Он уже подъехал к дому, когда перезвонил Эдгар.

– Мы все устроили, – сообщил он, – Шмелев живет в Доме на набережной. И он будет тебя там ждать ровно в десять вечера. У него в полночь намечается встреча, и он сказал, что с удовольствием потратит два часа на общение с тобой. Я попросил молодого друга моей дочери, и он вышел на Илью Шмелева через хозяйку салона, в котором тот иногда бывает. Она о тебе много слышала. Такая экзальтированная дама лет сорока. Она позвонила Илье и рассказала ему о тебе. Он очень заинтересовался.

– Хорошо хоть так, – пробормотал Дронго.

– Что ты сказал?

– Ничего. Значит, он уже знает, что я занимаюсь расследованиями сложных преступлений? Могу себе представить, что она обо мне могла рассказать.

– Она сказала, что ты уезжаешь и вам нужно срочно встретиться. В общем, я сам придумал эту версию. Шмелев согласился. Чем ты недоволен?

– Спасибо. Ты сделал почти невозможное. Ровно в десять часов я у него буду. Хотя это первый случай в моей жизни, когда мне назначают встречу в столь позднее время в своей квартире. У него там квартира или мастерская?

– Наверное, квартира. Но точно я не знаю. Я думаю, это не принципиально. Его отец – один из самых известных художников в стране, и поэтому нет ничего удивительного, что у сына сразу несколько квартир и в разных местах.

– Ничего удивительного, – согласился Дронго, повторив как эхо слова своего друга, – спасибо. Надеюсь туда ты меня отпустишь одного? И мне не понадобится твоя помощь.

– Как хочешь, – ответил Вейдеманис.

Дом на набережной, известный по повести Трифонова, был на самом деле одним из самых замечательных сооружений советской власти, сотворенных перед войной. По существу это был не один дом, а целый квартал со своим кинотеатром, магазинами, служебными помещениями и квартирами, где жили наркомы, комиссары, депутаты и известные творческие люди. У этого дома была сложная судьба. Именно сюда в конце тридцатых начали приезжать черные «воронки», забирая его обитаталей в места, откуда они не возвращались. Зато «воронки» возвращались в этот дом, чтобы сначала забрать жену арестованного врага народа, а через некоторое время и детей, которых тоже отправляли в специальные лагеря.

В эти предвоенные годы некоторые квартиры по нескольку раз успели поменять хозяев. Уже позже, когда реабилитируют большинство бывших жильцов, на доме начнут появляться таблички с именами и гордыми профилями людей, которые стали легендами при жизни; затем их имена вымарывались из учебников и книг, а затем снова возвращались в историю своего народа.

Дронго приехал немного раньше, обошел дом, разглядывая мраморные таблички. Он вспомнил, как мать рассказывала ему, что бывала в этом доме. Она участвовала в девятнадцатом съезде ВКП(б), позже переименованной в КПСС. Мать признавалась, что многим делегатам очень не нравилось словосочетание «КПСС», ведь в памяти еще свежи были воспоминания об отрядах СС, действовавших во время войны. Но новое название утвердили, и его мама тогда приехала сюда в квартиру Поспелова, к его супруге.

Он вошел в подъезд, поднимаясь на третий этаж. Возможно, этот Шмелев прав, здесь действительно чувствуется сама история, словно оживают тени забытых героев Гражданской войны. Он подошел к нужной ему двери, позвонил. Через некоторое время услышал шаги, и дверь открыли. На пороге стоял довольно тучный человек лет тридцати. У него были взъерошенные темные волосы, одутловатое мордастое лицо, небольшие глаза, крупная родинка на щеке. Он был похож на своего знаменитого отца. Но тот был достаточно худощавый и высокий мужчина. Хотя сходство было очевидным. У отца были такие же глаза, волосы, круглая голова и большая родинка на том же месте.

Илья был одет в какой-то балахон, заканчивающийся у колен. Под ним были светлые брюки. Он протянул гостю руку.

– Входите, – достаточно приветливо сказал он, – я уже заканчиваю работу. Вы, кажется, пришли немного раньше.

– Одна минута одиннадцатого, – возразил Дронго, глядя на часы.

– Ясно. «Точность – вежливость королей». Значит, я увлекся и не заметил, как пролетело время. Идемте в гостиную. Она у меня справа по коридору. А мастерская слева.

– Вы используете эту квартиру как мастерскую? – уточнил Дронго.

– Нет. Разумеется, нет. Это было бы слишком дорогое удовольствие. Но у меня здесь четыре комнаты, а живу я один. Поэтому в двух комнатах я работаю, а в двух иногда остаюсь. Гостиная и спальня – мне вполне достаточно для жизни. Я человек скромный.

Дронго прошел в небольшую гостиную. Отсюда открывался удивительный вид на Кремль и Москву-реку. Он сел за стол, покрытый сине-желтой скатерью. На нем стояли вазы с фруктами и сладостями. Дронго увидел, как в коридор вышли двое молодых людей. Парень и девушка. Они были в одном нижнем белье. Оба заторопились в другую комнату, очевидно, там они переодевались. Через некоторое время в гостиной появился Илья Шмелев. Он уже успел переодеться. Теперь на нем были черные вельветовые брюки и светло-зеленая рубашка цвета хаки, которую он надел навыпуск.

Шмелев подвинул к себе столик, стоявший у окна. На нем выстроилась целая батарея бутылок. Он спросил у гостя:

– Что будете пить?

– Давайте коньяк, – сказал Дронго, увидев знакомый «Хеннесси». Шмелев одобрительно кивнул, взял два пузатых бокала и налил коньяк. Достал снизу коробку шоколадных конфет.

– Считается, что в России моду на коньяк с лимоном ввел Николай Второй, – вспомнил Илья, – но сейчас говорят, что это дурной вкус. Последний император вообще не отличался хорошим вкусом. Умудрился взять жену с наследственной болезнью, проиграть все войны, которые вел, и отречься от престола за себя и за своего сына. В истории редчайший случай такого слабоволия.

– Я видел в коридоре его портрет, – напомнил Дронго.

– Верно. Это подлинник. Работа девятьсот пятого года. Николай тогда никому не позировал, но неизвестный художник сделал его портрет по фотографиям. Они только входили в моду.

– Вы давно здесь обосновались?

– Не очень. Отец помог мне купить эту квартиру. Ему, очевидно, льстит, что его отпрыск живет в таком знаменитом месте. Хотя с точки зрения удобства и эстетики здесь не очень хорошо. Трубы старые, дом сыплется, соседи часто меняются. В общем, одна морока. Я живу обычно в новом доме на Остоженке, а здесь иногда работаю и встречаюсь с тенями ушедших. Между прочим, из этой квартиры увели на расстрел сразу двух хозяев. Командарма и наркома. Я пытался увидеть их тени, но они сюда не возвращаются.

В коридоре снова появились молодые люди. Они уже успели одеться.

– Мы уходим, – сказал парень, – если мы вам больше не нужны.

– Да, идите, – отмахнулся Илья, – и не забудьте закрыть дверь. Я вам позвоню, когда вы снова понадобитесь.

– Ваши натурщики? – понял Дронго. – Я видел, как они выходили раздетыми.

– Почти, – весело кивнул Илья, – ваше здоровье. У вас хороший вкус. Я имею в виду коньяк.

Дронго пригубил коньяк. Действительно хорош!

– Чем обязан? – спросил Шмелев. – Говорят, вы самый известный аналитик в нашем городе. Или вообще в мире. Моя знакомая уверяет, что вы самый лучший специалист по расследованию запутанных преступлений.

– Она преувеличивает, – возразил Дронго, – просто мне иногда везло, и я находил разрешение некоторых сложных проблем.

– Везло? – заинтересованно повторил Илья. – Вы считаете, что может везти кому угодно? Тут я с вами не согласен. Везет обычно профессионалам. И тем, кто настроен на это везение. Я бы не сумел делать вашу работу, но думаю, что и вы не смогли бы рисовать вместо меня.

– Не пробовал, – согласился Дронго.

– Итак, что у нас за проблема? Я догадываюсь, что вы пришли ко мне не просто так. Наверняка этот визит связан с трагической смертью Егора, которая произошла примерно месяц назад.

– Почему вы так считаете?

– Я не верю в официальную версию его смерти, – пояснил Шмелев, – он слишком любил жизнь, был молодым, здоровым человеком. Думаю, здесь что-то нечисто. Хотя врачи выдали заключение, что у него была язва. Но откуда она взялась в его возрасте? И почему они не смогли ему помочь? Нет, я и тогда не поверил, и сейчас не очень верю.

– У вас есть версии?

– Конечно. Его убили. Это абсолютно ясно. Я думаю, отец и сестра Егора просто обязаны настаивать на эксгумации трупа и вторичной проверке. И вы увидите, что я буду прав. Значит, вы все-таки пришли из-за этого дела?

– Можно сказать, – ответил Дронго.

«С этим парнем нужно быть осторожнее, – подумал он, – у него достаточно критический ум и цепкое сознание».

– Не понимаю, чем я могу вам помочь, но готов, – предложил Илья. – Я думаю, вы знаете, что мы с Егором были большие друзья. Он учился в Лондоне в одной группе с нашим другом Илларионом Гоцадзе, а я учился в другом университете, но мы втроем очень тесно общались.

– Мне об этом говорили. Кажется, вас называли «мушкетерами». А потом к вам присоединился и четвертый…

– У троих «мушкетеров» просто обязан был появиться свой д’Артаньян, – усмехнулся Шмелев, – и он появился.

– Казбек Малхазов…

– Да. Поздравляю, вы проделали большую работу, сумели все точно узнать. Я начинаю думать, что комплименты в ваш адрес были ненапрасными.

– Вы не замечали ничего подозрительного?

– Конечно, нет. Иначе я бы сразу позвонил нашему верному стражу. Нашему Витьку.

– Кому?

– Виктору Алексеевичу Босенко. Неужели не слышали? Он руководитель службы безопасности компании «Сибметалл». Такой верный пес Аристарха Павловича. Если тот ему прикажет умереть, Босенко за шефа с радостью умрет. У примитивных существ бывает отчетливо развита преданность.

– Я слышал, он был полковником КГБ.

– Ну и что?

– Там обычно не держали «примитивных существ».

– Кто вам сказал? – снисходительно улыбнулся Илья. – Вы, наверное, судите по себе. Или по своим знакомым. А количество дебилов в этой организации в последние годы превышало всякое разумное число. Вы вспомните, кто возглавлял КГБ после ухода Андропова. Солдафон Федорчук. Или примитивный Чебриков. Про Крючкова я не говорю. Это просто позор. Контролируя всю страну, он умудрился проиграть Ельцину, у которого в августе не было ни одного танка, ни одного батальона солдат. Даже танк, на который Ельцин залез, формально подчинялся Крючкову и Язову. Чем все это закончилось? Штурмом Лубянки. Снесли памятник нашему Железному Феликсу. Еще повезло, что не взяли здание КГБ, иначе был бы такой позор на весь мир! Потом назначили Бакатина, который благополучно сдал схемы подслушивающих устройств американцам. По-моему, над этим не смеялся только ленивый. И наконец, туда определили Баранникова, который тоже оказался неудачным заговорщиком и попал на нары, откуда его выпустили по амнистии. И вы хотите меня уверить, что это были нормальные люди?

– Интересно, – заметил Дронго, – откуда такое знание истории спецслужб?

– А я люблю детективы. И читаю книги по нашей истории. Если хотите, в конце восьмидесятых в КПСС и КГБ остались только кретины и неспособные на поступок ничтожные мямли. Когда Ельцин запретил компартию, ни один секретарь райкома не застрелился, ни один не призвал к восстанию. Про КГБ я не говорю, они вообще оказались недееспособными. И наш Виктор Алексеевич Босенко продукт той самой системы, порождение КПСС и КГБ. Ничтожество, без амбиций и внутреннего стержня.

– Вы достаточно безжалостны, – сказал Дронго.

– Просто я говорю откровенно и не боюсь. И за это меня не любят.

– Значит, вы считаете, что вашего друга убили?

– Безусловно. И я говорил об этом его старшей сестре. Конечно, убили. И я могу вам даже подсказать, кто это сделал. Хотя мотивы очевидны, а пособники убийцы даже не скрываются. Это Анвар Махметов и его супруга. И не удивляйтесь, что я говорю о тандеме. Конечно, они вместе убили нашего Егора. Махметов, очевидно, знал о встречах его ветреной супруги с Егором. Или однажды их просто застукал. И решил избавиться от молодого соперника. Возможно, заставил действовать и свою жену. Просто поставил ее перед выбором. Либо она ему помогает, либо позорный развод, и она остается без средств к существованию. Денег у нее, конечно, нет, актриса она, прямо скажем, бездарная. Долго молчать и закатывать глаза – это еще не актерская игра. Или показывать свою роскошную грудь. В общем, она согласилась. Егор увез ее к себе, там она дала ему яд, и он умер. Чтобы обеспечить себе алиби, она разыграла безутешную любовницу и, даже рискуя своей репутацией, привезла его в больницу. Дудки. У таких актрис не бывает никаких чувств. Одна игра. Она и сыграла безутешную влюбленную женщину. Так, что даже врачи поверили. И родные Егора. Никто не стал досконально проверять – почему умер молодой и здоровый человек.

– Значит, вы считаете, что его убили Махметов вместе со своей супругой?

– Я в этом убежден, – улыбнулся Шмелев, – и я считаю, что вы пришли ко мне из-за этого. Узнать подробности и завтра послать в следственный комитет запрос на его арест. Или сейчас у нас санкцию на арест дает уже не следователь и прокурор, а суд, как в настоящей демократической стране? Тогда в суд. Но тогда ответьте на один вопрос – почему умер Егор? Отравился? Невозможно, мы все были на том приеме. Выпил что-то лишнее? Тоже не может быть. Он уехал на своем автомобиле, забрав Милу Гришунину. Обратите внимание, забрав у всех на глазах. Если бы он был в предсмертном состоянии, то не сумел бы нормально доехать до дома. Значит, его отравили уже дома. И сделать это могла только наша актриса. Ведь в его доме есть дежурный консьерж и установлены камеры наблюдения. Никто к нему не поднимался и не заходил. Я думаю, что не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы все правильно оценить. Неужели вы до сих пор ничего не поняли?

– С одной поправкой, – сказал Дронго, – если даже иметь в виду вашу версию. Дело в том, что в его организме действительно нашли яд. Но только яд попал туда за пять или шесть часов до того, как он почувствовал себя плохо. Значит, яд попал в его организм как раз во время приема в саду «Эрмитаж».

– Здорово, – кивнул Илья, снова разливая коньяк. Он даже не удивился, что его друг действительно был отравлен. У этого человека были хорошие нервы. И черствая душа.

– Только все это не исключает моей версии, – заметил с улыбкой Шмелев, – ведь она могла отравить его в саду, зная, что потом поедет с ним домой и сама все лично проконтролирует, обеспечив себе абсолютное алиби. Вот такой вариант.

– Вы настаиваете, что это убийство могли осуществить сенатор Махметов и его супруга?

– Повторяю, я в этом убежден. Других мотивов просто не может быть. Все предельно ясно.

– У меня есть и другие версии. Например, его могли убрать как наследника крупного состояния, ведь известно, что у его отца больное сердце.

– Полностью исключается, – так же весело заметил Шмелев, словно речь шла не о версии смерти его друга, а о каком-то забавном кинофильме, – если Егор умирает, то наследниками остаются его сестра и наш уважаемый сенатор. Вы его видели? Неужели вы думаете, что этот надутый индюк способен на преступление? Никогда в жизни. У него просто не хватит смелости. Он абсолютно подкаблучное существо. У них в семье настоящий матриархат, хотя наш Кирпичников и считается сенатором. Наталья тоже не стала бы травить своего брата. Мне иногда кажется, что он был единственным мужчиной, которого она любила. С отцом у нее были сложные отношения. Он ее очень любил, а она всегда вела себя независимо. Двенадцать лет назад вышла замуж за никому не известного строителя с такой характерной «строительной» фамилией – Кирпичников. Тогда ее отец очень возражал, но она не послушалась. Всегда делала так, как хотела. И она бы не стала убивать своего младшего брата. Ни за какие деньги. Никогда в жизни. Она ему заменяла мать, которую они рано потеряли. Она на похоронах едва держалась. Извините, господин эксперт, но этот вариант тоже не подходит. Какие еще есть варианты?

– Если убрать версии ревности и наследства, то возможны месть, соперничество, уязвленное самолюбие, – заметил Дронго.

– Теплее, – согласился Шмелев, – но тогда нужны конкретные кандидаты на эту роль.

– Ваш общий друг Илларион, – неожиданно сказал Дронго.

– Не может быть. Он готов выпить вашу колу, но не способен на убийство. А почему именно он?

– Ведь он учился вместе с Богдановским в одной группе, – пояснил Дронго, – и не сумел сдать выпускные экзамены. Уже уязвленное самолюбие. Прибавьте к этому обязательное недовольство его отца, известного бизнесмена. Почему сын Аристарха Богдановского сумел сдать экзамены, а сын Эдуарда Гоцадзе их завалил? Эту тему можно развивать, и мотив достаточно понятный. Зависть…

– Из-за этого не убивают, – Шмелев пригубил свой коньяк, – слишком примитивно.

– Кто знает, что творится в душе другого человека, – вставил Дронго, – у него ведь был не один друг.

– Совсем тепло. Значит, все-таки добрались до меня. Интересно, каким образом я могу быть причастен к его отравлению? И самое главное, зачем? Я учился совсем в другом университете и, между прочим, все сдал на «отлично». У нас абсолютно не пересекающиеся интересы в бизнесе. Я занят салонами и творчеством, а он подвизался в конторе своего отца. Согласен, что денег у его папаши может быть больше, чем у моего. На пару сотен миллионов. Но у моего тоже денег хватает, чтобы я не бегал с ножом по улицам, пытаясь ограбить несчастных миллионеров. Интересно, как вы сможете меня притянуть к этому делу?

Дронго тоже глотнул коньяка. Взял шоколадную конфету.

– Мотивы бывают различные, – сказал он, глядя в глаза своему собеседнику, – например, из-за женщины…

У Шмелева дернулась рука, и он пролил коньяк себе на рубашку.

– Вот видите, – сумел пошутить Илья, – я уже испугался. Но из-за какой женщины мы с ним могли поссориться? Надеюсь, не из-за его актрисы. Она не в моем вкусе. Слишком много мяса, большая грудь и вытянутое, как у лошади, лицо. У этой актрисы слишком тяжелый зад. Мне больше нравятся небольшие груди, чтобы помещались в ладони. Так гораздо приятнее. И чтобы фигура была немного поизящнее.

– Под мальчика, – сказал Дронго, – как у Виолы.

Шмелев поставил бокал на столик и зааплодировал.

– Браво, – сказал он, – вы действительно выдающийся мастер. Сумели связать меня с погибшим Егором. Это была виртуозная работа, но вы все-таки смогли найти эту связь. И тем более найти Виолу. Браво. Честное слово, вы – молодец.

– Закончим комплименты. Вы с ней знакомы?

– Вы же уже все выяснили. Конечно, знаком. Маленькая стервочка, бывшая гимнастка с красивой попочкой и ладной фигуркой. Танцует стриптиз в клубе «Золотой фазан» у младшего брата нашего Казбека. Встречалась с Егором. Видимо, она ему нравилась, хотя я не могу понять, как можно встречаться с этой актрисой и нашей стриптизершей одновременно. Абсолютно разные женские фигуры. Но Егор был всеяден. Вы знаете, какой он устроил скандал со своим родным дядей?

– Немного наслышан.

– Егор привык, что все женщины ему просто так отдавались, – продолжал Илья, – а здесь коса нашла на камень. Выяснилось, что эта Алина уже влюблена в его собственного дядю и не хочет бегать к нему в кабинет. Он там устроил настоящую комнату для свиданий, даже попросил провести ему душ. А она ему отказывала. Закончилось это тем, что дядя, по слухам, просто набил ему морду, ушел сам из компании и забрал свою пассию.

– Вы не ответили про Виолу, – терпеливо напомнил Дронго.

– Я ответил, – возразил Илья, – мне действительно нравятся девочки с такими фигурами. И она мне тоже очень нравилась. Но Егор выбрал ее первый. Даже не выбрал. Ее послал Казбек к Егору в качестве какого-то трофея. Егор умел нравиться женщинам. Он дал ей денег, проявил себя рыцарем, и эта дурочка в него влюбилась. Она решила, что он будет ее сказочным принцем. И он пообещал ей вытащить ее из ночного клуба. Но сказка быстро заканчивается. Она уехала в Турцию, а он забыл про нее. Когда она вернулась, он уже «почил в бозе», как говорят в подобных случаях. Жалко Егора, и эту дурочку жалко, которая, наверное, жаловалась на меня. Я хотел ей только добра, предлагал ей денег, но она гордо отказывалась. Дешевая стриптизерша решила, что ее может спасти только сын владельца компании «Сибметалл». Но не получилось… – Он взял бутылку коньяка, чтобы добавить янтарной жидкости своему гостю и себе.

– Не получилось, – согласился Дронго, – может, потому, что это вы попросили хозяина клуба отправить ее в Турцию на время, пока Егор не успокоится? Разве не так?

Он взглянул на бутылку. Она дрожала в руках хозяина квартиры. Тот опустил руку и негромко выругался.

– Я начинаю жалеть, что пустил вас к себе домой, – признался Илья, и красные пятна проступили у него на лице.