Глава 10

Прошло ровно три года. В августе девяносто четвертого президент банка «Северный стиль» Анатолий Андреевич Гудниченко стоял в своем кабинете, глядя на открывавшуюся внизу перспективу. Они арендовали это помещение еще в прошлом году, сразу после октябрьских событий в Москве, когда вооруженное противостояние между Президентом и Верховным Советом достигло своего пика и вылилось в массовые столкновения. Банкир Гудниченко был известным демократом и всегда поддерживал Президента в его борьбе с законодательной властью. Эта поддержка была оценена по достоинству. Уже в конце девяносто третьего года сразу два крупных ведомства – Таможенный комитет и Министерство сельского хозяйства – решили открыть свои счета в его банке. Сразу после этого на счета пошли бюджетные средства, которые почти мгновенно вывели его банк в разряд самых известных финансовых учреждений страны.

Гудниченко был молод. Ему шел только тридцать четвертый год. Рассказывали, что он происходил из семьи потомственных финансистов, а его отец даже длительное время работал заместителем министра финансов Украины. Как бы там ни было, банк «Северный стиль» стал одним из самых солидных кредитных учреждений в начале девяностых годов.

В этот день Гудниченко ждал важного звонка. Но неожиданно позвонил другой телефон. Он снял трубку.

– Слушаю, – мягко произнес он. Номер этого телефона знали только очень близкие люди.

– Добрый день, уважаемый господин банкир, – промяукал в трубке знакомый голос. – Надеюсь, что сегодня мы наконец увидимся?

Он улыбнулся. Это была Иоланта. Они были знакомы уже больше года, и он не уставал восхищаться этой молодой женщиной. Она являлась актрисой, моделью, ведущей на телевидении – словом, могла с успехом исполнять любую роль. Дочь югославского дипломата и польской актрисы, она сделала себе карьеру в России, переехав сюда с матерью еще в конце шестидесятых, когда мать вышла замуж за советского консула.

Иоланта была своебразным симбиозом двух начал. Отцовского и материнского. От матери она унаследовала потрясающую фигуру, красивый голос, округлые черты лица и роскошные темные волосы. От отца ей достались светло-зеленые глаза и ровные черты лица, делавшие ее похожей на античные статуи. Она была не просто красивой женщиной. Она была очень красивой женщиной, и Анатолий знал, как много мужчин бросают на него завистливые взгляды, когда они появляются вместе в ресторане или в театре. Но появляться все время вместе они не могли. Иоланта была формально замужем: ее супруг, известный режиссер, не хотел давать развода ни под каким предлогом. Учитывая, что у них была пятилетняя дочь, они не могли развестись через загс и обязаны были все оформлять только через суд. А режиссер Тимофей Архипов отказывался являться в суд и не подписывал никаких документов. И хотя все давно уже знали, что Иоланта не живет со своим скандальным супругом, тем не менее они пытались соблюдать внешние приличия и не появляться часто там, где их могли видеть знакомые и близкие друзья. К тому же в начале девяностых в Москве еще не было такого количества гламурных журналов, которые станут настоящим бедствием через десять или пятнадцать лет, когда местные папарацци будут преследовать любую «звездочку», чтобы заснять ее в сопровождении спутника, снабдив фотографии шокирующими надписями.

– Я всегда рад тебя видеть, – признался Анатолий, – но именно сегодня не смогу. Я жду важного телефонного звонка, и у меня назначено не менее важное совещание. Но чтобы искупить свою вину за трехдневное отсутствие, я готов выплатить «контрибуцию».

– Интересно, – произнесла Иоланта. – В чем она будет выражаться?

По-русски она говорила с каким-то непонятным мягким акцентом, и это придавало ее голосу дополнительную сексуальность.

– На уик-энд мы можем полететь с тобой в Париж, – предложил Анатолий. – Я думаю, что тебе понравится такая «контрибуция»?

– Изумительно, – согласилась она. – Я как раз договорюсь со своей мамой, чтобы она посмотрела за дочкой. На два дня в Париж!.. У вас прекрасные манеры, господин банкир.

– Тогда договорились, – он улыбнулся и положил трубку.

Позвонил секретарю и попросил вызвать к нему начальника аналитического отдела.

– Она ждет вас в приемной, – сообщила секретарь.

– Пусть войдет, – разрешил Гудниченко.

Эта молодая женщина, которую они взяли в банк, работала раньше в системе Внешэкономбанка. Ее рекомендовал вице-президент банка Эдуард Парин, который знал ее еще по совместной учебе в институте. Анатолий обратил внимание на появлявшиеся аналитические статьи в газетах за ее подписью. Он решил найти ее и пригласить к себе. После получасовой беседы согласился с мнением своего вице-президента, и уже через неделю Татьяна Руммо работала руководителем аналитического отдела их банка.

Он внимательно изучил ее личное дело. Ей было двадцать восемь. Разведена. Детей нет. Эстонка по отцу и русская по матери, она окончила с отличием финансовый институт и работала в системе Внешэкономбанка уже четыре года. До этого работала в Моссовете. Ему сразу понравилась эта уверенная в себе молодая женщина. Всегда подтянутая, всегда аккуратно накрашенная, всегда строго одетая в деловые костюмы и отличавшаяся безукоризненной речью и строгим, почти мужским, аналитическим мышлением. Ему доставляло просто эстетическое удовольствие каждый раз беседовать со своим новым начальником аналитического отдела. Вот и на этот раз она вошла к нему в кабинет в строгом сером костюме, уверенной походкой бизнес-леди, прошла к столу, пожала ему руку, усаживаясь напротив. У нее были светлые волосы, правильные черты лица, высокий лоб, тонкие губы, мелкие ровные зубы и светло-голубые глаза.

– Вы, как всегда, хорошо выглядите, – пробормотал Гудниченко, одобрительно кивая головой.

– Спасибо, – сухо кивнула она. – Я получила данные по росту недвижимости в столице.

– Давайте ваши таблицы, – согласился он. Она явно не была готова поддерживать его фривольный тон.

Она достала из своей папки таблицы, разложила перед ним на столе.

– Вот, посмотрите, – показала Татьяна. – Если наши расчеты верны, то в ближайшие несколько лет должен произойти волнообразный скачок цен на московскую недвижимость. Однако он может упираться в некий потолок, пока не произойдет переход в новое состояние.

– Я не совсем понял, что значит «в новое состояние»?

– Мы считаем, что на нынешнем этапе существует объективный потолок роста цен и возможностей, – пояснила Татьяна. – Они связаны с низкой эффективностью производства, крайне низкой ценой на энергоносители, которые являются основой нашего экспорта и общего финансового положения страны. Цены, конечно, будут расти, но до определенного потолка. Вот здесь, посмотрите. По нашим расчетам, коллапс может наступить через три или четыре года.

– Значит, через несколько лет у нас произойдет обвал или «великая депрессия», – пошутил Анатолий.

– Или нечто похожее, – согласилась она. – Но если мы сумеем безболезненно пройти вот эту стадию, то затем может начаться рост эффективности производства. И, конечно, все зависит от цены на энергоносители. Как только цена составит двадцать пять долларов за баррель, мы можем считать, что начинается лавинообразный скачок цен.

– Интересно, – вежливо согласился Гудниченко. – А если цена за нефть вырастет в десять раз и составит сто или сто пятьдесят долларов?

– Боюсь, что мы не вынесем такой нагрузки, – улыбнулась Татьяна. – В таком случае мы станем одной из самых богатых стран на планете по своим золотовалютным запасам, а цены на московскую недвижимость взлетят до небес, обогнав даже Лондон или Токио.

– Но это пока фантастика, – махнул рукой Анатолий.

– Расчеты свидетельствуют, что подобная динамика вполне возможна. Вспомните начало семидесятых, когда арабские страны ввели нефтяное эмбарго.

– Сейчас другое время. Но все равно интересно, что при любом развитии ситуации, даже если не произойдет ничего необычного, уровень цен на московскую недвижимость будет постоянно расти. Я вас верно понял?

– Да. И поэтому мы предлагаем вкладывать свободные средства именно в эти отрасли, которые в ближайшие десять-пятнадцать лет будут бурно развиваться.

– Теперь понятно. Нужно делать то, что делает в первую очередь наш конкурент. Кажется «Мостдорбанк» уже получил главные строительные подряды?

– Не совсем, – возразила она, – по нашим сведениям, у них скоро могут начаться большие проблемы. Вместе с московскими властями они слишком беззастенчиво и открыто обходят своих конкурентов, что не очень нравится многим в окружении нынешнего Президента. Возможно, все не так просто, как нам кажется. Но мы считаем, что столкновение просто неизбежно.

– Настолько все серьезно?

– Да.

– Когда это может произойти?

– Уже нынешней осенью, – ответила она.

– Что-нибудь еще?

– Пока все. Если не считать проблем с нашим филиалом в Санкт-Петербурге.

– Что там происходит?

– Будет лучше, если об этом вам расскажет начальник службы безопасности.

– Я хочу услышать первую версию именно от вас. Что там происходит?

– Какие-то непонятные наезды. Появляются известные люди в малиновых пиджаках и с золотыми ошейниками на шее, которые требуют передачи им нашего филиала. Я, конечно, понимаю, что сейчас в стране не идеальный порядок, но этот беспредел…

– Понятно, – нахмурился Анатолий. Он протянул руку, чтобы вызвать начальника службы безопасности. Бывший полковник КГБ Ринат Хамидуллин отвечал за подобные вопросы.

– Не нужно искать Хамидуллина, – поняла его жест Татьяна, – он уже два дня сидит в Санкт-Петербурге. Но у этих бандитов есть своя поддержка среди чиновников и местных правоохранительных органов. Дошло до того, что суд вынес решение о нашем выселении из помещения, хотя мы его купили на законных основаниях.

– Ясно, – сказал Гудниченко, – ну мы еще посмотрим, кто кого…

Он постучал карандашом по столу. В этот момент раздался еще один звонок. Словно кто-то услышал его призыв. И позвонил как раз тот самый телефон, который должен был давно позвонить.

– Извините, – сказал он, снимая трубку.

– Добрый день, «крестник», – услышал он такой знакомый и такой страшный для него голос.

– Здравствуйте, – он покосился на сидевшую перед ним женщину. – У вас все?

– Да. Я могу идти? – Она была умницей и все понимала без лишних слов.

– Спасибо, идите.

– Как у тебя дела? – спросил его позвонивший. Это был «Бакинский Друг». Целый год он не слышал его голоса. В последний раз они говорили, когда тот интересовался делами банка. И посоветовал поторопиться с покупкой завода по переработке цветных металлов. Анатолий уже знал, что этот страшный человек никогда так просто не звонит. Он купил завод через неделю, а еще через месяц реальная цена выросла в четыре раза.

– Вашими молитвами, – пробормотал Гудниченко.

– Знаешь, какое сегодня число? – ласково спросил позвонивший.

– Конечно, знаю. Все три года помнил. Двадцать четвертое августа тысяча девятьсот девяносто четвертого года. Три года после нашего разговора. Ровно три года. Пришло время платить по долгам. Можете не беспокоиться. Готов перевести ваши четырнадцать миллионов куда угодно, хоть сейчас, – радостно отрапортовал Анатолий. – Вы правильно сделали, что тогда поверили в меня. Наш банк сейчас один из самых сильных в стране.

– Мы знаем, – сказал «Бакинский Друг». – И на чьи деньги ты так окреп, мы тоже знаем.

Анатолий нахмурился. Получается, что они еще и недовольны. Вот сволочи! Все эти годы проклятый долг висел на нем страшным напоминанием о его ошибке. Он каждый день, каждую ночь помнил об этом. Работал по двадцать часов, создавал свой банк, умудрялся проводить немыслимые финансовые операции. А теперь этот старик еще звонит и говорит, что он знает, за чей счет укрепился банк. Сволочь…

– Куда переводить деньги? – устало спросил Анатолий.

– Зачем переводить? – поинтересовался позвонивший. – Разве они тебе больше не нужны? Разве ты не хочешь инвестировать деньги куда-нибудь еще?

– Хочу, – ответил он, – но уже без свинцового долга у меня на шее.

– Какой долг? Мы только помогли тебе стать очень богатым человеком. А ты еще недоволен. Нет, Анатолий, так не поступают с друзьями. Давай сделаем иначе. Сколько процентов ты платишь годовых своим клиентам?

– Шесть. Или шесть с половиной.

– Будем считать, что десять. Вот мы у тебя и будем держать наши деньги. Под десять процентов годовых.

– Идите в «Чару» или в «МММ», – зло посоветовал Анатолий, – там вам дадут даже гораздо больше в месяц. Только учтите, что все это рано или поздно лопнет. У меня солидный банк, а не шарашкина контора.

– Вот поэтому мы будем держать деньги у тебя, а не в других местах, – напомнил ему «Бакинский Друг». – И еще один важный момент. Мы же не просто тебе деньги доверяем, мы их еще и защищаем. Разве за эти годы у тебя были проблемы с какими-нибудь бандитами? А как вовремя ты купил завод по обработке цветных металлов. Сколько ты тогда получил? Хочешь, напомню?

– Не нужно. Я согласен. Пусть будет под десять процентов. Вы настоящий ростовщик, – пробормотал он.

– А ты будь настоящим банкиром. И учти, что мы в тебя верим. Ко мне есть что-нибудь?

– Есть. Проблемы с нашим филиалом в Санкт-Петербурге, – осторожно сообщил он.

– Понятно. А почему так долго молчал?

– Думал, что обойдусь своими силами.

– Напрасно так думаешь. Никогда не считай себя сильнее и умнее других. На каждую силу есть своя сила, на каждый ум найдется другой ум. Хорошо, что сказал. Кто у тебя там сидит?

– Мой начальник службы безопасности.

– Хамидуллин? Бывший полковник КГБ? Ох, не люблю я этих товарищей в «мышиных пальто». По мне, лучше иметь дело с бывшими господами-товарищами из милиции. С ними всегда можно договориться, они люди понимающие. А среди этих встречаются идейные и чокнутые. Ладно, что-нибудь придумаем. Значит, мешают вам работать в нашей Северной столице?

– Мешают.

– Сделаем, чтобы не мешали. А ты держись молодцом. Работай. И, между прочим, тебе давно пора жениться. Подумай об этом. В твоем возрасте уже неприлично ходить холостым. Это я тебе как старый друг твоего отца говорю.

Анатолий положил трубку. Поднял аппарат и посмотрел на него. Может, этот старик подслушивает разговоры и в его кабинете? Или он уже знает о предстоящей поездке с Иолантой в Париж. Неужели знает? И почему он именно сейчас сказал, что нужно жениться? Может, попросить его уладить этот вопрос с мужем Иоланты? Нет, этого ни в коем случае нельзя делать. Они умеют «улаживать» вопросы только одним способом. Двумя выстрелами. Первый – смертельный. Второй – контрольный. И никаких проблем.

 

Глава 11

В Париж они прилетели в пятницу вечером. В аэропорту их уже ждала машина. Он заказал большой сьют в отеле «Ритц», в котором уже однажды останавливался и про который знал, что он лучший в городе. Машина доставила их на Вандомскую площадь. Иоланта была в светлом платье и выглядела как кинозвезда. Когда они выходили из машины, раздались даже аплодисменты, и кто-то из вечно дежуривших фоторепортеров на всякий случай щелкнул их несколько раз, сделав снимки на память. Иоланту, очевидно, приняли за какую-нибудь среднюю звезду Голливуда, будушее которой еще впереди. Она была счастлива. А он напряженно вспоминал слова позвонившего «Бакинского Друга». Тот посоветовал ему жениться, как будто знал об этой предстоящей парижской поездке.

После того случая в Киеве, когда предателем оказался Семен Палийчук, с которым они были знакомы с детства, Анатолий словно ушел в себя, ожесточился, стал еще более недоверчиво и строго относиться к окружающим его людям. В Киев он почти не ездил, а когда приезжал, то старался ограничить общение только самыми близкими людьми – матерью, сестрой, ее мужем, который стал к тому времени судьей городского суда, и двумя племянниками, уже ставшими школьниками.

Этот случай с Семеном, другом детства, соседом и вообще хорошо знакомым человеком, словно стал уроком на всю жизнь. Анатолий перестал доверять людям. И поэтому предложение позвонившего подействовало на него не лучшим образом. К тому же Иоланта ночью сообщила ему «радостную весть». Кажется, ей удалось убедить своего грозного мужа дать ей развод, и теперь ничего не могло помешать их счастью.

– Мы сможем приехать на медовый месяц сразу сюда, – предложила Иоланта, и от этого настроение Анатолия испортилось еще больше. Она, словно почувствовав его настроение, больше ничего не говорила. В эту ночь между ними ничего не было, он сослался на усталость, и это было впервые в их отношениях.

Утром она включила телевизор. В новостях показывали Санкт-Петербург. Иоланта хорошо говорила по-французски, по-английски, по-югославски, по-польски. Может быть, поэтому Париж был для нее полон множества непонятных другим соблазнов. Она услышала репортаж и позвала Анатолия.

– Посмотри, что там происходит, – сказала она, заворачиваясь в халат и усаживаясь перед телевизором.

По телевизору показывали изуродованные трупы и простреленные автомобили. Анатолий поморщился.

– Опять какой-то боевик, – отмахнулся он.

– Нет, – возразила Иоланта, – это Санкт-Петербург. Ты ничего не понимаешь? Это показывают здание вашего филиала. Сядь и посмотри. Там убили сразу нескольких человек.

– Что там случилось? – спросил он, усаживаясь рядом с ней.

– Говорят, что убили сразу четверых. Их расстреляли, когда они подъехали к филиалу вашего банка. Говорят, что это, возможно, бандитские разборки.

Корреспонденты брали интверью у начальника службы безопасности банка Рината Хамидуллина, при этом в титрах указывалось, что этот человек раньше служил полковником КГБ. Анатолий поморщился: напрасно он послал этого типа в Санкт-Петербург. Хотя, с другой стороны, даже хорошо. Полковника КГБ, пусть даже бывшего, никто не заподозрит в причастности к бандитским разборкам. И хорошо, что сейчас они в Париже. Хотя это наверняка сделали намеренно. Узнали, когда он улетает во Францию, и провели акцию устрашения. Ему необязательно смотреть на эти ужасные кадры, чтобы узнать почерк «Бакинского Друга». Конечно, он решил устроить показательную казнь местным отморозкам, которые посмели напасть на банк, курируемый мафией. Бандитов расстреляли с особой жестокостью.

Затем показали выступление Эдуарда Парина. Вице-президент банка прилетел в Санкт-Петербург и лично рассказывал журналистам, что они не имеют никакого отношения к произошедшему и это обычные разборки между двумя бандитскими группировками. Пока он говорил, раздался телефонный звонок. Иоланта сняла трубку и позвала к телефону Анатолия.

– Доброе утро, Анатолий Андреевич, – услышал он голос своего вице-президента. Когда рядом были люди, он всегда обращался к Гудниченко на «вы», хотя они были знакомы уже много лет и без посторонних общались на «ты».

– Доброе утро. А я думал, что ты по телевизору выступаешь. Сейчас тебя по французскому каналу показывают. Ты, оказывается, у нас так хорошо по-английски говоришь, я даже не знал.

– Вы уже слышали, что здесь произошло?

– Да. Убили четырех ублюдков, которые пытались нас шантажировать. Ну и правильно сделали…

– Не нужно по телефону, – попросил осторожный Парин.

– Почему не нужно? Пусть все слышат. Кто хочет, пусть подслушивает наш разговор. Я ничего не скрываю. Я никого не убивал, ни на кого не нападал, ни в чем таком не замешан. У меня нет и никогда не было связей с бандитами. Но если убивают людей, которые сами хотят захватить наш филиал и выгнать наших сотрудников, то я не могу лицемерно делать вид, что обязан скорбеть об их заблудших душах.

Парин рассмеялся.

– Так лучше, – согласился он, – но их расстреляли прямо рядом с банком. Боюсь, что у следователей будут неприятные вопросы…

– А ты им тоже задай неприятные вопросы, – посоветовал Гудниченко. – Почему средь бела дня к нашему банку могут подъехать две машины с вооруженными людьми? Откуда у них пистолеты и автоматы? Кто они такие? Кто дал им право шантажировать наших сотрудников? Кто за ними стоит? Пусть попытаются ответить на эти вопросы. А потом честно признаются, что не могут обеспечить элементарный порядок в городе. У тебя все?

– Нет, не все. Звонили из суда. Судья принял решение отменить свое прежнее постановление о выселении филиала нашего банка. Мы можем оставаться на своем месте.

– Ну и прекрасно. Значит, местный судья оказался гораздо умнее, чем я думал. Можно было получить случайную пулю или умереть от ножа неизвестного грабителя. А можно признать ошибку и остаться работать на своем месте. Все зависит от степени понимания. Видишь, какие у нас есть профессиональные судьи. У тебя все?

– Да. Мы приехали сюда с Татьяной Арнольдовной. Она считает, что здесь идет передел рынка. Типично бандитский передел, и мы не должны иметь к этому никакого отношения.

– Поэтому и не имеем. И скажи всем остальным, чтобы не особенно резвились перед камерами. Не нужно светиться, это не та причина, из-за которой стоит вылезать к телевизионным камерам.

– Я все понял. – Парин положил трубку.

Анатолий вернулся к телевизору. Там уже передавали другие новости. Он пожал плечами и отправился в ванную комнату. В этот день они поднялись на Монмартр, заказали портрет Иоланты у уличных художников, пообедали в каком-то небольшом ресторанчике и вернулись домой к семи часам вечера. Ужин они решили заказать в номер. После креветок и белого вина можно было немного расслабиться. Анатолий, чувствуя легкое головокружение, поцеловал свою спутницу и отправился в ванную. Он только успел раздеться, когда она вошла в ванную в одних чулках. Он усмехнулся, протягивая к ней руки.

– Ты становишься каким-то странным. Для твоих молодых лет это очень обидно, – заявила она, подходя ближе. – Я собираюсь принимать ванну вместе с тобой. Надеюсь, вы не будете возражать, господин банкир? Тем более что с вашими соперниками вчера так лихо расправились.

Он отпустил руки, чуть оттолкнул ее от себя:

– С каким соперниками? Что за глупости ты говоришь?

– Я только повторяю мнение французских корреспондентов, – пожала она плечами. – И не нужно так нервничать. Они считают, что бандитов могли уничтожить люди, которые оказывают тебе поддержку.

– Какие люди? – толкнул он ее. – Что за глупости ты болтаешь? Откуда у меня могут быть такие знакомые? Моя единственная знакомая из параллельного мира – это ты.

– Что ты хочешь этим сказать? – закусила она губу.

– Ничего. – Он понял, что погорячился. Но воспоминания о жестокости «Бакинского Друга» заставили его сорваться. Нельзя вмешивать в свои дела мафию. Они просто не умеют тихо работать. И их можно понять. Им нужны демонстрация силы и жестокость, чтобы во второй раз их боялись. Им нужна подобная демонстрация. А ему нет. Деньги не любят такой помпезности, стрельбы на улицах города. Деньги любят тишину, а их владельцы требуют обеспечения своей безопасности. И они тысячу раз подумают, прежде чем относить свои деньги в его банк, который уничтожает своих соперников прямо на улицах города и, очевидно, «крышуется» бандитами.

– Договаривай, – начала заводиться Иоланта. – Может, ты попытаешься объяснить мне свои слова? Что значит «параллельный мир»? Тебе не нравится, что ты приехал сюда со мной? Разве я от тебя что-то скрывала? Или была неискренной?

– Я пошутил, – он снова поднял руки.

– А я нет, – она оттолкнула его. – И я хочу понять, что происходит. Зачем ты вообще позвал меня в эту поездку, если ни разу даже не прикоснулся ко мне.

– Вчера я был очень уставшим. Я же тебе говорил, что у нас было сложное совещание.

– И поэтому ты не мог даже поцеловать меня. А когда я сообщила тебе, что мой идиот муж наконец готов дать мне развод, ты даже не умудрился сделать благообразное выражение лица и порадоваться этому событию. Я думала, что ты сразу сделаешь мне предложение. А теперь ты еще меня и оскорбляешь. Или ты считаешь меня дешевой проституткой, которую можно привозить сюда, покататься с ней в Париж и обратно? И все?

Даже в ярости она была прекрасной. Он опять протянул руки.

– Извини, – пробормотал он, – кажется, я был не прав.

– И ты даже не представляешь, насколько. – Она оттолкнула его руки и вышла из ванной, громко хлопнув дверцей.

Он принял душ, вышел в комнату и обнаружил, что она отправилась спать на диван. Возможно, это к лучшему, устало подумал Анатолий, подходя к большой двуспальной кровати. В эту ночь он спал один, и ему снилось страшное лицо «Бакинского Друга», который лично убивал приехавших в их филиал бандитов, расстреливая их по очереди. Он проснулся в девятом часу утра. За окнами светило солнце. Анатолий радостно потянулся и поднялся с кровати. Посмотрел на соседнее место. Неужели Иоланта так и не пришла сюда ночью? Какая глупость! Он прошел в гостиную. Там тоже никого не было. Анатолий почувствовал, что начинает нервничать. Он вернулся в спальню, раскрыл шкаф. Ее вещей нигде не было. Только этого ему и не хватало! Типичный семейный скандал.

Он хотел позвонить портье, когда увидел у телефона записку, написанную ее стремительным почерком:

«Ты так быстро и глубоко заснул, что я поняла, насколько важен тебе этот крепкий сон. Тебе нужно ездить в Париж одному, чтобы высыпаться. Приятного сна, я улетаю обратно в Москву».

Он сжал бумагу в комок. Недовольно прошипел:

– Истеричка.

И выбросил бумагу в сторону.

Вернувшись в спальню, он присел на кровать. Огляделся. Кажется, Иоланта совсем не та женщина, с которой он может связать свою судьбу. К тому же ему очень не понравилось поведение «Бакинского Друга», который знал об этой поездке. Ведь он не сказал о ней даже своему секретарю, а лично заказал два билета в Париж на самолет. Неужели Иоланту могли подставить в качестве возможного «наблюдателя»? После случая с Семеном Палийчуком он мог поверить во что угодно. Необязательно внедрять в окружение человека своего «наблюдателя». Его можно купить и тогда, когда он будет совсем близко, родным и понятным.

Он поднялся и пошел в ванную бриться. Ну и черт с ней, отрешенно подумал Анатолий. С такой красивой и вызывающе эффектной женщиной все равно невозможно было создать семью. Каждый второй мужчина западал бы на нее. И это не учитывая той массы поклонников, которая у нее была. До мужа и до него cколько их было! Наверное, трудно представить. Она была слишком яркой женщиной и не отказывала себе в удовольствиях. Да и при муже не придерживалась общепринятых норм. Нет, такая женщина очень хороша в качестве любовницы, но в качестве жены солидного банкира никак не подходит. Не говоря уже о том, что после убийства этих подонков в Санкт-Петербурге к их банку может навечно прикрепиться ярлык учреждения, находившегося под защитой бандитов. Тогда что получается? Президент банка с такой женой и под крышей бандитов. Нет, нет, нет! Ему нужна совсем другая жена. Более надежная, более выдержанная, которая сумеет его понимать и всегда правильно направлять. Нужно поискать именно такую жену. Такую, как… Он вдруг вспомнил про Татьяну Руммо. Вот такая женщина была бы для него идеальной женой. Интересно, как она держится в постели. Неужели так же сухо и спокойно? По отцу она эстонка, они люди достаточно выдержанные и спокойные. А по матери… Кажется, русская казачка. С Дона. Там должен быть такой темперамент! Интересная смесь. Как ее мать могла выбрать себе замороженного эстонца? Или он был не совсем замороженным?

Анатолий усмехнулся. Нужно будет пригласить один раз своего начальника аналитического отдела на ужин, если она, конечно, согласится. Но это может быть и деловой ужин. Он умылся и вышел из ванной комнаты. Одевшись, спустился вниз, чтобы позавтракать в ресторане. В этот день он больше не выходил из своего номера. Раздевшись, лежал в кровати, думая о случившемся в Санкт-Петербурге. Нужно было вернуть деньги, нужно было вернуть сразу все четырнадцать миллионов долларов. И закончить с ними навсегда. Но оставить их деньги, такую надежную «крышу», помощь и возможность распоряжаться их деньгами за очень небольшой процент? Нет, он поступил правильно. Надо было сохранить эти деньги, иначе они могли бы решить, что он просто хочет «выйти из игры». А это глупо. Когда идет такая игра и у тебя на руках такие великолепные карты! Нет, он должен играть до конца.

Утром следующего дня он улетел обратно в Москву. Иоланте он не перезвонил. Через две недели он встретил ее на какой-то вечеринке с мужем и церемонно поклонился. Она ему даже не ответила.

 

Глава 12

Вернувшись в Москву, он с головой ушел в работу. Прогнозы аналитического отдела оказались верными. Буквально осенью началось противостояние между федеральным структурами и известным банком, поддерживаемым городским правительством. Гудниченко решил, что теперь можно своебразно поблагодарить своего руководителя аналитического отдела. Он вызвал ее к себе.

– Ваши прогнозы были правильными, – сообщил он, – это очень неплохо. Если мы сумеем закрепиться в том сегменте, где работал этот банк, то создадим очень неплохой задел для развития нашего банка.

– Во всяком случае, мы могли бы направить туда часть имеющихся у нас средств, – согласилась Татьяна.

Сегодня она была в темно-синем брючном костюме. Они еще несколько минут беседовали о стратегии развитии банка. После чего он кивнул, давая понять, что разговор закончил. Но она не уходила.

– У меня к вам личная просьба, – неожиданно сказала она.

– Какая? – удивился Анатолий.

– Моя кандидатская диссертация, – пояснила Татьяна. – Вы не могли бы дать свой отзыв? Вы же доктор наук, и как раз по этой тематике.

– Я уже давно не занимаюсь наукой, – признался он, – с тех пор как решил стать профессиональным банкиром. Но это интересно. Принесите вашу диссертацию, я ее посмотрю. У вас все?

– Теперь да, – улыбнулась Татьяна.

Она поднялась, забирая свою папку.

– Подождите, – сказал он, – давайте сделаем иначе. Давайте сегодня вечером вместе поужинаем.

Она удивленно посмотрела на него. В глазах было не возмущение или изумление, а именно спокойное удивление. Словно она спрашивала его, о чем он ее просит.

– Если у вас другие планы… – торопливо произнес Анатолий.

– Нет, – ответила она, – я свободна. Просто это так неожиданно…

– Заодно захватите и вашу диссертацию. Дадите ее мне после ужина.

– Хорошо.

– В котором часу мне за вами заехать? – уточнил Гудниченко.

– У меня есть автомобиль. Скажите, куда мне приехать.

– Я знаю, что у вас есть автомобиль, – кивнул он, – но будет лучше, если я заеду за вами. Куда мне заехать?

– Тогда домой. Часам к восьми. Дать вам адрес?

– Нет. Я его знаю. Я знаю адреса всех ведущих сотрудников моего банка. Тогда договорились. Ровно в восемь часов.

Она вышла. В глазах все еще было недоумение. Он усмехнулся. Кажется, на этот раз он обманет мафию. Если Иоланту можно купить или завербовать, то с такой женщиной, как Татьяна, им будет гораздо сложнее. Он хотя бы получит верный тыл в лице этой строгой и деловой женщины. Интересно, как она ведет себя в постели, снова подумал он. «Неужели она мне нравится настолько, что я все время думаю только об этом», – разозлился Анатолий.

Он услышал телефонный звонок и поднял трубку. Это был Эдуард Парин.

– У нас появились проблемы, – сразу сказал он. – Можно я к тебе зайду?

– Давай, – согласился Анатолий, поморщившись. В последнее время проблемы стали возникать одна за другой.

Пришедший к нему Парин рассказал, что налоговые службы готовятся провести комплексную проверку деятельности банка. После убийства четырех бандитов у здания филиала банка в Санкт-Петербурге в газетах появилось множество статей, в которых указывалось, что это не просто бандитские разборки, а месть руководства банка местным отморозкам, посмевшим предъявить необоснованные требования. И теперь налоговые службы решили начать проверку деятельности банка.

– Пусть проверяют, – пожал плечами Гудниченко. – Можно подумать, что мы должны их бояться.

– Не бояться, но опасаться, – напомнил Парин. – У нас лежат неучтенные четырнадцать миллионов долларов. Ты говорил, что мы должны будем их куда-то перевести. А сейчас мы используем их для вложений в московскую недвижимость.

– Ну и что? Мы можем вкладывать наши деньги куда хотим. И вообще, это частный банк и мы не обязаны отчитываться.

Пятьдесят один процент в созданном банке принадлежал самому Гудниченко, и поэтому он говорил не только как руководитель финансового учереждения, но и как хозяин. Десять процентов было и у Парина, с которым они тогда создавали этот банк.

– Ты не понимаешь, о чем я говорю, – терпеливо попытался объяснить Эдуард. – Дело не в том, что мы вкладываем деньги в московскую недвижимость. Дело в том, каки́е деньги мы туда вкладываем. У нас могут поинтересоваться первоначальным источником получения этих денег. Что мы тогда скажем? Что они нам упали с неба? Или их дал нам добрый дядя? Ты знаешь, я никогда не задавал тебе ненужных вопросов. Ты создал этот банк, ты пригласил сюда меня. И ты у нас главный. Я тогда поверил тебе и принес сюда все, что было в нашей семье. Мне дядя одолжил тогда большие деньги.

Дядя Эдуарда, Иосиф Парин, был известным ученым, работал в нефтехимической промышленности и считался крупным специалистом в этой области. Он был обладателем множества государственных наград и премий.

– Но ни у кого из нас не было таких денег, какие были у тебя, – продолжал Эдуард. – И все эти годы благодаря тебе мы очень здорово развивались. Я и сейчас ничего не буду спрашивать, не мое дело. Кто и почему убил этих придурков в Санкт-Петербурге, как ты узнал, что нужно было купить завод по переработке цветных металлов, который почти сразу вырос в цене, откуда у нас на счету эти миллионы долларов…

– Не нужно каждый раз все перечислять. Я уже понял, что ты хочешь сказать, – недовольно перебил его Анатолий.

– Тем лучше. Но тогда подскажи мне, что я должен говорить налоговым службам. Как мне с ними общаться?

– Как и подобает настоящему банкиру. Ничего не знаешь, ничего не говоришь. Если они смогут, пусть найдут. А если что-то откопают, то тогда и будем беспокоиться.

– Они могут прислать Забелина, – напомнил Эдик. – А ты сам знаешь, что с Забелиным никто договориться не может. Он действительно честный человек.

– Честные люди вымерли в другую эпоху, – зло отрезал Анатолий, – честных уже не осталось. Если не берет взятки, значит, можно договориться иначе. Пусть будет даже Забелин. Я думаю, для нас не будет такой проблемой найти к нему подход.

– Может, ты задействуешь свои связи? – вдруг сказал Эдуард, отводя куда-то глаза. – Можно сделать так, чтобы этот Забелин пропал. Или случайно погиб.

– Не смей мне такое предлагать! – сразу заорал Гудниченко. – Никогда не смей мне такого предлагать! – Он изо всех сил ударил кулаком по столу.

– Я просто подумал вслух, – примиряюще сказал Эдик.

– Думай про себя, – зло посоветовал ему Анатолий.

– Хорошо. Я тебя предупредил. Я хотел, чтобы ты все сам для себя решил. В любом случае решение останется за тобой.

– Правильно. Так всегда и будет. Только ты не уходи. Подожди. – Он немного помолчал, чуть успокаиваясь. – Я насчет Татьяны Арнольдовны хочу у тебя спросить. Ты ведь ее давно знаешь.

– Лет семь или восемь.

– Кем был ее муж?

– Какой-то военный. Кажется, летчик. Капитан или майор, уже не помню. Нет, кажется, капитан. У него были четыре звездочки.

– Почему они развелись?

– Этого я у них не спрашивал, – улыбнулся Эдуард. – А почему тебя это интересует?

– Она наш начальник аналитического отдела, – строго заметил Гудниченко, – поэтому я должен все знать. Почему они развелись, ты не знаешь? Может, она ему изменяла или он ей изменял?

– Ты же видишь ее каждый день, – изумился Эдик. – Неужели ты думашь, что такая женщина может изменять своему мужу? Даже я в ее присутствии теряюсь, хотя она совсем молодая женщина. Нет, там причины другие. Просто несходство характеров. Они были молодые, поженились, еще когда она училась в институте. Потом развелись. Так часто бывает. Насколько я помню, никаких скандалов не было. Ее вообще трудно вывести из состояния равновесия. Сказывается эстонская кровь. Знаешь, есть такой анекдот. Из самолета прыгают парашютисты, среди которых эстонцы. Инструктор говорит, обращаясь ко всем, чтобы считали до десяти, прежде чем открыть свои парашюты. А эстонцы, добавляет он, пусть считают до двух. – Эдуард улыбнулся своему анекдоту, но, увидев серьезное лицо Анатолия, убрал улыбку и продолжил: – Она человек очень уравновешенный.

– Понятно. А где сейчас этот летчик?

– Откуда я знаю? Слушай, почему тебя так интересует ее бывший муж? Ты думаешь, что она может работать на кого-то чужого? Нет, это невозможно. Она очень цельный человек. Есть такие люди, которые просто в силу своего характера не могут быть двуличными, не могут быть предателями. Вот она как раз и есть такой человек.

– Блестящая характеристика, можно сделать ее даже вице-президентом.

– Хорошая идея. Ты поэтому меня о ней спрашивал?

– Не только. А ее родители? Ты знал ее родителей?

– Лично не знал, но много слышал. Ее отец – Арнольд Руммо, работал в Министерстве общего машиностроения. Что-то там связанное с секретной техникой. Он и сейчас там работает. Мать у нее врач, и еще, кажется, есть младшая сестра. Я смотрел ее личное дело, когда рекомендовал ее тебе.

– Я тоже смотрел. Но там общие фразы. И у нее не было потом никаких друзей? Я имею в виду, после развода?

– Я лично ничего не знаю. Наверное, были. Но я не слышал. Наш Геворкян решил однажды за ней приударить. Он ведь у нас считается таким «штатным» кавказским мачо. Считает, что должен переспать с каждой женщиной, которая оказывается в зоне его внимания.

– Из планового? – вспомнил Анатолий. – Я даже не знал, что он такой казанова.

– Еще какой. Но ничего не получилось. Как только он не пытался ее охмурить! Закончилось это тем, что однажды он вошел к ней в кабинет, чтобы предложить вместе поужинать. А вышел оттуда, получив оплеуху. Нужно было видеть, как он спешил по коридору. После этого все знают, что к ней лучше близко не подходить.

– Странно. Красивая женщина, – пробормотал Гудниченко.

– И умная, что встречается гораздо реже, – усмехнулся Эдик. – Но у каждого свои секреты. Может, у нее появился друг, а может, просто предыдущий муж отбил всякую охоту к другим мужчинам. Мы же ничего не знаем. Но свою работу она делает идеально, это я тебе могу авторитетно заявить. Спроси у Николая Ивановича, он тоже подтвердит.

Николай Иванович Чебалин являлся вторым вице-президентом. В отличие от молодых Гудниченко и Парина он был гораздо старше. Ему уже перевалило за пятьдесят. Это был опытный финансист, прошедший советскую школу и работавший главным бухгалтером в крупных московских организациях еще в семидесятые годы.

– Я знаю, что она справляется со своими обязанностями, – пробормотал Анатолий. – А живет она одна?

– Ну откуда я это знаю? Если хочешь, могу узнать.

– Нет, не хочу. И насчет Забелина. Пусть они проверяют все, что хотят. Мы никак не связаны с этими разборками в Санкт-Петербурге. Они нас просто не касаются.

– Конечно. Я всем так и говорю. Можно идти?

Он кивнул в знак согласия. Вечером, ровно в восемь часов, его служебный «Мерседес» подъехал к дому Татьяны Руммо. Она появилась через минуту. В светлом плаще. Он не стал выходить из салона автомобиля. Она подошла к машине и села рядом с ним, на заднее сиденье. Он почувствовал слабый аромат парфюма. В руках у нее была папка.

– Добрый вечер, – усмехнулся Анатолий. – Вы принесли свою диссертацию?

– Добрый вечер. Я решила ее захватить.

– Правильно сделали. Поедем в «Сирену», – приказал он водителю.

«Сирена» была одним из первых рыбных ресторанов в городе, который организовал известный в будущем ресторатор Новиков. Под ногами у посетителей находился стеклянный пол, где плавали рыбы. Ресторан был известен своей кухней и своими гостями, чьи фотографии вывешивались при входе. После девяносто первого года этот ресторан стал одним из символов перемен в ресторанном деле Москвы.

Они приехали в ресторан, прошли к приготовленному для них столику. Когда она сняла плащ, то оказалась в красивом светло-зеленом платье, которое идеально подчеркивало достоинства ее фигуры. Развитая грудь, очерченная талия, довольно широкие бедра. Возможно, только ноги были несколько полноваты, на вкус Анатолия, но в этом платье она выглядела на несколько лет моложе. В ресторан она забрала свою диссертацию. Он не стал возражать, только усмехнулся.

Он видел, как она сделала заказ, видел, как вела себя в ресторане. Иоланта обычно разговаривала с ним и смотрела на каждого входившего мужчину таким взглядом, словно готова была ему отдаться. Татьяна говорила только с ним и не смотрела по сторонам. Иоланта одевалась вызывающе красиво, в обтягивающие платья, пытаясь обратить на себя внимание. Татьяна выглядела более естественно. Она быстро и деловито выбрала себе основное блюдо, сказала, какую марку белого вина предпочитает. Во время ужина не отвлекалась, аккуратно работая вилкой и ножом.

Они говорили о работе, о ее диссертации, о возможностях инвестирования новых средств в перспективные направления. Наконец ему все это просто надоело. Он решил, что можно поменять тему.

– Первый раз в жизни сижу в ресторане с красивой женщиной и говорю только о служебных делах, – пошутил Анатолий.

– Вы сами выбрали себе такую собеседницу на вечер, – без тени улыбки ответила Татьяна.

– И не жалею, – ответил он. – В конце концов, я обязан знать лучше всех своих ведущих сотрудников.

– И вы всех приглашаете на ужин? – поинтересовалась она. – В том числе и Чебалина?

Оба одновременно улыбнулись.

– За ваше здоровье, – поднял он свой бокал. Она подняла свой.

– Спасибо. Я могу задать вам вопрос?

– Конечно.

– Зачем вы меня пригласили? – в упор спросила она.

Он даже смутился. Обычно во время ужина женщины не задают подобных вопросов. Но у этой характер был как у римлян, прямой и суровый.

– Хотел с вами пообщаться, – почти честно ответил он, – посчитал, что мне нужно лучше узнать вас.

– Вы считаете, что достаточно поужинать с человеком, чтобы его лучше узнать?

– Нет. Но это будет еще одна ступенька к пониманию.

– Я не была бы настолько категоричной. Человек легко скрывает свои эмоции, истинные взгляды, пристрастия. Человек вообще одна большая тайна, как любит говорить мой отец.

– Он у вас, кажется, работает в оборонной промышленности?

– Да, он был жутко засекреченный работник. Хотя, кажется, и сейчас его не очень рассекретили, – призналась она.

– Поэтому он так и говорил, – улыбнулся Анатолий.

– А про вашего отца рассказывают легенды. Говорят, что он был фронтовик, герой и всю жизнь работал финансистом, – сказала Татьяна.

– Да, – нахмурился он. Ему не хотелось вспоминать про своего отца. Иначе цепочка воспоминаний неминуемо приводила его к «Бакинскому Другу» и к деньгам, на которые был создан его банк. Черт побери! Жизнь так скоротечна, настолько хрупка, что он знает это лучше других. Двадцать четвертого августа девяносто первого года мог оказаться последним днем в его жизни. Если бы абсолютно случайно к нему не приехал бывший знакомый отца, отсидевший с ним в одном лагере. Он помнил об этом всегда. А сейчас сидит со своей собственной сотрудницей и говорит о чем угодно, но не о главном.

Официант снова налил им вина. Она подняла бокал.

– Теперь выпьем за вас, – предложила она. – Ваше здоровье.

– Спасибо, – он тоже поднял свой бокал.

– Надеюсь, что вы найдете время прочитать мою работу, – сказала она, показывая на свою папку.

– Это уже просто безобразие, – неожиданно громко сказал он. – Неужели вы считаете, что нам не о чем больше говорить? Только о работе банка и о вашей диссертации?

Она снова удивленно взглянула на него. Заиграла музыка.

– Можно вас пригласить? – протянул он руку.

– Да, – кивнула она, поднимаясь с места, – только я хочу вас предупредить. Если вы рассчитываете на служебный роман, то это невозможно. Абсолютно исключено. Я хотела сказать вам об этом еще в машине, чтобы у вас не оставалось никаких иллюзий.

 

Глава 13

Он усмехнулся, сделав шаг в сторону. Ничего не сказал. Она положила ему руку на плечо. Ему приятно было чувствовать ее упругое тело. Она была довольно высокого роста.

– Почему такая категоричность? – спросил он через минуту. – Вы, наверное, единственная женщина в этом городе, которая так ультимативно разговаривает со своим шефом. Всегда можно нормально объясниться.

– Извините. Я, кажется, действительно немного перенервничала, – призналась она, – или перепила. Просто для меня служебный роман – это нечто абсолютно запредельное. Совсем неприличное.

– Почему?

– Есть что-то унизительное и постыдное в том, когда с мужчиной встречается его сотрудница, зависящая от него материально или по долгу службы. Как будто он ее покупает. Как девку. Просто ужасно. Или вы так не считаете?

– Считаю, – улыбнулся Анатолий, – но только в том случае, если он действительно пытается ее купить. А если они испытывают симпатию друг к другу или если этот мужчина – сотрудник вашего отдела и он зависит от вашего благорасположения больше, чем вы от него? В таком случае вы считаете возможным с ним встречаться?

– У меня нет таких знакомых в моем отделе, если вы спрашиваете об этом. В нашем отделе только девять сотрудников, и все пятеро мужчин – уже семейные люди. Хотя нет, наш программист холостой. Но он младше меня на полтора года.

– Большой разрыв, – шутливо согласился он.

– Увы, для него, видимо, да. Я думаю, что он считает меня, свою непосредственную начальницу, старой кобылой. У него есть подружка, студентка. Ей восемнадцать. Значит, у нас с ней десять лет разницы. Согласитесь, что многовато.

– Ужасно. Вы меня очень обрадовали. А то я был уверен, что вы делаете все, чтобы понравиться нашему программисту.

Оба улыбнулись одновременно. Он проводил ее на место, уселся на свое. Попросил официанта принести десерт и какой-нибудь сладкий ликер.

– Я обязательно посмотрю вашу диссертацию, – сказал Анатолий, – только я не совсем понимаю, для чего вам нужна эта защита. Вы уже и так состоявшийся специалист. Работаете в достаточно крупном банке, несмотря на возраст, заняли определенное положение. Зачем вам кандидатская?

– А зачем вы защищали докторскую в девяносто втором? Тогда вообще все казалось таким зыбким.

– Именно поэтому. Кстати, вы хорошо изучили мою биографию.

– Конечно. Стратегия банка зависит в том числе и от ваших решений. Вы ведь не только руководитель компании, но и ее фактический хозяин. А значит, я должна закладывать в систему наших данных возможный тип вашего поведения.

– Вы настоящий психолог, а не финансист, – пробормотал он.

– Финансовый аналитик должен быть только немного финансистом и очень сильно психологом, – убежденно произнесла она.

– Интересно, – оживился он. – Тогда давайте проверим вашу компетентность. Вы можете рассказать мне сами, зачем я вас сюда пригласил?

Она смутилась. Он видел, как она смутилась, и это ему понравилось. Значит, он сумел вывести ее из состояния некоего душевного окостенения.

– Я думаю, – осторожно сказала она, пряча глаза, – вам интересно было со мной поговорить. Конечно, вам неинтересно читать или смотреть мою диссертацию, но из вежливости вы согласились…

– И все? Я здесь только из вежливости?

– Нет. Возможно, вам просто стало интересно пригласить свою сотрудницу и переговорить с ней, – она подняла глаза, – хотя, если честно сказать, то я действительно не совсем понимаю мотивы вашего поведения в данном конкретном случае. Я ведь не Иоланта Божич и никогда не буду обладать ее достоинствами.

– Это уж совсем интересно, – пробормотал он. – При чем тут Иоланта?

– Все знают, что она ваша… скажем так, гражданская супруга.

– Это просто феноменально. Все, кроме меня?

– Я думаю, вы тоже все знаете.

– В первый раз слышу.

– В газетах были ваши фотографии. Когда вы прилетели вместе с ней в Париж, – спокойно напомнила Татьяна. – Но я ведь и без газет знала, что вы в Париже, в отеле «Ритц».

Он вспомнил «Бакинского Друга» и почувствовал неприятный холодок. Откуда она могла это узнать?

– В субботу мы были в Санкт-Петербурге, – пояснила Татьяна, – вместе с Эдуардом. Как раз в это время там убили несколько человек рядом с нашим филиалом. И он бросился звонить к вам, сказав мне, что вы сейчас отдыхаете в Париже.

– Я его убью за такую болтливость, – добродушно произнес Анатолий.

– Он потом разговаривал с вами, – сказала Татьяна, – и я не вижу в этом ничего секретного. Все знают, что вы с Иолантой Божич близкие друзья. Она очень красивая и эффектная женщина. К тому же я знаю, что они с мужем уже давно подали на развод и не живут вместе. Об этом говорит вся Москва.

– Интересно, о чем еще говорит вся Москва?

– Когда будет ваша свадьба, – ответила она, глядя ему в глаза. – Многие считают вас красивой парой.

– Спасибо. Никогда не думал, что обо мне знает так много людей.

– Вы публичная личность, известный банкир, – возразила она, – все так и должно быть. Поэтому я держусь несколько скованно и иногда позволяю себе какие-то не совсем точные слова. Мне не хотелось бы стать героиней бульварной хроники. Если нас здесь увидят и вас узнают, то потом трудно будет объяснить журналистам, почему, вернувшись из Парижа, где вы только что проводили уик-энд со своей возлюбленной, вы ужинаете вечером в ресторане совсем с другой женщиной. Единственное объяснение, которое возможно в данном случае, – вы не хотите лишнего скандала и поэтому пригласили свою собственную сотрудницу, чтобы иметь необходимое алиби в нужный момент. Ведь нашу встречу всегда можно объяснить интересами бизнеса.

– Блестящее аналитическое мышление, – хмуро сказал он, – только несколько моментов вы не учли. Во-первых, если я так боюсь скандала, то вообще мог спрятаться в каком-нибудь кабинете или пойти в другой ресторан. Во-вторых, пойти с другой женщиной, которую я могу также выдать за свою сотрудницу. И, наконец, в-третьих. С госпожой Иолантой Божич мы расстались в Париже, и надеюсь, что навсегда.

Лицо у нее снова дрогнуло. На мгновение. И она даже отвела глаза.

– Это ваше личное дело, – быстрее обычного произнесла Татьяна.

– Согласен. Но насчет всего остального вы тоже не совсем правы. Я ведь имею право встречаться с кем угодно, учитывая, что у меня нет никаких обязательств перед другими женщинами. Я холостой человек, и у меня уже нет гражданской жены.

– Не знаю, что у вас произошло в Париже, но она была красивая и очень эффектная женщина. Во всяком случае, одна из самых узнаваемых в нашем городе.

– Это еще не значит, что она была самой лучшей гражданской женой в этом городе, – возразил он.

Официант принес две рюмки ликера и расставил тарелки с десертом.

– Я тоже считала, что у вас скоро свадьба, – призналась она.

– Нет. Я же сказал – нет. Надеюсь, вы понимаете, что такими вещами не шутят? Мы расстались, и полагаю, что навсегда.

– И вы сразу решили найти ей замену? – спросила Татьяна. Эта женщина имела острый ум и такой же острый язык. Трудный характер… Но она нравилась ему все больше и больше. В конце концов, необязательно иметь в качестве своей подруги полную идиотку. Иногда хочется услышать и дельное замечание.

– Да, – сказал он с явным вызовом, – я решил найти ей замену. Красивую актрису, которая могла бы так же эффектно выглядеть, имела бы такую же бурную биографию. У вас нет такой на примете?

– Нет, к сожалению, нет. Разве что Алла Пугачева. Если вы захотите на ней жениться. Или София Ротару, но она, кажется, замужем. Хотя Иоланта была наполовину полька. Есть еще Эдита Пьеха, но она гораздо старше вас.

– Нет, спасибо. Это слишком радикальный вариант, – усмехнулся он, оценив ее остроумие. – Ни одна из троих мне не подходит в качестве постоянной подруги.

– Сочувствую.

– Напрасно. Мне всегда казалось, что сочувствовать нужно одиноким женщинам. Особенно умным одиноким женщинам. Им бывает гораздо труднее найти свою половину.

– Вы обо мне? Не думала, что вызываю сочувствие.

– Я не об этом. В принципе умной женщине всегда труднее найти подходящего спутника жизни. Разве я не прав?

– Возможно, правы. У нас бывают несколько завышенные требования, предъявляемые к нашим мужчинам. Но я думаю, что здесь виноваты не «умные дамы», а скорее слабохарактерные и глупые самцы, которые не всегда ведут себя достойным образом.

– Вот вы какого мнения о всех мужчинах! Теперь понятно, почему вы до сих пор не замужем.

– Я была замужем, – спокойно ответила Татьяна.

– Знаю. Вы вышли за него, когда были еще студенткой. Кажется, он был летчиком?

– Значит, вы тоже интересовались моей биографией? Или нет, это мог рассказать скорее Эдик Парин. Мы ведь тогда вместе с ним учились, хотя он был на два курса старше. Да, мой муж был летчиком. Мне было девятнадцать, ему двадцать восемь. Он казался мне таким небожителем…

Она замолчала.

– Если не хотите, можете не продолжать, – предложил он.

– Хочу, – упрямо сказала она. – Первые два года все было нормально. За одним исключением. Он не очень хотел детей. А потом стал исчезать из дома по ночам. Конец восьмидесятых, появилось множество соблазнов: кооперативы, ночные клубы, бары. Он был слабым человеком. Это я потом поняла. Он начал пить, начал срываться. Из авиации его выперли. А больше он ничего делать не умел. Я поймала себя на мысли, что стала презирать себя. Нет, не его. А именно себя – за то, что живу с таким ничтожеством. И через четыре года мы решили развестись. Сейчас он уехал куда-то в Cеверный Казахстан, говорят, что пытался устроиться там на работу. Зато это был мощный стимул, чтобы всерьез заняться своей карьерой, подумать о работе во Внешэкономбанке и начать работу над диссертацией. Хотя я считаю, что могла бы и не ошибаться. Но так получилось…

– Значит, он сыграл в вашей жизни положительную роль, – мягко заметил Анатолий. – Может, действительно в этой жизни все, что ни делается, то к лучшему?

– Это не мне судить. Десерт был вкусным, хотя я стараюсь не есть сладкого. Это сказывается на моей фигуре. Но, кажется, мы уже закончили наш ужин?

– Да, – согласился он, подзывая официанта, чтобы расплатиться.

Потом они возвращались обратно к его служебной машине.

– Сама не знаю, почему я так разоткровенничалась, – призналась Татьяна, – наверное, в обмен на вашу откровенность. Спасибо за ужин.

– Вам спасибо, – он пожал ее руку. Она вышла из машины, хлопнула дверцей и, не оглядываясь, пошла к своему дому. Он подождал, пока она войдет в подъезд, и только затем приказал водителю ехать. На следующий день они встретились в банке, сухо кивая друг другу.

Прошло несколько дней. Они продолжали ежедневно встречаться, словно того ужина не было. И никаких разговоров между ними не было. Но некоторую напряженность в ее голосе он все-таки отмечал. В субботу он позвонил к ней домой.

– Добрый день, – начал он, – я понимаю, что приглашать вас второй раз на ужин будет глупо. Но у меня есть два билета в Большой театр. Надеюсь, вы не откажетесь?

Она не отказалась. После спектакля он поехал проводить ее уже в своем собственном «Мерседесе». Остановил автомобиль рядом с ее домом.

– Спасибо за приглашение, – сказала она, взявшись за ручку.

– Спасибо вам, – ответил он, – хотя я думал, что после второго свидания вы пригласите меня к себе на чашку кофе.

Она замерла. Повернулась к нему.

– А вы хотите кофе? – спросила она, глядя ему в глаза.

– Если вы сможете его сделать, – ее взгляд трудно было выдерживать, но он постарался.

– Пойдемте, – согласилась она. Без жеманства, без кокетства, без ненужных и глупых отговорок. Она просто пригласила его к себе. Он в который раз подумал, что она ему очень нравится. Татьяна жила в двухкомнатной кооперативной квартире на восьмом этаже. Она открыла двери своим ключом, приглашая войти. Включила свет. Повсюду были книги. Много книг. В обеих комнатах, даже в прихожей. И мягкие игрушки, висевшие в разных местах. Здесь были по-своему уникальные игрушки, которые отец Татьяны привозил из разных мест.

Он вошел в столовую. Осмотрелся. Здесь было уютно и красиво. Именно такой он и представлял ее квартиру.

– Это не ваши хоромы. – Она знала, что он недаво купил пятикомнатную квартиру в новом доме. Об этом тоже успели сообщить местные журналисты.

– Хорошая квартира. Это достаточно старый дом. Когда его построили?

– В восемьдесят пятом, кажется, – ответила она, проходя на кухню. Сегодня она была в фиолетовом костюме, и юбка заканчивалась немного выше колен.

– А как вы ее получили?

– Я не получила, это мой отец построил и решил подарить мне, когда я уже была студенткой, – крикнула она ему из кухни.

Он сел на диван. Она принесла две чашки кофе, вазу с конфетами и коробку шоколадных конфет.

– Сахар или молоко? – спросила она.

Анатолий покачал головой.

– Ничего, – ответил он. – Мне снова интересно ваше мнение. Как вы думаете, зачем я попросил вас сделать мне кофе и напросился к вам в гости? Мне интересно выслушать мнение руководителя аналитического отдела. Неужели меня так мучила жажда?

– Нет. Я думаю, что это был предлог, – спокойно произнесла она, усаживаясь на стул, напротив него. – Вам нужно было найти предлог, чтобы подняться ко мне в квартиру. Вы его нашли и поднялись. Теперь можете выпить кофе и уходить.

– Вы не очень гостеприимная хозяйка, – заметил он.

– Это я знаю. И поверьте, слышала не раз. Но я такая, какая есть.

Он дотронулся до чашки. Она была горячей.

– А если я попрошу еще об одном одолжении?

– Молоко или сахар? – еще раз спросила она.

– Нет, не об этом. Можно мне сегодня остаться в вашей квартире?

Она не вздрогнула. Не изменилась в лице. Посмотрела ему в глаза. Только ее глаза стали немного темнее.

– Можно, – сказала она, почти не разжимая губ. – Только вы будете ночевать на диване, а я закроюсь у себя в спальне. Вас устраивает такой вариант?

– Почему так непреклонно? У вас антипатия ко всем мужчинам или только к конкретным представителям мужского пола?

– Думаю, что ко всем, – ответила Татьяна, – но вас это касается меньше других. Боюсь, что вы не поняли. Я не буду ездить с вами в Париж, появляться в театрах и на приемах, а время от времени принимать вас в своей квартире. Я максималистка. Или все, или ничего.

– Приятно слышать, – пробормотал он, – я примерно так и думал.

– Вы опять меня не поняли. Я ничего не хочу. Но я не умею делить своих мужчин с другими женщинами. Это не для меня.

– И это единственная причина, из-за который я должен остаться на диване? – Он поднялся и протянул к ней руку. Она все еще колебалась. Применяя некоторое усилие, он поднял ее и поцеловал. Поцелуй был долгим.

Потом были томительные секунды напряженного противостояния. Нет, она не сопротивлялась в обычным смысле этого слова. Но она не позволяла ему так легко овладеть собой, она не позволяла ему делать все, что он хочет.

– Кажется, наша борьба затянулась, – сказал он в какой-то момент, – или мы будем пытаться раздеться до завтрашнего утра?

– Я хочу, чтобы ты понял, – сказала она, удерживая его руку, – у меня давно не было мужчин. Очень давно. Кажется, больше года. Я боюсь тебя разочаровать, боюсь оказаться неготовой к такому натиску. После Иоланты я могу показаться тебе пресной, неинтересной, не такой, как она.

– Это уже мои проблемы, – усмехнулся он.

Поразительно, как эта умная и красивая женщина комплексовала в постели. Женщины ближе к тридцати начинают испытывать панический страх из-за несовершенства своего тела. Практически нет такой женщины, которая не ведает страха обнажения во время первого свидания перед своим партнером. Татьяна густо краснела, зарывалась в подушку, пыталась уйти от его взглядов. Ему было интересно все. И как она себя держит, и как впивается пальцами в его спину, как мучительно долго сдерживает свои стоны, как реагирует на его ласки.

Он ушел от нее только утром. И на следующий день снова пришел. А потом снова и снова. Через четыре месяца они поженились. И она сразу ушла из банка, посчитав невозможным для себя оставаться в должности руководителя аналитического отдела. Еще через год у них родился мальчик.

Татьяна оказалась права. Она не была легким подарком. Смелая, решительная, энергичная, всегда добивающаяся поставленных целей, не умеющая лгать и не прощающая малейшей лжи в отношениях, она стала довольно серьезным испытанием для привыкшего к холостой и разгульной жизни Анатолия Гудниченко. Но он был даже рад этому. В конце концов, рано или поздно следовало остепениться. А найти возможность для измены все равно можно при любых обстоятельствах, это он понял довольно быстро.

На свадьбу дарили разные подарки. Самой неожиданной оказалась большая коробка от «Бакинского Друга». В ней лежал ровно один миллион долларов, перевязанный красной ленточкой. Это был щедрый подарок не только от самого бандита, но и от тех, кто за ним стоял и на кого работал банк «Северный стиль». К этому времени «Бакинский Друг» и его неведомые друзья уже разместили в банке суммы, превышающие шестьдесят миллионов долларов. Анатолий исправно платил десять процентов, но обороты банка росли невиданными темпами. «Северный стиль» вошел в десятку крупных финансовых учреждений страны. И именно тогда произошел самый страшный кризис среди казначеев, какой только мог произойти.

Их начали убивать…

 

Глава 14

Первым убили известного спортсмена. Его застрелили прямо на улице. Вся Москва содрогнулась. Спортсмен был не просто известным человеком. Он щедро помогал нуждающимся, патронировал различные детские учреждения. Все это не помогло спортсмену очиститься от липкой криминальной паутины, в которую его начали оборачивать после смерти. В газетах начали появляться туманные намеки на его криминальные связи, на его авторитет среди руководителей криминального мира и, наконец, конкретные сообщения, что он был одним из казначеев этого мира.

Анатолий читал эти статьи со смешанным чувством ужаса и отчаяния. Его уверяли, что тайна казначеев – это самая главная тайна, которую обязаны свято хранить все члены преступного братства. А на деле оказалось, что казначея не просто выдали журналистам, но еще и убили, не сумев уберечь от пули киллера. Одного этого события было достаточно, чтобы испытывать неприятные чувства, вспоминая давно забытые страхи. Дальше – больше. Началась война между преступными группировками, и среди сообщений все чаще и чаще мелькали сведения о лидерах преступного мира, о собранных ими миллионах, о вложенных в различные структуры деньгах. Он нервно следил за газетами. Его банк почти никогда не упоминали. О случившейся разборке в Санкт-Петербурге уже давно забыли.

Татьяна видела, в каком он состоянии, и часто спрашивала, что именно его волнует. Но он привык хранить свою тайну, поэтому никогда ничего не рассказывал ей, не позволяя себе даже намекнуть на близость к «Бакинскому Другу», имя которого тоже стало появляться на страницах газет. Теперь уже не существовало никаких табу. Середина девяностых была настоящей вольницей для преступного мира, своего рода высшей точкой его развития. Бандиты убивали не понравившихся им людей на улицах, могли забрать с собой любую симпатичную женщину, угнать любой автомобиль, выгнать всех посетителей ресторана на улицу. Это было время «малиновых пиджаков», когда наглые, сытые и самодовольные «быки» правили бал. Они считали, что их время пришло навсегда. Они полагали, что теперь и здесь они могут заявить о себе как о настоящих хозяевах жизни.

Если бы кто-нибудь предсказал им их будущее, то это наверняка бы их удивило и не понравилось многим из них. Почти все они будут перебиты в результате страшных бандитских разборок. Оставшихся будут безжалостно добивать специально созданные подразделения офицеров МВД и ФСБ. К концу девяностых крупные бандитские сообщества распадутся на более мелкие группировки. А с началом нового века власть поставит своей целью полное вытеснение мафии из политики и экономики. В течение пяти-шести лет цель будет достигнута. Бандитов оттеснят от основных денежных потоков, уберут с крупных промышленных предприятий, изгонят из финансовых структур. Им оставят привычный криминальный бизнес – наркотики, контрабанда, грабежи, угоны автомобилей. Но это будет только через десять лет. А пока Анатолий Гудниченко читал сообщения о новых бандитских разборках, каждый раз с ужасом ожидая увидеть знакомое лицо или прочесть что-нибудь подобное про свой банк.

Через некоторое время начались неприятности и у известного артиста. Его тоже пытались убить. В газетах открыто намекали на его связи с преступным миром. Артист был не просто известный, но всенародно любимый, однако бороться с подобной волной слухов не смог. Они нарастали как снежный ком. Некоторые журналисты начали требовать проведения специального расследования. Многие страны стали отказывать известному артисту в визах, подозревая его в связях с криминалом.

Именно в эти дни Анатолию позвонил «Бакинский Друг». Он тоже волновался. Разборки между различными криминальными структурами привели к большим потерям внутри преступного сообщества и, как следствие, били по их бизнесу.

– Ты видишь, что творится? – прохрипел старик. Ему было уже много лет.

– Читаю газеты, смотрю телевизор, – ответил Анатолий. – Это просто ужас. Начинаю думать, что лучше спрятать жену с сыном где-нибудь на Западе.

– Только сам не вздумай уезжать, – напомнил позвонивший.

– Сам не уеду. Куда я от вас денусь?

– У меня к тебе большая личная просьба, – сказал «Бакинский Друг». – Нужно будет выдать одному моему родственнику пять миллионов долларов. Из наших денег. Ты меня понимаешь?

– Пожалуйста. В любое время. Это ваши деньги.

– Нет, ты меня не понял. Я знаю, что это наши деньги. Но когда будешь составлять отчет, не показывай эту сумму. Ты ее нигде не должен учитывать. Для вашего банка пять миллионов сейчас – не такие большие деньги. А моему родственнику они нужны для завершения сделки.

– Вы же говорите, чтобы я выдал их из ваших денег. А как я могу их не учитывать?

– Значит, выдашь из своих, – разозлился «Бакинский Друг». – Я думал, что ты уже должен научиться меня понимать. Дашь пять миллионов и нигде их не будешь отмечать. Ни у себя, ни в наших отчетах. А через год он вернет тебе шесть. Двадцать процентов получишь. По-моему, королевская цена. Что тебе еще нужно?

– Ничего. Я все понял. Пусть придет ко мне от вашего имени. Я все сделаю, как вы сказали.

– Спасибо. Я знал, что могу на тебя положиться, – устало сказал старик. – И еще одна небольшая просьба. Не просьба даже, а пожелание. Мы сейчас ищем одного человека. Его выпустили из лагеря два месяца назад по нашему недосмотру. Он должен был сидеть в Узбекистане еще шесть лет и умереть в лагере. Его посадили туда в девяносто первом. Он тогда получил пятнадцать лет и должен был все время оставаться в колонии. Но он вышел на свободу. Джолджас Рахимов, запомни это имя.

– Джолджас? – оживился Анатолий. – Похоже на западное имя. Такое красивое.

– Ничего красивого, – зло перебил его «Бакинский Друг», – обычное восточное имя. Ты учти, что я не просто так тебе позвонил. Он очень опасный человек. Если он попытается на тебя выйти или каким-то образом связаться с тобой или ты случайно услышишь его имя, то сразу сообщи мне об этом. Ты меня понимаешь?

– Понимаю. Но почему я должен бояться этого неизвестного мне Джолджаса?

– Он знает о тебе и твоем отце то, что никто не должен знать. Поэтому он должен был навсегда остаться в лагере. Но распалась страна, а он остался там, в Узбекистане. Врачи нашли его больным, и комиссия выпустила его на свободу. Может быть, мы ошибаемся, и этот человек не появится в Москве. А может, он уже здесь и будет искать тебя. Тебе нужно только позвонить мне. Ты понимаешь?

– Конечно, понимаю.

– Твой бывший полковник КГБ должен обратить внимание на твою охрану. Мне не нравятся эти двое глупых ребят, которые тебя повсюду сопровождают. Они не очень надежная охрана.

– Оба бывшие омоновцы. Считаются надежными.

– Нет. У них глупые лица. Возьми других, более смышленых. Или хочешь, я пришлю к тебе своих?

– Нет, – быстрее, чем положено, ответил Анатолий. На какую-то долю секунды быстрее, чем нужно. И понявший его мотивы старик зло расхохотался.

– Боишься, – хрипло сказал он, – все еще не доверяешь. Ну и правильно делаешь. Ничего страшного. Найди себе сам достойных людей. Ты думаешь, я пришлю к тебе своих «шестерок», чтобы они за тобой следили? Мы не такие дураки, как ты иногда считаешь. За тобой следят каждую секунду, каждое мгновение. Ты еще только думаешь, а мы уже знаем, о чем ты думаешь. И никого я тебе не дам, если сам не попросишь. Но найди себе достойных телохранителей.

– Обязательно, – сказал он, с трудом сдерживаясь, чтобы не выругаться за свой промах.

– И не забудь, что я тебе сказал, – напомнил старик.

– Про пять миллионов? Выдадим, конечно.

– Нет, – зло перебил его позвонивший, – про Джолджаса Рахимова. Если даже во сне он к тебе явится, то и тогда сообщи мне. Я его из твоего сна тоже достану.

Он положил трубку, не прощаясь.

«Интересно, чем этот Джолджас так ему насолил», – подумал Анатолий. А пять миллионов нужно будет списать. Но не указывать их в ежегодном отчете, который он посылал «Бакинскому Другу». Черт побери, выходит, что и позвонивший ему мафиози нечист на руку и решил воспользоваться ситуацией, чтобы прокрутить пять миллионов из воровского общака. Из тех денег, которые они с общего согласия положили в банк. Вот мерзавцы! Собственно, это не его дело. Пусть делают что хотят.

На следующий день в банке появился этот «родственник» с замашками базарного торговца, который и получил пять миллионов долларов. Прошло еще две недели. Анатолий забыл о состоявшемся разговоре, ежедневная суета требовала его внимания, но в тот вечер все произошло слишком быстро. Сначала пришел Парин, который сообщил, что их снова будут проверять. Затем появились представители Министерства финансов. Вечером позвонил «Бакинский Друг», который сообщил, что, возможно, понадобится еще полмиллиона. Это окончательно разозлило банкира.

– У меня здесь не печатный станок, чтобы выдавать столько денег! – крикнул он. – Я банкир и должен работать с деньгами, а не раздавать их направо и налево. Неужели вы не понимаете, что я не могу вот так просто брать с оборота деньги и выдавать их первому встречному? Тем более без процентов и необходимого обеспечения. Мы разорим, к черту, наш банк.

– Ладно, – примиряюще сказал «Бакинский Друг», осознавая, что несколько перегнул палку, – не кричи. Попытаемся обойтись без этих денег. Посмотрим. А ты не забывай, что это не только твой банк. Это еще и мой банк. И не забывай, что я говорил тебе про Рахимова. Он еще не появлялся?

– Нет.

Анатолий бросил трубку и долго сидел раздраженный, пытаясь собраться с мыслями и не отвечая на телефонные звонки.

Вечером он приехал домой. Татьяна сообщила ему, что ребенок болеет. Его назвали Андреем, в честь отца Анатолия. Так предложила сама Татьяна. Всем нравилось это имя. И ее матери, и его. И все были довольны, кроме самого Анатолия. Ему не хотелось называть именем своего отца сына. Он всегда помнил, какую страшную тайну унес отец с собой в могилу. И поэтому он старался не называть сына Андреем, придумывая ему различные смешные прозвища.

Врач сделала ребенку укол и уехала в девятом часу вечера. Ребенок заснул. К этому времени из дома ушла и няня. Он прошел в свой кабинет, включил телевизор. Появилась Татьяна. Она села рядом с ним на диван.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего. – Он не хотел рассказывать ей про звонок «Бакинского Друга», который снова выбил его из колеи. Он привык к тому, что работает с разными деньгами, в том числе и с деньгами бандитов. И не видел в этом ничего зазорного. В конце концов, любые деньги должны работать. Те времена, когда их прятали в подвалах и за батареями, уже давно прошли. Но каждый раз слова бандита о том, что в его окружении могут быть их люди, выбивали его из состояния равновесия. Он покосился на жену. Неужели она могла бы доносить на него бандитам? Нет, кажется, она единственный человек, кому он может доверять.

– Что случилось? – повторила она.

– Ты меня любишь? – неожиданно спросил Анатолий.

Она пожала плечами, усмехнулась:

– Не понимаю, почему ты спрашиваешь. Обычно такие вопросы задают экзальтированные дамочки, которые хотят что-то получить от своего мужа. В чем дело, Анатолий? Что происходит?

– Хотел узнать твое истинное отношение ко мне.

– По-моему, оно более чем очевидно. Я так и не защитила диссертацию, ушла с работы и посвятила себя тебе и сыну. Что еще я должна была сделать, чтобы предъявить более веские доказательства своего хорошего отношения?

– Ничего, – ответил он, – ты права. Конечно, ничего. Я полный идиот.

– Что подразумевает, что полная идиотка – твоя жена. Давай наконец расскажи мне, что у вас там происходит на работе.

– Все нормально. Эдуард просил передать тебе привет. Помнишь нашу Галину, которая работала у него?

– Конечно, помню. Такая толстая кобыла.

– Вот можешь себе представить, что она вышла замуж в тридцать шесть лет и теперь собирается рожать.

– Ну, это нормально. Тридцать шесть – это не так много. Я, может быть, до этого времени успею родить Андрюше братика или сестричку.

– Ну да, конечно, – согласился он, – в общем, все нормально. Все крутится и вертится.

– Тогда почему ты так нервничаешь все последние дни? Я же вижу, как ты дергаешься. Сегодня я сказала тебе, что Андрюша заболел, а ты даже не среагировал на мои слова. Ты ушел в себя, тебя волнуют какие-то другие проблемы. На твоем столе все время лежат газеты с жуткими подробностями о каких-то непонятных криминальных разборках, тебя стали волновать смерть спортсмена, неприятности артиста. Я ничего не могу понять. Хотя должна понимать хотя бы в силу своей прежней должности. Что тебя так волнует?

– Ничего, – улыбнулся он через силу, – ты права. Самое важное – это здоровье нашего сына, нашего барса. Пусть он растет сильным и здоровым.

– И еще, – добавила она, – почему ты никогда не обращаешься к сыну по имени? Тебе не нравится собственное отчество? Ты испытываешь какие-то комплексы? Тогда лучше скажи мне об этом сейчас. Может, у тебя с отцом были размолвки или это не твой настоящий отец? Хотя я видела фотографии, ты очень на него похож. Тогда в чем дело? Почему ты никогда не называешь нашего сына по имени? Может, ему лучше сменить имя прямо сейчас, пока не поздно?

– Да, – не выдержал он, – лучше сейчас.

Она замерла. Он поднялся и прошел на кухню. Там работала кухарка. Увидев его лицо, она испуганно засуетилась. Он прошел к столу, устало опустился на стул. Следом вошла супруга.

– Спасибо, Тая, вы нам сегодня не нужны, – ровным голосом сообщила она.

Кухарка закивала и уже через минуту буквально выбежала из кухни. Она уже знала характер хозяйки – чем более спокойным и ровным голосом говорила Татьяна, тем страшнее был ее гнев. Когда кухарка ушла, Татьяна взглянула на Анатолия.

– Самый страшный комплекс – это комплекс вины, – задумчиво произнесла она, – или комплекс ущербности. У тебя были какие-то сложности в отношениях с отцом?

– Возможно.

– Ты можешь мне о них рассказать?

– Нет. Это были только наши проблемы.

– Понятно. А при чем тут наш сын?

– Ни при чем. Абсолютно ни при чем.

– У тебя такое выражение лица, как будто ты съел лимон. Я больше ничего не буду у тебя спрашивать. Если хочешь, можешь ничего не говорить. Я понимаю, насколько эта тема может быть для тебя неприятной и болезненной. Только скажи, что ты будешь есть на ужин.

– Все, что ты захочешь мне предложить, – ответил он, тяжело вздыхая.

Она подошла к плите, открыла супницу, достала глубокую тарелку, взяла половник, налила суп. Принесла тарелку и поставила ее перед ним.

– Сейчас дам салат и второе. Тая – молодец, она так здорово готовит, – явно сдерживаясь, сказала Татьяна.

Он взял ложку, попробовал суп. Он был очень горячим. Кухарка только сейчас ушла, оставив его на плите.

– Мне не звонили из московской мэрии? – спросил он, пытаясь еще раз попробовать суп. Он подул на ложку.

– Нет, из мэрии не звонили. Тебе звонил твой старый знакомый. Он сказал, что еще раз перезвонит, – услышал он голос Татьяны. Она отошла от плиты и положила ему салат.

– Какой еще старый знакомый? – недовольно поморщился он, съев первую ложку. Суп действительно был превосходным.

– Вкусно, – кивнул он. – Кто мне звонил?

– Сейчас посмотрю. – Она поставила перед ним тарелку с салатом и достала блокнот. – У него такое странное имя… Ага, вот я нашла.

Он снова набрал полную ложку супа. Подул на нее. Поднес ко рту.

– Его зовут Джолджас Рахимов, – сообщила Татьяна. – Тебе что-то говорит это имя?

Он кашлянул. Раз, другой, третий. Ложка выпала из рук. Он наклонился, задыхаясь. Ударил кулаком по столу.

– Я сейчас тебе помогу, – наклонилась она к нему.

Анатолий снова ударил кулаком, переворачивая тарелку. Дикий кашель сотрясал его тело. Татьяна смотрела на него широко открытыми глазами и уже не пыталась помочь.

 

Глава 15

Он потом много раз вспоминал именно этот момент. Словно все получилось так, как должно было получиться. Если бы он не ужинал. Если бы перед ним не было этой тарелки супа. Если бы он не ударил кулаком по столу, задохнувшись в кашле. Если бы тарелка не перевернулась к нему на ноги и на пол… Условий было множество, а получился совсем другой результат. Ведь, услышав имя человека, о котором ему говорил «Бакинский Друг», он обязан был сразу вскочить со своего места и броситься к телефону, позвонить и сообщить о появлении рядом опасного маньяка, о котором его заранее предупреждали.

Но вместо этого Анатолий бросился в ванную комнату. Татьяна подняла тарелку, положила на место и поспешила за ним. Он снял брюки, чертыхаясь, вытерся полотенцем, выбрасывая его в сторону. Татьяна принесла другие брюки. Она умела сохранять хладнокровие в любой ситуации – сказывалась ее эстонская кровь.

Он переоделся, умылся. Она убрала на кухне остатки еды, предложила ему еще раз налить тарелку супа, но он отказался. И только затем достаточно спокойно спросила:

– Что произошло? Почему тебя так взволновало это имя?

– Когда он звонил?

– Примерно за час до твоего приезда.

– Что он сказал?

– Просил передать, что звонил старый друг. Нет. Он сказал, что он старый друг твоего отца. Когда я спросила, как его зовут, он представился. Вот, собственно, и все. Что тебя так взволновало? Почему это имя вызвало у тебя такую истерику?

Даже в этот момент он мог подняться и перезвонить. Но он сидел на стуле. Чтобы подняться, нужно было потревожить Татьяну. Ему не хотелось поднимать ее с места. И эти лишние минуты решили все дело.

– Я просто подавился, – недовольно прохрипел Анатолий.

– Не нужно лгать. Я все видела. Как только я назвала тебе его имя, ты чуть с ума не сошел. Вот тогда ты действительно подавился. Кто он такой? Неужели это тот, о ком я думаю? Это он был совладельцем нашего банка, давая тебе деньги?

– Я вообще его в жизни в глаза не видел, – разозлился он. – Как ты можешь придумывать такие вещи! Меня предупредили об этом человеке, сказали, что он очень опасный тип. Поэтому я сразу поперхнулся.

За недолгое время семейной жизни он убедился в ее способности чувствовать правду. Она поняла, что он не лжет. И в этот момент снова зазвонил телефон. Татьяна взглянула на него.

– Я возьму трубку, – спокойно предложила она, – и можешь ничего не бояться.

Эти слова тоже возымели действие и сыграли свою роль. Словно неведомый ангел парил над ними в тот вечер, вычерчивая сценарий сегодняшнего разговора. Он ощутил укол мужского самолюбия.

– Нет, – возразил он, гордо поднимаясь со своего места, – я возьму трубку и сам переговорю. Мне нечего бояться какого-то сумасшедшего южанина в своем доме.

Он снял трубку.

– Добрый вечер, – услышал он достаточно молодой голос.

– Здравствуйте, – он решил сразу перейти в атаку. – Кто это говорит?

– Вас снова беспокоит Джолджас Рахимов, – представился позвонивший. По-русски он говорил почти без акцента. – Я хотел бы побеседовать с господином Анатолием Гудниченко.

– Я вас слушаю, – сказал он, взглянув на жену, сидевшую за кухонным столом. Ему важно было в этот момент быть самодостаточным человеком.

– Хорошо, что я вас наконец нашел, – торопливо сказал Рахимов, – мне нужно обязательно с вами встретиться и переговорить…

– Что еще вам от меня нужно? – насмешливо спросил он, чувствуя на себе взгляд жены. – Неужели вы считаете, что я должен встречаться с неизвестным мне человеком только потому, что вы представились как старый друг моего отца? Извините, но я вас не помню и никогда в жизни не слышал, чтобы у моего отца был друг с такими именем и фамилией. Ни среди фронтовых друзей, ни среди его коллег по работе. И, пожалуйста, больше не звоните к нам и не беспокойте меня.

– Подождите, – попросил Рахимов, – мы вместе сидели с ним в лагере. Мы вместе находились в лагере…

– Тем более я не хотел бы разговаривать с вами на эту тему, – твердо ответил Анатолий, собираясь повесить трубку.

– Нас было трое, – сказал Рахимов, – я, ваш отец и наш «Бакинский Друг». – Он назвал настоящие имя и фамилию третьего. Рука Анатолия замерла.

– Мы были трое молодых парней, – быстро продолжал Джолджас Рахимов, – и мы были вместе. Алло, вы меня слышите? И с тех пор я знал вашего отца. Неужели он вам никогда обо мне не рассказывал?

– Я узнал о вашем существовании только сегодня, – честно ответил Анатолий, – и я не знал, что вы вместе сидели. – Он покосился на жену и сдержался, не сказав, где именно сидели.

– Мне нужно с вами встретиться и переговорить, – твердо заявил Рахимов. – Если вы разрешите, я к вам приеду.

– Нет, – ответил Анатолий, – не разрешаю. Мы увидимся завтра у меня в офисе. И учтите, что вас проверят, прежде чем вы ко мне зайдете. У меня очень надежные телохранители. Вы меня понимаете?

– Вам уже кто-то говорил обо мне? – Его голос дрогнул. – И я даже догадываюсь, кто это мог быть. Но вы ему не верьте. Я обязательно должен с вами увидеться. Это очень важно. Когда я случайно узнал, что вы банкир, то понял, какая смертельная опасность вам угрожает.

– Я не буду встречаться с вами у себя дома, – твердо ответил Анатолий, – только завтра утром в моем офисе. Иначе встреча вообще не состоится.

– Я вас понимаю, – сказал Рахимов, – он уже успел меня опередить. Но он напрасно считает, что я не смогу продержаться еще одну ночь. Я обязательно продержусь, хотя бы из-за ненависти к нему. Обязательно продержусь и завтра приеду к вам в банк. У меня будут с собой документы на имя Мактуба Сабирова. Предупредите вашу охрану, что завтра утром придет именно Сабиров. Когда мне можно к вам приехать?

– В десять утра, – ответил Анатолий, покосившись на Татьяну. – До свидания.

– Будьте осторожны, – успел сказать ему Рахимов.

Он положил трубку и взглянул на супругу.

– Ты все слышала. Он настаивает, что является другом моего отца. Хотел приехать прямо сейчас к нам домой. Но я отказался. Завтра утром я буду ждать его в своем кабинете. И прежде чем он зайдет ко мне, его тщательно проверит наша служба безопасности. Разденут до нитки. И только после этого я его приму. А ребята будут ждать в приемной, чтобы вмешаться в нужном случае. Кроме того, ты знаешь, что у меня есть в кабинете оружие. Я думаю, что мне ничего не будет угрожать.

– Кто он такой?

– Откуда я знаю?

– Ты сказал, что среди фронтовых друзей и коллег твоего отца такого человека не было. Но он тебе что-то возразил. И тогда ты сказал «тем более». Почему «тем более»? Где еще мог быть твой отец?

– Он воевал не только в Германии, но и на Дальнем Востоке, – вспомнил Анатолий, удивляясь собственной лжи. – Этот тип сказал, что видел отца там. На севере, – это было почти правдой. Но она уловила предательскую вибрацию его голоса.

– Что-то ты недоговариваешь, – уверенно сказала Татьяна. – Только ты учти, что этот человек может быть подосланным провокатором. Или действительно каким-нибудь больным, агрессивным типом. Нормальный человек не станет звонить поздно вечером домой к президенту банка и требовать срочной встречи только на том основании, что он якобы знал его отца, который умер почти четыре года назад.

– Он погиб, – мрачно напомнил Анатолий, – я тебе уже много раз говорил. Его сбила машина. Это был несчастный случай.

– Тем более нужно быть осторожнее. Может, позвонить в милицию, пусть завтра пришлют пост в твою приемную?

– У нас в службе безопасности работают сорок человек, – разозлился Анатолий, – из них больше половины – бывшие сотрудники КГБ и МВД. Если они не могут защитить меня от одного старого идиота, то тогда зачем вообще нужны?

– Похоже, что ты прав, – неожиданно улыбнулась Татьяна. – Сорок человек – это впечатляет. К тому же Ринат Хамидуллин действительно настоящий профессионал. Хотя ты его почему-то не любишь.

– Из всех своих сотрудников я любил только тебя, – пошутил он.

– Надеюсь, что это хотя бы правда, – сказала она, выходя из комнаты.

Анатолий вернулся к себе в кабинет. Кто такой этот Джолджас Рахимов и почему он хочет так срочно встретиться с ним? Почему, невзирая на огромный риск, все-таки приехал в Москву и даже собирался ночью появиться в его доме? И откуда он мог знать отца? Значит, ему должно быть лет шестьдесят или семьдесят.

Может, все-таки прямо сейчас позвонить «Бакинскому Другу»? Он решит все проблемы, и они больше никогда не услышат о человеке с таким красивым восточным именем – Джолджас. Но звонить не хотелось. Этот незнакомец сообщил, что они сидели все вместе. Втроем. А «Бакинский Друг» всегда говорил, что их было двое. Значит, кто-то заведомо врет. Но позвонивший Джолджас назвал имена. Если бы он не знал имен, можно было сомневаться. Но имена он знал. А если врет «Бакинский Друг»? Почему он так беспокоится, что Анатолий может встретиться с этим человеком, которого только сейчас выпустили из тюрьмы. Его посадили еще во времена Советского Союза. Стоп. Его посадили туда в девяносто первом году. Как раз тогда, когда погиб отец! Интересное совпадение. Нет, он не станет звонить сегодня «Бакинскому Другу». Он успеет ему позвонить.

Раздался телефонный звонок, и он вздрогнул. Неужели бандиты сумели каким-то неведомым образом узнать о телефонном звонке Джолджаса? Он снял трубку. Прислушался. Или это опять Рахимов? Но он услышал знакомый женский голос и радостно улыбнулся. Это была мать, позвонившая из Киева. Она спрашивала, как чувствует себя ребенок. Татьяна говорила ей утром, что мальчик болеет.

– Сейчас уже лучше, – сообщил Анатолий. – Он заснул, и врач говорит, что у ребенка ничего опасного нет. Как у вас дела?

– Все в порядке. Степана хотят выдвинуть заместителем председателя городского суда. Он у нас станет важным начальником.

– Поздравь его от моего имени. Мама, я хочу спросить тебя об одном человеке. Ты никогда не слышала такое имя – Джолджас Рахимов? Может, отец когда-нибудь о нем говорил?

– Как ты его назвал?

– Джолджас Рахимов.

– Джо… Джо… – Она не могла выговорить это имя.

– Джолджас Рахимов, – терпеливо повторил он.

– Джолдас Рахимов… – наконец смогла не совсем верно выговорить мать. – Нет, я никогда про такого не слышала. Может, Олеся или Степан слышали? Я у них узнаю. Но среди наших знакомых таких не было.

– Понятно, понятно. И отец никогда тебе о нем не рассказывал?

– Нет, никогда.

– Он вообще говорил о своем лагерном прошлом?

– Ты же знаешь, что он не любил об этом вспоминать. Считал, что столько лет его жизни они просто вычеркнули. И всегда очень переживал.

– Понятно. Как ты сама себя чувствуешь?

– Пока держусь. Все собираюсь к вам приехать, чтобы понянчить внука, пока есть силы. Наши мальчики уже стали взрослыми, в школу ходят. Они во мне больше не нуждаются.

– Не говори так. Мы все нуждаемся в тебе.

Он попрощался и положил трубку. Завтра он наконец узнает, кто такой этот Джолджас Рахимов. Он не мог даже предположить, что именно произойдет завтра утром в его кабинете. Он услышал, как вошла Татьяна.

– Кто это позвонил? – спросила она.

– Мама. Она волнуется насчет мальчика.

– Насчет Андрея, – нервно поправила его жена.

– Да, насчет Андрея, – повторил он имя своего отца.

– Иногда я думаю, что мы живем в каком-то опрокинутом мире, – призналась она. – Некоторые события вокруг твоего банка я до сих пор не понимаю. И возникновение первоначального капитала, и твоя непонятная удачливость в делах, и устранение возможных соперников, смерть бандитов, пытавшихся отобрать у нас филиал в Санкт-Петербурге, твои связи с некоторыми людьми. Скажи честно – ты работаешь под «крышей» мафии?

– И это говорит моя жена, мать моих детей, – попытался превратить все в шутку Анатолий, вспоминая известную комедию.

– Не шути, – попросила она, – все слишком серьезно. Если ты отмываешь деньги мафии, то ты обречен. Рано или поздно они решат, что ты слишком много знаешь, и захотят тебя устранить. Это очень опасная игра, Анатолий, и, надеюсь, ты понимаешь, как себя вести. Не забывай, что теперь ты в ответе не только за себя, но и за своего сына, за свою семью.

– Я об этом всегда помню, – очень серьезно ответил он.

Она поднялась и пошла в спальню. Он еще немного посидел перед телевизором. Пройдя в ванную комнату, он принял душ, растираясь полотенцем. И, не надевая нижнего белья, вернулся в спальню. Она еще не спала, он чувствовал, что она не спит. Он протянул руку, дотрагиваясь до нее. Она обернулась…

– Это на сегодня обязательная программа? – холодно спросила она.

Он отдернул руку. Затем прошел в ванную, надел майку и трусы. Снова прошел к их большой супружеской кровати. И улегся, укрываясь своим одеялом. Посмотрел на нее. Она не спала, это он знал точно. Но больше он не будет ее трогать. В конце концов, у него есть своя гордость. Он заставил себя закрыть глаза, чтобы погрузиться в сон. Завтра ему предстоит важная встреча. Он еще не знал, насколько важная. И насколько она изменит всю его дальнейшую жизнь…

 

Глава 16

Рано утром, когда на часах было около семи, он позвонил Хамидуллину и сообщил ему о возможном визите непонятного гостя.

– Его зовут… Он предъявит документы на имя Мактуба Сабирова, – вспомнил Анатолий. – Сегодня утром он придет в наш банк.

– Кто он такой? – уточнил начальник службы безопасности. – Вы его раньше видели?

– Нет, никогда.

– Но хотя бы слышали о нем?

– Нет. Отец никогда не говорил, что был знаком с таким человеком.

– Может, вам лучше вообще не принимать его? – предложил Хамидуллин. – Мы сами проверим его и побеседуем с ним.

– Нет, я хочу сам с ним переговорить, – упрямо ответил Гудниченко.

– Тогда разрешите мне остаться с вами в кабинете?

– Не разрешу. В крайнем случае, справлюсь с ним и сумею продержаться до тех пор, пока ваши ребята добегут в кабинет из приемной. И не забывайте, что я буду вооружен. В кабинете у меня есть оружие.

– Возможно, он тоже об этом знает.

– Вы полагаете? – впервые задумался о такой опасности Анатолий. – Хорошо. Сделаем так. Пистолет оставим, а обойму я спрячу в другом месте. Так будет надежнее.

– Может, мы установим видеокамеру или подключим магнитофон?

– Нет. Это лишнее. Если он сумасшедший маньяк, то я его быстро вычислю и позову ваших сотрудников. А если действительно хочет рассказать мне нечто важное, то для этого не нужно, чтобы этот разговор фиксировался на камеру или на пленку. Вы меня понимаете?

– Вполне. Я сам его проверю. И сам буду ждать вас в приемной. Есть еще какие-нибудь пожелания или приказы?

Полковник был офицером с многолетним стажем и привык к подобным утренним звонкам и беспрекословному подчинению приказам старших по званию. Гудниченко положил трубку и отправился бриться. В девять утра он уже был на своем рабочем месте. В этот день за ним приехала не одна машина с двумя телохранителями, как это обычно бывало, а сразу две. В приемной центрального офиса банка находилось сразу несколько сотрудников службы безопасности. Казалось, все было готово к визиту неизвестного гостя.

Теперь оставалось ждать. Несколько раз Анатолий смотрел на телефон, размышляя, правильно ли он поступает. В конце концов, легко просто снять трубку и позвонить «Бакинскому Другу». Или его представителю в Москве. И на этом все сомнения и страхи могли закончиться. С другой стороны, ему самому было интересно, какую страшную тайну скрывает этот человек, если его так боится даже сам «Бакинский Друг».

Ровно в десять часов утра в здание банка вошел пожилой мужчина лет шестидесяти пяти, среднего роста, седой, с резкими морщинами, пересекавшими лицо. Одет он был достаточно опрятно. Незнакомец предъявил документы на имя Мактуба Сабирова. По распоряжению руководителя службы безопасности ему выписали пропуск и разрешили подняться наверх в сопровождении одного из дежурных. Уже наверху, перед тем как пропустить его в приемную, сразу двое бывших офицеров МВД его тщательно обыскали. Он следил за ними с явным одобрением и пониманием. Сотрудники проверили каждую нитку на его одежде и только затем пропустили в приемную. Здесь его проверили еще раз. В десять часов сорок одну минуту он наконец вошел в кабинет президента банка.

Анатолий увидел этого человека, когда он был еще на первом этаже. Затем увидел его в своей приемной. Мониторы показывали лицо незнакомца. Теперь Гудниченко просто был убежден, что никогда не видел своего гостя. Рахимов вошел в кабинет и замер у порога.

– Здравствуйте, – сказал Анатолий. – Входите, не стойте, если уже проделали такой долгий путь.

– Вы так похожи на своего отца, – пробормотал Рахимов, проходя к столу. Он не стал протягивать руки, и это было к лучшему. Анатолий показал ему на длинный стол для заседаний, где они могли усесться напротив друг друга. Так было лучше и из соображения безопасности. Стол был большой, и незнакомец не сумел бы дотянуться до своего собеседника. Ему пришлось бы огибать стол, потратив на это несколько драгоценных секунд. А за это время из приемной успели бы ворваться телохранители.

– Итак, вы хотели меня видеть, – начал Анатолий, – можете излагать причины, побудившие вас так срочно со мной встретиться.

– Мне нужно было вам многое рассказать, – поднял голову гость, – у меня мало времени. В любую минуту они могут узнать, где я нахожусь, и прийти прямо сюда. Смерти я не боюсь, но мне необходимо многое вам рассказать, обелить доброе имя вашего отца, и поэтому я должен торопиться.

– Начинайте, – несколько иронично разрешил банкир.

– Дело в том, что мы сидели все вместе. Трое молодых ребят. Ваш отец, попавший туда по политической статье. Где-то он сказал, что в Германии хорошие дороги. Где-то сказал, как продумана система ирригации на прусских огородах, насколько там налажен быт. На него написали письмо в соответствующие органы. Самое печальное, что он даже не отпирался, не считая себя виноватым. Мальчик, который в семнадцать лет воевал, был уже мужчиной, но бесхитростным, смелым, честным мужчиной, который не любил лгать, изворачиваться, приспосабливаться. Ему дали десять лет лагерей и отправили на Колыму.

Говоривший явно волновался. Анатолий был спокоен. Он уже слышал этот рассказ или похожую на него историю еще несколько лет назад, когда в его старой квартире появился «Бакинский Друг». Тогда он всерьез опасался за свою жизнь. Сейчас он был известный банкир, сидевший в своем кабинете под охраной вооруженных людей. И уже не боялся этого гостя, который пытался что-то рассказать. Поэтому Анатолий слушал спокойно, чуть презрительно глядя на этого непонятного посетителя.

– Ваш отец прошел через все круги ада. Там, в лагерях, его прессовали как могли. Они несколько раз помещали его к уголовникам, но он вел себя мужественно, хотя те и сломали ему два ребра, избив почти до полусмерти. Затем перевели в наш лагерь. Мне было девятнадцать, нашему третьему, которого сейчас все знают как «Бакинского Друга», восемнадцать. Он сидел за вооруженный грабеж, а я – за воровство стройматериалов. Ему дали восемь лет, мне – шесть. И мы оказались вместе с твоим отцом.

Рахимов тяжело вздохнул, вспоминая свою молодость.

– По ночам нас часто будили. Проверяли заключенных. В это время в лагерях шла война между теми, кто готов был сотрудничать с лагерной администрацией, и теми, кто категорически отказывался от подобной «чести». Мы, разумеется, отказывались. Нас за это всячески унижали, били, мучили. Однажды «Бакинский Друг» попытался протестовать, и его чуть не убили. Твой отец вступился за него и получил нож в спину. Его тогда едва спасли. Во второй раз отец получил удар в живот, когда началась общая драка и один барак пошел на другой. Там нельзя было выжить. Но мы, три молодых парня, держались друг за друга и каким-то чудом смогли выстоять. Теперь понимаю, что это было настоящее чудо. Так продолжалось почти два года. Потом нас разлучили, когда в результате большой драки погибло сразу четырнадцать человек. Больше мы с лагерях с твоим отцом не виделись. Я вернулся домой, в Самарканд. Устроился на работу водителем в автоколонну. Честно проработал четыре года. Но, видимо, на судьбе моей была написана такая доля воровская. Через четыре года на моей машине наш снабженец вывез «левый» сахар. Его, конечно, арестовали, осудили, дали шесть лет. Заодно посадили и меня, дав три года за пособничество. А я понятия не имел об этом сахаре. Но кто мог тогда выслушать бывшего зэка? Когда я вернулся снова в Самарканд, мне было уже под тридцать. Никто не хотел брать на работу бывшего заключенного. Я долго пытался устроиться, изменить свою жизнь. Но так ничего и не получилось. А может, я и не пытался. Может, мне только казалось, что я хочу изменить свою жизнь. На самом деле у меня ничего не выходило…

Рахимов прервался на мгновение, потом продолжил:

– В шестьдесят шестом я был уже известным вором. Мы специализировались на домах колхозников, когда те уходили на сбор хлопка. Тогда хлопок собирали всей семьей, в поле выходили взрослые, старики, женщины, дети. Дома оставались пустыми, и мы этим ловко пользовались. Долго так продолжаться не могло. Вскоре нас снова взяли, и я, как рецидивист, получил десятку. В лагерях я уже был известным человеком, почти криминальным авторитетом. Теперь меня уважали и боялись. В семьдесят четвертом мы встретились с «Бакинским Другом». Впервые за двадцать с лишним лет. Он уже был коронован «вором в законе». И надо сказать, что тогда он мне очень помог, ведь на самом деле в лагерях и колониях власть администрации – это очень условное понятие. Все зависит от местного авторитета, который в данный момент находится в этом лагере. От его слов и от его решений. Он может сделать твою жизнь сносной, а может превратить ее в ад. Сам понимашь, что все остальные заключенные будут выполнять его пожелания и приказы. Он может опустить тебя так, что ты превратишься в бесправное существо и не сможешь никогда даже обедать рядом с остальными. Затем я снова вернулся в свой родной Самарканд. Мне было уже много лет, и меня решили сделать «смотрящим». Это такой ответственный куратор по целой зоне. Я неплохо справлялся со своими обязанностями, мне было уже незачем самому грабить или воровать. Я думал, что так и умру в своей постели. Но в восемьдесят пятом мне позвонил «Бакинский Друг». Он приказал срочно прибыть в Баку. Наш местный авторитет подтвердил мне этот приказ, и я уехал в Баку. Там я узнал поразительную весть – оказывается, твой отец уже пять лет был одним из наших казначеев. Я был потрясен, не верил своим ушам. С другой стороны, я хорошо помнил наши разговоры, наши споры. «Бакинский Друг» предложил мне стать на какое-то время курьером казначея. Нужно было доставлять твоему отцу деньги, которые мне должны были выдавать. Деньги мне давали повсюду, от Риги до Бухары. Новые пачки стодолларовых купюр. За владение каждой бумажкой полагалось суровое наказание, ведь это было в советское время, когда существовала уголовная статья за валютные преступления. Деньги я отвозил твоему отцу…

Он перевел дыхание, словно собираясь с мыслями, и продолжил:

– Когда мы увиделись с ним после долгого перерыва, мы обнялись и долго простояли вот так, как два родных брата, целый век не видевшиеся друг с другом. Потом я к нему несколько раз приезжал. И мы много и долго говорили друг с другом. Я не мог понять, как он согласился. Как он вообще мог согласиться сотрудничать с бандитами, с мафией. А он не пытался мне ничего объяснить. Он вообще гордый был человек, никогда и никого ни о чем не просил, никогда и ничего не боялся. Настоящий мужчина был, каких я мало видел в своей жизни. Он уже тогда был большим чиновником, но сам приезжал ко мне в гостиницу, забирал деньги и уезжал. Конечно, не обходилось и без долгих разговоров, без рассказов о нашей прошлой жизни. Он ведь отсидел тогда восемь лет. Восемь лет провел в лагерях на Севере, пока его не освободили по амнистии. Фронтовик, герой, имевший два ордена Славы, мальчик, который пошел на войну добровольцем, прибавив себе один год, который так отважно воевал, что получил два ранения. Мальчик, который в девятнадцать был уже ветераном. И мальчик, которого бросили потом на другую войну, с Японией. А через три года просто подставили. Он ведь не мог себе даже представить, что попадет в Польшу или в Пруссию, что увидит Китай. Для него эти понятия были как из учебника географии. Это он так мне потом говорил. И он верил людям, верил своим товарищам. И кто-то из них позавидовал его двум орденам Славы и написал это проклятое письмо в НКВД. Кто-то решил, что слишком много Славы у этого мальчика, слишком много радостей в его жизни. И сломал ему жизнь, заставив отречься от мира, в котором он жил, от друзей, которым он верил, и от страны, которую он защищал. Уже много лет спустя ваш отец попросил органы показать ему свое личное дело. Тогда он был уже заслуженный человек, заместитель министра, фронтовик, имеющий три ордена Славы. Ему показали дело. Он потом мне рассказывал, что чуть не расплакался. Его сдал самый близкий человек, с которым они вместе выросли. Это он написал письмо в НКВД. К этому времени он уже был тяжело болен. Бог все-таки есть, и иногда он о себе напоминает. Твой отец приехал к своему бывшему другу и долго сидел у его постели. Он задал только один вопрос. Только одно слово: «Зачем?» И вы знаете, этот ублюдок не сумел ответить. Зависть или ненависть, какая разница. Наверное, и то, и другое. Мы завидуем тем и ненавидим тех, которые находятся рядом с нами, успехи которых зримы и очевидны.

Твой отец вернулся домой потрясенным. Он и без того потерял к тому времени веру во что-либо светлое. Его младшего брата исключили из комсомола, мать тяжело заболела. Чтобы прокормить мать, вашу бабушку, ваш дядя отправился на работу в четырнадцать лет. Там он испортил себе здоровье на всю жизнь. Ваш отец все время говорил, что это он виноват в болезни своего младшего брата. Это висело на нем тяжелым грузом. Именно поэтому он согласился с предложением «Бакинского Друга» стать казначеем. Ему казалось, что таким непонятным образом он выражает свой протест против бесчеловечной системы, которая обрекла его семью на мучения, против самого государства, которое обошлось с ним безжалостно.

Рахимов посмотрел по сторонам и увидел стоявшие на столике бутылки с водой.

– Можно? – спросил он, обращаясь к хозяину кабинета.

– Да, – кивнул тот.

Гость взял бутылку, открыл ее, налил воду в большой стакан и залпом выпил. Затем наполнил стакан во второй раз и еще раз выпил.

– Спасибо, – кивнул он, – теперь я продолжу свой рассказ. Не беспокойтесь, осталось не так много.

– Я вас внимательно слушаю, – холодно произнес Анатолий.

– Но постепенно вашего отца начали мучить сомнения. Он стал сомневаться, правильно ли сделал, согласившись помочь «Бакинскому Другу», который демагогически заявлял, что это деньги для больных, пожилых, измученных в лагерях людей. Для человека, который сам провел в лагерях лучшие годы своей молодости, это были почти святые понятия. Но ваш отец был достаточно разумный человек. Он понимал, что деньги собираются не только и не столько для несчастных стариков и изувеченных лагерным бытом заключенных. Они как раз оттуда почти ничего не получают. Это деньги на продолжение воровской жизни, на разгульную жизнь наших «королей», на новые убийства и грабежи. На каждой пачке денег была кровь и страдания других людей. И твой отец начал это отчетливо осознавать. Мы с ним много говорили на эту тему. Я ведь много ездил в Киев на встречу с твоим отцом. Думаю, что я перевез несколько миллионов долларов. Может, даже больше. Потом начались все эти события. В газетах подробно рассказывали обо всем, что происходило раньше в нашей стране, о лагерной жизни, о миллионах людей, оказавшихся заключенными. В общем, эти статьи вызывали у твоего отца настоящее потрясение. Он уже вышел на пенсию, не считал вправе работать на столь высоком посту и одновременно быть казначеем мафии. Но эта обязанность стала его тяготить. Он признался мне, что все чаще и чаще задумывается над этим. Ведь раньше он считал невозможным само изменение той порочной системы, которая привела его в лагеря. А сейчас появился шанс. В девяносто первом в Москве прошли выборы первого Президента России. Вот тогда твой отец и поверил, что все может измениться. Мы встретились с ним в последний раз в начале июля. Он тогда твердо решил сдать весь воровской «общак» государству и самому заявить об этом в милицию. Я его долго отговаривал, пытаясь объяснить, насколько это опасный шаг не только для него, но и для всей его семьи. Больше всего его волновало ваше положение, Анатолий. Ведь вы работали в Москве, и он боялся, что не сможет вас защитить. Я понимал, что обязан рассказать о его настроении «Бакинскому Другу» и остальным криминальным авторитетам, но я ничего не мог сделать. Ваш отец помогал нам, опекал нас тогда, когда мы могли быть раздавлены, как молодые птенцы, выпавшие из гнезда. Поэтому я не мог его сдать.

Он снова налил себе немного воды. Сделал только один глоток. Поставил стакан на стол рядом с собой.

– Я понимал, что все это может кончиться очень плохо. И не знал, что делать. Ваш отец сказал, что деньги он спрятал в специально оборудованном тайнике и сдаст их государству. Я снова попытался его отговорить. Но он сказал, что один не справится, а меня подставлять не хочет. Он был достаточно разумный человек и понимал, что за ним могут следить. Он даже предполагал, что за ним следит один из ваших соседей по даче, который часто случайно появлялся у вас дома, расспрашивая всех родных об отце…

– Так и было, – потемнело лицо у Анатолия, – отец чувствовал людей.

– Поэтому он решил послать в милицию кого-то из близких. Он так и сказал, что расскажет обо всем вам или своему зятю. Но вы были в Москве, а зятю он рассказать наверняка не успел. И тогда случилось то, чего я боялся больше всего на свете. Они узнали о его намерениях. Я был в Минске, когда мне позвонил «Бакинский Друг». Он был в ярости, в страшном гневе. Он ведь обычно старается не кричать. А на этот раз он просто орал. «Ты знал, что он собирается сдать наши деньги государству, и молчал, – бушевал «Бакинский Друг», – значит, ты хотел провернуть это дело вместе с ним. Или ты уже работаешь платным агентом в уголовном розыске?» Нужно было слышать, какие слова он мне говорил. Я молчал, ошеломленный его обвинениями. Я не мог понять, откуда он об этом знает. Но понял, что твоему отцу угрожает опасность. «Только не трогай его, – попросил я своего бывшего лагерного товарища, – он просто запутался и не знает, что ему делать». Но в ответ я услышал только гудки. Тогда я начал звонить вам домой, пытаясь предупредить вашего отца о смертельной опасности. Я все еще думал, что можно найти какой-нибудь выход. Но когда я позвонил, то узнал, что Андрей уже погиб. Его сбила машина. Кажется, об этом вы мне и сообщили.

– Возможно. Я помню ваш звонок как раз после похорон отца.

– Да. И я понял, что опоздал. Я был в таком состоянии, что даже не заметил, что меня уже «вели» сразу несколько человек. Когда я попытался сесть в поезд, меня арестовали. С двумя пачками долларов в кармане, на которых были мои отпечатки пальцев. Теперь я понимаю, что все было подготовлено заранее и наши мерзавцы просто решили меня сдать. Все улики оказались против меня. Но я являлся гражданином Узбекистана, хотя Союз еще существовал. Меня отправили в Ташкент в ноябре и сразу вынесли приговор. Пятнадцать лет. Очевидно, «Бакинский Друг» понял, что таким образом сумеет разрешить все свои проблемы, разом избавившись от обоих бывших друзей. Вашего отца он убил. Это по его приказу появилась неизвестная «Волга», которая сбила вашего отца. А со мной просто не стали церемониться, отправили меня в тюрьму, откуда я вышел только сейчас, через пять лет.

– Отца убили по приказу «Бакинского Друга»? – не поверил ошеломленный Гудниченко. – Вы это точно знаете?

– Абсолютно. Я только не знаю, кто сообщил нашим «королям» о желании твоего отца сдать все деньги государству. Но приказ отдавал лично «Бакинский Друг». Если бы деньги пропали, то тогда все претензии были бы предъявлены самому «Бакинскому Другу», а он этого боялся больше всего.

– Я ничего не знал, – упавшим голосом произнес Анатолий, – мы думали, что это несчастный случай.

– Нет, – ответил Рахимов, – ваш отец решил закончить свои игры с мафией и сдать все деньги государству. Но в тот день, когда он рассказал кому-то об этом, все подробности разговора с человеком, которому он, очевидно, доверял, узнала мафия. И тогда было принято решение о его ликвидации. Но они перестарались. Убрав вашего отца, они не нашли затем его деньги. Об этом тоже говорили в колонии. Что случилось потом, я не знаю. Меня не должны были выпускать так быстро, но у меня нашли рак печени. Теперь мне осталось жить совсем немного. Врачи говорят, что несколько месяцев. Поэтому я решил во что бы то ни стало найти вас и рассказать обо всем. Ваш отец был всегда честным и мужественным человеком. Он не мог отказать своему лагерному товарищу. Более того, сначала и не хотел отказывать, обиженный на все, что произошло с вашей семьей. Но постепенно осознание огромной трагической ошибки его доконало. И он решил ее исправить. Но как оказалось, просто не успел…

Анатолий сжал кулаки. Значит, все эти годы его просто обманывали. С ним разговаривал человек, виновный в убийстве отца, возможно, лично отдавший приказ. И еще смел выдавать себя за бывшего товарища отца. Он почувствовал, что задыхается, и ослабил узел галстука, расстегнув верхнюю пуговицу.

– Я его убью, – прошептал Анатолий.

– Значит, он вышел и на вас, – понял Джолджас Рахимов. – Я так и думал. Когда узнал, что вы банкир. Добрался до этих денег и сумел убедить вас, что ваш отец всегда работал на мафию. Но это неправда. Деньги он действительно хранил. Но на мафию не работал, а в последние годы принял решение сдать деньги государству.

– Я все понял. Но кто заложил моего отца бандитам?

– Не знаю, – с сожалением ответил Рахимов, – этого я до сих пор не знаю.

– И вы ждали столько лет, чтобы рассказать мне об этом?

– Что я должен был, по-вашему, делать? Писать вам письма из колонии? Куда? На какой адрес? И не забывайте, что уже в декабре девяносто первого распался Советский Союз. Я остался в Узбекистане, вы в России, а семья вашей сестры и мать на Украине. И я не мог им ничего сообщить, поскольку рисковал не только своей жизнью, но и жизнями ваших родных.

– Да, я понимаю, – мрачно кивнул Анатолий, – вы, конечно, правы. «Волгу», которая сбила моего отца, милиция так и не смогла найти. Теперь я все понимаю. А вы думаете, что отца сдал кто-то из его окружения?

– Конечно. Иначе и не бывает. Его сдал кто-то очень близкий, кому ваш отец абсолютно доверял. Сначала я даже подумал, что это были вы. Он доверил вам эту тайну, а вы передали ее другим людям.

– Неужели вы могли в это поверить? Вы считаете подобное возможным? Чтобы сын предавал отца? – спросил, морщась словно от зубной боли, Анатолий.

– Предают только свои, – напомнил гость, – конечно, возможно. Я столько предательств видел в своей жизни…

– Только не делайте из меня предателя.

– При чем тут вы? И до вас такие были, и после вас будут. Вся мировая история построена на том, как дети предают и убивают своих отцов.

Анатолий нахмурился. Он вспомнил, что сейчас на его столике лежит книга об Александре Первом. Российский царь, красавец, любимец женщин, блистательный победитель Наполеона, галантный кавалер, первый рыцарь, как его называли в Европе. И отцеубийца, лично виновный в смерти императора Павла. Похоже, гость прав. Таких случаев сколько угодно.

– Вам могли обещать большие деньги за смерть вашего отца, – продолжал говорить Рахимов. – Когда я узнал, что вы стали банкиром, я даже сомневался, стоит ли мне сюда ехать. Но из-за «Бакинского Друга» я пять лет провел в лагерях. Пять последних лет своей жизни. И теперь мне уже ничего не страшно. С такой болезнью я ничего не боюсь, они мне уже ничего не смогут сделать. Только помочь уйти в другой мир без боли и капельниц. Так я еще должен быть им благодарен за такой «подарок».

Он посмотрел на часы.

– Но сейчас я уйду, – сказал Рахимов. – Я должен был сюда прийти и все рассказать вам. А вы поступайте как считаете нужным. Я только хотел, чтобы вы узнали о своем отце немного больше. Чтобы узнали о том, каким человеком он на самом деле был. И каким человеком рядом с ним был наш «Бакинский Друг». До свидания.

Он поднялся, направляясь к выходу.

– Подождите, – остановил его Анатолий. – Как мне вас найти? Вы можете мне понадобиться. Как я смогу вас найти?

Рахимов повернулся к нему.

– Я не останусь в Москве, – сообщил он, – сегодня я уезжаю обратно. Здесь слишком опасно для человека с такой запоминающейся внешностью, как у меня. И хотя, как я уже сказал, бояться мне нечего, я все равно хотел бы умереть у себя на юге. Там сейчас тепло, хорошо. Прощайте.

Он повернулся и вышел из кабинета. Анатолий остался стоять на месте. В кабинет быстро вошел Хамидуллин.

– Что нам делать? – осведомился он. – Этот гость уходит. Может, нам его задержать?

– Нет, – ответил Анатолий, – пусть уходит.

Он подошел к окну, чтобы посмотреть, как гость выйдет из их здания и перейдет площадь. В этот момент раздался телефонный звонок. Он подошел и поднял трубку.

– Да, – сказал он ровным голосом.

– Я же просил тебя позвонить мне, когда Джолджас появится у тебя, – услышал он разгневанный голос «Бакинского Друга».

– Посмотрите, – почти сразу крикнул Хамидуллин, – они его убивают. Прямо на глазах у прохожих.

Анатолий бросил трубку. Он успел увидеть, как падает на тротуар седоволосый мужчина, вышедший из здания банка. Из стоявшей напротив машины раздалась автоматная очередь, которая прошила ему грудь. Рахимов умер на месте и с улыбкой на устах. Машина, из которой стреляли, сразу уехала, а погибший остался лежать на тротуаре, привлекая внимание случайных прохожих.

– Они его убили, – подтвердил Хамидуллин. Даже для бывшего полковника КГБ это было слишком сильное эмоциональное потрясение.

 

Глава 17

Снова раздался звонок. Анатолий с ненавистью взглянул на телефонный аппарат.

– Бегите вниз, – приказал он Хамидуллину, чтобы тот не стоял у него в кабинете.

Только когда он остался один и уселся в кресло, он позволил себе снять трубку.

– Почему ты бросил трубку? – спросил его «Бакинский Друг».

– Как будто вы не знаете, – зло отрезал Анатолий. – Только что на улице застрелили человека.

– Я же тебя предупреждал, чтобы ты с ним не встречался.

– К нам в банк пришел Мактуб Сабиров. Можете проверить по нашим журналам у дежурных. Он показал нам паспорт на имя этого человека.

– Но ты знал, что это сам Джолджас Рахимов, – сказал с явной усмешкой «Бакинский Друг». И неожиданно Анатолий почувствовал, что его собеседник действительно знает об этом. И отпираться, лгать просто бессмысленно. В голове все еще звучали слова погибшего о том, как убили отца.

– Я еще вчера знал, – сказал Анатолий, – но совсем забыл, что вы меня предупреждали об этом человеке. У нас сейчас работают сразу две комиссии, в том числе и из Министерства финансов. Я слышал эту фамилию, но не мог вспомнить, кто именно мне о ней говорил.

Похоже, его ответ разрядил ситуацию. «Бакинский Друг» удовлетворенно хмыкнул.

– Почему не встретился с ним вчера?

– Он звонил ко мне домой и просил срочной встречи. Но я отказался, – искренне ответил Анатолий. Если в его окружении есть «наблюдатель», то нужно говорить только правду. Это единственное спасение.

– Предположим, что я тебе поверил. Но он сказал, что является старым другом твоего отца.

– Да, сказал, – он чувствовал, что позвонившему бандиту все известно. Непонятно откуда, но известно. Об этом можно будет подумать потом.

– И почему ты не перезвонил мне?

– Было уже очень поздно, и я забыл, что вы мне о нем говорили. Какой-то тип говорил, что был другом моего отца. Я предложил ему утром приехать в банк и встретиться со мной. Вот и все, что вчера было.

– Предположим. А сегодня? Почему сегодня ты не позвонил и не сообщил мне о его появлении?

– Так он был у меня несколько минут, – вдохновенно соврал Анатолий, – вы это тоже можете легко проверить. Между прочим, в тот момент, когда вы мне звонили, у меня был так нелюбимый вами полковник Хамидуллин. Я не понимал, что происходит. Пришел какой-то непонятный тип, который уверяет, что он был другом моего отца, и кричит, что отца убили. Я так ничего и не понял. Я пытался его успокоить, но он был в таком состоянии, что даже не мог со мной нормально разговаривать. А у меня назначено совещание. И я попросил его уйти. Он снова начал кричать, но вышел. Вот, собственно, и все.

– И вы с ним больше не разговаривали?

– О чем? Вы действительно считаете, что я могу принимать разных бомжей и проходимцев, которые выдают себя за друзей моего отца? И если даже они были знакомы с моим отцом, то это совсем не означает, что я обязан его выслушивать в своем кабинете. Не забывайте, что я банкир, а не частный психиатр для душевнобольных. Неужели вы считаете, что у меня нет других дел?

«Откуда, – билась в его мозгу настойчивая мысль, – откуда они могли узнать? Засада была на улице, машина уже ждала Рахимова. Неужели кто-то из банка? Значит, у нас в банке действуют осведомители мафии. Это вполне вероятно. Но как быстро! И откуда они узнали, что именно он Джолджас Рахимов? Он на входе предъявил документы на другое имя. Откуда узнали?» Нет, похоже, он ошибается. Если бы осведомитель бандитов звонил из банка, он не мог точно знать, что это был Рахимов.

– Я так не думаю. Но и ты должен выполнять все наши инструкции, – грозно произнес «Бакинский Друг».

«Кто им мог сообщить? Это не из банка. Они знают, что Рахимов звонил еще вчера. Вчера вечером. Кто знал, что ко мне звонил Джолджас Рахимов? Наша кухарка? Нет, она ушла и ничего не могла слышать. Врач, которая была у нас дома? Тоже не слышала. Про телефонный звонок знала только Татьяна. Господи, этого не может быть! Неужели они смогли каким-то неведомым образом убедить Татьяну работать на них? Но это просто невозможно. А кроме Татьяны, никто не мог знать об этом звонке!»

– Я всегда выполнял все ваши инструкции, – напомнил Анатолий. – Зачем нужно было его убивать перед моими окнами? Вы портите нам репутацию.

– Он был очень опасный человек, – сказал «Бакинский Друг», – и хорошо, что ты не стал с ним разговаривать. Это правильно. Он был немного не в себе. Я тебя предупреждал. И ты еще вчера должен был найти меня и сообщить о его звонке.

«Он все знает, – в отчаянии думал Анатолий. – Неужели Татьяна? Кроме нее, больше некому. Неужели его собственная супруга стала осведомителем мафии? Она ушла с работы, сидит дома, ей скучно. Может, они предложили ей какие-то дивиденты? Господи, зачем ей дивиденты, она же жена банкира». Нет, он не верит в такое чудовищное предательство. Не верит. Но кто еще мог знать? Он говорил с матерью и расспрашивал ее об этом Рахимове. Его собственная мать, сидя в Киеве, наблюдает за ним? Какие глупости лезут в голову. А если не глупости?..

– Я даже вчера расспрашивал свою мать об этом Рахимове, – «признался» Анатолий, чутко отслеживая реакцию своего собеседника.

– Да, – сказал тот удовлетворенно, – напрасно ты ее беспокоил. Она ничего не знает. Иначе бы не осталась в живых еще три года назад.

Анатолий сжал зубы. Тогда они похитили его мать. Но теперь он получил новое подтверждение. Бандиты знали о его разговоре. Теперь сомнений не оставалось. Это была Татьяна. Только ей он сообщил о телефонном звонке матери.

– Не нужно мне об этом напоминать, – зло произнес Анатолий.

– Только хотел напомнить. Не нужно быть умнее всех, я тебе всегда об этом говорю. И не думай, что сумеешь всех обмануть. Рахимов тоже думал, что он умнее всех. Может, спуститься вниз и спросить у него, что он сейчас думает? – издевательски предложил бандит, закончив разговор.

Анатолий положил трубку. Выдохнул воздух. Нужно успокоиться и еще раз проанализировать ситуацию. Итак, вчера ему звонила мать, и он сообщил об этом Татьяне. В этот момент в доме никого не было, кроме их сына. Итак, это могла быть только Татьяна. Или кто-то еще мог узнать о телефонном звонке из Киева? Кому еще он говорил?

Вчера он не говорил никому. Сегодня утром позвонил Хамидуллину. Тот тоже мог знать о появлении Рахимова, хотя фамилию в разговоре он не упоминал. Анатолий точно помнил, что сообщил начальнику службы безопасности о том, что утром придет Мактуб Сабиров. Значит, о Рахимове они не говорили. Он даже не знает, что думать. Остаются два человека, которые точно знали, что еще вчера ему было известно про Рахимова. Это его жена и мать. Но мать далеко в Киеве, она никак не могла быть подобным «наблюдателем», исключено. Тогда Татьяна. Умная, расчетливая, холодная, всегда немного прагматичная. Может, ей не нравится сидеть дома и она просто хочет таким образом вернуться в реальную жизнь? Но неужели не понимает, как это опасно? Ведь если «Бакинский Друг» поймает его на неискренности, то на тротуаре в следующий раз останутся его мозги. И никто не сможет защитить Анатолия Гудниченко от мести мафии. Она ведь не такая дура.

Позвонила секретарь и сообщила, что к нему хочет войти Хамидуллин. Он разрешил.

– Нашего гостя пристрелили, – сообщил с порога начальник службы безопасности. – Из припаркованной рядом машины стреляли автоматными очередями. Прямо в упор. У него не было ни единого шанса. Умер на месте. Но когда я посмотрел на его лицо, то даже удивился. Он умер с улыбкой. Я никогда такого раньше не видел. Сейчас приехали сотрудники милиции.

– Помогите им. И не нужно сообщать, что мы с ним встречались, – попросил Анатолий. – Скажите, что он приходил в банк, пытался попасть ко мне на прием, но я его не принял. Поэтому никаких комментариев с моей стороны не будет. Я его не видел и с ним не разговаривал.

– Разумеется, – согласился Хамидуллин, – вы не беспокойтесь. Я предупрежу своих ребят и вашего секретаря, чтобы вас не беспокоили.

– Правильно. Но сами лично проследите за этим делом. Я хочу знать, кто и почему его убил.

– Хорошо. Мы все сделаем, – кивнул исполнительный начальник службы безопасности, выходя из кабинета.

– Мою машину, – приказал Анатолий, нажимая кнопку вызова секретаря. – Я сейчас уеду. Пусть будет во дворе.

Он собрал вещи со стола, посмотрел на стакан, из которого пил его гость. Взял бумагу и, схватив стакан, выбросил его в мусорное ведро. Бросил туда и бутылку. Теперь в его кабинете не найдут отпечатков пальцев этого загадочного гостя. Пусть все думают, что погиб Мактуб Сабиров.

– Скажи уборщице, чтобы срочно убрала у меня в кабинете, – приказал он секретарю, выходя в приемную.

Домой он приехал к полудню. В квартире уже находились няня и домработница. Но вчера вечером их не было. Он позвал удивленную Татьяну в кабинет, усадил на диван, стал расхаживать по кабинету. Она удивленно смотрела на него.

– Что случилось? – спросила она. – Этот Рахимов сегодня приходил к тебе? Я хотела тебе позвонить, но приехала врач осматривать Андрюшу, и мне было не до этого.

– Нужно было позвонить, – резко сказал он. – Ты знаешь, что Рахимова сегодня застрелили прямо перед нашим банком?

– Какой ужас, – достаточно спокойно сказала она.

Неужели ничего не способно вывести из себя эту равнодушную эстонскую корову, зло подумал он, глядя на свою супругу.

– Это не ужас, а нормальное убийство, – произнес он, глядя на нее.

– Ты так говоришь, как будто я должна была предотвратить это убийство.

– Или по меньше мере не знать о нем, – в тон ей сказал Анатолий.

– Я не совсем понимаю, что у нас с тобой за разговор. Что ты хочешь мне сказать?

– Вчера мне позвонил какой-то Джолджас Рахимов, – напомнил Анатолий, – и вчера о его телефонном звонке знал только один человек. Это была ты. Еще узнала моя мама, которая позвонила из Киева, и об этом я тоже тебе рассказал. Я начал расспрашивать маму об этом незнакомце, но она ничего не знала. А сегодня утром Рахимова застрелили. И мне позвонили очень неприятные люди, которые знали все, что произошло у нас вчера вечером дома. И тогда я хочу узнать, кто сообщил им об этом. Может, это сделал наш малолетний сын, который еще не может нормально разговаривать? Или я сошел с ума и в бреду проговорился? Можно узнать, кто это мог быть?

– Ты становишься параноиком, – убежденно произнесла Татьяна. – При чем тут я? Неужели ты считаешь, что я могу кому-то рассказывать о наших делах? А если у нас дома просто установили прослушивающую аппаратуру? Об этом ты не подумал?

– У нас нет дома такой аппаратуры, – устало ответил он, усаживаясь рядом с ней на диван. – Раз в квартал нашу квартиру проверяют специальные операторы на наличие возможной аппаратуры. Я плачу деньги за эти услуги.

– А почему я об этом ничего не знаю?

– Я их вызываю тогда, когда тебя нет дома, – сообщил он.

– Понятно. Значит, у тебя свои секреты от меня. Спасибо.

– Перестань обижаться. Я же банкир, должен как-то обеспечивать охрану своей семьи и своего дома.

– Твоя семья будет тебе очень благодарна, если ты не будешь появляться дома с таким выражением лица и обвинять собственную жену в том, что она выбалтывает твои секреты по глупости или намеренно.

– Никто не мог знать о нашем разговоре, – выдохнул он, – потом позвонила мама. И я спросил ее об этом Рахимове. Она еще сказала, что расспросит Олесю… – Он замер. Как говорил ему сегодняшний гость, отец твердо намеревался сдать деньги государству. И хотел сообщить об этом в милицию. Возможно, он рассказал кому-то о своих планах, а уже затем об этом стало известно мафии. И они приняли решение о ликвидации ненадежного казначея. Но отец не стал бы ничего рассказывать матери или Олесе, чтобы не подставлять их под подобные разборки. Однако… Он только сейчас начал с ужасом осознавать, что именно произошло четыре года назад.

Он медленно поднялся.

– Что с тобой? – испуганно спросила Татьяна, увидев, как он изменился в лице.

– Я улетаю, – сообщил он, – лечу прямо сейчас в Киев. Кроме тебя, об этом не должен никто знать. Ни один человек. Ты меня понимаешь? Я сегодня вечером вернусь обратно. Никому не говори, куда я улетел.

– Хорошо. Но ты можешь объяснить мне, что именно происходит?

– Когда вернусь, все расскажу. Я тебе обещаю. – Он быстро поцеловал ее в голову. И, выходя из комнаты, неожиданно обернулся и добавил: – Поцелуй Андрея. Хорошо, что мы назвали его именем моего отца. У него было такое красивое имя.

Она счастливо улыбнулась.

Спустившись вниз, он приказал водителю везти его в аэропорт. Машина с телохранителями понеслась за ними следом. В аэропорту они взяли три билета, сдали оружие водителям и сели в салон бизнес-класса. Через полтора часа они были уже в Киеве. Поймав такси, поехали в центр. Он от нетерпения всю дорогу кусал губы, нервничал, пытаясь успокоиться. Если его подозрения окажутся верными, он даже не знает, что делать. Но сначала нужно все проверить.

Они подъехали к дому матери. Она уже давно жила здесь с домработницей, которую нашли специально для нее, чтобы поселить их вместе. Анатолий поднялся наверх, позвонил. Мать сама открыла дверь, радостно охнув при виде сына. Он с запоздалым сожалением подумал, что не успел ничего купить. Обернувшись, приказал сопровождавшим его телохранителям привезти сюда большой букет роз и лучшие фрукты, которые они смогут найти на соседнем рынке. Оба парня закивали, спускаясь по лестнице.

Он прошел в комнату. Домработница, женщина лет пятидесяти, чем-то похожая на его мать, приветливо спросила, будет ли он обедать.

– Нет, – улыбнулся Анатолий. Вместе с матерью он уселся на диван, рассказывая ей о внуке и невестке. Он дождался появления своих телохранителей и только потом позвонил сестре.

– Здравствуй, Олеся, – весело сказал он, – я только приехал в Киев. Прилетел на один день, навестить маму.

– Как хорошо, – обрадовалась она. – Степан как раз сейчас приедет к обеду. Я ему скажу, что ты приехал.

– Скажи обязательно. Я сейчас поеду посмотреть дом нашего дяди. После ремонта в девяносто втором я там и не был.

– Его давно нужно продать, – рассмеялась сестра, – там только крысы и мыши живут. Уже сколько лет там никто не живет. И зачем только ты там ремонт сделал?

– Ничего. Я поеду и посмотрю. Может, этот дом еще и нас переживет. А Степану от меня привет. Я через час буду дома, у мамы. Вы приезжайте к нам, и мы с вами встретимся.

Он положил трубку и, обращаясь к матери, попросил:

– Если позвонит Олеся или Степан, скажи, что я поехал в Чекаловку. У меня с собой в машине два больших чемодана, хочу оставить их там.

– Какие вещи? Оставь у меня, – предложила мать, – там ведь никто не живет.

– Ничего. Мне так удобнее. Зачем тебя беспокоить? А я быстро вернусь.

Он вышел из дома и вместе с обоими телохранителями поехал на такси в Чекаловку. Теперь оставалось только ждать. Ровно через три с половиной часа у дома остановилась черная «Волга». Это была служебная машина Степана. Такси они отпустили, оставшись втроем в пустом доме. Степан вышел из салона автомобиля, огляделся вокруг. В руках у него была темная папка. Подойдя к дому, он достал ключи, открыл дверь. Затем прошел в гостиную. И замер, увидев сидевшего на стуле Анатолия. И двух его телохранителей, стоявших в разных углах комнаты.

– Проходи, – позвал его Анатолий чудовищно спокойным голосом, – не стесняйся. Теперь я точно знаю, кто предал нашего отца. И кто виноват в его смерти.

 

Глава 18

Нужно было видеть лицо Степана. Он замер, испуганно оглядываясь по сторонам, словно ища выхода. Поняв, что сбежать не удастся, он тяжело вздохнул, жалобно посмотрев на своего родственника. Прошел к столу, усаживаясь на стул напротив Анатолия. Положил свою папку на стол, рядом с собой.

– Гнида ты, – ровным голосом произнес Анатолий. – Значит, все эти годы именно ты следил за нашим отцом. А я думал, что это был Семен.

Степан молчал. По его лицу плыли красные пятна. Один из телохранителей сделал шаг в сторону, и Степан съежился, словно готовый к удару.

– Выйдите, – разрешил им Анатолий, – мы поговорим с ним вдвоем.

Оба парня вышли из дома на улицу. Степан проводил их долгим испуганным взглядом.

– Как ты мог? – спросил Анатолий. – Он к тебе как к сыну относился, а ты…

– Я ничего… Кто тебе?..

– Хватит. Я все понял. Вчера о том, что Рахимов мне звонил, знала только моя жена. И я рассказал об этом маме. Кому еще она могла об этом сказать? Несчастная женщина. Только тебе и Олесе. Или, наоборот, Олесе, от который ты все и узнавал. Мерзавец. Я подумал, что это мог быть только ты. И тогда, в девяносто первом, это был ты. Отцу нужно было с кем-то посоветоваться. А меня рядом с ним не было. Он и решил посоветоваться со своим зятем, самым близким своим человеком, мужем дочери, отцом своих внуков. А ты, сволочь, его сдал. Сразу сдал. И моего отца убили…

– Я не думал, что все так закончится! – выкрикнул Степан. – Я очень переживал из-за смерти Андрея Алексеевича. Ты видел, как я плакал…

И тут Анатолий не выдержал. Он дернулся и кулаком заехал подлецу в лицо. Удар был сильный. Губа распухла, из носа закапала кровь. Степан достал дрожащими руками платок, но не попытался защищаться.

– Будь ты проклят! – сказал Анатолий. – Отец считал, что тебе можно доверять. Ты ведь тогда у нас был адвокатом. Это сейчас ты большой судейский чиновник. Хотя, наверное, тоже не просто так. Тебя на деньги мафии туда посадили, чтобы ты их наказы выполнял.

– А ты? – крикнул Степан. – А вы все? Можно подумать, что ты ангел. Деньги отсюда забрал и на них свой банк открыл. Думаешь, что я ничего не знаю.

– Ты все знаешь, – согласился Анатолий, – и тогда, наверное, все знал. Давно ты на них работаешь?

Степан молчал.

– Я тебя спросил, – повысил голос Анатолий.

– Шесть лет, – нехотя ответил Степан.

– Ты женился на Олесе из-за этого?

– Нет. Честное слово, нет. Мы были уже женаты, когда они мне предложили… Сказали, что здесь нет ничего позорного. Сказали, что Андрей Алексеевич уже на пенсии, и ему нужно помогать…

– И ты «помогал»?

– Нет-нет. Я ничего не делал. Андрей Алексеевич был человеком строгим, замкнутым. Он мне ничего не говорил. Но я подумал: если такой фронтовик, такой заслуженный человек согласен работать с этими уважаемыми людьми, то почему я должен отказываться от их денег.

– Сволочь. Ты ведь прекрасно знал, что он не берет за это денег. Там были другие обстоятельства. Он считал, что таким образом выступает против самой системы, которая отняла у него лучшие годы, свела в могилу его брата. И там речь шла о лагерной дружбе, которой воспользовались бандиты и через которую он не мог переступить. Согласен, что поступок не очень праведный, но денег он в отличие от тебя не брал.

– А я брал, – выдохнул Степан. – У меня тогда двое ребят были на руках, а магазины пустые. И даже молоко надо было с рук покупать. Ты в Москве сидел, карьеру себе делал. А я здесь с двумя детьми в юридической консультации задрипанным адвокатом, который никому не нужен. Без связей и без знакомств. С голоду умирать? У меня восемьдесят пять рублей в месяц выходило. Что я должен был делать? А они мне тысячу долларов платили. У меня дети на руках были и молодая жена, которых нужно кормить. Ты у нас тогда бобылем ходил, даже не спрашивал, на какие деньги мы живем. И отец твой праведный тоже не спрашивал. А мы котлетами рыбными питались. Мне деньги предложили, и я их взял…

– За кровь отца, – напомнил Анатолий. – Это ты его сдал.

– Он сам себя сдал. Ему такие деньги доверили. А он решил на старости лет из дьявола в ангелы переквалифицироваться. Только так не бывает. Позвал меня и начал спрашивать, какой срок могут дать, если добровольно сдать все деньги. К этому времени за валютные преступления уже не наказывали, и он это знал. Сам ведь финансистом был. Ну я сразу и смекнул, что он сделать хочет. Только я не думал, что все так закончится. Я думал, они у него деньги отберут и другому дадут. Другого казначеем сделают…

– Ты хотел сам стать казначеем, – неожиданно понял Анатолий, – вот почему ты нас так ненавидел.

– Я не знал, что они его машиной собьют… И я очень переживал, – сказал Степан, – ведь за могилкой потом я ухаживал. И деньги на поминки свои потратил. Ты даже не спрашивал, откуда я эти деньги брал.

– Ах ты, подлец! – Он снова ударил Степана в лицо. Затем еще раз, еще и еще.

Тот сидел, пряча голову от ударов и не отвечая. Анатолий успокоился, отошел в сторону. Кулаки болели. Он с ненавистью взглянул на этого «родственника». Вот так и бывает в жизни. Сначала ему нужны деньги на «молочко для ребятишек», потом на нормальную жизнь. Потом он считает, что может сам стать казначеем и заменить отца в этом качестве. Жадность, элементарная жадность и зависть двигали этим мерзавцем. И как только Олеся могла выйти замуж за такого урода! Хотя нужно отдать ему должное. Он всегда был заботливым отцом и мужем. И даже заботливым зятем. На поминки деньги тратил. На могилку. Какая мерзость…

– Сначала сдал нашего отца, а потом устроил похищение мамы, – вспомнил Анатолий. – Ты, наверное, хотел сразу организовать общие поминки, чтобы не тратиться.

– Нет-нет. Не говори так. Это я тогда настоял, чтобы ее отпустили. Я их умолял ее отпустить. Говорил, что ты ничего не знаешь про деньги. Клялся им, что буду сам искать исчезнувшие деньги. Умолял отпустить твою мать ради наших детей. Честное слово. И они мне поверили.

– А в судьи тоже они тебя провели, когда «поверили» тебе еще больше? – поинтересовался Анатолий.

Степан молчал. Он не хотел отвечать на этот вопрос.

– Это ты вчера сообщил им про Рахимова? – устало спросил Анатолий, проходя к столу.

– Да, – выдохнул Степан, снова пригибаясь, словно ожидая ударов.

– Как же ты жить будешь, Степа, с таким грузом? – поинтересовался Анатолий. – Как ты теперь существовать будешь на этой земле? Своими руками ты отца своей жены убил, своих детей деда лишил. И этот убитый сегодня Рахимов тоже на тебе. Два трупа. А может, еще есть? Не много, Степа? Ты ведь у нас теперь и заместитель председателя городского суда. Сколько людей ты засудил, Степа? Невиновных людей по приказу мафии. И сколько бандитов ты отпустил, чтобы они снова людей убивали? Как же ты у нас существовать будешь после всего этого?

– А ты как существуешь? – огрызнулся Степан. – Тоже мне моралист хороший. Сам деньги мафии прокручиваешь, такой банк себе построил, миллионером стал. А меня обвиняешь.

– И я не без греха, – согласился Анатолий, – только у меня все иначе было. Я деньги нашел, сумел вычислить, где они лежат. И в Москву перевез. А пока перевозил, бандиты узнали про мою находку. Может, опять ты постарался, может, другой. Но они узнали и пришли ко мне. Я готов был отдать им все, что забрал. Вернуть их деньги. Но оказалось, что нельзя так просто вернуть. Они потребовали еще и сорок процентов, Степан. На десять миллионов долларов. Сорок процентов. Нужно было найти и отдать четыре миллиона долларов. Понимаешь, какая сумма это была летом девяносто первого? У меня таких денег не было и не могло быть. Вот тогда я и согласился стать банкиром, начать деньги зарабатывать, чтобы свой долг вернуть. И вернул-таки. Но их деньги действительно прокручивал, в этом грешен. И бандитов, которые лезли в наш банк, тоже убивали по моей наводке, в этом я тоже грешен. Однако родственников я не подставлял, обычных людей из-за меня не убивали.

– Тебя послушать, так ты у нас вообще святой, а все остальные в коричневом.

– Вот ты у нас весь в коричневом, Степан. И я честно скажу, что не знаю, что с тобой делать. Вот в известном фильме «Крестный отец», когда Майкл Корлеоне приходит к мужу своей сестры и тот во всем признается, есть очень хорошая развязка. Мерзавца просто убивают. Помнишь этот момент? Его удавили прямо в машине. Дали ему билет, якобы он куда-то полетит, и потом удавили. Хороший вариант, как ты считаешь? Ты тоже муж моей сестры, только что признавшийся в пособничестве убийству моего отца. Ситуация почти зеркальная. И двое моих телохранителей здесь рядом дежурят, чтобы тебя задушить. Как ты думаешь, это лучшая смерть или тебе больше понравится, когда тебя зарежут?

Он видел, как белеет от страха лицо Степана.

– А как будет Олеся? – выдавил Степан. – А как ребятишки?

– Ты о них не думай, – посоветовал Анатолий. – Мы их в Москву увезем. Детей твоих я усыновлю, а Олесю замуж выдадим. У меня и кандидатура подходящая имеется. И насчет похорон не волнуйся. Могилку справим отличную, гроб будет шикарный, и поминки устроим на славу. Согласен?

– Н-нет.

– Ах, не согласен! – Он снова не сдержался и, рванувшись к этому подлецу, схватил его за воротник рубашки. – Значит, других убивать можно, а когда дело касается тебя, ты умирать не хочешь.

– Не нужно, – прошептал умоляюще Степан, – дети меня любят. И Олеся меня любит. Им будет больно…

Это было правдой. И Анатолий об этом знал. Он с силой оттолкнул от себя своего родственника.

– Мразь, – сказал он, – тебя только это и спасает. А сейчас ты узнал, что я привез сюда два чемодана, и решил, что я снова будут прятать деньги в тайник. Догадался, жадная сволочь. И сразу приперся. Пошел вон отсюда. И учти: ты в живых остался только ради детей и Олеси. Если будешь их обижать, я тебя со дна морского достану и разорву. Пошел вон.

Степан не заставил себя упрашивать. Он схватил свою папку и, закрывая нос платком, чтобы не капала кровь, бросился к выходу. Через несколько секунд его машина отъехала от дома. Анатолий остался сидеть за столом. Он закрыл глаза. Теперь все сходилось. Значит, отца действительно убили и сделали это по приказу «Бакинского Друга». Теперь целью его жизни должна стать месть. Месть за своего отца, который так и не понял, что с бандитами нельзя договариваться. Нельзя подходить к ним с критериями общечеловеческих ценностей. Он не хотел предавать лагерную дружбу, решив стать казначеем своего друга, а тот приказал убить своего приятеля, не задумываясь.

– У вас все в порядке? – спросил один из телохранителей, вошедший в дом.

– Да, – ответил Анатолий, – все нормально. Найдите такси, мы отсюда уезжаем.

Самое обидное, что Степан был прав. Дома его очень любили. Этот жадина и предатель был таким внимательным отцом. Как в одном человеке сочетаются столько качеств, подумал Анатолий. А может, Бог нарочно сотворяет нас такими разными, чтобы мы, как драгоценные камни, поворачивались к различным людям разными чертами своей «огранки», своего характера.

Он успел заехать к матери и попрощаться с ней, не оставшись на ужин. Вечером он прилетел в Москву. Следователи прокуратуры уже взяли показания у его сотрудников, уточняя, был ли Мактуб Сабиров на приеме у президента банка. Но все сотрудники дружно утверждали, что на прием к Анатолию Андреевичу несчастный попасть не успел. Поэтому самого Гудниченко решено было не беспокоить.

Поздно вечером он вернулся домой. Татьяна не спала. В доме уже никого не было. Он принял душ, с огорчением увидев ссадину на правом кулаке. Очевидно, бил он своего родственника достаточно сильно. «Надеюсь, что его синяки не скоро заживут», – злорадно подумал Анатолий. Он прошел в спальню. Татьяна лежала на кровати и читала газеты. Взглянула на него:

– Ты был в Киеве?

– Да.

– Узнал, кто мог тебя подставить?

– Да.

– Кто-то из знакомых?

– Да.

Три раза он ответил «да». И больше она не задала ему никаких вопросов. Он был ей за это благодарен. Он улегся на кровать, посмотрел на нее. Она была в ночной рубашке, сквозь которую была видна ее правая грудь. Он протянул руку. Она убрала газету и удивленно взглянула на него.

– Тебе это сейчас нужно? – спросила Татьяна.

Он убрал руку. Сколько можно! Если она все время будет ему отказывать, то тогда ему лучше ночевать на даче. Он повернулся на другой бок.

– Ты меня не понял, – услышал он за спиной, – я тебе не отказала. Я только спросила.

Он снова повернулся к ней и улыбнулся.

– Мне иногда бывает так тяжело, – признался Анатолий. – Когда я увидел тебя, то подумал, что именно такая женщина сможет помочь мне выстоять. Поможет мне разобраться в самом себе и в моих отношениях с людьми.

– Сейчас ты об этом жалеешь? – спросила она.

– Нет. Но иногда мне бывает сложно. Учитывая твой железобетонный характер.

– Да, – согласилась она, – но он такой, какой есть. И другим уже не будет. А если ты будешь болтать, вместо того чтобы заниматься делом, я выключу свет и сделаю вид, что собираюсь спать. Между прочим, я раньше не позволяла тебе включать свет, а теперь сама его оставляю. Мне казалось, что ты должен обратить внимание на перемены, которые происходят в наших отношениях. И в моем развитии…

Он протянул обе руки, радостно прижимая ее к себе.

«Пусть уж лучше Степан, чем она», – мелькнула шальная мысль.

 

Глава 19

Уже на следующий день он начал продумывать стратегию своего поведения. Попытаться сыграть с бандитами на их поле было невозможно. Он не мог поручить даже бывшему полковнику КГБ Хамидуллину хоть каким-то образом воздействовать на такого криминального авторитета, как «Бакинский Друг». Это было нереально, силы слишком неравны. А подключать официальные структуры практически невозможно, иначе придется отвечать на слишком много неприятных вопросов.

Нанять киллера? Но это тоже не сработает. Во-первых, у него не было таких связей в преступном сообществе; во-вторых, киллер может оказаться достаточно умным человеком и сдать его криминальным авторитетам.

Нужно переиграть бандитов на своем поле. Ведь он был финансистом. На этом поле ему не должно быть равных. Именно поэтому он решил вызвать Эдуарда Парина и попросить его устроить ему встречу с известным артистом. Парин с удовольствием согласился – его дядя был добрым знакомым артиста. Было решено, что встреча состоится на даче артиста в эти выходные.

Анатолий долго обдумывал, что именно можно подарить своему будущему собеседнику, и в конце концов купил старинные японские часы девятнадцатого века, которые шли в обратную сторону, отмеряя время до полуночи. Эта была работа на бронзе, которая стоила больше восьми тысяч долларов. Вместе с Эдуардом они поехали на дачу к артисту, где он преподнес большой букет хозяйке и подарил часы хозяину дачи. Артисту часы очень понравились.

Они прошли на веранду. Разговоры о погоде, о моде и прочих пустяках продолжались минут двадцать. Затем Анатолий выразительно взглянул на своего вице-президента, и Эдик, поняв все без лишних слов, сразу заторопился в город. Теперь они остались одни с хозяином дачи и могли спокойно побеседовать.

– Я много про вас слышал, – сказал артист, – говорят, что вы возглавляете один из самых перспективных банков в нашей стране. Во всяком случае, один из самых динамично развивающихся.

– Так пишут журналисты, – добродушно согласился Анатолий, – но уже сегодня мы входим в десятку самых крупных банков страны.

– Это очень хорошо, – согласился артист. – У нашей компании, которую я возглавляю, есть счета в разных банках, и я думаю, будет правильно, если мы откроем счет и в вашем банке.

– Конечно. Тем более что Иосиф Самуилович тоже держит у нас свои деньги.

Это был дядя Эдика Парина, о котором Артист хорошо знал.

– Говорят, что первоначальный капитал вы зарабатывали в кооперативах? – добродушно спросил артист.

– По обстоятельствам. Вы же знаете, что в конце восьмидесятых была эпоха первоначального накопления капиталов. Кто-то продавал цветы, кто-то плюшевые игрушки, кто-то собирал компьютеры, кто-то ввозил подержанные автомашины. Тогда каждый устраивался как мог.

– Не сомневаюсь. Но вы смогли успешнее других. И создали такой крупный банк. Наверное, у вас были влиятельные друзья?

– Достаточно влиятельные, чтобы помочь мне, – кивнул он.

– А теперь вы решили встретиться со мной и не хотите больше зависеть от этих друзей?

– Нет. Вопрос не стоит таким образом. Я просто считаю, что некоторые мои знакомые не совсем правильно ведут себя в финансовых отношениях, и я хотел бы информировать их о возможных финансовых потерях.

– Даже так.

– Именно так.

– Вы, как опытный банкир, должны осознавать, какую ответственность берете на себя в этом случае. Нельзя просто так разбрасываться подобными обвинениями. Иначе на вас могут обидеться очень уважаемые люди, и доверие к вашему банку будет подорвано.

– Я это тоже понимаю. Именно поэтому мне нужно встретиться с очень компетентными людьми, способными внимательно меня выслушать и принять верное решение.

– Быть ответственным за чужие деньги всегда нелегко.

– Когда вам дают спокойно работать, то становится легко, – возразил Анатолий.

– Вы полагаете, что вам мешают работать?

– Нет, я полагаю, что кто-то обманывает своих компаньонов, – пояснил Анатолий.

– Очень серьезное обвинение.

– Иначе я бы не пришел с этим к вам, – признался он.

Его собеседник нахмурился.

– Боюсь, что вы не совсем понимаете, насколько серьезными могут быть последствия ваших не совсем продуманных заявлений, – предостерег он.

– Я отвечаю за свои слова, – убежденно произнес Анатолий, – и могу представить нужные документы.

На этот раз молчание было долгим. Затем его собеседник вспомнил, что сегодня будет решающий футбольный матч, и спросил, за кого Анатолий будет болеть. Разговор коснулся спорта, потом перешел на экономику, политику. Словно опять был ни о чем. В конце беседы артист будто невзначай сказал, что доведет слова своего гостя до нужного человека и постарается организовать их встречу.

Теперь следовало ждать. Прошло несколько дней. Наконец раздался телефонный звонок, и Анатолию сообщили, что встреча состоится завтра вечером. На следующий день к его дому подъехал огромный джип с двумя молчаливыми людьми. Он уселся на заднее сиденье, и машина повезла его куда-то далеко за город. Они ехали довольно долго, больше часа, пока на опушке какого-то лесного массива машина не остановилась.

– Вас ждут, – показали ему в сторону леса.

Ничего не понимая, Анатолий вылез из салона и зашагал в сторону деревьев. Словно из-под земли возникли еще два человека, которые быстро и ловко его обыскали. Только после этого ему разрешили пройти дальше. На опушке леса стоял невысокий пожилой мужчина. Он был в кепке, в какой-то дешевой китайской синей курточке, в коротких сапожках, в потертых джинсах. Увидев подходившего Анатолия, он поднял руку в знак приветствия. Но руки не протянул. Это был «Львовский Визитер».

– Вы хотели со мной увидеться? – добродушно спросил он, поправляя свои очки.

– Да, – кивнул Анатолий. – Я посчитал важным увидеть кого-то из тех людей, кто может принимать решения.

– Так. Уже интересно. – Незнакомец повернулся и пошел в глубь леса. – А вы считаете, что те, кто работает с вами, не могут принимать таких решений?

– Могут. Но они не всегда бывают продуманными.

– Свежая мысль. В последнее время вообще не бывает продуманных решений. Кто мог подумать еще несколько лет назад, что мы будем жить в подобную «эпоху перемен»? Если бы мне предсказали еще десять лет назад, что Советский Союз распадется, а с карты мира сотрут ГДР или Югославию, я бы никогда не поверил. Но такие метаморфозы произошли, и, видимо, они еще не последние. Вы недовольны своим положением? Вам кажется, что с вами неправильно обращаются?

– Нет-нет. Я достаточно разумный человек, чтобы не требовать особого обращения, – усмехнулся Анатолий. Он понимал, что с этим невысоким незнакомцем нужно быть предельно осторожным и откровенным.

– Тогда в чем ваша проблема?

– Я считаю, что непродуманные действия моих партнеров наносят ущерб моему бизнесу и вредят их интересам.

– Давайте более конкретно. У вас есть конкретные доказательства?

Он достал бумаги.

– Вот. Меня попросили выдать пять миллионов долларов из денег «особого фонда» без должного обеспечения. Это, конечно, грубое банковское нарушение, но человек, отдавший мне это указание, пообещал хорошие проценты через год.

– Чем он объяснил такую срочность? – повернулся к нему «Львовский Визитер».

– Сказал, что это его родственник.

– У кавказцев всегда сильные родственные кланы, – рассудительно произнес «Львовский Визитер». – Но они не сказали, куда именно пойдут деньги?

– Нет. Но потом попросили еще полмиллиона.

– Ну да. Своя рука владыка. Бери сколько хочешь. И вы снова дали?

– Нет. Я отказал, и в грубой форме. Сказал, что тогда нужно обращаться в «МММ» или в «Чару». Но только не ко мне.

– Сильно. И смело. Они не настаивали?

– В этот раз не настаивали. Но рано или поздно они снова попросят деньги. Я каждый раз по мелочам финансирую их капризы.

– Из «особого фонда»? – уточнил «Львовский Визитер» и хитро взглянул на свого собеседника.

– Только оттуда.

Оба прекрасно понимали, что значит «особый фонд». Но даже в лесу, среди деревьев, они не смели говорить того, чего не следовало. Незнакомец остановился. Снял кепку, подставляя лицо приятному ветру. Затем надел кепку, взглянул на Анатолия и неожиданно сказал:

– А теперь давайте начистоту. Неужели вы решили встретиться со мной только из-за этого? Никогда не поверю. У вас должны быть более веские причины для встречи. Вы не мальчик и отдаете себе отчет, с кем вы имеете дело. Если человек, о котором мы оба думаем, сумеет каким-то невероятным образом узнать о нашей сегодняшней встрече, то у меня будут неприятности. Но они не идут ни в какое сравнение с теми последствиями, которые будут у вас. Вы это сознаете?

– Думаю, что да.

– И все-таки пришли на эту встречу. Что-то личное? Только откровенно. Я все равно узнаю рано или поздно, но мое доверие к вам будет серьезно подорвано.

– И личное тоже. Я только недавно узнал, что он был другом моего отца. Они вместе сидели в лагере в начале пятидесятых…

– Эти романтические времена, – иронически произнес его собеседник.

– Их было трое. Мой отец, наш знакомый и третий, который недавно освободился. Он рассказал мне о том, как наш знакомый подставил моего отца. Он обязан ему своей жизнью, но когда понадобилось, он без колебаний приказал убить моего отца.

– Согласен, довод более чем убедительный. Я был на том совещании, когда он предлагал вашего отца. И мы его предупреждали об ответственности. Но он уверял нас, что все будет нормально. Хотя уже тогда мы сильно сомневались. Все-таки фронтовик и крупный чиновник. Теперь ясно, что он ошибался.

– И очень сильно ошибался! – в сердцах воскликнул Анатолий. – Он приказал убрать моего отца, и его убили.

– Это уже интересно. Он убрал казначея без нашего согласия. А нам сказал, что там произошла «смена поколений» и вы замените вашего отца.

– Он убил моего отца, а на меня наложил «оброк» в сорок процентов от суммы, которую я с огромным трудом ему собрал.

– Сорок процентов – очень солидная сумма. Вы ничего не путаете?

– У меня есть все документы.

– Значит, он нас все время обманывал, – удовлетворенно кивнул «Львовский Визитер». – Впрочем, этого следовало ожидать. Я всегда допускал нечто подобное. В нем азиатская жестокость сочеталась с какой-то ребяческой наивностью. Очень опасное сочетание, особенно часто встречающееся у наших южных друзей. Сорок процентов. И эти деньги тоже вертятся в вашем банке?

– На них я составляю отдельную смету. Но это еще не все. Недавно он приказал убить и третьего приятеля, который сидел с ними в лагерях. Его застрелили прямо перед окнами моего кабинета. Я понимаю, что было показательное убийство. Требовалось напугать меня и убедить всех в строгом выполнении указаний, но у нас ведь банк, а не публичный дом. И от репутации банка зависит число его клиентов и деньги, которые там работают. Поэтому я полагал, что просто обязан с вами встретиться и обо всем вам рассказать.

– Вы поступили правильно, – сказал «Львовский Визитер». – Если вы разрешите, я возьму у вас эти бумаги. Обещаю, что они не попадут в чужие руки. Больше никаких личных мотивов у вас нет?

– Вы можете проверить. Я представляю, что бывает с людьми, которые пытаются вас обмануть.

– Это бывает и с людьми, которые говорят правду, – усмехнулся его собеседник. – Но давайте с вами пройдем дальше и немного пофантазируем. Вы прекрасно знаете, что через несколько месяцев состоятся выборы нашего Президента. Судя по всему, рейтинг у него не просто низкий, а вообще никакой. Но альтернативы у нас нет. Коммунисты не пройдут. Так, кажется, говорила знаменитая Долорес Ибаррури?

– Она говорила: «Фашисты не пройдут», – напомнил без тени улыбки Анатолий.

– Верно, конечно. Коммунистов не пропустят, остальные не в счет. Значит, нужно выбирать нынешнего. Денег на выборы тоже нет. Но мы все «демократы». И мы все должны будем найти деньги на эти выборы. Вы меня понимаете?

– Конечно. Можно придумать массу всяких уловок. Проводить залоговые аукционы, передать собственность в руки банкиров. С ваучерами не очень получилось, можно сделать иначе.

– Я вижу, что вы знающий человек. В том, чтобы коммунисты не смогли вернуться к власти, в первую очередь заинтересованы и такие люди, как мы. Вы нас понимаете? Свободный выезд за границу, свободный обмен валюты, функционирование сотен и тысяч игровых казино, почти легализованная проституция, возможность открытия счетов в банках – это возможно только без коммунистов. Поэтому мы сделаем все, чтобы поставить на нынешнюю власть. Это наша власть. Раньше говорили «народная». Сейчас можно придумать другое слово.

«Криминальная», – подумал Анатолий, но благоразумно промолчал.

– Будем считать, что мы поняли друг друга, – кивнул на прощание «Львовский Визитер». – Выборы – всегда волнующая игра. Как в казино. Если хромая «лошадка», которая сегодня идет последней, возьмет первый приз, то мы выигрываем большой куш. Вы меня понимаете. Как на скачках, когда проигрывает фаворит.

Он снова остановился. Посмотрел снизу вверх на Анатолия.

– И учтите, что с нами работать будет еще тяжелее, – сказал он, глядя ему в глаза. – И в следующий раз вам не удастся «сменить окраску», показав другому человеку несколько подобных бумажек. Такой трюк хорошо получается только один раз. Во второй раз он становится смертельно опасным. И вы должны это очень четко для себя представлять.

 

Глава 20

На этот раз он ждал телефонного звонка с каким-то радостным чувством. Он очень хотел переговорить со своим «наставником» до того, как где-то в другом месте будет принято окончательное решение по этому вопросу. И звонок раздался. «Бакинский Друг» позвонил ему сразу после Нового года.

– Сейчас начали появляться какие-то мобильные телефоны, – сообщил позвонивший. – Ты бы мог завести себе такой. Чтобы я всегда мог тебя найти.

– Они большие и неудобные. Поэтому и не ношу. И вообще, это для жены нужно – всегда знать, где находится ее муж, – немного грубо ответил Анатолий, – а вам зачем? Вы и так окружили меня своими «наблюдателями», даже мужа моей сестры взяли для такого грязного дела.

– Об этом тоже узнал, – понял «Бакинский Друг», – я так и понял, когда ты сразу в Киев полетел. Только ты учти. То, что тебе Рахимов успел насчет отца рассказать, все неправда. Я очень переживал, когда твой отец погиб. Мы тут ни при чем. Это действительно был случайный «лихач». Мы его потом нашли и наказали. Просто решили тебе не говорить.

– Но из Степана «стукача» сделали. – Он разговаривал с этим человеком, уже ничего не опасаясь. Разговаривал так, словно это был их последний разговор в жизни. Возможно, что так и могло произойти.

– Он у нас солидный человек. Судья. Знаешь, как трудно провести своего человека на такое место? Поэтому он не «стукач», ты его не обижай.

– Если не убил до сих пор, то не буду обижать и потом, – согласился Анатолий.

– Ты сегодня какой-то смелый, веселый. Выпил много на Новый год?

– Много. И еще выпью.

«На твоих поминках, мерзавец», – подумал Анатолий.

– Я почему тебе звоню. Опять нужны деньги. Два миллиона, чтобы ты их не учитывал в нашем балансе. Проведешь по своей ведомости. Когда можно получить?

– Я уже говорил, что здесь не благотворительная контора. Пусть дают залоговое обеспечение. Вы же видите, что творится с этими компаниями-однодневками. Они сразу лопаются. У меня сейчас нет свободных денег.

– Ты с ума сошел. Дай из наших.

– Тогда я укажу их в своем отчете. И вообще, давайте работать солидно. Это вы у себя привыкли – взял, дал, забрал, сбежал. А здесь солидное учреждение. Мы работаем с западными партнерами. Вы вообще представляете степень нашей интегрированности? У нас сейчас клиентские счета по всему миру. А тут ко мне звонит старый… – он хотел сказать «бандит», но в последний момент поменял это слово на «друг», – и хрипит, чтобы я отдал два миллиона долларов. Как отдать? Кому отдать?

– Теперь я понял. Ты действительно перепил. Так со мной ты никогда не разговаривал. Или обнаглел, решил, что стал уже хозяином своего банка?

«И твоей судьбы, старый дурак», – радостно подумал Анатолий.

– Никем я не стал. Просто пытаюсь объяснить вам, что в новые времена нужны другие подходы. Извините, я сейчас занят. – Он с удовольствием бросил трубку, представляя себе выражение лица этого бандита. Тот даже не поймет, почему с ним так разговаривают.

«Бакинский Друг» был более сообразительным человеком. Он уже давно понимал, что времена действительно изменились. Но изменились они не только в финансовой и банковской сфере. Он понимал, что если молодой Анатолий Гудниченко начал разговаривать с ним в подобном тоне, это означает перемены и в его личной судьбе. В этот вечер он не выходил из своего убежища. И на следующий день тоже не выходил. Только через два дня, когда должна была состояться свадьба его племянницы, которая выходила замуж в Москве за сына известного бизнесмена, он решил выйти и поздравить молодых. Трое телохранителей должны были неотступно следовать за ним, чтобы охранять его старое и немощное тело. Откуда ему было знать, что приговор других руководителей криминального мира в отношении его уже был вынесен.

Он приехал на свадьбу в радостном настроении. Целовал племянницу, желал счастья и здоровья ее родным и близким. Подарил сто тысяч долларов на «расходы». Привычно пообщался со старыми друзьями и в девятом часу вечера покинул свадьбу. Два черных джипа неслись по шоссе, направляясь в центр. Он не мог даже предположить, что у дома его будет ждать засада. Он привык, что в этом мире всегда боялись только его. За окном мелькнула реклама спортивной одежды. Он вспомнил, как их собирали к открытию Олимпийских игр в Москве и ухмыльнулся. Они тогда сдержали слово. В Москве был идеальный порядок. Но и милиция тоже сдержала свое слово. Потом три месяца после Олимпиады им позволили грабить и воровать почти безбоязненно. Как давно это было! Тогда еще существовал Советский Союз. Никто из этих ублюдочных политиков, разваливших страну, даже не подозревает, что среди криминальных авторитетов никогда не было националистов. Наоборот, они скрепляли своим «интернационализмом» всю страну. Большинство коронованных «воров в законе» были кавказцами, и среди них преобладали грузинские авторитеты. Это был такой «преступный Интернационал». Как здорово они жили в одном государстве! А теперь его разрушили, и нужно приспосабливаться жить по отдельности.

Он тяжело вздохнул. В его родном Азербайджане было хуже всего. Пришедший к власти во второй раз в конце девяносто третьего бывший лидер республики и бывший генерал КГБ Гейдар Алиев не стал церемониться с криминальными авторитетами. Он просто дал всем определенный срок, чтобы убраться из страны. Алиев решил проблему преступности кардинальным образом – выгнал из республики всех «воров». Всех, до единого. То же самое сделал и Ислам Каримов в Узбекистане. Только там устроили настоящий отстрел авторитетов. Остальные предпочли уехать. Эти две республики считались теперь крайне опасным местом для проживания таких уважаемых людей, как «Бакинский Друг».

Он вспомнил, как с ним разговаривал утром Анатолий. Нужно поставить этого банкира на место, он начал наглеть. Но все это можно будет сделать потом, немного позже.

Машины подъехали к его дому. Телохранители выскочили первыми. Он добродушно махнул рукой. Кто посмеет стрелять в него на улицах Москвы? За ним все кавказские группировки, в его личных друзьях ходит сам «Большой Грузинский Брат». Ни один киллер, если он не сумасшедший, не посмеет даже подумать о таком. Он улыбнулся. Всю свою жизнь он грабил, воровал, убивал, предавал, чтобы достичь такого положения. Теперь он настоящий «король». «Король» преступного мира.

Он услышал, как сзади сигналит какая-то машина. Может, тоже спешит на свадьбу? Или они узнали его и хотят поздравить? Он обернулся к белому «Мерседесу». И, улыбаясь, поднял руку. Из машины показались сразу два ствола автоматов. Он еще улыбался, когда послышались автоматные очереди. «Бакинский Друг» согнулся, медленно опускаясь на тротуар. Пули продолжали входить в его тело. Он свалился, но еще не умер, пораженный сразу шестью выстрелами. Один из его телохранителей был убит, еще один ранен. Стреляли не только из белого «Мерседеса». Открыли огонь и из будки, в которой продавали какие-то лотерейные билеты. Оттуда появились двое парней, которые начали стрелять телохранителям в спину, отвлекая их от тела своего хозяина.

«Бакинский Друг» еще успел с негодованием подумать об этих мальчишках, которые посмели в него стрелять. Подумал о том, как он с ними расправится. Но потом боль затмила все воспоминания, и он почувствовал, как жизнь покидает его. Тогда он устало закрыл глаза.

Ровно через час об убийстве одного из самых известных преступных авторитетов объявили по телевидению. К этому времени многие уже знали о случившемся. «Львовский Визитер» позвонил Анатолию.

– Добрый вечер, – бодро сказал он. – Вы, наверное, слышали последние новости?

– Слышал, – лицемерно вздохнул Анатолий, – это такой ужас. Бедный старик.

– Мы все очень скорбим, – подтвердил позвонивший. – Но старики уходят, а жизнь продолжается. Я полагаю, что вы приедете завтра со своим отчетом ко мне, и мы подумаем, как нам лучше выстроить свою работу.

– Обязательно, – согласился Анатолий, – я уже подготовил все документы.

– Прекрасно. Я думаю, вы понимаете, какое доверие мы готовы вам оказать. До свидания.

– До свидания. – Он дождался, пока говоривший положит трубку. Анатолий подумал, что от судьбы никуда не уйдешь. В конце концов, пусть будет так. Но он будет теперь не просто одним из казначеев мафии. Он будет самым главным Казначеем. Перед ним открываются такие заманчивые перспективы.