Отрицание Оккама

Абдуллаев Чингиз Акифович

Сын главы крупнейшей корпорации Егор Богдановский погиб из-за обострения язвы – во всяком случае, так утверждают врачи. Близкие, а среди них известные политики, влиятельные бизнесмены, актеры, не верят этому и обращаются к эксперту-аналитику Дронго с просьбой провести расследование. Дронго – лучший в своем деле, но даже ему трудно работать среди тех, кто привык к власти и вседозволенности. Все его версии – месть, ревность, зависть – опровергаются по ходу дела. Он уже готов признать свое поражение, но сущая мелочь, всего несколько слов в разговоре, внезапно определяет и мотивы преступления, и самого убийцу…

 

Глава 1

На этот раз он не собирался лететь в Москву или в Баку раньше конца сентября. Сделав две похожие квартиры с одинаковой планировкой, мебелью, техникой, библиотеками, обоями, даже занавесками и кухонной посудой, он чувствовал себя одинаково уютно и спокойно в обоих городах. Но в Рим его тянуло сильнее всего, там была Джил с детьми. Хотя длительное пребывание в Италии сказывалось на его самочувствии, он превращался в меланхолика, полагая, что не имеет права на праздное времяпрепровождение. Он становился противен самому себе, ему казалось постыдным проживать в доме Джил, ничем не занимаясь и ничего не делая. Хотя библиотека в этом доме не уступала его двум библиотекам. И здесь были книги на многих языках, которыми он не владел. Джил и дети спокойно читали книги на многих европейских языках, и ему было иногда стыдно признаться, что он не знает ни французского, ни немецкого.

Европа становилась одним общим домом для всех своих граждан. И многие европейцы уже считали нормой для себя знание трех-четырех европейских языков. Если английский был обязательным для мирового общения, то многие европейцы точно так же считали обязательным знать французский и немецкий.

Непосвященному человеку трудно понять, как нормальный средний житель может выучить сразу несколько языков. Но на самом деле в этом нет ничего необычного. Ведь многие европейские языки просто похожи друг на друга, имеют общие латинские корни. Дронго вырос в интернациональном полифоничном Баку, где почти все владели русским и азербайджанским языками, очень непохожими друг на друга. И многие знали еще другие языки – грузинский, армянский, фарси, арабский, каждый из которых был по-своему очень трудным и весьма непохожим на другие.

Они вернулись в Рим из Испании, с побережья Коста-дель-Луз, где отдыхали всей семьей. И пятого сентября раздался телефонный звонок. Это был Эдгар Вейдеманис, звонивший из Москвы.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Эдгар, – как вы отдыхаете?

– Здравствуй. Пока ты не позвонил, у нас было все в порядке. Неужели ты позвонил просто так?

– Я позвонил, чтобы узнать, как вы себя чувствуете.

– Ценю твою латышскую вежливость, – проворчал Дронго, – если ты позвонил, значит, что-то случилось. Говори скорее, что именно? Насчет отдыха я тебе потом все подробно расскажу.

– Тебя ищет один человек, – сообщил Вейдеманис, – очень ищет. Говорит, что только ты сможешь помочь их семье. Он звонит уже несколько дней подряд. Узнал мой телефон и телефон Лени Кружкова. Просит о срочной встрече с тобой. Он даже знает, что ты сейчас в Италии.

Дронго не стал признавать, что обрадовался этому звонку. Значит, он сможет вернуться в Москву и снова заняться привычным делом. Здесь он чувствовал себя немного не в своей тарелке. Дети занимались своими делами, Джил работала, и он выглядел как абсолютный лентяй, что было противопоказано его деятельной натуре.

– Кто это такой?

– Кирпичников. Николай Данилович Кирпичников. Достаточно известный бизнесмен. И политический деятель. Он сенатор от Новосибирской области в Совете Федерации. Я наводил справки, он очень влиятельный человек, председатель комитета Совета Федерации, один из столпов российского сената.

– Никогда про него не слышал. Ты уже знаешь, зачем он меня ищет? Навел какие-нибудь справки?

– Думаю, что да. Примерно месяц назад в больнице умер младший брат его супруги, Егор Богдановский. Он сын президента крупной металлургической компании. Его отец Аристарх Павлович Богдановский входит в список «Форбса». Он глава компании «Сибметалл» и значится среди пятисот самых богатых людей. И он же является тестем Кирпичникова. Тебя не было в Москве, когда это произошло. В газетах намекали, что это могло быть убийство. Молодой человек умер достаточно неожиданно.

– В больнице? – уточнил Дронго. – Что здесь неожиданного?

– Ему было двадцать восемь лет. Молодой, здоровый, сильный человек. Увлекался гольфом, теннисом. Врачи считали, что у него была язва или что-то в этом роде. Мы сейчас уточняем. Хотя возможно, что сенатор ищет тебя совсем не из-за этого.

– В двадцать восемь лет, и уже язва? Неужели он так плохо питался? Судя по его отцу, в их семье должно быть несколько лишних миллионов долларов.

– Думаю, что несколько сотен миллионов.

– А сколько лет этому сенатору?

– Сорок пять.

– Его тестю?

– Под шестьдесят.

– Давно Кирпичников женат на дочери Богдановского?

– Двенадцать лет. Это его вторая супруга. У них двое детей. Он бросил на твои поиски все свои возможности.

– Ясно. Дай его телефон, я ему перезвоню. И узнаю, зачем я ему понадобился.

– От его имени несколько раз звонили в Баку, искали тебя там. Говорят, он вышел даже на российского посла Истратова, чтобы тот помог тебя найти. Видимо, ты ему очень нужен.

– Продиктуй его телефон.

– Он оставил свой мобильный и городской. Ты записываешь?

– Конечно. Диктуй, – он записал оба номера.

– Когда ты прилетаешь в Москву? – уточнил Вейдеманис.

– Теперь не знаю. Я хотел в конце сентября, но думаю, мне придется вернуться немного раньше, – ответил Дронго.

Попрощавшись с Эдгаром, он несколько минут сидел, глядя на телефон. Словно решал, как ему поступить. Он уже знал, что обязательно перезвонит Кирпичникову и выяснит, зачем он понадобился этому сенатору. Он перезвонил через десять минут. Кирпичников сразу ответил, как будто ждал именно этого звонка. У деятелей такого масштаба обычно бывает с собой сразу несколько мобильных телефонов, и один из них считается самым важным. Как правило, этот номер знают только самые близкие люди – супруга, дети, ближайшие помощники. Возможно, именно такой номер дал Кирпичников Эдгару, чтобы его можно было сразу найти.

– Я вас слушаю, – ответил Кирпичников. Голос у него был сильный. Так обычно разговаривают люди, привыкшие отдавать указания.

– Добрый день. Мне дали ваш телефон, чтобы я вам перезвонил.

– Вы… тот самый… – замялся Кирпичников.

– Меня обычно называют Дронго, – представился он.

– Да, мне говорили. Господин… Дронго, я хочу с вами встретиться. У меня к вам очень важное и неотложное дело. Когда мы можем увидеться?

– Я сейчас не в Москве. Я нахожусь в Европе…

Он никогда не говорил, где именно он находится и где живет его семья. Это было для него абсолютным табу. Но, похоже, это обстоятельство не очень смущало Кирпичникова.

– Нам нужно срочно увидеться, – упрямо повторил сенатор, – и мне абсолютно все равно, где вы. В какой точке Европы. Чтобы вас не утруждать, я готов сам прилететь к вам. Только скажите, куда, и я завтра с вами вcтречусь.

– Это так важно?

– Исключительно важно. Куда мне прилететь? Только назовите город и место. У меня к вам не телефонный разговор.

– Куда вам удобнее прилететь?

– Нам все равно. Мы можем быть завтра в Риме или в Милане.

Дронго задумался. Вызывать в Рим своего собеседника он не хотел. Достаточно и того, что тот знает, где его искать. Куда еще в Италии есть самолеты из Москвы, чтобы сенатору было удобнее? Кроме Рима – в Милан и Венецию. До Милана можно добраться скорым поездом. Так будет удобнее для них обоих.

– Завтра днем в Милане, – предложил Дронго, – часам к четырем. Успеете?

– Обязательно. Я обычно снимаю номер в отеле «Принц Савойский». Может быть, там и встретимся? Я могу заказать два номера, если вы тоже решите там остаться.

– Нет, – возразил Дронго, – это необязательно. Достаточно будет, если вы там завтра будете меня ждать.

– Обязательно. Отель легко найти. Он находится на площади Республики.

– Я знаю этот отель в Милане.

– Тогда до завтра. Спасибо, что вы согласились на эту встречу. Уверяю вас, что у меня будет к вам деловое и очень выгодное предложение. До свидания.

– До свидания, – Дронго положил телефон на столик рядом с собой и задумался. Если Эдгар прав, то вполне возможно, что господин Кирпичников под влиянием своей супруги или своего тестя хочет выяснить причину неожиданной смерти родственника. И тогда нужно попытаться до завтра навести все необходимые справки. Нужно будет поискать в Интернете и поднять подшивку центральных российских газет. Они наверняка писали о неожиданной смерти сына олигарха.

Он даже не подозревал, что уже завтра начнется его новое расследование, которое приведет к неожиданным результатам. В этот вечер он был оживленным и веселым. Джил обратила на это внимание, но он не стал ей ничего объяснять. И лишь утром, когда он заказал себе билет на скорый поезд в Милан, она поняла, что он снова собирается уехать. Но она знала, что пытаться остановить его бессмысленно. Он взял обратный билет на вечерний рейс и твердо пообещал вечером вернуться.

Ровно в четыре часа дня он вошел в просторный холл известного отеля. И сразу обратил внимание на семейную пару, сидевшую в глубине холла. Кирпичников вальяжно расселся в кожаном кресле, рядом расположилась ухоженная женщина лет тридцати пяти. Немного в стороне находился помощник Кирпичникова, который прилетел сюда вместе с ними. Увидев подходившего Дронго, сенатор поднялся и крепко пожал руку гостю. Он был чуть выше среднего роста, полноватый, грузный, с несколько отекшим лицом и светлыми глазами. Волосы у него были темные, тронутые сединой на висках. На сенаторе были светлый костюм и белая сорочка без галстука. Сидевшая рядом женщина была одета в легкий брючный костюм бежевого цвета. «Эскада», узнал известную фирму Дронго. В руках у нее была сумочка от Луи Виттона. Такие сумочки с известным логотипом обычно стоили от полутора тысяч долларов. У нее было вытянутое, немного асимметричное лицо. Тонкие губы, карие глаза, прямой нос. Она была коротко пострижена, но все равно было заметно, что она уже успела познакомиться с мастерством пластического хирурга, немного укоротив свой нос и убрав морщины вокруг глаз.

Помощник, увидев, как Кирпичников и гость обменялись рукопожатиями, быстро направился к кабине лифта, показывая дорогу. Это был сравнительно молодой человек, лет тридцати пяти. У него были светло-коричневые глаза, рыжие зализанные назад волосы, опущенный кончик длинного носа и заостренный подбородок. Он все время улыбался гостю, словно радовался его появлению больше, чем его хозяева.

– Спасибо, что согласились со мной встретиться, – немного растроганно произнес сенатор, – пройдемте ко мне в номер и там поговорим. Позвольте вам представить мою супругу. Наталья Кирпичникова.

Женщина протянула руку. У нее была тонкая, изящная кисть. И холодная ладонь. Дронго никогда не протягивал первым руку женщинам. Сказывался его восточный менталитет. И хотя в Америке или в Европе подобное поведение считалось почти предосудительным, учитывая жесткие требования феминисток насчет равноправия полов, он по-прежнему считал, что инициатива должна исходить от его собеседниц. Возможно, он был несколько старомоден, но меняться ему уже не хотелось.

Кирпичников снял самый большой сюит, так называемый президентский номер, в котором был даже собственный бассейн. Они устроились в большой гостиной, отделанной красным шелком. Тяжелые гардины, мебель ручной работы и глубокие кресла из красной кожи. В этом номере обычно останавливались коронованные особы, арабские шейхи и крупные российские бизнесмены. Хотя справедливости ради стоит сказать, что в этом номере жили не только российские, но и казахстанские, украинские, грузинские миллионеры.

Они уселись в кресла, и сенатор протянул коробку с дорогими кубинскими сигарами. Дронго покачал головой. Он никогда в жизни не курил. Сенатор взял сигару, ловко ее обрезал. Его супруга достала из сумочки тонкую пачку легких сигарет. Помощник возник у них за спиной, щелкнул зажигалкой. Очевидно, сюда не хотели пускать официантов и служащих отеля.

– Давай узнаем у нашего гостя, что он хочет пить, Арсений, – предложил Кирпичников, – и, конечно, у Натальи Аристарховны.

Арсений взглянул сначала на хозяйку:

– Что желаете?

– Как обычно, – коротко приказала Наталья.

– Воду без газа, – попросил Дронго.

– А мне джин с тоником, – приказал Кирпичников.

Арсений кивнул и почти бесшумно исчез за дверью. Сенатор раскурил сигару.

– Я давно хотел с вами встретиться, – признался он, – но мне говорили, что вы очень занятой человек и крайне неохотно идете на контакты.

– Мне просто не нравится тратить время на ненужные разговоры, – признался Дронго, – наша жизнь так коротка, а неприятные собеседники отнимают у нас минуты драгоценного времени. Кажется, Эйзенхауэр говорил, что, если вы хотите быть счастливым, нужно ни одной секунды не думать о людях, которые вам неприятны. И тем более не стоит тратить на них свое время.

Он увидел, как одобрительно кивнула ему супруга сенатора. Ей явно понравилось это выражение американского президента.

– У меня так не получается, – развел руками Кирпичников, покосившись на супругу, – я государственный человек и часто должен встречаться с людьми, которые мне изначально неприятны. Но таковы издержки нашей профессии.

– Насколько я знаю, вы по своей основной специальности строитель, а политикой начали всерьез заниматься только несколько лет назад.

– Вы хорошо информированы, – кивнул сенатор, снова взглянув на супругу, – мне нравится, что вы навели справки, прежде чем решили со мной встретиться. Это обнадеживает.

Супруга кивнула в знак согласия. Она наблюдала за Дронго, рассматривая его как любопытный экземпляр. Очевидно, деньги отца и положение мужа позволяли ей так бесцеремонно разглядывать любого, кто попадал в поле ее зрения. Сидевший перед ней незнакомец был скорее похож на бывшего спортсмена или телохранителя, чем на известного аналитика. Высокого роста, широкоплечий, с мощным торсом и длинными руками, он невольно привлекал к себе внимание. Большой лоб, высокие скулы, темные проницательные глаза все-таки выдавали в нем человека интеллектуального. Она взглянула на его руки и пальцы. «Если такой человек сильно ударит, то он может убить своего врага», – неожиданно подумала женщина и даже поежилась от удовольствия.

Арсений внес на серебряном подносе бутылку минеральной воды без газа, пустой стакан и большой стакан джина с тоником. Для женщины – какой-то коктейль. Он аккуратно расставил все на столике и вышел.

– Спасибо, – Дронго был единственным, кто поблагодарил Арсения за его усердие. Сенатор и его супруга посчитали излишним произносить какие-нибудь слова.

Кирпичников выпустил струю дыма. Еще раз взглянул на супругу и начал говорить:

– Дело в том, господин Дронго, что я уже несколько дней пытаюсь вас найти. Я наводил справки, и мне сказали, что вы лучший эксперт в этой области. И вообще лучший по всем статьям. Некоторые считают, что вы умеете читать чужие мысли. Возможно, и так. Но мы нуждаемся в вашей помощи. Деньги для нашей семьи не проблема. Только назовите сумму, которая вас устроит. Нам нужна ваша помощь.

Дронго обратил внимание, что сенатор говорит во множественном числе – «мы». Супруга Кирпичникова продолжала разглядывать «любопытный экспонат», сидевший перед ней.

– Вы пока не сказали, что именно я должен сделать, – напомнил Дронго.

– Я думаю, что вы уже знаете, – сенатор заерзал в тяжелом кресле, и оно жалобно скрипнуло.

– В начале августа погиб младший брат моей супруги, – продолжал Николай Данилович, – он умер неожиданно, в больнице, куда мы его привезли. Врачи считали, что у него была язва, но мы точно знали, что он никогда язвой не болел. И вообще был здоровым человеком. Можете себе представить состояние его отца, состояние Натальи, мои переживания.

Он нахмурился. Потушил свою сигару:

– Разумеется, мы не стали делать вскрытие, чтобы не травмировать Аристарха Павловича. Он и так очень тяжело переживает смерть сына.

Сенатор тяжело вздохнул. Наталья резким движением руки потушила сигарету и неожиданно вмешалась в разговор:

– Вы должны понять наше состояние. В тот момент мы просто не понимали, что происходит, – сказала она резким, глуховатым голосом. – Нам казалось, что весь мир перевернулся. Мой отец до сих пор не пришел в себя.

– Да, – кивнул Кирпичников, – ему очень тяжело.

– Понимаю, – сказал Дронго, – и сочувствую вашему горю.

Кирпичников протянул руку, взял свой стакан и сделал несколько больших глотков. Затем вернул стакан на столик. Покосился на жену, очевидно, ожидая, что она захочет еще что-нибудь добавить. Но она молчала. Тогда он продолжил:

– Врачи выдали нам заключение, но нам было просто не до этого. Вы же знаете, как это бывает. Нужно было обговорить массу неприятных деталей, купить место на кладбище, провести похороны, поминки. В общем, все, как полагается. Уже позже, через несколько дней, мы стали изучать это «заключение». И сразу в него не поверили. Я показывал это заключение нескольким опытным врачам, и все говорили по-разному. Мы не знали, как нам быть, пока Наталья не решила сделать эксгумацию, так это называется… эксгумацию трупа.

Дронго подумал, что, несмотря на все громкие титулы Кирпичникова, движущим началом в их семье была супруга сенатора. В ней чувствовалась сила, свойственная решительным женщинам.

Сенатор снова взглянул на жену. Но она молча отвернулась. Ей, очевидно, пришлось пережить серьезное испытание.

– Мы провели эксгумацию, – повторил Кирпичников, – и ничего не сказали моему тестю. Сделали все тайком от него. Но нам нужно было знать правду…

Он замолчал. Затем протянул руку, достал вторую сигару. Обрезал ее, но не стал закуривать, а положил рядом с собой. Провел рукой по лицу, словно пытаясь отогнать неприятные воспоминания.

– Узнали? – наконец спросил Дронго.

– Да, – прохрипел Кирпичников, – его убили. Отравили. В этом нет никаких сомнений. Эксперты-патологоанатомы пришли к единодушному мнению. Его отравили. И поэтому я решил найти вас. Теперь вы понимаете, почему мы искали вас так настойчиво?

 

Глава 2

Дронго молчал. Можно было предположить, что ему поведают нечто подобное. Кирпичников закурил вторую сигару.

– На этот раз мы все точно проверили. Анализы отправили даже в Санкт-Петербург. Но эксперты настаивают, что ни о какой ошибке не может идти и речи. Он погиб, и это был яд, который они нашли в его уже разложившемся теле.

Наталья нахмурилась. Она хотела достать вторую сигарету, но не стала этого делать. А лишь положила пачку на стол. И снова вмешалась в разговор:

– Его убили, – резко и беспощадно произнесла она, – в этом нет никаких сомнений. И я хочу знать, кто это сделал. Меня не интересует, какими методами вы добиваетесь своих результатов. Если вам нужен миллион, мы дадим вам миллион. Если нужно два миллиона, мы дадим два. Но я должна знать, кто это сделал. И почему. Я ничего не говорила своему отцу, но уверена, что и он испытывает подобные чувства. Мой отец достаточно умный человек и понимает, что Егор не мог умереть просто так. Молодой человек возвращается домой с вечеринки и неожиданно попадает в больницу. А потом вдруг умирает. Понятно, что ничего так просто не бывает. Отец и муж подняли на ноги всю больницу, и врачи просто от страха выдали такое идиотское заключение.

Кирпичников слушал жену, и Дронго наблюдал за сенатором. Тот сидел достаточно спокойно, но было заметно, что словоохотливость супруги несколько нервировала Николая Даниловича. Но он предпочитал молчать и не делать жене замечаний в присутствии гостя.

– Я вас понимаю, – осторожно сказал Дронго, – но учтите, что это не простое расследование. После смерти вашего брата прошло довольно много времени. Люди не всегда помнят детали вчерашнего вечера, а тем более им трудно вспомнить события, которые произошли месяц назад. Вы должны отчетливо представлять, насколько мне будет сложно, если даже я попытаюсь взяться за это дело.

Кирпичников хотел что-то сказать, но жена его решительно перебила:

– Мы все понимаем. И поэтому прилетели сюда встретиться с вами. Неужели вы считаете, что у российского сенатора так много свободного времени? Но я уговорила Николая Даниловича на эту встречу, потому что мы навели о вас справки. Вас считают самым лучшим, самым опытным, самым авторитетным экспертом в области расследований. Можете не сомневаться, мы смогли бы нанять любого частного детектива в Москве или где-нибудь в Европе. Но нам нужны именно вы. И ваша работа будет соответственно оплачена.

Дронго улыбнулся.

– Не нужно все время говорить о гонорарах, – мягко попросил он, – это оскорбительно и бесполезно. Если я решу взяться за расследование, то сделаю это не потому, что вы дочь известного бизнесмена и супруга не менее известного сенатора. А только потому, что любая подобная загадка – это некий вызов, который преступник бросает всему обществу. Всем нам, и мне в том числе.

Кирпичникова несколько удивленно взглянула на мужа. Тот решил, что пора вмешаться.

– Мы не хотели вас обидеть, – примиряюще произнес он, – нам важно, чтобы вы согласились нам помочь.

Он умел разговаривать с людьми в отличие от своей безапелляционной супруги. Если Наталья сказала, что они «предлагают эту работу», то он, изменив вектор общения, добавил, что им нужна «его помощь». Важно было оценить его тактичность. Дронго согласно кивнул головой:

– Я вас понимаю. Но прежде чем я соглашусь, я должен обговорить ряд своих условий.

– Безусловно, – сразу согласился Кирпичников, – я заранее согласен на любые ваши условия. В данном случае нам важен конкретный результат.

– Почему вы не обратились в прокуратуру, если у вас есть бесспорные доказательства преступления?

Кирпичников тяжело вздохнул. Они переглянулись с женой, и сенатор решил, что сам должен ответить на этот вопрос.

– Есть некоторые моменты, о которых мы скажем вам позже, если вы согласитесь на это частное расследование, – пояснил Николай Данилович. – Мы надеемся, что вы сможете гарантировать нам определенный результат. Мы наводили о вас справки.

– Во-первых, я его не гарантирую, – начал Дронго, – я не волшебник и не могу дать абсолютную гарантию, что смогу раскрыть это преступление. Но вы можете не сомневаться, что я сделаю все, что в человеческих силах, чтобы его раскрыть, если оно действительно произошло. Разумеется, в этом случае мы оговариваем часть гонорара, которую вы мне выплачиваете при любых обстоятельствах…

– Конечно, – согласился Николай Данилович.

– Подожди, – перебила его супруга, – значит, если господин Дронго не добьется никаких результатов, он все равно получит наши деньги? По-моему, это неправильно…

– До свидания, – поднялся Дронго, – торг окончен. Здесь не восточный базар.

Он повернулся и пошел к выходу.

– Постойте! – крикнул ему Кирпичников. – Постойте, не уходите. Я же сказал, что согласен на все ваши условия. Почему ты все время вмешиваешься? – нервно спросил он у жены.

– Господин Дронго, – повысила голос Наталья, – одну минуту…

Он остановился, обернулся. Когда к нему обращается женщина, выходить из комнаты, не попрощавшись, было не в его правилах. Она быстро поднялась, подошла к гостю, судорожно схватила его за руку.

– Вы должны меня понять, – с явным усилием произнесла Наталья. – Вы должны понять меня, – повторила она. – У меня такое состояние, как будто безжалостно вырезали часть моей души. Часть моей жизни. Он был младше меня на восемь лет, и я его очень любила. Не уходите. Пожалуйста, не уходите. Я была не права. Извините меня.

– Ваши извинения приняты, – согласился Дронго, – я понимаю ваше горе и сочувствую вам. Но не нужно пытаться меня оскорбить при каждом удобном случае. Я заключаю с вами деловое соглашение. Возможно, я не сумел стать сенатором, как ваш супруг, или главой корпорации, как ваш отец, но я требую не меньшего уважения. Хотя бы потому, что мы должны будем работать как партнеры.

Она выпустила его руку, и они вернулись на свои места.

– Что еще? – спросил Кирпичников, явно недовольный поведением супруги. – Какие-нибудь другие условия?

– Я веду расследование так, как мне удобно, а вы должны мне помогать, – продолжал Дронго, – это во-вторых. То есть никаких секретов, никаких тайн. Любую информацию, которая мне понадобится, вы должны мне предоставлять. Разумеется, я отвечаю за конфиденциальность. Заранее продумайте и решите, согласны ли вы на мое второе условие.

Сенатор опять переглянулся с женой.

– Конечно, мы согласны, – сказал Николай Данилович, – и мы готовы рассказать вам все, что мы знаем.

– И третье условие. Никто не должен знать о нашей встрече и нашем соглашении. Пока я сам не решу, что эту информацию можно обнародовать. Я должен работать в достаточно спокойной обстановке.

– Принимаем, – сразу согласился Кирпичников, – поверьте мне, мы даже Аристарху Павловичу не сообщили, зачем вылетаем в Италию.

– Он не знает, что вы решили провести собственное расследование?

Кирпичников тяжело вздохнул и покачал головой:

– Не знает. И не должен знать. Принимая во внимание его состояние… У него больное сердце, и после случившегося…

– Для него это самый большой удар в жизни, – торопливо добавила Наталья.

– Понимаю. У меня больше нет никаких условий. Я согласен принять ваше предложение и сделать все, что в моих силах. Но для начала вам нужно будет ответить на несколько моих вопросов.

– Пожалуйста, – кивнул Кирпичников.

Жена сидела рядом достаточно спокойно. Она уже не пыталась вмешиваться, поняв, что столкнулась с человеком, у которого гораздо более сильный и сложный характер, чем у ее супруга.

– Почему вы стали подозревать, что его убили? – спросил Дронго, устраиваясь поудобнее в своем кресле. – Почему вы решились на эксгумацию трупа?

Кирпичников пожал плечами, нахмурился.

– Это жена, – коротко ответил он, – она настаивала на этой… проверке. Не давала мне покоя. Она была убеждена, что он не мог умереть просто так.

– Почему?

Сенатор взглянул на жену, как бы давая ей возможность высказаться.

– Я не поверила, – объяснила Наталья, – я не могла поверить. Он, правда, курил и никогда не ограничивал себя в алкоголе. Но в двадцать восемь лет умереть от язвы? Я ведь его фактически вырастила и знала, что он был абсолютно здоров.

– Вы сказали «вырастила»? Что это значит?

– То и значит. Я заменила ему маму. Когда ему было восемь, а мне шестнадцать, наша мама умерла. У нее был рак. Отец делал все, чтобы ее спасти, показывал лучшим врачам, но это было еще в советское время. Тогда нельзя было выезжать за рубеж и лечиться в Америке или Германии. В восемьдесят восьмом году. Егор был во втором классе. Я – в десятом. Нам было одинаково больно и нехорошо. Но я была старше. Теперь понимаете, почему я так психую? Он был мне очень дорог.

– Каждый раз, когда я сталкиваюсь с подобными случаями, то задаю себе вопрос, почему это происходит? – неожиданно сказал Дронго. – Я не знаю ответа. Я понимаю, что даже в силу неумолимой вероятности должны быть ранние смерти, неполные семьи, потери близких и родных. Не может быть такого, чтобы у семи миллиардов людей не происходило ни одной трагедии, ни одного несчастного случая. Но почему все происходит именно так? Каков замысел Творца? Или это всего лишь случайность, статистика? Не знаю. Но если происходит убийство, я твердо знаю, что здесь была не рука провидения и не статистика, а чья-то злая воля. И моя задача – противостоять этой злой воле. Немного патетически, но поверьте, что именно эта задача мне представляется самой важной.

Кирпичникова понимающе кивнула.

– Спасибо. – Она достала платок и вытерла набежавшую слезу.

– Как это произошло? – спросил Дронго.

– Был прием в корпорации «Сибметалл». Обычная корпоративная вечеринка. Пригласили известных певцов, актеров. На вечере присутствовали политики, бизнесмены, писатели, художники, в общем, обычная тусовка. – Наталья убрала платок в сумочку. – И мы с Николаем Даниловичем тоже там были. Егор приехал чуть позже, он опоздал. В этот вечер он был такой красивый, ему так шел смокинг с бабочкой. Я еще подумала, что его нужно женить как можно быстрее.

– Где проходил прием?

– В саду «Эрмитаж». Там собралось около четырехсот гостей. Отмечали пятнадцатилетие компании. Все поздравляли моего отца. Ведь он стоял у истоков создания «Сибметалла». Он был тогда одним из руководителей союзного ведомства, заместителем самого Колпакова. Был такой министр металлургии в бывшем СССР. Когда все распалось в девяносто первом, отец решил создать компанию по продаже металла за границу. И уже в девяносто втором начал ее создавать. В первые годы им было сложно. Потом стало гораздо легче.

– Там работала охрана?

– Конечно. И не просто охрана, а сотрудники службы безопасности компании. Восемнадцать человек. И руководитель службы безопасности Виктор Босенко. Они вместе с отцом уже пятнадцать лет. Босенко бывший полковник госбезопасности. Отец ему абсолютно доверяет. Поэтому мы не сразу решились на эту… экс… эксгумацию. – Ей, очевидно, было трудно выговаривать это слово.

– Кто обслуживал гостей?

– Официантов приглашал Босенко. Обычно он заключал договор с фирмами, обслуживающими такие вечера. Еду и напитки заказывали в самых лучших ресторанах, список у нас есть. Но ведь ни один человек не почувствовал себя плохо, никто не отравился. Никто, кроме Егора.

– Как это случилось? Я понимаю, что вам трудно, но постарайтесь рассказать мне более подробно.

Она достала из сумочки темные очки и надела их, чтобы ее глаза не выдавали ее чувств.

– Он опоздал примерно на час. Приехал позже обычного. Он часто опаздывал, но, учитывая наши московские пробки, в этом нет ничего необычного. Когда он появился, все женщины посмотрели в его сторону. Я уверена, что абсолютно все. Богатый, молодой, красивый, умный. И все знали, что он наследник моего отца. Нужно было видеть, какое впечатление он производил на женщин. Он подошел к отцу, поздравил его. Они были очень похожи друг на друга. Потом поцеловал меня, поздоровался с Николаем Даниловичем. И пошел к другим гостям. Часа через три, когда все начали расходиться, он сел в свою машину и уехал.

– Один?

Она посмотрела на мужа. Тот ничего не сказал. Наталья поправила очки.

– Не совсем, – ответила она, – он увез с собой одну из молодых женщин, приглашенных на прием.

– Куда они поехали?

– К нему домой.

– Он жил один?

– Конечно. Он уже пять лет как жил один.

– Что было дальше?

– Ночью он почувствовал себя плохо. Сначала он пытался снять боль, принял какое-то болеутоляющее. Затем выпил таблетку аспирина. Потом женщина вызвала «Скорую помощь». Врачи увезли его в больницу. Почти сразу туда приехали мы с Николаем и наш отец. Босенко привез какого-то специалиста из Минздрава, мы подняли всех врачей, делали все, что могли. Но на следующий день его перевели в реанимацию. Ему было совсем плохо, он потерял сознание. А вечером следующего дня скончался. Когда отцу сообщили об этом, у него едва не случился удар. Мы его отвезли в другую больницу. И он еще три дня лежал там. До… до похорон.

– И врачи считали, что это язва? Неужели возможно так ошибиться?

– Не знаю. Я ничего сейчас не понимаю. Но говорят, что это был очень редкий яд. И его трудно распознать в крови. Только в костных тканях он может проявляться через какое-то время. Поэтому его и нашли. Во всяком случае, на снимках врачи видели именно обострение язвенной болезни. Потом оказалось, что это яд разъедал стенки желудка. Нечто в этом роде. Но тогда никто и не думал, что Егора могли убить.

– Ясно. Вы беседовали с той женщиной, которая оставалась ночью у вашего брата? Может, он выпил что-то, после того как приехал домой?

– Беседовала, и не один раз. Я хорошо знаю эту молодую женщину. Она была в таком состоянии, почти в шоковом… Я думаю, она его любила… Его невозможно было не любить.

– Мне придется с ней встретиться.

Наталья сняла очки, достала сигарету, закурила. Затем медленно проговорила:

– Дело в том, что она не совсем обычный свидетель. И поэтому мы не можем передать дело в прокуратуру или в милицию. У нас достаточно деликатная ситуация…

Дронго ждал, когда ему объяснят. Наталья вдруг раздраженно обратилась к мужу:

– Скажи и ты что-нибудь.

– Дама, о которой идет речь, замужняя женщина, – сразу пояснил Кирпичников, – и мы бы не хотели, чтобы ее имя стало известно… Ее супруг очень влиятельный человек, и мы семейно с ними знакомы.

– Понимаю. Но если я соглашаюсь расследовать возможное убийство вашего родственника, то обязан поговорить и с ней. Можете не беспокоиться, я постараюсь встретиться с ней так, чтобы об этом никто не узнал.

– Конечно. Конечно. Но вы понимаете, что эта информация должна быть строго конфиденциальной…

– Мы уже обсуждали этот вопрос, – напомнил Дронго.

Кирпичников взглянул на жену.

– Ты сама хотела пригласить независимого эксперта, – негромко напомнил он, – и отказалась от официального расследования. Теперь придется ему все рассказать.

– Рассказывай, – кивнула супруга, – я думаю, что мы просто обязаны это сделать.

– Это Мила Гришунина, – выдохнул сенатор, – супруга моего коллеги, сенатора от… в общем, жена Анвара Махметова. Члена Совета Федерации и известного политика. Вы должны знать, что любое упоминание его фамилии или фамилии его супруги вызовет грандиозный скандал. Достаточно и того, что некоторые газеты уже намекали на причастность Гришуниной к событиям вокруг смерти Егора. Махметов – председатель комитета в сенате. И к тому же он восточный человек, и такой невероятный факт просто разрушит его семью.

– Это его первая супруга?

– Третья, – ядовито заметила Наталья. – Она же известная актриса, неужели вы не видели ее в сериалах? Мужчины сходят из-за нее с ума. Говорят, что она самая сексуальная женщина в нашем кино. Наверняка вы ее помните. Хотя по отношению к моему брату она вела себя очень трогательно.

– Теперь вы понимаете, почему нам нужен независимый и частный эксперт? – спросил Кирпичников. – Это очень деликатное и сложное поручение. Нам нужно не просто найти убийцу, но и сделать так, чтобы вся эта история не попала в прессу. Вы же знаете журналистов: они ищут любую возможность выплеснуть всякую грязь на страницы своих газет. Им нужны сенсации, а нам нужен убийца нашего Егора.

Дронго протянул руку и выпил оставшуюся в его стакане воду. Немного помолчал. Эти апартаменты все-таки производили впечатление своей роскошью.

– У вас очень красивый номер, – сказал Дронго, оглядываясь по сторонам.

– Я всегда здесь останавливаюсь, – самодовольно ответил Кирпичников. – Мы иногда выбираемся в Милан и отправляемся отсюда на горнолыжные курорты. Даже когда я не могу поехать с семьей, туда едет Наталья Аристарховна с детьми. Обычно Арсений все сам организовывает. Это наша незаменимая правая рука.

– Здесь прекрасные курорты, – вежливо согласился Дронго.

– А в Швецарии у нас свое небольшое шале, – добавил Николай Данилович, – но у нас никогда нет времени там побыть. И за хозяйством, и за нашим зимним садом там следит только Арсений. Он там бывает чаще, чем мы.

– Ты потом расскажешь о своих путешествиях, домиках и наших помощниках, – нервно перебила Наталья, – давай наконец уточним у нашего гостя: он согласен или нет?

– Вы согласны? – спросил Кирпичников.

– Судя по вашим рассказам, это дело еще более запутанное, чем я его себе представлял. Во время приема была запись на камеры? Обычно такие мероприятия фиксируются на пленку.

– Мы все просмотрели, – сказала Наталья, – по нескольку раз. Много людей, полно гостей, и ничего конкретного нельзя увидеть. Если бы мы знали, что моего младшего брата собираются отравить, мы бы следили все время за его бокалом или тарелкой. Но камеры все время двигались вместе с приглашенными.

– Так вы готовы нам помочь? – снова переспросил Кирпичников.

– Да, – кивнул Дронго, – я попытаюсь что-нибудь придумать. Сделаем так. Через два дня я возвращаюсь в Москву. Вы соберете мне все акты экспертиз, все заключения врачей и найдете телефон госпожи Гришуниной. А еще мне нужно будет побеседовать с этим Босенко.

– Мы все вам обеспечим, – сразу согласился Николай Данилович. – Может, вам нужна охрана, помощники?

– У меня есть свои помощники, а охрана мне ни к чему. Она только привлекает ненужное внимание.

– Мы согласны на все ваши условия, – напомнила Наталья, – нам нужна только правда. Мы хотим знать, кто и зачем его убил.

«Интересно, что я скажу Джил?» – подумал с некоторым унынием Дронго. Он уже размышлял над этим делом и понимал, что теперь будет думать о нем все время.

 

Глава 3

Через два дня он уже сидел у себя дома в Москве и внимательно изучал присланные ему акты экспертиз. Рядом на диване разместился Эдгар Вейдеманис, который терпеливо ждал, пока он закончит читать. Дронго собрал листки в одну стопку, положил их рядом на столик.

– Что ты об этом думаешь? – спросил его Вейдеманис.

– Ничего хорошего, – мрачно признался Дронго, – первый акт был составлен в спешке, неграмотно, бестолково. Очевидно, врачи были просто напуганы таким количеством высоких гостей и положением самого умирающего. В тот момент они готовы были подписать любую бумагу, все, что угодно. Если бы им предложили написать, что он умер от сердечного приступа, они бы поставили свои подписи и под таким бредовым заключением. Вскрывать тело им все равно никто бы не разрешил. А вот все следующие исследования проводились уже с учетом мнения опытных патологоанатомов. И здесь все соответствует истине. Поэтому никогда не нужно давить на врачей или мешать им работать. Можно навредить в конечном итоге самому себе или своему близкому.

– Значит, его отравили?

– Возможно. Я слышал про действие такого рода яда. Он вызывает сильную боль в желудке, достаточно быстро разъедает сосуды, и симптомы похожи на открытую язву желудка. Есть яд более удобный, который вызывает паралич сердца, когда жертва гарантированно получает инфаркт в течение нескольких часов. И почти никогда невозможно ничего установить. Если бы не лаборатория в Санкт-Петербурге и лучшие специалисты в Москве, возможно, и здесь было бы решено, что несчастный молодой человек умер все-таки от открывшейся язвы.

– Такой яд может случайно оказаться в еде или в напитках? – удивился Эдгар. Прежде он был сотрудником Первого Главного управления КГБ СССР и понимал некоторые вещи не хуже самого Дронго.

– Никогда, – возразил Дронго, – и подобный яд не смог бы достать случайный человек. Это специальные разработки спецслужб. Значит, его не просто отравили. Иначе бросили бы ему в стакан обычную синильную кислоту или какой-нибудь цианид. Отравитель действовал очень умно: он хотел, чтобы смерть наступила в другом месте и в другое время. И достал такой специфический яд. Посмотри на заключение лаборатории. Здесь четко указано, что в природе подобный яд не встречается.

– Тогда выходит, что нужно искать среди определенного контингента, – задумчиво предположил Вейдеманис, – среди тех, кто мог быть связан с сотрудниками спецслужб.

– Нужно поговорить с этим Босенко, – напомнил Дронго, – и просмотреть запись приема. Возможно, мы сможем увидеть что-то, чего не увидели остальные. Хотя на это у меня мало надежды. Так просто не бывает. Чтобы никто и ничего не увидел, а мы бы посмотрели пленку и сразу вычислили убийцу. Это было бы слишком просто. Да и убийца не стал бы дергаться под прицелом объектива камеры. Но посмотреть необходимо. И еще встретиться с госпожой Гришуниной. Судя по всему, она была с погибшим всю ночь.

– Я видел два фильма с ее участием, – сообщил Вейдеманис.

– И что?

– Красивая женщина, – одобрительно ответил Эдгар, – высокая и рыжая. С большой грудью. И кажется, у нее своя, натуральная грудь.

– Это критерий красоты по-латышски? – иронично уточнил Дронго.

– А тебе нужно, чтобы был другой критерий? – спросил Вейдеманис, пожимая плечами. – Ты посмотри на нее, и сразу поймешь, что любому мужчине понравится такая женщина. Только я не совсем понимаю, как сенатор и восточный человек мог выбрать себе такую жену.

– Она ему тоже понравилась, – буркнул Дронго, – все очень банально и просто. Теперь будем решать, что нам делать.

– Куда поедем? – спросил его Эдгар. Он привык быть «тенью» рядом со своим другом и напарником.

Дронго основал свою частную фирму несколько лет назад, только для того, чтобы обеспечить себе лицензию частного детектива и право на ношение оружия. В фирме работали, кроме него, лишь несколько человек: его водитель, Эдгар Вейдеманис, Леонид Кружков и в качестве секретаря супруга Кружкова. Кружковы дежурили в офисе на проспекте Мира, принимая почту и отвечая на различные письма. Дронго и Эдгар проводили расследования.

– Сначала позвоним госпоже Гришуниной, – предложил Дронго, – у нее имеется супруг, и она не сможет беседовать с нами в любое удобное для нас время. Нужно предложить ей назначить время самой.

Он взял телефон, набирая уже известный ему номер. Наталья Кирпичникова любезно предоставила ему мобильные телефоны Гришуниной и Босенко. Женщина сразу ответила. У нее был красивый, мягкий тембр голоса.

– Я вас слушаю, – сказала Мила.

– Госпожа Гришунина?

– Да, это я. Кто со мной говорит?

– Меня обычно называют Дронго. Я хотел бы с вами встретиться в любое удобное для вас время.

– Вы тот самый эксперт, о котором мне говорила Наталья?

– Да.

– Интересно. Я немного про вас слышала. В жизни вы тоже такой неординарный?

– Не знаю. Мне трудно судить. Когда мы с вами сможем увидеться?

– Когда угодно, – чуть помолчав, ответила женщина.

Дронго несколько озадаченно взглянул на Эдгара. Как они смогут объяснить мужу этой дамы, зачем они приехали?

– Простите, – уточнил Дронго, – вы сможете нас принять прямо сейчас?

– Конечно, смогу. Только почему «нас»? Я не думаю, что при нашей встрече должен присутствовать кто-то посторонний.

– Наверно, вы правы. Где мы можем увидеться?

– В моей городской квартире. Я сейчас дома одна. Отпустила кухарку и домработницу. Когда вы сможете приехать?

– Где вы живете?

– На Бирюзова. Это такой новый большой дом на…

– Я знаю. Какой у вас этаж?

– Шестнадцатый. У нас двухуровневая квартира.

– Вы можете предупредить внизу охрану?

– Вас пропустят. Можете не беспокоиться. Только скажите, что вы приехали ко мне. И вот еще что… Лучше скажите, что вы приехали от Киры. Ко мне иногда приезжают ее парикмахеры и массажисты. Вы меня понимаете?

– Понимаю, – он улыбнулся. Интересно, поверят ли охранники, что он может быть массажистом? Или мастером салонной завивки? Впрочем, это не его дело.

– Я еду один, – решил Дронго, – а ты останься дома и договорись с Босенко о сегодняшней встрече. И встреча должна обязательно состояться в его офисе.

– Сделаю, – кивнул Эдгар.

Дронго поспешил в спальню, чтобы переодеться. Он уже много лет носил привычные костюмы одних и тех же фирм, обувь и ремни известной швейцарской фирмы, даже парфюм он предпочитал не менять, хотя появилась масса новых и эксклюзивных ароматов. Но если раньше он говорил о своих предпочтениях не стесняясь, то в последние годы это уже могло быть расценено как скрытая реклама.

Приехав к указанному дому, он объяснил охранникам, что поднимается в квартиру госпожи Гришуниной с поручениями от Киры. Один из охранников с заметным сомнением взглянул на дорогой костюм и фигуру гостя, но ничего больше не спросил. В его функции допрос гостей не входил. Дронго поднялся на шестнадцатый этаж в кабине лифта, где могло поместиться сразу двенадцать человек. Вышел на лестничную площадку, прошел к нужной ему двери. Дверь открыли еще до того, как он позвонил.

На пороге стояла молодая женщина в джинсах и темной майке. Ей было не больше тридцати. Густая рыжая коса, красивое скуластое лицо, зеленые глаза, чувственные губы. Она была высокого роста, почти под метр восемьдесят. Оглядев Дронго, она кивнула ему в знак приветствия и пропустила в квартиру.

– Входите, – пригласила она, – идемте в гостиную.

По квартире она ходила босиком. Дронго обратил внимание на ее ноги. Квартира была оборудована в тяжелом псевдовосточном стиле, шелковые цветные обои, тяжелые гардины, монументальные полотна художников в золоченых рамах, итальянская мебель из натуральных сортов дерева. На огромном белом диване хозяйка уселась в углу, поджав ноги под себя. Небольшой пудель, прибежавший из другой комнаты, весело забрался к ней на колени. Дронго огляделся.

– Садитесь на диван, – пригласила его Мила, – не нужно стесняться. Здесь будет удобно. Что-нибудь хотите выпить?

– Нет, спасибо. Я только хотел с вами поговорить.

– Все ясно, – она посмотрела на его обувь и неожиданно улыбнулась, – какой размер обуви вы носите?

– Сорок шестой.

– У меня сорок второй. И я раньше дико комплексовала из-за этого.

– Напрасно. Квентин Тарантино считал, что ему нужно все время показывать лодыжку Умы Турман. Она у него снималась в основном босиком. Он считал ее сорок второй размер очень эротичным.

– Убедили, – она криво усмехнулась, – хотите узнать, как все произошло? Как это могло произойти?

– Понимаю, как вам трудно…

– Очень трудно, – серьезно сказала она, – я думаю, что у нас были не просто отношения, какие случаются между замужней женщиной и молодым человеком. Я его любила. Любила по-настоящему. Он отличался от всех этих… – она презрительно передернула плечами. – И вы можете себе представить, что я пережила. Мне было так страшно…

– Давайте по порядку. Извините, если мои вопросы покажутся вам несколько нетактичными, но я обязан их вам задать для уяснения дела. Вы раньше с ним встречались?

Она погладила пуделя. Было очевидно, что собаке нравится этот жест хозяйки.

– Да, – с некоторым вызовом произнесла Мила, – мы с ним встречались несколько месяцев. И вообще, я собиралась уйти от мужа и переехать к нему. Если бы не эта трагедия… – у нее дрогнул голос.

– Как вы познакомились?

– Через его сестру. Наши мужья проходят по одному ведомству, оба заседают в этом Совете Федерации. Мы познакомились на одной вечеринке. Подружились. Я уже второй год замужем, а у Натальи двенадцатилетний стаж супружеской жизни. Хотя она вторая жена Николая Даниловича, и он тоже ее второй муж.

– Я не знал, что она была замужем.

– Студенческое увлечение. Она мне рассказывала. Не более того. Они поженились в девятнадцать и через несколько месяцев развелись. Ей хотелось поскорее стать взрослой. Такое иногда случается с молодыми женщинами, которые рано теряют мать.

– Вы тоже были в таком положении? – понял Дронго.

– В гораздо худшем, – она снова погладила пуделя, – у Натальи был такой известный отец, за которым она могла чувствовать себя как за каменной стеной и к кому всегда могла вернуться. А я провинциалка, приехала в Москву в семнадцать лет поступать в институт. И, конечно, все завалила. Осталась одна в городе, без родителей. Одну ночь даже провела на вокзале. Потом нашла двоюродную сестру мамы. Устроилась на работу. Можете себе представить, сколько мужчин ко мне приставали. С моим ростом и этими рыжими волосами. Они у меня свои, некрашеные. Я их тогда остригла. И перекрасилась в брюнетку. Но все равно приставали… А однажды меня пригласили на съемки, и фотограф надел на меня рыжий парик. Он решил, что мне подойдет именно такой цвет волос. Когда волосы отросли, я их уже не стригла. Потом работала на разных фотосессиях, пыталась устроиться, пробиться, но быстро поняла, что мне нужно учиться. И наконец в двадцать лет поступила в театральное училище. Я думаю, преподавателям просто понравилась моя внешность, никаких данных у меня тогда не было, а мой жалкий лепет мог их только рассмешить. Но говорят, что в любом театре и в любом учебном заведении точно знают, что в труппе всегда должны быть роковые красавицы. Рыжие бестии с такой внешностью и ростом. Я думаю, что меня приняли условно. Хотя набиравший на курс известный актер довольно скоро и не очень стесняясь предложил мне сойтись еще ближе. Возможно, принимая меня на свой курс, он подумывал и об этом. Я сейчас не знаю. Он уже несколько лет как умер.

Уже через год мне предложили роль, в которой я должна была демонстрировать свою голую грудь. Я не смущалась, решила быстро сделать карьеру. Еще через год я снялась уже в четырех фильмах, и везде в основном использовали мою внешность. У меня появились поклонники, друзья, рядом всегда было много мужчин. В двадцать три года я вышла замуж. Красивый молодой человек из хорошей семьи. Он был старше меня на три года, и его отец был известным режисером. Все было хорошо. У нас была отдельная трехкомнатная квартира, машина, у мужа престижная работа в известной зарубежной фирме. Но мне было с ним так скучно! Он был такой правильный и надежный. Всегда спокойный, словно ничто его не волновало. Он даже в постели вел себя как примерный отличник, извините за такую подробность.

Я иногда возвращалась домой поздно, начала курить, выпивать. Но никогда не позволяла себе никаких глупостей, считала себя замужней женщиной. А он даже не спрашивал, где я бываю. Иногда хотелось схватить его за плечи и растрясти, такой он был правильный и спокойный. Через полтора года мы с ним развелись. Без скандалов и ссор. Просто решили жить отдельно. Он сделал мне двухкомнатную квартиру и просто исчез из моей жизни. Сейчас я думаю, что у нас были несовместимые группы крови. Он мне казался таким надежным и устойчивым человеком именно потому, что у меня была несколько бурная молодость и я хотела получить какой-нибудь «надежный якорь». Оказалось, что держать меня на якоре просто невозможно.

Она тяжело вздохнула.

– Потом я снялась сразу в нескольких сериалах. Меня заметили, стали приглашать на более характерные роли. Примерно три года назад среди моих постоянных поклонников появился Анвар Махметов. Такой солидный и богатый «дяденька». Мне завидовали все подруги. К тому времени он был уже разведен. Дело в том, что его первая супруга умерла еще восемь лет назад. Потом он женился на польке, с которой развелся уже через год. Я видела ее фотографию. Между прочим, полька была блондинкой. Наверное, его тянет к светлым женщинам. Он начал за мной бешено ухаживать. Дарил бриллианты, машины, дорогие наряды. Что мне оставалось делать? Через год он сделал мне предложение. И я согласилась. Сейчас понимаю, что поступила достаточно глупо. Я его никогда особенно не любила. Но относилась к нему с уважением до тех пор, пока я не… в общем, я сказала ему, что жду ребенка.

Она снова погладила пуделя и неожиданно спросила:

– У вас есть сигареты?

– Я не курю.

– Я тоже не курю. Но когда рядом курят, это меня успокаивает. Я бросила курить несколько лет назад. И сейчас специально не держу дома сигарет. Я тогда так радовалась этому ребенку, думала, что у нас все будет в порядке. Но когда он узнал, что я в положении, он повел себя странно. Сухо сказал мне, что ему уже за сорок. И неизвестно, с какими генетическими отклонениями может родиться наш ребенок. И вообще он не хочет больше иметь наследников. У него есть дочь и сын от первой жены, уже взрослые. И ему вполне достаточно двух наследников. Он настоял, чтобы я сделала аборт. Вот тогда все у нас и сломалось. Я поняла, что он меня никогда особенно не любил. Я для него всего лишь дорогая и красивая игрушка, которая нужна на приемах и официальных встречах. Аборт мне сделали неудачно. И врачи сказали, что у меня больше никогда не будет детей.

Пудель поднял голову и взглянул на хозяйку. Возможно, собачка чувствовала состояние Милы или уловила изменение тембра ее голоса.

– В общем, я поняла, что мы разные люди. И с тех пор мы жили как бы сами по себе. Я хочу, чтобы вы знали: до Егора у меня тоже были друзья, с которыми я встречалась. Но Егор… Когда я его увидела, то влюбилась сразу. Мне было уже двадцать девять, а ему только двадцать семь. Вы не можете себе даже представить, как комплексует женщина, когда она старше своего молодого возлюбленного. В тот вечер мы договорились встретиться с ним на вечеринке у его отца. Приглашения были присланы нам домой, но Анвар Ахметович, как всегда, отказался, заявив, что уедет ночевать на дачу. Я поехала на прием и увидела там Егора. Он был в таком веселом настроении, беспрерывно шутил, смеялся. Я даже начала его немного ревновать. Он нравился всем женщинам. Мы уехали вместе. Поехали к нему домой. Мужу я сказала, что еду сюда и рано лягу спать.

Мы приехали к Егору и сначала приняли душ. У него в квартире две большие ванные, но мы принимали душ вместе. Уже тогда я заметила, как он несколько раз схватился за живот. Потом он вышел, а я осталась в ванной, чтобы посушить волосы феном. Когда я вернулась в комнату, он уже стонал на кровати. Я дала ему болеутоляющее, пенталгин. Потом таблетку аспирина. Но он уже почти кричал. И я решила вызвать «Скорую помощь». Они приехали и сразу решили его госпитализировать. Но я не могла его отпустить. Просто не могла разрешить его увезти. Я позвонила Наталье. Она знала, что мы встречаемся с ее младшим братом. И я повезла Егора в больницу. Наталья сразу примчалась к нам, буквально минут через десять. Вскоре приехал и Николай Данилович. Потом отец Егора. Они все были в таком состоянии… Но Егору становилось все хуже и хуже. Никто не мог поверить, что исход будет таким страшным. Ведь мы все видели его вечером здоровым и улыбающимся. Рано утром я уехала домой – знала, что приедет муж, и не могла оставаться в больнице. Я весь день была сама не своя. А потом позвонила Наталья и начала громко плакать. И я сразу все поняла…

Она осторожно переложила пуделя на диван, словно опасаясь причинить собаке боль неосторожным движением руки.

– Вот так все и закончилось. Говорят, что у рыжих свое счастье. Значит, я его лишилась, когда в девятнадцать лет сама остригла свои волосы.

Она взглянула на Дронго.

– Жаль, что вы не курите, – добавила Мила.

– И вы считаете, что ваш супруг не узнал подробностей той ночи? – уточнил Дронго.

– Узнал, – сказала она чуть дрогнувшим голосом, – конечно, он все узнал.

 

Глава 4

Она поднялась с дивана и, коротко извинившись, куда-то вышла. Дронго остался наедине с белым пуделем. Собака смотрела на него, словно спрашивая, почему он так мучает ее хозяйку. Дронго вздохнул.

– Мне нужно выяснить, кто его убил, – попытался объяснить он собаке. Но пудель соскочил с дивана и побежал за хозяйкой. Через минуту они появились вместе. Мила принесла несколько газет и снова уселась на диване. Пудель прыгнул к ней, но улегся рядом, на диване.

– Вот эти газеты, – показала она, – и в каждой из них открытым текстом написано, что молодой наследник империи «Сибметалл» скончался в результате внезапного обострения язвы. Намекали, что он перепил на этой вечеринке, а он сам сидел за рулем, и мы вместе приехали домой. Все газеты написали, что в больницу его привезла неизвестная дама, в которой узнали актрису и жену видного политика, заседающего в Совете Федерации. После этого вычислить, кто эта женщина, было совсем нетрудно.

– Зачем вы держите эти газеты? – спросил Дронго.

– Как напоминание о собственной глупости, – зло ответила она. – Мне нельзя было появляться в больнице, но я была в таком состоянии. Не думала ни о чем. Ему было так плохо, а я испугалась. И меня, конечно, все узнали. Это как проклятие нашей профессии. Меня трудно с кем-то спутать. Высокий рост, эти рыжие волосы, моя вызывающая внешность. Уже через два дня Анвару Ахметовичу звонила его дочь, которая меня всегда ненавидела. Она требовала, чтобы он развелся с этой дрянью, как она меня назвала. Потом позвонили его родственники, друзья. Он устроил мне скандал. Мы с ним никогда так не ругались… Он даже… он даже ударил меня. Я пыталась оправдаться, но было понятно, что я виновата. В общем, ничего исправить уже невозможно. Именно поэтому я согласилась принять вас в этой квартире. Она все равно мне уже не принадлежит. Анвар Ахметович подал на развод. Я думаю, что так будет лучше. И для него, и для меня. Мы с ним уже давно были чужими людьми.

– Сколько ему лет?

– Сорок девять. Он старше меня почти на двадцать лет. А я старше его дочери на полтора года. Интересно?

– Вы же все знали, когда выходили за него замуж.

– Мне казалось, что все будет немного иначе. Но все получилось так, как должно было получиться. Мне было необходимо выговориться, рассказать кому-нибудь о том, что на самом деле со мной случилось. Хорошо, что вы позвонили именно сегодня. Иначе я бы спилась. Или выбросилась в окно. Может, я позвоню и попрошу у охранника сигареты?

– Не стоит, – посоветовал Дронго. – Значит, вы решили с ним развестись.

– Конечно. И он абсолютно прав. Вы знаете наше общественное мнение. Каким бы либеральным оно ни было, есть определенная черта, за которую нельзя переходить. Половина наших знакомых замужних женщин имеет статусных любовников, которые появляются с ними на всех вечеринках и тусовках, с одобрения их собственных мужей. А другая половина ханжески осуждает первую, в душе мечтая тоже иметь подобных «друзей семьи». И в моем случае все происходит по строгим правилам нашей тусовки. Пока я тайком встречалась с Егором, все было правильно. Даже когда все видели, что мы уезжаем вечером к нему домой, это тоже было в порядке вещей. Но когда я появилась в больнице рядом с умирающим, я нарушила наши правила, показала свои эмоции. С одной стороны, строгий государственный деятель, известный политик. А с другой – актриса, которая позволяла себе сниматься в откровенных сценах. Вы знаете, как обычно относятся к актрисам. Нас принимают, терпят, дружат, даже говорят комплименты, но в душе считают за… в общем, вы знаете, кем именно нас считают.

Она замолчала. Собака жалобно заскулила.

– И ваш муж узнал, что вы были в интимных отношениях с вашим другом, – мрачно уточнил Дронго.

– Возможно, он и раньше догадывался. Но делал вид, что все в порядке. А когда скандал выплеснулся на страницы газет, он уже не мог отмалчиваться. Может, его даже устраивала такая ситуация, я не знаю.

– Теперь я задам вам один очень неудобный вопрос. Возможно, он причинит вам боль. Но я обязан его задать. А вы должны меня спокойно выслушать и постараться на него ответить. Договорились?

– После смерти Егора я готова к любому испытанию, – подняла она голову. – О чем вы хотите меня спросить?

– Предположим, ваш супруг догадывался или знал о ваших отношениях с молодым человеком. Предположим, он мог узнать об этом до того рокового дня. Возможно, он уже тогда решил действовать. И неожиданная смерть вашего друга – это месть вашего обманутого супруга. Он ведь восточный человек, и не в его правилах прощать измену.

Она изумленно взглянула на Дронго:

– Вы думаете, что это он все организовал?

– Пока нет. Но я хочу знать ваше мнение. Он мог бы решиться на подобный шаг, если бы твердо знал, что вы ему изменяете? Подумайте, я вас не тороплю.

– Я даже не стану долго думать. Конечно, мог. И поверьте: во мне говорит не обида разведенной жены, хотя мы еще пока супруги. Если он спокойно посоветовал мне избавиться от нашего общего ребенка, то почему он должен был пожалеть Егора? Мог. Он все мог. Но я не понимаю, каким образом? Нужно было найти человека, чтобы отравить Егора. А среди приглашенных были только знакомые отца Егора и сотрудники его компании. Мой муж умный человек. Он не сумасшедший. Если бы он кого-нибудь подкупил, это сразу бы стало известно. Он способен на подобный шаг, но он бы не стал травить Егора. Скорее нанял бы киллера, чтобы его застрелить. Господи, какие страшные вещи я говорю…

– Давайте немного отвлечемся. Вы все время были в тот вечер рядом с Егором?

– Нет. Конечно, нет. Он ходил между столами, здоровался и целовался с каждой женщиной, с каждым мужчиной. И все смотрели на него как на принца, наследника большой империи. Нет, я не могла быть все время рядом с ним. Мы разговаривали с Натальей. А потом я отошла к своим друзьям.

– У меня еще один неприятный вопрос. Но поймите, что я задаю их ради того, чтобы найти человека, виновного в смерти вашего друга. Как вы считаете, у Егора были другие женщины? Если вам неприятно отвечать на этот вопрос, можете не отвечать.

– Почему? Конечно, были. Он был молодой, красивый, богатый. И все его обожали. Признаюсь, что я его дико ревновала. Понимала, что не имею права, но ревновала. Даже несколько раз устраивала ему сцены ревности, скандалы.

– А как он реагировал?

– Смеялся. Говорил, что не ревнует меня к моему старому мужу.

– «Старый», – недовольно пробормотал Дронго, – почему «старый»? Вашему супругу только сорок девять. Мне немного меньше, но я не считаю себя старым.

– В двадцать лет все сорокалетние кажутся глубокими стариками, – возразила Мила, – он и мужа своей сестры считал стариком.

– Какие у них были отношения?

– Достаточно напряженные, насколько я могу судить. Наталья обожала своего брата, и это вызывало у ее мужа некоторую досаду. Николай Данилович считал Егора бездельником и плейбоем, а тот считал сенатора занудой и очковтирателем. Так он его и называл. Но из-за Натальи внешне они старались не ссориться.

– А с отцом?

– Отец его обожал. Просто обожал. Выполнял любые прихоти своего сына, считал его своим наследником. Не дочь и не своего зятя, а именно Егора.

– Может, поэтому Егора и убили. Ведь Николай Данилович мог считать себя его конкурентом. Если Егора устранить, то огромное состояние его отца перейдет к дочери и соответственно зятю. А отцу уже много лет.

– Что вы такое говорите? – испугалась Мила. – Так можно подозревать кого угодно. И даже меня, решив, что я его убила из ревности. Нет, так нельзя даже думать. Это нечестно, неправильно.

– Моя профессия предполагать любые, даже самые невероятные варианты. В жизни бывает разное. Хотя лично я всегда придерживался принципа Оккама. Был такой английский ученый-логик в четырнадцатом веке – Уильям Оккам, который вывел формулу «не умножай сущее без необходимости». Поэтому, всегда держа в уме и самые невероятные варианты, я понимаю, что разгадка чаще всего бывает достаточно простой.

– И у вас всегда были самые простые ответы? – не поверила Мила. – Вы никогда не сталкивались со сложными делами?

– Я всю жизнь сталкивался со сложными делами. Но сама причина должна быть простой. Ясной, четкой. Нигде и никто не убивает из интереса. Только сумасшедшие маньяки, но они обычно не травят свои жертвы. Мотивы всегда достаточно четко просчитываются: деньги, наследство, ревность, месть, сокрытие тайны, обида, несчастный случай. И достаточно легко найти убийцу, вычислив конкретный мотив преступления.

– Возможно, – согласилась она, немного подумав. – Вы подождете, пока я позвоню вниз и попрошу нашего охранника принести мне сигареты?

– Не подожду, – ответил Дронго, – видимо, вы и раньше прибегали к его помощи. Лучше потерпите. Понимаю, как вам сложно, но лучше не срываться.

– Я больше не могу, – вздохнула она.

– У Егора были близкие друзья? С кем он дружил?

– Что? – отвлеклась она от своих мыслей.

– Вы знали его близких друзей?

– Конечно, знала, – она нахмурилась, – и нужно сказать, что его друзья влияли на него не лучшим образом. Я ему много раз об этом говорила, но он только смеялся. И я чувствовала себя не очень хорошо в таких случаях. Вы меня должны понять. Я казалась себе строгой воспитательницей, которая не разрешает своему подопечному встречаться с плохими друзьями. Мне казалось, что я излишне навязываю ему свое видение жизни.

– Кого именно вы знали?

– Всех. Всех, с кем он близко дружил. С двоими он учился еще Лондоне. Вы знали, что он учился в Великобритании?

– Нет, не знал.

– Он поехал туда после школы. Целый год проучился на подготовительном, потом поступил в университет. И в двадцать три года его окончил. Кажется, по специальности «менеджмент». Окончил, правда, не с самыми лучшими оценками, но все-таки сумел сдать все экзамены. Его друг Илларион, с которым они учились вместе, не сумел сдать экзамены и получил справку о том, что прослушал определенные курсы.

– Как его фамилия?

– Илларион Гоцадзе. Его отец известный предприниматель, один из акционеров Северного трубопрокатного завода – Эдуард Гоцадзе.

– Кто еще?

– Илья Шмелев. Он тоже учился в Англии, но в другом университете. Или в колледже, я точно не помню. Он у нас специалист по европейскому искусству, художник и коллекционер. Шмелев влиял хуже всех на Егора, он вечно придумывал какие-то невероятные истории, какие-то дикие забавы. Его отец – известный художник Савелий Шмелев, вы наверняка о нем слышали. Сыночку только двадцать шесть лет, но он уже известен на всю Москву своими загулами и выходками. Я всегда была против их дружбы.

– Кто-нибудь еще?

– Пожалуй, только Казбек Малхазов. Его дядя, кажется, президент или премьер одной из наших кавказских республик. Племянник ездит по Москве на своем «Феррари» и забавляется ночными гонками. Насколько я знаю, он уже дважды попадал в автомобильные аварии, но остался в живых.

– Не очень интеллектуальная компания, – заметил Дронго.

– Что вы хотите? – сразу бросилась защищать своего бывшего друга Мила. – Он ведь был совсем молодой человек. А Гоцадзе и Шмелев – практически однокашники, и он не мог сразу порвать с ними связи. Он говорил, что они как мушкетеры. Себя он считал умным Атосом, Иллариона называл долговязым Арамисом, тучного Илью – Портосом, а южанина Казбека – д’Артаньяном.

– Забавно, – вежливо согласился Дронго. – В таком случае кто был королем или кардиналом? И была ли у нашего Атоса своя Миледи?

– Наверное, это я, – усмехнулась Мила, – но они не пускали меня в свой круг. У Казбека всегда были самые красивые девочки Москвы. И все малолетки. Не больше восемнадцати-девятнадцати. Можете представить, как им нравился богатый южанин на своем красном «Феррари». Признаюсь, я очень ревновала к ним Егора. Они казались мне вызывающе молодыми и наглыми. Наверное, когда женщине под тридцать, она немного иначе относится к восемнадцатилетним. Но они были такие «пустышки».

– Они употребляли наркотики?

– Возможно, – она нахмурилась, – но только не Егор. Он был достаточно разумный и выдержанный. Возможно, иногда баловался, но я ничего подобного не замечала. Вы знаете, как сейчас у молодых людей. Разные экзотические коктейли, разные легкие наркотики. И не забывайте, что они учились в Лондоне, откуда легко могли ездить в Амстердам, где наркотики просто продаются в барах и ресторанах.

– Они ездили?

– Насколько я знаю, да. И несколько раз. Всегда вспоминали об этом с какой-то усмешечкой.

– Вы встречались с ними в компаниях?

– Никогда. Егор был достаточно разумным человеком, чтобы меня не компрометировать. Я известная актриса, супруга сенатора, замужняя женщина. Он понимал дистанцию между нами и не позволял себе приглашать меня туда, где бывали его друзья. Хотя в последний месяц мы забыли о всякой осторожности, встречались иногда достаточно открыто.

– На последнем приеме, откуда вы уехали вместе, были его друзья?

– Конечно, были. Все трое. Отец Гоцадзе тоже был. Они давно знакомы с отцом Егора.

– Где они работают? Я имею в виду его друзей?

– Это наша «золотая молодежь», – ответила Мила, – где они могут работать? В каких-то компаниях или фирмах, которые им принадлежат. Я недавно прочла такую фразу, что гораздо легче родиться на вершине, чем долго туда карабкаться. Вот они все и родились на вершинах. Предыдущее поколение, которым сейчас за тридцать, называли «мажорами», а эти скорее просто «золотые мальчики». Или «золотые камешки», как их называют. Сверкают, блестят, дорого стоят и никому не нужны. Ведь ими нельзя расплачиваться. Эти мальчики ничего не хотят делать. Денег им хватит на тысячу лет вперед. Они наслаждаются жизнью и стараются получить от нее все, что можно. Илларион член совета директоров компании своего отца. Кажется, у него официальная зарплата сто тысяч долларов. Или что-то около того. Казбек владеет модельным агентством, ночным клубом и, по-моему, автомагазином. Или нет. Ночной клуб записан на его младшего брата. Точно не знаю. Но он никогда не работал. За него работают его менеджеры. Хотя я знаю, что у него есть на Пречистенке огромный офис, где оборудован его кабинет. И он там появлялся раз в месяц или еще реже.

– А Илья Шмелев?

– Официально он тоже считается художником. Хотя какой он художник. Мазня одна. И покупают его «концептуальные картины», как он сам о себе говорит, только его друзья. Такие же «золотые камешки», как он сам. У него большая галерея, своя мастерская с видом на Кремль. Он даже купил квартиру в знаменитом Доме на набережной. Говорил, что его вдохновляют тени замученных в этом доме наркомов и комиссаров. Такой глупый юмор.

– Егор с ними часто общался?

– Достаточно часто. Но я все время пыталась увести его из этой компании, оторвать от них. Особенно от Шмелева. Я словно чувствовала, что ему нельзя с ними дружить.

– Почему?

– Не знаю. Не могу объяснить. Какое-то подсознательное чувство страха, неосознанной тревоги. Мне не нравились их вечеринки, их встречи, их молодые подруги. Может, я просто боялась его потерять или ревновала, не знаю. Трудно выразить свои ощущения. Черт возьми, как мне хочется курить. Я больше не могу. Извините.

Он достала телефон и позвонила охраннику. Дронго печально наблюдал за ее разговором. За всю свою жизнь он не выкурил ни одной сигареты и не понимал, в чем находят удовольствие люди, вдыхающие табачный дым. Она коротко извинилась и пошла к входной двери. Послышался ее голос. Охранник уже поднялся к ним на этаж и вручил ей пачку сигарет. Очевидно, он знал о ее пристрастиях. Она вернулась в гостиную уже с сигаретой в пальцах.

– Извините, – повторила она, – но я не могла больше терпеть.

– У вас есть какие-нибудь подозрения или версии случившегося? – уточнил Дронго.

– Да, – честно ответила она, – я ждала именно этого вопроса. И поэтому так нервничала. Но, честное слово, я даже не думала о муже. Все произошло так быстро и неожиданно. Нет, я никого не подозревала. Но когда Наталья сказала мне, что это был яд, я прежде всего подумала о Максиме Георгиевиче Гловацком. Только о нем.

– Кто это?

– Я не должна вам о нем говорить, – она затянулась, – но, возможно, только я знаю все подробности. Гловацкий работает директором института. Он химик или биолог, я подробностей не знаю. Но он мог получить такой яд и попытаться отравить Егора. Возможно, он это и сделал, но я никому не говорила о своих подозрениях.

– Почему?

Она снова затянулась.

– Дело в том, что дочь Гловацкого и Егор раньше встречались. Они были обручены. Но потом эта помолвка была расторгнута. Я не могла быть причиной, это случилось почти два с половиной года назад. Но я слышала, что Максим Георгиевич был их разрывом очень расстроен.

– За это уже давно не убивают, – улыбнулся Дронго.

– У дочери был тяжелый нервный срыв, – пояснила Мила, – она уехала лечиться в Швейцарию.

– Откуда вы знаете, что институт Гловацкого имеет какое-то отношение к ядам? Это должна быть закрытая информация.

– В его институте работает двоюродная сестра моей матери. Та самая, у которой я жила еще десять лет назад, – пояснила Мила, – и она говорила мне, что Гловацкий был очень недоволен тем, что его девочку отвергли. Они разрабатывают там какие-то препараты, которые воздействуют на людей. Но проверяют на животных. Я хотела напомнить об этом Наталье, она ведь не знает, чем занимаются в институте Гловацкого. Но когда она сказала мне, что они решили найти частного эксперта, я подумала, что будет лучше, если расскажу обо всем именно вам. Поэтому я вас так ждала.

– Дайте мне адрес этого института, – попросил Дронго.

Она потушила сигарету и продиктовала ему адрес. Он взглянул на пепельницу.

– Спасибо за помощь, – сказал он на прощание, – но у меня есть к вам одна просьба. Личная просьба.

– Какая? – удивилась она.

– Перед тем как уйти, я заберу эту пачку сигарет. Я думаю, так будет правильно.

Она улыбнулась. Показала кончик языка. Покачала головой.

– Вы, оказывается, не только частный детектив, но еще и немного психолог. Лечите души своих клиентов?

– Почти, – серьезно ответил Дронго, – только я не психолог. А скорее священник. Мне часто приходится выслушивать исповеди, а затем отпускать чужие грехи.

Она протянула ему пачку.

– Спасибо. И до свидания, – он повернулся и пошел к выходу. Белый пудель поднял голову, глядя, как он уходит. Мила смотрела куда-то в сторону.

Он спустился вниз и выбросил пачку сигарет в мусорное ведро. Затем повернулся к охраннику.

– Не смей носить ей сигарет, – строго сказал Дронго, – у нее может быть интоксикация от табака, и она умрет. А тебя посадят лет на двадцать в тюрьму. Понял?

Молодой человек не знал, что такое «интоксикация», но понял, что его могут посадить. И он испуганно кивнул головой.

Дронго сел в автомобиль и позвонил Эдгару:

– Ты уже договорился о встрече?

– Хорошо, что ты позвонил. Он будет ждать нас через полчаса, – обрадовался Вейдеманис.

– Тогда я не успею к тебе заехать. Бери свою машину и приезжай к ним в офис. Что-нибудь еще?

– Да. Звонила Наталья Кирпичникова. Очень нервничала. Она говорит, что они знают, кто мог отравить ее младшего брата.

– Она ждала, чтобы я начал расследование, чтобы сообщить мне эту новость? – недовольно пробормотал Дронго. – Ладно, я ей сейчас отзвонюсь.

Он перезвонил Кирпичниковой.

– Добрый день. Что у вас нового? – поинтересовался Дронго.

– Мы знаем, кто его отравил, – сразу сообщила Наталья. – Николай Данилович сумел уточнить, чем именно занимается один наш знакомый. Я могу назвать вам имя убийцы. Это Гловацкий. Директор Института неорганической химии. У него были свои причины. Я вам обо всем расскажу…

 

Глава 5

Дронго поморщился. Кажется, в этом случае принцип Оккама срабатывает слишком очевидно. Если среди знакомых есть обиженный химик, то он обязательно должен быть отравителем. Достаточно последовательная и понятная логика.

– У меня сейчас встреча с Босенко. Если вы разрешите, я потом вам перезвоню и мы поговорим более подробно, – предложил Дронго. – Где вы сейчас находитесь?

– Не в городе, – сухо сообщила Наталья, – но если нужно, я вечером приеду в город. Давайте встретимся в магазине «Гермес». Я сейчас продиктую вам адрес…

– Простите, – несколько удивился Дронго, – но в магазине нам будет сложно беседовать.

– Ничего, – сказала Наталья, – директор уступит нам свой кабинет. Это мой магазин, и, я думаю, там можно будет поговорить спокойно.

– Договорились.

«У богатых свои причуды», – подумал он.

Компания «Сибметалл» располагалась в районе Измайлова. Там возвели новое двадцатидвухэтажное здание, которое выгодно отличалось от других высоток своим современным дизайном и мраморной облицовкой. Уже подъезжая, Дронго снова перезвонил Эдгару.

– Я уже на месте, – сообщил Вейдеманис, – но я не совсем понимаю, почему ты настаиваешь на встрече в их офисе. Мы могли бы встретиться где-нибудь еще.

– Мне важно лично побывать на месте, – ответил Дронго. – Во-первых, посмотрим, какая обстановка в компании, а во-вторых, выясним, какое положение в иерархической системе занимает сам Босенко.

– В каком смысле? – не понял Эдгар.

– Какой у него кабинет, где он находится, насколько далеко от кабинетов руководства компании, каков штат его сотрудников, его персональные права и обязанности, как он вообще себя чувствует в этой фирме. В общем, нам нужно обязательно побывать у него в гостях.

– Понятно, – немного обиженно сказал Вейдеманис, – у тебя всегда свои веские причины. Между прочим, когда я позвонил Босенко, он был очень удивлен. Не понимает, почему мы решили встретиться с ним в их офисе. Его уже предупреждали о твоем возможном визите. Наталья Кирпичникова посоветовалась с ним, прежде чем обратиться к тебе. Поэтому он готов нас принять. Но он предупредил, что глава компании ничего не знает о нашем расследовании.

– Об этом я помню, – ответил Дронго, – и это сильно мешает. Рано или поздно нам все равно нужно будет поговорить с отцом погибшего.

У здания компании их уже ждал сотрудник службы безопасности. Здесь был четкий, почти военный порядок. У них взяли паспорта, оформили пропуска, потом провели в западное крыло здания, откуда уходили высотные лифты на последние этажи. На двадцать первом этаже находились кабинеты президента компании, председателя совета директоров и нескольких вице-президентов. На двадцатом располагались кабинеты еще двух вице-президентов и самого Босенко. Увидев, куда они поднялись, Дронго одобрительно кивнул, словно его радовало, что кабинет руководителя службы безопасности компании расположен так высоко.

В приемной сидела женщина лет сорока. Она поднялась, приветствуя гостей. Сопровождавший их охранник открыл дверь, предлагая им войти в кабинет. Это был строгий кабинет метров на пятьдесят. Функциональный и удобный. Без всяких излишеств. Большой просторный стол. Несколько телефонов. С правой стороны от входа была установлена большая панель, разделенная на восемь частей. Телевизоры показывали обстановку внизу, в холле и перед зданием. Очевидно, службы безопасности дублировали наблюдающие камеры в кабинете своего шефа. Босенко оказался мужчиной лет шестидесяти. Сухопарый, подтянутый, невысокого роста, с глубоко посаженными глазами, редкими темными волосами. Он энергично пожал руки обоим гостям, приглашая их за стол. Сам сел напротив, как бы давая понять, что считает гостей равными коллегами.

– Я много о вас слышал, – сообщил Босенко, очень громко выговаривая слова, словно адресовался к большой аудитории, – это я предложил Наталье Аристарховне обратиться именно к вам. Среди профессионалов у вас очень высокий рейтинг. Говорят, вы умеете творить чудеса.

– Спасибо, – кивнул Дронго, – вы можете мне сказать, как это могло случиться? Ведь ваши люди наверняка работали на том приеме.

– Да, – мрачно ответил Босенко, – мы уже все проверяли, но не нашли никаких следов. Уже на следующий день вымыли все стаканы, выбросили всю еду, все напитки. Но никто больше не отравился. Ни один человек. Мы внимательно просматривали пленку, пытались определить, кто мог подойти к бокалу младшего Богдановского. Но ничего подозрительного не обнаружили. Самое неприятное, что я отвечал за безопасность этого приема. И получается – именно я виноват в том, что произошло. Я подал рапорт об увольнении, но Аристарх Павлович его отклонил…

– Вы работаете вместе уже много лет?

– Именно поэтому. Уже пятнадцать лет. Я знал Егора еще мальчишкой. И тоже не поверил в эту непонятную язву. Наталья Аристарховна посоветовалась со мной, и мы решили тайком от ее отца провести эксгумацию. Когда наши подозрения подтвердились, я хотел передать все материалы в прокуратуру. Но я понимаю, что они ничего не найдут. Прошло слишком много времени. А обнародование результатов экспертизы неизбежно вызовет неприятный скандал. Это ударит и по репутации компании, и по здоровью самого Аристарха Павловича. Плюс некоторые интимные обстоятельства, о которых никто не должен знать. Насколько мне известно, вам уже сообщили, кто именно был с Егором в ту ночь. Обнародование подобной информации могло бы повредить имиджу семьи Богдановских и вызвать понятный скандал. Поэтому мы приняли решение пригласить такого опытного специалиста, как вы.

– Вы работали в Комитете государственной безопасности? – уточнил Дронго.

– Да, – кивнул Босенко, – я ушел в девяносто первом, сразу после августовских событий. Мне тогда было сорок семь. И я очень благодарен Аристарху Павловичу, который взял меня на работу в компанию и не позволил моей семье умереть с голоду. Поэтому я их вечный должник. И я сделаю все, чтобы найти убийцу, и сам перегрызу ему горло, если понадобится. Я любил Егора как сына и никогда себе не прощу его убийства.

– Кем именно вы работали? – спросил Дронго. – В каком отделе и в каком управлении?

– Это имеет отношение к вашему расследованию? – удивился Босенко.

– Мне интересно знать, какой у вас опыт, – пояснил Дронго.

– Я работал в Шестом управлении КГБ СССР, – пояснил Босенко, – если вы помните, чем именно оно занималось.

– Помню. Экономическая контрразведка и промышленная безопасность. Вы и сейчас работаете по прежнему профилю. Получается, что вы уже много лет занимаетесь охраной промышленных секретов.

Босенко улыбнулся:

– Аристарх Павлович тоже говорил мне об этом, когда приглашал на работу.

– Пятнадцать лет, – вспомнил Дронго, – вы должны быть в курсе всех секретов этой семьи. Судя по вашему кабинету, расположенному на двадцатом этаже, рядом с кабинетами вице-президентов, вы занимаете в компании довольно видное положение.

– Мы создавали эту компанию с нуля, – сказал Босенко, – но я могу всего лишь охранять секреты фирмы. Расследование преступлений не моя стезя, для этого нужно иметь другие навыки.

– Согласен. Но вы можете помочь мне. Кто и зачем мог убить младшего Богдановского? Или захотеть его убить?

– Если бы я знал, то нам не пришлось бы обращаться к вам за помощью, – прямо ответил Босенко.

Вошла его секретарь.

– Чай, кофе? – спросила она.

– Чай, – попросил Дронго.

– Кофе, – ответил Эдгар.

– Мне тоже кофе, – согласился Босенко, переходя на нормальный тон.

– Зеленый или черный? – уточнила секретарь Дронго.

– Можно зеленый, – согласился он.

Она вышла из кабинета.

– У вас нет списка подозреваемых? – спросил Дронго у хозяина кабинета.

– Четыреста человек, – напомнил Босенко, – и почти всех я лично знаю много лет. Известные политики, депутаты, два министра, художники, писатели, журналисты, бизнесмены, актеры. Всех понемногу. Но подозреваемых не было. Иначе я бы сам стал «разрабатывать» такого человека.

– Вы знали, с кем именно встречался Егор Богдановский?

– Если вы спрашиваете про эту актрису, то знал. В квартире Егора мы установили камеру. Только для страховки. На всякий случай.

– Надеюсь, не в спальне?

– Нет. У входной двери. Мы старались обеспечить безопасность всех руководящих сотрудников компании…

– А заодно гарантировать их верность?

– Возможно, – спокойно согласился Босенко.

– Он об этом знал?

– Нет. Никто об этом не знал. Мы ставили такие камеры только с согласия Аристарха Павловича. Поэтому мне точно известно, кто приходил к Егору за последние два года. И когда уходил. Абсолютно точно.

– Удобно, – вежливо согласился Дронго, – и, значит, его связь с этой актрисой для вас не была секретом?

– Она подруга Натальи Аристарховны, – напомнил Босенко, – и супруга коллеги Николая Даниловича. Конечно, мы все знали.

– Аристарх Павлович тоже знал об этой связи?

– А при чем тут он? – мрачно спросил Босенко.

Секретарь внесла поднос. Поставила чашечку с чаем перед Дронго. И подала кофе двум другим мужчинам. Быстро вышла. Здесь царила идеальная выправка.

– Он знал или нет? – уточнил Дронго. – Вы же понимаете, что я спрашиваю не из праздного любопытства.

– Знал, – кивнул Босенко.

– Любопытно. Он разрешил вам устроить слежку за собственным сыном.

– Это была не слежка, – возразил Босенко. – Аристарх Павлович человек высоких нравственных убеждений и порядочности. Он никогда не позволил бы нам сделать что-то противозаконное. Мы всего лишь обеспечивали безопасность его сына и, не забывайте, вице-президента компании. Это входит в наши обязанности, – он опять говорил громко, менторским тоном, словно читал лекцию. Эдгар даже поморщился.

– У Егора был телохранитель? – спросил Дронго.

– Нет. Он не любил, когда с ним находился кто-то из посторонних.

– И отец ничего не говорил сыну по поводу его связи с замужней женщиной?

– Н-нет, – не очень уверенно ответил Босенко.

– Виктор Алексеевич, я приехал сюда именно потому, что вы рекомендовали меня в качестве эксперта, – напомнил Дронго, – и приехал, чтобы помочь найти возможного преступника. Поэтому не нужно меня обманывать.

– Я не обманываю. Но это личный вопрос, который…

– Который касается смерти Егора Богдановского, – перебил его Дронго, – и я не прошу, а требую, чтобы вы отвечали на мои вопросы о личной жизни погибшего.

– Аристарх Павлович был недоволен. Он знает мужа этой актрисы, – сообщил Босенко, – я думаю, любой отец был бы недоволен, узнав, что его сын встречается с замужней женщиной, которая старше его. К тому же актрисой.

– То есть у них был разговор?

– Возможно. Но я не присутствовал. Хотя я объяснил Аристарху Павловичу, что не нужно давить на мальчика. У него был такой возраст. Ему нравились женщины, и он нравился им.

– У него были и другие женщины? – понял Дронго.

– Конечно, – ответил Босенко, – он пользовался большим успехом у дам. Очень большим. Некоторых привлекало его положение, некоторым он просто нравился, некоторым нравились деньги его отца.

– Он работал в вашей компании?

– Да. Вице-президентом по связям с общественностью. Но не всегда появлялся на работе. Его кабинет на двадцать первом этаже, рядом с кабинетом отца.

– Можно его посмотреть?

– Нет. Он закрыт, и ключи есть только у Аристарха Павловича. Туда никого не пускают. Вы должны понимать…

– Понятно. И у вас нет ни одного подозреваемого?

– Ни одного…

– Кто такой Максим Георгиевич Гловацкий?

– Эту историю вы тоже успели узнать, – Босенко взял свою чашку кофе. – Оперативно. И достаточно быстро. Да, Гловацкий известный ученый. Директор института. Член-корреспондент Академии наук. Его дочь была помолвлена с Егором. Но это было давно. Потом они разошлись.

– Я могу узнать почему?

– Думаю, что да. Девочка была очень хорошей. Но не совсем адекватной.

– Что это значит?

– Ей было только двадцать два, – пояснил Босенко, – а Егору уже двадцать пять. Он вернулся из Англии, где проучился шесть лет. У него уже имелся солидный опыт встреч с противоположным полом. Несколько раз они отправлялись в Амстердам, и мне приходилось посылать туда своих сотрудников, чтобы незаметно проконтролировать поведение мальчика. Она была очень хорошей девушкой, но не для Егора. Ему нужна была такая опытная женщина, как Мила Гришунина. Извините, что я так говорю, но я видел, что они не пара. Девочка устраивала истерики, донимала его своей ревностью. Она была несколько истеричной, срывалась из-за пустяков. Это ему быстро надоело. И они решили расстаться. Аристарх Павлович был очень недоволен. А девочку отправили куда-то в Швейцарию на отдых.

– Перед тем как приехать сюда, я разговаривал с Натальей Аристарховной. Ее супруг сообщил ей, что Гловацкий разрабатывает в своем институте какие-то яды, и она решила, что это он отомстил за свою дочь.

– Не может быть, – Босенко отодвинул чашку, – кто мог придумать такую глупость? Гловацкий серьезный ученый, а не убийца. И тем более из-за своей дочери. У нее уже есть молодой человек в Швейцарии, с которым она встречается. Там как раз все в порядке.

– Значит, вы все-таки проверяли? – вмешался Вейдеманис.

Босенко улыбнулся. Покачал головой:

– Тяжело беседовать сразу с двумя «следователями». Насколько я знаю, вы, господин Вейдеманис, тоже работали в нашей системе?

– Работал, – ответил Эдгар.

– Сразу чувствуется. Да, мы, конечно, проверили. Мы обязаны были проверить и этот вариант. Я послал человека в Швейцарию. Если бы выяснилось, что несчастная девочка покончила с собой или с ней произошел какой-то нервный криз, тогда состояние отца легко было бы понять. Но сейчас нет. Она нормально живет там, уже оканчивает университет, встречается со своим новым другом. Он из Италии. Я не думаю, что Гловацкий хотел бы вспоминать эту давнюю историю.

– Госпожа Гришунина рассказала мне, что некоторые друзья Егора плохо на него влияли, – сообщил Дронго, – вы так не считали?

– Еще как считал, – оживился Босенко, – они все там вместе учились. Сын нашего знаменитого художника Шмелева и сын самого Гоцадзе. Все трое. В Лондоне. И они еще тогда на него плохо влияли. Я докладывал об этом Аристарху Павловичу, но он считал, что у мальчика должны быть свои друзья. Наверное, правильно считал, кто в молодые годы не баловался. И потом еще этот кавказец Малхазов. Он настоящий хулиган, его давно пора упрятать в тюрьму, за решетку, на несколько лет.

– Почему?

– Вы знаете, что он вытворяет в городе? Устраивает такие гонки на своей машине. У него всегда гоночные машины. И его брат, владелец ночного клуба. Они племянники премьер-министра Малхазова и поэтому позволяют себе то, чего другие никогда бы не позволили. Каждый раз, когда Егор отправлялся в его клуб, мы ожидали новых проблем. Только не нужно меня спрашивать, откуда я знаю про его поездки в клуб. Мы обязаны были обо всем знать…

– То есть вы за ним следили, – уточнил Дронго.

– Мы иногда его немного контролировали, – уклонился от конкретного ответа Босенко.

– А вы не считаете, что обманутый супруг Милы Гришуниной мог попытаться отомстить? Нанял человека, который подсыпал яд в бокал вашего вице-президента?

– Его не было на приеме. И все приглашения прошли через меня. Посторонних там тоже не было. Даже если согласиться на такой невероятный вариант, непонятно, почему тогда они сейчас разводятся. Если он устранил своего возможного конкурента, то должен быть теперь абсолютно спокоен за свою семью. Немного нелогично.

– Это с вашей точки зрения. У него может быть иной взгляд на эту проблему. Ведь он восточный человек, у него свое понятие о чести.

– Возможно, – сказал Босенко, – но у нас нет никаких подозрений. И учтите, что он не просто обманутый муж, а сенатор и руководитель одного из комитетов Совета Федерации. Кто нам разрешит его проверять? Или устанавливать камеры где-нибудь в его кабинете? Вы можете сделать все, что угодно, а я обязан действовать в рамках российского законодательства.

– Я тоже должен действовать в рамках законов, – возразил Дронго. – Между прочим, как с точки зрения российских законов вы можете объяснить свое поведение? Ведь, узнав о насильственной смерти вице-президента вашей компании, вы обязаны были сообщить об этом в прокуратуру. Получается, вы сами совершаете преступление, скрывая факт убийства.

– У нас есть официальный акт о смерти Егора Богдановского, – возразил Босенко, – и прокуратура закрыла дело по факту смерти нашего вице-президента еще три недели назад. Эксгумацию и экспертизу мы проводили в частном порядке. Согласно ритуальным правилам мы имеем право на перезахоронение тела усопшего, если этого требуют близкие родственники. В данном случае – сестра погибшего. И если мы передвигаем тело хотя бы на десять сантиметров, то можно считать, что мы его перезахоронили. А проверяли костные ткани мы тоже по желанию сестры. Все законно. Передавать или не передавать новые акты в прокуратуру – это уже решать тем же близким родственникам. Тем более что вторая проверка носила коммерческий характер и не была санкционирована прокуратурой.

– Прекрасно, – без энтузиазма заметил Дронго, – у вас какое образование, Виктор Алексеевич? Я считал, что в Шестое управление попадали обычно инженеры и техники.

– Так и есть, – усмехнулся Босенко, – я был кандидатом технических наук, когда меня взяли на работу в КГБ. Только в конце девяностых я окончил заочно еще и юридический. Такой великовозрастный студент в пятьдесят лет. Но, как видите, пригодилось.

– Вижу, – кивнул Дронго, – и значит, мы с вами не нарушаем законов. Отрадно. В таком случае скажите, есть ли у семьи Богдановских враги?

– Нет. Разумеется, нет. Есть конкуренты, недоброжелатели, возможны завистники. Но откровенных врагов нет. Иначе я был бы давно информирован.

– У Аристарха Павловича были дочь и сын. Других наследников нет?

– Двое детей у Натальи Аристарховны. Они тоже наследники, – напомнил Босенко.

– Значит, в случае смерти Егора Богдановского все состояние его отца и вся эта компания переходят к его сестре и племянникам?

– Да, конечно. Это ведь внуки Аристарха Павловича, – удивился Босенко, – а к кому еще должны перейти его деньги?

– И к Николаю Даниловичу, – напомнил Дронго, – ведь после смерти младшего Богдановского сенатор становится наследником огромного состояния. Вернее, его супруга и его дети.

– Верно, – согласился Босенко, – но он не мог сделать ничего подобного. Это абсолютно исключено. Они женаты уже двенадцать лет. У них двое детей. И Николай Данилович вполне доволен своей судьбой.

– Вы за ним тоже следили? – спросил Эдгар.

– Мы обязаны обеспечивать безопасность компании, – опять повторил Босенко, отводя глаза.

– У вас своебразное понятие «безопасности», – заметил Вейдеманис.

– Работаем как можем, – угрюмо сказал Босенко, – если не считать этой трагической смерти, то у нас все было в порядке. Много лет. У нас никогда не было никаких сбоев.

– Значит, у Егора были другие женщины, кроме Гришуниной? – уточнил Дронго.

– Да, – недовольно ответил Босенко, чуть помолчав, – были.

– А вам не кажется, что все могло обстоять несколько иначе? На приеме все было в порядке. Но когда Егор повез к себе домой Гришунину, там произошла какая-то ссора. Или она, узнав о его связях, решила своеобразно отомстить. И дала ему яд, уже когда они были у него на квартире? – спросил Дронго.

– Мы этот вариант тоже проверили, – выдохнул Босенко, – как только он умер. Я послал к нему домой целую бригаду. Вызвал самых лучших экспертов из МВД. Проверили всю квартиру, простучали все щели, осмотрели всю посуду, постель, ванную комнату. Никаких следов. Она дала ему болеутоляющее и аспирин. Мы нашли коробочки на столике. Возможно, аспирин ему нельзя было давать. Но в любом случае это не яд. И самое главное, что экспертиза точно установила: яд не мог действовать так быстро. Он должен был растворяться в организме в течение пяти-шести часов. Получаем как раз то время, когда Егор был на приеме.

– Вы пытались установить, какой это яд?

– Я даже просил моих знакомых из ФСБ. Такой яд применяют за рубежом. Очень токсичный и очень действенный. У нас такого нет. Поэтому я не подозреваю Гловацкого. Хотя специалисты считают, что такой яд можно создать и у нас. Это не проблема.

– Круг подозреваемых довольно большой, – заметил Дронго.

– Это только так кажется, – возразил Босенко, – ни супруг Милы Гришуниной, ни сама актриса, ни Николай Данилович не причастны к этому преступлению. Я убежден. Во всяком случае, мы целый месяц проверяли и эти версии. Неужели вы думаете, что мы сидели сложа руки и ждали, пока вы появитесь?

– Не думаю. Кто из женщин чаще всего появлялся у погибшего? Или это были разные женщины? Я имею в виду, кроме Гришуниной.

– Я вас понял. Одна молодая женщина. Ее звали Виола. За последние месяцы она была у Егора несколько раз. Мы выяснили, что она работает стриптизершей в ночном клубе. Но она никогда надолго не оставалась. Обычно быстро уходила. Минут через тридцать-сорок. Он вообще не любил никого оставлять у себя дома. Никого, кроме Гришуниной. Я думаю, что его с ней связывали более серьезные чувства, чем с остальными женщинами.

– У вас есть телефон этой Виолы? Или ее адрес?

– Есть. Но в тот вечер, когда отравился Егор, ее не было в городе. И вообще в России. Она уезжала на курорт в Турцию на две недели. Мы тоже проверили.

– Получается, что вы сделали все, чтобы у меня не было никаких зацепок, – достаточно спокойно подвел итог Дронго.

– Мы сделали все, что смогли, – возразил Босенко, – и если бы мы могли найти убийцу, мы бы его нашли. Поэтому мы так нуждаемся в вашем расследовании. Если и у вас ничего не получится, придется передавать дело в прокуратуру. Они, конечно, ничего не найдут, но хотя бы будут искать. И к тому времени изменятся некоторые обстоятельства.

– О чем вы говорите? – не понял Вейдеманис. – Какие обстоятельства?

– Мила Гришунина и ее супруг подали на развод, – пояснил Босенко. – Когда они официально разведутся, можно будет спокойно передать все материалы в прокуратуру. Но у меня нет никакой уверенности, что прокуратура чего-нибудь добьется. Если и возможно раскрыть это непонятное убийство, сделать это под силу только вам, господин Дронго. И только вы можете нам наконец объяснить, кто и зачем убил Егора Богдановского.

 

Глава 6

Они вышли из офиса, сели в автомобиль Эдгара Вейдеманиса. Автомобиль Дронго следовал за ними.

– Что ты думаешь обо всем этом? – спросил Эдгар. – Босенко совсем непрост. Судя по всему, он здесь правая рука президента. Все делает с его согласия. И даже камеры устанавливал, в том числе и в квартире сына президента. И собственную проверку проводил.

– Интересный тип, – согласился Дронго, – только я не верю, что он затеял расследование без санкции главы компании. Должна сказаться привычка. И его нежелание менять свой статус. Он и так занимает достаточно видное место в иерархии компании, фактически контролируя всех и каждого. Зачем ему рисковать? После смерти своего сына президент компании мог уволить Босенко в тот же день. Но не сделал этого. А теперь Босенко хочет нас уверить, что действует в сговоре с дочерью президента и его зятем, не поставив в известность своего благодетеля и главу фирмы. Немного нелогично. И тогда я спрашиваю – почему они не хотят, чтобы мы узнали о том, что сам президент компании контролирует это расследование? И обрати внимание: нас не пустили в кабинет погибшего. Я думаю, должна быть веская причина…

– Страховочный вариант? – уточнил Вейдеманис, поворачивая налево.

– Похоже. В любой момент они могут остановить наше расследование, пояснив, что такова воля самого главы компании. Возможно, и так. Но возможно, что есть и другие причины, о которых мы пока не знаем. Хотя ясно, что Босенко готов играть на нашей стороне, пока мы активно ищем возможного убийцу.

– Насчет Гловацкого он решительно возражал, – напомнил Эдгар.

– А мне позвонила сестра погибшего и уверенно заявила, что убийца сам Гловацкий. Похоже, не все ладно в датском королевстве. Нам нужно встретиться с Натальей Аристарховной и поговорить с ней. Она назначила мне встречу в своем магазине. Очевидно, она все-таки считает меня нанятым менеджером, которого можно приглашать на встречу в магазин или даже в салон. Пока она будет заниматься своими делами, я почтительнейшим образом доложу ей всю обстановку.

– Она сделает так, что ты откажешься от этого расследования, – пробормотал Эдгар.

– Не откажусь. На углу останови, я пересяду в свою машину. А ты постарайся узнать все, что можно, об этой компании «Сибметалл», о ее владельце, о его связях, друзьях, родственниках. И, конечно, любую дополнительную информацию о Босенко.

– Постараюсь, – кивнул Вейдеманис, – но учти, что сейчас вечер. Сегодня информация будет только из Интернета. А завтра мы с Кружковым поработаем.

– Договорились, – согласился Дронго.

Он пересел в свой автомобиль. Долгие годы он выбирал марки известной компании «Вольво», которая славилась надежностью своих автомобилей. Но в последние годы, по уверениям специалистов, они начали выпускать автомобили с явными дефектами. Когда ему сообщили об этом впервые, он с грустью подумал, что в мире нет ничего совершенного.

Они добрались до магазина за полчаса – сказывались вечерние пробки. У входа уже стоял серебристый «Ауди» восьмой модели. За рулем сидел водитель. Это, очевидно, была машина, которая привезла Наталью Кирпичникову. Дронго вошел в магазин. Его уже ждали. Улыбающаяся девушка проводила его на второй этаж, где в приемной сидела другая девушка. Она доложила о приезде эксперта. И получила указание его впустить. В кресле хозяйки расположилась сама Наталья Кирпичникова, тогда как директор магазина, женщина лет пятидесяти пяти, стояла перед ней, молча выслушивая очередные и не слишком внятные замечания. Но директор была опытным человеком, получала очень большую зарплату, состояла на хорошем счету и сознавала, как важно уметь выслушивать претензии даже такой бесноватой хозяйки, как супруга сенатора и дочь владельца крупнейшей компании. В конце концов, за те деньги, которые ей платили, можно было один раз в неделю общаться даже с тигром или со змеей. Кирпичникова была типичной помесью разгневанного тигра и больно кусающейся змеи.

Увидев вошедшего Дронго, она поднялась с кресла. Директор повернулась к гостю. У нее был безупречный макияж, хорошо уложенные волосы. Она была одета в костюм фирмы, магазин которой возглавляла.

– Здравствуйте, господин Дронго, – торопливо проговорила Наталья, выходя из-за стола и протягивая ему руку. Волосы у нее были собраны в пучок, на ней было элегантное платье от Оскара де ла Ренты. Модное изумрудное платье с черными полосами и черным ремнем с блестящей пряжкой. Платье было достаточно коротким и заканчивалось гораздо выше колен. Дронго знал, что подобное платье стоит никак не меньше шести-семи тысяч долларов. Кирпичникова протянула ему руку и крепко ее встряхнула.

– Вы свободны, – кивнула она директору магазина, даже не посчитав нужным представить их друг другу. Директор понимающе усмехнулась и вышла из своего кабинета.

– Садитесь, – показала Наталья в сторону двух глубоких кресел, – что будете пить?

– Воду. Обычную воду без газа, – ответил Дронго.

– Вы никогда не пьете спиртного? – спросила она.

– Пью. Обычно в самолете, чтобы немного расслабиться.

– Почему в самолете? – не поняла Наталья.

– Боюсь летать, – честно ответил он, – алкоголь помогает переносить эти перелеты.

Она усмехнулась, как-то одобрительно кивнула головой. Передала секретарю по селектору:

– Бутылку минеральной воды без газа. И сухой мартини для меня. Со льдом.

Только после этого она прошла к креслу. Дронго подождал, пока она сядет, и уселся сам.

– Вы хотели мне что-то рассказать, – напомнил Дронго.

– Да. Про Гловацкого. И не только про него. Насколько я знаю, вы уже встречались сегодня и с Милой, и с Виктором Алексеевичем. Должна сказать, что вы произвели на Милу умопомрачительное впечатление. Она меня спрашивала, где я нашла такого породистого мужчину.

– Надеюсь, это комплимент, – пробормотал Дронго. – Вы уже успели с ними переговорить?

– Конечно, успела. Я ведь сама дала вам их координаты. С кем еще вы должны были встретиться? В первую очередь с ней и с ним. Она была с Егором в ту последнюю ночь. А он обязан был обеспечивать безопасность на этой вечеринке, чего не сделал. Я говорила с обоими и ждала, когда вы приедете.

– Тогда вы уже все знаете. Про Гловацкого мне тоже рассказали, но как раз Босенко считает, что Максим Георгиевич известный ученый и не стал бы так глупо себя подставлять…

– Много чего он считает, – нервно дернулась Наталья, – он идиот, ваш Босенко. Ничего не знает и не понимает…

– Это ваш Босенко, – поправил ее Дронго, – и, насколько я знаю, он уже пятнадцать лет занят безопасностью компании и вашей семьи.

Наталья хотела что-то ответить, но в это время вошла секретарь. Она внесла на подносе бутылку минеральной воды, стакан и большой бокал с мартини. Увидев бокал, где плавали кусочки льда, Кирпичникова скривила лицо.

– Ты не знаешь, что достаточно положить два кусочка льда, а не четыре, – закричала она на секретаря, – выброси этот мартини и принеси мне новый. И не забудь, что его нужно приносить в высоком стакане, а не в бокале. Это не коньяк, не вино и не шампанское.

Испуганная секретарь, бормоча извинения, вынесла бокал с мартини. Наталья взглянула ей вслед, затем обернулась к Дронго.

– Вы хотели мне возразить насчет Босенко, – спокойно напомнил он.

Она вдруг улыбнулась. Как будто он проткнул шар ее недовольства.

– Не знаю, как с вами разговаривать, – призналась Наталья, – я уже давно привыкла к тому, что все, кому я плачу деньги, говорят со мной в несколько ином тоне. И вообще все окружающие меня люди разговаривают со мной, точно зная, что я дочь Аристарха Богдановского и жена Николая Кирпичникова. А тут появляетесь вы, соглашаетесь работать на нас и ведете себя как абсолютно независимый и свободный человек. Если я вдруг на вас накричу, вы ведь повернетесь и уйдете? Верно?

– Нет, – сказал Дронго, – не уйду. Теперь уже не уйду. Только я работаю не на вас, а вместе с вами. У нас общая задача – найти убийцу вашего брата. Как только мы его найдем, мы закроем дело, попрощаемся и больше никогда не будем надоедать друг другу.

– Смело, – пробормотала она, – смело и прямо. Наверное, Мила права. Вы редкое животное. Мне говорили, что у вас есть жена, которую вы прячете где-то в Италии или Испании. Я могу узнать почему?

– Именно поэтому и прячу, – невозмутимо ответил Дронго. – В той области, где я являюсь экспертом, принято наносить удары в самое незащищенное место. А семья обычно – самое уязвимое место у любого человека. Даже у такой своеобразной женщины, как вы.

Секретарь внесла высокий стакан с мартини. Поставила на столик, опасливо покосилась на хозяйку.

– Можешь идти, – не поблагодарила ее Наталья.

Девушка попятилась и быстро вышла.

– Ужасно, – пробормотал Дронго, – ужасно иметь такую хозяйку, как вы. Или руководителя. Я бы долго не выдержал, сорвался…

– Мы им хорошо платим, – с ядовитой улыбкой напомнила Кирпичникова.

– Мне вы тоже хорошо платите, – сумел улыбнуться в ответ Дронго, – но это ничего не значит. Помните у Окуджавы: «Чувство собственного достоинства. Удивительный элемент. Нарабатывается годами. А теряется в момент».

– Это уже неактуально. Вы еще вспомните о «комиссарах в пыльных шлемах», – усмехнулась Наталья.

Он несколько удивленно взглянул на нее:

– Откуда такое знание поэзии Окуджавы? Я считал вас типичным «золотым камешком». Так, кажется, называют современную московскую молодежь?

– Не нужно так примитивно мыслить, – отрезала Наталья, – вы считаете, что дети всех олигархов обязательно кретины и неучи? У меня была золотая медаль в школе и красный диплом в университете. Не считайте меня полной дурой. И если честно, я не совсем молодежь. Вы же знаете, что мне уже тридцать шесть…

– Прекрасный возраст, – заметил Дронго, – и не нужно кокетничать. Для своего возраста вы выглядите достаточно привлекательно. Только не нужно было злоупотреблять пластической хирургией. В вашем возрасте это еще рано…

– Какой вы хам! – всплеснула руками Наталья. – С вами даже интересно. Откуда вы такой взялись?

– Из Баку. Это мой родной город.

– Понятно. Восточный деспот. Брутальный восточный самец с западными манерами. Правильно?

– Не нужно переходить на личности.

– Почему? Что-то скажите в ответ! – оживилась она.

– Пожалуйста. Вы типичный образец российской самодурши. В вас есть что-то от Салтычихи, что-то от боярыни Морозовой и немного от Раисы Максимовны. В данном случае я совсем не хочу обидеть покойную Горбачеву, просто она типичный образец женщины, которая считает, что должность ее мужа делится ровно пополам между ней и ее супругом. Как и все права и обязанности.

– Как мило, – она скривила губы, – вы просто невоспитанный человек. Нельзя говорить такие гадости женщине, которая вам платит.

– Вы все время пытаетесь меня оскорбить. Вы платите мне за работу, а не за то, чтобы я сидел здесь и выслушивал ваши глупые сентенции. Зачем вы меня позвали?

Этого она уже не могла вытерпеть. Схватив стакан с мартини, она запустила его в голову гостя. Кусочки льда оказались на костюме. Он мгновенно схватил стакан с водой и выплеснул его на сидевшую напротив даму.

– Вы… вы… бандит… хулиган… невоспитанный хам… – она задыхалась от возмущения, – я сейчас вызову охрану…

– Не советую, – холодно сказал Дронго, сбивая с костюма кусочки льда, – между прочим, мой костюм хоть и стоит дешевле вашего платья, но ненамного. И мне придется отдавать его в чистку. И еще неизвестно, сумеют ли его почистить нормально. А ваше платье от Оскара де ла Ренты всего лишь пострадало от воды, которая скоро высохнет.

– Откуда вы знаете, какое у меня платье? – шепотом спросила она.

– Я немного в этом разбираюсь.

Она изумленно смотрела на него.

– А почему не разрешили мне позвать охранника? Испугались? – так же шепотом спросила она.

– Нет, – ответил он, понизив голос, – я его видел при входе. Хороший молодой человек. Ему не больше двадцати пяти. И ростом он гораздо меньше меня. Он со мной не справится. Я выброшу его в окно. Или в приемную. А парню еще у вас работать…

Он достал из кармана чистый носовой платок и протянул его женщине.

– Можете вытереть лицо, – спокойно посоветовал он.

– В меня никто в жизни не бросал стакан с водой, – призналась она, забирая его платок.

– Я не бросил стакан, – возразил Дронго, – иначе попал бы вам в голову. Я только выплеснул воду, чтобы вас немного остудить.

– Невоспитанный хам, – повторила она, возвращая платок, – понятно, почему вы понравились Миле. Там вы тоже демонстрировали свое мужское эго? Ей, наверное, импонируют такие восточные типы мужчин. Может, она мазохистка? Сначала Махметов, потом вы.

– Между нами был еще Егор, – напомнил Дронго.

Она вздрогнула.

– Я схожу с ума, – призналась Наталья, – в вашем присутствии я постоянно чувствую себя нехорошо. Вы на меня плохо влияете. Когда вы появляетесь, мне хочется как-то проявить себя, может, даже вам понравиться или, наоборот, очень не понравиться. Но как-то вас заинтересовать.

– Считайте, что вам это уже удалось. Вернемся к Гловацкому?

Она невесело усмехнулась. В ее окружении просто никогда не было таких мужчин. Даже отец, очень сильный и резкий человек, всегда уступал ей. Он с детства обожал свою дочь. Про мужа не стоило и говорить. Он был под ее сильным каблучком. Сразу и навсегда. Она кивнула Дронго:

– Да. Мы много говорили об этом с Милой. Она и раньше считала, что Гловацкий затаил обиду на Егора, но я так никогда не думала. Пока вчера вечером муж не сообщил мне, что институт Гловацкого занят разработкой каких-то токсических веществ. И тогда я сразу подумала, что именно такой яд убил моего брата.

– У них другой профиль, – пояснил Дронго, – этот институт занят совсем другими проблемами. Но я, конечно, проверю ваши подозрения. И завтра утром поеду к Гловацкому в институт. Хотя Виктор Алексеевич считает, что это напрасная трата времени. Должен сказать, что Босенко мне как раз понравился. Он неплохо знает свое дело. И все, что было можно, он уже сделал. Даже проверил Гловацкого. Дело в том, что дочь Максима Георгиевича сейчас действительно в Швейцарии. Она там учится, и у нее есть друг, с которым она встречается. Возможно, скоро они поженятся. Поэтому у ее отца нет никаких мотивов пытаться свести счеты с вашим младшим братом.

– Это так считает Босенко, – упрямо возразила Наталья, – а я никому не верю. Ведь кто-то убил моего брата. Скажите мне прямо: кто это мог быть? Кого нужно подозревать в первую очередь в подобных случаях? Все говорят, что у вас огромный опыт. Так подскажите мне, кого я должна ненавидеть. И кого бояться?

– Пока не знаю. Я только начал расследование. Но в запутанные варианты таких преступлений я просто не верю. Это в романах хорошо читать, как один пытается замести следы, подговаривая второго убедить третьего, чтобы спас четвертого и навредил пятому, убив шестого и так далее по такой схеме. В жизни обычно бывает проще. Я пока не вижу конкретных мотивов преступления. Когда пойму, станет легче. Пока лишь известно, что ваш брат умер в результате возможного отравления. Учитывая, что ваш брат был наследником огромного состояния вашего отца, логично предположить, что его могли убить именно из-за этого.

– Господи, – всплеснула руками Наталья, – не говорите таких чудовищных вещей. Ведь единственная наследница моего отца, которая осталась, – это я. И мои дети. Значит, мы главные подозреваемые?

– С точки зрения обычной логики – да. Я знаю, что у вас маленькие дети, и вижу, как вы любили своего младшего брата. Тем более что вы отчасти заменили ему мать. Я не говорю, что подозреваю вас. Но вы спросили меня о конкретных подозреваемых, и я сразу ответил, опираясь на формальную логику. И учтите, что не только вы можете быть подозреваемой. Ведь ваш супруг тоже станет богатым наследником вместе с вами…

– Что вы такое говорите? И он решил убить моего брата? Бред какой-то. Зачем? Для чего?

– Я не сказал, что он убийца. Я лишь очерчиваю возможный круг подозреваемых. Есть еще обманутый муж Анвар Махметов, есть его супруга Мила, кстати, ваша подруга, которая тоже могла быть недовольна поведением вашего младшего брата. Она ведь наверняка догадывалась, что была не единственной женщиной в его жизни. А теперь на минуту представьте ее состояние. Она потеряла ребенка от мужа, врачи сообщили ей, что она больше никогда не будет иметь детей. Она могла возненавидеть за это своего супруга. И тут в ее жизни появляется ваш брат. Красивый, благородный, богатый. Это как награда за ее страдания. И вдруг она случайно или не случайно узнает, что у него есть другие женщины. Не всякая дама может спокойно вынести подобное…

– Мила сама не ангел, – быстро вставила Наталья, – и у нее не было никаких прав на Егора.

– Это вы так говорите. А она могла считать иначе, – терпеливо возразил Дронго, – и, значит, круг подозреваемых растет. Я уже сейчас понимаю, что мне нужно будет рано или поздно поговорить с сенатором Махметовым.

– Вы с ума сошли? Что вы ему расскажете?

– Все, что не надо, он уже знает. Или догадывается. Московские журналисты – одни из самых безжалостных в мире. Напечают и опубликуют все, что угодно. Вы знаете, что Махметов и его супруга подали на развод?

– Она мне говорила. Но пока ничего не решено.

– Уже решено. Они подали на развод. И господин Махметов мог только из-за этого быть очень недоволен вашим братом. Он член Совета Федерации, влиятельный человек. А здесь такая темная история.

Она тяжело вздохнула. Взглянула на Дронго. Опять улыбнулась.

– У вас капелька мартини осталась на рукаве, – показала она. – Даже не высохла. Хороший мартини…

– Это льдинка, – возразил Дронго, стряхивая капельку с рукава, – я проверю вашу версию и перезвоню вам. Если у вас больше ничего нет, разрешите откланяться. – Он поднялся, чуть наклонил голову на прощание и пошел к дверям. Уже выходя, обернулся:

– Забыл вам сказать. Я обязательно включу в счет расходов оплату чистки моего костюма. Я думаю, вы не станете возражать, так будет правильно.

– Хорошо, – согласилась она, – но, если вода испортит мое платье, я тоже пришлю вам за него счет.

– Я сразу понял, что вы меня разорите, – в тон женщине ответил Дронго. – Нельзя связываться с богачами. До свидания.

Оставшись одна, она улыбнулась. Впервые в жизни она столкнулась с человеком, который был гораздо сильнее ее. И это ей нравилось. Она даже сама не понимала, что именно с ней происходит. Но сегодня она была счастлива, впервые за последний месяц.

 

Глава 7

Утром он позвонил в институт Гловацкого, попросив соединить его с директором. Секретарь любезно поинтересовалась, кто спрашивает Максима Георгиевича. Дронго пояснил, что он частный эксперт и вынужден поговорить с господином Гловацким на предмет, известный самому директору института. Но тут его ждало неожиданное разочарование. Секретарь так же любезно пояснила, что Максим Георгиевич улетел в командировку вчера вечером и вернется в Москву только через четыре дня. Она записала, что звонил Дронов, так она услышала имя, и пообещала, что обязательно сообщит директору об этом звонке.

Он положил трубку. Иногда такие сбои случаются. Этого следовало ожидать. Он взял ручку, чистый лист бумаги. Написал в центре имя Егора Богдановского. Провел одну стрелку к его отцу. Вторую к его сестре, третью к Миле Гришуниной. Четвертая стрелка указывала на Анвара Махметова, пятая на Николая Даниловича Кирпичникова. Дронго нахмурился. Дурацкая ситуация. Основные люди, с кем он обязан говорить в первую очередь, – это отец погибшего и сенатор, супруга которого была в момент смерти рядом с Егором. Но ни с тем, ни с другим он разговаривать просто не имеет права. Как тут поступать, вообще непонятно. А ведь если самый сильный мотив для убийства был у Анвара Махметова, ясно, что именно с ним нужно разговаривать в первую очередь.

Он нахмурился. Избежать этого разговора невозможно. Но и лезть к сенатору с подобными вопросами глупо и пошло. Прийти к нему и заявить, что его жена была с молодым другом, которого убили в ту ночь… В лучшем случае Махметов откажется говорить. В худшем попытается дать пощечину чужаку, который пришел с таким заявлением. И будет абсолютно прав. Дронго смотрел на стрелки, указывающие в разные стороны. Такого расследования еще не было в его жизни. Прошел почти месяц после убийства, если это действительно было убийство, и молодой человек не отравился некачественной рыбой или прокисшим вином. Ну хорошо, эта версия отпадает хотя бы потому, что больше не отравился никто и все контролировал сам Босенко. Стоп. А где был Егор до того, как приехал на этот прием? Его вполне могли отравить до того, как он там появился. Уже получив дозу яда, он приезжает на прием, улыбается гостям, увозит с собой Милу Гришунину… Предположим, этот вариант более реален. Ведь убийца, если таковой действительно существует, очень рисковал. За ходом приема следили сразу несколько камер. И они могли зафиксировать момент, когда убийца оказался рядом с бокалом или тарелкой молодого Богдановского.

Что там говорила Мила о его друзьях? Кажется, в Лондоне они учились втроем. Их называли «три мушкетера и примкнувший к ним Казбек Малхазов». Кажется, он и был д’Артаньяном. Хорошо. Нужно найти этих ребят и поговорить с ними, объяснить им, что он пытается установить истинные причины смерти их бывшего товарища. Кажется, у него есть знакомый, который может выйти на Эдуарда Гоцадзе. Дронго протянул руку к телефону, набрал известный ему номер бывшего президента грузинской нефтяной компании Георгия Чантурии. Они дружили давно, еще с тех пор, когда молодой Георгий был первым секретарем горкома комсомола Тбилиси. Он всегда был душой любой компании. Именно его спустя несколько лет Шеварднадзе отправил послом в Баку налаживать связи между двумя республиками. И именно его выдвинули в руководители грузинской нефтяной компании.

Но в этом нестабильном мире нет ничего вечного. После смены власти Чантурия не только лишился своей должности. Против него возбудили уголовное дело, и, спасаясь от преследования, он сбежал в Баку, где раньше работал. Азербайджанские друзья не подвели. Его устроили советником в нефтяную компанию республики, дали квартиру. Чантурия никогда не забывал, как его приняли в Баку. Дронго позвонил ему и услышал гортанный голос с характерным грузинским акцентом.

– Здравствуй, дорогой, – обрадовался Георгий, – ты давно уже не вспоминал обо мне. Как я рад тебя слышать!

– Спасибо. Мне тоже приятно слышать твой голос. У меня к тебе большая просьба.

– Я буду рад сделать все, что смогу. Какая у тебя просьба? Ты лучше скажи, когда мы увидимся.

– Обязательно увидимся. Мне нужно встретиться с Эдуардом Гоцадзе, это известный российский бизнесмен. Но он грузин, возможно, ты его знаешь.

– Конечно, знаю, – рассмеялся Чантурия, – я всех знаю. И в Москве, и в Тбилиси. Сейчас ему позвоню, он, кажется, в Москве. Что тебе от него нужно? Знаю, что денег ты у него не попросишь. Кого-нибудь устроить на работу? Скажи, что тебе нужно?

– Нет-нет. Я только хочу с ним переговорить.

– Сейчас я тебе перезвоню. По какому номеру тебя найти?

Дронго продиктовал номер. Георгий перезвонил ровно через десять минут и торжествующим голосом сообщил, что Гоцадзе ждет дорогого гостя у себя в кабинете. Поблагодарив Чантурию, Дронго перезвонил Гоцадзе.

– Здравствуйте, Эдуард Автандилович, – вежливо поздоровался Дронго, – вам звонил Георгий Чантурия.

– Только сейчас звонил, – обрадовался Гоцадзе, – скажите, когда вы приедете? Может, встретимся где-нибудь в ресторане? Друг Георгия – это и наш общий друг.

– Нет-нет. Спасибо. У меня к вам большая просьба. Я хотел бы встретиться и переговорить с вашим сыном.

– С Илларионом? А что случилось? Он опять что-то натворил? Скажите мне честно. Я должен все знать. Что он сделал? Только мне нужно знать правду. Вы из милиции или из прокуратуры?

Очевидно, отец знал своего сына лучше всех.

– Нет-нет, – успокоил Гоцадзе Дронго, – не нужно думать ни о чем плохом. Ничего страшного не случилось. Я даже незнаком с вашим сыном. Дело в том, что я занимаюсь документами его погибшего друга – Егора Богдановского. Я юридический советник, и мне поручено привести в порядок все его документы. Он ведь был вице-президентом в компании «Сибметалл». И хорошо знал вашего сына…

– Вах. Такой мальчик был, – расстроился Гоцадзе, – золото, а не мальчик. Я все время сыну говорил, чтобы с него пример брал. Но мой оболтус не такой. Егор был уже готовый специалист, и его отец правильно сделал, что доверил ему такой важный пост в своей компании. Очень правильно сделал.

– Да, я тоже так считаю. Именно поэтому мне нужно увидеться с вашим сыном. Узнать у него некоторые подробности. Они ведь близко дружили с погибшим.

– Как братья родные были, – подтвердил Гоцадзе. – Когда в Лондон вместе учиться поехали, мы даже квартиры им рядом снимали. Они вместе учились, только мой не сумел сдать экзамены на диплом, а Егор сдал. Моему потом еще в Москве пришлось учиться. А почему мне не позвонил сам Аристарх Павлович? Мы ведь с ним давно знакомы и крепко дружим. Я на похоронах был. И на поминках. И на приеме был, когда туда Егор в последний раз приехал. Большое несчастье. Такой парень погиб, такое страшное горе!

– Мы не хотели тревожить отца и поэтому приводим в порядок документы его сына с согласия Натальи Аристарховны, – Дронго подумал, что Гоцадзе может перезвонить Богдановскому и все ему рассказать. Здесь следовало быть аккуратнее.

– Правильно решили, – сразу согласился Гоцадзе, – не нужно трогать отца. Он и так получил смертельную рану. Такой мальчик у него был! Вы очень правильно решили. И ничего ему не говорите. Я вас понимаю. И Наталью понимаю: ах, как она тоже переживает! Это нельзя словами выразить. Когда вы хотите встретиться с Илларионом?

– Чем раньше, тем лучше, – сказал Дронго.

– Я ему позвоню, и он к вам приедет. Куда ему приехать?

– Не нужно его беспокоить. Может, лучше мы сами к нему приедем?

– Какое беспокойство? Он и так целый день ничего не делает. Числится у меня в совете директоров, а сам спит до трех часов дома, – рассмеялся Гоцадзе. – Он только под утром домой возвращается. Наша молодежь сейчас ничем не интересуется, им только девочки и ночные клубы интересны. В мое время мы книги читали, в кино, в театры ходили, даже поэтов слушали. А сейчас? Куда ему к вам приехать?

– Тогда на проспект Мира, – Дронго назвал номер дома, где располагался их офис. – Через час он сможет?

– Конечно, сможет. Приедет как миленький. И спасибо вам, что такое уважение к отцу погибшего проявляете. Это очень правильно, чтобы его лишний раз не дергать. Очень верно. У него сердце больное, в любой момент может не выдержать. И привет Георгию Чантурии передайте. Но учтите, что как только он прилетит в Москву, мы с вами обязательно увидимся. Все вместе. Договорились?

– Обязательно, – улыбнулся Дронго, – спасибо вам за помощь.

– Это не помощь, – вдруг очень серьезно и совсем другим тоном ответил Гоцадзе. – Вот ты, наверное, думаешь, что я такой экзотический грузин, все время о дружбе говорю, об этом несчастном случае. Так сильно переживаю. Знаю, что говорю, поэтому и переживаю. У моего брата сын погиб восемь лет назад. В автомобильной катастрофе. Такое горе пережить невозможно. Брат и его жена за один вечер на десять лет постарели. А насчет «помощи». Если бы я мог вернуть своего племянника или Егора, вот тогда была бы помощь. На это только бог способен, да и то в последнее время я сомневаюсь, может он делать такие вещи или нет. Иногда я думаю, что он уже разучился чудеса делать. И в добро больше не верит. Может, мы ему надоели? Не знаю. Не знаю, что тебе сказать. Только если ты об отце думаешь, о его горе огромном, не хочешь даже случайно ему больно сделать, то ты хороший человек. Жди Иллариона, он к тебе приедет. До свидания.

Они попрощались, и Дронго положил трубку. Затем он перезвонил Леониду Кружкову и предупредил его, что будет встречать в офисе Иллариона Гоцадзе, который должен приехать через час.

Ровно через час Дронго уже сидел в своем небольшом кабинете. Но молодого человека не было. Прошло еще тридцать минут. Никто не появился. Затем еще тридцать. Он уже собирался звонить отцу Гоцадзе, когда наконец вошел долгожданный гость. Ему было не больше тридцати. Долговязый, высокого, почти баскетбольного роста, худощавый, с характерно большим носом, темными глазами, черными кучерявыми волосами. Он вошел в офис, глядя веселыми глазами на Кружкова и его жену, которые сидели за столами. Было заметно, что этот молодой человек привык чувствовать себя победителем. Привык получать от жизни все доступные и недоступные удовольствия. Он подкатил на «шестисотом» «Мерседесе» и, хотя стоянка здесь была запрещена, демонстративно оставил свой автомобиль прямо под знаком. И вошел в офис.

– Добрый день, – вежливо поздоровался Кружков, – вы господин Илларион Гоцадзе?

– Да, – кивнул гость, – мне передали, чтобы я к вам приехал.

– Проходите. Вас ждут, – Кружков показал в сторону кабинета. Когда Илларион вошел в небольшой кабинет, обставленный книгами, на его лице мелькнуло подобие презрения. Его собственный кабинет был раз в пять больше. Да и вообще подобных кабинетов не было даже у руководителей отделов их компании. Он кивнул хозяину кабинета, не протягивая руки, и сел без разрешения на стул. «Какой-то мелкий клерк, который приводит в порядок бумаги погибшего Егора», – подумал он, с некоторым любопытством глядя на Дронго. Тот понял этот взгляд – снисходительный, немного презрительный и полный превосходства.

– Извините, что вас побеспокоили, – начал Дронго, – я знаю, какой вы занятой человек.

– Да, у меня было много дел, – извиняться за почти часовое опоздание Иллариону не пришло бы в голову. В таком кабинете не мог сидеть уважающий себя человек. Или равный ему, Иллариону Гоцадзе.

– Мы хотели с вами встретиться, чтобы поговорить о вашем погибшем друге Егоре Богдановском, – напомнил Дронго.

– Я в курсе, – лениво ответил Илларион, – меня отец уже предупредил. Какие-то бумаги или документы. Спрашивайте, что вам нужно. И учтите, у меня мало времени…

– Безусловно. Я понимаю, как вы заняты, – повторил Дронго. И снова Гоцадзе не почувствовал подвоха.

– Конечно, занят, – снисходительно произнес он, – я ведь не подшиваю бумажки, как вы. У меня более важные дела, чем у вас. Иначе вы бы сидели у меня в кабинете, а я бы в вашем… – он не сказал «клоповнике» или «крысятнике», но интонация и его презрительная улыбка ясно говорили, как именно он относится к этим людям, посмевшим выйти на его отца и побеспокоить семью Гоцадзе.

Дронго решил, что время реверансов закончилось.

– Вы учились вместе с Егором в Лондоне? – уточнил он, меняя выражение лица и тембр голоса.

– Да, – несколько удивился такой резкой перемене тона Илларион, – мы там были вместе.

– Значит, вы о нем все знаете. Ваш отец сказал мне, что даже ваши квартиры, которые вы там снимали, находились рядом друг с другом.

– Правильно. Мы были соседями.

– И вместе ездили в Амстердам?

– Да, – улыбнулся Илларион, – несколько раз.

– Пробовали наркотики?

– Нет… да… Что вы такое спрашиваете? Конечно, нет. Просто ездили на культурную программу.

– Понимаю. Хотели увидеть музей Рембрандта. Или у вас другие увлечения? С вами ведь был художник Илья Шмелев. Возможно, ему больше нравились импрессионисты?

Илларион насторожился. Он не такой дурак, чтобы не почувствовать издевки в голосе этого человека. Иметь такой небольшой кабинет и разговаривать с ним на равных. С ним! С Илларионом Гоцадзе! Кто это такой?

– Я не знаю, кто ему больше нравится, – холодно заявил Илларион, – но мне Рембрандт не нравился никогда. Все эти черные картины с проступающими человеческими лицами. Он мрачный художник. А ездили мы отдыхать. Как нам нравится.

– И все-таки вы не ответили на мой вопрос. Наркотики пробовали? Только не врите. Честно. Да или нет?

– Да, – зло ответил Илларион. – Это что, допрос? В Голландии наркотики разрешены по закону. И все, кто туда приезжает, их пробуют.

– Как странно, – пробормотал странный, осмелившийся допрашивать его тип, – я был в Голландии одиннадцать раз и ни разу не пробовал наркотики.

– У каждого свои увлечения, – усмехнулся Гоцадзе, – может, вы любите что-то другое. А мы не наркоманы, если вы об этом подумали. Никто из нас не подсел на наркотики. Попробовать, да, интересно. Травка разная, анаша, марихуана. Но от героина мы все отказывались… – Последние слова он произнес не совсем уверенно.

– Всегда? – сразу почувствовал его неуверенность Дронго.

– Да, – разозлился Илларион, – я не понимаю, какое отношение имеют наши поездки в Голландию к бумагам Егора. Зачем вы меня сюда позвали? Кто вы такой? Что вам нужно? И вообще, я не хочу отвечать на ваши вопросы.

Он сделал движение, собираясь подняться. Но голос Дронго его невольно остановил.

– Подождите, – Илларион услышал металл в голосе этого незнакомца и невольно вжался в стул, – с вами никто не шутит. Мы не сказали вашему отцу правды, чтобы его не беспокоить.

– Какой правды? О чем вы говорите?

– Мы расследуем убийство Егора Богдановского. И не открыли этого вашему отцу, чтобы лишний раз не бередить его раны. Ведь нам известно о смерти вашего двоюродного брата в автомобильной катастрофе. – Дронго блефовал, но сейчас это был единственный выход.

– Какое убийство? – привстал от волнения Илларион. – Егор умер сам. У него была открытая язва. Так нам сказали.

– Его убили, – мрачно подтвердил Дронго, – и учтите, что об этом никто не должен знать. Даже ваш отец. Даже ваши самые близкие друзья. Кажется, вас было четверо: Атос, Арамис, Портос и д’Артаньян.

– Верно, – невесело усмехнулся Илларион. – Значит, его убили. Вы знаете, кто это сделал?

– Не знаю. Поэтому мы вас сюда и позвали.

Илларион был хроническим лентяем, позером и хвастуном. Он привык к легкой жизни и считал, что она будет такой все отпущенное ему время. Но у него было доброе сердце.

– Вы все правильно сделали, – вздохнул он. – Теперь я вас понимаю.

Дронго поднялся из-за стола, обошел его, взял свободный стул и уселся напротив Иллариона.

– Я хочу, чтобы ты мне помог, – сказал он, глядя молодому человеку в глаза. – Вспомни, может, у твоего друга были враги? Может, ты вспомнишь, где он был в последний день перед тем приемом, который устраивала компания его отца.

– Он был у Ильи дома, – вспомнил Илларион, – потом встречался с Казбеком. Нет, он сначала заехал к Казбеку, а потом поехал к Илье. Я ему звонил, он был какой-то расстроенный. Илья – это наш товарищ. Илья Шмелев…

– Я знаю, – кивнул Дронго.

– А Казбек…

– Я тоже знаю. Вы же всегда держались вместе, вчетвером.

– Верно. Но в тот день Егор был какой-то странный. Я потом узнал, что он заезжал в ночной клуб, где работала Виола. Но ее в городе тогда не было, она в Турцию уехала. Егор приехал на своей машине. Казбек появился немного позже. И был не в настроении. Все время огрызался и ругался. А потом быстро уехал. Мы даже удивились, что с ним происходит.

– С кем, кроме вас, еще близко общался Егор? Может, у него есть и другие друзья?

– А вы разве не знаете? – удивился Илларион. – Вся Москва знает. У него роман был с этой актрисой – Милой Гришуниной. А ее муж такой известный человек, член Совета Федерации. Теперь я понимаю, что это он Егора и заказал. Нужно было сразу догадаться, а мы думали, что больница и язва. Наверное, Егора застрелили или зарезали?

– Нет, – ответил Дронго, – у тебя слишком бурная фантазия. Никто его не резал и не стрелял. Егор умер от болезни, похожей на язву. И когда его хоронили, об этом никто не знал. А потом тело достали снова и проверили. Оказалось, что там был сильнодействующий яд.

– Какие мерзавцы! – сжал руку в кулак Илларион. – Я даже не знаю, кто такое мог сделать.

– У вас были общие интересы? Или общие увлечения?

– Мы друзьями были все четверо, – ответил Илларион, – а разные истории обычно придумывали Илья или Казбек. Но больше Илья.

– Какие истории? – насторожился Дронго.

– Обычные московские истории, – криво усмехнулся Илларион, – можно подумать, что вы не знаете. Все об этом знают, просто не хотят говорить…

– Давай подробнее. Какие истории? Мне важно знать, что именно ты имеешь в виду.

– После «Бойцовского клуба» – помните такой фильм был? – в Москве одно время было модное увлечение. На улице пристать к чужому человеку и подраться. Один на один. Просто пристать и подраться. Было смешно видеть, как люди уходили от конфликтов, стараясь не ввязываться в драку. Но иногда попадались отчаянные или смелые. Иногда спортсмены. Тогда нашим ребятам доставалось.

– Егор тоже участвовал в таких «забавах»?

– Нет. У нас были другие увлечения. Нам Илья их придумывал. Разные истории. Но сейчас об этом вся Москва знает.

– Я не знаю, – сказал Дронго, – давай подробнее, Илларион. Мне, видимо, пришла пора узнавать, как живет современная молодежь.

– Мы игры разные придумывали, – пояснил Илларион, – например, намажешь мед на лоб и выпускаешь пчелу. Все садятся в круг и ждут, кого именно пчела ужалит. Считается, что этот человек сегодня выиграл. Или змею запускали. Только вы не думайте, что мы чокнутые. Рядом всегда врач был. Знаете, как интересно! Сидите на полу и ждете, кого змея укусит, а она ползает между вами. Ядовитая змея, настоящая. Так страшно. И интересно.

– И вы сидели, пока змея на кого-то не нападала? – поинтересовался ошеломленный Дронго.

– Да, – кивнул Илларион, – один раз и меня укусила. Как будто наркотик мне ввели. Но врач рядом был. Сразу укол сделал. А рука еще до сих пор болит.

– Интеллектуальное занятие, – прошептал Дронго. – Какие еще забавы придумывали наши «детишки»?

– Разные, – признался Илларион. – Самое модное – это гольф в городе. Когда мы шарик ведем через весь город, через улицы, тротуары, переходы. Нужно довести мяч до Кремля. Или до Арбата. Раньше с девочками устраивали разные приключения, но потом одна попала в больницу, и мы перестали их приглашать…

– Она тоже бегала за мячиком для гольфа? – иронично осведомился Дронго.

– Нет. Мы нанимали обычно пять-шесть молодых проституток и платили им деньги. Большие деньги. Гораздо больше, чем они зарабатывали за одну ночь. А потом на спор девочки должны были выйти голыми на улицу, только в одних плащах, и отдаться первому встречному. Знаете, как бывало смешно! Некоторые убегали, считая все это провокацией. Некоторые пугались. Некоторые звали милицию. Некоторые соглашались. Один раз даже мужчина сбежал, а его подруга осталась. Оказывается, она была любительницей женщин. Лесбиянка. В общем, ничего страшного, пока одна из девочек не попала на пьяного подонка. Какого-то садиста. Он ее несколько раз ножом ударил, когда она ему себя предложила. Мы его, конечно, скрутили и сдали в милицию, но играть уже не хотелось…

– Ясно. Такие сейчас забавы у «золотых камешков».

– Вы знаете, как нас называют? – удивился Илларион, – раньше ребят называли «мажорами», но это было давно. Они гонки устраивали в городе на своих машинах, разные наркотики пробовали, в бассейнах с девочками купались. Глупости все это. У них фантазия не работала. А мы сейчас можем ночью полететь в Рим или в Лондон и там устроить вечеринку.

– Неограниченные возможности порождают скуку и отвращение к жизни, – прокомментировал Дронго. – Как странно! Тысячи лет мудрецы мечтали о свободном времени, чтобы посвятить его изучению природы и человека, творчеству. А когда наступил «золотой век» для некоторых отпрысков богатых семей, выяснилось, что им уже ничего не интересно. Неужели ждать, пока укусит змея, или выпускать несчастную проститутку в город гораздо интереснее, чем увидеть мир, прочесть занимательную книгу, поговорить с умным человеком? Неужели действительно все так плохо?

– Вы в Интернет войдите, – посоветовал Илларион, – там каких только предложений не бывает. Недавно один немец написал, что ищет человека для того, чтобы его съесть. И вы знаете, нашел он такого. Они даже встретились и вместе съели часть тела второго. А потом первый съел своего товарища целиком. Говорят, что его судили. Но это неправильно. Жертва сама хотела, чтобы ее съели.

– Илларион, – нахмурился Дронго, – ты читал «Витязя в тигровой шкуре»? Ты ведь знаешь английский, русский, грузинский…

– И немного немецкий, – самодовольно кивнул молодой человек.

– И тебе совсем не интересно читать книги? – поинтересовался Дронго. – Неужели на миллионы книг, которые выходят на этих языках, нет ни одной, которая бы тебя заинтересовала? Ни одной?

– Только не говорите, что вы сами любите читать, – отмахнулся Илларион, – время сейчас другое. Мы все узнаем быстрее. По Интернету, по телевизору, через спутниковые телефоны. На книгу у людей уже нет времени.

– А сидеть в ожидании укуса змеи время есть?

– Это разные вещи. Иногда нужно испытать себя…

– Может, тогда лучше пойти в горы или на байдарках по реке? Все-таки полезно для здоровья и адреналина много получите.

– Нет, – улыбнулся Илларион, – у нас таких спортсменов не бывает. По горам никто лазить не хочет. Лучше по-нашему забавляться. Так проще и приятнее.

– И Егор тоже занимался подобными играми?

– Не всегда. В последнее время он от нас немного отошел. Но прежде мы всегда были вместе. Поэтому нас и называли «мушкетерами».

– Бедный Дюма! Если бы он знал, кого назовут «мушкетерами» через сто пятьдесят лет, – вздохнул Дронго. – Между прочим, какой это Дюма: отец или сын?

– Вы меня за дебила не держите, – обиделся Илларион, – я еще мальчиком читал «Три мушкетера». Конечно, отец. Или, может, сын? Нет, по-моему, отец.

– Племянник, – не выдержал Дронго. – Но, в общем, ничего. Значит, не все так плохо, как кажется. Когда ты в последний раз говорил с Егором?

– На приеме. Он кого-то искал.

– Может, Гришунину?

– Наверное. Он мне не сказал. Я спросил его – как дела. Он ответил, что все нормально. Нет. Он не так сказал. Он ответил, что все будет нормально. Вот так. Именно так. А потом его позвали. И через полчаса он уехал с этой актрисой. Я ему всегда говорил, чтобы он с ней не встречался. Она известная женщина, ее все знают. И мужа ее все знают. А Егор только смеялся в ответ. Это из-за нее он от нас отдалился. Она нас не очень любила, считала, что мы его уводим от нее. И правильно считала. Она замужняя женщина и к тому же старше его. Мы и не хотели, чтобы он с ней встречался.

– Ясно. У Егора были другие женщины, кроме Милы?

– Конечно. Он же нормальный парень был. Должен был жениться еще три года назад. Если бы не эта история с его дядей…

– С каким дядей? – уточнил Дронго.

– Его дядя. Брат его матери. Он тоже в компании «Сибметалл» раньше работал. Вадим Иваницкий. У них тогда ссора была из-за женщины, которая нравилась им обоим. Иваницкий с работы ушел, свою компанию основал. А Егор невесту потерял.

– Ничего не понимаю. Его дядя отбил у него невесту? Это дочь Гловацкого?

– Нет. Никто у него невесту не отбивал. Просто Егор и дядя Вадим вместе ухаживали за одной сотрудницей компании. Такая дамочка лет двадцати пяти. Разведенная, с ребенком. Вот тогда дядя с племянником и схлестнулись. Дядя победил, а про этот роман узнала невеста Егора, и они расстались. Говорят, невеста потом в Швейцарию уехала лечиться, но я подробностей не знал, а Егор не любил об этом вспоминать.

«И никто об этом мне не рассказал», – огорченно подумал Дронго.

– Ничего больше вспомнить не можешь? – спросил он Иллариона.

– Больше ничего. Только это Махметов его убил, я точно вам говорю. Это его работа. Они ведь таких обид не прощают. Вы знаете, какие они злопамятные…

– Кто «они»? – уточнил Дронго.

– Все эти южане, – пояснил Илларион, – у них свой кодекс чести.

– Между прочим, в Москве «кавказцами» и «чернозадыми» называют в первую очередь грузин, армян и азербайджанцев, – напомнил Дронго, – и если ты, сам грузин, будешь считать выходцев с Кавказа такими монстрами, то что тогда делать всем остальным?

– У грузин тоже свой кодекс чести, – попытался оправдаться Илларион, – я ничего не сказал. Но точно знаю, это Махметов убийство организовал.

– Спасибо за информацию. Будем проверять. Только давай договоримся с тобой, что ты никому не расскажешь о нашей сегодняшней встрече и беседе. Никому, даже отцу. Договорились?

– Да, – кивнул Илларион.

– Спасибо, – Дронго протянул ему руку.

Илларион улыбнулся и пожал ему руку.

– И еще, – добавил Дронго, – я старше тебя лет на двадцать. И могу дать тебе совет. Постарайся забыть об этих пчелках, змеях, гольфах и прочей ерунде. У тебя такие возможности. Подумай об этом. Пока.

Когда Илларион вышел из комнаты, Дронго устало сел на стул.

«Кажется, я начинаю понимать, что старею, – подумал он, – или мне уже никогда не понять увлечений этих „золотых камешков“.

 

Глава 8

Дронго набрал номер мобильного телефона Натальи Кирпичниковой. Дождался, когда она ответит.

– Добрый день, – вежливо поздоровался он, словно вчерашнего инцидента и не было.

– Здравствуйте, – не очень дружелюбно ответила она. Возможно, спала.

– У меня только один вопрос. Почему никто не сказал мне о Вадиме Иваницком? О вашем дяде, который раньше работал в компании «Сибметалл».

– При чем тут мой дядя? – еще более недовольно спросила она. – Какое он имеет отношение ко всей этой истории? Он ушел из компании еще несколько лет назад. Зачем сейчас вообще о нем вспоминать? Кто о нем вспомнил? Босенко? Или Мила? У моего дяди уже давно своя собственная транспортная компания. Между прочим, на приеме его не было, если вы вдруг думаете, что он мог отравить брата. И в наследники он явно не годится. Ему в любом случае ничего не перепадет. У моего отца есть дочь и двое внуков. Поэтому дядя, как наследник, отпадает. Это по вашей теории.

– Мне нужно с ним встретиться и переговорить, – потребовал Дронго.

– Для чего? – Она раздражалась все больше и больше. – Если вчера я вас сразу не уволила за ваш неджентльменский поступок, то это не значит, что я все время буду терпеть ваши выходки. Не нужно вам с ним встречаться. И не нужно ворошить грязное белье. Что было, то прошло…

– Мне нужно с ним встретиться, – снова повторил Дронго, – будем считать, что вы еще не проснулись. Вы дадите мне его телефон или мне позвонить вашему супругу?

– Если я ему запрещу, он не даст вам телефона дяди Вадима, – сообщила Наталья. – Ладно, записывайте. Но учтите, что я вас отговаривала. Вы теряете время, – она продиктовала номер мобильного телефона и, не прощаясь, бросила трубку.

Он сразу перезвонил на номер, который она ему дала. Сначала долго не отвечали, затем кто-то крикнул в трубку:

– Я слушаю вас.

– Господин Иваницкий? – осведомился Дронго.

– Да. С кем я говорю?

– Меня обычно называют Дронго. Я частный эксперт и веду расследование обстоятельств смерти вашего племянника, Егора Богдановского. Если у вас будет время, нам нужно было бы увидеться.

– Дронго? – переспросил удивленный Иваницкий. – Тот самый знаменитый аналитик, который обычно ведет расследование самых сложных дел?

– Насчет сложных не знаю. Но меня обычно так называют. Разве мы знакомы?

– Нет. Но вы работали с моим двоюродным братом. Тоже Иваницким. Он служил в ФСБ и много про вас рассказывал. Я столько про вас слышал! А почему вы ведете дело Егора? Разве там что-то неясно? По-моему, он умер в больнице и врачи дали свое заключение. Или все было не так?

– Когда мы можем увидеться?

– Когда хотите. Но сейчас я не могу. У меня здесь идет погрузка, и я должен присутствовать. Наверное, вам уже известно – я владелец транспортной компании, наши машины перевозят крупногабаритные грузы.

– Скажите, где вы находитесь, и я к вам приеду.

– Это далеко. От центра часа полтора. Может, завтра?

– Нет. Я приеду. Ничего страшного. Вы как раз закончите погрузку.

– Хорошо, – Иваницкий назвал адрес своей компании. Дронго записал на листке бумаги, передал ее вошедшему Кружкову:

– Покажи водителю, узнай, сумеет ли он найти это место, – попросил он. – Я к вам приеду, – сказал Дронго еще раз Иваницкому и положил трубку.

Кружков вышел из комнаты. Зазвонил мобильный телефон, и Дронго ответил. Это был Эдгар Вейдеманис.

– У Босенко есть сын в Австралии, – сообщил он, – в прошлом году его судили за какую-то растрату, но освободили, предложив заплатить штраф.

– Заплатил?

– Да.

– Большая сумма?

– Около трехсот тысяч долларов.

– Солидно. Что еще?

– У Гловацкого есть брат в Америке. Ветеринар. Очень известный и заслуженный человек. В штате Коннектикут.

– Ты думаешь, он мог послать брату некачественное мясо, которым отравили Егора?

– Нет. Но я должен был проверить всех, о ком ты говорил.

– Спасибо. Что еще?

– У Николая Даниловича есть сын от первого брака.

– Надеюсь, что он не был на приеме в тот вечер? – Дронго чувствовал, как нарастает раздражение, и понимал, что не прав, так предвзято относясь к сообщениям Вейдеманиса.

– Ему только четырнадцать. Его мать работает в больнице на Грановского. Говорят, хороший специалист.

– Слава богу. Значит, с мальчиком тоже все в порядке. Что еще?

– У Аристарха Павловича Богдановского в компании работал его родственник, младший брат его умершей супруги – Вадим Евсеевич Иваницкий.

– Уже тепло. Что с ним случилось?

– Никто не знает. Но Иваницкий ушел из «Сибметалла» и основал свою небольшую транспортную компанию. Самое поразительное, что кредит и деньги дал банк, находящийся под контролем «Сибметалла», то есть фактически сам Богдановский.

– Разве это запрещено российским законодательством? Банк имел право выдать кредит на развитие среднего бизнеса. Что в этом удивительного?

– Зачем тогда Иваницкий ушел из компании? Что ему мешало работать в ней и дальше, занимаясь при этом и своей фирмой? Одно другому не мешает.

– Молодец. Вот это мне тоже интересно. Я как раз сейчас еду к этому Иваницкому. Если получишь новые сообщения, сразу звони. И узнай, откуда сын Босенко мог взять такую сумму на выплату штрафа.

– Я как раз сейчас этим занимаюсь.

– Спасибо. Что по Махметову?

– Пока ничего. Но если тебе будет легче, сообщу, что его взрослая дочь и взрослый сын терпеть не могли его новую жену. Они даже не навещали отца.

– Думаешь, они могли отравить Егора, чтобы навредить своей мачехе? По-моему, наоборот, они должны были сделать все, чтобы он жил и дальше, компрометируя их отца. Возможно, если бы Егор остался жив, он бы отбил супругу у сенатора.

– Сын Махметова работает представителем «Доу Кемикл», – сообщил Эдгар, – это химическая компания. Возможно, отравить хотели саму Гришунину. Или не рассчитали дозу. Может, быть все, что угодно.

– Меня такие объяснения не устраивают, – вздохнул Дронго. – Это химическая компания, известная на весь мир. Они бы рассчитали точно дозу. И не нужно придумывать сложные и запутанные ходы. Все должно быть понятно и объяснимо…

– Не всегда, – возразил Вейдеманис, – ты ведь лучше меня знаешь, что принцип Оккама в жизни иногда опровергается.

– У отрицания Оккама должны быть свои объяснения, – ответил Дронго, – а я их пока не вижу. До свидания. Я буду ждать твоего звонка.

Вошел Леонид Кружков:

– Он знает, где находится эта компания. Но туда ехать часа два.

– Иваницкий сказал, что полтора. Но, наверное, действительно два. Придется ехать. Положи все свежие газеты в машину, чтобы по дороге я мог их прочесть.

Его водитель оказался прав. Они добирались до места назначения даже больше двух часов. Наконец их «Вольво» въехал во двор компании. Там уже находился высокий мужчина лет пятидесяти. У него были светлые вьющиеся волосы, прямой нос, серые глаза. Он был скорее похож на киноактера, чем на руководителя транспортной компании. Увидев Дронго, он крепко пожал ему руку, приглашая в свой кабинет на втором этаже. Они поднялись по лестнице, вошли в приемную. На месте секретаря сидела женщина лет шестидесяти. Увидев вошедших, она поднялась с места.

– Сделайте нам кофе, – попросил Иваницкий. Голос у него был сильный, как у молодого человека.

– Мне лучше чай, – добавил Дронго.

Большой кабинет был обставлен мебелью из карельской березы. На большом столе стояли сразу два монитора. Иваницкий улыбнулся, проходя к столу:

– Вы, наверное, думали, что у нас маленькая компания на две-три машины и поэтому я сам руковожу погрузкой. Нет. У нас в парке больше двухсот автомобилей. Мы одна из самых крупных компаний в городе и, возможно, вообще в этой части страны. Но я всегда лично проверяю погрузку, когда приезжают таможенники. Там слишком ценный груз, чтобы доверять его другим.

– Солидно, – согласился Дронго, – и какой оборот у вашей компании?

– Уже сорок миллионов долларов, – с гордостью сообщил Иваницкий, – а начинали мы фактически с нуля.

– Когда вы ушли из «Сибметалла»?

– Да, именно тогда. Можете себе представить. Я сидел на обычной зарплате и даже не думал, что смогу такое осилить. Но потом все в моей жизни перевернулось.

Секретарь внесла две чашечки. Кофе для руководителя компании и чай для гостя. Коробку конфет, коробку с печеньем, сахарницу с темным коричневым сахаром.

– Вы мне ничего не сказали о Егоре, – напомнил Иваницкий, – как-то туманно намекнули, что расследуете его дело. Насколько я знаю, вы всегда расследуете самые запутанные и сложные дела. Разве смерть Егора была насильственной? Он умер в больнице. И нам сказали, что у него неожиданно открылась язва. Хотя мне и тогда показалось странно, какая язва у молодого парня. Но он позволял себе лишнее. Пил, безбожно курил, иногда баловался наркотиками. Я подумал, что, возможно, язва у него была, но он не обращал на нее внимания.

– Поэтому я и приехал, чтобы все проверить, – сказал Дронго. – Я могу спросить у вас, почему вы ушли из компании? Ведь президентом компании был муж вашей сестры. Вы могли бы и дальше работать в компании и одновременно заниматься своим транспортным хозяйством.

– Нет, не мог, – с какой-то виноватой улыбкой возразил Иваницкий, – обстоятельства сложились так, что я не мог и не хотел там оставаться. Мы поговорили с Аристархом, и оба решили, что будет лучше, если я уйду. Я подал заявление и ушел. Потом Аристарх мне очень помог: он выделил безвозмездную ссуду, его банк дал кредит. Помогли с покупками автомобилей. И я начал потихоньку заниматься этим бизнесом. Вот видите, как мы раскрутились.

– Вижу, – кивнул Дронго, – но вы не ответили на мой главный вопрос. Почему вы ушли из компании «Сибметалл»? Тем более если у вас были такие прекрасные отношения с вашим родственником. Насколько я знаю, он фактический и единовластный хозяин компании. Что вам мешало там оставаться? Вы могли бы получить ссуду и кредит, оставаясь работать в «Сибметалле».

– Не мог, – коротко ответил Иваницкий, – и давайте закроем эту тему. Я не мог там оставаться по глубоко личным причинам, о которых не могу и не хочу вспоминать. Вы меня понимаете?

– Нет. Не понимаю. Я приехал сюда из города, чтобы задать вам этот важный для меня вопрос. А вы говорите, что не хотите вспоминать. Ваш родственник рассказывал вам, что я занимаюсь поисками наиболее опасных преступников, верно?

– Да.

– Так вот. Вашего племянника убили. И поэтому я приехал к вам. Надеюсь, вы теперь понимаете, что ваше молчание и нежелание разговаривать только осложняют мою работу по розыску настоящего преступника?

– Господи. Этого не может быть, – он поднес руку к лицу, словно отгоняя тяжкие воспоминания. – Теперь я все понимаю. Вы, наверное, решили, что это я… Что я его убил. Решил ему отомстить. Но это был не я.

– Теперь успокойтесь и объясните, за что именно вы должны были ему мстить. И вообще, сначала расскажите, почему вы ушли из компании. Только спокойно и без лишних эмоций.

– Какое несчастье. Я даже не мог себе представить, что его убили, – продолжал причитать Иваницкий, – наверное, Аристарх решил, что это я организовал убийство. Как он мог?! Я ему сейчас позвоню.

Он приподнялся, чтобы взять телефон.

– Сядьте, – приказал Дронго, – я же попросил без лишних эмоций. Меня попросили помочь ваша племянница и ее муж. Аристарх Павлович даже не знает о наших поисках. Поэтому сидите спокойно и отвечайте на мои вопросы. Итак, почему вы ушли из компании?

– Все верно. Я должен вам все рассказать. Вы обязаны знать всю правду. Я ушел из-за Егора. Я вынужден был уйти из-за моего племянника.

Позвонил городской телефон, но Иваницкий даже не шелохнулся. Он снова провел рукой по лицу, собираясь с мыслями.

– Это было несколько лет назад, – начал рассказывать он, – я тогда жил один. С женой мы давно развелись. Аристарх взял меня к себе на работу в плановый отдел заместителем начальника. Мне было только сорок семь лет, но жизнь казалась мне уже законченной. Я даже одевался в какие-то мешковатые костюмы, брился один раз в два дня, не особенно следил за своим внешним видом. Такой мужчина, уже готовый выходить на пенсию, у которого все хорошее уже позади.

Он судорожно выдохнул воздух:

– К тому же у меня начались большие проблемы. В таком возрасте у мужчин они случаются. Я не только потерял всякий интерес к женщинам, я фактически утратил возможность получать и доставлять удовольствие. Вы понимаете, о чем я говорю?

Дронго молча кивнул.

– Знакомые советовали мне принимать виагру или какие-нибудь гомеопатические средства. Некоторые советовали есть больше орехов с медом или фисташки с лимоном. В таких случаях всегда много советчиков. Но мне ничего не помогало. Пока один мой знакомый не посоветовал левитру. Я сумел достать левитру и однажды ее принял. Рано утром. Честное слово, весь мир для меня изменился. Как будто в тусклой серой жизни появились новые краски. Я почувствовал запахи женщин, которые меня окружали, аромат их тел, их парфюм. У нас в плановом отделе работали двадцать четыре человека, из которых двадцать две были женщины. Я думал, что не смогу досидеть до конца рабочего дня.

В перерыве я взял свои «Жигули» и поехал к одной знакомой, с которой не встречался уже два с половиной года. Она была очень удивлена. Но еще больше она удивилась, когда у меня все получилось. И как получилось. В общем, не буду рассказывать подробностей. С этого дня я стал другим человеком. Честное слово, оказывается, секс – это самая важная составляющая нашей жизни. Я даже начал иначе одеваться, стал ежедневно бриться, следить за собой.

Через несколько дней я обратил внимание на Алину. Алина Касимова. Работала у нас в плановом отделе. По отцу она татарка, а по матери украинка. Такая интересная смесь. Очень красивая, всегда приветливая, высокая молодая женщина. Почти моего роста. Я знал, что ей двадцать пять лет, она разведена и у нее маленькая дочь.

Я начал за ней ухаживать. Сначала достаточно робко, потом решился делать ей комплименты. Она как-то странно относилась к моим попыткам наладить с ней отношения. Я не понимал, почему она краснеет, как только меня видит, почему избегает заходить ко мне в кабинет. Через некоторое время я уже понимал, что просто схожу с ума. Я стал приглашать ее в ресторан. Она все время отказывалась. Но однажды согласилась. Это был восхитительный вечер. Ничего особенного не было, мы только вместе поужинали. Но я снова чувствовал себя молодым и сильным.

На третьем или четвертом свидании я наконец решился пригласить ее к себе домой. Уговорил. И она приехала. Я заранее принял левитру и в этот вечер был на высоте. Она даже удивилась, настолько выносливым и терпеливым я оказался. На следующий день она подошла ко мне и предложила больше никогда не встречаться. Можете себе представить? А я уже собирался сделать ей предложение. Но на все мои попытки объясниться она только плакала. Я не мог понять, чем я ее обидел.

Вы, наверное, знаете женские коллективы. Там не бывает тайн друг от друга. Все и всё видят и знают. В общем, я узнал, что ее добивается совсем другой человек. И она даже собирается уволиться из-за этого. Хочет от нас уйти. Догадываетесь, кому она так понравилась? Конечно, моему племяннику. Возможно, у нас с ним были схожие представления о красоте, все-таки мы близкие родственники, тем более по материнской линии. Но она ему не очень была нужна. Только для забавы. Зачем ему связываться всерьез с разведенной женщиной, у которой был ребенок? Тем более с сотрудницей компании, которая принадлежала его отцу, он был наследником. Он даже в своем кабинете появлялся наездами, только несколько раз в месяц. И случайно увидел ее в коридоре. Потом долго не давал ей прохода, а потом… в общем, он не любил никуда ездить. Все делал прямо в кабинете. И многие к нему заходили, не отказывали. Но Алина ему все время отказывала. Это я потом узнал. Я думал, что просто задушу Егора своими руками.

О нашей истории уже знали в руководстве компании. Закончилось это тем, что я решил серьезно поговорить с Егором. Мы должны были встретиться на стоянке, недалеко от офиса «Сибметалл». Там как раз есть известный итальянский ресторан. И можете себе представить, как мне не повезло. Оказывается, когда я начал с ним выяснять отношения и мы перешли на крик, в салоне его автомобиля находилась его невеста. Дочка Максима Георгиевича Гловацкого, которого мы все так уважали. Егор, конечно, поступил некрасиво. Очень некрасиво. Мир его праху, но он не имел права приезжать на такую разборку со своей невестой. Может, он хотел с ней поужинать в этом итальянском ресторане. А может, нарочно привез. Он ведь давно собирался от нее избавиться, а здесь подвернулся такой удобный случай. Я не знаю, что он тогда думал. Но первым повысил голос именно он. И кричать тоже стал Егор. Нормальный человек, если знает, что его невеста сидит рядом и все слышит, такого бы просто себе не позволил. Но ему было плевать и на мои чувства, и на чувства Алины, и на чувства своей невесты.

Иваницкий замолчал. Дронго терпеливо ждал. Хозяин кабинета молчал целую минуту, затем продолжил:

– В общем, я ему сказал, чтобы он не вел себя как паскудник. Чтобы больше не приставал к молодой женщине, на которой я хочу жениться. Мы крепко поругались. А на следующий день я узнал, что его невеста все слышала. И теперь они расходятся. Я чуть с ума не сошел от волнения. Почему он мне не сказал, что в машине была его невеста? С таким человеком работать вместе я уже не мог. Да и не хотел. Я сразу пошел к Аристарху и все ему рассказал. Он мудрый человек, меня правильно понял. Только просил простить его мальчика. Молодой, кровь играет, пояснял мне Аристарх. Я объявил, что ухожу и забираю с собой Алину. Аристарх согласился.

Он тогда мне действительно помог. Очень помог. Дал деньги, кредиты, ссуду. В общем, я решил создавать вот эту компанию. Через несколько месяцев женился на Алине. Теперь она Иваницкая. И у нас растет сынишка. Вы можете мне не поверить, но я стал совсем другим человеком. Наверное, левитра помогла. Или Егор нас подтолкнул к этому решению. А может, и то и другое. Вы знаете, я ведь стал чувствовать себя совсем иначе, когда снова ощутил себя мужиком. Уверенность появилась, вера в свои силы, словно я плечи расправил.

Только вы не считайте меня преступником. Егору я все уже давно простил. Мы с Алиной просто вычеркнули его из нашей жизни. И никогда о нем не вспоминали. Так было лучше. И для нас, и для него. Я думаю, что теперь я его понимаю. Молодой парень приезжает в компанию отца и видит красивую молодую женщину. Начинает к ней приставать. Он просто привык, что ему никто не отказывает. Никто не посмеет сказать ему «нет». С одной стороны, это, наверное, воодушевляет, а с другой – так страшно. Не нужно никого добиваться, не нужно ничего делать, можно не любить и даже не нравиться. Достаточно поманить пальцем.

Но тут у него случилась осечка. Он же не предполагал, что она может понравиться и его дяде, старому хрычу, который давно уже ни на что не способен. Да и Алину можно понять. Ей, наверное, нравилось внимание молодого хозяина компании. Но она понимала, что не может одновременно встречаться с дядей и его племянником. А он уже тогда был советником, а потом стал и вице-президентом. Вот такая петрушка у нас получилась. В общем, все было правильно. Алина всем нравится, кто ее впервые видит. Поэтому не было у меня к нему никакой ненависти. Ничего не осталось. Я счастлив в семейной жизни, у меня есть приемная дочь и растет сын. Сейчас у нас такая солидная транспортная компания. Вы ведь умный человек, видели много на своем веку. Скажите: зачем мне бросать это все псу под хвост? Терять все, к чему я так долго шел? Отказаться от любимой жены, от детей, от своей работы, от этой компании и убить своего собственного племянника только потому, что он когда-то по молодости приставал к моей будущей жене?

Иваницкий наконец умолк. Взглянул на Дронго.

– Вот такая у меня была история, – добавил он.

– Вы сильный человек, – задумчиво произнес Дронго, – сумели сами изменить свою судьбу. В вашем возрасте это не каждому дано.

– Вы действительно мне верите? – оживился Иваницкий. – И вам не кажется, что эту невероятную историю я придумал специально для вас?

– Верю, – ответил Дронго, – я видел вас внизу, на погрузке. Значит, вы любите свое дело и свою компанию. Пусть остальные вам завидуют. Вы нашли свое место в этой жизни. И вы даже не представляете, как это важно.

 

Глава 9

Когда Дронго приехал в город, было уже около пяти часов вечера. Только подъезжая к центру города, он почувствовал, как проголодался. Попросив водителя отвезти его к одному из тех ресторанов, где он обычно обедал, Дронго позвонил Вейдеманису.

– Есть что-нибудь новое? – поинтересовался он.

– Узнал насчет сына, – сообщил Эдгар, – с Австралией легче работать, чем с Америкой. У американцев всегда ночь, когда пытаешься им дозвониться днем. А у австралийцев дело начинается гораздо раньше нашего. Удобно.

– Тебя потянуло на лирику, – усмехнулся Дронго, – что конкретно узнал?

– Ему выслал деньги отец. Помог заплатить этот штраф. Деньги высылал в несколько приемов, через банк, который они контролируют. И хотя все сделки на сумму свыше ста тысяч подлежат обязательному учету и регистрации, в данном случае было сделано исключение. Хотя все равно сообщали, для чего Босенко переводит деньги. В платежке было указано, что это на оплату штрафа согласно решению Сиднейского городского суда.

– Откуда у него такая сумма?

– Не знаю. Хотя у него солидная зарплата, около восьми тысяч долларов в месяц. Но все равно недостаточно, чтобы оплатить штраф.

– Понятно. Что-нибудь еще?

– Насчет Иваницкого. У него крупная транспортная компания. И говорят, что его жена встречалась с его племянником. Поэтому он уволился из компании.

– Не верь грязным слухам, – посоветовал Дронго, – у тебя все?

– Пока да.

– Хорошо. Я сейчас обедаю, а потом поеду в ночной клуб, где работает его знакомая Виола. Кстати, кому принадлежит этот клуб? Кажется, «Золотой фазан». Ты можешь быстро все узнать?

– Это нетрудно. Наверняка имя владельца есть в едином регистре и, может, даже в Интернете. Уже давно никто таких вещей не скрывает.

– Тогда действуй.

Он не успел закончить обед, когда снова позвонил Эдгар:

– Клуб принадлежит некоему Алхасу Малхазову. Говорят, что его дядя известный политик на Кавказе, руководитель одной из южных республик.

– Ясно. А Казбек Малхазов ему кем приходится? Постарайся быстро узнать.

Вейдеманис снова перезвонил через минуту.

– Это его родной брат. Старший брат, – несколько растерянно сообщил он, – откуда ты знал про Казбека? Он имеет какое-то отношение к этому убийству?

– Он был ближайшим другом Егора. Фамилии совпадают. Возможно, Казбек приглашал Егора в клуб своего брата и тот встретился там с той танцовщицей, с которой потом несколько раз виделся.

– О которой говорил нам Босенко? – понял Эдгар.

– Вот именно. Поэтому мне нужен клуб, где она работает. Босенко говорил, что эта молодая женщина несколько раз бывала у Егора. Поэтому я хочу с ней встретиться.

– Там танцуют стриптиз, – напомнил Вейдеманис, – возможно, что она обычная стриптизерша. О чем ты с ней будешь говорить? Тем более если ее не было в городе в момент убийства. Или ты думаешь, что она лжет? Но это легко проверить по отметке на границе.

– Это было бы слишком легкое решение, – заметил Дронго, подзывая официанта, чтобы принесли счет, – так примитивно никто не стал бы действовать. И потом: стриптизершу не пустили бы на тот прием, который устраивал отец Егора. Для официального приема нужны одни женщины, а для постели – совсем другие. Существует четкая градация.

– А по-моему, никакой градации нет, – вдруг ответил Эдгар, – вся разница в цене. В ночном клубе платишь одну цену, чтобы переспать с несчастной стриптизершей, а на приеме в компании платишь другую, чтобы увести чужую жену или взять какую-нибудь светскую львицу, которой нужно купить квартиру или автомобиль. Разница лишь в цене. Они все одинаковые.

– Господин Вейдеманис, вы становитесь мизантропом, – пошутил Дронго.

– И уже давно, – в тон ему ответил Эдгар, – или ты считаешь, что я не прав?

– Нельзя так относиться к женщинам. Они устраиваются как могут. Раньше самка выбирала себе самого сильного самца, который мог защитить не только ее, но и их потомство. А сейчас женщины выбирают самого богатого мужчину. Толстый кошелек заменяет дубинку, мозги заменяют мускулы. Все правильно, и ничего не изменилось за миллион лет. Тот же обычный женский инстинкт.

– Если тебя послушать, то можно оправдать любую приживалку, любую содержанку.

– Не любую, – ответил Дронго, – просто в мире, где мерилом успеха становятся деньги, существуют свои ценности. Вот насчет мозгов я не прав. Иначе женщины любили бы ученых или писателей. Нет, конечно. Мозги заменены умением быстро и ловко украсть, добыть, достать, обмануть, наколоть, развести, какие еще у них есть термины? Ну хватит. Иначе наш телефонный разговор затянется до вечера. А мне еще нужно съездить в этот клуб.

– Может, я тоже туда приеду? – предложил Эдгар. – У этого «Золотого фазана» очень непристойная репутация. Может, тебе не нужно там появляться одному? К тому же ты не носишь оружия. Когда ты там будешь?

– Не стоит. – Дронго уплатил по счету, оставив чаевые. Официант благодарно кивнул. – Я тебе перезвоню, Эдгар.

– Не отпускай хотя бы водителя, – попросил Вейдеманис, – пусть машина тебя все время ждет.

– Не отпущу, – пообещал Дронго.

Клуб «Золотой фазан» был известным местом, где собирались представители московской тусовки. Кого здесь только не было! Дети российских олигархов, родственники почти всех бывших и нынешних руководителей союзных республик, ныне ставших независимыми государствами, многочисленные отпрыски самых влиятельных московских чиновников. Ради справедливости стоит отметить, что среди этих молодых людей попадались и толковые ребята, которые учились в лучших университетах Великобритании, США, Франции, владели иностранными языками, старались не злоупотреблять наркотиками или алкоголем, вели здоровый образ жизни. Но таких было меньшинство, куда больше привыкших к разгульной жизни, никогда не считающих деньги в своих карманах, предпочитавших получать в этой жизни все, что можно получить, и постепенно теряющих интерес к самой жизни, превращаясь в уродливых карикатур на самих себя. Если их отцы стали первым поколением миллионеров, пробившись к своим состояниям через кровь и обман, то их дети, уже получившие миллионы родителей, не имели даже той жизненной силы, которая позволяла их отцам выбраться наверх. Второе поколение миллионеров состояло из инфантильных, неприспособленных и жалких людей, не желающих учиться или работать.

Возможно, такова была цена, которую заплатили их родители за те успехи, которых добивались. Невозможно, все время воруя деньги собственного народа, обманывая своих коллег и компаньонов, сохранить свою душу. Души новых миллионеров на всем пространстве бывшего Советского Союза были навсегда отданы дьяволу. Поэтому их дети не могли быть нормальными просто в силу этой зависимости родителей от «золотого тельца». Второе поколение твердо верило, что деньги могут все. Деньги обеспечат им хорошую работу, перспективное место, наладят нужные связи, устроят семейную жизнь. Они не могли понять, что даже не приспособлены к новой жизни, не имеют навыков общения с людьми, пребывания в коллективе, не имеют устоявшихся правил семейной жизни. Если детей Рокфеллеров посылали мыть машины, чтобы они зарабатывали первые доллары собственным трудом, то детям новых нуворишей дарили эти машины уже в четырнадцать или в пятнадцать лет. Может, поэтому трагедии в подобных семьях становились нормой, число не работающих и не желающих работать отпрысков олигархов росло с каждым днем, а число разводов уже равнялось числу браков. Такова была цена успеха этих людей.

Дронго приехал в клуб в седьмом часу вечера, когда там почти никого не было. Сюда обычно подтягивались ближе к полуночи. Милиция знала, что хозяин клуба является родственником очень важной персоны. Поэтому стражи порядка лишь охраняли стоянку, стараясь не нервировать клиентов и хозяев клуба. К тому же в клубе была очень надежная и хорошо подобранная охрана, отвечавшая за безопасность гостей.

Два года назад омоновцы попытались устроить здесь «маски-шоу», но когда в клуб приехал один из руководителей городской администрации и очень толково объяснил сотрудникам милиции, почему им лучше здесь никогда не появляться, они все поняли сразу. К тому же приехавший чиновник обильно снабжал свою речь ненормативной лексикой, чтобы было еще понятнее. С тех пор милиция только охраняла этот клуб, а дежурившие в машинах офицеры регулярно получали конверты от руководителя службы безопасности клуба за понимание всех проблем.

Правда, проблемы возникли и в прошлом году, когда получил назначение новый прокурор. Дважды он пытался навести здесь собственный порядок, устраивая облавы и задерживая посетителей. У многих находили наркотики, даже героин, попадались молодые люди с оружием. Но затем вся операция благополучно закончилась ничем. Наркотики объявляли подброшенными, оружие было зарегистрировано на частные охранные фирмы, а задержанных молодых людей приходилось с извинениями отпускать. В первый раз среди задержанных оказался сын премьера одной из кавказских республик, и разгневанный отец позвонил самому премьеру России. Во второй раз попался с героином племянник человека, которому давно и уверенно сулили место Президента России, считая его преемником нынешнего главы государства. Закончились эти глупые рейды тем, что ретивого прокурора просто убрали. К тому же выяснилось, что во время одной из проверок из сумочки дочери руководителя соседней среднеазиатской страны украли дорогое колье. Скандал получился громким, но не очень долгим. Хозяин клуба – Алхас Малхазов – лично преподнес еще более дорогое колье своей именитой гостье, и на этом инцидент был исчерпан.

Дронго вошел в большой зал, где сейчас находились лишь несколько гостей. Одна парочка в углу за столиком, трое девушек поближе. Они, очевидно, отмечали какое-то событие. На столике была бутылка шампанского. Девушки почти ничего не пили, они хихикали и о чем-то спорили. За стойками скучали два бармена. Еще несколько официанток безучастно смотрели, куда именно Дронго сядет. Но он подошел к одному из барменов. Это был грузный мужчина лет пятидесяти с благородной сединой и бакенбардами, тянувшимися через все щеки, почти до подбородка. Он величаво кивнул гостю. Очевидно, он был здесь своеобразной местной достопримечательностью.

– Добрый вечер, – приветливо поздоровался Дронго, – я вижу, у вас мало посетителей.

– Разве? – удивился бармен. – Но сейчас еще рано. Сюда приезжают после одиннадцати и уезжают ближе к пяти-шести утра.

– У ваших клиентов, видимо, свой график, – понял Дронго.

– Конечно, – бармен наклонился к гостю, – что-нибудь налить? Или сделать коктейль?

– Водку с томатным соком, – ответил Дронго.

– «Кровавую Мэри», – понял бармен, – сейчас сделаю.

Он быстро и ловко налил на треть водки, затем две трети томатного сока, добавил перца, табаско, бросил лимон, все смешал и поставил на столик перед Дронго, добавив трубочку.

– Спасибо, – поблагодарил его Дронго, пробуя напиток.

– Пожалуйста, – бармен вдруг подмигнул ему, – вы откуда? Наверное, из ФСБ?

– Почему вы так решили? – улыбнулся Дронго.

– Посмотрите на себя, – посоветовал бармен, – у вас плечи спортсмена. Но вы не из МВД – они не носят такие дорогие костюмы. И не из прокуратуры – у тех вид канцелярских крыс. Возможно, вы из другого ведомства, например из разведки. Вы никого не ждете, но сели так, чтобы видеть всех входящих. Если бы вы пришли сюда отдохнуть, то обратились бы к моему молодому коллеге, если бы хотели поесть, устроились бы за столик. Но вы подошли ко мне и сделали достаточно нетрадиционный заказ. Хотя спиртное вы наверняка не любите. Почти ничего не выпили.

– Вам нужно работать следователем, – хмыкнул Дронго, – с вашей наблюдательностью можно сделать карьеру.

– Спасибо, – поблагодарил его бармен, – но мне и здесь хорошо. Я привык к своему месту. А старого Фердинанда знают все. Позвольте представиться. Фердинанд Шварц. Я из бывших поволжских немцев, которые были депортированы в Казахстан. И вот уже тридцать лет я живу в Москве. Тридцать лет, – подчеркнул бармен. – И старого Фердинанда знает вся Москва. Меня много раз приглашали в другие бары и клубы, но я работаю здесь уже четыре года и не собираюсь никуда уходить.

– Вы просто подвижник своего дела, – восхитился Дронго, – теперь я буду знать, что в этом клубе есть человек, который все видит и все знает.

– Именно так, – с достоинством сказал Фердинанд. Он не стал уточнять, что уже много лет был платным агентом ФСБ и поставлял им необходимую информацию, даже рискуя жизнью и устанавливая прослушивающие аппараты за некоторыми столиками. Но репутация Фердинанда была выше всяких подозрений. И он это хорошо знал.

– В таком случае вы мне поможете, – наклонился Дронго к своему собеседнику. Теперь их разделяла только стойка бара. – Мне нужна Виола. У вас есть такая танцовщица?

– Есть, – кивнул бармен, – но она очень своенравная и дорогая девочка. Так просто ни с кем не ходит. Ее нужно уговорить.

– Ясно. Что нужно для уговоров?

Бармен снисходительно улыбнулся.

– Меньше чем на единичку не рассчитывайте, – посоветовал он.

– Единичка – это сколько?

– Единичка – это единичка, – с чувством превосходства объяснил бармен и сделал рукой три вращательных движения, – и плюс еще три нулика. Теперь вы понимаете?

– Так дорого?

– Конечно. Она очень дорогая девочка. Я же говорю, она ни с кем так просто не ходит. У нас вообще не принято ходить. Только если очень попросить. И еще вы должны ей понравиться. И нашему руководителю службы безопасности тоже должны понравиться. Чтобы он ее с вами отпустил. Иначе он не разрешит, а она без его разрешения никуда не поедет.

– Он свои услуги тоже оценивает в «единичку»? – спросил Дронго, не скрывая иронии.

– Нет. Ему можно дать две бумажки. По сто.

– Двести долларов?

– Нет, – бармен улыбался. Ему было приятно объяснять такие вещи новичку. – Он любит евро.

– А ей нужно платить в долларах?

– Тоже в евро. Сейчас все цены в евро. Доллар уже не котируется. Нужно платить или в евро, или в рублях. Но в рублях будет дороже. Если сейчас евро стоит тридцать пять и сорок, то за тысячу евро вы сговоритесь, а если рубли, то нужно давать сорок или пятьдесят тысяч. И с ним тоже так. Или сразу двести евро, или десяточку в рублях. Десять тысяч рублей.

– Просто цены хорошего западного борделя, – пробормотал Дронго.

Бармен нахмурился. Он понял, что сидевший перед ним человек его просто разыгрывал и не захочет платить такие деньги.

– У нас здесь строго, – сказал он, поднимая вверх указательный палец, – это на улице милиционеры могут девочек ловить и ими пользоваться. А здесь такого никогда не было. Здесь не платят натурой, и поэтому на халяву рассчитывать нечего, даже если вы из ФСБ.

– Убедили, – согласился Дронго, – сколько я должен за свою «Кровавую Мэри»?

– Стольник, – ухмыльнулся бармен.

– Тоже в евро? – не удивился Дронго. За информацию следовало платить.

– Здесь доллары не любят, – напомнил Фердинанд, – но можете в рублях. По нашему курсу.

– Сделаем иначе. – Дронго достал желтую купюру в двести евро и показал ее словоохотливому бармену. – Я плачу вам эти деньги и получаю доступ к Виоле. По-моему, справедливая цена, как вы считаете?

– Давайте деньги, – согласился бармен, – она как раз недавно пришла.

Дронго протянул ему купюру. Бармен ловким и привычным движением перехватил бумажку, спрятал ее в карман.

– Люблю поговорить с понимающими людьми, – ухмыльнулся он, – идите в коридор, потом спускайтесь вниз по лестнице, пятая дверь слева. Если остановят, скажите, что вас послал Шурик.

– Надеюсь, это не тот персонаж из «Кавказской пленницы»? – уточнил Дронго. – И меня не примут за товарища Саахова?

– Нет, – хохотнул бармен, – это наш Шурик, клубный. Ребята из охраны знают этот пароль, и они вас пропустят. Только учтите, что давить на девочек нельзя. Если она не захочет, она вас просто выгонит. И никто ее не заставит. Здесь порядочное место…

– Я не сомневаюсь…

– И еще. Мы не разговаривали, и вы мне ничего не платили. Зачем мне ненужные разборки. Договорились?

– Теперь я понимаю, какой вы ценный специалист, – восхитился Дронго, – таким, как вы, раньше давали Героев Социалистического Труда. Может, вернуться к этой практике? Герой клубного движения. Или герой клуба. Звучит неплохо?

– До свидания. – Фердинанд понял, что этот тип просто издевается, и отошел.

Дронго прошел по коридору, спустился вниз. На лестнице стоял молодой человек в темном костюме и с выбритым черепом. Он был высокого роста, с хорошо развитым торсом. Увидев Дронго, он остановил его, подняв правую руку.

– Куда? – поинтересовался охранник.

– Я от Шурика, – пояснил Дронго.

Охранник убрал руку, разрешая пройти. Дронго усмехнулся. Любой пароль могла заменить желтая или зеленая бумажка в евро. И хотя Фердинанд уверял, что доллары здесь не принимают, можно было договориться и за доллары. Он прошел дальше и остановился у пятой двери, негромко постучав.

 

Глава 10

Дронго прислушался. За дверью ничего не было слышно. Он постучал еще раз.

– Кто это? – раздался недовольный женский голос. – Кого опять черт несет? Войдите.

Он приоткрыл дверь и вошел в небольшую комнату. На пуфике перед зеркалом сидела женщина лет тридцати. Вопреки устоявшемуся мнению о стриптизершах она вовсе не имела модельных форм. Чуть выше среднего роста, плотного телосложения, коротко остриженная под мальчика. У нее были мелкие черты лица, красивые миндалевидные глаза, немного вздернутый носик. На первый взгляд Дронго, она слишком увлекалась косметикой. Виола была в джинсах и темной майке с длинными рукавами. Увидев вошедшего незнакомца, она повернулась к нему.

– Кто послал? – хриплым голосом осведомилась она. – Опять на сладенькое потянуло? Не рано ли? Еще только семь часов вечера. Припрешься после десяти, я как раз буду выступать.

– Добрый вечер, Виола, – вежливо поздоровался Дронго, – вы разрешите мне сесть?

Она усмехнулась. Показала рукой на стул, заваленный какой-то одеждой. Он поднял одежду, переложил ее на другой стул и уселся напротив молодой женщины.

– Извините, – пробормотала она, – я думала, вас опять Шурик послал. Я, кажется, перепутала.

– Не имею чести знать этого достойного джентльмена, – церемонно заметил Дронго.

– А как вас пропустили? – поинтересовалась она. – Или вы из милиции?

– Почему обязательно из милиции?

– У вас вид свободного человека. Который ничего не боится. Такое ощущение внутренней свободы. У нас так ходят только переодетые инспекторы уголовного розыска и сотрудники органов. Больше никто…

– И вы сразу определяете, кто и откуда пришел?

– Почти, – она поправила волосы, – у вас есть сигареты?

– Не курю.

– Жаль. Мои закончились. Вы действительно из органов?

– Почти угадали, – не стал уточнять Дронго.

– Поэтому вас пропустили. В такое время никого не пускают.

– Я пришел с вами поговорить.

– Опять насчет Турции? Я уже устала вам объяснять. Ничего там не было. Просто обычная облава, и меня взяли вместе с остальными. Они всех девушек забирали. Как только видели наш паспорт – сразу в машину и в кутузку.

– Погодите, – попросил он, – значит, вас забрали по ошибке, – нужно было продолжать этот блеф, сделав вид, что ему все известно.

– Конечно. Я уже два раза писала в своих объяснениях. Мы ужинали с девочками в районе Агсарая. Появились сотрудники полиции, начали проверять документы. Мой паспорт забрали вместе с паспортом Лены. Оказывается, у нее и раньше были стычки с турецкими полицейскими. Ее два раза официально предупреждали. Но я ведь ничего этого не знала. Нас забрали, продержали ночь, а утром объявили, что высылают из страны. Я им сказала, что буду жаловаться. Ведь приехала на месяц, а меня выгнали уже через полторы недели.

– В районе Агсарая? – переспросил Дронго. – Это в Стамбуле. У этого района свои традиции и свой имидж. Там говорят в основном только по-русски и по-польски. А еще там слишком много приехавших на работу молодых женщин из России, Украины, Болгарии, Польши.

– Какое это имеет отношение ко мне? – стрельнула глазами в сторону Виола. – Я там ужинала, а меня забрали.

– Не сомневаюсь, что произошла ошибка и турецкая полиция только по халатности задержала такую примерную туристку, как вы.

– А вы не издевайтесь, – обиделась Виола, – я действительно ничего не делала. Почти ничего. Поехала туда, думала, увижу Стамбул, немного заработаю, как обычно бывает. Я ведь никого не трогала, ни к кому не приставала. И никого не заставляла этим заниматься. А меня еще на СПИД и сифилис проверяли. Какие сволочи! Они думают, что если одинокая женщина туда приехала, то обязательно дешевка. Пусть они свои бордели проверят. Там у них девочки из всех стран СНГ обитают. Как будто они этого не знают.

– Эти девочки зарегистрированы, и их хозяева платят налоги. А вы нет. И поэтому, с точки зрения любой полиции мира, являетесь нарушителем спокойствия. Вы не проходите обязательный медицинский контроль, не имеете права на работу в Турции. Достаточно или продолжать?

– Я так сразу и подумала, что вы из милиции, – вздохнула Виола, – опять заставите объяснительную писать? Только не забирайте меня с собой, у меня работа сегодня.

– Посмотрим. Это зависит от того, что именно вы мне расскажете.

– Что я должна рассказать? Все так и было. Я ничего больше не сделала. Мне перенесли дату вылета, в аэропорту вернули мои документы, вещи, дали билет и отправили в Москву.

– До того как улететь в Стамбул, вы встречались здесь несколько раз с одним молодым человеком, – напомнил Дронго.

– Я со многими встречалась, – улыбнулась Виола, – вы скажите конкретно. На меня еще никто не жаловался.

– Не нужно так ерничать, – нахмурился Дронго, – и не забывайте, что у нас серьезный разговор. Я пришел с вами поговорить, а не выслушивать ваши откровения о своих подвигах.

Она опустила голову, но не стала возражать.

– Вы встречались несколько раз с молодым человеком, – продолжал Дронго, – а когда вы уехали, он неожиданно погиб.

– Кто это? – испугалась Виола. – О ком вы говорите? Неужели о Егоре?

– Хорошо, что вы сами догадались. Егор Богдановский. Знали такого?

– Конечно, знала. Он был такой парень, такой человек… – Она тяжело вздохнула. – Когда я узнала, что он умер, я целый день проплакала. Честное слово. Вы даже не можете себе представить, как мне было больно и обидно.

– Почему?

– Мы с ним встречались несколько раз. Ничего особенного. Он меня в клубе увидел, и я ему, наверное, понравилась. Его близкий друг – старший брат нашего хозяина клуба. Вот меня в первый раз и послали к Егору, в качестве «подарка». Только он такой «подарок» не принял. Дал мне денег и отправил обратно. Даже не прикоснулся. Сказал, что не привык, когда за него выбирают другие. А через неделю сам приехал и позвал меня. Я сразу пошла. Он платил гораздо больше остальных. И я видела, что ему нравлюсь. Но ни на что не рассчитывала. Мне сразу объяснили, кто он такой. Это в кино бывает, чтобы миллионер полюбил проститутку. Помните «Красотку» с Ричардом Гиром и Джулией Робертс? Такая романтическая история. В жизни так не бывает. А если и бывает, то не с нами. Рано или поздно этот мужчина напомнит женщине, кем она была и откуда он ее взял. В фильме ведь они тоже поругались. Ну а потом сошлись. И никто не показывает нам второй серии. О том, как они жили. Думаете, ей было легко с ним, а ему с ней? Даже если они любили друг друга. Такие вещи не забываются и не прощаются. Он все время будет спрашивать, сколько мужчин у нее было и как это было в прошлом. Ему все время будет казаться, что она сравнивает его с другими, и не в его пользу…

Я свое место знала. Пришла и ушла. И еще мне рассказали, что он с одной известной актрисой встречается. Она его любовница. Зачем мне нужны были лишние неприятности! Он мне нравился, я ему, наверное, тоже. Мы иногда встречались. Не более того. Однажды он мне предложил уйти из клуба. Я даже испугалась. Куда уйти, как уйти? Я ведь не училась, у меня только десятилетка. И дочка маленькая дома. Мне уже тридцать один. Поздно все заново начинать. Пока здесь держат, буду танцевать. Немного денег накоплю. А потом отсюда выгонят, и я перейду в другой клуб, более дешевый, где будут совсем другие посетители. Потом еще в какой-нибудь дешевый бордель, пока не окажусь на улице. В сорок лет я уже никому не буду нужна. Я ведь спортом занималась, художественной гимнастикой, пока плечо не повредила. Меня сразу выгнали. Никому бесперспективные кадры не нужны. Все ориентируются только на чемпионов.

Вот поэтому я испугалась. А он предложил мне отсюда уйти. Сказал, что поговорит с моим хозяином и вытащит меня отсюда. Пошлет учиться и даже заплатит за мое обучение. Я ему не поверила. Многие мне золотые горы обещают, когда в постели. А потом забывают. Только он не забыл. Видимо, действительно поговорил с хозяином. Что-то ему сказал. Только Егор не понимал, что мы здесь не просто работаем. У нас своя система отношений, свои долги, свои набегающие проценты, свои кредиты. Малхазов пришел ко мне и устроил мне настоящий допрос. Он думал, что я жаловалась Егору. Но я ему честно сказала, что ничего такого не делала. Я ведь правила знаю. Никогда не жаловаться, ничего не рассказывать, никому не говорить о клиентах. У нас здесь клуб, а не бордель. Поэтому не всякий желающий может снять наших девочек. Вы думаете, что у нас все проститутки? Ничего подобного. У нас девочка есть, совсем молодая, ей только двадцать исполнилось. Фигура, как в кино. Она сюда приезжает, только чтобы заработать на жизнь. И на лечение больной матери. У нее друг есть – студент. И она никогда и ни с кем не уходит. Даже за очень большие деньги. Ей однажды предложили пять тысяч долларов, но она не пошла. Все говорили, что она дура, а я ее понимала. Я даже немного гордилась, что у нас есть такая честная девчонка. Хотя вы, наверное, считаете, что если она танцует голой перед публикой, то обязательно дрянь? Так вы думаете?

– Нет, – ответил Дронго, – я так не думаю. Понимаю, что бывают в жизни разные обстоятельства.

– Правильно понимаете, – кивнула Виола, – за пять тысяч она не пошла. Мы так гордились ее поступком! А потом узнали, что она плакала в своей комнате. И парень ее, этот студент-ублюдок, тоже все время укоряет. Танцевать перед публикой голой ты можешь, а один раз пойти с богатым мужиком отказалась. Студент, оказывается, машину купить хотел. Представляете, какой гад?

– «Трудно остаться девственницей в борделе», – процитировал известную фразу Дронго.

– У нас девственниц не бывает, – не поняла его Виола, – вот почему хозяин ко мне сам пришел. И настоящий допрос устроил. Наверное, я просто понравилась Егору. Я ему фотографию дочки показывала на своем мобильном телефоне. Когда бывает совсем тяжело, я на эту фотографию смотрю и улыбаюсь. Понимаю, что не все в жизни так плохо…

– Что было дальше?

– Ничего. Вскоре Малхазов пришел и сказал, что несколько девочек в Турцию поедут на заработки. Сказал, что может организовать такую поездку и для меня. Я узнавала – некоторые через месяц привозили по нескольку тысяч. Зачем отказываться? Я думала, что уеду на август, а в сентябре вернусь. И Егор мне поможет. Поэтому согласилась. А когда вернулась, узнала, что он умер. Все говорили, что он на приеме был у своего отца и там что-то выпил. Или съел. Говорят, он умер на руках у своей любимой женщины. Такая красивая история. О ней даже в газетах писали. Она молодец, его в больницу привезла, не побоялась. И еще писали, что у нее муж есть. А она такая смелая.

– И вы не попрощались с Егором, когда уезжали? Ничего ему не сказали?

– У него телефон был выключен. Я хотела позвонить, но телефон не работал. Но вообще он часто номера телефонов менял. Все время шутил, что, как разведчик, скрывается ото всех. Его многие искали, добивались его дружбы, старались с ним познакомиться. У него всегда с собой два или три аппарата было. Я тогда сообщение ему оставила и улетела в Турцию. А когда прилетела, было уже поздно… Обидно очень, что все так получилось.

– Может, Малхазов нарочно вас отослал, чтобы вы не встречались с Егором?

– Не думаю, – она наморщила лоб, – он ведь не дурак, понимал, что Егор все равно узнает. Нет-нет. Наверное, Малхазов просто решил меня туда отправить на своеобразную «стажировку». Или просто в знак благодарности. Он часто такие поездки организовывает. Покупает туры сотрудникам клуба в Венгрию или Финляндию, в Турцию или Болгарию. Ему это почти ничего не стоит, а нам приятно и весело.

– Но в Турцию он послал вас на «заработки».

– Нет, – она даже испугалась, – не нужно так говорить. Он же не сутенер, а хозяин известного клуба. Что вы такое говорите? Даже думать об этом не нужно. Он знает, что наши девочки иногда подрабатывают в таких поездках, и не возражает. Но специально посылать? Конечно, нет. Он ведь не имеет с этого ничего. Нет-нет. Вы ошибаетесь.

– Возможно, – согласился Дронго, – и больше вы ничего не хотите рассказать? Может, вы обратили внимание на какие-то особенности Егора, на его характерные привычки, на круг его знакомых?

– Он очень дружил с несколькими парнями. С братом нашего хозяина клуба, его Казбеком зовут, и еще с одним грузином, у него имя такое странное, длинное, как колонна. И сам он был похож на колонну. И еще был один – такой неприятный тип. Его отец известный художник, а он настоящий гад. Ненавижу таких. Никогда не понимала, что у него общего с Егором.

– Почему ненавидите?

– Он вечно придумывал какие-то гадкие истории. Однажды приехал к Егору, когда я уже уходила. Увидел меня и сразу ему громко предложил, чтобы я осталась. Ну вы понимаете, чтобы они вдвоем были, а я с ними…

Дронго мрачно кивнул головой.

– Я сразу отказалась. И Егор молодец, меня отпустил. А этот гад не хотел отпускать. Смотрел на меня своими маслянистыми глазками. Но я никогда такими вещами не занималась. В групповухе все и происходит. И заражения всякие, и беременность нежелательная. А потом даже не можешь узнать, кто отец ребенка. Нет, я на такие гадости не подписывалась.

«Такое ощущение, что меня опустили на самое дно, – подумал Дронго, – а ведь это еще респектабельный клуб, в котором бывают лучшие из „золотых камешков“. Что тогда происходит в других заведениях такого пошиба, только классом пониже? Что происходит с душами этих молодых женщин и каких детей они могут воспитать? С другой стороны, в цивилизованной Европе уже давно узаконена проституция. Первая древнейшая профессия. А отсюда и порождаемые ею проблемы – эксплуатация женского и детского труда, сутенерство, принуждение женщин, наркомания, контрабанда живым товаром. В общем, полный букет всех возможных преступлений. И еще заражение СПИДом или сифилисом. Огромная проблема. И делать вид, что ее не существует, просто глупо. Ведь миллионы мужчин так или иначе будут искать удовольствия на стороне, будут нуждаться в подобных женщинах. Сама природа устроила так, что о моногамии мужчин мечтать невозможно. Особенно молодые люди, которые сходят с ума из-за бурного выплеска гормонов. Что им делать? Куда идти? Не знаю. В Советском Союзе секса не было. Но проститутки были. С одной стороны, неприемлемое ханжество, с другой… откровенный вызов нормам цивилизации и морали. Пытаться упорядочить этот процесс? Ввести его в некоторые рамки? Возможно, это единственно верный вариант, по которому идут в Европе, так сказать, между Сциллой и Харибдой».

– Этот художник больше здесь не появлялся? – спросил Дронго.

– Два раза приходил. И даже деньги мне предлагал. Вы знаете, есть такие мужчины. Им нравится не просто встречаться с женщинами, им нравится отбивать подруг у своих знакомых, спать с женами своих друзей. С одной стороны, такие милые, воспитанные, внешне очень спокойные, а с другой – мразь. Их возбуждает сам факт, что женщина принадлежала другому человеку, а сейчас будет принадлежать им. Такой тип похотливых мерзавцев. Я ему отказывала. Он даже пожаловался на меня Малхазову, но тот только рассмеялся. «Здесь ночной клуб, а не бордель, – сказал он этому художнику. – Хочешь проститутку, звони в другое место». По-моему, он просто не любит этого художника. Его никто не любит. Такой гад, о котором знает вся Москва. Вот с ним бы я тоже не пошла и за пять тысяч долларов.

Дронго хотел еще что-то спросить, но в этот момент открылась дверь и на пороге появился молодой мужчина лет двадцати пяти. У него было небритое одутловатое лицо, немного выпученные глаза. Волосы пострижены коротким ежиком. Большие уши, мясистый нос. Он был одет в серый костюм и серую рубашку без галстука. Увидев сидящего Дронго, он протянул руку, показывая на него пальцем. И грозно спросил:

– Кто это такой?

 

Глава 11

Виола вздрогнула. Она открыла рот, чтобы как-то оправдаться, попытаться объяснить. Но вошедший незнакомец уже обращался к Дронго:

– Кто ты такой? Кто тебя сюда пустил? Ты разве не знаешь, что сюда нельзя заходить? Здесь девушки переодеваются.

В коридоре были видны лица двоих охранников. Один из них был тот самый, который пропустил Дронго по рекомендации неизвестного Шурика. Но он только молча наблюдал за происходящим. В конце концов, это проблемы самого клиента разбираться с хозяином клуба.

– Извините, – поднялся Дронго, – но мы, по-моему, незнакомы. Поэтому давайте лучше на «вы».

– Кто ты такой? – выпучил глаза Алхас Малхазов. На шее у него висела золотая цепь, на руке были золотые часы «Ролекс». Но особенно смешно он выглядел в своей дорогой обуви от Зилли. Ботинки были бордового цвета и вытянутые, как у менестрелей. При этом ножка у Малхазова была маленькая, не больше сорокового размера, хотя сам он был достаточно крупный мужчина. Но рядом с высоким Дронго он казался даже мельче обычного – когда гость поднялся, Малхазов едва доставал ему до подбородка.

– Он из милиции, – быстро вставила Виола, – приходил насчет моей поездки в Турцию.

– Почему меня не позвала? Из какой он милиции? – недовольно спросил Малхазов. – Пусть покажет удостоверение. И меня никто не предупреждал. Уже совсем обнаглели, лезут в клуб без моего разрешения. Я позвоню вашему начальнику управления, чтобы он тебя выгнал. Давай удостоверение, чтобы я знал, на кого жаловаться.

– У меня нет с собой удостоверения.

– Боишься, – улыбнулся Малхазов, – конечно, боишься. Сразу в штаны напустил. Думаешь, я тебя не найду. Твою морду я уже запомнил. И завтра приеду к начальнику вашего управления: скажу, что у меня был такой высокий мужик лет сорока пяти. И ты, по-моему, не русский. Может, ты грузин или азербайджанец?

– У вас вход в клуб по национальному признаку? – уточнил Дронго.

Виола сжала губы, чтобы не рассмеяться. Алхас недовольно на него покосился:

– Еще шутишь. Ты у нас шутник, значит. Ничего, завтра я тоже буду шутить. Ты у меня вылетишь с работы как пробка. Расскажу, как ты к девочкам по вечерам заходишь, и тебя выгонят. И еще погоны снимут. Придешь ко мне охранником устраиваться. Они у меня как раз в два раза больше ваших офицеров получают, – он рассмеялся.

– Зачем сразу угрожать? – мягко спросил Дронго. – Можно было войти и нормально представиться, поговорить, спросить. А вы сразу начали с угроз.

– С вами иначе нельзя, – махнул короткой рукой Алхас. – А ты больше никого сюда не пускай, – повернулся он к Виоле. – Все. Закрыли твое дело. Больше в Турцию не поедешь. Не нужно об этом вспоминать. А этот тип пусть убирается, пока мы его не выбросили отсюда. Здоровее будет. И не смей больше к нам в клуб заходить. Ты у нас здесь персона нон грата.

Ему понравилось это выражение, и он снова улыбнулся. Присутствие двух охранников в коридоре придавало ему уверенности. И от сознания собственной силы и безнаказанности он наглел еще больше. Дронго взглянул на дверь. Достаточно крепкая дверь. И замок. Они так просто его не вышибут. Он шагнул ближе к дверям.

– Чеши отсюда, – посоветовал Малхазов, решив, что этот офицер просто его боится, – и не думай, что я тебя не найду. У тебя такое запоминающееся лицо!

– Я уже начинаю бояться за свое будущее, – пробормотал Дронго.

Малхазов усмехнулся. Махнул рукой:

– Иди отсюда, пока я добрый.

Дронго повернулся. И вдруг резким, точным движением захлопнул дверь, закрыл ее на замок. Повернувшись, он схватил несчастного хозяина клуба за горло. Тот даже не успел дернуться.

– Теперь быстро и без глупостей, – посоветовал Дронго, – отвечаешь на мои вопросы. Одно лишнее слово или звук – и я тебя просто придушу.

Не ожидавший подобного нападения, Алхас Малхазов словно впал в некий ступор. Он никак не мог предполагать, что обычный офицер милиции способен на такое. Оставшиеся в коридоре охранники тоже не понимали, что им следует делать. С одной стороны, перед ними захлопнули дверь и, возможно, нужно было ее ломать, чтобы прийти на помощь своему шефу, а с другой – они слишком хорошо знали, что, когда перед ними закрывают дверь, это означает, что хозяин и его гость желают остаться одни, чтобы договориться немного иначе. Они не сомневались, что сейчас как раз тот самый случай и пришедший офицер получит свой конверт от самого хозяина клуба. Поэтому они, переглянувшись, терпеливо ждали команды. К тому же из-за закрытой двери не доносилось никаких звуков.

– Что вам нужно? – прохрипел Малхазов. Оставшись один, он сразу перешел на «вы», забыв о своих угрозах.

– Зачем ты отправил ее в Турцию? Только не лги, я все равно узнаю правду. Быстрее. Зачем?

Малхазов покосился на Виолу:

– Что она вам сказала?

– Отвечай, иначе я тебя просто придушу.

– У нас все девочки ездят…

– Эту сказку расскажешь своим сотрудникам. Зачем ты ее отослал? Ведь ты знал, что друг твоего старшего брата, Егор Богдановский, хотел ее вытащить отсюда. Почему ты ее отослал? Быстро. Правду. Только правду…

– Он… она… Отпусти…

– У меня мало времени. Говори…

– Она… Он хотел ее отсюда забрать. Отпусти меня, я задыхаюсь. Он хотел ее забрать. А другие не хотели. Мне предложили деньги… Сказали, чтобы я послал ее с другими в Турцию. А когда она вернется, Богдановский уже забудет про нее.

– Сволочь, – тихо прошептала Виола. Но так тихо, чтобы никто не услышал. Никто, кроме Дронго.

– Кто предложил? Быстрее. Кто?

– Илья. Илья Шмелев. Она ему несколько раз отказала, а он очень злился. И поэтому попросил Казбека ее убрать. Это мой старший брат…

– Я уже успел изучить генеалогию вашей семьи, – Дронго наконец разжал пальцы, и Малхазов чуть не упал на пол. Он сел на стул, пытаясь отдышаться.

– Тебя выгонят из органов, – убежденно сказал он, – я сам дам взятку, чтобы тебя выперли из органов. Будешь мусор убирать на улице.

– А я подожгу твой клуб, – вдруг ответил Дронго, – устрою тебе здесь взрыв и подожгу твой вонючий клуб. У меня как раз есть несколько ребят, которые тебя ненавидят. И все бывшие офицеры. Попробуй сейчас крикни или пожалуйся на меня, и мы сразу тебе здесь все сожжем.

– Кто ты такой? – испуганно спросил Малхазов. – Зачем ты сюда пришел? Кто тебя звал? Куда я ее послал, зачем я ее послал, к кому я ее послал… Это мое дело. Это мой клуб и моя девочка. Что хочу, то и делаю. Кто ты такой? Зачем лезешь не в свое дело?

– Это мое дело. Ты женщине жизнь сломал, мерзавец, а еще смеешь меня спрашивать? Таких, как ты, убивать нужно в молодости, чтобы не развивались. Сколько тебе лет? Двадцать пять? Двадцать шесть? И уже хозяин клуба. Откуда у тебя деньги? Дядя твой дал или папа? А у них откуда? Народ своей республики обирают, с поборов и взяток доходы делают? И ты думаешь, что никто ничего не знает и ничего не понимает? Как только твой дядя там на юге с должности слетит, так здесь сразу тебя и прижмут. Возьмут за твое мягкое место и выбросят на улицу. Не будешь ты хозяином клуба. Потому что сам ты полное ничтожество. Без денег и без своих родственников.

– Я сейчас тебя убью, – прохрипел Малхазов. Он мог бы простить оскорбления, если бы они прозвучали один на один, чтобы о них никто не узнал. Но в присутствии своей сотрудницы стерпеть подобные слова он не мог.

– Не убьешь, – ответил Дронго, – убийство офицера милиции при исполнении им служебных обязанностей, есть такая статья. Знаешь сколько дают? Гарантировано пожизненное заключение. Ты хочешь пожизненно сидеть? Не хочешь. А эту женщину ты в своем клубе сколько держать намерен? Пока она танцевать может и доходы вам приносить? А потом выгонишь. Меценат хренов.

– Убирайся, – закричал Малхазов, – я тебя не знаю и слышать не хочу. Зачем ты сюда пришел? Уходи отсюда, пока я добрый. Иначе сейчас возьму пистолет у ребят и тебя убью. А потом труп твой вывезем и где-нибудь закопаем. И ее тоже убью, чтобы свидетелей не осталось.

– А твои ребята тебя сдадут, – весело возразил Дронго. Ему было не страшно, скорее смешно и грустно. – Не забывай, что они обычные наемники. И наверняка тебя ненавидят больше остальных. Они должны за тобой ходить, твое дерьмо подчищать, твою персону охранять. И ты еще наверняка над ними куражишься. А ведь каждый из них понимает, что ты полное ничтожество.

– Я тебя разорву, – ринулся Малхазов со своего места на обидчика. Дронго сделал то, о чем мечтал с тех пор, как этот тип появился в комнате. Он резко ударил подбежавшего хозяина клуба в солнечное сплетение. Тот согнулся от боли.

– Сядь и успокойся, – посоветовал Дронго, – и не зови своих ребят, иначе я всем переломаю ребра. И тебе, и им.

Застонав от боли, Малхазов плюхнулся на стул.

– Кто вы такой? – спросила Виола, уже понявшая, что это не обычный сотрудник милиции.

– Просто прохожий. Решил зайти к вам в клуб. Много про вас слышал, – ответил Дронго, – спасибо за гостеприимство. И до свидания. Не нужно меня провожать, господин Малхазов, я оценил ваше южное гостеприимство.

Он открыл дверь и вышел в коридор.

– Стой! Задержите его! – прохрипел Малхазов.

– Что? – не поняли охранники.

– Он вас зовет, – объяснил Дронго, – у него плохо с животом. Возможно, диарея. Ему нужна строгая диета.

Охранники ринулись в комнату. Дронго повернулся и быстро пошел к лестнице. Они выбежали из комнаты через несколько секунд и бросились следом за ним.

– Стой, стой! – закричали они, мешая друг другу.

Он был уже на лестнице. Один из них схватил его за руку. Дронго вывернул руку и легко толкнул преследователя. Тот полетел вниз. Второй испуганно попятился назад.

– Не нужно, ребята, – посоветовал Дронго, – я ведь сюда не драться пришел. До свидания.

Он оставил обоих охранников у лестницы и вышел в зал. Проходя мимо бармена, подмигнул ему, но тот сделал вид, что они незнакомы. Уже усевшись в машину и отъезжая от клуба, он увидел, как из помещения выскочил сам Алхас Малхазов и еще несколько его охранников. Они озирались в поисках незнакомца. Но в машине стояли тонированные стекла, и разглядеть, кто уезжал в автомобиле, было невозможно. Дронго откинулся на сиденье и улыбнулся. Достал телефон, набрал номер Эдгара Вейдеманиса.

– Ты знаешь, – сказал Дронго, – этот клуб действительно опасное место. Я тебя послушался и быстро сбежал. В следующий раз возьму вас с Кружковым. Иначе туда просто нельзя соваться, могут голову оторвать.

– Я же тебя предупреждал, – озабоченно произнес Вейдеманис. – Между прочим, тебя дважды искала мадам Кирпичникова. Очень нервно интересовалась, где ты находишься. Я звонил на твой телефон, но ты не отвечал.

– Просто я отключил звонок, – ответил Дронго, – и был на нижнем этаже. Опять у нее какие-то версии или проблемы?

– Не знаю. Тебе лучше ей сразу перезвонить.

Дронго тяжело вздохнул, набирая номер мобильного телефона Кирпичниковой. И услышал ее недовольный голос:

– Вам не кажется, что мы должны быть все время на связи, чтобы как-то координировать наши усилия? – ядовито поинтересовалась Наталья Кирпичникова.

– Нет, не кажется, – не очень любезно ответил он, – я веду расследование, а вы меня все время дергаете. Между прочим, хороший знакомый вашей семьи, Максим Георгиевич, улетел в командировку и вернется только через четыре дня.

– Мне уже об этом сказали, – ответила она. – Я хочу, чтобы вы знали. Если в течение этих четырех дней вы не добьетесь успеха, мы решили передать дело в прокуратуру. Пусть они официально объявят Егора убитым и начнут свое расследование. Я думаю, вы правильно понимаете наши мотивы? За свой гонорар можете не беспокоиться, мы выполним все условия нашего договора.

– Зачем вы это делаете? – спросил Дронго. – У меня нет никакой гарантии, что я смогу уложиться именно в этот срок. А если не смогу? А если не успею? Возможно, мне нужно дождаться Гловацкого, чтобы выяснить все обстоятельства этого дела. Вы же сами говорили о своих подозрениях, что это преступление организовал Гловацкий.

– Он химик, а там применяли специальный яд, – упрямо сказала она.

– И поэтому вы решили любым способом мне помешать?

– Я вам не мешаю. Просто я целый день об этом думаю. У меня уже голова кружится, и я сама не знаю, что мне делать. Только я понимаю, что вы в одиночку можете не добиться успеха. Я понимаю, что вам может понадобиться помощь. Пусть в прокуратуре начнут официальное расследование. Босенко говорит, что мы все равно обязаны передать новые акты экспертиз в прокуратуру. И поэтому мы с Николаем Даниловичем решили, что у вас осталось ровно четыре дня. Потом мы обращаемся в прокуратуру. Пусть они начнут свое официальное расследование.

– Через месяц после случившегося, – напомнил Дронго. – Если у меня не получится, то почему вы думаете, что может получиться у них?

– У них целая армия помощников. Прокуратура, этот новый следственный комитет, сотрудники милиции, ФСБ. Пусть они ищут параллельно с вами. Возможно, так будет правильно, – нервно сказала она, – и еще… Мне трудно об этом говорить… Но ваш вчерашний поступок немного выбил меня из привычной колеи. Я даже не знаю, как с вами разговаривать. Вы поступили так ужасно и грубо…

Он терпеливо ждал.

– …но, с другой стороны, я сознаю, что сама вас спровоцировала. Возможно, я была излишне резкой. Как вы считаете, мне нужно принести вам свои извинения?

– Нет, – улыбнулся он, – мы в расчете.

– С вами невозможно разговаривать. До свидания. – Она отключилась.

Он убрал телефон. Значит, Илья Шмелев попросил брата своего друга отправить Виолу в Турцию, чтобы Егор забыл об этой молодой женщине. Какое нужно иметь изощренное сознание. Кажется, пришло время познакомиться с этим типом. Дронго взглянул на часы. Уже девятый час вечера. Хотя, наверное, современный бомонд только начинает в это время свою творческую жизнь. Почему-то считается, что писатели, художники, композиторы, актеры, певцы – все в основном совы. Они поздно просыпаются, долго приводят себя в порядок, а потом с вечера и до утра посещают ночные клубы и разные приемы. Только непонятно в таком случае, когда они работают? И работают ли вообще? А ведь среди них есть выдающиеся мастера, которым нужно сутками и неделями корпеть над своими замыслами, воплощая их в жизнь.

Дронго позвонил Эдгару:

– Как нам выйти на Илью Шмелева? Ты не знаешь в Москве человека, который мог бы знать его отца?

– Его отца знает вся Москва, – напомнил Вейдеманис, – самый известный художник в городе. Многие считают, что в городе есть только три художника такого уровня: Глазунов, Шилов и Шмелев. У каждого своя галерея и тысячи почитателей.

– А Зураб Церетели? – напомнил Дронго.

– Почитатели этих троих его не любят, считая халтурщиком. Для них идолы только эти трое. И каждый возводит своего на высшую ступень пьедестала.

– Откуда такое знание жизни нашей творческой богемы?

– У меня дочь встречается с художником. Между прочим, очень хороший парень. И ученик знаменитого Таира Салахова.

– Может, Салахову позвонить насчет Шмелева? Хотя его сейчас нет в Москве. Кому лучше перезвонить, как ты считаешь? Нам ведь нужен не сам Савелий Шмелев, а его сын.

– Сейчас узнаю у будущего зятя. Может, он подскажет какую-нибудь галерею. Хозяева московских салонов обычно знают всех художников.

– Верно, – согласился Дронго, – действуй. И учти, что мне хотелось бы уже сегодня побеседовать с этим молодым человеком. Мне ужасно хочется задать ему несколько интересующих меня вопросов.

 

Глава 12

Он уже подъехал к дому, когда перезвонил Эдгар.

– Мы все устроили, – сообщил он, – Шмелев живет в Доме на набережной. И он будет тебя там ждать ровно в десять вечера. У него в полночь намечается встреча, и он сказал, что с удовольствием потратит два часа на общение с тобой. Я попросил молодого друга моей дочери, и он вышел на Илью Шмелева через хозяйку салона, в котором тот иногда бывает. Она о тебе много слышала. Такая экзальтированная дама лет сорока. Она позвонила Илье и рассказала ему о тебе. Он очень заинтересовался.

– Хорошо хоть так, – пробормотал Дронго.

– Что ты сказал?

– Ничего. Значит, он уже знает, что я занимаюсь расследованиями сложных преступлений? Могу себе представить, что она обо мне могла рассказать.

– Она сказала, что ты уезжаешь и вам нужно срочно встретиться. В общем, я сам придумал эту версию. Шмелев согласился. Чем ты недоволен?

– Спасибо. Ты сделал почти невозможное. Ровно в десять часов я у него буду. Хотя это первый случай в моей жизни, когда мне назначают встречу в столь позднее время в своей квартире. У него там квартира или мастерская?

– Наверное, квартира. Но точно я не знаю. Я думаю, это не принципиально. Его отец – один из самых известных художников в стране, и поэтому нет ничего удивительного, что у сына сразу несколько квартир и в разных местах.

– Ничего удивительного, – согласился Дронго, повторив как эхо слова своего друга, – спасибо. Надеюсь туда ты меня отпустишь одного? И мне не понадобится твоя помощь.

– Как хочешь, – ответил Вейдеманис.

Дом на набережной, известный по повести Трифонова, был на самом деле одним из самых замечательных сооружений советской власти, сотворенных перед войной. По существу это был не один дом, а целый квартал со своим кинотеатром, магазинами, служебными помещениями и квартирами, где жили наркомы, комиссары, депутаты и известные творческие люди. У этого дома была сложная судьба. Именно сюда в конце тридцатых начали приезжать черные «воронки», забирая его обитаталей в места, откуда они не возвращались. Зато «воронки» возвращались в этот дом, чтобы сначала забрать жену арестованного врага народа, а через некоторое время и детей, которых тоже отправляли в специальные лагеря.

В эти предвоенные годы некоторые квартиры по нескольку раз успели поменять хозяев. Уже позже, когда реабилитируют большинство бывших жильцов, на доме начнут появляться таблички с именами и гордыми профилями людей, которые стали легендами при жизни; затем их имена вымарывались из учебников и книг, а затем снова возвращались в историю своего народа.

Дронго приехал немного раньше, обошел дом, разглядывая мраморные таблички. Он вспомнил, как мать рассказывала ему, что бывала в этом доме. Она участвовала в девятнадцатом съезде ВКП(б), позже переименованной в КПСС. Мать признавалась, что многим делегатам очень не нравилось словосочетание «КПСС», ведь в памяти еще свежи были воспоминания об отрядах СС, действовавших во время войны. Но новое название утвердили, и его мама тогда приехала сюда в квартиру Поспелова, к его супруге.

Он вошел в подъезд, поднимаясь на третий этаж. Возможно, этот Шмелев прав, здесь действительно чувствуется сама история, словно оживают тени забытых героев Гражданской войны. Он подошел к нужной ему двери, позвонил. Через некоторое время услышал шаги, и дверь открыли. На пороге стоял довольно тучный человек лет тридцати. У него были взъерошенные темные волосы, одутловатое мордастое лицо, небольшие глаза, крупная родинка на щеке. Он был похож на своего знаменитого отца. Но тот был достаточно худощавый и высокий мужчина. Хотя сходство было очевидным. У отца были такие же глаза, волосы, круглая голова и большая родинка на том же месте.

Илья был одет в какой-то балахон, заканчивающийся у колен. Под ним были светлые брюки. Он протянул гостю руку.

– Входите, – достаточно приветливо сказал он, – я уже заканчиваю работу. Вы, кажется, пришли немного раньше.

– Одна минута одиннадцатого, – возразил Дронго, глядя на часы.

– Ясно. «Точность – вежливость королей». Значит, я увлекся и не заметил, как пролетело время. Идемте в гостиную. Она у меня справа по коридору. А мастерская слева.

– Вы используете эту квартиру как мастерскую? – уточнил Дронго.

– Нет. Разумеется, нет. Это было бы слишком дорогое удовольствие. Но у меня здесь четыре комнаты, а живу я один. Поэтому в двух комнатах я работаю, а в двух иногда остаюсь. Гостиная и спальня – мне вполне достаточно для жизни. Я человек скромный.

Дронго прошел в небольшую гостиную. Отсюда открывался удивительный вид на Кремль и Москву-реку. Он сел за стол, покрытый сине-желтой скатерью. На нем стояли вазы с фруктами и сладостями. Дронго увидел, как в коридор вышли двое молодых людей. Парень и девушка. Они были в одном нижнем белье. Оба заторопились в другую комнату, очевидно, там они переодевались. Через некоторое время в гостиной появился Илья Шмелев. Он уже успел переодеться. Теперь на нем были черные вельветовые брюки и светло-зеленая рубашка цвета хаки, которую он надел навыпуск.

Шмелев подвинул к себе столик, стоявший у окна. На нем выстроилась целая батарея бутылок. Он спросил у гостя:

– Что будете пить?

– Давайте коньяк, – сказал Дронго, увидев знакомый «Хеннесси». Шмелев одобрительно кивнул, взял два пузатых бокала и налил коньяк. Достал снизу коробку шоколадных конфет.

– Считается, что в России моду на коньяк с лимоном ввел Николай Второй, – вспомнил Илья, – но сейчас говорят, что это дурной вкус. Последний император вообще не отличался хорошим вкусом. Умудрился взять жену с наследственной болезнью, проиграть все войны, которые вел, и отречься от престола за себя и за своего сына. В истории редчайший случай такого слабоволия.

– Я видел в коридоре его портрет, – напомнил Дронго.

– Верно. Это подлинник. Работа девятьсот пятого года. Николай тогда никому не позировал, но неизвестный художник сделал его портрет по фотографиям. Они только входили в моду.

– Вы давно здесь обосновались?

– Не очень. Отец помог мне купить эту квартиру. Ему, очевидно, льстит, что его отпрыск живет в таком знаменитом месте. Хотя с точки зрения удобства и эстетики здесь не очень хорошо. Трубы старые, дом сыплется, соседи часто меняются. В общем, одна морока. Я живу обычно в новом доме на Остоженке, а здесь иногда работаю и встречаюсь с тенями ушедших. Между прочим, из этой квартиры увели на расстрел сразу двух хозяев. Командарма и наркома. Я пытался увидеть их тени, но они сюда не возвращаются.

В коридоре снова появились молодые люди. Они уже успели одеться.

– Мы уходим, – сказал парень, – если мы вам больше не нужны.

– Да, идите, – отмахнулся Илья, – и не забудьте закрыть дверь. Я вам позвоню, когда вы снова понадобитесь.

– Ваши натурщики? – понял Дронго. – Я видел, как они выходили раздетыми.

– Почти, – весело кивнул Илья, – ваше здоровье. У вас хороший вкус. Я имею в виду коньяк.

Дронго пригубил коньяк. Действительно хорош!

– Чем обязан? – спросил Шмелев. – Говорят, вы самый известный аналитик в нашем городе. Или вообще в мире. Моя знакомая уверяет, что вы самый лучший специалист по расследованию запутанных преступлений.

– Она преувеличивает, – возразил Дронго, – просто мне иногда везло, и я находил разрешение некоторых сложных проблем.

– Везло? – заинтересованно повторил Илья. – Вы считаете, что может везти кому угодно? Тут я с вами не согласен. Везет обычно профессионалам. И тем, кто настроен на это везение. Я бы не сумел делать вашу работу, но думаю, что и вы не смогли бы рисовать вместо меня.

– Не пробовал, – согласился Дронго.

– Итак, что у нас за проблема? Я догадываюсь, что вы пришли ко мне не просто так. Наверняка этот визит связан с трагической смертью Егора, которая произошла примерно месяц назад.

– Почему вы так считаете?

– Я не верю в официальную версию его смерти, – пояснил Шмелев, – он слишком любил жизнь, был молодым, здоровым человеком. Думаю, здесь что-то нечисто. Хотя врачи выдали заключение, что у него была язва. Но откуда она взялась в его возрасте? И почему они не смогли ему помочь? Нет, я и тогда не поверил, и сейчас не очень верю.

– У вас есть версии?

– Конечно. Его убили. Это абсолютно ясно. Я думаю, отец и сестра Егора просто обязаны настаивать на эксгумации трупа и вторичной проверке. И вы увидите, что я буду прав. Значит, вы все-таки пришли из-за этого дела?

– Можно сказать, – ответил Дронго.

«С этим парнем нужно быть осторожнее, – подумал он, – у него достаточно критический ум и цепкое сознание».

– Не понимаю, чем я могу вам помочь, но готов, – предложил Илья. – Я думаю, вы знаете, что мы с Егором были большие друзья. Он учился в Лондоне в одной группе с нашим другом Илларионом Гоцадзе, а я учился в другом университете, но мы втроем очень тесно общались.

– Мне об этом говорили. Кажется, вас называли «мушкетерами». А потом к вам присоединился и четвертый…

– У троих «мушкетеров» просто обязан был появиться свой д’Артаньян, – усмехнулся Шмелев, – и он появился.

– Казбек Малхазов…

– Да. Поздравляю, вы проделали большую работу, сумели все точно узнать. Я начинаю думать, что комплименты в ваш адрес были ненапрасными.

– Вы не замечали ничего подозрительного?

– Конечно, нет. Иначе я бы сразу позвонил нашему верному стражу. Нашему Витьку.

– Кому?

– Виктору Алексеевичу Босенко. Неужели не слышали? Он руководитель службы безопасности компании «Сибметалл». Такой верный пес Аристарха Павловича. Если тот ему прикажет умереть, Босенко за шефа с радостью умрет. У примитивных существ бывает отчетливо развита преданность.

– Я слышал, он был полковником КГБ.

– Ну и что?

– Там обычно не держали «примитивных существ».

– Кто вам сказал? – снисходительно улыбнулся Илья. – Вы, наверное, судите по себе. Или по своим знакомым. А количество дебилов в этой организации в последние годы превышало всякое разумное число. Вы вспомните, кто возглавлял КГБ после ухода Андропова. Солдафон Федорчук. Или примитивный Чебриков. Про Крючкова я не говорю. Это просто позор. Контролируя всю страну, он умудрился проиграть Ельцину, у которого в августе не было ни одного танка, ни одного батальона солдат. Даже танк, на который Ельцин залез, формально подчинялся Крючкову и Язову. Чем все это закончилось? Штурмом Лубянки. Снесли памятник нашему Железному Феликсу. Еще повезло, что не взяли здание КГБ, иначе был бы такой позор на весь мир! Потом назначили Бакатина, который благополучно сдал схемы подслушивающих устройств американцам. По-моему, над этим не смеялся только ленивый. И наконец, туда определили Баранникова, который тоже оказался неудачным заговорщиком и попал на нары, откуда его выпустили по амнистии. И вы хотите меня уверить, что это были нормальные люди?

– Интересно, – заметил Дронго, – откуда такое знание истории спецслужб?

– А я люблю детективы. И читаю книги по нашей истории. Если хотите, в конце восьмидесятых в КПСС и КГБ остались только кретины и неспособные на поступок ничтожные мямли. Когда Ельцин запретил компартию, ни один секретарь райкома не застрелился, ни один не призвал к восстанию. Про КГБ я не говорю, они вообще оказались недееспособными. И наш Виктор Алексеевич Босенко продукт той самой системы, порождение КПСС и КГБ. Ничтожество, без амбиций и внутреннего стержня.

– Вы достаточно безжалостны, – сказал Дронго.

– Просто я говорю откровенно и не боюсь. И за это меня не любят.

– Значит, вы считаете, что вашего друга убили?

– Безусловно. И я говорил об этом его старшей сестре. Конечно, убили. И я могу вам даже подсказать, кто это сделал. Хотя мотивы очевидны, а пособники убийцы даже не скрываются. Это Анвар Махметов и его супруга. И не удивляйтесь, что я говорю о тандеме. Конечно, они вместе убили нашего Егора. Махметов, очевидно, знал о встречах его ветреной супруги с Егором. Или однажды их просто застукал. И решил избавиться от молодого соперника. Возможно, заставил действовать и свою жену. Просто поставил ее перед выбором. Либо она ему помогает, либо позорный развод, и она остается без средств к существованию. Денег у нее, конечно, нет, актриса она, прямо скажем, бездарная. Долго молчать и закатывать глаза – это еще не актерская игра. Или показывать свою роскошную грудь. В общем, она согласилась. Егор увез ее к себе, там она дала ему яд, и он умер. Чтобы обеспечить себе алиби, она разыграла безутешную любовницу и, даже рискуя своей репутацией, привезла его в больницу. Дудки. У таких актрис не бывает никаких чувств. Одна игра. Она и сыграла безутешную влюбленную женщину. Так, что даже врачи поверили. И родные Егора. Никто не стал досконально проверять – почему умер молодой и здоровый человек.

– Значит, вы считаете, что его убили Махметов вместе со своей супругой?

– Я в этом убежден, – улыбнулся Шмелев, – и я считаю, что вы пришли ко мне из-за этого. Узнать подробности и завтра послать в следственный комитет запрос на его арест. Или сейчас у нас санкцию на арест дает уже не следователь и прокурор, а суд, как в настоящей демократической стране? Тогда в суд. Но тогда ответьте на один вопрос – почему умер Егор? Отравился? Невозможно, мы все были на том приеме. Выпил что-то лишнее? Тоже не может быть. Он уехал на своем автомобиле, забрав Милу Гришунину. Обратите внимание, забрав у всех на глазах. Если бы он был в предсмертном состоянии, то не сумел бы нормально доехать до дома. Значит, его отравили уже дома. И сделать это могла только наша актриса. Ведь в его доме есть дежурный консьерж и установлены камеры наблюдения. Никто к нему не поднимался и не заходил. Я думаю, что не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы все правильно оценить. Неужели вы до сих пор ничего не поняли?

– С одной поправкой, – сказал Дронго, – если даже иметь в виду вашу версию. Дело в том, что в его организме действительно нашли яд. Но только яд попал туда за пять или шесть часов до того, как он почувствовал себя плохо. Значит, яд попал в его организм как раз во время приема в саду «Эрмитаж».

– Здорово, – кивнул Илья, снова разливая коньяк. Он даже не удивился, что его друг действительно был отравлен. У этого человека были хорошие нервы. И черствая душа.

– Только все это не исключает моей версии, – заметил с улыбкой Шмелев, – ведь она могла отравить его в саду, зная, что потом поедет с ним домой и сама все лично проконтролирует, обеспечив себе абсолютное алиби. Вот такой вариант.

– Вы настаиваете, что это убийство могли осуществить сенатор Махметов и его супруга?

– Повторяю, я в этом убежден. Других мотивов просто не может быть. Все предельно ясно.

– У меня есть и другие версии. Например, его могли убрать как наследника крупного состояния, ведь известно, что у его отца больное сердце.

– Полностью исключается, – так же весело заметил Шмелев, словно речь шла не о версии смерти его друга, а о каком-то забавном кинофильме, – если Егор умирает, то наследниками остаются его сестра и наш уважаемый сенатор. Вы его видели? Неужели вы думаете, что этот надутый индюк способен на преступление? Никогда в жизни. У него просто не хватит смелости. Он абсолютно подкаблучное существо. У них в семье настоящий матриархат, хотя наш Кирпичников и считается сенатором. Наталья тоже не стала бы травить своего брата. Мне иногда кажется, что он был единственным мужчиной, которого она любила. С отцом у нее были сложные отношения. Он ее очень любил, а она всегда вела себя независимо. Двенадцать лет назад вышла замуж за никому не известного строителя с такой характерной «строительной» фамилией – Кирпичников. Тогда ее отец очень возражал, но она не послушалась. Всегда делала так, как хотела. И она бы не стала убивать своего младшего брата. Ни за какие деньги. Никогда в жизни. Она ему заменяла мать, которую они рано потеряли. Она на похоронах едва держалась. Извините, господин эксперт, но этот вариант тоже не подходит. Какие еще есть варианты?

– Если убрать версии ревности и наследства, то возможны месть, соперничество, уязвленное самолюбие, – заметил Дронго.

– Теплее, – согласился Шмелев, – но тогда нужны конкретные кандидаты на эту роль.

– Ваш общий друг Илларион, – неожиданно сказал Дронго.

– Не может быть. Он готов выпить вашу колу, но не способен на убийство. А почему именно он?

– Ведь он учился вместе с Богдановским в одной группе, – пояснил Дронго, – и не сумел сдать выпускные экзамены. Уже уязвленное самолюбие. Прибавьте к этому обязательное недовольство его отца, известного бизнесмена. Почему сын Аристарха Богдановского сумел сдать экзамены, а сын Эдуарда Гоцадзе их завалил? Эту тему можно развивать, и мотив достаточно понятный. Зависть…

– Из-за этого не убивают, – Шмелев пригубил свой коньяк, – слишком примитивно.

– Кто знает, что творится в душе другого человека, – вставил Дронго, – у него ведь был не один друг.

– Совсем тепло. Значит, все-таки добрались до меня. Интересно, каким образом я могу быть причастен к его отравлению? И самое главное, зачем? Я учился совсем в другом университете и, между прочим, все сдал на «отлично». У нас абсолютно не пересекающиеся интересы в бизнесе. Я занят салонами и творчеством, а он подвизался в конторе своего отца. Согласен, что денег у его папаши может быть больше, чем у моего. На пару сотен миллионов. Но у моего тоже денег хватает, чтобы я не бегал с ножом по улицам, пытаясь ограбить несчастных миллионеров. Интересно, как вы сможете меня притянуть к этому делу?

Дронго тоже глотнул коньяка. Взял шоколадную конфету.

– Мотивы бывают различные, – сказал он, глядя в глаза своему собеседнику, – например, из-за женщины…

У Шмелева дернулась рука, и он пролил коньяк себе на рубашку.

– Вот видите, – сумел пошутить Илья, – я уже испугался. Но из-за какой женщины мы с ним могли поссориться? Надеюсь, не из-за его актрисы. Она не в моем вкусе. Слишком много мяса, большая грудь и вытянутое, как у лошади, лицо. У этой актрисы слишком тяжелый зад. Мне больше нравятся небольшие груди, чтобы помещались в ладони. Так гораздо приятнее. И чтобы фигура была немного поизящнее.

– Под мальчика, – сказал Дронго, – как у Виолы.

Шмелев поставил бокал на столик и зааплодировал.

– Браво, – сказал он, – вы действительно выдающийся мастер. Сумели связать меня с погибшим Егором. Это была виртуозная работа, но вы все-таки смогли найти эту связь. И тем более найти Виолу. Браво. Честное слово, вы – молодец.

– Закончим комплименты. Вы с ней знакомы?

– Вы же уже все выяснили. Конечно, знаком. Маленькая стервочка, бывшая гимнастка с красивой попочкой и ладной фигуркой. Танцует стриптиз в клубе «Золотой фазан» у младшего брата нашего Казбека. Встречалась с Егором. Видимо, она ему нравилась, хотя я не могу понять, как можно встречаться с этой актрисой и нашей стриптизершей одновременно. Абсолютно разные женские фигуры. Но Егор был всеяден. Вы знаете, какой он устроил скандал со своим родным дядей?

– Немного наслышан.

– Егор привык, что все женщины ему просто так отдавались, – продолжал Илья, – а здесь коса нашла на камень. Выяснилось, что эта Алина уже влюблена в его собственного дядю и не хочет бегать к нему в кабинет. Он там устроил настоящую комнату для свиданий, даже попросил провести ему душ. А она ему отказывала. Закончилось это тем, что дядя, по слухам, просто набил ему морду, ушел сам из компании и забрал свою пассию.

– Вы не ответили про Виолу, – терпеливо напомнил Дронго.

– Я ответил, – возразил Илья, – мне действительно нравятся девочки с такими фигурами. И она мне тоже очень нравилась. Но Егор выбрал ее первый. Даже не выбрал. Ее послал Казбек к Егору в качестве какого-то трофея. Егор умел нравиться женщинам. Он дал ей денег, проявил себя рыцарем, и эта дурочка в него влюбилась. Она решила, что он будет ее сказочным принцем. И он пообещал ей вытащить ее из ночного клуба. Но сказка быстро заканчивается. Она уехала в Турцию, а он забыл про нее. Когда она вернулась, он уже «почил в бозе», как говорят в подобных случаях. Жалко Егора, и эту дурочку жалко, которая, наверное, жаловалась на меня. Я хотел ей только добра, предлагал ей денег, но она гордо отказывалась. Дешевая стриптизерша решила, что ее может спасти только сын владельца компании «Сибметалл». Но не получилось… – Он взял бутылку коньяка, чтобы добавить янтарной жидкости своему гостю и себе.

– Не получилось, – согласился Дронго, – может, потому, что это вы попросили хозяина клуба отправить ее в Турцию на время, пока Егор не успокоится? Разве не так?

Он взглянул на бутылку. Она дрожала в руках хозяина квартиры. Тот опустил руку и негромко выругался.

– Я начинаю жалеть, что пустил вас к себе домой, – признался Илья, и красные пятна проступили у него на лице.

 

Глава 13

Дронго испытующе смотрел на хозяина квартиры. Илья поднял свой бокал, выпил коньяк, поставил бокал на столик.

– Нужно было сразу понять, что вы приедете ко мне из-за этой дешевки. Обидно, ведь у меня с ней даже ничего не было. Можете себе представить? Стриптизерша, которую я добиваюсь. Даже смешно. Она почему-то решила мне отказывать. Все время. Я предлагал ей деньги, гораздо больше денег, чем ей обычно платят, но она упрямилась. Дура.

– Может, потому, что просто вас боялась. Или вы были ей неприятны. Извините, но иногда такое случается.

Илья облизнул губы. К нему начало возвращаться душевное равновесие. Он усмехнулся:

– Она наверняка вам рассказала. Когда она была у Егора, я случайно заехал к нему домой. И увидел эту бывшую гимнасточку. Мне такие девочки всегда очень нравились. Еще со школы. И я был немного выпивший. Вот я и предложил нашему Егорушке использовать «товар по назначению» вдвоем. А он, дурашка, отказался. Хотя в Англии не отказывался. У нас бывали такие загулы на весь Лондон!

– Вам не кажется, что он поступил так, потому что не хотел обижать несчастную молодую женщину?

– Только без этой морали, – поморщился Илья, – девочка работает стриптизершей, каждый вечер выходит голая на публику, демонстрирует свои прелести, иногда за хорошие деньги с удовольствием спит с богатыми клиентами. Даже отправилась в Турцию на заработки. И у нее свои моральные принципы? Ну не смешите меня! Это в девятнадцатом веке были заблудшие души. В «Воскресении» у Льва Николаевича. Или образы падших, но гордых женщин у Федора Михайловича. Только это в книгах все хорошо, а в жизни немного иначе. И даже не немного, а много иначе. Вы же эксперт по преступлениям. Значит, ежедневно сталкиваетесь с человеческим дерьмом, с отбросами общества, с разными подонками и растлителями. Вы действительно верите в моральные принципы? Какие принципы? У кого?

– В таком молодом возрасте и такая мизантропия, – заметил Дронго, – в моем возрасте вам будет тяжелее.

– Сначала нужно дожить до вашего возраста, – возразил Шмелев, – и вообще неизвестно, чем закончится наш век. Я, например, убежден, что человевечество его просто не переживет. Рано или поздно террористы обязательно применят биологическое или химическое оружие, дорвутся до ядерной бомбы, устроят катастрофу на атомной станции и спалят нашу планету. Остатки людей вернутся к первобытному существованию и снова начнут все сначала. Еще через несколько тысяч лет, возможно, возникнет новая цивилизация. Поэтому не стоит особенно напрягаться. Мне повезло гораздо больше, чем остальным. Я родился в обеспеченной семье известного художника. Не я выбирал, где появляться на свет, но я своими предками вполне доволен. И поэтому стараюсь жить так, как мне нравится. Мизантропия тут ни при чем. Я просто реальный прагматик. Теперь что касается вашей девочки. Она дура, и я не хочу о ней больше слышать. Я действительно хотел помочь своему другу, отвлечь его внимание от этой дешевки. Нет, даже не так. Я хотел ее иметь. Вот так точнее и честнее. Без ненужного притворства. Я хотел переспать с этой девочкой, и уверяю вас, что обязательно пересплю. Она от меня никуда не денется. Мне достаточно сейчас поднять трубку и позвонить Казбеку, чтобы она была здесь у меня как миленькая, ровно через тридцать минут. И она будет делать все, что я ей прикажу…

– Вам нужна такая любовь?

– Мне вообще не нужна ее любовь. Я просто хочу эту женщину, и я ее получу. Если вы обвиняете меня в том, что это я намеренно отправил ее в Турцию, то я признаюсь. Ее хозяин сделал это по моему поручению. Пусть поедет туда, порезвится, заработает немного денег, а когда вернется, забудет Егора. А он забудет про нее. Вот тогда я бы с ней и поговорил. Все нормально, все так делают. Я не отбивал у Егора невесты или жены, как он пытался сделать со своим родным дядей или с нашим уважаемым сенатором. Я всего лишь хотел переспать с одной из женщин, которым он платил деньги. Что в этом криминального или противоправного?

– Если вас послушать, то вообще нет ничего противоестественного в ваших поступках.

– Конечно, нет. Человечество умирает от скуки. Я однажды примерно прикинул, сколько денег у моего папаши. Получилась очень приличная сумма. Учитывая, что я его единственный законный наследник, можно разделить эту сумму лет на сто пятьдесят. Больше я не проживу. И мои дети тоже не проживут. И мои внуки. Если в год тратить даже по одному миллиону долларов, то и тогда мы не разоримся. Проживем на одни проценты с основного капитала. Так стоит ли мне напрягаться, пытаться превзойти Пикассо, Дали или своего отца? Первый был жуликом, он активно работал под левую идею, зарабатывая буквально на всем, на чем можно. Он готов был рисовать хоть чертей, лишь бы ему за это платили. И все его периоды – лишь попытки быть всегда на плаву. Что касается Дали, то он вообще косил под шизофреника, хотя очень здорово просчитывал эффекты и от своих усов, и от своих шизофренически гениальных картин. И от своего поведения. Он создавал образ гениального сумасшедшего и на этом делал себе имя.

– А ваш отец? – спросил Дронго. – Вы, кажется, называли трех художников.

– Я вам отвечу, – улыбнулся Илья. – Мой отец умело взобрался на народно-патриотическую волну и начал рисовать всех этих былинных героев и легендарных комдивов. Он вовремя понял, что в обществе существует ностальгия по героической истории и своим доморощенным героям. Понял и не прогадал. Теперь его полотна висят почти во всех музеях страны, ему поручают оформление самых известных зданий, дворцов, музеев. Такой псевдолубок. Вы разве не смотрите телевизор, не читаете наших газет? Такие герои снова востребованы. Нам нужны светящиеся глаза и крепкие руки. Что касается моего отца, то он очень талантливый человек и хорошо рисует. Как и другие двое, о которых сейчас все говорят. Каждый из них не только хороший мастер, но и настоящий бизнесмен. Без этого сейчас нельзя. Недостаточно быть просто художником, нужно уметь продавать свои картины. Сейчас время пиара. Разве вы не согласны?

– Не согласен. Если произведение гениальное, оно найдет дорогу к сердцам людей и без рекламы…

– Возможно. Но на это уйдет вся жизнь. Как у Модильяни или Ван Гога. Посмертное признание – вещь очень приятная, но только для родственников умершего. Самому художнику от этого ни жарко ни холодно. И даже если предположить, что есть рай и ад, то и тогда находящейся там душе абсолютно все равно. У нее другие проблемы.

– Вы еще и богохульник, – заметил Дронго, – такая невероятная смесь. Никаких принципов, никакой морали, отсутствие веры, полная вседозволенность.

– Разумеется. Если нет бога, то какой же я капитан. Кажется, так у Достоевского? Бога нет, это медицинский факт, так говорил другой известный литературный герой. Судя по всему, он был прав. Поверить, что нас сотворил старец, который миллионы лет наблюдает за нашей землей, было бы просто смешно. Не говоря уж о том, что это противоречит законам сохранения энергии и увеличения энтропии. Бога нет. А значит, мы часть животного мира и ничем не отличаемся от животных. Лишь тягой к искусству. Но есть животные, которые любят музыку, и есть животные, которым нравятся яркие краски. Я уже не говорю о тех, что любят свистеть, визжать, орать, шуметь. Чем не современные поэты и писатели? Все не так плохо, господин Дронго. Мир несовершенен, но в этом его красота.

– Целый гимн безнравственности, – сказал Дронго. – Значит, все дозволено. И бога нет. И не нужно соблюдать общепринятые правила, не нужно себя сдерживать. Тогда все правильно. Ваш друг считает себя вправе спать с чужой женой, приставать к женщине, которая встречается с его дядей. Вы, в свою очередь, не считаете зазорным отбивать женщину у него. Более того, прежде чем с ней переспать, вы невольно способствуете тому, чтобы ее отправили на заработки в Турцию, где она наверняка не будет вести целомудренный образ жизни. И вас это не отталкивает от нее? Вам физически не противно?

– Можно подумать, что вы никогда не спали с проститутками. Или с замужними женщинами, – ухмыльнулся Шмелев. – Или у вас были только девственницы? Не нужно читать мне мораль, господин эксперт. Я ее убрал из Москвы, но я не убивал своего друга.

– В тот день он приехал к вам очень расстроенным. И между вами был какой-то неприятный разговор. Верно?

– Неужели вы общаетесь с душами покойников? При нашем разговоре были только два человека. Он и я. Откуда вы могли узнать, о чем именно мы говорили, если он в ту ночь умер? Пытаетесь блефовать? Это не очень умно, я же понимаю, что о нашем разговоре… – Внезапно он замер, умолк. Потом кивнул. – Вы меня поймали. Как глупо и самонадеянно! Конечно, он мог рассказать обо всем этой актрисе. Возможно, он хотел показать себя с лучшей стороны. Он такой благородный человек, спасает женщину из ночного клуба. Где-то уже встречался подобный сюжет…

– У Куприна, – ответил Дронго, – в «Яме». Но там ничего не получилось.

– Какая эрудиция! – восхищенно заметил Илья. – Неужели вы тоже учились в элитарном лицее? Отец засунул меня туда и заставил проучиться десять лет. Поэтому русскую и мировую литературу я знаю как никто другой.

– Если при столкновении книги с головой раздается пустой звук, в этом не всегда виновата книга, – процитировал Дронго. – Вам не кажется, что книги не оказали на вас должного нравственного воздействия?

– Книги вообще не должны воспитывать. Они должны учить, развлекать и забавлять. В этом их функция.

– Библия тоже? Коран? Тора? Авеста? Перечислять дальше?

– Это только исключения…

– «Преступление и наказание», «Анна Каренина», «Овод», «Робинзон Крузо», «Приключения Гулливера», «Одиссея», «Дон Кихот», вся мировая литература. Разве они только забавляют и развлекают?

– Сдаюсь, – поднял обе руки Шмелев.

– Вернемся к нашей теме. О чем вы говорили?

– Она же вам все рассказала…

– Я хочу услышать от вас.

– Он узнал, что я попросил Казбека отправить Виолу в Турцию, и разозлился. Очень разозлился. Приехал ко мне и наговорил кучу гадостей. Я ему ответил. Мы накричали друг на друга. Потом он объяснил, что ему нравится эта молодая женщина и он хочет ей помочь. Вот и все. А я сказал, что помогать таким женщинам не нужно. Она все равно ничего не поймет и не оценит. Да еще и будет считать своего благодетеля законченным дураком. Ну как можно объяснить мухе, что, выгоняя ее из комнаты, вы совершаете благое дело, решив не давить ее? Это примерно одно и то же.

– Судя по тому, что я о нем слышал, он никогда не был особенно благородным человеком. Ведь он был из вашей компании, что с ним произошло?

– Я тоже об этом думал. Он нормальный парень был. Жил с нами в Лондоне, ходил по девочкам, пробовал травку. Иногда мы ездили, чтобы немного покуролесить…

– В Голландию, – вставил Дронго.

– Я уже ничему не удивляюсь. И в Голландию тоже. В общем, все было нормально. И когда мы сюда вернулись, тоже все было нормально. Он прямо в кабинете у себя пропускал самых привлекательных сотрудниц отца. Никто ему отказать не смел. А потом его словно подменили. Сначала тот случай с Алиной, которая вышла замуж за его дядю. Он даже не подозревал, что такие женщины бывают. Потом эта актриса. Она ведь героическая женщина. С таким суровым мужем и с такой репутацией она ничего не побоялась. Решила с ним встречаться. Наверное, полюбила его, возможно, и так. Он стал меняться. И меняться не в лучшую для нас сторону. Он уже избегал нас, старательно уходил куда-то в сторону…

– За это не убивают.

– Верно. Но он становился чужим. И мы это чувствовали.

– Он встречался с Казбеком до вас или после вас?

– После, – машинально ответил Илья, – он встречался с ним после. И видимо, они там сильно поругались. Егор вообще был в последние дни сам не свой. Наверное, чувствовал, что ему не простят его связь с Гришуниной. Вот он и срывался на своих друзьях. Я потом спрашивал Казбека, они действительно поругались. И не только из-за Виолы. Вернее, вообще не из-за Виолы. Там были совсем другие обстоятельства…

Он снова облизнул губы и выжидательно посмотрел на Дронго.

– Я жду, – сказал гость, – если вы начали эту тему, то ее нужно закончить.

– Не знаю, какой гонорар вы получаете, но я потребую половину, – заявил Шмелев. – Я ведь сразу сказал вам, что знаю, кто организовал убийство Егора. Это сенатор Анвар Махметов. Только поэтому я так спокойно сижу и разговариваю с вами. Несмотря на все ваши попытки как-то меня поддеть или поймать на противоречиях, я точно знаю, что никогда не убивал и не пытался убить моего товарища. Даже несмотря на все его заморочки последних месяцев. А вот сенатор Махметов, у которого он увел жену, человек горячий, южный, он не прощает подобных обид. Он и убил нашего друга. Вернее, приказал убить. Я не думаю, что он сам убивал. Это невозможно. И обратите внимание, что его не было на приеме в тот вечер. А он никогда не пропускает подобных приемов. Ведь там были министры, сенаторы, депутаты. Наконец, там был и Кирпичников, с которым их связывают тесные отношения. И вдруг он не приходит, а вместо него появляется его супруга. И алиби обеспечено.

– Мы уже говорили на эту тему…

– Но я не знал, что вам уже известно о наших разговорах с Егором. Я не знал, что Мила вам все рассказала. Тогда вы должны знать, о чем именно говорили Казбек и Егор в этот последний вечер. А если знаете, то должны понимать, что заказчиком убийства Егора мог быть только Анвар Махметов. Я прямо указываю вам на это обстоятельство с самого начала нашего разговора. Либо он послал убийцу, который отравил Егора уже на приеме в саду «Эрмитаж», либо приказал отравить любовника своей жене, и она его послушалась. В любом случае, зная о разговоре Казбека с Егором, можно сделать твердый вывод, что убийца – наш уважаемый член Совета Федерации.

Дронго не знал, о чем именно говорили Казбек Малхазов и погибший Егор Богдановский. Но он понял, что эта тема имеет отношение к мужу актрисы. Однако уточнять у Шмелева ему не хотелось. И не потому, что он боялся выглядеть недостаточно компетентным. Он собирался допрашивать Казбека, а Шмелев мог помешать этому разговору, заранее предупредив своего друга о подобном допросе. Следовало оставить Илью в полной уверенности, что его собеседнику все уже известно.

– Похоже, вы все время пытаетесь меня убедить, что в этом убийстве может быть виноват только Анвар Махметов.

– Ревность – ужасное чувство. Кажется, еще Шекспир показал нам, на что способен ревнивый и обманутый муж. И не забывайте, что, прежде чем задушить Дездемону, он приказал убить ее любовника. Шекспир был гениальный автор, он знал, как ведут себя обманутые мужья.

– Он не совсем приказывал, – возразил Дронго, – насколько я помню, там была и личная инициатива самого Яго. В таких случаях всегда есть подонки, готовые помочь. Но тут я как раз с вами согласен. Ревность действительно ужасное чувство. И вполне способное толкнуть человека на решительные действия. Значит, вы приехали на прием после разговора с Егором и больше с ним ни о чем не говорили?

– У нас разговор был днем, а прием был вечером, – напомнил Шмелев, – к тому времени мы уже успокоились и мило поздоровались друг с другом. Хотя, если честно, для себя я решил с ним поговорить. Так дальше нельзя было жить. Он становился чужим, не принимал участия в наших вечеринках, отказывался от общения с нами.

– Не хотел сидеть на полу и ждать, пока его укусит пчела? Или не собирался играть с вами в гольф по всей Москве? А может, Виола нужна была вам как очередная игрушка для клиентов, которых вы пугали голыми женщинами?

– Интересно, кто это вам все рассказал? – добродушно спросил Шмелев. – Наверное, Гоцадзе, больше просто некому. Но в этом нет ничего необычного. Он вам еще и половины наших забав не открыл. Он не говорил вам о том, как мы отбирали «пары чистых» и «пары нечистых»?

– Это уже из Маяковского, – заметил Дронго, – вам нужно было поступать в Литературный институт.

– Значит, не говорил, – удовлетворенно кивнул Илья, – а игра очень простая. Мы едем в студенческое общежитие, где обычно много молодых людей и мало денег. А потом предлагаем им деньги за встречу. Большие деньги. Некоторые соглашаются, некоторые отказываются. Кто быстрее найдет «пару чистых», тот и выиграл. Иногда приходится платить и большие деньги, ведь не все соглашаются.

– Какую встречу? – не понял Дронго.

– Интимную, – пояснил Шмелев. – Кто быстрее сведет пару для интимной встречи. И учтите, что они получают не только удовольствие, но и деньги. Единственное и непременное условие – при этом должны быть свидетели. То есть мы. Которые тоже получают удовольствие. Хотя бы от созерцания такого зрелища.

Дронго поморщился:

– Я не ханжа, но, по-моему, это гадко. Несчастные студенты готовы за деньги на что угодно. Даже прыгать с крыши для вашей забавы.

– Почему несчастные? Они здоровые молодые люди. Мы выбираем самых красивых и самых спортивных. Вы смотрите по телевизору «Дом-два»? Там сводят людей в пары и показывают это по телевизору. И никто не видит в этом ничего аморального или оскорбительного. Мы делаем то же самое, только быстрее и на интерес. Победитель забирает все деньги. Здесь главное – вовремя найти девушку. Парни чаще всего согласны на любые условия. И не возражают против нашего присутствия. А вот дамы иногда стесняются. Такие современные игры, разве вам не говорили? Неужели вы никогда не слышали про «Бои без правил»? Это лучше? Когда убивают друг друга двое молодых людей. Неэстетично, дико, грубо и преследуется по закону как настоящее членовредительство и убийство. А теперь скажите – разве мы нарушаем какие-то законы? Мужчина и женщина хотят быть вместе, и мы им помогаем найти друг друга. Что здесь плохого? Только то, что мы наблюдаем за этим зрелищем, чтобы нас не обманули. Ну извините, мы платим деньги и имеем право проверить. Как говорят в Одессе, кто платит музыку, тот ее и танцует.

Дронго подавил в себе нарастающую ненависть.

– Эти ребята, которые от вас ушли, были не натурщиками? – уточнил он.

– Нет, – весело признался Шмелев, – они как раз создавали новые композиции для моего личного архива. Они любят друг друга, и у них нет даже подходящих условий для того, чтобы заниматься любовью. Я им отдаю свои комнаты абсолютно бесплатно. Единственное условие – их отношения фиксируются на пленку. Всем хорошо. Они получают удовольствие и деньги, а я пополняю свою фильмотеку. У меня есть настоящие шедевры. Хотите взглянуть?

Они смотрели друг другу в глаза.

– В другой раз, – сказал Дронго.

– Вы бы сейчас с удовольствием дали мне по морде, – заметил Шмелев, – это написано у вас на лице.

– Я бы не стал пачкать руки, – возразил Дронго, – продолжайте совершенствоваться в своих играх, господин Шмелев. Рано или поздно игра превращается в реальность. У вас ведь уже был случай, когда какой-то подонок сорвал вам игру. Не боитесь, что завтра найдется другой, который захочет добраться до организаторов этой игры?

– Не боюсь, – ответил Илья, – у нас хорошая охрана.

– В таком случае продолжайте играть. Первый из «мушкетеров» уже вас покинул. Интересно, кто будет вторым? Я почему-то думаю, что этим «вторым» можете оказаться вы. И тогда ни вам, ни вашим будущим детям, ни вашим будущим внукам не удастся потратить денег вашего отца. Не забывайте, что именно такая задача стоит перед вами. До свидания.

Он отодвинул бокал с коньяком и, поднявшись, вышел из комнаты. Шмелев проводил его долгим взглядом.

– Вот так, – негромко сказал он, когда остался один, – хочешь сделать хорошее и всегда попадаешь в лужу. Вместо того чтобы меня благодарить, он еще про эту дуру спрашивал. Определенно я ему не очень понравился…

 

Глава 14

Ночью ему снились какие-то жуткие образы, и он несколько раз просыпался. Словно игры Ильи Шмелева каким-то неведомым образом вошли в его сон, заставив и его наблюдать за ристалищами современных «гладиаторов», которые устраивали различные сцены на потеху богатым клиентам. Утром он прошел в свой кабинет. Долго сидел за столом перед выключенным компьютером. Значит, у Егора перед смертью был какой-то важный разговор с Казбеком Малхазовым. И все уверяют, что Казбек в последний вечер был очень расстроен. Об этом вспоминал и Босенко.

Нужно найти Малхазова и переговорить с ним, узнать причину его плохого настроения в тот вечер. И вообще разузнать об этой беседе. Теперь дальше. Илья Шмелев убежден, что убийца Анвар Махметов. Вернее, организатор убийства. Рано или поздно нужно будет встретиться с этим сенатором. Но как с ним можно говорить на подобную тему? Стоп. Он работает вместе с Николаем Даниловичем Кирпичниковым. Они оба заседают в Совете Федерации. И даже дружат. Их жены тоже тесно общаются. Наталья знает о том, что жена Махметова встречалась с ее младшим братом. Об этом знал и Кирпичников. Неужели такое возможно? Все вокруг знают, а обманутый муж даже ничего не подозревает. Не похоже на правду. Или он знал и действительно решил отомстить?

Нужно будет еще раз побеседовать с Кирпичниковым. Только один на один, без его супруги, которая всякий раз норовит показать свой характер. Она красивая женщина, достаточно умная, образованная, со вкусом одевается. Но явная сексуальная неудовлетворенность настолько очевидна, что об этом даже не стоит и говорить. Она не уважает своего мужа, ей нужен рядом сильный мужчина, похожий на ее отца.

Теперь об отце. Все считают, что Босенко и шагу не сделает без разрешения главы компании. А тут речь идет о смерти любимого сына, и Босенко за спиной президента компании договаривается о частном расследовании, проводит эксгумацию трупа и рекомендует аналитика для проведения независимого расследования. Значит, он входит в невольный сговор с дочерью и зятем Богдановского против самого Аристарха Павловича. Если учесть, что он должен чувствовать и свою ответственность за случившееся, то такая история вообще выглядет невероятной. Он не мог решиться на подобный шаг без разрешения Богдановского. Просто не мог. Или Аристарх Павлович действительно так плох, что от него нужно скрывать розыски возможных убийц его сына? Нужно будет проверить, каково реальное состояние Богдановского. Все говорят, что у него больное сердце. А он ведь еще не очень старый мужчина.

Насчет Виолы все понятно. Шмелев просто убрал ее из Москвы, чтобы потом использовать. Отправил в Турцию, подальше от своего друга. Какой он все-таки изощренный выдумщик. И какая мразь. В таком молодом возрасте быть настолько циничным. «Золотые камешки». Какие они, к чертовой матери, «золотые». Они настоящие дутые «стекляшки». А ведь Илья прав: он точно знает, что отец оставит ему такое огромное состояние, что вся дальнейшая жизнь представляется лишь временем для праздного ничегонеделания. Какое это проклятие – деньги. Они нужны человеку в качестве талонов на жизнь, но никогда не могут быть талонами на счастье. Получающий огромное состояние наследник либо проматывает деньги родителей, либо их приумножает. Азербайджанская пословица гласит, что плохому ребенку нельзя давать денег из наследства, а хорошему они и не нужны.

Дронго закрыл глаза. Осталось еще три дня. Нужно сделать невозможное и попытаться найти убийцу либо организатора этого преступления. И начать нужно, конечно, с Казбека Малхазова. Именно он последним беседовал с погибшим Егором, и именно он сообщил Богдановскому какие-то очень важные сведения, Илья считает их основным доказательством вины Анвара Махметова.

Теперь нужно придумать, как выйти на Казбека. Лучше всего задействовать Кирпичникову. С одной стороны, понятно, что она переживает из-за смерти брата. С другой стороны, Казбек отнесется к любой ее просьбе с большим вниманием и пониманием. Значит, нужно звонить Наталье. Он посмотрел на часы. Еще достаточно рано, только половина десятого. Тогда можно позвонить Босенко. Он уже наверняка на работе. Или лучше к нему поехать. Разговор должен проходить без свидетелей, на этот раз он не возьмет с собой Эдгара Вейдеманиса.

Дронго набрал номер телефона Босенко и сразу услышал его голос.

– Доброе утро, Виктор Алексеевич.

– Здравствуйте, господин Дронго.

– У вас хорошая слуховая память, – похвалил его Дронго.

– Нет. Просто у меня на телефоне высвечивается номер позвонившего. Это новые определители, мы получили их из Германии.

– Прекрасно. Техника совершенствуется с каждым годом. Я бы хотел с вами еще раз встретиться.

– Когда хотите. По какому поводу? Есть что-то новое?

– Да. Я хотел бы с вами посоветоваться. Вскрылись новые обстоятельства.

– Только не сейчас, – попросил Босенко, – я еду в аэропорт. Поручение Аристарха Павловича. У нас приезжает наш немецкий партнер. Я должен его встречать вместе с нашим первым вице-президентом. А после перерыва я буду к вашим услугам.

– Договорились, – согласился Дронго, – тогда я вам перезвоню.

«Возможно, это к лучшему, – подумал он. – Сначала нужно увидеться и переговорить с Казбеком, а уже потом идти к Босенко». Он подождал еще немного и, когда часы показывали уже десять, решил позвонить Наталье Аристарховне. Она ответила достаточно бодрым голосом:

– Я вас слушаю.

– Говорит Дронго. Извините за столь ранний звонок.

– Уже десять, – возразила она, – обычно в это время я плаваю в бассейне. Что у вас нового?

– Работаю. Вчера вечером встречался с Ильей Шмелевым.

– Получили большое удовольствие? – саркастически спросила она. – Этот жирный боров иногда бывает просто несносен.

– Я тоже так подумал. Но у меня к вам большая просьба.

– Что случилось?

– Мне нужно срочно увидеться и переговорить с Казбеком Малхазовым. Сам я ему звонить не хочу. Мне нужна ваша рекомендация. Будет правильно, если вы ему позвоните и предложите со мной встретиться. Можете сказать ему, что я эксперт, который проводит повторную проверку всех обстоятельств смерти вашего брата.

– Вы с ума сошли? Никто не знает, что мы занимаемся частным расследованием. А вы хотите, чтобы я сама обо всем ему рассказала?

– Он обо всем уже знает, – возразил Дронго, – ему наверняка звонили и Гоцадзе, и Шмелев. Мне нужна ваша помощь. Вспомните, что я обращаюсь к вам не ради праздного интереса.

– Опять вы пытаетесь сказать мне гадости. Хорошо, я сейчас позвоню Казбеку. Но боюсь, что так рано он еще спит. И, возможно, мы не сможем найти его до двух часов дня. Но я позвоню…

Она отключилась. Дронго тяжело вздохнул. С ней нужно контролировать каждое свое слово. Она способна обижаться по пустякам. Через минуту она ему перезвонила.

– Нам повезло. Он как раз не спал. Уже проснулся. Сегодня днем он улетает в Будапешт, и у него мало времени. Если хотите, он встретится с вами в аэропорту Шереметьево-2. Прямо в VIP-зале. Он как раз приедет туда со своим младшим братом Алхасом. Алло, вы меня слышите?

– Слышу, – мрачно сказал Дронго. Кажется, его встреча срывалась, еще не начавшись. Если Алхас будет там, никакого разговора у них просто не получится. Младший брат обязательно его узнает и просто не даст им нормально побеседовать. Не говоря уже о том, что Казбек как настоящий южанин будет обязательно на стороне своего брата. Нужно что-то придумать.

– Куда вы пропали? – спросила Наталья. – Вы меня поняли? Вы сможете приехать в аэропорт через два часа?

– Конечно. Я там буду. Обязательно, – сдержанно ответил Дронго.

– Я скажу, чтобы на вас оформили заявку, – напомнила Наталья и, не попрощавшись, положила трубку.

Дронго перезвонил Эдгару и попросил его приехать. Вейдеманис появился ровно через двадцать пять минут. Дронго успел за это время принять душ и побриться и уже заканчивал одеваться. Усадив друга в гостиной, Дронго коротко пересказал ему вчерашний разговор с Ильей Шмелевым и пояснил, что собирается в аэропорт на встречу с Казбеком Малхазовым.

– Но мне нужна твоя помощь, – пояснил Дронго, – дело в том, что у меня вышла небольшая размолвка с его младшим братом. А тот должен лететь вместе с Казбеком. И если он меня увидит, то никакого разговора просто не будет. Но они не знают, кто именно должен приехать на встречу в аэропорт. Поэтому ты поедешь туда вместо меня.

– Ты хочешь, чтобы я провел эту встречу и поговорил с Малхазовым вместо тебя? – уточнил Эдгар.

– Нет. Мне нужно, чтобы ты вытащил его из этого VIP-зала. Я возьму нам два билета на любой рейс в любую страну мира. Я зарегистрируюсь и пройду через обычный проход. Без билета меня через пограничный контроль просто не пропустят. Затем я поднимусь в зал для пассажиров первого класса. Он находится на втором этаже. Ты войдешь в VIP-зал и найдешь там Казбека. Объяснишь ему, что вам нужно пройти немного раньше других. Он и приедет раньше для разговора со мной. Возможно, там еще не будет его младшего брата, хотя это необязательно. Но важно, чтобы вы вышли оттуда без Алхаса. Они все равно встретятся потом в самолете. Тебя тоже пропустят, так как у тебя будет билет и твой паспорт, с которым в большинство стран Европы виза вообще не нужна.

Вы подниметесь в салон для пассажиров первого класса, и там ты меня познакомишь с Казбеком Малхазовым. Пока я буду с ним разговаривать, ты обязан дежурить в коридоре и любым способом остановить его младшего брата, если вдруг он начнет поиски Казбека. Все ясно?

– По-моему, лучше отозвать его к машине и там поговорить, – посоветовал Эдгар, – к чему все эти сложности?

– Меня могут просто пристрелить в машине, – пояснил Дронго, – их наверняка будут сопровождать телохранители, у которых с собой оружие. Как только меня узнает младший брат, он сразу меня вспомнит. Не узнать меня трудно. Тем более я его так серьезно разозлил. Если ты позовешь к машине Казбека, вполне вероятно, что охранники пойдут за ним. И с ними его младший брат. А за границу их с оружием просто не пустят. Теперь все понятно?

– Больше нет вопросов, – улыбнулся Вейдеманис, – я только удивляюсь, как ты можешь проигрывать мне в шахматы. С таким компьютерным мозгом, как у тебя, ты давно должен быть чемпионом мира.

– Тогда Виши Ананд или Владимир Крамник должны быть лучшими следователями Интерпола, – рассмеялся Дронго, – мы с тобой уже говорили на эту тему. У каждого свое предназначение. И если я умудряюсь при своей посредственной игре иногда у тебя выигрывать, это еще ничего не значит. Ты играешь гораздо лучше меня, значит, соображаешь быстрее и лучше.

– Когда мы выезжаем? – улыбнулся Вейдеманис.

– Прямо сейчас. Купим билеты в аэропорту. У тебя паспорт с собой?

– Конечно. Я его всегда ношу с собой. После того как мне восстановили мое гражданство.

Латыш Эдгар Вейдеманис был лишен латышского гражданства как бывший сотрудник Первого Главного управления Комитета государственной безопасности. Но он подал несколько жалоб в Конституционный суд Латвии и в Европейский суд, которые признали действия латышских властей необоснованными. Вейдеманису гражданство вернули, и он получил латышский паспорт, позволяющий ему беспрепятственно въезжать в большинство стран Европы без визы.

– Тогда поехали, – решил Дронго.

Все получилось так, как он и предполагал. Братья Малхазовы приехали вместе за полтора часа до вылета рейса, чтобы старший брат успел побеседовать с экспертом, о встрече с которым просила Наталья Кирпичникова. Дронго прошел погранконтроль и поднялся в зал для пассажиров первого класса. Через некоторое время Вейдеманис пригласил Казбека пройти вместе с ним. С младшим Малхазовым Казбек договорился встретиться через сорок минут уже в салоне самолета. Оказалось, что с братьями летели еще двое помощников, которые тоже остались вместе с Алхасом. Они не беспокоились за судьбу старшего брата, ведь он проходил границу, а сюда не могли попасть посторонние люди. На этом факторе безопасности построил свой расчет и Дронго.

Эдгар ввел Казбека в комнату и представил его Дронго. Удивленный Малхазов пожал руку незнакомцу, ничего не понимая. Он был среднего роста, загорелый, темный, небритый, похожий на своего брата немного выпученными глазами и фигурой без шеи. Крепко пожав руку незнакомцу, он сел рядом с Дронго. Эдгар вышел в коридор.

– Зачем нужна такая конспирация? – весело спросил Казбек. – Я готов был с вами встретиться, где вы скажете. Но я уезжаю в Будапешт на важную встречу и никак не мог отложить вылет.

– Я вас понимаю, – кивнул Дронго, – спасибо, что согласились со мной поговорить.

– Какое там спасибо, – отмахнулся Казбек, – мне Наталья сама позвонила и про вас сказала. Если я чем-то могу помочь, то спрашивайте, конечно. Егор такой парень был. Нам всем его не хватает.

– Вы ведь давно с ним знакомы?

– Уже давно. Их троих «мушкетерами» называли, когда они вернулись из Лондона. А меня д’Артаньяном. Егор говорил, что я точно соответствую этому образу. Южанин, разговариваю с некоторым акцентом, хоть и не прованским, не был с ними в Лондоне – в общем, подходил по всем статьям. И начал с того, что поругался со Шмелевым и Гоцадзе. Хотя на дуэль их не вызывал. Нас Егор тогда помирил.

– Я знаю, что вы с ним дружили. И даже иногда посылали к нему знакомых женщин из клуба своего брата.

– Нечасто, – опустил голову Казбек, – это, правда, случалось. Но мы все тогда молодые были, глупые.

– Я хотел узнать насчет Виолы.

– С ней вообще нехорошо получилось. Я своему брату сказал, что так нельзя было поступать. Ночной клуб – это место, где люди отдыхают. Зачем нужно превращать его в бордель. Ну танцуют там девочки, пусть танцуют. Нужно делать как на Западе. Никто не имеет права к ним прикоснуться, даже если они раздетые рядом с вами танцуют. Никто. Я, правда, сам нарушал. Виолу посылал к Егору. Но я ей деньги платил и в клубе ничего лишнего не позволял. Она ему нравилась. Он даже хотел ее куда-то на работу устроить, она ведь бывшая гимнастка, пока травму не получила, даже какие-то призы брала. А потом появился Илья, который моего брата уговорил ее с другими девочками в Турцию отправить. Сами знаете, наверное, зачем туда ездят. Виола тоже поехала и сразу попалась. Ее турецкая полиция арестовала и из страны выслала. Вот такой Илья у нас «фантазер». Я ведь сразу понял, что он это назло Егору сделал. Даже не назло, а просто так, из спортивного интереса. Виола его все время отшивала, а он к ней приставал. Вот он и решил ее сначала в Турцию отправить. Наверное, хотел показать Егору, чего стоит эта молодая женщина. Ну нехорошо он поступил. И брат мой некрасиво поступил. Ведь он знал, что Егору она нравится.

Казбек нахмурился, тяжело вздохнул:

– Только все это сейчас никому не интересно. Когда она вернулась, Егора уже в живых не было. Такой парень был золотой. Немного горячий, немного безрассудный, но такой чистый, такой наивный. Сейчас таких уже не осталось.

– Насколько я знаю, вы встречались с ним в тот вечер, когда он погиб.

– Мы вместе были на приеме, который его отец устраивал. Там и мой дядя был. Я обязан был присутствовать.

– Но вы приехали позже, и все обратили внимание, что вы были немного не в себе.

– Конечно, не в себе. До этого я с Егором встречался, и мы сильно поспорили. Он мне еще рассказал, как ругался с Ильей. В общем, неприятная история. Я ему сразу сказал, что Илья и мой брат были не правы. Нельзя было Виолу отсылать. И тем более прятать от Егора. Я думаю, Шмелев нарочно все подстроил, он на такое способен.

– Из-за этого вы нервничали?

– Нет, конечно. Я из-за Егора волновался. Мы с ним долго разговаривали, я ему пытался объяснить, что он не прав. А он со мной не соглашался. Ну а потом вся эта история в газеты попала. Кому это было нужно…

– Давайте по порядку. Какая история? С чем он не соглашался? Почему вы волновались?

– Об этом сейчас все газеты пишут. Разве вы не знаете? А мне Наталья сказала, что вы заново все хотите проверить. Только зачем сейчас все это проверять, если Егора уже нет в живых? Никому не нужно.

– О чем пишут все газеты? Вы говорили о его связи с Гришуниной?

– Конечно. Она известная актриса, он сын такого известного человека. Зачем нужно было им встречаться? Ведь у нее муж, тоже очень известный человек. Ему разве девочек не хватало? И она еще старше его. Неприятная история.

– Вы об этом с ним говорили перед приемом?

– Об этом, конечно. А толку что? Он приехал на прием, увидел свою актрису, на глазах у всех посадил ее в свою машину и увез. Такой красивый, молодой герой. Я еще подумал, что его сглазить могут. И как точно угадал! Он в эту ночь и скончался.

– Думаете, что его сглазили?

– Говорят, могли даже убить. Но я в это не верю. Рядом любимая женщина была, внизу охрана, кто мог к нему в дом залезть? Глупости все это. И в больнице всех врачей подняли. Там его отец был, Николай Данилович приехал, его сестра. И врачи сказали, что у него язва открылась. Вот поэтому он и умер. Его сглазили – это точно.

– Убили, – возразил Дронго.

Казбек нахмурился, покачал головой:

– Я об этом тоже слышал. Но думал, что это слухи. Не такой человек Аристарх Павлович, чтобы его сына могли просто так убить. Если кто-то на такое и пошел, то напрасно. Богдановский его из-под земли достанет. Со дна океана поднимет. Не нужно связываться с таким человеком. Это очень опасно. Тем более убивать его сына.

– И тем не менее его убили, – повторил Дронго, – это уже доказанный факт. Отравили.

– Кто отравил? – спросил Казбек.

– Неизвестно. Поэтому я и провожу расследование. Наталья Аристарховна попросила меня о помощи.

– Понимаю. Но я ничего не знаю.

– О чем вы с ним говорили перед приемом? Вы сейчас мне сказали, что пытались его в чем-то убедить, а он не соглашался. С чем он не соглашался? В чем он был не прав?

– Это личная история, – ответил Казбек, – и она уже не имеет продолжения. Егора нет, и не будем об этом вспоминать. Оставим его в покое.

– Я не могу оставить его в покое, – возразил Дронго. – Поймите меня, это не праздное любопытство. Я обязан знать, о чем вы говорили с ним за несколько часов до приема, чтобы найти возможных преступников.

– Это не имеет отношения к смерти Егора, – мрачно ответил Казбек и отвернулся, – не буду я вам ничего говорить. И не хочу…

– Все уже знают о вашей беседе, – разозлился Дронго, – даже Шмелев знает. Егор рассказал об этом Миле Гришуниной, а она мне. Зачем вы упрямитесь? Я ведь знаю, что ваш разговор был связан с Анваром Махметовым.

Он понимал, что его блеф может оказаться опасным. Но у него не было другого выхода. Почему Илья так уверен, что эта беседа является доказательством вины сенатора Махметова?

– Я не могу говорить, когда речь идет о других людях, – сказал Казбек, – об их чести. Вы меня просто не понимаете.

– Даю вам слово, что о нашем разговоре никто не узнает, – сказал Дронго, – но мне важно знать, о чем именно вы с ним говорили. И почему приехали на прием в таком плохом состоянии.

– Из-за моего дяди, – ответил Казбек. – Вы, наверное, знаете. Он премьер-министр нашей республики. Очень уважаемое лицо. Но, как обычно бывает в таких случаях, у него возникли некоторые трения с президентом нашей республики. Об этом не пишут в центральных российских газетах, но у нас о конфликте все знают. Маленькая республика, все друзья или родственники. Дяде известно, что его в Москве не очень любят. Здесь делают ставку на нашего президента и хотят убрать дядю с должности. Говорят, нашему президенту уже обещали голову моего дяди к Новому году. Но дядю тем не менее поддерживает Совет Федерации. Дело в том, что наш президент член партии «Единая Россия», а мой дядя решил вступить в партию Миронова. У нее такое длинное название: «Пенсионеры, Родина, Жизнь…», еще как-то, я все время путаю. Но, в общем, дядю поддерживает Совет Федерации и их комитет, который как раз возглавляет Анвар Махметов.

– С чем и поздравляю вашего дядю. Но при чем тут Егор Богдановский? Какое он имеет отношение к вашему дяде?

– Самое прямое, – вздохнул Казбек, – меня вызвал к себе дядя и поручил поговорить с Егором. Вы, наверное, тоже кавказец, я по вашему лицу вижу, что вы с юга. Хотя по-русски говорите без акцента. Азербайджанец или осетин? Вы должны меня понять. Я обязан был исполнить поручение моего дяди. Он узнал, что Егор встречается с женой Анвара Махметова. И поручил мне передать Егору, чтобы он порвал с этой женщиной. Порвал навсегда.

– Почему? Какое ему дело до личной жизни Егора?

– Они близкие друзья с Махметовым. Честь его друга – это и его честь. Ведь он принимал сенатора в своем доме, сам ездил к нему домой. Разве вы не понимаете?

– Он попросил вас поговорить с Егором? – понял Дронго.

– Да, – кивнул Казбек, – но разве можно было говорить на такие темы с Егором. Он меня просто послал и сказал, что это его личное дело. Я никак не мог его убедить…

– И вы считаете, что ваш разговор не связан со смертью вашего друга? Это же прямая угроза. А если ваш дядя обиделся на этот отказ и решил своеобразно отомстить? Защитить честь друга?

– Нет, – улыбнулся Казбек, – он бы не успел.

– Почему?

– Мы с ним днем виделись в его московской квартире. И я сразу поехал Егора искать. А ответ я передал дяде только во время приема, уже когда Егор увез эту актрису и мой дядя все увидел. Вот тогда я ему и сказал, что Егор отказывается с ней порвать. Дядя был очень недоволен. Но он не убивал Егора и никого об этом не просил, ведь я с ним разговаривал уже после отъезда Егора и Гришуниной.

– Алиби абсолютное, – согласился Дронго, – остается только последний вопрос. Как ваш дядя узнал об этой связи? Кто ему об этом рассказал? Если сам сенатор, то это резко меняет дело. Значит, Махметов знал, что его жена встречается с молодым Богдановским.

– Нет, – убежденно ответил Казбек, – он не знал. Иначе бы ее убил. Или развелся.

– А может быть, убил Егора? Ваш друг, Илья Шмелев, считает организатором убийства Анвара Махметова. Он как раз полагает, что ваша дневная беседа лучшее доказательство вины сенатора. Он знал о том, что его супруга ему изменяет. Попросил о помощи вашего дядю, а сам подготовил наемного убийцу. И не приехал на прием, где был ваш дядя. Его близкий друг. Вот вам и алиби, и мотивы для убийства.

– Но он не знал.

– А ваш дядя, сидя у себя в республике, узнал. Махметов работает в Москве, неужели он даже не подозревал о связях своей жены с молодым Богдановским? Или действительно мужья узнают обо всем самые последние?

– Он не знал, – упрямо повторил Казбек, – я в это не верю. Хотя вы правы. Многие знали. Мой дядя сказал, что даже Аристарх Павлович уже переживает насчет этой связи.

– Что? Они обсуждали этот вопрос со старшим Богдановским?

– Наверное, обсуждали. Я не знаю подробностей. Но Егор не скрывал от отца, что встречается с Гришуниной. И его отцу это не очень нравилось.

Объявили о посадке на рейс в Будапешт. Казбек молча сидел в кресле, не двигаясь, словно осмысливая услышанное.

– Не может быть, – сказал он громко, словно разговаривая сам с собой. – Не может быть, чтобы он знал.

– А если знал? – настаивал Дронго.

– Тогда он мог убить, – твердо ответил Казбек.

Он поднялся, протянул руку Дронго:

– Я должен лететь.

– Счастливого пути, – пожелал Дронго, – и передайте привет вашему младшему брату. Скажите, что я сожалею о случившемся в его клубе.

– О чем вы говорите? – не понял Казбек.

– Я неудачно пошутил в клубе вашего брата, – загадочно ответил Дронго, – до свидания.

Он дождался, пока уйдет Малхазов и затем подошел к дежурной, сидевшей в салоне.

– Кажется, у меня откладывается поездка. Слишком много дел в городе. Я не полечу.

– Вы уже сдали багаж?

– Нет. У меня нет багажа.

– У вас билет первого класса. Можете его сдать и получить деньги обратно, но у вас все равно вычтут проценты. Я сейчас скажу точно, сколько вам вернут.

– Не нужно, – прервал он ее, – я полечу в другой раз.

 

Глава 15

Обратно они возвращались в автомобиле Вейдеманиса. Дронго долго молчал, а тактичный Эдгар не хотел его ни о чем расспрашивать, понимая, что его друг сам расскажет все, что понадобится.

– Не понимаю, – наконец сказал Дронго, – я не понимаю ситуации, которую мы получили. Казбек рассказал мне, что встречался с Егором накануне этого злосчастного приема. До этого я был убежден, что их разговор мог так или иначе касаться Виолы, но выяснилось, что я ошибался. Я уже вчера у Шмелева понял, что разговор Казбека с погибшим так или иначе имел отношение к сенатору Махметову. Что сегодня Малхазов и подтвердил. Нужно всегда иметь в виду, что у каждого народа свои традиции, свои обычаи. Дядя Казбека является премьер-министром их республики. И считается самым уважаемым человеком в их роду. Он пригласил Казбека и попросил его объяснить другу, как нехорошо тот поступает, встречаясь с замужней женщиной. Тем более с женой известного политика. Но Егор в таких случаях никого не слушал. Упрямый был молодой человек. И бесшабашный. Когда ему захотелось встречаться с Алиной, он даже не думал, что она может нравиться его собственному дяде. И он, конечно, резко отказался. Здесь все понятно.

– Может, этот премьер все и организовал? Чтобы уберечь сенатора от позора?

– Не получается. Во-первых, он и так висит на волоске, уже давно конфликтует с президентом. И не будет так глупо подставляться своим врагам. Во-вторых, он говорил со своим племянником днем, и Казбек сразу отправился выполнять поручение своего родственника. А потом они встретились на приеме в саду «Эрмитаж», и Казбек ничего не успел рассказать своему дяде до тех пор, пока тот своими глазами не увидел, как Егор увозит Гришунину в своей машине. Думаю, премьер-министр был в шоке. Даже могу представить, как он оскорбился и разгневался. Но потом достать Егора он уже не мог. Тот поехал к себе домой, и там у него начались боли. Значит, премьер тут ни при чем. Но я подумал, что, если об этой связи узнал, сидя в своей республике, дядя Казбека Малхазова, то почему об этом ничего не знал муж Гришуниной?

– Может, он знал и сам упросил своего друга поговорить с Казбеком? – предположил Эдгар.

– Если бы это происходило в Латвии, подобный вариант мог иметь место. Но это южане, кавказцы. Просить о таком даже самого близкого друга, значит, потерять себя, унизиться, стать посмешищем. Мужчина, не сумевший удержать женщину и просящий друга убедить любовника ее отпустить. Это просто невозможно представить! Даже тот, кого попросят о таком поручении, может оскорбиться на всю жизнь. У азербайджанцев есть страшное ругательство насчет таких людей: готовы продать мать и сестру. Не советую никогда его употреблять в Баку, могут сразу убить. Хотя я знаю, что в Испании или в Италии тоже не советуют оскорблять мать своего собеседника. Это такое табу в южных странах.

– Хорошо, что я не знаю никаких оскорблений, – усмехнулся Вейдеманис, – будем считать, что ты прав. Тогда выходит, что разговор Казбека с Егором не имеет никакого отношения к нашему расследованию?

– Шмелев со своей логикой извращенца считает, что именно Махметов попросил премьер-министра надавить на Егора. И возможно, сделал это нарочно, чтобы отвлечь внимание и подготовиться к преступлению. Косвенным доказательством вины Анвара Махметова можно считать его отсутствие на столь важном приеме. Но я не верю, что он мог говорить на подобные темы даже со своим близким другом. А вот другой человек мог говорить. И про Егора, и за Егора. Он мог оказать на него давление, мог разговаривать и с сенатором, и с премьером. Догадываешься, о ком я говорю?

– Его отец?

– Конечно. Он, оказывается, знал обо всем. И не просто знал. Он говорил об этом с премьер-министром Малхазовым. Вот так. Босенко мне говорил, что старший Богдановский обо всем знал и даже пытался поговорить с сыном. Но тот его не слушал. Однако я не мог предположить, что этот вопрос Аристарх Павлович обсуждал еще с кем-то. И тогда выходит, что нас просто все эти дни водят за нос. И главный организатор нашего расследования – отец Егора. Или главный преступник.

– Это нечто новое, – взглянул на Дронго Эдгар. – Почему ты решил, что именно он?

– Смотри на дорогу, – посоветовал Дронго, – а я постараюсь изложить тебе свою версию. Казбек считает, что никто не посмеет даже покушаться на Егора, зная, чей он сын. Насколько я успел выяснить из Интернета и других источников, Аристарх Павлович Богдановский создавал свою компанию «железом и кровью». Прямо как Бисмарк, объединявший Германию. Решительный, смелый, абсолютно бескомпромиссный. Между прочим, сын вырос в отца, был такой же конфликтный и не шел на компромиссы никогда. Итак, отец узнает, что у его наследника не просто любовная интрижка, а глубокая связь с замужней женщиной. Более того, с женой сенатора. Уважаемого человека, имеющего много достаточно влиятельных друзей. Что делать Богдановскому-старшему? Отговорить сына от этой связи? Он знает, что все бесполезно. Более того, он даже знает, как часто его сын встречается с этой актрисой, ведь сотрудники Босенко установили камеру у дверей квартиры Егора. Он, правда, сказал, что это была единственная камера, но я думаю, он врет. Вернее, я уверен, что он врет. Возможно, камеры были и в других местах. И вся информация просматривалась лично Аристархом Павловичем.

Он понимает, что отговорить сына невозможно. Однажды он пытался это сделать, когда его сын приставал к сотруднице планового отдела, которая встречалась с братом его покойной жены. Сын не послушал его даже тогда. Иваницкий уволился, но Аристарх Павлович, очевидно чувствуя свою причастность к этим событиям, очень помог своему родственнику, создал для него транспортную компанию, выделил деньги. Но из своей компании убрал навсегда. Вместе с будущей женой, от греха подальше. Теперь еще больше. Гришунина по-настоящему влюбилась в молодого человека, хотя она была старше его. И вот актриса с не очень хорошей репутацией, будучи замужней женщиной, собирается разводиться и выходить замуж за молодого человека. Импульсивный Егор вполне был способен на подобный шаг. Тем более что однажды нечто подобное уже сделала Наталья, обладающая таким же характером, как ее отец и брат. К тому же Аристарх Павлович наверняка знает самую страшную тайну Милы Гришуниной. После неудачного аборта она не может иметь детей. Никогда. И у него не будет наследников от сына. Как такой человек должен реагировать на все эти встречи сына с актрисой? К тому же Егор демонстративно с ней встречается и даже увозит ее с собой после приема. Теперь ответь на мой вопрос – что бы ты сделал на его месте? Только представь, что ты один из самых богатых людей, ты привык решать все за других, у тебя нет никаких сдерживающих центров, ты сильный и волевой человек. А самое страшное, что ты знаешь, как терять близких людей. Ты уже потерял свою супругу, я имею в виду Богдановского-старшего. Такая трагедия может закалить человека. И сделать его черствым и бесчувственным.

– Только не говори, что он захотел избавиться от сына.

– Нет. Он его обожал. Ведь сын был почти идеальным повторением его самого. А если он решил избавиться от этой женщины? Если произошла роковая ошибка? Если яд, предназначенный для нее, достался Егору? Такое возможно?

– Вполне. Возможно, это был бы идеальный вариант для отца Богдановского. Но тогда сразу возникает масса вопросов. Где, как, когда, кто, при каких условиях пытался отравить Милу Гришунину? И каким образом отравили самого Егора?

– Я высказываю свою гипотезу.

– Достаточно сложный вариант. Ошибка при убийстве. Возможный вариант, но сложный. А ты сам любил ссылаться на Оккама. Легче всего объяснять каждое преступление какой-либо ошибкой. И невозможностью найти убийцу. Но это ложный путь. Так ты меня всегда учил. Труднее найти мотив и выявить преступника. Отрицая Оккама, мы не становимся ближе к истине.

– Согласен, – кивнул Дронго, – но я обязан рассматривать все варианты, даже такие экзотические. Ведь квартиру Егора проверяли только люди Босенко. Что они там на самом деле нашли, как там все было, никто не знает. И никто никогда не узнает. Вот еще одно доказательство в пользу моей версии. Но я с тобой согласен. Она слишком экзотическая. Если бы Богдановский-старший пошел на преступление, он бы нанял лучших профессионалов. Самых лучших…

– Что он и сделал, – медленно произнес Вейдеманис.

Он затормозил, и они посмотрели друг на друга.

– Ты так считаешь? – За долгие годы они научились понимать друг друга без слов. Дронго ждал ответа своего напарника.

– Безусловно. Только он мог дать санкцию на эксгумацию. Только он мог приказать Босенко найти тебя. И только он мог разрешить это расследование до того, как его начнет прокуратура. Для таких людей законы не имеют никакого значения. Он считает себя выше любых законов.

– Поехали в компанию, – решил Дронго, взглянув на часы, – кажется, у нас будет серьезный разговор с Виктором Алексеевичем.

Эдгар прибавил скорости. Дронго достал мобильный телефон и позвонил Босенко.

– В каком аэропорту вы были? – уточнил он. – Дело в том, что я сегодня тоже ездил в аэропорт.

– В Домодедове, – ответил Босенко. Он говорил достаточно тихо и быстро, – поэтому так долго добирались. Но я уже в своем кабинете. Когда вы сможете приехать?

– Через полчаса, – сказал Дронго, взглянув на часы.

Они немного опоздали, но через сорок минут уже входили в кабинет руководителя службы безопасности компании. Босенко пожал им руки, предложил садиться.

Дронго прошел в конец стола.

– Нет, – возразил хозяина кабинета, – давайте сюда, на свои прежние места.

– Хорошо, – улыбнулся Дронго. Они с Эдгаром пересели поближе.

– Прикажите, чтобы сюда никто не входил, – предложил Дронго, – даже ваш секретарь.

– Хорошо. – Виктор Алексеевич подошел к дверям, отдал распоряжение.

Дронго обратил внимание, как он разговаривает со своим секретарем. Так же, как он говорил по телефону. Виктор Алексеевич вернулся на свое место и громко спросил:

– Узнали что-нибудь новое?

– Да, – кивнул Дронго, – но сначала давайте о нашем деле. Вы сумели установить, где именно производится яд, которым был предположительно отравлен Егор Богдановский?

– Мне дали заключение, что подобный яд можно найти в Германии, Австрии, Швейцарии, Литве, Словакии. И в Финляндии. Но конкретно назвать не могут. Мы пытаемся выяснить, как такое опасное вещество могло попасть в Москву. Но у нас такого яда не бывает, это абсолютно точно. Мы проверяли в очень авторитетных местах.

– Значит, кто-то привез этот яд специально для того, чтобы использовать его против молодого Богдановского, – задумчиво заметил Дронго. – Выходит, преступник давно готовился к этому убийству?

– Возможно, – ответил Босенко, – но ничего конкретно нам не сообщают. Я думаю, что мы напрасно не сделали вскрытие прямо тогда, в больнице. Но это было просто невозможно. Все были в таком ужасном состоянии. Я сам плакал как мальчик. Словно мой собственный сын…

Он опустил голову.

– Кстати, вы мне напомнили, – громко сказал Дронго, – давайте теперь поговорим о вашем сыне.

– О чем? – удивился Босенко, сильно понижая голос. – О чем вы хотите со мной говорить?

– О вашем сыне. Ведь у него были серьезные неприятности в Австралии?

– Никаких неприятностей. Там суд уже разобрался. Его обвиняли в растрате и хищении денег. Но все выяснилось. Они взяли ссуду в банке и не смогли ее в срок погасить. Их строительный комплекс оказался в зоне урагана, а страховая компания не успела вовремя оформить документы. Моего сына освободили прямо в зале суда. Но заставили выплатить штраф.

– Триста тысяч долларов, – напомнил Дронго.

– Да, – кивнул Босенко, – очень большая сумма. Но он ее уже выплатил.

– Потому, что деньги ему перевел банк, который контролирует ваша компания, – быстро добавил Дронго.

– При чем тут наша компания? Вообще, какое отношение имеет мой сын ко всей этой истории? Он уже давно переехал в Австралию, живет там вместе со своей семьей. Зачем вы его вспомнили?

– Деньги выдали по распоряжению Аристарха Павловича?

– Да. Я этого никогда не скрывал. Он просто спас моего сына, и я ему за это всю жизнь буду благодарен, – неестественно высоким голосом ответил Виктор Алексеевич. – У нас все в компании делается только с его ведома. И в банке тоже. По-моему, это правильно. Иначе и быть не может. Он президент компании и должен быть в курсе всего происходящего.

– Поэтому вы скрыли от него расследование смерти его сына? – сразу спросил Дронго. – И ничего не сказали ему о том, что это было убийство? И даже провели эксгумацию тела без его разрешения? А потом нашли меня для расследования и тоже ему ничего не сказали. Неужели вы посмели обмануть вашего благодетеля, который столько для вас сделал? И когда обмануть? Когда речь идет о расследовании убийства его собственного сына. И вы хотите, чтобы мы вам поверили? Вы же сами сказали, что в этой компании ничего не делается без санкции президента.

Босенко как-то затравленно оглянулся по сторонам, тяжело вздохнул.

– Что вы от меня хотите? – жалобно произнес он почти шепотом. – Что я должен вам сказать?

– Правду. Мне будет гораздо легче вести расследование, если я смогу поговорить с самим Аристархом Павловичем.

– Это невозможно, – выдохнул Виктор Алексеевич, – он болеет. И вообще он очень занятой человек. Вы представляете, какую травму мы ему нанесем, если начнем расспрашивать его об этом деле?

Дронго улыбнулся. И вдруг громко, очень громко сказал:

– Господин Богдановский, мы хотим с вами поговорить. Я думаю, будет лучше, если вы появитесь здесь и мы с вами побеседуем. Или разрешите нам зайти к вам…

– Что вы делаете?! – закричал Босенко, замахав руками. – Почему вы кричите в моем кабинете?!

– Это вы кричите, – возразил Дронго, – а я всего лишь пригласил вашего шефа к вам в кабинет. Он ведь слушал и нашу первую беседу. И сейчас слышит. По-моему, все ясно.

– Что вы себе позволяете? – очень тихо произнес Виктор Алексеевич. – Разве так можно?..

Он не договорил. Дверь отворилась, и на пороге возникла новая фигура. Это был высокий мужчина с благородной сединой, одетый в темно-синий костюм в полоску. Его портреты часто появлялись в газетах, и не узнать его было невозможно. Резкие черты лица, проницательные глаза, упрямо сжатые губы, очки.

– Вы меня позвали, и я пришел, господин Дронго. Должен сказать, что меня не удивила ваша проницательность. Я уже чувствовал, что рано или поздно вы все поймете.

 

Глава 16

Босенко вскочил, как-то неприятно засуетившись. Дронго и Вейдеманис поднялись, увидев нового гостя. Богдановский вошел в комнату и пожал обоим руки. Посмотрел в глаза Дронго:

– Я много про вас слышал. А последние дни имел удовольствие наблюдать за вами. Вот вы какой, аналитик.

Он прошел и сел во главе стола. Не сомневаясь, что это именно его место. В нем чувствовалась властная уверенность сильного человека. И вместе с тем было заметно, что смерть его сына повлияла на его состояние. Он строго посмотрел на гостей:

– Вы давно поняли, что я все слышу?

– Еще в прошлый визит я начал подозревать неладное. Когда Виктор Алексеевич говорил со мной по телефону или со своим секретарем, он обычно говорил тихо и быстро. А когда мы начинали наши беседы в его кабинете, он подсознательно повышал голос. Сегодня я нарочно перепутал наши места, и он сразу попросил нас пересесть. Догадаться было нетрудно.

– Это для такого умного человека, как вы, – холодно возразил Аристарх Павлович, – а теперь давайте поговорим откровенно. Вы уже поняли, что я был в курсе всего происходившего с самого начала. Я еще в больнице был уверен, что не может Егор умереть от какого-то приступа язвы. Он вообще никогда не болел, у нас в семье никто не болел этой болезнью. Но врач оказался растяпой и разгильдяем. Он получает огромные деньги и боится написать, что мальчика отравили. Боится за свою карьеру, за свое будущее, за свою клинику. И поэтому он решил никого не тревожить, поставив свой идиотский диагноз. Нужно было сразу делать вскрытие, но я не мог тогда позволить им кромсать моего мальчика. Не мог, – жестко повторил Богдановский, – а потом именно я решил сделать эксгумацию. Я не мог спокойно спать по ночам, вспоминая, что моего мальчика убили. Я был уверен, что его убили, и независимая экспертиза сразу в двух лабораториях подтвердила, что там был яд.

Он замолчал. Было видно, как ему трудно говорить. Босенко хотел вскочить, чтобы принести ему воды, но Богдановский жестом руки остановил его.

– Теперь мне важно было вычислить убийцу, – продолжал Аристарх Павлович, – и я начал свои поиски. Босенко хороший специалист, но он не может расследовать подобные преступления. У него просто нет необходимого опыта. Тогда мы начали поиски специалистов. Настоящих специалистов, лучших профессионалов. И нам сразу в нескольких местах предложили найти именно вас. Я не хотел, чтобы кто-то узнал о моих поисках. Немного позже я объясню вам мотивы моего решения. Но тогда я приказал Босенко, чтобы никто не узнал о том, что именно я дал разрешение на новое расследование.

Обо всем знала только Наталья. Даже Николаю мы не стали ничего говорить. Он ведь не просто мой зять, он коллега Анвара Махметова. И хорошо знаком с премьером Малхазовым. Не удивляйтесь, я тоже не сидел сложа руки. Кроме вас, работала еще целая бригада следователей. Но они проверяли разрозненные факты. Именно поэтому я никому не говорил, что сам провожу расследование. Я тоже подозревал сначала Махметова, потом Гловацкого, потом Милу Гришунину. Я проверял всех, даже собственного зятя. Мне было важно знать, кто мог убить моего сына. Кто посмел его отравить. Но у меня есть и другие вопросы. Зачем его убили? Какая была польза от убийства моего мальчика? И кому пришла в голову такая страшная идея? Мы пока ничего не смогли выяснить и поэтому ждали, когда вы начнете свое расследование. Я попросил Наталью вас поторопить, чтобы до приезда Гловацкого у вас были бы хоть какие-то версии.

Он замолчал. Перевел дыхание. Затем достал из кармана таблетку, положил под язык. Тяжело вздохнул:

– Вы наверняка знаете, что у меня больное сердце. Но я не умру, пока не узнаю имени убийцы. Я не имею права умереть. И теперь я скажу вам, почему никто не должен знать, что именно я провожу это расследование. Врачи считают, что с таким сердцем мне осталось недолго жить. Они отказываются делать даже шунтирование. Только в Америке нам удалось договориться насчет операции, но и там мне не дают больше двадцати пяти процентов. И только в том случае, если операция состоится в ближайшие две недели. Теперь вы все знаете. Мне нужно, чтобы вы нашли этого убийцу. Любым способом, любыми средствами. Я готов на все ради этого. И я готов на месть. Понимаю, что вы профессионал и я не должен в вашем присутствии об этом говорить. Но мне уже ничего не страшно. Если вы успеете показать мне убийцу моего сына, я задушу его собственными руками. Или пристрелю, если не хватит сил. Меня уже не успеют посадить, я для этого слишком болен. Но я хотя бы умру спокойно. И меня похоронят рядом с Егором. Я не кажусь вам монстром?

– Нет, – негромко ответил Дронго, – я вас понимаю.

– Тогда все в порядке, – выдохнул Богдановский, – и у меня к вам только одна просьба. Продолжайте свои поиски. Если нужно, мы снова дадим вам списки всех гостей, всех четырехсот человек, которые там были. И еще ста одиннадцати приглашенных для обслуживания. Я имею в виду музыкантов, сотрудников службы безопасности, официантов, метрдотелей, поваров. Если нужно, проверяйте каждого, беседуйте с ними по очереди. Если вам нужны люди, я дам вам роту, батальон, полк помощников. Даже дивизию. Если вам нужны деньги, не стесняйтесь, мы выделим столько, сколько вам нужно. Если вы даже хотите выйти на министров или депутатов, тоже можете располагать моими связями. Я ни перед чем не остановлюсь.

– Вы знали, что Казбек Малхазов по поручению своего дяди отговаривал вашего сына от встреч с Гришуниной? – спросил Дронго.

– Знал. Мне об этом сам премьер рассказал. Он хотел избежать скандала, который мог ударить по карьере Анвара Махметова. Премьер чувствует себя достаточно шатко, а Махметов глава профильного комитета в Совете Федерации. Но если случится такой скандал, Махметов может быть отозван, и тогда премьер точно слетит. Я понимаю, что мотив для убийства у сенатора был, но у меня нет никаких доказательств. Ни одного. Если бы я точно знал, кто и зачем убил Егора, я бы уже действовал совсем иначе. Но я ни в чем не уверен.

– Они разводятся, – напомнил Дронго.

– Я знаю, – ответил Богдановский, – но уже поздно. Егора все равно не вернуть.

– Если вы разрешите, я встречусь с сенатором.

– Что вы ему скажете? Спросите, кто убил моего сына? И вы считаете, что он вам честно ответит?

– Нет. Не считаю. Но я хотя бы получу ответы на интересующие меня вопросы. И закрою версию ревности как повод к убийству. Или, наоборот, буду рассматривать только эту версию.

– Он спустит вас с лестницы, – устало предположил Аристарх Павлович.

– Такую возможность я тоже рассматриваю. Но сейчас мне важно было получить ваше согласие. И еще один момент. Это вопрос, на который можете ответить только вы. И ответить достаточно честно. У вас есть еще наследники, кроме Натальи и ее детей?

– Еще Николай, мой зять. И больше никого. Моя сестра умерла три года назад. Ей было уже за семьдесят. Она была намного меня старше. Детей у нее не было. У моей жены был брат – Вадим Иваницкий, у него двое детей. Но я не знаю, можно ли считать его наследником? Наверное, нет. Хотя признаю, что у него были основания быть недовольным моим сыном.

– Я знаю.

– Тем более. Больше никого. У меня никого не было в этой жизни, и сейчас, когда я потерял Егора, я понимаю, что напрасно столько времени и сил отдавал работе. Нужно было больше заниматься детьми, внуками. Все так нескладно получилось.

– Ваш зять знает, что вы контролируете процесс расследования?

– Нет. Он считает, что от меня все скрывают. И пусть продолжает так считать. В их семье он не главный. Там главная Наталья. Я даже думаю, что поступил в свое время неправильно, решив сделать ставку только на Егора. Наталья уже сейчас готовый руководитель. Она умеет управлять людьми, знает им цену, никогда не миндальничает, не прощает промахов, умеет принимать жесткие решения. Но Николаю мы не стали ничего сообщать. Пусть считает меня умирающим стариком, который уже ничем не интересуется. Так ему будет спокойнее. И нам лучше. Они ведь работают в одном комитете с Махметовым. Николай может по дурости проболтаться, сказать, что это я начал новое расследование. Махметов меня хорошо знает. Если он действительно организовал убийство моего сына, то поймет, что рано или поздно я доберусь до него. И начнет против меня действовать. А я только что потерял сына, и мне совсем не хочется терять еще кого-то из близких. Поэтому Николаю мы ничего не говорим.

Он поднялся. Следом поднялись все остальные.

– Делайте свое дело, – попросил Богдановский, – у меня почти не осталось времени. Вы обязаны успеть, не забывайте: это самая важная гонка в вашей жизни. И в моей.

Он сделал шаг, второй. Чуть пошатнулся. Босенко бросился к нему, но он оттолкнул его с неожиданной силой.

– Я еще не так плох, как вам кажется, – твердо сказал Богдановский, выходя из кабинета.

Наступило неловкое молчание.

– Зачем вы его позвали? – укоризненно спросил Босенко. – Ему было приятно сознавать, что он наблюдает за всем происходящим и никто не знает об этом.

– Я мог посчитать, что вы устраиваете заговор против своего шефа, сначала устранив его сына, а затем и отстраняя самого президента компании, – возразил Дронго.

– Хватит, – махнул рукой Босенко, – вы же все прекрасно понимаете. Не нужно было вам кричать.

– Нужно, – упрямо возразил Дронго, – все мои сведения складываются как мозаика в одну картинку. Рано или поздно я получу ответы на все вопросы.

– Главное, чтобы не было поздно, – напомнил Босенко.

Они возвращались молча, потрясенные появлением Богдановского. Они невольно испытали не только уважение к этому человеку, но и страх за его будущее. Было понятно, что ему действительно осталось совсем немного. Очевидно, смерть сына сильно ударила по его здоровью. И теперь он жил только ради мести.

Они еще не доехали до дома, когда позвонила Наталья Аристарховна.

– Зачем вы доводили моего отца? – гневно спросила она. – Босенко мне все рассказал. Как вам не стыдно? Неужели вы не могли как-то иначе? Хотели продемонстрировать свое превосходство? Показать себя настоящим сыщиком? Чего вы добились? Моему отцу стало совсем плохо, и его увезли домой. Учтите, что, если с ним что-то случится, я вас просто в порошок сотру…

– Хватит, – поморщился Дронго, – ему самому эта встреча была даже нужнее, чем нам. Хватит мне угрожать. Я занимаюсь вашими делами, а вы меня все время дергаете по пустякам. Если вам нечего сказать, то больше не звоните.

– Мне есть что сказать, – зло перебила его Наталья, – должна вам сообщить, что Максим Георгиевич Гловацкий завтра возвращается в Москву. Вместе со своей любимой дочерью. Вы мне не очень верили, когда я говорила, что он химик. Мог организовать отравление. А теперь, надеюсь, поверите? Он возвращается на два дня раньше срока. И везет с собой свою ненаглядную дочь, которая якобы имеет итальянского или швейцарского жениха.

– Ну и пусть везет. Я вас не совсем понимаю.

– Как только Егор погиб, она сразу возвращается, – крикнула Наталья, – неужели не понятно? И Виктор Алексеевич мне сообщил, что такой яд могли сделать в Австрии или Швейцарии. Как раз там, где она была.

– Я проверю вашу информацию, – ответил Дронго, – только вы лучше не суетитесь, а поезжайте к своему отцу. Ему сейчас нужна ваша поддержка. Это будет самое лучшее решение.

– Я сама решу, что мне лучше, что мне хуже. – Она снова бросила трубку, не попрощавшись.

Дронго усмехнулся, убрал телефон.

– Завтра в Москву возвращается Гловацкий со своей дочерью, – сообщил он Эдгару, – но боюсь, что уже завтра нам с тобой нужно будет срочно слетать в южную республику и записаться на прием к премьер-министру Малхазову. Надеюсь, он нас примет. А еще лучше, если я попрошу, чтобы ему позвонил Николай Данилович. Ему Малхазов отказать не посмеет. Кирпичников не только сенатор, но и зять самого Богдановского. Я думаю, будет правильно, если тот попросит за нас у премьера.

– Тогда звони прямо сейчас, – посмотрел на часы Вейдеманис, – уже поздно. Он может уехать с работы или отключить свои телефоны.

Дронго снова достал мобильный. Набрал номер сенатора. Долгие гудки и незнакомый молодой мужской голос:

– Приемная сенатора Кирпичникова. Кто говорит?

– Мне нужен Николай Данилович, – сказал Дронго, – передайте ему, что звонит Дронго. Он меня знает.

– Я тоже вас знаю, – обрадовался помощник. Это был Арсений, тот самый, с которым Кирпичниковы летали в Италию. – Разве вы меня не помните? Я был вместе с ними в Милане.

– Очень хорошо. Конечно, помню. Соедините меня с ним.

– Он сейчас на совещании, – понизив голос, сообщил Арсений, – а какой у вас вопрос? Я могу передать. Как только он освободится, мы вам перезвоним.

– Договорились. Спасибо, Арсений, вы самый понимающий человек среди всех, кто окружает вашего шефа.

– Только не говорите этого в присутствии его супруги, – рассмеялся Арсений.

Когда Дронго был уже дома, раздался звонок. Арсений не подвел.

– Я завтра утром лечу на прием к премьеру Малхазову, – сообщил Дронго, – вместе со своим другом. Вы можете позвонить премьеру, чтобы он нас сразу принял? У меня к нему буквально десятиминутный разговор.

– Конечно, позвоню, – сразу согласился Кирпичников, – это имеет отношение к вашим розыскам?

– Да, – строго ответил Дронго, – иначе я бы не стал беспокоить такого занятого и проницательного человека, как вы.

Кирпичникову комплимент явно понравился. Он даже хрюкнул от удовольствия. Через сорок минут он позвонил и сообщил, что премьер-министр будет ждать московских гостей завтра в полдень у себя в кабинете. На следующий день ровно в двенадцать часов они вместе с Эдгаром вошли в кабинет Малхазова.

 

Глава 17

Премьер-министр был небольшого роста. Он был удивительно похож на своих племянников. Или они на него. Выпученные глаза, голова, прочно сидящая на теле без шеи, темный цвет лица, крючкообразный нос. Увидев гостей, он поднялся и пожал им руки, приглашая к столу.

– Мне звонил Николай Данилович, – сообщил премьер, – чем я могу вам помочь? Он сказал, что вы расследуете причины неожиданной смерти его родственника, брата его жены. Мы все очень сожалели по поводу случившегося, – по-русски он говорил с заметным акцентом, но грамотно, сказывалась учеба в институте имени Плеханова, – и выражали свои соболезнования господину Богдановскому.

– Спасибо, – кивнул Дронго, – у нас к вам необычный вопрос. Понимаю, что он может вас обидеть. Но нам крайне важно получить на него ответ. И не потому, что мы кого-то конкретно подозреваем. Наоборот. Нам важно снять подозрения, убедившись, что это действительно был несчастный случай, – он не стал говорить про убийство. Такое сообщение насторожило бы премьера, и тот мог отказаться отвечать на их вопросы.

– Задавайте ваш вопрос, – улыбнулся премьер, – я человек крепкий. Всякое видел на своем веку. Как-нибудь выдержу. Что вы хотели меня спросить?

– Вы хорошо знаете Аристарха Павловича и его семью, дружите с его зятем, – начал Дронго, – и нам известно, что вы близко общаетесь и дружите еще с одним человеком. С сенатором Анваром Махметовым.

– Если это вопрос, то вы напрасно летели к нам. Можно было спросить по телефону. Или вообще не спрашивать. Все и так знают, что это правда, – улыбнулся премьер, – я действительно знаю семью господина Богдановского и дружу с некоторыми членами его семьи. А среди моих близких друзей есть и два члена Совета Федерации – Николай Кирпичников и Анвар Махметов.

– Это еще не вопрос, – сказал Дронго, – вопрос у меня более конкретный. В день смерти Егора вы вызвали к себе днем вашего племянника Казбека и попросили его поговорить со своим другом…

По мере того как он говорил, у премьера портилось настроение.

– Вы хотели предостеречь Егора от связи с замужней женщиной, которая…

– Достаточно, – прервал его премьер. – Я все понял. Да, эта женщина была супругой моего друга. И я хотел через своего племянника предостеречь молодого Богдановского от неприятных последствий, которые, увы, произошли. Он был немного неуправляемым человеком. И он, конечно, не послушался Казбека. Даже демонстративно увез ее с собой во время приема. Что потом случилось, вы знаете. И все узнали. Он почувствовал себя плохо, и она ночью повезла его в больницу. Она поступила очень благородно, у меня нет слов. Но ей не нужно было ночью находиться в его квартире. Замужняя женщина ночью обычно остается в своем доме, рядом с мужем, даже если она известная актриса.

Она оказалась в больнице, и об этом стало известно журналистам. Все газеты написали об этом сенсационном случае. Мой друг оказался опозорен. Теперь он разводится с этой женщиной. Зачем нужно было доводить ситуацию до этого? Нужно было послушать меня и порвать с замужней женщиной. Вы не считаете, что я прав?

– Наверное, – кивнул Дронго, – но в каждом отдельном случае необходимо разбираться. А если это любовь? Если они не могли жить друг без друга?

– Такую любовь у нас иначе называют, – сурово отрезал премьер, – никто не имеет права встречаться с женой другого человека. И она не должна себе такого позволять. Если безумно любите друг друга, то будьте честными людьми, уйдите от своего мужа и от своей жены и живите вместе. Но только после официальных разводов.

– Вам не кажется, что у вас несколько ортодоксальная точка зрения? – улыбнулся Дронго.

– У меня единственно правильная точка зрения, – ответил премьер. – Так в чем был ваш вопрос, я не совсем понял? Или это была только прелюдия к вопросу?

– Когда вы поручали своему племяннику поговорить с Егором, чтобы он отказался от встречи с… этой женщиной, знал ли об этом ее супруг?

В комнате наступило тяжелое молчание. Премьер нахмурился. Посмотрел куда-то в окно. Постучал пальцами по бумагам, которые лежали перед ним.

– Трудный вопрос, – честно признался он, – очень трудный. Вы понимаете, мы с ним знакомы и дружим много лет. И когда у него такое несчастье… А это ведь настоящее несчастье. Его дочь потребовала, чтобы он немедленно развелся. Его семья – братья, сестры были очень расстроены. И все его друзья переживают.

Он снова посмотрел куда-то в сторону:

– Я вам отвечу только потому, что Егора уже нет в живых и он умер от приступа язвы. Если бы его, не дай бог, убили или произошел бы несчастный случай, я бы не стал вам говорить. Да, конечно, знал. Все знали, и мой друг уже догадывался. Поэтому он не поехал в тот вечер на прием к отцу Егора. И не пришел на похороны. Ему было неприятно, что молодой человек, сын его знакомых, так непристойно себя ведет. Хотя я согласен, что виновата в этой ситуации была и супруга нашего друга. Я честно ответил на ваш вопрос. У вас есть еще какие-нибудь вопросы? Учтите, что мы договаривались на десять минут. У меня начнется совещание в двенадцать тридцать.

– Все, – поднялся Дронго, – спасибо вам большое. Извините, что мы вас побеспокоили. И извините за наши вопросы.

– Ничего, – ответил премьер, – я вас понимаю. О случившемся написали все газеты, конечно, вы хотели узнать правду. Я вас понимаю, – он пожал им руки и вернулся к столу.

Их самолет должен был вылететь через полтора часа. Они приехали в аэропорт. Дронго все время молчал. Эдгар смотрел на своего друга, понимая, что ему необходимо осмыслить происшедшее.

– Значит, все-таки Махметов? – не выдержал Эдгар, когда они пошли на посадку.

– У меня и так плохое настроение, – мрачно ответил Дронго, показывая в сторону летного поля, – мне еще предстоит целый час сидеть в самолете, а ты задаешь такие вопросы. Формально получается, что у нас остался один подозреваемый – сенатор Махметов. Но я все равно не верю в его причастность к этому убийству. Не получается. Он отказывается идти на прием и посылает туда убийцу? Не совсем логично. Ведь его жена на глазах у всех уезжает с молодым Богдановским. И все понимают, что главный подозреваемый в любом случае будет муж этой женщины. Тогда зачем сенатору так подставляться? Наоборот, по логике он должен обязательно присутствовать на приеме, улыбаться своему сопернику и ждать, пока его отравят. Хотя бы для того, чтобы гарантировать свое алиби и не пускать свою супругу на эту ночную встречу. Но вместо этого он отказывается появляться на приеме, чем провоцирует свою жену уехать с Егором.

– Может, он просто был не в состоянии присутствовать на приеме. Есть люди, которые не умеют притворяться. Тем более когда речь идет об их собственной жене.

– Он сильный и достаточно жестокий человек. Ведь он заставил Милу избавиться от их ребенка. Нет. Я думаю, он бы обязательно приехал, если бы замышлял нечто подобное. Но теперь в любом случае мы просто обязаны с ним переговорить.

– Как ты себе это представляешь? Приедешь к нему и спросишь про его супругу?

– Бывшую супругу. Они уже разводятся.

– Она пока его жена. Официально. И он еще публичный человек, государственный деятель. Неужели ты думаешь, что он станет с тобой вообще разговаривать на эту тему? Никогда в жизни.

– Правильно. Но я думаю, что, если он непричастен к этому преступлению, он меня сразу поймет. Я хочу сообщить ему о насильственной смерти Егора. Он поймет, что так или иначе подозрение может вызвать и его непонятное поведение.

– Не знаю, может, ты и прав. Но как ты к нему пойдешь? Придешь и представишься как друг семьи Богдановских? Он и слышать о них не захочет.

– Тогда придется снова прибегнуть к помощи Николая Даниловича, – улыбнулся Дронго, – у нас просто нет другого варианта.

Самолет приземлился в четвертом часу дня в аэропорту Домодедово. Отсюда до центра города нужно было ехать больше часа, а с учетом московских пробок – вообще неизвестно сколько. Их уже ждал автомобиль с водителем и Кружковым. Дронго позвонил Кирпичникову. Трубку снова взял Арсений.

– Доброе утро, – весело ответил он, – вы уже вернулись?

– Здравствуйте, – сказал Дронго, – вы, как верный оруженосец, всегда на посту? И знаете о всех делах своего шефа?

– Конечно, знаю, – согласился Арсений, – как вы слетали?

– Неплохо. Вы об этом тоже знаете?

– У меня такая работа, – радостно заявил Арсений, – сейчас я соединю вас с Николаем Даниловичем.

Через несколько секунд послышался голос Кирпичникова.

– Как съездили? – спросил Николай Данилович. – Все в порядке?

– Все хорошо. Спасибо вам за помощь. Но нам нужна еще одна ваша рекомендация.

– Я уже понял, что буду работать вашим негласным помощником, – рассмеялся Кирпичников. – Говорите, чем я могу вам еще посодействовать?

– Мы должны встретиться с Анваром Махметовым, вашим коллегой по Совету Федерации.

Кирпичников молчал.

– Алло, вы меня слышите? – спросил Дронго.

– Слышу, – глухо ответил Николай Данилович, – но не понимаю, зачем вам это нужно. Мы стараемся не говорить с ним на эту тему. Он и так еле здоровается со мной при встречах, а ведь раньше мы тесно общались. Как вы сможете с ним беседовать?

– Нам нужно с ним встретиться, – упрямо повторил Дронго, – я думаю, что мы сумеем с ним поговорить.

– Не знаю, не знаю. Я в данном случае пас. Ничем не могу вам помочь. Ничем. Извините. Это как раз тот случай, когда я не хотел бы вмешиваться. И, пожалуйста, не говорите на эту тему с Натальей Аристарховной. Она может не совсем правильно понять ситуацию. Она способна сама вмешаться и позвонить господину Махметову. А это было бы не совсем красиво…

– Мы проводим расследование по вашей просьбе, – напомнил Дронго.

– Я это всегда помню. Но, видимо, есть пределы всякого расследования. Если у вас нет конкретных подозреваемых, то даже после разговора с моим коллегой их у вас не прибавится. А такой разговор неизбежно вызовет большой скандал. Зачем нам всем это нужно? Уже не говоря о том, что вам никто не позволит обвинить члена Совета Федерации в подобном преступлении без убедительных доказательств. Когда мы встречались с вами в Милане, я вас предупреждал, что это очень щекотливое и нелегкое поручение. И очень деликатное, учитывая обстоятельства смерти моего родственника. Поэтому вы должны меня понять. Я не могу ему звонить. Это было бы неправильно. Мы делаем вид, что ничего не знаем о ситуации с нашим коллегой, стараемся не обращать внимания на грязные слухи, появившиеся в газетах. А тут еще я должен ему звонить…

– Вы же прекрасно знаете, что это не слухи. Она пыталась его спасти, привезла его в больницу.

– Тем более не стоит на эту тему говорить. И вообще не будем обсуждать эту тему по мобильному телефону. Сейчас легко прослушать любой разговор. Извините меня. До свидания. И не говорите Наталье Аристарховне о нашей сегодняшней беседе.

– Трус, – убежденно сказал Дронго, – рохля и трус.

– Отказал? – понял Вейдеманис.

– Конечно, отказал. Значит, нужно самим пробовать пробиться к этому сенатору.

– Каким образом? Поедешь в Совет Федерации? Тебя туда не пустят. И Махметов не захочет с тобой разговаривать.

– Захочет, – уверенно ответил Дронго. – Леонид, найди мне телефон Совета Федерации и выясни, как можно позвонить в приемную. Хотя нет, подожди. Я лучше снова наберу номер Кирпичникова. За него всегда отвечает Арсений. Он нам и поможет.

Дронго набрал номер и услышал уже знакомый голос.

– Арсений, мне нужен телефон приемной Анвара Махметова, – попросил Дронго.

– Может, вам нужен его прямой мобильный? – спросил догадливый помощник.

– Вы все понимаете без слов, – восхитился Дронго, – если вы дадите мне его телефон, я буду вам очень благодарен.

– Конечно, – Арсений продиктовал номер телефона и, не удержавшись, спросил: – Все-таки это он организовал убийство Егора? Вы тоже так думаете?

– Не читайте много детективов, – посоветовал Дронго, – иначе начнете подозревать всех сенаторов. А при вашей работе это вредно. Спасибо за помощь.

Он взглянул на Вейдеманиса, словно спрашивая, стоит ли ему делать этот звонок. Эдгар пожал плечами. Дронго набрал номер. Один гудок, второй, третий. Некоторые политики не отвечают на звонки, если видят незнакомый номер. Но Махметов ответил.

– Я вас слушаю, – сердито сказал он, – кто это говорит?

– Извините, что я вас беспокою, господин Махметов, – быстро сказал Дронго, – но я эксперт по вопросам преступности. И мне нужно срочно с вами увидеться.

– Позвоните в мой секретариат и запишитесь на прием, – предложил Махметов, – кто вам дал номер моего телефона?

– Вы меня не поняли, – больше всего Дронго боялся, что его собеседник не захочет продолжать разговор и отключится. – Дело в том, что я провожу расследование по факту убийства Егора Богдановского.

Сенатор молчал. Дронго замер. Сейчас был самый трудный «момент истины». Если он положит трубку, то потом не станет разговаривать вообще. Но сенатор молчал, очевидно, размышляя.

– Разве его убили? – наконец спросил Махметов. – Я полагал, что он умер сам. Так было написано во всех газетах.

– Вы же знаете, что нельзя верить газетам. Его убили…

– Как это произошло? Подождите, я не понимаю, почему вы звоните именно ко мне. Кто его мог убить?

– Нам нужно увидеться и переговорить.

Опять долгое молчание.

– Кто у вас главный подозреваемый? – неожиданно спросил Махметов. – Это она?

Дронго понял, что он спрашивает про свою супругу.

– Нет, – ответил он, – но это было убийство. Экспертиза, проведенная повторно, подтвердила, что Егора Богдановского убили.

– Ясно. Когда вы хотите ко мне приехать?

– Прямо сейчас. Я смогу быть у вас примерно через час.

– Хорошо. Я буду вас ждать. Скажите, как ваша фамилия, и я оставлю вам пропуск.

– Меня обычно называют Дронго.

– Вы шутите? Я спрашиваю вашу фамилию?

Дронго назвал. Махметов записал и сразу отключился.

– Давайте в центр города, – предложил Дронго, – кажется, нам нужно доиграть еще один акт нашей драмы.

 

Глава 18

Когда он поднялся в приемную сенатора, его уже ждали. Молодой человек лет двадцати пяти предупредительно открыл дверь, впуская его в кабинет. Махметов встретил Дронго мрачным взглядом. Он был выше среднего роста, достаточно подтянутый для своего возраста. Одутловатые щеки, большой нос «картошкой», очевидно, в молодости он занимался боксом или борьбой. У него были черные глаза, резкие морщины пересекали его лицо, особенно выделялись глубокие носогубные складки. Тонкие губы и волевой подбородок. Сенатор испытующе смотрел на гостя. Затем предложил ему садиться и сам уселся напротив, за длинным столом.

– Вы хотели, чтобы я вас принял, – начал Махметов, – и теперь я готов вас выслушать. Зачем вы пришли? Что вам нужно?

– У меня есть несколько вопросов, которые я хотел бы с вами обсудить.

– У меня нет желания с вами ничего обсуждать. Мы оба прекрасно знаем, что в ту ночь, когда умер или был убит Егор Богдановский, моя бывшая супруга находилась в его квартире. – Дронго попытался возразить, но сенатор, повысив голос, не дал ему что-либо сказать. – Мы оба знаем, что она была там. И не будем притворяться. Поэтому я хочу понять – зачем вы пришли? Обвинить меня в убийстве молодого человека? Или мою бывшую супругу?

– Нет, – ответил Дронго, – я пришел к вам за помощью. Его действительно убили, и, как я подозреваю, ваша бывшая супруга здесь ни при чем.

– Тоже хорошая новость, – кивнул сенатор, – значит, вы думаете, что это я все организовал. Такой современный вариант ревнивого мужа. Отправил жену в постель к любовнику и сам заказал его убийство. Как его убили? Выстрелом в окно? Насколько я знаю, они были дома и не выходили из квартиры, пока она не отвезла его в больницу, где он умер от тяжелого приступа язвы. Как говорят врачи – прободение язвы. Так, кажется, более правильно?

– Его отравили, – сообщил Дронго, – и эксперты уверены, что это произошло не у него на квартире. Яд медленно растворялся в его желудке. Его отравили во время приема в саду «Эрмитаж».

– В таком случае это не ко мне. – Было заметно, как трудно сенатору дается этот разговор. У него начался нервный тик. Он мрачнел с каждой минутой все больше и больше.

– Я вас не обвиняю. Но его отравили, и мне поручено найти возможного преступника.

– Это ваше право, – коротко заметил Махметов. – Спрашивайте.

– Вы знали, что они встречаются. Извините, что я вынужден задавать вам такие неприятные вопросы.

– Нет, ничего. Если она меня так опозорила, то вы вправе прийти сюда. Я не знал. Сначала не знал. Потом стал догадываться. Дело в том, что у нас давно назревали конфликты в семье. Возможно, в этом был отчасти виноват и я. Когда она ждала ребенка, я настоял, чтобы она от него избавилась. Мне уже много лет, я боялся, что может произойти какой-нибудь генетический сбой. Дело в том, что у моей сестры родился в сорок два года мальчик с синдромом Дауна. Наличие лишней хромосомы. И я очень боялся, что подобное может повториться. Но теперь понимаю, что я не имел права решать за нас обоих. Во время прерывания беременности ей повредили внутренние органы. И врачи заявили, что она больше не сможет иметь детей. Представляете, какое это горе для молодой женщины. Я пытался ее поддержать, но между нами выросла стена.

Сначала я не придавал этому значения. Но она все чаще оставалась на даче, когда я бывал в городской квартире. Или дома, когда я уезжал на дачу. Возник даже такой ритуал, мы ночевали только в разных местах. Потом она увлеклась этим молодым повесой. Я сначала даже радовался, что она нашла себе такого поклонника, он ведь был младше ее. И я знал семью Кирпичникова, Николая Даниловича и его супругу, сестру Егора. Я думал, что это легкий флирт, позволительный для женщины ее возраста. Потом постепенно осознал, что у них нечто серьезное. Потом понял, что они любовники. Это было неприятно. Пошло, гадко, стыдно. И очень больно. Возможно, так она решила мне отомстить за нашего потерянного ребенка. Может, я ошибаюсь и она просто разлюбила меня и полюбила другого. Я не хочу вдаваться в детали этой истории. Но я ее потерял уже достаточно давно. И такое положение не могло долго сохраняться. Мой друг, премьер Малхазов, видел, как мне нелегко. Он решил поговорить со своим племянником, другом Егора, чтобы объяснить молодому человеку, как некрасиво тот себя ведет. Насколько я знаю, такой разговор состоялся, но Богдановский ничего не понял.

Скажу вам прямо, что мы разводимся не потому, что об этой скандальной ситуации с ее появлением в больнице написали все наши газеты. Мы бы развелись с ней и без этих публикаций. В последние несколько месяцев мы стали фактически чужими людьми друг для друга. И это я говорю не потому, что боюсь ваших обвинений или пытаюсь сейчас задним числом показать себя с лучшей стороны. Все было именно так. Она собиралась уходить к своему молодому любовнику, а я собирался с ней разводиться. Смерть Богдановского только подтолкнула нас к этому осознанному решению.

Он замолчал. Затем спросил:

– Что еще? Надеюсь, вы не будете у меня выпытывать, как именно я организовал убийство любовника своей жены? Я его не убивал, если вас интересует именно это. И никому не поручал его убить. Мы были чужими с моей бывшей женой, и я не стал бы мстить человеку, который с ней встречался. Хотя не скрою: мне было очень неприятно оказаться в ситуации рогоносца. Я был достаточно здоровым человеком, а после этого дикого скандала с ее появлением в больнице и смертью Егора Богдановского у меня начались проблемы с диабетом. Теперь у меня сахар за двенадцать. Я это говорю не для того, чтобы вас разжалобить. Я хочу, чтобы вы поняли. Я очень тяжело переживал эту ситуацию, но для меня все кончилось еще до того, как умер или был убит молодой Богдановский. Если бы моя бывшая супруга не оказалась в ту ночь в его квартире, я бы все равно с ней развелся. При любых обстоятельствах.

Зазвонил телефон. Выслушав сообщение, Махметов коротко отрезал: «Нет, не разрешаю». И положил трубку.

– С Николаем Даниловичем мы были в прекрасных отношениях, – задумчиво добавил он, – а теперь мы едва здороваемся. Хотя его бывшая супруга помогает мне справиться с моим сахаром. Она лучший специалист в этой области. Эндокринолог. Теперь я сижу на диете и выполняю указания врачей.

– Она работает в клинике на Грановского? – уточнил Дронго.

– Мне рекомендовал ее Кострюков. Это помощник Кирпичникова.

– Рыжий Арсений?

– Да. Он настоящая находка для Николая Даниловича. Всегда под рукой и всегда готов прийти на помощь. Они дружат с моим помощником, и через них я вышел на Огородникову.

– Она оставила свою девичью фамилию? – спросил Дронго.

– Нет. Взяла ее снова после развода. Такая внимательная и заботливая женщина. Она считает, что я должен оформить отпуск и уехать куда-нибудь отдохнуть. Но кто мне сейчас даст отпуск? В такое время года, когда наша работа только началась. Да еще после всего случившегося.

Опять зазвонил телефон. Махметов сидел не двигаясь. Дронго насчитал восемь звонков, но сенатор не поднимал трубку. Дронго понял, что ему нужно заканчивать разговор. Он поднялся.

– Извините, что я невольно задал вам неприятные вопросы, – пробормотал он.

– Ничего, – ответил Махметов, – не вы, так пришел бы другой. Рано или поздно. А насчет убийства… я не знаю, кто мог такое организовать, но Аристарха Павловича многие не любят. И многие боятся. Даже его собственный зять. Он, по-моему, боится не только своего тестя, но и свою энергичную супругу. Я до сих пор не могу понять, как они уживаются вместе. Но у каждой семьи есть свои тайны. Наверное, и у них есть свои. До свидания.

Он не стал подниматься, чтобы проводить гостя. И не подал ему на прощание руки. Ему было бы слишком тяжело это сделать. Дронго понял и, повернувшись, вышел из кабинета. В машине его ждали Вейдеманис и Кружков.

– Он признался тебе в организации убийства? – иронично осведомился Эдгар.

– Нет, – ответил Дронго, – он признался, как ему было плохо все эти дни.

– Можно себе представить, – пробормотал Вейдеманис. – Куда теперь едем?

– Домой, – решил Дронго.

Он мрачно смотрел на мелькавшие за окном здания.

– Иногда такое бывает, – мягко заметил Эдгар, – ты сделал все, что мог, и не сумел добиться успеха. Ты не можешь всегда побеждать. Иногда приходится проигрывать. У тебя была задача почти нереальная. Найти возможного убийцу среди пятисот людей, которые были на том приеме. И еще не факт, что Богдановского отравили именно там. Он мог получить этот яд где-то в другом месте, перед тем как приехал на прием. В общем, не нужно так переживать. Ты сделал все, что мог. Через месяц после убийства найти возможного преступника нереально.

Дронго молча слушал своего друга.

– Ты меня слышишь? – спросил Эдгар. – Не можешь смириться с тем, что иногда преступление раскрыть просто невозможно?

– Который сейчас час? – спросил Дронго.

– Уже шесть, – взглянул на часы Вейдеманис, – ты опять что-то придумал?

– Нет, уже поздно, – ответил Дронго.

– Что поздно? С кем еще ты хочешь поговорить?

– В Москву сегодня должны прилететь Гловацкий и его дочь. Поговорю с ними. И еще с Людмилой Огородниковой. Это бывшая жена Николая Даниловича. Махметов считает, что его коллега, сенатор Кирпичников, больше всего на свете боится своего тестя. И свою жену. Леонид, узнай мне к завтрашнему утру телефон этой Огородниковой.

– Сделаем, – кивнул Кружков.

– Ты хочешь проверить линию Кирпичникова? Но он бы никогда не решился на убийство своего родственника, – убежденно заявил Эдгар. – Достаточно на него посмотреть, чтобы это понять. Удивляюсь, как он может быть государственным человеком. Хотя, наверное, с такими деньгами и такой мощной поддержкой, какая исходит от его тестя, можно быть кем угодно. Даже министром. Или самим премьером.

Уже поднявшись к себе в квартиру, Дронго прошел в ванную комнату, чтобы принять душ. Последние несколько дней окончательно выбили его из колеи. Все возможные версии оказались несостоятельными. Он не хотел признаваться даже самому себе, что потерпел унизительное поражение.

«Неужели я так переживаю из-за гонорара, который мне должны выплатить? – недовольно думал он, подставляя лицо под горячую воду. – Нет, не может быть. К тому же, согласно нашему договору они все равно оплачивают мои расходы. Нет-нет. Во мне говорит уязвленное тщеславие. Мое самолюбие профессионала, который потерпел поражение. Они так меня хвалили, что мне хотелось соответствовать их ожиданиям. И еще Наталья Кирпичникова. Наверное, меня задевало ее поведение и ее отношение ко мне. С одной стороны, понятно, что ей интересно разговаривать с незнакомым человеком, тип которого она редко встречала в своей жизни. А с другой – она никак не может избавиться от своей дурной привычки навязывать свое мнение окружающим ее людям. Может, еще и поэтому мне так неловко за свое поражение. Представляю, что именно она мне скажет. С какой уничтожающей критикой обрушится».

Он вышел из ванной, накинув на плечи полотенце. И, словно услышав его разговор с собой, зазвонил мобильный телефон. Дронго подошел к аппарату, посмотрел на номер звонившего. Усмехнулся. Это была Кирпичникова. Он решил ответить.

– Добрый вечер, Наталья Аристарховна.

– Я знаю, что вы уже вернулись. Как прошла ваша поездка?

– Нормально. Спасибо.

– Он дал вам какую-нибудь информацию?

– Да. Он был достаточно искренен. Я даже не ожидал.

– И поэтому после возвращения в Москву вы отправились к Анвару Махметову? – желчно уточнила Наталья.

– Вы уже все знаете, – устало ответил Дронго, – кто вам рассказал? Ваш супруг?

– Нет. У меня есть другие источники информации. Вы ведь искали его мобильный телефон.

«Арсений, – понял Дронго, – рыжий помощник».

– Да, мне помог помощник вашего мужа, – сказал он в трубку. – Кажется, Кострюков. Дал мне прямой телефон сенатора.

– Он не имел права этого делать. Мобильные телефоны сенаторов – служебная тайна. И чем закончилась ваша встреча с Махметовым? Или вы пили с ним чай и мирно беседовали? А может, он признался, что организовал убийство моего брата?

– Не признался, – вздохнул Дронго, – он уже подал документы на развод. Учитывая, что у них с Гришуниной нет общих детей, развод можно будет оформить достаточно быстро.

– Это единственное, что вы узнали? – возмутилась она.

– Не только. Он знал о том, что его жена встречается с вашим младшим братом, и сознательно не пришел на прием. Он уже тогда хотел разводиться, считая, что Гришунина его позорит. Его друг, премьер Малхазов, даже просил Казбека воздействовать на вашего брата, но все было безрезультатно. Но Махметов не организовывал убийства вашего брата. После смерти Егора все газеты написали о том, кто был рядом с погибшим в последнюю ночь. Сенатор оказался в сложной ситуации. Он даже признался мне, что у него повысилось содержание сахара в крови.

– Мне нет дела до его сахара, – закричала Наталья, – у моего отца сердце скоро остановится, а вы мне рассказываете про сахар этого типа. Я хочу знать, чего вы достигли? Вы уже несколько дней ездите по всей Москве, встречаетесь с разными людьми, беседуете с ними, позорите нашу семью и ничего не можете найти. Ваше единственное достижение – это разоблачение кретина Босенко, который так глупо себя вел, что вы сразу все поняли и позвали моего отца. Это единственное, что вам удалось. Узнать нашу «страшную» семейную тайну, что мой отец тоже в курсе наших розысков. Ну и что? Больше вы ничего не можете мне сказать? Кто убил Егора? Кто это сделал?

– Пока не могу, – честно признался Дронго, – но у меня есть еще несколько дней в запасе. Вы же сами установили срок. Почему вы меня все время торопите? Я работаю как могу.

– Я видела, что вы можете. Только хамить женщине и бросаться стаканами с водой. Вы думали, что произведете на меня впечатление своим поведением, но это не так. Я поняла, что вы не очень серьезный человек. И не можете ничего сделать. Я сожалею, что мы вообще обратились к вам.

– Вы все сказали? – спросил Дронго. – Если все, то до свидания. Я не хочу больше с вами разговаривать.

Она перезвонила снова.

– И не смейте бросать трубку, когда разговариваете со мной! – закричала она и сама бросила трубку. Дронго улыбнулся. Он оделся, прошел в кабинет и долго сидел у своего стола, размышляя о своих последних встречах. Во втором часу ночи он отправился спать. Нужно было уточнить последние, самые фантастические версии. Но для этого ему нужно встретиться с Гловацким и Огородниковой.

 

Глава 19

Утром следующего дня он позвонил Кружкову. Узнал у него номер телефона Огородниковой и перезвонил ей. Ему ответил приятный женский голос.

– Доброе утро. Я могу поговорить с Людмилой Огородниковой?

– Я вас слушаю.

– Простите, что я вас беспокою, но мне нужно с вами увидеться. Я эксперт по вопросам преступности и занимаюсь сейчас расследованием смерти Егора Богдановского.

– А какое я имею к этому отношение? – явно нервничая, спросила она.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, – объяснил Дронго. – Если вы разрешите, я к вам приеду.

– Приезжайте, – согласилась она, – но я действительно не понимаю, чем именно могу вам помочь.

Он приехал в знаменитую больницу на улице Грановского к одиннадцати часам утра. Это была поликлиника бывшего Четвертого управления Минздрава СССР. «Почетный клизматорий», как называли его в народе. Здесь лечились и проходили диспансеризацию все руководители Советского государства и Коммунистической партии. Учитывая, что средний возраст этих деятелей часто зашкаливал за пенсионную отметку, название поликлиники было оправданным и понятным. Раньше здесь была охрана, и посторонних сюда просто не пускали. Расположенная недалеко от Кремля, поликлиника имела особый статус. С годами все изменилось. Поликлиника превратилась в больницу, стала хозрасчетной, затем просто коммерческой. Сейчас здесь могли лечиться все, кому под силу было заплатить за палату «люкс» и услуги врачей.

Дронго задержался в приемной, оформляя пропуск, и только затем прошел в основное здание, где нашел кабинет эндокринолога. Увидев табличку с фамилией Огородниковой, он открыл дверь.

– Добрый день, Людмила Андреевна, разрешите войти?

– Вы тот самый эксперт, который звонил мне сегодня утром, – поняла она. – Входите. Я вас жду.

Миловидная полная женщина лет сорока. Немного уставшее, но доброе лицо, карие глаза, пышные волосы, курносый нос. Довольно полные ноги. Она чем-то неуловимо была похожа на Наталью Кирпичникову, только с гораздо более расплывшейся фигурой. Очевидно, Кирпичникову нравились женщины определенного типа.

– Извините, что беспокою вас на работе, – сказал Дронго.

– Садитесь, – она показала на свободный стул.

Он присел. Показал на стопку бумаг, лежавших перед ней:

– Много работы?

– Не очень, – улыбнулась она, – раньше бывало и больше. Сейчас никто не ходит на диспансеризацию. Все куда-то спешат, стараются не обращать внимания на свое здоровье. У половины мужчин после сорока сахар в крови зашкаливает за диабетическую отметку, но многие об этом даже не подозревают. Им неинтересно собственное здоровье. И они попадают к нам уже с осложнениями, когда болезнь переходит в хроническую стадию.

– Такое время, – вздохнул Дронго, – даже очень богатые люди не могут позволить себе лечиться. У них нет на это времени. И многие традиционно боятся попадать к врачам. Знаете, ведь как обычно бывает. Любой врач может найти при желании тысячу болячек, которые нужно срочно лечить.

– Нет, – убежденно возразила она, – вовремя диагностировать болезнь и лечить ее на раннем этапе – гораздо важнее, чем все те деньги, которые эти люди могут иметь. Деньги не заменят здоровья.

– А счастье на них можно купить? – спросил Дронго.

– Почему вы об этом у меня спрашиваете? – нахмурилась она.

– Ваш бывший супруг, кажется, решил, что можно. Ведь вы были женаты несколько лет, когда он начал встречаться с дочерью заместителя министра Богдановского. Верно?

– Я бы не хотела вспоминать эту давнюю историю. Мы давно разведены. У него своя жизнь, а у меня своя.

– Он был обычным инженером, – продолжал Дронго, – работал в стройуправлении. А затем бросил вас, женился на Наталье Богдановской, и его карьера пошла в гору. Сейчас он уже сенатор, миллионер и зять самого Богдановского.

– Повторяю, вас это не касается. Это было очень давно. У Николая Даниловича своя семья и двое детей. А у меня есть сын. И мы с ним прекрасно живем.

– Вы так и не вышли замуж?

– Я встречаюсь с достойным человеком, который готов усыновить моего сына, – гордо сообщила Огородникова, – поэтому я не считаю себя несчастной или брошенной. У меня хорошая работа, меня уважают и ценят. Если вы пришли, надеясь услышать от меня гадости о Николае Даниловиче, то этого не будет. Я не из тех женщин, которые обливают грязью своих бывших мужей. Я считаю это неприличным.

– Кто вам сказал, что я собираю о нем порочащие его сведения? – спросил Дронго. – Мне всего лишь нужно было уточнить у вас некоторые детали относительно других людей. Ведь вы являетесь лечащим врачом Анвара Махметова? Не беспокойтесь, вы не выдаете врачебной тайны. В данном случае он сам говорил мне о своем диабете.

– Да. Член Совета Федерации господин Махметов наш пациент. Он не делает из этого никакого секрета. И мы не делаем секрета, если об этом не просят наши пациенты. У него очень высокое содержание сахара в крови. Очень высокое. Очевидно, в последнее время он перенес сильный стресс. Я слышала, что у него были неприятности в семейной жизни. Эта история как-то связана с его супругой и младшим братом второй жены моего мужа. Такая неприличная и грязная история. Я не знаю всех подробностей и не хочу знать.

– Он давно у вас лечится?

– Несколько месяцев.

– Кто вас рекомендовал ему?

– Один наш общий знакомый. Махметов и раньше бывал в нашей больнице. Сюда часто приезжают его коллеги.

– И Николай Данилович тоже?

Она покраснела.

– Николай Данилович сюда не приезжает, – заявила она. – Если вы хотите знать, встречаемся ли мы с ним и имеем ли какие-нибудь контакты, то я вам сразу скажу, что не встречаемся и не имеем. Я вычеркнула его из своей жизни. Что касается нашего общего сына Игоря, то он встречается с отцом. И я не возражаю. Николай Данилович все эти годы исправно выплачивал алименты на сына, и у меня нет к нему никаких претензий. Абсолютно никаких. Если вы хотите это услышать, то услышали. Что еще вас интересует?

– Где учится ваш сын?

– В школе. В девятом классе. Он очень толковый и послушный мальчик. Я им довольна. Какое отношение эти вопросы имеют к смерти господина Богдановского? Повторяю, у нас нет с ними никаких контактов. Мой мальчик видится с отцом только раз в месяц или даже меньше. Он обычно ездит к нему в загородный дом, когда там нет его второй супруги. Она достаточно ревниво и недоброжелательно относится к Игорю. Но я понимаю ее состояние и ни в чем ее не обвиняю. У нее двое детей, и она не хочет, чтобы они общались со своим единокровным братом. Поэтому Игорь с ними практически не общается. Даже в прошлом году, когда они всей семьей выехали на горнолыжный курорт и Николай Данилович предложил Игорю поехать вместе с ними, она, очевидно, устроила ему скандал. Он перезвонил нам и сказал, что поездка отменяется. Хотя я абсолютно точно знала, что они были на курорте и там все вместе отдыхали. Но Игорю я ничего не сказала, чтобы не травмировать мальчика.

– Правильно сделали, – согласился Дронго. – Скажите, в вашей больнице могут быть препараты, которые по своему токсичному действию похожи на синильную кислоту? Они как бы разъедают стенки желудка изнутри.

– Есть много разных препаратов, – удивленно ответила Огородникова, – но я должна знать, о чем вы меня конкретно спрашиваете? Некоторые лекарства могут вызвать очень серьезные осложнения, некоторые вредны пациентам с язвой желудка. У каждого препарата свое применение. И каждое лекарство имеет строго избирательный характер. Я не совсем понимаю, о каком препарате идет речь?

– Еще два последних вопроса. Ваш Игорь или вы бывали на приемах, которые организовывает Богдановский? Я имею в виду конкретно последний прием?

– Никогда в жизни, – ответила она. – Игорь еще совсем мальчик. А меня никто и не пригласит. И я сама не пойду туда, где будут Николай Данилович и его супруга. Никогда не пойду.

– Последний вопрос. А Егор Богдановский или его отец у вас не лечились?

– Это было бы неэтично, – пояснила она. – Егора я несколько раз видела. Такой красивый молодой человек. А его отец иногда к нам приезжает. У него проблемы с сердцем. Кажется, врачи советовали ему провести шунтирование, но в прошлом году он отказался. Больше я ничего не знаю. Извините, но я должна идти. У вас нет больше вопросов?

– Нет. Спасибо. – Он попрощался и вышел из кабинета.

Через полчаса он уже сидел в приемной Гловацкого. Институт находился совсем близко, и удалось проскочить через несколько кварталов, избегнув привычных заторов. Гловацкий оказался мужчиной лет шестидесяти, небольшого роста, подвижным, шумным, веселым, в крупных роговых очках, с удивительным детским выражением лица, какое бывает у настоящих ученых, творческих людей, занятых своих делом, и детей, еще не испорченных окружающим их миром. Достаточно было на него посмотреть, чтобы понять, как именно он относится к людям и способен ли он на такое дикое преступление. Максим Георгиевич Гловацкий был известным ученым, членом-корреспондентом Российской академии наук.

– Чем я могу быть вам полезен? – осведомился он, когда Дронго представился. – Чем вообще я могу помочь эксперту по вопросам преступности? У нас с вами, очевидно, разные профессии. И, надеюсь, не пересекающиеся.

– Вы знали Егора Богдановского?

– К огромному сожалению, знал. Он невольно обидел мою дочь, вызвав у нее нервный кризис. Слава богу, что все это в прошлом. Сейчас она чувствует себя гораздо лучше. Но известие о его смерти снова потрясло всю нашу семью. Дело в том, что он был женихом нашей дочери. Теперь вы понимаете, как именно я должен был к нему относиться? Но все это в прошлом. А почему вы заново расследуете обстоятельства его смерти? Разве появились какие-то сомнения?

– Его убили, – сообщил Дронго, – вот акт экспертизы. И вот заключение экспертов, каким именно ядом его отравили. Я хотел вам его показать, но вас не было в Москве.

– Любопытно, любопытно. – Гловацкий взял документы, поправил очки, начал читать. Потом возмущенно отбросил бумаги. – Это безобразие, – громко сказал он, – настоящий вандализм. Травить такой гадостью молодого человека! Я еще удивляюсь, как он вообще протянул несколько часов. Наверное, был сильный организм. Ваши эксперты ничего не знают. Нужно было сразу показать заключение химикам. Это диоксин, применяемый против насекомых-вредителей. При попадании в желудок он может разъедать стенки желудка и вызвать паралич или даже смерть. Теперь понятно, почему врачи дали первое заключение о язве у молодого человека. Схожие симптомы. Но такого яда у нас невозможно достать. Это они определили верно. Он продается только в нескольких странах Европы. На него есть ряд ограничений, учитывая его высокую токсичность. Бедный мальчик. Представляю, как он мучился.

– Максим Георгиевич, – взволнованно обратился к нему Дронго, – я понимаю, как вам неприятно, но мне очень нужно, чтобы вы завтра приехали в офис компании «Сибметалл» и подтвердили ваше сегодняшнее заключение. Поймите, что это крайне важно для поисков преступника, убившего Егора.

Гловацкий взглянул на бумаги, затем посмотрел на Дронго:

– Если действительно нужно, я приеду. Но моя дочь не поедет. Ни при каких обстоятельствах. Ей будет тяжело там находиться. Да и мне будет не очень комфортно. Я бы не хотел там появляться. Аристарх Павлович потерял своего сына, и я очень сочувствую его горю, но лишний раз с ним разговаривать мне не хочется…

– Хорошо, – согласился Дронго, – тогда дайте ваше письменное заключение по поводу этого яда. Мне нужно иметь такое заключение, чтобы разоблачить преступника.

– Пожалуйста, – удивился Максим Георгиевич, – но оно не будет иметь юридической силы.

Дронго вышел из института через полчаса и набрал уже известный ему номер Огородниковой.

– У меня к вам только один вопрос, – сказал он, – и я больше вас не потревожу.

Задав вопрос и выслушав ответ, он вежливо попрощался и набрал номер Эдгара Вейдеманиса.

– Все, – сказал он коротко, – теперь я знаю все. И об убийстве, и об убийце. Завтра эта история закончится. Нужно, чтобы вы с Кружковым были в офисе компании «Сибметалл» ровно в два часа дня.

– Тебе нужна наша помощь?

– Нет. Теперь уже нет.

– Только один вопрос. Лезвие Оккама?

– Да. Как я и предполагал. Все так и получилось.

Он перезвонил Наталье Кирпичниковой.

– Вы напрасно мне не верили, – сказал он, испытывая легкое чувство торжества, – завтра я покажу вам убийцу. Ровно в два часа дня в офисе вашего отца. И не забудьте позвать своего супруга.

– Кто это? – не выдержала она.

– Завтра вы все узнаете, – пообещал Дронго.

Последний, кому он позвонил, был Босенко.

– Завтра в два часа дня в вашем офисе я назову вам имя убийцы, – объявил Дронго.

Босенко не удивился. Словно был уверен в подобном исходе.

– Спасибо, – отрывисто сказал он, – я никогда не сомневался в ваших способностях.

Дронго убрал телефон и подумал, что у него есть еще время, чтобы уточнить некоторые мелкие детали. Но теперь он был уверен в своей победе.

 

Эпилог

Они сидели в огромном кабинете Аристарха Павловича Богдановского. Сам хозяин кабинета, его дочь, его зять и начальник службы безопасности. Все четверо ждали рассказа Дронго. Он вошел в кабинет один, оставив в приемной Эдгара Вейдеманиса и Леонида Кружкова. Проходя через приемную, Дронго кивнул Арсению, сидевшему в углу и привычно ожидавшему Кирпичникова.

– Мне сразу стало ясно, – начал Дронго, – что это хорошо продуманное и спланированное убийство. Егор не мог так просто отравиться, не мог умереть от внезапного приступа. Понятно, что врачи несколько переволновались, и я полагаю, что у них имелись для этого основания. Вот заключение Гловацкого: это был очень сильный яд, но его обычно применяют в другой концентрации и с другими соединениями в сельском хозяйстве, а не как обычный яд, что и смутило ваших экспертов.

– Я всегда знал, что это было убийство, – прошептал Богдановский.

– Теперь мне важно было установить мотивы преступления. И тут я столкнулся с некоторыми трудностями. Обычные мотивы явно не подходили. Наследником после него оставалась Наталья Аристарховна, которая безумно любила своего брата. Вы справедливо рассматривали ревность Анвара Махметова или Милы Гришуниной в качестве возможных мотивов преступления. Я тоже внимательно исследовал именно эти версии, но не нашел никаких доказательств в пользу какой-либо из них. Я рассматривал и другие возможности. Месть, соперничество, обида, нереализованные амбиции. И опять не было никаких конкретных фактов и доказательств. Более того, каждая следующая версия опровергала предыдущую. Тогда я вернулся к главному мотиву – деньги.

Он оглядел присутствующих и продолжал:

– Погиб молодой человек. Наследник огромной империи «Сибметалл», возможный претендент на многомиллионное состояние. И все знают, что его отец очень плохо себя чувствует, и уже достаточно давно. Значит, устранение Егора может быть на руку только другому наследнику.

– Не говорите глупостей, – закричала Наталья, – вы меня имеете в виду?

– Нет, – ответил Дронго, – вашего мужа.

Все посмотрели на Кирпичникова.

– Вы меня подозреваете? – изумленно спросил он. – Но я… честное слово, Аристарх Павлович, Наташа, это провокация! Я даже не знал, что… я ничего не знал…

– Он даже не знал, что именно я поручил Босенко найти вас, – холодно заметил Богдановский. – Вы обвиняете моего зятя?

– Вы не дослушали до конца, – продолжал Дронго. – Итак, убит ваш сын. Все огромное наследство в случае вашей смерти переходит к вашей дочери и ее детям. Но предположим, я говорю только предположим, что они внезапно погибают. Например, где-нибудь в горах или при несчастном случае. Кому останутся все деньги?

– Что за глупое предположение? – нахмурился Босенко. – Почему они должны погибнуть?

– Потому, что это входит в планы убийцы.

– Это ты хотел убить меня и детей? – взвизгнула Наталья, обращаясь к мужу. – Ты это придумал?

Он не успел ничего ответить. У него было серое от ужаса лицо.

– Подождите, – вмешался Дронго, – я скажу вам, кто это придумал. Этот человек находится сейчас здесь.

Все вздрогнули, глядя друг на друга.

– Это вы, Виктор Алексеевич! – не выдержала Наталья.

– Убийца продумал очень интересный план, – продолжал Дронго, не позволяя ответить и Босенко, – он устранял Егора, а затем собирался жениться на первой супруге Николая Даниловича – Людмиле Огородниковой. Вчера мы с ней встречались, и она невольно его выдала. Рассказывая о своем сыне, она вспомнила, как в прошлом году Игорь должен был поехать вместе с отцом на горнолыжный курорт, но в последний момент, очевидно, под влиянием своей супруги, Николай Данилович изменил свое решение.

– И правильно сделал, – не выдержала Наталья, – не нужно нам с ним вместе никуда ездить. Ни к чему это общение.

– Но она сказала, что точно знает о вашей поездке на горнолыжный курорт. Ей сообщил ее друг. А кроме вас четверых, туда отправлялся обычно Арсений. Я позвонил ей, и она подтвердила мне, что собирается выходить замуж за Кострюкова. А теперь я скажу вам самое важное. В заключении Гловацкого указано, что подобный яд используется в сельском хозяйстве. Кто у вас отвечал за зимний сад в вашем шале в Швейцарии? Вспомнили? Именно Арсений Кострюков, ваша правая рука и ваш незаменимый помощник, Николай Данилович.

Он продумал идеальный план. Сперва устраняет Егора. Затем женится на вашей первой супруге и организует какой-нибудь несчастный случай для вашей семьи. И тогда все. Аристарх Павлович наверняка не пережил бы еще и этой трагедии. Его единственным наследником оставался его зять – Николай Данилович Кирпичников. А единственным наследником Николая Даниловича – ничего не подозревающий несовершеннолетний Игорь, опекуном которого становится в этом случае Арсений Кострюков. Вот такая многоходовая комбинация.

Все молчали. Кирпичников ринулся к входной двери.

– Я его убью, – закричал он, открывая дверь. Но в приемной уже никого не было. Когда Дронго вошел в кабинет и начал свой рассказ, Эдгар Вейдеманис и Леонид Кружков надели на убийцу наручники и вывели его из здания компании. И тем самым спасли ему жизнь. Следом за своим зятем в приемную вышел Богдановский. Он держал в руках пистолет.

– Где этот ублюдок? – прошипел он. – Я его сам пристрелю!

Босенко выбежал следом за ним.

Наталья посмотрела на Дронго.

– Все ваши утверждения нужно еще доказать, – задумчиво произнесла она. – Неужели этот подонок планировал такие чудовищные преступления?

– Он был слишком угодлив, – с отвращением напомнил Дронго. – Можно допросить Огородникову. Несчастная женщина видела в нем искреннего друга, не понимая, что он ее обманывает. Он, кстати, был младше ее на пять лет. Можно получить образцы ядов, которые он использовал для работы в зимнем саду. Я думаю, мы найдем там и тот, которым отравили вашего брата. Я не смогу доказать, что он планировал ваше устранение, это лишь мои предположения, но подготовку и осуществление убийства мы докажем. Он был на приеме и стоял рядом с главным столиком, как всегда услужливо улыбаясь. В какой-то момент он и бросил яд в бокал вашего брата.

– Какая мразь, – не сдержавшись, проговорила Наталья.

В кабинет вошел Аристарх Павлович. Уже без оружия. Босенко забрал у него пистолет.

– Почему вы не дали мне его застрелить? – мрачно спросил он.

– Я хотел спасти вашу душу, – заметил Дронго, – и сохранить доброе имя дедушки ваших внуков. Я думаю, Кострюков не стоил того, чтобы вы брали на себя такое. Поверьте мне на слово. Явно не стоил.

– Господин Дронго, – торжественно сказал Босенко, – вы доказали, что являетесь самым лучшим…

– Хватит, – попросил Дронго, – ничего я не доказывал. Это все придумал Оккам почти тысячу лет назад. Я всего лишь не позволил себе в нем усомниться.

 

Вместо заключения

Арсений Кострюков признался в совершенном убийстве и получил четырнадцать лет лагерей. Но умер, не отсидев и год. Говорили, что ему помогли умереть. Якобы за его смерть старший Богдановский заплатил миллион долларов. Как бы там ни было, но Арсений умер в страшных мучениях, отравившись супом, которые ели и все остальные заключенные.

Через несколько дней после окончания расследования Наталья Кирпичникова позвонила Дронго. Он был дома, когда раздался ее звонок.

– Я хотела вам сказать, что вы мне понравились, – заявила она, – и я подумала, что мы могли бы с вами встретиться. Вы можете сегодня подъехать к моему дому?

– Нет, – ответил Дронго, – сегодня я занят.

– А завтра?

– Завтра я улетаю надолго в Италию.

– И никогда не вернетесь, – поняла она.

– И вернусь не скоро, – поправил он ее.

Она бросила трубку, не попрощавшись. Он улыбнулся и отключил телефон.