Эксперты работали над трупом Ремедиос Очоа. К комиссару подошел его помощник.

— Ее задушили, — доложил он. — Руками. Убийца был очень сильным человеком и действовал быстро. У нее не было шансов.

— Под ногтями смотрели? — поинтересовался комиссар.

— Да, — кивнул помощник, — все чисто. Она не сопротивлялась. Не успела даже поднять руки — он сразу сжал ее горло. Наверное, они были знакомы, и она не думала, что он может пойти на такое. А потом было уже поздно.

— Как это — знакомы? — разозлился комиссар. — И ты тоже говоришь подобные глупости. Получается, что по отелю бегает ее бывший знакомый, какой-то воплотившийся в человека дух, а мы его не можем найти?

— Зачем вы злитесь, комиссар? — добродушно спросил помощник. — Я говорю лишь то, что мне сообщили наши эксперты. Они сейчас закончат работу. Убийца подошел к ней совсем близко, она не сопротивлялась. И он сразу ее задушил. Украл колье. Эксперты считают, что сеньору сначала убили, а затем тело перенесли и поместили в шкаф в номере Антонио Виллари.

— Кстати, как он себя чувствует?

— Еще спит, — пожал плечами помощник. — Мы перенесли его в номер сеньоры Ремедиос, и он спит. Врачи говорят, что он проснется не раньше завтрашнего утра.

— Хоть от одного мы избавились, — проворчал комиссар. — Между прочим, он признался, что сам задушил сеньору Ремедиос.

— И вы ему поверили? — У помощника было такое лицо, что комиссар снова выругался. И затем поднялся со стула.

— Очень ты умный, — съязвил Рибейро, — конечно, я ему не поверил. Он со своими пальчиками никогда бы не удержал сеньору. И тем более не сумел бы задушить Рочберга. Здесь действовал сильный мужчина. Сильный и жестокий.

В открытую дверь он увидел стоявшего в коридоре Ямасаки, которого не пускали к нему полицейские.

— Пропустить, — неожиданно приказал Рибейро.

Когда японец вошел в апартаменты, комиссар спросил у него:

— Что вас сюда привело? Вы уже сегодня утром приходили к сеньоре Ремедиос?

— Да, — поклонился Ямасаки, — и поэтому пришел еще раз. Мне сказали, что сеньору Ремедиос задушили, а я ее видел полтора часа назад. И мы с ней разговаривали.

— Она вышла к вам?

— Да, — кивнул Ямасаки. — Я прилетел в Испанию по приглашению мистера Пабло Карраско. И мистер Рочберг тоже. Приглашения на презентацию в этом отеле нам высылала сеньора Ремедиос Очоа. И я хотел узнать у нее, когда я смогу отсюда уехать.

— Что она вам сказала? — спросил заинтересовавшийся комиссар.

— Сказала, что ничего не знает. И сможет дать мне более подробную информацию сегодня вечером.

— И вы ушли?

— Конечно. Это правда, что ее убили?

— Правда. У вас есть еще вопросы?

— Когда мы сможем покинуть ваш отель?

— Не знаю. Пока я ничего не могу сказать.

— Извините. — Ямасаки повернулся, чтобы уйти. Внезапно комиссар вспомнил о своем разговоре с Петковой.

— Подождите, — крикнул он уже выходившему в коридор японцу, — какой у вас рост?

— Для японца достаточно высокий, — ответил Ямасаки, — примерно метр семьдесят семь. Или восемь. В этом пределе.

— Стойте, — приказал комиссар, — значит, вы были последним, кто разговаривал с сеньорой Ремедиос?

— Не знаю. Наверное, последним.

— Что было потом? Куда вы пошли? К себе в номер?

— Нет. Я вышел к бассейну. Немного посидел там в кресле возле воды.

— Вас кто-нибудь видел?

— Кажется, недалеко сидел мистер Галиндо, но я не уверен.

— И больше никто вас там не видел?

— Не знаю. Потом я вернулся в свой номер. Переоделся и вышел к обеду. А после обеда мне сказали, что сеньора Ремедиос умерла, и я подумал, что мне нужно сюда прийти.

— Похвально. А вчера вечером где вы были? Вас уже успели допросить?

— И даже обыскать мой номер, — поклонился Ямасаки. — Вчера вечером я был на презентации новых работ сеньора Карраско.

— Вы пришли раньше или позже остальных?

— Я пришел вовремя, — улыбнулся японец.

— Мистер Ямасаки, — комиссару трудно было говорить по-английски, он путал слова, ставил неправильные ударения, — я хочу вам сказать, что мы должны проверить всех гостей, проживающих в отеле. Если вы не возражаете, я просил бы вас предоставить нашим специалистам для проверки отпечатки ваших пальцев. Хорошо?

Он не сомневался, что его собеседник согласится. Но тот неожиданно улыбнулся и вежливо ответил:

— Нет.

— Как это нет? — удивился комиссар.

Ничего подобного в его практике никогда не было. Чтобы подозреваемый отказался сдать отпечатки пальцев? Разве не ясно, что в таком деле нельзя отказываться? Что своим отказом человек фактически изобличает себя в совершении преступления?

— Вы не поняли, мистер Ямасаки, — сказал Рибейро, стараясь четко выговаривать слова, — вы обязаны предоставить нам свои отпечатки, чтобы мы проверили их по нашему компьютеру.

— Нет, — снова возразил Ямасаки с легким поклоном, — я не могу этого сделать. Прошу меня извинить, господин комиссар.

— Не можете? — Рибейро почувствовал, как у него начинает сильнее колотиться сердце.

«Значит, так, — подумал он, — рост совпадает. И этот сукин сын был последним, кто разговаривал с убитой… А вчера он был на презентации новой коллекции Карраско и наверняка знал про камни у Рочберга. И конечно, мог узнать про колье, спрятанное у пресс-секретаря. Остается внешность, — продолжал мысленно рассуждать комиссар. — Но изменить внешность несложно. К тому же человек, которого ищет Интерпол, русский, а значит, должен быть похожим на японца». Логику комиссара можно было понять. Он видел не очень много русских, а единственные представители России, с которыми ему довелось лично пообщаться в Чиклане, были два калмыка, купившие себе виллу на берегу океана. Именно поэтому он считал всех русских похожими на азиатов. И разницу между молдаванами, русскими, калмыками и японцами он не сумел бы понять, даже несмотря на свой огромный опыт.

— Вы отказываетесь? — прохрипел комиссар. — Вы понимаете, сеньор, что я буду вынужден приказать вас задержать. До установления личности.

— Я Нацумэ Ямасаки — американский гражданин, — сообщил, улыбаясь, Ямасаки, — у меня есть паспорт. И я попрошу вызвать сюда нашего консула.

— Он будет сегодня в пять часов вечера, — комиссар взглянул на часы, — уже скоро. И вы сможете рассказать ему о своих претензиях. Заодно позвоните своему адвокату, поскольку я готов арестовать вас за ваш отказ предоставить отпечатки пальцев для официальной проверки.

— Я не могу сдать отпечатки пальцев, — очень вежливо сказал Ямасаки, — потому что…

— Почему? — комиссар уже не мог терпеливо ждать объяснений. — Вы чего-то опасаетесь?

— Вот именно, — все так же вежливо продолжал Ямасаки. — Я надеюсь, что вы меня поймете, мистер Рибейро. В швейцарском банке у меня открыт счет на предъявителя. Там лежит очень большая сумма денег, которые может получить только мой наследник. Или я, если очень захочу. Но шифром для банка являются отпечатки моих больших пальцев: если они не совпадут, деньги не выдадут. И соответственно, если совпадут, любой человек может забрать мои деньги. Теперь вы понимаете, почему я отказываюсь?

— Понимаю, — буркнул рассерженный комиссар, — но вам необязательно сдавать отпечатки больших пальцев. Достаточно остальных четырех. Надеюсь, что с ними нет никаких проблем?

— Никаких, — снова улыбнулся Ямасаки. — Где я должен это сделать?

— Вам сообщат, — сказал комиссар гораздо более дружелюбным тоном, — и не нужно на меня обижаться. Конечно, никто вас не арестует. Просто когда вы отказались, я решил, что у вас совсем другие причины.

— Больше никаких, — признался Ямасаки, — я никогда не был в полиции и даже не знаю, как сдают отпечатки. Кажется, мои пальцы должны вымазать черной краской? Правильно?

— Нет, — впервые улыбнулся комиссар, — мы сейчас делаем совсем по-другому. Для этого необязательно пачкать вам руки. Есть более современные способы.

Ямасаки еще раз поклонился и вышел, едва не столкнувшись уже в коридоре с Дронго и Галиндо, спешившими к комиссару на беседу. Они вошли в комнату, когда комиссар приказывал помощнику собрать в холле отеля всех мужчин и женщин с ростом, соответствующим росту Петра Дудника.

— А зачем женщин? — удивился Дронго, услышав приказ комиссара.

— Пусть их тоже проверят, — угрюмо выдавил Рибейро, — а также служащих отеля. Вдруг преступник устроился сюда работать. И разгуливает по отелю под видом сотрудника. Я теперь никому не верю. Вас не станут проверять — вы с вашим ростом вне игры. А вот ваш коллега, сеньор Галиндо, должен будет отправиться в холл и сдать свои отпечатки пальцев для опознания.

— Мы вовсе не коллеги, я не ювелир, — напомнил Дронго.

— Какая чушь, — возмутился Галиндо предложением комиссара, — неужели вы думаете, что я могу быть убийцей? Я член ассоциации ювелиров Европы. Может быть, я не такой всемирно известный, как Рочберг или Карраско, но меня знают во всей Испании и мои изделия можно встретить во всех крупных городах. И вы думаете, что такой человек, как я, способен стать грабителем и убийцей?

— Я ничего не думаю, сеньор Галиндо, — поморщился комиссар, — я устал думать. Но уже два дня, как здесь происходит нечто невообразимое. Второй день в нашем отеле убивают людей и крадут драгоценности, которые мы не можем нигде найти. И я не могу понять, кто совершает эти преступления.

— Но только не я, — повысил голос Галиндо, поправляя седые волосы, — или вы думаете, что я не в своем уме? Сначала у меня отбирают мои эскизы, а затем хотят взять отпечатки пальцев. По-моему, это вы сходите с ума, комиссар. И мне кажется, ваша паранойя добром не кончится. Если убийца в отеле, его нужно вычислить и найти. Но разве для этого необходимо оскорблять подозрением порядочных людей?

— Не кричите, — устало сказал комиссар, — и не нужно считать себя умнее других. Я живу в доме, рядом с которым находится ювелирная лавка. И там продают изделия ювелиров Карраско, Мачадо и Галиндо. Я слышу ваши фамилии уже несколько лет. Но я должен быть уверен, что вы именно те ювелиры, имена которых знает вся Испания. Мне не нужны никакие иные доказательства, кроме отпечатков ваших пальцев. Единственное, чего никак не мог изменить преступник, — это отпечатки пальцев. Они так же индивидуальны, как сама личность негодяя. И поэтому вы сейчас отправитесь в холл и сдадите свои отпечатки, как и все остальные.

— Обязательно, — зло согласился Галиндо, — и учтите, что я позвоню министру внутренних дел, чтобы рассказать о том, как вы здесь расследуете преступления. Вместо того чтобы заниматься поисками убийцы, вы проверяете отпечатки пальцев у всех гостей отеля. Но это же идиотизм. Вам не приходит в голову, что убийца мог нанять себе исполнителя, чьих «пальчиков» в вашей картотеке нет. Просто нет, и все. Если убийца действительно преступник такого масштаба, то он придумает, как обмануть нашу полицию, и вам ничего не удастся сделать.

— Хватит, сеньор Галиндо, — отрезал Рибейро, — пройдите в холл и сдайте свои отпечатки.

— Хорошо. Но где мои эскизы? Почему их у меня украли?

— Их не украли, а изъяли. Сотрудники полиции ждали вас сорок минут, чтобы оформить протокол изъятия, но вы так и не появились в своем номере. А нашему эксперту показалось странным, что вы сделали копии последних работ Пабло Карраско.

— Я уже объяснял, зачем мне это было нужно. Для меня работы Карраско — лучший учебник по ювелирному искусству. Мне хотелось спокойно изучить его филигранную технику. Не вижу в этом ничего плохого. Я же не изготавливал по этим эскизам собственных изделий и не передавал рисунки другим ювелирам. С этой точки зрения авторское право не нарушено. Если я перепишу в свою тетрадь понравившиеся мне мысли какого-то автора, разве это будет считаться плагиатом?

— В этом вас никто не обвиняет, — у Рибейро уже не было сил спорить, — мы только обратили внимание на эти эскизы и ждали ваших объяснений. Вечером вам все вернут.

— Надеюсь, — саркастически заметил Галиндо, — а сейчас я пойду в холл. Согласен, пусть у меня снимут отпечатки пальцев. Но учтите, комиссар, я все равно буду жаловаться.

— Это ваше право, — согласился Рибейро. Он отошел от ювелира, не попрощавшись, и устало уселся на диван.

Галиндо вышел из апартаментов красный от возмущения. Дронго расположился на диване рядом с комиссаром.

— Думаете, что тотальная проверка даст какие-нибудь результаты? — спросил он.

— Не знаю, — честно ответил Рибейро, — первый раз в жизни я не знаю, что мне делать. Я думал, убийца сбежит отсюда после первого преступления, но у него оказались железные нервы. Он не только не сбежал, но еще и спланировал второе преступление. Теперь я просто из любопытства хочу встретиться с этим мерзавцем.

— Надеюсь, вам это удастся, — кивнул Дронго, — хотя мне кажется, что вы напрасно увлекаетесь поисками конкретной личности. Преступники — люди изобретательные, и здесь вполне мог действовать кто-то другой.

— Да, — согласился комиссар, — я тоже так думаю. Но эта дамочка все время меня сбивает. Она уверяет, что в Интерполе точно указали место, где Дудник должен был появиться. И поэтому мне приходится проводить такую громоздкую и не очень эффективную работу. Хотя возможный убийца мог быть и очень высокого, и очень низкого роста.

— В таком случае проверим потом всех высоких, — добродушно предложил Дронго.

— И начнем потихоньку сходить с ума, — комиссар не разделял его спокойствия. — Нет, так я не смогу действовать. Тот, кто убил этих двух человек, хорошо знал, куда и зачем он идет. В первом случае он взял бриллианты, во втором — колье. Представляете, какая выдержка у этого парня. Он полночи следил за тем, как мы его ищем, а уже на следующий день еще до обеда совершил второе преступление.

В комнату вошла уставшая Ирина Петкова. Она посмотрела на мужчин, сидевших на диване, и уселась в кресло, которое стояло рядом.

— В холле уже снимают отпечатки пальцев, — глухо сообщила она. — Надеюсь, сеньор комиссар, что мы его найдем.

Не успела она закончить фразу, как к ним подошел помощник комиссара. Он вопросительно посмотрел на Дронго и Петкову.

— Говори, — махнул рукой комиссар.

— Днем в холле кто-то попросил разрешения позвонить по внутреннему телефону, — сообщил помощник. — Видимо, звонил Рамону, чтобы вызвать его к портье. Наверное, кто-то из местных. Они иногда устраивают такие шутки.

— Какие шутки? — рявкнул на него комиссар. — Какой был из себя этот шутник?

— Нормальный. Одет в куртку и светлые джинсы. Лет тридцати пяти — сорока. На голове синяя кепка.

— Какой у него был рост? Ты не спросил, какого он был роста?

— Спросил, конечно. Он был среднего роста. Примерно метр шестьдесят пять или чуть больше. Когда он стоял у телефона, портье подумал, что этот человек был бы гораздо ниже Рамона, стань они рядом, примерно ему по плечо. А у Рамона рост метр восемьдесят.

— Иди работать, — махнул рукой комиссар.

— Опять это не ваш бандит, — усмехнулся Дронго, — но мне кажется, что мы его все равно возьмем. Немного терпения, комиссар, и вы будете победителем.

Комиссар устало посмотрел на него и отрицательно покачал головой. В этот момент открылась дверь спальни, и на пороге появился Пабло Карраско. Комиссар обернулся на него. За ним обернулись Дронго и Петкова.

— Я хочу сделать заявление, — глухо сообщил Карраско. — Это я виноват в смерти Исаака Рочберга и сеньоры Ремедиос Очоа. Прошу вас, комиссар, оформить мое признание. Я виноват в убийствах нашего гостя и моего пресс-секретаря.