Комиссия собралась в десять тридцать, сразу после завтрака. С самого начала губернатор сообщил, что семьям погибших будет выделено по миллиону рублей. Вице-премьер добавил, что федеральное правительство уже приняло постановление о выплате точно таких же сумм, и предложил начать совещание. Первыми докладывали руководители технических служб.

Эксперты-взрывотехники и специалисты из ФСБ пришли к единодушному выводу, что взрыва на борту самолета не было. Однако при экстренной посадке заклинило шасси. Самолет резко снизился, сел на поле рядом с взлетной полосой и развалился пополам. Передняя часть рассыпалась на куски, задняя оторвалась, врезалась в деревья и распалась еще на два фрагмента, один из которых сгорел почти полностью.

Эксперты всю ночь работали с найденными самописцами и пришли к выводу, что в кабине пилотов, кроме них, находился еще и кто-то посторонний. Были слышны переговоры летчиков со стюардессой, которая просила посадить самолет по требованию одного из пассажиров. Однако эксперты заявили, что полная расшифровка пока не сделана.

Последней выступала Лина Сафиуллина. Она сообщила, что резкое изменение эшелона высоты и отказ шасси могли быть спровоцированы неожиданным решением пилота резко развернуть самолет и приземлиться именно в Перми.

– Очевидно, он дважды менял свое решение и в конце концов решил садиться именно в этом аэропорту, – пояснила Сафиуллина. – Но резкая смена эшелона высоты не могла вызвать проблемы с шасси. Теперь мы пытаемся выяснить, что именно произошло с самолетом.

– Постарайтесь разобраться с этим как можно быстрее, – посоветовал вице-премьер. – Что у наших правоохранительных органов?

– Мы проверили всех кавказцев, летевших этим рейсом, и у нас появились дополнительные вопросы, – доложил Сарумов. – Константин Табатадзе – бывший военнослужащий. По нашим сведениям, он даже принимал участие в боевых действиях на стороне грузинских войск во время нашей военной операции по принуждению к миру режима Саакашвили. Однако сейчас Табатадзе является гражданином Белоруссии и поэтому может ездить к нам без визы. Второй грузин – Теймураз Кикнадзе – является гражданином России и проживает в Санкт-Петербурге. Таджик Рабиев работает руководителем строительного участка в Перми. У него здесь проживают супруга и взрослая дочь. Дагестанец Раджабов зарегистрирован в Махачкале. По нашим запросам выходит, что на него ничего нет, но управление ФСБ Дагестана сейчас уточняет детали. С Ишмуратовым тоже нет видимых проблем. Он работал заместителем генерального конструктора и летел в Пермь к своей сестре, которая проживает здесь и является супругой начальника местного отдела социального обеспечения.

– То есть у вас нет ничего? – уточнил вице-премьер.

– У нас пока нет, – признался Сарумов. – Но у наших коллег из МВД появились дополнительные материалы на некоторых пассажиров.

– Какие именно? – спросил вице-премьер, обращаясь к генералу Шемякову.

– Среди погибших пассажиров был некто Грищенко, – доложил тот. – Мы проверили записи «Аэрофлота» и выяснили, что за последние пять лет он был в нашем городе четырнадцать раз и всегда прилетал только на один день. Эта информация совпала с данными ФСБ. Там тоже обратили внимание на такие факты. Но самое главное, что среди пассажиров был Савелий Лубнин по кличке Лесоруб. Это известный бандит, который имел четыре судимости. По сведениям управления по борьбе с наркотиками, он уже давно сотрудничал со среднеазиатскими преступными кланами.

– По нашим данным, он трижды прилетал в Пермь вместе с Грищенко, – добавил Сарумов.

– Вот так, – удовлетворенно произнес вице-премьер. – Теперь нам все понятно. Значит, Борис Семенович вчера был прав, когда сказал, что девочка могла ошибаться. Эти двое были не кавказцы, а лица славянской национальности, которые решили захватить самолет, стояли у кабины пилотов и пытались туда ворваться. Может, они предъявили ультиматум, грозили убивать пассажиров? Вот командир и был вынужден пойти на такой риск, сажать самолет практически в поле.

– Разрешите? – спросил Теняков.

– Говорите, – разрешил вице-премьер.

– У командира есть способ подать сигнал, – пояснил Теняков. – Но даже в этом случае он должен был попытаться нормально посадить самолет. Я не думаю, что ему угрожали или пытались захватить самолет, иначе он сумел бы каким-то образом сообщить об этом.

– То есть вы предлагаете считать его идиотом? – взорвался вице-премьер. – Только что нам сообщили, что среди пассажиров были два опасных преступника, которые не в первый раз летели в ваш город. Девочка подтвердила, что двое посторонних пытались пробиться в кабину пилотов, а вы теперь говорите, что ничего не происходило!

Все понимали, почему вице-премьер так нервничал. Было гораздо удобнее списать падение самолета на бандитов, пытавшихся захватить его, чем на технические недостатки. Ведь именно «Суперджет» должен был стать основой возрождающейся авиационной промышленности России.

– Извините, – решил поддержать коллегу Астахов. – Но мне кажется, что мы слишком много внимания придаем этим бандитам, которые случайно оказались в самолете.

– Случайно? – спросил Сарумов. – Как это так? Они приезжали сюда много раз. Может, готовились к захвату самолета?

– Но не к его крушению, – возразил Астахов. – Зачем захватывать самолет в Перми? Отсюда никуда невозможно улететь. Это ведь не Брест и не Ялта. Там можно попытаться сбежать, а здесь?.. Из Перми реально улететь только в Казахстан, который выдаст террористов практически мгновенно. Неужели вы думаете, что они этого не понимали?

– Мы не можем знать, о чем они думали, и даем вам только факты, – зло ответил Сарумов. – Комиссия должна обобщить их и сделать выводы.

– Может, они и не захватывали самолет, но находились среди пассажиров, – добавил Шемяков. – Мы обязаны были доложить об этом. А пилот мог растеряться.

– Или мозги у него были заняты совсем другим, – добавил Сарумов.

– Чем именно? – спросил вице-премьер. – Что вы хотите сказать?

– Савушкин и Алимова состояли в интимной связи друг с другом, – доложил Сарумов. – По нашим сведениям, командир экипажа уже давно не жил со своей супругой. Иногда он оставался ночевать у Алимовой.

– Только этого не хватало, – не выдержал Астахов. – Копаться в постелях пилотов!.. Господа генералы, какое это имеет отношение к авиакатастрофе, в которой погибли оба летчика? Неужели так важно еще и опозорить их после смерти?

– Господин Астахов, насколько я помню, вы полковник ВВС и должны понимать, что такое честь офицера. Мы не пытаемся опозорить летчиков, а всего лишь излагаем факты. – Сарумов явно разозлился.

– Значит, они еще и были любовниками, – сказал неприятным голосом вице-премьер. – Вчера вы говорили об этом, но еще не были уверены, не так ли?

– Теперь я уверен, – доложил Сарумов.

– Вот так, – сказал вице-премьер. – Все один к одному. Теперь нужно понять, кто и зачем заставил летчиков посадить самолет в пермском аэропорту. Мне вообще не совсем ясно, как работают наши эксперты. Все говорят какие-то обтекаемые слова и фразы: «возможно», «может быть», «вероятно», «предположительно». Никто, кроме МВД и ФСБ, не может дать конкретную информацию. Мы неспособны делать хоть какие-то выводы на основании этой массы непонятных, обрывочных сведений. Давайте сделаем так. Эксперты могут работать еще месяц или два, а нам никто не позволит сидеть в вашем городе так долго. Поэтому поступим иначе. Завтра нам нужны будут ваши версии, объединенные в одну, конкретную, пусть даже пока и не проверенную. Уже сейчас мы твердо уверены в том, что самолет никто не взрывал. Экипаж дважды запрашивал срочную посадку и каждый раз менял свое решение. Во время приземления отказало шасси. Или нет. Мы пока этого точно не знаем. Но все, что я сказал, – конкретные факты, которые нам известны. Нужно задействовать все возможности, чтобы проверить этих бандитов и всех кавказцев. Как грузин, воевавший против нас, мог оказаться в нашей стране? Куда смотрят спецслужбы?

– У него супруга гражданка Белоруссии, – пояснил Сарумов. – Поэтому он быстро получил гражданство этой страны, которое позволяет ему ездить в Россию без визы.

– К кому он летел?

– Пока не установили.

– Тогда сделайте это как можно быстрее, – посоветовал вице-премьер. – Этот человек убивал русских солдат и офицеров, а мы принимаем его в нашей стране. Такой враг способен на любую пакость. Проверьте как можно внимательнее.

Сарумов поднялся и кивнул.

– Садитесь, – разрешил вице-премьер. – А вы, генерал Шемяков, разберитесь с этими уголовниками. У вас есть свои возможности. Постарайтесь узнать, к кому они прилетали каждый раз на один день. Что это за вояжи? Садитесь, – разрешил он и генералу МВД.

– Значит, эти деятели возили товар, – сказал Ильясов.

– Какой товар? – не понял вице-премьер.

– Любой, – пояснил Ильясов. – Это могло быть золото, наркотики, какие-нибудь дефицитные товары, все, что угодно.

– Откуда вы знаете? – спросил вице-премьер.

– Я раньше занимался «челночниками», – объяснил Ильясов. – Еще в середине девяностых. Они обычно приезжали на один день, отдавали товар, получали деньги и сразу возвращались назад.

– Целая философия! – Вице-премьер поморщился. – Тогда тем более можно будет узнать, куда именно они летели.

Совещание закончилось, Пермитин подошел к своему заместителю и напомнил:

– Поезжай в больницу, Борис. Мы будем там через два часа. Объясни врачам, что предстоит визит вице-премьера и им нужно соответствующе подготовиться. Губернатор тоже в курсе. С тобой поедет Ильясов.

Вместе с вице-губернатором Репетилов отправился в больницу, чтобы встретиться с выжившей девочкой. По дороге Ильясов рассказал, что ночью госпитализировали еще двоих родственников погибших.

– Одного пригласили в морг опознать родственницу, – пояснил Ильясов. – Я даже точно не знаю, кто именно там был у него. Но он потерял сознание прямо в морге и угодил в больницу. Ужасная авария. Представляю, как тяжело родным и близким погибших.

– Я тоже представляю. – Борис Семенович кивнул. – Вы, наверное, не знаете, что раньше я был руководителем авиакомпании. У нас тоже произошла авария, разбился самолет. Я лично присутствовал при расследовании катастрофы.

– Ужасно. Невозможно к этому привыкнуть, – согласился Ильясов. – Бедная девочка. Она еще не знает, что ее мать погибла, хотя, скорее всего, догадывается. Не ребенок, уже должна понимать, что после такой катастрофы выжить крайне сложно. Ей очень повезло…

Репетилов мрачно кивнул. Больше они не разговаривали.

В больнице их провели на второй этаж, где находилась палата, в которой лежала пострадавшая девочка. У дверей дежурил сотрудник полиции. Почти сразу появился запыхавшийся главный врач.

Он уже знал, что сегодня к ним прибудет еще более представительная комиссия во главе с вице-премьером, сопровождаемым губернатором, поэтому вызвал на работу всех врачей, свободных от дежурства. Конечно, весь технический персонал уже с самого утра был на месте.

Главврач предупредил о том, что свидание не должно затягиваться, и Репетилов с Ильясовым вошли в палату. Перебинтованная девочка лежала на единственной койке. Рядом сидела медсестра, которая поднялась при их появлении.

– Вы можете подождать за дверью, – приказал главврач.

– Не нужно, – заявил Ильясов. – У нас нет никаких секретов.

Они подошли к девочке.

– Можно мне с ней переговорить? – спросил Борис Семенович.

– Конечно, – согласился вице-губернатор.

– Салам алейкум, – сказал Репетилов.

Девочка вздрогнула, открыла глаза и посмотрела на мужчину, стоявшего рядом с ней.

– Фариза, как ты себя чувствуешь? – спросил по-азербайджански Борис Семенович.

– Спасибо. Я хочу видеть маму, – проговорила девочка.

Репетилов переглянулся с Ильясовым. Очевидно, вице-губернатор понял слова Фаризы.

– Мама сейчас в другой больнице, – пояснил Борис Семенович. – Ее тоже пытаются спасти, как и тебя. При аварии было много пострадавших. Их развезли по разным больницам.

Он даже не предполагал, что так хорошо помнит язык, на котором уже много лет не разговаривал. Очевидно, общение с ребятами во дворе отложилось в памяти на всю жизнь.

– Сейчас сюда приедут очень важные люди, – продолжал Репетилов. – А я хочу узнать, что ты видела в самолете. Вспомни, что и как там было.

– Мы летели, – начала девочка. – Когда должны были уже садиться, к стюардессам подошел мужчина. Он что-то им говорил, показывая на наш салон. Одна стюардесса вошла к пилотам, вернулась и начала с ним говорить. Он махал руками и опять показывал на наш салон. Потом подошел второй мужчина. Они начали кричать. Стюардесса опять ненадолго зашла к пилотам. Мужчины вернулись на свои места, и капитан объявил, что мы срочно садимся. А потом случилась авария.

– Постарайся вспомнить как можно точнее, – нервно произнес Репетилов. – Когда командир объявил о посадке, мужчины вернулись на свои места или прошли в кабину пилотов?

– Они вернулись на свои места, – уверенно произнесла девочка.

– Ты смогла бы их узнать?

– Не знаю.

– Но какие они были? Высокие, низкие, средние? Темные или светлые?

– Меня спрашивали. Они были темные. Я так и сказала.

– Похожи на грузин или татар?

– Нет. Не похожи. Но про это меня не спрашивали.

– На кого они были похожи?

– Не знаю. Но оба темноволосые. Один громко кричал. – Девочка закашлялась.

– Хватит, – заявил главврач. – Вы ее утомляете.

Репетилов поднял голову. Черт бы побрал этих следователей! Они часто стараются подгонять свидетельские показания и факты под свои концепции. Им было важно узнать, что у кабины пилотов находились двое темноволосых людей, которых можно принять за кавказцев и соответственно списать аварию на этих чужаков.

Он посмотрел на девочку. Возможно, вчера вечером она еще не могла разговаривать или просто была в состоянии шока. Поэтому следователи не могли толком ее расспросить. Сегодня Фариза немного пришла в себя и смогла рассказать о случившемся довольно подробно.

– Выздоравливай, – сказал Борис Семенович. – Я постараюсь тебя еще раз навестить. Ничего не бойся. Все будет хорошо.

Он увидел, как она заплакала, и снова вспомнил о разбившемся самолете своей компании. Сколько там было детей? Одиннадцать. Он помнил эту цифру. Мальчики и девочки погибли по его вине, из-за жадности Бориса Семеновича Репетилова.

Он отвернулся от Фаризы. Главный врач сделал знак санитарке, чтобы она осталась у кровати, и они втроем вышли из палаты.

– Кавказцы пытались захватить самолет? – Ильясов понял не все, о чем шел разговор, хотя татарский и азербайджанский языки достаточно похожи.

– Не совсем, – ответил Репетилов.

Он подумал, что нужно будет обязательно встретиться с кем-то из генералов, подробно рассказать им о своей беседе с девочкой. Борис Семенович даже не предполагал, какими неожиданными лично для него будут последствия этой аварии.

Воспоминания

Получив известие о зачислении в аспирантуру, он не находил себе места от радости. Борис даже не стал возвращаться в Целиноград за трудовой книжкой, попросил, чтобы ее выслали почтой, и остался жить в Москве, в квартире тети Нонны. Первый год он буквально отходил от своей полуторагодовалой ссылки, работы в далеком Целинограде. Постепенно Репетилов снова обретал столичный лоск, прежнюю уверенность, восстановил престижные знакомства и связи.

В восемьдесят седьмом году он защитил диссертацию и стал кандидатом наук. Конечно, Борис часто летал в Баку, где остались мама и младшая сестра.

Зоя уже окончила медицинский институт и начала работать врачом в городской больнице имени Семашко, куда могла добираться даже пешком. Это было просто небывалое распределение для молодого специалиста, девушки, еще не вышедшей замуж. Ей грозило угодить в какую-нибудь районную больницу. Она должна была провести три года где-нибудь в глубокой провинции. Ведь почти все молодые девушки к этому времени уже выходили замуж, а оставшиеся попадали на самые неприятные места. Ей повезло.

Такое приличное распределение Зое устроил хороший друг их семьи Рустам Керимов, который занимал должность секретаря парткома завода, где главным инженером работал Семен Антонович Репетилов. В восьмидесятые годы Керимов стал секретарем райкома, а затем и горкома по идеологии. Он помог дочери своего друга получить полставки врача в одной из городских больниц.

Конечно, у Зои появились ухажеры, но она отвергала каждого, кто пытался оказаться поближе к ней. У нее были слишком высокие стандарты, которым должен был соответствовать ее будущий муж. Ведь Зоя невольно сравнивала каждого молодого человека со своим отцом. Навещая их, Борис часто предлагал сестре перебраться в Москву, где тетя Нонна могла помочь с устройством, но было решено, что Зоя отработает в Баку три года. Кроме того, она не хотела оставлять мать одну в городе, считала, что должна быть рядом с ней.

Борис защитил диссертацию, остался на кафедре и даже стал секретарем комитета комсомола. Он получил это назначение благодаря собственным организаторским и ораторским способностям.

Уже на следующий год власти разрешили создавать различные научно-производственные общества, которые могли переходить на хозрасчет и зарабатывать деньги. К этому времени из тюрьмы вышел Владик Усольцев и вернулся в Москву. У бывшего заключенного не было денег и образования, но Борис Репетилов сразу взял его на должность технического директора их организации и помог устроиться на заочное отделение института. Благо первый проректор, преследовавший их когда-то, давно перешел на работу в Академию наук и даже был избран членом-корреспондентом.

В восемьдесят восьмом году произошла еще одна памятная встреча. Борис познакомился с Малхазом Чичинадзе, который был приятелем Владика Усольцева. Они вместе сидели в колонии, только в отличие от Усольцева, получившего срок за изнасилование, Чичинадзе угодил туда по более солидной статье – за валютные преступления. Владик привлек своего бывшего сокамерника к работе в НПО. Они довольно быстро смогли получить разрешение на поставку в страну деталей компьютеров, которые собирали непосредственно под Москвой.

Их кооператив начал делать большие деньги. Уже в восемьдесят девятом году они заработали свой первый миллион. Вскоре каждый из них имел на своему счету такую сумму. Но деньги быстро обесценивались, и тогда они приняли решение часть доходов переводить в валюту. Это было рискованно. Никто еще не отменял статей Уголовного кодекса о правилах приобретения и сбыта валюты, но общая либерализация в стране уже началась, и ее невозможно было остановить. Именно поэтому они начали скупать валюту, тратили на это практически всю свою выручку. Владельцы других кооперативов тоже видели, что рубли обесцениваются буквально на глазах, поэтому тоже скупали валюту, еще больше разгоняя инфляцию.

В девяностом на счету НПО было уже около семисот тысяч долларов. Их организация считалась достаточно крупной. К тому же у Репетилова появились новые знакомые среди молодых экономистов и журналистов, которые резко критиковали нерешительную политику правительства, полагая, что отказ от устаревших догм и резкий переход к рынку могут практически сразу выправить ситуацию.

В январе девяностого в Баку произошли страшные события. Сначала по городу прокатилась волна погромов и убийств армян. Тысячи азербайджанцев вставали на их защиту, пытались остановить эти трагические события. Но убитые были.

Эта трагедия, происшедшая в Баку, буквально свалила с ног мать, которая всегда считала столицу Азербайджана самым интернациональным городом в стране. Она слегла с тяжелым нервным срывом и все время боялась, что ее дочь могут обидеть. Хотя сотни тысяч русских людей, проживающих в городе, не пострадали, даже когда в Баку вошли части Советской армии. Солдаты стреляли по ночным окнам и безжалостно давили танками демонстрантов, выступающих против ввода войск.

В Баку хорошо понимали разницу между своими русскими соседями и военнослужащими, выполнявшими приказ. Однако мать с этого дня начала настаивать на том, чтобы они перебрались в Москву.

В конце девяностого года Борису удалось поменять их жилье в Баку на двухкомнатную квартиру в Москве, в Краснопресненском районе. Сам он давно купил себе такую же в доме тети Нонны, заплатив за нее неслыханную сумму – аж пятьдесят тысяч долларов. Через двадцать лет она будет стоить ровно два с половиной миллиона баксов. Но тогда еще не было таких цен. Даже пятьдесят тысяч считались невероятным богатством.

В девяносто первом они создали свою компанию «Компьютерный мир» и стали крупнейшими поставщиками персоналок в учебные заведения центральных городов. Репетилов поддерживал молодых экономистов, считая, что именно они могут решить все проблемы страны, находящейся в агонии. Он охотно помогал и новому демократическому правительству своего тезки Бориса Ельцина, который импонировал ему своей решительностью, напором, энергией, открытостью, даже резкостью.

В августе девяносто первого Репетилов и его товарищи поддержали правительство и лично Ельцина. Вместе с другими бизнесменами они вышли на улицы Москвы, держа в руках огромный российский триколор. Горбачев вернулся в столицу, но попал уже в другую страну. Она корчилась и умирала еще несколько месяцев. Потом небольшая группа не самых порядочных, весьма амбициозных и очень неумных людей добила ее окончательно в Беловежской Пуще, в декабре девяносто первого года.

Репетилов почти сразу получил предложение нового правительства России стать заместителем министра внешней торговли. Ему к этому времени еще не исполнилось и тридцати двух лет. Кстати, практически все тогдашние министры и вице-премьеры были очень молоды. Особенно выигрышно они смотрелись на фоне престарелых руководителей партии и правительства, всем надоевших в предыдущие десятилетия.

Проблем оказалось невероятно много, но работать было интересно. С одной стороны, необходимо было как-то вытаскивать страну из того коллапса, в который она попала во многом благодаря развалу и политической неразберихе последних лет. С другой – молодые министры не имели опыта практической работы и часто не разбирались в проблемах своих отраслей. Они просто пытались методом «ручного управления» остановить сползание страны к окончательной катастрофе.

Многие высшие руководители практически сразу уходили со своих постов. Они не выдерживали испытания рутинной работой и возможностями, которые получали именно в этот период. Практически все молодые министры стали потом миллионерами и миллиардерами, сумели приватизировать часть вверенных им отраслей, присвоить доверенное им имущество, просто раздать его своим знакомым и друзьям. Никто из них, за исключением нескольких самых циничных и удачливых бизнесменов, ставших политиками, так и не смог удержаться на вершинах власти. Но эти персоны приобрели большой стартовый капитал, который помог им стать очень богатыми людьми.

Репетилов не стал исключением из правил. Он занимал должность заместителя министра в течение полутора лет, затем перешел в кабинет министров, где занял должность руководителя отдела и проработал еще два года. В девяносто третьем он снова поддержал Ельцина, который расстрелял законно избранный парламент. Репетилова поразил цинизм новых властей. Это тоже был урок на всю жизнь.

Ведь трое молодых людей, случайно погибших под танком двумя годами раньше, в августе девяносто первого, были объявлены борцами за свободу. Им посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. А десятки и сотни людей, защищавших российский парламент, войска безжалостно расстреляли из танков и тяжелых пулеметов. Их объявили заговорщиками и мятежниками. Это тоже был незабываемый урок политического цинизма, который получил Репетилов.

В девяносто четвертом он решил, что пора уходить. К этому времени «Компьютерный мир» уже давно перестал существовать. На его месте возникла другая компания, названная «Новые технологии 21-го века», сокращенно – «Новотех 21».

Усольцев был первым вице-президентом компании, а Малхаз Чичинадзе стал директором. Репетилову не нравились его связи с криминальным миром, но он должен был признать, что в середине девяностых они помогли ему уберечь свои магазины и склады от вымогательства рэкетиров и криминальных элементов, которые обкладывали данью все работающие предприятия. Малхаз договорился с известными на всю страну преступными авторитетами о том, что компания избежит подобной участи в обмен на услуги, которые будет оказывать криминальному миру. В результате «Новотех» не платил никому.

Однако за эту льготу пришлось рассчитываться перевозками товаров для мафии. Среди прибывающих контейнеров с оргтехникой и компьютерами попадались и плотные пакеты с наркотиками, которые сразу перегружались в другие автомобили и увозились в неизвестном направлении. Репетилов знал об этой сделке Малхаза с криминальными авторитетами, но полагал, что такова неизбежная плата за возможность нормального функционирования его компании. В условиях, когда бизнесменов не могли защитить ни полностью коррумпированные правоохранительные органы, ни собственные службы безопасности, приходилось идти на подобные компромиссы. Хотя договоренности такого рода очень сильно раздражали Репетилова.

В девяносто четвертом году он возвратился в частный бизнес и уже в девяносто шестом вместе с другими олигархами поддержал Ельцина на президентских выборах. Все прекрасно понимали, чем грозит возвращение коммунистов к власти. Уже после первого тура Ельцин был недееспособен. Но подобную информацию засекретили, не разрешили ее распространять. Много лет спустя будет признано, что во время обоих туров президентских выборов проходили массовые нарушения и подтасовки. Но Ельцин победил, в стране утвердилась диктатура олигархов и криминального мира.

Позже это время назовут самым худшим в тысячелетней истории России. В городах и поселках царили паханы и авторитеты. Интересы страны были сведены к личным устремлениям кучки олигархов и семьи президента.

Именно в это время Репетилов стал не просто богатым человеком, а вошел в суперэлиту. Его личное состояние оценивалось в полмиллиарда долларов. На волне своего успеха он решил создать новую авиационную компанию. Ему очень помог дефолт девяносто восьмого года.

Собственно, слухи о возможном финансовом потрясении ходили достаточно давно. Именно поэтому Малхаз и Владик решили не рисковать. Большую часть выручки они перевели в доллары и разместили в «Альфа-банке». Им невероятно повезло. Сначала приключился дефолт, затем доллар взлетел в четыре раза. Наконец, практически все банки заявили, что не могут выполнить свои обязательства перед клиентами. «Альфа-банк» оказался редким исключением из общего правила.

Именно тогда они получили в качестве возмещения долгов и два самолета «Як-40». Машины были достаточно старые, но вполне надежные. Они могли перевозить пассажиров. Их обычно фрахтовали небольшие компании. Этот бизнес начал приносить прибыль.

Через два года было решено купить два самолета «АТР-42». Через некоторое время были взяты в лизинг еще два «Аэробуса». Авиационная компания Репетилова выросла. Шесть самолетов не просто совершали регулярные рейсы, но и давали неплохие доходы.

Когда Борис Семенович узнал, что Малхаз снова использует старые связи и разрешает перевозить на самолетах незадекларированный груз своих знакомых, он пришел в ярость. Ему казалось, что подобные методы остались в девяностых годах. Теперь, после прихода к власти нового президента, можно отказаться от сотрудничества с криминалитетом. Но Малхаз настаивал на подобных методах. Он полагал, что такие связи всегда пригодятся. Репетилов бурно возражал, беспокоился за реноме своей авиационной компании, но не желал портить отношения с этими бандитами.

Развитие его предприятия шло небывалыми темпами. Сказался невероятный экономический подъем нулевых годов, укрепление рубля, резкий рост стоимости нефти. К этому времени Россия не только практически рассчиталась со всеми своими долгами, но и сумела создать весьма внушительные золотовалютные запасы.

К седьмому году Борис Семенович Репетилов уже твердо решил взять в лизинг «Боинг-757» и открыть два новых рейса. Подписание контракта сулило огромные возможности. Они вложили в эту операцию все свободные деньги и вместо лизинга решили купить самолет.

Все закончилось через несколько месяцев. В две тысячи восьмом году разразился экономический кризис. Словно в подтверждение поговорки, что беда не приходит одна, сначала разбился «Як», у которого просто отказали моторы. Летчику удалось посадить самолет, но при этом погибли четырнадцать человек. Затем при посадке в аэропорту разбился купленный «Боинг», на которые возлагались такие большие надежды.

Комиссия Международного авиационного комитета тогда пришла к выводу, что виновником случившегося был экипаж самолета, который не сумел правильно сориентироваться при плохой видимости и почти штормовой погоде. Капитана судна сделали крайним, хотя разрешение на посадку дали диспетчеры аэропорта. На шесть лет посадили и руководителя полетов, отвечавшего в их компании за техническое состояние машин и настаивавшего на вылете самолета, несмотря на технические проблемы, которые имелись у лайнера, и плохую погоду. Его переговоры с летчиками были зафиксированы черными ящиками и расшифрованы специалистами. Разумеется, никто не мог услышать, как Борис Семенович, звонивший по мобильному телефону, настаивал на вылете «Боинга».

Репетилов прибыл на место аварии. Он знал, что никогда не забудет это ужасное зрелище. Больше ста пятидесяти погибших, среди которых было одиннадцать детей. Самолет практически сгорел, как и амбиции самого Репетилова.

Начавшийся экономический кризис не позволил взять деньги в банке, и компания оказалась на грани краха. Потом выяснилось, что среди погибших было больше сорока иностранцев. Их родственники подали иски в суды. В результате компания Репетилова должна была выплатить еще около восьмидесяти миллионов. Адвокаты иностранцев легко доказали, что самолет не был готов к полету. Самого Репетилова никто не обвинял, но удар по финансовому благополучию компании оказался разорительным.

Малхаз к этому времени уже имел два своих ресторана в Москве, которые страховали его от разорения. Владик Усольцев остался директором разорившегося «Новотеха», оборот которого упал в двадцать с лишним раз.

К концу восьмого года из пятисот семидесяти миллионов долларов, которыми владел Репетилов только восемнадцать месяцев назад, у него осталась лишь десятая часть, вложенная в недвижимость. Именно тогда он принял решение вернуться в правительство, куда его неоднократно приглашали. Новый министр транспорта, с которым Борис давно был знаком, предложил ему должность своего заместителя. Репетилов сразу дал согласие. Только так он мог восстановить позиции компании и снова попытаться заняться авиационным бизнесом. Тогда Борис Семенович сделал свой выбор. Он опять стал чиновником.

Интерлюдия

Меня бросили в какой-то обезьянник вместе с двумя бомжами и одной проституткой. Недавно я и представить себе не мог ничего подобного, а тут как будто попал в кино. Нарочно не придумаешь!.. Все лихие девяностые, да и нулевые годы я умудрялся избегать подобных камер. Это было почти невероятно, но мне несколько раз удавалось удрать практически чудом. Однажды я выпрыгнул в окно, и в меня даже стреляли. Но, в общем, я считал себя очень удачливым человеком, так как за столько лет меня не убили, даже не ранили и ни разу не сажали. Практически все, с кем я начинал, давно лежали в могилах либо получили приличные сроки. Почти никому не удавалось отойти от дел и достойно встретить старость.

Конечно, сказывалась и помощь Наджибулло, который берег меня и не разрешал ввязываться в опасные дела. Спустя много лет я начал понимать, что он делал это не только ради меня, но и себя самого тоже. Слишком много предателей было в нашем деле. Даже не предателей, это неправильное слово. Появлялось немало людей, которые считали для себя возможным что-то урвать, обмануть, присвоить, попытаться кинуть своих партнеров. Каждый старался выжить по-своему, но в итоге так или иначе попадал под тяжелую руку Наджибулло или под точный выстрел одного из моих помощников.

Именно здесь, в Перми, я впервые попал в КПЗ. Было обидно и неприятно. От этих бомжей, находившихся рядом со мной, жутко воняло. Я пересел в самый дальний угол и все равно чувствовал омерзительный запах. Это было, наверное, самым большим наказанием. Я провел рядом с ними примерно полтора часа и был почти счастлив, когда меня наконец-то вытащили оттуда и повели на допрос. Хотя было всего-то около восьми и я отчетливо понимал, что разговор со следователем в это раннее утро не сулит мне ничего хорошего.

Так и получилось. Меня привели в небольшой кабинет, снова надели наручники и оставили вместе с каким-то лысоватым подполковником невысокого роста. Все мои вещи лежали на столе: телефон, часы, кредитные карточки, паспорт.

За телефон я не беспокоился. У меня уже много лет назад появилась привычка сразу стирать все записи. Куда я звонил и кому, определить по моему мобильнику нельзя. При желании можно, конечно, взять распечатку в телефонной компании и проверить звонки. Но для ее получения нужно разрешение прокурора.

Конечно, среди моих вещей не было денег. Я подумал, что, наверное, больше никогда их не увижу.

Я смотрел на этого подполковника в форме. Не люблю подполковников. В этом слове есть нечто незавершенное, не цельное. Звание «майор» звучит законченно. Полковник вообще уважаемый человек. А вот подполковник – это уже не то, но еще и не другое. Некая промежуточная стадия. Обладатель этого звания дико комплексует и изо всех сил хочет получить третью звездочку, чтобы стать полковником.

Этот подполковник мне сразу не понравился. Он был в расстегнутой форме, такой вальяжный и улыбающийся. Не люблю улыбающихся полицейских. От таких типов всегда можно ждать любой пакости. Самое интересное, что на двери была указана совсем другая фамилия.

Он вошел в комнату, как-то непонятно огляделся и весело проговорил:

– Давай знакомиться. Меня зовут Николай Андреевич Пилипенко. Имя твое я не спрашиваю, у меня есть твой паспорт. Будем считать, что мы уже познакомились. Ты разрешишь обращаться к тебе просто по имени, да, Алишер?

Я кивнул ему в знак согласия.

– Ну что, дорогой гость, значит, прибыл ты к нам в город и сразу поехал искать родственников, погибших при катастрофе самолета? – улыбаясь, спросил Пилипенко.

– С чего вы взяли?

– Ну, как это с чего?.. Тебя видели в аэропорту. Ты разговаривал с психологом, сказал, что там у тебя знакомый, какой-то таджик. Кстати, как его имя-отчество было? Не помнишь?

Конечно, я не помнил. В списке погибших фигурировал некто Рабиев. Я понял, что это таджик, фамилию запомнил, а вот как его звали и тем более отчество, конечно, не знал. Этот подполковник понимал, что нужно спрашивать. На самом деле фамилия нашего связного была Грищенко, а его опекал сам Лесоруб – Савелий Лубнин.

Вы, наверное, догадались, почему он получил такую кличку. Этот самый Лесоруб был безжалостным убийцей. Правильнее было бы назвать его человекорубом.

Мы ведь не такие идиоты, чтобы доверять свой груз таджикам или вообще среднеазиатам. Лучше уж сразу передать товар кавказцам и гарантированно потерять его. Любой чернозадый вызывает понятное раздражение у полицейских и проверяющих всех мастей. Поэтому курьерами по всей огромной России уже давно работают только лица славянской внешности. Они не вызывают у полиции и других контролеров моментального желания остановить их и как минимум отобрать деньги, а как максимум проверить и на всякий случай посадить.

– Это был двоюродный брат моего близкого друга. Тот просил меня проверить, что с ним случилось, – пояснил я подполковнику.

– Ну да, понятно. – Он снова улыбнулся. – Вообще-то ты прилетел просто так, желая полюбоваться нашим прекрасным городом. Или у тебя командировка?

– Нет у меня командировки. Я просто прилетел в Пермь на несколько дней.

– Понятно. А работаешь ты в Москве, верно? У тебя ведь российский паспорт.

– Я возглавляю плодоовощной кооператив, – пояснил я подполковнику.

– Урюк поставляешь в Москву. – Он кивнул. – Все понятно. Ты честный торговец, приехал погулять в нашем городе, заодно решил уточнить, что случилось с братом твоего знакомого, и выяснил, что тот погиб в разбившемся самолете. Все правильно?

– Да. – Я уже понимал, что он издевается, но нужно было держаться как можно дольше.

– Понятно. – Пилипенко неторопливо подошел ко мне и неожиданно ударил меня в лицо.

Прямо в скулу. Ох, как сильно и больно! У этого типа явно многолетняя практика. Или же он вообще прежде был боксером. Ударить так чувствительно без замаха практически невозможно. Я почувствовал, как у меня лопнула губа, и струйка крови потекла по подбородку.

– Давай сначала, – ласково предложил Пилипенко. – И сделай так, чтобы я не чувствовал себя дураком. Иначе бывает просто обидно. Приезжает какой-то чучмек и начинает лгать, глядя тебе в глаза. Согласись, обидно. Итак, давай снова. Зачем ты прилетел в наш город?

Он стоял рядом со мной. Я понимал, что могу получить второй удар, но пока держался.

– Хотел уточнить, что случилось с Рабиевым. Да, он погиб в самолете, – упрямо повторил я.

– А где работал Рабиев, твой друг тебе не сказал? – уточнил подполковник.

Какой молодец! Он знал, как надо вести допрос. Конечно, в списках погибших не было указано место работы этого таджика.

– Может, и сказал, но я точно не помню. Где может работать таджик в вашей стране? Уборщиком или ассенизатором!

– Почему «в вашей»? Ты ведь россиянин. – Пилипенко сразу уцепился за мои слова. – Это ведь наша с тобой страна, уважаемый Алишер. Или ты так не считаешь?

– Она больше ваша, чем моя, – ответил я подполковнику.

– Ты не прав, дорогой. – Пилипенко покачал головой. – У нас все равны. И такой чернозадый паразит, как ты, и такой упрямый хохол, как я. У нас сейчас демократия и равноправие. Неужели ты этого не знаешь?

– Догадываюсь.

– Вот и хорошо. Давай еще раз. Зачем ты сюда приехал?

– К брату моего друга…

Я недоговорил. На этот раз удар был нанесен в солнечное сплетение. Я согнулся от боли, в глазах потемнело, даже выступили слезы. Несколько секунд я не мог даже дышать. Пилипенко вернулся к своему столу, отлично понимая, что мне нужно дать возможность прийти в себя.

– А теперь я тебе расскажу, кто такой Рабиев, – проговорил подполковник. – Умарджан Рабиев – начальник строительного участка. Он уже больше двадцати лет живет в нашем городе. Здесь его жена и дочь. Поэтому давай без трепа. Мы ведь легко можем все проверить. Я просто позвоню его супруге и начну спрашивать про несуществующего брата, который является твоим другом. На втором или третьем вопросе ты поплывешь, и все будет понятно. Но я не хочу им звонить. Сам понимаешь, в каком они сейчас состоянии. Нужно быть людьми хотя бы иногда. Алишер, как ты считаешь?

Кровь у меня уже засохла, и я облизал губы. Откуда взялся этот проницательный подполковник?.. Обычно такие типы не работают в районных отделах полиции. На табличке была совсем другая фамилия. Этот подполковник появился в чужом кабинете, когда еще не было и восьми утра. Получается, что Пилипенко приехал сюда ради меня.

Он один за другим открывал ящики стола и лениво, но явно в первый раз перебирал их содержимое. Потом подполковник достал какой-то продолговатый предмет и долго его рассматривал. Он нажал кнопку, и я увидел, как сразу выскочило лезвие ножа. Я с ужасом ждал, что он сейчас встанет и попробует остроту этого ножа на мне. Я не знал, сколько смогу выдержать, если он начнет меня резать. Наверное, сразу выложу все, что знаю.

Но подполковник задумчиво посмотрел на нож, закрыл его, положил в ящик стола и снова спросил:

– Почему так долго молчим? Язык проглотил?

– Что вам нужно? – Я уже понимал, что этот тип будет меня мучить, пока не добьется своего.

– Вот это другой расклад. – Он снова обогнул стол, подошел ко мне и наклонился.

От него пахло каким-то хорошим французским парфюмом. Странно для подполковника полиции. Обычно от них несет псиной.

– Зачем пожаловал? – спросил Пилипенко. – Только не ври про таджика, все равно не поверю. Кого ты искал в погибшем самолете?

Я понимаю, что если сейчас совру, то получу еще несколько болезненных ударов. Мне совсем не хотелось работать грушей для этого бывшего боксера.

– Там был мой знакомый, – проговорил я, облизывая губы.

– Уже лучше, – кивнул Пилипенко. – Кто этот знакомый?

Конечно, они проверят списки пассажиров и рано или поздно вычислят Лесоруба. У того немало судимостей. Он очень известная личность, все равно погиб, и ему уже ничего не сделают. Поэтому я легко мог его сдать.

– В самолете был Савелий Лубнин, – признался я.

– Лубнин, значит. – Подполковник возвратился к столу, посмотрел какую-то бумажку, затем поднял на меня светлые глаза и заявил: – Интересный тип твой знакомый. Это случайно не Лесоруб?

Я молчал. Нужно выждать паузу, даже если он меня снова ударит.

– Я задал вопрос, – напомнил Пилипенко.

– Это Лесоруб, – негромко сказал я и увидел, как подполковник удовлетворенно кивнул.

– Теплее, – заметил он. – Очень неплохо. Видишь, как мы быстро нашли общий язык. Значит, ты прилетел сюда искать Лесоруба. Все правильно?

– Да.

– Тогда следующий вопрос: зачем? Он ведь все равно разбился. Даже косточки сгорели. Зачем ты приехал его искать?

– Мы не знали, что Лесоруб погиб. Он вез нужную нам информацию.

– Давай дальше. Какую информацию?

– Банковскую. Он должен был узнать, куда нам перевели деньги.

– От кого узнать? С кем он должен был встретиться?

– Этого я не знаю. Нам тоже говорят не все.

Пилипенко испытующе посмотрел на меня.

– Не все, – повторил он. – Значит, ты обычная шестерка?

– Во всяком случае, не туз. Туз к вам не приехал бы. Это вы должны понимать.

– Пытаюсь. Только шестерка проверками не занимается. Это и ты должен понимать. Присылают валета либо короля. Вот меня и интересует, кто ты у нас по карточной колоде?

– Девятка, – немного подумав, ответил я.

– Предположим. – Пилипенко снова кивнул. – За какие заслуги вам переводят деньги из Перми?

– Этого я не знаю. Но деньги не из Перми, а из другого региона. Здесь должна была состояться встреча.

– А ты ничего не знаешь. Пришел туда, не знаю куда, ищу того, не знаю кого. Так я понимаю?

Я начал догадываться, что он снова меня ударит.

– Он летел сюда, чтобы встретиться со своим связным, – четко проговорил я, зная наверняка, что подполковник мне не поверит.

Он снова пошел ко мне.

– Больше мне ничего не известно, – успел произнести я, а потом получил несколько ударов.

Первый свалил меня с ног вместе со стулом. Потом он бил меня ногами. Это не так больно, но один раз Пилипенко попал мне в пах, и я буквально замычал от полноты ощущений. Никогда не думал, что точный удар в мужское достоинство может вызвать такую дикую боль. В этот момент я даже обрадовался, вспомнив, что у меня есть сын в Душанбе. Ведь после такого удара я не был уверен в том, что когда-либо вообще смогу общаться с женщинами.

Но даже в этот момент я подсознательно отметил, что он не бил меня в лицо. Его жестокость выглядела несколько театрально, как будто он не злился, а только играл свою роль.

Наконец Пилипенко успокоился, подошел к столу, достал сигареты, закурил, посмотрел на меня и отвернулся. Наверное, я представлял жалкое зрелище. Еще у меня болели руки. Они до сих пор были скованы наручниками.

– Ничего не хочешь сказать? – спросил Пилипенко.

– Иди ты!.. – прохрипел я.

После такого подлого удара я не хотел с ним разговаривать.

Подполковник еще раз посмотрел на меня, усмехнулся и вышел из комнаты. Я остался на полу. Через минуту вошел какой-то сержант, который поднял меня вместе со стулом и наконец-то раскрыл наручники. Я не мог пошевелить левой рукой. Такое ощущение, что у меня вывернули плечо, на которое я упал, когда подполковник меня опрокинул.

Я пытался не стонать, хотя все тело болело. Сержант равнодушно смотрел на меня, затем протянул мне пачку салфеток, чтобы я вытер кровь. Он даже принес стакан воды. Я постепенно приходил в себя. Боль в паху не позволяла мне даже нормально сидеть. Сержант опустился на стул и терпеливо ждал, пока я немного отдышусь. Минут через двадцать он поднялся и, не говоря ни слова, завел мне руки за спину. Я застонал от боли. Он потянул сильнее, снова надел наручники и спокойно вышел из комнаты. Тут я понял, что меня ожидает второй акт этой веселой комедии.