Вызвав Тауфика Шукри, Дронго в очередной раз отправился в дом, где произошло убийство. Они миновали сидевшего в холле дома охранника, отметившись в журнале для гостей и предъявив свои паспорта. Охранник как-то странно взглянул на них, но ничего не сказал, разрешив им подняться. Очевидно он знал Тауфика Шукри в лицо. Они поднялись в кабине лифта на восемнадцатый этаж, вошли в квартиру. Здесь все было как прежде. Идеально чистая квартира, в которой уже три месяца никто не жил. Дронго прошелся по комнатам. Заглянул в ванные. Если Рита сказала правду, вот отсюда вытекла вода и очевидно просочилась к соседям внизу.

– Кто живет внизу? – уточнил он у Тауфика Шукри.

– Какой-то бизнесмен, – ответил тот, – точно не знаю. Мы вообще мало общались с соседями в этом доме. Жилец напротив – это еврей, который все время обтяпывает делишки во Франции.

– Он российский бизнесмен, – улыбнулся Дронго, – все арабы уже зациклились на слове «еврей». Он российский бизнесмен.

– Нет, он прежде всего еврей, – возразил Тауфик Шукри. – Вы знаете, как они поддерживают друг друга во всем мире. Если бы у арабов было такое единство и каждый из нас согласованно бросил бы в сторону Израиля одну лопату песка, мы бы их давно закопали.

– В тебе говорит арабский экстремист, – заметил Дронго. – А тебе не кажется, что они имеют право жить в этих местах. Ведь Иудея и Израиль существовали еще тогда, когда не было понятия об арабской нации. И когда ООН приняла решение о создании двух государств – Израиля и Палестины, именно арабы первыми начали войну, не признавая права Израиля на существование. Это точные исторические факты. Просто чтобы ты знал.

– Они управляют всем миром, – твердо заявил Тауфик Шукри, – все финансисты и политики у них в руках.

– Значит, в этом виноваты отчасти и вы, – рассудительно заявил Дронго. – Их двадцать миллионов по всему миру, а вас раз в двадцать пять больше. И денег у арабских шейхов куда больше, чем у всех еврейских миллиардеров вместе взятых. Но вы не можете объединиться, не можете даже договориться друг с другом. Для вас арабское единство, не говоря уже о мусульманском единстве – пустой звук. Шииты ненавидят суннитов, фарсы не любят арабов, те, в свою очередь, не доверяют туркам, ортодоксальные режимы не верят светским, те подозревают их в подготовках заговоров. Курды и турки убивают друг друга. В общем, одни сплошные подозрения. И в этом безумном мире Израиль пытается выживать, в окружении многочисленных арабских государств. Что ему и удается.

– Вы правы, – согласился Тауфик Шукри, – мы ненавидим друг друга еще больше, чем своих врагов.

В дверь позвонили. Телохранитель поспешил открыть. На пороге стояла невысокая худая женшина лет пятидесяти. У нее были уже начинающие седеть волосы, чуть вытянутое лицо, длинный вертикально идущий нос, словно разделявший лицо пополам и нависавший над верхней губой. Печальные, уставшие глаза. Женщина взглянула на обоих мужчин и кивнула Тауфику Шукри, которого она знала.

– Это Варвара Константиновна, – представил ее телохранитель, – домработница нашей квартиры. А это господин Дронго, он расследует убийство уважаемого Виалята Ашрафи, да будет земля ему пухом.

Женщина вошла в дом, сняла косынку, пальто. На ней были джинсы и свитер грубой вязки. Она осторожно прошла на кухню. Очевидно, ей будет сложно беседовать в другом месте, понял Дронго. И пройдя на кухню, уселся напротив нее за столом.

– Что вам нужно? – тихо спросила Варвара Константиновна. – Чем я могу вам помочь?

– Вы давно работаете здесь?

– С того момента, как господин Ашрафи снял эту квартиру. Меня пригласили через его компанию. Сказали, чтобы я приходила сюда два раза в неделю, когда его не будет дома, чтобы ему не мешать. Мне выдали запасной ключ, и я стала приходить. Один раз пришла в неурочное время, когда хозяин был дома с гостями. После этого я стала звонить и уточнять, когда мне можно прийти.

– Что входило в ваши обязанности?

– Менять постельное белье и полотенца, вытирать пыль, мыть посуду, в общем все хлопоты по дому.

– Он вам дополнительно платил?

– Иногда оставлял на столике деньги. Один раз оставил, но я не взяла. Тогда он написал записку, чтобы я забрала деньги. Оставлял по двести-триста долларов.

– Что-нибудь необычное в доме вы находили? Какие-нибудь чужие предметы? Или чужие вещи?

– Один раз женские колготки, – спокойно сообщила она. – На телевизоре лежали две пары новых колготок. Я еще удивилась, зачем ему женские колготки. Наверно купил для своей знакомой и забыл о них. Я переложила их на кровать. В следуюший раз их уже не было.

– В доме несколько кроватей и диванов. Они обычно были разобранными?

Она посмотрела на Тауфика Шукри, словно уточняя, можно ли все говорить. Тот кивнул, разрешая рассказывать.

– Здесь всегда был беспорядок. Но я все убирала, – спокойно сообщила она.

– Один раз его знакомая оставила воду в ванной открытой и залила соседей внизу. Вы тогда работали?

– Мне позвонили от его имени и сказали, чтобы я приехала. Когда я вошла сюда, никого дома не было. Но соседей внизу они залили, я спускалась вниз и все сама убирала. Две комнаты были в воде.

– Кто там живет?

– Я их не знаю. Мужчина и женщина. Молодые люди. Лет тридцать или тридцать пять. Детей у них, кажется, нет.

– Они были расстроены? Может, рассержены?

– Нет. Оба смеялись.

– Что еще необычного случилось в этой квартире за последний год?

– Ничего, кроме смерти самого хозяина.

– Как это было? Вы ведь должны были появляться здесь только в его отсутствие?

– Да, я позвонила его секретарю. Она сказала, что он поедет на выставку, потом заглянет на полчаса домой и снова уедет. Я пришла днем, когда он должен был отсутствовать. Хотела открыть дверь, но она была заперта изнутри. Тогда я позвонила, постучала, крикнула. Мне никто не отвечал. Я спустилась вниз и позвонила от охранника. Опять никто не ответил. Там Паша сидел, молодой охранник. Он сразу решил в милицию звонить. Я его даже отговаривала, думала, устал хозяин, заснул. Но Павел милицию вызвал. Они приехали, долго стучали. Никто не отзывался. Потом в офис компании позвонили. Вызвали какого-то специалиста, который должен был открыть дверь. Но там замок изнутри был заперт. Приехали другие сотрудники с таким аппаратом особенным... Вырезали замок, открыли дверь и мы все вошли. Хозяин лежал на диване, и было видно, что он уже не жилец.

– Рядом был какой-нибудь стакан или тарелка?

– Ничего не было. Меня сразу удалили и вызвали еще много людей. Разных экспертов, как они говорили. Потом еще приехали ребята из офиса. Тауфик приехал. Плакал даже, – показала она на телохранителя. Тот отвернулся.

– Больше я ничего не знаю. Меня домой отправили. А через неделю следователь вызвал. Разные вопросы задавал, и я ему честно на все ответила. Только он про постель меня не спрашивал. И про залитого соседа снизу тоже не узнавал. Больше спрашивал про разные записки или людей, которые здесь могли быть. Но я же никого не видела. Только три или четыре раза Тауфик приезжал, продукты разные привозил, воду, когда я здесь была. А больше я никого не знаю. Так следователю и сказала. Через месяц мне позвонили и попросили, чтобы снова сюда приехала, вытирать пыль. Я и приехала. Платят хорошо, вовремя, почему мне нужно отказываться?

– И все?

– Нет, не все. Потом еще какой-то иностранец приехал. С переводчицей. Все спрашивал меня о том, как жил хозяин, что он ел, какие напитки обычно пил. Откуда я это знаю? Что в холодильнике лежало, то, наверно, и пил. Только я в этих винах не разбираюсь. Еще бар был большой в гостиной, в серванте. Он и сейчас там есть. А что хозяин любил пить, я не знаю. Может, чай любил или кофе. И насчет еды я ничего не знала. Тарелки оставляли в посудомоечной машине, а мусор обычно Петя Голованов выносил. Это их водитель был. Я оставляла мусорные мешки у дверей, и он их забирал.

– На кухне есть мусоропровод, – вспомнил Дронго.

– Нет. Прежние хозяева его замуровали. Они здесь не живут и боялись, что через мусоропровод к ним крысы пролезут от других соседей. Здесь многие крышки мусоропроводов приварили, чтобы не пользоваться. Ну и правильно сделали. Кто хочет мусор выбросить, сам несет свои пакеты вниз.

– Разумно, – согласился Дронго. – А напротив соседи появлялись?

– Ни разу. Он живет, говорят, где-то во Франции. Пускай живет. Денег, видимо, много, хочет их тратить. Такую большую квартиру пустой оставил и сам уехал туда. Говорят, от кризиса подальше. Все продал и уехал во Францию. А вот квартиру оставил, жалко наверно. Раньше такие квартиры миллионов пять стоили. А сейчас раза в два или в три в цене упали. Обидно ему было за такие деньги свою квартиру отдавать. Вот он ее поэтому запер и уехал.

– Спасибо вам, – поблагодарил ее Дронго. – А вы не помните, как зовут соседей внизу?

– Я даже не знала, как их зовут, – призналась Варвара Константиновна.

Разговор был закончен. Ничего особенного она не могла вспомнить. Он особо и не рассчитывал. Если бы ее показания могли дать хотя бы одну зацепку, следователь и голландский частный детектив эту зацепку бы раскрутили. Он поднялся, возвращаясь в гостиную. Осмотрел окна. «Предположим самое невероятное. Кто-то влез через окно. Но здесь такая конструкция пластиковых рам, что их невозможно закрыть снаружи. К тому же на всех окнах есть еще и специальные сетки против комаров и мух. Если бы кто-то влез или вылез, то он неминуемо порвал бы эти сетки. Не получается. Ничего не получается».

– Подожди меня здесь, – попросил он Тауфика, – я сейчас вернусь.

Он вышел из квартиры, спустился по лестнице, чтобы выйти на лестничную площадку семнадцатого этажа. Позвонил в квартиру, находившуюся под той, откуда он сейчас вышел. Довольно долго ждал. Дверь наконец открылась. На пороге стояла женщина лет сорока. Она была в коротких светлых брюках и в красной блузке с длинными рукавами. Волосы собраны под пластмассовой заколкой. Лицо было несколько удлиненное, подбородок немного тяжеловат. Серо-зеленые глаза удивленно смотрели на незнакомца.

– Вам кого? – спросила она.

– Извините, – начал Дронго, – я от вашего соседа сверху.

– Господи, – ахнула она, сделав шаг назад, – что вы такое говорите. Он же умер три месяца тому назад.

– Я неправильно выразился. Я его друг, и мы сейчас приехали к нему на квартиру, – пояснил Дронго.

– Что вам нужно от меня?

– Нам сказали, что летом он вас залил. Варвара Константиновна, домработница, нам все рассказала.

– Откуда вы так хорошо знаете русский язык? – спросила женщина. – Вы разве не из Каира?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – я из Баку.

– Ой, Баку, – оживилась она, – я там была два раза. Вы знаете, в молодости, еще школьницей, я была просто безумно влюблена в вашего Муслима Магомаева. Собирала его фотографии, слушала записи. Он был такой замечательный человек. Вы его знали?

– Немного знал.

– Ой, вы счастливчик. А я так ни разу в жизни его и не увидела. Почему вы стоите на пороге? Заходите в квартиру. У меня, правда, такой бардак. Мы только приехали неделю назад и завтра утром опять улетаем.

– Я не хочу вас беспокоить, – тактично заявил он, – позвольте представиться. Меня обычно называют Дронго.

– Очень приятно, господин Дринго, – кивнула она, – а я Тамара Земскова. Мы здесь живем с моим мужем. Извините еще раз, что не приглашаю вас к себе, сами понимаете...

– Конечно понимаю. И не хочу больше вам мешать. Значит, тогда ничего страшного не произошло.

– Пустяки, —отмахнулась она, – муж так и сказал, чтобы мы не волновались. Все потом исправили, побелили и покрасили. Все нормально. Нас здесь не было, когда это произошло.

– Простите еще раз. До свидания. И вам счастливого пути. А куда вы летите?

– В Дели, в Индию, – пояснила она.

– И здесь никто не живет?

– Обычно остается младший брат моего мужа, – пояснила она. – А вы теперь будете жить над нами?

– Боюсь, что нет, – он протянул ей руку. – До свидания. Я рад был с вами познакомиться.

– Я тоже, – она пожала ему руку. – Ой, вы чем-то напоминаете мне самого Муслима Магомаева. Вы с ним случайно не родственники?

– Нет, – ответил Дронго, улыбнувшись.

Он повернулся и пошел к лестнице. Поднялся наверх. Позвонил Эдгару Вейдеманису.

– Что у нас со списком жильцов? – уточнил он.

– Уже почти готов, – ответил Эдгар, – взяли в компании, которая сейчас занята эксплуатацией дома. Там очень интересные жильцы. Есть народный артист из Большого театра, есть директор коньячного завода из Дагестана, есть даже немецкий бизнесмен, решивший купить квартиру на последнем этаже.

– Я не об этом тебя спрашиваю. Есть ли среди них лица, имеющие отношение к химическим институтам или подобным учреждениям?

– Ни одного. Откуда в таком дорогом доме появиться нищему ученому-химику? – спросил Эдгар. – Ты должен понимать: квартиры там стоят не один миллион долларов. Обычному ученому или сотруднику института это явно не по карману.

– Проверь еще раз, – посоветовал Дронго, – и посмотри, есть ли в твоем списке Земсков?

– Есть, – почти сразу ответил Вейдеманис, – он живет как раз под квартирой, где был убит Вилаят Ашрафи. Валентин Ильич Земсков, торговый атташе в Индии. Очевидно, человек далеко не бедный. Его отец был директором универмага, кажется, ГУМа или ЦУМа, мне об этом Кружков рассказывал. Легендарная личность, Илья Ильич Земсков. В Москве шутили, что первый «Ильич», имея в виду Ленина, умер нищим, второй «Ильич» – Брежнев получил сто медалей и орденов, а третий «Ильич» оказался самым умным, сделав себе миллионное состояние.

– Что с ним потом стало?

– Умер уже двадцать лет назад. Или чуть больше. А Земсковы работают в Индии.

– Да, – разочарованно ответил Дронго, – они мне об этом сообщили. Телефон проверил?

– Как раз жду ответа. Перезвоню тебе через несколько минут, – пообещал Эдгар.

Дронго снова вышел за дверь и, вызвав кабину лифта, спустился на первый этаж. Сегодня дежурил другой охранник. Дронго подошел к нему.

– Простите, – сказал он, – я из квартиры на восемнадцатом этаже. Мы приехали полчаса назад.

– Вы же у меня регистрировались, – напомнил охранник. Ему было лет пятьдесят. Волосы пострижены ежиком, красноватое мордастое лицо, густые брови – чувствуется почти военная выправка.

– Верно. Дело в том, что я специальный эксперт, который расследует убийство Вилаята Ашрафи, происшедшее в этом доме. И мне нужны данные о визитах в дом за двадцать второе августа.

Он ожидал чего угодно, только не того, что потом случилось. Охранник мог отказать, возмутиться, мог просто послать его подальше. И тогда пришлось бы долго и тяжело выяснять эти данные либо через Эдгара Вейдеманиса, либо прибегая к помощи Николая Савельевича, который должен был написать письмо и ждать ответа. Но охранник неожиданно широко улыбнулся:

– Господин Дронго, я же вас хорошо знаю. Я раньше работал в военной комендатуре, и вы однажды очень помогли нашему полковнику, когда пропали его документы.

– Да, действительно, это был я, – подтвердил Дронго. Странно, что он не помнит этого охранника. Раньше память его никогда не подводила.

– Я был там дежурным прапорщиком и все время смотрел, как вы работаете, – радостно пояснил охранник, немного успокоив Дронго. – Но вы меня наверняка не помните. Я сидел в соседней комнате и слышал, как вы работаете. Меня зовут Михаил Родионович, Скажите, что вам нужно?

– Посмотрите, кто приходил в дом двадцать второго августа, Михаил Родионович, – попросил Дронго, – примерно с пяти до восьми вечера. Я имею в виду из посторонних. Если они, конечно, отмечались в вашем журнале.

Охранник наклонился и достал какой-то журнал. Начал его листать. Потом поднял голову.

– У нас данные заносят и в компьютер, и в журнал, – извиняющимся тоном пояснил он. Очевидно, с компьютером охранник был не в особых ладах.

– Вот здесь. Двадцать второе августа. Как раз была моя смена. Приходил сантехник на одиннадцатый этаж в пять часов вечера. Нет, их было двое. Пришла няня с ребенком. Приехала журналистка на...

– Как фамилия журналистки? – перебил его Дронго.

– Мяс-ни-ко-ва, – по слогам прочел Михаил Родионович, – да, правильно. Мясникова. Она была у нашего немца с последнего этажа. Долго у него сидела. Поднимались наверх водители. К господину Дымшицу приехала его мама, но паспорт забыла. Пришлось пропустить, но отметку я сделал, хоть ей уже было за девяносто и сын сам спустился за ней. Представляете, ей девяносто лет, а сыну семьдесят, и они до сих пор друг друга какими-то детскими кличками называют. Она его «пусей» зовет, а он ей говорит «мамочка». Остались еще такие люди.

– Разве это плохо? – улыбнулся Дронго.

– Необычно, – ответил Михаил Родионович, – вот еще один гость пришел на пятый этаж. Это мастер телевизионный, антенну настраивал, заявку еще утром послали. Но это наш специалист, мы его давно знаем. Две дамы пришли к господину Аш-ра-фи. Ах, это к вашему клиенту. Точно, были две дамочки. Паспорта не дали, но фамилии назвали. Когда паспортов нет, мы не пускаем, но за ними сам Ашрафи спускался и свой паспорт дал. Вот здесь я отметил. Номер его паспорта. А они свои фамилии назвали. Табакова и Смоктуновская.

Дронго скрыл улыбку. Охранник даже не понял, что эти двое назвались фамилиями популярных актеров.

– Кто-то еще был? – уточнил Дронго.

– Нет, больше никого не было.

– Это точно?

– Моя рука, – гордо показал журнал Михаил Родионович, – если бы это осталось в компьютере, можно было бы сомневаться. Туда не всех вносят. А когда я дежурю, все знают, что мимо меня не пройдешь и не проскочишь. Я всех лично отмечаю. Можете не сомневаться.

– Спасибо вам, Михаил Родионович, – с чувством произнес Дронго, – у меня к вам еще один вопрос. Что-нибудь необычное в доме за последние три месяца произошло? Какое-нибудь ЧП? Может, кого-то залили водой или пожар был?

– Нет. У нас таких вещей не бывает, – махнул рукой Михаил Родионович, – у нас в доме порядок идеальный. Разве что собачка мопс с восьмого этажа умерла. Такая умная собачка была.

– От чего умерла?

– Кто его знает. У них свои собачьи болезни. Ветеринар приехал и ничего сделать не смог. Она и недолго мучилась. Уже к вечеру и околела. А так все нормально.

– Это чья собака была?

– Грузина этого. Как его: Дарсалия Борис Сергеевич.

– Может, он из Абхазии? – уточнил Дронго.

– Может, и абхаз, – согласился Михаил Родионович, – но говорит с грузинским акцентом. Я там пять лет прослужил, сразу этот акцент выделяю. Вот его супруги собачка и околела. Они в квартире своего внука живут. Он у нас известный человек, говорят, что работает где-то вице-губернатором. Родители его погибли в автомобильной катастрофе, и его вырастили дед с бабкой. Вот он им в благодарность и купил эту квартиру. Деньги высылает. Вот такие внуки бывают. А мой оболтус только двойки из школы приносит. Он мне такую квартиру точно не купит, – в сердцах произнес охранник, – но это я так, к слову. Больше никаких происшествий не было. Все у нас нормально. Если не считать убийства вашего клиента, этого арабского бизнесмена. Хотя нам говорили, что он не араб вовсе. А перс из Ирана.

– Их семья выходцы из Ирана, – пояснил Дронго, – но последние тридцать лет они живут в Египте.

– Понятно. Хороший человек был, культурный. И женщины к нему всегда культурные ходили. Вежливые такие, воспитанные. Все здоровались, прощались. Жалко его конечно. Только я думаю, что он сам отравился. Съел что-нибудь. Сейчас в ресторанах разную гадость дают. Червяков всяких, живность дикую, змей разных. Вот он что-нибудь такое съел и отравился.

– Вы так думаете?

– Уверен.

– Спасибо. Вы мне очень помогли, – он пожал руку Михаилу Родионовичу на прощание.

«Кажется, моя популярность иногда приносит конкретные плоды», – подумал он, поднимаясь в лифте на восемнадцатый этаж.

Он вышел на лестничную площадку, когда позвонил его телефон. Это был Эдгар Вейдеманис.

– Мы все проверили, – сообщил он, – вечером семнадцатого января к Ашрафи позвонили из Баку, из нефтяного консорциума. Сейчас мы выясняем, чей это был телефон.

– Насколько мне известно, он бурно реагировал, – напомнил Дронго, – разговор шел на английском, а он потом стал ругаться. И кому-то перезвонил.

– Своему старшему брату в Египет, – сообщил Эдгар, – это мы как раз выяснили. А насчет звонка из Баку сейчас выясняем. Непонятно, почему он так разозлился.

– Уточни, кто именно ему звонил, – попросил Дронго. – Дело в том, что официальный Баку тоже заинтересован в раскрытии этого убийства. Возможно, это большая политическая игра, о которой мы еще не знаем. Может, ему позвонили, чтобы предупредить. Или наоборот, от чего-то отговорить. Прежде чем я позвоню его старшему брату, чтобы узнать, о чем они говорили, мне нужно точно знать, кто именно мог позвонить ему в тот вечер. И учти, что это был человек, говоривший с Ашрафи по-английски.

– Ты считаешь, что в Баку мало людей, говорящих по-английски? – удивился Вейдеманис.

– Наоборот. Сейчас там считается признаком плохого тона не владеть в обязательном порядке русским и английским языками. Почти все высшие чиновники, включая президента, свободно говорят на этих языках. Поэтому мне так важно знать, кто именно звонил ему из Баку.

– Мы работаем, – заверил его Эдгар.

Дронго положил телефон в карман, еще не зная, что уже через несколько минут будет точно знать, каким образом был отравлен Вилаят Ашрафи. Он прошел на кухню, где убирала посуду в шкаф Варвара Константиновна. Подошел к ней.

– Вы слышали про погибшую собачку с восьмого этажа? – спросил он.

– Слышала, конечно, – кивнула она, – во дворе часто их видела. Они, старики, хозяева ее, такие люди чудесные. Всегда вместе ходили, втроем, значит. А этот песик их единственной радостью был. Так убивались они, даже жалко их стало. И собачка такая хорошая была. Они ее даже зимой в специальный тулупчик одевали. И в лифте на руках перевозили, чтобы не застудить.

– Что вы сказали? – ошеломленно проговорил Дронго.

– Чтобы не застудить, – испуганно повторила она, но он уже выбежал из квартиры, громко хлопнув дверцей.

– Он у вас какой-то чудной, – убежденно произнесла Варвара Константиновна, обращаясь к Тауфику Шукри.