Обратно они возвращались в автомобиле Вейдеманиса. Дронго долго молчал, а тактичный Эдгар не хотел его ни о чем расспрашивать, понимая, что его друг сам расскажет все, что понадобится.

– Не понимаю, – наконец сказал Дронго, – я не понимаю ситуации, которую мы получили. Казбек рассказал мне, что встречался с Егором накануне этого злосчастного приема. До этого я был убежден, что их разговор мог так или иначе касаться Виолы, но выяснилось, что я ошибался. Я уже вчера у Шмелева понял, что разговор Казбека с погибшим так или иначе имел отношение к сенатору Махметову. Что сегодня Малхазов и подтвердил. Нужно всегда иметь в виду, что у каждого народа свои традиции, свои обычаи. Дядя Казбека является премьер-министром их республики. И считается самым уважаемым человеком в их роду. Он пригласил Казбека и попросил его объяснить другу, как нехорошо тот поступает, встречаясь с замужней женщиной. Тем более с женой известного политика. Но Егор в таких случаях никого не слушал. Упрямый был молодой человек. И бесшабашный. Когда ему захотелось встречаться с Алиной, он даже не думал, что она может нравиться его собственному дяде. И он, конечно, резко отказался. Здесь все понятно.

– Может, этот премьер все и организовал? Чтобы уберечь сенатора от позора?

– Не получается. Во-первых, он и так висит на волоске, уже давно конфликтует с президентом. И не будет так глупо подставляться своим врагам. Во-вторых, он говорил со своим племянником днем, и Казбек сразу отправился выполнять поручение своего родственника. А потом они встретились на приеме в саду «Эрмитаж», и Казбек ничего не успел рассказать своему дяде до тех пор, пока тот своими глазами не увидел, как Егор увозит Гришунину в своей машине. Думаю, премьер-министр был в шоке. Даже могу представить, как он оскорбился и разгневался. Но потом достать Егора он уже не мог. Тот поехал к себе домой, и там у него начались боли. Значит, премьер тут ни при чем. Но я подумал, что, если об этой связи узнал, сидя в своей республике, дядя Казбека Малхазова, то почему об этом ничего не знал муж Гришуниной?

– Может, он знал и сам упросил своего друга поговорить с Казбеком? – предположил Эдгар.

– Если бы это происходило в Латвии, подобный вариант мог иметь место. Но это южане, кавказцы. Просить о таком даже самого близкого друга, значит, потерять себя, унизиться, стать посмешищем. Мужчина, не сумевший удержать женщину и просящий друга убедить любовника ее отпустить. Это просто невозможно представить! Даже тот, кого попросят о таком поручении, может оскорбиться на всю жизнь. У азербайджанцев есть страшное ругательство насчет таких людей: готовы продать мать и сестру. Не советую никогда его употреблять в Баку, могут сразу убить. Хотя я знаю, что в Испании или в Италии тоже не советуют оскорблять мать своего собеседника. Это такое табу в южных странах.

– Хорошо, что я не знаю никаких оскорблений, – усмехнулся Вейдеманис, – будем считать, что ты прав. Тогда выходит, что разговор Казбека с Егором не имеет никакого отношения к нашему расследованию?

– Шмелев со своей логикой извращенца считает, что именно Махметов попросил премьер-министра надавить на Егора. И возможно, сделал это нарочно, чтобы отвлечь внимание и подготовиться к преступлению. Косвенным доказательством вины Анвара Махметова можно считать его отсутствие на столь важном приеме. Но я не верю, что он мог говорить на подобные темы даже со своим близким другом. А вот другой человек мог говорить. И про Егора, и за Егора. Он мог оказать на него давление, мог разговаривать и с сенатором, и с премьером. Догадываешься, о ком я говорю?

– Его отец?

– Конечно. Он, оказывается, знал обо всем. И не просто знал. Он говорил об этом с премьер-министром Малхазовым. Вот так. Босенко мне говорил, что старший Богдановский обо всем знал и даже пытался поговорить с сыном. Но тот его не слушал. Однако я не мог предположить, что этот вопрос Аристарх Павлович обсуждал еще с кем-то. И тогда выходит, что нас просто все эти дни водят за нос. И главный организатор нашего расследования – отец Егора. Или главный преступник.

– Это нечто новое, – взглянул на Дронго Эдгар. – Почему ты решил, что именно он?

– Смотри на дорогу, – посоветовал Дронго, – а я постараюсь изложить тебе свою версию. Казбек считает, что никто не посмеет даже покушаться на Егора, зная, чей он сын. Насколько я успел выяснить из Интернета и других источников, Аристарх Павлович Богдановский создавал свою компанию «железом и кровью». Прямо как Бисмарк, объединявший Германию. Решительный, смелый, абсолютно бескомпромиссный. Между прочим, сын вырос в отца, был такой же конфликтный и не шел на компромиссы никогда. Итак, отец узнает, что у его наследника не просто любовная интрижка, а глубокая связь с замужней женщиной. Более того, с женой сенатора. Уважаемого человека, имеющего много достаточно влиятельных друзей. Что делать Богдановскому-старшему? Отговорить сына от этой связи? Он знает, что все бесполезно. Более того, он даже знает, как часто его сын встречается с этой актрисой, ведь сотрудники Босенко установили камеру у дверей квартиры Егора. Он, правда, сказал, что это была единственная камера, но я думаю, он врет. Вернее, я уверен, что он врет. Возможно, камеры были и в других местах. И вся информация просматривалась лично Аристархом Павловичем.

Он понимает, что отговорить сына невозможно. Однажды он пытался это сделать, когда его сын приставал к сотруднице планового отдела, которая встречалась с братом его покойной жены. Сын не послушал его даже тогда. Иваницкий уволился, но Аристарх Павлович, очевидно чувствуя свою причастность к этим событиям, очень помог своему родственнику, создал для него транспортную компанию, выделил деньги. Но из своей компании убрал навсегда. Вместе с будущей женой, от греха подальше. Теперь еще больше. Гришунина по-настоящему влюбилась в молодого человека, хотя она была старше его. И вот актриса с не очень хорошей репутацией, будучи замужней женщиной, собирается разводиться и выходить замуж за молодого человека. Импульсивный Егор вполне был способен на подобный шаг. Тем более что однажды нечто подобное уже сделала Наталья, обладающая таким же характером, как ее отец и брат. К тому же Аристарх Павлович наверняка знает самую страшную тайну Милы Гришуниной. После неудачного аборта она не может иметь детей. Никогда. И у него не будет наследников от сына. Как такой человек должен реагировать на все эти встречи сына с актрисой? К тому же Егор демонстративно с ней встречается и даже увозит ее с собой после приема. Теперь ответь на мой вопрос – что бы ты сделал на его месте? Только представь, что ты один из самых богатых людей, ты привык решать все за других, у тебя нет никаких сдерживающих центров, ты сильный и волевой человек. А самое страшное, что ты знаешь, как терять близких людей. Ты уже потерял свою супругу, я имею в виду Богдановского-старшего. Такая трагедия может закалить человека. И сделать его черствым и бесчувственным.

– Только не говори, что он захотел избавиться от сына.

– Нет. Он его обожал. Ведь сын был почти идеальным повторением его самого. А если он решил избавиться от этой женщины? Если произошла роковая ошибка? Если яд, предназначенный для нее, достался Егору? Такое возможно?

– Вполне. Возможно, это был бы идеальный вариант для отца Богдановского. Но тогда сразу возникает масса вопросов. Где, как, когда, кто, при каких условиях пытался отравить Милу Гришунину? И каким образом отравили самого Егора?

– Я высказываю свою гипотезу.

– Достаточно сложный вариант. Ошибка при убийстве. Возможный вариант, но сложный. А ты сам любил ссылаться на Оккама. Легче всего объяснять каждое преступление какой-либо ошибкой. И невозможностью найти убийцу. Но это ложный путь. Так ты меня всегда учил. Труднее найти мотив и выявить преступника. Отрицая Оккама, мы не становимся ближе к истине.

– Согласен, – кивнул Дронго, – но я обязан рассматривать все варианты, даже такие экзотические. Ведь квартиру Егора проверяли только люди Босенко. Что они там на самом деле нашли, как там все было, никто не знает. И никто никогда не узнает. Вот еще одно доказательство в пользу моей версии. Но я с тобой согласен. Она слишком экзотическая. Если бы Богдановский-старший пошел на преступление, он бы нанял лучших профессионалов. Самых лучших…

– Что он и сделал, – медленно произнес Вейдеманис.

Он затормозил, и они посмотрели друг на друга.

– Ты так считаешь? – За долгие годы они научились понимать друг друга без слов. Дронго ждал ответа своего напарника.

– Безусловно. Только он мог дать санкцию на эксгумацию. Только он мог приказать Босенко найти тебя. И только он мог разрешить это расследование до того, как его начнет прокуратура. Для таких людей законы не имеют никакого значения. Он считает себя выше любых законов.

– Поехали в компанию, – решил Дронго, взглянув на часы, – кажется, у нас будет серьезный разговор с Виктором Алексеевичем.

Эдгар прибавил скорости. Дронго достал мобильный телефон и позвонил Босенко.

– В каком аэропорту вы были? – уточнил он. – Дело в том, что я сегодня тоже ездил в аэропорт.

– В Домодедове, – ответил Босенко. Он говорил достаточно тихо и быстро, – поэтому так долго добирались. Но я уже в своем кабинете. Когда вы сможете приехать?

– Через полчаса, – сказал Дронго, взглянув на часы.

Они немного опоздали, но через сорок минут уже входили в кабинет руководителя службы безопасности компании. Босенко пожал им руки, предложил садиться.

Дронго прошел в конец стола.

– Нет, – возразил хозяина кабинета, – давайте сюда, на свои прежние места.

– Хорошо, – улыбнулся Дронго. Они с Эдгаром пересели поближе.

– Прикажите, чтобы сюда никто не входил, – предложил Дронго, – даже ваш секретарь.

– Хорошо. – Виктор Алексеевич подошел к дверям, отдал распоряжение.

Дронго обратил внимание, как он разговаривает со своим секретарем. Так же, как он говорил по телефону. Виктор Алексеевич вернулся на свое место и громко спросил:

– Узнали что-нибудь новое?

– Да, – кивнул Дронго, – но сначала давайте о нашем деле. Вы сумели установить, где именно производится яд, которым был предположительно отравлен Егор Богдановский?

– Мне дали заключение, что подобный яд можно найти в Германии, Австрии, Швейцарии, Литве, Словакии. И в Финляндии. Но конкретно назвать не могут. Мы пытаемся выяснить, как такое опасное вещество могло попасть в Москву. Но у нас такого яда не бывает, это абсолютно точно. Мы проверяли в очень авторитетных местах.

– Значит, кто-то привез этот яд специально для того, чтобы использовать его против молодого Богдановского, – задумчиво заметил Дронго. – Выходит, преступник давно готовился к этому убийству?

– Возможно, – ответил Босенко, – но ничего конкретно нам не сообщают. Я думаю, что мы напрасно не сделали вскрытие прямо тогда, в больнице. Но это было просто невозможно. Все были в таком ужасном состоянии. Я сам плакал как мальчик. Словно мой собственный сын…

Он опустил голову.

– Кстати, вы мне напомнили, – громко сказал Дронго, – давайте теперь поговорим о вашем сыне.

– О чем? – удивился Босенко, сильно понижая голос. – О чем вы хотите со мной говорить?

– О вашем сыне. Ведь у него были серьезные неприятности в Австралии?

– Никаких неприятностей. Там суд уже разобрался. Его обвиняли в растрате и хищении денег. Но все выяснилось. Они взяли ссуду в банке и не смогли ее в срок погасить. Их строительный комплекс оказался в зоне урагана, а страховая компания не успела вовремя оформить документы. Моего сына освободили прямо в зале суда. Но заставили выплатить штраф.

– Триста тысяч долларов, – напомнил Дронго.

– Да, – кивнул Босенко, – очень большая сумма. Но он ее уже выплатил.

– Потому, что деньги ему перевел банк, который контролирует ваша компания, – быстро добавил Дронго.

– При чем тут наша компания? Вообще, какое отношение имеет мой сын ко всей этой истории? Он уже давно переехал в Австралию, живет там вместе со своей семьей. Зачем вы его вспомнили?

– Деньги выдали по распоряжению Аристарха Павловича?

– Да. Я этого никогда не скрывал. Он просто спас моего сына, и я ему за это всю жизнь буду благодарен, – неестественно высоким голосом ответил Виктор Алексеевич. – У нас все в компании делается только с его ведома. И в банке тоже. По-моему, это правильно. Иначе и быть не может. Он президент компании и должен быть в курсе всего происходящего.

– Поэтому вы скрыли от него расследование смерти его сына? – сразу спросил Дронго. – И ничего не сказали ему о том, что это было убийство? И даже провели эксгумацию тела без его разрешения? А потом нашли меня для расследования и тоже ему ничего не сказали. Неужели вы посмели обмануть вашего благодетеля, который столько для вас сделал? И когда обмануть? Когда речь идет о расследовании убийства его собственного сына. И вы хотите, чтобы мы вам поверили? Вы же сами сказали, что в этой компании ничего не делается без санкции президента.

Босенко как-то затравленно оглянулся по сторонам, тяжело вздохнул.

– Что вы от меня хотите? – жалобно произнес он почти шепотом. – Что я должен вам сказать?

– Правду. Мне будет гораздо легче вести расследование, если я смогу поговорить с самим Аристархом Павловичем.

– Это невозможно, – выдохнул Виктор Алексеевич, – он болеет. И вообще он очень занятой человек. Вы представляете, какую травму мы ему нанесем, если начнем расспрашивать его об этом деле?

Дронго улыбнулся. И вдруг громко, очень громко сказал:

– Господин Богдановский, мы хотим с вами поговорить. Я думаю, будет лучше, если вы появитесь здесь и мы с вами побеседуем. Или разрешите нам зайти к вам…

– Что вы делаете?! – закричал Босенко, замахав руками. – Почему вы кричите в моем кабинете?!

– Это вы кричите, – возразил Дронго, – а я всего лишь пригласил вашего шефа к вам в кабинет. Он ведь слушал и нашу первую беседу. И сейчас слышит. По-моему, все ясно.

– Что вы себе позволяете? – очень тихо произнес Виктор Алексеевич. – Разве так можно?..

Он не договорил. Дверь отворилась, и на пороге возникла новая фигура. Это был высокий мужчина с благородной сединой, одетый в темно-синий костюм в полоску. Его портреты часто появлялись в газетах, и не узнать его было невозможно. Резкие черты лица, проницательные глаза, упрямо сжатые губы, очки.

– Вы меня позвали, и я пришел, господин Дронго. Должен сказать, что меня не удивила ваша проницательность. Я уже чувствовал, что рано или поздно вы все поймете.