Вечером к дому подъехал «Мерседес» с Хуршидой и Туфаном. Они въехали во двор, а потом, о чем-то громко пререкаясь, поднялись в дом. За столом они сидели ближе к окну, с правой стороны длинного, большого стола, сделанного на заказ еще дедушкой нынешних хозяев дома. Рядом с ними устроился Зинур Марчиев, на которого Хуршида недовольно покосилась, но промолчала. Напротив сели Борис Измайлов и Дронго. Рядом с Зинуром было место для Фатьмы, но она стеснялась и почти не сидела вместе со всеми, все время уходила на кухню. Рядом с Дронго устроились Гулам и Иса. Хуршида громко и недовольно вздохнула, но промолчала. Здесь были свои порядки и, когда поминали умершего, нельзя было отказывать кому бы то ни было в еде.

Фатьма принесла большое блюдо с дымящимся пловом, несколько тарелок жареного мяса с курагой, кишмишем, каштанами и кислыми сливами. Другая часть жареного мяса была приготовлена вместе с зеленью и называлась «сабзи». Все медленно, неторопливо ужинали. В подобных случаях нельзя торопиться.

Дронго смотрел на каждого из сидящих. Положив себе полную тарелку, Туфан ел и громко чавкал. Хуршида почти ничего не ела, лишь делала вид, что поглощает пищу. Гулам ел спокойно, размеренно, с чувством собственного достоинства. Зинур, положив себе немного еды, лениво ковырялся в ней ложкой. Было заметно, что он не голоден. Иса положил себе гораздо больше и ел с куда большим аппетитом. И только Фатьма успевала присесть на стул и снова убежать на кухню.

Неожиданно раздался громкий телефонный звонок, и все невольно вздрогнули, словно не ожидая от этого звонка ничего хорошего. Борис Измайлов достал мобильник, выслушал того, кто говорил, коротко поблагодарил и убрал телефон.

– Это Асиф, – пояснил он, – передает всем привет и обещает завтра прилететь.

– Нужно поехать в аэропорт? – уточнил Иса.

– Да, завтра вечером. Он прибудет к шести вечера.

– Я успею, – ответил Иса, – завтра утром выеду и успею в аэропорт.

– Спасибо, – кивнул Борис, – ты нас просто выручаешь. Я думаю, что мы скоро купим новую машину. А этот «Ниссан» твой, так завещал наш дядя.

– Я всегда готов с вами работать, – сказал Иса, – и на своей машине, и на вашей. Только позовите. Вы знаете, как хорошо относился ко мне ваш дядя.

– Он ко всем относился хорошо, – вздохнул Борис.

– А где вы остаетесь в Красной Слободе, когда приезжаете сюда из Баку? – поинтересовался Дронго.

– В Кубе, – ответил Иса, – там есть один дом, где живет вдова. Она сдает мне комнату, и я там обычно остаюсь. Очень удобно. Она утром готовит мне завтрак, в комнате всегда тепло и уютно.

– У этой вдовы шестеро детей, – пояснил Борис, – а муж погиб четыре года назад. Вот тогда дядя и решил, что она будет сдавать одну комнату для нашего водителя, когда он приезжает сюда. И все время платил ей за эту комнату. Такая ненавязчивая форма благотворительности. И сейчас мы будем платить, раз так было при нашем дяде. Хотя у нее двое старших детей уже работают.

– Чем больше я узнаю о характере Семена Борисовича, тем больше он мне нравится, – признался Дронго, – судя по всему, он действительно многим помогал и был достойным человеком.

– Он помогал выборочно, – не выдержала Хуршида, – только тем, кого считал достойным такой помощи. Своей любовнице, своему водителю, своему садовнику. А эта вдова была еще прислугой у его отца. Поэтому он ей и помогал. Ей уже за пятьдесят, и с шестью детьми она не могла сюда ходить. Но Семен ей все равно платил, хотя в доме убирала Фатьма. Вот такая у нас избирательность.

– Ну, хватит, тетя, – нахмурился Борис, – сегодня все-таки его день. И мы собрались, чтобы почтить его память, а не слушать твои язвительные реплики.

– Никаких реплик я не говорю, – разозлилась Хуршида, – просто вспоминаю, как твой дядя избирательно относился к людям. Мы были вашими родственниками, но твой дядя ввел такой порядок, чтобы мы каждый раз заранее предупреждали о своем приходе. Звонили и предупреждали. Можешь себе представить?

– По-моему, это правильно, – не выдержал Дронго, – и вообще нужно заранее предупреждать, что вы собираетесь прийти с визитом. Разве нет?

– У нас другие правила, – махнула рукой Хуршида. Она увидела, как Фатьма несет очередное блюдо, и показала в сторону домработницы. – Она знала больше о наших родственниках, чем мы с Туфаном. Нас просто изолировали от этого дома. Старались держать на таком длинном поводке. Гулам мог прийти сюда в любое время, а мы должны были звонить и спрашивать разрешения.

– Извините, – вставил Марчиев, – но я тоже заранее предупреждал о своем приезде. Если, конечно, сам Семен Борисович не вызывал меня сюда, к себе.

– Ты приезжал из Баку, – отмахнулась Хуршида, – а мы жили совсем рядом, через реку. Но мы тоже должны были звонить и предупреждать. Как какие-то английские лорды. Глупые порядки.

– А если у него были посторонние? – не выдержал Борис. – Вы никогда не думали, что он может быть элементарно занят и у него могут быть посторонние люди?

– Какие посторонние? – презрительно спросила Хуршида. – Эта художница Валида, которая к нему приезжала? Она действительно была ему посторонней, но он так не считал. Он ее принимал как королеву. Иса ей привозил еду из ресторанов Кубы. То, что готовит Фатьма, им уже не нравилось. А нас даже на порог не пускали.

– Если вас послушать, то выяснится, что он вас вообще не любил, – мягко произнес Борис, – а ведь он все время помогал Туфану, оставил вам такую крупную сумму денег.

– Двадцать тысяч, – взвизгнула Хуршида, – эту подачку? И когда он помогал Туфану? Я просила устроить его на работу в таможню, а он ничего не сделал.

– Он считал, что Туфану лучше заниматься бизнесом, – возразил Борис. – Работая в таможне, Туфан мог ошибиться. Или его бы подставили. И тогда у него были бы большие неприятности.

– Все работают и не ошибаются, а Туфан должен был ошибиться? – разозлилась Хуршида. – Ты лучше скажи, что он просто не хотел помогать. Нужно было заплатить деньги за его устройство, но твой дядя не захотел платить. Вот поэтому Туфан и остался без работы. Уже сколько времени он не работает.

– У него три магазина, – попытался вставить Борис.

– Это все за счет его труда, – крикнула Хуршида, – мой бедный мальчик столько работает!

– Работают только те, кто выращивает эти фрукты, – холодно заметил Борис, – а наш «бедный мальчик» их только перепродает. Не спорю, это тоже труд, но несколько иной.

– Конечно. У него нет таких способностей к ювелирному делу, как у вас, – саркастически заметила Хуршида, – его никто не обучал. У него не было дедушки и прадедушки ювелира. Один его дедушка работал редактором газеты, а другой был заведующим каким-то сельских клубом. Откуда у него могли появиться такие способности и такие деньги?

– Нужно было учиться, – резко прервал ее Борис, – и хватит об этом.

– Я вообще больше ничего не скажу, – заявила Хуршида, – но мне всегда бывает стыдно, когда я прихожу в ваш дом. Стыдно за то, что я ваша родственница. Ты посмотри, как мы живем на другом берегу реки. А ведь мы ваши близкие люди. И все знают, что в этом большом доме живут самые богатые люди Красной Слободы – ювелиры Измайловы.

– Все прекрасно знают, что мы не самые богатые люди, – упрямо возразил Борис, – у нас нет таких состояний, которые сейчас есть у многих наших земляков. Мы просто нормальные люди, которые смогли приумножить богатство своих предков. Всю жизнь мы работали ювелирами.

– О вашем доме легенды ходят, – снова не выдержала Хуршида, – говорят, что здесь полно всяких тайников, разных потаенных мест, куда твои предки прятали разные ценности. Думаешь, я не знаю. Мне еще об этом мой дедушка рассказывал. У вас здесь такие механизмы, о которых никто не знает…

Фатьма, которая несла очередную тарелку, споткнулась и уронила тарелку на пол. Фатьма густо покраснела, бросилась все собирать. В наступившей тишине звон разбитой тарелки прозвучал особенно громко.

– Какие тайники? – очень тихо спросил Борис. – О чем ты говоришь?

Туфан сжал руку матери, но она высвободила руку и с явным ожесточением, но уже гораздо тише произнесла:

– Об этом все время говорили наши родственники. Говорят, что сам Зарбалиев делал в доме разные тайники. Куда прятали бриллианты и алмазы твои предки. Как будто ты ничего не знаешь. Наверно, уже давно вынесли все со своим братом, чтобы ничего здесь не оставлять.

Все мужчины молча смотрели на Хуршиду. Она вдруг заметила на себе укоризненные взгляды. И, неожиданно испугавшись, замолчала.

– Это глупые фантазии, – ровным голосом произнес Борис, стараясь ни на кого не смотреть, – никаких тайников в доме не существует. А если бы они были, то я бы знал о них. Тайников в доме просто нет.

Хуршида молчала. Она уже не решалась спорить, поняв, что и без того наговорила лишнего. Фатьма, убрав остатки еды и осколки тарелки, заторопилась на кухню.

– Я тоже слышал о разных тайниках, – неожиданно поддержал Хуршиду сидевший рядом с ней Зинур Марчиев. Без очков у него слезились глаза, которые почти всегда были красными.

– Какие тайники? – спросил его Борис.

– Они сделаны в доме, – пояснил Марчиев. – Я слышал о них, когда был молодым. Лет двадцать назад. О них говорил ваш дедушка и Зарбалиев. Два тайника были непосредственно в доме.

Борис взглянул на Дронго. Прикусил губу.

– Я впервые слышу о двух тайниках, – сказал он.

– Два тайника, – упрямо повторил Марчиев, – вы же знаете, что Зарбалиев был прекрасным механиком. И он все сделал своими руками. Вы должны были знать. Ваш дедушка о них точно знал.

– Мне никто об этом не говорил, – растерянно произнес Борис, – но Зарбалиев уже давно умер. И сейчас никто не сможет нам рассказать, где находятся эти тайники.

– В Красной Слободе живет его внук, – напомнил Марчиев, – если хотите, я его сейчас найду и приведу сюда. Может, он что-то знает.

– Обязательно, – сразу согласился Борис, – пусть прямо сейчас к нам придет.

– Вот так бывает, – вставила Хуршида, – всегда от меня польза этой семье. Сейчас они найдут тайники, и выяснится, что они стали богаче еще на миллион долларов. Или на два…

Марчиев поднялся из-за стола и достал телефон. Все зашумели, задвигались. Фатьма не успевала убирать грязную посуду. Борис посмотрел на Дронго.

– Второй тайник, – сказал он очень тихо, – я об этом даже не знал. Мне нужно позвонить Асифу, может, он что-то слышал. Вполне вероятно, что дядя успел перепрятать алмаз во второй тайник, и поэтому мы ничего об этом не знали. А нам он просто забыл об этом сообщить.

Борис тоже достал телефон и отошел в сторону. Некоторые из мужчин вышли покурить на улицу. Туфан остался один за столом. И напротив него сидел Дронго.

– А вы почему никуда не бежите? – криво усмехнулся Туфан. – Или не хотите найти сокровища семьи Измайловых?

– Это не мои сокровища, – возразил Дронго, – и поэтому я не собираюсь никуда бежать. Неужели вы думаете, что в этих тайниках могло что-то остаться? Если о них не знает даже Борис Измайлов?

– В этой семье полно всяких тайн, – опять усмехнулся Туфан, – они все время скрывают друг от друга разные сокровища. В Кубе говорят, что у нашего покойного родственника был даже бриллиант, который находился в короне какого-то иранского шаха. Можете себе представить? Я думаю, что из-за него вас сюда привез Борис. Чтобы вы помогли ему найти этот камень.

– Земля полнится слухами, – ответил Дронго.

– Это не только слухи. В Баку тоже об этом говорят. Был такой известный чиновник – Казым Арсенович Шекерджийский, с такой смешной фамилией, которая в переводе звучит как Сахарковский. Вот он и рассказал однажды своему другу, что такой алмаз существует. Но он его давно продал ювелирам Измайловым. А кто, кроме Семена Борисовича и его брата, мог купить этот камень? Никто. Асиф и Борис были тогда еще совсем детьми.

– И поэтому вы считали, что вас обделили при разделе наследства, – понял Дронго.

– Они вообще жмоты, – скривил губы Туфан, – у них снега зимой не выпросишь. Только для себя и своих людей. А для нас ничего не делали. Я однажды попросил у дяди Семена сто тысяч долларов. Вы знаете, что он мне сказал? «Дорогой Туфан, если бы я был уверен, что ты сможешь вернуть мне эти деньги, я бы отдал их тебе с символическим процентом как родственнику. А просто так, без залога, не могу». Можете себе представить? Он даже на мне хотел нажиться! Без процента не давал мне деньги. И еще залог требовал, вот такая сволочь была жадная. У меня, конечно, никакого залога не было, и он мне тогда ничего не дал.

– Между прочим, он брал проценты и со своих племянников, и со своего помощника, – напомнил Дронго, – и считал это в порядке вещей, чтобы заставить молодых людей работать еще лучше.

– Гнида он был, – убежденно сказал Туфан, – жадный и сволочной. Никому от него не было никакой пользы. Только все под себя подгребал, все под себя. И даже не чувствовал, как к нему люди на самом деле относились. Не любили они его.

– Судя по вашей семье, да. Очевидно, что он иногда слабо разбирался в людях.

– Мы как раз были всегда на его стороне, – возразил Туфан, – считали его близким родственником, гордились его успехами. А он нас даже не замечал. Ну, понятно почему. Я наполовину азербайджанец, а он был настоящим евреем, хотя и горским. Если бы я был чистокровным горским евреем, он бы мне обязательно помогал. И вообще, все евреи поддерживают друг друга.

– Как был прав бедный Лев Николаевич, – сказал с явным сожалением Дронго, – свое последнее убежище вы находите в национализме.

– При чем тут национализм? – встрепенулся Туфан. – Я правду говорю. Все евреи всегда помогают друг другу. А у нас не так. Мы, наоборот, пытаемся потопить друг друга. Как настоящие азиаты.

– Вы наполовину еврей, – напомнил Дронго, – вот и пользуйтесь этим, налаживайте связи, пытайтесь лучше работать, совершенствоваться. Но если вы будете сидеть и ждать, когда другие евреи вам помогут, у вас наверняка ничего не получится.

– Если они дадут мне свои деньги и связи, то я стану миллионером безо всякого совершенствования, – зло заметил Туфан, – или вы верите, что можно стать богатым человеком за счет своего трудолюбия и бережливости? Эту глупость придумали для наших местных дураков в начале девяностых. Для всех дураков бывшего Советского Союза. Нам сказали: будет капитализм, и мы сможем стать миллионерами. Трудолюбие и бережливость. Интересно, что если бы я откладывал тогда всю свою заработную плату, то, чтобы стать миллионером, мне пришлось бы ждать ровно три с половиной тысячи лет. Здорово, правда? А на самом деле миллионерами становились совсем другие люди. Кто был ближе, тот и ухватил, кто сумел вовремя подсуетиться, тот и стал миллионером, кто сумел забрать у других, тот и выиграл. Или наши миллионеры стали такими за счет своего трудолюбия и бережливости? Хотя у нас нет в стране официальных миллионеров. Есть только чиновники, которые имеют большие состояния. Вы же все знаете лучше меня. Пробиться можно только за счет своих связей или своих родственников. Других шансов просто нет. Ни единого. Поезжайте в Баку и посмотрите, сколько там стоит новых зданий. Сотни, нет, тысячи. А потом поищите среди их владельцев хотя бы одного, кто бы взял кредит, начал бы строить на свои, «кровные», привлекая других соинвесторов. В жизни не найдете. У каждого за спиной крупный чиновник или родственник. Тогда зачем вы советуете мне быть скромнее или трудолюбивее? Все это вранье. Никому не нужное вранье.

– Тогда вы превратитесь в мизантропа, – заметил Дронго, – разочаровавшегося в жизни и в людях. Не все так плохо, как вам кажется. Всегда можно найти свою нишу, устроить свое дело, начать зарабатывать если не с нуля, то и не с миллиона. Тот, кто ищет, тот всегда находит. А сидеть и ждать, озлобившись на все, – это верный путь в никуда.

– Я вас все равно не смогу переубедить, – Туфан поднялся из-за стола, – интересно, где Измайловы оборудовали свои тайники? Как вы думаете? Вы же должны разбираться в человеческой психологии! Где они могли оборудовать тайники? В туалетах? Или в подвале? Может, на крыше?

– У меня нет тайников, и я их никогда не оборудовал. Поэтому мне трудно что-либо сказать.

– Боитесь мне говорить. Ладно, сам подумаю. – Он махнул рукой и вышел из-за стола.

Дронго остался в большой комнате один. Когда снова появилась Фатьма, он так и сидел за столом, глядя перед собой. До очередного убийства оставалось совсем немного времени.