Дронго вышел из здания и посмотрел на небо. Собирались тучи, но до дождя было еще далеко. В Баку вообще дожди не слишком частые гости. Зато ветры хозяйничают в городе триста дней в году. Считалось, что само название Баку происходило от персидского «Бад кубе», что в переводе означало «Обдуваемый ветром».
Дронго повернулся и зашагал на соседнюю улицу, к зданию прокуратуры республики.
Эта улица носила имя великого поэта Низами, но отрезок в центре города назывался Торговой улицей. В шестидесятые годы здесь прохаживались пижоны, как тогда называли одетых по последней моде молодых людей. Дронго поднимался по улице, вспоминая, как ребенком гулял здесь со своим отцом. С тех пор все поменялось, теперь здесь были другие магазины, другие учреждения. А чуть дальше возвышались построенные в последние годы отель «Плаза-Рэдисон» и здание Международного банка. Если подняться еще выше, можно было пройти мимо Центрального универмага, помпезного здания Министерства внутренних дел, примыкавшего к колхозному рынку. Когда-то этот рынок считался самым дорогим в городе. Сюда приходили за покупками сотрудники центральных ведомств, находившихся рядом. Но постепенно дороговизна начала отпугивать все больше и больше. Рынок захирел, многие торговые ряды пустовали.
Дронго поднимался по улице все выше и выше. Баку расположен амфитеатром вокруг бульвара, его улицы поднимаются наверх, как ступеньки, хотя и не такие крутые, как в Лиссабоне. Город скорее похож на Неаполь, но гораздо больше своего итальянского собрата.
Здание прокуратуры республики находилось в одном квартале от здания МВД. Оба ведомства охранялись сотрудниками полиции. Дронго вошел в бюро пропусков, предъявил паспорт. Джафаров уже заказал для него пропуск, и поэтому разрешение было получено достаточно быстро. Через несколько минут он сидел в кабинете.
Кабинет следователя по особо важным делам был небольшим, но уютным, выходившим на боковую улицу. В углу стоял старый сейф с немного облупившейся краской. Вдоль стены тянулись шкафы, заполненные книгами и папками с документами. За спиной Джафарова висела карта Азербайджана. А на столике, слева от него, на котором стояли три телефона, был еще и небольшой портрет президента республики.
Дронго с любопытством огляделся, устраиваясь на стуле, спиной к окну и лицом к входной двери.
— У тебя удобно, — кивнул он хозяину кабинета, — только почему у тебя три телефонных аппарата? Или тебе провели правительственную связь?
— Нет, — улыбнулся следователь, — нам она не положена. Такой телефон есть только у начальников управлений и заместителей прокурора республики. У меня один обычный городской, а два других — прямая связь с генеральным прокурором и его заместителем по следствию. Никаких секретов.
— Не работа, а санаторий, — пошутил Дронго. — Ты сколько раз был ранен?
— Два. Нет, три! Да, три раза. А почему ты спрашиваешь?
— К вопросу о санатории. Хочешь, поделюсь новостями, которые мне удалось получить за сегодняшнее утро?
— Важные новости?
— Для тебя — да. Информация в обмен на информацию. Договорились?
— Ты никак не хочешь успокоиться! Тебе же посоветовали не браться за это дело.
— А я не люблю слушать чужих советов, даже если меня просит об этом мой старый знакомый. Да, забыл тебе сказать: супруга Рагима Самедова лично просила меня о помощи.
— Надеюсь, у вас с ней не было ничего предосудительного? Иначе тебе нужно срочно уезжать: в Баку не любят подобных фокусов.
— Не нужно мне этого говорить, — мрачно ответил Дронго. И перевел разговор: — Во-первых, мне удалось найти «телефонного хулигана». Оказалось, что это никакой не хулиган, а руководитель учреждения, звонивший своему бухгалтеру. Он решил, что это она сняла трубку, и с ходу начал ругаться. А дочь Самедовых от страха бросила трубку. Через несколько минут он снова позвонил, но уже с другого аппарата, и опять обругал своего бухгалтера, которая неправильно оформила платежное поручение. У меня есть распечатки по всем аппаратам. Оказывается, нужно было проверить соседние телефоны. Так вот: он позвонил с другого аппарата и наконец попал в свой офис. Как видишь, все просто — нужно было проверить другие аппараты, но полицейским не смогла прийти в голову подобная свежая мысль.
— Дай распечатки, — потребовал Джафаров. Он взял бумаги и долго изучал их, проверяя номера телефонов. Затем поднял голову и широко улыбнулся: — Будем считать, что убедил. Теперь расскажи о другой информации.
— Погибший Парвиз Самедов отличался любвеобильностью и особым отношением к женщинам. С одной стороны, он не мог без них жить, а с другой — постоянно их третировал и обижал. Кое-что становится ясным. Врач, который его лечил, уверяет меня, что у него были нежизнеспособные сперматозоиды, поэтому у него не могло быть детей.
— Ну и что?
— Он лечился от сифилиса. Несколько лет назад, до возвращения в Баку. Представляешь, как он ненавидел всех женщин? И презирал их, хотя они меньше всего виноваты в его собственной неосмотрительности.
— А что дает твоя информация?
— Нужно проверить, что он делал на даче своего двоюродного брата, — пояснил Дронго. — Возможно, он оказался там случайно и удар убийцы был направлен против другого человека.
— От этого нам не легче. — Джафаров взглянул на часы: — Через двадцать минут ко мне на допрос должен приехать Бахрам, водитель Самедова. Хочешь присутствовать на допросе?
— А как ты думаешь?
— Тогда оставайся. Может, водитель скажет нам то, чего не хочет говорить его хозяин.
— Боюсь, что ты не до конца понял мою информацию, — пояснил Дронго. — Если Парвиз был болен и у него не могло быть детей, об этом могла узнать его молодая жена.
— Что, ты ее тоже подозреваешь?
— Пока нет. Но нам нужно проверить всех, и в первую очередь братьев Самедовых. Тебе следовало бы вызвать их на допрос.
— Ты, очевидно, не все понимаешь. Кто я такой, чтобы вызывать на допрос самого заместителя председателя Верховного суда? Он и не приедет по моей повестке. Просто порвет и выбросит ее. Или попросит генерального прокурора отправить меня в психиатрическую больницу для обследования. Да и вообще, кто у нас посмеет обвинить такого чиновника в убийстве? Теперь ты все осознал?
— Тогда лучше сразу закрой дело. Как охранники с дачи? — поинтересовался Дронго. — Надеюсь, полицейские не забили их до смерти?
— Не забили, не волнуйся. Зато в прокуратуре города выяснили, что брат одного из подозреваемых является членом оппозиционной партии. Более того, он член правления Народного фронта. Представляешь, какая удача? Они готовы обвинить несчастного парня — дескать, по поручению своего родственника он готовил убийство ответственного судебного чиновника.
— Какая подлость, — с возмущением фыркнул Дронго, — у людей не осталось ничего святого.
— Если все пройдет нормально и я одобрю их полуненормальный план, то они одним ударом убьют сразу несколько зайцев. Во-первых, формально найдут убийцу и отчитаются о своих «выдающихся успехах». Во-вторых, помогут Самедову стать председателем Верховного суда республики, а такие услуги не забываются. И в-третьих, окажут услугу правящему режиму, найдя опасного преступника и установив, кто именно мог убить известного тележурналиста. Нравится тебе такое развитие событий?
— Нет, не нравится. Убийца бывает один. И настоящий. Всех остальных только могут подставить под преступление. А нам нужен настоящий, реальный убийца. А вовсе не статистические отчеты по этому делу.
— Я занимаюсь следствием уже много лет, — мрачно сообщил Джафаров, — и всегда старался найти реального преступника, а не виртуального. Поэтому не нужно сразу на меня нападать — я всего лишь перечисляю возможные варианты.
— И какой вариант ты считаешь оптимальным?
— Когда в мой кабинет приведут убийцу, — честно ответил Джафаров. — И я постараюсь сделать все, чтобы так было и теперь.
Через несколько минут сообщили, что в прокуратуру приехал водитель Самедова. Когда Бахрам вошел в кабинет, было очевидно, что он нервничает. Как бы смело ни пытался он держаться, попав в прокуратуру, испытывал некоторое волнение. Хотя он понимал, что его не должны долго допрашивать, учитывая, у какого хозяина он работает, тем не менее на душе у водителя было неспокойно.
— Здравствуйте, — сказал он, открыв дверь и снимая кепку.
— Здравствуй, — кивнул Джафаров, не вставая со своего места и указывая посетителю на стул, стоявший у стола. Дронго также не поднялся при виде посетителя. Оба были достаточно интеллигентными людьми, но оба были и опытными психологами: с самого начала следовало ясно показать, кто здесь настоящий хозяин.
Водитель не обиделся. Он прошел к столу и осторожно присел на краешек стула. Джафаров посмотрел на него и, показав на магнитофон, строго сказал:
— Сейчас будем записывать твои показания. И учти, Бахрам, что, если начнешь врать, тебя придется привлечь к уголовной ответственности.
Разговор шел на азербайджанском языке. В устах Джафарова слова «уголовная ответственность» выглядели особенно страшно. На Востоке не приемлют угроз, но если они говорятся, то означают вполне реальную опасность. Бахрам испуганно замер, сжимая кепку в руках.
— Я ничего не знаю, начальник, — сказал он, выпучив глаза. — Мы вчера приехали и уехали. Я больше ничего не видел.
— Посмотрим, как ты будешь отвечать, — сказал Джафаров, включая магнитофон.
И сразу начал задавать вопросы:
— Ты хорошо знал погибшего?
— Конечно, знал. Он был двоюродным братом моего хозяина.
— У них были конфликты?
— Что? — не понял водитель.
— Они спорили, ругались, может, враждовали?
— Как вы можете такое подумать! — отшатнулся Бахрам. — В этом роду все дружили друг с другом. Они как кулак были, все братья друг другу.
— Раньше Парвиз часто заходил на дачу к твоему хозяину?
Бахрам задумался. Потом покачал головой:
— Зачем обманывать? Он редко заходил к Рагиму-муэллиму. Парвиз не жил на этой даче. Здесь оставался его брат Надир. А Рагим-муэллим, человек занятой, всегда бывает на работе. И его супруга не любит одна оставаться на даче. Нет, Парвиз заходил нечасто. Но на прошлой неделе был день рождения сына Анвера, там все собирались. Был и погибший.
Он вытер лоб тыльной стороной ладони. И тяжело вздохнул. Было заметно, что ему трудно говорить, постоянно контролируя свои слова.
— Обычно ты возишь Рагима-муэллима на работу? — уточнил Джафаров. В Баку слово «муэллим» переводилось дословно как «учитель», а в контексте обычно обозначало «уважаемый».
— Всегда я вожу, — кивнул Бахрам. — Но сегодня с ним работает дежурная машина. Он мне разрешил к вам приехать на полчаса. Сказал, чтобы я быстрее возвращался, у него много работы. Еще тело нужно получить в морге, обмыть его в мечети. Завтра будут похороны. По обычаю, тело на два дня нельзя оставлять… Кто мог подумать, что все так получится…
По строгим канонам мусульманской и иудейской религий тело умершего нужно предавать земле до заката солнца. Очевидно, это было связано с местностью, в которой жили и древние иудеи, и первые мусульмане. В жарком климате Ближнего Востока и Аравийского полуострова труп разлагался бы со страшной скоростью и мог вызвать эпидемию. Некоторые каноны обеих религий были достаточно похожи друг на друга. Например, запрет на использование свинины из их числа, так как это мясо, в отличие от мяса верблюда или барана, портилось гораздо быстрее, под палящими лучами солнца его трудно было сохранять.
— Ты — единственный водитель Рагима Самедова? — спросил Джафаров.
— Да, конечно. Мы с ним работаем уже восемь лет и, даст Аллах, будем работать еще столько же. Он очень хороший человек.
— Прекрасно. А теперь вспомни, как вчера вы приехали на дачу. Откуда вы выехали?
— Вчера вечером?
— Нет, вчера днем. Когда вы приезжали на дачу.
— С работы выехали, — нервно затеребил кепку водитель.
— И никуда не заезжали?
— Нет, никуда. Сразу на дачу поехали. Продукты повезли. Рагим-муэллим послал меня в магазин и дал список, что нужно купить. Я все купил и в машине сложил.
— И часто твой хозяин днем ездит на дачу доставлять продукты?
Бахрам подумал и осторожно сказал:
— Не всегда. Обычно я сам вожу продукты. Но в этот день он решил поехать со мной.
— И больше никого в салоне машины не было? — настаивал Джафаров.
— Нет! — быстро выкрикнул Бахрам. И сам смутился. А успокоившись, сказал: — Нет, конечно, нет. Никого больше в машине не было.
— Не нужно кричать, — поморщился Джафаров. — А теперь я тебе скажу, как все было на самом деле. Сотрудники ГАИ, которые стояли на трассе, видели, как твоя машина проехала мимо них. И они видели, что в салоне вашего «Мерседеса» сидят два человека. А когда вы через полчаса поехали обратно, там уже сидел один человек. Если хочешь, я позову автоинспекторов, и они все подтвердят. Я понимаю: ты должен выгораживать своего хозяина, поэтому будешь врать. Но учти, что твой хозяин тоже не всемогущий. Если выяснится, что ты врешь, мы посадим тебя в тюрьму. Лет на десять или на пятнадцать.
— Что вы такое говорите? — перепугался водитель. — Почему на десять? Почему на пятнадцать? Что я такое сделал? Я работаю шофером и должен сидеть за рулем. Почему меня должны посадить?
— Ты врешь следователю, — строго ответил Джафаров, повысив голос. — Тебя предупредили, а ты все время врешь. Кто еще был в машине? Ты должен сказать нам!
Водитель тяжело задышал, явно не зная, как ему поступить. С одной стороны, сам хозяин предупреждал его ничего не рассказывать следователю. Но с другой — их видели инспекторы ГАИ. Бахрам помнил, как сворачивал мимо них. И они, конечно, рассказали обо всем следователю. Водитель очень боялся всех этих прокуроров, полицейских, следователей, судей. Он не понимал, чем они занимаются, и от этого боялся еще больше. Но рассказать следователю — означало потерять работу и оставить своих детей голодными.
Он пошатнулся, неожиданно упал на колени и жалобно попросил:
— Ничего не спрашивайте меня! Я не хочу вас обманывать, а правду сказать не могу. Умоляю вас, ничего меня не спрашивайте! Если хотите меня посадить, то лучше сразу посадите. Тогда Рагим-муэллим будет заботиться о моей семье. А если я вам расскажу, меня выгонят с работы. Мне уже много лет, я больше нигде не найду работу!
— Встань! — сказал Джафаров, выключая магнитофон. Он подошел к упавшему водителю и схватил его за плечо.
— Встань! — яростно повторил следователь. — И никогда не стой на коленях! Ни перед кем. Ты слышишь меня? Ни перед кем!
Бахрам, тяжело дыша, поднялся и сел на стул. Джафаров взял бутылку минеральной воды, налил в стакан.
— Выпей воды и успокойся. И не нужно ничего бояться. Мы никому не скажем о твоих показаниях. Твой хозяин будет думать, что ты нам ничего не рассказал. Мне только нужно знать, кто был в машине.
— Не могу, — дрожал всем телом водитель, — честное слово, не могу! Он меня выгонит! Он меня убьет!
— Я даю тебе слово, что никто не узнает о твоих показаниях, — настаивал Джафаров. — Только скажи мне, кто это был?
Водитель молчал.
— Это был Анвер Самедов, старший брат твоего хозяина? — спросил Дронго, пытаясь помочь несчастному водителю.
Тот взглянул на Дронго, перевел взгляд на Джафарова и опустил голову. Но затем, словно спохватившись, вскочил на ноги:
— Я ничего не знаю! Ничего не говорил! Простите меня, но я ничего вам не скажу!
— Мы так всем и скажем, — успокоил его Джафаров. — И не нужно ничего бояться. Иди в соседнюю комнату и успокойся. У меня только один вопрос: вы возвращались потом с дачи все вместе или только вдвоем с твоим начальником?
— Вдвоем, — выдохнул Бахрам, — когда ехали обратно, никого в машине не было.
— Теперь пройди в другую комнату, умойся. И никому не рассказывай о нашем разговоре, даже дома, — посоветовал Джафаров.
Когда за водителем закрылась дверь, следователь посмотрел на Дронго:
— Что ты об этом думаешь?
— Там был Анвер Самедов, — убежденно произнес Дронго. — Это было ясно с самого начала. Его младший брат не стал бы привозить на дачу чужого, чтобы оставить его наедине со своей супругой. В автомобиле мог быть только его старший брат.
— Я тоже так думаю. Ты видел, как боялся водитель называть его имя?
— Он боится потерять работу, это реальность сегодняшнего дня. Вот что делают деньги, их подлая, страшная власть! В советские времена можно было бунтовать против системы и против глупых чиновников-бюрократов, представлявших эту систему. Но любой человек знал, что его дети никогда не останутся голодными. Можно было работать, можно было бесплатно учиться, бесплатно лечиться. А сейчас? Если у отца нет работы, то у его детей нет учебников, одежды, им негде жить, нечем питаться. Раньше можно было прожить даже на зарплату уборщицы. Сейчас невозможно жить на пособие академика. В души людей проник страх, теперь все думают о деньгах и боятся завтрашнего дня.
— У тебя всегда были левые взгляды, — усмехнулся Джафаров.
— Ты знаешь, Мирза, сколько достойных людей изменилось за последние годы? Раньше они были примером порядочности, а теперь превратились в растерявшихся, жалких людей. Многие из которых готовы предать собственные принципы за сытую, обеспеченную жизнь. Мне иногда бывает стыдно, когда я вижу бывших «титанов», превратившихся в обычных подхалимов и прихлебателей… Что ты думаешь делать с Анвером Самедовым? — перевел Дронго разговор на другую тему.
— Нужно с ним встретиться, — твердо сказал Джафаров. — Но будет лучше, если я поеду к нему в офис, а не стану вызывать его к себе. Мне нужно с ним переговорить, но я не смогу этого сделать до похорон — это неэтично.