Через полтора месяца он наконец выбрался в Москву. Но только на один день. Его включили в делегацию, вылетавшую в Югославию на встречу с писателями в Белграде и Любляне. В состав их группы входило несколько авторов из Баку, Киева, Перми и Ташкента. Мурада назначили руководителем группы, как секретаря Союза писателей.

В Москве он остановился в гостинице «Москва» и сразу позвонил Карине. Ответила ее мама, которая, конечно, не узнала его голоса спустя столько лет. Он перезвонил еще два раза, и каждый раз мама Карины с сожалением говорила, что дочь еще не пришла. Он оставил номер своего телефона и весь вечер просидел в номере, опасаясь пропустить ее звонок. Но в этот вечер она ему так и не позвонила. На следующее утром они должны были вылетать. В восемь часов утра он позвонил ей и услышал сонный голос Карины:

– Кто говорит?

– Я звонил тебе вчера весь вечер, – возмутился Мурад, – где ты была? Почему не перезвонила?

– Вчера я была на дне рождения у моей подруги, – удивленно сказала Карина, – и пришла поздно. Как я могла тебе перезвонить, если даже не знаю куда?

– Я оставил номер телефона твоей маме, – обиженно проговорил он.

– Она спала, когда я пришла. Бедная мама, она не успела мне ничего рассказать…

– Это я бедный. Улетаю через два часа в Белград.

– А когда вернешься?

– Через неделю.

– Очень хорошо. Когда вернешься, сразу позвони. Обещаю, что брошу все свои дела и сразу примчусь к тебе.

– Только попробуй не приехать, – шутливо сказал он. – Что тебе привезти?

– Себя, – попросила она.

Сидя в самолете, он вспоминал ее слова. В Белграде их принимали в местном отделении Союза писателей. Традиционные вопросы и ответы, традиционные улыбки и пожелания. Вечером дали банкет, на котором говорили много хороших слов о дружбе между советским и югославским народами. Сидевший рядом с Мурадом пожилой украинский публицист Степан Горелик, уже успевший принять изрядную долю спиртного, недовольно пробормотал:

– Что за выдуманные народы! Нет таких народов и никогда не было.

– Тише, – попросил его Мурад, – не нужно так говорить. Здесь все понимают по-русски.

– Я правду говорю, – продолжал Горелик, – это все придумали наши коммунисты. Советский народ. Глупая выдумка. Есть русские «москали», есть наши «хохлы», есть ваши «чурки». А советского народа нет. И не может быть. Как нет и югославского. Их объединили сразу после Первой мировой войны, чтобы оттяпать территории у распавшейся Австро-Венгрии. Но почти сразу они начали трещать по швам и уже после вторжения немцев и итальянцев в сорок первом распались. Хорваты ненавидели сербов, а те отвечали взаимностью. Здесь еще есть албанские мусульмане в Косово и в Боснии. Вот вам целый букет противоречий. Вы спросите у них, как хорваты и сербы убивали друг друга во время войны и после. А потом пришел Иосип Броз Тито, который железной рукой всех подавил и собрал в одну страну. Как наш Сталин. А теперь он умер, и страна распадается, прямо как у нас. Только у нас после смерти Сталина прошло тридцать восемь лет, а у них Тито умер совсем недавно.

– Не шумите, – снова попросил его Мурад, – неудобно. Вас могут услышать.

– Пусть слышат. Они все это знают лучше меня. Пытаемся запрячь в одну телегу разных животных, вот они и тянут в разные стороны. Посмотрите на наш Союз. Только железной рукой можно было удерживать все народы в этом котле. Ну, скажите мне честно, что общего между таджиком из своей махалли и эстонцем из своей деревни? Или между грузином и эскимосом? Полный идиотизм. И как только Горбачев ослабил хватку, все сразу посыпалось. И все скоро закончится, я вас уверяю.

Мурад заметил, что к ним прислушиваются, и уже возмущенно сказал:

– Говорите тише. А еще лучше – молчите.

– Не буду молчать, – возразил Степан. – Посмотрите на их страну. У них все еще хуже, чем у нас. Все это последствие многовекового разделения одного народа. Сербо-хорватский язык, – фыркнул он, – надо же такое словосочетание придумать. Только они все равно разные. Католики, которые жили много веков под игом Австрии, провославные, за которых вечно дралась Россия, и мусульмане, которые жили под игом Османской империи. Три разные религии одного народа. Вот увидите, они совсем скоро начнут свой раздрай, вернее, уже начали. Без Тито федерация распадется. И ничто их вместе не удержит.

– Что он говорит? – спросил сидевший рядом известный югославский поэт с длинными седыми волосами до плеч.

– Рассказывает о вашей истории, – заставил улыбнуться себя Мурад.

– У нас была интересная и героическая история, – согласился югославский поэт, – только сейчас об этом, кажется, все забыли. Сегодня у нас каждая республика хочет добиться большей независимости и суверенитета. Это началось сразу после событий в вашей стране. Каждый смотрит на вас и думает: если можно в Советском Союзе, почему нельзя в нашей стране?

– Вот видите, – сказал Горелик, опустив голову, – все этим и закончится.

Мурад поднялся и произнес длинный запутанный тост, чтобы заглушить сидевшего рядом украинского публициста.

На следующий день их повезли в музей истории. Степан был уже трезвым и молча ходил по залам, никак не комментируя слова экскурсовода. А вечером они полетели в Любляну и попали сразу в водоворот событий. В столице Словении было неспокойно, сказывалась общая нестабильная ситуация в самой Югославии. В отделении Союза писателей Словении им рассказывали больше о противостоянии с Белградом, чем о дружеских связях с советскими писателями.

– Все, как у нас, – кивнул Степан, когда встреча закончилась и их повезли в гостиницу. – Вы видите, как они не признают Белград? Им кажется, что все команды идут оттуда, а словенцы хотят быть независимыми. Вот увидите, совсем скоро они найдут свой Карабах и выйдут из состава Югославии.

Еще через два дня они вернулись в Белград, где на этот раз им стали рассказывать о сепаратистских настроениях в ряде национальных республик Югославии. Домой они летели, уже понимая, что в Югославии происходят схожие с ними процессы и распад идет даже более интенсивно, чем в СССР. Весь мир немного опасался развала ядерной державы и привычно поддерживал Горбачева, который был понятен и удобен западным странам. А вот распада Югославии никто не боялся, более того, даже приветствовали его. Здесь не было признанного лидера, который мог бы сплотить народы и которого мог бы признать весь остальной мир. Поэтому процесс распада шел так мучительно и с такой кровью.

В Москву они вернулись, когда в Словении и Хорватии начались первые столкновения. Мурад сразу позвонил Карине, и она приехала через полчаса, как и обещала. В этот день они снова не вышли из номера. Кровать была одноместной, не очень удобной, но им вдвоем было хорошо. Вспоминали школьные годы и часто смеялись, пока Карина не спросила, как прошла поездка в Югославию.

Он достал из чемодана искусно вырезанный из коралла якорь, который купил в Любляне, и отдал его Карине.

– Какая прелесть, – восхитилась она, – оставлю себе на счастье. Но ты не ответил на мой вопрос.

– Плохо, – признался Мурад, – они разваливаются даже быстрее, чем мы. Нашу страну хотя бы боятся и поэтому не спешат признавать независимость прибалтийских стран. А югославские республики просто обречены. Кажется, вся Европа и Америка сейчас нетерпеливо ждут, когда они распадутся. Немцы через Словению и Хорватию снова получат выход к южным морям. А американцы уменьшат влияние православных сербов, которые всегда считались союзниками России. В общем, все не очень хорошо.

– Почему нехорошо? – рассудительно произнесла Карина. – Может, наоборот, все так и должно быть. В тебе говорит великодержавный шовинист. Хотя ты и не русский человек, видимо, твоя должность сделала из тебя такого «державника». Нужно просто отпустить народы и дать им право самостоятельно решать свои вопросы. Пусть каждый народ и каждая нация самостоятельно решают собственные проблемы, будут свободны и независимы. Что здесь плохого?

– Ничего, – согласился Мурад, – но я боюсь, что ничего подобного не будет, особенно в мусульманских республиках. Нет опыта демократии, нет опыта толерантности. Вообще ничего нет. Прямо из феодолизма перетащили в социализм. А теперь, если все распадется, многие снова вернутся в феодализм. В этих республиках просто не может быть нормальных выборов или демократических правительств, они не смогут функционировать. Понадобятся авторитарные вожди, несменяемые и достаточно сильные, чтобы удерживать ситуацию под контролем. Иначе хаос, внутренние раздоры, гражданское противостояние и, как самый закономерный итог, конечное торжество фанатиков. Ты помнишь, как у братьев Стругацких: «Эх, историки, хвостом вас по голове. А ведь должны были догадаться. Там, где торжествует серость, всегда побеждают черные». Так думал Румата.

– Ты слишком мрачно смотришь на все эти проблемы.

– Я стараюсь смотреть объективно, – вздохнул Мурад. – У нас в республике тоже назревает внутреннее противостояние, как и в соседней Грузии. И чем все это закончится, пока никто не может сказать.

– Иди сюда, – позвала она его. – Наши политические разногласия меня уже утомили. По-моему, ты нарочно каждый раз заводишь разговор обо всем, чтобы только не заниматься мужским делом. Тебе не кажется, что ты настоящий саботажник? Или у тебя уже не осталось никаких сил?

Он увидел, как заплясали в ее глазах чертики, которые ему так нравились, и улегся рядом.

– Ты сама спросила меня про Югославию. Больше вообще не буду ничего говорить. Попробуй еще о чем-то спросить.

– Только одно – когда ты уезжаешь?

– Я могу оставаться в Москве еще целых два дня. Ты еще пожалеешь, что обвинила меня в саботаже, – пообещал он.

Это были самые лучшие часы в его жизни. И самые лучшие дни. Но все хорошее рано или поздно заканчивается. На второй день позвонили из Союза писателей, чтобы он присутствовал на очередном собрании, которое должно было состояться в Центральном Доме литераторов. Он побрился и поехал на встречу.

Это собрание творческих людей больше напоминало шумный базар, в котором обвинения и оскорбления перемежались с выкриками из зала и свистом недовольных. Прибывшие прибалтийские представители настаивали на создании независимых союзов, способных позднее создать конфедерации союзов писателей. Он запомнил выступление руководителя ленинградской писательской организации со звучной и немного театральной фамилией Арро. Тот доказывал необходимость создания независимых союзов писателей и возможность выхода отдельных творческих коллективов из большого Союза.

Мурад вспоминал, как все начиналось еще полтора года назад, когда вставший во главе «Литературной газеты» известный публицист Федор Бурлацкий неожиданно объявил, что его газета становится независимой и отделяется от Союза писателей. Тогда выступающие гневно клеймили «бурлацкую команду» и призывали вернуться в лоно большого Союза. Но процесс распада был уже запущен. Другие газеты и журналы, издательства и организации начали объявлять о своем «суверенитете», отделяясь от Союза. При этом они сохраняли за собой все помещения, деньги, технику, основные фонды, счета в банках, которые зарабатывали для них предыдущие поколения писателей, и объявляли о своей независимости. Самое большое лукавство заключалось еще и в том, что во многих газетах или журналах самих творческих людей было не так много. В основном технический персонал – секретари, водители, машинистки, рабочие, наборщики, техреды, корректоры, с удовольствием голосовавшие за независимость, не понимая, что не имеют права распоряжаться общеписательским имуществом. В результате одна из самых богатых и влиятельных организаций начала распадаться буквально на глазах, когда каждый из ловких деятелей умудрялся отхватывать себе кусок от этого пирога. Даже сам ЦДЛ был со временем приватизирован, и легендарный ресторан стал недоступен для большинства писателей из-за цен, установленных в нем новыми хозяевами.

Мурад видел, как на его глазах буквально растаскивают имущество Союза по разным адресам. Дома отдыха, поликлиники, рестораны, издательства, помещения, гектары самой дорогой земли под Москвой, Санкт-Петербургом, в Юрмале, в Абхазии, в Крыму. Если бы все удалось сохранить, все члены Союза писателей уже через несколько лет могли стать долларовыми миллионерами. Но они были обречены в массе своей влачить жалкое нищенское существование, с трудом сводя концы с концами, тогда как ловкие пройдохи, пользуясь моментом, растаскивали и приватизировали имущество творческого союза, нажитое несколькими поколениями известных авторов.

Мурад вернулся в гостиницу, где его ждала Карина.

– Ты знаешь, я хочу уйти из Союза писателей, – честно признался он. – Они все больше и больше превращаются в сборище каких-то неуправляемых демагогов. Вместо того чтобы быть со своими народами, попытаться жить их проблемами, отражать их настроения, боль, тревоги, они думают только о себе. О своих наградах, о своих книгах, о своих детях, которых пытаются любыми способами протащить в творческие люди, не понимая, как уродуют своих собственных отпрысков. Они думают только о своих гонорарах и своих успехах. Самое поразительное, что почти везде одно и то же.

– Писатели тоже часть народа, – пожала плечами Карина, – и их сильнее других развратили подачки советской власти. Они привыкли к этому и не хотят сейчас отказываться от своих привилегий.

– У нас один такой деятель все время выступал на митингах, говоря о проблемах народа. А потом ему дали машину «Волга», и он сразу перестал появляться на митингах. А другой, тоже народный лидер, уважаемый человек, не постеснялся забрать себе дачу какого-то армянина, сбежавшего из Баку. Господи, такое ощущение, что все мы не просто сходим с ума, а постепенно теряем совесть. Будто кто-то взял и сразу отменил все прежние моральные нормы.

– Ты слишком эмоционально реагируешь. Люди всегда были такими, просто сейчас еще и время безобразное, когда все недостатки отчетливо проявились. Раньше были в моде фарисеи, а сейчас демагоги и бандиты. Каждому свое время, – рассудительно произнесла Карина.

На следующий день Мурад снова улетал в Баку, и они снова прощались. Он отвез ее домой и долго целовал в машине перед тем, как отпустить. И все-таки домой он летел абсолютно счастливым.

Долгое время всякие неотложные дела и проблемы не позволяли ему вернуться в Москву. Пока она сама не позвонила ему в Баку, заказав разговор из редакции. Он услышал ее голос и радостно усмехнулся:

– Как дела у самой известной журналистки нашей страны?

– Совсем неплохо, – ответила Карина. – Я могу узнать, когда вы снова появитесь в столице нашего государства?

– Столица сейчас Баку, – возразил Мурад. – У нас провозглашен суверенитет республики. А почему ты спрашиваешь?

– Соскучилась, – сказала Карина. – Так когда ты приедешь?

– Наверное, на следующей неделе. Нет, через неделю. Ах, тоже нет. В субботу конференция. Черт! Значит, буду через три недели.

– Мурад, – неожиданно тихо проговорила Карина, – тебе не кажется, что это какое-то безумие? Мы оба просто сходим с ума.

– Что-то случилось?

– Ничего. Просто я подумала, что хотела бы видеть тебя чаще. Ничего, подожду три недели. Надеюсь, что мы увидимся. Пока. Целую тебя.

– Я тоже целую.

Он долго с озабоченным видом смотрел на телефон. Кажется, она позвонила не просто так, ей явно хотелось что-то сказать. Но, как и все мужчины, он не почувствовал, что именно. На самом деле она хотела сообщить ему, что сегодня получила подтверждение врачей. Карина ждала ребенка.

Ремарка
Сообщение ТАСС

«Председатель союзного исполнительного вече Анте Маркович выступил перед депутатами обеих палат скупщины СФРЮ с докладом о мерах правительства по преодолению нынешнего общественного кризиса, стабилизации экономического и финансового положения страны. За последние четыре месяца уже дважды девальвирован югославский динар. Маркович сообщил, что Международный валютный фонд и другие организации готовы в этом году предоставить Югославии кредиты в общей сложности на 5,6 миллиарда долларов, но при условии сохранении ее целостности как единого государства».

Ремарка
«Франс-пресс»

«Оппозиционные партии Сербии предлагают в годовщину смерти Иосипа Броз Тито разрушить полностью мемориальный центр и могилу бывшего лидера Югославии. А его останки для перезахоронения на обычном кладбище передать родственникам или представителям республики Хорватии, так как Тито был хорватом по национальности. По мнению сербской радикальной партии, Тито не только «десятилетиями насаждал коммунистические идеи в Югославии, но и всячески притеснял сербский народ». Поздно вечером началось совещание в президиуме СФРЮ. Президент Хорватии Туджмэн отказался приехать в Белград, сославшись на другие, более важные дела».

Ремарка
Рейтер

«В Сплите начались столкновения между демонстрантами и воинскими частями регулярной армии Югославии. Начались перестрелки в районе Дубровника между полицейскими и военными. Союзный секретарь по народной обороне генерал-армии В. Кадиевич от имени штаба Верховного командования передал предложения вооруженных сил в президиум скупщины Югославии».

Ремарка
Сообщение ТАСС

«Сегодня ночью Югославия осталась без президента. Истекли полномочия Б. Йовича, а представитель Хорватии Стипе Месич не набрал требуемого конституцией большинства (пять голосов из восьми). Месич известен своей радикальной позицией и выступает против автономии сербов в Хорватии. Он убежденный противник федеративного устройства Югославии, выступающий за независимость Хорватии и превращение страны в конфедерацию».

Ремарка
Агентство ТАНЮГ

«В Хорватии прошел референдум о будущем государственно-правовом статусе республики. По предварительным оценкам, более 90 процентов проголосовавших высказались за провозглашение Хорватии суверенным и самостоятельным государством».

Ремарка
«Франс-пресс»

«Самолеты югославской армии разбомбили два аэропорта на территории Словении. Официально передано, что погибли два австрийских журналиста в перестрелке у Любляны».

Ремарка
Агентство ТАНЮГ

«Учитывая сложное положение в Хорватии и Словении, по приказу командования армии на границе Югославии с Венгрией высадились сорок десантников, которые взяли пограничный пост под свой контроль».

Ремарка
Сообщение ТАСС

«Командующий 5-м военным округом Народной армии Югославии генерал-полковник Конрад Колшен телеграфировал в скупщину Словении: «Армия берет под контроль все пограничные посты для обеспечения безопасности границ Социалистической Федеративной Республики Югославия. Приказ будет выполнен незамедлительно. Любой отпор будет сломлен».

Ремарка

«Председатель Президиума Словении Милан Кучан подписал письмо в адрес всех республик Югославии с просьбой отозвать своих солдат из воинских частей, дислоцирующихся на территории Словении».

Ремарка
Би-би-си

«Вчера получено официальное подтверждение из Брюсселя. Европейское Сообщество замораживает всякую помощь Югославии в связи с последними событиями в этой стране».

Ремарка
Российское информационное агентство

«Премьер Словакии Ян Черногурский направил телеграмму председателю правительства Словении Алоизу Петерле, где пожелал республике успехов в строительстве нового государства и поздравил с обретением независимости. Такую же телеграмму он направил и премьеру Хорватии Иосипу Маноличу. В Праге не совсем понимают подобные телеграммы премьера Словакии. Президент Чехословакии Вацлав Гавел отказался комментировать поступок премьера Словакии».