— Теперь и до меня добрались, — пробормотал Усманов. — Сначала вы говорите, что я не мог убить несчастную девочку, а потом утверждаете, что это сделал я. У вас поразительная логика!
— Она вас узнала, Усманов. Но и вы ее тоже узнали. Это ведь именно вас она испугалась.
Рахман Усманов благодушно улыбнулся:
— Я знал, что рано или поздно вы все сведете к обвинениям против меня.
У вас сильные предубеждения против оппозиции, я вам уже об этом говорил.
Напрасно вы произносите такую длинную речь. Я ни в чем не виноват. Я не убивал и не применял насилия к этой несчастной молодой женщине.
— А разве я сказал, что ее насиловали? — спросил Дронго.
— Не ловите меня на слове, — поморщился Усманов. — По-вашему выходит, что я вылез в окно, забрался на веранду, сначала задушил одну женщину, потом вогнал нож в сердце другой и, наконец, застрелил несчастного Олега. Кстати, когда его убили, я разговаривал с вами. Вам не кажется, что ваши предположения построены на дикой фантазии? Любая экспертиза докажет, что я не могу вонзить в человека нож с такой силой или задушить своими руками здоровую молодую женщину.
— Верно, — кивнул Дронго, — я тоже об этом думал. Но вы не сказали мне, что вы с севера Таджикистана. Достаточно было мне позвонить в город, чтобы проверить через аэропорт, где вы проходили пограничный контроль. Вы ведь родом с севера?
— И поэтому вы думаете, что я убийца? — иронично спросил Усманов.
— А я не сказал, что вы убивали. Но «дьявол в деталях», Рахман-ака.
Когда убитый Шарай свалился к вашим ногам, вы вдруг занервничали, закричали на Отари, интересуясь, где находится Мамука. В этот момент вы испугались мести мужа убитой по вашему приказу женщины. Вы поверили, что он вдруг мог понять ваш план, и впервые испугались.
— Какой бред! — сказал Усманов. — Место моего рождения или мой крик — это не доказательства. Я испугался не его мести, а за него. Мне было важно, где он находится, ведь я видел, как он страдал. Нельзя обвинять человека на основании ваших нелепых домыслов, господин эксперт. Это некрасиво.
— Некрасиво, — согласился Дронго, наблюдая за своим противником, — но у меня появилось доказательство, которое опрокидывает всю систему вашей защиты. В разговоре со мной Олег все время говорил, что приехал к вам в девяносто шестом.
Он без конца повторял эту дату, очевидно, подсказанную ему вами.
— Правильно говорил. Так и было. Он приехал в девяносто шестом.
— А в разговоре со мной он признался, что знает вас шесть-семь лет.
Если учесть, что до его приезда вы не были знакомы, то получается, что он мне врал. И я спросил себя — когда? В первом или во втором случае?
— Какая мне разница, когда он приехал? При чем тут Олег?
— Вы были знакомы с ним много лет. С девяносто шестого прошло три года, а не семь лет. Интересные расхождения, вы не находите?
— Я знал его брата, поэтому и его, — пожал плечами Усманов. — Хватит говорить на эту тему. Я думал, вы собрали нас, чтобы рассказать о конкретной версии, а вы пытаетесь поймать меня на неточностях. И вы забыли о самом важном — все участники гражданской войны уже давно амнистированы. Была общая амнистия для обеих сторон. Мы не отвечаем за прошлые преступления. Это вы можете понять?
— Значит, вы скрыли конкретные преступления от властей.
— Ничего я не скрывал. И у вас ничего нет.
— Но у меня есть конкретное доказательство вашей вины, — добавил Дронго.
— Какое доказательство? — спросил, насторожившись, Рахман-ака.
— Одна маленькая деталь, на которую вы не обратили внимания. Убийце нужно было время, чтобы незаметно выбраться из дома, залезть на веранду и задушить женщину. И это время, и его алиби обеспечивали именно вы.
— Каким образом? — зло спросил Усманов. Все следили за их диалогом затаив дыхание.
— Вы вошли в бильярдную и словно случайно закрыли дверь. Обратите внимание, что после вашей игры двери никогда не закрывались. После того как вы вошли туда, ваш сообщник Олег Шарай бросился к окну, вылез из дома, забрался на веранду, а затем в комнату и задушил несчастную актрису. Потом он спустился вниз и снова залез в окно, чтобы попасть к вам в бильярдную. В это время вы имитировали игру в нарды: громко стучали игровыми шашками, бросали кости. Вы играли сами с собой, создавая алиби своему сообщнику. Или ассистенту, как однажды назвал его режиссер Погорельский, на что вы довольно нервно отреагировали.
— Какая чушь!.. — уже менее уверенно сказал Усманов.
— Когда я попытался пройти в комнату, дверь даже не открывалась, ведь вы заперли ее на замок. Но потом вы отомкнули замок и крикнули, что дверь открыта. Я вошел в бильярдную и увидел на брюках вашего напарника небольшое пятно. Он сказал мне тогда, что пролил на себя воду. Теперь я понимаю, что, вернувшись к вам, он вытер лицо и волосы носовым платком, который сунул в карман, а вода проступила сквозь брюки.
— Все это ваши домыслы! — отчеканил Рахман Усманов. — Он мог вспотеть и вытереть пот. Он мог случайно пролить на себя воду. Пятно от воды на его брюках еще ничего не значит.
— Если учесть, что он лез на закрытую веранду, он не должен был намокнуть, но когда он вылезал из окна, его лицо и волосы намокли под дождем, — заметил Дронго, — тем более когда он лез в окно на второй этаж. Он должен был высунуть голову, потом подтянуться и прыгнуть в комнату. Кстати, это была ваша спальня, которую вы любезно уступили гостям и заранее открыли окно.
— Он подставил голову под дождь, — зло парировал Усманов, — я открыл окно. Что за фантазии? Хватит, я не хочу вас больше слушать. Вы не имеете права надо мной издеваться! У вас нет и не может быть никаких доказательств.
— Кроме этого. — Дронго достал из кармана белую шашку.
— Что это? — дрогнувшим голосом спросил Усманов.
— Вы ведь играли со своим партнером, когда я туда вошел. На доске у вас не было ничего, кроме костей и шашек. Откройте нарды и сосчитайте все шашки. У белых было четырнадцать камней. Четырнадцать, уважаемый Рахман-ака, а не пятнадцать, как положено в нардах. Дело в том, что я хорошо играю в нарды. В этой игре не берут фигуры противника, как в шахматах или шашках. До конца игры все пятнадцать камней должны быть на игровом поле. Но вы так торопились, что, расставив шашки, даже не сосчитали их. Согласитесь, что невозможно начать игру без одного камня.
Обычно недостающую шашку или камень заменяют чем-нибудь другим. Но когда я вошел в комнату и посмотрел на доску, там не было ни одного заменителя.
Вы намеренно громко бросали игральные кости, предоставив возможность своему напарнику вылезти в окно. Вы торопились создать ему алиби и поспешили. Вы очень поспешили, Усманов. Мы нашли эту шашку под диваном. Согласитесь, что это и есть конкретное доказательство вашей вины. Или вы играете в нарды четырнадцатью камнями против пятнадцати вашего партнера?
Усманов открыл рот, чтобы что-то сказать, потом закрыл его. Оглянулся по сторонам, словно рассчитывая на чью-то поддержку.
— Подонок! — сказал гневно Мамука. — Это ты все организовал!
Усманов хотел возразить и как-то оправдаться, но Дронго по-прежнему держал в руке свое доказательство. Возражать было невозможно. Усманов чуть привстал и вдруг, схватившись за сердце, начал сползать со своего кресла.
— Новрузов! — закричал следователь. — Быстрее сюда! У него, кажется, сердечный приступ.
Ветеринар, прибежавший на крик следователя, стал считать пульс у рухнувшего без сознания Усманова.
— Ему плохо, — сказал он, — у него, наверное, больное сердце. Пульс сильный. Очень сильный. Я ему укол сделаю.
— Лучше введите ему яд, — предложил Сергей. — Он вполне его заслужил.
— Что вы говорите? — испугался Новрузов.
— Не обращайте внимания, — сказал следователь по-азербайджански, — делайте свое дело. Этот человек, кажется, преступник.
— Если вы все рассказали правильно, — задумчиво произнес Алтынбай, — то кто же тогда убил самого Олега Шарая? Кто в него стрелял?
— Он сам, — пояснил Дронго, заметив изумленное лицо Вейдеманиса. Но предпочитая делать вид, что он его не замечает, эксперт продолжил свой монолог:
— Он захватил винтовку — видимо, хотел подняться наверх и выстрелить в Наталью Толдину. Но он шел в темноте и на лестнице, очевидно, поскользнулся. Винтовка выстрелила ему прямо в живот. Именно поэтому он лежал рядом с винтовкой. Но перед тем как подняться наверх, он по привычке открыл входную дверь. Поэтому дверь была распахнута — он хотел имитировать свой обычный трюк. Однако на этот раз у него ничего не получилось. Я думаю, что следователи заберут винтовку и не найдут на ней отпечатков пальцев. Наверное, он держал ее, обернув руку своим платком или полой пиджака. А вот на ноже, который я уже передал следователю, наверняка обнаружатся его отпечатки. Хотя думаю, что и на винтовке могут быть отпечатки пальцев Олега Шарая. Вот, собственно, и вся разгадка.
Все молчали. Новрузов, набрав лекарства в шприц, протер руку Усманова ватой, смоченной спиртом, а затем сделал укол.
— Мы возьмем его с собой, — сказал следователь, — а потом, как только восстановится дорога, мы приедем на автобусе и заберем погибших. Нужно будет все оформить. У меня сейчас только один вертолет, да и тот мне дал лично глава исполнительной власти. Я не могу сейчас взять с собой трупы. Извините меня, но мы пришлем специальный санитарный вертолет — вызовем из Гянджи.
Инспектор уголовного розыска сложил в свою сумку винтовку и нож в пакете, которые им передал Дронго. Офицер полиции изумленно смотрел на Дронго, словно на инопланетянина. Теперь он наконец понял, что такое «эксперт-аналитик».
— Когда прилетит санитарный вертолет, я поеду с ним, — решительно сказал Мамука. — Я не хочу, чтобы ей делали вскрытие.
— Это зависит от прокурора, — ответил следователь, — можете потом поехать к нему. У нас в вертолете не так много мест. Кроме летчика и нашего инспектора уголовного розыска, там могу поместиться только два человека. Но мы должны забрать Усманова, которого я отвезу в больницу, и Гасана, потому что у него сломана нога. Извините меня, но больше я никого не могу взять, даже погибших.
— Понятно, — произнес неприятным голосом Погорельский. — Значит, вы предлагаете нам остаться здесь вместе с трупами.
— Нет, не предлагаю, — сказал следователь. — Сейчас сюда приедет ваша машина. Шофер поехал в объезд и должен быть здесь с минуты на минуту. Вы можете уехать вместе с ним. Только возьмите нашего ветеринара. Ему тоже нужно домой.
— Не надо, — улыбнулся Новрузов, — Я доберусь пешком. Мне здесь недалеко.
— Давайте сначала перенесем Гасана, — предложил следователь, — а потом погрузим и этого, — кивнул он на Усманова.
На матраце спустили Гасана, который все еще спал. Ветеринар вкатил ему лошадиную дозу снотворного и обезболивающего. Повара положили в кабине вертолета, после чего вернулись за Усмановым. Он уже пришел в себя и сидел на диване. Когда к нему подошел офицер полиции, Усманов взглянул на Дронго.
— Ты, — сказал он с ненавистью, — ты… Как ты мог догадаться? Ты настоящий дьявол…
— Зачем вы их убили? — спросил Дронго.
— Я никого не убивал… — Усманов закрыл глаза, потом снова открыл. — Они тогда случайно вышли на Зеравшане на наших людей. Когда я приехал, все уже случилось. Мы даже наказали одного нашего человека. Кто мог подумать, что мы здесь увидимся? Столько лет Прошло, а она меня сразу узнала! Только Олега там тогда не было. Он потом к нам приехал.
— Значит, вы были не только в оппозиции, — жестко вставил Алтынбай. — Я всегда подозревал, что ваш отряд действовал на Зеравшане.
— Ты тоже не ангел, — отмахнулся от него Усманов. — Если бы мы победили, все было бы точно так. Люди не меняются… Только он, только он… — Усманов хотел что-то сказать, указав на Дронго, но не стал более ничего добавлять.
Вейдеманис и офицер полиции, поддерживая Усманова с двух сторон, подняли его и повели к вертолету. Тот обернулся и в последний раз посмотрел на Дронго. Его усадили в кабине вертолета. Инспектор уголовного розыска сел рядом.
Следователь пожал всем по очереди руки и подошел к Дронго.
— Я много о вас слышал, — сказал он на прощание, — и вы оправдываете свою репутацию. Спасибо вам. Теперь мы проверим все факты.
Он направился к вертолету, придерживая рукой свою кепку. Маленького роста, он совсем не был похож на следователя прокуратуры — скорее на обычного городского мальчишку, случайно оказавшегося в горах. Не успел вертолет взлететь, как к дому подъехала машина киногруппы. Молодой водитель требовательно просигналил, словно рапортуя о своей победе.
— Нам нужно ехать, — сказал Погорельский, — машина уже пришла. Не вижу необходимости здесь задерживаться.
— А Катя? — спросил дрогнувшим голосом Сергей. — Вы оставите ее здесь?
— Вы можете ей чем-то конкретно помочь? — зло огрызнулся режиссер. — Садитесь в машину, Буянов, мы потом разберемся.
— Я останусь, — твердо сказал Сергей, — никуда я с вами не поеду. Мы вместе с Мамукой поедем к прокурору и попросим, чтобы женщин не трогали. Я остаюсь.
— Вы можете поехать к прокурору чуть позже, — сказал Погорельский.
Затем он тяжело вздохнул и добавил уже более спокойным голосом:
— Не глупи, Сережа, у них в вертолете места для всех не будет. А ты ей не муж и не брат.
Поедем к себе. Переоденемся, побреемся, и я с тобой пойду к прокурору. Нам еще много сил понадобится. Нужно перевезти ее в Москву, чтобы похоронить по-людски.
Поедем, Сережа.
— Я тоже поеду с ними, — решительно сказал Алтынбай, — буду ждать вас в больнице. Не могу оставить старика одного. Он хоть и мерзавец, но мы приехали вместе, и я должен знать, что с ним будет. Кроме того, он один из руководителей нашей службы и мой соотечественник. Посла нашей страны в Азербайджане пока нет.
Значит, мне лучше поехать к прокурору.
— Вам жалко этого подлеца? — удивился Вейдеманис. — Ведь он все организовал, все эти убийства.
— Его не жалко, — жестко ответил Алтынбай, — жалко нас всех. Эти войны еще долго будут мстить всем нам таким страшным образом, и никто не сможет остаться в стороне. Несчастная Шевчук думала, что уедет из Средней Азии — и война ее больше не коснется. Но так не бывает. Этот проклятый бардак длится уже столько лет! Вы можете мне сказать, кому было выгодно, чтобы мы так жили?
— Не нужно, — тихо попросил Вейдеманис, — не нужно об этом. Меня выставили из Латвии, обвинив в том, что я работал в КГБ. Моя жена осталась в Риге, а я живу в Москве. Значит, кому-то было нужно, чтобы мы так жили.
— Я думаю, что долго так не будет продолжаться, — убежденно сказал Дронго. — Рано или поздно народы поймут, что их специально поссорили и разъединили. Поймут и выгонят тех, кто это сделал.
— Поедем, — подвел итог Погорельский, — машина нас ждет. — Он подошел к Дронго. Режиссер был абсолютно трезв — страшная история его потрясла. — Я сниму фильм о нашей встрече, — неожиданно сказал он.
— Не думаю, что это нужно делать, — ответил Дронго.
— Вы так полагаете? Может быть, вы и правы… Режиссер кивнул на прощание и поспешил к машине, ничего больше не сказав. Толдина подошла к Дронго.
— Этого мерзавца Бог покарал! — убежденно сказала она, имея в виду Олега Шарая. — Вы видели, как он умирал без врача? Он ведь своими руками убил человека, который мог его спасти.
— Нет, — не согласился Дронго, — спасти его было уже невозможно. Он и так чудом продержался несколько секунд.
— Поделом ему! — в сердцах воскликнула Толдина.
— До свидания, — кивнул Дронго на прощание.
— Спасибо вам, — тихо произнесла женщина и пошла к ожидавшему ее у машины режиссеру.
— Я тоже поеду к прокурору, — сказал Сергей, обращаясь к Мамуке, — там мы с вами встретимся. До свидания.
Он по очереди пожал всем руки и побрел к машине немного сутулясь, словно боялся, что его окликнут.
— Спасибо вам за все, — протянул руку Алтынбай, — и извините меня за моего соотечественника. Мне жаль, что все так получилось. Вы, наверное, меня подозревали больше, а не его?
— Не подозревал. — Дронго протянул в ответ руку. — Не бывает немного честных или немного порядочных людей. Кажется, Толстой сказал, что нельзя быть немного беременным. Порядочный человек должен быть порядочным во всем. Как только я поговорил с вами, я сразу понял, кто передо мной. А он все время врал, юлил, изворачивался. Нет, я вас ни минуты не подозревал. До свидания.
Алтынбай пошел к машине. Погорельский уже сидел впереди. Толдина и Буянов разместились на заднем сиденье. Алтынбай помахал рукой и уселся в кабину машины, которая осела под его весом.
— Может, ты мне объяснишь?.. — начал Вейдеманис, но Дронго сжал ему руку, и тот замолчал.
— Я тоже пойду, — сказал Новрузов. — Мой работа закончилась. Скоро Мехти приходить сюда.
— Спасибо вам, — кивнул ему Дронго на прощание. Он повернулся и вместе с Эдгаром направился в дом. Вейдеманис удивленно смотрел на своего друга. Когда они вошли в гостиную, он снова спросил:
— Ты ничего не хочешь мне сказать?