Самолет вылетел точно по расписанию. Он достаточно быстро набрал высоту, поднимаясь в звездное небо. Почти сразу появились стюардессы. Дронго попросил принести ему стакан водки. Наира была в темном брючном костюме и светлой водолазке. Сидя у иллюминатора, она услышала заказ своего спутника и несколько удивленно посмотрела на него:

— Вы так много пьете? В обычной жизни тоже?

— Только в самолете, — пояснил он, — я же говорил вам, что боюсь летать.

— Да, я помню, — улыбнулась она.

— Обычно я почти не пью, — непонятно почему решил сказать он. И затем добавил: — В молодости был мастером спорта по стрельбе из пистолета и даже чемпионом Баку. А там пить вообще невозможно, сразу потеряешь концентрацию внимания. Зато теперь пью в самолетах. После первого стакана чувствую себя спокойно, после второго — хорошо, а после третьего вообще кажется, что летишь рядом с самолетом.

Наира рассмеялась и, покачав головой, заметила:

— Кажется, мы можем в самолете говорить друг другу «ты».

— Не уверен, что к нам не подсадили кого-то из ваших коллег, — возразил Дронго, — поэтому давай на «вы». Вам надо немного поспать. Завтра будет сложный день. Нам еще добираться до этой колонии, а она находится в самой глуши, я проверял по карте.

— Только я не стану пить водку, — предупредила она. — Лично я получаю удовольствие, когда летаю самолетами, и совсем не боюсь летать.

— Значит, вы гораздо храбрее меня, — пробормотал Дронго.

— У вас была встреча со Штаркманом? — спросила она.

— Была. И я ему сообщил, что полечу в Читу на встречу с Шовдыговым. Если меня, конечно, пустят. Рассказал, что встречался с сестрой осужденного и получил ее согласие представлять интересы их семьи.

— И не сказали ему о нашей «замене», — поняла Наира.

— Конечно, нет, иначе в чем смысл нашего расследования? Блехерману нужны конкретные люди, а не ваши тайны. Но похоже, что ваше руководство это не совсем понимает.

— Они все понимают, — убежденно произнесла Рахимова, — просто вы их раздражаете своим поведением. Вам не говорили в детстве, что вы слишком умный?

— С каких пор это недостаток?

— Обычно в школе таких не любят.

— Я был не очень прилежным учеником, поэтому ко мне относились нормально. Во всяком случае, когда мы создали футбольный клуб, меня избрали президентом. А вот учился я не очень охотно. Было скучно. Еще в пятом классе прочел многие учебники за десятый класс, и стало ужасно скучно. Я предпочитал на уроках читать хорошие книги. У меня дома была очень неплохая библиотека… Поэтому часто не прикладывал особых усилий, иногда получал даже тройки. Зато меня с тремя потенциальными медалистами возили на все районные и городские олимпиады, и я на них иногда побеждал.

— Неужели правда? — удивилась Наира.

— Абсолютная.

— Странно, что Штаркман никуда не уезжает, — задумчиво произнесла Рахимова. — Ведь он должен понимать, что своим долгим присутствием в отеле вызывает подозрения.

— Я думаю, что понимает, — ответил Дронго, — и, возможно, делает это нарочно. Во всяком случае, человека с таким ростом и внешностью, да еще и приехавшего из Израиля, не заметить практически невозможно.

— Мне тоже кажется это подозрительным, — кивнула Наира.

— Нормально. Он всего лишь представитель своего патрона, который прислал его сюда своеобразным связным. Несчастный человек. Потерял единственную дочь. И еще супруга тяжело заболела. Все это сделала бомба Хаджирова. И зачем Блехерману все его деньги и успехи, если он останется один, без родных людей? Подозреваю, что другой человек мог бы просто сломаться. А он держится. По иудейским понятиям, самоубийство — страшный грех, вот ему и приходится жить с такой болью.

— Представляю, сколько подобных печальных историй у вас было в жизни, о скольких трагедиях вы знаете, — пробормотала Наира.

— О многих, — печально согласился Дронго. — У людей есть такой глупый обычай — умирать. Говорят, что человек ничего не чувствует и не понимает. Просто закрывает глаза, и наступает тьма. Без боли, ощущений, переживаний и звуков. Все, что было миллионы лет до вас, будет и после вас. И более всего страдают ваши родные и близкие, которые не могут и не хотят смириться с вашим отсутствием.

— Вы боитесь смерти? — неожиданно спросила Наира.

— Если я боюсь летать… — попытался отшутиться Дронго.

— Я серьезно, — перебила она, испытующе глядя на него.

— Вы же наверняка знаете мою биографию, — пожал плечами Дронго. — Я бывал в некоторых историях, которые не принято вспоминать. Иногда мог погибнуть, иногда приходилось стрелять, чтобы выжить. Особо храбрым я себя не назову, но и трусом тоже не был, как мне кажется. Просто уходить раньше положенного не хочется. Обидно и глупо. Но не все и не всегда зависит от нас. Поэтому, отвечая на ваш вопрос, я скажу, что, наверное, боюсь. Но не делаю из своего опасения всеобъемлющего чувства страха, иначе трудно будет существовать, тем более заниматься делом, которое я люблю.

— Вы стреляли и убивали? — не поверила Наира.

— Я не ношу с собой оружия. Мы же в салоне самолета.

— Вы понимаете, о чем я вас спрашиваю.

— Не помню. Лгать не хочу, а говорить правду тоже не особенно хочется. Всегда считал, что оружие только мешает нормальному общению. Хотя иногда оно спасало мне жизнь.

— Тогда другой вопрос. Насколько я знаю вашу биографию, вы несколько раз были ранены. В том числе очень тяжело в Нью-Йорке. Это правда?

— Возможно, это тоже слухи, — снова попытался отшутиться Дронго.

— Нет, — упрямо сказала Наира, — не слухи. Я видела вашу спину и места от ранений. Это далеко не слухи.

— «Бандитские пули», — пробормотал он, — так, кажется, говорили в хорошем фильме Эльдара Рязанова. Хотя это были не совсем бандитские. И стреляла в меня женщина. Очень хороший профессионал. Луиза Шернер. Ее до сих пор не могут найти, хотя прошло уже более четверти века. Возможно, ее давно нет в живых, а возможно, она летит с нами в этом самолете. Хотя русского языка она, по-моему, не знала. И если даже жива, то ей сейчас должно быть под семьдесят. Много для профессионального киллера.

— Значит, у вас с женщинами особые отношения.

— Да, — нахмурился Дронго, — особые. Ведь в моей жизни была и другая женщина, которая спасла мне жизнь. И я об этом тоже всегда помню.

— Она жива? — несколько ревниво спросила Наира.

— Она меня не просто спасла, она пожертвовала собой ради меня. И это тоже часть моей жизни. Она погибла. И это тоже было очень давно.

— Я права. У вас действительно особые отношения с женщинами.

— Особые отношения с женщинами были у моего отца, — улыбнулся Дронго. — Ему было уже восемьдесят, когда он попал в больницу. Мама ходила по коридорам и искала симпатичных врачей, санитарок, посетительниц. Увидев красивую женщину, она просила ее войти в палату, чтобы папа улыбнулся. Он любил и ценил красивых женщин. Однажды он признался мне, что в детстве попробовал какое-то блюдо с чесноком, и оно ему очень понравилось. А после четырнадцати лет он ни разу не притронулся к чесноку. За шестьдесят семь лет! Ни разу!

— Почему? — заинтересовалась Наира.

— Я тоже задал этот вопрос. И тогда он признался, что был в постоянной готовности целоваться с женщинами и не мог допустить, чтобы от него так плохо пахло. Тоже урок на всю жизнь.

— Вы его очень любили, — поняла Наира.

— Да, — кивнул он. — Теперь понимаю, что я не просто его любил. Мы были друзьями. Настоящими друзьями, какими иногда бывают мужчины. Когда доверяешь друг другу все свои тайны, все свои страхи, все свои надежды. Когда веришь в своего друга абсолютно. Наверное, сейчас у меня такие отношения с Эдгаром Вейдеманисом, которому я доверяю абсолютно. Но отца я действительно очень сильно любил. Иногда он приходит ко мне во сне, и мы с ним разговариваем. В последнее время приходит все реже и реже.

Дронго подозвал стюардессу и попросил принести еще водки. Наира смотрела на него и молчала. Так продолжалось несколько минут. Затем она неожиданно призналась:

— Никогда и никому не завидовала. А вот сегодня позавидовала вашей супруге. Иметь рядом такого мужчину…

— …это настоящее несчастье, — закончил за нее Дронго. — Вечно отсутствующий супруг, который появляется в доме время от времени, не всегда самый преданный и самый верный, часто увлекающийся и часто позволяющий себе увлечься. И вообще не очень серьезный тип. Ей можно посочувствовать, а вы говорите…

— Я ей завидую, — упрямо повторила Наира. — Иметь рядом такого интересного мужчину, с которым никогда не бывает скучно. Что еще нужно для абсолютного счастья?

Стюардесса принесла вторую порцию спиртного.

— Все! — решительно произнес Дронго. — Сеанс душевной исповеди закончен. Ваше здоровье! И постарайтесь уснуть. Нам еще долго лететь. Спокойной ночи, майор Рахимова.

Она улыбнулась и, раскрыв одеяло, натянула его на лицо. Он задумчиво посмотрел на нее, положил недопитый стакан на поднос и тоже закрыл глаза.

«Джил, — подумал он, — я ведь действительно далеко не самый идеальный муж. И я это хорошо понимаю. Спасибо тебе, что ты меня терпишь».