Все три внедорожника не выглядели презентабельно. Они были старыми и побитыми. Первый был относительно неплохой «Лендровер» с одной вмятиной. Второй внедорожник был гораздо старее, но у него не было вмятин. Это был «Мицубиси Паджеро». А третий внедорожник являл собой ужасное зрелище. На его боку остались следы от выстрелов из автоматов. Это был «Ниссан», который непонятно как еще передвигался по пустыне с такими «ранениями» в корпус. Все три машины, изначально белые, были серыми от песка и налипшей грязи.

Группа сотрудников разместилась по машинам. Майор подошел к Сеидову, протягивая два пистолета.

— Это все, чем мы можем поделиться, — улыбнулся Томашевски. — Но оружие нужно будет потом нам вернуть. Вы умеете из него стрелять?

— Не нужно, — мрачно ответил Сеидов. — Пистолеты нам все равно не помогут. Они только создают ложную иллюзию защиты. Оставьте их у ваших людей. В моей группе нефтяники и геологи, а не коммандос.

— Я вас понимаю, — согласился майор.

Фархад посмотрел на две другие машины, убедился, что все уселись, залез в салон первой машины и захлопнул за собой дверь.

— Мы можем ехать, — негромко сказал он Томашевски.

Тот, в свою очередь, уселся на переднее сиденье и отдал приказ своему водителю. Колонна медленно тронулась, отъезжая от аэропорта. Первые несколько минут было довольно интересно. Повсюду виднелись интересные сооружения, вдоль дороги были высажены пальмы. Алена с явным интересом смотрела по сторонам.

— Вам нравится? — спросил Сеидов.

— Здесь красиво, — ответила она, — ведь это библейские места. Сюда нужно приезжать, чтобы походить и все осмотреть. Всегда мечтала побывать в Иордании и в Израиле.

— Еще успеете, — кивнул Фархад. — Тем более что сейчас отменили визы для российских граждан в Израиль. Можете в любой момент взять билет и полететь в эту страну. Я тоже ни разу не был в Израиле. Наверное, интересно увидеть храм, где был похоронен Христос, а потом воскрес. Пройти по его пути и выйти на гору, где его распяли. Очень интересно. У вас еще все впереди.

— У вас тоже, — возразила Алена, — я ведь знаю, сколько вам лет.

— Боюсь, что мои путешествия для удовольствия уже закончились. Теперь я буду выезжать вот в подобные командировки. Хотя в Ираке я уже работал раньше целых три года. А вот в Иордании никогда не был.

— Вы прилетели сюда в первый раз? — повернулся к ним Томашевски. — И пани тоже? Как вас зовут? Меня зовут Гжегож. А вас?

— Алена Сизых.

— Какое красивое имя, — восхищенно сказал майор. — Оно вам подходит. Значит, вы здесь в первый раз?

— Да, — ответила Алена.

— Я думал, что вы полька. У вас такие красивые глаза, — сделал комплимент майор.

— Мои родственники из Львова, — ответила Алена, — но они еще в начале века переехали в Москву.

— И у вас наверняка есть польская кровь, — обрадовался Томашевски.

Фархаду не понравилось, что этот майор так нахально ведет себя по отношению к его помощнику.

— Где самые опасные места на пути следования? — спросил он у майора.

— После границы везде, — честно ответил Томашевски. — Нас могут обстрелять в любом месте. Но это просто дикие группы, которые стреляют в любую двигающуюся мишень. Если они понимают, что мы вооружены, то сразу уходят. Сержант обычно дает одну очередь в воздух, и мы едем дальше…

— Они тоже стреляют в воздух? — уточнил Сеидов.

— Нет, они стреляют в машину, — меланхолично заметил майор, — поэтому самые большие потери среди водителей. Обычно стреляют сразу в них, чтобы остановить автомобиль. И это не всегда террористы. Иногда обычные бандиты — хотят пограбить вот и рассчитывают взять все, что можно взять.

— Вы меня успокоили, — мрачно пошутил Фархад. — По-вашему, лучше встретиться с бандитами, чем с террористами?

— Со всеми плохо, — ответил майор, — в этой стране все уже давно потеряли, как это правильно сказать, цену человеческой жизни. Они убивают друг друга каждый день. И больше всего ненавидят американцев. Но нас тоже считают американцами. Для арабов все равно, кто перед ними. Поляки, украинцы, англичане, немцы, греки. Они всех нас считают американцами и оккупантами. Только для турков делают исключение. Их ненавидят еще больше.

— Почему? — удивилась Алена.

— У турков с арабами всегда были сложные отношения, — пояснил сам Фархад. — Вы, наверное, помните из истории, что Османская империя турков владела всеми этими землями арабов много столетий, что не могло вызвать к ним особых симпатий со стороны местного населения. Кроме того, в Ираке на севере компактно проживают курды, а турки считают, что именно с иракской территории к ним проникают боевики курдской рабочей партии, которые осуществляют террористические акты в самой Турции. И соответственно турки время от времени совершают вылазки в эти районы и бомбят возможные лагеря курдских повстанцев.

— Все так, — согласился майор, — но самое главное, что турки — мусульмане. А живущие в Ираке мусульмане не могут простить, что они являются созниками Америки и Израиля против арабов и курдов. Поэтому их ненавидят больше других.

— Это тоже важный фактор, — согласился Сеидов. — Турция имеет традиционно дружеские связи с Израилем, хотя у власти в Турции находится религиозная партия. Что вызывает недовольство соседей Турции. Но в самой Турции военные — это привилегированная каста воинствующих атеистов, которые следуют заветам основателя республики Кемаля Ататюрка. Почти все высшие офицеры — это выпускники элитных военных учебных заведений в США и Великобритании. Для них Израиль более приемлемый союзник, чем курдские сепаратисты или арабские террористы. Даже несмотря на то, что турки и арабы являются мусульманами-суннитами. В отличие от фарсов, которые в массе своей шииты.

— Как все запутано, — согласилась Алена. — Здесь нужно каждому долго объяснять, где враги, а где друзья.

— На Востоке все более запутано, чем на Западе, — согласился Фархад. — Самое общество, религия и нравы гораздо более иррациональны, чем в рационально устроенном западном обществе. Здесь еще действуют обычаи, местные порядки, традиции родоплеменных отношений. И все это отражается на характере войны, которая идет в Ираке. Гражданская между шиитами, суннитами и курдами. А также война против оккупантов, — он показал на Томашевски, и Алена улыбнулась.

— То есть так, — согласился майор, снова поворачиваясь к ним. — Не нужно было их трогать. Пока был жив Саддам Хусейн, он обеспечивал в этой стране порядок и дисциплину. А сейчас Ирак стал центром террористов всего мира. Сюда едут учиться стрелять и убивать. Такой большой тренировочный лагерь для всех террористов.

— А как обстановка на юге, у Басры? — поинтересовался Фархад.

— Там очень плохо, — сразу сказал Томашевски, — я не могу понять, где прячутся террористы, ведь в пустыне трудно спрятаться, но они уходят под землю и появляются там, где их никто не ждет. Особенно достается англичанам и голландцам, батальоны которых несут самые большие потери. Американцы хотят заменить их своими солдатами, но у них просто нет столько людей. Там убивают каждый день. И рядом граница с Ираном, где все время ждут иранские воинские части. Один случайный выстрел, одна случайная группа, которая перейдет границу, и может начаться война. А граница там, как это сказать, у нее нет четкой линии. Можно случайно попасть к иранцам. Об этом предупреждают всех военнослужащих.

— Вот куда мы полетим, — напомнил Фархад, обращаясь уже к Алене. — Не страшно?

— Нет, — ответила она, — даже интересно. Когда еще я смогу побывать в такой командировке. Спасибо, что вы взяли меня с собой.

Томашевски услышал ее слова и снова повернул голову.

— Пани Алена очень смелый человек. Но нужно быть осторожнее. И в самом Багдаде тоже. У вас должен быть платок на голове, чтобы не привлекать внимания окружающих.

— Какой платок? — не понял Сеидов. — Я здесь работал три года. В Ираке женщины не ходили в хиджабе. Они одевались по-европейски.

— Это было давно, — возразил майор, — сейчас лучше носить платок, чтобы не привлекать ненужного внимания. Местное население и так считает нас безбожниками, которые насаждают свой образ жизни их традиционному обществу. У мусульман свои представления об этике и морали.

— Я, между прочим, тоже мусульманин, — заметил Фархад.

— Извините, — пожал плечами Томашевски. — Я думал, вы русский. Но тогда вы все сами понимаете. Женщина не должна ходить в городе без платка. Это может быть очень опасно.

— При Саддаме у женщин была свобода выбора, — горько заметил Сеидов. — А при американцах, несущих всему миру свою демократию, у них не осталось этого права. Глупо…

— Саддам был диктатор, а не хороший политик, — напомнил майор, — он подставил свою страну под удары американцев. Сначала, когда полез в Кувейт, потом приказал убить отца нынешнего Президента. И потом начал играть в кошки-мышки с экспертами ООН, не показывая им свои запасы оружия.

— Для такого диктатора, как Саддам, это было оскорбительно. Получалось, что у него отнимали часть суверенитета, а значит, покушались на его сакральную власть, — пояснил Фархад. — В любом мусульманском обществе это было понятно. Правитель должен быть абсолютным властелином, иначе он просто не правитель. Позволить экспертам ООН вести себя в его стране так, как им хочется, Саддам Хусейн просто не мог. Иначе он не остался бы правителем. А на Западе его неуступчивость воспринималась как лицемерие и нежелание сотрудничать. В результате конфликт только усугублялся. А после вторжения в страну американцы быстро выяснили, что никаких запасов оружия у Ирака просто не было. Как и химического и биологического оружия. Все это был один большой блеф. Американские специалисты из ЦРУ просто сыграли на самолюбии Саддама, на его маниакальной подозрительности, на его тщеславии. И он глупо попался в их ловушку, отказываясь от сотрудничества. А потом уже было поздно…

— Вам нужно читать лекции по истории Ирака, — одобрительно сказал Томашевски.

— Я работал в этой стране три года и полюбил этих людей, — признался Фархад, — добрые, отзывчивые, миролюбивые, веселые, общительные. Как нужно было их прессовать все эти годы, чтобы они превратились в настороженных, замкнутых и агрессивных! Ненавидящих всех пришельцев.

— Вы думаете, что у нас получится провести переговоры? — спросила Алена.

— И не только переговоры. Я надеюсь, что мы даже подпишем предварительные условия нашего возможного контракта. Нефть нужна всем. И самим иракцам, которые могут на эти деньги восстанавливать свое государство и его экономику, и американцам, для которых бесперебойные поставки нефти — самый важный вопрос их политического и экономического существования, и всем остальным, которые так или иначе сидят на этой «энергетической игле», — ответил Сеидов. — Поэтому всем выгодно, чтобы здесь работали наши специалисты. Арабы умеют отличать друзей от врагов, и они знают, что Советский Союз и Россия всегда относились к Ираку хорошо. И даже простили новому правительству многомиллиардный долг, оставшийся от прежнего режима.

Они выехали за город. Дорога уходила на восток. Набирая скорость, все три внедорожника следовали к Ираку. Дорога стала более однообразной, и Алена перестала смотреть по сторонам. Фархад достал свой мобильник и взглянул на телефон. Здесь он еще работал.

— Как работают телефоны? — спросил он у майора. — Я имею в виду мобильные?

— Хорошо, — ответил ему Томашевски. — В Ираке развернуто несколько станций, ориентированных на спутники. Поэтому мобильные телефоны работают по всей стране. Со связью как раз нет никаких проблем.

— Слава богу, хоть в чем-то нам повезло, — пробормотал Сеидов.

Алена достала телефон, набрала номер.

— Здравствуй, мама, — быстро сказала она, — как ты себя чувствуешь? Очень хорошо. Мы сейчас в Иордании, едем к государственной границе. Да, у нас все нормально. Не беспокойся. До свидания.

Она убрала телефон, улыбнулась:

— Мама волнуется. Она была против моей командировки.

— Моя супруга тоже возражала, — признался Фархад. — Но это нормально. Они все за нас беспокоятся. У вас есть дети, пан майор? — спросил он не без тайной мысли, чтобы Томашевски ответил и не делал больше двусмысленных комплиментов Алене.

— Есть, — ответил майор, — две дочки. Ева и Малгожата. Я очень без них скучаю. Им уже по двенадцать лет. Они близнецы.

— Скоро у вас заканчивается командировка?

— Через полтора месяца. Потом наш батальон вернут в Польшу, а сюда приедут другие. На наше место.

Он достал из кармана фотографию и протянул ее Фархаду. На ней были сняты молодая красивая женщина и две девочки, удивительно похожие на мать. Сеидов улыбнулся, показал фотографию Алене. Она тоже улыбнулась, взглянув на снимок, и вернула фотографию майору.

— У вас красивые девочки, — сказала она.

— Спасибо, пани Алена, — растрогался майор. — Я всегда помню о них, когда выезжаю в очередной рейс. Если меня убьют, им будет очень больно. Я правильно говорю? Очень больно.

— Конечно, правильно, — грустно ответила Ална. — А вы сделайте так, чтобы вас не убили.

— Это зависит не только от меня, — меланхолично заметил Томашевски. — Если господь пожелает, то я вернусь домой целым и невредимым.

Он замолчал. Следующие два часа они почти не разговаривали. Водитель включил радио, и они слушали джазовые композиции американских исполнителей. Очевидно, сам водитель был поклонником джаза. На часах было около шести, когда автомобили начали мягко тормозить.

— Скоро будет государственная граница, — обернулся к сидевшим сзади Томашевски, — обычно паспорта здесь не проверяют. Только при въезде в Иорданию. А когда едешь в Ирак, то можешь спокойно ехать. Документы будут проверять в самом Ираке. Сейчас наладили компьютерную базу данных, и все, кто проходит границу, попадают в нее. Таким образом фиксируется их присутствие в стране. Раньше здесь вообще не было никаких постов. Можно было ездить в обе стороны. А сейчас здесь дежурят не только местные пограничники, но и американцы. Это единственная стратегическая дорога, связывающая две столицы. Еще одна дорога из Аммана идет вдоль границы Саудовской Аравии. Но там очень строгий контроль. Саудовцы боятся террористов больше, чем все остальные. У них каждый год приезжают миллионы верующих в Мекку. И они поэтому наладили строгий контроль на своих границах.

Машины затормозили у нескольких домиков, откуда появились вооруженные солдаты. Томашевски вышел из машины. Один из иорданских офицеров, узнав его, приветливо помахал рукой. Майор оказался прав. У них даже не попросили документов. Машины тронулись, чтобы через несколько минут оказаться на иракской территории. На этой стороне границы было выстроено несколько трехэтажных зданий, большой таможенный терминал, разбит довольно обширный парк.

— Это все построили еще при Саддаме, — пояснил Томашевски.

Он вылез из автомобиля, направился к пограничникам. Майор отсутствовал довольно долго, минут двадцать. Наконец он вернулся в сопровождении двоих офицеров-пограничников. Было видно, как он расстроен.

— Извините, — сказал майор, — я пытался им объяснить, что вы делегация нефтяников. Но они ничего не хотят понимать. Там сидит какой-то американский офицер, который упрямо твердит, что не пропустит русских в Ирак. Говорит, что у него не было никаких указаний.

— Он имеет право нас не пускать? — разозлился Фархад.

— Боюсь, что да, — кивнул Томашевски. — Все офицеры пограничной стражи будут выполнять указания этого американца. Вам нужно самому с ними переговорить. Вы говорите по-английски?

— Плохо, — признался Сеидов. — Но мой помощник знает английский. Куда нам идти?

— Соберите паспорта у всей группы, и пройдем в это здание, — указал майор на дом, — нам нужно торопиться. Если нас сегодня не пропустят до семи вечера, то потом они закроют границу, и нам придется ждать до завтрашнего утра. А я ждать не могу, у меня приказ.

— Что тогда будет? — спросил Фархад.

— Я оставлю вас здесь, а сам уеду, — ответил Томашевски. — Вам придется искать другой транспорт.

— Только этого нам не хватало, — расстроился Сеидов. — Мы сорвем всю нашу командировку. Алена, соберите у всех паспорта. И скажите полковнику Амансахатову, чтобы он не выходил из машины. Мне не нужны лишние проблемы.

Фархад посмотрел на часы. Десять минут седьмого. Если за пятьдесят минут им не удастся получить разрешение на въезд, то командировку можно считать сорванной. Нужно что-то придумать. Нужно быстро принять решение или убедить этого американца их пропустить. У них в запасе только пятьдесят минут.