Ждать пришлось долго. Около пяти с половиной часов. Несколько раз приносили чай с фруктами и печеньем. Он начал жалеть, что отказался от обеда. Наконец появился генерал Богдановский. Было заметно, как он волнуется. Генерал прошел к столу, сел напротив и попросил принести ему кофе без молока. Затем посмотрел на Дронго и спросил:

— Что сказал вам Семен Абрамович в коридоре?

— Сообщил, что уважает меня и даже может рекомендовать на свое место, — спокойно ответил Дронго. Теперь, без Штеймана, можно было немного расслабиться.

— До этого, когда вы к нему наклонились?

— Сказал, что в полной мере оценил мою игру. Послушайте, почему вы спрашиваете у меня? Он ваш психолог, а не мой друг.

— Вы прекрасно знаете, что он не скажет ничего, если мы его спросим. И еще обидится на нас.

— Тогда не нужно спрашивать. Я могу узнать, чем закончится мое пребывание у вас? Или вы собираетесь взять меня на свое полное содержание и кормить три раза в день?

Офицер принес кофе для Богдановского и вышел.

— Я получил согласие, — сообщил Богдановский после его ухода. — Мне разрешили ознакомить вас с некоторыми деталями нашей операции, при непременном условии, что вы дадите подписку о неразглашении и станете нам помогать.

— Сначала я должен понять, что именно придется для вас делать. А санкции в результате разглашения ваших секретов тоже прописаны?

— Никаких санкций, — с некоторым удовольствием ответил генерал, попробовав свой кофе. — В случае любой ошибки или попытки вашей собственной игры вас просто ликвидируют. Вы умный человек и должны понимать это без ненужных угроз.

— Неприятная перспектива, — пробормотал Дронго. — Хотите вовлечь меня в свою игру и, если я выйду за ваши рамки, грозитесь меня убрать. Достаточно сурово. Может, мне лучше перестать пить ваш чай и прямо сейчас благополучно уйти, чтобы наверняка остаться в живых?

— Поздно, — заметил Богдановский, — мы вас просто так уже не отпустим. И вы потеряете баснословный гонорар. Вам не хочется его получить?

— Вы считаете, что я такой жадный? С одной стороны эти миллионы Блехермана, а с другой — моя собственная жизнь.

— Вы сами сделали свою ставку и сами начали свою игру, — сурово напомнил генерал, — поэтому давайте закончим это бесполезное пререкание. Ваш вопрос решался в течение стольких часов на самом высшем уровне. Кстати, у меня есть один личный вопрос. Вы можете на него не отвечать, но мне просто интересно…

— Всегда готов удовлетворить интерес вашей службы, — пробормотал Дронго.

— Насколько мне удалось узнать, вашу кандидатуру согласовывали на самом верху и среди ваших знакомых оказался руководитель Службы внешней разведки господин Нарышкин. Вы с ним лично знакомы?

— Если я солгу, то вы все равно узнаете. Да, знаком.

— Понятно, — чуть разочарованно пробормотал генерал, — у вас хорошие связи, господин аналитик. Вот и Семен Абрамович вас очень хвалит. Почему вы не хотите перейти к нам на службу? Вы могли быть очень полезны в качестве аналитика.

— Спасибо. Я пытаюсь быть независимым.

— В современном мире это непозволительная роскошь, — рассудительно заметил Алексей Федорович.

— Согласен. Но я так живу последние годы.

— Вы не всегда так жили. В Советском Союзе вы были… — начал Богдановский.

— Извините, — перебил его Дронго, — Советского Союза больше нет. И я давал присягу тому государству. А насчет меня… Вы видели французский фильм «Профессионал»? Это один из моих любимых фильмов с участием Жана-Поля Бельмондо.

— Помню, — буркнул генерал, — там еще была такая пронзительная музыка.

— Верно. И в конце фильма главного героя убивают, — напомнил Дронго. — Так вот, я тот самый убитый профессионал. Только не под такую красивую музыку.

— Я не совсем понял, — нахмурился Богдановский, — что вы хотите этим сказать?

— Ничего. Просто уже нет ни моей прежней страны, ни тех организаций, с которыми я работал, почти не осталось тех людей, которым я доверял. Некоторые из них закончили самоубийством, как сделал и герой любимого мной фильма. Он просто подставил себя под прицел, понимая, что шансов остаться в живых у него почти нет. Теперь понимаете? Я — всего лишь обычный приспособленец, который выжил после большой катастрофы девяносто первого года. Приспособился и начал выживать, хотя должен был умереть еще тогда.

— Достаточно мрачно, — покачал головой генерал. — Вы превращаетесь в меланхолика?

— Скорее в мизантропа, при моей профессии и знакомствах не с самыми лучшими людьми нашей цивилизации. Но это мои проблемы, генерал. Обещаю, что не пущу себе пулю в лоб и не стану топиться в реке. Хотя плаваю я плохо. Это для вас, чтобы в случае моей неожиданной смерти вы не сомневались в моем абсолютном намерении не совершать в ближайшее время самоубийства. А вот теперь можете рассказать, почему вы так дергаетесь и не даете нам с Эдгаром Вейдеманисом провести наше частное расследование.

— Семен Абрамович уверен, что вы уже догадались.

— Немного. Что-то связанное с личностями самих террористов?

— Конечно. Шовдыгов был связан с подпольем, действующим в Турции. И мы кооперировались с зарубежными спецслужбами для выявления его связей и возможных сообщников.

— Поэтому Поляков остановился на Шовдыгове, а посланный в Турцию следователь Нигматулин тоже ничего не обнаружил, — понял Дронго. — Или он не должен был ничего обнаружить?

— Вы делаете мою задачу почти невыполнимой, — заметил Богдановский. — Вам необязательно все сразу понимать, давайте не будем торопиться.

— Это было ясно с самого начала, откуда у них оружие, связи, деньги, организация. Легче всего взять несколько человек и закрыть уголовное дело. Тем более что непосредственный исполнитель погиб во время самого акта. Вы ведь знаете, что я встречался и разговаривал с Поляковым. Он, безусловно, честный и порядочный человек, такой аккуратный и добросовестный служака. Но он тоже понимал, что дальше копать ему не позволят. Тем более что следователь ничего не привез из Турции. Я почему-то уверен, что это был ваш представитель, а не сотрудник Следственного комитета. Верно?

— Какая вам разница? Да, это был наш бывший следователь, — нехотя признался Богдановский. — Вы ведь прекрасно знаете, что свои следственные отделы были в прокуратуре МВД и в нашей службе. И все занимались своими специфическими расследованиями. Зачем спрашивать, если вы все прекрасно понимаете?

— Именно поэтому и спрашиваю. Значит, вы вышли на связи Шовдыгова и сознательно их обрубили?

— Конечно нет. Просто теперь их связями занимаются турецкие спецслужбы. Мы передали им дальнейшее расследование этой цепочки.

— А сами устранились? — не скрывал своей иронии Дронго.

— Не совсем. Мы продолжаем наше параллельное расследование. Слишком велика опасность, чтобы ее игнорировать. Предыдущие два взрыва должны были произойти в Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде. В первом случае собирались взорвать бомбу в театре, во втором — в институте. Жертв могло быть гораздо больше.

— Значит, неплохо сработали ваши службы, — заметил эксперт. — Но, предотвратив эти акты, вы не смогли обезвредить их руководителей и теперь делаете все, чтобы выйти на возможных «кукловодов», которые управляли этими смертниками.

— Мы работаем уже два года, а вы влезаете в наше расследование и считаете, что можно все решить за два дня, — покачал головой Богдановский. Он обнаружил, что выпил весь кофе, но не стал никого вызывать, чтобы получить еще одну порцию. Вместо этого просто отодвинул чашку от себя.

— Мы не сможем объяснить Блехерману, что вы продолжаете расследование, — сказал Дронго, — поэтому вы решили, что можно использовать нас с Вейдеманисом в вашей игре.

— Вы хватаете просто на лету, — одобрительно кивнул Богдановский. — Нам необязательно сообщать вашему заказчику о том, какой интерес мы к вам проявили. Можете по-прежнему контактировать и встречаться с этим Штаркманом, который беспрерывно сидит в номере «Ритц-Карлтона». Мы иногда даже опасаемся, что он нас пытается одурачить, регулярно исчезая из отеля. Но он никуда не исчезает. Просто сидит и ждет ваших звонков. Подобная аккуратность и дисциплинированность от офицера Шабак вызывает у нас удивление. И заинтересованность. Неужели они так вам доверяют? Или это тоже игра? Тогда в чем она состоит? И для чего привезли сюда Гилада Штаркмана?

— Нашли ответы?

— Пока нет. Но хотим найти их с вашей помощью.

— Я вас понял. Каждая сторона играет в свою игру.

— Как и вы, — строго сказал генерал. — Просто мы предлагаем объединить наши усилия.

— В таком случае мне нужно будет срочно встретиться с самим Шовдыговым. И желательно с Захоховым.

— Первый сидит в Сибири. Он получил очень большой срок, — напомнил Богдановский, — второй — на Алтае. Он обычный пособник. Ничего особенного, испуганный, жалкий, несчастный человек. Его семья переехала в Нальчик. Он вам ничего нового не скажет. Насчет Шовдыгова согласен. Хотя я полагал, что вы захотите в первую очередь отправиться в Турцию. С вашими знаниями турецкого языка и их обычаев вам будет легко там ориентироваться. Мы готовы оказать вам всяческую поддержку.

— Извините, но у каждого свои методы расследования. Вам нужны связи Шовдыгова, Блехерману нужны заказчики этого преступления…

— А вам? — невежливо осведомился генерал. — Что вам нужно? Деньги Меира Блехермана?

— Если вы будете меня оскорблять, у нас с вами не получится совместная работа, — парировал Дронго.

— Я не хотел вас обидеть. Просто задал вопрос.

— Не совсем корректный. Будем считать, что вы таким своеобразным способом извинились. А мне нужна истина, генерал. Везде и всегда. И еще я в ответе за все, что здесь творится.

— Какое отношение вы имеете к Москве? Вы имеете в виду наш город или нашу страну?

— Я имею в виду человечество, — ответил Дронго. Мы все в ответе за каждого человека на этой земле, за слезы каждой матери, за жизнь каждого ребенка, как бы пафосно это ни звучало.

Богдановский посмотрел на свою пустую чашку и нажал кнопку вызова, попросив офицера принести еще кофе.

— Хотите чаю? — спросил он у своего визави.

— Да, — кивнул тот.

— Принесите мне кофе, а ему чай, — приказал генерал.

— Я должен буду сначала поговорить с семьями обоих осужденных, — предложил Дронго.

— Это так обязательно?

— Иначе все теряет смысл.

— Можете встречаться, — пожал плечами Богдановский.

— И, конечно, встречи с Шовдыговым и Захоховым, — настойчиво произнес Дронго. — Мне нужно понять их психотипы. Вы ведь не можете отправить туда Семена Абрамовича, ему будет тяжело добираться.

— Я попытаюсь добиться для вас разрешения, — согласился генерал, — хотя это очень сложно, особенно в случае с Захоховым. Что еще?

— И одного из ваших офицеров для связи, — сказал Дронго, стараясь не выдавать своего волнения. Он понимал, что разговор записывается и даже тембр его голоса будет подвергнут внимательному анализу. И здесь Богдановский невольно подыграл ему.

— Нужен человек, который уже знает о нашей встрече, — сказал он. — Я думаю, подполковник Лопашов и майор Рахимова подойдут лучше остальных.

— Первого я не знаю. А майор, кажется, была тем самым офицером, которая обнаружила меня в Воронеже. — Так сложно не выдавать себя ни одним движением руки, ни выражением лица, ни изменившимся голосом. Дронго смотрел на генерала, понимая, как важно выглядеть естественно, и напряженно ожидая ответа.

Богдановский молчал. В этот момент внесли кофе и чай. Дронго с некоторым испугом подумал, что, возможно, несколько перестарался и генерал сумел его переиграть. Или Штейман сообщил, о чем они разговаривали друг с другом. Хотя Семен Абрамович не стал бы этого делать из уважения к своему коллеге. Значит, здесь его переиграл сам генерал. Пока офицер не вышел из комнаты, Богдановский продолжал молчать. И только потом наконец сказал:

— Я думаю, будет лучше, если с вами начнет работать майор Рахимова. Вы уже с ней беседовали. Она неплохой специалист, к тому же не простит вам свою ошибку и будет стараться изо всех сил, что тоже неплохо. Хотя свой реванш она уже взяла, — улыбнулся генерал, довольный своей последней фразой.

«Так сыграть невозможно», — подумал Дронго.

— Мне будет сложно, но я думаю, вы приняли правильное решение, — осторожно произнес он. — А теперь нам вместе нужно придумать общую «легенду», чтобы объяснить Блехерману и Штаркману, каким образом я сумел попасть в колонии особого режима к обоим осужденным.

Уже взяв свою чашку кофе, генерал согласно кивнул головой.

Интерлюдия

Домой Дронго приехал уже в восьмом часу вечера. Вейдеманис беспрерывно звонил на его городской телефон. Он волновался из-за отсутствия своего друга, уже твердо решив утром отправиться в управление, чтобы попытаться найти напарника. Самые неприятные мысли лезли ему в голову. Когда Дронго наконец ответил, он буквально заорал:

— Где ты был все это время?

— Мог бы догадаться, — пробормотал тот.

— Каким образом, если тебя не было двое суток! Я уже собирался начать твои поиски. Почему так долго? Они не могли тебя найти? — спросил Эдгар, чуть успокаиваясь.

Оба понимали, что разговор прослушивается.

— Нашли вчера вечером в Воронеже, — пояснил Дронго, — и сразу привезли в Москву. А потом мы переговорили. Ты можешь ко мне приехать прямо сейчас?

— Конечно. Через полчаса буду.

— Не торопись. Я думаю, что мне полезно немного пройтись.

Оба сознавали, что, несмотря на все предосторожности и аппаратуру, находившуюся в квартире, которую Дронго включал во время разговоров, их беседу все равно могут прослушать. Именно поэтому они решили встретиться на улице. Вейдеманис приехал через сорок минут. Он вышел из своего автомобиля, сразу увидел своего напарника, прогуливавшегося по тротуару, и подошел к нему:

— Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Я беспокоился, что на этот раз мы явно переоценили свои возможности.

— Не совсем. Все получилось так, как мы и планировали. Я остался в воронежском отеле, и меня достаточно быстро вычислили. Причем та самая особа, которую нам подставляли вместо сестры Шовдыгова. Затем меня привезли в Москву, где состоялась моя встреча с легендарным Штейманом.

— Неужели он жив? — изумился Эдгар. — Я помню, как он готовил нелегалов для работы за рубежом. Это было тридцать лет назад. Уже тогда он был стариком. Сколько лет сейчас Семену Абрамовичу? Сто десять или больше?

— За девяносто, — улыбнулся Дронго, — и старик не потерял своей привычной формы. Разговаривать с ним настоящее удовольствие для профессионалов. Можно многому научиться. Он фиксирует образ целиком: движение бровей, глаз, лицевые мускулы, тембр голоса, поведение конечностей, умение вести разговор, поза, слова. В общем, полное считывание психотипа любого человека, который сидит рядом с ним. Даже у профессионалов практически нет никаких шансов.

— Не повезло. Он тебя разоблачил.

— Во всяком случае, его обмануть было сложно. Нет, не так. Практически невозможно.

— И после этого ты вышел оттуда живым?

— Представь себе. Он нарисовал нам три варианта. В первом случае прекращались всякие контакты со мной. Второй вариант предполагал мою ликвидацию. А третий — наше сотрудничество.

— Второй вариант мне совсем не нравится.

— Мне тоже. Они остановились на третьем. Решили, что мы и так слишком много знаем. Хотя, думаю, роль сыграли не альтруистические мотивы и не осознание нашей с тобой ценности. Они очень четко поняли, что наша ликвидация может вызвать ненужные вопросы у Блехермана и его друзей. А им хочется избежать этих вопросов при любом варианте.

— Разумно, — согласился Вейдеманис. — Что еще?

— Как мы и предполагали, следователь Поляков сознательно обрубил все концы этого расследования, понимая, что затягивать с передачей дела в суд ему просто не позволят. К тому же при допросах погиб Исмаил Ламиев. Он уже перешел на героин, и большая доза пентатола его просто убила. Поэтому остались двое обвиняемых: организатор Шовдыгов и пособник Захохов, которых суд приговорил к длительным срокам. А еще послали следователя ФСБ в Турцию, куда часто ездил Шовдыгов. Но никаких следов он якобы не нашел.

— Тебе пояснили почему?

— Речь идет о сотрудничестве с турецкой разведкой. Я понял, что это была совместная операция, при которой нельзя было «засвечивать» связи Шовдыгова.

— Поэтому они так волновались, пристально наблюдая за нами, и опасались отпускать нас из-под своего контроля.

— Конечно. Они работают уже два года с этими связями Шовдыгова. Им совсем не хочется упускать уже имеющиеся у них связи. Хотя Богдановский не возражает, чтобы я поехал в Турцию.

— Слишком большой срок, — недовольно заметил Вейдеманис, — тебе не кажется, что они несколько затянули расследование?

— Насколько я понял, благодаря обнаруженным сообщникам Шовдыгова были предотвращены два крупных террористических акта в Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде. Причем во втором случае — в институте, где число жертв могло исчисляться сотнями.

— Тогда зачем им два таких пенсионера, как мы?

— Мне разрешили встретиться с бывшей супругой Шовдыгова и семьей Захохова, а также с обоими осужденными. Важно понять их психотипы. Кажется, Штейман сыграл не последнюю роль. Он даже сказал, что готов сделать меня своим преемником.

— Почему-то я не удивлен, — пробормотал Эдгар. — Давно пора использовать твой опыт.

Дронго проигнорировал его замечание и продолжил:

— Самое важное, что сейчас невозможно остановить наше расследование из-за Блехермана, который поймет, что оно не было доведено до конца из-за связей Шовдыгова, которые были важны оперативным сотрудникам. О чем, разумеется, никто не собирается сообщать ни Блехерману, ни Штаркману, ни кому-либо другому.

— В общем, мы с тобой вляпались в очередную неприятную историю, — понял Вейдеманис. — Шаг в сторону — и нас выбрасывают из игры.

— Нет, — возразил Дронго, — любое движение в сторону — и нас убирают. Без колебаний. В таких операциях вариантов не бывает.

— Поздравляю! Теперь будем ходить, ощущая на затылках дуло их оптических прицелов.

— У тебя есть другой вариант? Когда мы соглашались на эту работу, мы все прекрасно понимали. Было бы наивным полагать, что приезд в Москву Блехермана и Штаркмана пройдет незамеченным для российских спецслужб. Но, боюсь, идет гораздо более сложная игра, чем мы можем себе представить. И в нее нас тоже хотят втянуть.

Вейдеманис хотел что-то сказать, но не успел, потому что в подъезд дома кто-то вошел. Оба собеседника обернулись и услышали женский голос:

— Господа, вы можете простудиться. Здесь ужасно дует. Все понимают, что вам нужно переговорить без свидетелей, но вам лучше пройти в соседний дом и подняться в квартиру господина Дронго. Там наверняка теплее.

— Кто это? — спросил удивленный Вейдеманис. — Кажется, я вас уже видел.

— Ты ее видел, Эдгар, — спокойно произнес Дронго. — Это лжесестра Шовдыгова, которая нашла меня в Воронеже. Позволь тебе представить: майор Наира Рахимова. И наш куратор в этой операции. Я только не понимаю, почему у вас не хватило терпения подождать нас на улице?

— Там слишком холодно. И мне стало немного вас жаль, — ответила она.

— Я думаю, что нам нужно всем троим подняться наверх и выпить горячего чаю, — предложил Вейдеманис.