Прием в немецком посольстве начался ровно в семь часов вечера. Приглашенных было много. Дронго успел переодеться, надев смокинг, который он обычно надевал только на официальные приемы. С его высоким ростом и широкой грудью смокинг сидел как влитой. Он заметил одобрительный взгляд Сабины, которая кивнула ему, подходя к машине, когда он открывал ей дверь. У нее были красиво уложены волосы. Очевидно, она успела заехать в парикмахерскую. Сабина была в серебристом платье и в обуви серо-серебристого цвета.
– Балансиага или Ланвин, – подумал Дронго, закрывая за ней дверцу, – у этой девочки очень неплохой вкус. Обувь и сумочка от Прады. Очевидно, она неплохо зарабатывает, если может позволить себе подобные «мелочи».
Они встали в очередь, чтобы пройти мимо посла и его супруги. Стоявшая сзади Сабины пожилая женщина лет шестидесяти достаточно громко сказала:
– Здравствуй, дорогая девочка. Я думала, что ты еще в Германии.
Сабина обернулась.
– Эльза Михайловна, добрый вечер. А я думала, что вы все еще в Швейцарии.
– Я уже четыре месяца сижу в Москве, – то ли пожаловалась, то ли сообщила пожилая сплетница, – у нас столько новостей. Ты, наверно, слышала, что Симочка выходит замуж...
– Нет, – ответила Сабина.
– Она выходит замуж. И можешь себе представить, за кого? За нашего Марата. Это просто моветон. Разве можно стольким женихам предпочесть своего троюродного брата? Он какой-то физик или химик, без всякого будущего. Да и родители его... Я просто не понимаю...
– Наверно, они любят друг друга.
– Я тебя умоляю. Какая любовь... Между прочим, кто пришел с тобой на прием? – спросила Эльза Михайловна, чуть понизив голос.
– Это мой друг, – ответила Сабина, не вдаваясь в подробности.
– Какая ты молодец. Сразу видно, что настоящий мужчина. Он иностранец или понимает по-русски? Наверно, итальянец или испанец? У тебя всегда был такой безупречный вкус.
– Нет. Не иностранец. И он понимает по-русски, – с трудом сдерживая улыбку сообщила Сабина.
– Держись за него крепко, – подмигнула ей собеседница, – сразу видно, что он солидный мужчина. А как дела у твоего бедного дяди? Я слышала об этой ужасной истории в банке. Говорят, что твой дядя зарезал сразу двоих или троих сотрудников.
– Нет. У них произошла ссора с одним сотрудником.
– Но мне передали, что там уже двое убитых. Впрочем, люди всегда склонны преувеличивать. Я понимаю, как тебе тяжело.
– Очень, – она отвернулась.
– Мы все будем на твоей стороне, – не унималась Эльза Михайловна, – и дело твоего дяди не имеет никакого отношения к тебе. Ты знаешь, как мы все тебя любим. Ты уже развелась со своим мужем официально или все еще остаешься Сабиной Корренс?
Она не успела ответить. Подошла их очередь пожимать руки послу и его супруге. Сабина добавила по-немецки несколько слов. Дронго произнес слова приветствия на английском. Когда они отошли в сторону, Сабина покачала головой:
– Старая сплетница. За одну минуту хочет узнать все новости и выдать мне все, что знает.
– Она заметила, что я солидный мужчина, – улыбнулся Дронго.
– Это я заметила и без нее, – рассмеялась Сабина, – а вы хорошо говорите по-английски.
– Зато я не знаю немецкого.
Они заметили стоявшую в очереди к послу Алдону. Она была в зеленом платье. Рядом стояла молодая женщина примерно такого же роста, как Алдона. Но у нее были темные волосы и менее породистое лицо. Впечатление портил тяжелый подбородок. Подруги о чем-то тихо переговаривались.
– Это Нелли Бродникова, – сообщила Сабина.
– Я так и подумал, – кивнул Дронго.
– Вы сегодня встречались с Алдоной? – уточнила она.
– Да.
– И каково ваше мнение?
– Боюсь, что вашему дяде не повезло со второй супругой. Не знаю, насколько она была ему верна, но теперь явно настроена на разрыв. И хочет потребовать развода.
– Какая дрянь, – не выдержав, гневно произнесла Сабина, – я всегда подозревала, что она его в трудный момент бросит. Ей нужны были только его положение и его деньги.
– Во всяком случае она не сделает ничего, чтобы помочь вытащить его из этой ситуации, – пробормотал Дронго, – я пытался ее уговорить, но все было бесполезно.
Сабина мрачно посмотрела в сторону обеих молодых женщин. Очевидно, почувствовав на себе ее взгляд, они одновременно повернулись в их сторону. Увидев Дронго рядом с Сабиной, Алдона нахмурилась, затем наклонилась к своей подруге и что-то ей сказала. Подруга согласно кивнула. Она с явным интересом смотрела на Дронго.
– Давайте отойдем, – предложила Сабина, – я не могу даже смотреть в сторону этой стервы. Бросить мужа в такой трудный момент.
Они отошли в сторону. Какая-то молодая женщина радостно поцеловалась с Сабиной. Несколько мужчин с ней поздоровались.
– Вы здесь довольно популярны, – заметил Дронго.
– У меня немецкое гражданство, – напомнила Сабина, – и я часто бывают на приемах в немецком посольстве. Кроме того, я работаю в немецкой фирме. Отсюда и мои знакомства.
– Значит, вы у нас почти немка.
– Это гораздо труднее, чем вы думаете, – усмехнулась она, – даже не представляете, как было сложно в Германии.
– Представляю. Разница в менталитетах и в образе жизни достаточно ощутимая. Я много раз бывал в Германии.
– Это другое, – возразила она, – совсем другое. У нас дом был под Мюнхеном. Двадцать минут езды. И представьте себе, что по субботам несколько соседей собираются в сауну небольшого отеля, который находился рядом с нами. А я только переехала в Германию и даже не представляю себе, что такое их сауны. Представьте себе мое смущение, когда я вошла туда и обнаружила всех голыми. Всех. Четверо мужчин, включая моего мужа, и трое молодых женщин, наших соседок. А я в закрытом купальнике. Они долго надо мной смеялись. Я выскочила оттуда как ошпаренная. И в тот вечер так и не смогла себя пересилить, чтобы раздеться. Откуда мне было знать, что в Германии просто такая традиция. В сауну все ходят раздетыми. И соседи, и родственники, и друзья. Можете себе представить. Я девочка, выросшая в достаточно строгой семье, где нельзя было появиться небрежно одетой даже перед близкими родственниками, неожиданно оказалась в таком месте, где должна была просто раздеться. У меня оставалось такое ощущение, что они все потенциальные нудисты. Разве можно вести себя подобным образом?
– Так и не смогли привыкнуть? – понимающе улыбнулся Дронго.
– Конечно, привыкла. С третьего раза. Разделась и пошла. Все оказалось проще, чем я думала. И на меня никто особо и не смотрел. Потом я поняла, что мы неправильно подходим к этому вопросу. Нам кажется, что обнажаясь, мы открываемся. Нас не воспитывали на полотнах западноевропейских мастеров, где сплошь обнаженная натура. Нас не учили внутренней свободе. На самом деле это просто состояние внутренней свободы, способность вот так раздеться и нормально общаться с другими людьми. Постепенно ты это понимаешь и уже не стесняешься своего обнаженного тела. И не стесняешь других.
– У меня была похожая история, – усмехнулся Дронго, – когда однажды я оказался в немецкой сауне, куда вошли несколько молодых девушек. Они разделись и легли на полки рядом со мной, а я от стыда чувствовал себя очень неловко. Они видели мое состояние и откровенно смеялись. Кончилось тем, что я просто сбежал из этой сауны.
Они улыбнулись друг другу.
– Вы до сих пор такой стеснительный? – спросила Сабина.
– Теперь уже нет. Теперь я наглый и невоспитанный. С чувством внутренней свободы. А если серьезно, то понятно, что подобные нравы вызывают резкое неприятие у людей иной культуры. В Германии живет от трех до пяти миллионов турков. Есть очень небольшая часть, которые пытаются следовать немецким традициям и правилам. Но большинство живет по своим законам и не принимает моральные нормы своих немецких соседей. На этой почве и рождаются конфликты.
– Я знаю, – кивнула она, – но тогда не нужно ездить в Германию. Нельзя ходить в чужой монастырь со своим уставом.
– Можно уважать нравы своих соседей, – возразил Дронго, – несколько лет назад сын канцлера Гельмута Коля собирался жениться на турчанке. Он пришел к отцу и заявил об этом. Но по турецким традициям его родители обязаны получить согласие родителей невесты. И вы знаете, что сделал Коль? Один из самых могущественных людей всего мира, канцлер, объединивший Германию? Он сел в самолет и полетел в Стамбул как обычный пассажир. Там он нашел семью девушки и вместе с премьер-министром Турции пришел ее сватать. Разумеется, родители были довольны и дали согласие на брак. Вот так. Канцлер оказался умнее, чем многие из наших политиков. Можно жить в мире и согласии, уважая традиции друг друга. Это как раз случай и вашего дяди. Они были слишком разными. По воспитанию, по характерам, по своему менталитету. Ваш дядя долго жил в Москве и считал, что сможет привыкнуть к образу жизни Алдоны. А она приехала из Литвы, где с девяносто первого совсем иные нравы и моральные нормы, отвергавшие прежние обычаи.
На этой почве у них и происходили ссоры. Он считал, что семья нечто святое и патриархальное, ведь он привык к подобной жизни со своей первой супругой. А она считала, что ее свобода превыше всего. Она могла позволить себе даже увлечься другим мужчиной или поехать с подругой на отдых. Для нее это было в порядке вещей. Для него это было трудное расставание с прежними иллюзиями. Все закончилось очень плохо.
– Вы считаете, что она виновата в том, что произошло? – спросила Сабина.
– Я не хотел бы пока обсуждать эту тему с вами, – честно ответил Дронго. – У меня нет пока убедительных доказательств моей версии. Но эти семейные ссоры, конечно, нервировали вашего дядю и в конце концов привели его к срыву.
– Так я и думала, – огорчилась Сабина, – конечно, ему не следовало на ней жениться. Извините, я оставлю вас на минуту.
Она прошла в туалетную комнату. Он повернулся и столкнулся с Алдоной, которая проходила в другой конец зала.
– Добрый вечер, господин адвокат, – ядовито сказала Алдона, – вы, оказывается, не только занимаетесь устройством дел моего мужа, но и обеспечиваете выход его племяннице. Я не знала, что вы с ней такие друзья.
– Алдона, познакомь нас со своим другом, – протиснулась ближе Бродникова.
– Господин Дронго – адвокат моего мужа, госпожа Нелли Бродникова – моя лучшая подруга.
– Здравствуйте, – сказала Бродникова, протягивая руку, – рада познакомиться. А вы специализируетесь только на уголовных делах или занимаетесь и гражданскими?
– Всякими, – он наклонился и галантно поцеловал руку молодой женщины.
– Господин Дронго у нас крупный специалист, – насмешливо произнесла Алдона, – только три часа назад он уверял меня, что это я во всем виновата. Можешь себе представить?
– Вы такой жестокий, – усмехнулась Бродникова.
– Нет. Я такой принципиальный, – ответил он, – извините, я должен отойти.
Он прошел немного дальше и почувствовал на своем плече чью-то руку. Обернувшись, он увидел Гельдфельда.
– Добрый вечер, господин Дронго, – пожал ему руку Иосиф Яковлевич, – я рад вас видеть, хотя в последний раз мы встречались с вами не по самому приятному поводу.
– Спасибо. Я вас тоже.
– Здесь находятся мои заместители, – показал на подошедших к нему троих мужчин Гельдфельд, – мы все сегодня приглашены на прием. Но зато у нас холостая компания. Мы все сегодня без жен.
К ним подошли Ребрин, Лочмеис и Орочко. Увидев последнего, Дронго незаметно вздохнул. Очевидно, место Абасова уже было отдано Вячеславу Константиновичу. Все правильно. Банк не может долго ждать, пока суд вынесет свое постановление. Тем более что все гарантированно ждут, когда Абасова признают виновным.
– Рад вас видеть, господин Дронго, – приветливо кивнул Лочмеис, протягивая ему руку.
– Здравствуйте, – сухо поздоровался Ребрин, не давая руки.
– Добрый вечер, – сказал Орочко, быстро отходя в сторону. Гельдфельд и Лочмеис были в смокингах и бабочках, а остальные двое в обычных костюмах.
– Мне звонили сегодня из прокуратуры, – сообщил Иосиф Яковлевич, – эксперты считают, что это был несчастный случай. На теле погибшего не найдено никаких следов борьбы.
– Это еще ничего не доказывает. Его могли просто толкнуть. Тогда там не осталось бы никаких следов, – возразил Дронго.
– Так считают их эксперты, – пожал плечами Гельдфельд, – эта как раз та область человеческих знаний, в которой я вообще не разбираюсь.
– Я убежден, что это было убийство, – упрямо сказал Дронго, – но пока у меня нет прямых доказательств.
– Вы видели, что сегодня на прием пришла Алдона, – показал в сторону супруги Абасова президент банка, – она мужественная женщина. Несмотря на такую трагедию, найти в себе силы продолжать жить.
– Скорее безответственная, – подумал Дронго, но ничего не сказал.
– Они вместе с Бродниковой, – вставил Ребрин, – вы ее, наверно, не помните. Она работала у нашего Лочмеиса. Потом вышла замуж за бизнесмена, которого вскоре убили...
– Помню, – кивнул Гельдфельд, – у нее тоже была трагическая судьба. Бедные женщины, они несут на себе наши проблемы.
Сабина уже выходила из туалетной комнаты, успев поправить прическу и макияж, когда туда вошла Бродникова.
– Здравствуй, Сабина, – кивнула ей молодая женщина, – я смотрю, как ты хорошеешь. День ото дня.
– Спасибо, – Сабине не хотелось разговаривать с подругой своей «тети».
– И кавалера интересного нашла, – продолжала Бродникова, – на нем смокинг сидит как на зарубежных актерах. Очень колоритный тип. Я слышала, что он адвокат, может, я тоже к нему обращусь за советом.
– Обязательно, – кивнула Сабина, – он только мечтает, чтобы у него была такая клиентка, как ты.
– Надеюсь, что он так же хорош и в постели, – мечтательно произнесла эта бесстыжая дрянь, облизывая губы.
Сабина выскочила из туалетной комнаты, задыхаясь от бешенства. Только этого не хватало. Чтобы такой умный человек, как Дронго, встречался с такой потаскушкой. Она поискала глазами Дронго, но его нигде не было. Увидела Алдону, поджидавшую свою подругу, и решительно направилась к ней.
– Добрый вечер, Алдона, – Сабина была уже на взводе, сказывался ее характер, перешедший от дяди, – я вижу, что ты не теряешь времени. Ходишь на всякие приемы и презентации.
– Мне нужно накрыть голову черным платком по вашему обычаю и сидеть дома, чтобы оплакивать горькую судьбу моего мужа? – скривила губы Алдона. – Не дождетесь. Я свободный человек. Пусть все видят, что никакие несчастья меня не могут сломать.
– Все и так это видят, – нервно сказала Сабина, – неужели ты не понимаешь, насколько неприлично ты себя ведешь?
– Это не твое дело, – отрезала Алдона, – между прочим, я супруга твоего дяди. Ты могла бы разговаривать со мной и в более уважительном тоне.
– В каком тоне я должна разговаривать с женщиной, муж которой сидит в тюрьме, обвиняемый в убийстве? А она ходит на всякие приемы так, словно ничего не произошло.
– В следующий раз стану спрашивать у тебя разрешения, – зло ответила Алдона. – Будет лучше, если ты перестанешь присылать ко мне своих ухажеров. Я имею в виду этого якобы адвоката, который все время пытался прочесть мне мораль. Хотя он достаточно симпатичный мужчина, чтобы так действительно думать.
– Он его адвокат, а ты... я даже не знаю, как тебя назвать...
– И не нужно. Мы всегда ненавидели друг друга. Это у тебя комплексы маленькой девочки Сабины. Хотя ты старше меня по возрасту. На два года или больше? Зачем так глупо себя вести? Я понимаю, что в детстве ты была влюблена в своего дядю, который был только на десять лет старше тебя. Это такие девичьи грезы, но они должны быстро пройти. А в тебе говорит просто комплекс неудовлетворенной женщины. С мужем ты развелась, нормальных мужчин рядом с тобой нет. Разве что сейчас появился этот адвокат. Вот и трахайся с ним. А меня оставь в покое. Я сама решу, как мне поступить. И если захочу развестись, меня не остановит ни ваша семья, ни твое злословие.
Сабина молчала, даже не зная, как ответить на эти слова. Алдона, удовлетворенная своей речью, повернулась и отошла. Сабина подумала, что сейчас догонит свою «родственницу» и вцепится ей в волосы. Пусть даже будет скандал, это к лучшему. Она даже сделала шаг вперед, но неожиданно перед ней возник Дронго. Он увидел выражение ее лица.
– Спокойно, – сказал Дронго, взяв ее за руки, – стойте спокойно и расскажите, что сейчас произошло.
– Она наговорила мне кучу гадостей, – выдохнула Сабина, – она... она такая дрянь, вы даже себе не представляете...
– Спокойнее, – снова посоветовал он, – на нас обращают внимание. Не нужно так нервничать. Можно подумать, что вы ничего не подозревали. Достаточно взглянуть на Алдону, чтобы все сразу понять.
– Я ей сказала, что она напрасно сюда явилась, а она в ответ наговорила мне таких гадостей... Словно вылила мне на голову целое ведро грязи. Вы даже не представляете, что именно она мне говорила. Я была так ошеломлена, что не смогла ей ответить.
– Правильно сделали, – он все еще держал ее за руки, – в споре всегда больше неправ тот, кто умнее. Это сказал великий немецкий поэт. Успокойтесь, и я отпущу ваши руки.
– Хорошо, – она отвернулась. Он отпустил ее руки.
– Больно, – неожиданно сказала она.
– Что? – не понял Дронго. – Она сделала вам больно?
– Вы, – ответила Сабина, – вы так стиснули мои руки. Кажется, у меня будут синяки.
– Извините. Я увидел ваше лицо и понял, что вас нужно остановить. Очевидно, вы похожи характером на своего дядю. У вас бывают неконтролируемые вспышки гнева.
– Она меня так разозлила.
– Все равно это не повод для того, чтобы так нервничать. Учитесь сохранять выдержку.
– На моем месте вы бы убили ее, – призналась Сабина.
– Возможно. Но я бы попытался хотя бы не устраивать публичного скандала. Который в данном случае может очень повредить вашему дяде.
Сабина промолчала. Она пыталась успокоиться. Самое обидное в словах Алдоны была правда о мужчинах. С тех пор как Сабина развелась со своим мужем, она уже несколько лет не встречалась с мужчинами. Иногда она пыталась заменить это общение на суррогат самоудовлетворения. И получив подобие удовольствия, потом долго плакала в постели от сознания собственного одиночества. Возможно, именно поэтому она так бурно и нервно восприняла слова Алдоны. Правда всегда ранит гораздо больнее любой лжи.
Она буквально заставила себя не думать о словах Алдоны. Взяла за руку своего спутника, направляясь к уже накрытым столам. Проходивший мимо официант остановился рядом. Дронго взял два бокала шампанского, протягивая один из них Сабине.
– Вы очень красивая и умная женщина, – сказал он, – и я хочу выпить за ваше здоровье.
– Вы действительно так считаете? Что я умная?
– Убежден. И постарайтесь улыбнуться. Мне гораздо больше нравится, как вы улыбаетесь.
Сабина улыбнулась. Они не могли знать, что в этот момент на них смотрит убийца. Он стоял в пяти метрах от них, глядя на Дронго и его спутницу.