Глава первая

На улице было холодно. Он посмотрел в окно и нахмурился. Собственно, он прилетел в Баку только сегодня утром. Прилетел на несколько дней, чтобы навестить родных. В Москве вчера была достаточно теплая погода. И это несмотря на начало декабря. Говорили, что подобные аномальные зимы бывают раз в пятьдесят или в сто лет. А в Баку, где по логике должна была быть еще более теплая погода, была холодно и ближе к вечеру даже пошел мокрый снег, что было уже совсем некстати. Он закрыл жалюзи, задернул занавески. Огляделся. Собственно, этот трюк самовнушения он придумал для себя еще много лет назад. Создав две абсолютно идентичные квартиры в Москве и в Баку с одинаковой планировкой, одной и той же мебелью, техникой, ремонтом, даже обои и люстры закупались в одних и тех же магазинах. Книжные полки с такими знакомыми книгами. Постельное белье, кухонная посуда, даже полотенца, висевшие в обоих ванных комнатах. Только картины раньше выдавали разнообразие квартир, но он нашел хорошего художника и сделал копии своих картин в Москве и в Баку. Теперь обе квартиры выглядели как образцовые близнецы, одетые в одну и ту же одежду, причесанные и постриженные по одной и той же моде.

Дронго вернулся в свой кабинет. Странно, что здесь сегодня так холодно. Говорят, будто холодные массы вторглись через Турцию. Обычно в Баку погоду определяли циклоны и ветры с севера. И если в Москве было тепло, то и в Баку через несколько дней становилось теплее обычного, а если с севера шла холодная погода, то на Апшероне становилось прохладнее. Конечно с большими поправками на местную амплитуду температур, когда тридцать или сорок градусов тепла по Цельсию считались почти нормальной температурой, а близкая к нулю холодная погода была аномальной.

Он включил компьютер, просматривая последние новости. Взглянул на часы. Скоро должны выйти новости на одном из телевизионных каналов. Нужно будет включить телевизор. В этот момент позвонил телефон. Он недовольно посмотрел на аппарат – один из его мобильников. К счастью, это был не тот телефон, по которому звонили только очень близкие люди. Но и этот номер не должны были знать посторонние. В последнее время он довольно часто менял свои номера, однако этот был местным и его могли узнать. На всех своих аппаратах он убрал привычные мелодии, оставив только обычные телефонные звонки. Ему казалось неестественным, когда телефоны громко играли какие-то популярные мелодии. Вполне достаточно обычного телефонного звонка, считал Дронго. Оставалось быстро решать – стоит ли ему отвечать или нет. Он немного подумал и протянул руку.

– Я вас слушаю.

– Добрый вечер, – услышал он незнакомый мужской голос, – мне сказали, что я могу называть вас господином Дронго? Или вы предпочитаете другое обращение?

– Меня обычно так называют, – подтвердил он.

– Очень хорошо. Хотя мы узнали и ваше полное имя. С вами хочет переговорить господин Тагиев, – сообщил позвонивший.

– Подождите, – мрачно произнес Дронго, уже жалея, что ответил на этот звонок. – Сначала представьтесь сами, а потом сообщите, кто такой господин Тагиев. И кто это «мы»?

– Я сотрудник Кабинета министров, – сообщил позвонивший, – моя фамилия Мамедов, а господин Тагиев – это наш заведующий отделом. Джафар Алекскерович Тагиев. Он хочет с вами переговорить.

– Очень приятно. Осталось узнать, хочу ли я с ним разговаривать, – пошутил Дронго.

– Что? – не понял позвонивший. Ему и в голову не могло прийти, что кто-то может отказаться разговаривать с самим заведующим отделом Кабинета министров.

– Ничего. Соединяйте с вашим Тагиевым, – весело разрешил Дронго.

Он подумал, что давно отвык от подобных мелких церемониальных особенностей, которые так ценились на Востоке. Через минуту он услышал в трубке еще более солидный голос:

– Говорит Тагиев. Скажите, как мне к вам обращаться?

Имя Дронго их очевидно нервировало. Несолидно заведующему отделом Кабинета министров звонить человеку с такой птичьей кличкой. Нужно представляться по всей форме. По имени и отчеству.

– Меня обычно называют Дронго, – повторил он, – но если вам так будет удобнее, можете обращаться ко мне по фамилии. Вы ведь ее наверняка знаете.

– Так будет лучше, – согласился Тагиев, – дело в том, что у нас к вам очень важное дело. Я выполняю поручение самого вице-премьера. Вы меня понимаете?

– Прекрасно понимаю. А почему сам вице-премьер не мог мне позвонить?

– Что вы такое говорите? – даже испугался Тагиев. – Сам вице-премьер и будет звонить вам? Как вы себе это представляете?

– Очень легко. Возьмет телефон и позвонит. Я не думаю, что в этом случае произойдет нечто страшное.

– Не нужно так шутить, – попросил Тагиев, – у нас к вам очень важное дело.

– Просто я подумал, что такая цепочка только мешает. Сначала мне звонит ваш референт, который торжественно сообщает, что со мной будет говорить заведующий отделом, потом звоните вы и не менее торжественно сообщаете, что разговариваете со мной, выполняя поручение самого вице-премьера. Но если вы полагаете, что так вам будет удобнее, то можете сообщить, зачем я вам понадобился.

– Это не телефонный разговор, – быстро сказал Тагиев, – у меня есть поручение, и я должен срочно с вами встретиться.

– Раз такое поручение, то конечно нужно встретиться. Кстати, кто вам дал номер моего мобильного телефона?

– Сотрудники Министерства национальной безопасности, – сообщил Тагиев, – они и сообщили нам о вашем приезде в Баку. Мы так долго вас ждали...

– Интересно, откуда у них мой телефон? – иронично спросил Дронго. – Я только недавно его поменял и еще никому не успел передать этот номер. А они уже смогли его вычислить. Может, в следующий раз мне брать телефон на другое имя, как вы считаете?

– Не поможет, – очень серьезно ответил Тагиев, не понявший сарказма своего собеседника, – если захотят, то все равно быстро вычислят. Это не так сложно. И вы все равно должны пересекать государственную границу, когда въезжаете в Азербайджан, а значит, ваше присутствие будет зафиксировано.

– Похоже, вы правы, – согласился Дронго. Разговаривавший с ним чиновник даже не понял, что его таким образом еще и проверяли. – Итак, чем я могу быть полезен такому важному должностному лицу, как ваш шеф?

– Не ему, – быстро ответил Тагиев, – вы нужны даже не ему.

– Сейчас выяснится, что и он в свою очередь передал чье-то поручение. Неужели премьер-министр или президент дали такое поручение вице-премьеру?

– Не нужно так говорить по телефону, – попросил Тагиев, – если разрешите, я к вам приеду. Прямо сейчас.

– Адрес вы, конечно, знаете, – не унимался Дронго.

– Конечно. Он у меня на столе, – ответил Тагиев, – я буду у вас через двадцать минут. До свидания.

«Самое интересное, что он даже не спросил, хочу ли я видеть его у себя дома, – подумал Дронго. – Кажется я давно не был в Баку, начинаю отвыкать от этих восточных церемоний, полунамеков и полужестов. В Европе все гораздо рациональнее, а в Москве все гораздо прозаичнее. Может так и нужно. У каждой страны свой менталитет и свои особенности. Ведь итальянцев никогда не спутаешь с немцами, а французов с англичанами. А ведь это народы-соседи».

Он отправился в спальную комнату переодеваться. Тагиев оказался почти пунктуален. Ровно через двадцать одну минуту он уже стоял за дверью. Это был мужчина средних лет, среднего роста и довольно заурядной внешности, если не считать сросшиеся брови и высоко поднятую голову, очевидно позволявшую ему так нести свое тщедушное тело. Он строго взглянул на хозяина квартиры, который был выше его на две головы, пожал ему руку и прошел в квартиру. В холле он остановился, посмотрел по сторонам и начал снимать обувь. Дронго усмехнулся. Он никогда не просил гостей снимать обувь, но Тагиев свято чтил местные традиции, не позволявшие входить в квартиру в грязной обуви.

– Есть тапочки, – показал Дронго на две пары запасных тапочек. Тагиев надел одну из них. В этих тапочках он выглядел не столь напыщенно, а даже наоборот, скорее смешно. Тапочки были на пять или шесть размеров больше его ноги.

Они прошли в гостиную. Тагиев посмотрел на диван и шагнул к креслу. Здесь он присел на краешек, чтобы ноги доставали до пола. Дронго уселся в другое кресло.

– Может, чай или кофе? – предложил он гостю. Было понятно, что спиртного лучше не предлагать.

– Нет, спасибо, – вежливо ответил Тагиев, – ничего не нужно. У меня к вам очень важная беседа. По поручению нашего вице-премьера.

– Это вы уже говорили. И насколько я понял, он тоже выполняет чье-то поручение или просьбу.

– Да, – кивнул Тагиев, – это исключительно важное дело. И мне предложили встретиться с вами, чтобы переговорить по этому вопросу.

«Как они любят свой чиновничий язык», – подумал Дронго, а вслух произнес: – Давайте более конкретно. Чем я могу быть полезен вашему вице-премьеру?

– Нашему вице-премьеру, – поправил его Тагиев.

– И с этим я тоже согласен. Чем я могу вам помочь? Или нам помочь?

– Вы известный эксперт по проблемам преступности, – быстро произнес Тагиев, – и о ваших успехах известно во всем мире...

– Давайте оставим мою популярность в покое. Иначе я подумаю, что вы пришли за автографом для нашего вице-премьера. Я бы хотел, чтобы мы говорили конкретно, по существу.

– Конечно, конечно. – Тагиев обернулся, словно их могли подслушать, и наконец начал рассказывать. – Дело в том, что мы сейчас заключили большой контракт с Туркменией. Очень крупный контракт, который позволяет нам участвовать в совместных разработках нефтяных месторождений на Каспии.

– С чем я вас и поздравляю.

– С туркменской стороны в разработке участвует английская «Бритиш Петролиум».

– Можно подумать, что с нашей стороны она не участвует?

– Конечно участвует. Там задействованы интересы и российской компании «ЛУКОЙЛ». Вы ведь понимаете, что без участия России невозможно было обойтись.

– Примерно представляю.

– Там задействовано еще несколько компаний и очень крупная строительная фирма из Египта, которая разрабатывает всю документацию. Глава фирмы сам Аббас Ашрафи Мостоуфи. Может, вы слышали о знаменитой семье Ашрафи, потомках самого Надир-шаха. У них были тюркские, фарсидские, афганские корни. Семья Ашрафи была одной из самых богатых династий при прежнем шахском режиме Реза Пехлеви в Иране. Но в семьдесят девятом году произошла исламская революция. Глава семьи, отец Аббаса – Мовсум Ашрафи Мостоуфи и его два брата переехали сначала в Иорданию, а затем и в Египет. Другие два младших брата остались жить в Иране.

В Египте Мовсум Ашрафи был хорошо известен, его супруга была родственницей супруги Анвара Саадата, тогдашнего президента Египта. Довольно быстро строительная фирма Ашрафи стала получать лучшие государственные заказы. Более того, пользуясь своими многочисленными связями в Европе и в Америке, Мовсум Ашрафи сумел открыть свои филиалы в Голландии, Великобритании, а затем и в США. В девяносто четвертом он умер, передав дело старшему сыну – Аббасу, который сумел продолжить бизнес своего отца.

– Прекрасная семья, – согласился Дронго, – сбежали от революции и смогли не только сберечь свои активы и свое состояние, но и развернуть собственное большое дело. Это я все понял. Но не совсем понятно, какое отношение имеет семья Ашрафи ко мне лично?

– Я вам сейчас поясню, – ответил Тагиев. – Дело в том, что три месяца назад был убит младший брат Аббаса Ашрафи. Сначала все полагали, что это несчастный случай или банальное отравление. Но экспертиза подтвердила, что это было убийство. Вот уже три месяца следователи российской прокуратуры пытаются найти возможного убийцу, но пока ничего не смогли выяснить. Более того, они даже не понимают, как могло произойти это отравление. Господин Аббас Ашрафи даже приглашал для расследования частного детектива из Голландии, но и тот ничего не сумел выяснить.

– Прошло три месяца, – напомнил Дронго, – такие преступления нужно раскрывать по горячим следам. Каким образом можно вычислить возможного убийцу через три месяца?

– Так все и говорят, – согласился Тагиев, – но господин Аббас Ашрафи Мостоуфи очень настойчивый и целеустремленный человек. Он узнал, что есть известный эксперт, который может расследовать это преступление. И уникальность этого эксперта состоит в том, что он знает фарсидский и русский языки...

– Уже горячее, – сказал Дронго, – насколько я понял, речь идет обо мне.

– Да, – кивнул Джафар Тагиев, – он хочет знать, кто, зачем и каким образом убил его младшего брата. Он искал подходящего частного детектива по всему миру, пока ему не сказали про вас. Дело в том, что само убийство произошло в Москве. Голландскому сыщику трудно понять менталитет и нравы современных россиян, а вы ведь живете в Москве.

– Еще чаще в Риме или в Баку.

– Но и в Москве тоже, – возразил Тагиев, – по просьбе господина Аббаса Ашрафи наш вице-премьер позвонил в Министерство национальной безопасности, и они дали нам подробную справку на вас. Вы считаетесь одним из лучших специалистов в области... – Он немного запнулся и затем продолжил: – В области... расследования особо тяжких преступлений...

– Вы не юрист, – понял Дронго, – а я думал, что такую миссию должны доверить руководителю юридического отдела.

– Я заведующий строительным отделом, – подтвердил Тагиев.

Он смущенно откашлялся и продолжал:

– Вы понимаете, как для нас важно сотрудничество с компанией, которую возглавляет Аббас Ашрафи Мостоуфи. Если хотите, это вопрос не только экономический, но и политический. Семья Ашрафи пользуется большим влиянием на всем Ближнем Востоке, у них отличные отношения с королевскими династиями Иордании, Саудовской Аравии, эмирами Кувейта. И если вы сможете им помочь, это еще более укрепит наши отношения.

– Теперь понятно. Я думаю, что не столько семья Ашрафи вышла на меня, как кто-то из наших подсказал им мою кандидатуру. Или я ошибаюсь?

– Какая разница? – спросил Тагиев. – Вы не хотите нам помочь?

– Если вы считаете, что я смогу сделать чудо, то я готов. Но учтите, что я не специалист по чудесам. У меня несколько иная специализация.

– Мы все знаем, – заерзал на месте Тагиев, – и я вам скажу, что никто не просит вас работать бесплатно. Семья Ашрафи готова выплатить вам миллион долларов за ваши труды. Считайте, что мы готовы дать еще столько же. На возможные расходы. Но вам нужно прямо завтра вылететь в Каир, чтобы встретиться с главой семьи, а уже на следующий день можете вернуться в Москву.

– Скромно и категорично, – заметил Дронго. – У меня сразу появилось много вопросов. А почему вы так уверены, что я соглашусь? Меня ведь трудно купить даже за два миллиона.

– Дело не в деньгах, – нервно шевельнулся Тагиев, – дело в престиже нашего государства.

Он действительно смотрелся смешно в этих больших тапочках, которые карикатурно выглядели на его маленьких ногах.

– Престиж зарабатывается другим способом, – мрачно заметил Дронго.

– Вы отказываетесь? – нахмурился Тагиев.

– А если я не смогу найти убийцу? Вы не допускаете такую вероятность?

– Мы уверены, что вы сможете, – впервые за время разговора улыбнулся Тагиев, – говорят, что вы опытный человек и всегда сможете подсказать, кто был заинтересован в убийстве младшего брата Аббаса Ашрафи.

– У вас уже есть конкретные подозреваемые?

– Много родственников Аббаса Ашрафи остались жить в Иране, – осторожно напомнил Тагиев, – а наши южные соседи не очень заинтересованы в разработке любых месторождений на Каспии.

– Теперь понятно. Вам даже не обязательно, чтобы я нашел возможного убийцу. Вам нужно, чтобы я указал на какую-то конкретную сторону, которая была заинтересована в убийстве младшего брата хозяина фирмы. И эту сторону укажете мне вы?

– Возможно и так, – улонился от ответа Тагиев.

Во всем, что касалось его непосредственной работы, он разбирался неплохо. Остальное его просто не интересовало. Но он выполнял поручение самого вице-премьера и поэтому старался изо всех сил.

– В таком случае сделаем так, – решительно сказал Дронго. – Я готов вылететь в Каир и начать расследование. Только деньги у вас я не возьму. Мое расследование в любом случае будет объективным и честным. Если выяснится, что нужно искать заказчиков убийства совсем в другом месте, то я об этом прямо скажу. В другие игры я не играю. У меня есть свои принципы, которые я не собираюсь нарушать. Согласны?

Тагиев тяжело вздохнул. Поднялся. Протянул свое небольшую ладошку:

– Только сначала сообщите о ваших выводах нам, а уже потом им. На таких условиях мы можем договориться?

– Безусловно, – сказал Дронго, осторожно пожимая ему руку.

 

Глава вторая

Но лететь в Каир ему не пришлось. Он уже заказал себе билеты, чтобы прилететь в Египет через Стамбул, когда ему позвонил Тагиев и сообщил, что господин Аббас Ашрафи будет завтра находиться в Германии, и если Дронго успеет, то они могут встретиться утром в десять часов в аэропорту Мюнхена, в отеле «Кемпински». Теперь нужно было успеть. Хотя задача получилась несложной. Ночью из Баку уходил самолет во Франкфурт, который приземлялся в Германии в шесть часов утра. Чтобы перелететь в Мюнхен, оставалось еще чуть более четырех часов. Ровно в десять часов утра не выспавшийся и сосредоточенный Дронго сидел в холле отеля, когда там появилось сразу несколько мужчин. Не узнать в них иранцев было невозможно. Он поднялся к ним навстречу. Сразу двое телохранителей встали между ним и шедшим первым Аббасом Ашрафи.

– Извините, – сказал Дронго обращаясь по-английски, – у нас назначена встреча в этом отеле с господином Ашрафи.

– Подождите, – отодвинул телохранителей хозяин компании. Он был высокого роста, с крупными, резкими чертами лица. Такие лица обычно запоминаются. Темные, выразительные, немного навыкат глаза, мясистые щеки, крупный нос с горбинкой, седые волосы. Ему было немногим больше пятидесяти лет.

– Вы тот самый эксперт, о котором меня предупреждали? – спросил Ашрафи, глядя на Дронго. – Странно. Глядя на вас, я подумал, что вы итальянец. – Он протянул руку.

– Видимо, я слишком долго жил в Италии, – пошутил Дронго, пожимая руку собеседнику.

– Мне говорили, что вы знаете фарси? – перешел на фарсидский Ашрафи.

– Многие азербайджанцы понимают фарси, особенно бакинцы, – напомнил Дронго.

– Я знаю и азербайджанский, и фарси, – улыбнулся Ашрафи, – а вот на пушту не говорю, хотя официально считается, что наши предки пришли именно из Афганистана. Пойдемте, для нас забронирован зал для переговоров.

Отель «Кемпински» в мюнхенском аэропорту был своеобразным достижением стиля хай-тек, когда сам отель был словно возведен из металлических конструкций, которые заполнялись пластинками разнообразного матового стекла. Казалось, что вся конструкция может рухнуть, если вытащить несколько звеньев. На самом деле это была конструктивистская находка архитекторов.

Ашрафи и Дронго прошли в приготовленный для них зал. Сюда же вошел и мужчина средних лет. У него была большая теменная лысина, нос уточкой, тонкие губы и большие очки, придававшие облик прилежного ученика. Это был адвокат компании Муса Халил, выходец из Иордании, закончивший престижный английский вуз, стажировавшийся в американских адвокатских конторах, затем переехавший в Швейцарию и последние восемь лет работавший в компании Аббаса Ашрафи.

Разговор шел на английском, чтобы Муса Халил мог бы понять, о чем они говорили. Он не знал фарси, но зато говорил сразу на шести европейских языках, в том числе и на русском.

– Я просил найти лучшего эксперта, который помог бы раскрыть убийство моего брата, – пояснил Аббас Ашрафи, – вам уже наверно сообщили, что я готов выплатить любой гонорар за успешное расследование.

– Мне сообщили о смерти вашего младшего брата.

– Вилаята убили три месяца назад в Москве, – мрачно пояснил Аббас Ашрафи, – нас четыре брата, и Вилаят был самым младшим из тех, кто приехал с отцом в Египет. И наверно самым любимым. Он был совсем ребенком, когда наша семья уехала из Ирана. Может, поэтому мы все так к нему относились. Ему исполнилось только тридцать шесть, и он был на семнадцать лет моложе меня. Я его очень любил, относился к нему даже не по-братски, а по-отцовски. И я хочу знать, кто и зачем убил моего брата. Я хочу найти и наказать убийцу. И, конечно, узнать, кому понадобилась смерть Вилаята. Я специально позвал сюда уважаемого Мусу Халила. Это наш адвокат, который представлял интересы нашей семьи в Москве. Он поедет вместе с вами и все вам расскажет.

– У вас есть какие-нибудь предположения по поводу убийства вашего брата? Пусть даже самые нелепые, самые невероятные?

– Убийство произошло после того, как мы подключились к большому проекту на Каспии, – напомнил Аббас Ашрафи, – и здесь могут проявиться интересы каждой из сторон. Возможно, что за убийством стоят англичане, которые не захотели конкуренции с нашей стороны. Возможно, что стоят мои соотечественники, которым не нравится активное проникновение западных и не только западных компаний в эту часть Каспия. Возможно, что за убийством стоят и русские, ведь мы тоже конкуренты...

– Насколько я слышал, там принимает участие российская компания «ЛУКОЙЛ», – вставил Дронго.

– Президент которой азербайджанец, – напомнил Аббас Ашрафи, – возможно, кто-то решил, что это слишком опасно для разработки каспийского шельфа. Я ведь уже нашел одного частного детектива из Голландии, который добросовестно проверял все версии. Мне сказали, что он один из лучших профессионалов. Мы предоставили ему все возможности, он целый месяц ездил по Москве в сопровождении двух переводчиков, беседовал со всеми, с кем ему было нужно, даже со следователем, который ведет расследование. Но ни одна из возможных версий не нашла своего подтверждения. А самое неприятное, что он не смог узнать, кто и зачем убил моего брата. Мы только знаем, что его отравили. Но почему, каким образом, где, кто его заказал? Нам говорят, что это следователь Фе... Федо... – Он запнулся, затрудняясь правильно произнести фамилию следователя.

– Следователь по особо важным делам Федосеев, – вставил Муса Халил.

– Да, верно. Следователь Федосеев имеет репутацию хорошего профессионала. Он добросовестно опросил всех, кого только было возможно, провел большую работу. Но пока ничего нет. Никаких результатов. Когда мы официально обращаемся с запросом через египетское посольство, нам отвечают в российской прокуратуре, что преступление еще не раскрыто и они ищут убийцу. Но сколько можно искать? Уже прошло три месяца.

– Иногда подобные расследования длятся годами, – сказал Дронго.

– У меня нет столько времени, – жестко отрезал Аббас Ашрафи, – я должен знать, кто был заинтересован в устранении моего брата. И сделать выводы, стоит ли мне вообще работать с этой страной, представители которой могут решиться на подобное убийство. Если это русские, то я обязан знать. Если англичане, тоже сделать соответствующие выводы. А если мои соотечественники... – Он замолчал. – Ну, это самое неприятное, что может быть.

– Ваш брат впервые поехал в Россию?

– Нет. Он курировал российское направление. Говорил, что ему даже нравится в Москве и в других русских городах. Он там бывал много раз за последние три года.

– У него была охрана?

– Конечно. С ним почти всегда был его личный телохранитель. И кто-то из сотрудников нашего филиала в Москве.

– Ваш брат говорил по-русски?

– Нет. Почти не говорил. Его родным языком был даже не фарси, а английский, он ведь вырос в Египте. Вилаят все время уверял меня, что в Москве почти все, с кем он разговаривал, очень неплохо говорили по-английски.

– А арабского языка он не знал?

– Знал, конечно. Мы ведь сначала думали, что революция в Тегеране – это на год или на два. Потом все успокоится, Хомейни уйдет, и в стране восстановится либо конституционная монархия, либо республика. Кто мог тогда подумать, что исламская революция – это на целых тридцать лет. Через пять лет после революции отец приказал нам учить арабский язык. Хотя мы его проходили в нашем медресе, ведь Коран создан на арабском. Поэтому нам было легко.

– Значит, ваш брат говорил на английском, арабском и фарси?

– И еще знал французский. Он три года учился в частной школе, в Женеве. Я не совсем понимаю, какое отношение имеет знание языков Вилаята к его убийству?

– Таким образом можно очертить круг возможных собеседников вашего брата. Круг его общения. Он же не мог общаться с людьми, которые не владели ни одним из этих языков.

– Верно. – Аббас Ашрафи взглянул на своего адвоката, и тот согласно кивнул. Очевидно, они раньше о чем-то подобном уже говорили.

– У вас есть еще ко мне вопросы? – спросил Аббас Ашрафи.

– Телохранитель был взят из местных жителей?

– Нет. Конечно нет. Охрана была из местных, и водители тоже были москвичи, а вот личный телохранитель приехал с ним из Египта. Тауфик Шукри. Молодой человек, чемпион страны по боксу. Он учился в Москве, хорошо знал русский язык. Когда вернулся, некоторое время работал инженером в небольшой мостостроительной компании. Говорили, что он был достаточно перспективным сотрудником. Но всегда увлекался боксом. Стал чемпионом страны, и мы решили пригласить его в качестве телохранителя. Зарплату ему платили в пять раз больше, чем он бы получал, если бы работал инженером. Он недавно женился, и у него маленькая дочь. Деньги ему были нужны, и он согласился снова отправиться в Москву.

– Я могу спросить, каким человеком был ваш брат?

– Хорошим. Он с большим уважением относился ко мне.

– Это не ответ. Мне нужно получить его характеристику. Не от вашего адвоката, а от вас. Предельно честную характеристику. Его личные качества, пристрастия, привычки. Это не для того, чтобы вы мне прочли сейчас панегирик вашему брату, а для помощи в поисках его возможного убийцы.

Аббас Ашрафи нахмурился. Очевидно, подобного вопроса перед ним не ставили. Он немного подумал и начал говорить, рассказывая о своем младшем брате:

– Он был довольно раскованным человеком, сказывалось европейское образование. Легко шел на контакты. У него всегда был большой круг друзей, среди которых были и красивые женщины. Вилаят любил дорогую одежду, заказывал себе эксклюзивные часы, ездил в Европе только на «Феррари», сделанной на заказ. В работе был достаточно компетентным и настойчивым. Иногда люди обижались на него за вспыльчивый характер, но он быстро отходил. И никто не держал на него зла.

– Не очень исчерпывающе, но достаточно интересно, – подвел итог Дронго. – И последний вопрос. Где он жил, когда приезжал в Москву?

Аббас Ашрафи посмотрел на адвоката. Очевидно, подобной детали он не знал.

– Раньше мистер Вилаят Ашрафи жил в отелях, – сразу сообщил адвокат, – в «Метрополе» и в «Национале». А в прошлом году начал снимать квартиру в одном из новых домов. Сказал, что ему так удобнее.

– Квартира была в новом доме? – уточнил Дронго.

– Да.

– И он там жил один?

– Насколько нам удалось узнать, да. Но туда приходила пожилая женщина, которая все убирала и чистила.

– Теперь расскажите, как его убили? – попросил Дронго, обращаясь к адвокату.

– Мы этого не знаем. Его нашли в квартире, лежащим на полу. Домработница пришла и не смогла попасть в квартиру, дверь была заперта изнутри. Перепуганная, она сразу вызвала милицию. Они вошли все вместе в квартиру и обнаружили его лежащим на полу, рядом с диваном. Сотрудники милиции позвонили в посольство Египта, ведь у семьи Ашрафи сейчас египетские паспорта. Приехали представители посольства и службы безопасности не только самого посольства, но и российской службы, как она называется...

– ФСБ, – подсказал адвокату Дронго.

– Да. Они так и сказали. Федеральная служба безопасности. Их сотрудники проверили всю квартиру. У них была такая специальная техника. Но ничего в доме не нашли. Тело отвезли в морг, хотя мы сначала даже возражали. Вы же знаете, что мусульмане неохотно дают согласие на подобное вскрытие. И по нашим законам труп должен быть предан земле до захода солнца. Или отправлен на родину. Но он был молодой и сильный человек, который никогда не жаловался на сердце. Вскрытие проводили в обычном морге. Они торопились выдать свое заключение и отдать нам тело. Самое главное, что дверь была закрыта изнутри. Поэтому патологоанатомы не стали долго проверять. Нам сообщили, что это был сердечный приступ. Но прилетевший в Москву господин Аббас Ашрафи не поверил в такую смерть. В их досточтимой семье никто не умирал от сердечного приступа в столь молодом возрасте. И тогда мы попросили провести повторную экспертизу с участием более опытных экспертов. По нашей просьбе тело перевезли в морг ФСБ. Оттуда нам сообщили, что это было убийство. Его отравили сильнодействующим ядом, который попал в кровь и вызывал симптомы, схожие с сердечным приступом. Поэтому милицейские врачи посчитали, что это был обычный сердечный приступ.

– Значит, его нашли в квартире лежащим на полу. А где был его телохранитель?

– Он привез его на машине к дому и подождал, пока господин войдет в подъезд. Вернее, не он сам, а их водитель, который вот уже три месяца сидит в тюрьме. Он считается главным подозреваемым, хотя непонятно, где и каким образом он мог отравить своего хозяина. Но в доме все было спокойно. Тауфик Шукри, тот самый телохранитель, довел господина Вилаята Ашрафи до кабины лифта. Он обычно так и делал, не поднимаясь наверх. В самом доме, в подъезде всегда находится дежурный. Телохранитель уехал, а господин Вилаят Ашрафи поднялся к себе домой. Вошел в квартиру, запер дверь и через несколько минут умер, очевидно свалившись с дивана.

– В квартиру можно было зайти каким-то другим образом, не через дверь?

– Нет, – немного снисходительно произнес адвокат, – невозможно. Квартира находится на восемнадцатом этаже. Возможно, какой-нибудь альпинист или скалолаз мог подняться, – не удержался Муса Халил от сарказма, – но все окна были закрыты изнутри. А там двойные стеклопакеты.

– Интересно, – сказал Дронго, – а соседи на лестничной площадке были?

– Нет, – ответил за адвоката Аббас Ашрафи, – там живет какой-то русский миллионер, который почти все время проводит во Франции на своей вилле.

– Он не русский, а еврей, – вставил адвокат.

– Надеюсь, он не скалолаз, – ввернул шутку Дронго. – Судя по реплике уважаемого адвоката, вы подозревали и этого российского миллионера, который был евреем и мог не любить своего арабского соседа?

– Мы проверяли и эту версию, – кивнул, нахмурившись, Муса Халил, – но этот человек почти не появляется в Москве. Он все время живет во Франции. Только русские миллионеры могут быть такими расточительными...

– Вы уточнили, что он еврей, – улыбнулся Дронго, – а они бывают более бережливыми. Может, он иногда возвращался домой?

– Мы сумели проверить даже через паспортную службу, – ответил авдокат, – он не возвращался в Москву. И вообще никогда в жизни не видел и не разговаривал с господином Вилаятом Ашрафи. Только их домработницы знали друг друга в лицо. Они приходили убирать квартиры.

– Но в той квартире напротив никого не было, когда ваш младший брат вернулся домой? – уточнил Дронго. – Даже домработницы?

– Никого. И у моего брата в квартире была система видеонаблюдения, – с горечью сообщил Аббас Ашрафи, – любой посторонний человек, кто бы ни подошел даже к дверям, был бы сразу заметен на камере наблюдения. Мы сами просмотрели все пленки, никто не подходил даже к дверям. Но моего брата отравили.

– А если его отравили до того, как он приехал домой? В другом месте?

– Невозможно, – снова вставил Муса Халил. – Дело в том, что они были в офисе, а потом поехали за город, на выставку. Оттуда они добирались обратно примерно полтора часа. Говорят, что в Москве сейчас очень большие автомобильные пробки. Полтора часа, господин Дронго, наш уважаемый Вилаят Ашрафи сидел в машине. А затем поднялся к себе домой, где его убили.

– Почему вы думаете, что его убили именно дома? – мрачно спросил Дронго. – Его могли отравить на этой выставке или днем раньше. Почему вы так зациклились на его квартире, ведь насколько я понял, он жил на восемнадцатом этаже и дверь была заперта изнутри. Правильно?

Аббас Ашрафи и Муса Халил переглянулись.

– Все правильно, – согласился адвокат, – но именно поэтому мы и решили найти вас, уважаемый господин эксперт. Дело в том, что повторное вскрытие показало: господин Вилаят Ашрафи, да примет Аллах его душу, был отравлен сильнодействующим ядом, который был введен ему за несколько минут до смерти. Вернее, за две или три минуты. А это значит, что убийство могло произойти только в квартире, которую снимал досточтимый Вилаят Ашрафи. Или в машине, когда он подъехал к дому. Но почему его телохранитель не увидел, как шофер отравил своего господина? И каким образом водитель мог совершить убийство, если его хозяин сидел на заднем сиденье?

Дронго нахмурился. Это означало, что теперь он будет не просто искать убийцу, а пытаться вычислить, каким образом убийца мог совершить свое злодейство. Кажется, в его карьере уже было несколько подобных случаев.

– Мы консультировались со специалистами из французского института Пастера, – продолжал добивать его невозмутимый адвокат, – они сообщили, что с подобным ядом в крови человек может прожить от силы две с половиной или три минуты. Разница в секундах. Это не цианистый калий, который убивает за четыре секунды, но достаточно сильная смесь цианида с натрием, который в смешанном состоянии вызывает гарантированную смерть через три-четыре минуты. В зависимости от обстоятельств. А это значит, что убийца либо успел побывать в квартире, что просто невозможно, либо уйти оттуда незамеченным, что тоже нереально, либо убить в другом месте и иным способом, что противоречит научным данным всех наших экспертов. Теперь вы понимаете, насколько сложное и трудное дело вам поручили?

– Понимаю, – ответил Дронго, – я теперь осознал, почему вы готовы платить такие деньги за раскрытие этого преступления. Судя по всему, мы столкнулись не просто с убийцей, а с настоящим виртуозом своего дела. И я полагаю, что примерно знаю, где мне нужно начать поиски такого профессионала.

 

Глава третья

Эта пражская тюрьма была знаменита еще и тем обстоятельством, что в прежние годы в ней сидели особо опасные преступники. Когда государство еще называлось Чехословакией, здесь находились в заключении не только рецедивисты, грабители и убийцы, но и известные диссиденты, которые считались в те времена наиболее опасными преступниками. Однако с течением времени тюрьма была переоборудована по европейским стандартам, здесь произвели капитальный ремонт, и теперь камеры напоминали небольшие комнаты со всеми удобствами. В одной из таких камер находился и заключенный Нестор Хринюк, известный в криминальном мире России и Украины под кличкой Факир.

Когда ему сообщили, что в этот день на свидание приехал человек, которого он ждал меньше всего, Хринюк долго думал. Это тоже было в традициях европейской пенитенциарной системы, когда сам заключенный мог решать, принимать ему гостей или нет. Хринюк думал около двух часов, но наконец согласился побеседовать с приехавшим. Свидание состоялось в комнате для адвокатов, где они могли побеседовать. Увидев входившего, Хринюк удовлетворенно кивнул.

– Я не думал, что снова вас увижу, – сказал он, обращаясь к своему посетителю. – Неужели соскучились?

– Добрый день, господин Хринюк, – приветствовал его Дронго, не протягивая руки. Он уселся на стул напротив заключенного. – Насчет «соскучился» слишком сильно сказано. Неужели вы полагаете, что я проводил бессонные ночи, думая о встрече?

– Если приехали, значит, очень важное дело, – улыбнулся Хринюк, – иначе вы не посмели бы здесь появиться. Я ведь еще не забыл, кому обязан нахождением в этой пражской тюрьме.

– А я думал, что вы мне благодарны, – сделал вид, что удивился, Дронго. – Вместо того чтобы сидеть в ужасной турецкой тюрьме или вернуться в российскую, вы попали в такие комфортабельные условия. И вместо благодарности вы еще смеете меня попрекать.

– Насчет турецкой тюрьмы не знаю, но вот в российской я бы сидел не в худших условиях. Не забывайте о моем статусе, господин эксперт.

– Это уже почти мифы, – живо возразил Дронго. – В странах СНГ уже давно появились совсем другие преступники. Эти молодые наглецы не уважают ни прежних традиций, ни уважаемых авторитетов. За последние годы слишком много подобных званий было куплено за деньги. Они могли отнестись к вам без должного пиетета. Кроме того, сейчас в России идет борьба с коррумпированными чиновниками, и руководство тюрьмы могло проявить некоторую неуступчивость. Честное слово, ваше пребывание в Праге гораздо более комфортное, чем если бы вы находились за Уралом, или в турецкой тюрьме. Неужели вы смеете это отрицать?

– Теперь понял. Вы приехали ко мне за благодарностью? Может, считаете, что это я остался вашим должником?

– Нет, – ответил Дронго, – у меня нет к вам никаких претензий. Надеюсь, что и у вас ко мне тоже. Каждый из нас выполнял свою работу, и вам немного не повезло. Хотя здесь почти Карловы Вары, настоящий курорт, на котором можно отдохнуть.

– Зачем вы приехали? Вам ведь что-то нужно?

– Да. Приехал предложить вам небольшую сделку. И хотя я не люблю этого слова, особенно с такими «деятелями», как вы, но решил, что можно попробовать...

– Что именно?

– Не спешите. Я полагаю, что слишком много времени провел с американцами, для которых любой судебный процесс это еще и возможность некой сделки между прокурором, судьей, адвокатом и подозреваемым. Поэтому я и решил приехать к вам в Прагу.

– Судя по всему, у вас не просто важное дело, а очень важное дело. Давайте излагайте, а я решу, как мне действовать дальше.

– Насколько мне известно, вы получили шесть лет в этой маленькой стране и чешское руководство не считает возможным пока выдавать вас Украине или России. Все правильно?

– Почти.

– Почти два года вы уже отсидели. При идеальном варианте еще через два года выйдете на свободу. Насколько мне удалось узнать, нарушений режима у вас нет.

– В мои годы это было бы неразумно. Я вообще законопослушный гражданин, – издевательски заметил Хринюк.

– Я помню. Поэтому вас искали сразу в двенадцати странах Европы. Но это мелочи. Итак, вы получили только шесть лет. Но ведь осталась еще масса других недоказанных дел. Например, по Турции, где вы так гениально организовали сразу несколько преступлений. Сколько на вашему счету убитых? Кажется, двое? И чешский суд пока не получил конкретных доказательств вашей вины.

– И вы приехали шантажировать бедного старика? – всплеснул руками Хринюк. – Какая бестактность! Вам мало шести лет, которые я получил?

– Даже много. Я был бы рад, если бы вас отпустили прямо сейчас и со мной. Тогда у вас был бы шанс попасть в украинскую тюрьму лет на сто или двести. Или в российскую колонию.

– Нет, это ужасно. Вы приехали пугать пожилого человека. А у меня больное сердце. Так нельзя.

– Согласен. Именно поэтому считаю наш разговор несколько затянувшимся. Предлагаю следующую сделку. Я навсегда забываю о ваших турецких подвигах и возвращаюсь в Москву, а вы помогаете мне в поисках нужной информации.

– Я так и думал. Вы безнравственный человек, Дронго. А где честь мундира, где ваши представление о добре и зле? Так нельзя работать, иначе ваши многочисленные поклонники по всему миру будут разочарованы. Вы же не американский сыщик, который привычно идет на сделку. Вы у нас человек совестливый и принципиальный. Я думал, что вы наш современный Эркюль Пуаро, кажется так звали бельгийского придурка, которого придумала Агата Кристи.

– Браво! – усмехнулся Дронго. – Всегда подозревал, что вы гораздо умнее, чем просто обычный криминальный авторитет. И даже помните о происхождении Пуаро. Только обращаю ваше внимание, что даже он иногда шел на некоторые компромисы.

– Например? – сразу спросил Хринюк.

– «Убийство в Восточном экспрессе», – напомнил Дронго. – Он ведь точно вычислил сразу двенадцать убийц, но затем решил, что будет правильно сообщить полиции другую версию. Вспомнили? По вашему лицу вижу, что вспомнили. Чтение хорошей литературы делает человека сообразительнее, в этом я был всегда уверен. Насчет «чести мундира» вы вообще неправы. Я ведь частный эксперт. И насчет добра и зла тоже не совсем правы. Вы ведь в Турции сводили счеты с представителями другой банды, а не с обычными честными людьми, которых я обязан защищать.

– Ладно. Будем считать, что вы меня убедили. Вы по-прежнему человек принципов и чести, а я продажный старикашка, готовый на все, чтобы через два года выйти отсюда. Какие у вас вопросы?

– Насколько я помню, Факир был не просто криминальным авторитетом, а профессионалом высшей квалификации. Ваши преступления можно изучать в учебниках криминалистики, – сказал Дронго.

– Вы меня смущаете.

– Нет, это не лесть. Вы действительно большой профессионал. И поэтому я приехал к вам за советом. У ведь ведь должны быть талантливые ученики или последователи. Мне нужен такой человек, его контактный адрес.

– Может, вам еще сдать всех криминальных авторитетов Москвы? – зло спросил Хринюк. – Я вам поражаюсь. Вы тоже не глупый человек. Неужели вы считали, что я могу пойти на такую сделку? Это невозможно.

– Вы меня не поняли. Мне не нужны адреса ваших последователей. Мне нужен конкретный человек, которой сможет мне помочь в одном деле. Вот и все. А выбрать такого человека должны именно вы. Он не обязательно должен быть каким-то известным проходимцем, простите за такое грубое слово. Мне нужен только советник, и то на некоторое время.

– В каком деле? – уточнил Хринюк. – Или вы считаете, что если я нахожусь в чешской тюрьме, то уже ничего не знаю. Какое именно дело в Москве вас интересует?

– Убийство арабского коммерсанта. Точнее, не арабского. Они выходцы из Ирана. Его отравили в Москве.

– Из-за этого вы приехали ко мне? – не поверил Хринюк. – Из-за того, что в Москве отравили какого-то иностранца? Никогда в жизни не поверю, что вы приехали сюда только потому, что отравили этого араба или перса.

– Там большая политика. Это не просто коммерсант, а выходец из известной семьи. И сейчас все завязано на их контрактах. Поэтому дело очень важное. Как видите, я откровенен.

– И дело поручили вам, – понял Хринюк. – Тогда получается, что все действительно очень серьезно. Как его отравили?

– Непонятным образом. Он приехал к себе домой и вошел в квартиру, лег на диван и умер.

– Значит, отравили дома.

– В квартире никого не было. У него была аппаратура. На ней видно, что в квартиру никто не входил.

– Может, отравили в другом месте. Не понимаю, в чем загадка?

– Он приехал на своей машине. А яд был сильнодействующим. Должен был сработать в течение нескольких минут.

– Тогда отравили в машине.

– Водитель и телохранитель уверяют, что погибший ни к чему не прикосался.

– Кто-то из них врет.

– Поэтому я сюда и приехал. Я ведь помню, как ловко работал Факир. Вы убили человека, не входя в его номер гостиницы. Всего лишь обработав ядом дверную ручку. Это было достаточно, чтобы его убить, не вызывая особых подозрений. Но в нашем случае к дверной ручке никто не прикасался. Я хочу знать, кто в Москве может считаться специалистом равным Факиру?

– Это другой вопрос, – согласился Хринюк. – Я не думаю, что в Москве есть специалист моего класса. Но советчика я вам дам. Очень толковый и знающий человек. При одном условии. Никто и никогда не узнает его имени. Никто, кроме вас.

– Вы могли бы и не говорить мне этого. Это само собой разумеется. Кто это?

– Старый человек. Он даже старше меня на несколько лет. Этот человек сможет вам помочь. Но учтите, что никто и никогда не должен узнать его имени. Ни при каких обстоятельствах. Он никогда не проходил ни по одному уголовному делу. Ни подозреваемым, ни свидетелем. И я могу назвать его имя только потому, что ему осталось жить всего несколько месяцев. Если он захочет с вами разговаривать и вы сумеете его убедить, то вам повезло. Если нет, то не обессудьте.

– Почему несколько месяцев?

– У него онкология. Рак поджелудочной железы. Говорят, что это самая сложная форма, почти не поддающаяся излечению.

– Понятно, – кивнул Дронго. – Он был вашим «казначеем»? Только в этом случае его никто и никогда не мог узнать.

– Нет. Конечно нет. Зачем вам «казначей»? Он только хранитель денег. Это не тот человек, который вам нужен. Мой «советчик» занимался совсем иными делами.

– Он планировал преступления? – очень тихо произнес Дронго. – Один из тех, кто...

– Храните свои догадки при себе, господин Дронго, – быстро перебил его Хринюк, – и учтите, что многие чехи понимают русский язык.

– Считайте, что я принял ваше замечание. Итак, как мне его теперь найти?

– Дайте ручку и бумагу. Я вам напишу. А вы потом сможете съесть эту бумагу в моем присутствии. Так будет надежнее.

– Это прямо шпионские страсти. А вы не думаете, что за нами могут наблюдать?

– Думаю. Поэтому я напишу совсем не то, что вам нужно, – давайте бумагу и ручку.

Дронго протянул ему ручку и бумагу. Хринюк быстро написал. Затем, прикрывая ладонью бумагу, поднял голову.

– Я уберу руку на одну секунду, – сообщил он, – а затем сам съем эту бумагу.

Он приподнял руку. И снова накрыл ей записку. Дронго успел запомнить все, что там было написано. Хринюк поднял бумагу, смял ее и начал жевать.

– Если хочешь сделать дело хорошо, то сделай его сам, – спокойно сообщил он, – вы видите, на какие жертвы я иду ради вас. Приходится есть даже бумагу. Теперь ее не смогут даже достать из меня. И учтите, что вы должны звонить ему не из своего дома и не со своего мобильного. Надеюсь, такие вещи вы понимаете лучше меня. А сейчас наклонитесь ко мне.

Дронго наклонился к своему собеседнику.

– Поправка на Турцию, – прошептал тот.

Дронго согласно кивнул.

– Если все будет так, как вы сказали, то в некоторой степени я буду считать вас своим напарником в этом деле, – сказал он.

– Надеюсь, что у вас все получится, – добродушно заметил Хринюк, – хотя я думаю, что вы сумеете все сделать. Если вы смогли найти меня, то неизвестного отравителя найдете тем более. Только последний совет. Учтите, что сейчас нравы несколько изменились. Никто больше не планирует подобных преступлений. Старые профессионалы уходят в прошлое. Сейчас другие времена. Человеческая жизнь и раньше недорого стоила, а сейчас вообще ничего не стоит. У кого появляется хоть немного денег, нанимает убийцу, какого-нибудь бомжа или отставного военного, и за несколько тысяч долларов решает свои проблемы. Глупо и просто. Вы меня понимаете? Только ничего не отвечайте. Достаточно, если вы мне кивнете.

Дронго кивнул во второй раз.

– Значит, вы все поняли, – удовлетворенно сказал Хринюк, – до свидания. Надеюсь, что мы больше никогда не увидимся. Мне было бы неприятно снова видеть вас. Два раза – это более чем достаточно. А три – это уже почти дружба, которой я хотел бы избежать.

– Прощайте, – сказал Дронго, выходя из комнаты.

Он понял, что хотел сказать ему Факир. Человек, сумевший спланировать и осуществить убийство Вилаята Ашрафи, не мог быть обычным преступником. И это стало не совсем обычным преступлением, ведь отравитель при желании мог действовать гораздо более примитивным способом. Собственно, об этом он догадывался и раньше.

Вечером он вылетел в Москву, чтобы начать свое расследование.

 

Глава четвертая

Утром ему позвонил Муса Халил. Адвокат был уже в Москве. Он уже знал о возвращении в Москву Дронго.

– Вы поговорили с нужным вам человеком? – уточнил адвокат.

– Да, я успел заехать в Прагу.

– Не забудьте предоставить мне копии ваших билетов, чтобы мы могли их оплатить, – предложил пунктуальный адвокат.

– Если вы будете требовать от меня столь доскональных отчетов, то боюсь, что я стану думать только о копиях моих счетов, а не об успехе дела. Давайте договоримся так. Все, что у меня потом останется, я вам передам. Что не останется, вы поверите мне на слово. Я просто не привык к подобным ненужным процедурам.

– Но отчетность важная...

– Мы договорились, господин адвокат. Сегодня мне предстоит еще одна важная встреча, после которой я собираюсь встретиться с вашим телохранителем Тауфиком Шукри, который работал с погибшим. Надеюсь, вы его вызвали в Москву?

– Он отсюда никуда не уезжал. Все три месяца живет здесь. У него нет дипломатического иммунитета, поэтому следователь отобрал у него паспорт и ему не разрешают возвращаться в Египет, пока уголовное дело не будет закончено. Он очень переживает из-за этого, ведь дома у него остались молодая жена и годовалая дочь, с которыми он не может увидеться.

– Это понятно. Где находится ваш офис?

– На Краснопресненской, кажется, так называется эта улица.

– Я туда приеду сегодня после полудня. Найдите вашего подследственного.

Он положил трубку. Теперь следовало выйти из дома, чтобы позвонить нужному человеку. Дронго мог бы нарушить данное Факиру слово и позвонить со своего телефона. Но в подобных мелочах он бывал пунктуален. Нельзя давать слово, если собираешься его нарушить. И в конце концов, важно быть честным человеком прежде всего по отношению к самому себе. Поэтому он позвонил водителю, вызвал свой автомобиль и поехал на один из московских вокзалов, чтобы позвонить оттуда. За рулем сидеть он не любил. Эта устойчивая привычка возникла много лет назад, еще в Индонезии, где представление об автомобильном движении было в те годы достаточно примитивным. И очень укрепилось в Египте и в Индии, где понятия автомобильных правил, кажется, вообще не существовали. С тех пор он предпочитал пользоваться такси и нанимать водителей для собственных автомобилей во всех странах, где жил. Это было удобно еще и потому, что он мог спокойно думать в машине, предоставленный самому себе, и не следить за дорогой.

Он вообще не отвечал всем стандартным правилам настоящего детектива или хорошего разведчика. Не умел хорошо водить машину, почти никогда не злоупотреблял алкоголем, не курил, боялся летать самолетами, хотя побывал почти во всех странах мира, плохо плавал. К числу его достоинств относились интеллект, своеобразное оригинальное мышление, хорошая физическая подготовка, отменное владение оружием. Кроме того, в отличие от всех известных сыщиков, которые когда-либо существовали в истории мировой литературы и частного сыска, он не был обычным статичным героем, раз и навсегда законсервированным в своих привычках и пристрастиях. С годами он менялся, и не всегда в лучшую сторону. Изменялись его привычки и пристрастия, он встречался с женщинами и терял их, он приобретал новых друзей и вспоминал ушедших.

Приехав на вокзал, он позвонил по номеру телефона, который был написан на бумаге «Факира» с поправкой на время Турции, то есть на одну единицу назад, ведь московское время отличалось от турецкого ровно на час. Поэтому цифры, которые написал Хринюк, нужно было менять каждый раз на единицу. Ему сразу ответили, как будто неизвестный ждал его звонка. А может, и ждал. У такого криминального авторитета, как Хринюк, была масса возможностей, даже сидя в пражской тюрьме, суметь донести необходимую информацию до нужного человека.

– Добрый день, – начал Дронго, – извините, что беспокою вас рано утром. У меня к вам привет от Факира.

– Приятно слышать. Как он себя чувствует?

– Мне он не жаловался.

– Значит, хорошо. Он вообще никогда не жалуется. Мы знакомы уже целую вечность.

– Да, он мне сказал. Я хотел бы увидеться с вами.

– Это понятно. Раз он дал вам мой номер телефона. Вы звоните с вокзала? У меня стоит определитель, я знаю серию этих номеров.

– Ваш определитель показывает и звонки с обычных городских телефонов? – спросил Дронго.

– У меня новая система, – радостно сообщил собеседник, – она позволяет мне определять любой телефон, который соединяется со мной. Даже если вы позвоните из другой страны.

– Вы меня убедили. Когда я смогу с вами встретиться?

– Через полтора часа. На Чистопрудном. Вы знаете, где он находится?

– Найду.

– Тогда увидимся на месте. Меня легко узнать, мне уже много лет.

Через полтора часа Дронго, приехав на Чистопрудный бульвар, сразу увидел человека, которого он искал. Высокий мужчина в длинном пальто и шляпе со старомодной тростью неторопливо шел ему навстречу. Ему было явно за семьдесят. Вытянутое, продолговатое лицо, серые уже слезящиеся глаза, тонкие губы. Очень большие уши, прижатые к почти лысому черепу. Неизвестный тоже сразу увидел Дронго, очевидно, признав в нем позвонившего от «Факира» человека.

Они подошли друг к другу.

– Добрый день, – еще раз поздоровался Дронго, не протягивая руки, – вы Георгий Аристархович Изумрудов?

– Во всяком случае, так написано в моем последнем паспорте, – ответил Изумрудов, – а как мне называть вас?

– Меня обычно называют Дронго.

– Понятно. Я так и думал. Никто другой не сумел бы переиграть моего друга Факира. Есть такой известный гармонист Петр Дранга, он не ваш родственник?

– Вы же знаете ответ на этот вопрос.

– Мне была интересна ваша реакция, – признался Изумрудов. – Итак, о чем вы меня хотите спросить?

– У меня разрешение только на одно желание? – уточнил Дронго.

– Во всяком случае, я не обещал Факиру, что буду бескорыстно помогать всем, кого он решит ко мне послать. Итак, чем именно я могу вам помочь?

– В Москве три месяца назад отравили египетского бизнесмена. Его нашли мертвым в своей квартире. Эксперты установили, что он был отравлен.

– Вилаят Ашрафи, – сразу сказал Изумрудов, – я слышал об этом преступлении. Довольно интересное дело. Очевидно, его отравили где-то в другом месте, а домой он вернулся умирать. Так, во всяком случае, я слышал.

– Факир успел сообщить вам об этом деле? – изумленно спросил Дронго. – Или вы действительно знаете все, что происходит в Москве? Неужели такое возможно? Если бы вы сейчас мне не сказали, я бы не поверил.

– Вы же понимаете, что ответа не будет, —усмехнулся Изумрудов. – Расскажите, что вам известно.

– Яд был исключительно сильнодействующим, – пояснил Дронго. – Вилаят – представитель очень известной семьи, и по их просьбе вскрытие производили лучшие патологоанатомы ФСБ. Это был необычный яд. И поэтому я решил обратиться к вам за помощью.

– Это я уже понял, – кивнул Изумрудов.

Они неторопливо прогуливались. Со стороны могло показаться, что беседуют двое знакомых мужчин.

– Я могу сказать вам, что ни один из известных мне специалистов в этой области не был задействован в убийстве египетского бизнесмена, – сообщил Изумрудов. – Там действовал либо приглашенный гость, либо специалист в области ядов. Я думаю, вам нужно искать среди специалистов такого уровня. В химических институтах.

– Это уже более чем полезная информация, – пробормотал Дронго.

– Насколько мне известно, убитый был человеком достаточно богатым и сибаритом, – продолжал Изумрудов, – нужно искать организаторов убийства в этой среде. Он любил богему и разные тусовки, как сейчас говорят молодые люди.

– Поразительно, – сказал Дронго. – Если бы я сам вас не слышал, то решил бы, что мне рассказывают невероятные истории. Я прилетел вчера вечером и ни с кем еще не разговаривал. И рано утром позвонил вам. Даже если предположить, что Факир каким-то абсолютно неведомым способом сумел передать вам за ночь свое сообщение и оно так быстро дошло до вас, то и тогда вы не сумели бы так оперативно собрать всю информацию. Тогда я должен сделать единственный и абсолютно фантастический вывод, что вы работаете лучше, чем информационный центр МВД или аналитическое управление ФСБ. Если бы я вас не встретил, то никогда бы не поверил, что подобные люди существуют. Это ведь такие, как вы, планируют большинство самых сложных и изощренных преступлений в стране?

– Не нужно так категорично, – добродушно заметил Георгий Аристархович, – просто я пожилой человек и мне бывает интересно разговаривать с разными людьми, которые приходят ко мне за советом. А информацию такого рода лучше хранить у себя в голове. Сейчас ученые пришли к выводу, что работающий мозг – лучшее средство для долголетия. Вот я и пытаюсь обмануть природу.

– Это вам удается. Сколько вам лет? Под семьдесят?

– Восемьдесят два, – улыбнулся Изумрудов, – будем считать, что я оценил вашу небольшую лесть. Надеюсь, вам пригодится моя осведомленность. И последний совет. Больше никогда не пытайтесь меня найти или позвонить. Телефон у меня уже поменялся. Еще полтора часа назад. Сразу после того, как вы мне позвонили.

– Я понимаю, – тихо ответил Дронго, – простите, что доставил вам такие неудобства. У меня есть еще один личный вопрос. Не относящийся к делу. Только для себя. Личный вопрос. Разрешите?

– Если не конкретный вопрос, то зачем вы его задаете? Я могу и не ответить. Какой у вас вопрос?

– Факир сказал мне, что вы неизлечимо больны и только поэтому он дал мне ваш номер телефона.

Изумрудов усмехнулся. Прошел несколько шагов. Затем взглянул на Дронго:

– В общем, он сказал вам правду. Дело в том, что сразу после нашего разговора я должен буду «умереть». В течение суток или двух. И в этом городе больше никогда не будет Георгия Аристарховича Изумрудова. У меня уже сейчас другой номер телефона. В моей квартире будет жить другой человек, а Изумрудова похоронят на одном из городских кладбищ, и на могиле будет даже моя фотография. Поэтому он так и сказал.

– Неужели у вас столь абсолютная конспирация? Я всю жизнь занимаюсь организованной преступностью, но даже я не мог предположить, что существуют такие люди, как вы, господин Изумрудов.

Дронго обратил внимание на автомобиль, который следовал за ними на некотором расстоянии. В затемненном джипе сидело несколько молодых людей. Еще двое крепышей шли за ними по другой стороне улицы. Неужели это сотрудники правоохранительных органов?

– Мы уже реликты прошлого, – признался Георгий Аристархович, – сейчас появились компьютеры, Интернет, мобильная связь. Такие люди, как я, уже никому не нужны. Ни своим, ни чужим. Мы становимся просто опасными для своих и не нужными для чужих. Просто обо мне еще помнят такие «динозавры», как Факир. И, к сожалению, некоторые дотошные сотрудники правоохранительных органов из тех, кого не успели выгнать за последние пятнадцать-двадцать лет.

– Ясно. Значит, я причинил вам определенные неудобства. Приношу свои извинения.

– Ничего страшного. Я все равно должен был менять свой адрес. Время от времени нужно менять прописку. Это помогает оставаться на свободе, дышать свежим воздухом. Прощайте, господин Дронго. Хочу сделать вам на прощание и свой комплимент. Я много о вас слышал. Говорят, что вы неплохой специалист. И человек, с которым можно договариваться. Постарайтесь не меняться как можно больше. Это тоже полезно для здоровья.

– Я уже обратил внимание, как за нами следят сразу с двух сторон, – заметил Дронго.

– Конечно следят. Если бы вы оказались не тем человеком, который разговаривал с Факиром, то эти ребята сразу бы начали стрелять.

– В меня?

– Нет, в меня, – ответил Изумрудов, – моя голова еще набита такими ценными сведениями, что их не следует выдавать сотрудникам правоохранительных органов. Поэтому в какой-то мере Факир был прав, когда говорил о моей возможной болезни. Только в самом сложном случае у меня был бы хотя бы один шанс на выздоровление. А если бы вы привели с собой сюда сотрудников милиции, такого шанса у меня не осталось бы. Ни единого. И если даже предположить, что каким-то чудом меня сумели бы здесь арестовать и я избежал бы смерти, то уже сегодня вечером меня бы убили в камере, как бы хорошо меня ни охраняли. Даже если бы меня посадили в одиночную камеру, то и тогда меня убил бы кто-то из офицеров милиции или ФСБ, которому заплатили бы огромные деньги за мою ликвидацию. Я носитель слишком ценной информации. Чтобы меня устранить, многие готовы заплатить не один миллион долларов. Достаточно того, что я знаю имена некоторых «казначеев», которые никто и никогда не должен знать.

– Я начинаю чувствовать себя должником Факира, – пробормотал Дронго. – Спасибо за то, что со мной встретились. И прощайте.

– Прощайте, – кивнул Изумрудов.

Дронго быстро перешел на другую сторону улицы. Его провожали взгляды сразу нескольких молодых людей. Изумрудов стоял, опираясь на палку, словно памятник прежней жизни. Дронго вспомнил, на кого был похож этот удивительный человек. В его лице было что-то чеховское. «О чем я думаю? – разозлился Дронго. – Сравниваю великого писателя с криминальным авторитетом. Хотя наверняка Изумрудов в жизни не совершал ничего плохого. Его берегли, как своебразный мозг, который всегда нужен криминальной братии. Как «хранителя традиций». Кажется, у кавказских цеховиков были такие «третейские судьи», которые решали все споры, возникающие между разными сторонами. И их решения считались обязательными для всех. Но цеховиков давно уже не было. Одних расстреляли, другие ушли в легальный бизнес, третьи стали обычными уголовниками.

Дронго подумал, что получил сегодня наглядный урок. Он приехал на встречу с адвокатом в третьем часу дня. В офисе фирмы его уже ждал телохранитель убитого бизнесмена.

 

Глава пятая

Тауфик Шукри учился в Москве в лихие девяностые, когда уровень преступности в столице зашкаливал за привычные нормы добропорядочных европейских столиц. Приехав сюда в девяностом пятом, египтянин уехал через шесть лет. За это время он не только выучил русский язык и получил диплом инжинера-мостостроителя, но и узнал другую сторону жизни. Он был хорошим спортсменом и дважды это спасало ему жизнь, когда ночью на него набрасывались группы молодых скинхедов. С профессиональным боксером справиться вообще трудно. Достаточно несколько точных и сильных ударов, чтобы раскидать всех нападающих. К тому же он не бросал занятия спортом и трижды становился чемпионом института в своей весовой категории. Ему даже разрешили один раз принять участие в международных соревнованиях и выступить за свою страну, где он занял третье место. Он приучился к водке, которая так согревала во время непривычных российских морозов, у него появились друзья среди местных ребят – из Краснодара и Махачкалы.

Тауфик Шукри полюбил этот огромный, часто не совсем понятный город, населенный таким количеством разных людей, среди которых было и много мусульман. До приезда в Россию он даже не подозревал, что в столице есть мусульманские мечети и местным единоверцам разрешают их посещать. Ему нравились просторные улицы и площади Москвы, красивые женщины, которых здесь было так много, особенно в окружении его погибшего шефа. И он любил своего бывшего босса, с которым работал уже больше двух лет. Тауфик Шукри в душе даже немного восхищался своим шефом, стараясь быть похожим на него.

Убийство Вилаята Ашрафи стало для него большим личным потрясением. К тому же он никак не мог понять, каким образом неизвестный убийца мог отравить его босса. Единственным подозреваемым мог быть водитель погибшего – Петр Голованов, который был арестован почти сразу после заключения патологоанатомической экспертизы.

Но Тауфик Шукри не верил в виновность и Петра Голованова, с которым он тоже работал почти два года. Голованову было сорок четыре года. Это был спокойный, уравновешанный, рассудительный человек, отец двоих мальчиков-подростков. Представить себе его убийцей Тауфик Шукри не мог при всем желании. Но тогда получалось, что смерть его босса невозможно было логически объяснить, и оставалось предположить, что сам дьявол хотел смерти Вилаята Ашрафи.

Приехавший сюда полтора месяца назад голландский специалист досконально опросил всех возможных свидетелей, дважды обыскал квартиру погибшего. Провел несколько экспертиз, но так ничего и не добившись, уехал обратно. Теперь Тауфик Шукри уже не верил в возможность установления истины. Дьявол, или иблис, как его называли в Египте, иногда устраивает подобные вещи, когда никакого разумного рационального объяснения случившемуся дать невозможно. А домой Тауфику очень хотелось. Он скучал по своей молодой супруге, по своей дочери. Но появление Дронго встретил спокойно, сидя на диване и скрестив руки на груди. Он уже не верил, что новый эксперт сможет что-либо выяснить.

Дронго вошел в кабинет, где телохранитель его ждал, и сразу протянул руку. Тауфик Шукри поднялся с дивана. Он был высокого роста, почти таким же, как и вошедший незнакомец. Перебитые уши и нос сразу выдавали в нем боксера. Щегольские тонкие усики придавали несколько нагловатый вид.

– Добрый день, – начал Дронго по-русски, – насколько мне успели сообщить, вы понимаете русский?

– Хорошо понимаю, – кивнул Тауфик Шукри.

Вошедший следом за Дронго Муса Халил подошел к столу, усаживаясь в кресло, словно давая понять, кто именно здесь хозяин положения. Формально он был прав, это был кабинет самого погибшего, в котором наиболее уверенно мог чувствовать себя адвокат семьи Ашрафи. Кабинет был большой, мебель тяжелая и, на взгляд Дронго, излишне претенциозная. Массивные кресла, стулья, диван, встроенные шкафы из очень дорогого красного дерева. Такие кабинеты были у преуспевающих коммерсантов средней руки, которые пытались произвести впечатление. Хотя необходимо было делать ставку и на менталитет погибшего. На Востоке такой кабинет был символом успешного бизнеса.

– Давайте сядем и поговорим, – предложил Дронго. – Вы давно работали с погибшим?

– Около двух лет, – сообщил Тауфик, – но я учился в Москве шесть лет и поэтому хорошо знаю город и русский язык.

– Да, об этом мне сообщили. За это время какие-нибудь конфликты или недоразумения встречались? Когда вам пришлось бы применить свои способности телохранителя?

– Нет, никогда. Господин Вилаят Ашрафи, да примет Аллах его душу, никогда не посещал каких-либо мест, где ему могла угрожать такая опасность. Он понимал, что является представителем великой семьи.

– Можно подумать, что вы не ездили в клубы или на вечеринки? – уточнил Дронго.

– Ездили, – кивнул Тауфик, – но мы посещали очень элитные клубы, где всегда была своя охрана. В обычные места господин Вилаят никогда не ездил. Только в очень дорогие клубы, куда пускали не всех желающих. И на вечеринки он отправлялся только к очень уважаемым людям.

– Каким образом вы различали, где очень уважаемые, а где просто мало уважаемые? – улыбнулся Дронго.

– Это легко, – ответил Тауфик, – во-первых, я знаю Москву, во-вторых сразу видно, куда мы приехали. Нужно посмотреть на телохранителей, вокруг дома, на дорогие автомобили, на женщин, входящих в здание, как они одеты, какие у них бриллианты и украшения. Все сразу становится понятно.

– Значит, вы у нас почти психолог, – весело кивнул Дронго. – Судя по всему, ваш шеф был человеком достаточно компанейским и не пропускал светских мероприятий.

– Господин Вилаят Ашрафи работал в Москве нашим представителем, – предостерегающе вмешался адвокат Муса Халил, – и если он иногда позволял себя отдохнуть, то это ничего не значит. А посещение светских мероприятий входит в обязательную программу любого бизнесмена такого уровня.

– Успокойтесь, – посоветовал ему Дронго, – мы сейчас не рассматриваем моральные качества погибшего и не пытаемся его осудить. Он был молодой и очень состоятельный человек, который имел право на личную жизнь. Все, что я буду узнавать, мне нужно для расследования, а не для того, чтобы где-то обнародовать факты из личной жизни Вилаята Ашрафи.

– Вы должны понимать, – снова не выдержал Муса Халил, – семья Ашрафи Мостоуфи не просто представители одного из самых известных родов Ирана, они были родственниками изгнанного из Ирана шаха. И компрометация такой семьи может отвечать интересам некоторых кругов в Иране, которые боятся возвращения прежнего режима.

– Я учту ваши слова, – кивнул Дронго. – А теперь мне интересно, с кем ближе остальных общался погибший? Я имею в виду прежде всего женщин.

– У него было много знакомых, – осторожно сказал Тауфик Шукри, посмотрев на адвоката и отводя глаза.

– Так не пойдет, – сказал Дронго, заметил взгляд телохранителя, —я приехал сюда для расследования убийства, а не для того, чтобы вы от меня что-то скрывали. Если я снова почувствую какую-то недомолвку или вы попытаетесь что-то от меня скрыть, то я прямо отсюда позвоню уважаемому Аббасу Ашрафи, чтобы объявить о прекращении расследования, вследствие того, что мне здесь просто мешают работать.

– Никто вам не мешает, – нервно заявил адвокат, – можете спрашивать все, что угодно.

– А ты говори ему все, что он хочет, но в рамках приличий, – добавил он по-арабски, обращаясь к телохранителю.

– Итак, я узнавал про женщин, – напомнил Дронго. – У него было много знакомых?

– Да, – кивнул Тауфик Шукри, – много.

– Женщины бывали у него дома. На той квартире?

Телохранитель молчал.

– Я спрашиваю не для личного интереса, – напомнил Дронго.

– Да, – ответил Тауфик Шукри.

– Он поэтому переехал из отеля на квартиру, чтобы не привлекать внимание служащих отеля?

– Да, – опустил голову телохранитель, – он любил женщин. И он им нравился. Я видел, как они на него смотрели. И как сами к нему лезли.

– Ну еще бы. Молодой миллиардер из Египта, – иронично заметил Дронго. – Я думаю, что его внешность и манеры интересовали многих женщин гораздо меньше, чем размеры его кошелька.

– Что вы такое говорите, – снова вмешался Муса Халил, – господин Ашрафи никогда не прибегал к услугам продажных женщин.

Судя по лицу телохранителя, это было неправдой.

– Помолчите, вы мне мешаете, – попросил Дронго. – Значит, у погибшего были разные женщины?

Тауфик Ашрафи снова замолчал. Это начинало нервировать. Если разговор продолжится подобным образом, то ничего узнать не удастся. Дронго подумал, что ему понадобится решить этот вопрос раз и навсегда. Он достал свой телефон и набрал номер Аббаса Ашрафи глядя по очереди на адвоката и телохранителя. Услышав голос старшего брата погибшего, он попросил своего собеседника приказать всем сотрудникам филиала компании в Москве предельно искренне отвечать на все вопросы эксперта.

– Мне нужно их сотрудничество, – сообщил Дронго, – иначе я не смогу ничего сделать.

– Вам мешают работать? – уточнил Аббас Ашрафи.

– Скорее не помогают. Они считают, что сохранение морального облика вашего младшего брата гораздо важнее самого факта расследования.

– Передайте телефон Мусе Халилу, – попросил Аббас Ашрафи.

Дронго протянул аппарат адвокату.

– Сделайте так, чтобы мне больше он не звонил и не беспокоил меня, – строго приказал Аббас Ашрафи, – и дайте ему все, что он хочет. Любые сведения, любые справки. Уже поздно что-то скрывать, прошло почти три месяца. Нам нужно найти убийцу, а не скрывать наши никому не нужные тайны. Ясно?

– Я все понял, – пробормотал адвокат, возвращая аппарат.

– Господин Аббас Ашрафи приказал отвечать на все вопросы эксперта, – строго произнес он, глядя на телохранителя.

– Мне придется повторить свой вопрос, – напомнил Дронго. – Значит, у погибшего были разные женщины?

– Да, – ответил Тауфик, – к нему приезжали разные женщины.

Для приехавшего сюда голландца это было нормальным явлением. Его даже не интересовали сексуальные увлечения погибшего. Может, потому, что сам приехавший имел несколько другую сексуальную ориентацию и для голландца подобные связи были в порядке вещей. Поэтому он менее всего обращал внимание на эту сторону жизни погибшего.

– В том числе и проститутки? – настаивал Дронго.

– Да, – покраснел Тауфик, – приезжали разные женщины. Некоторым он платил, некоторые появлялись по собственному желанию.

– Среди них были постоянные посетительницы его квартиры?

Тауфик огорченно вздохнул, словно его призывали предавать хозяина.

– Были, – ответил он.

– Их имена, – попросил Дронго.

Телохранитель поднял голову.

– Они не имеют отношения к убийству, – твердо сказал он, – никакого отношения. В день убийства и за день до этого никто из них не посещал квартиры досточтимого хозяина. Никто из них там не был.

– Вы не ответили на мой вопрос, – повторил Дронго.

– У него были свои близкие друзья, – подтвердил Тауфик Шукри, – которые приезжали чаще других. Наталья Кравченко, она журналист, и Рита Эткинс, она представитель канадского телевидения. Я говорил про них и следователю и приехавшему голландскому специалисту. Насколько мне известно, их обеих вызывали к следователю, но они ничего не знали об этом убийстве. И голландец тоже с ними разговаривал. Они ничего не знают.

– Очевидно, эти две журналистки были теми женщинами, которых вам разрешили назвать, – усмехнулся Дронго, – в результате жестого отбора, который мог произвести наш уважаемый адвокат. У вас есть номера их телефонов?

– У секретаря есть их номера, – кивнул Тауфик Шукри, – я могу их взять для вас.

– Обязательно. Я хотел бы с ними переговорить. А теперь назовите другие имена. Женщины, которые чаще всех приходили в гости к вашему боссу и которые получали за это соответствующую плату.

– Иногда приходили и такие женщины, – кивнул несколько смущенный Тауфик Шукри.

– Имена, – требовательно произнес Дронго.

– Их ничего не связывало, – попытался объяснить телохранитель. – С обеими журналистками он близко дружил, а с этими девицами его ничего не связывало, кроме секса. Абсолютно ничего. Он вызывал их, платил им и снова отсылал. Даже давал деньги на такси, чтобы они не садились в наши машины.

– Настоящий джентльмен, – согласился Дронго, – куда он обычно звонил?

– У него были свои связи, – ответил Тауфик Шукри, – и свои номера телефонов. Он знал, куда нужно звонить.

– И вы, очевидно, тоже. Куда он обычно звонил?

– Одной своей знакомой.

– Ее имя?

– Лаура. Лаура Манкузо.

– Неужели итальянка или испанка?

– Я не знаю.

– У вас есть ее номер телефона? Только смотрите на меня, а не на адвоката. Отвечайте.

– Конечно есть.

– Прекрасно. И среди тех, кого иногда приглашал ваш шеф, наверно были и девицы, которые ему особенно нравились?

– Были, – кивнул Тауфик Шукри. Он уже понял, что этот человек настойчиво идет к своей цели и лучше, не сопротивляясь, говорить всю правду.

– Кто?

– Одна из них появлялась чаще других. Я знал только ее имя. Эвелина. Больше ничего. Но она бывала чаще других.

– Вы знали, сколько ей платил ваш шеф?

– Сначала не знал, потом случайно узнал.

– Сколько?

– Две тысячи долларов за ночь. Но они почти никогда не оставались на ночь.

– Почему они? – сразу спросил Дронго.

Тауфик отвел глаза. Облизнул губы. Было понятно, что он оговорился.

– Как вам не стыдно, – сразу пришел к нему на помощь адвокат. – Разве можно интересоваться такими интимными вопросами?

– Почему вы оговорились и сказали «они»? – снова настойчиво повторил Дронго. – У него бывали оргии или вечеринки прямо на квартире?

– Никогда не бывали, – выдохнул Тауфик Шукри, – но он любил... в общем, он так встречался... Мы об этом знали...

– Постарайтесь внятно объяснить, что именно вы имеете в виду, – попросил Дронго.

– Он любил, когда женщина была не одна, – выдавил телохранитель, краснея от смущения.

– Вам достаточно или нужны еще подробности? – снова вмешался Муса Халил. – И не забудьте, что об этом не должен никто знать. Это была личная жизнь господина Вилаята Ашрафи.

– Ему нравилось, когда к нему приходила не одна женщина? – безжалостно уточнил Дронго.

– Да, – ответил телохранитель, – он часто так делал, встречаясь сразу с двумя или тремя женщинами.

– Одновременно? Они приходили одновременно?

– Иногда да, – признался Тауфик Шукри.

– Надеюсь, вы понимаете, что эта информация не имеет никакого отношения к убийству уважаемого господина Ашрафи и должна остаться в тайне, чтобы не компрометировать такую семью, – напомнил адвокат.

– Безусловно, – согласился Дронго, – а друзья? С кем из мужчин он больше всего общался?

– Он никогда не общался с мужчинами, – изумленно ответил телохранитель.

– Это я понимаю. Я неудачно выразился. Я имею в виду не друзей для интимных игр, а вообще друзей. С кем он виделся и разговаривал чаще других?

– Со мной, – честно ответил Тауфик Шукри, – мы были почти всегда вместе. С гоподином адвокатом Мусой Халилом, всегда когда нужно было подписывать документы. С руководителем московского филиала Николаем Савельевичем Крастуевым, который готовил ему все нужные бумаги.

– Крастуев сейчас здесь, в офисе? – обратился к адвокату.

– Да, конечно. Он работает в компании уже несколько лет, – ответил Муса Халил, – и считается руководителем нашего представительства в России.

– А какая должность была у погибшего?

– Он был членом совета директоров компании и вице-президентом. В совете директоров он отвечал и за российское направление.

– Кто по национальности Крастуев? Такая интересная фамилия?

– Он с Северного Кавказа, – сообщил адвокат, – но не мусульманин. Кажется, он буддист.

– Калмык?

– Возможно. Мы принимаем людей невзирая на их религиозные или национальные отличия. В нашей головной компании в Египте работает много арабов-христиан и коптов. Мы не видим в этом ничего предосудительного.

– Безусловно. А теперь, уважаемый Тауфик, расскажите мне подробно, как вы провели последний день с шефом. Желательно очень подробно, чтобы я мог составить себе четкое впечатление, где именно вы были. Начнем с того, кто пригласил вас на выставку, куда вы поехали из вашего офиса?

– Это был официальный прием. В «Крокус-центре», – сообщил телохранитель, – у нас было официальное приглашение. Следователи тоже интересовались этим вопросом. Мы знали, что там нужно быть к двенадцати. Выехали в начале одиннадцатого, чтобы не попадать в автомобильную пробку, и все равно попали. С трудом успели туда к двенадцати. Там было много людей.

– Ваш шеф что-нибудь пил?

– Только апельсиновый сок, – ответил Тауфик Шукри, – я сам принес его, забрав со стола стакан и лично выбирая его из всех стаканов, которые стояли на столике. Это входит в мои обязанности, и я никому не доверял этот стакан. Больше он ничего не пил. Я сам отнес пустой стакан обратно.

– Может, с кем-то здоровался?

– С очень многими людьми. Здоровался, разговаривал, смеялся. Потом мы сели в машину. У нас большой, как это правильно называется, представительский шестисотый «Мерседес». Господин Вилаят Ашрафи всегда садился на заднее сиденье, а я был впереди рядом с водителем. И пока мы ехали в город, он ничего не пил, хотя в салоне автомобиля у нас всегда есть напитки, виски, коньяк.

– Вы уверены, что он ничего не пил? Может, кто-то сумел отравить одну из бутылок, которые были в баре вашего автомобиля.

– Их проверяли эксперты. Все бутылки были на месте и все были закрытые. Он ничего не пил, в этом я уверен.

– И не курил?

– Нет. Он вообще не курил. У нас не было в машине сигарет.

– Что было потом?

– Мы подъехали к дому, нам открыли ворота. Мы въехали во двор. Я вышел вместе с ним, вошли в подъезд. Обычно он меня отпускал уже внизу, ведь в холле всегда сидел дежурный охранник. А в квартире была установлена аппаратура, которая, как это правильно, замечала, нет, правильно сказать фиксировала всех, кто там появлялся. И у дежурного тоже была своя камера наблюдения на этаже. Кроме того, он записывал всех, кто входит в дом. Поэтому я обычно с хозяином не поднимался. Он меня отпустил, вошел в кабину лифта, поднялся к себе. Я стоял около дежурного и все видел. Господин Вилаят Ашрафи открыл двери своим ключом и вошел в квартиру. После чего я уехал. Через два часа мне позвонили и сообщили, что мой хозяин умер еще два часа назад и там работают сотрудники милиции. Я сразу поехал туда.

– А где был ваш водитель?

– Он тоже туда приехал. И очень переживал. Но нас не пустили в квартиру. Никого из нас не пустили. А через два дня арестовали Голованова. Следователь считает, что наш водитель сумел каким-то образом отравить хозяина. Но я в это не верю.

– У них были основания?

– Они нашли в салоне автомобиля какой-то порошок. И поэтому арестовали Голованова.

– Какой порошок?

– Не знаю.

Дронго взглянул на адвоката.

– Мы тоже не знаем, – пожал плечами Муса Халил, – они говорят, что это тайна следствия, и ничего нам не сообщают.

– Почему вы сразу не сказали об этом?

– О чем мне нужно было вам говорить, если это только одни слухи. Об этом сказала супруга Голованова, с которой общался Тауфик Шукри. Но ничего точнее мы не знаем. Машину нам вернули, мы там ничего не нашли.

 

Глава шестая

– Позовите Крастуева, – предложил Дронго, обращаясь к телохранителю. Тот кивнул, быстро поднимаясь и выходя из кабинета.

– Я начинаю жалеть, что взялся за это расследование, – нахмурился Дронго. – Почему вы ничего не сказали мне про этот белый порошок? Он принимал наркотики?

– Как вы смеете такое говорить? – всплеснул руками от возмущения Муса Халил. – Господин Вилаят Ашрафи никогда в жизни не принимал наркотиков. Он представитель такой известной семьи. Вы даже не смеете об этом думать.

– Я не сказал, что он принимал наркотики. Я только спросил, почему вы ничего не сообщили мне об этом непонятном порошке.

– Мы ничего точно не знаем. Это одни слухи. Следователь нам ничего не сообщил. И наш специалист из Голландии тоже ничего не нашел. Мы тщательно проверили машину.

– А насчет его увлечений тоже слухи?

– Какие увлечения? – быстро ответил адвокат. – Каждый любит по-своему. Кто-то любит молодых, кто-то пожилых, кто-то мальчиков, кто-то вообще никого не любит. Я думал, что вы современный человек. Господин Вилаят Ашрафи был достаточно богат, чтобы позволить себе жить так, как хотел.

– У вас на все есть отговорки.

– Меня вообще удивляет ваше непонятное расследование, – не выдержал Муса Халил, – вместо того чтобы сразу начать опрашивать сотрудников офиса и осмотреть место происшествия, вы занимаетесь непонятно какими делами. Извините меня, но я до сих пор не понимаю, зачем вы летали в Прагу. И какое это имеет отношение к расследованию убийства.

– У каждого свои методы, дорогой коллега, – усмехнулся Дронго, – мы ведь с вами юристы и знаем, что путь к истине бывает достаточно тернистым.

В кабинет вошел грузный мужчина лет пятидесяти пяти. Ухоженные седые волосы, заметный живот, мясистые щеки, крупные характерные азиатские черты лица. Это был Николай Крастуев. Он энергично пожал руку Дронго. Присел на стул.

– Мне сообщили о вашем приезде, но я не хотел вам мешать, – сказал Крастуев.

– Вы из Калмыкии? – уточнил Дронго.

– Нет. Из Кисловодска. Я родился уже там. Но моя семья переехала туда после войны из Бурятии. Отец был строителем. А почему вы спрашиваете?

– Мне сказали, что вы с Северного Кавказа.

– Правильно сказали, – улыбнулся Крастуев, – но я приехал в Москву еще в семнадцатилетнем возрасте, когда поступал в институт. И с тех пор живу здесь и считаю себе москвичом. Уже почти сорок лет. Так что я теперь бурят – кисловодского разлива с московской пропиской.

– И давно вы работаете в этой компании?

– Я пошел по стопам отца. Тоже стал строителем. И сын у меня строитель, – сообщил Крастуев. – Я работаю в этой отрасли всю свою жизнь. Последнее место работы в московском управлении, был заместителем начальника. Но переманили сюда. Большая зарплата, хорошие переспективы, а взятки я никогда брать не умел. Поэтому в должности чиновника чувствовал себя не очень уютно. Я строитель, а не чиновник. А здесь живая и очень интересная работа. Если бы не эта трагедия с Вилаятом.

– Давайте об этом. У него были враги?

– Нет, конечно нет. Откуда у него могли взяться враги? Даже не было конкурентов. Мы ведь работаем вместе с российской компанией «ЛУКОЙЛ», а там своя служба безопасности. Если бы они почувствовали хоть какую-то опасность, они бы нам сообщили. Он был нормальный, общительный, веселый человек. Жаль, что так получилось.

– Кто мог быть заинтересован в его смерти?

– Не знаю. Меня все время об этом спрашивают. И я сам об этом думаю. Никто не мог решиться на такое. Может, он просто отравился. Я не понимаю, что там произошло. До сих пор не понимаю. И наш водитель не виноват. Я в этом убежден. Голованов был человеком дисциплинированным, с отличными характеристиками. Я дважды направлял запросы в прокуратуру насчет водителя, дал ему отличную характеристику. Следователь даже был недоволен, что мы так написали.

– У вас не было конкурентов?

– Были конечно. Но зачем убивать Вилаята Ашрафи? Тогда уж лучше меня. Он только приезжал и уезжал на несколько дней. А я все время работаю в нашем центральном офисе, здесь в Москве.

– Вы были с ним на выставке в тот день?

– Нет, не был. Я вообще мало хожу на такие мероприятия. Но это была не совсем выставка. Это был такой своебразный прием, презентация новых технологий. Он решил, что ему нужно поехать.

– Но вас тоже приглашали?

– Да, мы должны были поехать вместе. Но я решил остаться здесь, у меня был важный разговор с Баку.

– Вы не могли поговорить со своего мобильного?

– Мне нужно было находиться в офисе, чтобы получить оперативную информацию по нашим договорам. Я попросил остаться здесь и нашего уважаемого юриста Мусу Халила, и наших двух местных юристов, с которыми мы обычно работаем.

– Да, – подтвердил Муса Халил, – мы были все вместе.

– Насколько я понял, господин Вилаят Ашрафи поехал туда из этого офиса. С кем он общался в тот день?

– Следователь тоже сразу спросил об этом. Со мной и с господином Мусой Халилом. Больше ни с кем. Ему нужно было выехать достаточно рано, чтобы успеть туда попасть. А потом он поехал домой, и там произошло несчастье.

– Кто вас туда приглашал?

– Один из вице-президентов компании. Мы его давно знаем. Они поставляют нам оргтехнику.

– Как его фамилия?

– Сергей Вуличенко. Молодой и очень толковый человек. Ему лет тридцать пять, не больше. Они дружили с погибшим, во всяком случае, испытывали друг к другу симпатию. Молодые люди, у них было много общих интересов.

– Кого еще вы можете назвать в качестве знакомых погибшего?

– По просьбе следователя прокуратуры мы составили целый список людей, с которыми обычно общался или был знаком господин Ашрафи. В списке восемьдесят четыре человека. Это были наиболее близкие люди, с которыми он обычно общался.

– Восемьдесят четыре? – переспросил Дронго.

Он увидел торжествующее лицо адвоката. Кажется, Муса Халил был бы рад, если бы Дронго потерпел неудачу.

– Да, – кивнул Крастуев, – и ваш бывший коллега, который приезжал сюда до вас, опросил всех, с кем он общался. И следователь допросил всех, кто был в списке. Там были даже моя секретарь и домработница господина Ашрафи. Но ничего установить не удалось. Только арестовали водителя, решив свалить на него возможное убийство. Но он не виноват, я в этом уверен.

– У вас сохранилась копия списка? – уточнил Дронго.

– Конечно. Лежит у меня в кабинете. Я могу принести.

– Восемьдесят четыре человека, – мрачно повторил Дронго. – Неужели такой невероятный список? Откуда он взялся?

– Все, с кем он достаточно близко общался. Мы старались включить туда всех, кто мог бы представлять хоть какой-то интерес для следствия.

– Вы понимаете, что это значит? – не выдержал Дронго. – Или вы нарочно дали такой длинный список, чтобы никто и никогда не смог бы его проверить.

– А каким образом мы могли знать, кто именно вызовет подозрение у следователей? – спросил Крастуев. – Мы были обязаны дать наиболее полный список.

– Принесите мне копию, – немного успокоился Дронго.

Крастуев кивнул и, медленно поднявшись, вышел из кабинета. Муса Халил молчал. Он очевидно решил не комментировать последние фразы Крастуева.

– Мы не говорили, что вам будет легко, – сказал через некоторое время адвокат. – Поэтому мы готовы выплатить невероятный гонорар, чтобы вы нашли возможного убийцу.

– Если возможно найти этого убийцу, то я его найду, – упрямо сказал Дронго. – Но если его невозможно найти, то его нельзя обнаружить и за миллион долларов. Существуют пределы человеческих возможностей.

– Я слышал, что вы человек, который умеет совершать невозможное, – невозмутимо ответил адвокат.

– В принципе любое преступление можно раскрыть, – согласился Дронго, – но не через три месяца после его совершения. Потеряно слишком много времени. И слишком много следов. Нужно было сразу приглашать меня, а не этого голландского придурка.

– У него была хорошая репутация, – возразил Муса Халил.

– С которой он провалил свое расследование, – напомнил Дронго, – и испортил все, что можно было испортить. Я представляю, как будут реагировать люди, если я начну с ними разговаривать. Уже по третьему кругу. Сначала следователь, потом ваш голландский сыщик, а теперь еще я. Они решат, что мы все просто дилетанты. Боюсь, что никто не примет нас всерьез.

– Что вы предлагаете? – поинтересовался Муса Халил. – Чтобы мы ходили с вами и всех предупреждали, что вы действительно серьезный человек?

– Это будет еще хуже, – отмахнулся Дронго, – сделаем иначе. Прямо сейчас пошлем Николая Крастуева к супруге арестованного водителя. У него есть адвокат?

– Насколько я знаю, да. Один из наших юристов оформлен в качестве его адвоката. От него мы и узнали подробности следствия. И насчет этого порошка.

– Это был наркотик?

– Возможно. Но следователь нам ничего не говорит.

– Нужно послать Крастуева, чтобы он оформил меня в качестве помошника адвоката семьи Головановых. Тогда я смогу встретиться со следователем, который проводит расследование. А сейчас я поеду туда, где было совершено убийство. Надеюсь, вы не сдали ту квартиру?

– Мы же не идиоты, – возмутился Муса Халил.

– Это спорный вопрос, – тихо пробормотал Дронго, – если проанализировать все действия вашего представительства. Какими телефонами пользовался погибший Вилаят Ашрафи? Я имею в виду не тип телефонов, а систему, к которой он поключался.

– У него был свой спутниковый телефон, а мобильный по Москве он подключался к «Мегафону», – вспомнил адвокат.

В кабинет снова вошел Крастуев со своим списком. Протянул Дронго три листка бумаги. Тот взял список, пробежал глазами, сложил листки бумаги и спрятал их во внутренний карман.

– А теперь, Николай Савельевич, пожалуйста, отправляйтесь в семью Головановых. Но до этого найдите вашего юриста, который работает на вашу компанию и оформлен адвокатом задержанного водителя. Господин Муса Халил объяснит вам, что именно нужно делать. А я пройдусь по вашему этажу, хочу посмотреть, кто и где сидит.

– В приемной находится Тауфик Шукри, он может вас сопровождать, – предложил Крастуев, – мы арендуем здесь два этажа. Но приемная была у нас одна на двоих. Господин Ашрафи не возражал против подобной практики.

– Ваш кабинет находится напротив, – сказал Дронго, – я обратил внимание на табличку, когда входил в приемную. Значит, секретарь у вас была общая. Одна на двоих?

– Да. У нас опытный секретарь. Я взял ее с собой из управления. Она работала там ведущим инженером и согласилась перейти сюда секретарем-референтом. Хотя оформлена как старший референт. Ей сорок девять лет, она владеет английским языком, очень опытный и надежный сотрудник. Лариса Анатольевна работает со мной уже восемь с лишним лет. И я ей полностью доверяю.

– Прекрасно, – кивнул Дронго. – Кто готовит чай или кофе для вас и приезжающих сюда представителей семьи Ашрафи?

– Она не готовит. Готовят на кухне, рядом с нашей приемной. И приносят сюда. Следователь все проверял. Никто не знает, для кого готовят кофе или чай. На кухне у нас работает пожилая женщина. Ей под шестьдесят. У нее трое детей и шестеро внуков. Я понимаю, что это не гарантия ее честности, скорее наоборот, можно сказать, что она нуждается. Но она не бедная. Ее сын работает в налоговой инспекции, дочь в каком-то крупном издательстве. Другая дочь замужем за бизнесменом. Ее тоже проверяли тысячу раз. Но если выводы экспертов верны, то погибший Вилаят Ашрафи не мог выпить кофе здесь, потом полтора часа ехать на выставку, пробыть там два часа, снова вернуться назад, лечь на диван и умереть. Следователь сказал, что это невозможно. Но ее все равно проверяли.

– Она приносит чай и кофе в приемную или за ними ходила Лариса Анатольевна?

– Нет, она приносила и оставляла на столике. А потом их вносила Лариса Анатольевна.

– Значит, теоретически к этим чашкам имели доступ только ваша сотрудница на кухне и ваш секретарь. Кто обычно бывает в приемной?

– Никого, кроме Тауфика Шукри. Он всегда прилетает сюда вместе со своим патроном. Простите, прилетал. Никак не могу привыкнуть к этому нелепому и страшному убийству.

– Отправляйтесь к Головановым, – предложил Дронго.

– Вы видите, – снова вмешался адвокат, – у вас просто выжженная территория. Следователь проверил все, что можно было проверить. Не забывайте, что мы постоянно оказывали на него давление. И еще было вмешательство египетского посольства. Они требуют найти убийцу своего бизнесмена.

– Иногда траву специально поджигают, чтобы она стала удобрением и помогла бы новому урожаю, – напомнил Дронго. – Будем работать и в таких непростых условиях. У меня просто нет другого выхода. Поэтому я и летал в Прагу. Я не считаю следователя, который ведет расследование, и голландского частного детектива простофилями. Поэтому мне нужно выбрать иной путь для своего расследования. Я уверен, что следователь и ваш частный сыщик наверняка все досконально проверили. Значит, нужно найти нестандартные ходы. Легче всего пойти их путем. Они наверняка успели все проверить и опросить всех свидетелей из вашего списка. Нужно найти какие-то детали, которые они, возможно, упустили. Только в этом случае я смогу понять, как произошло это убийство и кто именно его совершил.

Он поднялся и вышел из приемной. Крастуев взглянул на сидевшего за столом адвоката.

– Может, он действительно что-то найдет, – пожал плечами Николай Савельевич, – уж больно лихо он взялся за дело.

– Я поеду с ним, – решил Муса Халил.

 

Глава седьмая

Втроем они приехали к дому, в котором нашли погибшего бизнесмена. Машина въехала во двор. Дронго обратил внимание на камеры, установленные у ворот. Здесь был свой охранник. Еще один охранник сидел вместо консьержа, когда они вошли в подъезд. Увидев знакомых, охранник поднялся, приветливо кивнул. Он знал Мусу Халила и телохранителя в лицо. Они приезжали сюда, когда здесь проживал погибший бизнесмен и много раз после его убийства. Вместе с голландским специалистом они буквально вылизали всю квартиру, но никаких следова возможного яда, которым был отравлен Вилаят Ашрафи, в доме они не нашли.

– Добрый вечер, – сказал охранник, – опять приехали проверять квартиру?

Он знал, что оба приехавших понимают русский язык.

– Нет, – ответил Муса Халил, —это наш новый специалист. Он хочет все просмотреть еще раз.

– Проходите, – кивнул охранник, – у вас есть ключи. Можете подняться наверх.

– Подождите, – обратился Дронго к ним, – я хочу поговорить с этим человеком.

– Вы говорите по-русски? – понял охранник. Ему было лет тридцать пять.

– Как видите, говорю, – улыбнулся Дронго, – я хотел узнать, как именно вы работаете. Вы фиксируете в своем журнале всех, кто приходит в дом?

– Конечно, – кивнул охранник, – всех посетителей.

– Как вас зовут?

– Павел.

– Скажите, Павел, кто дежурил в день смерти бизнесмена?

– Я дежурил. Меня следователь об этом спрашивал. И ваш приехавший ирландец тоже.

– Он не из Ирландии, а из Нидерландов, – улыбнулся Дронго. – Значит, вы дежурили в тот день.

– Да, я работаю в этом доме уже три года. Никто не жалуется.

– Следователь смотрел ваш журнал?

– Его даже забирали в их комитет. Как он называется?

– Следственный комитет при прокуратуре, – вспомнил Павел. – Я ведь раньше в милиции работал, поэтому все как нужно понимаю. В тот день здесь чужих не было. Никого не было, ни одного человека. Даже водители не поднимались в дом. Иначе я бы обязательно отметил.

– Вы всегда отмечаете всех посторонних, кто входит в дом?

– Обязательно. У нас такие правила. Всех без исключения. Даже домработниц и водителей. Только жильцы дома имеют права входить без регистрации в журнале. Вот господа, которые пришли с вами, сейчас бы поднялись наверх, и я бы обязательно отметил в своем журнале время, когда они пришли. Господин адвокат и телохранитель. Я их обоих хорошо знаю. А у вас попросил бы паспорт. Такой порядок.

– Вы уверены, что в тот день не было посторонних?

– Чужих не было. Вот, посмотрите наш журнал. На четырнадцатый этаж пришла няня, две кухарки на девятый и девятнадцатый. Учительница французского на шестой. Четыре домработницы, я их всех отмечал, и вашу тоже. Еще приходили мастера работать в квартире на пятом. Я их всех знаю, но всех отмечал. Следователь все проверил.

– А жильцы проходили без регистрации?

– Конечно. У кого есть ключ или кто живет в нашем доме, могут проходить без особого разрешения и без регистрации.

– И сколько квартир в вашем доме?

– В доме много. В нашем подъезде тридцать шесть. И всех, кто приходит, мы знаем в лицо.

– У вас все постоянные жильцы или есть квартиры, которые сдаются внаем?

– Четыре квартиры сдаются, в том числе и та, в которой нашли убитым вашего бизнесмена, – сообщил Павел.

– Давно?

– В две недавно въехали новые жильцы, а две заняты уже второй год.

– Вы долго будете допрашивать этого охранника? – не выдержал Муса Халил.

– Столько, сколько нужно, – отрезал Дронго, – у меня еще три вопроса. Когда погибший вошел сюда вместе со своим телохранителем, рядом с вами кто-то был в тот день?

– Нет, не был.

– Господин Ашрафи поднялся наверх, а когда примерно пришла его домработница?

– Часа через полтора или два. С точностью до минуты не могу сказать, но достаточно быстро.

– Что было потом?

– Она долго стучал. Потом спустилась вниз. Я звонил туда, никто не отвечал. Тогда решили позвонить в офис. Но там сказали, что господин Ашрафи уехал домой, и ничего не знали. Она поднялась снова наверх и опять звонила и стучала. Я тоже несколько раз позвонил. Когда никто не ответил, решил вызвать милицию. У нас такой порядок. Потом меня ругали, говорили, что нужно было еще раз в офис позвонить, но у нас инструкция такая. Нужно сразу вызывать милицию. И я им позвонил. А уже потом всем остальным. Нам приказали только так поступать.

– У вас есть еще вопросы к этому человеку? – снова вмешался Муса Халил.

– Больше нет, спасибо. Вот мой паспорт. Можете меня зарегистрировать и пропустить.

Они вошли в кабину лифта все трое.

– Не нужно было так долго разговаривать с этим охранником, – недовольно заметил адвокат, – он не очень умный и сообразительный человек.

– Почему вы так решили?

– Он вел себя как последний кретин, – сказал по-английски Муса Халил, – вместо того чтобы сразу найти нас или позвонить Тауфику Шукри, он начал звонить в милицию. Подняли такой шум, приехали журналисты, во всех газетах написали о смерти Вилаята Ашрафи. Все можно было сделать иначе. Он очень глупый человек.

– Если бы был очень умный, стал бы адвокатом, как вы, – пошутил Дронго.

– Что вы хотите сказать? – мрачно осведомился Муса Халил.

– Ничего. Просто мне не нравятся ваши постоянные упреки, ваши придирки. Вы не замечаете, как глупо и грубо себя ведете. Постарайтесь успокоиться и не мешать мне.

– Пока я не понимаю, как вы собираетесь искать убийцу, – недовольно заметил адвокат. – Все эти никому не нужные расспросы и разговоры. Я думал, что вы сразу приедете сюда, чтобы осмотреть квартиру.

– Разве там не работали следователи и ваш частный детектив? – спросил Дронго. – Неужели вы думаете, что они не заметили бы следов, которые там остались? И насколько я сумел понять, вы тоже были там неоднократно. А я вполне доверяю вашему профессионализму.

Покинув кабину лифта, они подошли к дверям квартиры. Тауфик Шукри достал ключи, открыл дверь. Квартира была большая. Шесть комнат, гостиная, три спальные, две ванные комнаты, почти триста метров общей площади. Они вошли в гостиную, телохранитель показал на диван.

– Он был здесь, – мрачно пояснил Тауфик Шукри. – Они даже думали, что у него случился сердечный приступ.

Дронго подошел к дивану. Он ничего не трогал, ни к чему не прикасался. Затем вернулся к входной двери. Прошел по всем комнатам, посмотрел кухню, ванные комнаты, кабинет.

– Вы ничего здесь не трогали? – уточнил он.

– Ничего, – ответил Муса Халил, – но здесь сначала неделю работали сотрудники прокуратуры и ФСБ, а потом еще целую неделю трудился голландский специалист.

– Вот видите, – сказал Дронго, – даже если бы здесь оказались хоть какие-то следы, они бы их давно нашли. Нужно думать, как могли отравить вашего вице-президента и где это произошло. А не пытаться придираться ко мне по любому поводу.

– Я не придираюсь, – возразил адвокат, – только не понимаю ваших методов. Хотя, наверное, вы правы. Действуйте как считаете нужным.

Дронго еще раз прошел по комнатам. Затем, поблагодарив обоих сопровождающих, вышел из квартиры, захлопнув за собой дверь. Посмотрел на нее. Наклонился и осмотрел дверную ручку. Если бы здесь появился незнакомый человек, то его появление зафиксировали бы камеры, установленные над входом в квартиру. Он вызвал кабину лифта, вошел в нее, нажав кнопку первого этажа. Кабина пошла вниз. Дронго повернулся, чтобы посмотреть на себя в зеркало. Похоже, здесь ничего найти невозможно. Он обязан доверять профессионализму людей, которые здесь работали. Тогда где ему искать? И каким образом отравили молодого Ашрафи. Кажется, Надир-шах Ашрафи был из кызылбашского племени ашрафи. Может, они верили в мистику?

Тогда нужно поверить в мистику и ему. Нет, это примитивно и глупо. У каждого преступления должен быть свой четкий мотив, свой метод убийства и свой исполнитель, который не мог раствориться или исчезнуть. Но Изумрудов не стал бы ничего говорить, если бы наверняка не знал, что неизвестный отравитель не связан с криминальным миром. «Черт возьми, ему подсказали, а он не хочет воспользоваться этой подсказкой. Нельзя быть таким снобом», – подумал Дронго.

Вернувшись домой, он позвонил своему другу и напарнику Эдгару Вейдеманису, с которым работал уже много лет.

– Ты вернулся в Москву? – удивился Эдгар. – А думал, что ты полетишь еще и в Рим. Или у тебя появились срочные дела?

– Если ты приедешь ко мне, то я тебе все расскажу. Учти, что мне понадобится твоя помощь. И найди срочно Леонида Кружкова.

Эти двое помогали ему во всех его расследованиях. Через час Вейдеманис уже сидел в квартире Дронго и слушал его подробный рассказ. Когда Дронго закончил, Эдгар невесело усмехнулся:

– Все, как обычно. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что. В последние годы у тебя часто возникают похожие ситуации. Мы не только будем искать неизвестного убийцу, но мы даже не представляем себе, как было совершено убийство.

– Значит, будем размышлять и искать. Если неизвестный «отравитель» сумел придумать такое интересное преступление, то мы обязаны хотя бы понять, каким образом он его совершил. Поэтому мне нужно чтобы завтра утром ты проверил все квартиры в этом доме. Все, которые недавно купили, и всех жильцов, которые там могли снимать квартиру. Ты понимаешь, в чем здесь дело? Жильцы могут проходить без регистрации. Поэтому мне важно узнать, кто живет в этом доме.

– Думаешь, что это был кто-то из его соседей?

– Не знаю. Но каким образом его отравили? Предположить, что там мог появиться неизвестный, невозможно. Даже сосед не мог бы подойти к его входной двери и не попасть в объектив камеры. Тогда каким образом отравили этого бизнесмена? И самое главное – кто? Проверь всех, мне важно знать, есть ли среди жильцов люди, имеющие отношение к химическим институтам или занимающиеся сходными проблемами.

– Почему ты уверен, что это не обычные криминальные разборки? А если Изумрудов сказал тебе неправду?

– Бандиты действовали бы иначе. Им не нужно было скрываться.

– Похоже, ты прав, – согласился Вейдеманис.

– И еще наведи справки насчет трех женщин. Две журналистки. Наталья Кравченко и Рита Эткинс, а еще Лаура Манкузо, очевидно содержательница публичного дома. Или менеджер в этом малопочтенном заведении.

– У тебя стали появляться странные связи, – меланхолично заметил Эдгар.

Уже после его ухода Дронго позвонил по номеру, переданному ему Тауфиком Шукри.

– Добрый вечер, – поздоровался он, услышав женский голос, – мне нужна Лаура.

– Кто ее спрашивает?

– Это ее знакомый.

– Ее сейчас нет, – сразу ответила женщина.

– Скажите, что это друг Вилаята Ашрафи.

– Как вы сказали?

– Арабский бизнесмен Вилаят Ашрафи. Он дал мне этот номер телефона еще в прошлом году.

– Подождите у телефона, – предложила незнакомка.

Через полминуты снова раздался ее голос.

– Госпожа Лаура Манкузо сейчас подойдет, – сообщила она.

И действительно почти сразу раздался низкий, почти мужской, хриплый голос:

– Добрый вечер. Кто со мной говорит?

– Это близкий знакомый господина Вилаята Ашрафи, – повторил Дронго, – он дал мне номер вашего телефона еще в прошлом году. Когда мы были вместе с его телохранителем.

– Как вас зовут?

– Меня обычно называют Дронго.

– Извините, господин Дронго, но мы не можем принять вас без рекомендации. У нас строгие правила. Вы наверно знаете, что господин Ашрафи погиб три месяца назад и не сможет подтвердить вашу благонадежность. Простите, что я говорю об этом, но таковы наши правила.

– Согласен, – весело сказал Дронго, – поэтому сделаем иначе. Я приеду не один, а со своим живым рекомендательным письмом, с человеком, которого вы лично знаете. Такой вариант вас устроит?

– С кем именно? – поинтересовалась она.

– С Тауфиком Шукри. Теперь он работает у меня и является моим телохранителем, – соврал Дронго.

– Вы взяли его к себе, – уточнила она.

– Да. Он теперь работает со мной.

– Хорошо. Если вы приедете с ним, то мы, возможно, вас пустим. Но учтите, что я лично знаю господина Тауфика Шукри и если вы решитесь выдать за него другого человека...

– Я серьезный человек, госпожа Лаура, и не стал бы беспокоить вас по пустякам.

– В таком случае приезжайте, – согласилась она, – мы будем вас ждать. Или вы хотите, чтобы кто-то из наших приехал к вам? Но пока я вас не увижу и мы не познакомимся лично, все наши номера телефонов будут заблокированы для вас. Вы меня понимаете?

– Конечно. Я все понял. Мы приедем вместе с моим новым телохранителем.

Попрощавшись, он сразу перезвонил Тауфику Шукри, пояснив, что нуждается в его помощи. Они договорились о встрече через полчаса. Когда Дронго подъехал, телохранитель уже ждал его.

– Вы бывали там или всегда заказывали девочек на дом? – уточнил Дронго.

– Два раза заезжали. Ему было просто интересно посмотреть, – пояснил телохранитель. – Но у нас там ничего не было. Это просто закрытый клуб, куда пускают только знакомых.

– Очень хорошо. Вы будете моим своеобразным пропуском. И не обижайтесь, если я буду обращаться на «ты». Я сказал им, что теперь вы работаете со мной.

– Я все понял, – улыбнулся Тауфик Шукри, – можете не беспокоиться. Я вас не выдам.

Еще через полчаса они уже подъезжали к монументальному зданию в центре города. Никаких вывесок, никаких табличек, все окна были закрыты на стальные жалюзи. Тауфик Шукри позвонил в дверь. Там довольно долго решали, стоит ли открывать. Затем дверь распахнулась. На пороге стояли двое молодых людей спортивного телосложения.

– Что вам нужно? – спросил один из них.

– Мы договоривались о встрече с госпожой Лаурой Манкузо, – сообщил Дронго, —это мой телохранитель Тауфик Шукри. Она его знает. А меня обычно называют Дронго.

– Приехал господин Дронго, – передал по рации второй охранник.

– Проходите, – сказал он через несколько секунд, очевидно, получив разрешение.

Дронго со своим сопровождающим вошли в здание. Миновав коридор, оказались в большой комнате. В кресле сидела женщина лет сорока. Скромное серое платье, минимум макияжа, на ногах полусапожки. Эта женщина явно не походила на классические образцы содержательниц публичных домов, ярко накрашенных, пахнущих дорогим парфюмом, в цветастых платьях с мехом или глубоким декольте. Если бы ее случайно встретили на улице, то решили бы, что она менеджер западной компании, работавший в Москве. Она взглянула на вошедших с улыбкой:

– Добрый вечер, господа. Я рада вас приветствовать. Мы, конечно, узнали господина Тауфика Шукри. Мы очень сожалеем, что с вашим бывшим боссом произошла такая трагедия. Он был прекрасным человеком и добрым другом. Очень жаль, что так получилось.

– Он был и моим другом, – кивнул Дронго, – и он мне много про вас рассказывал, госпожа Лаура.

Она улыбнулась:

– Надеюсь, что у вас ко мне определенный интерес. Или вы просто пришли познакомиться?

– У нас с погибшим были общие интересы, – пояснил Дронго.

– Понимаю, – кивнула она, – можете не беспокоиться. Мы прежде всего думаем о безопасности наших клиентов и сохранении конфиденциальности нашего сотрудничества. Что именно вы хотите?

– Он хвалил мне ваших девочек, – ответил Дронго, – и я готов повторить его опыт.

– Понимаю, – она поднялась, – тогда давайте пройдем. Вы хотите остаться у нас или заберете их с собой?

– Вы же помните, что он не оставался у вас, – сразу сказал Дронго, – а предпочитал встречаться на своей территории.

– Верно, – кивнула Лаура, – в таком случае вы можете посмотреть и выбрать, кто вам больше подходит. Вы тоже возьмете двоих или троих?

– Я думаю, что достаточно будет двоих, – ответил Дронго, – я бы даже настаивал, чтобы вы познакомили меня именно с теми, с кем он чаще других встречался.

– София и Алия, – сразу сказала Лаура, – это была его любимая пара. Знаете, на контрасте бывает особенно интересно. София блондинка, а Алия – жгучая брюнетка. Простите, что я у вас спрашиваю, но насчет оплаты он вам наверняка говорил.

– Две тысячи долларов за ночь, – вспомнил Дронго.

– Уже три, – извиняющимся тоном произнесла Лаура, – все меняется в этом мире. Цены постоянно растут. Сейчас такой экономический кризис.

– Неужели у вас тоже? Я думал, что ваши клиенты и ваша работа – это постоянные величины.

Она прикусила губу, лукаво улыбаясь.

– У нас постоянно растут расходы, – пояснила она, – на охрану, на водителей, на аренду помещений, даже на макияж и косметику для девочек. Поэтому мы вынужденно поднимаем цены. И не забывайте, что в условиях кризиса количество наших клиентов резко падает. Не все могут позволить себе платить такие деньги.

– Ясно. Давайте познакомимся с вашими... сотрудницами, – нашел подходящий термин Дронго.

– Вы так деликатны, – сказала Лаура, – я начинаю думать, что мы будем с вами друзьями. У нас бывает не очень много таких симпатичных мужчин, которые все понимают. Ваш телохранитель может подождать здесь, а мы пройдем с вами и посмотрим наших девочек.

Тауфик Шукри уселся в кресло. Очевидно, он знал эти правила. Лаура прошла первой. Дронго прошел следом за ней. По длинному коридору они прошли в другую комнату, еще большую чем первая. Здесь почти не было мебели, за исключением нескольких кресел.

– Можете посмотреть, – предложила Лаура, – там сейчас несколько наших девочек. София и Алия тоже здесь. Если они вам не понравятся, то вы можете выбрать других.

Она подошла к стене, показывая на глазок, вмонтированный в стену. Отсюда можно было смотреть в соседний зал, где в это время находилось несколько молодых женщин. Дронго подумал, что это будет первый опыт подобного рода. Кажется, ничего не меняется в истории. Тысячи лет назад рабовладельцы выбирали себе красивых рабынь, потом феодалы пользовались своим правом «первой ночи», затем плантаторы выбирали себе подходящих наложниц, помещики принуждали красивых крепостных девушек. Менялись только условия, становясь более цивилизованными.

Он подошел к стене и посмотрел в глазок. Женщины были действительно красивые. Все шесть молодых женщин были похожи скорее на актрис или топ-моделей, чем на элитных проституток. Кто-то сидел в кресле, читая журнал, кто-то бесцельно ходил по залу. Очевидно, они знали, что за ними наблюдают.

– София сидит справа в красном платье, – пояснила Лаура, – а Алия стоит у окна. Она в темной двойке. Я не разрешаю нашим дамам носить брюки, это не совсем эстетично. Но вы можете выбрать кого угодно. Даже всех шестерых. Это ваше право.

– Не нужно, – сказал Дронго, отворачиваясь от стены. Ему было неприятно смотреть на эту красивую выставку человеческого мяса. Он привык встречаться с женщинами, которые не отдавались ему за деньги.

– Кого вы выбрали? – деловито осведомилась Лаура.

– Софию и Алию, – кивнул Дронго, – я могу забрать их на всю ночь?

– Конечно. Но вы должны будете внести в нашу кассу шесть тысяч шестьсот долларов.

– А шестьсот – это подходный налог? – пошутил Дронго.

– Нет, это оплата за машину и охрану, – все, что касалось денег, не принималось за шутку. Она была достаточно серьезна.

– Охрана обязательное условие? А если я захочу сам увести их с собой, вы сделаете мне скидку? – В этом заведении он ощущал некую фривольность. Может поэтому ему хотелось шутить.

Но она не приняла его ернический тон.

– Если хотите, можете забрать их с собой, – кивнула Лаура, – но учтите, что у нас особые правила. Даже если они сядут в ваш автомобиль, то и тогда мы пошлем за вами нашу машину с охраной. У нас такие порядки. И мы должны знать, где именно вы будете. Поэтому платить придется все равно.

– Мне казалось, что вы работаете по принципу «все включено», – снова пошутил он.

– У вас хорошее настроение, – наконец сказала она, – можете шутить, если вам так нравится. Но порядки устанавливаю не я. И не я их придумываю. Вы же понимаете. Я здесь только наемный менеджер, так сказать, «распорядитель танцев». Все остальное давно и четко прописано правилами, которые не меняются ни при каких обстоятельствах.

– Я вижу, у вас хорошо продуманная стратегия, – кивнул Дронго. – Тогда сделаем так: я внесу деньги, а ваших подопечных доставят по указанному мною адресу. Ко мне в отель. Договорились?

– Конечно, – улыбнулась она, – мы присвоим вам какой-нибудь кодовый номер и кличку, чтобы больше не путать вас ни с кем. Кличку будете знать только вы и я.

– Интересно, – пробормотал Дронго, – кажется, в моей жизни только и остались эти клички. Хорошо. Какую кличку вы хотите мне дать?

– Не знаю. Скажем, «Пират двадцать один» вас устроит?

– Почему «пират»?

– Просто многим мужчинам нравятся такие слова.

– Тогда пусть будет пират, – согласился Дронго. – Значит, я перезвоню вам через полчаса.

– Еще один вопрос, – вспомнила Лаура, – вы будете один или вместе со своим телохранителем? Поймите, что некоторые любят наблюдать. И зовут с собой телохранителей или друзей.

– Ваши девочки будут возражать?

– Нет, но цена будет другой. Они едут встречаться с одним мужчиной, – цинично заявила Лаура, – а если вас будет двое, то вы должны доплатить еще пятьдесят процентов. Как видите, у нас разумные условия.

– Вы просто передовики капиталистического производства, – пробормотал Дронго, – нет, я не позову с собой телохранителя, могу вам это пообещать. Я привык в таких вопросах полагаться больше на себя.

– Тогда все, – сказала она.

– Мне нужно только снять деньги с кредитной карточки, – сказал Дронго, – у вас есть рядом какой-нибудь автомат?

– Не стоит снимать деньги. У нас есть бар, где вы можете заплатить кредитной карточкой. Шесть тысяч шестьсот. И купить бутылку «Дом Периньона», если захотите.

– Хочу, – сказал Дронго, – а это шампанское вы тоже продаете с наценкой в пятьдесят процентов?

– Только в сорок, как и положено по закону, – снова улыбнулась Лаура.

 

Глава восьмая

Он расплатился с Лаурой Манкузо, купив две бутылки шампанского и оставив в кассе этого своебразного заведения больше семи с половиной тысяч долларов. Затем он заказал по телефону сюит на свою кредитную карточку в «Национале» и отправился туда уже без Тауфика Шукри, которого он отпустил домой.

Уже из «Националя» он позвонил Лауре и назвал свой номер, где будет ждать выбранных молодых женщин. Она сообщила, что они приедут ровно через сорок минут. Этот конвейер работал без осечек. Они сразу выезжали в то место, где их ждали. Самое главное была оплата услуг. Если она происходила без сбоев, то все остальное было налажено должным образом. Он подумал, что никогда не бывал в подобной ситуации, оплачивая вызов проституток и дожидаясь их в номере отеля. Возможно, каждый новый опыт обогащает человека, но это явно был не тот опыт, который ему хотелось бы часто повторять. В этом всегда есть нечто унизительное, когда здоровый мужчина платит женщинам деньги за их сексуальные услуги. Тогда получается, что он просто не в состоянии найти себе подругу и готов купить ее на время.

Он еще подумал о том, что оплата может быть разной. И не обязательно столь примитивным способом. Некоторые получают в подарок квартиры, автомобили, даже виллы. Некоторые довольствуются услугами, например главной ролью в фильме или продвижением по службе. Форма оплаты может быть любой, но в ее основе всегда лежит корысть и обычный расчет. Мужчины стараются об этом не думать. Им хочется нравиться не только своим подругам, но даже проституткам, которым они платят деньги. Им хочется, чтобы ими восхищались и восторгались. Но это всего лишь суррогат, который они оплачивают из своего кармана.

Минут через десять ему позвонил Эдгар.

– Легко работать, когда есть Интернет, – сообщил он. – В наше время любой уважающий себя человек создает собственный сайт, размещает о себе сведения на фейсбуке и готов сообщать все о своей жизни. Никогда не мог понять подобного желания людей рассказать о себе.

– В тебе сидит старый разведчик, – усмехнулся Дронго. – Что удалось выяснить?

– Рита Эткинс, журналист из Канады. Представляет их телевидение в Москве. Она шестьдесят четвертого года рождения. Ей чуть больше сорока. Считается опытным журналистом, работала в Германии, Словакии, в Польше. В Москве уже больше двух лет. Я смотрел фотографии на ее сайте. У нее большой круг знакомых, среди которых много политиков и бизнесменов. Не замужем. Детей нет.

– Понятно. Что дальше?

– Наталья Кравченко, молодая женщина двадцати шести лет. Работает в отделе новостей газеты «Известия». Красивая, в студенческие годы занималась гимнастикой, была даже чемпионкой Москвы. Потом сломала ногу в автомобильной аварии. Разведена. Есть четырехлетняя дочь.

– Спасибо. А Лаура Манкузо?

– Она никакая не Лаура. Елизавета Митяева, шестьдесят четвертого года рождения. Кандидат физико-математических наук. Между прочим, с отличием окончила институт, а школу – с золотой медалью. Училась в аспирантуре, защитилась в двадцать три года. Работала на оборонном предприятии, откуда ушла сразу после развода с мужем в девяносто девятом. С тех пор «на вольных хлебах». Очевидно, занимается другой деятельностью. Странно, что такая женщина ударилась в столь малопочтенный бизнес.

– Неужели эти сведения тоже с ее сайта? – усмехнулся Дронго.

– Конечно, нет. Но она достаточно известный человек в городе, а ее заведение считается одним из самых престижных.

– Оборонное предприятие? – уточнил Дронго. – Она работала, очевидно, в «почтовом ящике», как их раньше называли. А если она пошла туда не сама, а ее туда послали спецслужбы. Такое возможно?

– Вполне. Я тоже об этом подумал. Слишком ровная биография, и вдруг такой надлом. Резкая смена нравственных приоритетов.

– У нее есть дети?

– Уже взрослый сын. Восемнадцать лет. Учится в МГУ, тоже на математика.

– Просто образцовая семья. И давно она стала Лаурой Манкузо?

– Возможно, после того как поменяла свою работу и свою жизнь.

– Понятно, – мрачно сказал Дронго, – эти потрясения последних лет перевернули жизнь многих людей. В прежние времена она была бы уже доктором наук или членом-корреспондентом Академии. А сейчас... как глупо устроен наш мир.

– Может, как раз рационально, – возразил Вейдеманис, – она выбрала работу, которая приносит ей в десять или в двадцать раз больше денег, чем ее служба на предприятии даже оборонного значения. Каждый выбирает то, что ему больше подходит.

– Иногда обстоятельства играют против нас, – согласился Дронго, – золотая медалистка, окончившая институт с красным дипломом и защитившая диссертацию в двадцать три года. У нее впереди была такая интересная жизнь. Хотя сейчас у нее тоже «интересная», но в другом смысле. Спасибо за информацию.

– Мы работаем. Леонид сидит все время за своим компьютером.

– Продолжайте работать, – сказал на прощание Дронго.

Ровно через сорок минут в дверь постучали. Он пошел открывать дверь. На пороге стояли две уже знакомые молодые женщины. Рядом возник мужчина спортивного телосложения в темных очках. Дронго его узнал, это был один из тех охранников, которые встретили их при входе. Очевидно, сопровождающий тоже узнал недавнего посетителя. Он кивнул головой и спросил на прощание:

– Когда приехать, утром?

– А когда нужно? – уточнил Дронго.

– До девяти утра они ваши, – ухмыльнулся охранник, – а потом нужно будет платить сверхурочные.

Молодые женщины прошли в большую гостиную. В этом сюите были две большие комнаты. Женщины не оглядывались, очевидно они видели номера и получше. На столе были фрукты и две бутылки «Дом Периньон».

– У вас хороший вкус, – сказала блондинка, очевидно София. Ей было не больше двадцати пяти. Идеально сложенная, с ровными, словно нарисованными, кукольными чертами лица и голубыми глазами. Она была высокого роста, не ниже метра семидесяти пяти. София успела переодеться и была теперь в темно-синем платье.

Ее подруга была старше. Двадцать семь или двадцать восемь лет. Карие миндалевидные глаза, темные волосы, нос с небольшой горбинкой, придающий лицу очарование, тонкие губы, четко очерченные скулы. Она больше молчала, предпочитая слушать, а не говорить. Алия тоже успела переодеться и была теперь в костюме столь популярного в этом сезоне сиренево-черного цвета.

– Давайте за встречу, – предложил Дронго. Он открыл бутылку шампанского, разлил его в бокалы и чокнулся с гостьями.

– За нас, – весело сказала София.

– Мне вас очень хвалили, – начал с комплимента Дронго, – мой покойный друг Вилаят Ашрафи, египетский бизнесмен. Он говорил о вас в таких восторженных тонах.

– Это друг Вилика, – кивнула София, обращаясь к Алие, – как жаль, что он погиб. Мы все время его вспоминаем. Он был такой веселый и щедрый.

– Мне тоже жаль, – кивнул Дронго, – мы с ним были близкими друзьями.

– Вы так хорошо говорите по-русски, – польстила ему София, – никогда бы не подумала, что вы иностранец.

– А он ведь не знал русского языка, – вспомнил Дронго, – как вы с ним общались?

– По-английски, – рассмеялась София, – мы ведь знаем английский. А наша Алия еще говорит и по-французски.

– Такие образованные дамы, – согласился Дронго, – тогда выпьем за вас еще раз.

Он подумал, что вкус даже такого известного в мире шампанского, как «Дом Периньон», кажется ему не совсем привычным. Он вырос в Советском Союзе и привык к тому, что в шампанском всегда было много дрожжей и сахара. Элитные шампанские напитки, привозимые из Франции, казались бывшему советскому человеку слишком кислыми. Это ощущение осталось во вкусовой памяти на всю жизнь и было уже неистребимо.

– Вы были у него несколько раз дома? – уточнил Дронго.

– Да, – кивнула София, – он обычно приглашал нас к себе домой. Снимал такую роскошную квартиру. И у него была большая двуспальная кровать. Специально поставил для таких случаев.

– Он сказал, что обычно вызывал именно вас.

– Почти всегда, – улыбнулась София, – только один раз, когда меня не было, вместо меня с Алией поехала другая наша девочка.

Она не назвала имя другой. Это было абсолютное табу. Не разрешалось называть имена клиентов и знакомых девочек в присутствии посторонних. И они об этом всегда помнили.

– Как он себя вел? – спросил Дронго.

– Очень хорошо. Он был такой забавный, – призналась София.

– А вы как считаете? – обратился он к Алие.

– Он был нормальным, – коротко ответила она. – Мы будем разговаривать всю ночь или займемся делом?

– А вы торопитесь. Насколько я понял, у меня время до утра.

– Оплаченное время до девяти утра, – безжалостно сообщила Алия. Эта женщина держала клиентов на некотором расстоянии от себя.

– В таком случае я могу делать все, что хочу, – весело заявил Дронго, внимательно наблюдая за обеими, – а мне интересно, как себя вел Вилаят Ашрафи, что вам нравилось, что не нравилось.

– Если вы разденетесь, то мы вам все покажем, – цинично ухмыльнулась София.

– Это мы успеем, – возразил Дронго, – значит, вы обычно приезжали вдвоем.

– Вдвоем, – кивнула София, – и оставались втроем у него до утра. Один раз он задержал нас до одиннадцати утра и заплатил как за две ночи.

Это был явный намек.

– Значит, вы ему очень нравились. И поэтому он с таким интересом про вас рассказывал. А когда вы бывали у него, не происходило ничего необычного? Ему никто не звонил, не приходил.

– Звонил разные люди, – ответила София, – но он говорил по-арабски, и мы ничего не понимали.

– А по-английски не говорил?

– При нас никогда не говорил. Он же знал, что мы понимаем английский язык.

– Когда вы поднимались к нему, там был его телохранитель?

– Нет, никогда. Он сам спускался за нами вниз. Но телохранитель бывал внизу, в его машине. Мы его иногда видели. Он тоже смотрел, кто приходит.

– А приезжали вы обычно со своим охранником? Или каждый раз были разные люди?

– Разаные, конечно, – нахмурилась София, – кто был свободен, тот нас и сопровождал. Только в доме у них охрана и нужно было паспорта показывать. Поэтому Вилик сам спускался, свой паспорт показывал и нас наверх поднимал.

– Что именно вы хотите знать? – вмешалась Алия. – Лучше сразу спросите и мы вам ответим.

– У вас тяжелый характер, – заметил Дронго.

– Я приехала работать, а не разговаривать, – жестко заявила Алия.

– Вы же умные девочки, – сказал Дронго, – бываете в таких местах, все запоминаете и все видите. Поэтому мне важно знать, как происходили встречи с погибшим. Не было ли каких-нибудь неожиданностей или запомнившихся эпизодов, на которые вы обратили внимание. Вспоминайте, не торопитесь.

Молодые женщины переглянулись.

– Ты мент, что ли? – не очень уверенно произнесла София.

– Какой он мент, – вмешалась Алия, – посмотри на его костюм и обувь. Знаешь, сколько стоит такой номер? У ментов таких денег не бывает. Он бы вызвал нас к себе в кабинет, а не стал бы платить такие деньги.

Она была явно умнее своей напарницы.

– Кто вы такой? – почти жалобно спросила София.

– Я его друг и хочу знать, почему он погиб, – почти честно ответил Дронго.

– Похоже на правду, – сказала Алия, – видимо, он приехал сюда, чтобы узнать все про погибшего. Поэтому снял такой номер и заплатил за нас.

– Что вы хотите узнать? – вздохнула София.

– Все, что касалось моего друга. Вспомните, вы же встречались с ним несколько раз. Может, обратили внимание на какие-нибудь эпизоды, что-то вам показалось необычным.

Они снова переглянулись.

– Ничего, – сразу ответила София, – он всегда был веселым и компанейским.

– Он не говорил нам о своих делах, – вспомнила Алия, – и вообще старался ничего не говорить. Но я помню, как один раз он выругался. Я поняла, что он ругается по-арабски.

– Почему?

– Не знаю почему. Кто-то ему позвонил и начал говорить по английски. Он вышел в другую комнату. Начал говорить, потом начал кричать. Потом ругался. Потом кому-то перезвонил. И вернулся очень злой. Некоторое время был словно не в себе. Мы его успокаивали.

– Когда это было?

– В начале года.

– Вы можете вспомнить точное число?

– Конечно нет, – ответила Алия, – неужели вы думаете, что я могла запомнить число? Это было в январе или феврале. Но точно не помню.

– Ваши выезды на места фиксируются в каком-нибудь журнале или в компьютере?

– Конечно фиксируются. Все выезды, без исключения. Лаура отчитывается перед хозяевами за каждый выезд. У нас строгий учет.

– Значит, она может точно сказать, когда вы с ним встречались. Верно?

– Да. Но я вам ничего не говорила.

– Это понятно. Что еще?

– А я тоже помню один случай, – вмешалась София, – это когда ты пошла в ванную принимать душ, а в это время кто-то позвонил ему в дверь. Он даже не хотел сначала смотреть, кто именно пришел, а потом пошел открывать.

– Кто это был?

– Я не знаю. Мы не выходили из спальной. Они Поговорили, и он вернулся к нам.

– Когда это было?

– Летом. В жару, у нас была открыта дверь на балкон, это я точно помню.

– И больше ничего?

Обе молчали.

– У него была знакомая журналистка, – вспомнила София, – он говорил с ней по-английски, я один раз слышала. Но он был в другой комнате, а я никогда не подслушиваю.

– Ясно, – подвел неутешительный итог Дронго, – будем проверять. Спасибо за то, что вспомнили хотя бы эти эпизоды. А теперь я позвоню вашему охраннику, чтобы приехал за вами.

Они переглянулись. Обе были явно недовольны.

– Зачем вы нас так кидаете, – разозлилась София, – что мы вам плохого сделали?

– Я вас не совсем понимаю.

– С каждой суммы мы получаем примерно тридцать пять процентов, – пояснила Алия, – а если вы сейчас нас вернете, нам ничего не заплатят. Ни копейки.

– Я не собирался требовать деньги обратно.

– Тогда тем более, – удивилась София, – а вы не хотите, чтобы мы остались. Или вы действительно мент?

– Он, видимо, сыщик, – предположила Алия, – и не хочет проводить время с такими падшими женщинами, как мы. Он, видимо, идеальный сыщик, какие встречаются только в романах. Поэтому он благородно хочет отправить нас домой.

– Мне действительно нужно было узнать все подробности о ваших встречах с погибшим бизнесменом, – сказал Дронго, – но если это настолько серьезно, что ваше возвращение будет считаться вашим... «техническим дефолтом», то вы можете остаться здесь. В спальной есть большая двухспальная кровать.

– А вы?

– А я уеду через минуту.

– Нельзя, – возразила Алия, – в таких гостиницах все консьержи и портье обычно получают деньги от нашего заведения. Они сразу сообщат, что вы уехали, а мы остались одни. И нас еще заставят заплатить штраф за то, что мы сразу не позвонили Лауре.

– Ясно. Я понимаю, что никаких других вариантов уже нет. Нужно остаться с вами до утра. Раз заплатил, то обязан отбывать номер, независимо от того, хочется мне или нет.

– Но вы заплатили такие деньги, – напомнила Алия, – тогда не нужно было нас сюда вызывать. Но уходить вам нельзя. Это хуже всего.

– Тогда останусь здесь, – согласился Дронго, – посплю на этом диване.

– А почему вы не хотите с нами? – поинтересовалась София. – Вы чем-то больны или у вас другие сексуальные предпочтения?

– Пока ничем не болею. И люблю женщин. Просто считаю неприличным пользоваться таким случаем. Если честно, то вы нужны были мне прежде всего для беседы.

– Мы можем продолжать наши беседы в спальной, – улыбнулась София, облизывая губы, – я не понимаю, почему вы упрямитесь.

– Между прочим, я женат, – попытался отстоять последнюю позицию Дронго. Но они были уже на «своей» территории.

В ответ раздался дружный смех.

– Это как раз нас устраивает больше всего, – рассмеялась София, – мы не собираемся за тебя замуж. Во всяком случае, до завтрашнего утра. А может, тебе понравится и ты выберешь кого-нибудь из нас навсегда.

Она поднялась и подошла к нему, развязала галстук. «Как нехорошо, – подумал Дронго. – Нужно, конечно, подняться и уйти. Но покинуть двух таких красивых молодых женщин почти невозможно». Это было бы просто нечестно по отношению к самому себе, подумал он, пытаясь заглушить остатки благоразумия. И, уже не очень сопротивляясь, начал раздеваться.

«Хорошо быть католиком, – мелькнула последняя ясная мысль, – там хоть можно пойти на исповедь и замолить свои грехи. А как быть всем остальным?..»

Больше подобных мыслей в эту ночь у него не возникало.

 

Глава девятая

Утром все произошло так, как и должно было произойти. В восемь часов принесли завтрак, а уже без десяти минут девять обе молодые женщины, тепло попрощавшись с ним, спустились в холл отеля, где их уже ждал приехавший охранник. Женщины уехали, а он отправился в ванную комнату со смешанным чувством вины, стыда и удовлетворения от проведенной беседы. Итак, они вспомнили о двух случаях, когда погибший так или иначе проявил свой характер. Об этом не мог узнать следователь. Во-первых, ему нужно было найти Лауру Манкузо, затем заплатить большие деньги, чтобы встретиться именно с этими двумя девицами и разговорить их.

Он услышал телефонный звонок и вылез из ванны, чтобы ответить. Позвонил Муса Халил.

– Доброе утро, – начал адвокат, – я вас не разбудил?

– Нет, я принимал душ. Но вообще так рано утром я обычно сплю. Что у вас нового?

– Крастуев поехал оформлять ваши документы. Учтите, что у нас могут быть проблемы. Вы ведь иностранный гражданин и не сможете быть адвокатом задержанного согласно российскому процессуальному кодексу.

– Там не сказано, что нельзя приглашать иностранцев, – возразил Дронго, – я же предлагал оформить меня помощником адвоката. Кто у Голованова адвокат?

– Наш юрист. Арсен Карманов. Он достаточно опытный человек. Но и он считает, что пока мы ничего не можем сделать. Хотя никаких улик против водителя нет.

– Он встречался с Головановым?

– Конечно. Того обвиняют в убийстве, хотя не понимают, как оно могло произойти. И Карманов тоже ничего не понимает. Как ваши вчерашние встречи, что-нибудь узнали?

– Пока работаю, – не стал вдаваться в подробности Дронго. – Если появятся новости, я вам сообщу.

– Как угодно, – сухо согласился Муса Халил, – учтите, что уголовное дело ведет следователь по особо важным делам. Я с ним дважды разговаривал. Ему уже скоро на пенсию, и этот человек, как правильно сказать, представитель старой школы. Он не станет вам ничего рассказывать. И возможно, вообще не будет даже с вами разговаривать. Он не обязан давать информацию помощнику адвоката, к тому же иностранцу.

– Он не обязан давать сведения и адвокату, – согласился « Дронго», – но я собираюсь отправиться к нему не с пустыми руками. Если все пройдет благополучно, то я буду меняться с ним информацией. И полагаю, что он согласится на такой обмен.

– Вам не говорили, что вы самоуверенны, – не выдержал Муса Халил.

– Все время говорят, – улыбнулся Дронго.

– До свидания, – закончил разговор адвокат.

Дронго вернулся в ванную комнату. Через час, расплатившись за номер, он поехал домой и позвонил Лауре Манкузо, чтобы договориться о встрече.

– Вам понравились наши дамы? – уточнила она.

– В какой-то мере да. Но я хотел бы поговорить с вами лично. Когда я могу заехать к вам?

– Простите, но я не совсем поняла. Вы хотите заехать по делу или для беседы?

– Конечно, по делу, – понял Дронго.

– Тогда жду вас вечером в семь часов, – согласилась она.

Он усмехнулся. Кажется, эта женщина слишком сильно вжилась в роль Лауры Манкузо, забыв, что она кандидат физико-математических наук Елизавета Митяева. Или она это делает сознательно, решив отказаться от прежней жизни?

Он позвонил Эдгару Вейдеманису:

– Есть что-нибудь новое?

– Среди знакомых Натальи Кравченко были криминальные авторитеты, – сообщил Вейдеманис, – она была профессиональной спортсменкой, и среди ее друзей были борцы. Бывший супруг тоже был связан с этими людьми, они перегоняли угнанные автомобили из Европы. Его арестовали и дали шесть лет.

– Это отец ее ребенка?

– Да.

– Его арестовали, когда она была замужем, и поэтому они развелись?

– Нет-нет. Они развелись, а через год его арестовали и предъявили обвинение. Их развод не имел к этому никакого отношения.

– Час от часу не легче. Надеюсь, у Риты Эткинс нет знакомых бандитов?

– Пока ничего узнать не удалось.

– Ладно, сообщи, если узнаете какие-нибудь подробности. И соседи. Не забудь про соседей в доме, где произошло убийство.

– Мы все проверяем, но это не так просто. Ты представляешь, сколько нам понадобится времени?

– Именно поэтому я попросил об этом тебя.

Он попрощался и положил трубку. Затем отправился спать, сегодняшняя ночь его порядком утомила. Ровно в семь часов вечера он уже входил в заведение Лауры Манкузо. Она приняла его уже в другой, небольшой комнате. Очевидно, здесь была установлена скрытая камера, он видел, как скованно она держится, это было заметно сразу. Она была одета в темно-зеленое платье. Волосы коротко острижены, очевидно она успела побывать сегодня у парикмахера. Лаура предложила ему сесть.

– Вам понравились наши дамы? – несколько жеманно уточнила она.

– Прекрасные женщины, – кивнул Дронго, – я убежден, что они составляют «золотой фонд» вашей дивизии.

Она усмехнулась.

– Что-нибудь еще? – уточнила Лаура. – Есть новые пожелания, у нас большой выбор еще лучших экземпляров.

– Не сомневаюсь. Я видел вчера некоторых других, и они мне очень понравились, – он понимал, что за ними следят и нужно было играть «по правилам». Очевидно, он заинтересовал настоящих владельцев этого заведения. Возможно, они тоже считали, что он из правоохранительных органов, или молодые женщины, которые были вчера с ним, уже успели рассказать о его расспросах.

– В таком случае вы можете заплатить и выбрать еще двоих, – строго предложила она, – если конечно хотите.

– Обязательно, – кивнул он, – я так и сделаю. Только для этого мне нужно снова попасть в вашу комнату, откуда я могу понаблюдать за этими дамами.

Ему важно было выйти отсюда.

– Пойдемте, – поднялась она.

Они вышли в коридор, и она обернулась, взглянув куда-то в угол. Очевидно, одна из камер наблюдения была установлена именно там. Они сделали несколько шагов, и он взял ее за руку.

– Не спешите, – попросил он, – мне нужна ваша помощь.

– Я и пытаюсь вам помочь. Вы сейчас сами выберете себе тех, кто вам больше понравится.

– Я не об этом. Остановитесь. Надеюсь, что в коридоре у вас нет камеры. – Он видел, как она покраснела.

– Что вы хотите сказать? – нервно спросила она.

– Вы знаете, – отрезал Дронго, – мне нужны точные данные на ваших девочек.

– Мне не совсем понятно, о чем вы говорите. Какие данные?

– Они были у моего погибшего друга зимой, где-то в январе или феврале. И потом еще летом. Возможно, были и в другое время, но меня интересуют именно эти два визита. Мне нужно знать точные числа, когда они приезжали к Вилаяту Ашрафи.

– Отпустите мою руку, – прошипела она, – вы все-таки из ФСБ. Я так и подумала, когда вы к нам вошли. У вас не было блуждающего взгляда, который обычно бывает у наших клиентов. Вы были слишком сосредоточенны.

– Я не из ФСБ, – ответил Дронго, – но мне нужно знать, чтобы найти возможного убийцу. Поэтому я попросил вас выйти из той комнаты, чтобы мы могли переговорить.

– Мы не даем таких сведений нашим клиентам, – явно разозлилась она, – вы должны уйти, – она повернулась, собираясь вернуться в свой небольшой кабинет.

– Я прошу вас мне помочь, – настойчиво повторил Дронго. – Может, для этого вам нужно вспомнить, что вы не Лаура Манкузо, а Елизавета Митяева, кандидат физико-математических наук, окончившая школу с золотой медалью, а институт с красным дипломом.

Она остановилась, замерла. Затем медленно повернулась к нему. Он увидел, как изменилось выражение ее лица.

– Из какой вы организации? – очень тихо спросила она.

– Господи, ну почему нельзя поверить, что я просто провожу частное расследование и хочу узнать, кто виновен в смерти моего знакомого.

– Откуда вы про меня узнали?

– Какая разница. Я просто хотел, чтобы вы все поняли. Мне ничего не нужно. Только числа, когда они там были.

– Зачем это вам нужно? Наши девочки не имеют никакого отношения к его убийству.

– Я в этом не сомневаюсь. Но мне нужно знать точные числа, когда они у него были.

– Тогда объясните – для чего?

– Я попытаюсь проверить, что именно происходило во время этих встреч. Мне это очень поможет в моем расследовании.

– Вы частный детектив?

– Почти. И мне нужна ваша помощь.

– Я не могу. Просто не могу. И, честно говоря, не хочу. Вы должны меня понять. У нас достаточно строгие правила. И если я сообщу вам какие-нибудь сведения любого характера, у меня будут большие неприятности. Я не боюсь, но не хочу их иметь. Сюда трудно устроиться, господин Дронго. Большой конкурс на одно место.

– Вы меня опять не слышите. Я не прошу сведений о ваших девушках. Мне нужны только числа, когда они были у погибшего.

– Нет, – твердо сказала она, – я не могу.

– Это поможет мне в розысках убийцы, – все еще продолжал настаивать Дронго, – неужели вы ничего не можете понять?

– Поэтому вы пришли к нам вчера, заплатили целую целую кучу денег, выбрали двух лучших двушек, провели с ними ночь, а на следующий день пришли ко мне требовать отчета, – с горечью произнесла Лаура. – Вы абсолютно такой же, как и они все. И не нужно строить из себя праведника. Праведников больше не осталось. С тех пор, как я попала сюда, я в этом убедилась. Не осталось даже порядочных людей. Каждый старается устроиться за счет другого, каждый пытается раздавить соседа, чтобы получить немного больше.

– Вы стали мизантропом в столь молодом возрасте, – сказал Дронго, – я не знаю, что именно с вами произошло, не знаю, почему вы бросили свою прежнюю работу, и не знаю, каким был ваш развод. Но я понимаю, что в вашей жизни произошло нечто страшное, если вы решили так круто поменять свою судьбу. Однако я пришел к вам как к человеку, который может мне помочь. Если вы мне не поможете, то неизвестный убийца останется на свободе. Он не будет наказан, и, значит, в мире произойдет умножение зла.

– Мне нет дела до этого мира, – резко ответила она, – и не пытайтесь убедить меня в том, что вы такой рыцарь, стоящий на страже добра и морали. Рыцарь не стал бы себя так похабно вести, забирая сразу двоих девушек.

– Они нужны были мне для разговора, – попытался объяснить Дронго.

– Хватит, – перебила она его, – уходите.

– В этом мире есть люди, которые еще дороги вам, – напомнил Дронго, – например, ваш сын. И умножение зла изменяет наш мир не в лучшую сторону.

– Не смейте мне об этом говорить. Уходите.

– Вы слишком быстро забыли прежнюю жизнь, – с горечью сказал Дронго, – и слишком увлеклись своей ролью Лауры Манкузо. Иногда нужно вспоминать, кем вы были до этого. Вы же интеллигентный человек.

– Достаточно, – поморщилась она, – в этом заведении не принято говорить таких слов. Уходите и никогда больше не возвращайтесь сюда.

– Мне нужны эти сведения, – упрямо повторил Дронго, – нужны, чтобы вычислить возможного убийцу. Я еще раз прошу вас мне помочь. Это очень важно. Только две цифры. Числа, когда они были у погибшего бизнесмена. Эти сведения у вас наверняка есть. Мне они очень нужны, и вам ничего не стоит мне их назвать.

– Я уже сказала, что не хочу вам помогать, – раздраженно заявила Лаура, – но я обещаю подумать. Девочки сообщили мне, что вы сначала даже отказывались. Возможно, вы не такое чудовище, как все остальные. Не знаю. Я подумаю. А сейчас уходите. Мы слишком долго стоим в коридоре, это вызовет ненужные подозрения.

– До свидания, – он повернулся и пошел к выходу. Она осталась стоять, глядя ему вслед.

Кажется, он потерпел полное фиаско. Его попытка пробудить в ней некие чувства, воззвать к ее разуму, была бесполезной. Нужно было сразу выходить на руководство этого публичного дома. Он сжал кулаки, но решил не возвращаться. Она была права, он бы невольно подставил ее своим неадекватным поведением. Было наивным приходить сюда и требовать сведений у нее.

Он вышел на улицу, сел в свою машину.

– Куда поедем? – спросил его водитель.

– Домой, – устало предложил Дронго.

Машина выехала на дорогу. Он позвонил Эдгару Вейдеманису.

– У тебе есть номер телефона этой канадской журналистки? – уточнил он.

– Конечно, мы его узнали, – ответил Эдгар, – я сейчас его тебе продиктую. Это номер ее мобильного. Она достаточно известный журналист.

– И еще узнай, кто владелец заведения, в котором работает Лаура Манкузо, – попросил Дронго, – настоящий владелец. Который может ей приказать выдать мне нужные сведения.

– Мы постараемся узнать, но учти, что он может не согласиться. Они вообще не любят, когда узнают, кто именно владеет этим бизнесом, – напомнил Эдгар.

– У меня просто нет другого выхода, – пробормотал Дронго.

Он набрал номер канадской журналистки. Она сразу ответила:

– Рита Эткинс. Я вас слушаю.

Дронго усмехнулся. Уже по первой фразе можно понять, что она работала в Германии. Там обычно, поднимая трубку, называют свою фамилию. В России принято сначала узнавать, кто именно позвонил, а уже потом представляться.

– Добрый вечер, госпожа Эткинс, – поздоровался он, переходя на английский, – извините, что я вас беспокою.

– Кто это говорит?

– Меня обычно называют Дронго, – представился он, – я друг погибшего Вилаята Ашрафи.

– Понятно. Что вам нужно?

– Я бы хотел с вами увидеться.

– К сожалению, это невозможно. Я уже дала все показания следователю. Меня дважды вызывали на допрос. И этому частному детективу из Нидерландов я тоже рассказала все, что знала. Я ничем не могу вам помочь, если вы хотите снова меня допрашивать, – несколько нервно заявила она.

– Нет-нет, никаких допросов. Я его близкий друг и приехал сюда по поручению его старшего брата, – сообщил он, – мне нужно только с вами переговорить. Поймите, что семья погибшего очень волнуется. Ведь убийца до сих пор не найден. Вы наверняка знаете, что они выходцы из Ирана и, возможно, это преступление было связано с большой политикой. Нам нужно обязательно увидеться.

– Это так важно, – поняла она.

– Исключительно важно.

– Хорошо. Я буду через час в ресторане «Ваниль». Это на Кропоткинской площади, около храма Христа Спасителя. Вы сможете туда приехать?

– Конечно. Я знаю, где он находится. На Остоженке.

– Тогда через час. И учтите, что я не смогу уделить вам много времени. У меня будет не больше тридцати минут.

– Мне этого достаточно. Спасибо.

Он убрал телефон и приказал водителю ехать в центр. К ресторану он подъехал ровно через час. Вошел в зал, оглядываясь по сторонам. Раньше здесь бывало довольно много людей, но экономический кризис сказался и на посетителях дорогих ресторанов. Людей было гораздо меньше.

– Добрый вечер, – услышал он женский голос за спиной и обернулся. Это была Рита Эткинс.

Высокого роста, одетая в серый брючный костюм. Шелковый шарф, повязанный на шее, придавал ей несколько праздничный вид. У нее были роскошные темные густые волосы, красиво уложенные парикмахером. Было очевидно, что она успела побывать в салоне, чтобы сделать себе такую прическу. Среди ее предков наверняка были индейцы. Высокие скулы, раскосые глаза, строгие линии лица, темная кожа и светлые, серые глаза.

– Добрый вечер, – кивнул он, – я думал, что сумею увидеть вас первым.

– Я уже поняла, что вы такой же друг, как и предыдуший знакомый из Голландии, – добродушно заявила она, – давайте пройдем куда-нибудь в сторону. У меня здесь через полчаса встреча.

– Судя по вашей прическе, вас пригласили задолго до моего звонка, – кивнул он.

– Верно, – улыбнулась Рита, – день рождения моей подруги. А я была права. Достаточно посмотреть на ваши плечи, чтобы понять, кем вы работаете.

Они прошли к крайнему столику. Подскочившего официанта она попросила принести кофе, он предпочел зеленый чай.

– Итак, – спросила она, доставая сигареты, – зачем вы хотели меня видеть?

– Вы уже беседовали со следователем, – напомнил Дронго, – о чем он вас спрашивал?

Она щелкнула зажигалкой. Затянулась, выпуская струю дыма.

– Обо всем. О наших отношениях, о нашем знакомстве, о наших знакомых, обо всем, что касалось погибшего. Мы беседовали два раза по три часа. Нужно сказать, что этот следователь меня порядком измотал. Он был такой настойчивый и педантичный.

– Представляю себе, – пробормотал Дронго, – у меня, к сожалению, нет столько времени и я не могу заставить вас отвечать на мои вопросы.

– Надеюсь, что не заставите, – усмехнулась она.

– Поэтому я задам вам только несколько вопросов. Как вы с ним познакомились?

– Господи, опять, – вздохнула она, – а вы действительно его знакомый или новый сыщик, которого прислала сюда его семья?

– Новый сыщик, – кивнул он.

– Тогда понятно. Но у вас очень мало времени. Мы познакомились, когда я только сюда приехала. Он как раз был в это время в Москве. Красивый, богатый, щедрый, галантно ухаживал. После знакомства он прислал мне такой роскошный букет. В общем, он был мужчиной, на которого сразу обращали внимание.

– Перечисляя его качества, вы не сказали самого главного для мужчины – «умный», – напомнил Дронго.

– Я бы не сказала, что он был интеллектуально развитый, но имел хорошее образование, разбирался в политике, неплохо знал французскую литературу, моду, дизайн, – задумчиво произнесла она, – но он не был интеллектуалом в русском понимании этого слова.

– И как вы с ним познакомились?

– У наших друзей. У Сергея Вуличенко. Там как раз отмечали день рождения его супруги.

– Это не тот бизнесмен, на выставке которого был в последний раз перед смертью Вилаят Ашрафи?

– Тот самый. Нужно было видеть, как он переживал.

– А вы сами каким образом познакомились с Вуличенко?

– Через его супругу. В нашем посольстве она занималась благотворительностью в совместной российско-канадской фирме. Антонина изумительная женщина, добрая и отзывчивая, совсем не похожая на жен российских олигархов. Это обычные стервы, которые с трудом получают очень богатых мужчин и потом всю жизнь дрожат от страха, чтобы их не бросили, выслеживая своих партнеров и опасаясь более молодых соперниц.

– Какая точная характеристика, – улыбнулся Дронго. – У Вуличенко и погибшего были какие-то совместные интересы? Я имею в виду бизнес-интересы?

– Я поняла. Нет, кажется, не было. Они просто дружили. Вместе ходили в казино, вместе отдыхали в сауне. Я до сих пор не могу понять эти совместные вояжи в сауну, когда мужчины сидят отдельно и еще выпивают. В Германии совсем по-другому. Но здесь не понимают немецких традиций.

– Честно говоря, я тоже не совсем понимаю немецкие традиции, когда соседи и друзья с женами купаются вместе и голышом, – пробормотал Дронго.

– Вы консерватор, – убежденно произнесла Рита.

Официант принес заказанные кофе и чай.

– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Дронго.

– В день смерти, – вздохнула она, потушив сигарету, – как раз на выставке у Вуличенко. Он был такой веселый, шутил, смеялся. И так нелепо все закончилось.

– Вы не обращали внимания, с кем именно он общался?

– Со мной, с другими. Он был человеком достаточно общительным, веселым.

– Может, он что-то выпил?

– Не знаю. Я видела, как его телохранитель принес ему сок. Он бы не стал пить все, что попало. Не думаю...

– Можно я задам интимный вопрос?

– Я догадываюсь какой. Об этом меня все спрашивали. Спала ли я с ним, – она пригубила кофе.

– Вы угадали мой вопрос. Так можете на него ответить?

– Конечно могу. Мы несколько раз с ним встречались. Это был интересный опыт. Не забывайте, что я гораздо старше него. Мне кажется, что ему тоже было интересно. Но потом мы довольно быстро расстались.

– Почему?

– Так получилось, – ответила она, стараясь придать голосу достаточно ровный оттенок.

– Я могу узнать почему?

– Нет, не можете. Мы просто расстались. Выяснилось, что у нас несколько разные представления о сексе. Достаточно?

Она снова взяла чашку кофе.

– Он приглашал еще кого-то во время ваших встреч? – спросил Дронго.

Чашка в ее руках дрогнула:

– Вы не сыщик? Вы действительно его друг? Откуда вы знаете, что именно он делал?

– Догадался, – коротко ответил Дронго.

– Это не ответ. Он вам что-то рассказывал.

– Нет, конечно нет. Как вы себе это представляете?

– Очень просто. Мужчины любят делиться своими успехами – явными или выдуманными. Поэтому я и решила, что он тоже успел вам рассказать нечто подобное.

– Вы практически ответили на мой вопрос. Значит, ему нравилось кого-то приглашать еще? Ему нравились подобные «эксперименты»?

– Да. К сожалению. Сначала мы дважды встречались с ним, и все было нормально. А на третью встречу он пригласил еще одну женщину, которая приехала к нему домой и постучалась в дверь, когда мы были вместе. Вы знаете, я была оскорблена. Я к подобному не привыкла.

– Только что вы защищали немецкие сауны, где купаются соседи и друзья, полностью оголяясь. И назвали меня консерватором, когда я заявил, что не понимаю подобной вольности. А сейчас говорите, что были возмущены.

– Это разные вещи, – возразила она, – одно дело купаться в сауне, совсем другое заниматься сексом втроем. Есть пляжи и клубы нудистов, где все чувствуют себя достаточно нормально. Не говоря уже о том, что на элитных курортах дамы давно загорают топлес. Но групповой секс. Я тогда просто не представляла себе такого. Наверно в этом вопросе я несколько консервативна. Возможно, сказывается возраст. Когда женщине за сорок, ей трудно менять свои устоявшиеся привычки.

– Кто к вам приходил?

– Не знаю. В первый раз я попросила его просто выгнать эту женщину и не вышла из спальной. Через три месяца, когда он снова прилетел в Москву, мы встретились на его квартире, и опять к нам кто-то постучал. Насколько я поняла, это была уже другая его знакомая. Я ее видела. Очень симпатичная молодая женщина. Он, видимо, хотел таким образом приучить меня к подобным встречам. Он просто раздел ее в другой комнате и привел к нам в спальную. Я лежала под одеялом. Он назвал какое-то имя, но я закричала, чтобы она ушла. Он даже попытался заняться сексом у меня на глазах, но я выбежала из спальной, чтобы одеться. Можете себе представить, в каком я была состоянии, если открыла воду в его второй ванной комнате, забыв достать пробку.

– Я не совсем понял, какую пробку?

– У него в квартире две ванные комнаты, – пояснила Рита, – и во второй он умывается, как англичанин. Закрывает пробкой слив, ждет, когда наполнится раковина, и после этого умывается. У нас, в Канаде, тоже многие так моются. Где сохранились эти английские традиции. Везде, кроме Квебека.

– Странная традиция, – пробормотал Дронго. – Мне всегда была непонятна эта английская традиция умываться из раковины, а не под проточной водой. Хотя у каждого народа свои пристрастия.

– Египет был слишком долго под влиянием Англии, – пояснила Рита, – да и в Канаде это влияние довольно сильно ощущается. Я открыла воду и забыла достать пробку. В этот момент он снова позвал меня, открыв дверь. Мне пришлось выйти. Вода продолжала вытекать. Раковина наполнилась, но нам было уже не до этого. Я не могла заставить себя присоединиться к ним, подойти ближе. И я отказалась оставаться с ними, просто было противно, когда я ее увидела. Тогда он наконец все понял и приказал женщине одеться и уйти. А вода вытекла из ванной комнаты и даже намочила его ковер, залив соседа снизу. Он мне потом сам об этом рассказывал.

– Вы с ним больше не встречались?

– Кажется, нет. Но мы остались друзьями. Он был действительно неплохим человеком. У каждого могут быть свои сексуальные фантазии. Но они должны устраивать его партнера. Меня они не устраивали.

– Вы говорили об этом следователю?

– Конечно нет. Зачем говорить такие вещи, если о них вас не спрашивают. Если бы вы не назвали мне причину, я бы и вам никогда не рассказала.

– Может, он еще с кем-то встречался?

– Не знаю. Я за ним не следила. Но у него было много знакомых женщин, это точно.

– У него были враги?

– Откуда? Он бывал здесь только наездами. Но может и были, я точно не знаю.

– Больше вы ничего не хотите мне сказать?

– А почему вы решили, что я должна еще что-то сказать?

– Вы наверняка знаете, с кем еще он встречался, расставшись с вами.

– Да, я знаю. И все об этом знают. Их фотографии даже были в одном модном журнале. С Натальей Кравченко, очень красивой женщиной, она была раньше спортсменкой, но попала в автомобильную аварию и переквалифицировалась в спортивную журналистку.

– Вы говорили об этом следователю?

– Насколько я знаю, ее тоже допрашивали.

– И он мог повторить подобный «эсперимент» с ней?

– Возможно. Я даже не исключаю, что она согласилась. Такой опыт мог показаться ей... забавным. Не забывайте, что она годится мне в дочери. Ей двадцать шесть, а мне уже сорок четыре. Разница очевидна, как говорят французы. Хотя я знаю, что она меня почему-то ненавидит. Наверно, ей неприятно, что я была первой, а она оказалась у него в постели после того, как я отказалась от всех этих «экспериментов». Может, поэтому. А может, обычная женская ревность. Я все-таки самодостаточный журналист, а она плохо пишет даже на свои спортивные темы. В такой солидной газете. Не представляю, почему ее там держат. – Эта женщина умела говорить колкости.

– Рита, – крикнул кто-то из вошедших в зал, – ты уже приехала?

– Это как раз Сергей Вуличенко, – показала на него Рита, – он тоже приехал сюда со своей супругой.

 

Глава десятая

Дронго резко обернулся. Недалеко стоял молодой мужчина лет тридцати пяти. Уже начинающий лысеть, среднего роста незнакомец подошел к ним. У него были светлые глаза, тонкие губы, несколько выпирающий подбородок. Рядом была его молодая супруга. Ей было не больше тридцати. Каштановые волосы, зеленые глаза. На ней было розовое платье, жакет с укороченными рукавами, лабутаны на высоких каблуках. В руках она держала розовый клатч. Молодая женщина поцеловалась с Ритой, приветливо кивнув Дронго.

– Познакомьтесь, – предложила Рита, – это господин Дронго, а это господин Вуличенко и его супруга Антонина.

– Очень приятно, – протянул руку Вуличенко.

– Мне тоже, – пробормотал Дронго, пожимая ему руку. Он сказал это по-русски.

– Вы знаете русский язык? – удивился Вуличенко. – Я думал, что вы тоже из Египта.

– Нет, я из Баку, – улыбнулся Дронго.

– Господин Дронго был другом Вилаята Ашрафи, – пояснила Рита.

– Очень жаль, что все так получилось, – нахмурился Вуличенко, я до сих пор не верю, что он погиб. Такой парень был мировой.

– Его отравили, – напомнила его жена, – такой ужас.

– Да, его убили, – подтвердил Вуличенко, – и до сих пор неизвестно, кто это сделал. Наши следователи ничего не могут найти. И, видимо, уже не найдут. Прошло столько времени.

– Господин Дронго тоже об этом беспокоится, – пояснила Рита.

– Он был у нас на выставке в «Крокус-экспо», – вспомнил Вуличенко, – а потом вернулся домой, и его отравили. Нужно бы узнать, кто был у него дома. Но они верят охраннику, который дежурил в подъезде и клянется, что там никого не было.

– В квартире была установлена видеоаппаратура, – возразил Дронго. – Если бы вошел кто-то еще, камеры бы зафиксировали его появление.

– Технику всегда можно обмануть, – отмахнулся Вуличенко. – Может, убрали новую пленку и поставили старую. Все, что угодно.

– Но кто это мог сделать? Разве у господина Ашрафи были враги? – спросил Дронго.

– Нет, – нахмурился Вуличенко, – нет. Насколько я понимаю, врагов у него не было. Но этот контракт на Каспийском шельфе был очень рискованным. Слишком много заинтересованных сторон. Иранцы, американцы, англичане, казахи, азербайджанцы, туркмены, турки, ну и, наконец, мы. Кого там только не было. Ничего удивительного, что убийцу найти не могут. И никогда не найдут. Это большая политика. Кому-то нужно было вытолкнуть арабов из этого проекта.

– Если его действительно убили из-за этого, то пока организаторы преступления не достигли своих целей, – напомнил Дронго, – контракты уже подписаны и действуют.

– Значит, были другие причины, – вздохнул Вуличенко. – Я думаю, что это только политика. Ничего другого и быть не может. Он приезжал сюда наездами, оставался по несколько дней и снова уезжал. За это время у него появилось много друзей и не было врагов, в этом я уверен. К тому же он был щедрый и доброжелательный человек. И некоторые даже пользовались этими его качествами.

– Кого вы имеете в виду? – насторожился Дронго.

– Пойдем, – потянула мужа супруга, – нас уже ждут.

– Подождите, – довольно невежливо остановил их Дронго, – все-таки кого вы имели в виду?

– Кого угодно. В его окружении были и такие люди, – усмехнулся Вуличенко, – этот адвокат, который с ним приезжал, кажется Муса Халил. Все время просил какие-то проценты с дивидендов. Считал, что может себе это позволить. И некоторые девицы из его окружения тоже вели себя достаточно нагло. Например, эта журналистка, как ее звали. Кажется, Наташа Кравченко.

– Нас ждут, – раздраженно заметила Антонина, – мы идем или нет?

– Конечно идем, – кивнул Вуличенко, – до свидания, господин Дронго. Был рад с вами познакомиться.

– У вас есть еще вопросы? – спросила по-английски Рита Эткинс.

– Что насчет адвоката? – уточнил Дронго. – Я не совсем понял.

– Кажется, адвокат попросил у него разрешения вложить часть своих денег в этот проект, – сказала Рита. – Насколько я помню, он ему разрешил. Но это были чисто коммерческие дела. Извините, я должна идти. До свидания. Надеюсь, что наш разговор останется между нами?

– Безусловно. Вы могли бы мне этого и не говорить, – сказал он на прощание.

Она понимающе улыбнулась и пошла к уже собирающимся за столом гостям. Дронго допил чай, расплатился с официантом и вышел из ресторана. Итак, среди подозреваемых есть уже несколько человек. Теперь понятно, почему так нервничает Муса Халил. Даже если он не причастен к этому убийству, то и тогда он очевидно вел себя не самым безупречным образом.

Усевшись в автомобиль, Дронго поехал домой. Сегодня он узнал много нового. В том числе и об этой молодой журналистке Наталье Кравченко. С одной стороны, она была связана с криминальными кругами. С другой стороны, Вуличенко сказал, что она пользовалась благослонностью погибшего бизнесмена. А Рита Эткинс намекала, что она была, возможно, менее разборчива чем сама канадская журналистка. Создается интересный образ. Нужно обязательно увидеться и переговорить с этой молодой женщиной. Сколько сейчас на часах? Около восьми. Может, стоит попытаться позвонить ей?

Он обратился к Вейдеманису, чтобы узнать номер телефона Натальи Кравченко. И позвонил ей. Ждать пришлось долго, она не отвечала. Он обескураженно вздохнул и убрал телефон. Есть очень много людей, которые не отвечают на телефонные звонки с неизвестных номеров. Но она журналистка и должна была ответить. Словно услышав его мысли, телефон тренькнул. Он достал аппарат. Это была она.

– Вы мне только что звонили, – сообщила Наталья.

– Если разрешите, я вам сейчас перезвоню, – предложил он.

– Кто вы такой?

– Меня обычно называют Дронго. Я специальный эксперт по расследованию преступлений. – Он подумал, что лучше представиться так, чем знакомым погибшего.

– Опять, – вздохнула она, – сколько можно. Лучше бы охраняли его при жизни. А теперь все время это дело поручают разным людям. Как, вы сказали, вас зовут? Господин Дранга?

– Почти так. Я могу с вами увидеться?

– Нет, – отрезала она, – вызовите меня официально повесткой, и я к вам приеду. Как это делал ваш предшественник. – Очевидно, она не совсем понимала разницу между официальным следователем прокуратуры и частным экспертом. Но он не стал ничего уточнять.

– У меня важный разговор, и его нельзя откладывать, – строго сказал Дронго, – вы еще не поняли, что я не из прокуратуры, а из ФСБ. И мне нужно срочно с вами увидеться.

– Так я и думала, что вы сломаете мне сегодняшний вечер, – огорченно произнесла Кравченко, – ладно, приезжайте. Вы хотите разговаривать у меня дома?

– Нет, это нецелесообразно. Мы могли бы увидеться где-нибудь рядом с вашим домом, – предложил Дронго.

– Лучше вы приезжайте ко мне, – предложила Наталья, – дочь будет с няней, а я все равно собиралась покинуть их. Если приедете быстро, то мы можем побеседовать в моей машине. Мне нужно быть в «Царской охоте». Но учтите, что долго ждать вас я не смогу. Через двадцать минут выхожу. Если захотите, мы можем разговаривать во время нашей поездки. Все равно быстро я туда уже не доеду.

– Хорошо, – согласился Дронго, – куда мне подъехать?

– Я живу на Пятницкой, рядом с метро, – пояснила она, – давайте я вам сейчас поясню, как к нам проехать. У меня внедорожник «Лексус» белого цвета.

Его машина подъехала к ее дому как раз в тот момент, когда Наталья садилась в машину. Невысокого роста, в изящной дубленке и замшевых сапожках, она была скорее похоже на старшеклассницу или студентку, чем на мать четырехлетней дочери. Увидев его, она обрадованно кивнула.

– Вы успели, – сказала она, – садитесь. А ваша машина пусть пойдет за нами следом. Мы доедем до ресторана, и вы вернетесь обратно. Или выйдете раньше.

– Я ему так и сказал. Он поедет за нами, – согласился Дронго.

Она вырулила машину, выезжая со двора. Внедорожник был большой и вместительный. Дронго помнил, сколько стоила такая машина. Ему было интересно, каким образом молодая и разведенная женщина, работающая на обычной ставке журналиста, могла позволить себе купить подобный автомобиль. Но он решил пока не задавать этого вопроса. И пристегнулся, вызвав ее насмешливый смешок.

– Опять ищете убийцу? – спросила Наталья. – Я думала, что вы уже закрыли это дело.

– Почему вы так решили?

– Раньше ваш следователь меня все время терроризировал своими звонками. Все время что-то уточнял. Почему-то решил, что я была главной любовницей Ашрафи. Видимо, кто-то ему намекнул. Ну он и звонил ко мне все время. И днем, и ночью. Спрашивал о каждом знакомом, с кем мог общаться Ашрафи. Как будто я могла знать всех его знакомых.

– А вы не знали?

– Конечно нет. Нужно было все узнавать в его офисе или допросить его телохранителя, который с ним всегда ходил. Кстати, этот парень неплохо говорил по-русски.

– Насчет «главной любовницы» вы конечно пошутили?

– Да. Я вообще виделась с Ашрафи не так часто, – ответила Наталья, глядя на дорогу. Водила машину она неплохо.

– Но иногда виделись?

– Во время его приездов.

– Вы бывали у него дома?

– Конечно. И вы наверняка знаете, что бывала. Там же установлены камеры и видно, кто и когда приходил. Он мне сам все показывал. Я была у него дома раза четыре.

– Одна?

Она нахмурилась. Чуть притормозила. Посмотрела на Дронго.

– Почему вы спрашиваете? Что вы имеете в виду? Конечно не одна. Я была с Ашрафи, – Дронго часто обращал внимание на эту особенность российских женщин. К мужчинам они обращались не по имени, а называли их по фамилии.

– Я не имел в виду вашего друга. Я спрашивал про женщин, – пояснил он.

Она снова притормозила. На этот раз сильнее. Он едва не ударился головой.

– Если вы будете так тормозить, мы попадем в аварию, – предупредил Дронго.

– На что вы намекаете? – дернулась Наталья. – Что вам нужно знать?

– Во время ваших встреч кто-то приходил еще?

– С чего вы взяли?

– Просто знаю. Он был любитель таких групповых «забав». Если человек привыкает к чему-то подобному, то ему потом трудно от этого отказаться. Значит, кто-то приходил?

– Может быть. Я не помню, – раздраженно заявила она.

– Дача ложных показаний преследуется по закону, – напомнил Дронго, – помните, так говорил Остап Бендер.

– Не помню, – искренне ответила она, – да, два раза приходили какие-то его знакомые. И ему нравились такие забавы. Одна была, по-моему, с нетрадиционной ориентацией. Ее не столько интересовал Ашрафи, сколько мое тело. Он попросил, чтобы я не возражала. Мне пришлось терпеть, хотя было не по себе. Неприятно. Во второй раз это была нормальная женщина, которая просто приняла участие в наших «кувырканиях». Вот и все.

– А почему вы выполнили его просьбу?

– Он был моим другом. Глупый вопрос. Он попросил, а мне стало интересно. И я согласилась. Хотя потом было неприятно. Но он столько извинялся. Даже хотел купить мне автомобиль, но я отказалась.

– Эта машина его подарок?

– Нет. Эта машина – подарок моего бывшего мужа, о чем вы наверняка знаете. Я ведь говорила об этом следователю. И вы проверяли, как я получила машину.

– Понятно. Но он сделал вам подарок?

– Подарил небольшое колье. Только не спрашивайте, где оно. Я его потеряла, – она откровенно и нагло лгала.

– Не сомневаюсь, – кивнул Дронго, – а кто были эти женщины?

– Думаю, что профессиональные проститутки, – цинично ответила Наталья, – хотя нет. Вторая, возможно, была его знакомой. Она немного стеснялась. Не знаю, это не мое дело. Мне было интересно проверить свои ощущения.

– Вы давно разошлись со своим первым мужем?

– Давно. Уже два года. Поэтому мужу я не изменяла и моральный кодекс строителей капитализма не нарушала. Что еще вас интересует?

– Красный свет, – показал на светофор Дронго, —вы проехали на красный свет.

– Это был желтый, – возразила она.

В этот момент они увидели сотрудника Госавтоинспекции, который сделал отмашку, чтобы они остановились.

– Теперь выручайте, – сказала она, – это ваше дело. Я увлеклась беседой с вами и проехала на желтый. Сами с ним договаривайтесь. Иначе он меня оштрафует или заберет мои права и на этом наш разговор закончится.

Дронго вышел из салона автомобиля. Было довольно холодно, начиналась метель. Он подошел к молодому госавтоинспектору.

– Почему нарушаете? – строго спросил тот. Ему было лет двадцать пять, не больше.

– Извините, – пробормотал Дронго, – дама за рулем не виновата. Она разговаривала со мной и не заметила, как проехала на желтый свет.

– На красный, – возразил офицер, – я все видел.

– Мы виноваты, – кивнул Дронго, – готовы заплатить штраф. Он встал таким образом, чтобы она его не видела. И достал стодолларовую купюру. Ему было стыдно, он не умел давать взятки. Поэтому неловко и стараясь не смотреть в глаза молодому лейтенанту, он протянул деньги.

– Не стыдно? – спросил неожиданно парень. – Такой солидный человек и еще деньги мне предлагаете. Лучше бы своей девушке посоветовали ездить осторожнее. Так ведь можно и в серьезную аварию угодить. Езжайте, – махнул он рукой, – и больше не нарушайте. А деньги свои уберите.

Он повернулся и пошел к своей машине.

«Вот так, – удовлетворенно подумал Дронго, пряча деньги в карман, – есть еще такие порядочные офицеры. Значит, не все потеряно. И равновесие добра и зла постоянно меняется, как сейчас. И не в сторону зла».

Он уселся в салон автомобиля почти счастливым. Наверно, у него бы сильно испортилось бы настроение, если бы он услышал разговор молодого лейтенанта со своим напарником.

– Хотели купить меня на подставу, – сообщил лейтенант сидевшему рядом капитану, – думали, что клюну. Нарочно проехали на красный и сразу признались, что виноваты. Никто обычно не признается, все клянутся, что проехали на желтый. А этот сразу признался. И по морде видно, что он из ФСБ или из нашей внутренней контрразведки, хотя и косит под чурку, под кавказца. Деньги достал, дурашка. Сразу сто долларов. Наверно, чтобы я клюнул и попался. Думает, что мы совсем дураки. Кто сейчас сразу достает сто долларов. Только пьяные олигархи или наша внутренняя служба собственной безопасности. Я сразу его раскусил и от денег отказался.

– Молодец, – похвалил его капитан, – нас предупреждали, что будут такие проверки. Ты правильно сделал. Посмотри, как они все придумали. Сразу сто долларов, чтобы мы взяли их деньги и попались на взятке. Ты все верно раскусил.

Дронго не слышал этого разговора и поэтому был счастлив. Он не мог предположить, что обычно из салона автомобиля выходит водитель, а не пассажир, что никто сразу не признается в таком грубом нарушении, как проезд на красный свет, никто не достает сразу сто долларов, предлагая их инспектору Госавтоинспекции. Он сделал слишком много ошибок. И офицеру нужно было поверить, что перед ним либо провокатор, либо дилетант. Он подумал, что провокатор. И поэтому благоразумно отказался от денег.

– Что вы ему сказали? – спросила Наталья, когда Дронго вернулся в салон автомобиля.

– Сказал, что мы виноваты и готовы заплатить штраф. Но он отказался взять деньги.

– Вы, наверно, сказали, из какой вы организации, поэтому и отказался, – усмехнулась она. – У вас есть еще вопросы?

– Вы настолько хорошо владеете английским, что могли с ним общаться? – уточнил он.

– Я же готовила себе к международным соревнованиям, ездила в разные командировки с тринадцати лет. Немного выучила язык, вполне достаточно, чтобы общаться.

– Кто, по-вашему, мог убить Вилаята Ашрафи?

– Понятия не имею. Думаю, что кто-то из ваших.

– Как это понимать?

– Говорят, что их фирма занималась каким-то важным проектом. А когда есть большие деньги, то появляются и большие интересы. Я думаю, что его убрали по приказу. Поэтому никого и не могут найти. И никогда не найдут.

– Понятно. Своебразная точка зрения. Он любил ходить в казино?

– Иногда ходил, насколько я знаю. Но таким фанатиком не был. Он умел вовремя останавливаться. Вообще он был очень разумным и нормальным мужчиной. Жаль, что его убили. Я всю ночь тогда проплакала, честное слово.

– Ваш бывший супруг сейчас отбывает наказание...

Она взглянула на Дронго такими глазами...

– Смотрите на дорогу, – посоветовал он, – вы видите, какая метель сейчас разыгралась.

– Мы же договаривались с вашим следователем, что про мужа вы больше ничего не будете спрашивать, – зло пробормотала Наталья. – Неужели вам не сказали об этом.

– Сказали, – сразу понял Дронго, – я всего лишь уточнил.

– Мне обещали, что его скоро выпустят, – сообщила она, – и вообще он не имеет никакого отношения к убийству Ашрафи. Вы же знаете, что он ни в чем не виноват и его просто подставили. Я ведь тогда сообщила вам о всех его друзьях.

– Это вы сообщили следователю прокуратуры, а не нам, – пробормотал Дронго, – но я больше не буду вас об этом спрашивать. Вы знаете, что арестован его водитель?

– Знаю. Милый дядечка. Напрасно вы его взяли. Хотя может, он действительно виноват, я не знаю.

– Вы считаете, что он мог быть замешан в убийстве Вилаята Ашрафи?

– Не знаю. Я вообще с ним была почти не знакома. Я имею в виду водителя. А вот с телохранителем мы были знакомы гораздо лучше. Мировой парень. Бывший боксер. И хорошо говорит по-русски.

– Он мог убить своего босса?

– Никогда в жизни. Вы его глаза видели? Он же настоящий ребенок, как и все спортсмены.

– Вы тоже были спортсменкой, – напомнил Дронго.

– Я была дурой, – неожиданно нервно заявила Наталья, – можете себе представить, что я наделала. Выиграла чемпионат Москвы, меня брали уже в сборную. Решили показать самой Ирине Виннер. Я уже видела себя на чемпионатах мира и на Олимпийских играх. А потом поехала в одной компании за город и попала в глупую автомобильную аварию. Сломала ногу, и с мечтами о чемпионстве пришлось расстаться навсегда. Потом поступила на заочный, решила выучиться на спортивного журналиста. Но это все было не то. Потом встретила своего будущего мужа, не зная, чем он занимается. Потом вышла замуж, родилась девочка, потом мы разошлись. Затем появился еще один друг. За ним наш общий знакомый Ашрафи. Я наверно не очень везучая. Сначала сама попала в аварию, когда сидевший за рулем парень погиб. Потом развелась с мужем, и он попал в тюрьму. Потом сошлась с Ашрафи, и его убили. Выходит, что я всем приношу несчастье. Говорят, есть такие женщины, как вы считаете?

– Не уверен, – возразил Дронго. – Сначала вы попали в аварию, но остались живы. Значит, бог вас любит. Потом поступили в институт, вышли замуж, родили дочь. Уже совсем неплохо. У вас в мире есть человек, ради которого стоит жить. Вы молодая и красивая женщина, начали встречаться с бизнесменом из Египта, даже потакали его необычным сексуальным пристрастиям. Кто виноват, что его убили? Только не вы. Я не думаю, что все так плохо. Сколько у вас комнат в доме на Пятницкой?

– Четыре, – улыбнулась она, поворачивая автомобиль налево.

– Вот видите. Значит, такая квартира стоит около миллиона. И еще ваша роскошная машина. Судя по всему, вы не самый невезучий человек в этом городе.

Она рассмеялась:

– Впервые в жизни вижу такого следователя. Вы действительно из ФСБ?

– Почти, – ответил он. – А теперь у меня будет другой вопрос. Вы знаете канадскую журналистку Риту Эткинс?

На этот раз она затормозила так, что он чуть не вылетел со своего места. И больно ударился головой, ведь усаживаясь второй раз в салон, он не пристегнулся.

– Не спрашивайте меня об этой дряни, – прошипела Наталья.

 

Глава одиннадцатая

Удар был сильным. Он потер голову. Кажется, у него будет на этом месте большая шишка.

– Я же просил вас так резко не тормозить, – пробормотал Дронго.

– Нужно было пристегнуться и во второй раз, – огрызнулась она, – сильно ударились?

– Очень сильно. Если будет сотрясение мозга, то я подам на вас в суд.

Она недоверчиво посмотрела на него. У этой бывшей спортсменки и нынешней журналистки явно не хватало ни юмора, ни интеллекта. Возможно, спорт она знала неплохо, но все остальное...

– Неужели так сильно?

– До свадьбы заживет, – улыбнулся он.

– А вы не женаты? – удивилась Наталья.

– Не помню, – соврал Дронго, – почему вы так резко среагировали на имя этой канадской дивы?

– Она дрянь, – убежденно произнесла Кравченко, – настоящая дрянь. Сама уже старушка, спит со всеми подряд, а меня постоянно обвиняет в том, что я была любовницей Ашрафи. Хотя она сама была его любовницей и принимала участие в его «кувырканиях».

– Откуда вы знаете?

– Знаю точно. Вторая, которая пришла к нам, вспоминала, как вела себя эта старая тетка. Представляете, увидев красивую молодую женщину, она вскочила с места, закрываясь одеялом, и убежала в другую комнату.

– Наверно смутилась. Не все готовы к подобным «экспериментам».

– А потом вернулась и вела себя очень даже раскованно, – заявила Наталья, – вот вам и старая тетка. В свои сорок с хвостиком она ведет себя очень даже раскованно.

– Разве это плохо? И потом, сорок с хвостиком – это еще не старость. Сейчас даже по официальной статистике люди до сорока пяти считаются молодыми, до шестидесяти пяти людьми среднего возраста, до семидесяти пяти пожилыми, а до девяноста – очень пожилыми людьми. Вот такая градация.

– Глупости, – со свойственной молодости безапелляционностью заявила Наталья, – после тридцати человек уже изменяется.

– И не всегда в худшую сторону, – заметил Дронго. – Женщины, например, выглядят гораздо лучше именно после тридцати.

– Это спорный вопрос, – усмехнулась Наталья.

– Во всяком случае не нужно так реагировать. Тем более что она ваша коллега.

– Старая перечница. Какая коллега? Когда она узнала, что я встречаюсь с Ашрафи, она чуть с ума не сошла. Она наверно думала, что он всегда будет привязан к ее старому и дряблому телу.

– Я ее видел. Тело у нее, по-моему, не очень дряблое.

– Он был намного моложе нее, – напомнила Наталья, – поэтому и решил прекратить все отношения с ней. А она всем рассказывает, что это она с ним перестала встречаться. Можете себе представить, какая гадина. Она его бросила, и он с горя решил встречаться со мной. Вот так выглядит его жизнь в изложении этой бабушки. А на самом деле он ее оставил, чтобы встречаться со мной. Она повела себя глупо, как старая девственница. Даже оставила воду открытой и затопила соседа снизу. Ашрафи предложил ему сделать ремонт за свой счет, но тот, конечно, отказался.

«Истина, как всегда, лежит посередине», – подумал Дронго о споре двух женщин.

– Мы скоро приедем, – сообщила она, – у вас есть еще вопросы?

– Вы были знакомы с его домработницей?

– Нет. Никогда ее не видела. Она приходила, когда нас не было.

– Когда вы с ним увиделись в последний раз?

– За день до его смерти. Он позвонил и сказал, что улетит в субботу. Мы решили встретиться в пятницу. Но на следующий день я узнала, что он умер.

– От кого?

– Мне позвонила Антонина. Она узнала от своего мужа. Потом известие о смерти Вилаята Ашрафи появилось даже в «Коммерсанте».

– Следующий вопрос. Вы знали адвоката их фирмы – Мусу Халила?

– Д-да, – не очень уверенно ответила она.

– Знали или нет? – уточнил Дронго.

– Знала, конечно.

– У вас были с ним какие-то общие дела?

– Нет, никогда.

– Он приезжал в вашем присутствии домой к Вилаяту Ашрафи?

– Нет. Я его не видела. Ни разу. Только два раза на их официальных приемах. Такой неприятный тип с большой лысой головой. Он мне не очень нравился.

– Вы что-то недоговариваете, – с сомнением произнес Дронго.

– Просто он мне не нравился, – сообщила она. – И я не хочу о нем вспоминать.

– Вы не замечаете, что вам не нравились многие из окружения Ашрафи? Это совпадение?

– Не знаю. Возможно, у меня плохой характер. А может, это они не очень хорошие люди. Я не знаю точно, что вам ответить.

– Вы знакомы с Лаурой Манкузо? – неожиданно спросил Дронго.

– Откуда вы ее знаете? – удивилась Наталья. – Она работает в самом элитном публичном доме Москвы. Говорят, ее девочки стоят от нескольких тысяч долларов. По-моему, о ней знает весь город.

– Но вы лично не знакомы?

– Нет, конечно. Я, слава богу, не нуждаюсь в ее помощи. И в ее девочках тоже. У вас есть еще вопросы, или вы хотите узнать, с кем именно я сейчас сплю и когда у меня закончились месячные? – Было очевидно, что она начала злиться.

– Остановите машину, – попросил он, – только резко не тормозите.

Она притормозила автомобиль.

– Спасибо за сотрудничество, – поблагодарил ее Дронго. – До свидания. И будьте осторожны за рулем, не проезжайте на красный свет.

– Пока. – Она подождала, пока он выйдет, и резко рванула с места. Все-таки его последние вопросы ей не очень понравились.

Дронго уселся в свой автомобиль и попросил водителя отвезти его домой, куда добрался к десяти. Сразу отправился в душ, словно пытаясь горячей водой смыть грязь сегодняшнего дня. И хотя он принимал душ утром, вечерний был для него почти обязательным ритуальным действием. Из ванной комнаты он вышел в гораздо лучшем настроении. В кабинете уселся на стул.

Итак, в результате двухдневных поисков он ничего не узнал. Или почти ничего. Среди подозреваемых остаются водитель, телохранитель, возможно, адвокат Муса Халил, обе знакомые погибшего – Наталья Кравченко и Рита Эткинс. Проституток можно смело вычеркнуть, в тот день их не было рядом с погибшим. Может, еще Павел, молодой охранник, который обязан был увидеть неизвестного убийцу, но не сумел его заметить. Может, здесь действительно замешана большая политика? Нет, это невозможно. Тогда они не стали бы действовать так скрытно. Они бы просто застрелили его на улице или взорвали его машину, что было совсем нетрудно. Нет, убийство было совершено конкретным лицом. Самое печальное, что не ясны мотивы. Единственное, что ему точно удалось узнать: среди известных в городе специалистов такого рода заказа на убийство Ашрафи не было, и бандиты не имеют к его смерти никакого отношения. Если верить Изумрудову, а верить нужно. Он бы наверняка не стал лгать. Ему это было не нужно. Изумрудов не стал бы лгать или действовать даже под давлением. Не тот человек. Для него репутация важнее всего. Кажется, Хемингуэй определил героизм как «изящество под давлением». Гениальная мысль.

Давай проанализируем все еще раз. Утром Вилаят Ашрафи приезжает в свой офис. Возможно, пьет кофе, который ему подают. Затем уезжает в «Крокус-экспо», к Вуличенко. Там он пьет какой-то сок, который дает ему телохранитель. Стоп. Здесь возможно отравление. Но он мог выпить еще с кем-то и что-то. Хотя телохранитель убежден, что его хозяин больше ничего не пил. Там они увидели Риту Эткинс. Затем они возвращаются домой. В машине сидят водитель и телохранитель. Наибольшие шансы отравить своего босса в этот момент были у водителя. Затем они подъезжают к дому, входят в подъезд. Там сидит этот охранник Павел. Предположим, что он пособник убийцы. Нужно помочь киллеру каким-то образом отравить приехавшего жильца. Каким образом? Появляться на его лестничной площадке глупо, сразу попадет на видеозапись, там работают камеры. Попытаться отравить Ашрафи на лестнице? Восемнадцатый этаж. Все знают, что он будет подниматься на лифте. Стоп. В кабину лифта телохранитель не вошел. Входит Ашрафи и поднимается на восемнадцатый этаж. Ну и что? Вошел и поднялся. Предположим, что его отравили в кабине лифта, но как? Распылили газ? Каким образом? И где гарантия, что рядом с Ашрафи не могли оказаться другие жильцы. Он выходит из лифта, открывает дверь, закрывает ее изнутри, ложится на диван и умирает.

Когда он закрывал изнутри дверь, то, возможно, в его квартире кто-то уже был. Тогда куда он делся? Может, предположить самое невозможное. Убийца сделал свое дело, затем к дому подлетел вертолет с веревочной лестницей, и убийца улетел на этом вертолете, как новый Фантомас. Смешно и глупо. А самое главное, что окна были заперты изнутри. Значит, этот вариант тоже не подходит. Что еще? Каким образом можно было отравить Ашрафи?

Раздался телефонный звонок мобильного. Он посмотрел на телефон. Номер позвонившего не высветился. Странно. Он поднял аппарат.

– Слушаю вас, – негромко произнес Дронго.

– Добрый вечер, – услышал он голос Лауры Манкузо, – я подумала, что могу проверить и сообщить вам, когда они были у него. В этом нет никакой закрытой информации. Они были зимой семнадцатого января. А летом дважды – четвертого июля и двадцать второго августа. Именно наши знакомые. Вы удовлетворены или вам нужна еще какая-нибудь информация?

– Вполне, – ответил Дронго, – вы мне очень помогли, Елизавета, большое вам спасибо.

– Елизавета умерла ровно десять лет назад, – услышал он в ответ, – когда я узнала, что мой муж встречается с моей сестрой. Можете себе представить, что я почувствовала? Я забрала сына и ушла из дома. Поменяла место работы и стала Лаурой Манкузо. Решила таким образом отомстить себе и всему миру. Вы меня понимаете?

– Да, – глухо ответил Дронго, – я вас понимаю.

– А потом получилось, что мстила я только себе. Сегодня я подумала и решила, что могу вам помочь. Но на большее не рассчитывайте. Елизавета Митяева умерла. Ее нет, и никто уже не сможет ее воскресить. До свидания.

– Спасибо, – успел он крикнуть на прощание, – и до свидания.

Дронго положил аппарат на стол. Теперь нужно все точно подсчитать. Числа он уже знает. Нужно суметь проверить, кто именно звонил Ашрафи на его телефон вечером семнадцатого января. Почему он так разозлился и начал ругаться. А потом проверить еще две даты летом. По журналу охранников. Кто мог появиться в квартире, которую снимал Ашрафи, – четвертого июля и двадцать второго августа. Интересно, что четвертого июля День независимости Соединенных Штатов. Случайное совпадение или в этом есть какая-то мистика? В любом случае после четвертого июля ничего особенного не произошло, а после двадцать второго августа других встреч уже не было. Значит, нужно проверить в первую очередь дату двадцать второго августа. Кто мог прийти к нему в этот день. Любой, кто там появился, обязан был отметиться в книге для гостей. Любой. Значит, круг сужается, можно будет выяснить всех подозреваемых.

Он позвонил Вейдеманису.

– Я знаю, что это почти нереально, – сказал он, – но любым способом постарайся узнать через мобильную связь «Мегафона», кто именно звонил Вилаяту Ашрафи на его телефон семнадцатого января примерно в пять или шесть часов вечера.

– А какой у него телефон?

– Один был спутниковой связи. А другой подключен к «Мегафону». Возможно, это был роуминг. Все подробности можешь узнать завтра утром в офисе компании. Позвони их руководителю Крастуеву и от моего имени уточни все подробности.

– Сделаю, – пообещал Эдгар, – можешь не беспокоиться. Кстати, мы сейчас проверяем список всех соседей в доме, где произошло убийство. Среди соседей нет специалистов-химиков, это мы уже точно знаем. Сейчас проверяем каждую семью, каждого живущего в этом доме. Но нам нужны еще сутки.

– Не больше, – попросил Дронго, – я очень беспокоюсь, что неизвестный нам организатор убийства Вилаята Ашрафи решит, что мы слишком близко к нему подобрались, и снова выкинет какой-нибудь невероятный фортель. Нужно все проверить очень быстро.

– Быстро не получается, – возразил Эдгар, – это элитный дом, и его жильцам не очень нравится, когда их проверяют. Они предпочитают не давать сведения о себе даже охранникам дома.

– И тем не менее сутки, – попросил Дронго, – я думаю, что можно узнать, кто там живет, если выйти на руководителей строительной компании, эксплуатирующей этот дом. Плата за газ, свет, воду всегда бывает очень конкретной и на физическое лицо. Ты меня понимаешь?

– Мы так и делаем. Проверяем через эти ведомства.

– Правильно делаете. До свидания.

Он положил телефон. Немного подумав, снова поднял аппарат, набирая знакомый номер адвоката Мусы Халила.

– Добрый вечер, господин адвокат, – начал он, услышав голос Мусы Халила, – как вы себя чувствуете?

– Не очень хорошо, – признался адвокат, – эта холодная мерзкая погода действует на меня угнетающе. Вы посмотрите на улицу, там началась настоящая метель. И как они могут жить в таких ужасных условиях.

– Некоторые народы живут в условиях вечной мерзлоты, – напомнил Дронго, – и не понимают, как можно жить в условиях вечной пустыни и не сойти с ума. У каждого свои заморочки. Одни привыкают к небывалой жаре, другие – к постоянному морозу. У нас в Баку при минусовой температуре часто замирает город, даже если температура не очень низкая. Зато при сорокаградусной жаре я чувствую себя прекрасно, хотя любой мороз или снег выводят меня из состояния равновесия. А вы выходец из Иордании. Там, по-моему, вообще никогда не бывает снега, зато жаркое солнце светит почти десять месяцев в году.

– Именно поэтому я и не люблю морозной погоды. Есть какие-нибудь новые сведения?

– Да, – ответил Дронго, – но нам нужно будет завтра обязательно увидеться. Нужно переговорить.

– Тогда завтра в офисе нашей компании, – согласился Муса Халил. – Я приеду к десяти часам утра. Сумеете добраться?

– Постараюсь. И найдите мне домработницу, которая убирала в квартире погибшего.

– Найдем, конечно. Но учтите, что ее уже допрашивали раз пять. Сначала дознаватели из полиции, или милиции, как здесь называется. Потом следователи из прокуратуры, офицеры из ФСБ. И, наконец, наш специалист из Голландии. Она пожилая женщина с большим давлением, ей нельзя столько волноваться.

– Ничего, я постараюсь закончить свой допрос в максимально сжатые сроки. И еще одна просьба. Не отпускайте завтра никуда секретаря Крастуева. Кажется, Ларису Анатольевну. Мне нужно выяснить у нее некоторые детали происшедшего.

– Она будет на работе. У вас все?

– На сегодня все.

– Тогда учтите, что мне очень не нравятся ваши методы расследования, – сразу заявил адвокат. – Насколько мне удалось узнать, вы отправились вместе с Тауфиком Шукри в публичный дом, где якобы бывал господин Вилаят Ашрафи. Я обязан вас предупредить, что вы идете по ложному пути, господин Дронго. Наш вице-президент никогда и ни при каких обстоятельствах не посещал подобных заведений. У него не было никаких связей с подобными лицами и не могло быть.

– Не сомневаюсь, – успел пробормотать Дронго, – он ездил туда просто на экскурсию.

– До свидания, – бросил трубку Муса Халил.

– Сукин сын, – выругался Дронго, – посмотрим, что будет завтра и как он станет выкручиваться.

 

Глава двенадцатая

Утром он приехал в офис компании, где встретился с Крастуевым. Николай Савельевич был явно не в духе. Мало того, что за прошедшие три месяца так и не удалось найти убийцу вице-президента компании, но не удалось даже понять причины этого загадочного преступления. Оставалось сделать самое невероятное предположение, что Вилаят Ашрафи сам отравился каким-то непонятным и неизвестным ядом. Но причин для расстройства была куда больше. Общий экономический кризис, уже вызвавший невиданную за последние десять лет девальвацию рубля, подобрался и к их компании. Он получил указание из Каира сократить персонал компании на двадцать процентов и теперь сидел перед списком сотрудников, мучительно соображая, кого следует сократить и уволить.

Он привык работать в дружном коллективе, и в массе своей это были люди, которых он сам привлек к работе в компании, с которыми сотрудничал уже много лет. И теперь ему приходилось принимать нелегкое решение об их увольнении. Он не знал, как ему поступить. Можно сократить всех уборщиц, курьеров, помощников и секретарей. Но без них работа не будет полноценной. А сокращать опытных инженеров-строителей, конструкторов и проектировщиков ему очень не хотелось. Как рачительный хозяйственник, он понимал, что после кризиса подобных сотрудников ему уже не найти. Но что станет после кризиса, не знал никто. А увольнять нужно было уже сейчас. Когда ему доложили о приезде Дронго, он недовольно отложил бумаги. Только этого непонятного эксперта ему сейчас и не хватало. Голландец пошел привычным путем, он опрашивал всех сотрудников головного офиса, беседовал со всеми, кто знал погибшего. А этот ведет себя как-то странно, даже не разговаривает с сотрудниками, словно ему и не интересно их мнение по поводу случившегося. Может, у этого типа и свои собственные методы расследования, но они явно не нравились Крастуеву.

– Доброе утро Николай Савельевич, – начал Дронго, входя в кабинет Крастуева. Они пожали друг другу руки.

– Что-нибудь случилось? – осведомился Дронго, увидев лицо хозяина кабинета.

– Прислали распоряжение о сокращении штатов на двадцать процентов, – пробормотал Крастуев, – даже не представляю, как быть. У нас и так каждый трудится за двоих или троих. Сейчас нелегко найти работу, и люди ценили свои места, работая на совесть. А теперь я должен их увольнять. Придется просто убирать самых нужных специалистов.

– Понимаю, – кивнул Дронго, – это ужасно тяжело. Представляю вашу задачу. Но вы же знаете, какой сейчас в мире экономический и финансовый кризис. Повсюду происходит сокращение, падает спрос, обесцениваются деньги...

– Человеку с вашей профессией кризис не страшен, – пробормотал Крастуев.

– Наверно, да. В этих условиях еще более увеличивается число мошенников, проходимцев, воров. Кто-то идет на преступление вынужденно, кто-то осознанно, но многие попадают в очень тяжелое положение. Я могу поговорить с вашим секретарем в вашем кабинете?

– С Ларисой Анатольевной? – уточнил Крастуев. – Конечно, можете. Я ее сейчас приглашу, а сам перейду на время в кабинет Ашрафи. Но только полчаса, не больше.

– Это я вам обещаю. Господин Муса Халил еще не появлялся?

– Нет. Но он обещал приехать.

– Очень хорошо. Пригласите вашего секретаря.

Он остался сидеть за приставным столом, когда Крастуев вышел из кабинета. Через минуту вошла Лариса Анатольевна. Она была в строгом темном костюме-двойке. Белая блузка выгодно подчеркивала ее наряд. У нее были собраны волосы, на ногах – танкетки, для удобства. Она являла собой образец почти идеального секретаря, хотя и была специалистом с высшим образованием.

– Еще раз доброе утро, – сказал Дронго. Он уже здоровался с ней, когда вошел в приемную. – Садитесь, пожалуйста, я хочу задать вам несколько вопросов.

Она села напротив. Внимательно посмотрела на Дронго. У нее были карие глаза. Ему понравился ее взгляд. Умный и независимый.

– Извините, что отвлекаю вас от работы, – пробормотал он, – но вы наверняка уже знаете, для чего я сюда хожу.

– Знаю, – кивнула Лариса Анатольевна, – у нас уже многие знают. Я думала, что вы будете вызывать всех сотрудников на беседу. А вы приезжали к нам и почти ни с кем не разговаривали.

– Зачем? – спросил Дронго. – Я убежден, что следователи уже поговорили с каждым из сотрудников компании и узнали все, что можно было узнать. И приехавший за ними голландский специалист тоже побеседовал с каждым. Если бы эти разговоры могли что-то решить, то у нас уже был бы подозреваемый. Но кроме несчастного водителя, никого пока нет. Значит, разговоры не помогают. Так зачем мне тратить на них свое время?

– Логично, – улыбнулась она, – я об этом не подумала.

– Вы уже давно здесь работаете. Скажите, каким был Вилаят Ашрафи? Вы же видели его много раз. Меня интересуют его человеческие и профессиональные качества.

– Достаточно мягким, коммуникабельным. Хотя характер имел взрывной, но быстро отходил. Русского языка он почти не знал, и с ним иногда работали переводчики. Но чаще всего с ним бывали его адвокат и телохранитель, которые довольно неплохо знают русский язык.

– У вас в офисе много женщин?

– Человек двадцать пять. Может, больше, я не считала.

– Как он к ним относился?

– Нормально. Я не совсем поняла вопрос. Если вы интересуетесь, не приставал ли он к ним, то никогда не позволял себе даже намека. Он получил западное образование, а там с этим достаточно строго. Никакого флирта на работе, вы же знаете. Там сразу подают в суд и выигрывают подобные процессы.

– Это в Америке, – усмехнулся Дронго, – в Европе все не так строго, хотя в общем я с вами согласен. Значит, на работе он был безупречен. А в быту?

– Этого я не должна знать. Мы встречались с ним только по службе.

– Не должны, но наверняка знаете. Вы же входили, когда он говорил по телефону, с кем-то общался. Насколько мне известно, вы владеете английским языком.

– Вам уже успели сказать, – поняла она, – да, я слышала его разговоры. Он обычно звонил старшему брату. Иногда беседовал с нашими журналистками. С одной канадской журналисткой. Кажется, ее фамилия была Эткинс, и с нашей беседовал часто. О ней даже писали в журналах.

– Как ее фамилия?

– Вы же наверняка сами знаете. Ее допрашивали в прокуратуре. Наталья Кравченко.

– Больше ни с кем?

– С разными знакомыми, которые у него были. Но я слышала разговоры с этими двумя.

– Теперь у меня к вам будет необычный вопрос, который вам наверняка не задавали ни следователь, ни голландский сыщик. Только поймите меня верно, я спрашиваю не из-за собственного интереса, а потому, что мне это нужно.

– Я вас слушаю.

– Насколько мне удалось узнать, адвокат Муса Халил иногда просил разрешения внести свои деньги в совместные проекты, купить часть акций, чтобы получить свою долю в прибылях компании, то есть фактически нарушал негласную служебную этику. Это правда?

Она молчала, словно размышляя над своим ответом.

– Так делают многие, – осторожно ответила Лариса Анатольевна. – Дело в том, что такая практика – своеобразное поощрение лучших сотрудников компании и менеджеров, которые начинают работать в том числе и на собственный карман.

– Но не адвокатов, которые получают оговоренные гонорары и не могут требовать своего участия в прибылях компании.

– Он мог вложить свои деньги. Насколько я знаю сам господин Ашрафи-младший не возражал против этого.

– Большие суммы?

– Не знаю. Вам лучше спросить у самого адвоката. Или у Николая Савельевича.

– Так и сделаю, – пообещал Дронго. – А кофе ему вы носили?

– Да, его приготавливали на кухне, и я вносила в кабинет. У нас такая практика.

– В то утро он тоже пил кофе?

– Меня об этом спрашивали раз десять. В то утро господин Ашрафи-младший не пил кофе. И ничего вообще не пил. Кофе я принесла только Николаю Савельевичу. Ему обычно даю кофе с молоком.

– Ясно. Спасибо за вашу помощь. И, пожалуйста, никому не говорите о моих вопросах.

– Это я понимаю, – улыбнулась она.

Лариса Анатольевна вышла из кабинета. Дронго задумчиво постучал по столу костяшками пальцев. Он уже собирался выйти из кабинета, когда открылась дверь и вошел Муса Халил.

– Доброе утро, мистер Дронго, – начал он по-английски. – Я вижу, что вы уже успели начать работу, приехав сюда даже раньше меня.

– Я только недавно приехал, – сообщил Дронго.

Муса Халил прошел к столу и уселся в кресло Крастуева. Очевидно, эта хамская манера занимать главные места в филиале компании была у адвоката плохой привычкой. Или он искренне считал, что как основной юрист компании имеет право так себя вести в филиалах.

– Что у вас нового? – весело спросил он.

– А почему вы каждый раз садитесь в кресло хозяина кабинета? – вместо ответа спросил Дронго. – Вам не кажется это несколько неэтичным? Ведь Крастуев сейчас вернется, и ему может не понравиться ваше поведение...

– Когда он вернется, я уступлю ему его место, – нахмурился Муса Халил. – Я не вижу в этом ничего особенного. В конце концов, я здесь не чужой человек.

– И поэтому вы занимаете кресло даже погибшего Ашрафи? Я думаю, что его старшему брату не понравится, если он об этом узнает.

– Не нужно меня шантажировать, – разозлился адвокат. – Я имею право сидеть везде, где хочу. Сам погибший мне это разрешал. И не ваше дело мне указывать...

– Может, потому, что вы все время вымаливали у погибшего право внести свои деньги и получать свою долю в прибылях компании? – продолжил Дронго, задавая свой основной вопрос.

Муса Халил вздрогнул. Открыл рот, чтобы ответить, но ничего не сказал. Закрыл рот. Раздался нервный смешок.

– Вместо того чтобы искать убийцу, вы следили за мной. Я так и думал. Вы просто некомпетентны...

– Это не ответ на мой вопрос, – возразил Дронго. – Значит, вы решили стать компаньоном фирмы? Или купить акции?

– Хватит! – зло крикнул адвокат. – Я ничего вам не скажу. Мы отстраним вас от расследования. Вы непрофессиональны и некомпетентны.

– Может, прямо сейчас позвоним Аббасу Ашрафи и сообщим, почему именно вы хотите меня отстранить? – предложил Дронго.

– Не стоит, – тяжело задышал адвокат. – Скажите, что вам нужно? Почему вы меня так ненавидите? Или считаете, что я мог быть причастен к убийству Вилаята Ашрафи? Неужели вы не понимаете, насколько я был предан этой семье. Неужели не понимаете, какой страшный удар оказался для меня. Я ведь специально выучил русский язык, когда начались наши совместные работы на Каспийском шельфе, чтобы иметь возможность стать юристом компании и приезжать сюда вместе с погибшим. Неужели вы думаете, что я мог быть хоть немного причастен к этому убийству?

– Пока не думаю. Но вы ведете себя глупо и по-хамски, а мне это не нравится. Очень не нравится. Давайте, наконец, договоримся. Я веду свое расследование так, как считаю нужным. А вы мне только помогаете. Вот и все.

– Как хотите, – пожал плечами Муса Халил.

– С разрешения Вилаята Ашрафи вы вложили свои деньги в этот проект компании?

– Да.

– Какая была сумма?

– Небольшая. Для компании это просто ничтожная сумма. Но для меня – все мое состояние. Триста тысяч долларов. Я получил их в банке и привез домой к господину Ашрафи. Он почему-то захотел получить деньги наличными.

– Это было в день убийства?

– Что вы, – даже испугался Муса Халил, – конечно нет. Это было еще полгода назад. В июне, нет, в июле этого года. Я привез деньги, а он позвонил Крастуеву и приказал оформить на меня двадцать сотых одного процента акций из своей доли.

– Он оформил?

– Конечно. Семья Ашрафи – не только руководители этой компании. Они ее владельцы. У Вилаята было около двадцати процентов акций. Это больше тридцати миллионов долларов. Один процент – чуть больше полутора миллионов долларов. А одна пятая процента – это как раз триста тысяч долларов. Согласитесь, что для Вилаята это были смешные деньги. Для меня в условиях кризиса – просто огромная помощь. Если все пройдет нормально, то прибыль может достигнуть от десяти до тридцати процентов. То есть свои триста тысяч долларов я превращаю в четыреста. Ради этого я готов был рискнуть.

– А зачем ему понадобились наличные?

– Откуда я знаю? – искренне удивился Муса Халил. – Может, они ему были нужны для себя. Или на разные расходы. Меня это не касалось. Я получил деньги в банке, забрав с собой Тауфика Шукри, и привез их домой к Вилаяту Ашрафи. Отдал деньги и ушел. Больше меня ничего не интересовало. Он при мне позвонил Крастуеву.

– Значит, о сумме этой доли могли знать, кроме вас, Тауфик Шукри и Николай Крастуев?

– Нет, – ответил адвокат, – никто не мог знать. Тауфик сидел в машине, когда я получал деньги в банке, и ничего не знал. Я взял его на всякий случай для охраны. Крастуев тоже ничего не знал. Я сдал деньги, и Вилаят при мне позвонил Николаю Савельевичу, отдавая распоряжение. Крастуев не мог знать, что я привез такую сумму наличными. И он не спросил о них, прекрасно сознавая, что семья Ашрафи владельцы компании и могут делать со своими деньгами все, что хотят.

– Тогда получается, что кроме вас об этих деньгах никто не знал.

– Так и получается, – кивнул Муса Халил, – но я не причастен к убийству Вилаята Ашрафи.

– Куда тогда исчезли деньги? Насколько я понял, на квартире этих денег не нашли.

– Не знаю, – пожал плечами адвокат, – это было давно, еще весной. Он наверно их давно потратил. Для такого человека, каким был Вилаят Ашрафи, это были вообще не деньги. Мелкая сумма на расходы. У него машины стоили гораздо больше. На его руке были часы, которые оценивались в четыреста тысяч долларов. Сделанные на заказ в Швейцарии. Какая-то известная марка, я в них не очень разбираюсь.

– Я могу уточнить у Крастуева, когда Ашрафи отдал ему распоряжение о переводе акций?

– Не нужно. Я могу сказать вам точно. Я получил их в доверительное управление шестого июля. Точно, шестого июля. У меня все записано. Вы понимаете, что для меня в отличие от Крастуева или самого Вилаята Ашрафи, это был жизненно важный вопрос.

– Часы с его руки не пропали?

– Нет, не пропали. Там вообще ничего не пропало. И никого в квартире не было. И не могло быть. Дело даже не в камерах, установленных у входной двери. Предположим, что убийце удалось каким-то образом обмануть эти видео. Но двери и окна были заперты изнутри. Следователь все лично проверил. И мы тоже много раз. Там никого не было. В квартире оставался только сам Вилаят Ашрафи, который неизвестно от чего отравился и умер. Там проверили всю еду, всю воду, даже воду изо всех кранов. Я вам больше скажу, что мы сделали. Вы ведь знаете, что семья Ашрафи – это не просто фарсы из Ирана. Они правоверные мусульмане и используют в туалете «автофу», то есть специальный кувшин для гигиенических целей. Мы проверили даже воду в этом кувшинчике. Все абсолютно было чисто.

– Странно, что он держал дома такой архаичный предмет, – пробормотал Дронго, – у него в квартире было удобное биде. Кстати, я не видел в его ванных комнатах этой «автофы».

– Мы отправили ее на экспертизу, – пояснил адвокат, – ничего странного нет. У каждого свои привычки. Я, например, никогда не понимал англичан. Они используют биде совсем иначе. Заполняют его водой и затем подмываются. Извините меня, но это гадко и грязно.

– Мы об этом говорили с журналисткой Ритой Эткинс, – вспомнил Дронго, – она выросла в Канаде и считает нормальным, когда англичане моются из раковины, наполняя ее водой. Они так же и подмываются.

– У каждого народа свои традиции, – кивнул Муса Халил.

– Насчет традиций я могу вспомнить реальный эпизод из моей жизни, – сказал Дронго, – только не обижайтесь, я это говорю не для того, чтобы вас оскорбить или обидеть. В девяносто четвертом году у меня была уникальная возможность проехать из Азербайджана в Ирак через Иран. Учитывая, что Иран и Ирак воевали больше десяти лет и линия фронта проходила между двумя границами, это было рискованное предприятие. Но оба государства разрешили мне проехать как паломнику, направляющемуся в Кербелу, святое место для шиитов-мусульман, где похоронен убитый имам Хусейн.

Учитывая, что иранцы сами шииты, а в Ираке их почти половина населения, ни одна из стран не посмела отказать мне в этом праве. И я обратил внимание на одну особенность. Во всех общественных туалетах Ирана была идеальная чистота, даже в горах, в самых отдаленных селениях. И везде стояли эти самые «автофа». А в Ираке туалеты были не столь чистыми. К большому сожалению.

– Спишите это на войну. И не забывайте, что уже тогда Саддам Хусейн был в некоторой блокаде, – напомнил Муса Халил.

– Боюсь, что блокада не виновата. Все зависит еще и от самих людей, господин адвокат. И если Вилаят Ашрафи с его образом жизни привозит сюда этот кувшин для личной гигиены, то это говорит только в его пользу. Но давайте на этом закончим. Кажется, наш разговор принял туалетно-водопроводный характер.

Оба улыбнулись друг другу. Дронго даже не подозревал, что именно эта смешная и экзотическая тема позволит ему наконец выйти на убийцу, узнав, каким образом и кто убил Вилаята Ашрафи.

 

Глава тринадцатая

Вызвав Тауфика Шукри, Дронго в очередной раз отправился в дом, где произошло убийство. Они миновали сидевшего в холле дома охранника, отметившись в журнале для гостей и предъявив свои паспорта. Охранник как-то странно взглянул на них, но ничего не сказал, разрешив им подняться. Очевидно он знал Тауфика Шукри в лицо. Они поднялись в кабине лифта на восемнадцатый этаж, вошли в квартиру. Здесь все было как прежде. Идеально чистая квартира, в которой уже три месяца никто не жил. Дронго прошелся по комнатам. Заглянул в ванные. Если Рита сказала правду, вот отсюда вытекла вода и очевидно просочилась к соседям внизу.

– Кто живет внизу? – уточнил он у Тауфика Шукри.

– Какой-то бизнесмен, – ответил тот, – точно не знаю. Мы вообще мало общались с соседями в этом доме. Жилец напротив – это еврей, который все время обтяпывает делишки во Франции.

– Он российский бизнесмен, – улыбнулся Дронго, – все арабы уже зациклились на слове «еврей». Он российский бизнесмен.

– Нет, он прежде всего еврей, – возразил Тауфик Шукри. – Вы знаете, как они поддерживают друг друга во всем мире. Если бы у арабов было такое единство и каждый из нас согласованно бросил бы в сторону Израиля одну лопату песка, мы бы их давно закопали.

– В тебе говорит арабский экстремист, – заметил Дронго. – А тебе не кажется, что они имеют право жить в этих местах. Ведь Иудея и Израиль существовали еще тогда, когда не было понятия об арабской нации. И когда ООН приняла решение о создании двух государств – Израиля и Палестины, именно арабы первыми начали войну, не признавая права Израиля на существование. Это точные исторические факты. Просто чтобы ты знал.

– Они управляют всем миром, – твердо заявил Тауфик Шукри, – все финансисты и политики у них в руках.

– Значит, в этом виноваты отчасти и вы, – рассудительно заявил Дронго. – Их двадцать миллионов по всему миру, а вас раз в двадцать пять больше. И денег у арабских шейхов куда больше, чем у всех еврейских миллиардеров вместе взятых. Но вы не можете объединиться, не можете даже договориться друг с другом. Для вас арабское единство, не говоря уже о мусульманском единстве – пустой звук. Шииты ненавидят суннитов, фарсы не любят арабов, те, в свою очередь, не доверяют туркам, ортодоксальные режимы не верят светским, те подозревают их в подготовках заговоров. Курды и турки убивают друг друга. В общем, одни сплошные подозрения. И в этом безумном мире Израиль пытается выживать, в окружении многочисленных арабских государств. Что ему и удается.

– Вы правы, – согласился Тауфик Шукри, – мы ненавидим друг друга еще больше, чем своих врагов.

В дверь позвонили. Телохранитель поспешил открыть. На пороге стояла невысокая худая женшина лет пятидесяти. У нее были уже начинающие седеть волосы, чуть вытянутое лицо, длинный вертикально идущий нос, словно разделявший лицо пополам и нависавший над верхней губой. Печальные, уставшие глаза. Женщина взглянула на обоих мужчин и кивнула Тауфику Шукри, которого она знала.

– Это Варвара Константиновна, – представил ее телохранитель, – домработница нашей квартиры. А это господин Дронго, он расследует убийство уважаемого Виалята Ашрафи, да будет земля ему пухом.

Женщина вошла в дом, сняла косынку, пальто. На ней были джинсы и свитер грубой вязки. Она осторожно прошла на кухню. Очевидно, ей будет сложно беседовать в другом месте, понял Дронго. И пройдя на кухню, уселся напротив нее за столом.

– Что вам нужно? – тихо спросила Варвара Константиновна. – Чем я могу вам помочь?

– Вы давно работаете здесь?

– С того момента, как господин Ашрафи снял эту квартиру. Меня пригласили через его компанию. Сказали, чтобы я приходила сюда два раза в неделю, когда его не будет дома, чтобы ему не мешать. Мне выдали запасной ключ, и я стала приходить. Один раз пришла в неурочное время, когда хозяин был дома с гостями. После этого я стала звонить и уточнять, когда мне можно прийти.

– Что входило в ваши обязанности?

– Менять постельное белье и полотенца, вытирать пыль, мыть посуду, в общем все хлопоты по дому.

– Он вам дополнительно платил?

– Иногда оставлял на столике деньги. Один раз оставил, но я не взяла. Тогда он написал записку, чтобы я забрала деньги. Оставлял по двести-триста долларов.

– Что-нибудь необычное в доме вы находили? Какие-нибудь чужие предметы? Или чужие вещи?

– Один раз женские колготки, – спокойно сообщила она. – На телевизоре лежали две пары новых колготок. Я еще удивилась, зачем ему женские колготки. Наверно купил для своей знакомой и забыл о них. Я переложила их на кровать. В следуюший раз их уже не было.

– В доме несколько кроватей и диванов. Они обычно были разобранными?

Она посмотрела на Тауфика Шукри, словно уточняя, можно ли все говорить. Тот кивнул, разрешая рассказывать.

– Здесь всегда был беспорядок. Но я все убирала, – спокойно сообщила она.

– Один раз его знакомая оставила воду в ванной открытой и залила соседей внизу. Вы тогда работали?

– Мне позвонили от его имени и сказали, чтобы я приехала. Когда я вошла сюда, никого дома не было. Но соседей внизу они залили, я спускалась вниз и все сама убирала. Две комнаты были в воде.

– Кто там живет?

– Я их не знаю. Мужчина и женщина. Молодые люди. Лет тридцать или тридцать пять. Детей у них, кажется, нет.

– Они были расстроены? Может, рассержены?

– Нет. Оба смеялись.

– Что еще необычного случилось в этой квартире за последний год?

– Ничего, кроме смерти самого хозяина.

– Как это было? Вы ведь должны были появляться здесь только в его отсутствие?

– Да, я позвонила его секретарю. Она сказала, что он поедет на выставку, потом заглянет на полчаса домой и снова уедет. Я пришла днем, когда он должен был отсутствовать. Хотела открыть дверь, но она была заперта изнутри. Тогда я позвонила, постучала, крикнула. Мне никто не отвечал. Я спустилась вниз и позвонила от охранника. Опять никто не ответил. Там Паша сидел, молодой охранник. Он сразу решил в милицию звонить. Я его даже отговаривала, думала, устал хозяин, заснул. Но Павел милицию вызвал. Они приехали, долго стучали. Никто не отзывался. Потом в офис компании позвонили. Вызвали какого-то специалиста, который должен был открыть дверь. Но там замок изнутри был заперт. Приехали другие сотрудники с таким аппаратом особенным... Вырезали замок, открыли дверь и мы все вошли. Хозяин лежал на диване, и было видно, что он уже не жилец.

– Рядом был какой-нибудь стакан или тарелка?

– Ничего не было. Меня сразу удалили и вызвали еще много людей. Разных экспертов, как они говорили. Потом еще приехали ребята из офиса. Тауфик приехал. Плакал даже, – показала она на телохранителя. Тот отвернулся.

– Больше я ничего не знаю. Меня домой отправили. А через неделю следователь вызвал. Разные вопросы задавал, и я ему честно на все ответила. Только он про постель меня не спрашивал. И про залитого соседа снизу тоже не узнавал. Больше спрашивал про разные записки или людей, которые здесь могли быть. Но я же никого не видела. Только три или четыре раза Тауфик приезжал, продукты разные привозил, воду, когда я здесь была. А больше я никого не знаю. Так следователю и сказала. Через месяц мне позвонили и попросили, чтобы снова сюда приехала, вытирать пыль. Я и приехала. Платят хорошо, вовремя, почему мне нужно отказываться?

– И все?

– Нет, не все. Потом еще какой-то иностранец приехал. С переводчицей. Все спрашивал меня о том, как жил хозяин, что он ел, какие напитки обычно пил. Откуда я это знаю? Что в холодильнике лежало, то, наверно, и пил. Только я в этих винах не разбираюсь. Еще бар был большой в гостиной, в серванте. Он и сейчас там есть. А что хозяин любил пить, я не знаю. Может, чай любил или кофе. И насчет еды я ничего не знала. Тарелки оставляли в посудомоечной машине, а мусор обычно Петя Голованов выносил. Это их водитель был. Я оставляла мусорные мешки у дверей, и он их забирал.

– На кухне есть мусоропровод, – вспомнил Дронго.

– Нет. Прежние хозяева его замуровали. Они здесь не живут и боялись, что через мусоропровод к ним крысы пролезут от других соседей. Здесь многие крышки мусоропроводов приварили, чтобы не пользоваться. Ну и правильно сделали. Кто хочет мусор выбросить, сам несет свои пакеты вниз.

– Разумно, – согласился Дронго. – А напротив соседи появлялись?

– Ни разу. Он живет, говорят, где-то во Франции. Пускай живет. Денег, видимо, много, хочет их тратить. Такую большую квартиру пустой оставил и сам уехал туда. Говорят, от кризиса подальше. Все продал и уехал во Францию. А вот квартиру оставил, жалко наверно. Раньше такие квартиры миллионов пять стоили. А сейчас раза в два или в три в цене упали. Обидно ему было за такие деньги свою квартиру отдавать. Вот он ее поэтому запер и уехал.

– Спасибо вам, – поблагодарил ее Дронго. – А вы не помните, как зовут соседей внизу?

– Я даже не знала, как их зовут, – призналась Варвара Константиновна.

Разговор был закончен. Ничего особенного она не могла вспомнить. Он особо и не рассчитывал. Если бы ее показания могли дать хотя бы одну зацепку, следователь и голландский частный детектив эту зацепку бы раскрутили. Он поднялся, возвращаясь в гостиную. Осмотрел окна. «Предположим самое невероятное. Кто-то влез через окно. Но здесь такая конструкция пластиковых рам, что их невозможно закрыть снаружи. К тому же на всех окнах есть еще и специальные сетки против комаров и мух. Если бы кто-то влез или вылез, то он неминуемо порвал бы эти сетки. Не получается. Ничего не получается».

– Подожди меня здесь, – попросил он Тауфика, – я сейчас вернусь.

Он вышел из квартиры, спустился по лестнице, чтобы выйти на лестничную площадку семнадцатого этажа. Позвонил в квартиру, находившуюся под той, откуда он сейчас вышел. Довольно долго ждал. Дверь наконец открылась. На пороге стояла женщина лет сорока. Она была в коротких светлых брюках и в красной блузке с длинными рукавами. Волосы собраны под пластмассовой заколкой. Лицо было несколько удлиненное, подбородок немного тяжеловат. Серо-зеленые глаза удивленно смотрели на незнакомца.

– Вам кого? – спросила она.

– Извините, – начал Дронго, – я от вашего соседа сверху.

– Господи, – ахнула она, сделав шаг назад, – что вы такое говорите. Он же умер три месяца тому назад.

– Я неправильно выразился. Я его друг, и мы сейчас приехали к нему на квартиру, – пояснил Дронго.

– Что вам нужно от меня?

– Нам сказали, что летом он вас залил. Варвара Константиновна, домработница, нам все рассказала.

– Откуда вы так хорошо знаете русский язык? – спросила женщина. – Вы разве не из Каира?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – я из Баку.

– Ой, Баку, – оживилась она, – я там была два раза. Вы знаете, в молодости, еще школьницей, я была просто безумно влюблена в вашего Муслима Магомаева. Собирала его фотографии, слушала записи. Он был такой замечательный человек. Вы его знали?

– Немного знал.

– Ой, вы счастливчик. А я так ни разу в жизни его и не увидела. Почему вы стоите на пороге? Заходите в квартиру. У меня, правда, такой бардак. Мы только приехали неделю назад и завтра утром опять улетаем.

– Я не хочу вас беспокоить, – тактично заявил он, – позвольте представиться. Меня обычно называют Дронго.

– Очень приятно, господин Дринго, – кивнула она, – а я Тамара Земскова. Мы здесь живем с моим мужем. Извините еще раз, что не приглашаю вас к себе, сами понимаете...

– Конечно понимаю. И не хочу больше вам мешать. Значит, тогда ничего страшного не произошло.

– Пустяки, —отмахнулась она, – муж так и сказал, чтобы мы не волновались. Все потом исправили, побелили и покрасили. Все нормально. Нас здесь не было, когда это произошло.

– Простите еще раз. До свидания. И вам счастливого пути. А куда вы летите?

– В Дели, в Индию, – пояснила она.

– И здесь никто не живет?

– Обычно остается младший брат моего мужа, – пояснила она. – А вы теперь будете жить над нами?

– Боюсь, что нет, – он протянул ей руку. – До свидания. Я рад был с вами познакомиться.

– Я тоже, – она пожала ему руку. – Ой, вы чем-то напоминаете мне самого Муслима Магомаева. Вы с ним случайно не родственники?

– Нет, – ответил Дронго, улыбнувшись.

Он повернулся и пошел к лестнице. Поднялся наверх. Позвонил Эдгару Вейдеманису.

– Что у нас со списком жильцов? – уточнил он.

– Уже почти готов, – ответил Эдгар, – взяли в компании, которая сейчас занята эксплуатацией дома. Там очень интересные жильцы. Есть народный артист из Большого театра, есть директор коньячного завода из Дагестана, есть даже немецкий бизнесмен, решивший купить квартиру на последнем этаже.

– Я не об этом тебя спрашиваю. Есть ли среди них лица, имеющие отношение к химическим институтам или подобным учреждениям?

– Ни одного. Откуда в таком дорогом доме появиться нищему ученому-химику? – спросил Эдгар. – Ты должен понимать: квартиры там стоят не один миллион долларов. Обычному ученому или сотруднику института это явно не по карману.

– Проверь еще раз, – посоветовал Дронго, – и посмотри, есть ли в твоем списке Земсков?

– Есть, – почти сразу ответил Вейдеманис, – он живет как раз под квартирой, где был убит Вилаят Ашрафи. Валентин Ильич Земсков, торговый атташе в Индии. Очевидно, человек далеко не бедный. Его отец был директором универмага, кажется, ГУМа или ЦУМа, мне об этом Кружков рассказывал. Легендарная личность, Илья Ильич Земсков. В Москве шутили, что первый «Ильич», имея в виду Ленина, умер нищим, второй «Ильич» – Брежнев получил сто медалей и орденов, а третий «Ильич» оказался самым умным, сделав себе миллионное состояние.

– Что с ним потом стало?

– Умер уже двадцать лет назад. Или чуть больше. А Земсковы работают в Индии.

– Да, – разочарованно ответил Дронго, – они мне об этом сообщили. Телефон проверил?

– Как раз жду ответа. Перезвоню тебе через несколько минут, – пообещал Эдгар.

Дронго снова вышел за дверь и, вызвав кабину лифта, спустился на первый этаж. Сегодня дежурил другой охранник. Дронго подошел к нему.

– Простите, – сказал он, – я из квартиры на восемнадцатом этаже. Мы приехали полчаса назад.

– Вы же у меня регистрировались, – напомнил охранник. Ему было лет пятьдесят. Волосы пострижены ежиком, красноватое мордастое лицо, густые брови – чувствуется почти военная выправка.

– Верно. Дело в том, что я специальный эксперт, который расследует убийство Вилаята Ашрафи, происшедшее в этом доме. И мне нужны данные о визитах в дом за двадцать второе августа.

Он ожидал чего угодно, только не того, что потом случилось. Охранник мог отказать, возмутиться, мог просто послать его подальше. И тогда пришлось бы долго и тяжело выяснять эти данные либо через Эдгара Вейдеманиса, либо прибегая к помощи Николая Савельевича, который должен был написать письмо и ждать ответа. Но охранник неожиданно широко улыбнулся:

– Господин Дронго, я же вас хорошо знаю. Я раньше работал в военной комендатуре, и вы однажды очень помогли нашему полковнику, когда пропали его документы.

– Да, действительно, это был я, – подтвердил Дронго. Странно, что он не помнит этого охранника. Раньше память его никогда не подводила.

– Я был там дежурным прапорщиком и все время смотрел, как вы работаете, – радостно пояснил охранник, немного успокоив Дронго. – Но вы меня наверняка не помните. Я сидел в соседней комнате и слышал, как вы работаете. Меня зовут Михаил Родионович, Скажите, что вам нужно?

– Посмотрите, кто приходил в дом двадцать второго августа, Михаил Родионович, – попросил Дронго, – примерно с пяти до восьми вечера. Я имею в виду из посторонних. Если они, конечно, отмечались в вашем журнале.

Охранник наклонился и достал какой-то журнал. Начал его листать. Потом поднял голову.

– У нас данные заносят и в компьютер, и в журнал, – извиняющимся тоном пояснил он. Очевидно, с компьютером охранник был не в особых ладах.

– Вот здесь. Двадцать второе августа. Как раз была моя смена. Приходил сантехник на одиннадцатый этаж в пять часов вечера. Нет, их было двое. Пришла няня с ребенком. Приехала журналистка на...

– Как фамилия журналистки? – перебил его Дронго.

– Мяс-ни-ко-ва, – по слогам прочел Михаил Родионович, – да, правильно. Мясникова. Она была у нашего немца с последнего этажа. Долго у него сидела. Поднимались наверх водители. К господину Дымшицу приехала его мама, но паспорт забыла. Пришлось пропустить, но отметку я сделал, хоть ей уже было за девяносто и сын сам спустился за ней. Представляете, ей девяносто лет, а сыну семьдесят, и они до сих пор друг друга какими-то детскими кличками называют. Она его «пусей» зовет, а он ей говорит «мамочка». Остались еще такие люди.

– Разве это плохо? – улыбнулся Дронго.

– Необычно, – ответил Михаил Родионович, – вот еще один гость пришел на пятый этаж. Это мастер телевизионный, антенну настраивал, заявку еще утром послали. Но это наш специалист, мы его давно знаем. Две дамы пришли к господину Аш-ра-фи. Ах, это к вашему клиенту. Точно, были две дамочки. Паспорта не дали, но фамилии назвали. Когда паспортов нет, мы не пускаем, но за ними сам Ашрафи спускался и свой паспорт дал. Вот здесь я отметил. Номер его паспорта. А они свои фамилии назвали. Табакова и Смоктуновская.

Дронго скрыл улыбку. Охранник даже не понял, что эти двое назвались фамилиями популярных актеров.

– Кто-то еще был? – уточнил Дронго.

– Нет, больше никого не было.

– Это точно?

– Моя рука, – гордо показал журнал Михаил Родионович, – если бы это осталось в компьютере, можно было бы сомневаться. Туда не всех вносят. А когда я дежурю, все знают, что мимо меня не пройдешь и не проскочишь. Я всех лично отмечаю. Можете не сомневаться.

– Спасибо вам, Михаил Родионович, – с чувством произнес Дронго, – у меня к вам еще один вопрос. Что-нибудь необычное в доме за последние три месяца произошло? Какое-нибудь ЧП? Может, кого-то залили водой или пожар был?

– Нет. У нас таких вещей не бывает, – махнул рукой Михаил Родионович, – у нас в доме порядок идеальный. Разве что собачка мопс с восьмого этажа умерла. Такая умная собачка была.

– От чего умерла?

– Кто его знает. У них свои собачьи болезни. Ветеринар приехал и ничего сделать не смог. Она и недолго мучилась. Уже к вечеру и околела. А так все нормально.

– Это чья собака была?

– Грузина этого. Как его: Дарсалия Борис Сергеевич.

– Может, он из Абхазии? – уточнил Дронго.

– Может, и абхаз, – согласился Михаил Родионович, – но говорит с грузинским акцентом. Я там пять лет прослужил, сразу этот акцент выделяю. Вот его супруги собачка и околела. Они в квартире своего внука живут. Он у нас известный человек, говорят, что работает где-то вице-губернатором. Родители его погибли в автомобильной катастрофе, и его вырастили дед с бабкой. Вот он им в благодарность и купил эту квартиру. Деньги высылает. Вот такие внуки бывают. А мой оболтус только двойки из школы приносит. Он мне такую квартиру точно не купит, – в сердцах произнес охранник, – но это я так, к слову. Больше никаких происшествий не было. Все у нас нормально. Если не считать убийства вашего клиента, этого арабского бизнесмена. Хотя нам говорили, что он не араб вовсе. А перс из Ирана.

– Их семья выходцы из Ирана, – пояснил Дронго, – но последние тридцать лет они живут в Египте.

– Понятно. Хороший человек был, культурный. И женщины к нему всегда культурные ходили. Вежливые такие, воспитанные. Все здоровались, прощались. Жалко его конечно. Только я думаю, что он сам отравился. Съел что-нибудь. Сейчас в ресторанах разную гадость дают. Червяков всяких, живность дикую, змей разных. Вот он что-нибудь такое съел и отравился.

– Вы так думаете?

– Уверен.

– Спасибо. Вы мне очень помогли, – он пожал руку Михаилу Родионовичу на прощание.

«Кажется, моя популярность иногда приносит конкретные плоды», – подумал он, поднимаясь в лифте на восемнадцатый этаж.

Он вышел на лестничную площадку, когда позвонил его телефон. Это был Эдгар Вейдеманис.

– Мы все проверили, – сообщил он, – вечером семнадцатого января к Ашрафи позвонили из Баку, из нефтяного консорциума. Сейчас мы выясняем, чей это был телефон.

– Насколько мне известно, он бурно реагировал, – напомнил Дронго, – разговор шел на английском, а он потом стал ругаться. И кому-то перезвонил.

– Своему старшему брату в Египет, – сообщил Эдгар, – это мы как раз выяснили. А насчет звонка из Баку сейчас выясняем. Непонятно, почему он так разозлился.

– Уточни, кто именно ему звонил, – попросил Дронго. – Дело в том, что официальный Баку тоже заинтересован в раскрытии этого убийства. Возможно, это большая политическая игра, о которой мы еще не знаем. Может, ему позвонили, чтобы предупредить. Или наоборот, от чего-то отговорить. Прежде чем я позвоню его старшему брату, чтобы узнать, о чем они говорили, мне нужно точно знать, кто именно мог позвонить ему в тот вечер. И учти, что это был человек, говоривший с Ашрафи по-английски.

– Ты считаешь, что в Баку мало людей, говорящих по-английски? – удивился Вейдеманис.

– Наоборот. Сейчас там считается признаком плохого тона не владеть в обязательном порядке русским и английским языками. Почти все высшие чиновники, включая президента, свободно говорят на этих языках. Поэтому мне так важно знать, кто именно звонил ему из Баку.

– Мы работаем, – заверил его Эдгар.

Дронго положил телефон в карман, еще не зная, что уже через несколько минут будет точно знать, каким образом был отравлен Вилаят Ашрафи. Он прошел на кухню, где убирала посуду в шкаф Варвара Константиновна. Подошел к ней.

– Вы слышали про погибшую собачку с восьмого этажа? – спросил он.

– Слышала, конечно, – кивнула она, – во дворе часто их видела. Они, старики, хозяева ее, такие люди чудесные. Всегда вместе ходили, втроем, значит. А этот песик их единственной радостью был. Так убивались они, даже жалко их стало. И собачка такая хорошая была. Они ее даже зимой в специальный тулупчик одевали. И в лифте на руках перевозили, чтобы не застудить.

– Что вы сказали? – ошеломленно проговорил Дронго.

– Чтобы не застудить, – испуганно повторила она, но он уже выбежал из квартиры, громко хлопнув дверцей.

– Он у вас какой-то чудной, – убежденно произнесла Варвара Константиновна, обращаясь к Тауфику Шукри.

 

Глава четырнадцатая

От нетерпения он готов был сам ускорить движение кабины лифта. Наконец она замерла на восьмом этаже. Он выскочил из кабины, бросился к левой двери, позвонил. Долго прислушивался. Неужели он ошибся и хозяева собаки живут в другой квартире. Нет, кажется, не ошибся. Послышались старческие шаги хозяина и его дряблый голос:

– Кто там?

«Странно, что он спрашивает, – подумал Дронго, – у него же есть глазок».

– Извините, что я вас беспокою, господин Дарсалия, но мне нужно с вами срочно переговорить, – попросил он.

– Мы никого не принимаем, – услышал он в ответ.

– Это насчет вашей собаки, – крикнул Дронго, услышав, как старик отходит от двери.

Он прислушался. Кажется, старик замер. Затем повернулся к входной двери. Наконец послышался шум замка. Дверь открылась. На пороге стоял пожилой мужчина. Ему было лет восемьдесят, не меньше. Слезящимися мутными глазами он смотрел на Дронго. Было заметно, что он недавно перенес большое потрясение. Очевидно, собака заменяла им общение с детьми и внуками.

– Что вы хотите мне сообщить? – спросил старик.

– Вы извините, что я вас беспокою, – снова сказал Дронго, – я соболезную вашему горю. Скажите, вы обычно перевозили его в кабине лифта на руках?

– А почему вы спрашиваете?

– Я хочу разобрать, отчего она погибла.

– Мы не знаем, – вздохнул старик, – ветеринар говорит, что это острое кишечное заболевание. Но она ничего не ела. Она была очень воспитанной собакой и никогда не брала чужой еды.

– Вы брали ее на руки, когда перевозили в кабине лифта? – снова спросил Дронго.

– Раньше нет, но за день до смерти брали, – кивнул Дарсалия, – у нас на верхних этажах шел ремонт, и поэтому в кабине лифта убрали ковер. А мы не хотели, чтобы она пачкалась, поэтому брали ее на руки... Какое это имеет значение сейчас. Она погибла, и никто нам ее уже не вернет. Извините меня, я не могу больше с вами разговаривать.

– Когда вы держали ее в руках, она лизнула кнопки на панели? – спросил Дронго. – Скажите мне, она это сделала?

– Я не помню, – ответил старик, – какое это имеет значение. Она была надежным другом. Нет, даже не так. Она была нашим единственным оставшимся другом.

– Борис, кто это пришел? – раздался старческий женский голос из спальной.

– Лежи, это ко мне, – крикнул старик. – Вы ничего нового мне рассказать не сможете, – горько добавил он, – только сделаете мне больно. Уходите.

– Она лизнула панель или нет? – настаивал Дронго. – Это исключительно важно.

– Я не помню. – Он медленно закрыл дверь.

Дронго остался стоять перед закрытой дверью. Он не знал, как ему реагировать. Позвонить еще раз? Но ему так не хотелось беспокоить этих несчастных стариков. Не звонить? Но он обязан довести расследование до конца. Он колебался. Затем поднял руку, чтобы еще раз позвонить. И в этот момент дверь открылась, словно старик почувствовал его жест.

– Она лизнула панель, – подтвердил он, – если вам это нужно. Моя жена вспомнила, что она лизнула панель.

Дверь снова закрылась. Дронго повернулся к кабине лифта. Теперь он внимательно изучал эту панель. Теперь он хотя бы знал, где и каким образом было совершено преступление. Очевидно Вилаят Ашрафи после выставки приехал домой. Он заранее знал, что будет дома не очень долго, так как предупредил свою домработницу о том, что быстро уедет. Убийца наверняка знал, что Ашрафи поедет в лифте один. Значит, убийца вошел в кабину лифта за несколько минут до приезда бизнесмена и нанес яд на кнопку восемнадцатого этажа. Дронго подумал, что сегодня несколько раз нажимал эту кнопку. Он опасливо покосился на свой палец. Нет, здесь яда уже не может быть. Ашрафи вошел в кабину и нажал кнопку, получив порцию яда столь необычным способом. Затем вышел из кабины лифта, вошел в квартиру, запер дверь. Прошел к дивану, очевидно яд уже начал оказывать свое действие. Он лег на диван и умер. Убийца снова вошел в кабину лифта и тщательно стер яд с кнопки. Для совершения убийства ему нужна была только кабина лифта. И он точно знал, что нельзя появляться на лестничной клетке восемнадцатого этажа, где были установлены камеры.

Теперь все сходится. Тайна невероятного преступления раскрыта. Очевидно во время ремонта наверху, когда из кабины убрали ковер, хозяева мопса перевозили его на руках. И в какой-то момент собачка лизнула панель. Возможно, некоторое микроскопическое количество яда протекло между кнопками. Для человека такая доза могла быть болезненной, но не смертельной. А для маленького мопса через язык могла попасть ничтожная доля, которая стала для него смертельной. Только этим можно объяснить внезапную гибель здоровой собаки. Возможно, убийца понял свою оплошность и вторично обработал панель, чтобы не оставлять никаких следов. Сейчас на ней уже ничего невозможно обнаружить.

Из этого следуют некоторые очевидные вещи. Убийца был знаком с погибшим бизнесменом. Он живет в доме и знает, как работает система наблюдения. Он не приезжал в дом в тот роковой день, ведь всех побывавших здесь наверняка проверяли в прокуратуре и в ФСБ. Значит, этот человек жил в доме. У него была возможность убрать остатки яда сразу после появления Ашрафи. И он точно знал, что Ашрафи приедет. Остается узнать, с кем мог разговаривать погибший в тот день и кто именно живет в остальных квартирах. Вейдеманис говорил, что химиков здесь нет. Но не обязательно, чтобы отравитель жил в этом доме. Возможно, убийца имеет своего знакомого химика или подручного, через которого достает нужный яд.

Теперь нужно выяснить, кто и почему убил бизнесмена. Если это политическое преступление, то почему они не обработали панель таким образом, чтобы исключить возможность гибели собаки. Нет, не похоже. Это скорее бандитский почерк. Но Изумрудов был достаточно серьезным человеком. Если бы это убийство совершил кто-то из криминального мира, то Изумрудов об этом знал бы наверняка. Интересное положение.

Дронго вышел на девятнадцатом этаже. Осмотрел лестничную клетку. Если предположить невероятное, что убийца спустился вниз каким-то неведомым образом? Нет, такое случается только в кино. Он услышал, как отворилась дверь одной из квартир, как раз той, которая была напротив. Оттуда вышел мужчина лет шестидесяти. Он взглянул на Дронго и вежливо поздоровался:

– Добрый день.

– Здравствуйте, – машинально кивнул ему Дронго.

Незнакомец повернулся к лифту, собираясь вызвать кабину. И снова обернулся.

– Простите, – сказал он извиняющимся тоном, – вы не господин Дронго?

Мужчина был одет в дорогую дубленку, на ногах сапожки. В руках он держал ондатровую шапку. Дронго взглянул на незнакомца. Характерное вогнутое лицо, светлые, почти рыжие волосы. Кустистые брови, изогнутый как клюв нос. Где он его видел? Память на этот раз не подвела.

– Это вы, Давид Аронович, – обрадовался Дронго. – Вы живете здесь?

– Вот именно, – кивнул тот, – а я смотрю и думаю, вы это или не вы. Какими судьбами, господин эксперт?

– По своим делам, – неопределенно ответил Дронго.

– Догадываюсь, – улыбнулся Давид Аронович. – Насчет убийства этого арабского бизнесмена, которого отравили на восемнадцатом этаже. Вы знаете, я ничего не имею против арабов, но он вел довольно разгульную жизнь, часто приглашал к себе таких дорогих девочек.

– Откуда вы знаете? Может, это были его гостьи?

– Я уже пожилой человек, господин Дронго, и умею отличать обычных женщин от тех, кого покупают за большие деньги. Этих привозили на специальных машинах с охраной. Я все видел...

– Может, в таком случае вы знаете, кто его убил?

– Этого я не знаю, – хитро улыбнулся Давид Аронович, – но если такой человек, как вы, взялся за расследование этого преступления, то я думаю, вы его раскроете. Может, зайдем к нам? Соня будет вам очень рада.

– Нет, спасибо, в следующий раз, – ответил Дронго. – Спасибо за приглашение. А вы давно переехали в Москву?

– Уже двадцать лет. Еще до этого распада, – ответил Давид Аронович. – Как поживает ваш папа? Он тогда очень помог мне, и я этого никогда не забуду.

Отец Дронго был известным адвокатом, и он тогда вытащил одного из самых талантливых «цеховиков», работавших в Баку, – Давида Ароновича Савицкого, из тюрьмы. Во времена, когда оправдательный приговор был почти немыслимой роскошью, дело отправили на доследование и затем закрыли, выпустив Савицкого за недоказанностью обвинения. Самое смешное заключалось в том, что Давид Аронович действительно нарушал все советские законы о кооперации, частном предпринимательстве и хищениях государственной собственности в особо крупных размерах. Но делал это таким безупречным образом, что не нарушал советских законов. Формально не нарушал. Однако ОБХСС получил задание посадить Савицкого в тюрьму от партийных органов. И его посадили без достаточных улик и без всяких оснований. В любой демократической стране мира его бы сразу оправдали. Но тогда дело растянулось на два года и закончилось освобождением Савицкого. Он этого никогда не забывал.

– Папы не стало в прошлом году, – ответил Дронго.

– Ой, как жалко, – покачал головой Давид Аронович. – Он был таким светлым человеком. Мир его праху. У нас, евреев, говорят, что если вы спасете хотя бы одного человека, хотя бы одну душу, то и тогда вам даровано место в раю с праведниками. Ваш папа спас меня от неминуемого расстрела и, значит, уже обеспечил себе место в раю. А скольким людям он вообще помог. Не переживайте, он был очень хорошим человеком.

– Спасибо, – кивнул Дронго, направляясь к лестнице.

– Не забывайте, что я всегда готов вам помочь, – крикнул Савицкий на прощание.

Дронго спустился вниз. Он в который раз вошел в квартиру, где погиб Вилаят Ашрафи. Осмотрел входную дверь, прошел к дивану. Тауфик Шукри следил за ним, не говоря ни слова. Дронго уселся в кресло.

– Вот и все, – выдохнул он, – я по крайней мере знаю, как убили твоего бывшего шефа.

– Как его убили? – сразу спросил телохранитель.

– Пока рано говорить, – пояснил Дронго, – сначала нужно найти самого убийцу.

Он позвонил Эдгару Вейдеманису.

– Все телефонные звонки, которые были сделаны погибшим в день убийства. Все входящие и исходящие, – попросил он.

– Данные находятся у следователя, – пояснил Эдгар, – он проверяет всех позвонивших. Насколько я знаю, проверка уже закончена, и она ничего не дала.

– Нужно еще раз проверить, – твердо заявил Дронго, – обязательно еще раз все проверить. Убийца точно знал, что Вилаят Ашрафи появится в доме сразу после полудня. И приготовился. Более того, я только сейчас понял, насколько убийца был осведомлен. Ведь на восемнадцатом этаже никто не живет, кроме Вилаята Ашрафи. А с телохранителем он обычно в кабине лифта не поднимался. Значит, в два часа дня к себе мог подняться на восемнадцатый этаж только убитый. Остается обработать ядом именно кнопку восемнадцатого этажа. И тогда все.

– Рискованное мероприятие, – с сомнением произнес Эдгар, – нужно все очень тщательно рассчитать.

– Он все и рассчитал, – сказал Дронго. – Я приеду, и мы снова просмотрим весь список. Убийца обязательно должен быть среди жильцов дома. Иначе его бы обязательно зарегистрировали и отметили в журнале. Но в день убийства незнакомых не было.

– Тогда зачем ему убивать бизнесмена, если это обычный сосед. Какие причины, в чем логика преступления?

– Пока не знаю. Но чувствую, что подобрался достаточно близко. Остается все проверить.

Он увидел, как на дисплее его телефонного аппарата загорелся номер вызывающего абонента. Дронго нахмурился. Это был незнакомый номер. Как и любой нормальный человек, он боялся незнакомых телефонных звонков. Но, верный своим принципам, он попрощался с Эдгаром и ответил:

– Я слушаю вас.

– Говорит следователь по особо важным делам Федосеев, – услышал он приглушенный голос, – вы господин Дронго?

– Меня обычно так называют, – сказал он свою излюбленную фразу.

– Примерно так мне и сказали. Я веду расследование по делу об убийстве господина Вилаята Ашрафи Мостоуфи, египетского бизнесмена, отравленного в Москве примерно три месяца назад.

– Очень приятно. Вы позвонили, чтобы сообщить мне об этом?

– Нет, – не принял шутку Федосеев, – насколько мне удалось узнать, вы развили в нашем городе невероятную активность, успев побывать во многих местах. Только учтите, господин сыщик, что вы не местный, и у нас иностранцам не разрешена процессуальная деятельность. Поэтому при любой оплошности я потребую сразу выслать вас из страны.

– Для начала очень даже солидно, – пробормотал Дронго. – Это все, что вы хотели мне сказать?

– Нет, не все. Хотел сказать, что вы напрасно дали согласие на частное расследование. Прокуратура проводит официальное расследование в связи со смертью иностранного гражданина. И вы все равно ничего не найдете. Вам, наверно, не сообщили, что здесь был до вас частный детектив из Нидерландов, который тоже ничего не сумел найти. Это все не так просто, господин Дронго. Насколько я знаю, даже в детективной литературе нет ни одного случая, когда иностранец успешно справлялся бы с раскрытием преступлений.

– Вы плохо читали книги, – пробормотал Дронго. – Один из самых известных сыщиков в мире был Эркюль Пуаро. Он обычно расследовал все преступления, совершаемые английскими джентльменами и их женами. А ведь он был бельгийцем по рождению и гражданству.

– Вы не Пуаро, – разозлился Федосеев. – И вообще считайте, что я вас предупредил. У нас есть конкретный подозреваемый, с которым мы уже работаем. Я думаю, что через неделю мы уже выйдем на признательные показания. Здесь все ясно. Никто другой отравить Ашрафи просто не мог. Либо водитель, либо телохранитель. Третьего просто нет.

– Вы ошибаетесь, – возразил Дронго, – убийца совсем другой человек. Это как раз не водитель и не телохранитель. У меня есть абсолютно точные данные о том, как было совершено убийство. И я могу доказать невиновность водителя, которого вы так упрямо пытается изобличить. Конечно, если ему не давать есть, пить и спать, то уже через неделю он даст признательные показания. Но я говорю вам о настоящем расследовании...

– Что вы такое несете? – гневно спросил Федосеев. – Какие доказательства у вас есть? Все настолько просто и ясно, что ничего иного не может быть.

– Может, – убежденно заявил Дронго, – я же говорю вам, что у меня есть конкретные доказательства его невиновности.

– Готовите речь для суда? – спросил Федосеев. – Я знаю, что вас уже оформили помощником адвоката. Только вы зря стараетесь, у вас не будет шансов применить свое ораторское мастерство. Мы сделаем процесс закрытым, и вам придется вещать в пустом зале. И учтите, что присяжных тоже не будет. Это дело касается иностранного гражданина, поэтому будут трое судей, которые не поддадутся на ваши уловки. И вынесут обвиняемому справедливый приговор.

– Вы даже не хотите меня слушать, – огорчился Дронго. – Я же сказал вам, что Голованов не виновен.

– Тогда назовите мне имя убийцы, – потребовал Федосеев.

– Пока не могу. Но я могу приехать к вам и рассказать, как было совершено это уникальное преступление. Но в ответ рассчитываю на взаимную любезность.

Федосеев молчал.

– Алло, вы меня слышите? – спросил Дронго. – По-моему, разумное предложение и вам нужно соглашаться.

– Что вы хотите взамен?

– Распечатку телефонных разговоров погибшего в день убийства, – пояснил Дронго, – она мне срочно нужна. И уточненный список жильцов. Он мне тоже понадобится. Хотя мои помощники уже добыли такой список, но допускаю, что у вас он может быть более полным.

– А если вы блефуете и я ничего не получу? – поинтересовался Федосеев.

– Это я должен переживать, что вы меня обманете. Вы же официальное лицо, у вас больше власти, возможностей, больше людей. Я всего лишь обычный частный эксперт, который пытается установить истину.

– Договорились, – неожиданно согласился Федосеев. – Когда вы сможете к нам приехать? Мы находимся в Следственном комитете при прокуратуре республики, это прямо в центре города...

– Я знаю, где вы находитесь, – улыбнулся Дронго. – В вашем ведомстве у меня много знакомых. Вы можете даже навести справки, и они вам подтвердят, что я никогда не обманываю своих партнеров и не блефую в отношениях с ними. Хотя не могу не сказать, что достаточно часто обманываю своих возможных противников.

– Приезжайте, – разрешил Федосеев.

Дронго подумал, что уже пора звонить старшему брату погибшего. Но с другой стороны, если он сейчас сообщит о преступлении, то вполне вероятно, что Аббас Ашрафи сам примчится в Москву со своими людьми. И они устроят настоящую охоту за остальными жильцами дома, не дав им нормальной жизни. Преступника таким образом они, конечно, не найдут. Он затаится, и они ничего не смогут сделать. Только помешают ему в проведении дальнейших раследований. Нет, звонить в Каир еще не время. Нужно все более тщательно проверить. И среди загадок этого преступления есть некоторые, на которые ответы пока не найдены.

Кто звонил из Баку и почему погибший так разозлился? О чем они говорили, если он сразу перезвонил старшему брату. Кто приходил к Ашрафи двадцать второго августа. Ведь в журнале посетители не отмечены. Значит, был конкретный человек, который прошел охрану и не отметился. Почти невозможно. Охранники знают, что все гости записываются на пленку, и провести камеру практически невозможно. Значит, пришедший был точно одним из жителей дома.

И еще несколько вопросов. Зачем погибшему понадобилась такая огромная сумма наличными? Что он с ней делал. Кажется, кто-то сказал, что Вилаят Ашрафи иногда ходил в казино. Вуличенко. Они иногда вместе ходили в казино. Нужно будет проверить и эту версию. Неужели он взял деньги для казино? Нет, глупо. У него на счетах наверняка были такие деньги. Если у человека на руке такие дорогие часы, то наверняка он имеет раз в десять денег больше на своих счетах. Муса Халил сказал, что они стоили целое состояние. Куда тогда делись эти деньги, если в квартире их не было? Потратил? Но куда и на какие нужды? Значит, кому-то отдал. Это более реально. Почему отдал? Испугался? Нет. У него был свой личный телохранитель, и он мог улететь в любой момент и даже не появляться здесь. Нет, нет, судя по всему, он был не из пугливых. Значит, отдал добровольно. Почему? Кому? Сколько вопросов, на которые пока нет ответа. Нужно будет попросить Федосеева рассказать все, что известно на этот момент следствию. И тогда можно будет делать какие-то более конкретные выводы.

Он прошел на кухню, попрощался с Варварой Константиновной, пожал руку Тауфику Шукри. Спустился вниз. Увидев его, Михаил Родионович поднялся, вставая по стойке «смирно».

– Вольно, – скомандовал Дронго, – а этот Дарсалия давно у вас живет?

– Уже два года, – громко доложил Миахил Родионович, – его внук купил им эту квартиру. Он работает вице-губернатором и может позволить себе такие безумные траты.

– Они похоронили собаку или кремировали ее?

– Хотите спросить, они ее закопали или сожгли? – уточнил охранник. – Нет, кажется, закопали. Рядом с нашим зоопарком есть кладбище для животных. Там и закопали тело собачки. А почему вы спрашиваете?

– Может, понесу цветы на ее могилу, – пояснил Дронго.

У охранника полностью отсутствовало чувство юмора. Он понимающе кивнул. Дронго вышел на улицу, прошел к своему автомобилю, усаживаясь на заднее сиденье.

– Срочно в прокуратуру, – попросил он водителя.

 

Глава пятнадцатая

В Следственном комитете уже был выписан пропуск на его имя. Он подумал, что если бы все сложилось немного иначе, возможно, он приезжал бы сюда для докладов и отчетов. Недавно созданный Следственный комитет при прокуратуре республики был новым подразделением, в котором работали бывшие следователи прокуратуры. Когда много лет назад он заканчивал юридический факультет Бакинского университета, почти все ребята мечтали попасть в прокуратуру. Каждый хотел был следователем или помощником прокурора. И дело было не только в романтике. Романтиков было не так много. Зато все отчетливо представляли себе возможности прокурора. В южных республиках эта должность считалась одной из важнейших в любом районе, вместе с такими престижными, как первый секретарь райкома, председатель райисполкома, руководитель местного отделения КГБ и начальник милиции. Но в прокуратуру брали только с так называемым рабочим стажем. Считалось, что люди, отработавшие на производстве, лучше понимают проблемы трудящихся. И вообще выдвигать на работу в органы прокуратуры необходимо людей «от станка и сохи». Никого не интересовало, что многие из выпускников чтобы получить такой стаж, просто числились в каких-нибудь колхозах или на заводах, получая нужную запись в трудовую книжку. Такой записи у него не было. И мечты о прокуратуре стали только мечтами.

Зато в милицию требовалось более сорока человек из ста выпускников. Но его распределили на оборонное предприятие закрытого типа, так называемый «почтовый ящик». Уже оттуда он уехал в Минск, после окончания специальных курсов попал в Москву и за рубеж. Все могло сложиться немного иначе. Уже потом он был тяжело ранен, вернулся в Союз, который распался, оставив в наследство пятнадцать республик и кучу нерешенных проблем политического и экономического характера.

Федосеев оказался мужчиной лет пятидесяти пяти. У него были густые седые волосы. Тяжелые роговые очки, требовательный взгляд, хорошо поставленный голос. Резкие, глубокие морщины пересекали его чело. Одним словом, он мог сыграть в кино почти идеального следователя, вдумчивого и солидного. Но он и в самом деле был опытным следователем, проработав в прокуратуре больше тридцати лет на самых различных должностях и занимая в настоящее время должность следователя по особо важным делам.

– Добрый день, – пожал он руку вошедшему. – Вас действительно многие знают. Некоторые отзываются так восторженно, словом вы действительно умеете творить чудеса, – заметил Федосеев.

– Не умею, – ответил он, усаживаясь на стул, – я всего лишь обычный эксперт по вопросам преступности. И за время своей деятельности сумел накопить некоторый опыт.

– Я приготовил для вас список телефонов, – сразу сказал Федосеев, усаживаясь не на свое место, а напротив гостя, за приставным столиком. – Вот здесь список, кому он звонил в этот день, а здесь список, кто ему звонил. Обратите внимание, что ему звонили с неизвестного телефона дважды утром. Нам удалось уточнить, что это был аппарат, находившийся в трех кварталах от его дома.

– Спасибо, – кивнул Дронго. Очевидно, кто-то из сотрудников прокуратуры действительно дал ему неплохую рекомендацию, если Федосеев так резко изменился и выдал ему список, не дожидаясь ответной информации.

Что же, значит, следователь был неглупым человеком. Умение признавать собственные ошибки – признак зрелого ума.

– А это список жильцов, – протянул ему следователь третий лист, – но учтите, что многие не живут в доме. Например, его сосед по лестничной клетке. В таких домах это не редкость. Квартиры здесь покупали как вложение капитала. До экономического кризиса такие квартиры дорожали каждый год на десять-пятнадцать процентов. А теперь с еще большой скоростью падают в цене.

– Никто не мог подумать, что кризис начнет развиваться столь стремительно, – согласился Дронго. – Итак, вы считаете, что в убийстве виноват водитель погибшего бизнесмена. Я могу узнать почему?

– Можете, – ответил Федосеев, – в тот день они возвращались с выставки в этой машине. Ашрафи вышел из автомобиля, в сопровождении телохранителя вошел в дом. Телохранитель остался в холле, а бизнесмен поднялся к себе домой. Вошел в квартиру, запер дверь изнутри и через несколько минут умер, ни к чему не прикасаясь. Эксперты установили, что он умер, отравленный сильнодействующим ядом, действие которого стремительно протекает в течение нескольких минут. Это означает, что он мог быть отравлен только в салоне автомобиля. Мы, конечно, исследовали машину, но никаких признаков яда так и не нашли. Зато нашли остатки кокаина. Уже на этом основании мы могли арестовать водителя за хранение наркотиков. Что мы и сделали.

– А если он не имел к этому никакого отношения? – спросил Дронго. – В той машине передвигался не только Вилаят Ашрафи, но и его знакомые девицы, среди которых могли быть любительницы пользования подобным зельем.

– Возможно. Но мы нашли их в салоне автомобиля, которым управлял Голованов. Если там был один порошок, то вполне вероятно, что мог быть другой. У нас просто это единственно разумная версия, объясняющая, где мог быть отравлен египетский бизнесмен.

– Его семья считает, что это политическое убийство.

– Я об этом знаю. Они настаивают, что их родственника могли убрать конкуренты или соперники. Я могу согласиться с этим как с мотивом преступления. Но каким образом его убили, не прибегая к помощи водителя? Второй подозреваемый – телохранитель. Но он иностранный гражданин, и мы пока взяли с него подписку о невыезде.

– Вам не кажется, что вы несколько дискриминируете своего гражданина, – усмехнулся Дронго. – Если Голованов – российский гражданин, то его можно арестовать и держать столько времени в заключении. А Тауфик Шукри египтянин, и поэтому с ним вы обходитесь более бережно.

– Не нужно приписывать нам такую чудовищную избирательность. Не забывайте, что кокаин нашли в машине, которой управлял именно Голованов, – напомнил следователь.

– Как он сам объясняет наличие кокаина?

– Ничего не объясняет. Клянется, что ничего не знает.

– А убийство?

– То же самое. И напрасно вы считаете, что мы можем мучить здесь наших обвиняемых. Эти методы в прошлом. Никто не лишает его сна или еды. Сейчас это просто невозможно.

– Но содержание в общей камере с уголовниками – это тоже нелегкое испытание, – возразил Дронго. – И я приехал, чтобы рассказать вам, каким образом было совершено это преступление.

– Интересно послушать, – пробормотал следователь, снимая очки и протирая стекла.

– В тот день неизвестный убийца точно знал, что Ашрафи приедет домой. Даже знал точное время. Я подозреваю, что два звонка с неизвестного телефона на улице сделал именно убийца. Он живет в доме и находится среди соседей. Именно поэтому его имя не зафиксировано в журнале посетителей. Кроме того, он точно знал, что на восемнадцатом этаже никто, кроме Ашрафи, не живет. Убийца приехал загодя и ждал, когда к дому подъедет машина Ашрафи. Может, даже смотрел из окна. Увидев приехавшую машину, он вошел в кабину лифта и смазал кнопку восемнадцатого этажа на панели лифта сильнодействующим ядом. Оставалось подождать. Ашрафи вошел в кабину лифта и надавил кнопку, соприкасаясь с ядом через поры своего указательного или большого пальца. Кабина лифта поднялась, Ашрафи вышел из нее, вошел в квартиру, запер дверь. Очевидно, яд подействовал не сразу, все-таки он был введен не оральным путем, а через кожу. Но яд подействовал, и Вилаят Ашрафи лег на диван, почувствовав себя плохо. Где он и умер. Затем появилась домработница, которая не смогла попасть в квартиру. И уже позже сотрудники милиции и прокуратуры, которые не нашли никаких следов яда в квартире. И не могли найти. Когда Ашрафи вошел в квартиру, убийца снова прошел в кабину лифта и тщательно вытер эту кнопку. Вот как было совершено это невероятное преступление.

– Красиво, – задумчиво сказал Федосеев, – умно и красиво. Возможно, я бы поверил в эту версию. Возможно. Но это только ваша гипотетическая версия. Никаких доказательств у вас нет.

– Есть, – возразил Дронго, – дело в том, что любое идеальное убийство может выдать незначительная деталь. Дьявол в мелочах, как вам известно. Примерно через неделю начался ремонт на верхнем этаже, и строители убрали ковер из кабины лифта, чтобы перевозить стройматериалы, которые пачкали пол кабины. Именно в это время вышли погулять на улицу соседи с восьмого этажа, чета пожилых людей из Абхазии. Борис Сергеевич Дарсалия и его супруга. У них был любимый мопс, которого они благоразумно взяли на руки, чтобы собачка не испачкалась. Так вот, я специально уточнил. Собака лизнула панель, где были кнопки вызова. Очевидно, какое-то количество яда там осталось. Не на кнопке, а в щели между кнопками. И эта капля стала роковой для мопса. Уже вечером он начал сдавать и затем околел. Приехавший ветеринар констатировал острое кишечное заболевание, хотя старики убеждены, что их собачка была хорошо воспитанным домашним животным и ничего чужого не ела. Тем не менее собака умерла и была похоронена на кладбище зоопарка. Я думаю, что вам будет нетрудно добиться разрешения на эксгумацию трупа несчастного мопса. И это будет моим доказательством происшедшего убийства.

Федосеев молчал. Затем поднялся, подошел к телефону и снял трубку.

– Левитина ко мне, срочно, – быстро сказал он, – найдите его, где бы он ни был. Пусть срочно приедет ко мне.

Положив трубку, он вернулся на место, усаживаясь напротив Дронго и избегая смотреть ему в глаза.

– Неужели вы выяснили все это за несколько дней? – раздраженно спросил следователь.

– Для этого мне пришлось задействовать все мои связи, – признался Дронго, – и я точно знал, что убийство совершили не криминальные элементы. Нужно было сначала понять, как произошло убийство. Я не верю в мистику или в невероятные убийства, которые нельзя раскрыть. Каждому событию должно быть разумное и рациональное объяснение.

– И кто, по-вашему, это сделал?

– Пока не знаю. Но полагаю, что список подозреваемых у нас уже есть. Этот человек точно знал, когда приедет Ашрафи, знал, что на восемнадцатом этаже никто не живет. Знал, что Ашрафи войдет в кабину лифта один. И имел возможность дважды беспрепятственно войти в кабину лифта, не вызывая подозрений. И еще он точно знал, что камеры установлены на лестничной клетке восемнадцатого этажа и ему нельзя там появляться. Этот человек мог быть только одним из соседей. И никем другим.

– Похоже, – согласился следователь, – иначе бы он просто обработал дверную ручку.

– У меня уже был такой случай, – признался Дронго, – но в данном преступлении убийца оказался умнее и находчивее. Судя по составу яда, это очень сильнодействующее средство. Значит, должен быть его изготовитель. Отравитель высшей категории. Среди жильцов дома есть химики или имеющие отношение к химическим институтам?

– Насколько я знаю, нет. Есть один директор института. Но это институт экономического профиля, и сам директор успешный бизнесмен, а не химик.

– Нужно проверить и образование каждого из соседей. Возможно, бывший химик сменил свою деятельность, став бизнесменом, – предположил Дронго.

– Проверим, – кивнул Федосеев, – обязательно проверим всех остальных жильцов. Никогда бы не подумал, что такое вообще возможно. Просто цирк какой-то. Фокусы мастера Кио.

– Очень циничное и расчетливое преступление, совершенное небесталанным человеком, – заметил Дронго.

– В таком случае нужно отпускать Голованова, – подвел неутешительный итог для себя следователь. Он первый заговорил об этом. Любая ошибка – всегда следствие неточной информации, неверно понятой и принятой, но если человек признает свои ошибки, он проявляет свой характер.

– Полагаю, что да, – согласился Дронго, – ведь даже физически водитель не мог забежать, опередив своего патрона, и совершить это убийство. Хотя бы потому, что любой визит водителя был бы зафиксирован в книге посетителей. Водителей всегда отмечали, их не пропускают без этого в дом.

– Я думаю, что уже сегодня мы его отпустим. Пока под подписку о невыезде. Хотя ваша версия и звучит достаточно убедительно. Но я обязан проверить. Если собака умерла так, как вы сказали, то в ее теле мы обязательно найдем присутствие того самого яда. И тогда все подтвердится.

– Проверяйте, – согласился Дронго, – я поэтому и приехал к вам, чтобы сообщить свою версию случившегося.

– Спасибо, – выдохнул Федосеев, – вы действительно мне очень помогли. Сейчас начнем проверку всех соседей, и я думаю, что мы вычислим вашего «отравителя».

– Нашего, – возразил Дронго, – нашего общего знакомого, которого мы с вами обязаны найти. До свидания. Списки я заберу с вашего разрешения.

– Конечно. Только один вопрос. Как вам удалось так быстро все понять, все вычислить? Я занимаюсь этим расследованием уже три месяца. И мы проверяли все – от кабины лифта до холла, от квартиры до машины. Я провел беседы с целой толпой возможных свидетелей. У меня даже был список из восьмидесяти четырех свидетелей, с которыми общался погибший. А вы приехали сюда и так быстро все узнали.

– Не быстро, – возразил Дронго, – я как раз опирался на результаты вашей работы. И работы нашего голландского коллеги. Я рассуждал примерно слелующим образом. У меня тоже был ваш список из восьмидесяти четырех человек. Но зачем снова с ними беседовать, если вы с ними уже говорили. Зачем проверять очевидные вещи, если вы их наверняка проверили. Зачем искать следы яды в машине или в квартире, если вы ничего не нашли. Я как раз исходил из вашего опыта. Дело в том, что я верю в профессионализм следователей по особо важным делам. Вы не обычный молодой практикант, а человек, имеющий за спиной десятки и сотни расследований. Это не комплимент, это констатация очевидного факта. И все следственные действия, которые необходимо было провести, вы наверняка провели. Да и голландский специалист тоже был не новичком, если имеет репутацию известного европейского частного детектива. Значит, нужно было искать, отталкиваясь от этих фактов. Искать, понимая, что вы оба проделали огромную работу, и подвергать ревизии вашу деятельность не имело никакого смысла. Мне нужно было всего лишь продумать нестандартные ходы во время этого расследования, которые вы наверняка не применяли.

– И вам это удалось, – криво усмехнулся Федосеев. Он поднялся с места, протянул руку гостю.

– Надеюсь, что теперь мы расстанемся не надолго, – предположил следователь. – И уже к следующей нашей встрече я смогу рассказать вам, кто именно и почему совершил это убийство. Теперь я могу даже заключить пари, что найду убийцу быстрее, чем вы.

– Не буду спорить, – тактично ответил Дронго. – У вас гораздо больше возможностей, чем у меня. Кроме серого вещества и двух помощников, я больше ничем не располагаю, а в вашем распоряжении целый штат и вся московская милиция с ее экспертами, патологоанатомами и криминалистами. Желаю вам успехов.

– Вам тоже. – Теперь в глазах Федосеева сквозило любопытство.

Выйдя из здания Следственного комитета, Дронго уселся в салон своего автомобиля и попросил водителя отвезти его домой. По дороге он позвонил Вейдеманису и сообщил ему, что получил все три списка.

– Я выполнил часть вашей работы, – пошутил Дронго, – а как ваши успехи? Узнали, кто звонил из Баку погибшему Ашрафи?

– Узнали, – сообщил Эдгар, – это был консул Великобритании в Азербайджане господин Уильям Кэрил. Я проверил дважды, и никакой ошибки, это его номер телефона. Тогда получается, что Вилаят Ашрафи был каким-то образом связан и с англичанами, а это меняет все дело. Как ты считаешь?

– Не знаю, – честно ответил мрачный Дронго. Если звонил действительно английский консул, тогда вся версия с гениальным «отравителем» просто рушилась. Убийство Ашрафи приобретало отчетливо политический характер.

 

Глава шестнадцатая

Весь вечер он обдумывал ситуацию, просматривая список жильцов дома, пытаясь понять, кто и зачем мог участвовать в этом убийстве. Среди соседей было много известных людей, но гадать таким образом, высчитывая, кто из них мог быть «отравителем», ему не хотелось. Он понимал, что Федосеев сейчас занят теми же поисками, и некий азарт охотника, проснувшийся в Дронго, требовал незамедлительных ответов, словно он решил во что бы то ни стало опередить следователя.

Именно поэтому утром он снова отправился в офис компании, где еще более мрачный Крастуев готовил списки на сокращение. Дронго попросил разрешения занять кабинет Ашрафи и усевшись за столом, позвонил Вейдеманису.

– Тебе нужно срочно лететь в Баку, – предложил он Эдгару, – я дам тебе номера моих друзей, чтобы через них ты узнал, кто такой этот Кэрил.

– Я думал, ты сам полетишь, – предположил Вейдеманис.

– Нет, это сейчас просто невозможно. Мне нужно остаться здесь, чтобы разоблачить наконец неизвестного нам «отравителя». Возможно, он более опасный человек, чем мы это себе представляем. Возьми билет на дневной рейс, кажется, он уходит в четырнадцать сорок. В Баку тебя встретят. Нужно получить всю информацию по этому консулу. Возможно, он связан с британской разведкой, и тогда дело Ашрафи приобретает совсем другой смысл. Если подобное преступление было продумано и совершено представителем Интелледженс Сервис, то мы никогда не найдем никаких концов. Даже с учетом их ошибки с этой погибшей собакой.

– Ты считаешь, что такая связь может быть у египетского бизнесмена с английским консулом? – понял Эдгар.

– Они могут использовать представителя семьи Ашрафи для внедрения не только в Египет, но и в Иран, – напомнил Дронго, – не забывай, что у этой семьи осталось много родственников на родине, которые могут понадобиться английской или американской разведке.

– Ты же сам утверждал, что это не похоже на почерк спецслужб.

– И сейчас говорю, но, возможно, я ошибался, и им нужно было убрать Ашрафи именно таким «тихим» способом. Не знаю. Но лететь тебе нужно обязательно. И прямо сегодня.

Он положил трубку. В кабинет вошел Муса Халил. После вчерашнего разговора он действительно изменил отношение к Дронго. Стал более терпимым и лояльным. Его даже не удивило, что на этот раз Дронго оказался за столом вице-президента.

– Что у вас нового? – уточнил адвокат. – Я слышал, что вчера вы были у следователя Федосеева.

– Откуда вы знаете? – спросил Дронго. – Я же никому об этом не говорил.

– Об этом знает вся наша компания. По-моему, об этом уже знает даже достопочтимый Аббас Ашрафи. Вчера вы были у следователя, и после вашего разговора он выпустил из тюрьмы нашего водителя Голованова. Он даже встретился с ним и сказал, что своим освобождением Петр Голованов обязан именно вам. Водитель приехал домой и сразу позвонил Крастуеву. Тот рассказал обо всем мне. Тауфик тоже звонил мне и сказал, что вчера вы беседовали с Варварой Константиновной и несколько раз спускались к дежурному охраннику. Из этого я сделал вывод, что вы сумели найти настоящего убийцу и поэтому следователь решил отпустить Голованова.

– Я пока не нашел убийцу. Но я сумел примерно вычислить, каким образом действовал убийца, и доказал, что водитель не мог быть причастен к этому преступлению. Следователь оказался умным человеком, он принял мои доводы и решил освободить Голованова.

– Он взял с него подписку о невыезде, – сообщил Муса Халил, значит, вы сумели узнать, каким образом был отравлен Вилаят Ашрафи? Его все-таки отравили на выставке в «Крокус экспо»?

– Нет. Яд был таким сильнодействующим, что он бы просто не доехал до дома, если бы его отравили на выставке. Нет, нет. Эксперты были правы. Этот яд действует в течение нескольких минут. Просто он отравился, не приняв этот яд, а соприкоснувшись с ним. Через поры своего пальца на руке, и поэтому действие яда оказалось не столь стремительным. Но он умер минут через пять или шесть. Возможно, даже раньше.

– Кто дал ему этот яд? – почему-то шепотом спросил Муса Халил.

– Ему никто его не давал. Убийца намазал кнопку восемнадцатого этажа этим ядом, когда Ашрафи приехал домой. Убийца заранее знал, что он поднимется один, и на восемнадцатом этаже больше никого нет. Ашрафи нажал кнопку, вышел из кабины лифта, вошел в квартиру, запер дверь и, почувствовав себя плохо, прошел к дивану. Вот, собственно, и вся картина преступления.

– Кабину лифта проверяли. Там ничего не было, – возразил адвокат.

– Они проверяли уже после убийства Ашрафи, – напомнил Дронго, – а убийца успел войти в кабину раньше и стер все следы своего преступления. Но в щель между кнопками попало какое-то количество засохшего яда. Когда приезжали люди, они нажимали кнопки, не соприкасаясь с ядом. Но через неделю там оказалась собака, которая лизнула эту панель. И капелька засохшего яда оказалась у нее на языке. Она умерла этим же вечером. Вчера, по моему предложению, ее должны были эксгумировать и проверить на предмет совпадения ядов, от которых она умерла. Сейчас я жду результатов экспертизы.

– Кто это сделал? – гневно спросил Муса Халил.

– Если бы я знал, то, возможно, уже сегодня убийца был бы арестован. Но я не знаю, кто это сделал.

– Это мог быть кто-то из соседей, – разумно предположил адвокат, – ведь этот человек должен был дважды войти в кабину лифта и незаметно все сделать. Кроме того, он должен был знать, что на восемнадцатом этаже никто не живет.

– Браво! – кивнул Дронго. – Вот что значит юридическое образование и рациональное мышление. Вы абсолютно правы, мой уважаемый коллега. Это был кто-то из соседей, кого мы просто пока не знаем.

– Странно, – сказал Муса Халил, – зачем соседу понадобилось убивать нашего вице-президента.

– Вы знали, что господин Ашрафи имел контакты с английским консулом в Баку?

– Что вы такое говорите?! – всплеснул руками адвокат. – Откуда вы об этом узнали? Это провокация, направленная против семьи Ашрафи.

– К сожалению, нет. Они говорили по-английски, разговор был на повышенных тонах, и Вилаят Ашрафи ругался. Затем он перезвонил своему старшему брату. И я собираюсь сегодня звонить президенту вашей компании, чтобы узнать, о чем именно они говорили.

– Не нужно звонить, – мрачно попросил Муса Халил, – и вообще забудьте об этом контакте. Так будет лучше для всех. Кстати, откуда вы об этом узнали? Каким образом вы смогли узнать, что Вилаят Ашрафи сначала ругался с этим англичанином, а затем перезвонил своему старшему брату? Или это тоже ваше предположение?

– Нет, не предположение. В тот момент в его квартире находились две дамы из заведения Лауры Манкузо, которые слышали этот разговор. Они назвали мне примерное время и содержание разговора, обе понимали английский. Оставалось уточнить в их заведении, когда они встречались с погибшим, и выяснить через Баку, кому принадлежал телефон звонившего. Все просто...

– Это не совсем просто, – выдохнул Муса Халил, – но в интересах дела и как адвокат семьи Ашрафи я прошу вас нигде и никогда не упоминать этого факта в процессе своих расследований. Или вы уже успели сообщить об этом следователю Федосееву? – с явной тревогой уточнил он.

– Не успел. Я не совсем понимаю, почему вы так волнуетесь. В чем дело? Что происходит? И почему я не должен об этом нигде говорить. Можете вы мне объясните? Значит, вы знали о возможных контактах между этим английским консулом и вашим вице-президентом компании. Знали и ничего мне не сообщали. А это ведь меняет все наше расследование. И теперь искать мы с вами должны не убийцу-одиночку, пусть даже самого талантливого, а сотрудника специальной службы ее величества.

– Нет-нет, – возразил Муса Халил, оглядываясь на дверь, словно опасаясь, что кто-то может войти, – все совсем не так, как вы думаете. Признаюсь, что вам удалось меня удивить, и вы действительно великолепный эксперт, если сумели все так быстро узнать. Но этот консул не имеет никакого отношения к нашим проблемам. Это только бизнес и ничего личного. Шпионы ее величества не имеют к этим разговорам никакого отношения.

– Почему вы в этом так уверены?

– Я просто об этом знаю. Но учтите, что, кроме меня, об этом никому не известно. И никто не должен знать. Это корпоративная тайна компании Ашрафи.

– Тогда поясните, в чем дело?

– Дело в том, – адвокат снова оглянулся на дверь, – дело в том, что мистер Кэрил раньше работал консулом в Египте. У него были очень хорошие связи с семьей Ашрафи, очень хорошие. И когда англичане решили строить новое консульство, подряд был выигран строительной компанией семьи Ашрафи, а консул получил очень неплохие дивиденды. Вы меня понимаете?

– Вполне. Взяточники встречаются и среди английских дипломатов.

– Ну зачем так категорично. Эта была определенная плата за услуги. С тех пор они дружат. Кэрил сделал все, чтобы попасть консулом в Баку, хотя это было и некоторое понижение после Египта. Ему предлагали советником посольства в Индию, но он решил поехать в Азербайджан. Во всяком случае, так гласит его официальная легенда. На самом деле на этой поездке настаивал старший брат Ашрафи. Им нужен был свой человек в Баку, который сможет лоббировать их интересы и предупреждать их о действиях «Бритиш петролиум». Поэтому приезжавший в Москву Вилаят Ашрафи имел частые контакты с господином Кэрилом, который действительно помогал нашей компании. Вот почему они разговаривали друг с другом. Семья Ашрафи была очень недовольна тем, как работают англичане. Они постоянно вмешивались во все дела, навязывали свои условия контракта. Господин консул получал хорошие деньги, но старался усидеть на двух стульях, почти ничего не делая для лоббирования интересов компании Ашрафи. И это не нравилось братьям. Я ответил на ваш вопрос?

– Значит, они просто платили дипломату за информацию и лоббирование своих интересов?

– Можно сказать и так, – согласился Муса Халил. – Теперь вы понимаете, почему вам не нужно звонить господину Аббасу Ашрафи? В этом случае он сразу предложит вам прекратить расследование и отзовет нас обоих. Он не может допустить, чтобы сведения такого конфиденциального характера стали достоянием русских. Иначе они оттеснят англичан и будут настаивать на своем более расширенном участии в этом контракте.

– Понятно. – Дронго достал телефон.

– Куда вы звоните? – тревожно вскрикнул адвокат.

– Не волнуйтесь, – успокоил его Дронго, – не вашему шефу в Каир. – Он услышал голос Вейдеманиса.

– Эдгар, твоя поездка отменяется, – сообщил он своему напарнику, – можешь сдать билет и никуда не лететь. Мы все выяснили с господином Мусой Халилом.

– Что именно? – спросил Эдгар.

– Потом расскажу. Не по телефону. В общем, ты можешь не лететь. Ты меня понял?

– Да, конечно. Что-то связанное с их бизнесом на Каспийском шельфе?

– Почти угадал. Потом поговорим. До свидания.

Он убрал телефон в карман.

– Спасибо, – кивнул адвокат, – вы разумный человек.

– Я случайно встретил Вуличенко, и он сказал мне, что Вилаят Ашрафи иногда ездил вместе с ним в казино. Вы об этом знали?

– Конечно знал. Я раньше тоже с ними ездил. Несколько раз. Но я плохой игрок. Сразу все проигрываю. Хотя никогда не рискую большими суммами. Это не для меня. Двести долларов – мой предел. Больше проигрывать я не могу.

– Ашрафи проигрывал больше?

– Он ставил крупные суммы. Но иногда выигрывал, иногда проигрывал. Нет, он не был заядлым игроком. Когда хотел, играл, когда не хотел, не играл. Он не был таким азартным, как многие из моих соотечественников. Вы знаете, что в лондонских казино обычно играют только арабы. Очевидно, страсть к игре у нас в крови, и англичане этим ловко пользуются.

– Вуличенко бывал с вами?

– Они обычно ездили вместе. Тауфик Шукри оставался в машине. Он носил оружие, а с ним в зал казино обычно не пускали. Он сидел в машине вместе с водителем, дожидаясь своего шефа. А мы иногда ходили в казино.

– Вилаят был удачлив в игре?

– Достаточно удачлив. Но деньги для него были не самым главным. Поэтому он легко относился и к выигрышу, и к проигрышу. С другой стороны, он имел возможность все время выигрывать.

– Как это выигрывать? Я вас не понял.

– Очень просто. Вы ставите доллар на красное или черное. И проигрываете. Тогда вы удваиваете ставку. И снова неудача. Учитывая, что у вас много денег, вы можете каждый раз удваивать ставку, пока не выиграете. Когда у вас много денег, вы можете себе это позволить. Особенно если пришли в русское казино, где нет пределов ограничения ставок. В английском у вас так не получится. Это обыкновенная статистика. Рано или поздно вы обязательно выигрываете. Любой игрок в казино знает этот нехитрый прием. Другое дело, что, выиграв деньги, никто не уходит, а раззадоренный своим выигрышем, пытается выиграть снова и снова. И тут начинается математика. У вас один шанс против сорока восьми у казино. Даже пятидесяти, если есть «зеро» и «два зеро». И вы неминуемо проигрываете. Так вот, Вилаят Ашрафи мог остановиться в нужный момент. Это хорошее качество для любого посетителя казино. Некоторые этого не умеют делать.

– Вы меня убедили. Теперь буду ходить в казино, – усмехнулся Дронго. – Есть некоторые вещи, которых я не понимаю. Подобные игры в казино, которые гарантированно заканчиваются проигрышем, даже если вы чудом выиграете огромную сумму. Вы все равно снова приедете в казино и все проиграете.

– В вас говорит обычный рационализм, – пробормотал адвокат. – Странно, что вы так рациональны. Южане обычно бывают более иррациональны. Вам не говорили, что в вас непостижимым образом сочетаются восточная иррациональность и западный рационализм?

– Азербайджан всегда находился на стыке разных миров, – напомнил Дронго, – он даже формально сейчас считается краем Европы, хотя географически восточный Кавказ не является частью Европы. Азербайджан всегда был между мусульманским и христианским миром, между суннитами Турции и шиитами Ирана, между светскими режимами севера и полудеспотическими режимами юга. Очевидно, все это сказалось и на мне.

– Возможно, – задумчиво произнес Муса Халил. – Я вспомнил сейчас про деньги, которые привез господину Вилаяту Ашрафи. Он ведь сразу позвонил Крастуеву и дал указание. Но эти деньги в компанию так и не пришли. Я вчера узнавал.

– Может, он проиграл их в казино? – предположил Дронго.

– Нет, – убежденно ответил адвокат, – он не мог проиграть такую большую сумму в казино. Он был для этого достаточно ответственным человеком. Чтобы играть в казино, ему не нужно было носить туда сумку с деньгами, вызывая подозрения у остальных посетителей. Он мог получить жетоны с помощью своей кредитки. Я сейчас думаю, зачем ему понадобилась такая сумма наличными. Это было сразу после того, как одна из его гостий затопила соседей внизу. Может, он взял деньги на ремонт?

– Я там был, – возразил Дронго, – ремонт мог потянуть тысячи на две, но никак не больше. Нет, эта ваша версия никуда не годится.

– Нужно подумать, – вздохнул Муса Халил. – И вообще я полагаю, что все не так просто. Но давайте договоримся, что насчет консула Кэрила вы больше нигде и никогда не будете вспоминать.

– Договорились, – улыбнулся Дронго. – В конце концов, это не мое дело. А если это он организовал убийство Вилаята Ашрафи?

– Зачем? – резонно спросил адвокат. – Ведь об их связи знают все члены семьи и даже я. Тогда нужно было убрать в первую очередь самого Аббаса Ашрафи, президента нашей компании. Ведь убийство его младшего брата ничего не давало консулу. Наоборот, он подвергал себя смертельному риску.

Раздался звонок мобильного аппарата. Дронго достал из кармана свой телефон, посмотрел на номер. Звонил следователь Федосеев.

– Добрый день, – глухо начал следователь, – хочу сообщить вам, что вчера прокурором подписано постановление об освобождении Голованова и замене ему заключения под стражей подпиской о невыезде. Вы удовлетворены?

– Вполне. Спасибо.

– Это вам спасибо за помощь. Я хочу сообщить, что вчера мы провели эксгумацию трупа этой собаки. Он почти разложился под действием яда. Вы были правы. Наши эксперты убеждены, что это действие одного и того же яда. Я позвонил, чтобы сообщить вам об этом. Если будут какие-нибудь новости, можете звонить мне в любое время. До свидания.

Дронго убрал телефон, посмотрел на сидевшего адвоката.

– Они эксгумировали труп собаки, – сообщил он своему собеседнику.

– Ну и... – не выдержал Муса Халил.

– Это был тот самый яд, которым отравили Вилаята Ашрафи. Теперь в этом нет никаких сомнений.

 

Глава семнадцатая

Он понимал, что подбирается к возможному убийце все ближе и ближе. Решающая схватка должна была произойти довольно скоро. Оставалось вычислить, кто из соседей мог применить этот яд. После ухода адвоката он позвонил Сергею Вуличенко. Ведь Муса Халил вспомнил, что они бывали в казино вместе с ним.

– Добрый день, господин Вуличенко, – сказал он, услышав уже знакомый голос, – это говорит Дронго.

– Кто? – не сразу понял бизнесмен.

– Мы встречались с вами в ресторане «Ваниль», когда вы были там с супругой. А я был с канадской журналисткой Ритой Эткинс.

– Да, конечно. Я вас вспомнил. Узнали что-то новое насчет несчастного Вилаята?

– Пока работаю. Мне нужно с вами переговорить.

– Это так срочно?

– Желательно.

– Дело в том, что я улетаю в Берлин на переговоры. Через час буду в аэропорту. Вернусь в среду.

– Это поздно, – пробормотал Дронго, – вы летите через VIР-зал?

– Конечно.

– Когда вы там будете?

– Через полтора часа. Если вы сможете туда приехать, то мы могли бы переговорить. Все равно я должен быть там хотя бы за сорок минут до вылета.

– Какой у вас рейс?

– На Берлин. Кажется, вылет в два часа дня.

– Я приеду в аэропорт, – решил Дронго.

– Договорились, – согласился Вуличенко.

Дронго перезвонил Эдгару Вейдеманису.

– Вам нужно дать мне любые сведения по соседям в доме погибшего, – попросил он, – все, что может быть интересно. И обо всех. Даже о владельцах погибшей собачки. Я сейчас подумал, что мы могли ошибаться.

– В каком смысле? – не понял Эдгар.

– А если собачка лизнула не панель, а просто каким-то образом добралась до яда, который хранился в квартире Дарсалия. Такое тоже возможно. В хорошем детективе можно было сделать убийцами этих стариков, как воплощение небесного наказания, когда после убийства бизнесмена погибает их любимая собака.

– Тогда автору нужно было бы придумать мотив преступления, – усмехнулся Вейдеманис. – Какой мотив для убийства может быть у двух стариков из Абхазии. Там нет никаких пересекающихся интересов с работой компании Ашрафи. Разве если они захотят спекулировать мандаринами.

– Их внук – вице-губернатор, – в шутку напомнил Дронго, – может, они хотели устранить конкурирующую фирму, чтобы там участвовала компания их внука. Вот тебе и повод.

– В таком случае почему он доверил это убийство своим старикам. Вполне мог бы нанять обычного киллера. Раньше это было совсем недорого, а сейчас можно найти исполнителя за несколько тысяч долларов. И не придумывать ничего с ядом. Нет, такая версия в детективном романе выглядела бы малоубедительной. Ты же прекрасно знаешь, что мотивы должны быть очень конкретные. Деньги, месть, зависть, ревность, ненависть. Сильные чувства. А в основе чаще всего деньги. Такой универсальный мотив для преступления. К моему большому сожалению.

– Муса Халил привез ему большую сумму денег наличными, которая потом неизвестно куда исчезла, – пробормотал Дронго, – вполне подходящий мотив.

– Это было в день смерти?

– Нет, еще в июле месяце.

– Тогда это не считается. За несколько месяцев Ашрафи мог потратить эти деньги, прокутить, просто проиграть в казино. Нет, это явно неподходящий мотив.

– Муса Халил утверждает, что погибший был человеком достаточно разумным и не очень азартным. Он любил красивых женщин, дорогие машины, был достаточно вспыльчивым человеком, но в залах казино много денег не оставлял. Там он умел себя контролировать.

– Конечно умел. Он же не был идиотом.

– Он бы не проиграл такую сумму. Однако денег дома не нашли. И учти, что он бывал в Москве только наездами. С собой он не стал бы брать такую сумму наличными. Зачем ему проблемы на границе с таможенниками? Тогда получается, что он куда-то их потратил или кому-то отдал. Вот это более подходящий мотив для преступления.

– В этом доме живут очень обеспеченные люди, – напомнил Вейдеманис, – там все потенциальные миллионеры. Может, за исключением этих стариков из Абхазии. Но их внук тоже человек далеко не бедный, если сумел купить своим родственникам такую квартиру. Правда, мы проверили, он оформил ее на имя своей супруги. Но это обычная практика у чиновников подобного ранга.

– Проверьте, у кого могли быть финансовые затруднения в последнее время. Сейчас экономический кризис. Может, кто-то одолжил эту сумму у Ашрафи.

– Мы, конечно, проверим, но мне кажется, что ты не совсем прав. Он бывал в этой квартире наездами, не владел русским языком и не мог бы сам общаться с соседями без переводчика. И тем более отдать кому-нибудь из незнакомых людей такую сумму денег. Мы все проверим, но я уверен, что не найдем такого человека. Как и не нашли химика среди соседей. Твой следователь проверяет их досье?

– Говорит, что проверяет.

– И тоже ничего не может найти, – напомнил Вейдеманис, – а может, он одолжил деньги охраннику. Хотя тоже неправдоподобно. Он солидный бизнесмен и не стал бы отдавать такие деньги обычному охраннику, который получает зарплату и никогда в жизни не сможет вернуть даже десятую часть этих денег. У меня больше не осталось никаких версий.

– Нужно проверять, – твердо сказал Дронго, – иного пути у нас нет. Проверять по второму разу, по третьему. Я поеду сейчас на встречу с Сергеем Вуличенко. Если у тебя появятся новые данные, сразу звони. Я буду в «Шереметьево-два».

Дорога в аэропорт заняла не тридцать минут, как он рассчитывал, а все полтора часа. Сказывались пробки на Ленинградском проспекте, уже ставшие хроническими. Дронго вошел в зал официальных делегаций, когда там уже сидели Вуличенко со своим помощником. Он пожал руку бизнесмену, усаживаясь рядом с ним.

– Я вас слушаю, – кивнул бизнесмен, – будуте что-нибудь пить?

– Нет, спасибо. Я хотел уточнить несколько моментов. Вы знали, что ваш друг Вилаят Ашрафи встречался с Ритой Эткинс?

– И не только с ней, – улыбнулся Вуличенко, – он был молодой человек, ему нравились красивые женщины. А она очень красивая женщина. Не понимаю, почему вас волнует этот вопрос. Конечно, он встречался с женщинами, и не только с ней.

– Но в день убийства они увиделись на вашей выставке в «Крокус экспо». Зачем вы ее пригласили? Вы же наверняка знали, что он встречается уже с другой.

– Он встречался со многими, – ответил Вуличенко, – и, честно говоря, я не понимаю, какое отношение имеют его встречи к нашей выставке. Рита приехала туда освещать это событие, получила приглашение, как и все известные журналисты, представляющие свои газеты и телевизионные агентства. А он прибыл туда как мой друг и бизнесмен, которому интересно увидеть новую технику. Ничего особенного в этом не было. Кстати, они очень мило общались, я к ним подходил.

– Вы не слышали о чем они говорили? Может, в вашем присутствии он говорил, что собирается вернуться домой?

– Что-то такое говорил, но я не обращал внимания. У меня было столько гостей, я не мог уделять внимание только им двоим.

– Что именно он говорил?

– Не помню. Кажется, сказал, что ему обязательно нужно заехать домой. Я следователю об этом уже рассказывал.

– Это он сказал в присутствии Риты?

– Не помню. Честное слово, не помню. По-моему, да.

– И потом он уехал раньше обычного?

– Да. Он предупредил меня, что уезжает.

– Вы его провожали?

– Нет. У меня было полно посетителей, я не мог никуда отойти.

– А Рита осталась?

– Да, она была до вечера. И даже потом приехала на банкет. Но быстро ушла.

– Ясно. А Натальи Кравченко там не было?

– Не было. Она спортивная журналистка и не имеет к нашей выставке никакого отношения. Кроме того, я человек миролюбивый. Зачем приглашать двух фурий одновременно? Чтобы они устроили скандал? Глупо и неразумно. К тому же как профессионал Кравченко меня вообще не интересует. Она слабая журналистка, и об этом все знают. Кажется, главный редактор газеты держит ее просто из жалости. Или кто-то его упросил. Почитайте ее репортажи. Плоские и неинтересные. И это в такой интересной газете, как «Известия».

– Обязательно почитаю. Вы еще сказали мне, что иногда бывали с погибшим в казино.

– Да, мы ездили в казино. Он, правда, не любил рисковать. Странно, что он араб, а вел себя совсем не так, как они. Никогда не рисковал, не ставил больших денег.

– Он был не арабом, а фарсом. Они более рациональны, – улыбнулся Дронго.

– Может быть, – согласился Вуличенко, – только он обычно такой взрывной, а когда попадал в казино, успокаивался и даже сдерживал меня.

– Какие суммы вы обычно ставили?

– Я мог поставить до десяти тысяч долларов. Он не больше тысячи. Хотя нет, даже меньше. Пятьсот долларов. Он говорил, что его отец ненавидел все азартные игры.

– Его телохранитель бывал с вами?

– Нет. Он обычно ждал его в машине. Насколько я понял, там была проблема с оружием. Он не хотел входить в казино, сдавая свой пистолет. Не забывайте, что он иностранец и у него могли быть некоторые проблемы. А охранять своего шефа без оружия вообще невозможно. Здесь нравы такие, что только пистолет иногда может остановить ненормального водителя, который подрезает тебе дорогу, или сумасшедшего скинхеда, который ненавидит тебя только за то, что ты негр или араб.

– Муса Халил часто бывал с вами?

– Два или три раза. Он тоже осторожный и боязливый. А может, просто жадный. Никогда особенно не рисковал. Наверно, умный адвокат и должен быть таким. Осторожным и внимательным.

– Знакомые в казино часто попадались?

– Конечно. Все знакомые. Туда ходит определенный контингент людей. Некоторых игроков мы даже узнавали. Они проводят там весь день. Это уже как болезнь, вылечиться практически невозможно. Хорошо, когда есть деньги. А когда их нет, приходится что-то придумывать.

– Когда вы бывали в казино, там не происходило ничего необычного?

– Нет. Обычная игра. Один раз мы даже выиграли четырнадцать тысяч долларов и сразу решили их прокутить. Поехали за город. Я повез его к знакомым цыганам. Ему очень понравилось.

– Вспомните, может, было еще что-то необычное.

– Это казино. Там бывает все, что угодно. Скажите, что вам интересно, и я отвечу. У меня посадка через пять минут, – напомнил Вуличенко.

– У господина Ашрафи пропала крупная сумма денег, – пояснил Дронго, – и поэтому я пытаюсь узнать, куда могли исчезнуть эти деньги.

– Когда пропали? – нахмурился Вуличенко.

– Летом. Примерно в июле.

– Какая сумма?

– Триста тысяч долларов.

– Нет, не пропали, – неожиданно улыбнулся Вуличенко, – об этом я как раз знаю. Он мне об этом говорил. Но там все в порядке.

– Что говорил? Я вас не совсем понимаю.

– Он одолжил эти деньги своему соседу, – пояснил Вуличенко, – но потом тот вернул деньги. Мне об этом говорил сам Вилаят. Ничего серьезного не было. Просто дал деньги своему соседу, и тот их потом вернул. Обычное дело, нужно помогать людям.

– Кому он их дал?

– Своему соседу.

– Какому соседу? – придвинулся к бизнесмену Дронго.

Объявили о посадке на рейс в Берлин. Помощник уже стоял рядом с ними, сжимая в руках кейс и испытующе глядя на своего босса. Вуличенко медленно поднялся, улыбнулся еще раз.

– Откуда я знаю, какому соседу? – снисходительно произнес он. – Мы тогда поехали в казино, и Вилаят с кем-то поздоровался. Я спросил, кто это такой, и он сказал, что это его сосед, которому он одолжил деньги. Триста тысяч долларов. Я еще удивился, что он отдал такие деньги. Но ничего не спросил.

– Вы запомнили этого человека? – поднялся следом за ним Дронго.

– Я его даже не увидел, – ответил Вуличенко, – стоял спиной к нему и лицом к Вилаяту Ашрафи. Я помню, что примерно через полтора месяца я спросил его, вернули ли ему долго, и он ответил, что деньги вернули. Вот и все. Можете не искать деньги. Наверно, он их просто потратил.

– Мы опаздываем на рейс, – напомнил помощник.

– Через полтора месяца. Вы точно помните, что деньги вернули через полтора месяца? – настаивал Дронго.

– Конечно помню, – ответил Вуличенко, – это было в июле. А потом он улетел и вернулся в конце августа. Он как раз летел из Парижа, и я их встречал. Он прилетел одним рейсом с Антониной, она тоже была тогда во Франции. Поэтому я точно помню, что он вернулся месяца через полтора и оставался в Москве примерно неделю. Я его спросил через два или три дня после приезда, вернули ли ему деньги, и он кивнул, сказав, что вернули. Извините, но я опаздываю на рейс.

– И вы не знаете, кому он отдавал деньги?

– Соседу, – повторил Вуличенко, – я думаю, что его легко найти. Только зачем его искать, если он взял деньги и снова их вернул. До свидания.

– Счастливого пути, – произнес Дронго, пожимая ему руку.

Он спустился вниз, вышел из салона. На улице его ждал автомобиль. Он сел в салон, попросив водителя отвезти его домой, когда раздался телефонный звонок. Он устало посмотрел на аппарат. Кто это звонит? Кажется, номер телефона офиса компании Ашрафи. Что еще им нужно?

– Алло! – услышал он крик Крастуева, едва подняв аппарат и включив соединение. – Алло, вы меня слышите?

– Слышу, – недовольно поморщился Дронго, – не кричите, я вас хорошо слышу.

– Где вы находитесь? – не сбавляя голоса, кричал Крастуев.

– В «Шереметьево». Почему вы кричите? Я вас прекрасно слышу.

– Срочно возвращайтесь в наш офис. Алло, вы меня поняли? Очень срочно.

– Да-да, я вас понял. Скажите, что случилось?

– Вы нам срочно нужны.

– Хорошо, сейчас приеду. Что-нибудь произошло?

– Да, у нас случилось несчастье. Приезжайте поскорее.

– Какое несчастье? – спросил Дронго. – Говорите яснее. Я вас не понимаю, Николай Савельевич.

– Погиб Муса Халил, – крикнул Крастуев, – следователь говорит, что его убили. Алло, вы меня слышите, его убили.

– Где это произошло? – сумел уточнить Дронго.

– В их доме, – ответил Крастуев. – Возвращайтесь быстрее, мы вас ждем.

Дронго отпустил руку с зажатым в ней телефоном. Как будто он ожидал чего-то похожего. Может, поэтому он так торопился. Кажется, убийца снова решил напомнить о себе столь страшным образом.

 

Глава восемнадцатая

Когда он подъехал к дому, там было уже много автомобилей. Милиция, «Скорая помощь», машины прокуратуры. У дома стояли понурые Тауфик Шукри и Николай Крастуев, которых не пускали в дом. На обоих было жалко смотреть. Дронго подошел к ним.

– Как это случилось? – спросил он.

– Мне позвонили и сообщили, что он умер, – выдохнул Николай Савельевич, – я не представляю, что теперь будет. Мне уже звонил господин Аббас Ашрафи. Он вылетает в Москву. Сказал, что вообще закроет свое представительство в нашей стране. Просто не представляю, что с нами будет.

– Как он умер? Вы были с ним? – обратился Дронго к Тауфику Шукри.

У этого боксера лицо было словно смятая груша. Он был явно напуган.

– Это проклятая квартира, – выдавил он, – она забирает людей.

– Потом мы обсудим и этот вопрос, – пообещал Дронго, – а пока успокойтесь и расскажите мне, что здесь произошло. Вы приехали вместе?

– Да, – кивнул Тауфик Шукри, – он разговаривал с вами в кабинете, а потом вышел оттуда и приказал мне поехать вместе с ним. Мы приехали сюда и поднялись в квартиру. На проходной тот самый охранник – Павел. Он нас узнал, но все равно попросил зарегистрироваться. Мы поднялись в квартиру, и уважаемый Муса Халил начал что-то искать. Он перерыл весь дом, и я не понимал, что он ищет. Наконец на балконе он нашел какую-то сумку и принес ее в гостиную. Он долго смотрел на эту сумку, а потом сказал мне, чтобы я его подождал. Он вышел из квартиры и куда-то ушел. Минут на десять или пятнадцать. Потом вернулся и сказал, что должен позвонить. Достал телефон и набрал номер глубокоуважаемого Аббаса Ашрафи. Я слышал их разговор на арабском. Муса Халил сказал, что дело раскрыто и он знает убийцу. Но хочет переговорить сначала с господином Дронго, чтобы все уточнить. Видимо, глубокоуважаемый Аббас Ашрафи спросил его имя убийцы, и Муса Халил хотел ответить. Я стоял в соседней комнате, и, клянусь Аллахом, больше никого не было. Он вдруг начал хрипеть. Я бросился к нему. У него изо рта пошла пена. Я подумал, что это такой приступ, и попытался ему помочь. Но он дернулся и затих. Я сразу вызвал «Скорую помощь». И не стал ничего трогать. Я боялся что-то трогать. Они приехали через восемь минут и сказали, что он умер. Его отравили. Тогда мы позвонили в милицию. А я позвонил господину Крастуеву. Он сразу сказал, что нужно вызвать следователя и позвонить вам. Но у меня не было вашего телефона, и Николай Савельевич сказал, что позвонит сам. А потом приехал сам следователь Федосеев и я ему все рассказал. Он приказал нам выйти из квартиры, и его помощники стали все осматривать. Поэтому мы ждем его здесь.

– Ясно, – мрачно сказал Дронго, – ты не трогал кнопки лифта?

– Трогал, конечно, – выдохнул Тауфик Шукри, – и остальные трогали. Я спустился вниз и спросил у Павла, кто приходил в дом. Но после нас никто в дом не входил. И никто не выходил. Он так говорит.

– Может, это сам Павел убийца? – неожиданно подал голос Крастуев. – Он был и тогда, когда сюда приехал Вилаят Ашрафи.

– Правильно. Он дежурил тогда, – вспомнил Тауфик Шукри.

– Успокойтесь, – мрачно посоветовал им Дронго, – это не он. И не нужно никому и ничего рассказывать. Только оставайтесь здесь и никуда не уходите. Особенно это касается вас, Тауфик. И постарайтесь ни к чему не притрагиваться. Вы меня поняли? Ничего не пейте и не ешьте. И ни с кем даже не здоровайтесь. Все ясно?

– Да, – кивнул испуганный телохранитель, – но в квартире никого, кроме меня, не было. Это происки шайтана.

– Это мы тоже потом обсудим, – пообещал Дронго, входя в дом. Его остановил стоявший в холле сержант.

– Я иду к следователю Федосееву, – пояснил Дронго, – он меня ждет.

Сержант позвонил кому-то наверх и, получив разрешение, пропустил Дронго. Тот вошел в кабину лифта. Посмотрел на кнопки. Убийца дважды применил одну и ту же уловку? Не может быть. Откуда он знал, что Муса Халил придет именно к нему. Нет-нет, это невозможно. Но все-таки. Кто знает... Дронго достал носовой платок и на всякий случай нажал кнопку девятнадцатого этажа. На лестничной клетке он вышел, осмотрелся и по лестнице спустился вниз. Там уже находились несколько человек в штатском. Офицер милиции жестом остановил его.

– Пропустите этого человека, – услышал Дронго голос Федосева, и вошел в квартиру. Следователь смотрел на него с таким чувством, словно хотел наброситься и задушить собственными руками.

– Пойдемте на кухню, – предложил, явно сдерживаясь, Федосеев.

Они прошли на кухню, сели за стол.

– Вот так, – негромко произнес следователь, – вот они, ваши теории. Убийца совершил уже второе убийство, и я полагаю, что к этому привели ваши невероятные домыслы, о которых узнал преступник. На этот раз мы ничего не нашли в кабине лифта, никакого яда там не было. Может, вы постараетесь мне объяснить, каким образом убийца действовал на этот раз? Или это был несчастный случай? Врачи говорят, что это однозначное отравление. И порция на этот раз была почти лошадиная.

– Убийца не стал бы дважды прибегать к одной и той же уловке, – вздохнул Дронго, – и кроме того, он бы не успел этого сделать.

– Почему в прошлый раз успел, а сейчас бы не успел? – спросил Федосеев. У него наливались кровью глаза. Было заметно, как он нервничает и может сорваться в любой момент.

– В прошлый раз убийца конкретно ждал Вилаята Ашрафи и задумывал преступление против него, – пояснил Дронго, – поэтому он нанес яд на кнопку восемнадцатого этажа. А после того, как яд впитался в палец погибшего, стер этот яд и вернулся к себе домой. В этот раз все было иначе. Утром мы разговаривали с адвокатом. Очевидно, под влиянием моего разговора он решил снова вернуться сюда и взял с собой телохранителя. Насколько мне стало известно, он начал искать сумку, в которой приносил деньги своему шефу.

– Какую сумку, какие деньги? Значит, в квартире были деньги? Их похитили? Какая была сумма? – встрепенулся следователь.

– Подождите. В квартире не было никаких денег. В начале июля Муса Халил решил вложить свои деньги в развитие компании и купить некоторые акции. Он уговорил своего хозяина продать ему пакет за триста тысяч долларов и принес сюда деньги в сумке наличными. Акции свои он получил, но деньги Вилаят Ашрафи не сдал в кассу компании. И вообще ни на что не тратил, сразу улетев обратно в Каир.

Мы говорили с адвокатом об этих деньгах. Он приехал сюда и начал искать сумку с деньгами. Насколько я понял, он нашел пустую сумку. И сделал верный вывод, что деньги сам Вилаят Ашрафи кому-то передал. Кому-то из соседей, ведь он не выносил деньги отсюда. Очевидно, Муса Халил знал, кому именно из соседей мог дать деньги Ашрафи. И он отправился к этому человеку. Они беседовали минут десять или пятнадцать. После чего Муса Халил вернулся и позвонил президенту компании, заявив, что убийство раскрыто. В соседней комнате в это время находился Тауфик Шукри, который слышал, как они говорили по-арабски. Когда президент спросил имя убийцы, несчастный адвокат не сумел ничего ответить. У него пошла пена изо рта, и он упал на пол. Тауфик пытался ему помочь, но все было бесполезно.

– Это я знаю и без вашей логики, – зло прервал его Федосеев, – вы можете внятно объяснить, как второй раз убийца сумел отравить адвоката? Каким образом, если в квартиру опять никто не входил. Только сказки про кабину лифта я уже не принимаю. Или убийцей был в обоих случаях этот телохранитель?

– Вы идете по самому примитивному пути, – поморщился Дронго, – вы бы видели, как этот парень переживает. Он чуть с ума не сошел от страха, а он ведь спортсмен, боксер. Можете себе представить, что именно произошло. На глазах у него адвокат вдруг начал терять сознание, пошла пена изо рта, и он умер. И рядом никого нет. От этого можно сойти с ума.

– Я уже чувствую, как схожу с ума, – пробормотал следователь, – два убийства подряд. И еще эта собака. Что мне теперь прикажете делать? Я сегодня же передам дело в суд, чтобы арестовать этого телохранителя. И верну в тюрьму водителя. Они были в явном сговоре и вместе убили сначала бизнесмена, а потом и его адвоката.

– Так нельзя, – возразил Дронго, – нужно немного успокоиться и подумать.

– О чем подумать? У нас уже два трупа. И оба иностранцы. Вы хотите, чтобы я стал посмешищем для своих коллег? Предположим, что в первом случае вы были правы и Вилаята Ашрафи убили, отравив именно в кабине лифта. Тем более, что экспертиза подтвердила вашу версию с отравленной собакой. Но сейчас? Каким образом убийца сумел отравить адвоката? Мы проверяем все вокруг и снова ничего не находим. И самое главное – кто этот убийца? Если мы сегодня не сможем его взять, если не заберем прямо сейчас, я прикажу нашей группе начать обыски всех квартир подряд, пока мы не найдем убийцу.

– Вы знаете, сколько здесь квартир? И какие они большие? – напомнил Дронго. – Я уже не говорю о людях, которые здесь проживают. Вам никто не разрешит устраивать такой массовый обыск во всех квартирах. Просто никто не даст санкции на подобное безобразие. Чтобы проверить даже одну такую квартиру, вам нужны все ваши помощники и полдня времени. Представьте, сколько людей вам понадобится, чтобы проверить все квартиры в этом подъезде. И учтите, что некоторые из жильцов могут позвонить сразу вашему руководству. И вам придется остановить эти незаконные обыски. Не говоря уже о том, что вы рискуете своей карьерой и пенсией.

– Не нужно меня пугать, – устало попросил Федосеев. Он снял очки, протер стекла, – у вас есть конкретное предложение? Можете что-нибудь подсказать?

– Я был в аэропорту, встречался с Сергеем Вуличенко. Это бизнесмен, друг погибшего Ашрафи. Он вспомнил, что однажды в казино Вилаят Ашрафи сказал ему, что одолжил деньги своему соседу. А через полтора месяца, примерно в конце августа, сосед вернул деньги. Так вот, я думаю, что сосед денег не вернул. Хотя Вилаят и сказал об этом своему приятелю.

– Почему вы так считаете?

– Я беседовал с двумя девицами, которые приезжали сюда двадцать второго августа на свидание с Вилаятом Ашрафи. Они слышали, как в дверь кто-то позвонил. О чем говорил хозяин с гостем, они не слышали, но гость сразу ушел, а хозяин вернулся к ним очень недовольный и раздраженный. Это было как раз в конце августа. Очевидно, гордость не позволила египетскому бизнесмену рассказать своему другу правду о том, что его сосед не вернул эти деньги.

– Почему вы убеждены, что сосед? – спросил Федосеев.

– Он пришел и сразу ушел, а я проверил по журналу регистрации. Сюда в этот день никто из чужих не приходил. Телевизионный мастер, няня, сантехник – это не те люди, которым можно одолжить триста тысяч долларов. И Вилаят Ашрафи был не тем человеком, который мог отдать деньги кому попало. Все-таки он был талантливым бизнесменом. Значит, отсюда можно сделать категорический вывод, что он отдал деньги кому-то из соседей и не получил их обратно двадцать второго августа. А через несколько дней его убили. Цепочка получается достаточно логичной.

– Согласен, – кивнул Федосеев, – тогда назовите имя убийцы.

– Я его не знаю. Но моя версия похоже на истину. Все совпадает. Показания Вуличенко, рассказ двух девиц, которые здесь были, записи в журнале регистрации внизу у охранника. И наконец самое важное. Муса Халил точно помнил, что принес деньги в начале июля. Очевидно, тогда же Вилаят Ашрафи отдал их одному из своих соседей. И потребовал вернуть примерно через полтора месяца. Но в конце августа сосед не смог возвратить такую сумму, что вызвало недовольство бизнесмена. Через несколько дней он был убит.

– Каким образом мы можем все проверить? – спросил Федосеев. – Бегать по этажам и спрашивать, кому покойный одолжил такую сумму?

– Нет. Нужно искать убийцу более избирательно. Я уже вам говорил, что он должен быть достаточно талантливым ученым-химиком.

– Нет таких в этом доме, – устало произнес следователь, – мы все проверили по каждой квартире. Даже детей и родителей проверили, которые не живут в этом доме. По каждой квартире. Нет здесь химиков. Кто угодно есть, а химиков нету. Теперь скажите мне, как смогли убить адвоката?

– Не знаю, – честно ответил Дронго, – но с ним легче. Он наверняка отправился к тому человеку, которому Вилаят Ашрафи отдал деньги. Может, он там что-то выпил или съел. Хотя я думаю, что он не стал бы там ничего пить или есть. Может, еще неизвестный нам способ отравления. Давайте поставим себя на место убийцы. Предположим, что к нам пришел адвокат.

Теперь представьте себе состояние убийцы. Он был убежден, что со смертью Вилаята Ашрафи обрубаются все концы. Каково же было его изумление, когда на пороге появляется адвокат, который заявляет, что все знает. Более того, он осведомлен о деньгах, которые убийца не вернул. Нужно что-то сделать. Срочно и немедленно, иначе потом будет поздно. Но с другой стороны, нужно любым способом гарантировать себе алиби, ведь адвокат не может умереть в квартире убийцы, иначе все сразу поймут, кто был истинным виновником случившегося. Значит, нужно быстро придумать новый способ умерщвления своего гостя. Обратите внимание, как он переборщил с ядом. Значит, действительно испугался и этим невольно выдал себя.

– Как он сумел убить адвоката? – упрямо повторил Федосеев. – Вы можете мне объяснить?

– Нужно сделать так, чтобы адвокат ушел живым, —задумался Дронго, – с другой стороны, очевидно, между ними был неприятный разговор, если вернувшийся в квартиру Муса Халил сразу позвонил своему боссу в Каир и сообщил, что знает имя убийцы.

Он задумался.

– Каким образом его отравили? – терпеливо спросил Федосеев. – Вы можете ответить хотя бы на этот вопрос?

– Он умный человек и умеет просчитывать реакцию своего собеседника, – задумчиво повторил Дронго. – Значит, он точно вычислил возможное поведение своего гостя, когда тот уйдет от истинного виновника всего случившегося. Значит, он все рассчитал. Скажите, что бы вы сделали на его месте?

– Не знаю. Не дал бы ему уйти.

– Глупо. Тогда все поймут, кто настоящий убийца. Он не мог убить у себя дома, а потом спрятать где-нибудь труп. Возможно, адвокат сообщил ему, что приехал сюда с телохранителем. На всякий случай. И тогда убийца решил придумать новый метод...

– Какой? – рявкнул Федосеев.

– Реакция собеседника, – задумался Дронго, – что сделает адвокат, едва выйдя от убийцы? Он сразу сообщит об этом своему президенту компании, старшему брату убитого и, возможно, затем позвонит в милицию. Или наоборот. Значит... О господи...

Он взглянул на следователя и вдруг поднявшись, бросился в гостиную, где работали эксперты. Один из них наклонился и поднял мобильный телефон умершего адвоката, рассматривая его со всех сторон.

– Бросьте его немедленно! – закричал Дронго. – Бросайте на пол и вытрите руки! Прямо сейчас. Вы слышите?!

Человек обернулся к нему, испуганно глядя на Дронго и не понимая, о чем тот кричит.

– Бросайте телефон! – закричал Дронго, подбегая к эксперту и выбивая у него коленом телефон. Аппарат упал на пол.

– У вас странные манеры, – сказал кто-то из находившихся в комнате.

– Что вы себе позволяете? – спросил Федосеев.

– Телефон, – показал Дронго, – он каким-то образом сумел нанести яд на этот аппарат. Он все правильно рассчитал. Первое, что сделает адвокат, выйдя от него, это позвонит своему шефу. Или в милицию.

– Это ваши предположения, – хотел сказать Федосеев, но успел произнести только первые два слова.

Эксперт, державший в руках мобильный телефон погибшего несколько секунд назад, неожиданно начал задыхаться. Он поднес руки в горлу.

– Быстро промывание! – закричал Дронго. – Сделайте ему укол. Он отравился! На телефон нанесен яд. Быстрее, иначе он сейчас умрет! Зовите сюда всех врачей. Быстрее!..

 

Глава девятнадцатая

Потом была невероятная паника. Эксперта спасали все, кто был в квартире. Врачи, эксперты, офицеры милиции, сотрудники прокуратуры. Он потерял сознание через минуту. Врачи были рядом, они делали все, чтобы его спасти. Через пятнадцать минут реанимобиль увез его в больницу. Они успели буквально чудом. По дороге в больницу у него остановилось сердце, и врачам удалось его запустить еще раз. Только после того, как его привезли в больницу и сделали срочное промывание, появился шанс на его спасение, хотя доктора и опасались, что его организму нанесен непоправимый ущерб. Федосев приказал отправить телефон на экспертизу и ничего больше не трогать. Он выгнал всех экспертов, сидя на кухне, и разрешил зайти сюда только Дронго.

– Хочу вас снова поблагодарить, – хмуро сказал Федосеев, отводя глаза. – Если бы не ваша оперативность, этот молодой человек сейчас был бы мертв. Спасибо. Врачи считают, что он сумеет выкарабкаться, хотя, возможно, и останется инвалидом на всю жизнь. Очень сильная концентрация яда. Похоже, вы были правы. Этот сукин сын нанес яд на поверхность панели мобильного телефона. Интересно, как это ему удалось?

– Не знаю, – вздохнул Дронго, – я просто поставил себя на его место. Он ведь должен был понимать, что адвокат сразу позвонит, как только выйдет от него. Значит, каким-то образом сумел добраться до телефона и нанести яд. Может, достаточно одной капли этого вещества. А потом было уже совсем несложно ждать, когда Муса Халил умрет. Несчастный человек, он так хотел первым доложить президенту компании о своем личном успехе. Он, очевидно, догадался, кому мог одолжить такую сумму Вилаят Ашрафи, и сразу отправился туда.

– А вы еще не знаете?

– Пока нет. Но в доме на девятнадцатом этаже проживает Давид Аронович Савицкий. Это старый знакомый моего отца. Честное говоря, если давать деньги, то только такому человеку, как Савицкий. Он всегда может сделать деньги из воздуха. В Баку в семидесятые-восьмидесятые годы его считали просто волшебником. Он был одним из самых известных «цеховиков».

– Может, Ашрафи дал деньги именно ему? – предположил Федосеев.

– Не думаю. Хотя он идеальная кандидатура на эту роль. Но Савицкий не стал бы брать деньги у арабского бизнесмена. К тому же Ашрафи родом из Ирана, а я не думаю, что Давид Аронович стал бы так небрежно относиться к этому вопросу. Насколько я помню, он был всегда очень набожным евреем. Жертвовал деньги на синагогу, закупал всем нуждающимся мацу.

– Тогда кто? – спросил следователь. – Кто еще мог получить эти деньги?

– Мне трудно определиться. Вы же много раз проверяли все семьи, живущие в доме. Кто мог одолжить такую сумму у Ашрафи?

– Не знаю. Мне кажется, что никто. Кому сейчас можно дать такие деньги?

– Возможно, вы правы, – согласился Дронго, – давайте сделаем так. Я сейчас поднимусь к Давиду Ароновичу, и мы с ним побеседуем на эту тему. А вы подождете меня здесь.

– А если вы тоже вернетесь с пеной во рту и умрете у нас в комнате? – безжалостно произнес Федосеев. – Что я скажу прокурору? Что разрешил вам провести эксперимент на самом себе?

– Мы не можем больше ждать, – твердо сказал Дронго, – в этом доме, совсем рядом с нами, находится опасный убийца. Разработавший особый яд, который мгновенно убивает человека, проникая даже через поры. Ведь нужно было приложить телефон к голове, чтобы получить такую концентрацию яда. А ваш эксперт не успел дотронуться аппаратом до головы, а только руками. Но этого было достаточно, чтобы едва не умереть. Поэтому ждать больше нельзя. Сегодня мы в любом случае должны взять этого «отравителя».

– Вам легко говорить, – пробормотал следователь, – а как его вычислить? Вы же сами сказали, что мы не можем обыскивать все квартиры одну за другой. Да и боюсь, что это ничего не даст. Если он опытный человек, то может просто все выбросить или каким-то образом все спрятать, чтобы мы не нашли.

– Правильно, – согласился Дронго, – и именно поэтому я собираюсь нанести визит вежливости Давиду Ароновичу, чтобы посоветоваться с ним. Я думаю, что он мог взять любую сумму денег взаймы и получить любую сумму, но на убийство он просто не способен. Это не тот человек, который будет нарушать уголовный кодекс в свои шестьдесят с лишним лет. Разрешите, я с ним переговорю.

– Тогда подниметесь с нашим офицером, который будет ждать вас на лестничной клетке. И поднимитесь по лестнице, – предложил Федосеев.

– Хорошо, – согласился Дронго, – не беспокойтесь. Я не собираюсь умирать, даже от рук талантливого «отравителя». И я точно знаю, что убийца не имеет отношения к криминальному миру. А наш знакомый Савицкий, увы, всегда был в центре криминального мира.

– Откуда такая уверенность? – уточнил Федосеев.

– У меня свои источники информации, – улыбнулся Дронго. Давайте вашего офицера, и мы пойдем с ним наверх.

Через минуту он уже звонил в дверь квартиры Савицких.

– Добрый день, – радостно приветствовал его Давид Аронович, открывая дверь, – я так рад, что вы нас навестили. А этот господин в форме майора милиции тоже с вами? Неужели вы пришли за мной? И здесь то же самое. Просто дежавю.

– Нет-нет. Этот офицер меня охраняет, – пояснил Дронго, – он останется здесь, на площадке.

– А разве ко мне нужно приходить с охраной? – спросил Савицкий. – Уже не говоря о том, что вы сын моего благодетеля, который так помог мне в восьмидесятые годы. Разве вам может что-нибудь угрожать в нашей семье?

– Спасибо. Вы разрешите пройти?

– Конечно. Проходите в комнату. Сонечка, у нас гости, – крикнул он куда-то в глубь квартиры, – и скажи Майе, чтобы принесла нам новую банку с вареньем. Она на балконе. Мне присылают такое варенье из фейхоа, – сказал он, лукаво улыбнувшись, – у меня в Баку до сих пор остались друзья и родственники.

Вместе с хозяином квартиры Дронго прошел в гостиную. Они сели за стол. Почти сразу им принесли душистый чай с чабрецом, разные сорта варенья. Словно они попали в бакинский дворик. Здесь было варенье из черешни, из лепестков розы, из засушенных грецких орехов. И наконец, варенье из экзотического плода фейхоа, который рос только на крайнем юге и напоминал смесь фиников, мандаринов и лимона, посыпанных сахарным песком.

– Сонечка, ты узнала нашего гостя? – спросил Давид Аронович, когда появилась его супруга.

– Конечно, – всплеснула руками супруга Савицкого, – он так похож на своего отца. Каким человеком был ваш отец! Благородным, честным и порядочным. Вы знаете, когда посадили Давида, я пришла к вашему папе и сказала: «Назовите мне цену, чтобы я дала вам деньги и выручила моего Давида». Вы знаете, что он мне ответил? «Уберите ваши деньги. Давид ни в чем не виноват и я постараюсь вам помочь». Вот такие были люди. Сейчас уже другие времена, таких людей просто не осталось.

– Баку как лучшее воспоминание моей жизни, – признался Давид Аронович, – таких городов в мире было только два – Баку и Одесса. Вы помните, как в финале встретились эти две великие команды. Капитаном бакинской команды был Юлик Гусман. И мы победили. Господи, как радовался весь город. А какую музыку писал им Леня Вайнштейн! Вы знали, что он был родным дядей Гарри Каспарова. А какие люди жили в нашем городе! Лев Ландау, Мстислав Ростропович, Ариф Меликов, вы знаете, его «Легенду о любви» ставил сам Григорович. И говорят, что она была поставлена в сорока с лишним театрах мира. А Таир Салахов? Какой замечательный художник! Его картины до сих пор в Третьяковской галерее. Ах, какое было время! И друзья вашего отца. Я их всех помню до сих пор. Шурик Гольдман, Изя Диккерман, Павлик Шатайло, Сема Рохлин. Это были великие адвокаты, настоящие профессионалы. А ваш отец тогда был руководителем всех адвокатов республики. Это было золотое время.

Дронго улыбнулся. Ему было приятно слушать Савицкого, ведь он помнил каждого из названных людей, хорошо знал многих с детства.

– А теперь скажите, зачем вы ко мне пришли? – поднялся голову Давид Аронович. – Только учтите, что я не отпущу вас, пока вы не попробуете нашего варенья. Все четыре сорта. Это все из Баку. И вы обязаны все съесть.

– У меня начнется диабет, – пошутил Дронго.

– Ничего не начнется, – отмахнулся Савицкий, – нужно только соблюдать умеренность и не переедать. Судя по вашей фигуре, вы находитесь в отличной спортивной форме. Поэтому не нужно себя пугать. Итак, для чего вам понадобился Давид Аронович Савицкий?

– Вы знаете, что сегодня в доме произошло еще одно убийство?

– Я не глухой и все слышал. У нас во дворе столько машин милиции и «Скорой помощи», что я мог бы и сам догадаться. Но Майя, наша внучка, спустилась вниз и все узнала. Опять убили очередного араба, на этот раз, кажется, друга погибшего бизнесмена. Если вы думаете, что здесь сектор Газа и евреи убивают арабов, то глупо ошибаетесь. В нашем доме живут несколько почтенных еврейских семей, но убийц среди них нет, это я вам гарантирую.

– Не сомневаюсь, – кивнул Дронго, – в таком случае скажите, кто мог это сделать? Вы знаете всех, кто живет в доме.

– Мы купили эту квартиру одними из первых, когда был готов еще только фундамент. Конечно, мы рисковали, но решили вложить деньги, чтобы получить хорошую квартиру. Я, правда, советовался с друзьями, и они сказали: «Додик, можно вкладывать деньги, не опасаясь, что тебя кинут». И я вложил. Поэтому я знаю всех, кто проживает в нашем доме. И даже знаю вопрос, который вы мне хотите задать. Кто мог убить вашего знакомого бизнесмена и его адвоката? И я вам отвечу: «Никто». В этом доме таких убийц просто не может быть. Здесь живут очень состоятельные и очень солидные люди. Поэтому здесь не ищите. Только в другом месте. Никто из наших не станет рисковать своим положением и репутацией ради убийства другого человека. Какие бы преференции это ни сулило в будущем. Вы меня понимаете? Теперь попробуйте другое варенье. Вот это. Сонечка, нам нужен новый чайник. И скажи, чтобы сделали еще один чайник с чабрецом.

– Но два убийства произошли, – напомнил Дронго.

– Верно, – согласился Давид Аронович, – и поэтому я готов вам подсказать, где нужно искать. Они произошли в нашем доме, но никто из жильцов дома к этим убийствам не может быть причастен. Вы поняли мою подсказку?

– Никто из жильцов, – задумчиво повторил Дронго. – Вы считаете, что это мог сделать кто-то из тех, кто бывает в этом доме или работает в нем, но не является жильцом дома?

– Правильно. Домработницы, водители, техники, разные мастера, помощники, секретари, целый штат прислуги. Каждый из них мог совершить это преступление, ведь зависть порождает ненависть. Самая сильная ненависть – это классовая ненависть. И она базируется на золоте, на деньгах. У кого меньше денег, тот всегда завидует тем, у кого их больше. Встречаются отдельные индивидуумы, которые понимают, что всех денег не заработаешь. Чтобы так понимать, нужно быть с детства обеспеченным человеком. Расти в достатке и никому не завидовать. Остальные завидуют. Чужой жене, чужой машине, чужой квартире, чужим деньгам, чужому успеху. Вы меня понимаете?

– Не получается, – сказал Дронго, – я понимаю ход ваших мыслей, но не получается. Дело в том, что на входе сидит охранник, который регистрирует всех вошедших в дом людей, не проживающих в ваших квартирах. Всех, кто сюда приходит, я имею в виду обслуживающий персонал, включая водителей, телохранителей и даже кухарок. А значит, чужой дважды не мог пройти незамеченным и выйти отсюда. Это просто невозможно. Значит, кто-то из своих.

– Я знаю каждого, кто у нас живет. Таких здесь нет, – твердо ответил Давид Аронович.

– Дело в том, что погибший выдал кому-то из соседей триста тысяч долларов. Возможно, в долг. А потом не смог получить эти деньги. Это пока только наше предположение, но я не думаю, чтобы такой опытный бизнесмен, как вице-президент компании с миллионными оборотами, мог выдать такую сумму домохозяйке или кухарке. Не могу в это поверить.

– Триста тысяч долларов, – повторил Савицкий, – это серьезная сумма. Почему вы мне сразу не сказали? Тогда совсем другое дело. Триста тысяч – большие деньги, даже для живущих в нашем доме. Нужно будет подумать.

– Вот видите. Значит, просто так жильцы вашего дома никого не убьют, а за триста тысяч вполне могут. Люди у вас какие-то подозрительные.

– Люди везде одинаковые, – возразил Савицкий, – когда такие большие деньги, некоторые могут колебаться. Помните у Маркса: «Обеспечь пятьсот процентов прибыли, и нет таких преступлений, перед которыми он бы остановился».

– Не думал, что вы можете цитировать Маркса.

– А я его выучил в тюремной библиотеке. Это мне заносили в плюс. Я был единственный заключенный, кто читал Маркса, Ленина, Плеханова. Между прочим, поучительное чтение. Умнейшие люди были. Очень много полезного. Значит, триста тысяч долларов.

– Появились конкретные кандидатуры? – улыбнулся Дронго.

– Нет. Все равно нет. Есть несколько человек, кому нужны такие деньги. Но нет потенциальной воли и способности к этим преступлениям. Нет. Я по-прежнему убежден, что в нашем доме таких преступников нет.

– В таком случае у меня более конкретный вопрос. Кому, по-вашему, бизнесмен мог доверить такую сумму? Он же не мог отдать ее первому встречному только потому, что тот его сосед по дому.

– Не мог, – нахмурился Давид Аронович, – они должны быть знакомы. У них могли быть общие интересы. И вероятно, ваш бизнесмен чувствовал себя обязанным. Такое возможно?

– Мне нужно подумать. – Дронго потер подбородок. Неужели Савицкий сумел подсказать ему ответ? Он должен был сам догадаться. Теперь остается только проверить некоторые детали, и тогда он сможет назвать имя убийцы уже через полчаса.

– Спасибо, – взволнованно произнес Дронго, – кажется, вы действительно мне очень помогли.

– Всегда готов, – добродушно усмехнулся Савицкий, – заходите к нам еще раз. Только без своего сопровождения. Вид человека в милицейской форме действует на меня плохо. С этим невозможно бороться. Это уже на всю жизнь.

 

Глава двадцатая

Дронго вернулся в квартиру на восемнадцатый этаж. Увидев выражение его лица, Федосеев быстро спросил:

– Что случилось? На вас лица нет.

– Я все знаю, – задумчиво произнес Дронго, – мне все известно. Остается уточнить три вопроса, и я могу назвать имя «отравителя».

– Какие вопросы? – спросил следователь.

– Мне нужна будет ваша помощь, – сказал Дронго, – чтобы быстро получить ответы на все три вопроса. Они не сложные, просто нужно было пройти через все эти испытания, чтобы найти ответ. Он оказался до банальности прост. Есть такой принцип Оккама: «Не умножай сущее без необходимости». Мы искали чуть ли не политический заговор, а все оказалось гораздо проще. Деньги, деньги и еще раз деньги. Если разрешите, мы сейчас все проверим, а потом я пойду и сам переговорю с этим убийцей. Без свидетелей.

– Нет, – решительно возразил Федосеев, – это слишком опасно. Вы видели, как он умеет убивать. Сначала Ашрафи, потом его адвоката. Нет, одного я вас не отпущу. С меня достаточно того, что уже произошло в этом доме.

– Я вынужден настаивать. Хотя бы для того, чтобы облегчить вам задачу. И еще одна просьба. Пусть все машины демонстративно отсюда уедут. Достаточно, если вы оставите группу захвата. А теперь давайте уточним наши вопросы.

Уже через пятнадцать минут они получили ответы на все вопросы. Дронго вопросительно посмотрел на следователя.

– Но как? – ошеломленно спросил Федосеев. – Как вы смогли догадаться? Это же практически невозможно.

– С самого начала я был уверен, что передо мной трудная задача. Ведь вы уже успели все проверить. Да и специалист из Голландии не был дилетантом. Поэтому я решил пойти несколько иным путем. Стал узнавать, какие интересы были у погибшего Ашрафи, с кем он встречался. Нашел девушек, которые обычно к нему приезжали. И они вспомнили о том, что именно двадцать второго августа кто-то пришел к Ашрафи, позвонив в дверь. Они тихо переговорили, и хозяин вернулся к ним очень недовольным.

Я сразу проверил по журналу регистрации. В это время никто из чужих в дом не приходил. Значит, был кто-то из соседей. Почему Ашрафи был так недоволен? В разговоре со мной Вуличенко вспомнил, что египетский бизнесмен говорил о деньгах, которые он одолжил одному из своих соседей, а теперь ждал, когда тот ему вернет. Он даже соврал своему другу, сказав позднее, что деньги вернули. Ему было неприятно сознаваться, что деньги ему еще не отдали. А я знал, что в начале июля ему привез наличными сумку денег Муса Халил. Но эти деньги словно бесследно исчезли. Как я вышел на кабину лифта, я вам уже сказал. Гибель несчастного мопса отчасти мне помогла. Но самое главное мне сообщила канадская журналистка Рита Эткинс. Рассказывая о встрече с погибшим, она вспомнила, что летом была у него в гостях. И во время их встречи здесь появилась еще одна дама. Эткинс была возмущена и настолько забылась, что оставила воду открытой, затопив соседей внизу. Вот такой забавный и любопытный факт. Казалось, что в нем особенного? Но он дал мне разгадку к этому убийству.

Я все время думал, кому мог одолжить такую сумму Вилаят Ашрафи? Ведь чужому он ее не даст, даже соседу просто так не одолжит. Сегодня Давид Аронович меня твердо убеждал, что среди жильцов дома нет потенциальных преступников и искать нужно среди тех, кто приходит в этот дом. Зависть и ненависть – движущие силы многих преступлений. Здесь я с ним был согласен. Но тогда почему убийца каждый раз оставался незамеченным? Ведь его ни разу не зафиксировали в журнале. С одной стороны получалось, что он здесь живет. А с другой стороны, его как бы здесь нет. И Савицкий подсказал мне ответ, сам того не ожидая. Возможно, Вилаят Ашрафи чувствовал себя обязанным этому человеку и поэтому одолжил ему деньги. Все так и было. Вся мозаика сразу восстановилась, и я понял, кто убийца.

Когда я спускался вниз, на семнадцатый этаж, там меня встретила Тамара Земскова. Они живут с мужем этажом ниже и работают в Индии, где обычно остаются. В их отсутствие в квартире живет младший брат Земскова, о котором она мне сказала. Учитывая, что Ашрафи залил именно эту квартиру, я задал себе вопрос, кто сделал там ремонт. И оказалось, что младший Земсков благородно отказался от денег, решив сделать ремонт сам. Все вставало на свои места. Он отказался от денег за ремонт, а затем пришел и попросил деньги в долг. Вилаят Ашрафи не мог отказать человеку, который только недавно потратил большую сумму денег на свой ремонт, происшедший по вине соседа. И выдал ему деньги. Двадцать второго августа он ждал обратно своих денег. Очевидно, Земсков-младший пришел к нему и попросил немного подождать. Это разозлило Ашрафи, и он явно высказал свое недовольство соседу. Тот пообещал отдать через несколько дней.

В день убийства они, видимо, договорились о встрече. Ашрафи торопился домой, уехав раньше обычного с выставки своего друга. Он хотел получить назад свои деньги. Но убийца уже приготовился. Он смазал кнопку на панели лифта, увидев, как подъехала машина египетского бизнесмена. И затем тщательно все вытер, после того как в кабине поднялся Ашрафи. Убийство было почти идеальным, если бы не эти капли, просочившиеся в щель. И если бы я не узнал о деньгах от Мусы Халила, о соседе, которому одолжили деньги, от Сергея Вуличенко, и наконец о потопе, который устроила Рита Эткинс.

– Я бы никогда не задавал такие вопросы, – признался Федосеев, – мне бы они казались не очень существенными. Кто-то кого-то затопил или адвокат купил часть акций. Ну и что? Это вы смогли все верно выстроить.

– Оставалось три вопроса, на которые я хотел получить ответ. В разговоре со мной жена старшего брата сказала, что ее деверь живет у них в квартире. Это меня несколько насторожило. Я узнал, что отец братьев Земсковых был очень богатым человеком. Почему у младшего сына, которому уже тридцать восемь, нет своей квартиры? Первый вопрос. И мы узнали, что он развелся, оставил свою квартиру жене, а квартиру отца давно продал и теперь живет квартирантом, снимая одну комнату в коммуналке, и живет там, когда семья старшего брата возвращается в Москву. Тогда второй вопрос. Почему он живет в подобных условиях? Легко было уточнить, что он уже давно забросил все свои дела и пропадает сутками в казино. Третий вопрос был о его профессии. Хотя все было ясно и без этого. Как только мы узнали, что он кандидат химических наук, других доказательств уже не нужно было искать. Три вопроса. Три ответа. Игроки обычно плохо заканчивают. Очевидно, он проиграл и полученные в долг деньги. А затем решил убить бизнесмена, чтобы не возвращать долг. Вилаяту Ашрафи было неудобно отказывать человеку, который потратил деньги на ремонт, после того как была затоплена его квартира. Я там был и думаю, что он потратил не много. Несколько тысяч долларов. Но Ашрафи этого не знал. И он дал деньги в долг, полагая, что сосед вернет их вовремя. Ашрафи рассуждал как обычный бизнесмен. Если у человека есть такая квартира, которая стоит не один миллион долларов, если он благородно отказывается от денег, делая ремонт собственными силами, то триста тысяч долларов для него не такие большие деньги, как и для самого Вилаята Ашрафи, носившего часы за четыреста тысяч долларов. Но это была ложная предпосылка. Младший Земсков никогда не жил в этом доме и все свои деньги он оставлял в казино. Я думаю, что разработка подобного яда на его совести, и вы легко докажете его причастность к этим убийствам.

А последнее доказательство мы получили уже в процессе нашей проверки, – напомнил Дронго. – Вы обратили внимание, где находится комната в коммунальной квартире, в которой проживал Земсков-младший? Как раз там, откуда дважды звонили с улицы в день убийства. Он, очевидно, договаривался о встрече. Это, конечно, не абсолютное доказательство его вины, но очень убедительный довод в пользу нашей версии.

Возможно, несчастный Муса Халил вспомнил, что погибший говорил о соседе снизу, и отправился туда на разговор. Мне интересно, что там произошло, и поэтому я хочу повторить этот печальный опыт. Только на этот раз я буду знать, с кем имею дело. А вам остается только подождать.

– Это очень опасно, – пробормотал Федосеев, – если Никита Земсков действительно тот самый «отравитель», то он способен на любую пакость.

– У вас остались еще сомнения? У меня были точные сведения, что подобное убийство не совершалось никем из криминально мира.

– Откуда такие точные сведения? – снисходительно спросил Федосеев.

– У каждого свои методы, – усмехнулся Дронго. – Итак, теперь вы слушайте мой план на завершающем этапе нашего расследования.

Через двадцать минут он позвонил в квартиру, находившуюся на семнадцатом этаже. Дверь долго не открывали. Наконец она распахнулась. На пороге стоял невысокий молодой человек с растрепанной головой, в джинсах и черной майке. Ему можно было дать лет двадцать пять или чуть больше, если бы не его глаза. Уставшие, внимательные и загнанные глаза раненого зверя. Молодой человек взглянул на незнакомца.

– Что вам нужно?

– Здесь проживают Земсковы? – спросил Дронго.

– Да, но их сейчас нет. Они улетели в Индию. И приедут только через полгода.

– Понимаю. Но мне нужны именно вы, Никита Земсков.

– Я? – сделал вид, что удивился, Земсков. Ох эти глаза, как они его выдавали. Глаза существовали отдельно от этого мальчишеского лица, от щуплого тела. Это были глаза убийцы. Дронго видел в своей жизни такие внимательные и безжалостные глаза.

– Мне бы хотелось с вами переговорить, – сказал Дронго.

– Входите, – разрешил Земсков, чуть посторонившись, – вы из органов?

– Нет. Я друг погибшего бизнесмена, который проживал над вами. Сегодня погиб и его адвокат. Вы, наверно, слышали, какой был шум во дворе и на лестницах?

– Ничего не слышал, – ответил Земсков, – я все время спал. Проходите в столовую и скажите, какое у вас ко мне дело. Только снимите верхнюю одежду. У меня аллергия на пыль. Поэтому вам нужно снять обувь и верхнюю одежду. Я имею в виду ваш пиджак.

Дронго остановился. Замер, посмотрев на этого щуплого молодого человека, стоявшего перед ним.

– Как здорово придумано! – почти восхищенно сказал он. – Значит, именно так ты обманул адвоката.

– Что вы говорите? – спросил Земсков, глядя на него. – Я вас не понимаю.

– Отлично понимаешь. Какой ты умница. Сказал несчастному адвокату, что у тебя аллергия на пыль. Заставил его снять обувь и пиджак. А в пиджаке лежал его мобильник. Ты успел нанести туда свой фирменный яд, который был разработан в вашем институте во время защиты твоей диссертации. Он ведь нужен был для борьбы с вредителями, а получилась невероятная концентрация яда. Почти как цианистый калий, который мгновенно убивает любое живое существо.

Земсков стоял, глядя на гостя. У него были холодные и безжизненные глаза.

– Мне хотелось узнать, как ты заставил его отдать тебе свой телефон. Теперь я это знаю. Ты талантливый человек, Никита Земсков, но рано или поздно ты должен был попасться. Тебе не удалось стереть яд полностью с панели. Несчастный мопс лизнул панель и околел уже вечером. Ты не думал, что я узнаю про потоп в вашей квартире, про твое благородное решение сделать ремонт самому, про деньги, которые ты взял в долг и потом долго не возвращал. А самое главное, ты не мог даже предположить, что здесь может поселиться Давид Аронович Савицкий, который сумеет подсказать мне, где искать настоящего убийцу.

– Я не знаю никакого Савицкого, – холодно произнес Земсков.

– Действительно не знаешь. Он убежден, что никто из соседей не мог быть убийцей. Но никто из приходивших сюда людей тоже не мог совершить это преступление, так как их регистрировали в журнале. И только ты, живущий в квартире своего старшего брата, мог беспрепятственно входить и выходить из этого дома. Ведь тебя знали в лицо все охранники дома.

– Кто вы такой? – спросил Земсков. Он все еще стоял в той самой позе, в какой его застала речь Дронго.

– Меня обычно называют Дронго. Я эксперт по вопросам преступности. Тебе просто не повезло. Ты взял деньги у бизнесмена, компания которого начала разработку и строительство большого проекта, в который оказались втянуты несколько стран. Многие даже посчитали, что это было политическое убийство. Никому и в голову не могло прийти, что «отравитель» – это ты. Вот такой милый молодой человек, которого никому и в голову не пришло бы подозревать.

Земсков сделал шаг в сторону, еще один. Протянул руку к столу.

– Я вас не понимаю, – сказал он, – что вы городите? Какие-то убийства, какие-то отравления. Я действительно кандидат химических наук, но при чем тут яды? И вообще, зачем вы ко мне пришли?

– А теперь медленно повернись ко мне и подними руки, – сказал Дронго, доставая оружие, – и учти, что я стреляю неплохо. Я не стану тебя убивать. Я просто раздроблю тебе кости на обоих руках. Подними руки и брось то, что ты сейчас взял.

Земсков сжал губы. Он держал что-то в зажатом кулаке правой руки и смотрел ненавидящими глазами на гостя.

– Не дури, – посоветовал Дронго, – за дверью ждет группа захвата. Тебе никуда не уйти. А я не промахнусь с трех метров, это я тебе обещаю. Ты можешь представить, с каким удовольствием я бы выстрелил тебе в лицо. Разожми кулак и осторожно брось то, что ты держишь, на пол. Я долго ждать не буду.

Земсков не отрываясь смотрел на дуло пистолета, направленного ему в грудь. Он понимал, что не успеет бросить этот сухой порошок в своего гостя. Просто не успеет дернуть рукой, как тот выстрелит. И все будет кончено. Он видел эту решимость в глазах гостя. Он понимал, что тот обязательно выстрелит.

– Я положу этот порошок на стол, – предложил Земсков.

– Нет, – сказал Дронго, – просто разожми руку.

– Нельзя, – возразил убийца, – он может просыпаться на меня.

– Тем хуже для тебя, – сказал Дронго, – бросай, у тебя остались последние пять секунд.

Земсков сжал кулак и отвел руку в сторону, затем разжал пальцы. Из кулака упал целлофановый кулек, и часть порошка просыпалась на пол. Земсков испуганно отдернул ногу.

– Вот так, – удовлетворенно сказал Дронго, – а теперь, господин «отравитель», я сдам вас следователю прокуратуры. Он уже ждет нас за дверью. Можете представить себе, сколько у него к вам накопилось вопросов?..