Наверное, ни одно другое сообщение не могло бы его так потрясти. Он сжал зубы. Нужно успокоиться, но успокоиться невозможно. Четыреста двадцатый – это номер, в котором он живет. И несколько минут назад туда должна была войти Мадлен, которой он дал свой ключ. Именно поэтому он все осознал в течение нескольких секунд. И бросился к кабине лифта. Он уже не помнил, когда у него дрожали руки. Но в этот раз, нажимая кнопку лифта, он заметил, как у него дрожат пальцы.

«Кретин, – сжав зубы, думал Дронго, – ты ведь все уже давно понял. Им важно было не только сорвать конференцию, но и убрать человека, который мог разоблачить убийцу. Нужно было любым способом убрать так некстати оказавшегося в этом вагоне и в этом отеле эксперта. И конечно, сразу после взрыва нужно было увести отсюда Мадлен и поменять свой номер».

Ему казалось, что кабина лифта еще никогда так медленно не ползла наверх. Наконец четвертый этаж. Он выскочил из лифта, бросаясь по коридору к своему номеру. И остановился как вкопанный. Из его номера выносили накрытое простыней тело. Сомнений теперь не оставалось. Неизвестный убийца ждал его в номере и, когда туда вошла Мадлен, выстрелил… Он ждал хозяина номера и, очевидно, начал стрелять, как только открылась дверь.

– Вам повезло в очередной раз, – услышал он приглушенный голос за спиной и обернулся. Это был комиссар ван Лерберг, – я думал, что мне придется разбираться еще и с Интерполом, когда мы сообщим им о вашей смерти.

– Я был внизу, – сказал Дронго, оборачиваясь к нему, – вышел на улицу, чтобы еще раз услышать бредовые речи Схюрмана и побеседовать с семейной парой Ангелушевых.

– Вам повезло, – вздохнул комиссар. – Вы не играете в казино? Я думаю, что вам должно везти…

– Не играю, – покачал головой Дронго, глядя, как мимо проносят труп, накрытый простыней, – я вообще не люблю играть с судьбой. Как вы узнали о моем номере?

– Горничная, – пояснил ван Лерберг, – такая невероятная случайность. Мы приказали проверить все номера, чтобы найти в них возможных чужаков. И когда она открыла дверь, то обнаружила труп. Свежий труп, господин эксперт. Кровь еще не свернулась. Я позвонил вниз и приказал никого не выпускать из отеля, но не думаю, что мы сможем найти этого киллера. Он, очевидно, ждал именно вас, а поняв свою ошибку, сразу сбежал. Возможно, по аварийной лестнице.

Дронго взглянул на накрытое тело. Тяжело вздохнул. Неужели он должен нести в жизни вот такие потери. И как это обидно, когда вместо тебя убивают невиновного человека.

– Несчастная женщина, – горько сказал Дронго, – никогда в жизни себе не прощу. Я сам дал ей ключ.

– Какая женщина? – не понял комиссар.

– Я говорю про убитую, – показал на закрытый труп Дронго.

– Там мужчина, – недовольно сказал ван Лерберг. – Какая женщина? Вы принимаете нас за идиотов. Мы не можем отличить женщину от мужчины? Я же сказал вам, что мы считали убитым именно вас.

Дронго не стал тратить время на обдумывание его ответа. Реакция была мгновенной. Он бросился к телу.

– Стойте, – крикнул он, – подождите. Остановитесь.

Носилки остановили. Дронго подбежал ближе, отдернул простыню и с изумлением увидел убитого Рамаса Хмайна.

– Это журналист Хмайн, – сказал он, оборачиваясь к подошедшему комиссару.

– Я знаю. Но это мы вместе со следователем знали его в лицо. А сотрудники отеля и полицейские решили, что убили именно вас, – недовольно пояснил комиссар.

– Что он делал в моем номере? Как он туда попал? Зачем?

– Слишком много вопросов, господин эксперт, – сказал комиссар, – я бы с удовольствием поменялся с вами местами, чтобы самому задавать вопросы. А вы бы на них отвечали. Может, вы его позвали к себе для интервью? Или для другой беседы?

– Я его к себе не приглашал. Как он оказался в моем номере? Откуда достал ключи? И главное – зачем?

– Если бы я знал ответы на все вопросы, то не был бы комиссаром полиции, а стал бы министром внутренних дел или премьер-министром, – зло произнес ван Лерберг.

Дронго накрыл простыней тело, и труп понесли дальше. Из четыреста двадцатого номера вышел следователь. Посмотрел на Дронго и усмехнулся.

– Вы счастливчик, господин эксперт. Уже получился некий перебор. Сначала киллер не сумел застрелить вас в ресторане. Потом вас не взорвали в конференц-зале. И наконец, в вашем номере каким-то чудом оказался журналист Рамас Хмайн, которого застрелили вместо вас. Вам не кажется, что нам может не понравиться подобное постоянное везение? Его слишком много для одного человека.

– Не очень, – возразил Дронго, – вчера вечером ранили официантку. Сегодня убили и ранили много людей. А потом застрелили неизвестно каким образом оказавшегося в моем номере журналиста. Мне его тоже жалко, хотя еще полчаса назад мы с ним неприятно поспорили. Говорю вам об этом, так как его коллега Морзоне наверняка об этом сразу вспомнит.

– Ваше положение очень сложное, – заметил следователь, – вы еще успели поссориться и с убитым журналистом, которого застрелили в вашем номере.

– У меня нет оружия, – развел руками Дронго, – и меня сложно заподозрить в этом убийстве.

– Никто вас не подозревает, – вставил комиссар, – но согласитесь, что все это вызывает определенные вопросы.

– Согласен, – кивнул Дронго, – на которые должны отвечать сотрудники полиции, а не такое заинтересованное лицо, как я.

Он увидел вышедшую из лифта Мадлен. Она недоуменно смотрела по сторонам. Подошла к Дронго.

– Что происходит?

– Ты даже не представляешь, как я рад тебя снова увидеть, – сказал он, глядя на нее.

– Ничего не понимаю. Опять что-то случилось?

– Нет. Все хорошо. Теперь все хорошо. Только теперь никуда не отходи от меня. Я тебя очень прошу.

– Хорошо, – удивилась она, – я никуда не уйду.

– Господин эксперт, в целях вашей безопасности мы обязаны перевести вас в другой номер и поставить охрану, – решил комиссар.

– Давайте, – согласился Дронго, – только разрешите мне остаться вместе с госпожой Броучек.

– Как хотите, – разрешил комиссар.

– Нет, – неожиданно сказала Мадлен, – ни в коем случае. Это неприлично.

Все трое мужчин удивленно взглянули на нее, не совсем понимая, что происходит.

– Я не могу оставаться в номере чужого мужчины, – пояснила Мадлен. – Неужели вы этого не понимаете?

Дронго хотел что-то спросить, но промолчал.

– Конечно, мадам Броучек, – согласился комиссар, – это ваше право. Мы думали, что вам будет безопаснее и комфортнее.

– Не будет, – ответила Мадлен, – я вообще собираюсь вернуться в свой номер. И не совсем понимаю, господа, почему я не могу прямо сейчас вместе с господином экспертом пройти в его номер и обсудить наши вопросы? Зачем нужен другой номер, в котором я должна буду с ним находиться? Может, вы объясните мне, господа, что именно здесь происходит?

– Пусть вам объясняет господин эксперт, – решил комиссар, отходя от них.

Мадлен взглянула на Дронго.

– В моем номере нашли убитым журналиста Рамаса Хмайна, – пояснил Дронго, – никто не может объяснить, как он туда попал и что именно он там делал. Господин следователь, вы обыскали мою комнату? – спросил он Кубергера.

– Конечно. Ничего не нашли.

– А в его карманах?

– Обычный журналистский набор. Магнитофон, телефоны, айфон, диктофон, блокнот, ручки. Ничего особенного.

– Почему его убили? – спросила Мадлен.

– Мы сами не понимаем, – пояснил следователь, – но господина эксперта мы переведем в другой номер. Или вообще поселим в другом отеле. Я могу задать вам один вопрос?

– Задавайте.

– Совсем недавно я предлагал вам покинуть отель и уехать в Париж. Но вы отказались. Более того, вы пришли сюда, даже не зная, что именно произошло в номере господина эксперта. А теперь заявляете, что не хотели бы оставаться с ним в номере под охраной полиции. Я могу узнать причину таких резких изменений?

– Господин следователь. Все очень просто. Я хотела только переговорить с господином экспертом, – пояснила Мадлен, – но я замужняя женщина, а он женатый мужчина. Если у нас дружеские отношения, то это не значит, что я могу постоянно оставаться в его номере. Это невозможно.

– Я вас понимаю, мадам. Извините за мой вопрос. – Следователь отошел от них.

Она взглянула на Дронго.

– Наверное, должны были убить тебя, – сказала она, – я это чувствую. И случайно застрелили этого журналиста.

– Непонятно тогда, зачем он пришел ко мне в номер, – сказал Дронго, – и вообще как вошел? Ему я ключей не давал. Но почему ты отказалась переехать в другой номер под охрану полиции?

– Я отказалась переезжать с тобой, – пояснила Мадлен.

– Почему?

– Вечером приезжает мой муж. Он узнал о взрыве в отеле и о вчерашнем покушении из репортажа Элиа Морзоне. Позвонил и сообщил, что выезжает из Парижа. Ты понимаешь, что я не могу оставаться в одном номере с тобой. Тем более что между нами ничего не было.

– Это упрек или констатация факта?

– Скорее упрек самой себе. Видимо, такая у нас была судьба. Встретиться и разойтись. Я не смогу остаться в твоем номере, зная, что через несколько часов здесь будет мой муж. Если сможешь, ты должен меня извинить.

– Твое настроение меняется ежечасно.

– Это правда. За последние два дня я побывала в таких невероятных историях, в каких не была за всю мою жизнь.

– Теперь констатация моей вины.

– Нет. Все так сложилось. Кто мог подумать, что сначала убьют дипломата в нашем вагоне, потом начнут в нас стрелять. Взорвут отель и, наконец, в твоем номере застрелят журналиста. Слишком много событий на одно знакомство.

– Никто не мог предположить, что все так произойдет, – согласился он.

Они увидели, как по этажу бежит Элиа Морзоне, размахивая руками. Было заметно, как сильно он нервничает.

– Это вы… вы… – закричал он, обращаясь к Дронго, – это вы его убили.

– Успокойтесь, синьор Морзоне, – сказал следователь, оборачиваясь на крик журналиста, – у господина эксперта есть абсолютное алиби. Он был перед зданием отеля, когда нашли убитого журналиста. Его обнаружила горничная. На наших камерах наблюдения невозможно не заметить фигуру господина эксперта.

– Все равно это он, – закричал Морзоне. Было заметно, как он нервничает. Он впервые испытывал некие человеческие чувства. Более того, было видно, как он переживает за своего напарника.

– Он его подставил и убил, – сказал уже тише Морзоне.

– У него нет оружия, – возразил следователь.

– Значит, это был его сообщник, – решительно заявил журналист, – я вам говорю, что Рамаса Хмайна убил господин Дронго. Именно он организовал и убил моего друга.

– Каким образом? – поинтересовался следователь.

– Не знаю. Не знаю. И не хочу знать. Но это он убил моего друга, – снова закричал Морзоне.

– Не кричите, – попросил следователь, – но почему вы считаете, что именно господин Дронго его убил?

– Он нас ненавидит, – убежденно произнес Морзоне, – вы не знаете, что внизу он избил моего друга и сломал ему фотоаппарат.

Следователь взглянул на Дронго, требуя объяснений.

– Насчет фотоаппарата – правда, – согласился Дронго, – а насчет избил – глупая ложь. Вы его видели, господин следователь. А теперь внимательно посмотрите на меня. Если бы я начал по-настоящему бить журналиста, то я бы его просто забил голыми руками. Что я и собираюсь сделать с сеньором Морзоне, который ведет себя столь бесстыдным образом.

– Вот видите, – крикнул Морзоне, на всякий случай сделав шаг назад.

– Что ваш друг делал в номере господина эксперта? – спросил следователь.

– Он пришел туда, чтобы оставить магнитофон, – уже не думая, о чем говорит, сообщил Морзоне, – мы хотели послушать разговоры эксперта и понять, как он так быстро разгадывает любые загадки. Мы хотели сделать потрясающий репортаж о его работе, – показал на Дронго Морзоне, – может, даже прославить его.

– Он принес магнитофон, который хотел спрятать в номере господина эксперта, – понял Кубергер, – как это было неосторожно и глупо с его стороны. А как он достал ключ от номера?

– Подошел к портье и попросил, – усмехнулся Морзоне, – для настоящего журналиста это не проблема. Совсем не проблема. Вот разговорить известного эксперта – это действительно проблема номер один. Но Дронго не стал бы с нами разговаривать.

Следователь покачал головой.

– Он полез в чужой номер, чтобы тайком установить магнитофон, – подвел неутешительный итог Кубергер, – а там его ждал киллер. Вы напрасно так рискуете, господин журналист. Личная комната – это всегда личная комната, и получается, что ваш друг пытался незаконно проникнуть в номер нашего гостя.

– Из-за этого его убили? – спросил Морзоне.

– Думаю, что не из-за этого. Просто произошла ошибка. Роковая ошибка. Иногда подобное случается.

– Где его труп? – уточнил журналист.

– Уже повезли в морг, – ответил следователь.

Морзоне повернулся и поспешил к лифту.

– Его напарник открыл дверь своим ключом и вошел в номер, когда в него дважды выстрелили, – пояснил следователь, – у несчастного журналиста не было ни единого шанса выжить. Два выстрела прямо в сердце.

– Не нужно подробностей, – попросила Мадлен, – я не могу слышать о подобных ужасах.

Следователь снова отошел от них.

– Значит, Рамас Хмайн хотел просто воспользоваться ситуацией и оставить у меня магнитофон, чтобы записать мои беседы. А потом на их основании сделать репортаж, – понял Дронго. – Придумали просто отлично. Не рассчитали, что опасности может подвергнуться сам журналист. Что в итоге и произошло. – Значит, одной загадкой меньше, – сказал Дронго.

– Что? – не поняла Мадлен.

– Ничего. Я соберу свои вещи и перееду в другой номер. Конечно, ты права, и жить в одном номере мы просто не могли, даже если бы твой муж не выехал из Парижа. А сейчас тем более. Я тебя понимаю.

– Когда ты так говоришь, я чувствую себя последней стервой, – призналась она.

– Напрасно. Мне будет легче, если ты уедешь.

– По-моему, легче будет нам обоим. Может, ты поедешь вместе с нами? Муж приедет на своей машине. Места для тебя хватит.

– Именно сейчас я и не уеду, – твердо возразил Дронго, – я обязан понять, что именно здесь произошло. И попытаться хотя бы разоблачить тех, кто устроил такую кровавую встречу в этом чудесном городе.

– У тебя нет оружия, – напомнила Мадлен, – и они за тобой охотятся.

– Ничего страшного. Я думаю, что все будет нормально, – успокоил ее Дронго.

– Если опять не взорвут отель и не застрелят в твоем номере другого журналиста, – напомнила Мадлен.

Он взял ее руку и нежно поцеловал.

– Надеюсь, что до этого не дойдет, – сказал Дронго. Он еще не знал, к каким непредсказуемым последствиям приведет его расследование и каким будет завершение его необычной командировки.