следить за Альфредом Коханом. Правда, он неплохо заплатил. И поездка в Аргентину прошла полностью за его счет. Да и поездка в Испанию тоже. Но теперь, в Гамбурге, он вполне может потребовать отчитаться по всем счетам. И тогда придется предъявить ему Альфреда Кохана, о котором за все время наблюдений они так ничего и не смогли узнать. Если не считать, конечно, его встречи с какой-то женщиной в Севилье и их совместной поездки в Бильбао. До Бильбао они даже ни разу не спали вместе. А из Бильбао поплыли на корабле, находясь в одной каюте. Ни Бреме, ни Рот не верили в то, что эта женщина может оказаться интересной с точки зрения связей Кохана. Она была просто его приятной спутницей, не более того, — твердо полагали эти двое.

Прошли последние пассажиры, но Кохана среди них не было. Они переглянулись. Он не мог сойти во время плавания. «Кантабрия» не сделала ни одной остановки, это им было известно. Они рванули к стойке пограничного контроля, за которой сидела миловидная блондинка.

— Простите фрау, — торопливо спросил Бреме, — вы не могли бы сказать все ли пассажиры вышли с корабля? Может, кто-то остался на судне?

— Кажется, все, — улыбнулась девушка, — но я сейчас проверю.

— Она соединилась с дежурным, стоящим у трапа, где выпускали пассажиров.

— Все прошли? — спросила она.

— Все, — подтвердил он.

— Больше никого не осталось, — любезно подтвердила представитель пограничной стражи.

— Как это никого? — изумленно спросил Бреме. — Там был еще один пассажир. Наш знакомый. Он плыл из Бильбао.

— Как его фамилия? — поинтересовалась девушка.

— Альфред Кохан. — торопливо сказал Бреме. Рот, стоявший рядом, подавленно молчал. Он вообще был молчуном.

Девушка ввела имя в компьютер. Долго читала сообщение и, наконец сказала:

— Ваш друг плохо почувствовал себя на корабле и сегодня утром был увезен в больницу. Ему вызвали «Скорую помощь» прямо к трапу.

— В какую больницу? — раздраженно спросил Бреме.

Девушка снова обратилась к компьютеру и прочитала название.

Услышав ответ, Бреме, даже не поблагодарив девушку, бросился к выходу. За ним спешил Рот.

— Сукин сын, — зло выругался Бреме, — он снова нас обманул. Быстро в больницу. Это рядом.

Рот сидел за рулем. Он ничего не спрашивал. Просто сказал, выезжая с территории порта:

— Если он еще там.

— Быстрее, — заорал Бреме.

Рот увеличил скорость.

В это время Альфред Кохан был уже в отеле «Холидей Инн», где его ждала Марина Чернышева. Он довольно спокойно покинул палату больницы. Свою одежду он не успел сдать и даже не стал переодеваться после того, как его привезли в больницу. Он просто пришел к дежурной и честно признался, что чувствует себя гораздо лучше и хотел бы поехать в отель, чтобы вызвать своего личного врача. Дежурный врач добросовестно проверил давление пациента и, не найдя ничего опасного, разрешил тому покинуть больницу, даже вызвал для него машину. Подобные случаи в порту бывали часто. Человек просто плохо чувствовал себя на корабле. А попав на землю, обретал нормальное самочувствие.

Бреме и Рот приехали в больницу в таком состоянии, что готовы были разобрать ее по кирпичику. Они шли по коридору, бесцеремонно расталкивая врачей, санитарок и больных. У стойки дежурного врача наконец остановились.

— Где лежит Альфред Кохан!

— Кохан. Альфред Кохан!

— Он покинул больницу сорок минут назад, — сказал врач.

— Куда он поехал? — чуть не схватил врача за шиворот Бреме.

— Он сказал, что в отель.

— Какой отель? — на этот раз не выдержал Рот.

— Кажется, «Рафаэль». Да, он так и сказал, чтобы я вызвал машину, которая отвезет его в «Рафаэль».

— В какое агентство вы звонили? — быстро спросил Бреме.

Врач назвал телефон.

Бреме, не спрашивая разрешения, перегнулся, поднял телефон и быстро набрал номер.

— Это говорят из больницы. — торопливо сказал он, — сорок минут назад мы вызвали такси для нашего больного. Он должен был поехать в отель «Рафаэль». Вы могли бы проверить доехал ли он туда? Если можно, свяжитесь с водителем машины.

— Конечно, — любезно сказал диспетчер.

— Кто вы такие? — спросил врач, который хотел перехватить телефон, но Рот сильно сжал ему руку, и он больше не пытался этого сделать.

— Да, — услышал Бреме, — он оставил вашего пациента у отеля «Святой Рафаэль». Это на Аденауэр алее, срок один.

— Я знаю, — положил трубку Бреме и, обращаясь к своему напарнику, кивнул. — Он там.

Оставив ничего не понимающего дежурного врача, они бросились к машине. Через пятнадцать минут были в отеле. Еще несколько минут ушло на то, чтобы убедиться в отсутствии здесь Альфреда Кохана. Ни в одном из ста четырнадцати номеров такой человек не останавливался. За последние два часа вообще никто не приезжал, уверял портье.

Бреме понял, что они упустили этого типа окончательно. Он оттолкнул от себя портье, который ударился спиной о стойку, и вышел из отеля. За ним шагал Рот.

— Негодяй! — в бешенстве сказал Бреме. — Он нас опять обманул. Понял, что мы проверим такси. Приезжал сюда и взял здесь машину в другую сторону.

— Он слишком хитер. — согласился Рот.

— Ничего, — Бреме скривил рот в недоброй усмешке, я все равно его найду. А когда найду, верну свой долг. Только на этот раз верну его в виде пули в его слишком умную голову.

— Нужно позвонить и сказать, что мы его потеряли, — напомнил Рот, — тогда, возможно, мы сумеем снова получить необходимый адрес, где именно его искать.

— Да, конечно. Этот тип обманул нас уже во второй раз. Может, наш заказчик знает, где и на этот раз его искать. Мне кажется, они как-то связаны. По-моему, оба этих парня раньше кормились в одном ведомстве. Но пулю Альфреду Кохану я все равно приготовлю.

 

ГЛАВА 11

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

В вагоне первого класса было спокойно и тихо. Ночными поездами почти никто не ездил, и в их купе никого не было. Марина уже, знала, каким образом Альфред Кохан оторвался от своих преследователей. Теперь, сидя перед ни в трясущемся вагоне, она подумала, что впервые так долго и близко находится с одним человеком.

Все ее случайные встречи до этого, все мимолетные связи никогда не были столь насыщенными и плотными, как в этот раз. У нее были мужчины, был отец ее сына, француз, с которым она встретилась в или и чьи черты уже давно были размыты неумолимым временем. Но в этот раз все было иначе. Она не была влюблена в своего спутника, не теряла голову в его присутствии. Но его холодный аналитический ум привлекал ее, волнуя чувственность. Но все это было лишь мгновением в их жизни. Оба понимали, что после выполнения задания им придется расстаться. Но предпочитали не говорить на эту тему, словно существовало негласное табу. Очевидно, он испытывал подобные чувства, но тоже молчал, глядя на мелькающие за стеклом огни немецких городов. Возможно, он испытывал и другие чувства. Ведь он уже столько месяцев не был в Германии.

— О чем вы думаете? — внезапно спросил он.

Он вздрогнула.

— О вас, — призналась честно.

— А я о вас, — просто сказал Кохан.

Быстрые взгляды — глаза в глаза, но ни один не сказал более ни слова.

— Рано утром мы будем в Бонне, — напомнил Кохан, — я не был там много лет. У меня была несколько другая специализация. Я считался специалистом по Америке.

— Вас тоже хотели использовать в качестве агента «папаши Циннера»?

— Нет, — честно ответил Кохан, — для этого я был недостаточно красив. Или недостаточно сексуален. Я не знаю, как это называется. Агенты проходили специальные психологические исследования. Ими занимались опытные психологи. Каждой женщине подбирался соответствующий мужчина.

— Как в раю, — улыбнулась Марина, — идеальный вариант.

— Да. Идеальный вариант. «Папаша Циннер» формировал идеальные пары. Как Господь Бог подбирал каждой женщине ее неповторимого мужчину.

— Господь Бог тоже не сумел сразу подобрать идеальную пару, — напомнила с улыбкой Марина.

— В каком смысле? — не понял Кохан.

— Бог создал сначала Адама и Лилит. Но так как эта пара получилась неудачной, он уничтожил Лилит и создал из ребра Адама Еву, — напомнила она своему спутнику.

— Да, действительно. Я об этом совсем забыл. Значит, «папаша Циннер» работает лучше самого Господа. У него не бывало проколов. Они применяли самые последние достижения психологии. За ними были Фрейд и Юнг. С помощью этих титанов агенты легко справлялись с любой женщиной. Да и не только с женщиной.

— Что вы хотите сказать?

— Иногда посылали и мужчин определенной ориентации. Не секрет, что в бонских коридорах власти количество гомосексуалистов достаточно велико. А такие люди наиболее замкнуты и ранимы. И друг для них гораздо больше, чем просто друг.

— Какая мерзость, — поморщилась Марина, — по-моему, у Циннера не было ничего святого.

— Как и у любого руководителя разведки, который должен добиться конкретного результата. Одно время в Мюнхине работала пара, которая использовалась в особых случаях. Тогда в моду стали входить обмены женами. Вы меня понимаете?

— Двойной контроль, — тихо сказала Марина. — Я начинаю верить в ад.

— Не нужно так драматизировать. В конце концов, объектов этой пары как раз менее жалко, чем женщин, попавших в сети обычных агентов Циннера. Там в основном были девушки, не сумевшие устроить личную жизнь.

— Вы говорите это таким тоном, словно оправдываете их.

— Я просто рассказываю вам об этом. В конце концов, у Циннера были выдающиеся успехи и об этом тоже нужно помнить. Вы ведь знаете, с кем именно мы будем встречаться.

— Но женщины наших агентов — не провинциальные секретарши, которых обманывают «принцы». Это сильные, самостоятельные женщины, добившиеся немалых успехов в своей служебной карьере. Хотя, думаю, что разочарование бывает одинаково страшным и для тех, и для других. Не представляю себе, что должна испытывать женщина, понимающая, что ее используют лишь в качестве подопытного кролика. Это настоящая для нее катастрофа.

Он серьезно посмотрел на спутницу.

— Вы действительно считаете, что так серьезно?

— Безусловно. Вы даже не представляете, насколько серьезно. Для женщины с неудачной судьбой внимание понравившегося ей мужчины очень важно. Испытать подобное разочарование и сохранить после этого свою душу практически невозможно. Это хуже, чем просто измена с другой женщиной. В таком случае вы любили одну, а затем ушли к другой. Но знать, что даже в минуты самой большой близости вы притворяетесь, — это невозможная боль. Знать, что мужчина заранее идет на подлог ради достижения своих целей. Ничего не может быть ужаснее.

— Вы настоящий философ. — улыбнулся Кохан. — Я все-таки не совсем понимаю, почему, именно вам поручили такое важное дело. Ведь на вашу роль нужно было подобрать циника-мужчину либо стерву-женщину, готовых смириться с чем угодно и с кем угодно.

— А откуда вы знаете, что я не стерва? — засмеялась Марина. — Может, я просто искусно притворяюсь.

В Бонн они приехали ранним утром. В "Кайзер Карл Отель! Добирались та такси, поменяв в дороге два автомобиля. Пришлось перетаскивать чемоданы из одной машины в другую, но уже в девять часов утра они принимали душ в своих номерах. Небольшой отель славился своей роскошью и комфортом. Немного отдохнув, поехали в Бад-Годсберг, предместье Бонна, где находился дом, купленный супругами Герлих.

На первую встречу Марина ехала в особом настроении. Ей было чисто по-человечески интересно увидеть эту необычную семейную пару, где мужчина женился на женщине исключительно в силу установок своей разведки. И затем с помощью психологов добился контроля над ней, вынудив ее работать на другую сторону. Она провела в разведке много лет, попадала в различные ситуации, но никогда не видела ничего подобного. Именно поэтому она ехала в Бад-Годсберг, ожидая увидеть нечто невероятное, словно сами лица необычных супругов могли рассказать об их истинных отношениях.

Из Бонна они добирались на автомобиле «Ауди». При этом Марина арендовала его по своей карточке Марии Чавес, чтобы не привлекать внимание возможных наблюдателей, которые могли проверить именно в Бонне кредитную карточку Альфреда Кохана, полученную в Аргентине.

Дом супругов Герлих был расположен на Мольткештрассе, и они сразу нашли улицу, ведущую к дому Барона. Теперь следовало осторожно выяснить, что именно произошло с Зеппом Герлихом за период после объединения Германии и потери связи со своим центром.

Кохан остался в автомобиле, а Марина вышла из машины, намереваясь пройти мимо дома. Уютные, двух — и трехэтажные дома местных бюргеров были расположены за низкими оградами, среди утопающих в зелени маленьких садов. В Бад-Годсберге жили в большинство дипломатов, аккредитованных при Боннском правительстве. Очень высокие цены на эти дома и землю начали постепенно падать именно в конце девяностого года, когда немцы всей Германии уже осознали, что они единая нация, и все настойчивее стали раздаваться голоса о переводе столицы в Берлин, который должен был стать символом возрождения новой страны.

Марина прошла мимо двух соседних домов, приближаясь к дому, который принадлежит Элоизе Векверт и был переписан на супругов Герлих. Она почувствовала, что нервничает. Чернышева никогда и ничего не боялась. Была в десятках зарубежных командировок, часто на нелегальной работе, попадала в очень тяжелые ситуации, но в подобной оказывалась впервые. Испытывая чувство неловкости, она заставила себя успокоиться.

Обычный двухэтажный дом с палисадником, в котором бурно разрослась зелень. Очевидно, в последнее время за ней не следили. Или у супругов не было возможности нанять садовника, аккуратно подстригающего листья на клумбах. Она прошла дальше. Ничего необычного не было. Марина повернулась и пошла обратно. Так они ничего не добьются. Нужно выяснить, где именно сейчас работает Зепп Герлих.

Уже подходя к автомобилю, она увидела стоящего у машины Альфреда Кохана. Это ей не понравилось. Они договорились, что он должен сидеть в машине и ни при каких обстоятельствах не выходить из нее. Но, увидев Марину, он вышел ей навстречу, нарушая все нормы поведения разведчика.

— Что случилось? — спросила она.

У Кохана было лицо землистого цвета. Он набрал воздух и медленно произнес:

— Давайте уедем отсюда, фрау Чавес.

В такие минуты лучше ничего не спрашивать. Она и не спросила. Просто, пройдя к машине, села в нее и, только когда он опустился рядом, повторила:

— Что произошло?

— Здесь мы уже ничего не сделаем, — пробормотал Кохан.

— Почему?

— Зепп Герлих покончил жизнь самоубийством. Две недели назад. Его супруга сейчас у матери. Она в отпуске. Мы опоздали.

Марина закрыла глаза.

«Покончил с собой, — подумала она, — значит, мы все-таки опоздали».

— Нужно узнать, где живет ее мать, — твердо сказала Марина, — нужно обязательно узнать, где сейчас его жена.

— Зачем? — ошеломленно спросил он, глядя на нее.

— Я должна знать, почему он это сделал. Обязана понять мотивы его поступков. Разворачивай машину. Мы можем узнать адрес у соседей.

 

ГЛАВА 12

ЗЕПП ГЕРЛИХ

В тот самый момент, когда бульдозеры начали ломать Берлинскую стену, он с раздражением выключил телевизор. Элоиза с тревогой взглянула на него.

— Что случилось, Зепп?

— Не хочу на это смотреть, — откровенно признался он.

— Понимаю, — тихо сказала она и вышла из комнаты.

Элоиза знала почти все, что должна была знать о его детстве. Знала о первых десяти годах в Кайзерслаутерне. О последующих годах в другой Германии. О переезде в Западную Германию после смерти отца. Ей казалось. Что она напоминает его чувство гнева и бессилия перед этой стеной, столько лет служившей символом раздела немецкой нации. Но на самом деле все было иначе. Разведчик Зепп Герлих понимал, что с этой минуты государство, которое он представлял и во имя идеалов, которого работал всю сознательную жизнь, проиграло. Он понял, что скоро его государство просто сотрут с политической карты мира, как неправильно начертанную пунктирами карандашную линию. И понимание этого факта было горьким и страшным одновременно.

Все получилось так, как он и думал. Через несколько дней пал режим правящей партии в Германии. Весной состоялись первые свободные выборы, на которых победившее правительство в ГДР открыто заявило о своей приверженности идее объединения Германии. И самое страшное, что на все эти условия был согласен Советский Союз и его руководители. По существу, предавшие своих союзников в Восточной Германии, бросившие на произвол судьбы тысячи и миллионы доверившихся им людей.

Все эти месяцы он наблюдал за агонией режима. За крахом страны, интересы которой он представлял и полковником разведки которой был. Это было странное ощущение провала в небытие. Была потеряна связь. С ноября не появлялся связной Клейтер. А резидент в Бонне. Обязанный выходить на связь в случае отсутствия связного, вообще был отозван в Берлин. С тех пор никто не приходил к нему с другой стороны. Все попытки Герлиха наладить хоть какие-то контакты с работниками посольства ГДР, уже понимавшими, что работают последние дни, ни к чему не привели. А позже, летом девяностого, он узнал, что часть руководителей разведки эмигрировала в Советский Союз. Тогда вспыхнула надежда, что все еще может восстановиться. Но недели и месяцы шли, а связных по-прежнему не было.

Зато рядом была женщина, на которой он женился по заданию своего Центра. Женщина, информация которой так интересовала Центр и которая теперь работала вхолостую. А после непонятного исчезновения Клейстера ему приходилось самому раз в месяц составлять приблизительный вопросник и передавать его Элоизе, дабы не вызвать подозрение полной потерей всякого интереса к ее сообщениям. Сам он искренне верил, что все эти данные еще могут понадобиться, но дни тянулись медленно, а связного по-прежнему не было.

И наконец произошел тот памятный разговор с Элоизой. В тот раз, давая ей очередной вопросник, он не заметил, как тревожно взглянула на него супруга. Или просто не захотел придавать этому факту должного значения. Но вечером она первой начала разговор.

— Когда ты должен передать мои ответы Далглишу? — спросила Элоиза после ужина, когда они сидели в комнате перед телевизором и просматривали сегодняшние газеты.

— Через три дня, — он не придал значения особой интонации в ее голосе.

— Далглиш по-прежнему останавливается в «Новотеле»? — спросила она.

— Да, как обычно. А почему ты спрашиваешь?

Она закусила губу и медленно произнесла:

— Я сегодня звонила туда. Далглиш не появлялся там целый год. Что с тобой происходит, Зепп? На кого мы работаем?

Он бросил газету. Только этого не хватало: она начала подозревать его. Хотя, я другой стороны, в этом виноват и он сам. Целый год без связи, без привычных рекомендаций психологов, без координации сотрудников Циннера. Все это должно было сказаться. И, очевидно, сказалось. Он где-то допустил ошибку. И теперь за эту ошибку должен будет платить по всем счетам.

— Мы работаем на себя, — попытался успокоиться Герлих, — только на себя. А Далглиш, наверное, просто останавливается в другом отеле. Я, в конце концов, не обязан следить за его личной жизнью. Он мне звонит, и мы с ним встречаемся.

Под именем Алана Далглиша в Бонне останавливался связной восточногерманской разведки Клейстер. Но об этом не должен был знать никто.

— Дейсвительно, на себя, — горько сказала Элоиза, — ведь мы получаем за это деньги, так необходимые тебе, чтобы снова открыть свою компанию.

— Я просил не говорить об этом, — недовольно напомнил Герлих. — Тебе нравиться постоянно укорять меня за получение денег. В конце концов, это просто непорядочно с твоей стороны.

Если бы у него были прежние психологи, он бы никогда так не сказал. Но психологов не было, не было связных, не было Циннера, не было вообще страны, которую он представлял. И этот нервный срыв стал началом конца.

Элоиза замкнулась и в этот вечер больше ничего не говорила, а спустя два дня снова вернулась к этому. На этот раз она принесла привычные ответы на вопросы, которые были сформулированы самим Герлихом.

Разговор состоялся в гостиной, куда она вошла, едва приехав после работы.

— Вот твои ответы для Далглиша, — спокойно сказала Элоиза, — можешь передать ему.

— Спасибо, недовольно сказал он, вспомнив об их предыдущей ссоре. Раньше он быстро забирал эти материалы, теперь равнодушно положил на стол, рядом с собой.

От нее не укрылось его состояние. Она прошла в свою комнату, переоделась и вышла к нему в гостиную.

— Тебя уже не так интересуют эти материалы? — спросила ядовито.

— С чего ты взяла?

— Вижу твое отношение. Кстати, обманывать меня необязательно. Я проверила через пограничную службу. После ноября прошлого года Алан Далглиш не въезжал в Германию. Я сделала запрос и получила ответ. Так что твоя ложь была ни к чему.

— Ты послала запрос? — вскочил Герлих.

— Конечно. Я еще тогда обратила внимание, как резко изменился стиль вопросов. Но посчитала, что Далглиша стали интересовать другие проблемы. И только теперь поняла: никакого Далглиша нет уже целый год, и все вопросы ты составляешь сам.

— Ты ошибаешься, — он еще попробовал защищаться.

— Я рассказала тебе о визите французского министра обороны. Но в последний момент визит был отложен. Ты тогда плохо себя чувствовал и не смотрел телевизор. А среди вопросов, которые ты мне дал, был вопрос и о визите французского министра. Я тогда очень удивилась. Ведь любой человек, представляющий солидную службу. Должен был знать о том, что визит французского министра отложен. Об этом не знал только один человек. И это был ты, Зепп. Кому нужны мои материалы, Зепп? На кого ты работаешь?

Он молчал. Возражать было глупо. Он просто не знал. Что именно можно сказать. Привычной помощи психологов не было.

— Я жду ответа, — терпеливо напомнила супруга.

Он посмотрел на нее и вышел из гостиной. Через несколько секунд хлопнула входная дверь.

В этот вечер он вернулся домой непривычно поздно. Но, войдя в дом, обнаружил, что Элоиза не спит. Она сидела в кресле, в гостиной. Муж вошел и сел напротив нее.

Молчание длилось долго. Наконец он сказал:

— Я не отправлял твоих сообщений, Элоиза. Целый год никому не отправлял. Просто собирал их.

— Я об этом догадалась, — честно призналась она. — Далглиш никогда не работал на ЦРУ, правильно?

— Да.

— На кого он работал?

— На восточных немцев.

— Ты тоже.

— Да.

Слова падали словно в гулкую тишину. Падали и уходили куда-то вниз, не создавая привычного эха.

— Тебя завербовал Далглиш?

— Нет.

Элоиза не решалась задавать следующий вопрос, но он сам помог ей, придя на помощь.

— Я был сотрудником их разведки, Элоиза. Полковником восточногерманской разведки.

Она молчала. Не решаясь задать еще один, последний, самый важный вопрос. Ситуация была такая. Словно оба супруга держали огромный стеклянный чан, наполненный водой. Достаточно было шевельнуться одному из них, чтобы в чане сместился центр тяжести и он обрушился на них всей своей массой.

И первым шевельнулся сам Зепп Герлих. Ему просто надоело постоянное варенье, эти унизительные разговоры, эта жизнь нахлебника при деловой женщине. После распада ГДР он перестал получать и свои деньги, а оставшиеся на счетах марки уже не мог выдавать, как прежде, за деньги, получаемые от Далглиша. А может, поводом явилась просто лишняя стопка вина, выпитая в соседнем баре.

— Меня прислали специально, — сказал он, глядя в глаза женщине, — специально, чтобы я женился именно на тебе. Им нужны были твои донесения, Элоиза. Твои агентурные донесения.

Женщина вскрикнула, поднесла руки к лицу, словно защищаясь от ужасной вести. Первый раз за несколько лет она выглядела растерянной, не знала, как именно ей поступить.

И лишь затем медленно поднялась и вышла из комнаты. «Вот и все, — неожиданно облегченно подумал Зепп Герлих, — уже завтра она расскажет обо всем на работе. И уже завтра за мной приедут из федеральной контрразведки. Может, это и к лучшему. Может, так все и должно быть».

В эту ночь он спал в своем кабинете. На следующее утро она уехала раньше, чем он проснулся.

Проснувшись позже обычного, Зепп Герлих тщательно побрился и стал ждать, когда за ним приедут.

Но ждать пришлось долго. Практически весь день. К четырем часам вечера, почувствовав, что проголодался, он поехал на своем автомобиле в соседний ресторан, где обычно ужинал с Элоизой. Увидевший его хозяин ресторанчика привычно кивнул, любезно осведомляясь о здоровье супруги.

Герлих пробормотал нечто невразумительное и отправился обедать. В этот день еда, казалось, не имела вкуса. После обеда он вышел из ресторана, даже не поблагодарив владельца, и сел в автомобиль.

Возвращение было особенно тягостным. Но он мужественно ехал домой, решив никуда не уезжать, чтобы не причинять Элоизе дополнительных неприятностей. Почти рядом с домом он увидел полицейскую машину.

«Все правильно», — обречено подумал он.

Полицейский поднял руку.

Герлих мягко затормозил. Увидев знакомого инспектора, даже не улыбнулся.

Инспектор подошел к нему и, улыбаясь, сказал:

— Добрый вечер, герр Герлих. За поворотом, чуть дальше вашего дома, скоро начнутся дорожные работы. Будьте осторожны, когда поедете в ту сторону.

— Спасибо, — сказал он ошеломленно и долго ждал, пока полицейский отойдет к своему автомобилю.

Машина Элоизы уже стояла у дома. Она почему-то не стала въезжать в гараж. Он припарковал свою машину рядом и вошел в дом.

Элоиза ждала его в гостиной. На ней был темно-зеленый костюм, который они купили во время свадебного путешествия в Испании. Он помнил, когда они его покупали. Очевидно, помнила и она.

— Зепп Герлих, — начала она безо всяких предисловий, — почему ты не сбежал сегодня днем? Ведь я уехала на весь день?

— А я не думал бежать, — угрюмо сказал он. — А сейчас я обедал у Мартина. И до этого весь день сидел дома.

— Я знаю. Я всегда чувствую, как долго ты находишься дома. Ты ушел из дома полчаса назад, как раз до моего прихода.

— Я же тебе сказал.

— Я весь день думала о наших отношениях.

— И к чему ты пришла?

— Мне тебя жаль, Зепп. Мне тебя очень жалко. Ты был вынужден познакомиться с нелюбимой женщиной, жить с ней, спать с ней, изображать влюбленного мужчину. И все ради того, чтобы получить эти паршивые агентурные данные. Мне тебя жаль, Зепп Герлих. Ты принес неслыханные жертвы.

— Не говори так, — зло сказал он, — ты ничего не знаешь.

— Я теперь знаю все.

— Мне казалось, что ты захочешь поделиться этим знанием еще с кем-нибудь, — пожал он плечами.

Она изумленно уставилась на него.

— Так вот почему ты весь день сидел дома! Ты решил, что я сдам тебя полиции.

Он молчал.

— Ты так ничего и не понял, бедный Зепп, — она подошла к нему совсем близко, — это ведь ты столько лет играл со мной, притворяясь, что я тебе нравлюсь. Ты играл, а я нет. Ты мне действительно нравился, очень нравился. Хотя довольно быстро я поняла, что Рильке ты любишь не так сильно, как я поначалу считала.

Он по-прежнему молчал.

— Как ты плохо обо мне думаешь, — грустно сказала она, — я никогда не могла бы сделать такого, Зепп. Ты мой муж. Пусть и не любящий меня, пусть и женившийся на мне из-за своих планов. Но ты мой супруг. А я еще пока твоя жена. Если хочешь, можешь уходить. Если тебе нужно, мы разведемся.

Он изумленно смотрел на нее.

— И, наконец, самое главное, Зепп, — сказала она в заключение, — сегодня день нашей свадьбы. Кажется, раньше ты помнил об этом. Давай на один вечер забудем обо всем. Я тебя приглашаю.

И вот тогда он не выдержал. Он бросился к ней и стал целовать это знакомое, ставшее таким родным и близким, по-прежнему некрасивое лицо жены, ставшей для него в эту минуту самой желанной женщиной на свете.

По взаимной договоренности они больше не говорили о его прежней жизни. А ночью в постели, когда она склонилась над ним, он вдруг услышал ее прерывистый шепот:

— Я люблю тебя, Зепп. И всегда любила. Я не хочу знать, зачем ты женился на мне и кому были нужны эти сведения. Я делала все ради тебя. Ради тебя одного.

И только тогда ошеломленный и взволнованный Зепп Герлих понял всю свою силу любви своей супруги. Но понимание этого факта стало началом конца.

С этого дня каждое ее слово, каждое прикосновение, каждый любящий взгляд были напоминанием о том, каким подлецом был он сам. И хотя Элоиза старалась делать все, чтобы не вспоминать более о случившемся, это невольно прорывалось, все время всплывало. Долго так продолжаться не могло.

В один из таких дней, когда Элоиза уехала к своей матери, оставив ему, как обычно, теплое письмо на прощание, он почувствовал, что более не способен вести подобную жизнь.

В этот день он долго сидел за письменным столом, пытаясь осмыслить свою жизнь. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Он считал, что просто обязан написать письмо Элоизе перед своим уходом. Но, продумав весь день, он так ничего и не написал, кроме одного слова.

Когда стемнело, он прошел в гостиную, убрал лежавшую на кресле рубашку, аккуратно приставил стул к столу. Потом прошел в ванную комнату и лег в ванну. У Элоизы был пистолет, который она хранила в своей спальне еще в те времена, когда жила одна. Именно этот пистолет взял в ванную Зепп Герлих. Но подумал, что не стоит пачкать даже здесь. Ведь она не сможет потом принимать ванну. Поэтому он поднялся, прошел к себе, переоделся еще раз. Спустился вниз, вышел во двор. Сел в свой автомобиль. И только затем, медленно направив пистолет в рот, выстрелил.

В его кабинете на столе остался лежать лист бумги, на нем было написано всего лишь одно слово: «Прости».

КАК РОМЕО ВЕРБОВАЛ ДЖУЛЬЕТУ

Из интервью газеты «Комсомольская правда»

Разведка ГДР засылала в Западный Берлин специальных агентов мужчин, чтобы они женились со шпионскими целями на секретаршах крупных боссов.

28 июня 1996 года.

Интервью с Маркусом Вольфом

Журналисты называли Маркуса Вольфа гением шпионажа, суперагентом ХХ века и «человеком без лица». О Маркусе Вольфе, недавнем начальнике главного управления «А» разведки ГДР, написаны горы статей. После объединения Германии судебное преследование все еще висит над ним.

Вопрос: Господин Вольф, вы действительно руководили подобным подрозделением?

Ответ: Никакого подразделения «Ромео», созданного для соблазнениянемолодых секретарш романтическими красавцами, не было. Это легенда. Впрочем, я сам люблю легенды и должен признать, что доля истины в них есть. Сакма жизнь привела нас к подобному методу. Давно известно, что информацию иногда проще получить не с помощью сложнейшей техники, а с помощью простого общения.

Чем может соблазнить мужчина мужчину — я не беру сексуальные наклонности? Выпивка, деньги, благородная идея… В любом из этих случаев нет прочного и надежного контакта: кто-то всегда может больше налить или больше заплатить. А женщины еще с древних времен использовались в разведывательных целях.

Мы решили сразу — никаких актрис и танцовщиц, они больше подходят для контрразведки. Нас интересовали скромные секретарши, шифровальщицы, работницы технических служб, — словом, те, кто на своих маленьких должностях все же имеет доступ к секретам и важным документам. Большинство этих женщин — без мужчин, и без ухажеров, и даже без надежды ими когда-нибудь обзавестись.

А мы направляли в Западный Берлин молодых привлекательных мужчин: студентов, спортсменов… Ну, и говорили им, что между делом они вполне могли бы познакомиться с какими-нибудь интересными — с точки зрения разведки — женщинами.

Оказалось, что первые солидные успехи возникли именно от таких знакомств.

Вопрос: Ну и как же агенты «обрабатывали» своих подруг? Вребовали в шпионки или скрывали свою деятельность до последнего?

Ответ: В зависимости от обстоятельств. Сначала женщины, влюбленные в неожиданно свалившегося на них мужчину, ни о чем не догадывались. Потом, когда скрывать свой интерес к документам становилось невозможно, агент пускал в дело легенду, то есть работал под чужим флангом. Ну, например, говорил, что сотрудничает с английской разведкой, и если он не добудут нужную информацию, его отзовут или накажут.

Вопрос: А для улучшения результатов работы агенты женились на влюбленных в них дурнушках?

Ответ: Это зависело от прикрытия — могли ли документы выдержать проверку. Чаще всего нет, так как документы не были настолько совершенны. Конечно, судьбы ломались… Ведь очень часто агент при первой опасности скрывался, а его подруга оказывалась под судом…

Вопрос: Да что же тут приличного? Так эксплуатировать чувства бедных женщин, хладнокровно отправляя их в тюрьму одну за другой…

Ответ: Ну. Не все истории заканчивались так трагично. Есть много примеров, когда браки из служебных превращались в настоящие. Вот, например, секретарша почти всех генеральных секретарей Христианской демократической партии одновременно была членом западногерманской команды стенографисток для всемирных состязаний — то, что нужно для разведки. Когда она познакомилась с одним из наших «Ромео», то они влюбились друг в друга, пожениться не могли, но много лет жили вместе и конспиративно работали. Когда же эта пара оказалась на грани разоблачения, мы вывезли обоих в ГДР, устроили на работу, они наконец-то обзавелись детьми…

Вопрос: А бывают ли случаи, когда женщины перевербовывали ваших агентов и те предпочитали любовь карьере разведчика?

Ответ: Случаи бывали. Но предпочитали скорее не любовь, а западное благополучие. Например, одного нашего убежденного патриота мы вывезли на Запад, там он познакомился с очередной секретаршей, они стали передавать информацию. А потом его засосал быт: он получил хорошую работу, большой заработок, у него появились дети. Что уж там говорила жена, не знаю, но контакт с ним оказался утерян. Мы могли бы отомстить… Но что бы это нам дало? После его ареста поднялась бы шумиха, которая могла обернуться против нас. Нет, в таких случаях мы пытались убедить, может, немного поднажать… Но капитализм иногда оказывался сильнее нас.

Вопрос: А были в вашей практике случаи, когда женщина, узнав о том, что ее любимый — шпион, предавала его, сдавая властям?

Ответ: Мужчины предают значительно чаще, чем женщины. И слабее держится на допросах. По крайней мере, у меня в памяти случаи женских предательств не запечатлелись. Было много других неожиданностей. Мы всячески запрещали агентам сообщать женам и подругам, кто они и откуда. Но жизнь есть жизнь, не все выдерживали. Иногда только после смерти разведчика мы узнавали, что он долгие годы работал в паре с женой, которая знала все. Причем это было даже на пользу: попробуйте тайно от семьи получать шифровки, отправлять донесение…

Вопрос: Да, жены следят за мужьями лучше любых сыщиков…

Ответ: Поэтому мы и смотрели на нарушения этих инструкций сквозь пальцы. Я знаю только два случая, когда мужчины говорили: жену ни за что нельзя посвящать в мою работу. В одном из этих случаев работавший на нас очень видный депутат неожиданно умер от сердечного приступа, а у нас был договор: в случае смерти мы материально поддерживаем семью. И когда жена, занимавшая тоже большой пост, получила содержание и узнала, что муж был нашим агентом, она даже заплакала: что ж он мне раньше не сказал, я ведь могла ему помочь, может, до сих пор был бы жив.

 

ГЛАВА 13

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Узнать, где живет мать Элоизы Векверт, было не столь сложно. Они выяснили все у соседки. Ошеломленной происшедшим с Герлихом. «Они жили прекрасно, — уверяла пожилая женщина. — Были очень дружны», — говорила она, приняв Кохана и его спутницу за журналистов.

Смущало лишь постоянное молчание женщины. Уже после того. Как они отъехали от дома, Альфред Кохан спросил у своей спутницы.

— Каким образом ты будешь говорить с матерью женщины? Ты ведь не знаешь немецкого.

— Говорить будешь ты, — пояснила Чернышева, — скажешь, что ты его друг.

Кохан неожиданно затормозил.

— Так вы все знали с самого начала?

— О чем ты? — не поняла Чернышева.

— Откуда ты знаешь, что он был моим другом?

— Я просто сказала, как тебе нужно представиться, — ответила женщина, — уверяю тебя, это совпадение. Так ты действительно был с ним знаком?

— Он и был тем самым Юргеном, о котором ты говорила. Мы работали вместе с ним в Америке. Но потом его отозвали. Позже я узнал, что он был отправлен в отдел Циннера. И с тех пор ничего не слышал о Зеппе. Мы были друзьями. У нас была довольно небольшая страна, и многие разведчики знали друг друга даже в лицо. Я же тебе говорил, что знал его.

— Понимаю, — кивнула женщина.

Кохан выехал из Бад-Годсберга, направляясь на север. До Кельна было недалеко, минут тридцать-сорок езды. Но, выехав на трассу, он неожиданно нахмурился. И резко увеличил скорость.

= Черт побери, — сказал нервно, — мне это перестает нравиться.

— Опять что-то не так? — спросила Марина.

— За нами снова следят. Те самые два типа. Они пристроились к нам. Когда мы выезжали из Бад-Годсберга. По-моему, они точно знали, куда именно мы поедем.

— Этого не может быть, — нервно сказала Марина, — каким образом они могли это узнать? Ведь я не говорила об этом даже тебе. Они не могли нас подслушать.

— Они и не подслушивали. Они точно знали, куда мы поедем. Это уже просто опасно. Я сверну с трассы в сторону Зигбурга. Посмотрим, как они себя поведут.

Кохан повернул руль «Ауди» в правую сторону. Следовавшая за ним «БМВ» сразу повернула за ними.

— Ну все, — решительно сказал Кохан, — пристегнись ремнями. Сейчас мы устроим этим мерзавцам показательные гонки.

Он надавил изо всей силы на педаль газа, и «Ауди» помчалась по дороге, увеличивая скорость. Следом, также набирая скорость, неслась, почти не отставая, «БМВ».

Кохан скрипнул зубами, еще более увеличивая скорость. «БМВ» по-прежнему не отставала. Они уже выехали с трассы и теперь мчались по обычной шоссейной дороге местного значения. Кохан посмотрел вперед. Там, кажется, никого не было.

— Держись крепче, — попросил он Марину.

И резко развернул машину в противоположную сторону. Так резко, что та едва не перевернулась.

«БМВ» приближалась на огромной скорости.

Сжав зубы. Кохан дал газ и помчался навстречу автомобилю.

Машины быстро сближались. Сидевший за рулем Бреме пробормотал страшное проклятье. Рот нервно посмотрел по сторонам. Расстояние между автомобилями уже не превышало двух сотен метров.

Марина вдруг поняла, что Кохан не будет сворачивать.

Очевидно это поняли и сидевшие в «БМВ» преследователи.

В самый последний момент Бреме чуть увернулся, и «БМВ» на полной скорости, потеряв управление. Несколько раз перевернулась на трассе.

Марина испуганно вскрикнула, оборачиваясь назад.

— Кажется, они разбились.

Кохан даже не обернулся.

Бреме. Ударившийся головой, закричал от боли. Рот, разбивший нос и порезавший щеки, вытер поцарапанной рукой лицо и вылез первым из автомобиля. За ним со стоном выбрался Бреме.

— Сукин сын, какой сукин сын, — стонал он, держась за голову.

— Мы должны его найти, — сказал Рот.

— Опять звонить и узнавать, где он будет? — испугался Бреме. — Это невозможно.

— Нужно его найти и сразу присрелить, — жестко сказал Рот, — видимо, наш благодетель точно знает, где именно он будет в каждый следующий день. Ничего. Позвоним ему в последний раз. А потом убьем этого типа.

Сидя в машине, Кохан смотрел в зеркало заднего обзора.

— Кажется, оторвались, — сказала Марина, — тебя это беспокоит?

— Меня больше волнует вопрос, откуда они взялись? — спокойно ответил Кохан. — Все время знают, куда мы поедем. Ты уже получила ответ на наш запрос?

— Я все время была рядом с тобой, — пожала плечами Марина, — когда бы я могла успеть? Для этого нужно встретится в Бонне с нужным мне человеком. Может, сделаем так: ты высадишь меня в Бонне, а сам отправишься в Кельн, к матери Элоизы Веверт. Нужно поговорить с ней. Узнать, что именно произошло с ее зятем.

— Это неразумно, — возразил Кохан, — мы вызовем только ненужное подозрение. Кроме того, я не могу так рисковать. Меня могут узнать. Ты же должна понимать мои мотивы. Я въехал в Германию нелегально, по подложным документам. Если меня узнают, не берусь предсказать. Чем все это кончится. Ты ведь можешь представить, что меня ждет.

— Мне нужно было узнать. Что с ним случилось, — упрямо повторила Марина. Кохан посмотрел на нее и чуть улыбнулся:

— В тебе говорит чисто женское самолюбие.

— Во мне говорит трезвый расчет. — возразила Чернышева, — если я узнаю, что именно случилось с Герлихом, я попытаюсь спрогнозировать наши следующие две встречи.

— Это маловероятно, — заметил Кохан, каждый агент такого ранга работал по индивидуальному плану. Наработки, которые применялись в одном случае, уже не применяются в другом. У Циннера работала целая команда психологов.

— И тем не менее мы обязаны рискнуть, — упрямо сказала Марина. — Тебе обязательно нужно поехать в Кельн, к матери Элоизы Векверт. Разве тебе самому не интересно знать, почему застрелился твой бывший товарищ?

Кохан взглянул на нее. Помолчал и нехотя выдавил:

— Кажется, я понимаю, почем послали именно тебя. Ты умеешь убеждать. Хорошо, я поеду и постараюсь выяснить, что произошло. Хотя я считаю вашу затею чересчур авантюрной. Где тебя высадить?

— В центре Бонна, — предложила Марина, — в любом месте. Как ты думаешь, откуда появляются эти преследователи? И почему они знают все наши маршруты?

— Не представляю. Может, в Москве сумеют лучше разобраться, — ответил Кохан, — меня самого нервирует их постоянное появлени за моей спиной. В этом есть нечто мистическое.

— Они погибли?

— Думаю нет. Машина, к сожалению не загорелась. Это пресловутое немецкое качество.

Через десять минут они были в Бонне. Кохан мягко притормозил.

— Увидимся в нашем отеле, — кивнула Марина.

— Нет. — возразил Кохан, — собери наши вещи и куда-нибудь переезжай. В любой отель. И желательно не регистрироваться. Ты меня понимаешь?

— Ясно.

— Встретимся у ратуши через четыре часа. Ровно через чктыре часа. Все поняла?

— Я все сделаю, — она наклонилась к нему, — спасибо, Альфред.

— С кем мы встретимся потом? Скажи мне, чтобы я хоть знал, куда мы потом поедем.

— Недалеко, — улыбнулась она, — второй агент находится тоже в Бонне. Это Монах.

— Господи, — улыбнулся Кохан, — неужели этот маленький город был наводнен нашими шпионами?

— И не только вашими, Альфред, — махнула на прощание рукой Марина.

Они даже не подозревали, что Бреме и Рот скоро получат второй адрес, по которому можно найти Альфреда Кохана и его спутницу. И это будет адрес второго агента, известного в отделе Циннера под кличкой Монах. Его настоящее имя было Пауль Цехлин.

 

ГЛАВА 14

ПАУЛЬ ЦЕХЛИН

Своего настоящего имени Пауль никогда не знал. Мать оставила его, когда ему было всего пять часов от роду. Но всю оставшуюся жизнь Цехлину внушали, что он должен быть счастлив и горд своим рождением в социалистической Германии, которая взяла на себя заботы о его воспитании.

«Заботы» были не очень обременительными. Детский дом он вспоминал, как неприятный сон. Запомнились строгие воспитатели и мальчишеские драки до первой крови. Уже в школе на него стали обращать внимание девочки. Пауль был голубоглазым блондином, словно рожденным для того, чтобы стать в будущем киноактером и сводить с ума окружающих его женщин. Но все получилось иначе. После службы в армии он получил направление в «Штази», а уже оттуда, будучи младшим офицером, попал в отдел «папаши Циннера», обратив на себя внимание своей привлекательной внешностью. И неистовым характером, из-за которого несколько раз был на грани увольнения.

Жизнь в детском доме давала о себе знать. Воспитанный в духе неистового индивидуализма, всегда готовый постоять за себя, настоять на своей правоте. Пауль Цехлин никогда не думал о разведке, считая, что с его характером и выдержкой можно работать где угодно, но только не в разведке. Однако психологи Циннера рекомендовали ему именно этот тип агента, тонко уловив в нем садистские наклонности.

И отныне его подготовка осуществлялась по особой программе. Получив агентурную кличку Монах, он начал постигать азы разведывательного дела, занимаясь по индивидуальной программе. Больше всего он не любил собеседований с мрачным преподавателем-психологом, интересовавшимся его юношескими снами, начиная с первого момента осознания себя взрослым мужчиной до первой встречи с женщиной.

Но самое неприятное было впереди. Однажды, получив положенный отпуск, он познакомился в городе с очаровательной молодой блондинкой по имени Ева. Блондинка работала в аптеке. Они договорились о встрече на следующей неделе. Встретились и провели время в кино. А во врем третьей встречи она сама предложила подняться к ней на квартиру. Ева пояснила, что получила эту квартиру совсем недавно и теперь живет одна.

Это была специальная программа хонеккеровской социалистической Германии. Особая программа по улучшению рождаемости в стране, в которой естественный рост населения был одним из самых низких в Европе. Молодым людям предоставляли бесплатные квартиры, семьям, имеющих двух или трех детей, дарили целые дома. Всячески поощрялись любые формы неформального общения молодежи. Руководство партии считало это такой же важной задачей, как и борьбу за мир.

Пауль оказался в квартире своей знакомой поздним вечером. Для этого они неплохо провели время в дискотеке, где он позволил себе немного расслабиться и выпить больше обычной нормы. В доме у Евы все было, как обычно. Тихая музыка, медленный танец, глубокие поцелуи, крепкие объятия. Все шло к логическому финалу. Они были уже почти раздеты, когда она сказала:

— Нет, я не хочу.

— Ты не можешь? — его всегда раздражали эти дни у женщин.

— Могу, — очень равнодушно сказала она, — но не хочу.

— Почему?

— Просто так. Не хочу я с тобой — и все.

— Тебе нравится надо мной издеваться?

— Ага, — также лениво сказала она, — я просто шутила. Хотела посмотреть, как ты себя поведешь. А ты мне вообще не нравишься.

Привыкший к женскому обожанию, парень дрожал от гнева и раздражения.

— Сука, — убежденно сказал он, отталкивая от себя Еву.

И все на этом могло закончиться, если бы она, вдруг подняв руку, не ударила бы его по лицу.

От удара он вспыхнул. Таких злых и больных ударов он давно не получал. И некому не прощал, когда били его по лицу. Он схватил молодую женщину и едва ее не задушил. Затем потащил к кровати. Она была сильной, ширококостной. Но ее сопротивления хватило ненадолго. Он нанес ей несколько сильных ударов в лицо и в грудь и уже затем изнасиловал, обмякшую и покорную. И лишь после того, как все было совершено, он испугался. Теперь за это нужно будет отвечать, и отвечать довольно серьезно.

Из дома Евы он сбежал, как последний вор, оставив стонущую хозяйку в квартире. На следующий день его вызвал к себе сам Циннер. В его кабинете сидел знакомый психолог. Пауль почувствовал, что это последний день его пребывания в разведке. Но, не подав вида, старался держаться уверенно.

Психолог, вопреки обыкновению, улыбался. Увидев его улыбающимся, Пауль смутился еще больше. Он уже не сомневался, что им все известно. С этого, собственно, и начался разговор. Циннер строго спросил, где он провел вчерашний вечер. Понимая, что лучше не отпираться. Пауль честно рассказал обо всем, не утаив и случившегося в квартире Евы. Правда, в его интерпретации это был лишь словесный поединок, окончившийся пощечиной женщины и его ответным ударом. Психолог удовлетворенно кивнул и, уже не обращая внимания на стоящего перед ним Пауля, сказал, обращаясь к Циннеру.

— Все, как я и говорил. Низкий порог чувствительности к чужой боли, внешняя аффектация, склонность к садизму. Явное преобладание холерических черт.

Пауль не понял ни слова, но осознал, что психолог уже и раньше говорил о нем нечто плохое.

Циннер согласно кивнул, строго посмотрев на стоящего перед ним молодого сотрудника.

— Сядь, — предложил он, — сейчас мы посмотрим одну кассету.

И включив телевизор, подключенный к видеомагнитофону.

Пауль Цехлин увидел вчерашнее происшествие во вех подробностях. От момента прихода к Еве до ухода, словно спрятанный оператор заранее знал — что и как будет происходить. От возмущения Пауль не сказал ни слова. Лишь через некоторое время после фильма он начал осознавать, что произошло нечто непонятное. Никто не мог заранее знать, что он пойдет именно к Еве. И что может произойти у нее на квартире. Все его действия были спонтанными и непродуманными. Бросив взгляд на улыбавшегося психолога, он понял все. Тот, кажется. Уже подтвердил, что все получилось так, как он говорил. Пауль Цехлин осознал, что стал участником какого-то непонятного гнусного эксперимента.

— Вы все знали с самого начала? — спросил он, не решаясь поверить в эту чудовищную правду.

— Конечно, — спокойно кивнул Циннер, — мы все планировали с самого начала.

— Ваши поступки вполне адекватны тем реакциям, которых мы от вас ждали, — строго продолжил психолог, — мы рассчитывали, что примерно так все и произойдет. Как видите, наши расчеты оказались верными.

— Но почему?… Почему тогда вы мне не помешали? — воскликнул изумленный Пауль.

— Очень просто, — пояснил психолог, — мы хотели проследить до конца за вашей реакцией. А насчет женщины можете не беспокоиться. Она была завербована «Штази» еще пять лет назад. Вы были в таком состоянии, что не могли нанести ей сколько-нибудь существенной травмы.

— Значит, вы все подстроили, — разозлился Пауль.

— Мы хотели показать тебе, во что ты можешь превратиться, если не будешь полностью контролировать свои эмоции, — пояснил психолог, — теперь ты все отлично знаешь. Нам была нужна твоя реакция. И очень важно подтверждение того факта, что мы на верном пути.

— Меня теперь отчислят? — спросил Пауль.

— Нет, конечно. Это была своего рода проверка. И вы вели себя почти адекватно той схеме, которую мы для себя выработали. Вас уволят за этот случай. Но мне хотелось бы послушать разбор ваших ошибок. После просмотра кассеты вы все увидели заново. Так мы ждем вашего разбора. Какие ошибки вы допустили?

— Прямо сейчас нужно говорить? — спросил он, снова опускаясь на стул. — Я не должен был идти туда.

— Не то. Вы не могли предполагать, чем это закончится.

— Я не имел права ее насиловать.

— Я с вами не согласен, — возразил психолог, — вы получили удовольствие. Женщина тоже. Нет, дело не в этом. Укажите мне свою главную ошибку.

— Я сильно выпил.

— Нет.

— Я ударил женщину.

— Какая глупость. Нет.

— Я дал возможность записать меня на пленку.

— Можно подумать, что вы могли помешать. Нет.

— Я не должен был вам обо всем рассказывать.

— Это уже лучше. Но это не решение всей проблемы. Вы ведь будете обвинены в изнасиловании и можете получить довольно длительный тюремный срок.

— Я понимаю, — кивнул Пауль, опустив голову, — просто на этот раз я несколько перепил и погорячился.

— Вы не ответили на мой вопрос. Цехлин: в чем вы видите свои ошибки как профессионал? Какую главную ошибку вы допустили?

Пауль облизал пересохшие губы. Психолог напряженно ждал. Циннер внимательно следил за своим подопечным.

Я… я… — он посмотрел на лица сидевших перед ним людей и вдруг выпалил страшное, ужаснувшее даже его, решение: — Я должен был ее после этого убить.

Психолог быстро посмотрел на Циннера. Тот, вздохнув, кивнул.

— Вы ошиблись. Цехлин, — спокойно сказал психолог, — вы просто обязаны были проверить место. Куда пойдете. Разведчик обязан заранее интересоваться людьми, с которыми он намерен общаться. Вот и весь ответ. Но ваше нетрадиционное мышление довольно интересно. У меня больше нет к вам вопросов.

— Можешь идти к себе, — разрешил Циннер.

Пауль поднялся и. Уже подходя к дверям. Обернулся и спросил:

— Меня отчислят?

— Это мы решим позже, — тоном не предвещавшим ничего хорошего, ответил Циннер.

Пауль Цехлин вышел в полном отчаянии, убежденный, что его карьера разведчика будет завершена.

— По-моему, он просто опасен, — задумчиво сказал Циннер. — И такого человека вы рекомендуете мне в отдел.

— Это идеальный кандидат для такой женщины, как Рут Мюллер, — убежденно сказал психолог, — он сумеет сделать все, что вам нужно. И в большой степени добиться успеха. Но его нужно долго и тщательно готовить.

— За это время Рут Мюллер выскочит за кого-нибудь замуж либо найдет себе друга.

— Не найдет, — улыбнулся психолог, — мы умеем просчитывать такие варианты. Она крайне замкнутый человек, и ее оборону не так просто взломать без достаточных психологических приемов. Она никого не найдет, пока не появится Пауль Цехлин.

— Этот неврастеник может что-то сделать? — не верил Циннер. — Он просто придушит несчастную женщину.

— Нет. — возразил психолог, — он сумеет подавить ее волю, а это, в конце концов, для вас самое важное. Но мы обязаны его подготовить.

— Долго будет длиться эта подготовка?

— Шесть, от силы восемь месяцев. Но мы сделаем все, чтобы он достиг нужной нормы уже к этому сроку.

— А если у него будет срыв? — не унимался Циннер — Я поверил вам один раз, и он избил и изнасиловал мою сотрудницу. Теперь вы хотите, чтобы я поверил вам второй раз.

— Я точно предсказал вам, что в ответ на агрессию и насмешки с ее стороны он перейдет к ответной реакции. А теперь я могу сообщить вам, что в случае с вербовкой Рут Мюллер он принесет наибольшую пользу. Давайте сделаем так, герр Циннер: мы просто поспорим на одну марку, что я выиграю и Пауль Цехлин будет лучшим агентом нашего ведомства.

Циннер хорошо знал, что в его отделе большая часть успеха зависит от правильной ориентации психологов, дающих основные установки агентам на встречу с женщинами. И не стал спорить с главным психологом. В конце концов, до сих пор все его установки успешно проводились в жизнь. Циннер хитро улыбнулся и посмотрел на своего собеседника.

— Тогда давайте поспорим на две марки, чтобы спор был более интересным. И учтите, если Пауль Цехлин провалит свое дело, мы просто вынуждены будем убрать эту парочку, чтобы не подводить других наших агентов.

— Я думаю, до этого не дойдет, — завершил разговор психолог.

И с этого дня у Пауля Цехлина началась новая жизнь. Многочасовые собеседования с психологами. Чтение необходимых книг, репетиция предполагаемых сцен — всю эту науку Пауль Цехлин постигал с возрастающим удивлением, еще не зная, на какую роль его готовит руководство отдела.

А в Бонне, в Министерстве иностранных дел, в отделе стран Восточной Европы работала тридцатипятилетняя женщина Рут Мюллер. Она только недавно была выдвинута на должность заместителя начальника отдела и получила свой персональный кабинет. Женщина даже не подозревала, что в другой Германии ее кандидатура уже находится под пристальным вниманием разведки. Все ее беседы тщательно фиксировались, людьми, с которыми она общалась, проверялись, а любые действия женщины становились объектом обстоятельных бесед целой группы людей, занятых разработкой характера Рут Мюллер. Сама женщина очень удивилась бы, узнав о таком пристальном интересе к ее персоне.

Вся ее жизнь до будущей встречи с Паулем Цехлиным была образцом честного служения родине. Она была пунктуальной, аккуратной, исполнительной и вызывала всеобщее уважение своих коллег. Она даже сама не предполагала, какие силы дремлют в ее душе. Но об этом уже думали психологи Циннера.

Пауль Цехлин готовился к переезду в Западную Германию. По предложению психолога ему была дана кличка Монах. Психолог почему-то настоял именно на такой кличке, словно в насмешку над человеком, известным своим буйным и необузданным характером.

 

ГЛАВА 15

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Общая эйфория, царившая в объединенной Германии по отношению к Советскому Союзу, передалась и боннским чиновникам. Впервые сотрудники посольства СССР в Бонне чувствовали на себе всеобщую симпатию немцев, пораженных решением Горбачева и Шеварднадзе разрешить немецкое объединение, воплотив таким образом в жизнь многолетнюю мечту немцев.

Марина довольно быстро дозвонилась сотруднику местной разведки КГБ и условилась о встрече, которая должна была состояться через шесть часов. Затем поехала в свой отель, чтобы собрать вещи. Портье любезно выдал ей ключ Кохана. Он, видел, что эти двое уже не очень молодых людей приехали вместе и все время вместе выходили из отеля. Он так многозначительно улыбался, что Марина чуть не расхохоталась.

Воровства в отелях не боялись. Кредитные карточки, которые предъявляли гости, лучше всяких паспортов защищали от непрошеных гостей. А найти по кредитной карточке гостя было совсем нетрудно. Марина собрала свои вещи и вызвала такси.

— Я уезжаю на вокзал, — объявила она портье, — там меня ждет мой друг.

— До свидания, — улыбнулся на прощание все понимающий служитель.

Марина села в такси, уже забрав предварительно карту города, в которой традиционно были обозначены почти все отели с указанием цен за каждый из номеров.

— В центр, — приказала она водителю, продолжая внимательно изучать карту.

— Но мы в центре, — изумился водитель.

— Тогда к вокзалу.

Она нашла по карте отель «Савой». С невероятно дешевой ценой, даже меньше ста марок за номер. Она не поверила глазам. «Савой» в Лондоне или в Москве считали одним из лучших отелей. А тут такая цена.

— Что это за отель «Савой»? — спросила она у водителя.

— Это не очень хороший отель, фрау, — скривился водитель, — он находится у моста, здесь, недалеко, Довольно непривлекательное место. Но там есть казино.

— Поехали туда, — решительно приказала Марина.

Через десять минут такси остановилось у небольшого здания с не очень презентабельной вывеской, на которой было действительно написано: «Савой».

— Вот то, что вы просили, — мрачно показал на здание водитель.

— Я сойду здесь, — решила Марина, выходя из машины.

Толкнув простую стеклянную дверь, она вошла в очень узкое помещение. Которое при всем желании нельзя было назвать холлом. Скорее это был именно узкий — метров пять в ширину и метров тридцать в длину — коридор, в конце которого за стойкой сидел пожилой портье.

— У вас есть свободные номера? — спросила Марина.

Водитель уже вносил чемоданы.

— Вы хотите номер в нашем отеле? — удивился портье, оглядывая Марину с ног до головы. — Сто марок за номер. Или, если хотите, снимите койку.

— Но в проспекте указано, что номер в отеле стоит восемьдесят пять марок, — возразила Марина.

— Много чего там указано, — пожал плечами старик, — сто марок за весь номер, и я даю вам ключи.

— Хорошо, — улыбнулась Марина, — я согласна на ваши условия. Поднимите чемоданы ко мне в номер.

— Оставьте их внизу, сейчас я кого-нибудь вызову, — равнодушно сказал портье.

Марина заплатила таксисту, так и не понявшему, почему фрау переехала из такой шикарной гостиницы в такую затрапезную, и протянула портье две стомарковые купюры.

— Нет, усмехнулся старик, — сначала вы лучше посмотрите номера, а уже потом решайте, платить вам деньги или нет.

Они вошли в старый лифт, кажется, еще довоенной конструкции, и портье нажал кнопку. Узкая железная кабина с грохотом поднималась на третий этаж.

На этаже был серый, мрачный коридор, в который выходили несколько дверей, запиравшихся на ключ.

— Туалеты общие, — равнодушно сказал старик, — но зато в номерах есть рукомойники.

Марина изумленно осмотрелась, когда портье открыл ей один из номеров. Две кровати. Две тумбочки. Правда, в пепельнице лежат конфеты-леденцы. Рукомойник и старый шкаф. Спартанский вид номера привел ее в восторг. Это было именно то, что нужно. Здесь, в любом случае, их не станут искать.

— Меня все устраивает, — сказала Марина, — вот ваши деньги, — протянула она купюры старику, — положите вещи в номер. Мой друг скоро приедет.

Ее устраивало в этом отеле и отсутствие лишних вопросов. И, самое главное, что она оплатила номер наличными. Узнать, что именно в этом отеле остановились Кохан и его секретарь, теперь было просто невозможно.

Правда, отсутствие нормальных условий несколько утомляло, но она успокоила себя тем, что так нужно в целях конспирации. Немного отдохнув, она посмотрела на часы и заторопилась. До встречи с Коханом оставалось менее часа. Она оделась, привычно положила скэллер в сумочку и вышла из номера. Закрывая дверь на ключ, покачала головой. Давно она не жила в подобном заведении. Где-нибудь на Востоке еще можно было увидеть подобный отель с громким названием и полным отсутствием бытовых условий. Но в Германии такие форс-мажорные обстоятельства почти не случались.

На встречу со своим напарником она приехала за десять минут до назначенного времени. И поэтому успела даже проверить, нет ли постороннего наблюдения за местом их встречи. Точно в назначенное время приехал Альфред Кохан. Она села к нему в автомобиль.

— Как у тебя дела? — спросил Кохан.

— Неплохо, — ответила она, — я перевезла наши вещи в отель «Савой».

— Куда? — изумился Кохан. — В «Савой»?

— Не беспокойся. Это просто громкое название. На самом деле в этом «Савое» не остановятся даже американские иммигранты. Он темный, тесный, старый и без надлежащих условий.

— Никогда о таком не слышал, — улыбнулся Кохан, — значит, нам повезло.

— Ты был в Кельне?

— Конечно. И даже мило побеседовал с матерью Элоизы Векверт. Она считает, что у ее зятя был просто нервный срыв. Старушка очень переживает за него. Видимо, она его искренне любила.

— А где была сама Элоиза?

— Она уехала к своей кузине в Бермен. Мать говорит, что она сильно переживает смерть мужа. Рассказывала, что Элоиза не может найти себя после случившегося. Судя по словам старой женщины, это настоящая трагедия для ее дочери.

— Понятно. Спасибо.

— Я тебе хоть чем-то помог?

— Да. Ты принес очень интересную информацию. Я, собственно, так и предполагала.

— Но ты не сказала мне о своей встрече.

— Ее не было, — пожала плечами Марина, я встречаюсь со связным только через два часа. У нас в запасе два часа.

— Значит, мы можем проверить нашего второго агента, — сказал Кохан, — и, кстати, мне нужно вернуть машину. Они могут засечь нас по автомобилю.

— Судя по всему, ты очень не хочешь встречаться с этими типами.

— Я не знаю, как они выходят на меня, а это очень нервирует. Но теперь я знаю точно, что они представляют моих бывших коллег из Восточной зоны. И сама утечка информации, судя по всему, идет именно оттуда.

— Мы узнаем об этом через два часа, — согласилась Чернышева, — но насчет машины ты прав. Что ты хочешь сделать? Без машины нам будет трудно.

— Я заплачу наличными и возьму машину. Здесь есть такие агентства. Или просто куплю автомобиль. Это ненамного дороже наших жизней.

— Согласна. — одобрила его Марина, — в таком случае запомни адрес Монаха. Это Паукль Цехлин. Он живет вместе со своей супругой Рут Мюллер.

Она сказала адрес.

— Я буду там через два часа, — кивнул Кохан, — постарайся не опаздывать.

— Моя встреча со связным резидентуры займет от силы пять-десять минут, и не более. Как только мы закончим, я разу приеду. Будь осторожен. Вполне возможно, что он не ждет нашего появления. Ему нужно передать привет от «папаши Шварца».

— Я думал, что у нас есть только один папаша. И это наш Циннер, — засмеялся Кохан, — я позвоню ему и договорюсь о встрече. До свидания. — Она хотела выйти из машины, но он мягко остановил ее. И поманил пальцем. Поцелуй был долгим и приятным. Марина облизнула губы.

— До свидания. — сказала она, улыбнувшись, и вышла из машины. — Я буду в этом ресторане, позвони мне.

Он отъехал, а она еще долго смотрела туда, где скрылась в вечерней темноте его «Ауди». И только затем пошла в ресторан, вспомнив, что умирает от голода. Сидя за столом, она все время думала о незнакомцах, так настойчиво преследующих их в этой поездке.

«Чего они добиваются? — не понимала Марина. — Почему так нагло и уверенно идут по следу? Кохан прав, здесь какая-то тайна, связанная с его старой работой».

Через час позвонил Кохан. Он сумел найти неплохой автомобиль «тойоту», заплатив за прокат две тысячи марок наличными, дав эти деньги в залог. Он подтвердил, что будет через два часа у дома Цехлина.

Только после это она поехала на встречу с представителем местной резидентуры КГБ. Невысокий, немного полноватый и лысоватый представитель ждал ее в условленном месте. Он все время нервничал, несмотря на крайне благоприятную обстановку, что сложилась для советских чиновников к осени девяностого года.

— В Москве проверили ваши сообщения, — быстро сообщил он, — просили передать, что подозрения вашего спутника оправдались. Они сумели провести повторную экспертизу в Берлине и установить, что связной Клейстер никуда не исчезал. Вместо покончившего самоубийством Ульриха Катцера в его автомобиле находился Клейстер. А сам Катцер исчез. У Центра есть подозрение, что сейчас он живет в Западной Германии. Вас просили быть особенно осторожной, так как Катцер знает явки и клички агентов Циннера.

— Катцер, — произнесла она непослушными губами, — он был ведущим сотрудником в отделе Циннера?

— Да. И он знал обо всех агентах Циннера. Именно поэтому…

Она не дослушала.

— До свидания, — закричала, бросаясь на проезжую часть.

Связной решил, что она просто сошла с ума.

— До свидания. Спасибо, — повторила она, поднимая руку, чтобы остановить такси.

Катцер знал имена агентов. Знал, где именно они закрепились. Значит, именно он послал наблюдателей за Коханом в Аргентину. Значит, именно он знал, к кому они приедут в Бонн, дав адрес Барона своим агентам. Он уже дважды помогал им найти Кохана. И наверняка дал им следующий адрес. Адрес Монаха, куда, теперь поехал Кохан.

Наконец она сумела найти свободное такси и велела водителю везти ее к дому Цехлина. Когда такси подошло к дому, там еще горели огни. Очевидно, хозяева дома ложились спать позже обычного. Но рядом с домом стоял автомобиль «Тойота».

Опасаясь, что произошло самое страшное, она медленно подходила к автомобилю. «это моя вина», — твердила про себя женщина. Машина была совсем близко. Слава Богу. Внутри машины никого не было. Она наклонилась. Это были ключи от «Тойоты». «Это были ключи, которые он успел выбросить прежде, чем они его увезли», — поняла Чернышева. Кажется, теперь она осталась совсем одна. И к ее сложной задаче прибавилась еще и другая: найти Кохана либо тех, кто его убил.

О втором варианте она старалась не думать.

 

ГЛАВА 16

ПАУЛЬ ЦЕХЛИН

Как известно, любое насилие рождается из детства. Детство Пауля Цехлина прошло в детском доме. И он вполне мог кончить свою жизнь плохо, так как сцены насилия, оставшиеся в его памяти с детских лет, вполне могли привести к неприятным рецидивам в будущей жизни. И, казалось, случившееся насилие по отношению к агенту «Штази», подставленному ему руководством отдела, лишь подтверждало эту общую теорию испорченности молодого человека.

Но психологи. Наблюдавшие за Цехлином, пришли к твердому убеждению, что этого молодого человека вполне можно подготовить и эффективно использовать в случае с Рут Мюллер. Еще будучи совсем девочкой, она подглядывала интимную сцену, в которой ее отец грубо насиловал их горничную. Робкие попытки девушки возражать были пресечены на корню, и отец овладел девушкой, к огромному ужасу и стыду десятилетней Рут, увидевшей эту сцену во всех подробностях.

Об этом не знал никто во всей Западной Германии. Но об этом знали в отделе «папаши Циннера». По непонятной случайности девушка, изнасилованная отцом Рут Мюллер, впоследствии оказалась в Восточной Германии и даже сделала успешную карьеру врача, став консультантом известного сексопатолога, которому она и рассказала об этой истории с девочкой.

К этому времени Рут Мюллер было уже за тридцать. Ее успешная карьера давно привлекала внимание сотрудников Циннера. А когда поступили сведения об этом эпизоде, случившемся с Рут Мюллер в детстве, психологи и психиатры Циннера всерьез взялись за исследование жизни и судьбы девушки.

Медики пришли к единодушному мнению, что сам секс является для девушки чем-то неприятным, животным, страшным. Именно поэтому в общем симпатичная девушка никогда не позволяла себе встреч с молодыми людьми. Фрейд мог бы торжествовать в данном случае абсолютную победу.

Но исследования продолжались. Кроме чисто прикладного характера, они имели и научный интерес немецких врачей, так как позволяли глубже проникнуть в психику исследуемого человека. Именно психологи и выдвинули оригинальную идею о том, что стрессовое состояние девушки ищет своего выхода. Естественное желание, с одной стороны, и подавление истины — с другой, были очень сильным раздражителем.

И тогда было принято решение о поисках такого человека, как Пауль Цехлин. Увидевшая в молодости сцену насилия молодая женщина и страшилась, и желала подобного повторения той сцены, но уже применительно к ней. И постепенно в ней формировался глубоко заложенный мазохистский комплекс, который искал своего бурного выхода. Простая встреча с молодым человеком могла вызвать у нее непонимание и даже отвращение. А проявление жестокости со стороны мужчины она бы оправдала, так как уже видела нечто подобное. И, оправдав, могла бы принять и понять подобного партнера, получая удовольствие, то есть полностью ассоциируя себя с той самой горничной.

Расчет сексопатологов был верным. Кто может оказаться лучшим партнером для девушки, имеющей в душе некоторую склонность к мазохизму? Конечно, мужчина с чисто садистскими наклонностями в сексе. Собственно, это и был тот самый идеальный вариант эротической пары, который так редко встречается. Ведь попытки доминировать кого-либо из партнеров могут привести лишь к внутреннему разладу и непониманию. И наоборот, могут стать источником постоянного наслаждения, если партнеры идеально подходят друг другу, дополняя своими комплексами и отклонениями друг друга.

Монаха готовили довольно долго, по полной программе, объясняя всю значимость его дальнейшей работы. К этому времени Рут Мюллер уже закрепилась в качестве ведущего сотрудника Министерства иностранных дел, получив назначение на должность заместителя начальника отдела.

Только через восемь месяцев интенсивных тренировок психологи дали согласие на отправку Пауля Цехлина за рубеж. На этот раз ему дали не просто строгие инструкции. На этот раз вместе с ним в поездку отправился и один из психиатров, который должен был направлять своего подопечного.

Знакомство Рут Мюллер и Пауля Цехлина состоялось в Болгарии, на Золотых Песках, куда женщина приехала отдыхать. Молодой, энергичный, красивый и смелый немец сразу обратил на себя внимание. Но первые несколько дней они всего лишь здоровались друг с другом. Рут помнила о точных немцев, и настороженно относилась к незнакомцу.

Все изменилось в один из вечеров, когда она возвращалась к себе в номер. Пляж был расположен совсем близко, и она любила купаться в предзакатные часы, когда море бывало особенно теплым. И в этот раз она, решив не переодеваться, прямо в мокром купальнике отправилась к отелю. Благо, до него было не более пятисот метров.

Ее нельзя было назвать красавицей. Но она не была и дурнушкой. Стройная фигура, развитые плечи спортсменки; в юношеские годы Рут довольно серьезно занималась плаванием. Зачесанные назад волосы, открытый лоб, прямой нос, красивые лучистые глаза. Впечатление несколько портили рот, чуть выступающий вперед, и тяжелый подбородок. Но некоторые мужчины находили в этом и своеобразное изящество. Однако все попытки познакомиться с молодой немкой оканчивались безрезультатно.

В этот вечер она возвращалась к отелю, когда увидела сразу нескольких парней, шутливо перегородивших ей дорогу. Кто-то из парней даже схватил ее за руку. Девушка вспыхнула, разозлилась. И в этот момент появился Пауль Цехлин. Дрался он великолепно. Его мускулистое тело мелькало среди нападавших, подобно пантере. Дрались они по-настоящему, и ему здорово досталось. Но парни в конце концов отступили. Потом они все получили строгое порицание от руководства болгарской службы безопасности, которое немецкие коллеги попросили инсценировать нападение на молодую женщину. Но зато драка была почти настоящей.

С этого дня началось близкое общение Пауля Цехлина и Рут Мюллер. Через несколько дней они уже встречались. А однажды в кино Пауль положил свою руку на ее колено, и она вздрогнула. Откуда несчастной было знать, что рядом сидел психиатр, внимательно наблюдавший за ее реакцией.

Она тогда вздрогнула, но затем быстро пришла в себя и осторожно убрала его руку. На следующий день, уже в море, он прижал ее к себе так сильно, что она впервые испугалась. Но уже через час сама ждала его у отеля, терпеливо наблюдая, как он играет в волейбол на пляже.

Все шло по плану. Еще через три дня психиатр дал согласие на первый штурм. Легко быть настоящим мужчиной, когда тебе указывают время первого поцелуя. Поцелуй Цехлина был внезапным, обжигающим и бурным. Она даже не успела ничего понять, когда почувствовала его губы на своих устах и его ищущий язык.

В этот день она больше не встречала Пауля Цехлина, испугавшись больше саму себя, вернее, своей реакции, чем его поцелуя. И наконец за день до ее отъезда он пришел к ней в номер. По непонятной случайности именно в тот вечер ее подруга съела нечто непонятное и с острыми коликами в животе была госпитализирована.

Рут Мюллер слышала его горячее дыхание за дверью и долго мучилась, не зная, как ей поступить. Наконец она открыла дверь, и он, войдя в номер, сразу взял ее на руки и понес к постели. В эту ночь она потеряла девственность. И это было совсем не так страшно, как она себе представляла.

На следующий день она уехала из Болгарии. А еще через два месяца Пауль Цехлин получил от нее приглашение. К этому времени он работал экскурсоводом в Дрездене и все его документы были тщательно подготовлены.

Встреча в Бонне была бурной и еще более волнующей. На этот раз он себя не сдерживал. Во время интимных сцен он держал ее за волосы, сильно натягивая их, до боли тискал ее груди, ставил ей синяки и больно сдавливал ей бока. Но все это, похоже, только доставляло ей удовольствие. В эту ночь она по-настоящему обрела свое счастье.

Однако похоже было, что психологи слишком удачно подобрали эту пару, так как эта ночь была ошеломляющей не только для Рут Мюллер, но и для ее партнера. Полученное удовольствие было слишком полным, слишком всеохватывающим, чтобы он не мог этого не почувствовать. Впервые в жизни он не только не сдерживался, но, наоборот, всецело отдавался той страшной стихии, которая швыряла его в пучину безумия. И это безумие даже нравилось его партнерше. А ему доставляли особое удовольствие ее громкие стоны и воздыхания. Психологи были правы. Это была почти идеальная пара.

По легенде он должен был остаться на Западе, влюбившись в свою партнершу. На самом деле он чувствовал, как постепенно начинает влюбляться в эту женщину, так счастливо смотревшую на него и так радостно замиравшую под его тяжелой рукой.

Лишь однажды у них произошла размолвка, когда Цехлин решил прибегнуть к нетрадиционным способам общения, рекомендованным ему психологами. Женщина была в ужасе. Она не представляла себе подобного. Но он настаивал, и она согласилась. После этого их не сдерживало уже ничто, и их постельные сцены более напоминали битву двух существ, чем обычные совокупления мужчины и женщины.

Через полгода он на ней женился. А еще через полгода родилась Анна, их первая дочь, которую отец полюбил почти так же сильно, как и ее мать. Через полтора года родился Мартин, а еще через полтора года — Дитер. Он никогда не задумывался над своей будущей жизнью, но его отношения с Рут были настолько прочными и сильными, что он даже не думал изменять этой женщине, чувствуя, что нашел идеальную партнершу.

Больше всего был доволен «папаша Циннер». Его агенту даже ничего не пришлось особенно объяснять своей жене. Он просто попросил ее приносить домой все сообщения, поступающие в их отдел, и снимал копии со всех секретных документов. К этому времени их отношения были такими крепкими, что скрывать что-либо от своей супруги он не мог и не хотел.

А самой Рут было абсолютно все равно, какую разведку представляет ее супруг и на кого он работает. Ему было нужно, значит, было нужно и ей. Женщина никогда не изменяет любимому человеку по политическим мотивам. Это невозможно биологически. А если изменяет, значит, не любимому. Женщина может пойти на легкий флирт, разного рода интрижки, она даже может иногда позволять себе увлекаться и встречаться с другими мужчинами. Но это всего лишь мимолетные увлечения, диктуемые самой природой разнополых существ.

Женщина слишком заземленное, слишком устойчивое существо, чтобы бросить любимого человека из-за такой химеры, как политика или идеология. Любовь и семья почти для любой женщины гораздо более космические и вселенские понятия, чем надуманные вопросы атеизма, марксизма, социализма, капитализма и других «измов». И пока мужчины играют в свои игры, женщины остаются хранительницами очага, твердо зная, что все преходяще, а Любовь на земле вечна. Ибо она является логическим продолжением двух других самых величайших таинств Вселенной — Рождения и Смерти.

Рут Мюллер начала давать информацию в отдел «папаши Циннера». Так продолжалось до ноября восемьдесят девятого года. А потом Ульрих Катцер убил связного Клейстера, выдавая его смерть за свою. И супруги Цехлин остались безо всякой связи. Но, кажется, даже не заметили этого. А потом пала Берлинская стена, начался процесс объединения Германии, с политической карты мира была стерта такая страна, как ГДР. Но и это не особенно взволновало Рут Мюллер и Пауля Цехлина. Ибо что может взволновать по-настоящему счастливых людей, имеющих здоровых детей и любимого партнера. Может быть, все политические карты мира не стоят подобного счастья?

 

ГЛАВА 17

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Найденные в траве ключи однозначно свидетельствовали, что Альфред Кохан был похищен. Она еще раз внимательно осмотрела все вокруг. Пятен крови нигде не было видно, но кое-где примята трава. Марина открыла ключом дверь автомобиля, посмотрела внутри. На полу лежала какая-то бумажка. Поверить в то, что она случайно сюда попала было невозможно.

Она наклонилась и подняла бумажку. Квитанция об оплате стоянки. Стоянка. Она оглянулась. Рядом, недалеко от дома Пауля Цехлина, была стоянка автомобилей. А эта квитанция от стоянки автомобилей в Аргентине. Значит, бросил ее на пол сам Кохан. И сделал это специально, давая ей сигнал. Какой сигнал? Его спрятали на этой стоянке? Нет, не похоже. Они не станут делать такой глупости и прятать его рядом с домом Цехлина. Значит, этот вариант отпадает. Тогда зачем он бросил квитанцию?

Марина повторно обыскала машину. Больше ничего не нашла. Квитанция об оплате за стоянку автомобиля. Что он этим хотел сказать? Нападавшие явно знали, что он появиться здесь, и ждали его. Им наверняка все рассказал этот мерзавец Ульрих Катцер. Но почему стоянка машин? При чем тут автомобили? Двое мерзавцев, посланных Катцером, ждали его тут. Припарковать здесь свой автомобиль они просто не могли. Иначе он сразу бросался бы в глаза. Как только кто-нибудь заворачивает сюда, он сразу видит этот автомобиль. Значит, они скрылись в другом месте. Но где?

Квитанция! Конечно, они поставили свой автомобиль на стоянке. А сами следили за домом, прохаживаясь по аллеям. Все верно. Квитанция нужна для этого. Она вставила ключ, завела мотор и мягко отъехала от дома.

Въехав на стоянку, протянула купюру в пятьдесят марок дежурному. Тот хотел дать сдачи, но она покачала головой. Поняв, что ее интересует какая-то конкретная информация, дежурный подошел поближе.

— Недавно здесь выезжала машина с двумя мужчинами. Один коренастый, плотный блондин, другой неприятный, высокий, с длинным носом, — описала нападавших Марина. — Они выезжали отсюда?

— Один из них выезжал, — обрадовался дежурный, — минут десять назад выезжал, похожий на крысу. Он, кажется, очень торопился.

«Все правильно, — подумала Марина. — Пока второй караулил Кохана, первый отправился за автомобилем. Наверное, они хотели поехать на его машине, но он специально выбросил ключи».

— Какой у него номер? — перебила дежурного Марина. — Вы запомнили его машину?

Молодой парень, очевидно, подрабатывающий дежурствами студент, кивнул.

— Конечно, запомнил. «Фольксваген» последнего года выпуска. У него еще…

— Номер и цвет автомобиля, — потребовала Марина.

— Серебристого цвета, — сказал испуганный дежурный и на память назвал номер.

— Спасибо, — Марина развернулась и выехала со стоянки.

Теперь нужно найти этот серебристый «Фольксваген». И найти как можно быстрее. Нужно звонить в посольство, другого выхода нет.

Она подъехала к телефону-автомату, вышла из машины, набрала номер связного резидентуры, с которым недавно встречалась.

— Ах, это вы, — обрадовался тот, — вы так быстро убежали, что я испугался.

— В следующий раз не нужно так бояться, — посоветовала Марина, — у меня к вам просьба. Нужно срочно разыскать серебристый «Фольксваген», — она продиктовала номер.

— Вы с ума сошли, — нервно сказал представитель резидентуры КГБ, — сейчас уже ночь. Это невозможно.

— Я вам приказываю! — потребовала Чернышева, зная, что у подобных сотрудников никогда не бывает чина выше майора, подполковника.

— Не нужно ничего говорить по телефону, — попросил чиновник, — я постараюсь что-нибудь сделать. Давайте увидимся через два часа на том же месте.

— Это поздно, — жестко возразила Марина, — увидимся через час.

— Но это нереально, взмолился ее собеседник.

— До свидания, — она положила трубку, представляя себе, как ее ругает этот тип. Но, в конце концов, у нее просто нет другого выхода.

Ровно через час она была на условном месте. Связной приехал с опозданием на пятнадцать минут. Он протянул ей записку.

— Я сказал, что на машине катается сын нашего посла. И попросил полицию поискать этот автомобиль. Но не задерживать его. А просто сообщить отцу, где он находится. Вот адрес.

— Спасибо, — обрадовалась Марина.

— Надеюсь, вы не собираетесь туда ехать?

— Обязательно собираюсь. У вас есть оружие?

— Нет, конечно.

— Ну и не надо. Так справлюсь.

— Если узнает посол, то меня отсюда просто выгонят, — испуганно заметил связной, — вы должны будете подтвердить, что я делал это, выполняя ваш приказ.

«Вот подлец», — весело подумала Марина. А вслух сказала насмешливо:

— Обязательно.

— В Мюнхене вас будет ждать связной в «Гранд-Отель Континенталь», — добавил связной, — меня просили передать, что он будет все время сидеть в номере. С десяти и до шести вечера каждый день. В случае необходимости вы можете рассчитывать на его помощь.

— Как я его узнаю?

— Мне сказали, что это ваш старый знакомый и вы его знаете в лицо?

— В каком номере он будет жить?

— В триста пятом.

— Больше ничего не просили передать?

— Только это. Сказали, что, увидев его, вы все поймете.

— До свидания, — она пошла к своей машине. «Увидев его, все пойму». Интересно, что это может означать.

И, развернув автомобиль, поехала по адресу, указанному ей в сообщении полицейских инспекторов. В Бонне вообще было гораздо больше полицейских, чем в других городах Германии. Сказывалось наличие многочисленных дипломатов, посольств, представительств и высших должностных лиц Западной Германии.

Кохан действительно сознательно выбросил талон на автомобиль и свои ключи. Он сидел в своей машине, ожидая появления Марины, когда рядом кто-то остановился. Кохан хотел повернуть голову, но внезапно ему в скулу больно уперлось дуло пистолета.

— Здравствуй, — не скрывая радости, сказал стоявший рядом Бреме, — вот мы и снова встретились.

— Не вижу повода для радости, — холодно ответил Кохан, и в этот момент в автомобиль сел Рот.

— Не дергайся, — посоветовал он, направляя свой пистолет на хозяина машины.

Кохан замер.

— Что вам нужно?

— Ты, — чуть улыбнулся Рот, — заводи машину, поедем кататься.

— Сейчас, — он потянул руку к ключу и вдруг резким движением выбросил ключи в зеленые кусты, росшие рядом.

— Ты что сделал, сука! — встревожился Бреме. — Вот подонок, а!

— Иди и возьми нашу машину со стоянки, — предложил Рот, — а я его здесь постерегу.

— У меня у нему еще должок, — заметил Бреме и больно ударил Кохана пистолетом по лицу. Из рассеченной губы пошла кровь.

— Теперь лучше, — сказал Бреме.

Он отправился за своим автомобилем, а Кохан стал лихорадочно подбирать варианты. Нужно выбросить на пол квитанцию об оплате машины на стоянке. Может, она все-таки это поймет. Он так и сделал.

Рот ничего не заметил. Через несколько минут к ним подъехал Бреме на новеньком серебристом «Фольксвагене».

— Садись в мой автомобиль, — приказал он, — только, пожалуйста, будь осторожен. И не нервируй нас.

Кохан вышел из автомобиля, пересаживаясь в машину Бреме. Рот прошел следом и снова сел позади него. Ехали они недолго, минут десять — пятнадцать. Кохан лихорадочно вертел головой по сторонам, пытаясь запомнить, куда именно его везут.

— Не верти головой, — Рот понял наконец, в чем дело, — и не пытайся запомнить, куда мы тебя везем. Ты напрасно считаешь, что сумеешь оттуда вернуться. Там тебя ждет сюрприз.

— Дурак, — презрительно сказал Кохан, — я уже давно понял, на кого вы работаете. Вы ведь бывшие восточные немцы. И здесь вы сразу отличаетесь своим идиотизмом.

Рот обиженно засопел, а Бреме, наоборот, радостно заулыбался.

— Ты нам свои познания не демонстрируй. Срок получишь пожизненный. Мы на тебя натравим всю полицию ФРГ, небось приехал по подложным документам. Я ведь честно предупреждаю.

Оставалось надеяться, что Марина поймет его послание и сумеет вычислить эту машину.

— Я хочу спать, — сказал Кохан, когда они, выбравшись из машины, ушли в какое-то недостроенное здание.

— Не торопись Андреас, — услышал он знакомый голос и резко обернулся.

О том, как его на самом деле звали, могли знать только несколько человек. Но голос! Голос был слишком знакомый. Это был Ультрих Катцер. Кохан в этом уже не сомневался. И поэтому, даже не глядя туда, откуда послышался голос, сказал:

— Здравствуй, Ульрих. Я всегда подозревал, что ты слишком любишь жизнь и не уйдешь просто так. Кажется, вместо тебя на дне канала похоронили кого-то другого.

 

ГЛАВА 18

АЛЬФРЕД КОХАН

Это был действительно Ульрих Катцер. В руках он держал пистолет. И неприятно улыбался старому знакомому.

— Здравствуй, Андреас, — назвал подлинное имя Альфреда Кохана.

— Добрый вечер, — ответил Кохан.

Пленившие его мужчины провели подопечного в большую комнату и приковали наручниками к трубе, заставив высоко поднять руки.

— Кажется, ты здесь неплохо устроился, — усмехнулся Кохан.

— Не лучше, чем ты, — возразил Катцер, — я так и думал, что вы полезете к Монаху. Вы еще не знаете, как правы были наши психологи. Пауль оказался настоящим святошей. Все мои попытки как-то наладить с ним контакт оканчивались одинаково. Он просто вешал трубку телефона. Цехлин уже стал гражданином ФРГ и решил выйти из игры. У него есть все, что нужно человеку: любящая жена, хорошая семья, работа, дети. И как можно заставить его работать на уже несуществующее государство?

— Мы пока еще существуем, — возразил Кохан.

— Доживаем последние дни, — Катцер махнул рукой.

Бреме и Рот внимательно слушали разговор между бывшими коллегами-разведчиками.

— Все было ясно уже в середине восьмидесятых, — сказал, криво улыбаясь, Катцер, — а когда Горбачев окончательно решил сдать республику, нас уже ничего не могло спасти. Хонеккер слишком медлил с реформами. А Эгон Кренц оказался маленькой немецкой копией Горбачева. Болтун и пустомеля. Так мы и проговорили наше государство.

— Почему ты убил Клейстера?

— Догадался, — усмехнулся Катцер. — А что мне было делать? Как я могу исчезнуть из Восточного Берлина? Только заменив свой труп чужим телом. И я его заменил. Тогда, в ноябре, ты сидел в своей Америке, а у нас уже ломали Стену и кричали, что всех офицеров нужно на виселицу, что мы все убийцы.

— Ты действительно убийца.

— Не нужно, — поморщился Катцер, — моралист из тебя не получится. Ты ведь уже после этого получил три миллиона долларов на свои мелкие расходы.

Услышав эту сумму, Бреме и Рот переглянулись. Они впервые слышали про такие деньги.

— Три миллиона, — повторил Катцер, — ты получил три миллиона долларов и поехал жить в Аргентину. Какую пользу ты мог там принести бывшей стране, я не знаю. Но ты считался элитным разведчиком, и тебе выделили такие деньги. Тогда все еще верили, что можно исправить ситуацию, что Советский Союз нам поможет. А теперь, спустя полгода, мы все окончательно поняли, что оказались в дерьме.

Кохан ничего не сказал.

— В дерьме, — повторил воодушевленный его молчанием Катцер, — я ведь нам тоже хочется пожить, погулять, получить долю тех денег, которые выделили тебе. В конце концов, это даже непорядочно. Ты сидишь в Аргентине на своих миллионах, а мы нищенствуем в новой Германии. Где справедливость? Причем если поймают тебя, то ты, в худшем случае, получишь общественное порицание за то, что был разведчиком другой стороны. А что будет с этими ребятами, ты представляешь? Они ведь работали на «Штази», — он показал на своих подручных.

— Что ты хочешь? — спросил наконец Кохан.

— Денег, — сказал Катцер, — и информацию, что тоже — деньги. Агенты нужны будут всегда. Поэтому тебе и приказали осесть в Южной Америке. А это значит, что ты знаешь всех осевших там наших людей. Это значит, что там оставлена целая сеть нашей агентуры, о которой ты многое можешь рассказать. Это ведь очень хорошая информация. И мне она тоже очень нужна. Я ведь не прошу тебя рассказывать об агентуре в Западной Германии. Их фамилии и клички я знаю получше тебя. А вот в Америке лучше знаешь ты. И самое главное, что ты сидишь на деньгах. И, судя по всему, уже нашел себе новых хозяев.

— В каком смысле? — спросил Кохан.

— А эта фрау, рядом с тобой, кто она? Только не ври, что она твой секретарь. Ты прилетел из Аргентины без нее, это я проверил. Интересная женщина. Но, кажется, русская. Ты решил не менять веры, Кохан? Или ты все-таки переметнулся?

— Ты болен, Катцер, — спокойно сказал Кохан, тебе нужно лечиться.

— Договорились. Но только я сначала пропишу тебе свой курс лечения. Тебя будут поджаривать до тех пор, пока ты не вспомнишь каждого нашего агента в Америке. И пока не подпишешь чек на два миллиона. Обрати внимание на мое благородство. Я ведь не прошу все твои деньги. А только два миллиона. Это, по-моему, справедливо.

— Больше тебе ничего не нужно? — иронично спросил Кохан.

— А ты не смейся. Вот наш Бреме, например, очень хочет с тобой поговорить. Но я его пока удерживаю. Ты очень этого хочешь, Бреме?

Вместо ответа Бреме подошел к Кохану и вдруг нанес ему сильный удар в живот. Невольный стон вырвался из груди Кохана.

— Это только начало, — пообещал Бреме.

— Вот видишь, — улыбнулся Катцер, — кажется, мы сумеем договориться. Ты ведь всегда был разумным человеком, Андреас. Или хочешь, я буду тебя называть Альфредом. Какое имя тебе нравиться больше?

— Иди к черту, — прохрипел Кохан.

— Кажется, ты начинаешь меня понимать, — удовлетворенно кивнул Катцер, — даю тебе время до утра. Если не решишь, то не обижайся. Потом ты нам, конечно, все подпишешь, но живым мы тебя уже не отпустим. Сам понимаешь, нельзя оставлять раненную змею. Ее нужно добивать до конца. До свидания, Кохан.

Катцер повернулся и, уже выходя, предупредил охранников:

— До утра не трогайте, пусть подумает. Особенно не старайтесь. Вы ему можете все отбить, а он нам еще нужен живым. Если все пройдет нормально, получите по сто тысяч долларов. И можете открыть свое дело. Вы ведь давно об этом мечтали.

Бреме радостно кивнул. А его напарник вздохнул.

После ухода Катцера наступила тишина. Оба охранника, усевшись прямо на строительную арматуру, с любопытством смотрели на прикованного к трубе Кохана.

— Ты смотри, какой он умный, восхищенно сказал Бреме, — у него, значит, три миллиона есть. А по виду не скажешь. И одежда нормальная.

— Скрывает, — убежденно заметил Рот.

— Ничего, — усмехнулся Бреме, — завтра все отдаст.

— Дурак, — громко сказал Кохан.

— Что? — вскочил Бреме.

— Дурак, — повторил Кохан.

Бреме размахнулся и сильно ударил стоявшего перед ним человека по лицу.

— Дурак, — повторил в третий раз Кохан разбитыми губами.

Бреме ударил еще раз, вложив в удар всю силу. Затем еще и еще.

— Подожди, — остановил его Рот, — тебе же сказали, что убивать не нужно.

— Пусть не ругается, — недовольно заметил Бреме.

— Дураки, — отчетливо выговорил Кохан, — он вас обманывает.

— Опять? — поднял руку Бреме.

— Подожди, — остановил его руку Рот, — он хочет что-то сказать.

— Он вас обманывает, — убежденно сказал Коахн, — деньги не в Аргентине, а в Кельне.

— Где? — переглянулись охранники.

— В Кельне. В камере хранения. Там находятся два миллиона долларов наличными. Именно про них он и говорил.

Бреме и Рот переглянулись.

— Я ему никогда не доверял, — произнес обычно молчавший Рот.

— Он нас хотел обмануть, — вскочил с места импульсивный Бреме. — Номер, — подскочил он к Кохану, — скажи номер ячейки.

— Я скажу номер, только если ты привезешь чемоданчик сюда, — потребовал Кохан, — там лежит такой чемоданчик, что его если начнешь вскрывать, не зная кода, он уничтожит все содержимое. Ты меня понял?

— Конечно, привезу, — вскочил Бреме, — я за час доеду туда и обратно.

— Будь осторожен, — сказал Рот, — а я пока постерегу нашего пленника.

— Да, — улыбнулся Бреме, — конечно, постереги.

Он бросился к выходу, на ходу доставая из кармана ключи.

Кохан и Рот остались одни. Минут через десять после этого Кохан спросил:

— Дай мне воды.

Рот не шевельнулся.

— Дай мне воды, — повысил голос Кохан.

Только тогда Рот поднялся и, отлив из стоявшей тут же канистры, подошел к пленнику.

— Пей, — сказал, держа стакан в руках.

Кохан жадно припал к воде. Сделав несколько глотков, чуть отдышался и снова потянулся к стакану. Рот равнодушно поднял стакан выше. И в этот момент Кохан нанес страшный удар по лицу своего надсмотрщика.

Тот упал без единого звука.

Кохан подвинул к себе его тело. С трудом снял обувь на правой ноге, помогая себе другой ногой. Потом также двумя ногами стащил с правой носок. И полез голым пальцем правой ноги в карман лежавшего перед ним человека.

С огромным трудом он достал из кармана ключи. Изогнув ногу, начал поднимать ее до уровня рта. Дважды ключи срывались, но в третий раз ему удалось, подбросив ключи ногой, поймать их губами. Потом подтянулся на руках, благо труба была жесткая и могла его выдержать. А подтянувшись, взял ключи изо рта в руки. И уже затем открыл замок наручников, освобождая сам себя. После чего подтянул своего незадачливого надсмотрщика и приковал его вместо себя к трубе.

Закончив все это, он огляделся по сторонам, почистил костюм, положил ключи от наручников все еще бесчувственного Рота в карман и вышел из здания. Через полчаса здесь должен был появиться Бреме. «Кажется, моя уловка удалась», — с удовольствием подумал Кохан.

Еще через десять минут он остановил такси и попросил отвезти его в отель "Савой, надеясь, что женщина все еще ждет его там. Он еще не знал, что в этот момент она едет к этому строению — спасать его от похитителей.

 

ГЛАВА 19

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Таксист отвез ее к недостроенному зданию, очевидно, принадлежащему какой-то фирме. Отпустив машину, она вышла и огляделась. Все было тихо. Осторожно, стараясь не шуметь, она вошла в здание. Под ногами все время что-то предательски скрипело. Она обходила помещения, когда увидела прикованного наручниками к трубе человека. Он был явно без чувств. Сердце тревожно забилось. Неужели Кохан?

Она подошла ближе и с облегчением увидела, что это совсем другой человек. Но легче от этого не стало. Приглядевшись, она узнала в нем одного из их преследователей. Марина увидела стоявшую на полу канистру и, налив в стакан воды, резко плеснула ее в лицо прикованного. Тот застонал, поднимая залитое кровью лицо.

Тогда Марина подтащила канистру, с большим трудом подняла ее и стала лить, направляя струю на прикованного. Это подействовало. Человек наконец поднял голову и попытался что-то сказать разбитыми губами.

— Что? — спросила Марина. — Что вы говорите?

— Он сбежал, — невнятно пробормотал этот тип.

— Сбежал, — поняла наконец Марина, что речь идет об Альфреде Кохане, и в этот момент услышала за спиной визгливый голос.

Это был Бреме. Увидев прикованного напарника, разъяренный неудачей с деньгами, поняв, что его обманули, он был в ужасном настроении. Но, увидев женщину и узнав ее, он несколько успокоился.

— Он сбежал, — сказал по-немецки Бреме, — а вы все равно здесь остались.

— Я вас не понимаю, — сказала Марина. — Что вы хотите? Скажите по-испански.

Бреме достал оружие и направил его на женщину.

— С удовольствием, сеньора, — сказал он по-испански, неприятно улыбаясь. — Кажется, мы уже раньше с вами встречались.

— Да, — холодно подтвердила женщина, — в порту Гамбурга. И еще по дороге в Зигбург.

— Я помню, — усмехнулся Бреме, плотоядно оглядывая фигуру женщины. Она была одета в темный брючный костюм и легкую куртку.

— Раздевайтесь, — вдруг приказал Бреме, махнув пистолетом.

— Что? — удивилась Марина.

— Раздевайся, — еще решительнее сказал Бреме, — я думаю ему приятно будет узнать, что я здесь на полу изнасиловал его секретаря. Или вы не только секретарь, но и любовница?

— Пошляк, — брезгливо поморщилась она.

— Раздеться! — в третий раз сказал он, грозно поднимая пистолет. — Или я начну стрелять.

— По-моему, вы извращенец, — гневно заявила женщина, снимая куртку.

Он терпеливо ждал.

Она аккуратно положила куртку на землю. Сняла верхнюю темную блузку, оставляя только бюстгалтер.

— Брюки, — приказал он.

Она, глядя ему в глаза, медленно сняла брюки и также аккуратно сложила.

Фигура у нее действительно была неплохой. И хотя по возрасту ей было уже за сорок, она производила выгодное впечатление.

Увидев ее тело, Бреме, уже не колеблясь, шагнул вперед, убирая пистолет. И это было его главной ошибкой. Она была не просто женщина и не просто секретарь. Она была профессионалом, а значит, умела делать такие вещи, какие не могли прийти в голову несчастному Бреме.

Для начала двумя руками она ударила его по ушам. Оглушенный, растерянный, он не понял, что произошло, когда она выхватила у него пистолет. Он изумленно смотрел на эту женщину. И последняя его мысль была о ней. Рукояткой пистолета она ударила его по лицу. И он упал, словно подрубленный. Марина взглянула на него и, бросив оружие на поверженного, поспешила одеться.

Через минуту она уже сидела в машине, направляясь в «Савой». На этот раз все должно быть действительно хорошо", — уверяла себя Чернышева. Через полчаса она встретилась в отеле с Альфредом Коханом и рассказала ему о своих приключениях. В свою очередь, Кохан тоже рассказал ей о своих. Было решено немедленно покинуть Бонн и переехать в Мюнхен для налаживания контактов с третьим агентом. Собрав свои вещи, они вскоре уже тряслись в вагоне поезда, совершающего рейс между Кельном, Бонном и Мюнхеном. Пассажиров по-прежнему почти не было. Кохан во второй раз слушал ее рассказ о нападении Бреме и гневно хмурился. Он четко представлял себе, что отныне оба его охранника и сам Ульрих Катцер — его заклятые враги. С этим нужно будет постоянно считаться. Единственное, о чем он жалел, это об отсутствии хорошего боевого пистолета.

Но бегать с оружием и с паспортом нелегала по Западной зоне Германии было очень опасно. И глупо. Именно поэтому он не взял с собой оружия Рота. Именно поэтому не взяла с собой оружия Бреме его напарница.

В столицу Баварии они прибыли поздним вечером. По сравнению с боннским «Савоем» отель «Германия» был просто роскошной большой виллой, насчитывающей девяносто девять номеров. Правда, и цена, в отличие от «Савоя», здесь была соответствующей: более двухсот марок за двухместный номер. Однако такую жизнь они заслужили.

Третьим агентом, которого они должны были проверить, был Ворон — Хайнц Гайслер. В руководстве отдела его считали самым перспективным. Но он прекратил работу раньше других, и теперь с ним нужно было налаживать новые связи.

Гайслер сам устроился на работу в крупную страховую фирму, и благодаря своему интеллекту и знаниям, играл уже в компании одну из ключевых ролей. Кто бы мог подумать, что за внешностью этого красивого мужчины, спортсмена, бывшего даже одно время чемпиона мира по гребле, может скрываться агент.

Кохан и Марина приняли решение встретиться с ним на работе. При этом Кохан настоял на том, что весь разговор он проведет сам, чтобы не испугать человека, занимающего такое положение в обществе.

Действительно, Гайслер был довольно известным человеком. Женившись на представительнице руководства знаменитой компании «Мерседес», он, казалось, был счастливчиком. Красивая, молодая жена, правда, уже дважды до него побывавшая замужем, большое состояние…

Многие знали, что он переехал из Восточной зоны Германии. Но никаких личных претензий к нему не было. В конечном итоге, человек не виноват, что родился в государстве, постоянно борющемся за мир и ведущем «борьбу за социализм». Гайслер был неизменно доброжелателен по отношению ко всем живущим по соседству людям.

Соседям не нравилась его супруга — взбалмошная истеричка Ангелика Бастиан, о кутежах и попойках которой ходили легенды, и не только в Мюнхене. Наследница, внучка одного из королей «Мерседеса», унаследовавшая от матери огромное состояние, она так старательно транжирила деньги, что, казалось, специально поставила себе такую цель. Но даже при всем желании Ангелики потратить ее миллионы и миллиарды было невозможно. И деньги, прирастая к деньгам, все шли и шли на счета этой невероятной женщины. Операцию против нее отдел Циннера готовил особенно тщательно. Здесь нужны были редкие качества мужчины — не просто смазливое мужское лицо, но волевой, сильный характер, известное всему миру имя бывшего спортсмена, высокий интеллект, организаторские способности.

Такова была неразрешимая дилема отдела Циннера, пока Хайнц Гацслер не выиграл чемпионат мира по гребле. И сразу его фотографии замелькали во всех газетах, вызывая восторг у многочисленных почитательниц. Именно тогда и созрело главное решение: послать Ворона в Мюнхен. Именно там в это время уже добилась неплохих результатов, представляя в Европе людей, сидевших в Пуллахе, Ангелика Бастиан. Именно к ней должен был отправиться один из лучших агентов Маркуса Вольфа.

 

ГЛАВА 20

ХАЙНЦ ГАЙСЛЕР

Сама идея засылки подобного агента возникла у Маркуса Вольфа, когда он перечитывал биографию семьи Онассис и вдруг выяснил, что дочь самого известного и самого богатого в мире грека вышла замуж за никому неизвестного моряка из Советского Союза. И хотя брак довольно скоро распался, а жена на прощание, по слухам, даже подала один танкер своему бывшему супругу, сама идея подобного союза его очень заинтересовала. А тут еще пришло подтверждение службы наследницы фирмы «Мерседес» Ангелики Бастиан в западногерманской разведке.

Гайслера готовили очень серьезно. Он обязан был не просто обратить на себя внимание своей будущей взболмошеной супруги, уже успевшей побывать замужем за представителем известной аристократической фамилии Германии и за не менее известным авто гонщиком.

На этот раз с Гайслером работали не только психологи, но и визажисты, дизайнеры, искусствоведы. Его учили всему, что могла знать Ангелика Бастиан. А эта молодая женщина, несмотря на свою взболмошеность, была одарена от рождения и получила блестящее образование в Англии и в США. Сам Гайслер в детстве рос без родителей, они погибли в автокатастрофе, и он воспитывался у своего дяди.

Гайслеру давали даже уроки эротики. Ангелика была достаточно опытной женщиной. И если бы она почувствовала, что он чуть колеблется либо проявляет нерешительность именно в этом вопросе, все остальные уроки ни к чему бы не привели. Людям Вольфа удалось заснять на пленку одну из оргий с участием Ангелики, и тридцатилетний Гайслер, далеко не мальчик и не ханжа, с ужасом, смешанным с любопытством, узнал многое, о чем он до сих пор не имел никакого понятия.

По личному указанию «папаши Циннера» вместе с Гайслером этот вопрос отрабатывали еще несколько внештатных сотрудниц разведки, призванных помочь агенту чувствовать себя непринужденно в любой обстановке. И нужно отметить, что какраз здесь прогресс Хайнца Гайслера был весьма впечатляющим.

Он был подготовлен и отправлен во Францию, в Монте-Карло, где тогда отдыхала Ангелика. К тому времени статьи о сексуальности Хайнца Гайслера уже перепечатали все газеты Германии и Франции. На рекламу своего агента Вольф и Циннер не жалели денег. Раскручивая агента, они преследовали одну цель — заинтересовать выбранный объект вербовки таким мужчиной.

Были подготовлены и несколько женщин, которые должны были своим личным примером увлекать Ангелику, показывая, каким трудным должно быть завоевание такого приза, как Гайслер. Ведь для многих женщин совсем не так важно, что они сами думают о мужчинах. Им куда важнее, что думают об их избранниках их подруги. С этой точки зрения, агентура Циннера работала особенно эффективно.

О первой встрече Ангелики Бастиан и Хайнца Гайслера в Монте-Карло до сих пор ходят легенды. Это был взрыв страстей, вулкан чувств, бешеная страсть обоих, когда огромные апартаменты Ангелики оказывались для них недостаточно велики и они вываливались в большой бассейн, не отрываясь друг от друга. Старожилы Монте-Карло с восторгом рассказывали, что подобного здесь не было никогда. Даже оргии сына князя Ренье не вызывали такого оживленного интереса, как встречи Ангелики и Хайнца.

А потом были встречи в Мюнхене. И нежные письма друг другу. И невероятные скандалы, о которых также узнавала страна. Хайнц знал свое дело. Он работал виртуозно, именно так, как ему советовали психологи и сексопатологи, доводя женщину до бешенства и вызывая у нее пароксизмы ярости, смешанные с острым желанием постоянно иметь рядом с собой этого безумца. Наконец в марте восемьдесят шестого они поженились. К этому времени Ангелика была одной из ведущих сотрудниц БНД.

Хайнцу Гайслеру пришлось выучиться пить шампанское из бутылок, скакать на лошадях, не спать сутками напролет и, конечно, вести безумную эротическую жизнь, в которой главным был лозунг Ангелики: «все дозволено». Они вместе пробовали наркотики и на глазах друг у друга меняли партнеров. Они проделывали невероятные эротические шоу и продолжали любить друг друга, причем Гайслер с удивлением начинал чувствовать, что ему нравиться подобная безумная жизнь.

А вербовка состоялась почти сразу после свадьбы. Гайслер «честно» признался, что работает на англичан. Это привело Ангелику в дикий восторг. Она всегда хотела попробовать новых ощущений, а работа на чужую разведку давала такую редкую возможность. И Ангелика с радостью стала работать на две разведки, свою и английскую. Правда, она и не подозревала, что англичане не читают ее хладнокровных донесений, которые она писала к тому же на хорошем английском языке. Их читали совсем другие люди, сидевшие совсем в другом месте. И, самое главное, что они всегда попадали затем к Вольфу и Циннеру.

После крушения Берлинской стены, когда исчез связной, Гайслер несколько раз пытался наладить связь с отделом Циннера, но неизменно терпел неудачу, так и не сумев выйти на своих бывших коллег. В отличие от других агентов, Гайслер был еще и интеллектуалом, во многом доведенным до подобной кондиции из-за предполагаемой женитьбы на Ангелике Бастиан. Именно по этому он относился спокойно к потере связного, понимая, что рано или поздно старые связи будут восстановлены. И в ожидании этих связей он по-прежнему собирал материал, понимая, что разведчики и шпионы будут нужны всегда, а глубоко внедренный разведчик может считаться прекрасным вложением в самый надежный банк, который рано или поздно принесет свои дивиденды.

Именно поэтому, когда ему позвонили из отеля «Германия» и сухой мужской голос предложил встретиться, передав привет от «папаши Шварца», он с радостью пошел на эту встречу. Ему казалось, что все его страхи и тревоги наконец стались позади, что снова начнется прежняя беззаботная жизнь, легкая и веселая одновременно, в которой работа на разведку была почти игрой, а все остальные удовольствия реальными и зримыми.

Он даже не подозревал, что психологи Циннера давно рекомендовали отказаться от услуг агента Ворона. Они справедливо рассчитывали своеобразный график его падения. Изнурительные ночные бдения, эротические оргии и с привлечением многочисленных партнеров как мужского, так и женского пола и, наконец, увлечение наркотиками — единственно возможным допингом для поддержания подобного образа жизни — пагубно сказывались на интеллекте и здоровье Хайнца Гайслера.

Словно шагреневая кожа, сжималось здоровье Гайслера, подрываемое «винными соревнованиями», групповыми сексуальными оргиями и наркотиками, без которых он уже не предстовлял своего существования. Психологи говорили об этой опасности еще в восемьдесят восьмом году. Казалось, можно всегда вытащить человека из грозящей ему беды, в случае необходимости протянуть руку помощи. Но это только казалось.

А потом не стало самой разведки и пропали все психологи. И уже некому было протянуть руку помощи Хайнцу Гайслеру, человеку, ставшему легендой Европы и суперагентом «папаши Циннера», заплатившему за это самую страшную цену, какую только мог заплатить человек, — собственную жизнь.

Отправляясь на свидание, Хайнц Гайслер еще не знал, что уже неизлечимо болен. Беспорядочные половые связи, неразборчивость в партнерах, вечные измены, откровенное попрание норм божеских и человеческих в постели должны были рано или поздно сказаться. Они и сказались. В крови Хайнца Гайслера уже обосновался синдром приобретенного иммунодефицита. В народе его называли просто — страшным словом из четырех букв — СПИД.

 

ГЛАВА 21

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

В назначенный час Хайнц Гайслер приехал на встречу с Коханом. Марина ждала его нетерпеливо, надеясь увидеть этого агента, понять, что именно произошло с этими людьми за то время, пока они оставались без связи и без поддержки отдела Циннера. Приехал все еще молодой, красивый, сильный мужчина, выруливший свой спортивный «Феррари» почти к самому тротуару.

Встреча состоялась в ресторане «Джулиана», на открытой террасе которого можно было отдыхать даже в эти холодные ноябрьские дни. Гайслер, сидевший за столиком рядом с Коханом, заказал себе пиво. Кохан ограничился чашечкой кофе.

Если бы не лихорадочный блеск в глазах Гайслера, все было бы нормально. Но Марина, сидевшая отдельно, даже со стороны видела его глаза, видела его руки, слышала его прерывистую речь и поняла вдруг, что здесь дело не в Гайслере. Истина начала открываться ей, но она не мешала беседе Кохана и Гайслера, терпеливо ожидая, когда наконец они закончат разговор.

Едва Гайслер уехал, как она подсела за столик к своему спутнику. Кохан протянул ей включенный скэллер, который она предусмотрительно передала ему перед встречей, чтобы их не могли подслушать.

— Как твое мнение? — спросила она.

— Не очень перспективен, но в конкретной ситуации сегодня может принести пользу, — честно заявил Кохан.

— Да, да, конечно, — растерянно сказала Марина, — но я не убеждена, что и сегодня он вполне работоспособен. Год жизни без прикрытия психологов «папаши Циннера», видимо сказался и на нем. Ты видел его горящие глаза?

— Конечно видел, — кивнул Кохан, — я только не понимаю, на что мы все рассчитывали. Эти агенты уже потеряны для разведки. Все трое. Нельзя было так играть на эмоциях людей. Использовать их подсознание, их неосознанные мотивы поведения против них самих. Это была игра с обоюдным риском. И она должна была именно так закончиться. Когда начинают применять приемы старины Фрейда — это грозное оружие, всегда бьющее в разные стороны. Боюсь, что Москва потеряла этих людей.

— Да, — задумчиво согласилась Чернышева, — видимо, мне так и придется передать в центр.

— Поедем в отель, — поднялся Кохан. И вдруг с коротким отчаянным криком упал на женщину, сшибая ее с ног.

В первый момент она даже не поняла, что произошло. Лишь оказавшись на полу, осознала, что он крикнул ей «ложись» и прикрыл ее за секунду до того, как над их головами раздалась автоматная очередь из проехавшей мимо машины.

Послышались крики прохожих. Он быстро поднялся на ноги, протянул ей руку.

— Бежим отсюда.

— Кто это был? — спросила она, задыхаясь, когда они были уже на ступеньках лестницы, ведущей в парк.

— Опять люди Циннера, — помрачнел Кохан, — они приехали за нами в Мюнхен. Я увидел разбитое лицо Бреме и прыгнул на тебя до того, как он поднял автомат.

— Они не успокоятся, — сказала Марина, — но почему они хотели убить и тебя? Ведь ты для них курица, несущая золотые яйца.

— Возможно, они хотели убить тебя, — выдохнул Кохан, — может быть, решили, что это будет лучший аргумент для меня.

— Нам нельзя ехать в отель, — сказала Марина, — они могут поджидать нас и там.

— Это, конечно, возможно, но не обязательно так. Мы проверили всю агентуру Циннера или у тебя есть еще в запасе кто-то четвертый?

Она молчала. Они уже подходили к автомобилю, взятому в фирме проката сегодня утром. Он вопросительно посмотрел на нее.

— Есть, — сказала она, — в Мюнхене находится еще один бывший агент Циннера. Его тоже нужно проверить.

— Договорились, — сказала она, — когда мы выходили из машины, я оставила свою шелковую косынку на твоем сиденье. Кто-то ее переложил, сейчас она лежит на моем. Не нужно садиться в машину.

У него вытянулось лицо. Он осторожно обошел машину вокруг. Затем подошел к переднему капоту. Наклонился, присел на корточки, заглянул под автомобиль. Потом поднялся и предложил Марине:

— Давай отойдем. — Когда они отошли, он сказал: — Под автомобилем спрятано взрывное устройство. Спасибо. Кажется, ты спасла нас обоих.

— Катцер понял, — что не выжмет из тебя ни доллара, и решил тебя убрать, — задумчиво сказала Чернышева, — это очень опасно. Значит, у них приказ на твое убийство. А у нас нет даже оружия.

— Что за агент, о котором ты говорила? — напомнил ей Кохан.

— Он из Клюппельберга.

— Никогда не слышал о таком городе.

— Это очень маленький городок у реки Вуппер, примерно в пятидесяти километрах на юго-восток от Вупперталя. Сейчас он живет в Мюнхене, — она говорила медленно, словно вспоминая данные агента, — адрес я тебе скажу дома. Нужно будет передать ему наши вопросы и получить нужные документы.

— Хорошо, — кивнул Кохан, — как его зовут?

— Я должна сначала проконсультироваться с представителем нашей разведки, — ушла от ответа Марина, — надеюсь, ты меня понимаешь.

— Конечно, — кивнул он, — тебе нужно опять пойти на свидание. Где мы встречаемся?

— На Лапндверштрассе. Там есть отель «Атриум». Прямо около него. Через два часа. Только постарайся пока не заезжать в наш отель. Возможно, что там тоже ждет засада. Я сама все проверю. А если я не приеду, то приезжай в наш отель сам. Значит, со мной что-то случилось.

— Хорошо, — кивнул он на прощание, осторожно отходя от автомобиля, — я позвоню, чтобы полицейские забрали эту машину. Иначе она может разнести здесь несколько соседних домов. Судя по всему, взрывчатки не жалели.

Марина уже не слышала его последних слов. Она торопилась. «Клюппельберг, — шептала она про себя. — Какое смешное название — Клюппельберг». Остановив машину, она поехала… в «Гранд-Отель Континенталь». Там должен был ждать связной генерала Маркова.

Она вошла в лифт. Нажала кнопку третьего этажа. Поднялась. Прошла по коридору. И, остановившись у триста пятого номера, постучала. Кажется, она начала понимать, кого именно может увидеть.

— Войдите, — разрешил ей знакомый голос на испанском, и она вошла в номер. Предчувствие ее не обмануло. Генерал Марков был прав. Увидев человека, ожидавшего ее в номере триста пять, она действительно поняла все. Абсолютно все. И, поняв, решила, что нужно действовать незамедлительно.

Разговор был коротким, все было ясно и без слов. Уже через десять минут Марина вызвала такси и попросила отвезти ее… в отель «Германия». И, когда вошла в свой отель, уже не удивилась, увидев сидевших в холле Бреме и его напарника. Она смело подошла к ним. У второго были наложены швы на лопнувшую бровь.

— Добрый день, господа, — приветствовала их Марина, — а где ваш шеф? Догадываюсь, он, наверное, у меня в номере.

Мужчины переглянулись. И Бреме грубо сказал:

— Он не в вашем номере, а в своем. Если хотите, я его позову сюда, пусть с вами поговорит. Он хотел с вами увидеться.

— Да, конечно, — согласилась она, — только на этот раз без раздевания. У меня мало времени.

Бреме, кивнув, поспешил к лифту. Через минуту он появился вместе с Катцером. Тот холодно смотрел на сидевшую в холле женщину, кажется, даже не понимавшую всю сложность ситуации.

— Я не думал, что вы рискнете приехать сюда, — мрачно заметил Катцер, опускаясь в кресло напротив нее.

— Мы будем говорить при ваших церберах, или вы позволите им отойти? — спросила она.

Катцер кивнул, и оба отошли от них в дальний конец холла.

— Что вам нужно? — неприязненно спросил Катцер.

— Вы негодяй, Катцер, — спокойно сказала Чернышева, — не дергайтесь. Вы действительно негодяй. Это вы убили связного Клейстера, решив выдать его труп за свой. Вы пустили по нашему следу двух негодяев, посчитав, что можно вытащить из Кохана деньги. И, наконец, именно по вашему приказу сегодня меня едва не убили. Все правильно?

Катцер усмехнулся.

— За исключением первой фразы, все. Я действовал, как считал нужным. Если хотите, просто спасал свою жизнь. Разве в вашей разведке такого не бывает?

— Откуда вы знаете, что я работаю в разведке?

— Догадался, — зло ответил Катцер, — мне казалось, что, лишившись связи, Кохан будет сговорчивее.

— Стреляли ваши люди, — поняла Марина.

— Конечно. Вы напрасно сюда пришли, фрау Чавес. Теперь у вас нет ни единого шанса.

— Я пришла установить истину. А зачем вы подложили такой заряд в автомобиль Кохана?

— Какой заряд? — не понял Катцер. Даже если бы он не знал этого вопроса, все было написано у него на лице. Она поняла, что наконец нашла ответ на все мучившие ее вопросы.

— Никакой, — ответила она, — я просто пошутила, — потом она посмотрела на часы, — давайте сделаем так. Я дам вам два часа, чтобы вы могли отсюда сбежать. Два часа. Через два часа вас пристрелят. Всех троих, Катцер. И у вас действительно не будет ни единого шанса, чтобы спастись.

— Не надо блефовать, — улыбнулся Катцер, — мои люди сидят за вашей спиной. Сейчас мы захватим вас, а через два часа и вашего друга. И уверяю вас, что он согласится на все наши условия.

— Я повторяю, Катцер, — четко произнесла она, — у вас есть последний шанс спасти себе жизнь. Меньше чем через два часа у вас не будет ни единого шанса.

Видимо, что-то в ее голосе все-таки не понравилось Катцеру. Он пристально посмотрел на нее, потом сказал:

— Все-таки вы блефуете. Простите меня, фрау Чавес, но я люблю держать синицу в руках, чем искать журавля в небе.

Он поднял руку, подзывая к себе своих людей.

— Напрасно вы так, — развела она руками.

— Отведите ее наверх, — приказал Катцер, — если будет сопротивляться, сразу стреляйте. Только трогать ее до появления Кохана не нужно. Пусть пока посидит в моем номере.

— Хорошо, шеф, — улыбнулся Бреме, облизывая губы. Последние слова Катцера он, разумеется, проигнорирует. Эта стерва поймет, как нужно уважать мужчин.

— Вы совершаете ошибку, — в последний раз попыталась что-то объяснить Марина.

— Идите, — махнул рукой Катцер, — мне достаточно было психологов в отделе «папаши Циннера». На всю жизнь хватит. Не нужно изображать из себя профессионала. Вы ввязались в мужскую игру. Умейте достойно проигрывать.

— Кретин, — сказала она, вставая с дивана.

Рот и Бреме пошли за ней к лифту. Войдя в кабину, Бреме нажал кнопку пятого этажа, на котором жил Катцер. Потом, не удержавшись, протянул руку и хлопнул женщину по бедру.

— Не волнуйся, ничего страшного не будет. Мы славно проведем время втроем. Ты никогда не спала сразу с двумя мужчинами?

Она никак не отреагировала ни на его слова, ни на его жест. Просто задумчиво посмотрела на него так, что у Бреме испортилось настроение.

Лифт остановился.

— Выходи, — зло приказал он, — толкая женщину.

И, непонятно почему, осторожно огляделся. Все было тихо. Они дошли до номера Катцера, открыли дверь, вошли. Катцер занимал двухкомнатный номер.

— Можешь идти сразу в спальню, — насмешливо сказал Бреме, — там ты будешь менее нахальной.

И в этот момент прозвучал какой-то отрывистый щелчок, словно кто-то ударил костяшками пальцев по столу. Бреме недоуменно оглянулся и увидел, как сползает на пол его напарник. Пуля попала ему прямо в голову.

Бреме обернулся и попытался достать свой пистолет. Но второй выстрел точно в сердце заставил его отлететь к дверям. Он был мертв, еще не упав на пол.

Марина закрыла глаза. Она все это предвидела.

— Выходите, Ронкаль, — сухо сказала она, — вы уже сделали свое дело.

Из соседней комнаты вышел человек лет пятидесяти. Он молча смотрел на лежавшие в комнате трупы.

 

ГЛАВА 22

МАРИНА ЧЕРНЫШЕВА

Генерал Марков был прав, когда сказал, что она все поймет, увидев его посланца в «Гранд-Отель». Это был Ронкель — самый безжалостный и страшный убийца из их отдела. Кубинец по национальности, он уже давно работал на КГБ, выполняя самые деликатные, самые щекотливые поручения генерала Маркова. Марина знала, что Катцер ей не поверит. Именно поэтому Ронкаль уже ждал обоих посланцев Катцера в его номере.

Но она знала, что приехал он не за их головами. Его интересовала совсем другая голова. И она знала, чья именно. Она уже работала с Ронкелем, если пребывание с ним в одной точке земного шара можно было назвать работой. Он был, как заряженное ружье, вечно нацелен на живую мишень. И его рука столько лет не знала промаха, умело отстреливая всех, на кого ему указывал генерал Марков.

— Уберите трупы, — попросила Марина, — и старайтесь не показываться на глаза хотя бы еще полчаса.

Она вышла из номера Катцера. На душе было тяжело, словно она сама привела этих двоих на заклание. И хотя она видела всю подлость Бреме и его напарника, тем не менее это не оправдывало ее действий. Она знала, что у погибших не было против Ронкаля ни одного шанса.

Оказавшись в своем номере, она прошла в ванную комнату, умылась. Холодная вода несколько успокоила ее. Теперь весь замысел операции был ей понятен. Она села в кресло и стала ждать. Через сорок минут в дверь осторожно постучали.

— Да, — сказала она равнодушно, словно не беспокоясь, кто именно может войти. Вошел Альфред Кохан. Он удивленно посмотрел на ее лицо и, пройдя в комнату, сел на кровать.

— Что случилось? Почему вы не приехали на встречу?

— Это уже было не нужно, — равнодушным голосом сказала она.

— Почему? — не понял Кохан.

— Все и так ясно.

— Что ясно? — не понял он.

Она посмотрела ему в глаза, улыбнулась.

— Англичане говорят: «Измена в имени твоем, женщина» — вспомнила она известную фразу. — А мне кажется, что это больше относится к мужчинам.

— В каком смысле? — он нахмурился. Видимо, тоже понимая, что она сейчас скажет.

— Агенты были всего лишь прикрытием, — спокойным голосом сообщила Марина. — Вольф и Циннер прекрасно знали, что именно эти три агента представляют наибольшую опасность, так как при их подготовке было задействовано слишком много Фрейда. Они перебрали с психологией и психиатрией. Поэтому они и сомневались в этих агентах. Задача была совсем другой.

— Какой? — поинтересовался он чужим голосом.

— Выяснить, можно ли вам доверять, и проверить, кто мог убрать связного. Вольф подозревал, что это сделал кто-то из его агентов, которому мешал Клейстер.

Кохан молчал смотрел ей в глаза.

— Про Клейстера мы все выяснили, — сказала она, — Ульрих Катцер разыграл дешевый трюк с самоубийством. Но первый вопрос…

— Договаривайте…

— Я все время сомневалась. Вы ведь работали в США. Как вам разрешили вывезти из страны три миллиона долларов? Почему американцы не наблюдали за вами? Как могло получиться, что вы так быстро обосновались в Аргентине? Я старалась не замечать вашего повышенного интереса к агентам, вашего искреннего возмущения преследователями. Вы точно знали, что это не могут быть ни КГБ, ни ЦРУ. Так как я работала на КГБ, а вы на ЦРУ.

— Продолжайте, — его лицо напоминало восковую маску.

— У меня не было доказательств вплоть до сегодняшнего дня. Ваши люди специально заложили взрывчатку в машину, поменяв мой платок, чтобы я могла это заметить. Но они не учли одного обстоятельства — Катцера. Он сломал всю их игру. Катцер приказал пристрелить меня, и автоматная очередь раздалась за несколько минут до предполагаемого взрыва машины. Зачем стрелять в меня, если я все равно погибну в машине? И почему в таком случае нужно убивать вас?

Кохан усмехнулся.

— Действительно, глупо, — откровенно сказал он.

— А это означало, что ваш автомобиль был предназначен для отвода глаз. Американцы просто хотели вывести вас из-под подозрения. А вместо этого окончательно вас скомпрометировали. Ни один нормальный человек не станет стрелять в агента, который через минуту должен взорваться. Это был прокол, Кохан. Допускаю, что вы в нем не виноваты, но это был прокол.

Кохан молча смотрел ей в глаза. Кажется, у нее блеснули слезы.

И в этот момент незапертая дверь распахнулась. На пороге стоял Катцер.

— Сука, — гневно сказал он, обращаясь к Марине, и поднял пистолет, чтобы выстрелить.

Альфред Кохан выпрямился и встал между пистолетом и женщиной. Катцер усмехнулся.

— Умирайте оба к чертовой матери, — прохрипел он. Послышался щелчок. Стоявший за его спиной Ронкаль аккуратно прострелил ему голову.

Катцерупал в номер. Ронкаль осторожно подвинул его ногу и вошел в комнату, запирая за собой дверь. В его руках по-прежнему был пистолет с надетым глушителем.

— Альфред Кохан? — спросил он у стоявшего напротив мужчины.

Марина сильно толкнула Кохана и вышла вперед.

— Нет, Ронкаль, — приказала она. — Уходите.

— У меня приказ, — напомнил Ронкаль.

— Уходите, — снова сказала она.

— Я приехал сюда из-за этого, — напомнил Ронкаль.

— Здесь решаю я, — твердо сказала Марина, — убирайтесь.

Ронкаль молчал. Он знал, что должен убрать и Кохана. Но он помнил категорические указания Маркова во всем подчиняться Чернышевой.

— Хорошо, — сказал Ронкаль, — это вам решать. Только не задерживайтесь. Мне еще нужно убрать труп.

— И он мягко вышел, закрыв за собой дверь.

Альфред Кохан и Мария Чавессмотрели друг на друга. Андреас Грунер и Марина Чернышева осознавали, что видятся в последний раз.

Они так и стояли в нескольких метрах друг от друга, даже не делая попытку приблизиться.

— Спасибо, — сказал наконец Грунер и пошел к дверям.

Она молча смотрела ему вслед.

Он уже открывал дверь, когда, вдруг вспомнив что-то, снова повернулся к ней.

— Англичане не правы, — убежденно сказал Грунер, — это в большей степени относится к нам, мужчинам.

И вышел из номера.

Марина осталась одна в номере с лежащим на полу убитым Ульрихом Катцером. На этот раз он был действительно мертв.

 

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

— Ты, как всегда блестяще справилась с заданием, — говорил ей генерал Марков, — правда, непонятно, почему отпустила живым Грунера. Впрочем, это твое дело. Я приказал Ронкалю дать возможность решать тебе самой.

— Спасибо, — она сидела в кабинете генерала, уже зная, что он скоро уходит на пенсию.

— Все получилось, как мы и хотели. Разоблачен Грунер. Найден подлец Катцер. Проверена агентурная сеть. Все сделано хорошо. Все довольны.

— За исключением двух женщин, — напомнила Марина. — Элоиза Векверт потеряла своего мужа, а Ангелика Бастиан, видимо, скоро потеряет своего. Разве это не ужасно? Я иногда ночью просыпаюсь в холодном поту. Думаю, неужели и мой сын будет когда-нибудь таким подлецом по отношению к женщинам? После этой поездки мне кажется, что любой мужчина способен на самую невероятную гадость по отношению к женщине.

Марков задумчиво посмотрел на нее.

— Я думал, ты найдешь общую закономерность у всех троих агентов, — сказал он, — разве ты не заметила одной детали? Ты ведь изучала и личные дела. Эта самая важная деталь, которая все объясняет.

— Нет, — нахмурилась Марина, — ничего особенного в их биографиях я не заметила.

— Все трое: Зепп Герлих, Хайнц Гайслер и Пауль Цехлин — выросли без матерей.

Она изумленно посмотрела на генерала.

— Да-да, — кивнул он, — у всех троих в детстве не было матери. Откуда у такого мужчины появится уважение к женщине, если он вырос в доме без матери? Разве он может понимать, что такое настоящая женщина? У человека, выросшего без матери, не может быть сочувствия к женщине.

— Двадцать лет назад, принимая меня в ваш отдел, вы говорили совсем другое, — напомнила Марина. — Вы говорили мне, что женщина — самое низменное и самое гадкое существо на свете.

— Правильно, — грустно согласился Марков, — и знаешь, почему? Потому, что я сам вырос в детском доме? У меня тоже не было матери. Старик Фрейд был прав. Оказывается, без этого важного обстоятельства мы не становимся нормальными людьми. Ребенку нужны отец и мать. Кажется, Брэдбери однажды сказал: «Дети простят вам все, кроме вашей собственной смерти».

— Вы становитесь философом, — заметила Марина.

— Просто за время твоей командировки я стал дедушкой. Оказывается, это самое лучшее, что может быть на свете. Даже лучше моей работы здесь.

Марина поняла, что генерал окончательно решил уйти на пенсию. Она вспомнила своего сына. Кажется, еще не все потеряно. Она сумеет объяснить ему, что такое настоящая женщина.